Рассказы о музыке и музыкантах для детей

Сказки о музыке

Содержание

Пастушья дудочка        

Музыка-чародейник        

Старый повар        

Музыкальная канарейка        

Корзина с еловыми шишками        

Детские годы Моцарта (отрывок)        

Вышивальщица птиц        

Загадка        

Звёздная флейта        

Волшебная скрипочка        

Русская сказка

Пастушья дудочка

Жили в одном селе старик да старуха, бедные-пребедпые, был у них сын Иванушка. С малых лет любил он на дудочке играть. И так-то он хорошо играл, что все слушали — наслушаться не могли. Заиграет Иванушка грустную песню — все пригорюнятся, у всех слезы катятся. Заиграет плясовую — все в пляс идут, удержаться не могут.

Подрос Иванушка и говорит отцу да матери:

» Пойду я, батюшка и матушка, в работники наниматься-Сколько заработаю — всё вам принесу.

Попрощался и пошёл. Пришёл в одну деревню — никто не нанимает. В другую пришёл — и там работники не нужны. Пошёл Иванушка дальше. Шёл-шёл и пришёл в дальнее село. Ходит от избы к избе, спрашивает:

— Не нужен ли кому работник? Вышел из одной избы мужик и говорит: — Не наймешься ли ты овец пасти?

— Наймусь, дело нехитрое!

— Нехитрое оно, это так. Только у меня такое условие: если хорошо пасти будешь — двойное жалование заплачу. А если хоть одну овечку из моего стада потеряешь — ничего не получишь, прогоню без денег!

-Авось, не потеряю! — отвечает Иванушка.

— То-то, смотри!

Уговорились они. и стал Иванушка стадо пасти. Утром чуть свет уйдет со двора, а возвращается, когда солнце сядет. Как идет он с пастбища, хозяин с хозяйкой уже у ворот стоят, овец считают:

— Одна, две, три… десять… двадцать… сорок… пятьдесят… Все овцы целы!

Так и месяц прошел, и другой, и третий. Скоро надо с пастухом рассчитаться, жалованье ему платить.

«Что это? — думает хозяин.. — Как это пастух всех овец сберегает? В прошлые годы всегда овцы пропадали: то волк задерет, то сами куда забредут, потеряются… Неспроста это. Надо подсмотреть, что пастух на пастбище делает».

Под утро, когда все ещё спали, взял хозяин овчинный тулуп, вывернул его шерстью наружу, напялил на себя и пробрался в хлев. Стал среди овец на четвереньки. Стоит, дожидается, когда пастух прогонит стадо на пастбище. Как солнышко взошло, Иванушка поднялся и погнал овец. Заблеяли овцы и побежали. А хозяину хоть и трудно, только он не отстает, бежит вместе с овцами, покрикивает:

-Бя-бя-бя! Бя-бя-бя!

А сам думает: «Теперь-то я все узнаю, выведаю!»

Думал он, что Иванушка его не приметит. А Иванушка зорким был, сразу его увидел, только виду не подал — гонит овец, а сам нет-нет и стегнет их кнутом. Да все метит прямо хозяина по спине! Пригнал овец на опушку леса, сел под кусток и стал краюшку жевать. Ходят овцы по полянке, щиплют траву. А Иванушка за ними присматривает. Как увидит, что какая овца хочет в лес забежать, сейчас на дудочке заиграет. Все овцы к нему и бегут. А хозяин всё на четвереньках ходит, головой в землю тычется, будто траву щиплет. Устал, утомился, а показаться стыдно: расскажет пастух соседям — сраму не оберёшься! Как наелись овцы, Иванушка говорит им:

— Ну, сыты вы, довольны вы, теперь и поплясать можно!

Да и заиграл на дудочке плясовую. Принялись овцы скакать да плясать, копытцами постукивать! И хозяин туда же: хоть и не сыт и не доволен, а выскочил из середины стада и давай плясать вприсядку. Пляшет, пляшет, ногами разные штуки выделывает, удержаться не может! Иванушка все быстрее да’быстрее играет. А за ним и овцы быстрее и хозяин быстрее. Уморился хозяин. Пот с него градом так и катится. Красный весь, волосы растрепались…

Не выдержал он, закричал:

— Ой, батрак, перестань ты играть! Мочи моей больше нет!

А Иванушка будто не слышит — играет да играет! Остановился он, наконец, и говорит:

— Ой, хозяин! Ты ли это? -Я…

— Да как же ты сюда попал?

— Да так, забрел невзначай…

— А тулуп зачем надел?

— Да холодно с утра показалось…

А сам за кусты, да и был таков. Приплелся домой и говорит жене:

— Ну, жена, надо нам поскорее батрака выпроводить подобру-поздорову, надо ему жалованье отдать…

— Что так? Никому никогда не отдавали, а ему вдруг отдадим…

— Нельзя не отдать. Он так нас осрамит, что и людям не сможем показаться.

И рассказал ей, как пастух заставил его плясать, чуть до смерти не уморил. Выслушала хозяйка и говорит:

— Настоящий ты дурень! Нужно же тебе было плясать! Меня-то он под свою дудку плясать не заставит! Как придет, велю ему играть. Посмотришь, что будет.

Стал хозяин просить жену:

— Коли ты такое дело затеяла, посади меня в сундук да привяжи на чердаке за перекладину, чтоб мне вместе с тобой не заплясать… Будет с меня! Наплясался я утром, чуть жив хожу.

Хозяйка так и сделала. Посадила мужа в большой сундук и привязала на чердаке за перекладину. А сама ждет не дождется, когда вернется батрак с поля. Вечером, только Иванушка пригнал стадо, хозяйка и говорит ему:

— Правда ли, что у тебя такая дудка есть, под которую все пляшут?

— Правда.

— Ну-ка поиграй! Если я запляшу — отдадим тебе жалованье, а не запляшу — так прогоним!

— Хорошо, — говорит Иванушка, — будь по-твоему!

Вынул он дудочку и стал плясовую наигрывать. А хозяйка в это время тесто месила. Не удержалась она и пошла плясать. Пляшет, а сама переваливает тесто с руки на руку. А Иванушка все быстрее да быстрее, все громче да громче играет. Услыхал дудочку и хозяин на чердаке. Стал он в своем сундуке руками да ногами шевелить, поплясывать. Да тесно ему там, все головой о крышку стукается. Возился, возился да и сорвался с перекладины вместе с сундуком. Прошиб головой крышку, выскочил из сундука и давай по чердаку вприсядку плясать! С чердака скатился, в избу ввалился. Давай там вместе с женой плясать, руками да ногами размахивать! А Иванушка вышел на крылечко, сел на ступеньку, всё играет, не умолкает. Хозяин с хозяйкой за ним во двор выскочили и давай плясать да скакать перед крыльцом. Устали оба, еле дышат, а остановиться не могут. А глядя на них, и куры заплясали, и овцы, и коровы, и собака у будки. Тут Иванушка встал с крыльца да, наигрывая, к воротам пошел. А за ним и все потянулись. Видит хозяйка — дело плохо. Стала упрашивать Иванушку:

— Ой, батрак, перестань, не играй больше! Не выходи со двора! Не позорь перед людьми! По-честному с тобой рассчитаемся! По уговору жалованье отдадим!

— Ну нет! — говорит Иванушка. — Пусть на вас добрые люди посмотрят, пусть посмеются!

Вышел он за ворота — ещё громче заиграл. А хозяин с хозяйкой со всеми коровами, овцами да курами ещё быстрее заплясали. И крутятся, и вертятся, и приседают, и подпрыгивают! Сбежалась тут вся деревня — старые и малые, смеются, пальцами показывают… До самого вечера играл Иванушка. А утром получил он свое жалованье и ушел к отцу, к матери. А хозяин с хозяйкой в избу спрятались. Сидят и показаться людям на глаза не смеют.

Белорусская сказка

Музыка-чародейник

Жил на свете парень. Поглядеть на него, так ничем не приметный да и умом не быстрый, и в работе не ловкий, а вот на дудочке или на чем другом сыграть — великий был мастер. За то и прозвали его люди — Музыка, а про настоящее его имя, отцом-матерью данное, совсем позабыли.

Еще когда малым хлопчиком он был, пошлют его волов пасти, а он смастерит себе из лозы дудочку да так заиграет, что волы и те заслушаются — развесят уши и стоят, точно их кто околдовал.

А то пойдёт Музыка в ночное. На дворе лето, ночи теплые, парит. И сдается, словно какая сила подхватывает — и несёт, всё выше и выше, к ясным зорькам, в чистое синее широкое небо.

Сидят и слушают парни и девки тихо-претихо. И ведь всю бы жизнь так сидели, всё бы слушали, как Музыка играет!

Вот замолчит он. Никто ворохнуться не смеет. Как бы только голос тот не спугнуть, что поет, рассыпается по лугам и дубравам, по земле стелется, в небе звенит. Все птахи лесные примолкнут. Уж на что лягушки болтливы, так даже они замолчат, вылезут из своего болота и сидят на кочках, словно неживые.

А то вдруг заиграет Музыка протяжно, жалостливо. Заплачут тогда и лес, и дубрава, откуда ни возьмись, тучки набегут, с неба слезы польются. Идут мужики и бабы домой — после целого-то дня работы, — заслышат ту музыку и остановятся. И уж такая разберет их жалость, что даже мужики — старые, бородатые, — и те в голос заплачут, будто плакальщицы над покойником.

А Музыка тем часом возьми да сверни от жалостливого на веселое. Что тут сделается! Побросают все свои косы и вилы, грабли и баклаги, возьмутся за бока и давай плясать. Пляшут старики, пляшут кони, пляшут дубравы, пляшут зорьки, пляшут тучки — все пляшет, все смеется! Вот такой был Музыка-чародейник! Что захочет, то с сердцем и сделает.

А когда подрос Музыка, смастерил он себе скрипку и пошел бродить по белу свету, тешить людей. Ходит он по деревням и селам, играет на своей скрипочке, и кто его услышит, всякий в дом к себе позовет, напоит, накормит да ешё на дорогу что-нибудь даст.

Так и жил бы себе Музыка, да на беду в тex местах чертей было видимо-невидимо. В каждом болоте водились, в каждом овражке. И никому от этой нечисти проходу не было. Видят черти, что куда Музыка ни придет, где па своей скрипочке ни сыграет, там люди в мире живут, — и невзлюбили они его. На то ведь и черти! Им жизнь не в жизнь, если людей не перессорят.

Вот как-то шёл Музыка лесом, а черти его и выследили.

— Уж теперь-то, — говорят, — мы его изведем. — И наслали на него двенадцать волков. А глаза-то у 1шх круглые, что твои лукошки, и точно горячие уголья горят.

Остановился Музыка. Нет у него в руках ничего, чем бы от волков защититься, только скрипка в мешочке. Что тут делать? Что придумать? Видит Музыка — пришел ему конец. Достал он тут из мешочка свою скрипочку, чтобы напоследок ещё хоть разок поиграть, прислонился к дереву и начал водить смычком по струнам. Что живая заговорила скрипка! Притаился лес, листком не шелохнет. А волки, как разинули пасти, так словно и окаменели. Стоят, слушают Музыку, а слезы из волчьих глаз сами собой текут.

Вот перестал Музыка играть, опустил свою скрипочку, к смерти приготовился. Вдруг видит: повернули волки в темный лес. Головы повесили. Хвосты поджали, кто куда разбредаются. Обрадовался Музыка. Дальше своей дорогой пошел. Шел-шел и дошел до реки. Солнышко уже закатилось, только самые верхушки своими лучами трогает, будто золотом их вызолачивает. Больно хороший вечер! Сел Музыка на пригорке, достал свою скрипочку и заиграл, да так ладно, так весело, что и небо, и вода, и земля — все в пляс пустилось. Сам водяной не утерпел. Как начал он по дну реки скакать да разные коленца выкидывать! Забурлили, закипели ключом волны, выплеснулась река из берегов и пошла все кругом заливать. Вот уже к самому лесу подступает, всю опушку затопила. А на опушке как раз черти собрались — поминки по Музыке справлять. Ну и натерпелись же они страху! Едва живые из воды повыскакивали.

«Это что за напасть такая?» — думают. Поглядели туда-сюда, что за диво! Сидит на пригорке Музыка целый, невредимый и на своей скрипочке наигрывает.

— Да что же это такое? — плачут черти. — И волков он заворожил! Как же его сгубить? Житья от него нет!

А Музыка увидел, что водяной на радостях уже деревню топить хочет, и не стал больше играть. Спрятал свою скрипочку в мешочек и пошел дальше. Да не успел десяти шагов отойти, встречаются ему на дороге два паныча.

— Послушай, Музыка, — говорят ему те панычи, — сделай милость, поиграй нам на вечеринке. Уж мы тебе всего дадим, чего ни захочешь, и напоим, и накормим, и спать уложим.

Подумал, подумал Музыка — ночевать ему негде, грошей нету, и пошел с ними. Привели панычи Музыку в богатый дом.

Смотрит он, а там народу видимо-невидимо. Вытащил Музыка свою скрипочку, приготовился играть. А гостей все больше и больше набивается. И кто ни придет — сперва к столу подбежит, обмакнет палец в миску и потрет себе глаза. Чудно Музыке. «Дай, — думает, — и я попробую». Сунул он палец в миску и чуть тронул глаза, такое увидел, что дух у него захватило. Панов и панночек словно и не было, а вокруг него снуют самые настоящие черти и ведьмы. И дом-то вовсе не дом, а само чертово пекло!

«Ну, — думает Музыка, — поиграю же я, на славу поиграю, чтобы им, чертям, жарко стало!»

Начал он наигрывать на своей скрипочке. Минуты не прошло — все вихрем закружилось. Столы-стулья вприсядку пошли, за ними окна с места сорвались, двери с петель снялись, а стены так ходуном и заходили. Да и где же устоять под такую музыку! Ни один гвоздик на месте не удержался, все пекло в щепки разлетелось.

А черти — кувырком да колесом, вприпрыжку да вприскочку -разбежались кто куда. С той поры боятся черти Музыку, больше не цепляются к нему. А он ходит себе по свету, добрых людей веселит да тешит, лихих — без ножа по сердцу режет.

В.Бианки. Кто чем поёт?

Слышишь, какая музыка гремит в лесу? Слушая её, можно подумать, что все звери, птицы и насекомые родились на свет певцами и музыкантами.

Может быть, так оно и есть: музыку ведь все любят, и петь всем хочется, только не у каждого голос есть. Вот послушай, чем и как поют безголосые. Лягушки на озере начали ещё с ночи. Надули пузыри за ушами, высунули головы из воды, рты приоткрыли…

«Ква-а-а-а-а!..» — одним духом пошел из них воздух.

Услыхал их Аист из деревни. Обрадовался:

— Целый хор! Будет мне чем поживиться!

И полетел на озеро завтракать. Прилетел и сел на берегу. Сел и думает: «Неужели я хуже лягушек? Поют же они без голоса. Дай-ка я попробую».Поднял длинный клюв, застучал, затрещал одной его половинкой о другую — то тише, то громче, то реже, то чаще: трещотка трещит деревянная, да и только! Так разошелся, что и про завтрак свой забыл.

А в камышах стояла Выпь на одной ноге, слушала и думала: «Безголосая я цапля! Да ведь и Аист — не певчая птичка, а вон какую песню наигрывает». И придумала: «Дай-ка на воде сыграю!»

Сунула в озеро клюв, набрала полный воды да как дунет в клюв! Пошёл по озеру громкий гул. «Прумб-бу-бу-буми!..» -словно бык проревел.

«Вот так песня, — подумал Дятел, услыхав Выпь из лесу. -Инструмент-то у меня найдется: чем дерево небарабан, а нос мой не палочка?» Хвостом уперся, назад откинулся, размахнулся головой — как задолбит носом по суку! Точь-в-точь — барабанная дробь. Вылез из-под коры Жук с предлинными усами. Закрутил, закрутил головой, заскрипела его жёсткая шея — тоненький писк послышался. Пищит усач, а всё напрасно; никто его писка не слышит. Шею натрудил — зато сам своей песней доволен. А внизу, под деревом, из гнезда вышел Шмель и полетел петь на лужок. Вокруг цветка на лужку кружит, жужжит жилковатыми жесткими крылышками, словно струна гудит. Разбудила шмелиная песня Саранчу в траве. Стала Саранча скрипочки налаживать. Скрипочки у нее на крылышках, а вместо смычков — задние лапки коленками назад. На крыльях — зазубринки, а на ножках — зацепочки. Трёт себя Саранча ножками по бокам, зазубринками зацепочки себе задевает — стрекочет. Саранчи на лугу много: целый струнный оркестр.

«Эх, — думает долгоносый Бекас под кочкой, — надо и мне спеть! Только вот чем? Горло у меня не годится, нос не годится, шея не годится, крылышки не годятся… Эх! Была не была, — полечу, не смолчу, чем-нибудь да закричу!»Выскочил из-под кочки, взвился, залетел под самые облака. Хвост раскрыл веером, выпрямилкрылышки, повернулся носом к земле и понесся вниз, переворачиваясь с боку на бок, как брошенная с высоты дощечка. Головой воздух рассекает, а в хвосте у него тонкие, узкие перышки ветер перебирает. И слышно с земли: будто в вышине барашек запел, заблеял. А это Бекас.

Отгадай, чем он поёт?

Хвостом!

Константин Григорьевич Паустовский

Старый повар

В один из зимних вечеров на окраине Вены в маленьком деревянном доме умирал слепой старик — бывший повар графини Тун. Собственно говоря, это был даже не дом, а ветхая сторожка, стоявшая в глубине сада. Сад был завален гнилыми ветками, сбитыми ветром. При каждом шаге ветки хрустели, и тогда начинал тихо ворчать в своей будке цепной пёс. Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже не мог лаять.

Несколько лет назад повар ослеп от жара печей. Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка лет восемнадцати. Всё убранство сторожки составляли кровать, хромые скамейки, грубый стол, фаянсовая посуда, покрытая трещинами, и, наконец, клавесин — единственное богатство Марии.

Когда Мария умыла умирающего и надела на него холодную чистую рубаху, старик сказал:

— Я всегда не любил священников и монахов. Между тем мне нужно перед смертью очистить свою совесть.

— Что же делать? — испуганно спросила Мария.

— Выйди на улицу, — сказал старик, — и попроси первого встречного зайти в наш дом, чтобы исповедать умирающего. Тебе никто не откажет.

Она пробежала через сад, с трудом открыла заржавленную калитку и остановилась. Улица была пуста. Мария долго ждала и прислушивалась. Наконец ей показалось, что вдоль ограды идёт и напевает человек. Она сделала несколько шагов ему навстречу, столкнулась с ним и вскрикнула. Человек остановился и спросил:

—Кто здесь? — Мария схватила его за руку и дрожащим голосом передала просьбу отца.

—Хорошо, — сказал человек спокойно. — Хотя я не священник, но это всё равно. Пойдёмте.

Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого маленького человека. Он сбросил на скамейку мокрый плащ.

Он был ещё очень молод, этот незнакомец. Совсем по-мальчишески он тряхнул головой, поправил напудренный парик, быстро придвинул к кровати табурет, сел и, наклонившись, пристально и весело посмотрел в лицо умирающему.

— Говорите! — сказал он. — Может быть, властью, данной мне не от бога, а от искусства, которому я служу, я облегчу ваши последние минуты и сниму тяжесть с вашей души.

— Я работал всю жизнь, пока не ослеп, — прошептал старик. — А кто работает, у того нет времени грешить. Когда заболела чахоткой моя жена — её звали Мартой  — и лекарь прописал ей разные дорогие лекарства и приказал кормить её сливками и винными ягодами и поить горячим красным вином, я украл из сервиза графини Тун маленькое золотое блюдо, разбил его на куски и продал. И мне тяжело теперь вспоминать об этом и скрывать от дочери: я научил её не трогать ни пылинки с чужого стола.

— А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это? — спросил незнакомец.

— Клянусь, сударь, никто, — ответил старик и заплакал. — Если бы я знал, что золото не поможет моей Марте, разве я мог бы украсть!

— Так вот, — сказал незнакомец и положил ладонь на слепые глаза старика, — вы невинны перед людьми. То, что вы совершили, не есть грех и не является кражей, а, наоборот, может быть зачтено вам как подвиг любви.

— Аминь! — прошептал старик.

— Аминь! — повторил незнакомец. — А теперь скажите мне вашу последнюю волю.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии.

— Я сделаю это. А ещё чего вы хотите? Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко сказал:

— Я хотел бы ещё раз увидеть Марту такой, какой я встретил её в молодости. Увидеть солнце и этот старый сад, когда он зацветёт весной. Но это невозможно, сударь. Не сердитесь на меня за глупые слова. Болезнь, должно быть, совсем сбила меня с толку.

— Хорошо, — сказал незнакомец и встал. — Хорошо, — повторил он, подошёл к клавесину и сел перед ним на табурет. — Хорошо! — громко сказал он в третий раз, и внезапно быстрый звон рассыпался по сторожке, как будто на пол бросили сотни хрустальных шариков.

— Слушайте, — сказал незнакомец. — Слушайте и смотрите.

Он заиграл. Он наполнял своими звуками не только сторожку, но и весь сад. Старый пёс вылез из будки, сидел, склонив голову набок, и, насторожившись, тихонько помахивал хвостом. Начал идти мокрый снег, но пёс только потряхивал ушами,

— Я вижу, сударь! — сказал старик и приподнялся на кровати. — Я вижу день, когда я встретился с Мартой.

— Я вижу всё это! — крикнул старик.

— Открой окно, Мария, —  попросил старик.

Мария открыла окно. Холодный воздух ворвался в комнату. Незнакомец играл очень тихо и медленно. Старик упал на подушки, жадно дышал и шарил по одеялу руками. Мария бросилась к нему. Незнакомец перестал играть. Он сидел у клавесина, не двигаясь, как будто заколдованный собственной музыкой.

Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошел к кровати. Старик сказал, задыхаясь:

— Я видел всё так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы умереть и не узнать… имя. Ваше имя!

—Меня зовут Вольфганг Амадей Моцарт, — ответил незнакомец.

Мария отступила от кровати и низко, почти касаясь коленом пола, склонилась перед великим музыкантом.

Когда она выпрямилась, старик был уже мёртв.

Константин Григорьевич Паустовский

Музыкальная канарейка

У моей бабушки была канарейка. Бабушка её очень берегла, потому что канарейка была тоненькая, нежная — вся жёлтенькая и пела чудесно. Эта канарейка тоже музыку обожала, только самую хорошую. Бабушка ей всегда самые лучшие свои пластинки заводила, разные там концерты.

Вот как-то бабушка ушла из дому, а я позвал к себе ребят. На дворе был дождь, нам было скучно, и мы придумали устроить свой оркестр.

Я взял гребёнку и тонкую бумажку, сделал себе гармошку. А ребята — один себе стакан поставил — ложечкой стучать, другой — пустое ведро кверху ногами: вместо барабана; у третьего — трещотка деревянная была. И начали мы играть известную песенку: «Мы едем, едем, едем в далёкие края!» И совсем было у нас на лад пошло, начало даже что-то получаться, — вдруг входит бабушка. Вошла бабушка, улыбнулась на нашу музыку. Потом посмотрела на клетку да как всплеснёт руками:

— Ах, что вы делаете! Вы мою канарейку убили!

А мы к её клетке даже близко не подходили. Смотрим – правда, канарейка лежит на песке, глаза закрыты и ножки кверху.

Бабушка сразу всех ребят зонтиком выгнала и давай скорей свою канарейку сердечными каплями отхаживать.

Отходила всё-таки.

Бa6yшкa немножко успокоилась и говорит:

» Глупые какие! Разве можно при ней такой отвратительный шум устраивать! Ведь у ней замечательно нежный слух. Она не может вытерпеть ваших трещоток, вёдер и губных гармошек. Это очень музыкальная птичка-певичка, и с ней сделался настоящий обморок от вашей безобразной игры.

Константин Григорьевич Паустовский

Корзина с еловыми шишками

Композитор Эдвард Григ проводил осень в лесах около Бергена.

Все леса хороши с их грибным воздухом и шелестом листьев. Но особенно хороши горные леса около моря. В них слышен шум прибоя. С моря постоянно наносит туман, и от обилия влаги буйно разрастается мох. Он свешивается с веток зелёными прядями до самой земли.

Кроме того, в горных лесах живёт, как птица пересмешник, веселое эхо. Оно только и ждет, чтобы подхватить любой звук и швырнуть его через скалы.

Однажды Григ встретил в лесу маленькую девочку с двумя косичками – дочь лесника. Она собирала в корзину еловые шишки.

Стояла осень. Если бы можно было собрать все золото и медь, какие есть на земле, и выковать из них тысячи тысяч тоненьких листьев, то они составили бы ничтожную часть того осеннего наряда, что лежал на горах. К тому же кованые листья показались бы грубыми в сравнении с настоящими, особенно с листьями осины. Всем известно, что осиновые листья дрожат даже от птичьего свиста.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил Григ.

– Дагни Педерсен, – вполголоса ответила девочка.

Она ответила вполголоса не от испуга, а от смущения. Испугаться она не могла, потому что глаза у Грига смеялись.

– Вот беда! – сказал Григ. – Мне нечего тебе подарить. Я не ношу в кармане ни кукол, ни лент, ни бархатных зайцев.

– У меня есть старая мамина кукла, – ответила девочка. – Когда-то она закрывала глаза. Вот так!

Девочка медленно закрыла глаза. Когда она вновь их открыла, то Григ заметил, что зрачки у нее зеленоватые и в них поблескивает огоньками листва.

– А теперь она спит с открытыми глазами, – печально добавила Дагни. – У старых людей плохой сон. Дедушка тоже всю ночь кряхтит.

– Слушай, Дагни, – сказал Григ, – я придумал. Я подарю тебе одну интересную вещь. Но только не сейчас, а лет через десять.

Дагни даже всплеснула руками.

– Ой, как долго!

– Понимаешь, мне нужно её ещё сделать.

– А что это такое?

– Узнаешь потом.

– Разве за всю свою жизнь, – строго спросила Дагни, – вы можете сделать всего пять или шесть игрушек?

Григ смутился.

– Да нет, это не так, – неуверенно возразил он. – Я сделаю её, может быть, за несколько дней. Но такие вещи не дарят маленьким детям. Я делаю подарки для взрослых.

– Я не разобью, – умоляюще сказала Дагни и потянула Грига за рукав. – И не сломаю. Вот увидите! У дедушки есть игрушечная лодка из стекла. Я стираю с неё пыль и ни разу не отколола даже самого маленького кусочка.

«Она совсем меня запутала, эта Дагни», – подумал с досадой Григ и сказал то, что всегда говорят взрослые, когда попадают в неловкое положение перед детьми:

– Ты еще маленькая и многого не понимаешь. Учись терпению. А теперь давай корзину. Ты её едва тащишь. Я провожу тебя, и мы поговорим о чём-нибудь другом.

Дагни вздохнула и протянула Григу корзину. Она действительно была тяжёлая. В еловых шишках много смолы, и потому они весят гораздо больше сосновых.

Когда среди деревьев показался дом лесника, Григ сказал:

– Ну, теперь ты добежишь сама, Дагни Педерсен. В Норвегии много девочек с таким именем и фамилией, как у тебя. Как зовут твоего отца?

– Хагеруп, – ответила Дагни и, наморщив лоб, спросила: – Разве вы не зайдете к нам? У нас есть вышитая скатерть, рыжий кот и стеклянная лодка. Дедушка позволит вам взять ее в руки.

– Спасибо. Сейчас мне некогда. Прощай, Дагни!

Григ пригладил волосы девочки и пошел в сторону моря. Дагни, насупившись, смотрела ему вслед. Корзину она держала боком, из неё вываливались шишки.

«Я напишу музыку, – решил Григ. – На заглавном листе я прикажу напечатать: «Дагни Педерсен – дочери лесника Хагерупа Педерсена, когда ей исполнится восемнадцать лет».

* * *

В Бергене все было по-старому.

Всё, что могло приглушить звуки, – ковры, портьеры и мягкую мебель – Григ давно убрал из дома. Остался только старый диван. На нём могло разместиться до десятка гостей, и Григ не решался его выбросить.

Друзья говорили, что дом композитора похож на жилище дровосека. Его украшал только рояль. Если человек был наделён воображением, то он мог услышать среди этих белых стен волшебные вещи – от рокота северного океана, что катил волны из мглы и ветра, что высвистывал над ними свою дикую сагу, до песни девочки, баюкающей тряпичную куклу.

Рояль мог петь обо всем – о порыве человеческого духа к великому и о любви. Белые и чёрные клавиши, убегая из-под крепких пальцев Грига, тосковали, смеялись, гремели бурей и гневом и вдруг сразу смолкали.

Тогда в тишине еще долго звучала только одна маленькая струна, будто это плакала Золушка, обиженная сестрами.

Григ, откинувшись, слушал, пока этот последний звук не затихал на кухне, где с давних пор поселился сверчок.

Становилось слышно, как, отсчитывая секунды с точностью метронома, капает из крана вода. Капли твердили, что время не ждёт и надо бы поторопиться, чтобы сделать всё, что задумано.

Григ писал музыку для Дагни Педерсен больше месяца. Началась зима. Туман закутал город по горло. Заржавленные пароходы приходили из разных стран и дремали у деревянных пристаней, тихонько посапывая паром.

Вскоре пошел снег. Григ видел из своего окна, как он косо летел, цепляясь за верхушки деревьев.

Невозможно, конечно, передать музыку словами, как бы ни был богат наш язык.

Григ писал о глубочайшей прелести девичества и счастья. Он писал и видел, как навстречу ему бежит, задыхаясь от радости, девушка с зелеными сияющими глазами. Она обнимает его за шею и прижимается горячей щекой к его седой небритой щеке. «Спасибо!» – говорит она, сама ещё не зная, за что она благодарит его.

«Ты как солнце, – говорит ей Григ. – Как нежный ветер и раннее утро. У тебя на сердце расцвёл белый цветок и наполнил все твое существо благоуханием весны. Я видел жизнь. Что бы тебе ни говорили о ней, верь всегда, что она удивительна и прекрасна. Я старик, но я отдал молодёжи жизнь, работу, талант. Отдал всё без возврата. Поэтому я, может быть, даже счастливее тебя, Дагни.

Ты – белая ночь с её загадочным светом. Ты – счастье. Ты – блеск зари. От твоего голоса вздрагивает сердце.

Да будет благословенно всё, что окружает тебя, что прикасается к тебе и к чему прикасаешься ты, что радует тебя и заставляет задуматься»,

Григ думал так и играл обо всём, что думал. Он подозревал, что его подслушивают. Он даже догадывался, кто этим занимается. Это были синицы на дереве, загулявшие матросы из порта, прачка из соседнего дома, сверчок, снег, слетавший с нависшего неба, и Золушка в заштопанном платье.

Каждый слушал по-своему.

Синицы волновались. Как они ни вертелись, их трескотня не могла заглушить рояля.

Загулявшие матросы рассаживались на ступеньках дома и слушали, всхлипывая. Прачка разгибала спину, вытирала ладонью покрасневшие глаза и покачивала головой. Сверчок вылезал из трещины в кафельной печке и поглядывал в щёлку за Григом.

Падавший снег останавливался и повисал в воздухе, чтобы послушать звон, лившийся ручьями из дома. А Золушка смотрела, улыбаясь, на пол. Около её босых ног стояли хрустальные туфельки. Они вздрагивали, сталкиваясь друг с другом, в ответ на аккорды, долетавшие из комнаты Грига.

Этих слушателей Григ ценил больше, чем нарядных и вежливых посетителей концертов.

* * *

В восемнадцать лет Дагни окончила школу.

По этому случаю отец отправил её в Христианию погостить к своей сестре Магде. Пускай девочка (отец считал её ещё девочкой, хотя Дагни была уже стройной девушкой, с тяжёлыми русыми косами) посмотрит, как устроен свет, как живут люди, и немного повеселится.

Кто знает, что ждёт Дагни в будущем? Может быть, честный и любящий, но скуповатый и скучный муж? Или работа продавщицы в деревенской лавке? Или служба в одной из многочисленных пароходных контор в Бергене?

Магда работала театральной портнихой. Муж её Нильс служил в том же театре парикмахером.

Жили они в комнатушке под крышей театра. Оттуда был виден пёстрый от морских флагов залив и памятник Ибсену.

Пароходы весь день покрикивали в открытые окна. Дядюшка Нильс так изучил их голоса, что, по его словам, безошибочно знал, кто гудит – «Нордерней» из Копенгагена, «Шотландский певец» из Глазго или «Жанна д’Арк» из Бордо.

В комнате у тетушки Магды было множество театральных вещей: парчи, шёлка, тюля, лент, кружев, старинных фетровых шляп с чёрными страусовыми перьями, цыганских шалей, седых париков, ботфорт с медными шпорами, шпаг, вееров и серебряных туфель, потёртых на сгибе. Всё это приходилось подшивать, чинить, чистить и гладить.

На стенах висели картины, вырезанные из книг и журналов: кавалеры времен Людовика XIV, красавицы в кринолинах, рыцари, русские женщины в сарафанах, матросы и викинги с дубовыми венками на головах.

В комнату надо было подыматься по крутой лестнице. Там всегда пахло краской и лаком от позолоты.

* * *

Дагни часто ходила в театр. Это было увлекательное занятие. Но после спектаклей Дагни долго не засыпала и даже плакала иногда у себя в постели.

Напуганная этим тетушка Магда успокаивала Дагни. Она говорила, что нельзя слепо верить тому, что происходит на сцене. Но дядюшка Нильс обозвал Магду за это «наседкой» и сказал, что, наоборот, в театре надо верить всему. Иначе людям не нужны были бы никакие театры. И Дагни верила.

Но всё же тетушка Магда настояла на том, чтобы пойти для разнообразия в концерт.

Нильс против этого не спорил. «Музыка, – сказал он, – это зеркало гения».

Нильс любил выражаться возвышенно и туманно. О Дагни он говорил, что она похожа на первый аккорд увертюры. А у Магды, по его словам, была колдовская власть над людьми. Выражалась она в том, что Магда шила театральные костюмы. А кто же не знает, что человек каждый раз, когда надевает новый костюм, совершенно меняется. Вот так оно и выходит, что один и тот же актёр вчера был гнусным убийцей, сегодня стал пылким любовником, завтра будет королевским шутом, а послезавтра – народным героем.

– Дагни, – кричала в таких случаях тётушка Магда, – заткни уши и не слушай эту ужасную болтовню! Он сам не понимает, что говорит, этот чердачный философ!

Был тёплый июнь. Стояли белые ночи. Концерты проходили в городском парке под открытым небом.

Дагни пошла на концерт вместе с Магдой и Нильсом. Она хотела надеть своё единственное белое платье. Но Нильс сказал, что красивая девушка должна быть одета так, чтобы выделяться из окружающей обстановки. В общем, длинная его речь по этому поводу сводилась к тому, что в белые ночи надо быть обязательно в чёрном и, наоборот, в тёмные сверкать белизной платья.

Переспорить Нильса было невозможно, и Дагни надела чёрное платье из шелковистого мягкого бархата. Платье это Магда принесла из костюмерной.

Когда Дагни надела это платье, Магда согласилась, что Нильс, пожалуй, прав – ничто так не оттеняло строгую бледность лица Дагни и её длинные, с отблеском старого золота косы, как этот таинственный бархат.

– Посмотри, Магда, – сказал вполголоса дядюшка Нильс, – Дагни так хороша, будто идёт на первое свидание.

– Вот именно! – ответила Магда. – Что-то я не видела около себя безумного красавца, когда ты пришёл на первое свидание со мной. Ты у меня просто болтун.

И Магда поцеловала дядюшку Нильса в голову.

Концерт начался после обычного вечернего выстрела из пушки в порту. Выстрел означал заход солнца.

Несмотря на вечер, ни дирижёр, ни оркестранты не включили лампочек над пультами. Вечер был настолько светлый, что фонари, горевшие в листве лип, были зажжены, очевидно, только для того, чтобы придать нарядность концерту.

Дагни впервые слушала симфоническую музыку. Она произвела на неё странное действие. Все переливы и громы оркестра вызывали у Дагни множество картин, похожих на сны.

Потом она вздрогнула и подняла глаза. Ей почудилось, что худой мужчина во фраке, объявлявший программу концерта, назвал её имя.

– Это ты меня звал, Нильс? – спросила Дагни дядюшку Нильса, взглянула на него и сразу же нахмурилась.

Дядюшка Нильс смотрел на Дагни не то с ужасом, не то с восхищением. И так же смотрела на неё, прижав ко рту платок, тётушка Магда.

– Что случилось? – спросила Дагни.

Магда схватила её за руку и прошептала:

– Слушай!

Тогда Дагни услышала, как человек во фраке сказал:

– Слушатели из последних рядов просят меня повторить. Итак, сейчас будет исполнена знаменитая музыкальная пьеса Эдварда Грига, посвящённая дочери лесника Хагерупа Педерсена Дагни Педерсен по случаю того, что ей исполнилось восемнадцать лет.

Дагни вздохнула так глубоко, что у неё заболела грудь. Она хотела сдержать этим вздохом подступавшие к горлу слёзы, но это не помогло. Дагни нагнулась и закрыла лицо ладонями.

Сначала она ничего не слышала. Внутри у нее шумела буря. Потом она наконец услышала, как поёт ранним утром пастуший рожок и в ответ ему сотнями голосов, чуть вздрогнув, откликается струнный оркестр.

Мелодия росла, подымалась, бушевала, как ветер, неслась по вершинам деревьев, срывала листья, качала траву, била в лицо прохладными брызгами. Дагни почувствовала порыв воздуха, исходивший от музыки, и заставила себя успокоиться.

Да! Это был её лес, её родина! Её горы, песни рожков, шум её моря!

Стеклянные корабли пенили воду. Ветер трубил в их снастях. Этот звук незаметно переходил в перезвон лесных колокольчиков, в свист птиц, кувыркавшихся в воздухе, в ауканье детей, в песню о девушке – в её окно любимый бросил на рассвете горсть песку. Дагни слышала эту песню у себя в горах.

Так, значит, это был он! Тот седой человек, что помог ей донести до дому корзину с еловыми шишками. Это был Эдвард Григ, волшебник и великий музыкант! И она его укоряла, что он не умеет быстро работать.

Так вот тот подарок, что он обещал сделать ей через десять лет!

Дагни плакала, не скрываясь, слезами благодарности. К тому времени музыка заполнила всё пространство между землёй и облаками, повисшими над городом. От мелодических волн на облаках появилась легкая рябь. Сквозь неё светили звезды.

Музыка уже не пела. Она звала. Звала за собой в ту страну, где никакие горести не могли охладить любви, где никто не отнимает друг у друга счастья, где солнце горит, как корона в волосах сказочной доброй волшебницы.

В наплыве звуков вдруг возник знакомый голос. «Ты – счастье, – говорил он. – Ты – блеск зари!»

Музыка стихла. Сначала медленно, потом всё разрастаясь, загремели аплодисменты.

Дагни встала и быстро пошла к выходу из парка. Все оглядывались на неё. Может быть, некоторым из слушателей пришла в голову мысль, что эта девушка и была той Дагни Педерсен, которой Григ посвятил свою бессмертную вещь.

«Он умер! – думала Дагни. – Зачем?» Если бы можно было увидеть его! Если бы он появился здесь! С каким стремительно бьющимся сердцем она побежала бы к нему навстречу, обняла бы за шею, прижалась мокрой от слез щекой к его щеке и сказала бы только одно слово: «Спасибо!» – «За что?» – спросил бы он. «Я не знаю… – ответила бы Дагни. – За то, что вы не забыли меня. За вашу щедрость. За то, что вы открыли передо мной то прекрасное, чем должен жить человек».

Дагни шла по пустынным улицам. Она не замечала, что следом за ней, стараясь не попадаться ей на глаза, шел Нильс, посланный Магдой. Он покачивался, как пьяный, и что-то бормотал о чуде, случившемся в их маленькой жизни.

Сумрак ночи ещё лежал над городом. Но в окнах слабой позолотой уже занимался северный рассвет.

Дагни вышла к морю. Оно лежало в глубоком сне, без единого всплеска.

Дагни сжала руки и застонала от неясного ещё ей самой, но охватившего всё ее существо чувства красоты этого мира.

– Слушай, жизнь, – тихо сказала Дагни, – я люблю тебя.

И она засмеялась, глядя широко открытыми глазами на огни пароходов. Они медленно качались в прозрачной серой воде.

Нильс, стоявший поодаль, услышал её смех и пошел домой. Теперь он был спокоен за Дагни. Теперь он знал, что её жизнь не пройдёт даром.

Евгений Андреевич Пермяк

Детские годы Моцарта (отрывок)

Прошла зима. Весна осыпала землю зеленью и цветами. Пришло лето и озолотило на нивах тучную жатву.
Вечерело. По опушке парка, окружавшего загородный замок князя-архиепископа Зальцбургского, по направлению к городу Зальцбургу, плёлся с поникшей головой одинокий путник. То был придворный вице-капельмейстер Леопольд Моцарт. Вдруг его сзади окликнул знакомый голос. Он оглянулся и с радостью узнал графа Герберштейна, известного знатока классической музыки и щедрого покровителя музыкальных талантов.

— Вы, Моцарт, тоже идёте в город? — спросил граф. — Какой чудесный вечер! Я предпочёл пройтись пешком, а коляску услал вперёд. Но что это вы так мрачны, точно чем-то расстроены?

— Признаться, граф, — отвечал со вздохом Моцарт, — семейные заботы меня одолели. Средства мои всё те же, а дети подрастают. На грех ещё. Господь не обидел их талантом: зажёг в них божественную искру. Вот сердце и обливается кровью при мысли, что для развития таланта нужно свободное время, а главное — средства.

— Ах, кстати, Моцарт, — прервал его граф, — у меня есть к вам просьба.

— Что прикажете?

— Я уже давно отложил двадцать пять дукатов на новую пьесу камерной музыки. Не возьмётесь ли вы сочинить её для меня?

Краска смущения бросилась в лицо вице-капельмейстера.

— Вы слишком добры, граф, — пробормотал он. — Я говорил вам о своих стеснённых обстоятельствах вовсе не с тем, чтобы…

— Охотно верю, — поспешил успокоить его граф. — Но пьеса мне, в самом деле, нужна; а к кому же я мог обратиться, как не к вам, опытному композитору? Или у вас нет времени для этого?

— Как не быть… Не днём, так ночью…

— Стало быть, я могу вполне рассчитывать на вас? — приветливо промолвил граф, протягивая ему руку. — Вы сейчас упомянули о божественной искре. Так она есть и в ваших детях?

— О, да! — отвечал, оживляясь, Моцарт, — особенно в мальчугане. Поверите ли, граф, он уже теперь, на четвёртом году, премило играет на фортепьяно!

— Не может быть!

— А уж память-то какая — просто удивительно! — продолжал, всё более и более одушевляясь отец, — любой менуэт разучит вам в полчаса, а большую пьесу — за час.

— Не может быть! — повторил граф.

— А вот подите ж. Возьмёшь его, бывало, с собой на концерт, а он вернётся домой да тотчас же и сыграет на память все главные партии.

— И совершенно верно?

— До последней нотки. Он имеет даже понятие о композиции, и если бы я не боялся такого преждевременного развития, я теперь же познакомил бы его с первыми правилами генерал-баса.

— Да ведь это не ребенок, а какой-то феномен, восьмое чудо света! — воскликнул изумлённый граф, останавливаясь на ходу. — Послушайте, Моцарт, пожалуйста, покажите мне вашего сына.

— С удовольствием, граф, хоть сейчас…

— И прекрасно!

Собеседники дошли в это время до городских ворот и направились к скромному домику вице-капельмейстера.
Маленький Вольфганг между тем был дома не без дела. Его мать и сестра сидели в другой комнате за рукоделием; на окне канарейка в клетке заливалась звучными трелями, а сам он вскарабкался с ногами на отцовское кресло и, облокотившись ручонками на письменный стол, глубоко о чем-то задумался. Детские черты его милого личика так и сияли. Был ли то отблеск вечерней зари сквозь оконные стекла, или на них отражалось восторженное состояние души, — неизвестно, но очевидно, что какая-то новая, только что зарождавшаяся мелодия носилась над этой кудрявой головкой: глаза мальчика то вспыхивали, то потухали, а губы тихо шевелились, издавая по временам несвязные звуки.

Но вот он быстро схватил лежащий на столе лист нотной бумаги, обмакнул перо в чернила и начал писать ноты. На беду свою, в пылу вдохновения, он ткнул перо вплоть до дна чернильницы, и третья же нота исчезла под огромным чернильным пятном. Но Вольфгангу было не до того. Увлекаемый своей музыкальной фантазией, он продолжал выводить ноту за нотой, задевая их по пути ручонкой и украшая их, таким образом, длиннейшими завитками. Рвение его росло с каждой минутой, а вместе с тем росло и количество чернильных пятен, пока, наконец, весь нотный лист не обратился в какое-то Чёрное море.

Тут только маленький человечек, к ужасу своему, заметил, что у него вышло. Слёзы брызнули из его глаз и смешались с чернилами. Но вдохновению его уже не было удержу. Он стёр пальцем непрошеные капли и с лихорадочною поспешностью опять начал ставить ноту за нотой.

В это время отворилась дверь, и в комнату вошёл вице-капельмейстер с гостем своим, графом Герберштейном. Крошка-композитор ничего не слышал. Он напевал про себя какую-то мелодию, писал, вычёркивал, снова писал и, наконец, бросил перо из перепачканных до нельзя пальцев.

— Ты что тут делаешь, шалун? — раздался над ним голос отца.

Вольфганг обернулся и, увидев вошедших, с торжествующим видом, с блестящими от восторга глазами растопырил перед ними замаранные в чернилах пальцы.

— Пишу фортепьянный концерт! Первая партия совсем уже готова! — объявил он.

Старик Моцарт и граф с улыбкой переглянулись.

— Дай-ка сюда посмотреть, — сказал отец. ~ Славная, должно быть штука.

По мальчик не подал бумаги.

— Нет, нет! — закричал он, — не покажу, пока всё не поспеет… Однако отцу удалось-таки выманить у сына нотный лист; тут комната огласилась дружным хохотом Моцарта и графа: оказалось, что вся бумага покрыта пятнами и каракулями.

Но, странное дело: отчего Моцарт-отец вдруг умолк и с возрастающим вниманием начал вглядываться в ноты? Отчего глаза его внезапно налились слезами, слезами радости и умиления? Отчего?..

— Смотрите-ка! Смотрите-ка, любезный граф! — воскликнул он, обращаясь к Герберштейну, причём нотный лист дрожал в его руках, — тут каждая нотка на своем месте! Только сама пьеса слишком трудна, невозможно её исполнить.

— Да, но зато ведь это и концерт! — самодовольно возразил маленький композитор. — Надо его только разучить хорошенько. Вот как это играется…

И, подскочив к фортепьяно, он заиграл. Правда, трудные места ему не совсем удавались, но из целого слушатели (к которым присоединились теперь ещё и мать, и Наннерль) могли понять мысль автора. Концертная пьеса была написана для целого оркестра и совершенно правильно.

— Вольфганг! — произнёс растроганный отец. — Ты будешь знаменитым человеком!

— Ну что, любезный Моцарт, — обратился граф к старику с улыбкой, — станете ли вы теперь жаловаться на свою бедность?

— О, нет! — отвечал вице-капельмейстер. — Я богаче всякого короля!

Греческая сказка

Вышивальщица птиц

Жил в далекой-далекой деревушке бедный юноша. Его звали Манолис. Родители у него умерли, все, что осталось ему в наследство — это старая скрипка, она-то и утешала в дни невзгод его и таких же бедняков, каким был Манолис. Вот и любили Манолиса и его скрипку в округе все.

Однажды вечером возвращался Манолис из соседней деревни и вдруг услышал в чаще кустарника какой-то шум. Раздвинул Манолис ветви и увидел волчицу-мать, попавшую в капкан. Пожалел Манолис попавшую в беду волчицу, ее маленьких деток, пожалел и выпустил зверя на свободу.

И волчица ту же исчезла, а Манолис пошел дальше к своему одинокому дому.

Ночью его разбудил стук. Едва он отодвинул засов, как дверь с шумом распахнулась, и в хижину вошел огромный волк.

— Не бойся меня, Манолис! — сказал волк. — Я пришел к тебе как друг. Ты спас моих малышей, подарив свободу волчице-матери. И хотя люди нас считают злодеями, я докажу тебе, что за добро и волк может отплатить добром. Я отведу тебя в никому не ведомое место: там, за тремя дверьми, скрыты несметные богатства и живет прекрасная, как весенний день, принцесса.

Удивился Манолис словам волка, но спорить не стал. Взял скрипку, с которой никогда не расставался и пошел за волком.

Когда забрезжил рассвет, увидел Манолис вдали великолепный дворец, окна его так и светились стеклами из хрусталя, а дверь из чистого серебра сверкала еще сильнее. Волк толкнул серебряную дверь, и они оказались в серебряном зале. Здесь все: и стены, и пол, и потолок — были из чистого серебра! И только в глубине зала горела, словно солнце, золотая дверь.

За золотою дверью был золотой зал. За бриллиантовой — бриллиантовый! Манолис даже зажмурился, чтобы не ослепнуть.

Наконец, путники увидели сверкающий драгоценными камнями высокий зал. В глубине его, на троне, сидела юная принцесса. Она была прекрасна, как первый день весны. Манолис от восхищения замер.

Волк приблизился к трону и, поклонившись, сказал:

— Приветстую тебя, принцесса! Видишь, я исполнил твое желание — привел к тебе того, кто совершил бескорыстный поступок.

И он поведал принцессе о том, как Манолис отпустил волчицу на свободу.

— Ты прав! — сказала принцесса. — Манолис — смелый и добрый юноша. Как раз такой человек мне и нужен. Ему я смогу доверить все мои богатства и свой трон!

Принцесса тут же объявила, что выходит замуж за Манолиса.

А он? Он был так восхищен ее красотой, что впервые в жизни забыл о своей скрипке.

Когда Манолиса одели в золотые одежды и повели к принцессе, она, улыбаясь ему, сказала:

— Завтра ты станешь королем. Поэтому, уже сегодня тебе следует осмотреть все сокровища, хранящиеся во дворце.

Они обошли весь дворец, все залы и комнаты его. С каждым шагом росло удивление Манолиса — так богат, так прекрасен был дворец. Но вот они очутились возле высокой башни. Принцесса сказала:

— В этой башне нет ничего ценного и заходить в нее не стоит…

Но юношу охватило непонятное волнение. Он почувствовал непреодолимое желание войти в башню.

Сам не зная почему, он сказал:

— Нет, я должен подняться туда! — и показал на самый верх зубчатой башни.

Нехотя уступила ему принцесса.

В башне действительно не было ничего примечательного. И не было никаких богатств. В единственной комнатке, находившейся на самом верху, возле окна сидела девушка за пяльцами и вышивала. Манолис взглянул на нее и чуть не отшатнулся — до того она была безобразна. Только большие голубые глаза ее светились таким прекрасным светом, что, раз увидев, уже невозможно было их забыть.

— Кто эта девушка? — шепотом спросил Манолис.

— Это моя бедная родственница, — сказала принцесса, — я приютила ее из жалости. Она поселилась в башне и никуда не выходит, чтобы не встречать людей. Ведь она так безобразна!…

Пока принцесса нашептывала все это Манолису, девушка, склонившись над пяльцами, продолжала, не останавливаясь ни на мгновение, вышивать.

Казалось, она ничего не видела и не слышала. Под ее проворными пальцами на шелке возникла удивительной красоты птица. Но, когда девушка сделала последний стежок, птица вспорхнула и улетела в окно.

Тогда девушка в горе заломила руки и с отчаянием воскликнула:

— И эта улетела, как другие!… Так будет всегда!…

— Эта несчастная заколдована! — сказала принцесса. — День за днем она терпеливо вышивает, потому что чары спадут с нее только тогда, когда она вышьет сто птиц… А они все с последним стежком улетают! — Но что тебе до всего этого? Лучше вернемся поскорее во дворец и посмотрим, как идут приготовления к свадьбе.

Всю ночь не мог уснуть Манолис. Всю ночь мысль о несчастной девушке не выходила у него из головы. Рано утром, когда принцесса и ее слуги спали, юноша незаметно выскользнул из дворца и прокрался в башню.

Девушка сидела за пяльцами и вышивала.

Смущаясь, Манолис спросил ее:

— Ты не устала все время вышивать?

— О нет! — ответила девушка. — Я готова вышивать сколько угодно. Терпению моему нет конца. Лишь бы птицы не улетали. Но стоит мне сделать последний стежок, как все они оживают и летят прочь!

Пораженный стоял Манолис, слушая ее печальный рассказ. Но что он мог сделать, чем помочь несчастной?

Ведь колдовские силы были неподвластны ему. И все же он спрашивал себя: если нельзя ей помочь, то, быть может, найдется средство, способное хоть немного облегчить ее страдания?

И он вспомнил о скрипке, о которой впервые забыл в этом дворце, полном роскоши и сокровищ.

О, как торопился, как бежал Манолис за своей скрипкой! Не теряя ни минуты, он тут же вернулся с ней в башню.

Никогда он так не играл. Никогда так не звучала его скрипка.

Всю свою добрую душу, всю силу нежного, смелого сердца вложил Манолис в песню, которая лилась из-под смычка.

И — о чудо! — птицы умолкли за стенами башни. Сначала они прислушались к звукам скрипки, потом подлетели к окну, потом вспорхнули в комнату и… стали садиться на вышивание.

А Манолис все играл.

Безобразное лицо заколдованной девушки озарилось каким-то странным светом: ведь при виде вернувшихся птиц в сердце ее зажглась надежда.

И в это самое время снизу раздался голос принцессы. Она звала его, потому что наступило утро и должна была начаться свадьба.

А Манолис все играл и играл. Он слышал принцессу, но он видел, как в нетерпении склонилась над своим вышиванием девушка, как ее лицо озаряет надежда.

А птицы все влетали и влетали в комнату…

Неожиданно дверь с шумом распахнулась — последний громкий стон издала скрипка. С яростью принцесса вырвала ее из рук юноши — и одновременно в башне раздался другой крик, полный счастья и радости. Это был голос Манолиса. Он увидел, как вдруг изменилась бедная вышивальщица.

Блистая красотой, она поднялась со своего места и протянула принцессе платье.

Сто птиц украшали его.

— Возьми это платье! — сказала она принцессе. — По приказу твоего отца-колдуна я вышивала его уже много лет. Разве мог подумать он, человек с черным сердцем и черной душой, что найдется юноша, который согласится пренебречь богатством, властью, троном и даже твоей красотой ради бедной уродливой вышивальщицы! Твоему отцу было мало того, что он захватил все мои богатства, ему надо было еще отнять у меня и красоту и отдать ее тебе!

Счастливый юноша взял за руки вышивальщицу, и они спустились в зал, где уже все было готово к свадьбе.

Вот и отпраздновали свадьбу.

А лучшей песней, украсившей праздник, была песня, которую пропела скрипка Манолиса в утренний час в бедной комнате на самом верху одинокой башни.

Викентий Викентьевич Вересаев

Загадка

Я ушел далеко за город. В широкой котловине тускло светились огни го рода, оттуда доносился смутный шум, грохот дрожек и обрывки музыки; был праздник, над окутанным пылью городом взвивались ракеты и римские свечи. А кругом была тишина. По краям дороги, за развесистыми ветлами, волновалась рожь, и тихо трещали перепела; звезды теплились в голубом небе.

Ровная, накатанная дорога, мягко серея в муравке, бежала вдаль. Я шел в эту темную даль, и меня все полнее охватывала тишина. Теплый ветер слабо дул навстречу и шуршал в волосах; в нем слышался запах зреющей ржи и еще чего-то, что трудно было определить, но что всем существом говорило о ночи, о лете, о беспредельном просторе полей. Я ушел далеко за город. В широкой котловине тускло светились огни го рода, оттуда доносился смутный шум, грохот дрожек и обрывки музыки; был праздник, над окутанным пылью городом взвивались ракеты и римские свечи. А кругом была тишина. По краям дороги, за развесистыми ветлами, волновалась рожь, и тихо трещали перепела; звезды теплились в голубом небе.

Ровная, накатанная дорога, мягко серея в муравке, бежала вдаль. Я шел в эту темную даль, и меня все полнее охватывала тишина. Теплый ветер слабо дул навстречу и шуршал в волосах; в нем слышался запах зреющей ржи и еще чего-то, что трудно было определить, но что всем существом говорило о ночи, о лете, о беспредельном просторе полей.

Все больше мною овладевало странное, но уже давно мне знакомое чувство какой-то тоскливой неудовлетворенности. Эта ночь была удивительно хороша. Мне хотелось насладиться, упиться ею досыта. Но по опыту я знал, что она только измучит меня, что я могу пробродить здесь до самого утра и все-таки ворочусь домой недовольный и печальный.

Почему? Я сам не понимаю… Я не могу иначе, как с улыбкою, относиться к одухотворению природы поэтами и старыми философами, для меня природа как целое мертва.

В ней нет души, в ней нет свободы…

Но в такие ночи, как эта, мой разум замолкает, и мне начинает казаться, что у природы есть своя единая жизнь, тайная и неуловимая; что за изменяющимися звуками и красками стоит какая-то вечная, неизменная и до отчаяния непонятная красота. Я чувствую, – эта красота недоступна мне, я не способен воспринять ее во всей целости; и то немногое, что она мне дает, заставляет только мучиться по остальному.

Никогда еще это настроение не овладевало мною так сильно, как теперь.

Огни города давно скрылись. Кругом лежали поля. Справа, над светлым морем ржи, темнел вековой сад барской усадьбы. Ночная тишина была полна жизнью и неясными звуками. Над рожью слышалось как будто чье-то широкое сдержанное дыхание; в темной дали чудились то песня, то всплеск воды, то слабый стон; крикнула ли это в небе спугнутая с гнезда цапля, пискнула ли жаба в соседнем болоте, – бог весть… Теплый воздух тихо струился, звезды мигали, как живые. Все дышало глубоким спокойствием и самоудовлетворением, каждый колебавшийся колос, каждый звук как будто чувствовал себя на месте, и только я один стоял перед этой ночью, одинокий и чуждый всему.

Она жила для себя. Мне было обидно, что ни одной живой души, кроме меня, нет здесь. Но я чувствовал, что ей самой, этой ночи, глубоко безразлично, смотрит ли на нее кто или нет и как к ней относится. Не будь и меня здесь, вымри весь земной шар, – и она продолжала бы сиять все тою же красотою, и не было бы ей дела до того, что красота эта пропадает даром, никого не радуя, никого не утешая.

Слабый ветер пронесся с запада, ласково пригнул головки полевых цветов, погнал волны по ржи и зашумел в густых липах сада. Меня потянуло в темную чащу лип и берез. Из людей я там никого не встречу: это усадьба старухи помещицы Ярцевой, и с нею живет только ее сын-студент; он застенчив и молчалив, но ему редко приходится сидеть дома; его наперерыв приглашают соседние помещицы и городские дамы. Говорят, он замечательно играет на скрипке и его московский учитель-профессор сулит ему великую будущность.

Я прошел по меже к саду, перебрался через заросшую крапивою канаву и покосившийся плетень. Под деревьями было темно и тихо, пахло влажною лесною травою. Небо здесь казалось темнее, а звезды ярче и больше, чем в поле. Вокруг меня с чуть слышным звоном мелькали летучие мыши, и казалось, будто слабо натянутые струны звенят в воздухе. С деревьев что-то тихо сыпалось. В траве, за стволами лип, слышался смутный шорох и движение. И тут везде была какая-то тайная и своя, особая жизнь…

На востоке начинало светлеть, но звезды над ивами плотины блестели по-прежнему ярко; внизу, под горою, по широкой глади пруда шел пар; открытая дверь купальни странно поскрипывала в тишине. Однообразно кричал дергач. «Ччч-чи! Ччи-чи!» – спокойно и уверенно звучало в воздухе. Спокойно мерцали звезды, спокойно молчала ночь, и все вокруг дышало тою же уверенною в себе, нетревожною и до страдания загадочною красотою.

Усталый, с накипавшим в душе глухим раздражением, я присел на скамейку. Вдруг где-то недалеко за мною раздались звуки настраиваемой скрипки. Я с удивлением оглянулся: за кустами акаций белел зад небольшого флигеля, и звуки неслись из его раскрытых настежь, неосвещенных окон. Значит, молодой Ярцев дома… Музыкант стал играть. Я поднялся, чтобы уйти; грубым оскорблением окружающему казались мне эти искусственные человеческие звуки.

Я медленно подвигался вперед, осторожно ступая по траве, чтоб не хрустнул сучок, а Ярцев играл…

Странная это была музыка, и сразу чувствовалась импровизация. Но что это была за импровизация!

Прошло пять минут, десять, а я стоял не шевелясь и жадно слушал.

Звуки лились робко, неуверенно. Они словно искали чего-то, словно силились выразить что-то, что выразить были не в силах. Не самою мелодией приковывали они к себе внимание – ее, в строгом смысле, даже и не было, – а именно этим исканием, томлением по чем-то другом, что невольно ждалось впереди. – Сейчас уж будет настоящее – думалось мне. А звуки лились все так же неуверенно и сдержанно. Изредка мелькнет в них что-то – не мелодия, лишь обрывок, намек на мелодию, – но до того чудную, что сердце замирало. Вот-вот, казалось, схвачена будет тема, – и робкие ищущие звуки разольются божественно спокойною торжественною неземною песнью. Но проходила минута, и струны начинали звенеть сдерживаемыми рыданиями: намек остался непонятным, великая мысль, мелькнувшая на мгновенье, исчезла безвозвратно.

Что это? Неужели нашелся кто-то, кто переживал теперь то же самое, что я? Сомнения быть не могло: перед ним эта ночь стояла такою же мучительною и неразрешимою загадкой, как передо мною.

Вдруг раздался резкий, нетерпеливый аккорд, за ним другой, третий, – и бешеные звуки, перебивая друг друга, бурно полились из-под смычка. Как будто кто-то скованный яростно рванулся, стараясь разорвать цепи.

Это было что-то совсем новое и неожиданное. Однако чувствовалось, что именно нечто подобное и было нужно, что при прежнем нельзя было оставаться, потому что оно слишком измучило своею бесплодностью и безнадежностью… Теперь не слышно было тихих слез, не слышно было отчаяния; силою и дерзким вызовом звучала каждая нота. И что-то продолжало отчаянно бороться, и невозможное начинало казаться возможным; казалось, еще одно усилие – и крепкие цепи разлетятся вдребезги и начнётся какая-то великая, неравная борьба. Такою повеяло молодостью, такою верою в себя и отвагою, что за исход борьбы не было страшно. «Пускай нет надежды, мы и самую надежду отвоюем!» – казалось, говорили эти могучие звуки.

Я задерживал дыхание и в восторге слушал. Ночь молчала и тоже прислушивалась, – чутко, удивленно прислушивалась к этому вихрю чуждых ей, страстных, негодующих звуков. Побледневшие звезды мигали реже и неувереннее; густой туман над прудом стоял неподвижно; березы замерли, поникнув плакучими ветвями, и все кругом замерло и притихло. Над всем властно царили несшиеся из флигеля звуки маленького, слабого инструмента, и эти звуки, казалось, гремели над землею, как раскаты грома.

С новым и странным чувством я огляделся вокруг. Та же ночь стояла передо мною в своей прежней загадочной красоте. Но я смотрел на нее другими глазами: все окружавшее было для меня теперь лишь прекрасным беззвучным аккомпанементом к тем боровшимся, страдавшим звукам.

Теперь все было осмысленно, все было полно глубокой, дух захватывающей, но родной, понятной сердцу красоты. И эта человеческая красота затмила, заслонила собою, не уничтожая ту красоту, по-прежнему далекую, по-прежнему непонятную и недоступную.

В первый раз я воротился в такую ночь домой счастливым и удовлетворенным.

Все больше мною овладевало странное, но уже давно мне знакомое чувство какой-то тоскливой неудовлетворенности. Эта ночь была удивительно хороша. Мне хотелось насладиться, упиться ею досыта. Но по опыту я знал, что она только измучит меня, что я могу пробродить здесь до самого утра и все-таки ворочусь домой недовольный и печальный.

Почему? Я сам не понимаю… Я не могу иначе, как с улыбкою, относиться к одухотворению природы поэтами и старыми философами, для меня природа как целое мертва.

В ней нет души, в ней нет свободы…

Но в такие ночи, как эта, мой разум замолкает, и мне начинает казаться, что у природы есть своя единая жизнь, тайная и неуловимая; что за изменяющимися звуками и красками стоит какая-то вечная, неизменная и до отчаяния непонятная красота. Я чувствую, – эта красота недоступна мне, я не способен воспринять ее во всей целости; и то немногое, что она мне дает, заставляет только мучиться по остальному.

Никогда еще это настроение не овладевало мною так сильно, как теперь.

Огни города давно скрылись. Кругом лежали поля. Справа, над светлым морем ржи, темнел вековой сад барской усадьбы. Ночная тишина была полна жизнью и неясными звуками. Над рожью слышалось как будто чье-то широкое сдержанное дыхание; в темной дали чудились то песня, то всплеск воды, то слабый стон; крикнула ли это в небе спугнутая с гнезда цапля, пискнула ли жаба в соседнем болоте, – бог весть… Теплый воздух тихо струился, звезды мигали, как живые. Все дышало глубоким спокойствием и самоудовлетворением, каждый колебавшийся колос, каждый звук как будто чувствовал себя на месте, и только я один стоял перед этой ночью, одинокий и чуждый всему.

Она жила для себя. Мне было обидно, что ни одной живой души, кроме меня, нет здесь. Но я чувствовал, что ей самой, этой ночи, глубоко безразлично, смотрит ли на нее кто или нет и как к ней относится. Не будь и меня здесь, вымри весь земной шар, – и она продолжала бы сиять все тою же красотою, и не было бы ей дела до того, что красота эта пропадает даром, никого не радуя, никого не утешая.

Слабый ветер пронесся с запада, ласково пригнул головки полевых цветов, погнал волны по ржи и зашумел в густых липах сада. Меня потянуло в темную чащу лип и берез. Из людей я там никого не встречу: это усадьба старухи помещицы Ярцевой, и с нею живет только ее сын-студент; он застенчив и молчалив, но ему редко приходится сидеть дома; его наперерыв приглашают соседние помещицы и городские дамы. Говорят, он замечательно играет на скрипке и его московский учитель-профессор сулит ему великую будущность.

Я прошел по меже к саду, перебрался через заросшую крапивою канаву и покосившийся плетень. Под деревьями было темно и тихо, пахло влажною лесною травою. Небо здесь казалось темнее, а звезды ярче и больше, чем в поле. Вокруг меня с чуть слышным звоном мелькали летучие мыши, и казалось, будто слабо натянутые струны звенят в воздухе. С деревьев что-то тихо сыпалось. В траве, за стволами лип, слышался смутный шорох и движение. И тут везде была какая-то тайная и своя, особая жизнь…

На востоке начинало светлеть, но звезды над ивами плотины блестели по-прежнему ярко; внизу, под горою, по широкой глади пруда шел пар; открытая дверь купальни странно поскрипывала в тишине. Однообразно кричал дергач. «Ччч-чи! Ччи-чи!» – спокойно и уверенно звучало в воздухе. Спокойно мерцали звезды, спокойно молчала ночь, и все вокруг дышало тою же уверенною в себе, нетревожною и до страдания загадочною красотою.

Усталый, с накипавшим в душе глухим раздражением, я присел на скамейку. Вдруг где-то недалеко за мною раздались звуки настраиваемой скрипки. Я с удивлением оглянулся: за кустами акаций белел зад небольшого флигеля, и звуки неслись из его раскрытых настежь, неосвещенных окон. Значит, молодой Ярцев дома… Музыкант стал играть. Я поднялся, чтобы уйти; грубым оскорблением окружающему казались мне эти искусственные человеческие звуки.

Я медленно подвигался вперед, осторожно ступая по траве, чтоб не хрустнул сучок, а Ярцев играл…

Странная это была музыка, и сразу чувствовалась импровизация. Но что это была за импровизация! Прошло пять минут, десять, а я стоял не шевелясь и жадно слушал.

Звуки лились робко, неуверенно. Они словно искали чего-то, словно силились выразить что-то, что выразить были не в силах. Не самою мелодией приковывали они к себе внимание – ее, в строгом смысле, даже и не было, – а именно этим исканием, томлением по чем-то другом, что невольно ждалось впереди. – Сейчас уж будет настоящее – думалось мне. А звуки лились все так же неуверенно и сдержанно. Изредка мелькнет в них что-то – не мелодия, лишь обрывок, намек на мелодию, – но до того чудную, что сердце замирало. Вот-вот, казалось, схвачена будет тема, – и робкие ищущие звуки разольются божественно спокойною торжественною неземною песнью. Но проходила минута, и струны начинали звенеть сдерживаемыми рыданиями: намек остался непонятным, великая мысль, мелькнувшая на мгновенье, исчезла безвозвратно.

Что это? Неужели нашелся кто-то, кто переживал теперь то же самое, что я? Сомнения быть не могло: перед ним эта ночь стояла такою же мучительною и неразрешимою загадкой, как передо мною.
   Вдруг раздался резкий, нетерпеливый аккорд, за ним другой, третий, – и бешеные звуки, перебивая друг друга, бурно полились из-под смычка. Как будто кто-то скованный яростно рванулся, стараясь разорвать цепи.
   Это было что-то совсем новое и неожиданное. Однако чувствовалось, что именно нечто подобное и было нужно, что при прежнем нельзя было оставаться, потому что оно слишком измучило своею бесплодностью и безнадежностью… Теперь не слышно было тихих слез, не слышно было отчаяния; силою и дерзким вызовом звучала каждая нота. И что-то продолжало отчаянно бороться, и невозможное начинало казаться возможным; казалось, еще одно усилие – и крепкие цепи разлетятся вдребезги и начнётся какая-то великая, неравная борьба. Такою повеяло молодостью, такою верою в себя и отвагою, что за исход борьбы не было страшно. «Пускай нет надежды, мы и самую надежду отвоюем!» – казалось, говорили эти могучие звуки.

Я задерживал дыхание и в восторге слушал. Ночь молчала и тоже прислушивалась, – чутко, удивленно прислушивалась к этому вихрю чуждых ей, страстных, негодующих звуков. Побледневшие звезды мигали реже и неувереннее; густой туман над прудом стоял неподвижно; березы замерли, поникнув плакучими ветвями, и все кругом замерло и притихло. Над всем властно царили несшиеся из флигеля звуки маленького, слабого инструмента, и эти звуки, казалось, гремели над землею, как раскаты грома.

С новым и странным чувством я огляделся вокруг. Та же ночь стояла передо мною в своей прежней загадочной красоте. Но я смотрел на нее другими глазами: все окружавшее было для меня теперь лишь прекрасным беззвучным аккомпанементом к тем боровшимся, страдавшим звукам.

Теперь все было осмысленно, все было полно глубокой, дух захватывающей, но родной, понятной сердцу красоты. И эта человеческая красота затмила, заслонила собою, не уничтожая ту красоту, по-прежнему далекую, по-прежнему непонятную и недоступную.

В первый раз я воротился в такую ночь домой счастливым и удовлетворенным.

А.Лопатина

Звёздная флейта

Тихо ночью в музыкальном магазине. Спит важный черный рояль. Спят гулкие барабаны и звонкие тарелки. Спят скрипочки в своих бархатных футлярах. Не спит только старая флейта. Однажды хозяин музыкального магазина забыл закрыть форточку на ночь. Любопытная звездочка случайно залетела в магазин через открытую форточку и спряталась в старой флейте. С тех пор по ночам старая флейта еле слышно, чтобы не будить музыкальные инструменты, напевает звездную музыку. Днем флейта, конечно, молчит, и никто не знает, что старая флейта получила звездный голос.

С утра мальчик слуга аккуратно протирает пыль. Когда он дотрагивается до старой флейты, она тихонько звенит. Больше всего на свете мальчик мечтает купить эту чудесную флейту.

— Дзинь! – звякнул колокольчик у входа, и в магазин вошел старик.

— Проходите, рады вас видеть. Что желаете? – любезно произнес хозяин магазина, увидев богато одетого покупателя.

—  Пока ничего, я посмотрю и подумаю, — сухо ответил старик.

С тех пор богатый старик стал приходить в магазин каждый день. С детства он мечтал научиться играть на флейте, но вместо этого всю жизнь работал директором фабрики, которую передал ему отец. Ему казалось, что поздно учиться музыке в таком возрасте, однако, каждый день его неудержимо влекло в музыкальный магазин.

Однажды хозяин магазина отлучился, и богач спросил мальчика слугу:

— Ты умеешь играть на флейте?

—  Что вы, господин, у меня есть только деревянная дудочка. Хотите, я вам сыграю на ней? — предложил мальчик.

Дудочка заиграла веселую песенку, и старая флейта тихонько вторила ей.

— Отлично! Теперь попробуй сыграть вот на этой флейте, — попросил старик.

Мальчик поднес старую флейту к губам, и полилась сверкающая, переливчатая музыка, словно все звезды зазвенели и засмеялись в вышине. Богатый человек был удивлен и очарован, но мальчик был удивлен не меньше.

— Это не я, — прошептал он, — флейта сама играет, наверно, она волшебная.

Старик тут же купил старую флейту, заплатив за нее втридорога, и вечером отправился к учителю музыки. К своему удивлению он встретил там мальчика из музыкального магазина, который умолял:

— Господин учитель, пожалуйста, дайте мне хотя бы один урок, а на следующей неделе я принесу Вам еще десять грошей.

— Десять медных грошей мало за один урок, мальчик, — мягко отвечал учитель. — Я же объяснил тебе, что моя дочка больна, и мне нужны деньги для доктора.

— Учитель, я дам Вам десять золотых монет, если Вы научите меня играть на этой флейте, — перебил мальчика богатый старик.

— Проходите, пожалуйста, — поклонился учитель богачу. — Я согласен Вас учить, если Вы заплатите вперед. А ты, дружок, — обратился он к мальчику, — приходи попозже, когда моя дочка выздоровеет, и у тебя накопится больше грошей.

Получив десять золотых монет, учитель старался изо всех сил. Он отменил все остальные уроки и целыми днями занимался с одним богатым человеком. Прошел первый урок, второй…, десятый, но ничего не получалось. Где та волшебная мелодия? Богатый человек смог извлечь из флейты только нескольких фальшивых звуков.

Он упражнялся часами, но все было напрасно. Однажды ночью он долго пытался сыграть хотя бы самую простую мелодию, но, не добившись результата, грустный лег спать. Вдруг ему почудилось, что он слышит ту самую переливчатую музыку, которая так поразила его в магазине. Богатый человек привстал и увидел, прекрасную женщину в синем платье со звездами. Она играла на его флейте.

— Кто ты? – прошептал старик, завороженный музыкой флейты.

Синие глаза строго посмотрели на богача, и переливчатый голос зазвенел:

— Я Фея Музыки. Только человек с добрым сердцем может играть на волшебной флейте.

Богатый человек вскочил с дивана, но видение в тот же миг исчезло. Всю ночь думал старик о словах Феи. Утром он побежал в музыкальный магазин.

— Собирайся, — сказал он мальчику, — тебе надо учиться, а не вытирать пыль. Ты талантливый музыкант. Я обо всем договорюсь и заплачу за твою учебу.

Богач устроил мальчика в музыкальное училище, а затем отправился к учителю музыки.

— Извините меня, учитель, — сказал он, — я заставлял вас давать мне уроки, хотя знал, что ваша дочка тяжело больна. Отныне уроков не будет, пока она не выздоровеет. А на ее лечение примите вот этот кошелек.

«Наконец-то моя флейта заиграет”, — думал богач, возвращаясь домой. Каково же было его разочарование, когда у него снова ничего не получилось. В этот момент в дверь постучали, и вошел мальчик из музыкального магазина.

— Дорогой господин, — сказал мальчик, сияя, — я сочинил для вас песенку и хочу сыграть вам ее на моей дудочке.

Богатый человек протянул мальчику флейту:

— Лучше исполни свою песенку вот на этой флейте.

Мальчик поднес старую флейту к губам, и полилась сверкающая, переливчатая музыка, словно все звезды засмеялись в вышине.

Когда музыка смолкла, богатый человек сказал:

— Возьми себе эту флейту, мальчик. Она тебе больше подходит.

— Что вы, господин. Я не могу взять такой дорогой подарок, — прошептал мальчик.

—  Тогда давай меняться. Ты мне дашь свою дудочку, а я тебе – флейту, — предложил богач и почти насильно, вложил мальчику в руки флейту.

Мальчик ушел, не чуя ног под собой от счастья.

Поздно вечером, собираясь спать, богач взял с дивана деревянную дудочку мальчика, поднес дудочку к губам и полилась прелестная, журчащая песенка.

А.Лопатина

Волшебная скрипочка

«Дзинь, — дзинь, — дзинь», — весело запел колокольчик.

— Колокольчик поет о том, что нас ждут в гости, — сказала маленькая девочка своему брату — высокому мальчугану лет четырнадцати.

— Вечно ты сочиняешь, Анечка, у тебя все поют: и цветы, и облака, и звезды, — засмеялся мальчик.

— А ты, Томас, разве не слышишь, что они поют? — удивилась девочка.

— Думаю, они поют в твоем воображении, — рассудительно сказал мальчик. — По-твоему, колокольчик поет о том, что нас ждут, а по-моему, старушка забыла о том, что приглашала нас. Видишь, нам никто не открывает.

В этот момент дверь распахнулась.

— Здравствуйте. Тебя, кажется, Анечкой зовут, а ты Томас, — старушка погладила девочку по голове и протянула мальчику руку, — а я учительница музыки, Герда Свансен.

Томас поздоровался и вошел, а его сестренка застыла на пороге с широко раскрытыми глазами.

— Проходи, Аня, и поздоровайся, — Томас потянул свою младшую сестренку за рукав и, извиняясь, сказал хозяйке:

— Простите, госпожа Герда, это с ней бывает: застынет на одном месте, а потом утверждает, что слушала, как поют облака или цветы.

— Томас, ты только послушай. Когда мы вошли, колокольчик поздоровался с нами серебряной мелодией, а за ним вот тот чудесный инструмент, который стоит в углу комнаты, а потом скрипочка, которая висит на ковре, и хрустальные подвески на люстре, — восторженно воскликнула девочка.

— Ты, оказывается, умеешь слышать музыку, — радостно обняла девочку старушка. — Я всегда старалась объяснить своим ученикам, что музыка живет повсюду, и нужно только ее слышать. Редко кому это удается. Твоя сестренка, Томас, должна беречь этот чудесный Божий дар.

— Мама всегда шутила, что Анечке подарил музыку соловей, — ответил Томас.

— Но соловей и вправду подарил мне музыку, Томас, разве ты не помнишь?

Девочка повернулась к учительнице и рассказала:

— Когда я была совсем маленькая, мы с мамой пошли в лес за ягодами. В траве на полянке мелькнул какой-то симпатичный рыжий зверь с пушистым хвостом, и я побежала к нему. Это была лисичка, она приготовилась прыгнуть и схватить маленького серого птенца. Он отчаянно пищал, и я поняла, что лисичка сейчас его съест. Тогда я громко закричала и прогнала лисичку. Подошла мама и сказала, что мы должны отыскать гнездышко и положить туда птенца, иначе он погибнет. Мы с мамой еле нашли гнездышко в колючем кустарнике на краю поляны. Мы так устали и исцарапались, что не стали собирать ягоды. Когда мы выходили из леса, над нами закружился соловей и пел свою песенку. Мама сказала, что соловей поет: «Спасибо тебе, девочка. В награду за спасение моего сыночка дарю тебе музыку».

Анечка закончила свой рассказ, и учительница музыки восхищенно воскликнула:

— Сама Фея Музыки привела вас ко мне. Я уже старенькая, но до сих пор мечтаю вырастить настоящего музыканта, который бы своей музыкой рассказывал людям о волшебных звуках земли. Анечка, предлагаю тебе стать моей ученицей.

После чая с вкусным пирогом госпожа Герда исполнила несколько мелодий на разных музыкальных инструментах, и дети были в восторге. Вернувшись домой, брат и сестра долго разговаривали о том, что с ними произошло.

— Тебе повезло, Анечка, — сказал Томас, — Герда Свансен — лучшая учительница музыки в нашем городе, будет учить тебя совершенно бесплатно на том инструменте, который ты сама выберешь.

— Томас, а правда клавесин поет, словно звенит тысяча весенних ручейков? — спросила брата девочка. — Когда госпожа Герда заиграла на клавесине, я удивилась, как в таком хрупком инструменте может быть спрятано столько звуков.

— А мне больше всего понравилась флейта. Она поет, словно нежный весенний рассвет на чистом, слегка замерзшем за ночь зеленовато-розовом небе, когда первый золотистый луч солнца встречается с последней ночной звездочкой.

Анечка бросилась брату на шею:

— Как ты красиво сказал, Томас, значит, ты тоже умеешь слышать музыку.

— Нет, так как ты, не умею, — ответил мальчик. — Но когда Герда Свансен играла на флейте, я вспомнил, как однажды рано утром дедушка разбудил меня, вывел на крыльцо и сказал: «Давай встретим утро, внучек. Если хочешь, чтобы в твоей жизни было больше светлых дней, чаще встречай рассвет». — Я тогда был маленький и ничего не понял, но сегодня, услышав флейту, отчетливо вспомнил это утро.

— А мне больше всего понравилась скрипка. Она пела, словно мамина душа спустилась с небес и с нами разговаривала. Томас, купи мне скрипочку, — попросила девочка.

— Обязательно куплю, — пообещал Томас сестренке, — вот только накоплю денег и узнаю у Герды Свансен, где находится самый лучший магазин музыкальных инструментов. А пока ты можешь заниматься на скрипочке госпожи Герды.

Через два месяца брат и сестра ехали на автобусе в соседний город за скрипкой.

— Томас, госпожа Герда говорит, что я прирожденный музыкант и все мелодии запоминаю с первого раза, — щебетала девочка во время поездки. — Мне иногда кажется, что в скрипочке прячется душа нашей мамочки, особенно, когда Герда Свансен играет. У меня так не получается. Только один раз, когда я играла колыбельную и представила, что это мамочка ее поет, моя скрипка звучала так сладко, что госпожа Герда заплакала, а потом поцеловала меня.

Когда брат и сестра вошли в музыкальный магазин, Аня сразу же заметила несколько полок со скрипками и нетерпеливо потянула брата за рукав. Продавец сначала не обратил внимания на двух бедно одетых детей, но когда Томас достал мешочек с деньгами, засуетился и стал предлагать им разные скрипки. Томас совершенно растерялся и попросил сестру:

— Анечка, я не знаю, какую выбрать, может нужно попробуй на них поиграть?

— Мне больше всего подходит вон та скрипочка, — девочка показала на маленькую изящную скрипочку, лежавшую на самой верхней полке.

— Ты, оказывается, разбираешься в скрипках, — удивился продавец, — только вряд ли вы сможете купить эту скрипку. Ее делал известный мастер, и эта скрипка — самая дорогая в нашем магазине.

К огорчению Томаса скрипка, действительно, стоила в двадцать раз больше той суммы, которую они принесли с собой. Он стал уговаривать сестру купить какую-нибудь скрипку подешевле, но Анечка заплакала в ответ. Наконец, Томас уговорил продавца не продавать полюбившуюся сестренке скрипку в течение года, а все свои деньги оставил в залог, чтобы тот выполнил обещание.

— Если не принесете деньги через год, залог ваш останется в магазине, а скрипку мы продадим, — предупредил детей продавец.

Видя грустное лицо сестрички, Томас попросил:

— Позвольте, пожалуйста, сестренке поиграть на этой скрипке хотя бы минуточку.

Когда Анечка взяла в руки скрипку, лицо ее сразу просияло и она, снова вспомнив мамину колыбельную, заиграла. Все в магазине замерли. Грустный голос скрипки пел о том, как преданно и нежно любит материнское сердце своих детей, и каждый вдруг вспомнил лучшие минуты своего детства. По лицу Томаса текли крупные слезы, и он даже не стеснялся их. Когда девочка кончила играть, в магазине раздались дружные аплодисменты, а продавец, сразу подобрев, сказал:

— Не бойтесь, не продам я вашу скрипку до тех пор, пока вы не накопите денег.

Дети уже вышли из магазина, когда их догнал продавец со скрипкой в руках. Она была спрятана в черном блестящем кожаном футляре, но дети сразу догадались, что это та самая скрипка.

— Ну и счастье вам привалило, — радостно сказал продавец, протягивая скрипку Томасу. Игру твоей сестренки услышал известный в нашем городе скрипач. Он пришел в магазин за струнами. Скрипач решил сделать вам подарок и заплатил за скрипку половину стоимости. А по правилам нашего магазина тот, кто заплатил за инструмент половину стоимости, получает его на год. Потом либо плати остальное, либо возвращай инструмент обратно.

Дети не могли поверить своему счастью, а продавец добавил:

— Скрипач просил узнать ваш адрес и сказал, что обязательно вам напишет.

Когда дети вернулись в свой родной город и показали Герде Свансен скрипку, она торжественно произнесла:

— Теперь, девочка, ты должна научиться играть так, чтобы быть достойной этой великолепной скрипки.

С тех пор прошел почти год. С каждым днем Аня играла все лучше. Все восхищались игрой девочки. Ее стали приглашать на разные городские концерты и даже платили ей за игру. Заработанные деньги брат и сестра складывали в большую шкатулку, позволяя себе только самые необходимые траты. Однако собранной суммы все равно не хватало, чтобы заплатить за скрипку, и Аня со страхом думала, что с любимой скрипочкой придется расстаться.

Однажды госпожа Герда прочла детям письмо от знаменитого скрипача. В письме было написано, что Аню приглашают принять участие в королевском конкурсе музыкантов. Лучшие музыканты из разных стран приглашались на этот конкурс, и сама королева обещала заплатить победителю сто золотых.

— Скрипач спросил у меня, достойна ли ты, Аня, приглашения на конкурс, и я написала ему, что ты самая талантливая и трудолюбивая из всех моих учеников, — сказала старая учительница, а потом добавила:

— Но сейчас тебе нужно заниматься вдвое больше.

— Ах, Томас, — радостно щебетала девочка по дороге домой. — Ведь сто золотых — это так много. Мы же должны магазину только двадцать золотых, а на остальные можно купить красивые платья и туфли.

— Ты должна сейчас думать о музыке, а не о нарядах, — ласково сказал Томас.

— Я и так играю лучше всех, — ответила девочка и обиженно отвернулась от брата.

Томас работал в магазине с утра до позднего вечера. Сестренка всегда ждала, чтобы рассказать брату обо всем, что случилось за день. Но Томас стал замечать, что их ночные разговоры изменились. Если раньше Аня расспрашивала его о делах в магазине, то сейчас она только и говорила, что о нарядах да покупках.

— Знаешь, Томас, самое нарядное платье стоит один золотой, значит, если я куплю двадцать платьев…

Томас перебивал девочку:

— У нас пока нет никаких золотых, Анечка, и считать тут нечего.

Сестра обижалась, но Томас обнимал ее и говорил:

— Лучше расскажи, как ты сегодня играла, — и все обиды исчезали.

Однажды мальчик застал сестренку в слезах:

— Герда Свансен сказала сегодня, что я стала хуже играть, но это неправда, я играю лучше всех! — глотая слезы, говорила девочка.

Ночью Ане не спалось. Тихонько, чтобы не разбудить брата, она поднялась с кровати и села у раскрытого окна. На летнем небе ласково сияли звезды, но на душе у девочки было грустно. Она подумала, что действительно стала хуже играть, и снова горько расплакалась.

Вдруг Ане показалось, что одна звездочка качнулась тихо и спустилась пониже.

«Милая моя девочка, — ласково шепнула звездочка маминым голосом, — я попрошу соловья помочь тебе победить в конкурсе, но только ты не должна больше думать о золотых».

В этот момент за окном запел соловей, и девочка поняла, что он поет для нее. Это была пронзительная песня о любви звезды и соловья, и Аня запомнила ее навсегда. До утра лились за окном соловьиные трели, а рано утром Аня разбудила брата и сказала:

— Томас, послушай, пожалуйста, мою новую песню, сегодня ночью мне подарил ее соловей. Наверное, тот самый, которого я спасла когда-то от лисицы.

Девочка достала скрипку, и чудесные трели наполнили комнату, а потом поплыли по утренней улице. Томас замер, и ему показалось, что мама поет ему о том, как она крепко его любит. А потом сердце его сладко заныло, это скрипка запела о его будущей большой любви. Очнулся Томас от громкого голоса, доносившегося с улицы:

— Спасибо, дочка. Твоя скрипка поет, словно нежные волны океана на рассвете.

Это сказал старый моряк, живший по соседству.

— Да разве это волны поют, — возразила проходившая мимо цветочница, — так поют цветы теплыми весенними ночами, когда они проклевываются из бутонов.

— Ты настоящая волшебница, Анечка, — ласково сказал Томас своей сестренке.

Через месяц в торжественном зале королевского дворца под звуки фанфар королева вручила девочке награду в сто золотых монет. Она ласково обняла ее и сказала:

— Своей игрой ты доставила нам истинное наслаждение и достойна этой награды. На эти деньги ты сможешь купить самое прекрасное платье на свете.

— Спасибо, Ваше Величество, — низко поклонилась Аня, — но мне надо сначала заплатить наш долг за мою чудесную скрипку и купить новую куртку для брата. А на остальные деньги мы будем устраивать музыкальные вечера для бедных детей.

С тех пор каждый месяц в магазине, где работал Томас, собирались бедные дети со всего городка. Всех ждало вкусное угощение, а потом Аня играла на скрипке и пела для детей веселые песенки. В золотистом платье, подаренном ей королевой, и с золотистыми нежными локонами она казалась детям сказочной феей. Они уходили с вечера счастливые, с пакетиками сладостей в руках и сокровенной мечтой — стать настоящими музыкантами.

Сказки про музыку и музыкантов

В недрах Little Stories кипит работа: мы вовсю рисуем маленькую историю с рабочим названием «Комарик». Если вы уже знакомы с прошлыми книжками серии, то эта будет чуточку другой — мы поэкспериментировали и сделали не просто интерактивную книжку-малышку, а интерактивную и музыкальную!

Ладно, с маленькими новостями пока закончим. Сегодня мы с заботой приготовили для вас очередное приключение — в мир сказок, где правят ноты и музыка! Нестареющая классика, для разных возрастов.

Чудаковатый музыкант

Братья Гримм

Народная сказка в обработке Якоба и Вильгельма Гримм. История о находчивом скрипаче, который обманул лесных зверей — с помощью музыки и собственной смекалки..

Соловей

Г.Х. Андерсен

Сказка о китайском императоре, который променял песни живого соловья на звуки механической птицы — и был наказан.

Бременские музыканты

Братья Гримм

Конечно же, не обошлось и без самой знаменитой истории о музыкантах. История оригинальной сказки заметно отличается от той, что мы привыкли видеть в отечественном мультфильме Инессы Ковалевской.

Два скрипача из Стартспи

Шотландская народная сказка

Необычный сюжет для российского читателя (но привычный для английского): история о друзьях-музыкантах, которые попали в мир эльфов. Время в сказочной стране летит быстрее, чем в царстве людей — тем сильнее будет удивление героев по возвращению домой.

Гамельнский крысолов

Немецкая народная сказка

Еще одна классическая история, на этот раз о коварном дудочнике, который избавил город от крыс, а когда жадные градоначальники не сочли нужным расплатиться — отомстил горожанам. История тесно переплетается с европейскими легендами, так что даже взрослым будет интересно ее перечитать.

Музыкальный магазин

Люцина Легут

Необычная сказка польской писательницы Люцины Легут о музыкальном магазинчике братьев-сверчков: пана Тэофаса и пана Боло, и одной очень надоедливой мухе.

Песнь мельничного колеса

Густав Сандгрен

Сказка о юноше, который мечтал научиться играть на флейте, но не получал одобрения своего учителя. Тогда будущий музыкант сам отправляется к колесу водяной мельницы — под которым, по слухам, живет дух, лучше всех на земле играющий на флейте.

Дудочки и кувшинчик

Валентин Катаев

Всем знакомая с детства сказка о девочке Жене, которой очень не хотелось собирать землянику. Она встречает в лесу Старика-боровика, который предлагает ей обменять её кувшин на волшебную дудочку, от звуков которой земляника сама выглядывает из-под листвы.

Война колоколов

Джанни Родари

«Динь! Дан! Дон!» — эта необычная сказка итальянского мастера, автора «Чипполино» к тому же еще и очень музыкальная. Мальчишкам точно понравится!

---

А если еще не доросли до таких сказок (или хотите не только читать, но и музицировать) — скачивайте наш сборник и мы пришлем вам оповещение, как только наш музыкальный «Комарик» появится на книжной полке!

В пред­ло­жен­ной Вашему вни­ма­нию под­борке ска­зок на музы­каль­ную тема­тику ребё­нок позна­ко­мится с основ­ными музы­каль­ными поня­ти­ями, узнает о том, что музыка помо­гает людям быть доб­рее, видеть в окру­жа­ю­щем мире пре­крас­ное. Ведь музыка зву­чит и в лёг­ком дуно­ве­нии ветерка, и в соло­вьи­ных тре­лях… Стоит лишь услы­шать, заме­тить, понять…

Введение

1. Заботливые нотки

У нотки До забот полно.
Ей дело важ­ное дано.
Она основа звукоряда,
Ей быть все­гда на месте надо.

Ре радость всем вокруг несет
И для подруг ромашки рвет.
Как ручеек, зве­нит она,
И всем изда­лека слышна.

Ми обо­жает мир, покой.
Вол­шеб­ный месяц золотой.
О кра­соте она мечтает
И ей напевы посвящает.

Фа – фан­та­зерка и поэт.
Есть у нес велосипед
Кры­ла­тый с ярким фонарем,
По небу мчится Фа на нем.

Соль любит солнца яркий свет,
Свет­лей и чище нотки нет
В саду она фасоль растит,
Вас непре­менно угостит

Дом нотки Ля из лепестков.
Она боль­шой зна­ток цветов
Лес­ных, садо­вых, луговых.
Сама похожа Ля на них.

А нота Си у нас скромна.
Послед­няя в ряду она.
Си обо­жает сны и сказки
И голу­бые деток глазки.

У каж­дой нотки жизнь своя.
По вме­сте все они семья.
В ней семь вол­шеб­ных «я» живут
И звонко песенки поют.

Вопросы и задания

• Нари­суйте, как нотки из этого сти­хо­тво­ре­ния выпол­няют раз­ные дела.
• Дети делятся на группы. Каж­дая группа – семь нот. Ноты должны при­ду­мать какое-либо общее дело и рас­ска­зать о нем.
• Каж­дая группа – семья нот. Дети должны рас­ска­зать, кто в этой семье роди­тели, кто – дети, кто – бабушка с дедуш­кой, и объ­яс­нить почему.
• Каж­дая нот­ная группа при­ду­мы­вают сценку из жизни нот­ной семьи.
• Нари­суйте домики для раз­ных нот.
• На какие цветы похожи раз­ные ноты? Нари­суйте музы­каль­ный букет, в кото­ром каж­дый цве­ток будет сим­во­ли­зи­ро­вать какую-либо ноту.

2. Дружные нотки

До, ре, ми, фа, соль, ля, си
Мчатся быстро на такси.
Ждут их в музы­каль­ной школе,
Ждут в оркестре их и в хоре.

Если нотки опоздают.
Все мело­дии растают.
Скрипки и виолончели
Не испол­нят свои трели.

Пере­ста­нет контрабас
Всем пока­зы­вать свой бас.
Даже бара­бан замрет –
Ужас, что произойдет.

Поско­рей, подружки ноты.
При­ни­май­тесь за работу.
Мы вас очень, очень ждем,
Мы без музыки умрем!

Вопросы и задания

• Почему нотки опаз­ды­вали на свою работу? Что их задержало?
• При­ду­майте сказку о том, как нотки забо­лели и не вышли на работу.
• При­ду­майте вол­шеб­ное музы­каль­ное лекар­ство для нот.
• Если бы вы были нот­ками, в каких музы­каль­ных инстру­мен­тах вы бы хотели звучать?
• Нари­суйте для ноток быст­рый музы­каль­ный транс­порт, чтобы они не опаз­ды­вали на работу.

3. Как родилась песня

В кра­си­вом лесу на опушке жила семья зай­чат: мама, папа и три сыночка зай­чонка. Каж­дый вечер перед сном мама Зай­чиха пела своим сыноч­кам колы­бель­ную песню. Одна­жды утром просну­лись зай­чата и решили узнать, как рож­да­ется песня. Спро­сили они раз­ре­ше­ния у мамы Зай­чихи и пошли путе­ше­ство­вать по лесу.

Вот идут они и слы­шат: жур­чит ручеек. Стар­ший зай­чо­нок говорит:

— Вот, братцы, ручеек как будто песню поет, как наша мама нам колыбельные.

Послу­шали они жур­ча­ние ручейка и пошли дальше. Неожи­данно подул вете­рок. Листья заше­ле­стели, трава зашу­мела. Сред­ний зай­чо­нок и говорит:

— Бра­тишки, слы­шите, как листочки и травка кра­сиво шеле­стят? Будто наша мама Зай­чиха поет песенки.

Посто­яли они, послу­шали музыку ветра и решили пойти дальше. Они шли долго и вдруг услы­шали пение птиц. Зай­чатки пото­ро­пи­лись на пре­крас­ные звуки. Вышли на опушку леса. Пение птиц было очень кра­си­вым, мело­дич­ным — насто­я­щая песня мамы Зай­чихи. Млад­ший бра­тик заме­тил, что опушка леса очень зна­ко­мая. И тут они уви­дели свой домик и маму Зай­чиху. Зай­чата побе­жали к маме и в один голос закричали:

— Мама! Теперь мы знаем, как рож­да­ются твои песни — тебе помо­гает наш люби­мый лес!

Вопросы и задания

• Какие песенки услы­шали зай­чата в лесу?
• Как вы дума­ете, какие песенки можно услы­шать в раз­ные вре­мена года?
• Нари­суйте любую песенку.

I. Музыкальные инструменты

1. Дудочка

Дудочку-погу­дочку
Сма­сте­рил я сам.
Под­ра­жает дудочка
Раз­ным голосам.

Если хочешь, я сыграю
Песни ветерка.
Если хочешь, я сыграю,
Как зве­нит река.

Если хочешь, просвищу
Я трели соловья –
Всё умеет, всё умеет
Дудочка моя!

Весе­литься на лугу
Всех заста­вить я могу!
Заиг­раю – и запляшут
Бабочки, стрекозы.
Заиг­раю – и заскачут
Бабуш­кины козы.

И букашки, и жуки,
И коровы, и сверчки
Любят слу­шать дудочку,
Дудочку-погудочку!

Вопросы и задания

• Каким голо­сам умеет под­ра­жать дудочка-погудочка?
• Что делают те, кто её услышит?
• Какую песенку и для кого сыг­рали бы вы на такой дудочке?

2. Легенда о барабане

– Дедушка, выпейте отвара, – лас­ково ска­зала инди­анка Чистый Родник.

– Сама его пей, внучка, – отве­тил старик.

– Тебе сил много надо будет, чтобы выжить. Наше племя может погиб­нуть зимой. Слиш­ком мало у нас оста­лось людей.

– Дедушка, мой муж Соко­ли­ное Перо гово­рит, что в дру­гих пле­ме­нах тоже мало людей. Почему мы живем малень­кими пле­ме­нами? Вме­сте мы бы были сильнее.

В ответ ста­рик кив­нул с горе­стью и пошел к вождю племени.

– Надо индей­цам объ­еди­няться и дру­жить, тогда мы смо­жем помо­гать друг другу, – ска­зал ста­рик вождю.

– Как мы узнаем, захо­тят ли соседи дру­жить с нами? – отве­тил вождь.

– Пусть охот­ники отне­сут при­гла­ше­ние на пир всем сосе­дям. А жен­щины зажгут костер и при­го­то­вят еду. Тот, кто захо­чет дру­жить, при­дет к нам в гости, – объ­яс­нил старик.

– Твой план опа­сен, – пока­чал голо­вой вождь. – Нельзя посы­лать муж­чин в дру­гие пле­мена, вдруг они не вернутся.

Опе­ча­лился ста­рик, а внучка гово­рит ему.

– Не горюйте, дедушка. Мой муж Соко­ли­ное Перо при­ду­мает, что делать.

Вдруг Чистый Род­ник под­няла голову и воскликнула:

– Слышу, он уже идет с добы­чей. Надо при­го­то­вить ему горя­чую еду.

Чистый Род­ник при­ня­лась хло­по­тать, и, когда моло­дой охот­ник подо­шел, еда уже сва­ри­лась на костре. Дед с удив­ле­нием спросил:

– Внучка, как ты узнала, что твой муж идет с добы­чей, когда он был еще так далеко?

Соко­ли­ное Перо достал из сумки неболь­шой гли­ня­ный гор­шок, на кото­рый была натя­нута шкура оленя, и выбил ладо­нями звон­кую дробь.

– Я сде­лал этот инстру­мент и назвал его бара­ба­ном. Когда я воз­вра­ща­юсь с охоты, я стучу в бара­бан, и моя люби­мая слы­шит меня, даже если я далеко.

Не успел охот­ник дого­во­рить, как ста­рик схва­тил бара­бан и побе­жал к вождю.

– Нам нужно сде­лать такой бара­бан, вождь. Только не малень­кий, а боль­шой. Тогда его гром­кий стук услы­шат все пле­мена. Этот бара­бан рас­ска­жет людям, что мы зовем их в гости, чтобы жить вме­сте и помо­гать друг другу.

Эти идея всем понра­ви­лась, и люди пле­мени при­ня­лись за работу. Они сде­лали круг­лую дере­вян­ную раму и натя­нули на нее сверху и снизу кожу лося.

Потом они зашили обе сто­роны бара­бана по краю дере­вян­ной рамы поло­сой кожи и сде­лали бара­бан­ные палочки с оле­ньей шку­рой на концах.

– Бум-бум-бум, идите все сюда, идите в гости – бил в бара­бан охот­ник Соко­ли­ное Перо.

Звук бара­бана был такой гром­кий и при­зыв­ный, что его услы­шали и поняли вес сосед­ние пле­мена. Пер­вым при­шло самое малень­кое племя с лес­ного озера. Они оста­но­ви­лись непо­да­леку, не реша­ясь подойти к костру.

Тогда Чистый Род­ник взяла кра­си­вые бусы и отнесла их девушке из пле­мени лес­ного озера, а девушка в ответ про­тя­нула свое оже­ре­лье из раку­шек. Они взя­лись за руки и стали тан­це­вать вокруг костра. Чистый Род­ник запела при­вет­ствен­ную песню, а Соко­ли­ное Перо выби­вал ритм мело­дии на барабане.

Люди заулы­ба­лись и тоже стали обме­ни­ваться дарами, всем, что у них было с собой. А потом они спели вме­сте песню даров.

Новые пле­мена при­хо­дили на зов бара­бана, и люди снова и снова пели песню даров.

С тех пор индейцы стали жить лучше. Боль­шие и малень­кие бара­баны поют песню дружбы и песню даров – индей­ский зов любви.

Вопросы и задания

• Почему люди не испу­га­лись уда­ров бара­бана, а, наобо­рот, с радо­стью вос­при­няли эту музыку и стали соби­раться вместе?
• Пред­ставьте, что вождь пле­мени спра­ши­вает у вас совет, как пле­ме­нам жить в дружбе. Что вы ему посоветуете?
• В каких важ­ных делах этот бара­бан помо­гал людям племени?

3. Как звонят колокола

Жили-были у коло­коль­ного мастера два брата коло­коль­чика: Динь-динь и Дон-дон.

Динь-динь был раз­ме­ром с яблоко и пел весело: «Динь-динь-динь! Как радостно жить!» Коло­коль­чик Дон-дон был в два раза больше брата и пел тре­вож­ным голо­сом: «Дон-дон-дон! Пора вста­вать! Смот­рите в оба, берегитесь!»

Бра­тья посто­янно спо­рили друг с дру­гом. Динь-динь хотел своим зво­ном радо­вать людей, а Дон-дон счи­тал, что коло­коль­чики должны будить людей и пугать врагов.

Надо­ело коло­коль­ному мастеру, что коло­коль­чики посто­янно спо­рят, и он сказал:

– Надо вас на коло­кольню отне­сти, в коло­коль­ную школу отдать.

– А что такое коло­кольня?– спро­сил испу­ганно Динь-динь.

– Это башня высо­кая с коло­ко­лами возле храма. Коло­кола, кото­рые живут на коло­кольне, вызы­вают людей на Бого­слу­же­ние, напо­ми­нают им о Жизни Веч­ной, сла­вят своей музы­кой Самого Гос­пода Бога. Они все­гда зво­нят так кра­сиво, что заслу­ша­ешься. У самого огром­ного коло­кола голос мощ­ный, как гром, – объ­яс­нил мастер.

Он взял коло­коль­чики, отнес их на коло­кольню и отдал звонарю.

– Рад зна­ком­ству, коло­коль­чики. Я помо­гаю нашим коло­ко­лам петь, – покло­нился зво­нарь и поло­жил коло­коль­чики в угол.

Бра­тья огля­ну­лись. Под камен­ным сво­дом коло­кольни висело мно­же­ство коло­ко­лов. Были среди них три огром­ных коло­кола, несколько сред­них и целая группа коло­коль­чи­ков поменьше. Вниз от всех коло­ко­лов спус­ка­лись веревки, при­вя­зан­ные к их язы­кам. Зво­нарь взялся за веревку, иду­щую от самого боль­шого коло­кола, раз­мах­нулся, и небо взо­рва­лось от гро­мо­вого удара. Гулом напол­нился воз­дух, и тут раз­дался вто­рой удар, а за ним – тре­тий. Словно падал с неба музы­каль­ный гром.

– Что за гул! Ах, я теряю созна­ние, я лечу в небо! – завол­но­вался Динь-динь.

– Вот это да! Это голос грома, а не какой-нибудь звон! – вос­клик­нул Дон-дон.

В этот миг зво­нарь дер­нул за дру­гие веревки, и на коло­кольне под­нялся пере­звон, словно огром­ные птицы запели, а сле­дом пере­лив­чато зазве­нели малые коло­кола. Зво­нарь как будто дер­жал в руках струны голо­сов, и свет­лые, сия­ю­щие звуки под­ни­ма­лись прямо в небо, к Пре­столу Небес­ного Отца.

Бра­тья-коло­коль­чики были оча­ро­ваны. Когда звон стих, зво­нарь объяснил:

– Гром­кие удары в боль­шой коло­кол назы­ва­ются «Бла­го­вест». Слы­шали, как наш вели­кан коло­кол гудел кра­сиво? А боль­шие и малень­кие коло­кола доба­вили в его кра­си­вый гул чудес­ный пере­звон, – Ска­зав это, зво­нарь три­жды пере­кре­стился и пошел в храм на службу, помо­гать в алтаре.

– Я был прав, коло­кола должны радо­вать людей, – про­зве­нел Динь-динь. Дин-Дон хотел что-то воз­ра­зить, но один из неболь­ших коло­ко­лов оста­но­вил их:

– Тихо, малыши, ложи­тесь спать – коло­ко­лам нельзя без дела звякать.

Бра­тья замол­чали и уснули, устав от впе­чат­ле­ний. Ночью их раз­бу­дил страш­ный гул.

«Бум-бум! Беда, пожар! Бум-бум!» – тре­вожно гре­мел вели­кан коло­кол. Зво­нарь бил в него часто и громко. Бра­тья коло­коль­чики, оглу­шен­ные этим гро­мом, не сразу поняли, что слу­чи­лось. Они видели с коло­кольни, как вда­леке раз­го­ре­лось крас­ное зарево, как со всех сто­рон бежали к нему люди, и как зарево посте­пенно погасло.

Когда все стихло, Дон-дон взвол­но­ванно спро­сил звонаря:

– Зна­чит, коло­кола еще людей о беде предупреждают?

– Конечно! Вы же слы­шали набат. Этот тре­вож­ный звон мигом людей соби­рает, чтобы с бедой спра­виться. Коло­кола могут заста­вить гудеть и зве­неть все небо. Это вели­кие музы­каль­ные инстру­менты, и они зво­нят людям о вели­ких радо­стях и страш­ных бедах.

– Мы из вели­кой семьи! Мы тоже будем зво­нить для людей и в радо­сти, и в беде, – хором повто­рили два братца-колокольчика.

Вопросы и задания:

• Какими по харак­теру были два братца-колокольчика?
• Почему мастер отпра­вил их на колокольню?
• Чему их научили боль­шие колокола?
• Чем коло­коль­ная музыка отли­ча­ется от зву­ча­ния любых дру­гих музы­каль­ных инструментов?
• Почему семья коло­ко­лов названа вели­кой? В чем ее величие?

4. Сказка о фальшивом камертоне

– Зна­ешь ли ты, что такое слава? – спро­сила скрипка у камертона.

– Когда все тебя знают.

– Не только. Еще это радость быть един­ствен­ной и непре­взой­ден­ной. Ты не пред­став­ля­ешь, какое сча­стье наблю­дать, как сотни вос­тор­жен­ных поклон­ни­ков вни­мают каж­дой твоей ноте, ловят каж­дый вздох. В такие минуты они готовы носить тебя на руках! Впро­чем, откуда тебе знать…

Вот такой диа­лог про­изо­шёл в хра­ни­лище между скрип­кой и камер­то­ном. Ничего осо­бен­ного, обык­но­вен­ный раз­го­вор ста­рых зна­ко­мых. И все-таки само­лю­бие камер­тона было задето.

Он и раньше слы­шал, как хва­ста­лась его соседка, но нико­гда не пред­став­лял себя в чужом амплуа. И, правда, откуда ему знать? Малень­кому, неза­мет­ному слу­жа­щему филар­мо­нии, для кото­рого даже тре­щотка явля­лась вопло­ще­нием совер­шен­ства, не говоря о пер­вой скрипке. Стоит ли скры­вать, что камер­тон был в неё влюблён?

Вре­ме­нами, после оче­ред­ного три­умфа, когда скрипка воз­вра­ща­лась на свою антре­соль, сердце камер­тона готово было выпрыг­нуть от сча­стья. Неважно, что речи воз­люб­лен­ной сво­ди­лись к одному – кому из арти­стов неве­домо чув­ство гор­дыни? Глав­ное, что его люби­мая была счастлива!
Но сего­дня камер­тон был задум­чив и мол­ча­лив. Мысль о соб­ствен­ной ущерб­но­сти не давала ему покоя. «Кто я такой, что бы наде­яться на вза­им­ность? Никому я не нужен, зачем упо­вать на чудо?» – мучил он себя.

С каж­дым днём уны­ние овла­де­вало им всё больше. Даже голос бед­няги стал ниже и глуше. Но никому не было дела до скром­ного жал­кого камертона.

А тем вре­ме­нем в оркестре стало тво­риться необъ­яс­ни­мое. Каж­дое новое выступ­ле­ние соби­рало всё мень­шее коли­че­ство слу­ша­те­лей, всё реже раз­да­ва­лись руко­плес­ка­ния, всё чаще появ­ля­лись наре­ка­ния и недо­воль­ство пуб­лики. Никто – ни кон­тра­бас, ни вио­лон­чель, ни скрипка не могли понять, откуда берется фальшь. Скрипка нерв­ни­чала, глядя на её пере­жи­ва­ния, оркестр рас­стра­и­вался ещё больше…

Так про­дол­жа­лось до тех пор, пока кто-то не обра­тил на камер­тон внимание.

– Посмот­рите, бед­няжка совсем зачах, – гово­рила лютня гобою. – Должно быть, у него несчаст­ная любовь. Ах, как это печально – без­от­вет­ное чувство.

– Да, похоже, малому не сладко. Жаль, что нельзя ему помочь.

Вскоре весть о несчаст­ном камер­тоне добра­лась до скрипки. К тому вре­мени она совер­шенно забыла о своей гор­дыне. Никто больше не вос­тор­гался её отмен­ным зву­ча­нием, не пел дифи­рамб, и не осы­пал ком­пли­мен­тами. С невы­ра­зи­мой гру­стью воз­вра­ща­лась она на свою полку. Теперь, когда слава больше не кру­жила ей голову, она стала заме­чать вещи, прежде не заслу­жи­вав­шие вни­ма­ния. «Вот ста­рый бута­фор­ский кан­де­лябр, вот футляр для хра­не­ния струн и кани­фоли, а вот камер­тон.… Как же он изме­нился за послед­нее время. Навер­ное, ему очень плохо». Впер­вые скрипка поду­мала о камер­тоне с сочув­ствием. Она вспом­нила, с какой радо­стью встре­чал он её с гастро­лей, с каким вни­ма­нием выслу­ши­вал оче­ред­ное хва­стов­ство. И вскоре ей всё стало ясно.

Горько и стыдно было скрипке за своё без­ду­шие, за обид­ные слова, бро­шен­ные свысока.

– Ах, милый камер­тон, про­сти мою глу­хоту, — обра­ти­лась она к другу. — Как же я была глупа, когда витала в обла­ках, не пони­мая, что обя­зана успе­хом тебе! Мы все не заме­чали глав­ного – любой удаче сопут­ствует чья-то забота. Про­сти же мою неблагодарность!

В эту минуту камер­тону каза­лось, что мир про­буж­да­ется новым соцве­тием кра­сок и зву­ков. «Как славно при­но­сить пользу дру­гим!» – думал он, слу­шая, как его сердце напол­ня­ется счастьем.

Вопросы и задания

• Какое каче­ство было глав­ным в жизни пер­вой скрипки?
• Из-за чего камер­тон стал фальшивить?
• Почему скрипка посо­чув­ство­вала камертону?
• От кого зави­село, как играет оркестр?
• Как вы дума­ете, что слу­чи­лось после этой истории?

5. Остров Фальшивых нот

Несча­стье

В одно чудес­ное утро, когда заря ещё только раз­го­ра­лась на востоке, Скрипку раз­бу­дила весен­няя капель. Звон­кие капли летели с крыш, за окном весело чири­кали воро­бьи, и Скрипке сразу же захо­те­лось запеть.

— Ой! – вдруг рас­стро­енно взвизг­нула она. – У меня сло­мался колок! Как же я смогу играть, ведь теперь все мои ноты будут зву­чать фаль­шиво? Надо ско­рее спе­шить в город Струн­ный за новым кол­ком, а то как бы не слу­чи­лась ещё какая беда!

В пути

Скрипка немед­ленно отпра­ви­лась в путь. Она мино­вала Сере­над­ный лес и вышла к реке Ау. Скрипка знала, что когда-то Фаль­ши­вые Ноты спря­тали на дне этой реки Певу­чую Дудочку Ау. С тех пор никто не слы­шал голоса Пре­крас­ной Ау, лишь назва­ние реки сохра­нило о ней память.

Скрипке надо было пере­пра­виться на дру­гой берег. Она при­гля­де­лась и заме­тила плы­ву­щую по реке лодку, кото­рая направ­ля­лась прямо к ней. Скрипка было обра­до­ва­лась, как вдруг из лодки на берег выско­чили реч­ные пираты Фаль­ши­вые Ноты. Они схва­тили Скрипку и отвезли её далеко-далеко, на свой Остров.

На Ост­рове

— Скри­почка! Кра­са­вица! Будь нашей коро­ле­вой! – уго­ва­ри­вали её Фаль­ши­вые Ноты. – Со сло­ман­ным кол­ком ты всё равно не смо­жешь играть чисто!

— Я – Коро­лева среди инстру­мен­тов, — рас­сер­ди­лась Скрипка, — и нико­гда не буду коро­ле­вой у Фаль­ши­вых Нот!

— Ах так… Через неделю про­дол­жим раз­го­вор. Если не пере­ду­ма­ешь, берегись!

И Фаль­ши­вые Ноты, оста­вив Скрипку на Ост­рове, уплыли.

Встреча

Сна­чала Скрипка думала, что этот Ост­ров необи­таем. Она гуляла под высо­кими паль­мами, любо­ва­лась фио­ле­то­выми лили­ями, но вскоре стала заме­чать на земле необыч­ные круг­лые дырочки.

Несо­мненно, это были чьи-то следы. Скрипка пошла по этим сле­дам и вскоре наткну­лась на дро­жа­щую Певу­чую Дудочку Ау.

— Вот это встреча! – вос­клик­нула Скрипка. – Как же ты, бед­няжка, сюда попала?

— Меня долго дер­жали в плену на дне какой-то реки. Там было ужасно темно и сыро, — начала Ау свой рас­сказ. – Посте­пенно я стала терять свой голос, и тогда Фаль­ши­вые Ноты пере­везли меня сюда, наде­ясь уго­во­рить стать их коро­ле­вой. Но на Ост­рове я неожи­данно выздо­ро­вела, голос мой зазву­чал по-преж­нему чисто, и Фаль­ши­вые Ноты покля­лись ото­мстить мне…

— Навер­ное, они очень гро­зи­лись, ведь Фаль­ши­вые Ноты тер­петь не могут, когда кто-нибудь чисто играет?

— Да, они очень гро­зи­лись, — послы­шался вдруг ещё чей-то голос, и из-под боль­шого зелё­ного листа высу­ну­лась не менее зелё­ная голова.

Неожи­дан­ный друг

— Позна­комься, это мой друг Куз­не­чик. Он помо­гает мне пря­таться от Фаль­ши­вых Нот в своей куз­нице. Звон­кий стук его моло­точка по нако­вальне так же нена­ви­стен Фаль­ши­вым Нотам, как и чистые звуки, потому что Фаль­ши­вые Ноты не любят тех, кто умеет хорошо трудиться.

— Так, так, так… — заду­ма­лась Скрипка. – Вот если бы у меня был колок, то я, кажется, знала бы, как нам изба­виться от Фаль­ши­вых Нот… — и Скрипка поде­ли­лась с дру­зьями своим планом.

Избав­ле­ние

Фаль­ши­вые Ноты вер­ну­лись на Ост­ров ровно через неделю. Они едва успели выса­диться на берег, как навстречу им, взяв­шись за руки, выбе­жали Скрипка и Пре­крас­ная Ау. Зазву­чала задор­ная пля­со­вая музыка. Фаль­ши­вые Ноты сна­чала уди­ви­лись, а потом испу­га­лись, заме­тив у Скрипки новый, свер­ка­ю­щий на солнце сереб­ря­ный колок. А музыка зву­чала всё весе­лей и громче. И неожи­данно Фаль­ши­вые Ноты почув­ство­вали, что больше не могут жить среди этих чистых и весё­лых зву­ков. Они стали умень­шаться прямо на гла­зах и посте­пенно… рас­та­яли в воз­духе. Правда, Куз­не­чик успел схва­тить за руку одну из них, самую малень­кую Фа-льши­вую Нотку. Часть её имени уже исчезла, оста­лось лишь коро­тень­кое началь­ное «фа».

Только впе­рёд!

— Тебе необ­хо­димо учиться на насто­я­щую ноту! — ска­зал ей Куз­не­чик. – Мы помо­жем тебе.

— Да, да! Мы поедем все вме­сте в город Струн­ный, и ты най­дёшь своё место в мело­диях самых раз­но­об­раз­ных инстру­мен­тов, — под­твер­дили Скрипка и Пре­крас­ная Ау.

У берега кача­лась на вол­нах поки­ну­тая Фаль­ши­выми Нотами лодка. Куз­не­чик помог сесть в неё Скрипке, Певу­чей Дудочке и их уче­нице Фа, взял в руки вёсла, и они поплыли в город Струн­ный навстречу новым пре­крас­ным мелодиям.

Вопросы и задания:

• Какая исто­рия слу­чи­лась с Дудоч­кой Ау?
• Почему Скрипка не согла­си­лась стать коро­ле­вой Фаль­ши­вых Нот?
• Кого и почему не любят Фаль­ши­вые Ноты?
• Почему Скрипке, Дудочке Ау и Куз­не­чику уда­лось побе­дить Фаль­ши­вые Ноты?
• Нари­суйте иллю­стра­цию к этой сказке.

6. Гармошка для крокодила

Кро­ко­дил лежал на берегу реки Лим­попо, а малень­кая птичка сидела непо­да­леку на кусте и пела весе­лую песенку. Из глаза кро­ко­дила вдруг выка­ти­лась огром­ная слеза.

– Пере­стань пла­кать, кро­ко­дил, все равно никто не пове­рит твоим сле­зам, – про­ще­бе­тала птичка.

– Я плачу не для того, чтобы верили. Я услы­шал твою песенку и понял, что не хочу больше быть злым, но не могу-у-у‑у, – про­си­пел кро­ко­дил и зары­дал насто­я­щими кро­ко­ди­льими слезами.

– Постой, кро­ко­дил, я думаю, тебе можно помочь, – заще­бе­тала птичка.

Кро­ко­дил вытер слезы и с надеж­дой взгля­нул на нее.

– Ты услы­шал мою песенку и запла­кал, потому что моя песенка доб­рая, а ты злой.

– Да, я злой, – вздох­нул кро­ко­дил и снова заплакал.

– Постой, кро­ко­дил, не пере­би­вай, – попро­сила птичка. – Я думаю, надо пода­рить тебе доб­рую песенку, и тогда ты сразу ста­нешь добрее.

– Ты хочешь, чтобы я тебя про­гло­тил вме­сте с твоей доб­рой песен­кой? – с удив­ле­нием спро­сил крокодил.

– Конечно, нет. Жди меня, я при­несу тебе песенку, – пообе­щала птичка и улетела.

Кро­ко­дил не успел даже про­го­ло­даться, как птичка вер­ну­лась. В клюве она несла трубочку.

– Это трост­ни­ко­вая дудочка. Я выпро­сила ее у пас­туха. В ней живут доб­рые песенки. Нужно подуть в дудочку, и песенки выле­тят из нее, – объ­яс­нила птичка крокодилу.

Кро­ко­дил с опас­кой взял дудочку в пасть, сжал ее зубами, но дунуть не успел. Дудочка пре­ло­ми­лась попо­лам, как соломинка.

– Я же гово­рил, что не могу быть доб­рым, – снова запла­кал крокодил.

– Нет, можешь, но тебе нужен боль­шой и креп­кий музы­каль­ный инстру­мент, – про­ще­бе­тала птичка и снова улетела.

Кро­ко­дил устал ждать и ныр­нул в реку, чтобы поохо­титься. Тут послы­шался щебет птички, и кро­ко­дил вылез обратно на берег.

Возле птички на берегу стоял чело­век с боль­шим бара­ба­ном. Уви­дев кро­ко­дила, чело­век испу­ганно попятился.

– Не бойся, чело­век. Этот кро­ко­дил ста­нет доб­рее, когда научится играть на бара­бане, – про­ще­бе­тала птичка.

Чело­век поло­жил бара­бан на землю и сказал:

– Я лучше пойду, пока он не научился. Вы про­сили креп­кий музы­каль­ный инстру­мент. Этот бара­бан сде­лан из пустого ствола желез­ного дерева, а сверху на него натя­нута креп­кая шкура буй­вола. Это самый луч­ший бара­бан нашего пле­мени. Если он научит кро­ко­дила доб­роте, люди обрадуются.

Говоря это, чело­век с опас­кой пятился назад от реки, пока совсем не скрылся в зарослях.

– Видишь, кро­ко­дил, как все тебя боятся, – уко­риз­ненно про­ще­бе­тала птичка. – Ско­рее бей в бара­бан, и тогда из бара­бана выско­чат песенки.

Кро­ко­дил попы­тался дотя­нуться до бара­бана сво­ими лапами, но они были слиш­ком корот­кими, и раз­мах­нуться ими было невозможно.

Тогда кро­ко­дил взмах­нул голо­вой и уда­рил по бара­бану зубами. Шкура буй­вола раз­ле­те­лась в кло­чья, и желез­ное дерево треснуло.

– Нет, нико­гда мне не научиться доб­роте, – вздох­нул крокодил.

– Научиться доб­роте можно все­гда. Тебе нужен не креп­кий инстру­мент, а под­хо­дя­щий, – упрямо про­ще­бе­тала малень­кая птичка и улетела.

Про­шло много вре­мени. Кро­ко­дил уже забыл про птичку и про доб­роту. Он так и остался кро­во­жад­ным и злым зве­рем, кото­рого все боялись.

Но одна­жды кро­ко­дил вылез на берег и уви­дел там боль­шой ящик. На нем сидела зна­ко­мая птичка. Она весело прощебетала:

– Кро­ко­дил, тебе посылка.

– Я еще ни разу в жизни не полу­чал посы­лок. Что там? – завол­но­вался крокодил.

– Открой, и все пой­мешь. Только осто­рожно, – отве­тила птичка.

На крышке посылки было напи­сано: «Афри­кан­скому кро­ко­дилу от кро­ко­дила Гены. Самый луч­ший музы­каль­ный инструмент».

Кро­ко­дил осто­рожно, одним зубом, открыл посылку и уви­дел внутри гар­монь. Справа и слева у гар­мошки были дере­вян­ные планки с кно­поч­ками, кото­рые иде­ально под­хо­дили для кро­ко­ди­льих лап. Между план­ками рас­по­ла­га­лись меха, сло­жен­ные гар­мош­кой. Кро­ко­дил слегка раз­дви­нул меха, нажал на кно­почки, и гар­мошка что-то пропела.

Но самое глав­ное, внутри посылки лежало письмо от кро­ко­дила Гены:

«Доро­гой, афри­кан­ский кро­ко­дил! Посы­лаю тебе гар­мошку – самый под­хо­дя­щий для кро­ко­ди­лов музы­каль­ный инстру­мент, само­учи­тель и песенку. Тот, кто играет на гар­мошке, ста­но­вится доб­рым, я это на себе про­ве­рил. С кро­ко­ди­льим при­ве­том, Гена».

Трудно ска­зать, стал ли кро­ко­дил доб­рее, с тех пор как научился играть на гармошке.

Но когда на берегу реки раз­да­ется весе­лая песенка,

«Я играю на гармошке,
И добрею понемножку,
Кро­ко­ди­льих слез не лью,
Я играю и пою!»,

все люди и звери знают, что можно спо­койно пить воду из реки и даже купаться.

Вопросы и задания

• Почему кро­ко­дил из сказки хотел стать добрее?
• Дети полу­чают кар­точки с рисун­ками хищ­ных зве­рей. Каж­дый при­ду­мы­вает, какую песню или какой музы­каль­ный инстру­мент он пода­рит сво­ему зверю, чтобы он стал добрее.
• При­ду­майте сказку о том, как афри­кан­ский кро­ко­дил и кро­ко­дил Гена встре­ти­лись и создали дуэт гар­мо­ни­стов. При­ду­майте песенку для этого дуэта.
• Пред­ставьте, что кро­ко­дил решил отбла­го­да­рить птичку и сде­лать для нее сюр­приз. Что это за сюрприз?
• Дети делятся на пары. Один в паре – птичка, дру­гой – кро­ко­дил. Птичка при­ду­мы­вает песенку и поет ее кро­ко­дилу, а он повто­ряет за ней эту мелодию.
• Какую музы­каль­ную посылку вы бы послали афри­кан­скому крокодилу?

II. Музыкальные понятия

1. Два брата

В дав­ние-дав­ние вре­мена в ска­зоч­ной стране под назва­нием Зву­к­лян­дия пра­вил король Дин-Дон Седь­мой. Больше всего на свете он любил спать да скучать.

Бывало сядет он на свой трон и скучает.
От скуки ногами болтает,
От скуки при­ка­жет пече­нье подать,
А сол­да­там – песню запевать.
Сол­даты были у него необычные –
Все, как один, певцы отличные.
И за это, кстати сказать,
Стал Дин-Дон их Зву­ками звать.

Споют Звуки королю одну песню, другую,
Король захра­пит, и Звуки тоже на боковую.
Спят себе до утра.
Утром вста­нут, крик­нут: «Ура!»
Король проснется,
С боку на бок повернется,
И все заново начнется:

Скука, пече­нье, сол­дат­ское пение.
От этой жизни Звуки до того обленились,
Что петь как сле­дует совсем разучились.
Король был ужасно огорчен.
Даже ску­чать пере­стал он.
Застав­ляет их петь и так и сяк,
А они не хотят никак.

И вот одна­жды при­были в Зву­к­лян­дию из дале­кой страны Ладии два брата. Один был весе­лый пля­сун-хохо­тун, дру­гой груст­ный, задум­чи­вый. Весе­лого звали Мажор, а груст­ного – Минор. Мажор и Минор о беде короля узнали и решили помочь ему.

Во дво­рец явились,
Королю, как поло­жено, поклонились.
– Здрав­ствуй, Дин-Дон, – говорят.
– Хотим послу­шать твоих солдат.
– А ну, – ско­ман­до­вал Зву­кам король,
– Запе­вать все изволь!
Раз, два! Раз, два!
Запели Звуки, кто в лес, кто по дрова.
Не выдер­жали этой музыки братья,
Закри­чали на два голоса: «Хва­тит!»

– Давай, – говорят, –
Дин-Дон, мы тебе поможем,
Из Зву­ков твоих песню лад­ную сложим.

Выстроил Мажор Звуки в ряд –
Полу­чился звукоряд.
– Запе­вай! – ско­ман­до­вал Мажор. Звуки запели.

Все мы дружно встали в ряд,
Полу­чился звукоряд.
Не про­стой – мажорный,
Радост­ный, задорный.

Закон­чили Звуки петь – шаг­нул впе­ред Минор. Уви­дев его, Звуки сразу почему-то загрустили.

– Запе­вай! – ско­ман­до­вал Минор. Звуки запели.

Мы минор­ный звукоряд,
Груст­ных Зву­ков длин­ный ряд.
Песню груст­ную поем
И сей­час мы заревем.

С тех пор насту­пил поря­док в Звукляндии.
Дин-Дон по-дру­гому жить стал,
Под новую музыку спать перестал,
Загру­стит он – Минор явится,
Захо­чет весе­литься – Мажор появится.
Стали Звуки жить ладно,
И песни зву­чали складно.

Вопросы и задания:

• Почему Звуки разу­чи­лись петь?
• Кто помог королю наве­сти поря­док в Звукляндии?
• Нари­суйте двух бра­тьев из сказки.
• Что в жизни может быть мажор­ным или минор­ным? (Настро­е­ние, день, погода, цвет.)
• Дети делятся на пары. Один в паре – мажор, дру­гой – минор. В сценке-диа­логе дети рас­ска­зы­вают друг другу, какие у мажора и у минора самые важ­ные дела.
• При­ду­майте сказку о том, как одна­жды мажор и минор решили сде­лать для людей музы­каль­ные подарки.

2. Тайна длительности звуков

– Мама, маэстро Скри­пич­ный ключ запи­сал в нот­ную тет­радь песню соло­вья, а потом он запи­шет все дру­гие мело­дии тоже, – одна­жды утром радостно ска­зал маль­чик маме.

– Сего­дня можно запи­сать только мело­дию дождя, – улыб­ну­лась мама и пока­зала на серые тучи за окном.

Тут же хлы­нул ливень. Маль­чик слу­шал, как капли бара­ба­нят по крыше и как жур­чат струйки, сте­ка­ю­щие по окон­ному стеклу. Непо­сед­ли­вые нотки тут же под­хва­тили эту песенку Капельки сту­чали быстро и часто: кап-кап-кап. У ноток, кото­рые пели вме­сте с ними, вырас­тали палочки с двумя хво­сти­ками, а у ноток, кото­рые пели жур­ча­щую песенку струек, палочки были с одним хвостиком.

– Маэстро Скри­пич­ный Ключ, почему у раз­ных ноток раз­ные хво­стики? Почему одни нотки белень­кие, а дру­гие чер­нень­кие? – спро­сил мальчик.

– Это вели­кий закон дли­тель­но­сти зву­ков! – важно отве­тил маэстро. – Нотки должны сами открыть этот закон.

– Как, как, как нам открыть закон дли­тель­но­сти зву­ков? – запи­щали нотки.

– Это очень трудно, – пре­ду­пре­дил Скри­пич­ный ключ. – Нужно отпра­виться в опас­ное путе­ше­ствие: вме­сте с капель­ками дождя и струй­ками воды спу­ститься в ручей и по нему доплыть до речки, а потом попасть в море.

– Как страшно, река глу­бо­кая, а море еще глубже. Если наши хво­стики намок­нут, мы уто­нем. Мы не умеем пла­вать под водой, как рыбки, – запла­кали нотки.

– Не плачьте, нотки, хотите, я подарю вам свой кораб­лик? – пред­ло­жил мальчик.

– Ура! Ура! Ура! – засме­я­лись нотки. – Мы поплы­вем на корабле, как насто­я­щие матросы!

– Вот непо­седы, то сме­ются, то пла­чут, – уко­риз­ненно ска­зал Скри­пич­ный ключ.

Маль­чик уса­дил нотки на кораб­лик, вышел под дождь и пустил кораб­лик с нот­ками в плаванье.

– Воз­вра­щай­тесь ско­рее, – крик­нул маль­чик и пома­хал вслед нот­кам рукой.

Целый день маль­чик беспокоился:

– Бед­ные нотки, как они там? Я про­мок до нитки, пока их про­во­жал, а они целый день под дождем среди волн.

К сча­стью, вече­ром нотки вер­ну­лись. Они прыг­нули в нот­ную тет­радь и сказали:

– Как хорошо дома, в тепле и уюте. Быть мат­ро­сами нелегко. В ручейке кораб­лик только слегка качался. Па реке волны качали кораб­лик гораздо силь­нее, чем в ручье. Но в море огром­ные волны гудели и бро­сали кораб­лик, то вверх на гре­бень волны, то вниз в мор­скую глу­бину. Мы испу­га­лись, взле­тели в небо и вер­ну­лись домой на тучке.

– Наде­юсь, вы открыли закон дли­тель­но­сти зву­ков? – спро­сил маэстро Скри­пич­ный ключ.

– Конечно, открыли. Слу­шайте, – гордо ска­зали нотки и засту­чали быстро и часто, как дож­дик. Потом нотки зажур­чали, как струйки, в кото­рые соби­ра­лись капельки. Затем песенка струек пре­вра­ти­лась в жур­ча­щие всплески ручья, они были громче и длин­нее. Плеск воды в реке был еще длин­нее. Под конец нотки запели длинно и громко, как насто­я­щие мор­ские волны.

– Я слу­шал вас и словно сам плыл вме­сте с вами! Как кра­сиво! – вос­клик­нул мальчик.

– Во время путе­ше­ствия мы поняли, что звуки бывают раз­ные по дли­тель­но­сти. Это очень кра­сиво, когда они чере­ду­ются и меняют свою дли­тель­ность, – объ­яс­нили нотки.

– Да, пра­вильно, – согла­сился Скри­пич­ный ключ. – Музы­канты назы­вают это рит­ми­че­ским рисун­ком. Они запи­сы­вают целые нотки белым круж­ком, поло­вин­ные– белым круж­ком с палоч­кой, чет­вер­тинки – чер­ным круж­ком с палоч­кой; в одной вось­мой к чер­ному кружку и палочке добав­ля­ется хво­стик, а у одной шест­на­дца­той вырас­тают сразу два хвостика.

Тут маэстро замол­чал, потому что уста­лые нотки крепко спали. Маль­чик тоже пошел спать, а маэстро Скри­пич­ный ключ запи­сал песенку воды в нот­ную тетрадь.

Вопросы и задания

• Как вы дума­ете, о чем поют капельки дождя?
• Нари­суйте капельки дождя в виде ноток.
• Почему у раз­ных ноток раз­ные хво­стики и что они обозначают?
• Почему одни нотки белень­кие, а дру­гие – черненькие?
• Для чего нужен закон дли­тель­но­сти звуков?
• Нари­суйте путе­ше­ствие ноток на кораблике.

3. Новые незнакомцы Пиано и Форте

Маль­чик спал почти весь день и на сле­ду­ю­щий день почув­ство­вал себя лучше. Но док­тор ска­зал, что про­студа еще не прошла.

– Мама, можно мне погу­лять? – попро­сил маль­чик. – Я уже выздоровел.

– Нельзя, сынок, – не раз­ре­шила мама. – Зав­тра пой­дешь гулять, если будет сол­нышко, а сего­дня док­тор велел тебе лежать. Пусть твои нотки тебя развлекают.

Нот­кам тоже хоте­лось погу­лять, но они услы­шали слова мамы и оста­лись дома.

– Давайте снова споем маль­чику колы­бель­ную, – пред­ло­жила нотка Ля. – Мы можем спеть очень груст­ную колыбельную.

– Маль­чик уснет, а пока он спит, мы поле­таем, с ветер­ком поиг­раем, – доба­вила нотка Си.

Все нотки согла­си­лись и запели очень печаль­ную и гром­кую колыбельную.

Нотки пели так грустно и так громко, что не выдер­жали и сами заплакали.

– Что слу­чи­лось? Почему вы кри­чите и рыда­ете? – испу­гался мальчик.

– Мы не рыдаем, мы тебе мамину колы­бель­ную поем, чтобы ты уснул и выздо­ро­вел скоре-е-е‑е, – всхли­пы­вая, объ­яс­нили нотки.

– Это не колы­бель­ная, а печаль­ный крик. Под такую песню нико­гда не уснешь, – ска­зал маль­чик. – Мамина колы­бель­ная – печаль­ная, но свет­лая песня. Ее нужно петь тихим и неж­ным голосом.

Нотки сму­щенно замол­чали, не зная, что делать.
– А вот и мы, – про­из­нес кто-то неви­ди­мый тихим голоском.

– Кажется, нас звали, – заре­вел громко дру­гой неви­ди­мый голос.

И откуда ни возь­мись, появи­лись два гнома: один – малень­кий и худень­кий, а вто­рой – в два раза выше и толще первого.

– Я неви­ди­мый гном Пиано, помо­гаю нотам зву­чать тихо, – про­шеп­тал худень­кий гномик.

– А я неви­ди­мый гном Форте, учу ноты петь громко, – закри­чат вто­рой гном.

– Здрав­ствуйте, гномы. Почему вы неви­ди­мые? Я вас пре­красно вижу, – уди­вился мальчик.

– Мы ста­но­вимся неви­дим­ками, когда наде­ваем кол­пачки, – про­шеп­тал гно­мик Пиано.

– Вы нас звали, и мы сняли кол­пачки, чтобы вы нас заме­тили, – заре­вел Форте.

– Но мы вас не звали, – еще больше уди­вился мальчик.

– Как не звали?! Я сам слы­шал, как нотки пели громко, а кто-то про­сил их петь тише. Зна­чит, мы вам нужны, потому что Пиано – зна­чит тихо, а Форте – зна­чит громко, – гро­мо­гласно заявил гном Форте.

– Мы будем неви­димо летать вме­сте с музы­кой и под­ска­зы­вать нот­кам, как нужно петь, – тихо про­из­нес гно­мик Пиано.

– Теперь мы пра­вильно споем колы­бель­ную, – обра­до­ва­лись нотки, но потом они встревожились:

– А вдруг гномы Пиано и Форте уста­нут или уснут, и мы опять споем неправильно?

– Не вол­нуй­тесь, непо­седы, – усмех­нулся маэстро Скри­пич­ный ключ. – Я буду писать на нот­ном станс Пиано или Форте, чтобы вы все­гда знали, как нужно петь: тихо или громко.

Скри­пич­ный ключ тут же запи­сал музыку мами­ной колы­бель­ной в нот­ной тет­ради, а сверху напи­сал Пиано.

Нотки лас­ково и тихо спели эту печаль­ную мело­дию, и маль­чик уснул.

Вопросы и задания:

• Когда вы слы­шите слова Форте и Пиано, что вы представляете?
• Почему Форте и Пиано появи­лись в образе неви­ди­мых гномиков?
• Для чего нужны Форте и Пиано и что про­ис­хо­дит, когда о них забывают?
• Нари­суйте двух гно­ми­ков в окру­же­нии ноток.
• Нари­суйте два музы­каль­ных домика. Один – для Форте, дру­гой – для Пиано.
• При­ду­майте сказку о том, как два гно­мика поте­ря­лись и вы вме­сте с нот­ками отпра­ви­лись на их поиски.

4. Как нотки себя украшали

Когда маль­чик проснулся на сле­ду­ю­щий день, ярко све­тило солнышко.

– Ура, сего­дня мне можно погу­лять, и мы с нот­ками запи­шем песенку сол­нышка, – обра­до­вался мальчик.

Он быстро собрался на про­гулку, но уви­дел, что груст­ные нотки не хотят никуда лететь.

– Что слу­чи­лось? – уди­вился маль­чик. – Вам не нра­вится солнышко?

Нотки мол­чали, а маэстро Скри­пич­ный ключ встре­во­жено объяснил:

– Эти непо­седы уже успели утром поле­тать и поиг­рать с сол­неч­ными лучами, а потом вер­ну­лись и с тех пор сидят груст­ные и молчат.

– Нотки, пожа­луй­ста, рас­ска­жите, что слу­чи­лось, – попро­сил маль­чик. – Маэстро Скри­пич­ный ключ вам поможет.

– Нет, не помо­жет. Я утром играла с сол­неч­ным зай­чи­ком. Он пры­гал с капельки росы на листок, с листка на цве­ток, с цветка на траву. Он пры­гал и зву­чал то чуть повыше, то чуть пониже. А я звучу все­гда оди­на­ково и не смогла петь его песенку, – пожа­ло­ва­лась нота До.

– Маэстро Скри­пич­ный ключ велел каж­дой из нас изоб­ра­жать звук только одной высоты, – про­пи­щала нота Си

– Он велел мне все­гда сидеть на одном месте в нот­ном стане. Нельзя повыше под­няться или пониже спу­ститься. Это так скучно, – вздох­нула нотка Ре.

– Да, нам скучно и трудно сидеть непо­движно! – зашу­мели осталь­ные ноты.

– Зна­чит, это я во всем вино­ват? – хитро улы­ба­ясь, спро­сил маэстро Скри­пич­ный ключ и достал из кар­мана мно­же­ство забав­ных значков.

– Ой, что это? – завол­но­ва­лись нотки.

– Это три чудес­ных меда­льон­чика: Диез, Бемоль и Бекар. Каж­дая из вас полу­чит такие меда­льон­чики. Когда захо­тите под­няться вверх на пол­тона, украсьте себя Дие­зом. Захо­тите спу­ститься вниз на пол­тона, украсьте себя Бемо­лем; а чтобы вер­нуться обратно, исполь­зуйте Бекар, – объ­яс­нил доб­ро­душно Скри­пич­ный ключ.

Нотки разо­брали все меда­льон­чики и при­ня­лись их разглядывать.
– Смот­рите, Диез похож на лесенку, зна­чит, по нему можно под­няться на пол­тона вверх, как по лесенке, – объ­явила нота Ля.

– А Бемоль похож на пара­шют, зна­чит, на нем можно спу­ститься на пол­тона вниз, как на пара­шюте, – обра­до­ва­лась нота Соль.

Нотки раз­ве­се­ли­лись и тут же начали укра­шать себя, пищать, тол­каться, сви­стеть. Под­нялся ужас­ный шум.

– Нотки, нельзя исполь­зо­вать Диез, Бемоль и Бекар про­сто так, – оста­но­вил их маэстро. – Они нужны вам, чтобы вы могли кра­сиво и сла­женно звучать.

– Да, поле­тели к сол­нышку, мы споем искри­стую песенку сол­нышка, – весело заще­бе­тали нотки и отпра­ви­лись на про­гулку вме­сте с мальчиком.

Маль­чик бегал по лугу напе­ре­гонки с сол­неч­ными зай­чи­ками, а нотки летали и кру­жи­лись вме­сте с ними. Они свер­кали в сол­неч­ных лучах и пели сла­женно, радостно и кра­сиво. Сол­неч­ные зай­чики пры­гали с капе­лек росы на листочки, с листоч­ков на цве­точки, с цве­точ­ков на тра­винки: вверх, вниз, вверх, вниз. Он пры­гали и зву­чали то на пол­тона выше, то на пол­тона ниже. Нотки доста­вали свои чудес­ные меда­льон­чики Диез, Бемоль и Бекар и пели вме­сте с сол­неч­ными зай­чи­ками: то повыше, то пониже.

Вече­ром маэстро Скри­пич­ный ключ помог нот­кам запи­сать песенку сол­нышка в нот­ную тет­радь, и у маль­чика появи­лась еще одна звон­кая мелодия.

Вопросы и задания

• Чем отли­ча­ются друг от друга Диез, Бемоль и Бекар?
• Для чего необ­хо­димы эти музы­каль­ные знаки?
• Нари­суйте эти музы­каль­ные знаки на плот­ной цвет­ной бумаге, вырежьте их и сде­лайте медальончики.
• Нари­суйте, как нотки поют с сол­неч­ными зайчиками.
• При­ду­майте сказку, как Диез пре­вра­тился в вол­шеб­ную лесенку и тому, кто под­ни­мался по этой лесенке, откры­ва­лось какое-либо музы­каль­ное чудо.

5. Тётушка Октава и господин Басовый ключ

Вече­ром, перед тем как уснуть, маль­чик спро­сил у ноток:

– Нотки, вы можете доле­теть до звезд и при­не­сти мне звезд­ную песенку? Ясными ночами она так кра­сиво зве­нит в вышине.

– Нет, звезды поют слиш­ком высо­кими голо­сами, мы так не умеем, – грустно отве­тили нотки.
– Как же так? Когда я встре­тился с Феей Музыки, она пообе­щала мне, что с помо­щью ноток я смогу запи­сать любую мело­дию, – рас­стро­ился мальчик.

– Конечно, смо­жешь, маль­чик. Фея Музыки нико­гда не даст пустых обе­ща­ний, – важно про­из­нес маэстро Скри­пич­ный ключ. – Нотки должны позвать на помощь тётушку Октаву. Она умеет рас­пре­де­лять звуки на октавы и под­ни­мать их в вышину.

Нотки тут же хором закри­чали: «Тётушка Октава, тётушка Октава!»

Тётушка Октава появи­лась, словно из воз­духа, и спо­койно сказала:

– Не кри­чите и не устра­и­вайте бес­по­рядка, я все пре­красно слышу.

К пла­тью тетушки Октавы сверху вниз было при­шито много кар­ман­чи­ков. Она похло­пала по кар­ман­чи­кам и строго ска­зала ноткам:

– У меня все­гда и во всем поря­док. Доро­гие нотки, чтобы сыг­рать любую мело­дию, вы должны при­вык­нуть к порядку Я раз­делю все нотки на октавы, в каж­дой по семь ноток.

Самые высо­кие нотки, с тон­кими зве­ня­щими голос­ками, посе­лятся в верх­нем кар­машке; а самые низ­кие ноты, с низ­кими вор­ча­щими голо­сами, – в ниж­нем кар­машке. Весь осталь­ной зву­ко­ряд я тоже раз­делю на октавы и раз­ложу по сред­ним кармашкам.

Маэстро Скри­пич­ный ключ всплес­нул руками:

– Как же я справ­люсь с таким коли­че­ством зву­ков, осо­бенно с этими низ­кими и вор­ча­щими нотами? Я суще­ство изящ­ное, воз­вы­шен­ное и люблю высо­ко­по­ю­щие звуки.

– Не вол­нуй­тесь, маэстро. Я вам помощ­ника позову, – успо­ко­ила Скри­пич­ный ключ тётушка Октава и пове­ли­тельно взмах­нула рукой. В ком­нату вка­ти­лось согну­тое, сер­ди­тое суще­ство и про­вор­чало низ­ким голосом:

– Я гос­по­дин Басо­вый ключ, я научу ноты зву­чать низко – ино­гда и повор­чать надо, погу­деть, как ура­ган, или поре­веть, как медведь.

Нотки испу­ганно при­тихли. Тётушка Октава лас­ково сказала.

– Не бой­тесь, мы вас не оби­дим. Мой поря­док помо­жет вам взле­теть до самых звезд и услы­шать их звон. А гос­по­дин Басо­вый ключ под­ска­жет вам, когда нужно зву­чать низко.

– Зна­чит, мы смо­жем спеть музыку звезд? – обра­до­ва­лись нотки.

– Конечно, летите ско­рее, – улыб­ну­лась тетушка Октава.

Нотки радост­ной стай­кой под­ня­лись в тем­ное небо. Они под­ни­ма­лись все выше и выше и зве­нели все тоньше и тоньше. Нотки под­ле­тели к звез­дам и уда­ри­лись о них, а звезды зазве­нели, словно кро­хот­ные небес­ные золо­тые колокольчики.

Тут над лесом под­ня­лась круг­лая жел­тая луна. Все нотки поле­тели к луне и уда­ри­лись об неё с раз­маху. Гос­по­дин Скри­пич­ный ключ взмах­нул рукой, и луна низко загу­дела, словно боль­шая мед­ная тарелка.

– Тётушка Октава, а вы зна­комы с феей Музыки? – спро­сил мальчик.

– Мы все се дети: и я, и нотки, и музы­каль­ные ключи. Музыка послала нас слу­жить людям и запи­сы­вать её лета­ю­щие мело­дии. Когда мело­дия запи­сана, музы­кант может спеть её или сыг­рать на музы­каль­ном инстру­менте, – объ­яс­нила тетушка Октава и добавила:

– Конечно, нелегко мне было наве­сти поря­док и раз­де­лить все нотки на октавы. На раз­ных музы­каль­ных инстру­мен­тах музы­канты исполь­зо­вали раз­ные октавы, с раз­ным коли­че­ством ноток, но я справилась.

Тут рас­сказ тётушки Октавы пре­рвали нотки, вер­нув­ши­еся домой. Они высоко зве­нели, как малень­кие золо­тые коло­коль­чики, и низко гудели, как боль­шая мед­ная тарелка. Но тётушка Октава быстро ути­хо­ми­рила взвол­но­ван­ные нотки. Маэстро Скри­пич­ный ключ и гос­по­дин Басо­вый ключ запи­сали музыку неба в нот­ную тетрадь.

Вопросы и задания

• Почему у тётушки Октавы все­гда и во всем поря­док? Для чего нужна октава?
• Почему к пла­тью тётушки Октавы было при­шито мно­же­ство кармашков?
• Нари­суйте тётушку Октаву в пла­тье с кар­маш­ками, из кото­рых выгля­ды­вают нотки.
• Пред­ставьте, что вы нотка. В каких окта­вах вы хотели бы жить – низ­ких, сред­них или высо­ких и почему? Все дети – нотки. Они тан­цуют и ска­чут под музыку. Один из детей – тётушка Октава. Музыка обры­ва­ется, и все нотки должны под­бе­жать к Октаве и сесть на кор­точки вокруг нее. Нотке, кото­рая при­бе­жит послед­ней, тётушка Октава задает музы­каль­ный вопрос.
• Для чего необ­хо­дим басо­вый ключ, и чем он отли­ча­ется от скрипичного?
• Нари­суйте скри­пич­ный и басо­вый ключи в образе двух важ­ных синьо­ров во фра­ках и при­ду­майте сказку о том, как они вме­сте вос­пи­ты­вали нотки. Нари­суйте музыку неба из звезд­ных ноток.

Сказки о музыке

  Как  родилась песня.

 В красивом лесу на опушке жила семья зайчат: мама, папа и три сыночка зайчонка. Каждый вечер перед сном мама Зайчиха пела своим сыночкам колыбельную песню. Однажды утром проснулись зайчата и решили узнать, как рождается песня. Спросили они разрешения у мамы Зайчихи и пошли путешествовать по лесу.
 Вот идут они и слышат: журчит ручеек. Старший зайчонок говорит: 
  — Вот, братцы, ручеек как будто песню поет, как наша мама нам колыбельные.
  Послушали они журчание ручейка и пошли дальше. Неожиданно подул ветерок. Листья зашелестели, трава зашумела. средний зайчонок и говорит:
— Братишки, слышите, как листочки и травка красиво шелестят? Будто наша мама Зайчиха поет песенки.
 Постояли они, послушали музыку ветра и решили пойти дальше. Они шли долго и вдруг услышали пение птиц. Зайчатки поторопились на прекрасные звуки. Вышли на опушку леса. пение птиц было очень красивым, мелодичным — настоящая песня мамы Зайчихи. Младший братик заметил, что опушка леса очень знакомая. И тут они увидели свой домик и маму Зайчиху. Зайчата побежали к маме и в один голос закричали: 
— Мама! Теперь мы знаем как рождаются твои песни — тебе помогает наш любимый лес! 

Сказка о том, как родилась музыка.

    

  Жила-была Сова, и был у неё маленький совёнок. Спросил как-то сын у матери — «Откуда берутся песни?» Мудрая Сова рассказала сыну, что давным давно у старого дуба стоял старый, старый барабан. А на том дубе жила белочка по имени Малинка. Она прыгала по веткам и нечаянно задела ветку дуба со спелыми желудями. Эти желуди упали на барабан и он издал чудесные звуки, которые сложились в веселый ритм.   Услышав этот ритм ветерок закружил листья, а птичий хор подхватил  это ритм и добавил свою мелодию. Прекрасная музыка заполнила весь лес.
Маленький совёнок,послушав мамин рассказ, полетел к старому дубу. Уж очень захотелось и ему поиграть на барабане.

Звездина Полина. 5-Б класс школа № 131

 Сказка о музыкантах.

    

     Жил-был в одной деревне мальчик. Звали его Егоркой. Любил Егорка играть на дудочке. Однажды сидел он на берегу реки и играл на своей любимой дудочке.  Вокруг пели птицы, тихонько журчала вода в реке, перекатываясь по камешкам.Не заметил Егорка, как уснул. А когда проснулся — не нашел свою дудочку. Очень огорчился Егорка, уж очень любил свою дудочку. 
    Но долго горевать он не мог и решил сделать себе новую.  И пошел Егорка в лес, чтобы выбрать лозинку для дудочки. Идет, идет Егорка и вдруг слышит звуки музыки. Интересно стало Егорке: кто же это там играет?  Все дальше идет он в лес, все громче музыка. Выходит Егорка на полянку, да как ахнет: на полянке медведь, заяц, осел, кузнечик и соловей сидят. Да не просто сидят, а музыку играют. Каждый на своем инструменте. Медведь на контрабасе, заяц на барабане, кузнечик на скрипке, осел на балалайке, а соловей — поет. Да так славно получается. Заслушался Егорка, понравился ему лесной оркестр, но все-таки чего-то не хватает. Может быть дудочки? 
    Подошел к музыкантам Егорка и спросил:  — Можно я с вами буду играть?
— Можно, конечно. Нам как раз одного музыканта не хватает. Летела мимо сорока и уронила дудочку. Может попробуешь? — сказал медведь и протянул Егорке дудочку.
   Посмотрел Егорка — так вот кто его дудочку забрал. Обрадовался очень и заиграл на радостях веселую мелодию. Подхватили ее лесные музыканты и закружила музыка весь лес. 
   Так и стали они с тех пор играть вместе, да так хорошо, что прославились на всю округу. Многие приходили послушать их игру. Так и стали музыканты жить поживать, да людям радость нести. 

« Песня, танец, марш».

Цель:  познакомить  детей  с  основными  жанрами музыки: песней,  танцем,  маршем.

Музыкальный руководитель  встречает  детей  на занятии  маршевой музыкой,  затем  говорит детям  о  том, что  в давние  времена  люди  думали,  что  Земля  держится  на  трех  китах  и  плавали  киты  в  море  Музыки.  Педагог  выставляет  на  стол декорации  сказки  и  начинает  ее  рассказ  и  показ.

                                                           С К А З К А

                          «НА  ЧЕМ  МУЗЫКА  ДЕРЖИТСЯ,  ИЛИ  ТРИ  КИТА».

 —  Жили-были в море Музыки три кита. Одного кита звали Танец, другого кита – Песня, а третьего – Марш. Однажды стали между собой три кита спорить, кто из них в море Музыки главный?

        «Послушайте, друзья, — говорит кит по имени Танец, — я из вас самый старший, со мной человеку всегда весело, ни один праздник без меня не обходится.»

   Тут кит по имени Песня ему возражает: «Нет, я тебя старше и для человека нужнее. С песней человек никогда не расстается, даже маленький ребенок очень любит петь. Песня помогает трудиться, помогает отдыхать и веселиться, а в горе песня может утешить.»

    Кит по имени Марш тоже в спор вступает: « Со мною человек тоже всю жизнь не расстается – я с ним на параде шагаю, в бой веду,  спортсменам дух поднимаю, и на музыкальное занятие детей сопровождаю. Я в море Музыки главный!».

     Спорили они, спорили, и решили позвать человека, чтобы он решил их спор. Смотрят, в море Музыки купается композитор Дмитрий Дмитриевич Кабалевский. «Помоги нам, композитор, решить, кто в море Музыки главнее?».

     Долго думал композитор, а потом сказал вот что: «Песня, Танец и Марш – одинаково важны, потому что музыка на этих «трех китах» держится».

       И правда, ребята, ни одно наше музыкальное занятие не проходит без песни, танца и марша. Давайте споем  для  китов из сказки  свою любимую песню ( или станцуем танец).

«Лад. Веселая и грустная музыка».

Цель: познакомить детей с понятием «мажор» и «минор».

Музыкальный руководитель предлагает детям войти в зал под  «Осеннюю песню» П.И.Чайковского, спрашивает детей, как они думают, какая музыка звучала, веселая или грустная? Педагог  рассказывает, что в музыке есть  два лада: мажорный и минорный. Показывает двух человечков и читает стихотворение  от их имени:

— Меня зовут сеньор Мажор, знакомству с вами рад!

  Всегда я приношу с собой улыбки для ребят.

— Ну, а меня зовут Минор, я вот что вам скажу:

  Со смехом мне не по пути, я грустью дорожу.

Педагог – Ребята, как вы думаете, с какой музыкой дружит сеньор Мажор? (ответы детей) А почему вы так думаете? ( ответы детей).

Мажор —  Со мною будешь ты всегда в мажорном настроении.

                Любую трудность победишь ты всем на удивление.

Минор —  С улыбкой грустной на лице, в печальные мгновенья

                Со мною будешь тих и мил, в минорном настроении.

                И если хочется, дружок, немножко погрустить,

                Ты позови: «Сеньор Минор!», я буду приходить.

Мажор —  Не бойся в мире ничего, иди вперед и пой!

                 И помни, мой дружок, всегда Сеньор Мажор с тобой!

Педагог предлагает детям  от имени сеньора Мажора и сеньора Минора посмотреть сказку, ставит на стол декорации.

СКАЗКА – ИГРА  

«ПРИЯТЕЛИ  КОЛОКОЛЬЧИКОВЫ».

     Жили-были по соседству два приятеля Колокольчиковых. Фамилия у них была такая.

Один из них был веселый, его так и звали во дворе – Веселый Колокольчиков. А у другого было прозвище – Грустный Колокольчиков, потому что он всегда был грустный. Веселого Колокольчикова рассмешить ничего не стоило, он всегда заливисто смеялся, вот так: (звонит в колокольчик с веселым лицом). А еще Веселый Колокольчиков любил рассказывать веселые истории, вот так: (еще раз звонит в колокольчик).

      Стали оба Колокольчиковых к празднику готовиться. Они выучили новые песенки. Веселый Колокольчиков выучил песенку веселую: (звонит и напевает знакомую веселую песенку). А у грустного Колокольчикова, как всегда, песенка была грустная: (звонит и напевает грустную знакомую детям песенку).

 — Послушай, приятель – говорит Веселый Колокольчиков.- Какая-то песня у тебя грустная, для нашего праздника не подходит.

 — Да, грустная, для праздника не подходит – повторил Грустный Колокольчиков.

 — А хочешь, мы с тобой песенками поменяемся? Я тебе свою подарю, а ты мне свою? – предложил Веселый Колокольчиков.

 — Поменяемся – согласился Грустный Колокольчиков. Сказано – сделано. Взяли Колокольчиковы и поменялись песенками. Хотите знать, что из этого получилось?

А вот что получилось! Песни Колокольчиковых зазвучали на новый лад.

(Музыкальный руководитель исполняет песенки колокольчиков. Сменив темпы и настроение).

Ребята, понравилась вам сказка? Будем приглашать на наши музыкальные занятия сеньора Мажора и сеньора Минора? (ответы детей).

« Громкая и тихая музыка. Сила звука».

Цель: познакомить детей с понятиями  громко –«форте» и тихо – «пиано».

Дети входят в зал под сопровождение сначала громкой, затем тихой музыки.

Музыкальный руководитель спрашивает детей, знают ли они, как получаются громкие звуки? Предлагает детям постучать кулачком по сиденью стула: сначала тихо, потом погромче, затем громко. Много силы пришлось вам приложить, чтобы звук получился громким? Чем больше сила – тем громче звук.

Педагог спрашивает детей, хотят ли они услышать новую сказку о музыке? Затем выставляет декорации, объясняя, что действие сказки происходит в стране, где очень любят музыку, эта страна называется Италия.

                                   «СКАЗКА  О  ФОРТЕ  И  ПИАНО».

     В  одном  итальянском дворике, на одной итальянской улице, в самом центре одного итальянского города встретились два итальянца.

 — О, сеньор Пиано! Рад Вас видеть, маэстро! – синьор Форте  ГРОМКО выкрикивал приветствия и широко размахивал своей шляпой.

— Добрый день, сеньор Форте, я тоже рад вас видеть – ТИХО отвечал сеньор Пиано.- Как Вы поживаете? – ТИХО спросил сеньор Пиано и приподнял шляпу.

  —  Прелестно! Хорошо! Чудесно! – продолжал ГРОМКО  выкрикивать сеньор Форте. – Вы слышали новость? Оказывается, у моего старшего брата Фортиссимо САМЫЙ ГРОМКИЙ голос в Италии! Такой громкий, что от него разбиваются стаканы и болят уши – очень ГРОМКО и радостно воскликнул сеньор Форте.

  — Разумеется, я об этом слышал – ТИХО ответил сеньор Пиано. – Об этом мне поведала сестрица  Меццо Пиано, она ведь дружит с вашей сестрой Меццо Форте – ЧУТЬ ГРОМЧЕ сказал сеньор Пиано.

 — Ах, маэстро, вы тоже слышали, наверное, что  САМЫЙ ТИХИЙ  голос в Италии  у  нашего младшего брата Пианиссимо – ОЧЕНЬ ТИХО сказал сеньор Пиано – такой ТИХИЙ голос, что его могут слышать только дети, когда их укладывают спать.

   — Конечно, слышал, маэстро, мне об этом рассказала сестрица Меццо Форте, ведь она дружит с вашей сестрой Меццо Пиано – чуть тише, чем обычно сказал сеньор Форте.

 Вдруг в одном из домиков не очень громко и не очень тихо заиграла музыка, это сестры Меццо Пиано и Меццо Форте играли на пианино.

   — До свидания, сеньор Пиано! – ГРОМКО стал прощаться сеньор Форте. – Рад был видеть Вас, маэстро!

 — До встречи на концерте, маэстро! – ТИХО ответил сеньор Пиано и приподнял шляпу.

Сеньор Форте и сеньор пиано дарят вам музыкальную игру «Ладошки –хлопошки и пальчики» Давайте поиграем? Ладошки будут громко хлопать под громкую музыку, а пальчики  тихо стучать по ладошке на тихую музыку. ( Включает любую ритмичную пьесу, регулируя звучание).

« Звукоряд».

Цель: познакомить детей с понятием «звукоряд».

Педагог  играет на металлофоне звуки вверх и вниз и говорит детям, что музыкальные звуки располагаются по порядку, у каждого звука есть свое место и название. Играет еще раз, называя звуки: до, ре, ми, фа, соль, ля, си, до.

  Хотите послушать новую сказку о музыке? Педагог ставит на стол кукольный домик, внутри которого приготовлены семь матрешек.

                                      СКАЗКА  О  СЕМИ  МАТРЕШКАХ.

                                                         Сказка-игра.

    В одном игрушечном домике жила большая и дружная семья. Это были семь сестричек, семь лаковых матрешек, они были очень похожи друг на друга, и отличались только ростом да голосочком.

 ( дальше выставляет по очереди матрешек перед домиком)

     Старшую, самую большую матрешку, называли сестрицей «ДО». Она была главной в игрушечном домике, она была Домоправительницей.

     Вторую матрешку звали сестрица «РЕ». Она помогала «ДО» по дому, любила все пеРЕставлять,  пеРЕстраивать, Ремонтировать.

     Третья сестрица «МИ» была очень Мила, она всех  корМИла, мыла посуду и подметала в доМИке.

     Матрешка «ФА» была большая Фантазерка. Это «ФА» украсила Фасад домика Фасолью, а еще «ФА» училась играть на Фаготе.

    Младшую сестричку «СОЛЬ» стали называть так потому, что она вместо сахара всюду сыпала соль.

    Меньшую сестричку звали «ЛЯ», она любила  гуЛЯть, переставЛЯть вещи в домике и без конца пела своим тоненьким голоском «Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!».

   А самую маленькую матрешку звали Малышка «СИ». Малышка «СИ» любила Синие ваСИльки, она их приноСИла домой и ставила в краСИвые вазочки.

   По вечерам матрешки устраивали веселые семейные праздники. «ФА» и «СОЛЬ» пекли домашний пирог с фасолью, «СИ» и «РЕ» приносили из сада букет сирени, «ДО» и «МИ» украшали домик и играли в домино, «РЕ» говорила праздничную речь, «ФА» играла на фаготе, «ЛЯ» пела свой сольный концерт, а Малышка «СИ» угощала всех сиропом.

   Напившись сиропа, все матрешки выстраивались в ряд и пели гаммы. Вот так: «До, ре,ми,фа,соль,ля,си – едет кошка на такси, — До, си, ля, соль, фа, Ми, ре – ест морковное пюре!» (Педагог несколько раз играет восходящую и нисходящие гаммы).