Рассказы о семейном нудизме

Знакомство с приятной семейкой.

Как-то, в очередной заезд в санаторий, а ездил я часто, посещал один нудик. Вернее, чистых нудиков, где тебя одетого не воспримут, было очень мало. В основном смешанные полуголые или полутекстили, как кому нравится. На таком вот полутекстиле я и нудил все три недели. В этот раз мне повезло, договорился с медсестричками, с кем за шоколадку, а с кем и за шампанское и на процедуры почти не ходил. Зато загару предался по полной. И когда уже солнце перестало затемнять мои участки тела, я решил нудить в более притенённом месте. Такое было на краю пляжа, где был и песок и деревья и людей поменьше. Можно было оставлять одежду и идти в море, всё было в поле обзора. Раньше я ложился прямо возле самой воды.

Здесь был довольно крутой спуск и не каждый автомобиль мог не то, что выехать, а даже спуститься, не рискуя порвать тормоза. Исключение было за внедорожниками.

И вот один такой, как-то, подрулил совсем близко к моему лежбищу. Из него вышли пожилая женщина, мужчина за сорок, женщина его лет и девочка лет двенадцати, может чуть старше. Видно было, что семейка не раз выезжает на отдых, так как очень быстро была разгружена машина, натянут над ней тент, установлен столик, раскладные стулья и даже примус, который пожилая женщина начала, сразу, разжигать. Она долго возилась и разделась последней. На ней был стандартный купальник, именуемый сплошным. Мама с доцей были в более раскованных одеяниях. Ну а мужчина, покончив с растяжкой тента и выгрузкой походно-пляжной амуниции, вдруг сбросил шорты и майку, оставшись голышом. Меня сразу заинтересовала эта сцена, а особенно то, что никто из женщин не отреагировал на это. Пожилая, то ли мать, то ли тёща мужчины, спокойно продолжала накрывать на стол, женщина, что-то искала в сумке, а девочка стояла рядом с ним и ждала пока папа надует два, небольших, банана. Причём мужчина стоял к девчонке лицом, чуть ли не касаясь её своим членом. Потом они втроём, бабушка всё ещё стряпала на примусе, отправились купаться. Я думал женщина и девочка разденутся. Ан нет. Пошли в купальниках, ведя посередине, голого, мужа и папу.

Тут порыв ветра приподнял и натянул брезент и один угол соскочил с верёвки, он тут же просел и прикрыл бабушку. Она начала подымать его, чтобы не перевернулся примус и беспомощно поглядывала по сторонам. Я был совсем рядом и буквально несколько секунд отделяло повариху от спасения. Я подскочил приподнял тент и она смогла вынести свою походную кухню из опасной зоны. А я, тем временем, связав угол тента, своим проверенным и надёжным узлом, начал натягивать верёвку на другую ветку. Она была дальше и поэтому растяжку можно было сделать более надёжной. Подошла бабушка с благодарностями и спросила чем может помочь.

— Подстелите соломки пожалуйста, вдруг падать буду — и я стал на ветку дерева, чтобы удобней было привязывать верёвку к сучку. Мой загорелый и бритый молодец оказался на уровне глаз бабушки. Я искоса бросал взгляд на на неё и остался доволен тем, что бабушка заинтересовалась моим видом.

Сделав дело, спрыгнул с ветки и получив тонну благодарностей, направился к своему коврику и принялся, дальше, дремать.

Тем временем, семейка накупавшись и явно подустав, вернулась к своему биваку. Моя надежда, что, в море, мама с дочкой, всё же, разденутся, не оправдалась. Мокрые, они начали вытираться. Бабушка подошла к ним и поглядывая, на меня, начала, что то рассказывать. Мужчина засуетился, покачал головой и даже, как мне показалось, расстроился. Потом он кивнул и направился прямым ходом ко мне:

— Спасибо. Спасибо дорогой — начал он ещё не дойдя до меня — ты не представляешь, что бы было если бы примус перевернулся и загорелся тент.
Он начал предлагать мне деньги, но я просто сказал:

— Брось. Ты бы, что по другому поступил, если у меня, что-то подобное случилось?

Тут подошла женщина и лучезарной улыбкой осветила всё вокруг.

— Ну, что ты не приглашаешь нашего спасителя? Пойдёмте к нам. Сейчас чай готов будет. Мы пирог с собой привезли. Самый лучший. Мама моя пекла.

Значит бабушка есть тёща, подумал я и сочувственно глянул на мужчину. Женщина сказала, что отказа не принимает, при этом, даже не скрывая, постреливала по моим телесам. Её глазки искрились. А я и не собирался отказываться. Честно говоря есть уже хотелось не на шутку.

Через некоторое время мы сидели за столиком, остужали чай и уминали вкуснейший пирог. Девочка тоже мной заинтересовалась. Даже место выбрала, чтобы меня лучше разглядывать. Мой бритый и загорелый молодец, да и накачанная фигура, явно понравились женщинам. Мама уловив мою заинтересованность их прикрытостью, сказала:

— Вот дочурка немного стесняется. Дома то частенько, когда жара особенно, голопопит, с папой на пару. А я вот не очень увлекаюсь. Но и им не запрещаю.

Я же сказал, что сам, лично, часто дома голышом. А на пляже, так вообще считаю, что, особенно, мужчинам, о мокрых плавках забывать надо.

— О-о-о-о … — протянул мужчина, довольный, что нашёл единомышленника и взглядом победителя посмотрел на тёщу. Та пожала плечами, типа, а я что против? Его жена не преминула, расхвалить нас за такую смелость. А я вставил, что это не только смелость, а и необходимость. От мокрых плавок вероятность простатита возрастает многократно. А девочка неожиданно сказала:

— Я хочу раздеться и в море пойти, если вы меня побросаете.

Мы пошли вчетвером. Мама осталась, а тёща с нами. В купальнике, как и положено тёще.

— Мне и так неудобно с вами — сетовала она глядя на голую внучку и нас, с висячими молодцами.

Добрались. Побросали девчонку от души. Ну не высоко конечно, но она осталась довольна. Когда выходили на берег, заявила, что купальник больше не оденет.

На месте уже мама поинтересовалась, есть на пляже магазин или ларёк. Я сказал, что с другой стороны пляжа видел нечто подобное и что там надо, сейчас схожу и куплю. Я полез за своим портмоне. Мужчина запротестовал. Я их гость. Девочка сказала, что со мной пойдёт и мама подключилась, подкупить к столу надо чего нибудь. Папа согласился позагорать, пока нас не будет. Так и пошли, втроём, одетая в купальник мама и мы, с её дочкой, голышом. Неплохо видать смотрелись. На нас обращали внимание.

Скупившись, на обратном пути, попали под акцию. Молодые люди объявили, что по случаю, удачного, завершения рабочего дня, объявляются бесплатные заезды на банане, для тех кто сбросит одежду. Ребята явно сочувствовали голому отдыху и пропагандировали его.

Мама сказала, что подождёт нас, но мы и её уговорили. Тем более ребята сказали, что никуда покупки и купальник не денутся. Они всё возле себя поставят.

У мамы горели глаза, когда она раздевалась. На нас напялили пластиковые шлемы и спасательные жилеты. Я сказал, чтобы садились, на банан впереди меня. Мама должна обнять доцю, а я буду держать маму. Так больше вероятности, что мы не вылетим, с банана на виражах. Так и получилось. Мы, стойко, за банан и друг друга и выдержали перегрузки.

Несколько кругов по морю превратили женщину в ребёнка. Она сияла.

К биваку шли уже все голышом. Мама рационально рассудила. Раз уже пол пляжа видело, чего прятаться. А малая заявила, что не хочет теперь на море купальник вообще брать и осмотрев меня с ног до головы, сказала:

— Вон какой загар, ровный, по всему телу. Тоже так хочу.

— А я тебе всегда говорила, чтобы загорала как папа, а ты, купальник красивый должны все увидеть — подхватила разговор мама.

Доця не унималась:

— Мама. Скажи папе, пусть сделает у себя внизу, как у дяди. Красиво ведь и аккуратно — сказала она, ничуть не стесняясь, рассматривая моего бойца.

Мама покачала головой:

— Вот, сама и скажи. Тебя он послушает.

А девчонка, бросила меня рассматривать и взяв за руку, сказала:

— А хорошо мы, на банане покатались.

Потом мы остановились посмотреть как голая девушка, с красивой спортивной фигурой, ловко управлялась привязанными на верёвках шарами, вращая их вокруг себя. Девчонка, в это время, принялась сбивать песок, с моих ягодиц. Я его набрался, когда присел возле банана, ожидая пока попутчицы соберутся. Мама девочки строго посмотрела на неё и виновато улыбнулась, глядя а меня. Я же, глазами показал, что всё в порядке. Мы улыбаясь, смотрели представление, пока малая не окончила приводить мой попец, в порядок. Но песок оказался и спереди — на ногах, животе, лобке и даже на самом бойце. Это не остановило девчонку и её ручка начала наводить порядок и спереди. Когда водила ладошкой по лобку и ногам, легонько задевала прут и шары.

— А и здесь почищу — сказала она как-то буднично и, умело, но не спеша, сбила весь песок с моего бойца. Мама увидев это, хотела отругать дочку, но я сказал, что всё нормально и надо поблагодарить маленькую леди, за отлично проведённую гигиену моего тела. Шутка понравилась маме, но дочку она всё же предупредила, что надо быть поскромней.

— Но Вы посмотрите, как она это делала. Вполне серьёзно, с явным намерением помочь мне, а не поиздеваться над моим самолюбием — встал я на защиту любительнтцы чистоты и похоже убедил её маму.

Дальше девочка опять вложила свою ладонь в мою, а мама даже взяла меня под руку и мы отправились к своей стоянке.

На радость мужику и мама и доця, одеваться не стали. Даже тёща попробовала позагорать, но только опустив купальник и обнажив грудь которая оказалась очень даже ничего, с сосками смотрящими вперёд, а не вниз, как часто бывает, в её возрасте.

Дальше на моё сообщение, что пора и честь знать и что не могу злоупотреблять их гостеприимством, последовал массовый протест, а девочка сразу потащила меня и родителей, снова, в море. Опять мы бросали, но теперь не только девочку, но и её голую маму. Она визжала и с шумом входила попой в воду. Мы смеялись без остановки. Потом папа, мама и доця, голышом, пошли ловить банан. После обеда голышей стало намного больше. И уже никто не стеснялся сновать в неглиже, туда-сюда, по пляжу.

Я же остался с бабушкой. Она мне рассказала, как в детстве она только голой купалась, а сейчас привыкла уже к купальникам. Попробовала бы, говорит, но на животе огромный, некрасивый, шрам, после операции и ей неудобно. Я же предложил, всё-таки, раздеться, а где шрам полотенцем обмотать. Она же сказала, что ещё не готова перед зятем, совсем уж, голой, но если будут ещё ездить, то в следующий раз, наверное, попробует. Потом мы приготовили отличную рыбу с кетчупом. К приходу «гонщиков» деликатес был готов. Правда льготный банан уже укатил, но их «полетали» на парашюте, привязанному к катеру, парасейлинг называется.

— Лучшего отдыха я не помню — признавалась мама, когда они пришли.

Ели рыбу, доедали пирог и снова в море. Девочка сказала, что я очень красивый и добрый дядя и со мной ей хорошо и приятно проводить время. А ещё рассмешила папу и маму и бабушку:

— Папа. Побрей у себя в низу. Смотри как у дяди Дениса красиво. И у тебя нак будет — кивнула она на мой лобок. Сквозь смех, папа пообещал, что обязательно, но дома.

Мама же поведала, что я стал украшением их отдыха и что бы не обращал внимания на дочку-болтушку. А бабушка, наедине, когда папа, мама и доця, побежали ещё раз окунуться, чуть сознания меня не лишила, сказав, что мой член, очень органично смотрится с моим телом — она налюбоваться не может. Даже погладила его, когда, никто, в нашу сторону не смотрел, извинившись при этом. А меня, что убудет. Я даже сказал, что может гладить сколько хочет. Она снова потрогала головку, потеребила яйца, а потом взяла прут в кулак и несколько раз поводила вверх, вниз. Но быстро отпустила, так как мимо снова прошли люди, правда не близко. Пожаловалась, что слишком людно, поэтому не хочет, что бы кто нибудь увидел. Но к попке, всё таки прикасалась и не раз. Гладила и похлопывала.  В конце концом,  сказала, что я, вообще, душка. Ну, а мужчина, перед отъездом, просто, сообщил мне, что я, мировой, мужик.

Когда солнце коснулось горизонта, семья засобиралась домой. Девочка так разошлась, что и в машине голой хотела ехать.

Меня завезли в санаторий. Мы обменялись телефонами. Созваниваемся изредка. С праздниками поздравляем друг друга. А вот повстречаться на море, пока, никак не получается.

Денис Донгар

246

Рассказ

Стасик где-то прочитал о нудистах. Прочитал и задумался… А было Стасику 15 лет, в восьмом классе учился.
Стояло знойное безводное лето и имелась у Стасиковых родителей дача неподалеку от города. Сел Стасик на пригородный автобус и поехал на дачу.
Дача представляла из себя уголок Эдема, не меньше. Вдоль забора высокими колючими джунглями разрослась малина. Рослая, с кавалерийскими усами, земляника кряхтела под тяжестью огромных, костистых розово-красных плодов, не то что просившихся в рот, а даже умолявших об этом. Крыжовник висел на шиповидных кустах как крупного размера жемчуг. Вишни рассыпались по веткам головами маленьких негритят. Гигантские, с кулак величиной, желтые медовые сливы сладко волновали мальчишеское воображение сходством с девичьим задом.
Стасик отпер дачный домик и, раздевшись до трусов, вышел на густо увитую виноградом веранду.
На двух соседних участках не было ни души (дача Стасиковых родителей располагалась с краю от дороги). Только на одном, в глубине, – копошилась какая-то бабка. Но Стасик твердо решил стать сегодня нудистом и потому смело спустил с бедер свои цветные, как у волка в «Ну погоди!», трусы. Сразу стало легко и свободно. Стасику понравилось быть нудистом и он стал нагишом разгуливать по даче.
Однако, вскоре к бабке, ковырявшейся на соседнем участке, присоединился мужчина и Стасику пришлось спешно ретироваться, скрываясь за кустами малины, в дачный домик.
Стасик задумался. Почему, собственно, он должен прятаться от людей на своей собственной даче? Что он такого плохого совершил? Сделался нудистом? Ну и что? Что в этом особенного? Стасик ведь не занимается какими-нибудь там позорными вещами, и не подглядывает за голыми тетками. Он, может быть, загорает!.. Да, загорает.
Стасику понравилась эта мысль, и он снова в чем был, то есть вообще без ничего, вышел из домика, таща за собой раскладушку. Мужчины с бабкой на соседнем участке уже не было. Возможно, они зашли в домик.
Стасик разлегся на раскладушке лицом вниз на самом солнцепеке и незаметно задремал, пригретый, как печкой, дневным светилом.
Проснулся он от чьего-то голоса. Быстро вскинув голову и поначалу зажмурившись от ослепительного, бившего прямой наводкой в глаза солнца, которое было уже ближе к линии горизонта, Стасик различил сидевшую на заборе девчонку. Первым его желанием было вскочить с раскладушки и со стыдом бежать в домик, но Стасик пересилил себя, вспомнил, что он теперь нудист (тем более, — лежа на животе, он прикрывал самую интересную деталь своего тела) и остался на месте.
— Эй, чудило, ты чё разлегся тут без штанов, шизуешь? — весело прокричала с забора девчонка, болтая затянутыми в джинсы ногами. Была она с виду Стасикова ровесница. Лицом симпатична и на язык — как можно было понять — остра.
Стасику стало неуютно лежать под ее пристальными насмешливыми глазами с голой задницей. Он пожалел, что сделался нудистом, но нужно было выдерживать марку до конца, и потому Стасик ответил, напустив в голос как можно больше равнодушия:
— И ничего я не шизую, я просто нудист — слыхала о таких? Уходи, ты мне загорать мешаешь!
— Слыхали… обо всём мы слыхали. И о нудистах тоже. Только нудисты не у нас живут, а на западе, в Соединенных. Штатах, вот! — проговорила, не думавшая уходить, девчонка и показала ему язык.
Стасик разозлился.
— Говорю тебе — я нудист! Исчезни, не то как сейчас встану!..
— Ну встань, встань попробуй!.. А вот и нетушки, — дразнила его с забора девчонка.
— Тебе что вообще надо? Встану, поколочу ведь! — ершился Стасик, но сам понимал: ни за что не исполнит угрозу, и от бессилия и стыда, готов был разреветься.
— Ладно, лежи уж, нудист, — я только водички попью, можно? — уловив его состояние, примирительно попросила девчонка и, не дожидаясь разрешения, спрыгнула в сад.
Стасик невольно вжался веем телом в раскладушку, когда она проходила мимо него к водопроводному крану, который находился прямо на улице возле вкопанной в землю по самые края железной бочки. Послышалось аппетитное журчание воды. Девчонка напилась, но покидать дачу не торопилась.
— Ну что же ты? Давай уходи, я спать буду! — обернувшись, грубо потребовал Стасик.
Девчонка лукаво глянула на его жалкую, злую, огнем пылающую от стыда физиономию и прыснула.
— И что нынче за нудисты пошли? Девушку клубникой не угостят! — посетовала она.
— Даш ты мне в конце концов одеться или нет? — потеряв остаток терпения, в отчаянии завопил Стасик.
— А-а так бы сразу и сказал, нудист липовый, — засмеялась девчонка и, повернувшись к нему спиной, разрешила: — Ступай одевайся, я не смотрю.
Стасик, как ужаленный змеёй, вскочил с раскладушки и опрометью бросился в домик. Стыд, досада на самого себя и злость на упрямую девчонку были столь велики, что, едва натянув трусы, он тут же выбежал обратно.
— Ну теперь держась!.. По-хорошему не хотела, — крикнул Стасик, замахиваясь на девчонку.
Та, вопреки его ожиданию, не испугалась, не бросилась наутек, не завизжала. Л Увернувшись от его кулаков, она сделала ловкую подсечку и в ту же минуту Стасик оказался на земле. Поднявшись, он снова храбро бросился в наступление, схватил девчонку за шею, намереваясь повалить, и сам не понял каким образом вновь очутился распростертым у ее ног.
— Ну что хватит с тебя, нудист, или еще хочешь? — спросила та, смеясь.
Позор был полный, благо никто этого не видел. Стасик встал и, зло глядя на свою обидчицу, принялся отряхиваться. Драться ему больше не хотелось.
— Извини, я не предупредила: у меня пала милиционер, приёмчики мне показывает, — сказала девчонка.
Стасик угрюмо молчал и отряхивался.
— Да ты не сердись, слышишь, я никому ничего не скажу, — пробовала загладить вину девчонка.
Стасик молчал и сосредоточенно отряхивался.
— Ну хочешь я тебе милицейским приемчикам научу? — предложила девчонка.
— Нужно очень, — буркнул Стасик, отвернулся и пошел в домик.
— А хочешь…
Стасик не расслышал конца фразы. В домике он облачился в брюки и рубашку, причесался и, всё еще продолжая дуться, вышел. И… не поверил своим глазам!
На раскладушке, в чем мать родила, лежала его недавняя обидчица. Солнце опаляло ее стройное, коричневое от загара тело. Только на спине и на ягодицах выделялись узенькие полоски молочно-белой, не тронутой солнечными лучами, кожи.
Капала в бочку вода из неплотно закрытого крана и со злобным, вонзающимся в уши жужжанием носилась около лица назойливая зелёная муха.

29 июня 1989 г. — 22 августа 1994 г.

Странное впечатление производили они своей несхожестью с
остальными, отстраненностью, худенькими телами. Оба невысокие. Головы их
обросли седыми космами, давно не знавшими ножниц. Одеты они были в
полотняные просторные одежды, за плечами котомки. Неопределенного
возраста они были очень похожи друг на друга, как потом выяснилось, –
братья. Легкие, хрупкие, изящные, они не ступали, а как бы парили, едва
касаясь земли. Лица блаженные, с улыбками, обращенными вовнутрь себя,
словно знали нечто, другим неведомое. Легко входили в контакт, удивляя
простотой общения.

Обосновались они на нудистском пляже неслучайно. Безусловное
единение с природой было возможно лишь в состоянии обнаженности плоти и…
духа. Погруженные в медитацию, надолго замерев, они становились у
кромки моря, простирая руки к светилу. Не стриженные их волосы и борода
как бы служили антеннами, способствуя общению с космосом.

Отшельники обладали по-юношески молодыми безволосыми телами, что являло поразительный контраст с их седыми волосами.

Полюбопытствовал, не бесполые ли они? Нет, признаки пола
наличествовали, впрочем, едва заметные в виду скорой их ненадобности,
когда отпадет потребность в еде, питье и других плотских радостях.

Старший брат позднее сознался, что попытка отказаться от еды,
заменив ее энергией солнца и космоса, едва не закончилась для него
плачевно. Он последовательно сокращал прием пищи: вначале до одного раза
в день, затем – до одного раза в неделю (почему-то по четвергам), и был
уже готов совсем отказаться от еды, да не успел, попал в лечебницу.
Вспоминается притча о цыгане и издохшей лошади.

Братья приехали из Москвы, они ходили по городам и весям,
проповедуя учение Иванова, полностью помещавшееся на пожелтевших
стареньких страницах «Комсомолки» (восьмидесятых годов) и нескольких
печатных листках неизвестного происхождения. По их словам Учитель не
умер, а трансформировался, соединившись с космосом.

Старший брат в прошлом имел семью, детей. По понятной причине
развелся – мало, кто такое мог выдержать. Младший брат семьи не имел,
судя по всему, ему это уже не грозило, и идя на поводу у старшего брата,
он безусловно подчинился ему, отказавшись от того немногого, что
необходимо для жизнеобеспечения, немало страдая от этого – на ногах и
руках у него расслаивались ногти, облезала кожа.

На какие деньги они жили – неведомо. По их словам, у них в Москве
все же был небольшой заработок, кажется, от сдачи квартиры, впрочем, им
и нужно-то было всего ничего.

Приглашенные к костру странники разъяснили нам суть учения
Иванова, которая сводилась к полному слиянию с природой, с Космосом с
целью бессмертия, если не телесного, то духовного, и предполагало
согласие с собой, миром, отказ от всего мирского. Они создавали группы
единомышленников, селились в отдаленных поселениях, жили простой близкой
к природе жизнью, зимой купались в проруби, ходили босиком по снегу…

Отшельники проповедовали вселенскую любовь ко всем и вся, любовь же мирскую отвергали.

На уточняющие вопросы по поводу получения удовольствия и радостей
от жизни, от музыки и искусства, от вкусной пищи и вина, от любви и
семьи, они предлагали безусловный постепенный уход от всего этого,
самоотречение, концентрацию всех сил на слияние с космическим вселенским
разумом и, наконец, абсолютное в нем растворение.

Хотелось спорить с ними.

Счастливы ли были они, познав смысл жизни? По безжизненным их
глазам и отсутствию эмоциональных проявлений это не чувствовалось.

К вечеру отшельники исчезли,  растворившись в воздухе…

На другой день я вновь увидел два тоненьких обнаженных тела. Они
сидели недалеко от моря в позе “лотоса”, обратившись к светилу лицами и
душами. Неужели вернулись?

Нет. Это были совсем юные тела. Поднялись и, держась за руки,
направились к морю. Вначале мне показалось, что они однополые, но при
более внимательном рассмотрении стало понятно, что это не так.

Также отстраненные от мира, они составляли поразительный контраст
и с предыдущей парой, и окружающими. Полная гармония, погруженность
друг в друга, в любовь, в радость постижения. Казалось, они светились, и
даже в сумерках их силуэты отчетливо выделялись на темном фоне моря в
отличие от других блеклых и размытых. Они не обнимались, не целовались,
не ласкались, а просто держали друг друга за руки, что было убедительней
самых жарких объятий и поцелуев, руки же служили им проводниками, через
которые любовь перетекала от одного к другому.

Исподтишка не без зависти я наблюдал их, хотелось прислониться к
их любви, напитаться ею, одолжить кусочек счастья, ведь у них его был
явный избыток.

Может быть, день такого счастья стоит вечной жизни? Юные
избранники любви, невольные ее проповедники, убедительно это доказывали…

На утро следующего дня меня ждала еще одна неповторимая встреча.

Выйдя из палатки, споткнулся глазами о загоревшую обнаженную
девушку, сидевшую на подстилке метрах в пяти от нас возле появившейся
утром небольшой палатки. Она была замечательно сложена, и стоя возле
своей палатки, я поглядывал (подглядывал) на прекрасную незнакомку,
с трудом скрывая свой интерес к ней.

Естественная, как сама природа, она никак на меня не реагировала. Затем поднялась и последовала к морю – неотразимая,
грациозная. Не существует в мире более восхитительного зрелища,
чем обнаженная молодая женщина, идущая к морю, разве что, она же,
выходящая из воды, в сверкающих искорках капелек. Юное, безмятежное
личико, невероятной красоты линия развитых бедер, и торчащие, забывшие о
земном притяжении полные груди, венчаемые крупными напряженными
темно-коричневыми бутонами. Она опустилась на подстилку. Не в силах
отвести от нее глаз, я почему-то мучился ощущением незавершенности
картины и, что удивительно, абсолютно не испытывал эротических помыслов.

Послышался детский плач. И сразу все стало на место, обрело
завершенность. Она – молодая мама! Вот почему у нее такие налитые груди,
набухшие соски, раздавшиеся бедра. Вышла из палатки с полугодовалым
малышом на руках, таким же загорелым и необыкновенным. Направилась к
морю.

Удивительная гармония, все совершенство природы выразилось в этой
картине: солнце, море, далекий силуэт Кара-Дага и мадонна с младенцем!
Удерживая за руки, она стала купать его, роняя в воду с головой,
нисколько не беспокоясь, что малыш захлебнется. Он заливался счастливым
смехом, а я вместо того, чтобы заниматься своими делами, не в силах был
оторвать глаз от юной мадонны, забавляющейся с малышом…

Вышла из воды, прилегла на подстилку, положив рядом оголодавшего
сынишку. Тот вожделенно охватил губами соленые, брызнувшие молоком,
соски, захлебнулся от жадности, разминая ручонками переполненную грудь.

Я мог часами любоваться, как молодая мама играет с малышом, как
тот ползает по ней, как они плещутся в воде, как лопочут друг с другом
на языке, понятном лишь им одним. И я не был в этом одинок – многие с умилением смотрели на них.

Мне почему-то невероятно захотелось подержать малыша на руках! К
моему удивлению юная мама это позволила. Я находился на вершине счастья от
доверчиво прижавшегося ко мне теплого тельца, от снисходительной улыбки
мадонны, стоявшей совсем рядышком, оказавшейся неописуемо
привлекательной вблизи. Малыш, поджав нижнюю губку, с интересом и безо
всякого страха разглядывал меня.

Увы, счастье оказалось недолгим из-за вопроса, заданного мне
одним из моих друзей, откуда, мол, у тебя ребенок, на который я неудачно
пошутил, что здесь дают подержать (не за бесплатно, естественно). Малыш
вздрогнул, удивленно глянул на меня и вдруг зашелся в плаче – то ли от
моего громкого голоса, то ли от неуместности сказанного. Довелось
вернуть его маме.

Днем появился отец ребенка – мощный, хорошо сложенный молодой
человек, также обнаженный, но почти не загоревший. Высокого роста (много
выше жены), в нем было крупно все: и торс, и плечи, и ноги, и налитые
ягодицы, и мужское “достоинство”.

Они зашли в море, и, став на расстоянии метров двух друг от
друга, пускали малыша торпедой между собой. Тот бесстрашно проплывал под
водой долгий путь, вылавливался родителем и отправлялся обратно. Я
наблюдал за игрой молодой пары, мучимый странным ощущением, что-то не
давало мне покоя. Появившийся атлет нарушал сложившуюся гармонию –
плещущееся искрящееся море, огненный шар, кативший к горизонту, юная
мадонна с младенцем. Он был лишним! Или это была ревность?

К вечеру ветер усилился, поднялась волна. Наши юные соседи
собрали палатку и поднялись выше, спрятавшись за загораживающий от ветра
выступ скалы.

Я же сел на берегу, глядя на море, размышлял о жизни: о
неизбывности гармонии, о счастье, о любви, о вечности, о бесконечности
мироздания, благо искрящееся море, растущая луна и далекие звезды
удивительным образом располагали к этому…

Предисловие:

На нудистском пляже

НА НУДИСТСКОМ ПЛЯЖЕ

Однажды летом, точнее, на закате лета — доканчивалась последняя неделя августа — по нудистскому пляжу, что в Серебряном бору, неторопливо прогуливались двое голых мужчин.
Тот, что был, скажем мягко, не первой свежести, с кругленьким брюшком и вялой мошонкой, звался Гектором Петровичем Чайковским. Свое редкое для наших широт имя он получил в честь одного из троянских героев «Илиады», по которой его маман когда-то написала диссертацию.
Все с раннего детства называли его Геком. А любимой шуткой одноклассников была — где же твой Чук? По окончанию литинститута Чайковский был пристроен в один из толстых журналов, где неторопливо дорос до заведующего отделом литературной критики. Да и вся жизнь его катилась весьма неспешно. Каждый год он ездил по льготным путевкам в дом творчества в Кисловодск, где сошелся с Андромухиной, да и женился на ней. Затем наступили другие времена. Дом творчества украли, денежек на загранотдых у Чайковского не водилось, на дачу к теще из-за огородной барщины он ездить не желал. Вот и проводил теплый сезон на нудистском пляже, отчего, по его мнению, серенькие будни обволакивались хоть каким-то подобием богемного флёра.
Собеседник Чайковского — поэт Степан Домовитый — в советских домах творчества побывать не успел. Впрочем, и он с ностальгией вспоминал, как мазал зубной пастой «Жемчуг» в пионерских лагерях девчонок из соседнего отряда. Степан оказался на нудистском пляже впервые и немножечко стеснялся и одновременно любопытствовал, поглядывая на других голышей.
Его взор застрял на богатом теле пляжной завсегдатайки Верочки. Верочка на пляже ни с кем не общалась. У нее была цель – получить ровный шоколадный загар в ожидании сказочной поездки в Италию по приглашению Люськи, которая, подцепив Марио, свинтила в Европы еще два года назад. План заключался в том, чтобы познакомиться с одним из приятелей Марио и остаться там навсегда. Был и другой, запасной — тайный и мерзкий — отбить Марио у Люськи. Верочка уже представляла, как она пьет на вилле с Марио охлажденный нежно-жёлтый Шабли от Pascal Bouchard, а потом дарит ему незабываемые ощущения, искусно создавая эффект трех водоворотов или тугого девственного входа.
Недалеко от Верочки делала вид, что загорает новенькая — Софья Яковлевна. Она была в таком возрасте и в той физической форме, когда публично женщины разоблачаются уже без гордости, но еще не стесняясь. Вплоть до последнего времени она носила яркие открытые купальники бикини и только под конец сезона в целях маскировки складочек в области живота купила на распродаже черный закрытый купальник с чашечками лифа с эффектом «пуш-ап» для создания пышного декольте. Но сегодня, по совету подруги, Софья Яковлевна решила сыграть ва-банк, купальник снять и немножко «понудеть». Ей срочно требовался мужчина. Тут все средства были хороши. «Винтажная женщина» – подумал про себя Степан.
Домовитый был не единственным любопытствующим. В высокой траве, сняв трусы, притаились двое перевозбужденных подростков — Сушкин и Дрокин. Их глаза одновременно выражали восхищение и испуг – вдруг погонят взрослые. Как завуч Зоя Павловна с урока алгебры за плохое поведение. Как бы они подивились, узнав, что Зоя Павловна посещала этот пляж весь прошлый сезон вместе с физруком Петуховым.
Две щуплые пелотки лежали у самого края берега и бросали в воду камушки. Рассматривать у них было нечего. Рядом с ними расположилась чета Осьмушкиных с ребятишками. Один из мордатых карапузов смело залез в воду и стал брызгаться. Несколько капель попали Степану в область ниже живота и серебряными бусинками засверкали на солнце.
На спортивной площадке резвились нудисты — волейболисты. При прыжках у мужичков раскачивались яйца, а у тетенек внушительные груди метались в разные стороны, как будто хотели оторваться и улететь в космос. Особенно мощным, дайнековским силуэтом отличалась волейболистка Волобуева. Поглазеть на нее собиралась целая толпа ценителей монументальных форм. Среди них был и Боря Цукерман, по известным причинам, выглядевший самым обнаженным. По пляжу ходили слухи, что он собирается наладить здесь торговлю прохладительными напитками.
Справа от тропинки, между двух чахлых березок, расчехлились любители попить пивка Витек, Илюха и Слоник. Им натуризм был до фонаря, но в этой части пляжа было сподручнее, зайдя по пояс в мутную речушку, отлить. Пока Витек чистил воблу, а Слоник разливал по стаканам, Илюха читал вслух новости из подобранной в траве старой газеты. «Ух – ты» – громогласно процитировал он — «англицкие ученые доказали, что у Ричарда Третьего были глисты. А кто это? – спросил Слоник.
Интересно, знал ли о глистах короля Шекспир – саркастически хмыкнул Чайковский.
Почти наступая на свою длиннющую седую бороду, прочапал профессиональный собиратель пустых бутылок и алюминиевых банок Иван Михалыч с клетчатым мешком за плечом. Он работал на обе зоны, поэтому, попадая к нудикам, скидывал порты и сетчатую майку, а перейдя в зону нормальных, снова одевался.
Передислоцируясь, на тропинку из кустов внезапно выскочил онанист Лафитников и нервно засеменил в дальний угол пляжа. «Не пугайся» – рассмеялся Гектор Петрович – это Лафитников по кличке Дрочила. У него тут есть пара коллег по рукастому ремеслу. Эти рукоблуды, как дети лейтенанта Шмидта, негласно поделили кусты на сектора и периодически меняются местами. Домовитый брезгливо поморщился. «Онанизм — это секс с человеком, которого действительно любишь» — усмехнулся Чайковский. Знаешь ли ты, Степан, что еще египетские фараоны совершали церемониальную мастурбацию в Нил. А термин «онанизм» происходит от Онана, второго сына Иуды и внука патриарха Иакова, которого, согласно Пятикнижию, настигла божья кара за то, что он уклонялся от обязанностей левиратного союза с вдовой своего старшего брата и изливал семя на землю.
Увлечённые ученой беседой Гектор Петрович и Степан подошли к небольшой развилке. Направо пойдешь, к геям попадёшь – сказал Чайковский, махнув рукой в сторону скопления жеманных ребят. Пойдем лучше налево – испугался Степан.
Значит туда, где моя жёпис загорает — вздохнул Гектор Петрович. В стародавние времена так шутливо называли жен членов союза писателей. Ему было приятно предъявить Степану прекрасно сохранившуюся Андромухину, которая, угнездившись в потертом верблюжьем пледе, читала отрывок из платоновского «Котлована»: «Козлов вынул соринку из своего костяного носа и посмотрел в сторону, точно тоскуя о свободе, но на самом деле ни о чем не тосковал.– Они говорят,– ответил он,– что у меня женщины нету, что я ночью под одеялом сам себя люблю, а днем от пустоты тела жить не гожусь. Они ведь, как говорится, все знают!»
«Прервись на минуточку – попросил Гектор Петрович супружницу. Познакомься. Это — поэт Степан Домовитый. Вот, хочет тиснуть поэмку в нашем журнальце.»
Взгляд Андромухиной застыл на писуне. Наверное, неплохой самец – пронеслось в её голове. Домовитый, застыдившись, повернулся к Андромухиной полу-боком, отчего его смущение стало еще более заметным.
А вещи-то где ваши, Степан? — спросила Андромухина. «Да какие там вещи. Шорты, майка да сандалеты… Меня …у входа на пляж Гектор Петрович встретил и говорит – «раздевайся, мол, тут только голяком положено ходить. Сейчас сбегаю, сюда перенесу».
«А как ужё уперли?» — лукаво справилась Андромухина. Степан шутки не заценил, в ужасти представив, что он будет делать, если действительно уперли. «Да вы не бойтесь, я шутканула, но если что, я Вам свою шляпку соломенную одолжу, чтобы прикрыться могли, пока до дому пробираться будете». Домовитый ланью помчался за шортами.
Когда он вернулся, променад с Чайковским был продолжен. Солнце по- матерински грело лысеющую макушку витийствовавшего Гектора Петровича. Знаешь ли ты, Степан, продолжал Чайковский, что одним из приверженцев и, я бы сказал, идеологом нудизма был твой собрат по перу Максимилиан Волошин. Это он основал нудистские пляжи в Крыму. Поощряли нудизм и в первые годы Совдепии. Говорят, с подачи Ленина! Даже Крупская не была против. Степан представил Крупскую нудисткой и аж поперхнулся.
«Так вот – продолжал Чайковский – по выходным у Бонч-Бруевича можно было встретить голеньких Троцкого, Каменева и даже Александру Коллонтай! Михаил Булгаков в одном из своих дневников 20-х годов вспоминал, что в Москве совершенно голые мужчины и женщины с повязками «долой стыд» ездили в трамваях. Сталин это поветрие, конечно, решительно прекратил. Думаю, что дело было не в его эстетическом неприятии наготы. Просто, созданный им режим не мог допустить свободу в любом своем проявлении.
А помнишь ли ты, как в начале 90-х по телику показали рассекреченные архивные кинопленки, где последний русский царь с домочадцами купаются в речке нагишом! Потом, наверняка, опять засекретили!!!!»
Сделав круг, собеседники вновь оказались у знакомой развилки. Направо пойдешь…повторно затянул Чайковский. Знаю, знаю, — прервал его Степан — наплодились же эти хлопцы за последнее время. «Ну, не скажи. Содомия существовала всегда. Еще древние греки возвели педерастию в культ, даже своих богов наделив этим пристрастием».
В этот момент мимо них в сторону гейской части пляжа, слегка прихрамывая, в распахнутом дорогом шелковом халате прошествовал холеный мужчина средних лет. Что-то в его внешности было демоническое. То ли небольшой шрам на будто застывшем лице, то ли слегка презрительная улыбка, то ли жесткий блеск в глазах. «Наверное, немец», – почему-то подумал Чайковский. «Англичанин», – решил Домовитый. Откуда-то нежданно резко подул неприятный ветер. Чайковский поежился. «А теперь, Степан, по поводу твоей поэмы. Я не буду сегодня рассматривать ее через призму морфологии, синтаксиса, фонетики, генезиса, строфики и т.д. Обращу внимание лишь на фактологию и, главное, идеологию. Вот Иосиф у тебя назван столяром, а не плотником. Действительно, на многих средневековых картинах он изображен со столярными инструментами. Есть и версия, что он был камнетесом. При Назаретской митрополии Иерусалимского патриархата якобы находится его мастерская. Настоящая каменоломня!
Но это, собственно говоря, и не важно в контексте моих основных претензий. Скажи, зачем ты намекаешь, что Иосиф мог быть не приемным, а настоящим родителем Иисуса. С какой стати ты настаиваешь, что Иисус был евреем. И утверждаешь, что Мария Магдалена приходилась ему женой?! Знаешь, наш журнал сменил спонсоров и соответственно вектор развития. Мы теперь гораздо строже подходим к вопросам веры. Попробуй лучше пописать в стиле Посадовского, чьи стишки мы опубликовали в прошлом номере. Что, кондово ваяет? Конечно, кондово. Зато в идеологическом тренде. А мне с твоими виршами неохота искать приключения на свою жопу.»
Увлеченные беседой спутники не заметили, как сбились в сторону от намеченного маршрута и переступили негласную границу, разделявшую нудистов от остального мира. Навстречу им, пошатываясь, в застиранном спортивном костюме прошлого века ковылял Аннушкин-Козлов с потрепанной брезентовой сумкой, из которой торчал черенок саперной лопатки. Пройдя мимо Чайковского, он вдруг развернулся и

Оценка произведения:
Разное:

  • Рассказы о удушении задницей
  • Рассказы о тюрьме белый лебедь
  • Рассказы о тундре 4 класс
  • Рассказы о трудолюбии и лени
  • Рассказы о труде сухомлинский