Это когда внутри ты уже взрослый, а снаружи шлепаешь в школу к 8.30. Внутри ты бунтарь и рок-звезда, а снаружи – отличница с флейтой и освобождением от физры. У кого-то этот период сгладился спортом, кто-то после него стал религиозным, а кто-то пережил его только ближе к пятидесяти. Мы попросили наших читателей рассказать, как они себя чувствовали и что делали во время переходного возраста. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами историями.
Я в переходном возрасте был несчастен и одинок — и решил сделаться «страшным человеком». Прямо помню эти слова и как решил. Что в это входило? Например, купил 29 тетрадок и вел «досье» на одноклассников, говорил им ужасные вещи и смотрел на реакцию, все время чем-то манипулировал. Вспоминать невыносимо стыдно, но это давало мне хоть какое-то чувство контроля и безопасности. Сейчас мне кажется, что так я и выжил. (ЮГ)
Переходный возраст я как-то сравнительно легко проскочила — я была серединка на половинку, не очень популярная, но и не мучили меня особенно. Я тяжелее всего тогда общалась с родителями, они стали резко считать меня взрослой, а мне не хватало побыть маленькой девочкой. И я истерила, но они это как-то понимали, и мы выжили в целом. (Марина А.)
Родители готовились к моему «переходному возрасту» — старший брат в этот период уходил из дома, кричал, отказывался учиться. Я же их ожидания не оправдала. Я как-то резко поняла, что общество хочет от меня бунта здесь и сейчас, чтобы я выпустила всех своих демонов в эти годы и стала удобным взрослым человеком. Как бы не так. Я читала книжки, носила форму, не делала пирсинг, приходила домой вовремя и ликовала от постоянного удивления со стороны взрослых — какая хорошая девочка! Теперь же мои родители наслаждаются и пирсингами, и стилевыми экспериментами, и странными моими отношениями, только вот сделать уже ничего не могут. Только повторяют, какая же я была хорошая, спокойная девочка в юности, как вот это вот могло из нее вырасти. (Yana Mezheynikova)
Не пережила. Любовь, потеря любимого, мир разрушился, никакой надежды или опоры. Знала, что не выжила, так и жила неживая. (Marty An)
Я пережила переходный возраст с трудом, истериками и суицидальными мыслями. (Лия О’Ди)
Я отчетливо помню два переходных момента. Я, 12-летняя, как-то утром попыталась объясниться с мамой, и это было, будто мы говорим обе на незнакомом друг для друга иностранном языке. Я шла потом в школу и думала, что теперь некому меня понять и нужно срочно стать взрослой и самой все разруливать. Получалось, разумеется, очень плохо, но к родителям я больше за помощью не обращалась. А второй момент случился в 28, произошла какая-то глобальная переоценка своей жизни; помню, я ехала на эскалаторе в метро, смотрела на людей вокруг и чувствовала, что мы в каком-то квесте, и все знают правила игры, а я не знаю. Довольно скоро все действительно полетело в тартарары, я полежала с этим на диване некоторое время, а потом взялась делать заново. Сейчас вот, кажется, снова назревает новая эра. Мне почти 41, наблюдаю пока. (Olesya Hrushevska)
Кажется, там, в переходном возрасте, и осталась душой, хотя давно уже тетя глубоко за 30 с солидным резюме, солидными костюмами в шкафу и всей этой бутафорией. Мозгов и опыта прибавилось, что полезно, и килограммов прибавилось, что менее полезно, а вот дух взрослеть отказывается. И мужа такого же нашла — дружим крепко и от всего сердца, как двенадцатилетки в книгах Крапивина, и это у нас главное в, простигосподи, браке, хи-хи… А вообще мне с переходным возрастом очень повезло — в 13 лет, посреди хаоса и бедности 90-х, гормональной запутанности и родительских ссор, нашелся Димка, первая любовь моя, с которым сначала ничего не срасталось, и мы оба два года мучились на расстоянии, а потом в одиннадцатом классе кааак срослось… и получилось очень хорошо, глубоко и по-настоящему. Мне все казалось, что я сплю, и так близко сердцами с кем-то можно быть только в неправдоподобных книжках. Мы были лучшими друзьями, защищали друг друга от школы, родственников и прочих напастей, разговорами докапывались до самых честных и важных правд. От нас как будто исходило что-то, что делало «чище и добрее» все вокруг в нашей весьма суровой пролетарской общеобразовалке. Учителя нас за вечные записочки на уроках не ругали, а умилялись, улыбались и молодели. Классуха на родительских собраниях с влажными глазами вещала нашим смущенным мамам о том, как же прекрасно мы друг друга дополняем. Один гопствующий одноклассник на новогодней гулянке признался, что посмотрел на нас — и все понял про то, как надо жить, и теперь тоже хочет найти любовь. Через полтора года мы расстались, но даже потом еще несколько лет умудрялись поддерживать друг друга в трудные моменты жизни: я писала Димке в армию, он строчил мне теплые имейлы на учебу в Америку, где бывало одиноко. Прекратили это дело только когда он собрался жениться. Эта первая любовь очень здорово задала мне высокую планку качества отношений и их настоящести. Благодарна на всю жизнь. (Оля Ко)
Я пережила переходный возраст с трудом. Первая любовь не сложилась, на гормональных бурях вылезли копившиеся все детство травмы, которые как-то незаметно для себя я начала заливать алкоголем. Зато перешла в новую прекрасную школу, где появилась куча новых друзей и новая большая любовь, с которой пришлось разбираться последующие 12 лет. В целом могло быть хуже. (Margarita Karlinskaya)
Уехали в мои 14 лет в Израиль. По сравнению с переездом в другую страну, разлукой с бабушкой, дедушкой и друзьями и переездом из большого разнообразного столичного Вильнюса в крошечный кибуц все гормоны настолько померкли, что я как-то забыла натворить соответствующих возрасту глупостей. (Sivan Beskin)
Я в переходном возрасте была ужасна. Я пила, курила траву, даже однажды кололась. Много в целом тусовалась с наркоманами. Жила по принципу — в жизни надо все попробовать, при этом под «все» понимала исключительно дико саморазрушительные вещи. Как выжила и осталась адекватным человеком — не знаю. (Мария Раевская)
Было очень-очень одиноко. Мои родители не хотели принимать того, что я взрослею. Мама шутила идиотские шутки про мою растущую грудь, отец очень отдалился, хотя раньше мы много времени проводили вместе. Помогло, когда в мои 16 лет от нас съехала моя старшая сестра. У меня появилась своя комната, какое-то мое личное пространство. Потом как-то друзья появились. Но я до сих пор вспоминаю мое самое одинокое лето, когда я весь день смотрела телевизор и пойти мне было решительно некуда. (Анька Кожура)
Я выжила! Это главное. Возраст с девяти примерно лет и довольно долго, до двадцати, был одним из худших периодов в моей жизни, и по объективным причинам в том числе. Отчим-абьюзер. Вся бытовая неустроенность 80-х. Токсичные отношения как норма жизни среди людей вокруг. Спасали сначала байдарки (два лета), книги и еще танцы — я ими активно занималась четыре года. Отношения с мамой были полный ужас; я сейчас сама дважды мать и не понимаю, как она могла не видеть, что у нее под носом творилось с ее ребенком, насколько мне тогда было дискомфортно. Там так в семье совпало: рождение двух погодков — сестры и брата, резко бедность, в мои 13 лет переезд в новую квартиру (привет, шесть недель тяжелого бронхита на почве стресса!), новая школа и психологически неуютный коллектив в классе. Ну и дальше все прелести конца 80-х, уличная подростковая преступность — когда с репетиции вечером идешь каждый раз, не зная, доберешься ли домой без приключений. Вмешательство родителей в личную жизнь — отношения с первым женихом распались при активном содействии мамы (и его мамы тоже!). На первом курсе универа у меня был, кажется, депрессивный эпизод. Не диагностированный. Меня отчислили летом. И эта искалеченная юность так долго мне аукалась — в универ я вернулась и доучилась только много лет спустя. Замужем смолоду за человеком, который явно не хотел прилагать усилия к тому, чтобы семья жила лучше, и вообще мало мне подходил по складу характера и личности. Я долго не могла найти в себе внутренние ресурсы, чтобы уйти. Наверное, мне невероятно повезло, что при всех тех раскладах я сохранила довольно адекватную самооценку и потом использовала каждый шанс для саморазвития и улучшения материальной ситуации. Мне только что исполнилось 48, я в хорошем балансе и внешне и внутренне, дружу и люблю — но слово «замуж» или предложение «жить вместе с родителями» вызывает до сих пор очень негативную реакцию. Остается добавить, что мой старший ребенок (26 лет) — чайлдфри, младшая дочка типичный tomboy — точно такая, какой я была в свои 8-12 лет, но в меня летело «тыжедевочка» и вот это все. Я спокойна за дочерей, они будут счастливы, у них все (в смысле сопротивления среды) совершенно иначе, и уж конечно, куда благополучнее. (Ellen Avdeyev)
Лет в 13 (на дворе тот самый 2007) я решила, что я панк. Мама подарила мне мартенсы по колено с металлическими носами и все свои черные юбки и платья. Так и ходила в школу: огромные ботинки, черные рваные колготки, футболка с черепом и криво накрашенные темной помадой губы. Классная руководительница писала в дневнике замечания: «Уважаемые родители, обратите внимание на внешний вид вашей дочери», а мой отец писал там же: «Нормальный у нее вид». Я слушала «Гражданскую оборону» и «Короля и шута», считала себя самой умной, читала Джона Фаулза запоем и прогуливала все недостойные уроки (алгебру, геометрию, химию и физику). Смешно вспоминать это все, но Летова и Фаулза до сих пор очень сильно люблю. (Ася Вишнякова)
С восьми лет мне было предписано быть взрослой и ответственной. Младший брат, который родился в это время, был со мной все мое свободное время и требовал постоянного внимания. Когда вырос брат, начался университет. Закончился универ — работа и первый ребенок. Потом ребенок второй. Так что пубертат у меня случился только в 30 лет. Есть много что вспомнить, мало что можно рассказать детям. Ну разве что про свадьбу в ночном клубе и организацию панк-рок коллектива они и так знают. (Svetlana Panina)
Внешне все было довольно спокойно, не думаю, что так уж сильно доставала родителей своим переходным возрастом. Училась отлично, готовилась к поступлению в институт и поступила. А то, что прогуливала школу часто, покуривала с друзьями и попивала вино — так это все втайне, папа строгий был, так что я не афишировала. Вот внутри в то время было часто тоскливо и депрессивно, одиночество страшное, эмоции зашкаливающие — а я не люблю острых эмоций. Но все это было только внутри, я была очень скрытным подростком. Не хотела бы назад в юность, потому что мозгов было мало, а ранящих чувств как раз слишком много. (Надежда Пикалева)
Мой переходный возраст пришелся на 90-е, и это парадоксальным образом помогло. Во-первых, не только я внутри сходила с ума — мир вокруг сходил с ума: провинция, бедность, непонятность, безумный наплыв новой и противоречивой информации, шокирующие открытия, сенсации и дефолт с инфляцией — так что трудно порой было разделить, что внутри меня, а что снаружи колбасится. Во-вторых, в 90-х родители выживали. Моя мама работала на трех работах. Я училась, приходила вовремя домой, выполняла свои обязанности по дому — и этого было достаточно. Как я выглядела и что у меня было в голове? Да у нее просто не было сил докапываться! Так что пробурлило и улеглось. Ну, были бунты, был уход из дома, но в целом никаких внезапностей. Я сама разобралась, попробовала, что хотела, и успокоилась. Повзрослела так, как мне было нужно. (Russell D. Jones)
Если в общих чертах, то была очень ранимая и не самодостаточная, остро переживала предательство (можно писать капслоком), хотя, наверное, ничего там прямо жестокого не было. Пиво пробовала, красила волосы так, что потом 20 лет с ужасом вспоминала, и помню, чет все время сердце щемило. А потом как и не было ничего, отпустило. (Masha Shapoval)
Для меня это было золотое время, когда я все успела — и «Мумий Тролля» на подоконнике слушать, вглядываясь в ночь, и грант в Штаты выиграть, и водку первый раз пить в парке, и Борхеса почитать, и по дискотекам нагуляться, и старостой побыть, и тусовки до утра в пустой квартире устраивать. Свои 14-17 лет я вспоминаю с большой теплотой, потому что в силу обстоятельств для меня это и правда было время поиска себя, когда я с любопытством искала новый опыт и почти ничего не боялась. Благодаря этому в институт я уже пошла довольно взрослым человеком, который в 18 лет съехал от родителей и пошел работать. Это казалось само собой разумеющимся, потому что я уже напробовалась всякого, и меня от ослабления родительского контроля не трясло, как многих одногруппников моих. (Катерина Булатова)
Было тяжело. Мама говорит, что у меня переходный возраст начался рано — лет в девять я стала «неуправляемой». А я помню, что с двенадцати ощущала весь мир содранной кожей. Меня корчило от душевной боли почти непрерывно. Мама — педагог, у нее была куча книг по психологии детей и подростков, а я книжная девочка, поэтому я искала в этих книгах ответ, почему мне так невыносимо, а мама при этом срывается с края. Приносила ей, показывала цитаты — вот, смотри, тут написано, что это нормально, что все подростки хамят, отстаивают границы и их шатает между взрослым и детским состоянием. И вот то, что вчера со мной было, — смотри, прям дословно! Не помогало. Сейчас понимаю, что была в целом золотцем, даже из дома ушла ненадолго и всего один раз, когда отчим запустил в голову табуреткой. Попробовала тогда впервые транквилизаторы, украденные у бабушки, и обалдела, какой покой и тишина воцарились в душе. Вот реально, словно человеку с многолетней головной болью дали первую в жизни таблетку анальгина. Но транквилизаторы отобрали, разумеется, решив, что я уже то ли наркоманка, то ли суицидница, толком не помню. (Jana Wujkowska)
Мой переходный период совпал с лихими 90-ми и рождением брата. Я пахала и выживала, у меня не было возможности побыть подростком. Наверное, компенсировала потом. (Yaroslava Zheyko)
У меня переходный возраст сгладился за счет сексуального насилия, пережитого в 12 лет. Мне надо было разобраться с этим, поэтому все остальные проблемы отошли на второй план и казались совершенно неважными. Но мужчин я реально ненавидела, буквально до рвотных позывов, и только лет в 16 это чувство более-менее прошло. Как на грех, разумеется, мальчики мне прохода не давали, но я никого к себе не подпускала — так трясло при одной мысли об этом. Поэтому я имела славу жестокой кокетки. (Нелли Шульман)
Я переходный возраст пережила эльфом. Я ходила в плаще, с текстолитовым мечом, в хайратнике — в школу, в метро, везде, и у меня была толпа единомышленников. (Дарья Богданова)
Если говорить о подростковом периоде, то не скажу, что я буянила, пила, травилась и гуляла. Сама по себе была интровертом, увлекалась аниме, и родители не особо запрещали. Так что и проблем, не считая стиля в одежде, не было. Мне нравилось быть то пацанкой, то готической куклой, то еще кем-то. Мне кажется, в этот период важно дать ребенку выбор в реализации своих увлечений, чтобы потом он не проклинал своих родителей. В то же время травмирующего опыта у меня не было, поэтому к некоторым жизненным ситуациям я попросту не готова и не могу их даже судить, так как не имею этого опыта. (Ольга Школина)
Мне с раннего детства было интереснее с собой, чем с другими. Но к определенному возрасту это стало доставлять некоторые неудобства. Я их, пожалуй, не мог системно объяснить до определенного момента, когда в школу пришла психолог (время было, когда всякая квазипсихология расцвела) и провела тест на интровертность / экстравертность. Я получился совершеннейшим интровертом и крепко задумался. После чего, вполне сознательно, произвел операцию по типу мюхгаузеновского вытягивания себя за волосы — заработав при том кучу неврозов, но вполне успешно и надолго притворившись экстравертом. (Danila Davydov)
Лет с 14 до 17 — невероятное ощущение свободы. Я будто летала каждый день. Музыка, книги, друзья и приключения. Да, эпоха Перестройки была не сахар, провинция, разные семейные проблемы… но в целом — мне очень повезло с возрастом пубертата. Я резко стала взрослой в 14, никакого дискомфорта от жизни не было в принципе, исключительно ощущение полета. (Nataly GS)
Все время было очень больно. (Марина Казначеева)
Родители много работали, их почти не было дома, я развлекалась, как могла. Была страшно горда варенкой, у меня была куртка и джинсы, на груди значок с надписью «Не учите меня жить», на голове старая папина кепка и начесанная и залаченная челка. Я казалась себе страшно модной, слушала Цоя, «Технологию», при этом ходила на концерт «Ласкового мая», собирала наклейки с футболистами мирового чемпионата и ездила меняться этими наклейками к Дому книги. Вообще жила интересно и увлекательно. (Oxana Ladich)
Я в 12 лет влюбилась в очень известного человека, а когда мне было 13, он погиб. Это страшный опыт, я сейчас счастлива, что с моей дочкой такого не случилось. А тогда я вела дневник, в котором обращалась к нему, рассказывала о своих чувствах, мыслях. Стихи писала, рассказы. Это были 90-е, тетрадки были в дефиците, я научилась писать мелким почерком в каждой клеточке. Все время было больно. Трижды пыталась обезболить себя. И еще было постоянное ощущение, что без меня всем было бы лучше. (Ольга Грудцына)
К сожалению, я все еще в переходном возрасте. Нет ощущения, что это закончилось, что я изменилась, что я взрослая. Недавно на проверке своих знаний немецкого я радостно, не задумываясь, оттарабанила: «Их бин фюнфцейн яре альт!» Мне кажется, и в окружении моем толком нет никого, кто переходил-переходил — да и перешел. (Neanna Neruss)
В конце 80-х и начале 90-х между безумием снаружи и шизой в моей бедовой голове воцарилась дивная гармония, и меня от этого прямо корежило. Я интуитивно понимала, что гармония вот сейчас — это что-то лишнее для меня, и всеми средствами пыталась ее нарушить, чтобы не рехнуться. Отличница бросила учиться? Не помогло, мало, подумаешь, сколько таких было. Алкоголь, вещества? Пфффф, занятный опыт, но все не то. Тусовки неформальные на поверку оказывались все одинаковыми, если посмотреть изнутри. И тогда я нашла парашютный спорт… Как ни странно, на несколько лет это круто помогло. Тренировки, ОФП, прыжки, в общем, почти до 19 лет я так дотянула отлично. Потом опять мозговой слизень заныл, что хочет перемен, и я сменила страну проживания. Тоже тот еще переходик, но это уже другая история. (Alena Lynxie)
Благодаря моим святым родителям у меня переходного возраста не было. А вот в 11 лет я давал им, бедным, прикурить. Недавно нашел тетрадку, которую я заполнял тогда для себя, будущего, и с ужасом прочел на первой странице: «Если ребенок кричит вам сгоряча: «Скотина!», не волнуйтесь и ласково успокойте его». Впрочем, насколько я помню, это были все же теоретические размышления. (Олег Лекманов)
То время, в которое не вернулась бы ни за какие коврижки. Начало 90-х, безденежье, родительская неуверенность и страх, давление националов, постоянное ощущение себя в «окопе» — всегда и везде. (Allegra Llevellin)
Переходный возраст у меня начался позже, чем положено. Видимо, потому что я в целом во всем заторможена немного. Но когда он-таки наступил — было тяжко… Помню, я начинала писать дневник от лица персонажа, который знает, что умрет через два года, и мысли об этом давали облегчение. А потом в моей жизни появился Гарри Поттер и слеш фанфики, и жизнь наполнилась красками. И я только грустила, что не узнала чуть раньше всей этой движухи. (Tamilla Gamza)
В тинейджерстве у меня переходного возраста не было, я вела себя очень хорошо и так и осталась приличной девочкой. Зато он наступил в 26, когда умер папа, я развелась и эмигрировала. Было очень больно. Но зато в 30 я себя почувствовала взрослой наконец-то. Выросла и сепарировалась. (Рената Троян)
90-е, да. Мир из цветного и безопасного стал враждебным и странным. Непостижимым. Черным и изредка серым. Зрение падало катастрофически, чтобы просто не видеть всего этого, наверное. Чтобы совсем уж не ослепнуть, изматывающе ходила по лекарям всяким. Потом дважды ложилась под нож к гениальному хирургу, которая как-то… поверила в меня, что ли, вернула смысл в жизнь. Хоть какой-то. Тогда я вынырнула, как-то хреново, но вынырнула. А ее потом убили. Не успела эмигрировать, как остальные гении. Такие дела. (Елена Бачкала)
Я пережила переходный возраст идеально. Из дома выходила редко (хватало интернет-общения), не пила и не курила, школу стала прогуливать только в 10 классе. Разве что характер всегда был довольно вздорный и несдержанный. Накрыло меня уже лет в 19 — когда я поступила в вуз и поняла, что мне там неинтересно. И тогда началось: ночевки не дома, срачи с родителями, почти каждый вечер пьянки до полубессознательного состояния. Так продолжалось до 22 лет, пока я не съехала от родителей и не нашла нормальную работу. (Марина Кирюнина)
Хамила родителям, особенно папе, слушала, закрывшись в комнате, «Depeche Mode», страдала неизвестно от чего. При этом была отличницей, училась в музыкальной школе, ездила на конкурсы и олимпиады. Все бы ничего, но такое ощущение, что те страдальческие паттерны так и застряли во мне и время от времени всплывают. Короче, хрень какая-то. (Дина Досжан)
Мой переходный возраст был адом и для меня, и для родителей. Помню тупую боль, которая длилась года три минимум, и просто хотелось, чтобы она закончилась, больше не хотелось вообще ничего. Очень сильно и резко встал вопрос доверия к людям. В определенный момент настолько ушла в онлайн, что отвыкла говорить и стала заикаться. Потом потихоньку все выправилось, или просто свыклась. (София Нагаст)
Меня с суицида забрали в милицию. Я просидела трое суток в одиночной камере приемника-распределителя до выяснения моей личности. Это был пустой куб без окон с матрасом на полу. И там меня отпустило. (Анастасия Лаврентьева)
Я — тормоз, так что переходный возраст пришелся на мои восемнадцать, когда стало понятно, что у меня ориентация такая, а не проклятье. И началась война с мамой, которая явно чувствовала, что со мной «что-то не то» происходит, но не могла сформулировать для себя, что именно. Начал выпивать, покуривать, ночевать в разных странных местах, а мама решила включить родителя: находила меня у друзей, у знакомых, орала по телефону, чтобы я немедленно возвращался домой ночевать. В итоге из дома пришлось сбежать. Она полгода не знала, где я нахожусь (а судьба из Сибири протащила через страну аж до границы с Финляндией), подавала в милицию на розыск. Жизнь вернула; побитого, но не искалеченного (прочее опущу), но мать уже на свободу мою не претендовала. Я побывал в аду, но какой она прошла ад — не представляю. (Павел Телешев)
У меня как-то дурацки он прошел. Все вдруг выросли и стали говорить про секс и встречаться. А я осталась «маленькой» и училась. Хотела поступить и свалить из города. Стало еще сложнее социализироваться. Тело менялось, это было тоже странно. С родителями ругалась, но никаких бунтарских поступков не совершала. Читала «Спид-инфо» запоем и была одинока. А потом вдруг все прошло, я поступила в универ и разом стала нормальным человеком. (Анастасия Решетняк)
Было очень трудно принять те чувства, которые вызывали у меня мальчики, я старалась изо всех сил их в себе давить. И тут вдруг сильно и страстно влюбилась в девочку. Поняла, что бороться с собой бессмысленно, и постепенно научилась радоваться. (Ольга Виниковецкая)
Книжки читал, улетал в другие миры. (Евгений Кьюби)
В 14 лет переехала из России в Израиль и обнулилась — из общества почти взрослых людей-девятиклассников попала в девятый класс, полный беззаботных четырнадцатилетних детишек. Очень странная яма во времени. Еще очень было странно обнаружить себя в классовом делении на популярных и фриков, аккуратно содранном с американской школы из сериалов, и из любимой и задруженной со всеми барышни превратиться в невидимку. В школе, правда, ситуация несколько выправилась где-то за год, но помню, что все равно первые года три жила больше в собственном воображении, ведя диалоги с друзьями до переезда. В 18 лет все это с большим облегчением закончилось, а в армии новый опыт абсолютно всех не в своей тарелке объединил и поставил на ноги. (Ira Polubesova)
Постоянно чувствовала себя несчастной. Хуже всего было в отношениях с друзьями. Ревновала друзей по каждой мелочи, злилась, при этом заискивала перед ними. Помню это душераздирающее чувство одиночества и брошенности, когда узнавала, что подруги разговаривают по телефону друг с другом больше, чем со мной. Буллинг и входящий, и исходящий. А еще чувство собственной отсталости, когда за подругами ухаживали мальчики, а за мной нет. Короче, ужасные времена, кончились годам к 17 и слава богу. Никому не пожелаю жить в таком состоянии, когда каждая эмоция режет как ножом. (Маша Рявина)
У меня не было переходного возраста, отчего я до сих пор не очень понимаю людей. Мне было шестнадцать, когда я поступил в военное училище, при этом я из поздних, у женщин нашей фамилии месячные начинались в шестнадцать. То есть я прямо из детства попал во взрослую жизнь. (Тимур Максютов)
В 13 лет влюбилась в человека сильно старше (никакого «романа», просто сильная влюбленность) и попала в компанию плюс-минус сверстников-поэтов. Мне кажется, без этого я стала бы кем-то совершенно другим, даже страшно подумать. (Hava Brocha Korzakova)
Каждое утро радуюсь, что мне больше не 12. Серьезно. Отвратительное время: внутри ты уже взрослый, а снаружи шлепаешь в школу к 8.30. Не-не-не: внутри ты бунтарь и рок-звезда, а снаружи ты отличница с флейтой и освобождением от физры. Спасалась мрачными песнями и плакатами из журнала «Bravo». Как же мне было плохо все время. Абсолютно ничего не помню, кроме этого — чужие проблемы и окружающий мир меня вообще не очень волновали. А потом я имела счастье наблюдать, как в коллективе, где все были старше меня, эти все вдруг стали вести себя, как капризные дети. И я подумала: ага, то есть цифры не помогают, если ты чего-то не догоняешь. И я как-то расслабилась, увидев, что количество прожитых лет не решает ничего. Так что я просто стала ждать, когда мой возраст начнет более-менее совпадать с самоощущением. И жизнь ко мне вернулась. (Анна Брюсова)
Когда мне было лет 12-14, мы с родителями отдыхали в красивейшем городе Плес — левитановские места, «Над вечным покоем» и все такое прочее. И вот там меня посетило мрачное и мучительное состояние, в ответ на которое я и услышал от мамы формулу «переходный возраст». После того как в 36 лет меня посетила депрессия, мне стало казаться, что и тогда была именно она, а никакой не «переходный возраст». Совершенно отравленное состояние души и нервов с экзистенциальной подкладкой. Тем летом подавленность эмоций иногда перемежалась чем-то вроде ностальгии по уходящему детству, хотелось плакать, казалось, что все лучшее осталось позади. В общем, сегодня это лечили бы таблетками. А тогда меня пытались развлекать, таскали в лес собирать подосиновики, на Волгу — ловить рыбу (чуть ли не единственное, чем я тогда всерьез увлекался). И вот помню, как я сижу в этой лодочке, смотрю на поплавок, а вокруг простор, левитановские виды, умиротворенность и вечный покой… а сам думаю, примерно как тот расстрелянный на водопое лось из анекдота: «Почему вроде все хорошо, а мне так плохо?« (Илья Симановский)
Я прожила пубертат с ощущением, что я в нашем семейном балагане самая старшая, поэтому слегка оторвалась потом в 19 и свалила в другую страну, разгребать последствия. Пока разгребала, подоспел Midlife Crisis, и вот я и оттуда вынырнула, спокойная и уверенная в себе 40-летняя женщина, которая наконец-то знает, кем хочет стать, когда вырастет. (Anna Cornell)
Мой переходный возраст пришелся на 90-е, бедность, переезд в другой город. Ну и на влюбленность, которую запретили. В новом городе не прижилась: ни одной подружки за три года. Спасибо родителям, они поддерживали очень. Я, конечно, все равно ощущала себя одинокой и несчастной. Зато в 17 поступила и переехала в город, где никого не знала. Как бы заново начала. И вот это был кайф! (Алена Белозерова)
Как-то такое время было, что мне переходный возраст было нельзя. Большая семья, много детей, мало денег, девяностые. Вот у меня его и не было. А был потом, позже, к 25 годам где-то, и был не внешним, а внутренним. (Жулдыз Алматбаева)
У меня переходный возраст сгладил спорт. Это были велогонки на шоссе. Как-то сразу все уткнулось в тебя. И лошадиные абсолютно нагрузки, 5-6 тренировок в неделю, это в пятом-то классе. И гонки — где по 70, а где и 100 км. Ты это в 14 лет просто как прогулку не проедешь, а надо гоняться. И ответственность — тебе домой выдают гоночную машину, а ты отвечаешь и за то, чтобы она была работоспособной всегда (перебирали по винтику непрерывно), и за то, чтобы в любом состоянии выйти на старт. Спортлагерь, пять лет, три тренировки в день, постоянный голод, на тихий час никого не надо было загонять — все сами падали. И как собственная мама видит своими глазами, как ты попадаешь в «завал» на гонке и как с тебя кровь течет. И тогдашнее слабоумие и отвага — поехать в спортлагерь «своим ходом», то есть на веле километров 90, а для скорости — «сесть» за грузовиком, то есть гнать под 70 км в час вплотную к большой фуре. Любое торможение равно твоему трупу. И как тебя, полуеврейского очкарика с чудовищным именем, начинают уважать дети рабочих АЗЛК в окраинной советской школе 70-х прошлого века — и ты наконец-то перестаешь драться в обмен на «дай прокатиться на гончаке» (не давал, лишь потрогать). Не, я как-то не помню переходного возраста. (Гамид Костоев)
У меня переходный возраст начался поздно, в 24 года — когда родила сына и в связи с этим первый раз сказала отцу «нет». Пережила… кхм, наверное, до сих пор (мне 38) не закончила переживать, хотя дело явно близится к удачному завершению и нормальной сепарации. (Анна Мазухина)
Полная занятость по школе, по дому и внешнему миру дала возможность не заметить этих мелочей. Вот так же и климакс стараюсь не заметить. Прошу прощения за подробности, но куда ж людям от физиологии? (Элеонора Шангареева)
Стала религиозной — завела для себя дома кошерную посуду, перешла в вечернюю школу, чтобы не учиться в шабат, ходила по праздникам с друзьями в синагогу, читала молитвы. Лет в 17 собралась замуж, но месяца через три передумала. (Ирина Лащивер)
Я ушла в себя очень надолго. Много, слишком много читала, много и старательно училась, пробовала писать, фантазировала, мало с кем общалась, в том числе и с родителями, и меня это не особо тяготило. Бунт против старших и бурный протест, эксперименты с внешностью прошли мимо меня тогда. Скорее сейчас в свои 33 экспериментирую куда больше, чем тогда, когда я выглядела подчеркнуто консервативно. Мой вкус к литературе и музыке во многом сформировался именно тогда. Думаю, мне очень повезло, что мой подростковый возраст выпал на отсутствие постоянного и массового интернета, иначе бы я зависла, вот точно. И что свои эксперименты в писательстве и художествах я оставила в столах и тетрадях, альбомах, а не выкладывала напоказ. (Дарья Аппель)
У меня был ужасный переходный возраст с кучей внутренних драм непонимания меня миром и дикого желания стать уже независимой и взрослой. Если честно, то я не очень понимаю, как я выжила, так как чего только не творила. Будь я на месте моих родителей, я «поубивала бы». (Елена Зорина)
Переходный возраст по мне проехался очень жестко. Как я сейчас понимаю, на пятнадцатом году жизни у меня случился какой-то гормональный сбой и меня накрыла жуткая депрессия. Мир казался нереальным, я ходила по городу с ощущением, что если я толкну ближайшую стену, то вся эта декорация обрушится, а за ней будет пустота и пепел, и ничего больше. Вся еда имела вкус картона. О депрессии я тогда ничего не знала, поэтому пришла к выводу, что со мной просто происходит взросление — прекрасное светлое детство закончилось, наступила серая взрослая жизнь, и так теперь будет всегда. Спасалась от этой серости, ясное дело, большой любовью, очень драматической, к взрослому творческому алкоголику. Бонусом мне добавились семейные проблемы, я выпустилась из школы с троечным аттестатом, ушла из дома. Выжила, по-моему, на чистом упрямстве, потому что умереть (равно как и вернуться домой) означало проиграть родне, которые скажут: «Мы так и знали». Отпустило меня только годам к двадцати пяти. (Anna Perro Pankratova)
Было ужасно. И в школе, и дома. Только сейчас я понимаю, что побои в семье и природная обособленность с чувствительностью сыграли злую шутку — я была неудобной везде. Оттого считала себя ужасно некрасивой и несуразной. Это были времена постоянного внутреннего ужаса и отчаяния. (Александра Каминская)
О, отличное было время. Никогда не чувствовала себя настолько нормальным обычным человеком. Все как у всех. Но при этом вроде как можно — про переходный возраст взрослые в курсе. В общем, пара лет полной безответственности и свободы. Все резко закончилось на вступительных экзаменах. (Nina Milman)
Вкратце я пережила переходный возраст в борьбе за свое имя, за то, чего я стою. Влюбилась в 15 в мальчика старше на семь лет, семья свирепствовала из-за его родителей, но, на их радость, я через год сама с ним порвала. Папа очень сильно за мной следил и был крайне категоричен в некоторых моментах. Но я не ропщу, так как это в конечном счете сделало меня тем, кто я есть сейчас. Естественный процесс. (Наталья Сида)
Я пережила переходный возраст с друзьями и подругами, музыкой, болтовней часами по телефону с мальчиками, поцелуями в подъезде, с портвейном и сигаретами в нем же, как же иначе. В 15 лет вышел Queen — «Богемская рапсодия». Я приросла к полу, слушая диск. Эта музыка перевернула все раз и навсегда. Потом уж серьез пошел. «Над пропастью во ржи», Гессе, Белль, Стругацкие, Саган и так далее. (Natalja Galtsova)
Переходный возраст я пережил ближе к пятидесяти. (Александр Гаврилов)
Уйти из дома в 5 лет, потому что больше не можешь спать на вокзалах и видеть маму пьяной. Через два года узнать, что она умерла, и задаваться вопросом: «А может, в этом виновата я?» Жениться в 16, чтобы устроиться на работу и перестать отчитываться перед чужими людьми за каждую купленную сигарету. Родить ребенка в 17 и надеяться, что вместо комнаты с тараканами твоей семье дадут квартиру. Контраст этих историй с подростковыми проблемами прячет главное: пока кто-то решал, в какой университет подать документы, эти ребята пытались выжить и справиться с обстоятельствами. В нашем тексте — две истории о детях, которым пришлось повзрослеть слишком рано.
Влад: «Когда взрослые рассказывают тебе о жизни, ты смотришь на них и говоришь: „Хватит, я уже сам многое повидал и все это знаю“»
Крупки — это город в полутора часах езды от Минска с максимальным внешним отличием от столицы. Первая мысль: каким образом в это место могло занести 20-летнего парня? Влад стоит возле дороги в болоньевой байке, вытирает брюки рукавом и отвечает нам вопросом на вопрос:
— Тут для детей даже ничего нет, кто здесь будет оставаться? Развития для ребенка никакого. Есть только гимнастика, да и та для мальчиков, а у меня дочь.
В Instagram Влад называет себя молодым отцом, демонстрирует счастливые фото, открыто призывая к слогану «Все будет хорошо». Реальность же немного отличается. Влад — сирота. В 15 лет парню пообещали, что к совершеннолетию у него будет квартира. Сейчас ему уже 20, наивность ушла, на смену ей пришла осознанность. Влад стоит сотым в очереди на жилье, живет с женой и ребенком у ее родителей. Этот этап — самый простой в жизни парня. Кажется, он вообще обо всем привык говорить с улыбкой и просьбой:
— Не надо меня жалеть. Я себя не жалею, все же хорошо.
— Тогда начинай рассказывать свою историю.
— С самого начала? Блин, придется все вспоминать с рождения.
Влад родился в Столбцах, до 7 лет жил с мамой. У него есть еще две сестры (они сейчас в приемной семье) и отец (с ним парень не общается).
— За это время меня трижды забирали в интернат. Тогда мы еще жили впятером с бабушкой в доме площадью 16 кв. м. Приезжала опека, говорили, что будут забирать. Видели, что есть бабушка, — оставляли.
История с названием «Мама снова пьяная» была обычной реальностью Влада. Привычной настолько, что критических моментов он уже не помнит: ссоры из-за алкоголя стали ежедневным ритуалом.
— Когда бабушка умерла, мама полностью запила, нам было нечего есть. Тогда нас всех у нее забрали.
Теперь жизнь Влада лежала в другой плоскости: появился интернат, а с ним — позиция чужих взрослых людей, которые считали, что воспитывать подростка нужно в несвободе. Парень говорит, рассказы о конфликтах в таких местах — это непридуманные истории.
— Через год семью этого директора уволили за крупные махинации. Я не удивился, потому что знал: не спрячешь что-то от них — заберут. Я тогда курил, мне мать и друзья привозили сигареты с деньгами. Был случай, притащили целый блок. У мамы была копеечная зарплата, сигареты стоили дорого. Кого это волнует? Все забрали. Никакой свободы, нельзя было даже из здания выйти. И я сбегал со второго этажа, ругался до той поры, пока нас не начали выпускать.
В восьмом классе приехали какие-то люди, забрали меня в семью, с ними я прожил еще два года. Ситуация не очень поменялась: мне не разрешали ездить домой, постоянно чему-то учили. Знаете, это тот случай, когда взрослые рассказывают тебе о жизни, а ты смотришь на них и говоришь: «Хватит, я уже сам многое повидал и все это знаю».
«Мои ровесники покупали пирожок, а я не мог себе этого позволить»
Три года назад Влад нашел своего отца. Тот приехал к нему только однажды — познакомиться — и больше не появлялся.
— Стал говорить, что мне нужны от него деньги. Я спрашиваю: «Да какие деньги? Давай хоть познакомимся!» И он пообещал, что мы будем общаться. После этого ни разу не звонил, поменял телефон. Это я потом узнал, что его семья была против общения со мной.
Период подросткового разочарования кончился вместе с девятым классом. В это время у многих ребят начинается взрослая жизнь и появляется долгожданная свобода. Влад же оказался перед выбором: учиться или работать.
— Когда я поступил в колледж в Минск, у меня не было даже телефона. А хотелось, как и любому парню, не отличаться от остальных. Но когда тебе дают пособие на проживание в размере 120 рублей, приходится работать. Одни кроссовки стоят 100 баксов, ради них вообще нужно ничего не есть. А как жить? Это нереально. Приходилось ходить на стройки, что-то грузить. В колледже система работает так: один прогул — и тебя лишают денег. В итоге меня выгнали: я много пропускал. Поступил второй раз — перестали платить вообще.
Влад говорит, его отличие от ровесников было сложно не заметить. На перемене все сидели в телефонах, а поговорить с кем-то о реальной жизни было почти невозможно: «понятия не те».
— Помню, мои ровесники покупали пирожок, а я не мог себе этого позволить. Они никогда не имели представления о работе: мама им дала денег — и хорошо.
Мне же всегда приходилось вкалывать самому. У меня до сих пор нет друзей моего возраста: нет у нас общих тем и понимания. С другой стороны, мне хотелось быть как все. Никто даже не знал, какая у меня ситуация: я одевался в секондах, находил там лучшие шмотки. Помню, когда приехал в Минск, купил себе телефон. А нужны были деньги — продал его на $10 дороже. Крутился, а что было делать?
С Владом мы говорим на серьезные темы. Он уже прекрасно разбирается в уровне зарплат, кредитах и воспитании детей и за время разговора позволяет себе слабость только однажды. Говорит, что ему, как и любому ребенку, хотелось немного поддержки.
— Кто-то мог позвонить бате, все по быструхе порешать. А ты понимал, что посторонний человек никак не сделает тебя счастливым. Большинство ребят из обеспеченных семей такого человека, как я, начинают гнобить. Конечно, ты можешь рассказать органам опеки, но от этого ничего не изменится. И каким после этого вырастает человек? У нас статистика в стране такая: если сирота, он или наркоман, или алкоголик. Ну он же стал таким не по своей воле! Нужно поддерживать других, а не осуждать… — добавляет парень и быстро переключается на приятную тему, улыбаясь.
«Если ты сам не пойдешь что-то делать, тебе никто ничего не даст»
Влад рассказывает, как в 15 познакомился с девушкой — «первой и постоянной». Через год она забеременела, и ребята решили пожениться.
— Начали думать, что делать. Я тогда учился, вот и решил: брошу колледж, пойду работать. Мне, как сироте, в 18 лет должны были дать квартиру. Девушка остановила, говорит: «Доучись — дождемся жилья». На пятом месяце ее беременности мы сыграли мини-свадьбу. И стали ждать.
В 18 чуда не случилось: квартиру Владу не дали, объяснив, что его очередь не подошла.
— На очереди я стою с 13 лет, сейчас я 100-й. Представьте: за два года строится около 20 квартир. Сейчас по закону первыми нуждаются в них многодетные. А передо мной еще 99 сирот. То есть очередь становится уже двойной. Льготы действуют только до 23 лет, а в мае мне уже исполнится 21. Мне, конечно, предлагали комнату в общежитии, в которой с потолка падают тараканы. Но, извините, как туда переехать с ребенком?
Подводим историю к логическому звену: так Влад, его жена и дочь стали жить у родителей.
— А здесь проблема с работой. В Крупках люди с высшим образованием получают 300—500 рублей. Узнавал: в минских «Табакерках» зарплата — 600 рублей. У нас — 300. Очевидная же разница!
Единственное место в городе, где можно заработать 800 рублей, — это пилорама. Влад работает на двух работах и говорит, что ему не привыкать: в таких условиях он трудится с 17 лет. Это такой обмен: отдаешь работе здоровье, взамен получаешь зарплату повыше, чем у соседа. Подтверждение его физического труда — слегка трясущиеся руки. От внешних глаз скрыто другое: из-за тяжелой работы у Влада развилась язва, из-за нее он не прошел комиссию в МЧС. Короче, долгое время все шло как-то не так. А потом наступил март.
— Мне пообещали, что с апреля я наконец-то буду там работать. Деньги там побольше — рублей 60 в день. Вот и сравните: здесь ты ради них будешь работать неделю. Я планирую накопить средства, взять льготный кредит и купить в Борисове дом. Честно, если бы не родители жены, я не знаю, где бы я был. У меня в принципе нет своего жилья.
Теперь Владу звонят из соцопеки и говорят, что действовать с жильем нужно было по-другому: и документы оформлены не так, и на очередь нужно было стать в другом городе. Но в подростковом возрасте он об этом не знал.
— Я считаю, самое главное — чтобы человеку говорили о его правах. Кто еще об этом расскажет ребенку? Он верит тому, что ему обещают в 15: мол, так просто дадут квартиру и работу — жди. И ребятам нужно не молчать. У нас как все работает? Если ты сам не пойдешь что-то делать, тебе никто ничего не даст. Я вот чего хотел, того достиг. Делаю все, что в моих силах.
Виктория: «Во взрослой семье многие терпят насилие и не решаются уйти. Я ушла от мамы ребенком»
— Наверное, самое важное решение я приняла в 5 лет, когда ушла от мамы. Это был момент, когда я не выдержала и проявила характер. Я, знаете, много чего помню. Иногда кажется, лучше бы все это забыть, — говорит Виктория в начале своего рассказа.
Ей 30 лет, у нее есть семья, работа и взрослая жизнь, которая давно не напоминает о пережитом в детстве. Время от времени в ее упорядоченные будни все-таки стучатся воспоминания и заставляют думать: «Что было бы, если бы я не ушла?»
Сложно представить, что пятилетняя девочка смогла сделать то, на что не всегда решится взрослая женщина: уйти из дома, в котором ее жизнь находится под угрозой.
— Мое детство было таким же, как у многих: небогатая семья и мама, которая пьет. Она растила меня без отца. У нас случались моменты, когда я ночевала на вокзале и ходила по рынку, чтобы найти что-то из еды. Так случалось: просто я была ребенком, которому хотелось есть, — говорит Виктория и чуть заметно улыбается.
— Мама была с компанией в очередном «загуле». На третий день на меня не обращали никакого внимания, а я все еще пыталась вывести ее из этого состояния. Результатов — никаких. Я выбежала из дома, села в первый попавшийся автобус и уехала.
Это был не первый раз, когда девочке приходилось убегать из дому. Просто через два года родственники сообщат ей, что тогда она видела свою маму в последний раз. Виктории было 7 лет, когда она узнала, что мама умерла.
— Есть какие-то вещи, с которыми ты сталкиваешься, потому что это твоя жизнь. До этого я тоже пыталась уходить, но за мной приезжали. Сейчас мне кажется, что меня спас бог. Автобус, в который я села, проезжал мимо храма — я там часто бывала. Пошла туда, люди меня узнали, начали спрашивать, что случилось. Знакомая женщина забрала к себе. Представьте этот контраст: ты тот ребенок, который ест от случая к случаю что придется и спит по вокзалам. А здесь появляется женщина, которая дает тебе чистую постель, теплый дом и еду. Извините за эмоции, наверное, я по жизни не смогу без них об этом говорить, — отворачивается к окну Виктория, делает глоток чая и несколько секунд молчит. — В храме знали моего отца. Его нашли по старым связям, меня отдали ему. Думаю, у него просто не было возможности воспитывать ребенка — так я и оказалась в детском доме.
«Меня долгое время съедало сомнение: а вдруг, если бы я не ушла, мама была бы жива?»
В этом месте Виктория провела два года. Спрашиваем ее, случались ли там серьезные конфликты. Получаем ответ:
— Мне в целом было нормально. Помню только, что по вечерам, когда я ложилась спать, начинала плакать: мне очень не хватало мамы. Да, бывало, что у нас что-то могли забрать. Но когда кто-то выводил меня на ссору, это было не так больно переживать, как одиночество.
— Это было естественное желание ребенка быть с мамой?
— Думаю, да. Наверное, тогда у меня сработала самозащита, какой-то природный инстинкт. Во взрослой семье многие терпят насилие и не решаются уйти — там всегда тысяча отговорок. Я вот сейчас воспитываю сына. Думаю, если бы он ушел, в какой бы я была истерике! У меня в голове один вопрос: господи, что я тогда творила?
О том, что Виктория находится в детском доме, вскоре узнала ее родственница. Сначала она навещала девочку на каникулах, потом забрала насовсем.
— Я хоть и попала в семью, но до сих пор ощущаю, что одна. Мне сложно поделиться чем-то важным с близким человеком. Понимаю, что я закрылась для людей, но эта закрытость пошла мне в плюс. Теперь я отношусь ко всему очень серьезно. Знаете, иногда бывает, что девушки влюбляются, поддаются эмоциям. Ну, такой возраст, просто тогда ты этого не понимаешь. Мое же одиночество меня ограждало. Я знала, что я у себя одна, и рассчитывать ни на кого не приходилось.
Виктория приводит пример: если у других могла появиться мысль забить на учебу, в ее голове такого варианта не возникало. Все просто: нужно было поступить, получить профессию и начать зарабатывать. Вспоминала ли она о детстве? Говорит, что да, и в какой-то момент поняла, что, если помощи рядом нет, ее стоит искать. И обратилась к психологу.
— Меня долгое время съедало сомнение: а вдруг, если бы я не ушла, мама была бы жива? Может, надо было остаться? Это нужно было проработать, потому что я все время себя накручивала. Мне хочется сказать подросткам: ребята, если что-то вас съедает, не носите проблему в себе, ищите помощи у близких и специалиста. Обязательно найдется тот, кто поможет.
— Этой помощи часто не бывает рядом. Чем могут помочь чужие люди?
— Самое главное — доверять, чтобы ребенок мог прийти и все рассказать. Вот пример: во время медосмотра в седьмом классе у меня обнаружили болезнь по женской части. Какой вывод? Раз у тебя такая проблема, значит, что-то было в сексуальном плане. Я же понимала, что этого быть не могло. Спустя время я смутно начала вспоминать эпизод, который мог оказаться изнасилованием. Мне повезло, что моя директор позвала меня в кабинет, мы спокойно поговорили. В такие моменты, когда ты понимаешь, что условно «виноват», тебе стыдно и страшно, важно, чтобы никто не давил на тебя психологически.
Мне по жизни не хватало ощущения, что в меня верят. Понимаете, можно давать ребенку одежду и вещи для жизни, думая, что он должен ощущать любовь по умолчанию. Мне же хотелось, чтобы кто-то интересовался, что со мной происходит, говорил, что все будет хорошо. Это же могут делать не только родные люди, но и друзья.
«В нашем обществе есть этот страх открыто говорить о проблемах, тем более обращаться к психологу»
Виктория говорит, с родными у нее не было душевной близости: разговоров о личном как-то не случалось. Подростком она заменяла реальность другим миром — книгами и музыкой. Эта привычка осталась до сих пор.
— Я вообще недоверчивая. Мой первый молодой человек говорил, что никогда не видел такой закрытой девушки. Узнать, что мне важно и дорого, очень тяжело: я всегда жду какого-то подвоха. Может быть, потому, что меня по жизни не раз бросали близкие люди. Если это делали они, чего ждать от других?
— Как тогда научиться доверять людям?
— Все проверяется временем. В школе был случай, когда меня оговорили, всю женскую половину класса настроили против. Только одна девочка осталась на моей стороне — вот с ней мы дружим до сих пор. В эти моменты ты понимаешь, что все хорошее может в секунду рухнуть. Но это нужно пережить, чтобы дальше двигаться с теми, кто рядом.
Мне кажется, в нашем обществе есть этот страх открыто говорить о проблемах, тем более обращаться к психологу. Люди закрывают глаза, даже если знают о проблемах в семье соседей.
У моей знакомой внизу живет семья, где днями ругаются. Ладно, взрослые могли перенести эту модель из своего детства, но что станет с детьми, когда они вырастут, в какой атмосфере они живут сейчас? Это распространенная позиция: «Моя хата с краю». А посоветовать кому-то обратиться к психологу просто нереально, люди этого стыдятся. Если ты к нему идешь — значит, чем-то болен. А так быть не должно. Я думаю, нужно быть более участливыми.
Сейчас Виктория пытается отпускать свое прошлое. Девушка честно признается: это сложно, когда за тобой стоит такая история. Зато теперь у нее все хорошо: есть семья, работа и друзья.
— Я понимаю, что, если бы этого не было, я бы тоже была совсем другой. Когда я окончила университет, старшие коллеги мне говорили: «Ты думаешь как 40-летняя. Нельзя такой быть в 20!» Ну, ребята, извините, если я в 5 лет поняла то, что вы, к счастью, не поймете и в 40, какой же я могу быть?
Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by
Вы здесь
Мне 40, и зимой моя дочь выгнала меня из дома. Дочери 14 лет, переходный возраст. Начиналось с малого: сначала «не входи в мою комнату», потом «стучи в дверь, прежде чем войти». Ор, крик, истерики. Убежала из дома раздетой в -30, я за ней. Вернулась только с условием, что я уйду. Виню только себя в воспитании дочери, что-то недодала или избаловала. Теперь поздно разбираться.
У моей мамы есть одна знакомая. Так вот она три года назад взяла из детдома двух детей: мальчика 3 лет и девочку 12 лет. Вроде всё замечательно, какая молодец, я так гордилась ею. Все эти три года она рассказывала, какие они хорошие, как девочка хорошо учится, какие послушные детишки и всё в этом роде. Прошло три года. У девочки наступил переходный возраст, ну и она начала гулять, выпивать, брать из дома деньги. Так называемая «мама», недолго думая, взяла и просто сдала её обратно. Как в магазине: купил бракованную вещь, потом отдал назад. Мы, мягко говоря, были в шоке, ведь все эти годы девочка у неё была самая замечательная. Мы спросили её: «А как же мальчик? Когда он вырастет, то, возможно, будет то же самое». На что она ответила, что мальчик у неё хороший и послушный. Я думаю, его будет ждать та же участь, ведь оба ребёнка от пьющих родителей, плюс переходный возраст всегда тяжёлый для родителей. И я не понимаю, как можно так халатно распоряжаться чужими судьбами.
Мой переходный возраст — это плохая учёба, курение, лишение девственности. В 16 я трахалась в парке днём, купалась в фонтане пьяной, потолстела на 15 кг, ходила по городу пьяной босиком и т. п. Как я счастлива, что выросла! Всё это позади. Серьёзная и приличная девушка. О том этапе жизни с 13 до 17 лет даже вспоминать не хочется. Обидно, что гармоны творят с нами такое. У меня отличная мама, она следила за мной, но тем не менее я умудрялась это всё вытворять! О чем я думала?! Стыдно.
В основном переходной возраст в 13-16 лет, а у моего брата — в 20. Психованный, обозлённый, ждёт, что всё свалится с неба к его ногам, ленивый. Меня воспитывали в строгости, старался всего добиваться сам. Не жаловался. А его с детства в пятую точку целовали, и вот результат: асоциальный, пассивный рукожоп.
Меня воспитывала мама, и я очень к ней привязан. Были ссоры в переходном возрасте, но потом все осознал. Понимаю, что мне будет тяжко завести семью и стать абсолютно автономным. Не финансово, а морально. Хочу построить большой дом и жить, как принято у грузин, — диаспорой. То есть мы в одной части дома или этаже, а родители в другой. Проще жить, зная, что есть опора какая-то, что есть свой на 100% человек рядом. Тяжело перестроиться на жизнь, где теперь должен лишь ты, а тыла бескорыстного нет.
У меня был сложный переходный возраст. Моя мать — педагог высшей категории, но все наши разговоры сводила к ругани и с воплями: «Я тебе не подружка, со своими шалавами так разговаривай!» — уходила от меня куда-либо. Прошло время, мы сейчас нормально общаемся, но я понимаю, как от многого она могла бы меня уберечь этими разговорами.
Мой переходный возраст выпал на начало 90-х. Куча всякой литературы с голыми женщинами продавалось, но стоило недешево. А вот у меня была большая медицинская энциклопедия (мать врач), а в ней куча голых женщин. Был один нюанс — все они были с болячками, но меня это не останавливало, дрочил на них как бешеный))
В детстве всё время мечтала попасть в книгу рекордов Гиннесса, но не с чем попало, а с самыми длинными волосами подмышками. Когда начался переходный возраст, я даже и не думала их брить, пока однажды летом в присутствии всех родственников и общих друзей мой старший брат не начал меня в шутку называть: «Танька — рыжий волос подмышкой!» Так и не сбылась моя детская мечта. Придя домой, пошла в первый раз брить подмышки.
Скачок ебанутости переходного возраста пришёлся на 14 лет. Я тогда попала в больницу лечить почки, по возрасту во взрослое отделение ещё рано, положили в детское. Пару раз меня выгоняли ночью из палаты для мальчиков, а мы просто лежали в обнимку. На восьмом этаже ночью перелезала через балкон, чтобы покурить. У гинеколога просила посмотреть, девственница я или нет (на тот момент да), а то ну мало ли. Выписали меня быстро, кажется, даже не долечив. Бедные врачи, как мне сейчас стыдно.
В переходный возраст мама сказала, что чем дольше я не буду брить ноги и подмышки, тем меньше их придется брить потом. Я же не из наивных и решила провести эксперимент. Начала брить одну подмышку и одну ногу регулярно, а вторые терпела около года. Теперь я думаю, что к 40 годам буду с одной стороны косички заплетать, а вторая как в славные 18.
В подростковом возрасте вел дневники, где часто писал, как страдаю от одиночества, бытовых проблем и непонимания окружающих. Недавно нашел эти дневники и понял, что сейчас в моей жизни все так же: одиночество, непонимание и бытовые проблемы. Прошло уже больше 20 лет, а ощущение, что изменился только возраст в паспорте. Кажется, переходный период сильно затянулся.
Еще в 2007 году мы семьей поехали отдыхать на море; первые дни было грустно, так как я была старшей и переходный возраст требовал иных эмоций. Но спустя пару дней познакомилась с девушкой, много общего. Через какое-то время еще с ребятами. Мы все настолько подружились, что, несмотря на разные города, каждый год стараемся встретиться на солнечном курорте нашей страны. Наверное, это самые теплые воспоминания из подросткового возраста. Шум моря, ночной пляж, песни под гитару и купание в звездах)))
На паре по психологии нас попросили вспомнить по счастливому моменту на каждый из этапов своей жизни: детство, подростковые годы, юность. Я задумалась ненадолго и поняла, что мне будет не о чем рассказывать: всё моё детство мама боролась с онкозаболеванием, и в семье никогда не было тёплых отношений. Когда у меня начался переходный возраст, она умерла, я замкнулась в себе, и жизнь с тех пор будто плывёт мимо меня. Мне двадцать лет, но у меня ни разу не было отношений с молодым человеком, друзей; я никогда не ходила в кино, кафе и другие общественные места; не знаю, как люди развлекаются и что делают, когда собираются вместе. Я не знаю, каково это — быть счастливой.
Моему брату 15 лет, и у него есть девушка. Чем бы дитя не тешилось, но сейчас не об этом. Иногда он жалуется на то, что у его пассии растут волосы над верхней губой (переходный возраст, сами понимаете), и он даже собирается с ней расстаться из-за этого. И как же мне ему хочется сказать, насколько по-пидорски у него ломается голос, и его девушка — ангел, который терпит все это! Брат все-таки 
Сейчас у моей дочери переходный период. Всё время с ней ругаемся, ссоримся, говорит, что не любит меня (что часто бывает в её возрасте). Но как-то я прилегла на диване (очень устала), лежу с закрытыми глазами. Слышу, она подходит и укрывает меня. Поцеловала и говорит: «Спи, любимая». А мне ничего больше и не надо. Не ругаю и не обижаюсь на нее, если она так говорит. Она не со зла, просто период в жизни такой.
Крашусь с тринадцати лет. Не могу выйти на улицу без макияжа. А всё потому, что, когда начался переходный возраст, мой папа постоянно обсуждал мои прыщи и сравнивал меня с дочкой своего друга, у которой идеальная кожа. Сейчас у меня прыщей нет, а фобия подобного обсуждения несовершенств осталась. Как же я мечтаю ходить без косметики
Переходный возраст моей сестры отложил отпечаток на всей семье. В один момент мама устала бороться. Она попросила передать сестре конверт. Мне на тот момент было 5-6 лет, уже умела читать. Понимая ситуацию в семье, открыла его. Это была мамина предсмертная записка. К счастью, мама ничего с собой не сделала, но до сих пор помню, как ходила за ней хвостиком, ночью притворялась спящей, но на самом деле следила, чтобы она никуда не ушла. Этот страх на грани паники и беспомощность не забыть.
Моя дочь потребитель (12 лет). Её интересует только наличие мобильника и интернета. Её мозг как книга, написанная Сальвадором Дали, с вырванными главами. Разговариваем — понимает, кивает, соглашается. А потом всё заново — горы мусора, немытой посуды, грязных вещей. Жена защищает — мол, переходной возраст. А я устал. Я ухожу.
Мое детство пришлось на лихие девяностые, когда в стране творился полный беспредел. В то время я случайно попала в модельное агенство, ходила туда в тайне от родителей. Все заметили изменения в лучшую сторону за 2 года работы там, но списали это на переходный возраст. Одноклассницы мне очень завидовали! Просто они не знали, что косметику и шмотки я покупаю на деньги, которые заработала в свои 14-15 лет трахаясь с папиками на закрытых вечеринках, а не «подружка одолжила». :-(((
С д/с имела воображаемого друга, а точнее воображаемую подругу, которую зовут Юля. У неё была своя история жизни, жизни её семьи, в общем, у неё было всё, что есть у всех людей — прошлое, настоящее и будущее. Когда я начала взрослеть (переходный возраст, все дела), я на какое-то время позабыла об общение с ней. Но потом оно снова возобновилось. Меня это ничуть не пугало, всё устраивало. Как-то я задалась вопросом: «Когда она исчезнет из моей жизни?» и ответила, что тогда, когда я буду в возрасте от 14 лет. Однако, здравствуйте, в следующем году мне поступать в универ, а Юля будет поступать вместе со мной. Я не хочу от неё избавляться, меня всё устраивает, я не считаю себя психически ненормальным человеком.
В детстве была выше и крупнее большинства сверстников. Естественно, появились комплексы, но не из-за того, что меня дразнили дети, нет! Дети относились ко мне прекрасно. Зато находилось немалое количество взрослых, отмечающих, какая я «большая», «крупная», «заметная»… В довесок к этому переходный возраст пришелся на бум анорексии. От комплекса «кобылистости» избавилась только в 20 лет при абсолютно нормальном соотношении 167/57. Люди, думайте головой, когда что-то говорите детям.
Разговариваю с младшей сестрой, у неё переходный возраст, и соответственно нелюбовь к своему телу и прочие подростковые заморочки. Сказала, что она очень красивая, она отвечает, что ей самой так не кажется. Говорю с улыбкой: «Я в пятнадцать лет тоже себя даже симпатичной не считала». Она, задумчиво: «Ну, ты так-то и не была…»
Сестра крайне агрессивно относилась к проникновению на её территорию, комнату держала взаперти, отслеживала все попытки туда войти без её ведома. Думали — переходный возраст. А она там котёнка прятала! Боялась, что родители не разрешат оставить (щупленький, болезненный).. Третий год в доме живёт здоровый и счастливый кот Веня :3
В шестом-седьмом классе на биологии заговорили о гигиене. А мои родители не особо следили как за своей гигиеной, так и за моей, поэтому я, хоть уже и вошла в переходный возраст, продолжала мыться раз в неделю, как в детстве. И моя учительница, которая меня всегда недолюбливала, при всех на уроке сказала: «За своей гигиеной нужно следить, чтобы не пахнуть, как *моё имя*». Обидно до сих пор.
С детства была девочкой с мальчишескими интересами : машины, компьютерные игры, оружие, драки… С девочками никогда не дружила, все с пацанами. И вот когда настал переходный возраст, начала «влюбляться» , но не смотря ни на что, понять не могла, почему всем нравятся просто дуры накрашенные. Становилось обидно. И тут один старший товарищ сказал : «вот когда они женится захотят, то сразу к тебе побегут !» . И ведь был прав)
Лучшие Истории про переходный возраст подобрал Историкс. Собрали их 48 штук, они точно увлекательные. Читайте, делитесь и ставьте лайки!
Лучшее За:
Как известно, большие перемены начинаются с маленьких шагов. Книга «Ты можешь изменить мир» рассказывает истории 57 современных подростков, которые осмелились изменить мир, в котором они живут.
У них получилось сделать нечто великолепное из тяжелого, болезненного или даже неправильного. Мы все способны на подобные поступки — каждый собственными способами. Читайте истории и вдохновляйтесь.
Ты можешь поделиться тем, что досталось тебе даром, История Дениса
Донорство стало интересовать меня с самого раннего возраста. Во-первых, мама и бабушка врачи. Во-вторых, я был знаком с общественной организацией «М Драйв». Изначально это был просто клуб любителей BMW в Нальчике, но постепенно ребята занялись социальными проектами.
С «М Драйвом» я попал на экскурсию на станцию переливания крови, когда мне было одиннадцать лет, и очень впечатлился. Я был еще мал для того, чтобы сдавать кровь, поэтому стал помогать в проведении донорских акций как организатор. Мне казалось удивительным: ты можешь поделиться тем, что досталось тебе даром, это совсем не сложно, и тем самым ты спасешь чью-то жизнь или хотя бы поправишь чье-то здоровье.
Но немногие становятся донорами и вообще участвуют в благотворительности.
На мой взгляд, причина в том, что люди часто сталкиваются с осуждением: стоит тебе сделать что-нибудь хорошее, как десять человек найдут в твоем достижении изъян или слабое место и обязательно скажут тебе об этом.
И только пара человек похвалит и поддержит. Для меня очень важно, что меня поддерживают друзья, а еще мама — с возрастом ее роль в моей жизни становится только больше. Но так было не всегда: когда я собрался поступать в университет в другой город, она почти смеялась надо мной, и мне пришлось доказать ей, что я могу добиться цели. Когда я вернулся в Нальчик с красным дипломом, семья была поражена. Теперь мама в курсе всех моих дел, я могу на нее положиться и нередко прошу совета.
Первый раз я сдавал кровь вместе с товарищами, как только мне исполнилось 18. Теоретически я был отлично подкован. И это не было ни больно, ни страшно, только чуть-чуть кружилась голова после процедуры. Но оказывается, что этого тоже легко избежать, если перекусить утром перед донацией: тогда я об этом не знал и сдавал кровь натощак, думая, что так нужно.
Сейчас я руковожу социальными проектами «М Драйва», моя основная задача — показывать своим примером, что быть донором просто и приятно.
Каждый раз, когда иду в пункт переливания крови, пишу пост об этом в свой Instagram. Многие знакомые начали сдавать кровь именно после моих постов, а недавно я организовал еще и акцию по донорству волос. К ней присоединились совсем новые для меня люди, они узнавали обо мне через репосты.
Предрассудки мешают любому виду донорства. Например, донорством волос люди отказываются заниматься, «потому что они будут использованы для наведения порчи», я слышал это своими ушами! Моя подруга из Казани отрезала сорокасантиметровую косу, но родители отняли и сожгли ее, хотя она могла бы сделать счастливее какую-нибудь маленькую девочку, которая прямо сейчас борется с раком, и это помогло бы в лечении.
Возможно, именно сейчас кому-то нужна ваша помощь. Источник
В Петербурге я постоянно встречал тех, кто с подозрением относится к донорству костного мозга, хотя в этом городе проводят трансплантации.
Людям все кажется, что помогать должны не они сами, а кто-то другой — может быть, родственники больного, может быть, государство.
Но донорство костного мозга работает иначе: его эффективность напрямую зависит от того, как много людей соглашаются вступить в регистр — базу данных, где хранится информация о потенциальных донорах. «Сдать костный мозг для друга» не получится. Мне кажется, моя жизнь стала гораздо осознаннее в 15 лет: тогда я сильно травмировал сустав, катаясь на роликах, и мне пришлось провести несколько месяцев в малоподвижном состоянии. Я много думал о том, что человек — конечный ресурс, что я напрямую отвечаю за то, как «потрачу» себя.
Не стоит распыляться на то, что мне неинтересно, важно постоянно развиваться. На мой взгляд, современные подростки живут в сказке про золотую антилопу: так много у них ресурсов, так много информации, что очень сложно выбрать нужное для себя. Мне бы хотелось, чтобы донорство на Кавказе стало нормальным атрибутом социальной жизни, а для этого нужно, чтобы о нем слышали, его видели и чтобы примкнуть к нему не опасались. Я надеюсь, у меня получится сделать именно так.
Нужно, чтобы образование было доступно всем, кто хочет учиться. История Нунэ
Одна из главных идей, которая движет мной по жизни, — образование не должно быть элитарным, нужно, чтобы оно было доступно всем, вне зависимости от уровня достатка. Именно поэтому, когда я решила создать проект по подготовке к школьным экзаменам, лекции я сделал принципиально бесплатными и распространила их через соцсети.
Мой проект — это серия видео, посвященных ОГЭ по русскому языку. Изначально я задумала его, чтобы помочь своему младшему брату и его друзьям с подготовкой. Ребята учились в девятом классе, а значит, им предстояли первые в жизни серьезные экзамены. Мой опыт показал, что занятий в школе может быть недостаточно: чтобы сдать все на «отлично», мне пришлось самой искать материалы, писать объемные конспекты и придумывать всякие уловки для запоминания правил. Учителя же метались между программой, подготовкой к экзамену и собственным желанием дать какие-то знания углубленно.
В нашей школе уровень образования был неплохой, но вся учеба делилась на «это вам для знаний, а это — для ОГЭ», и у детей в головах была каша. Мне, например, в свое время мешало то, что я любила высказывать собственные мысли.
Источник
Это поощрялось в обычных эссе, но в сочинениях для ОГЭ требовалось писать клише. Важно было прямо и честно сказать школьникам, что это так, но учителя не всегда проводили четкую границу. Возможно, иногда им самим было интереснее давать реальные знания и навыки, чем натаскивать на тесты: ведь знания пригождаются, когда поступаешь в вуз!
Но, к сожалению, до вуза может дело и не дойти, если ты не сдашь экзамен в девятом классе. Все свои умные мысли необходимо провести через игольное ушко строгих требований к экзамену.
В проекте «ОГЭ по русскому с Нунэ» я не пытаюсь прокачать своих зрителей по всему курсу языкознания, а готовлю прицельно к экзамену.
Рассказываю не о правилах «вообще», а в контексте конкретных требований. Есть легенда, что древнеегипетский бог Ра открывал ворота в подземный мир, потому что знал имена открывающих: вот я и рассказываю подросткам «имена открывающих». Для того чтобы сдать экзамен, не нужно знать всю школьную программу, нужно знать минимум (и важно понимать, какой конкретно).
К подготовке своего проекта я подошла серьезно: изучила все официальные положения относительно экзамена в интернете, просмотрела тренировочные задания и задания прошлых лет. Мне очень помогли собственные конспекты: я придумала много оригинальных способов, как запоминать правила, — где-то схемки и картинки, где-то стишки (часть из них еще бабушка рассказывала мне в детстве), одно правило зашифровала в татуировку, которую нарисовала ручкой у себя на плече специально для видео, для объяснения другого придумала историю о том, как глагол пошел в клуб. В общем, это был творческий процесс.
Самым сложным для меня оказался тайм-менеджмент: я думала, что сделаю все за месяц, а в итоге проект продолжался год.
И с отдельными лекциями так бывало: планировала минут на 20, а выходило на 40. Записывать курсы меня никто не учил, так что пришлось осваивать на практике. Когда я выложила первые записи в соцсети, — это был сентябрь 2019 года, — не только брат и его одноклассники написали мне, что смотрят видео и «ты объяснила за полчаса лучше, чем учитель за несколько недель».
Я начала получать комментарии от ребят из разных городов, в том числе очень далеких. Несколько раз мне писали благодарности за то, что лекции бесплатны. Я понимаю, что далеко не каждая семья может позволить себе репетиторов. И еще время от времени гуглю свой проект и вижу, что им стали делиться образовательные сайты.
Я не против этого, если они указывают мое имя: чем больше школьников смогут послушать меня и подготовиться к ОГЭ, тем лучше. Мне кажется, людям нужно вкладываться в свое развитие самим, осознанно выходя за рамки системы. Школьникам — участвовать в олимпиадах, ходить в кружки и ездить в творческие или научные лагеря. И еще работать, это ставит мозги на место.
Источник
Я сама работаю репетитором с восьмого класса. Сейчас у меня новый просветительский проект: хочу составить чек-лист для курящих подростков, который позволит им больше узнать и задуматься об эстетизации курения и последствиях потребления никотина, задать самому себе, без отчета взрослым, некоторые вопросы, помогающие оценить, нужно ли курение конкретно ему.
Думаю, создавать много проектов — это правильно. Мне важно не остаться «девочкой с идеями в голове, вечно подающей надежды», — это гораздо страшнее для меня, чем потерпеть неудачу. Я пока не очень понимаю, как буду жить дальше и кем работать. Мне хотелось бы стать преподавателем вуза. Жизнь показывает, что все возможно: моя бабушка, например, в 71 год получила второе высшее образование — она инженер, и ей это было необходимо для продолжения работы. Так что я готова к любым поворотам.
По материалам книги «Ты можешь изменить мир».
Обложка статьи: pexels.com
Подписка на выход книги
Мы напишем вам, когда книга «Ты можешь изменить мир» выйдет в продажу, и дадим на нее скидку
Мы напишем на {{ email }}, когда книга «Ты можешь изменить мир» выйдет в продажу, и дадим на нее скидку
Приблизительное время чтения: 19 мин.
Жизнь подростка — это всегда некоторая тайна для родителей. И сколь бы доверительными ни были ваши отношения, каким бы жестким ни был контроль, это ничего не меняет. Примерно после 13 лет можете быть уверены — жизнь вашего ребенка перестала быть для вас прозрачной. В ней появились территории, на которые вам теперь нет доступа.
Вломиться на эти территории без приглашения не получится. Да и желания такого у многих родителей не возникает, к слову говоря. Как-то спокойней жить с верой в то, что сказанное улыбающимся чадом «пап, да у меня все нормально, не парься» соответствует настоящему положению дел. Мир подростка — это как бы параллельная реальность, в которую ты не можешь войти, хотя она разворачивается прямо у тебя под носом. Даже увидеть ее толком ты не в состоянии. А если и увидишь, то, скорее всего, ничего там не поймешь со своей взрослой колокольни. Потому что этот мир кипуч, хаотичен и находится в стадии формирования.
Там еще нет никаких определенностей, там бурлит расплавленная магма желаний, интересов, вопросов, попыток разобраться в себе, в окружающей жизни, в отношениях с другими людьми. И отлить эту кипящую магму в какие-то законченные формы твой ребенок сейчас может только сам. Сунешься туда со своими взрослыми рецептами слишком грубо — можешь разрушить хрупкие, едва начавшие оформляться черты индивидуальности молодого человека.
На мой родительский взгляд, тут есть лишь один конструктивный путь.
Нужно попытаться создать рядом с этой закрытой территорией подростка свое пространство для общения — новое и открытое для любых тем и вопросов. Нечто вроде запасного аэродрома, на котором твой подросший ребенок всегда сможет приземлиться, если ему вдруг понадобится твоя помощь, совет, или просто захочется уткнуться носом в плечо и молча побыть рядом. Не рваться с силой в чужой мир, а раскрыть границы своего.
Так получилось, что в свое время подростковый возраст с интервалом в год-два «накрыл» сразу троих наших мальчишек. Об этом непростом периоде в жизни нашей семьи я и хотел бы немного рассказать.
Маме не говори!
Помню, когда сыну было уже лет семнадцать, он вдруг начал рассказывать мне, как они с братом… бросили курить! И пить! Рассказ постепенно обрастал всякими пикантными подробностями. Я где надо поддакивал, где надо — смеялся или обескураженно крутил головой, типа — ну вы и даете. А сам в глубине души с ужасом думал: это каким же нужно быть идиотом, чтобы на протяжении нескольких лет жить рядом с собственными детьми и не видеть всего, о чем сейчас сын мне так увлекательно рассказывал.
Когда он закончил, я осторожно спросил:
— Надеюсь, маме ты этого не говорил?
Сын обиженно поднял бровь:
— Пап, ну ты что? Ей-то зачем… Кстати, смотри, сам не скажи случайно.
— Ей незачем, да…
И совсем уже было приуныл я от своей отцовской несостоятельности, как вдруг сын выдал:
— А ты, пап, все-таки прав был, что так жестко нам запрещал дома даже пиво пить. Очень мощный оказался сдерживающий фактор, точно говорю.
Тут нужно сделать некоторое пояснение. Я много раз видел, как в семьях моих знакомых подросткам за праздничным столом взрослые наливают бокал шампанского, рюмку вина или еще чего-нибудь спиртного. Мол, все равно будут пить, так пускай уж лучше в кругу семьи формируют «культуру пития», под зорким присмотром хмелеющих родителей. Мне такая практика не нравилась категорически, я считал и продолжаю считать, что она лишь снимает очередной запрет (которых у нынешних детей и так немного) и формирует у детей никакую не «культуру», а зачатки алкоголизма. Поэтому, когда однажды во время семейного застолья услышал от детей реплику в стиле «А почему нам нельзя даже шампанского? У Вовчика вон папа и коньяк разрешает по чуть-чуть», ответил не по-праздничному конкретно и доходчиво. В том смысле, что, даже когда им будет по тридцать лет, я все равно не позволю им пить в моем доме. А ежели узнаю, что Вовчиков папа наливал им что-нибудь крепче лимонада, то буду иметь с ним очень серьезный разговор.
Знаю, что кому-то такая родительская позиция покажется слишком жесткой, но до сих пор уверен в ее правильности. И вот во время откровенной беседы сынуля вскрыл мне изнанку этого нашего домашнего сухого закона:
— Вечером с пацанами возьмем портвешка, выпьем, посидим у костра, песни попоем. Тут приходит кто-нибудь, и — опаньки: еще четыре бутылки приносит: «Никит, будешь?» А какое там «будешь», если дома — ты? Пробормочу что-нибудь, вроде: «Не, ребят, я — пас», — и уйду потихоньку. А потом часа три по улицам круги нарезаю — жду, пока хмель выветрится, чтоб домой можно было прийти. И такое не раз было, и не два. Так что, спасибо, пап. Это был реально хороший тормоз.
Я покажу вам шоу со столешницей
Действительно, я не видел их выпившими никогда, за исключением единственного случая, когда Глебушка, младшенький наш, душа и любимчик, лет в пятнадцать напился до такого состояния, что друзья просто принесли его к дому и втихаря загрузили через окно в спальню. Мы с перепуганной женой всю ночь по очереди приходили смотреть, не стало ли ему хуже. Слава Богу, все обошлось без каких-то особенных последствий. На следующее утро я сидел на кухне и думал, как тут быть. Дело в том, что на старших ребят, когда они были маленькими, я, бывало, кричал и ругался, о чем до сих пор очень жалею. Но лучше поумнеть поздно, чем никогда. Когда родился Глеб, я ни разу не повысил на него голоса. Он вообще был у нас какой-то особенный, похожий одновременно на принца из сказки и на взъерошенного цыпленка. И вот теперь этот «цыпленок» досыпал у себя на кровати последние часы тяжелого алкогольного сна. А я сидел за столом и не знал, что и как говорить ему, когда он проснется. Наконец, решение было принято.
Я предупредил жену, что это будет всего лишь грозное шоу с воспитательными целями, что я не собираюсь лютовать всерьез и устраивать бой быков. Просто с похмелья человек становится куда более восприимчив к некоторым вещам. И мне очень хотелось, чтобы мой любимый Глебушка навсегда связал у себя в подкорке эти два понятия — алкогольное опьянение и невиданный ранее отцовский гнев. Поэтому о том, что творилось на кухне, когда туда наконец приковылял проспавшийся Глеб, мне даже самому сейчас вспоминать страшно. Я орал на него так, что дребезжали окна, и любую попытку его протестного вяканья пресекал ударами кулаков по столешнице (которая после этого, кажется, треснула).
Бедная моя жена, даже зная, что все это — спектакль, несколько раз подбегала ко мне и просила успокоиться. А я вообще ни капли не сердился, правда-правда. Натурально — ломал комедию, причем, без какого-либо удовольствия, скрепя сердце. Глебушку было тогда жаль ужасно. Но экзекуцию я закончил, лишь когда счел, что впечатление он получил уже достаточное. Через полчаса мы с ним уже обнимались, жалелись, плакали и просили друг у друга прощения. Но этот единственный за всю жизнь разнос, который я ему тогда устроил, повлиял не только на него, как оказалось. Лишнюю рюмку с тех пор остерегались хватануть на гулянке все трое моих сыновей.
И еще один секрет выдал мне Никита в том нашем разговоре:
— Ты, кстати, пап, молодец, что сам тогда бухать перестал. Это очень сильно на меня повлияло, хотя и не сразу.
А я действительно в ту пору как-то вдруг милостью Божьей прекратил свою многолетнюю дружбу со спиртным. По разным причинам, ну и по педагогическим в том числе. И знать не ведал, что для моих (как оказалось — пьющих) мальчишек это станет одним из решающих аргументов.
А маме мы потом все же рассказали кое-что. Но не всё, конечно. Дело-то ведь прошлое, чего ворошить? Только расстроится зря.
Или панк, или пропал
Лет с тринадцати мои мальчишки люто запанковали. Со всеми делами — серьга в ухе, нарочно подранные джинсы с гирляндой булавок по шву, соответствующие выверты с прическами и т. п. Причина была по-хрестоматийному проста: подростки всегда стремятся примкнуть к какой-либо группе, отождествить себя с неким молодежным социумом. Но так получилось, что групп этих в нашем небольшом городке было всего две — местная гопота и местные же панки. Для интеллигентного взгляда различий тут, наверное, немного. Но все же у панков была хоть какая-то, пускай и смутно выраженная, идеология, некий плохо осознаваемый социальный протест, своя субкультура, музыка, кино, книги. У гопников же все радости жизни сводились к добыче денег на выпивку, к собственно выпивке, к статусному мордобою с целью уточнения личных и командных рейтингов, ну и как пик жизненного успеха — к «снять телку» после танцев в местном клубе. Панки жили все же поинтереснее. Поэтому выбор сыновей меня не очень шокировал, хотя и радости особой, прямо скажем, не доставил.
Еще один любопытный нюанс: Олег — лидер местных панков — был… алтарником в нашем храме. Вместе с моими ребятами много лет ходил в походы и летние лагеря от нашей воскресной школы. А его панкующий же младший брат Генка открыто позиционировал себя еще и как сатанист: вывешивал на своей страничке «ВКонтакте» различные пакостные изображения и высказывания, рисовал в общественных туалетах перевернутые пентаграммы, слушал антихристианский металл. В сущности, это были просто два хороших парня с тяжелой судьбой: пьющий отец, ранняя смерть матери, нищета, безнадега, озлобленность на весь этот безразличный взрослый мир, допускающий, чтобы дети в нем жили так, как довелось жить им. Бог весть, какова была бы их судьба, если бы Олег не прибился к Церкви. Конечно, оторва он был еще тот. Но батюшка его очень любил, и некоторым прихожанам, возмущавшимся столь колоритным алтарником (наколки, пирсинг, безумные прически, ультрамариновые волосы и т. д), говорил примерно так: «Ну вот, никому человек не нужен. Давайте еще и мы его от себя прогоним. И будем дальше жить спокойно и благостно».
В общем, с моими подрастающими детьми случилось то, что принято называть «попали в плохую компанию». А что самое страшное в плохой компании? Ну конечно же, что дети «отобьются» от дома, будут пропадать неизвестно где, занимаясь неизвестно чем. И тут моя дорогая умница-жена нашла гениальный педагогический ход. Чтобы не отпускать детей из дома к панкам, она… заманила панков к нам в дом. В детстве отец не разрешал ей приводить домой друзей, от чего она очень страдала. И когда у нас появились свои дети, жена твердо настаивала на том, чтобы именно к нам приходили играть их друзья.
Так в нашем доме появились панки и сатанисты. При более близком знакомстве они оказались тихими застенчивыми ребятами. Держались они скованно, чувствовали себя явно не в своей тарелке, особенно в моем присутствии (видимо, понимали, что я к ним не очень расположен). Зато жена упорно шла с ними на контакт, весело болтала о всякой всячине, поила их чаем, с интересом слушала вместе с ними их музыку, смотрела их кино, угощала всякими шанежками или просто кормила борщом и жареной картошкой, зная, что дома у ребят еда бывает не всегда. И пацаны потихоньку оттаяли. Своей бесхитростной любовью моя жена сумела сделать наш дом местом, где им просто было хорошо. И они отвечали тем же: у нас дома никаких контркультурных выходок себе не позволяли, вели себя крайне прилично. Думаю, для них это вообще был какой-то новый уровень общения, неведомый ранее. Когда же вместе с нашими мальчишками эта лихая братва отправлялась на поиски приключений, жена отзывала Олега в сторонку и просила присматривать за ними, как старшего. Олег смущался, тер нос татуированной ладонью, и обещал, что все будет нормально. Как уж оно там было «нормально», можно только гадать. Но, думаю, такие доверительные отношения с мамой друзей не могли оставить равнодушным даже оголтелого провинциального панка.
Сам я в эту их идиллию не лез, поскольку единственным желанием у меня было взять всю эту странную компанию за шиворот, спустить с крыльца и не подпускать к калитке ближе, чем на двести метров. Вместо милых гитарных песенок Сергея Никитина в доме тогда зазвучал всесокрушающий «Сектор Газа» вперемешку с «АС/DC». На заборе появились таинственные руны, начертанные краской из баллончика. Соседи стали поглядывать в нашу сторону со страхом и отвращением. Естественно, мне все это не нравилось. Но воевать с домашними панковскими посиделками я все же не стал, чему сейчас очень рад. Все закончилось через пару лет само собой, тихо и без эксцессов. Мои мальчишки стали ренегатами: из панков в одночасье переквалифицировались в фанатичных спортсменов — адептов здорового образа жизни. Панки какое-то время на них обижались, но потом привыкли и успокоились.
С тех пор прошло уже лет восемь. Олег женился на чудесной интеллигентной девушке, каждое воскресенье водит к причастию троих своих малышей. Его брат вернулся из армии спокойным собранным парнем, без всяких контркультурных и сатанистских завихрений, устроился на работу в кузнечный цех. Остальные ребята из их тусовки тоже нашли свое место в социуме, который они столь яростно отвергали в подростковом возрасте.
Вспоминая ту пору, я до сих пор благодарю Господа за две вещи: за ту чуткость, любовь и поистине духовный разум, который Он дал моей супруге в общении с этими непростыми ребятами. И еще — за то, что удержал меня от всяких решительных глупостей, которые меня так и подмывало тогда совершить. Любовь в самом деле долготерпит и не раздражается. А всякий человек, действительно, да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев. Ибо гнев человека не творит правды Божией.
«За что меня так больно жрешь?»
Еще одна из непременных подростковых фишек — музыка. И тут для меня ситуация была очень скользкая. Я ведь хотя и очень бывший, но все-таки — музыкант. Каково же было мне, с юности привыкшему к изыскам британского art rock, fusion и прочих прогрессивных стилей, слышать у себя дома композиции колхозного панка Юры Хоя в стиле: «А ты, моя ядрена вошь, за что меня так больно жрешь?» Постоянно хотелось ворваться к детям в комнату и заорать: «Вы что, с ума посходили тут все? Вы же совсем еще недавно “Арию” слушали. Музыкальную школу по классу фортепиано худо-бедно, но закончили. Как же теперь вы можете восхищаться этим трехаккордовым бредом?»
Но эмоции эмоциями, а умом я понимал, что для них сейчас это — статусная музыка, своего рода тест на принадлежность к тусовке. Ну да, такой вот тупой у их друзей музыкальный вкус (а откуда там взяться другому, ежели разобраться?) И они честно стараются понять и полюбить то, что любят их товарищи. Да, регресс, кто бы спорил. Но что я тут могу поделать? Обругать эту, с позволения сказать, музыку? Запретить ее слушать у нас в доме? Так они просто плюнут и уйдут слушать ее в другое место. Приходилось терпеть. И не просто терпеть, а еще и активно участвовать. Детям же поделиться хотелось с папой своими музыкальными увлечениями, приобщить, так сказать, к своим ценностям. И я скрепя сердце шел к ним, с умным лицом слушал Юру Хоя, одобрительно кивал в тех местах, где это дело хоть немножко было похоже на музыку.
Я указывал, на каком альбоме у «Сектора Газа» заиграл профессиональный гитарист, обращал их внимание на появление «живых» басиста и барабанщика вместо секвенсора. В общем, исподволь учил их слушать музыку и потихонечку разбираться в том, как она устроена изнутри. Пускай, на таком сомнительном материале, как «Сектор Газа» и «Sex Pistols». Главное ведь было совсем не это. Главное, что мы с моими мальчишками теперь занимались этим вместе. И они с удивлением видели, что с папой слушать Юру Хоя оказалось куда интересней. Я воспользовался этим и как опытный идеологический диверсант начал подсовывать им музыку с таким же «грязным» саундом, но более содержательную — ранние пластинки «The Policе», совсем молодого Владимира Кузьмина, первый альбом питерского «Пикника», еще что-то, сейчас уже не упомню. И, в конце концов, таки сумел «испортить» их панковский музыкальный вкус: «Сектор Газа» они могли теперь слушать лишь из вежливости, чтобы не обижать друзей.
Далее началась следующая фаза: научившись слушать музыку, ребята захотели ее играть. И тут я окончательно подорвал авторитет всех их местных кумиров. Потому что вместо практиковавшегося в их среде бряканья по струнам на «блатных» аккордах, мог быстро научить простому, но вполне грамотному аккомпанементу к любой понравившейся им песне. Надо ли говорить, что в подростковом возрасте человек, хорошо играющий на гитаре, взлетает среди сверстников сразу на 88 level по личному рейтингу…
Ну а когда пришла пора более серьезных музыкальных увлечений, Никита однажды робко спросил, могу ли я купить ему хотя бы самую простенькую электрогитару. В ближайшую же поездку в Москву я отправился в музыкальный магазин и… понял, что попал. Гитары висели шпалерами в несколько рядов. Почти все названия бюджетных инструментов были мне незнакомы, да и немудрено: со времен моих музыкантских увлечений прошло почти четверть века. Я растерянно осматривал все это великолепие и мысленно ругал себя последними словами: сколько у меня друзей гитаристов-профессионалов, а покупать гитару для сына я умудрился прийти в гордом одиночестве. И тут Господь сотворил маленькое, но самое настоящее чудо. У себя за спиной я услышал знакомый голос возле прилавка: «Ребят, вы примочки гитарные на комиссию берете?» В центре Москвы, именно сейчас, именно в этом магазине вдруг оказался наш калужский гитарист Андрюха Иванов (к слову сказать, один из кумиров Никиты). Увидев меня, он вроде бы даже и не удивился особо. А когда я ему объяснил свою проблему, он понимающе кивнул, и минут сорок тестировал разные гитары, пока не выбрал ту, что показалась ему наиболее подходящей.
Так Никита стал обладателем вполне приличного корейского инструмента и не менее приличного комбика с усилителем. Мы стали осваивать блюзовую технику. Учеником он оказался способным и буквально через пару недель уже довольно уверенно выводил простенькие хрестоматийные соло из репертуара Deep Purple. Ничего подобного никто из местных музыкантов играть не умел. Так, шаг за шагом, мы сближались с моими улетевшими в контркультуру мальчишками через общее увлечение гитарой и музыкой. Старшему, Антону, я показывал аккорды его любимых песен. С Никитой мы всерьез занялись рок-н-роллом. А Глебушка в какой-то момент вдруг влюбился в песни Евгения Маргулиса, и мы подолгу кропотливо учились его хитрой блюзовой манере.
Сейчас все трое играют на гитаре значительно лучше меня. Слушают интересную умную музыку, что-то сами сочиняют. Об их увлечении «Сектором Газа» я тактично не напоминаю. Хотя именно с него когда-то и начиналась наша с ними музыкальная история. Видимо, не только стихи, не ведая стыда, растут незнамо из какого сора.
Мужик, с которым можно на «ты»
В ныне уже многими подзабытом фильме Динары Асановой «Пацаны» главный герой — воспитатель летнего лагеря для трудных подростков — говорит: «У каждого пацана обязательно должен быть мужик, которому он мог бы сказать — “ты”».
За этими словами стоит куда больше, чем обычное панибратство в речи. Подросток остро нуждается в общении со взрослыми людьми. Но только в настоящем общении — предельно открытом, честном, без нотаций и омертвелых педагогических штампов. Вот это и есть общение на «ты». И я очень рад, что для своих мальчишек сумел стать этим самым мужиком, с которым можно на «ты» и — обо всем на свете.
Сколько же мы с ними провели ночей в таких разговорах на кухне! Часами сидели и никак не могли разойтись, настолько важными и интересными были для нас эти ночные посиделки. Мы говорили о фильмах и музыке, о рукопашном бое и оружии, о том, почему Бог допускает в мир таких людей, как братья Голубевы (главные их школьные враги), и о том, что такое красота. Для себя я вынес из этих разговоров центральную мысль: подросткам очень важно понять, как жить правильно, как ставить перед собой цели, как их достигать и идти к новым вершинам. Подростки по натуре — бойцы и реформаторы. Они уже видят различные неправды взрослого мира, не согласны с ними и твердо намерены жить иначе, лучше, правильнее. Но как это сделать, они еще не знают. Хотя очень хотели бы узнать. Причем не в теории. На правильные слова у них выработался иммунитет еще с первых классов школы. Тут важен живой пример. Подросткам необходимы люди, делом доказавшие свою правду, люди, с которых можно было бы делать и свою жизнь, не боясь попасться на очередную демагогическую обманку.
И тут мне очень пригодился опыт работы в журнале «Фома». В этих важных беседах с собственными детьми мне не нужно было пересказывать прочитанное в чужих статьях и книжках. Господь так удивительно все устроил, что к тому времени со многими замечательными людьми я был знаком лично: делал интервью, вместе работал над книгами, просто пересекался случайно. И когда речь у нас заходила об их любимом музыканте — наикрутейшем гитаристе-виртуозе Алексее Белове из группы Gorky Park, я рассказывал им, как сидел в гостях у Леши и его замечательной супруги, певицы Ольги Кормухиной, как они угощали меня афонским рахат-лукумом и рассказывали о своем духовном отце — старце Николае Гурьянове. И тут уже история легендарных музыкантов уходила в тень их живого свидетельства о настоящем святом человеке.
Разговаривая с ребятами о Федоре Конюхове, я вспоминал, как впервые пришел в его художественную мастерскую. На полу громоздилась куча альпинистского снаряжения: отец Федор через два дня улетал на свой второй штурм Эвереста. Пока батюшка хлопотал у стола с нехитрым угощением, я рассматривал иконы, висевшие на стене, и вдруг увидал среди них одну, где было написано славянскими буквами «Конюхов». Ну, думаю, батюшка совсем уж зазнался — себя на иконе изобразил. Сели пить чай. Слово за слово, спросил я его и об этой иконе. Оказалось, это его прадед, священномученик. Вообще же у него в роду пять канонизированных святых. А огромный крест, который он все время носит на груди, когда-то принадлежал брату его деда, священнику Николаю Конюхову. В 1918 году большевики замучили его до смерти. Сперва на морозе обливали водой, а после застрелили. Крест сорвали и расковыряли — наверное, думали, в нем какие-нибудь ценности спрятаны. Родственники его сохранили и передали отцу Федору. А в кресте этом сейчас — мощи апостола Андрея Первозванного.
Рассказываю о встречах с Алексеем Ильичем Осиповым, лекции которого моим ребятам полюбились еще со времен воскресной школы, и тут же перехожу на его детские воспоминания об игумене Никоне (Воробьеве), известном многим православным по книге «Письма игумена Никона». Оказывается, мама Алексея Ильича была духовной дочерью игумена, и будущий заслуженный профессор МДА в буквальном смысле вырос на руках у святого подвижника, был им воспитан с младенчества.
Через такие разговоры у нас с детьми происходил какой-то удивительный синтез представлений о современности и вечности. Любимые их сегодняшние герои парадоксальным образом вплетались в причудливый узор церковной жизни. Брутального бойца Андрея Кочергина мы вдруг видели гостем на телепередаче у протоиерея Дмитрия Смирнова. Легендарный каратист Сергей Бадюк оказывался звонарем храма Христа Спасителя, а экстравагантный актер Петр Мамонов — тонким и мудрым православным мыслителем.
Возможно, кому-то из воцерковленных христиан эти примеры покажутся наивными и даже сомнительными. Но я точно знаю, что именно благодаря нашим разговорам о таких людях мои мальчишки в подростковом возрасте не отвернулись от Церкви и не выбрали себе в ориентиры людей с нехристианским мировоззрением.
***
Взрослые тоже народ очень закрытый, увы. И открыться навстречу собственному подросшему ребенку, научиться слушать его и говорить с ним как равный с равным — это тоже наука, которой овладеваешь не сразу. Особенно если иметь в виду, что никакие вы еще не равные и до настоящего равенства вам предстоит долгий и непростой путь. Но все же начинается он именно здесь — в подростковом возрасте. И от того, каким окажется это начало, во многом будут зависеть ваши отношения с детьми на всю оставшуюся жизнь.
Рисунки Натальи Федоренковой
Порой даже самый благополучный и послушный подросток вдруг может заявить маме — не трогай меня, отстань. Мама в этот момент испытывает самые противоречивые эмоции. Что она сделала не так? Почему её любимый ребёнок вдруг проявляет такую холодность или даже агрессию? Эти и другие моменты одного из самых трудных этапов в жизни семьи мы обсудили со специалистами отдела «Пеликан» МБУ Центр «Родник» — начальником отдела и семейным психологом Мариной Михайловой и методистом, психологом высшей категории Галиной Тайгуловой.
«Родителям нужно оборвать психологическую пуповину»
Достаточно часто родители могут услышать от подростка: «Отстань!». По словам Марины Михайловой, используя эту фразу, ребёнок обозначает свои границы, желание побыть наедине со своими переживаниями. В этот период подросток может закрывать дверь или даже хлопать ею, тем самым защищая свою территорию.
«Мама думает, что её ребёнок будет всегда послушным, но так не будет всегда. В какой-то момент надо перейти на партнёрские отношения. Понять, что он не третья рука мамы, а самостоятельная личность. Авторитарные и попустительские отношения ни к чему хорошему не приведут. У ребёнка есть своя территория, свои зоны, предпочтения, но родители часто не понимают этого», — пояснила Марина Михайлова.
Когда подросток говорит «Не трогай меня!», родителям надо понимать: не обретя свой опыт принятия ответственных решений и не совершая ошибки, он не сможет перейти на этап взросления.
«Как говорит Эрих Фромм, долг родителей — к 18 годам оборвать психологическую пуповину, которая связывает вас с ребёнком, чтобы он пошёл в самостоятельную жизнь. Если родители не могут позволить подростку пережить собственный опыт, то ему приходится отстаивать свои границы и территорию», — добавила психолог.
Часто семьи не осознают, что подростковый период — это время кризиса. У ребёнка наблюдается снижение продуктивности и способности к учёбе даже в той области, в которой он одарён. Подросток как бы отталкивается от среды. Он враждебен, склонен к ссорам. Одновременно он испытывает внутреннее беспокойство, недовольство, стремление к одиночеству и самоизоляции.
Фото: Павел Комаров, nsknews.info
У этого возраста есть как отрицательные, так и положительные стороны. Позитивный смысл подросткового кризиса заключается в том, что через него, через борьбу за собственную независимость, происходящую в относительно безопасных условиях и не принимающую крайних форм, человек удовлетворяет потребности в самопознании и самоутверждении. У ребёнка не просто возникают уверенность в себе и способность полагаться на себя, но и формируются схемы поведения, позволяющие ему и в дальнейшем справляться с жизненными трудностями.
«В сознании подростков нет будущего»
Методист Галина Тайгулова напомнила, что во время полового созревания всё очень быстро меняется. Подростковый период — это резкая смена всей системы переживаний, её структуры и содержания. По словам психолога, ребёнок в это время похож на краба, с которого сняли панцирь, и он хочет залезть куда-то подальше и не выходить, пока не обрастёт новым.
«В сознании подростков нет будущего, поскольку они ещё не накопили жизненный опыт. Им порой кажется, что всё — жизнь закончилась, и выхода нет. Они ещё не понимают, что со временем все их проблемы разрешатся», — добавляет Галина Тайгулова.
Для подростка приоритетом становится группа сверстников. В ней происходит его социальное созревание, она помогает отточить навык грамотного взаимодействия с другими людьми. Так ребёнок социализируется, взрослеет.
«Могут быть и такие изречения в адрес подростка — я тебя родила, столько в тебя вложила, ты теперь должен мне. Подобные высказывания в подростковом возрасте вообще не работают, — подчеркнула эксперт. — Только чуткость и внимательность родителей и в целом окружения помогут человеку без потерь пройти этот возраст».
Фото: nsknews.info
Специалисты отмечают, что в подростковой среде растёт число случаев самоповреждения вплоть до критических и фатальных. Это сегодня одна из самых болезненных тем.
«Очень аккуратно нужно комментировать внешность подростка. В переходном возрасте они сами себе не нравятся, руки у них не те, нос не такой. Поэтому любое замечание может стать спусковым крючком для самых необдуманных поступков», — обращает внимание на деликатную проблему Марина Михайлова.
Педагогам и родителям, заметившим у ребёнка стремление себе навредить, нужно обязательно привлечь специалиста. В Новосибирске работает центр психолого-педагогической поддержки молодёжи «Родник». Это бесплатная городская служба помощи подросткам в кризисных ситуациях. В каждом районе есть отделы центра, где приём ведут педагоги-психологи и социальные педагоги.
Марина Михайлова уверена, что родителям не стоит держать ребёнка сложного возраста на «строгом, коротком поводке».
По её словам, тотальный контроль соцсетей, записных книжек, телефона, бесконечные допросы — всё это только в минус. Подросток может просто сорваться.
«Но родители ещё полбеды. Свою лепту вносят и педагоги — иногда в непростых ситуациях они становятся провоцирующим фактором. Если у подростка в этот момент проблемы в семье, в учёбе, то надо быть очень аккуратным. Не навреди — главное правило не только для врачей, но и для педагогов», — подчёркивает эксперт.
«Не все должны быть юристами или айтишниками»
Ещё одна важная тема для сохранения психологического здоровья молодого поколения — это сдача ЕГЭ. Нельзя отрицать факт, что среди родителей есть те, кто требует высоких оценок, а дети не могут ослушаться. Такое поведение психологи называют родительскими проекциями. Взрослые, которые чего-то не достигли сами, хотят, чтобы их ребёнок был максимально успешным. Они как бы реализуются в своих детях.
Из-за ЕГЭ у некоторых школьников могут возникать серьёзные проблемы со здоровьем. По словам Марины Михайловой, особенно это касается тех, кто учится в гимназиях и лицеях.
«Однажды я консультировала школьницу, которая очень хорошо училась и хотела поступать в Санкт-Петербургский университет. На ЕГЭ она сдавала историю. А это очень объёмный материал. И где-то в апреле, за месяц до начала экзаменов, девочка сошла с рельсов. Лежала, смотрела в одну точку, отказывалась есть и ходить в школу. Выгорание было очень сильное. „Собирали“ её при помощи уколов витаминов и специальных релаксирующих упражнений», — рассказала психолог.
Фото: nsknews.info
Часто родители рассматривают карьеру ребёнка только по вертикали. Но, по словам Галины Тайгуловой, от этих штампов и стереотипов необходимо избавляться.
«Дети разные, и не все должны быть учёными, юристами или айтишниками. Родителям надо понять, что, если их ребёнок, например, может стать прекрасным механиком и у него к этому есть все данные, он трудолюбивый, руки хорошо работают, наверное, не стоит толкать его на юриста», — рассудила методист.
Выбор профессии — зачастую это выбор родителей или бабушки с дедушкой, а не самого подростка.
Из-за этого иногда даже случаются трагические истории.
«Родители сначала сами должны повзрослеть»
В центре «Родник» есть программа для родителей и подростков «Взрослеем вместе». Акцент в ней делают на те семьи, где папы и мамы ещё сами не повзрослели. Психологи повышают их компетенции и расширяют функции. «Взрослые должны оставаться взрослыми и быть опорой для детей до 16-18 лет», — говорит Галина Тайгулова.
Родители приходят на консультации с самыми разными вопросами. Одни не знают, что делать с застенчивостью подростка, другие — с агрессией, третьи — с тревожностью. Психологи отмечают, что в возрасте до восьми лет, а иногда и позже, ребёнок — это зеркало семьи. Известный новосибирский психиатр Цезарь Петрович Короленко утверждал, что все аддикции у человека формируются до трёх лет. Потом, когда в подростковом возрасте он курит или выпивает, родители бегут с вопросами — что делать?
«Нужно понимать, что большинство проблем растут из семьи. Можно снять агрессивность или убавить тревожность ребёнка, но если в семье не изменятся паттерны поведения, всё это опять вернётся», — предупредила Марина Михайлова.
#Интервью
#Дети
#Город для роста
#Город знаний
#Семья