Рассказы о подводниках северного флота

Вот и поспела четвёртая часть «Североморской саги». Ранее речь шла о моряках, морских пехотинцах и о палубной авиации. Сегодняшний рассказ — о подводниках из Гаджиево.

В Гаджиево, «столицу» Краснознамённых подводных сил Северного флота, прибыли рано утром. Миновали серьёзно укреплённый КПП при въезде в ЗАТО и немедленно попали на инструктаж к «секретчику». Всех присутствовавших внятно предупредили о недопустимости бесконтрольной съёмки и пояснили: за спрос денег не берут, лучше лишний раз поинтересоваться можно ли снять то и это. Если нельзя — то снимать, понятно, не нужно. После чего мы оставили свои подписи в спецдокументе и направились к пирсу с лодками. ТВ-бригадам было необходимо отснять речь командующего Краснознамёнными подводными силами Северного флота.

Учебный центр

Учебно-тренировочный комплекс подводников в 71-м учебном центре ВМФ встречает всех пришедших без разбору вот такой ободряющей надписью. В конце визита её смысл стал лично мне куда понятнее, ведь в подлодке все равны перед смертью. Равны, но не беспомощны. Подлодка — замкнутое пространство, внутри которого может начаться возгорание или образоваться течь. То и другое необходимо ликвидировать как можно скорее, сохранив кислород, силы и способность действовать командой. За время пребывания в УТК-ПЛ (учебно-тренировочном комплексе) удалось посмотреть как подводники орудуют во время пожара в отсеке, как заделывают пробоину, как покидают корабль в случае нецелесообразности продолжения борьбы за живучесть и как взбираются на спасательный плот.

Несколько групп подводников проходят уже давным-давно знакомый, но всё же обязательный инструктаж перед практическим упражнением по пожаротушению в охваченном огнём отсеке. Огонь, надо сказать, самый настоящий. Внутри металлической комнаты, напоминающей настоящий отсек подлодки, установлены форсунки, впрыскивающие солярку. Топливо воспламеняется, давая жар, свет, копоть и лишая подводников кислорода. Моряки должны как можно скорее залить очаг пожара пеной, находясь совсем близко к источнику открытого пламени.

Инструктор рассказал, мол, управление страхом перед огнём — один из самых важных аспектов тренировки. Не испугавшийся, не запаниковавший, хладнокровный, контролирующий себя человек сможет куда более грамотно противостоять стихии. Группа за группой уходят североморцы-подводники в черноту закопчённого тренажёра. Вспышки пламени, солярная гарь и волны жара вырываются наружу. У входного люка становится неуютно, объектив покрывается жирными каплями и пламя исчезает в потёках пены. Напряжение спадает. После тушения все быстро выбираются из раскалённого отсека, поглаживая обожжённые волосы и снимая асбестовые рукавицы. Каждый выходящий моряк должен внятно ответить на вопрос о своём самочувствии.

Ликвидировав пожар, экипажи подлодок забираются в другой учебный отсек, куда через учебную же пробоину поступает вода под давлением. Участники борьбы с водой одеты в водонепроницаемые костюмы. Заметив поступление воды из пробоины, все собравшиеся слаженно, без толкотни начинают работы по оборению потопа. Всех дел у ремонтной команды было не больше чем на полторы минуты. Закрепить специальный пластырь на дыре с помощью раздвижной трубы и деревянных распорок без тренировки непросто. А вода, случись чего, ждать не будет.

Новый этап тренировки — аварийное покидание подводного корабля. Для этого упражнения в здании учебного центра проложена специальная пятнадцатиметровая вертикальная труба — от первого этажа до последнего. Внутри трубы, понятно, вода и темнота. Подводник забирается в этот необычный тренажёр внизу и учится «всплывать» по трубе наверх. Его действия контролируются при помощи инфракрасных камер, размещённых внутри. На всякий случай при выходе из трубы обязательно дежурит водолаз-спасатель, готовый немедленно прийти на помощь. Учения учениями, а безопасность — прежде всего. И последнее, что удалось посмотреть в учебном центре — попадание на спасательный плот с открытой воды. В аварийном снаряжении — задача нетривиальная. Но справились с ней все.

На подлодке

После завершения учений в УТК-ПЛ пришло время осмотра подлодки. Отделившись от основной группы, пробрался на «Пантеру», многоцелевую атомную подводную лодку проекта 971 с ракетно-торпедным вооружением.

Экипаж лодки состоит сплошь из контрактников. Никаких матросов срочной службы на «Пантере» нет. Объясняется сие легко — в силах постоянной готовности должны служить профессионалы. В экипаже подлодки профессионалы нужны настоящие. Не липовые. Поинтересовался у товарищей моряков на счёт тягот и лишений. Подводники для начала отмолчались, потом подумали и сообщили: курить на подлодке нельзя. И в дальнем походе тоже нельзя. Некурящим не понять, а курящим объяснять не надо.

Ну а теперь впечатления и итоги наблюдений: что удивило сразу же — рубка, которая возвышается над корпусом — «необитаемая». Внутри темновато, отовсюду торчат целые снопы труб, какие-то вентили везде понатыканы, кое-где прорезаны небольшие квадратные лючки, под ногами специальный, кажется, стальной настил, похожий на тропинку. Металлическая «тропинка» привела бодрого московского путника к люку, ведущему в недра боевого подводного корабля. Люк, вообще-то говоря, нормального диаметра, а вот я — несколько ненормального. Плюс к тому — термобельё, фуфайка, толстая куртка — «аляска» с капюшоном, спецштаны, варежки, шапка и рюкзак с фототехникой.

Об том, чтобы пролезть внутрь с рюкзаком за плечами — не могло быть и речи. Опустить его вниз никак нельзя, люк высокий, рюкзак тяжёлый, груз внутри — хрупкий. Кинуть кому-то вниз — опасно. Руки сломаются, стекляшки побьются. Принял волевое решение поставить рюкзак себе на голову и спускаться не видя куда именно. Так и поступил. Еле протиснулся. Было очень смешно спускаться. Подниматься, конечно, было ещё смешнее, но чего ж не сделаешь ради редкого кадра!

Внутри подлодки, надо заметить, всё выглядело совершенно иначе. Нежели снаружи. Не сказать, что кругом стало сильно просторно, но и тесноты я не заметил. Осмотревшись в центральном посту, полюбовавшись видами Гаджиево через командирский перископ, отправился на импровизированную экскурсию в сопровождении помощника командира. Чтобы никто бесконтрольно не болтался где попало, везде были расставлены моряки, вежливо направлявшие заблудших на истинный путь. Очень правильная линия поведения, считаю.

Обнаружил комнату отдыха и психологической разгрузки для экипажа, осмотрел живые растения в нишах и небольшую сауну. Поразмыслив, направился, конечно, на камбуз. Честно говоря, как театр начинается с вешалки, так и пресс-тур на флот или в армию начинается с камбуза. Так вот — на камбузе царит полный порядок, питание всегда вкусное, разнообразное, четырёхразовое. Красное вино экипаж тоже получает, это правда. Говорят, ничего общего с выводом каких-то мифических радионуклидов оно не имеет, а вот для психологической разгрузки после вахты вполне годится. На сладкое экипажу положен, например, шоколад. Одну из шоколадок удалось выцыганить в качестве сувенира. Маленькая плитка с надписью «Гвардейский» (задарил потом камраду voutsen_cv). Выпил чайку, вскипевшего, разумеется, прямо на атомном реакторе. И отправился дальше.

И напоследок

Вид на бухту в Гаджиево. Посмотреть в полном размере: 4460×1000

              Девиз подводников: Лучше задохнуться, чем замёрзнуть.   

             Ноябрь 1976 года подмосковный городок.

             Проводы прошли, как во сне и как всегда: друзья в салате, небольшие локальные схватки молодёжи перед военкоматом, быстрое распределение по командам. Попал в г. Северодвинск в  учебный отряд по подготовке моряков подводников.

             Так как служить я хотел и был полностью готов к лишениям и тяготам воинской службы, время в учебном отряде пролетело быстро.

                                             МИЧМАН ЮДОЧКО

             
                    Куда из России делись личности? Таких мощных личностей, как на Северном флоте, я больше не встречал. Один из них мичман  Юдочко.  Несмотря на такую фамилию, это был человек, которого боялся весь учебный отряд. Поговаривали, что во время войны он был юнгой на Северном флоте.
                    Наш рота была  под номером 11 и насчитывала порядка двухсот бойцов. Здесь готовили машинистов-турбинистов для подводных лодок. Воспитывали нас и учили тяжёлому ратному труду старшины, или как их ещё называли «рашпили», они подвергали матросов первичной обработке.
                    И главным у нас был мичман Юдочко. Странно, не помню ни командира, ни замполита, а вот его запомнил, да и как было не запомнить!
                    Представьте, вы у себя дома покрасили пол, наверняка кто-то из домашних обязательно вляпается, а тут 200  бойцов, да не простых: тестостерон в помещении зашкаливает за все мыслимые пределы. И вот в роте покрашен
средний проход. Только одна тень этого человека могла привести в состояние ступора всю роту. Ему достаточно утром приходить на построение и, вновь покрашенный пол был не тронут, ни одного следа.
                    Больше всего в отряде меня удивляли, накарябанные надписи на всех мыслимых и немыслимых местах, в них автор сообщал общественности, когда он демобилизуется. Это выглядело примерно так: Воронеж ДМБ-79
или Мурманск ДМБ-76 и так по географии всей страны. Все читали эти тайнописи, кто завидовал, кто искал родные города, кто-то грустил. Это были флотские SMS и, несмотря на скудность информации, они умещали в себе и тоску по дому, и жалость к себе, и грусть по своим подругам: что не у каждого, но есть.
                    Но вот небольшое чудо: в нашей роте не было ни одного message, ни в туалете, ни в казарме, непонятно почему.
И вот, как то раздался рёв в казарме, причём трудно было определить его источник. Рота была построена за 10 секунд, причина: кто то в туалете маленькими такими буковками накарябал: Бакы ДМБ-79.
                    Вся рота стояла, никто не понимал, что происходит, но у всех двухсот человек, состояние было, как перед отправкой в газовые камеры: больше всего пугала неизвестность.
                    Наконец, прибыл мичман Юдочко, поступила команда: «кто из Баку выйти из строя». Вышли бледные «курносые» парни, на них было жалко смотреть. Все наверное видели картину  «Утро стрелецкой казни». Так вот, нашим матросам из Баку было вдвойне страшнее. Мичман молча ходил вдоль строя и вдруг сказал, непонятно к кому обращаясь:
» Если бы ты написал себе на лбу слово «педераст» я бы ничего не сказал, а по сему ротааа- равняйсь смирно,посмотрите в окно. На улице на плацу
были горы снега, к утру они растопились, жаркими телами матросов, из солнечного Баку.

                                                     ДЕЙСТВУЮЩИЙ  ФЛОТ

              И вот, я на флоте, на настоящей атомной подводной лодке под командованием капитана первого ранга Сергеева. 

             В иллюминаторе этого белоснежного лайнера я увидел землю, хотя , если быть точнее, это настоящий край земли.

 
                                                                                * * *

                                                      КАПИТАН   ПЕРВОГО РАНГА  КРАВЧУН В.И.

              У каждой подводной лодки был второй экипаж, обычно менее подготовленный. Нашим  вторым,  был экипаж капитана второго ранга Кравчуна Виктора  Исаевича. После похода,  второй экипаж принимал у нас корабль и осуществлял ремонтные работы. Вот  туда-то  я и напросился, после моих восьми походов. Повезло не сказано, немного поболтались в море и нас отправили в славный город Северодвинск, (горд, где производились и ремонтировались подводные лодки)  Северный Париж, курорт, после Гримихи,  он казался раем.

                     Рассказы о том, как мы болтались.                                                  

              —  Первый (знакомство).   В казарму вошел  невысокий  молодцеватый, но уже в возрасте офицер. Шинель расстегнута, фуражка на бок, но это говорило не о расхлябанности, а скорее всего о независимости. Это и был легендарный командир корабля Кравчун тогда еще второго ранга.  Старпом  подал команду «смирно»  весь экипаж вытянулся в струну. Командир со всеми поздоровался и стал нервно ходить вдоль строя:  „ У кого есть  эта фигня“ спросил он.

                 Экипаж напрягся,  „ Ну как ее ити, забыл“  экипаж еще больше напрягся, и весь строй  нагнулся  вперед, все хотели  искренне помочь командиру .  Нужное слово так и не приходило. Тогда  командир стал хлопать себя по бокам, поднимая при этом  руки: „ Ну, этот, как его б….“. Экипаж был в ступоре, бескозырки и фуражки начали дымиться  прямо на головах моряков, от досады, что не могут помочь своему любимому командиру.  И вот, наконец,  командир, не опуская раскинутых рук вспомнил: „ Ну да, этот как его б.., конверт „ АВИО“  (были такие конверты с эмблемой, нарисованных крыльев, )  Экипаж с облегчением вздохнул и всем, от кока до помощника командира, было неудобно за свою бестолковостью. Все понимали, что командир не рассеянный, просто ему некогда думать о конвертах, его долг  Родину защищать.

                — Второй  (короткий).   Наконец, уже  в солидном возрасте, командиру присвоили звание .капитан первого ранга. Он уже и не ждал, такой милости  от  начальства. Утром, на  построение , командир прибыл  в новом звании, экипаж стоял на пирсе, выскочил заспанный дежурный офицер и громко подал команду:  „ Экипаж смииирно. Товарищ капитан второго ранга, на корабле…………“   Все замерли и в мертвой тишине, прзвучало:  „ Слушай Вась, как ты думаешь, оно конечно, первого все-таки  звучит солиднее?“  спросил командир.  Дежурный офицер покраснел, экипаж выдохнул и естественно, отношение к командиру не изменилось, экипажу было все равно, какого он ранга, мы просто уважали командира.

                 —Третий  (скандальный).   Вышли  мы в море, на учебные торпедные стрельбы.  ( надо сказать, что ракетные у второго экипажа не получались, то окислитель потек, то ключ в ракетную шахту уронят)  Оказавшись в нужном квадрате, корабль погрузился, объявлена боевая тревога. В центральном посту все было готово к пуску. Ждали команду командира. И вот Виктор Исаевич, торжественным голосом,  голосом  Левитана  командует: „ РРАААКЕЕЕТНАЯЯЯ  АТАКА“  проверяющий не понял, и шепотом : (почему шепотом ? потому, что все команды записывались на пленку и материалы отправлялись в штаб флота)  „ Саич ты что  ах…л, какая атака“ командир ни сколько не смутился: „ ТОООРРПЕЕДНААЯЯ  АТАКА“.  Вот так мы учились стрелять по акулам империализма, и молились,  что бы никогда, не пришлось стрелять боевыми ракетами по настоящим целям.

                 — Четвертый  (байка).  Зима, снег, пурга.  Пришли в Северодвинск, встали в ДОК, дословно: Днищевый Осмотр Корабля. Надо отдать должное подводникам, в море никто не пил, ну или почти не пил. Постановка в ДОК тоже считалась боевой задачей, надо сказать, что на флоте любое действие считается выполнением боевой задачи, даже поход в баню. Но тут, мы конечно все расслабились, ракеты пускать не надо, немножко  спиртику, потом еще немножко и вот мы уже герои. Если бы кто знал, как после похода, да еще после спирта,  горят огни большого города, а там столько приключений, столько всего ого-го.

          С корабля улизнуть еще можно, но как пройти вооруженную охрану завода, решили действовать так: перелезем через один забор и дальше ползком  до следующего ( завод был оцеплен нескольким рядами колючей проволоки) Решили, сделали: перебрались через первый забор, второй и тут включились прожекторы, оставаться на месте мы не могли, пришлось ползти, голову поднять боялись, ползли долго.  Вдруг откуда-то сверху  услышали  голос: „Мужики вы че вооще“

           В горячке мы не заметили, как ползем по центральной площади города, еще-бы чуть- чуть  и вползли бы в ресторан. А вокруг снег пурга и только лампы фонарей светятся ярким, манящим светом.

                                                                                            * * *

Большая дизельная подводная лодка находилась в море, на боевой службе. Согласно суточному плану проводились так называемые противоаварийные мероприятия – действия, направленные на то, чтобы потом не бороться с фактическими авариями. В центральном посту мирно грыз сухарь заместитель командира бригады. Товарищ отличался весьма буйным нравом, но в тот день пока никого не трогал.
А в экипаже лодки был мичман по фамилии Пожар, человек из породы тех, кто всем и всегда нужен. На сей раз он зачем-то вдруг понадобился замкомбригу. Когда выяснилось, что мичмана на штатном месте нет, по лодке дали команду:
— Доложить, в каком отсеке находится мичман Пожар!
Команду дали и в суете о ней тут же забыли.
Вдруг из дизельного отсека по громкоговорящей связи доложили:
— Центральный, Пожар в пятом отсеке! (Но в устной-то речи заглавных букв не видно!!!)
Реакция центрального поста была мгновенной и однозначной. Раздались короткие звонки, а следом – слова, заставившие вздрогнуть даже самых толстокожих:
— Аварийная тревога! Пожар в пятом отсеке!
Было от чего душе уйти в пятки. В дизельном отсеке очень даже есть чему гореть…
Боцман по команде переложил горизонтальные рули на всплытие, акустики напряжённо прослушивали горизонт (не столкнуться бы с кем-нибудь на поверхности), трюмные готовились задействовать на пятый отсек очень серьёзную систему пожаротушения.
Центральный пост проорал:
— Пятый! Пятый, доложить обстановку! Что там у вас горит?!
Дизелисты ответили спокойно и смущённо:
— Да ничего у нас не горит. Была команда: доложить, в каком отсеке находится мичман Пожар, вот мы и доложили.
После отбоя аварийной тревоги в центральном посту состоялся «разбор полётов» с употреблением всех терминов из военно-морского лексикона. Затем замкомбриг объявил по громкоговорящей связи:
— Внимание, товарищи подводники! Отныне и до конца автономки у этого м…ка фамилия будет Иванов!!!

       С автором этого рассказа я встретился летом 1992 года.
       Сидя в рубке дежурного одного из сторожевых кораблей Северного флота, я получил доклад с трапа, что на корабль прибыл новый доктор. Кое-что о нём я уже слышал, но не встречал ни разу…
       В рубку вошёл старлей с погонами медика, и тогда я впервые увидел его. Чуть повыше меня, такие же, как у меня, тёмные волосы, такая же борода, вот только на носу сидели очки-хамелеоны. Зная, что я, как дежурный обязан сделать запись о вновь прибывшем в вахтенный журнал, врач представился: «Старший лейтенант медслужбы Муртазин Ринат Мукатдасович. Прибыл для прохождения службы на вашем крейсере в должности начальника медицинской службы».
       Я встал и, протягивая руку, представился сам: «Дежурный по кораблю старший лейтенант Мустафин Ренат Рафикович».
       Через минуту мы были уже «не разлей вода», и иначе как Чип и Дейл, нас уже не называли.
       Позже я узнал, что тёзка ещё и пишет. Рассказы его очень эмоциональны и полны юмора. Частенько, дружеские вечеринки оканчивались «литературными чтениями», которые не хотелось прекращать. Но, к сожалению, пишет он, как говорится, «в стол».
       Если кто-нибудь заинтересуется творчеством Р. Муртазина, связаться с ним можно по адресу mykep@rambler.ru

«Всё херня в этой жизни.
Кроме, конечно, пчёл.
Хотя, впрочем, пчёлы –
Хотя, впрочем, пчёлы –
тоже херня!»

Данилыч – механик сторожевого корабля)

НЕ УСТАВНЫЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ
(или просто ложка дёгтя)

       Город Североморск. 1991 год, месяц май. Скоро даже июнь. Очень много Солнца. Умытые дождём улицы очистились от зимних окурков, обрывков бумаги и прочей дряни. Импорта в виде коктейлей, пива и прочих напитков в жестяных банках, бутылках из пластмассы в стране пока нет. Это для улиц городских плюс. Военные пока ещё по субботам убирают улицы, красят-белят заборы и бордюры, наводя в гарнизоне флотский порядок. Красота. Пока ещё есть Советский Союз и «Песня Нью-Йоркского таксиста» в исполнении Токарева Вилли Ивановича, считается крутейшим шансоном. Белые бакланы спокойно машут крыльями на фоне синего неба. Мимо застывшего на рейде авианосца идут к причалам военные корабли – кто из Средиземного, кто из Северной Атлантики. Берёт гордость (и это не сарказм) за свою причастность к военному флоту. Солнце лучами легко пронзает пушистые облака, а птицы поют, поют, поют…
       Бравый лейтенант медицинской службы Коля, ставя мимо луж свои ноги в начищенных хромовых ботинках, подставив свои, безо всякого намёка на седину, чернющие усы, ступает по улице Северная Застава на обед. Тёмно-карие глаза чётко фиксируют тот факт, что встречные женщины буквально за неделю преобразились – чем длиннее отрасли у них ресницы, тем короче стали юбки и платья. Пальто и плащи нараспашку, колышутся груди, обтянутые вязаными джемперами из тончайшей пряжи, волосы на ветру… Просто УХ ТЫ! В отдалённом гарнизоне, откуда Николай прибыл на учёбу в столицу СФ (на целых 5 месяцев), нежный пол, конечно же, тоже имелся в наличии, но здесь, в этом чудном городе, казалось – это были женщины совершенно иного племени, чем те, которых он оставил в посёлке, в котором вот уже 10 месяцев как прослужил Колян в качестве НМС подводной лодки. Лодка была дизельной, но учитывая аккуратный росточек Николая, данный факт его вовсе даже и не смущал. Отнюдь, лейтенант в свои 27 лет хорошо знал, что почему-то именно тот нюанс, что был он весьма маленького роста, как раз и позволял ему испытывать небольшие радости с женщинами высокого роста. «Небоскрёбам» нравился этот миниатюрный мужчина. Одетые в синие и зелёные рейтузы поселковые «модели» в тулупах, треухах и с карабинами подмышкой просто млели, когда мимо них к пирсу топал к своей дизелюхе доктор Коля и частенько сами приглашали его к себе до утра – послушать депрессивной тональности мелодии Полярной Ночи. А здесь, в городе, захваченном госпожой Весной, Николай как-то и робел при виде горожанок, ну, скажем, не робел конечно, это уж слишком сильно будет (что ты!), просто… просто, скажем так – он пока сильно приглядывался к местным бабам.
       «Обалденно, — думалось доктору-подводнику, — просто обалденно – какой славный город, какая чудная погода, ну просто до чего же хорошо!!! Да-а-а… май! А что нынче творится на родной Херсонщине, ух! После обучения беру бабки и в отпуск, в Херсон. А пока же и здесь, очень и очень недурно. Пять месяцев впереди и ни одной тётки в тулупе. Хх-ха-а-а!»
       На обед Коля направлялся в кафе под названием «Бригантина», как, впрочем и в любой другой день, благо денежное довольствие ВМФ Советского Союза лейтенанту медслужбы выплачивал регулярно и в количестве таковом, что юный офицер, не имея пока ни полярных надбавок, ни выслуги лет солидной, тем не менее не испытывал никаких неудобств в финансах из-за ежедневных обедов (а частенько и ужинов) в «Бригантине».
       Вот именно возле этого заведения вдруг и произошла пакость. Перед лейтенантскими усами внезапно возникло бледное вытянутое лицо, и сверху до Коли донёсся скрипучий голос:
       — Та-ва-рищ лейтенант! Вы мне ничего не хотите сказать? – молодой каплей с бледно-синеватыми впалыми щеками, немигающее уставился на врача, перегородив ему путь. На щеках еле заметная рыжеватая щетина, серые глаза, в глазах отражаются облака и один пролетающий мимо баклан. Хрустящий офицер медицинской службы точно на стену наткнулся:
       — Не понял?
       — Дознаватель прокуратуры гарнизона капитан-лейтенант Шевелёв, — произнёс обладатель синих щёк, вскидывая руку в военном приветствии. – Вы мне ничего не хотите сказать?
       Да! “O, tempora! O, mores!” Ну не принято было в ту весну отвечать на подобное молниеносным (что теперь стало банальностью и даже хорошим тоном) «Пошёл на х…й!» Стояла последняя советская весна и были совсем другие понятия…
       А мимо проходили женщины, женщины просто и женщины «УХ ТЫ!» Проходили, кстати, и «модели». Бог мой, как он любил эту группу, этот тип, эту номинацию. Он казался себе маленьким бравым барбосиком, прикогтившимся к роскошной колли (и желательно, чтобы на колли были чёрные колготки. Ажурные). Также исправно работал всеми тремя цветами светофор. Жёлтый «Икарус», пыхнув выхлопными газами, по прежнему отправился в столицу Заполярья выполнять маршрут № 105… Но что-то в природе изменилось всё же. Что-то неуловимо ускользало, улетучивалось и из души, и нечто непонятное, нехорошее мгновенно заполняло пустующее место в душе этой самой.
       Перекинув «дипломат» в левую руку, доктор подбросил правую вверх, к виску и, отметив про себя, что перед ним стоит почти что ровесник, гаркнул:
       — Здравия желаю, товарищ капитан-лейтенант!
       — Ну вот, — серые глаза потеряли всякое любопытство к погонам медика, — ну вот и хорошо. Не надо задумываться на службе, лейтенант. Здравия желаю.
       Хлопнул себя по боку чёрной папкой из кожзама и потопал восвояси. А Коля, всё ещё приставив ладонь к правому уху, поднялся по немногим ступенькам ко входу в «Бригантину». Тут он понял, что кушать не хочет. Николай остановился и выудил из кармана военного пальто сигарету «Стюардесса», громыхнул спичками.
       В маленьком посёлке на побережье козыряли только начальнику гарнизона, ну там командиру бригады, опять же, если они не в УАЗике, а рядом или же навстречу. Даже командир подводной лодки, капитан 2 ранга Мотыль Богдан Васильевич, и отец, и царь, и бог для экипажа, даже великий Мотыль не требовал всех этих притопов и прихлопов. Зайдёшь, к примеру, к нему, всесильному с просьбой, так, мол, и так, прошу, значит, разрешения, товарищ командир! А он: «Угу». «Есть необходимость убыть в Мурманск, товарищ командир, семью встречать». Поднимет лицо Мотыль на тебя, глазами выпученными, будто отрыжка застряла где-то, посмотрит, красным носом втянет сырой воздух, да и скажет просто и по-человечески: «Пи…дуй!»
       Нет, всё совсем по-другому на побережье. Люди уважают друг друга, не глядя на звания, должности и т.д. Всё по-простому и интеллигентно. Душа ухмыляется довольно… А тут вот так вот, перед кафе, средь бела дня. Хотя… хотя, какой он белый день? Июнь через пару дней уже, а на улице гадость. Солнце – слепое, тучи висят, словно вонючие клочья, грязные бакланы вопят и всюду толпы мерзких граждан, матросы лопатами по асфальту, как по душе. Бабы эти длинные, ни пройти, ни обойти.
       Это не Херсон. Да, это не Херсон. В Херсоне этот сраный дознаватель услышал бы в свой адрес такое…
       «Да не! – пронеслось в голове у Коли, — на-хер-ра мне это в обеденный мой перерыв!» Он спрыгнул с крылечка кафе и, терзая бедную «стюардессу» абсолютно здоровыми своими зубами, широко шагая, и прямо по лужам кинулся вслед своему обидчику. «Ах ты, куриный потрошок, — взбесился Коля, — в 21 год окончил военное училище, в 26 каплея получил, и ходит с папкой по Североморску, честь выклянчивает. А я после восьмого класса – в медучилище, затем – в деревню на медпункт… А я два года срочную балабасил, затем – пять лет Одесского медицинского (год подготовительный плюс четыре курса), а два года в голодном Горьком на военфаке, затем – почти год на дизелюхе в отдалённом посёлке!.. Одуреть успел от синих рейтузов!» Народ на остановке не обращал внимания на маленького усатого офицерика с медицинской эмблемой на лейтенантских погонах – весна, и мало ли от неё одуревших граждан мечутся туда-сюда…
       Но Коля не метался, он быстро разбил всё пространство перед кафе на квадраты, и теперь методично, как маленькая подлодка в море, искал свою жертву. Но тщетно. «Куриный потрошок» наверняка уже давно пребывал на своей законной жилплощади и, возможно даже, обедал.
       «Вот вам и Ети! Мать вашу ети!», — прошипел Коля и направился к кафе – там на крыльце валялся брошенный им его «дипломат».
       Дверь скрипнула – вышли двое: чудак в гражданке и радостный мичман с блестящими от жира губами. А может, это масло было, или просто слюни. Не удостоив взглядом даже военного врача, направились было мимо, на ходу поправляя одежду. Но только куда уж там!! От утробного рыка Николая оба даже присели:
       — Мичман!!!!!!!… (и т.д.)
       — Я? – обернулся юноша, продолжая всё ещё радоваться чему-то! Товарищ его так и держал во рту сигарету.
       Коля был страшен: заляпанные грязью ботинки, фуражка сбита на затылок, мокрый чёрный чуб из-под козырька, ноздри хотят втянуть в себя город, ну минимум кусок авиагородка , глаза, что твои… нет, лучше не смотреть ему в глаза.
       — Какого х…я лапку не поднял до козырька? Сундук, ты шо (Коля перешёл на южный говор) устав не читал?
       — Читал, но…
       — Заткнись! Я говорю! А ты на меня смотри! И слушай!
       Подошедший тип в гражданке (конечно же – тоже вояка) попытался урезонить возомнившего о себе лейтенанта, но родившись в мыслях, желание там и умерло. Он тоже увидел Колино лицо. Нет, далеко не сраный литер стоял перед ними. Играя желваками, буравил обоих взгляд человека, что называется, вышедшего из Народа. И взгляд этот не обещал ни одного «Сю-сю». Смуглые скулы и ощетинившиеся усы просто гласили молча: «Па-а-р-рву, суки!»
       — Таких весёлых, мичман, как ты, на лодке я в гальюне топил. И, хотя погонов на робах у нас нет, я просто чувствую на нюх таких удачливых по жизни. Я тебя спрашиваю – где, б…дь, твоя честь возле уха? Перед тобой старший по званию и не какой-нибудь сраный урюк-дознаватель чего-то. Я – начальник медслужбы подводной лодки, которая по тебе плачет. Ну, и наш Мотыль.
       — Тащ лейтенант, я только кашне поправлял, не успел, тащ!
       — Свои кашне-мушне и ширинку поправляйте у кают-компании, а не рядом со мной.
       — Есть, тащ. Здравия желаю, тащ! – мичман он и есть мичман, оправдываться он умеет.
       — Вот так! – Коля медленно глубоко вздохнул и сделал выдох.
       — Прошу разрешения, тащ лейтенант!
       — Идите. Идите и не оборачивайтесь!
       O, tempora! O, mores! Ну не принято было в ту весну… Ай! А и ладно!
       Всё же чудно в Североморске в конце мая. Очень много Солнца. О чёрных тяжёлых тучах не может быть и речи. Белые морские птицы на синем небе. Пока ещё за чистотой улиц следят сами военные. Пока ещё есть Советский Союз и есть какие-то понятия. Прошедший накануне дождь умыл Землю, скоро июнь, будет трава и не будет в ней ни бумажных обрывков, ни окурков, ни прочего мусора. Пока всё это так.
       Николай медицинской службы ощутил острый голод и заторопился внутрь «Бригантины». Как хорошо, всё-таки, здесь: тепло, светло, уютно. Подавая гардеробщице пальто и фуражку, через открытые в залу двери Коля узрел столик, за которым одиноко, но величаво восседала (точно «модель») высокая стройная женщина, совсем не похожая на тех, с которыми пришлось скоротать теперь уже ушедшую в небытие свою первую Полярную Ночь.

Июнь 2002 года. Ялта. Ринат Муртазин

ПО-КУЛЬТУРНОМУ

На подводной лодке вычислители считаются самыми культурными офицерами после управленцев. Они и книжки читают, и в телевизор пялятся и даже в театрах пару раз бывали, не говоря уж о том, что знают, где находится Эрмитаж. Вот они какие! Гордость флота.

Однажды одного такого суперкультурного офицера послали с группой матросов на уборку картошки в деревню.

Прибыли в тишь да глушь. Офицер спросил какого-то аборигена: — Кто у вас тут местный голова?

— А вон та толстая задница!

Председатель подмоге обрадовался: — Мы флот уважаем! Наш агроном даже яблонькам привил чувство патриотизма. Поэтому поставим на котловое довольствие и разместим, как полагается, — матросов на сеновал, вас домой к бригадирше. А с утра милости прошу на работу.

— Простите за несколько нескромный вопрос, но как тут у вас с культурным обслуживанием?

Председатель сковырнул навоз с сапога и ответил: — Так-то оно так, потому как не может того быть, кабы не было бы никак. И не потому, что оно вообще, а потому, что, когда оно что, тогда оно и пожалуйста…

Получив столь доходчивое пояснение, офицер отправился размещать личный состав. А потом уже искать собственную квартиру.

Матросам весьма понравились и ночлег и кормежка. И они также поинтересовались насчет культурного обслуживания у скотника.

— Да какая там культура? — махнул тот рукой: — Раз в месяц танцы в клубе. Но вам туда лучше не ходить. Могут лопатой задеть, нечаянно…

— Дак мы же коллективом!

— И что? В прошлом году тоже матросы приезжали да поперлись на танцы. Такая заваруха приключилась! А мой брат старший сидел и смотрел на все эти разборки. Сердце-то у него слабое, знаешь, не выдержало… Встал да как всем вломил по первое число!.. Наши-то привычные, а ваших жалко…

Но вечером особо дотошные матросики отправились к дому поварихи. Подобрались к окошку, постучались: — Маня, выходи, погуляем!

— А сколько вас?

— Трое.

— Не-а, не пойду… Не вижу смысла…

С тем и отправились собирать картошку. А что матросикам-то? Днем вкалывали до упаду, вечером набивали ужином брюхо, заливая его молоком, да и заваливались спать на свежее сено. Вот и весь культурный интерес — отдохнуть пару недель от лодки. Лишь у рулевого была цель — подкормиться.

— Я такой худой, такой худой, — жаловался он товарищам: — Вчера на грабли наступил…

— И что?

— Промахнулся!..

А вот вычислителю от безделья просто беда — некуда деваться! В колхозе из литературы лишь прошлогодняя подшивка газеты «Сельская жизнь», да и та в общественном сортире. Грусть да тоска…

Но настала суббота, а с ней танцы в клубе. И бравый офицер, исполненный надежд, взял курс на звуки музыки. Прямо у входа в клуб пришвартовался к одиноко стоящей девушке: — Можно с вами познакомиться?

— Нет, у меня уже есть парень.

— Так и быть, я его у вас уводить не буду! — отшутился офицер и вошел в зал.

Гремела радиола, никто не танцевал, несколько девушек стояли у стены. Вычислитель галантно подвалил к первой: — Можно вас пригласить на танец?

— Чаго?

— Ужо ничаго, — и офицер повернулся к другой девушке: — А вас можно пригласить на танец?

— Чого?

— Ужо ничого, — вычислитель перешел к третьей девице: — Ну, а вас-то я могу пригласить на танец?

— Да, конечно.

— Прошу вас… Девушка, а вы знаете, что отличаетесь от остальных?

— Чым?

— Ужо ничым! — и офицер выскочил из клуба. И загрустил. И грустный пошел по улице туда, куда она ведет. А улица в селе ведет не к храму, а в сельпо. Вот где вычислитель отоварился по-культурному — взял ящик водки за неимением коньяка с шампанским. Да и отправился к своей хозяйке-бригадирше. Даже цветов нарвал, с ее же клумбы. Вот какой он джентльмен!..

Хозяйка встретила гостя радушно, усадила в красный угол, быстро накрыла пышный стол и только потом поинтересовалась, с чем пришел. На что вычислитель доложил, что желает культурно скрасить досуг. С тем и принялись они чинно ужинать да водочку попивать, а под нее задушевные беседы вести о погоде, о природе и, естественно, о культуре…

Чем больше пустых бутылок падало под стол, тем приятнее становилась беседа, перейдя на личные темы.

— Ты откеля будешь-то? — ласково поинтересовалась хозяйка, с трудом поднимая лицо из чаши с винегретом.

— Я подводник Северного флота! — гордо выпятил грудь в тужурке гость, культурно охотясь вилкой за солеными грибами.

— Не-а, — промычала хозяйка, отворачиваясь от винегрета и с трудом удерживая голову над салатом: — Я спрашиваю, откеля будешь? — и упала лицом в тарелку.

— Я-то? — переспросил бравый офицер, делая вид, что с хозяйкой все в порядке.

Ведь по-культурному, если мужик упал мордой в салат, значит, алкоголик, а если женщина, — так наложила омолаживающую маску. Вычислитель прицелился вилкой в огурец, словно матадор в быка: — Я издалека, из Сибири…

Хозяйка долго смотрела на гостя одним глазом, не вынимая другого из салата, но, наконец, нашла в себе силы переспросить: — Откеля, откеля?

Вычислитель несколько раз ткнул вилкой, но в огурец не попал и просто ухватил его рукой: — Конкретно я из Новосибирска. Знаешь, где это?

— Ты лучше прямо скажи, без культурных выкрутасов, — взмолилась хозяйка, в отчаянном усилии приподняв голову: — Откеля ты будешь-то — спереду или с заду!? — и смачно шлепнулась лицом в кислую капусту.

Сочные капустные шматки полетели на тужурку гостя, который в отчаянии приложился прямо к горлышку бутылки. Тут уж не до культурки!..

Итак я офицер-подводник, служу на Северном Флоте. Раз тема вызывает такой интерес, хотя для меня, как вы понимаете, это уже обыденность, а весь романтизм пропал, когда я получил первые звезды, расскажу, про службу на АПЛ.

#Новости#Армия#Флот#Кризис в мире#Кризис в России#Технологии

Показать содержимое по тегу: Морские байки

ЗАКРЕПЛЕНО

Кот Пардон

Этого кота почему-то нарекли Пардоном. Это был страшный серый котище самого бандитского вида, настоящее украшение помойки. Когда он лежал на теплой палубе, в его зеленых глазах сонно дремала вся его беспутная жизнь. На тралец его затащили матросы. Ему вменялось в обязанность обнуление крысиного поголовья.– Смотри, сука, – пригрозили ему, – не будешь крыс ловить, за яй…