Рассказы о том как мы играли в доктора

Автор неизвестен
ПОИГРАЛИ В ДОКТОРА…

Что может быть хуже, чем дождливая погода на даче? Дождь лил целый день. Дорожки раскисли, в грядках стояла вода, а в туалет приходилось бегать в галошах, оскальзываясь на глинистой тропинке, что вела в деревянную будку.

Двенадцатилетний Ильюшка тоскливо слонялся по дому. По телевизору не показывали ничего интересного, все книжки были прочитаны, а бабушка, как ушла с утра к соседке тёте Варе, так до сих пор и не возвращалась. Поэтому, когда к Ильюшке постучалась соседка Наташа, он обрадовался несказано.

После недолгих споров играть решили в больничку. До сих пор дети ограничивались тем, что слушали друг друга игрушечным фонендоскопом, смотрели горлышко палочкой от мороженого и делали «почти настоящие» уколы шприцом без иглы. В те моменты, когда рядом не было взрослых, они снимали друг перед другом трусики, но дальше, чем просто рассматривание у детей не заходило. Но интерес всё время держался подогретым и сегодня, даже не сговариваясь, они решили поиграть в доктора, как следует изучив пиписочки друг друга.

Мальчик и девочка перешли в комнату Ильюшки, достали свои нехитрые медицинские инструменты, и Наташа начала читать считалочку. Первым пациентом выпало быть Ильюшке.

Радуясь предстоящему развлечению, «доктор» Наташа велела раздеться пациенту догола.

Ильюшка, стесняясь, начал расстегивать пуговки на рубашке. Он и раньше показывал с удовольствием Наташке свой членик, но всё это было торопливо, с испугом, вечно оглядываясь и приспустив трусики только чуть-чуть, что девочке нравилось.

Смущаясь и стараясь отвернуться, он снял шлёпки, носочки и тренировочные штаны. Несотря на стыд, его крошечный половой орган упруго напрягся и оттопыривал трусики домиком.

— Побыстрее, пациент, — поторопила Наташа и сама стянула с Ильи трусишки до самого пола. Ему осталось только перешагнуть через них, что Илья и сделал, оставшись перед девочкой совершенно голеньким.

— Ложитесь, — скомандовала «доктор» и показала на старенький диванчик. Прикрывая торчащий писунок, мальчик послушно лёг на импровизированную кушетку. Впрочем, его попытки спрятать торчащий петушок не увенчались успехом. «Доктор» Наташа велела Ильюшке широко развести ноги. Одно бедро он закинул на спинку дивана, вторую ногу Наташа сама перекинула на подставленный стул. Теперь его член, яички и попка были перед девочкой, как на ладони. Мало того, Наташка принесла со стола лампу и направила свет прямо между ног мальчика.

Илье было очень стыдно и в тоже время очень приятно, особенно от того, что Наташа во все глаза уставилась на его торчащий членик.

— Ах, какая писка, — совсем не по-докторски воскликнула Наташа и начала изучать мальчишеские гениталии.

То, что она увидела, ей очень понравилось. Писунок Ильюшки пока был небольшой, но такой чистенький и нежный, что девочка просто зашлась от восторга, осторожно приподнимая его пальцами. Головка пока была прикрыта кожицей, а лобок и яички были совсем голенькие, потому что созревание мальчика ещё только началось. Яички были маленькие, мягкие и шелковистые. Они забавно болтались, словно в мешочке, пока Наташа трогала Ильюшку. Девочка пристроилась у ног Ильюшки в позе лягушонка и заглянула кое-куда.

— Больной, раздвиньте попу, — вспомнив, что она доктор, велела Наташа. Всё ещё ужасно стесняясь, Ильюшка просунул руки вниз и показал девочке свою дырочку.

Потыкав для порядка игрушечным фонендоскопом и помяв Ильюшке животик, Наташа вернулась к столь заманчивому петушку, который ей так понравился.

— А почему у тебя тут кожица? — поинтересовалась девочка, показывая на крайнюю плоть. Красный от стыда, Ильюшка сам отвёл складочки кожи и продемонстрировал свою залупку. Она была настолько розовенькая, блестящая и такая заманчивая, что Наташа отвела руку Ильи и сама открыла его головку полностью. Илья чуть слышно застонал, стиснув зубы.

— Тебе больно? — испугалась девочка.

— Нет, наоборот, — Илья помотал головой, — сделай ещё так, — попросил он.

Наташа аккуратно потрогала залупку, поиграла пальчиками на уздечке и снова отвела кожицу крайней плоти, как можно полнее. Ильюшка непроизвольно задвигал попкой и сжал пальцами покрывало.

— А мальчики писают из этой дырочки? — Наташа развела нежные губки вокруг перламутрового отверстия. Илья только и смог кивнуть.. Ему было приятно, стыдно и жарко одновременно. Щёки пылали от того, что его так откровенно рассматривают и трогают. Но ещё жарче и томительней было внизу живота, в паху, в яичках, в самом писуне. Его плоть буквально пульсировала, когда Наташа особенно приятно трогала в интимных местах.

Ещё несколько минут Наташа двигала пальчиками по Ильюшкиному петушку, сама того не осознавая, что делает мальчику первую в жизни мастурбацию.

Илья кончил неожиданно и прямо перед девчонкой. Ему вдруг стало так хорошо, что от сладкого томления захотелось прикрыть глаза. Где-то внизу живота стало очень туго, а нежную залупку пронзил нестерпимо сладкий зуд. Захотелось выдавить из себя это мучительно приятное ощущение, выпустить его на волю, иначе оно грозило сжечь весь организм заживо. Ильюшка кончил себе на животик, высоко приподняв попку и обильно забрызгав пальчики Наташи.

— Ты, что описался? — с изумлением спросила Наташа. — У тебя из дырочки вылилась такая белая штучка.

Илья с трудом разлепил глаза и посмотрел себе на живот.

— Нет. Это сперма, — он вспомнил какие-то отрывочные сведения, который слышал от других мальчишек и по телевидению, — это нормально. Так бывает, когда очень приятно.

— Тебе было приятно? — заинтересовалась Наташа, — Очень? Это оттого, что я трогала твоего петушка?

Илья пока ещё только познавал своё тело, и первый оргазм вызвал сильнейший эмоциональный всплеск. Илья пытался решить, правильно ли это? Не стыдно ли, что он кончил перед девочкой, не сдержавшись и вообще, как часто может повторяться это восхитительное ощущение? Тем временем Наташа вспомнила про свои обязанности врача:

— Больной, я должна осмотреть вашу анус.

Ильюшка опять засмущался, вспомнив, как совсем недавно в школе у них брали из попки мазки. Для этого надо было низко спустить трусики, нагнуться и развести половинки руками. И всё это прилюдно, перед незнакомой строгой медсестрой и, главное, почти перед всем классом, который ждал своей очереди и с интересом разглядывал каждого нового пациента и отпускал дурацкие шуточки.

— Больной, побыстрее, — поторопила Наташка, помогая Илье нагнуться и встать на диване рачком. Илья послушно встал на коленки, соображая, хорошо ли он подмыл утром попку. Попочка была чистая и, когда его раздвинутых ягодиц коснулся прохладный воздух, членик начал напрягаться снова.

— Ты так здорово выглядишь сзади, — похвалила Наташа и потрогала Ильюшкины отвисающие яички. Она помяла мальчику ягодицы, развела их широко в стороны и восторженно заметила:

— У тебя такая хорошенькая попка. Можно я попробую залезть в неё пальчиком?

Ильюшка немного подумал и согласился. Первая попытка была неудачной. Попочка сжималась словно нарочно, когда Наташа попробовала ввести в розово-смуглое колечко палец. Ильюшке стало больно.

— Я знаю, — девочка хлопнула себя по лбу, — я знаю, маленьким детям всегда смазывают попку кремом. Я сейчас тебя помажу.

Она сбегала в соседнюю комнату и принесла с зеркала тюбик с детской мазью. Смазывание попки снаружи и вокруг дырочки тоже оказалось очень приятным. Мальчик раздвинул ягодички в стороны и пока «доктор» Наташа мазала отверстие, нетерпеливый петушок встал окончательно.

Наташа всунула Ильюшке пальчик в задний проход. Парнишка от неожиданности охнул. Ощущение было неприятное. Сразу вспомнилось детство и клизма. Это было ощущение чего-то твёрдого, инородного и влажного, от чего захотелось пукнуть и пописать одновременно. Ильюшка нетерпеливо заёрзал, но Наташа даже не думала вынимать палец. Она, наоборот, велела Илье нагнуться ещё ниже и не стесняться. Несколько минут паренёк терпел движения в своей попке. Было приятно и неприятно одновременно. По-прежнему хотелось пукнуть или описаться, животик надулся, но при этом пиписочка как будто налилась изнутри. Залупка снова сладко зазудела, яички поджались к самой промежности и мальчик сам обнажил головку и начал быстро-быстро дрочить.

— Тебе опять приятно? — осторожно поинтересовалась Наташа, глядя, как Ильюшка присаживается на корточки и кончает во второй раз. Девочка с любопытством проследила, как из Ильюшкиной писочки выстреливает белая струйка и завистливо сказала:

— Я тоже так хочу. Я тоже хочу, что бы мне было приятно.

— Подожди, я посмотрю, не идёт ли бабушка, — Илья торопливо оделся и выбежал на крыльцо. Дождь по прежнему сеял мелкой сеточкой, а всё небо было обложено густыми облаками. Бабушка была на соседней территории.

— Ильюша, я сейчас приду, — крикнула она, — подогрею тебе обед.

— Не надо, бабушка, я уже поел, — соврал Ильюшка, — мы теперь с Наташкой телевизор смотрим и чай пьём.

— Ну, умница, — похвалила бабушка, — возьмите себе к чаю варенья.

Илья кивнул и весь озябший, вернулся в дом. Теперь бабушка точно не придёт ещё долго.

Наташка ждала его в комнате.

— Больная, раздевайтесь, — почувствовав себя в роли доктора, скомандовал Илья, — снимайте всё. Что у вас болит?

«Болела», конечно пися, и Наташка, смущаясь не меньше, чем Илья, разделась догола. Надо сказать, что до сих пор Илья представлял девочкину писю просто как щёлочку. До сегодняшнего дня дети просто приспускали друг перед другом трусики, и Илья имел о женском строении весьма приблизительное представление.

— Ложитесь, больная, — Илья надел на себя фонендоскоп. Наташа прилегла на диван, но долго не хотела разводить ножки. Она делала вид, что стесняется и плотно сжимала коленки. Илья даже обиделся:

— Я тебе всё показал, а ты меня обманываешь.

Наташка возмущённо вспыхнула, но тем не менее подняла ножки и упёрлась пяточками в импровизированные подставки. Её писулька раскрылась, и вместо щелки Илья увидел розовую раковинку. Мальчик присел между ног девочки и в свою очередь начал внимательно рассматривать запрятанные сокровища. Сперва он робел и просто смотрел глазами, но потом осмелел и развёл губки руками.

— Ты не бойся, мне не больно, — ободрила наконец Наташа, — мне однажды доктор даже зеркальце в писю вводил, это тоже было не больно. Даже приятно…

Ильюшка развёл губки ещё шире, рассматривая девочкины дырочки во все глаза. Особенно ему понравилась самая большая дырочка, которая при разведении влажно хлюпнула. Потом Илья расширил Наташину попочку, а затем заинтересовался бугорком в самом верху писульки. Он осторожно пощупал бугорок пальцем. Наташа вздрогнула и тихо сказала:

— Здесь приятней всего.

Илья сперва робко, потом смелее начал трогать эту штучку. Она был немножко похож на его член, особенно тем, что самую головку бугорка закрывала складочка кожи. От его манипуляций девочка задышала часто-часто. Когда Ильюшка снова развёл дырочку, она была вся мокренькая. Он очень осторожно потрогал дырочку пошире и всунул внутрь палец. Там было очень горячо и влажно. Мальчик не знал, что точно надо делать и действовал просто по какому-то наитию. Он подвигал пальчиком внутри и снова стал трогать Наташин бугорок.

— Мне кажется, что я чувствую, тоже, что и ты, — шепнула Наташа, — мне так хорошо. — Её голенькая писулька запульсировала. Ноги девочки задрожали, и она тут же кончила, крепко зажмурив глаза.

— Тебе тоже было приятно?

Илья с интересом изучал дело своих рук. Девочка всё ещё дрожала и её грудная клетка с едва наметившимися холмиками судорожно вздымалась.

— Да, — Наташа кивнула и помолчав, предложила, — а давай ляжем на кровать и будем трогать писи друг у друга одновременно и долго-долго, чтобы опять стало приятно.

Илья кивнул и начал раздеваться. Через несколько минут они уже полностью голенькие лежали на кровати. Детишки долго не могли приладиться, чтобы трогать и рассматривать друг друга одновременно. Наконец Ильюшка догадался встать над Наташей и присесть так низко, что его писулька оказалась как раз перед её лицом.

Он, еще не зная, что это такое, невзначай поимел девочку в рот.

Потом Наташа, тоже мало понимая, что к чему, присела на ротик мальчика и поёрзала на нём.

Испытанные оргазмы были так сильны, что ребята даже позабыли о своей игре в доктора. Они просто хотели повторения феерических ощущений и начали взаимную мастурбацию одновременно. Они уже почти не стеснялись и поэтому трогали друг друга весьма откровенно. Наташка теребила его петушок и засовывала пальчик в попку. Илья щекотал Наташин клитор и гладил влажную расширенную дырочку. Они так осмелели, что Илья даже поцеловал девочку между губок. Ответом послужило нежное прикосновение ротика к его яичкам.

На этот раз они кончили не так быстро, и почти одновременно — голенькие, горячие с порозовевшими гениталиями, они долго лежали без сил, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой.

На крыльце зашумела бабушка. Наташа и Илья вскочили и начали судорожно одеваться. Их сердечки трепетали от испуга и полученного удовольствия. Когда бабушка зашла к ним в комнату, дети были уже одеты и чинно сидели перед телевизором.

— Умницы, — похвалила бабушка, — хорошо себя вели, а то Варькины лбы четырнадцатилетние на новый ковёр три цветочных горшка с землёй вывернули.

— Ну, я пойду, — минут через пятнадцать сказала Наташа и, наклонившись к Илье, зашептала в самое ухо, — знаешь, что у меня сегодня мама в шесть вечера в город уезжает. Приходи вечером, поиграем в больничку ещё…

А вы играли в доктора?
Сперва хотел написать об этом в комменте к посту о дворовых играх. Потом решил, что стоит вынести отдельным постом, ибо тема несколько другая.

Кроме пряток, вышибал, догоняшек, войнушек, казаков-разбрйников и дочек-матерей мы играли в доктора. Игра была довольно волнующей, так как уколы доставались не только куклам, но и всем играющим. И ставились уколы, конечно же, в попу. Чувтвуя запретность публичного оголения мягкого места, дружный коллектив «больных» во главе с доктором перебирался в сакральное место нашего двора — за гаражи. Уж там-то никто не мог помешать торжеству нашей «медицины». До поры до времени…

Одной волнующей игрой стало больше, когда нелепая девочка Маша однажды позвала нас всех (человек 7) за гаражи со словами: «Сейчас вы увидите ГОЛУЮ ТЁТЕНЬ-КУУ!!». Заинтригованные анонсом, мы пошли в сакральное место.

Шоу по нынешним меркам было, мягко сказать, скромное: Маша сначала стоя накрылась одеялом (была мода сидеть на одеялях, если помните), скинула нехитрые летние одёжки, пару раз повторив интригующий анонс. Затем повернулась к нам и… ТА-ДААА! — скинула одеяло. «ГОЛАЯ ТЁТЕНЬ-КАА!!» — радостно сообщила Маша для тех, видимо, кто не въехал, что перед ними голая «тётенька». Затем она оделась, и мы пошли обратно во двор.

Маша гастролировала за гаражами раза три, собирая аншлаг. Но в четвёртый раз вышло так, что двор оказался пуст, и зрителями стали только мы с другом Дениской. Показав классическую программу, Маша удовлетворила наше с Дениской любопытство, дав нам себя потрогать. Спешу заметить: всем нам было по пять, поэтому мы тупо потрогали без тени сексуальных переживаний.

Оказалось, за приватным выступлением и дальнейшими телодвижениями кто-то тихо подглядывал с высоты гаражей. Мерзкие вуаеристы нас и сдали… Вечером к нам в квартиру ворвалась не менее нелепая машина мамаша и всё рассказала родителям. Помню её полушепящее: «…и даже ТРОГАЛИ!» из закрытой прихожей… В тот вечер я первый и последний раз в жизни получил ремня и услышал грозную рекомендацию трогать только свою письку. Плюс порцию обиды и незаслуженного стыда впридачу.

А теперь вопросы:
А вы играли в псевдоэротические игры в доподростковом возрасте?
Ловили ли вас за этим делом родители?
Какие глупости внушали вам во время поучительных бесед?

P.S. Спустя пятнадцать лет в споре с родителями по поводу необходимости сексуального воспитание детей я вспомнил им ту антиродительскую выходку с ремнём и угрозами. Они, к моему удивлению, признали, что были не правы. Мол, в то время они не были готовы реагировать правильно. Хвала богам, несмотря на советско-пуританское воспитание я вырос таким, каким вырос =)

[media=]

[/media]

[media=]

[/media]

Откуда столько денег у этого пидараса

Все это лишь заслуга Hand of midas’a

Я зарабатываю столько голды в минуту

Что все вокруг кричат — «Ты что ебанутый?»

К 40 минут я богаче чем Jay-Z

И если не нравится то лучше хуй мой отсоси

Чтобы разбогатеть не нужно мне потеть

Я нажимаю ульт и деньги начинают течь

Ох как мне надоели все эти нищеброды

Вокруг меня не тима, а просто цирк уродов

Ну что у тебя есть, давай ка покажи

Два брасера и стик — ебать вы все бомжи

И как вообще возможно — с такой командой победить

Не могут даже три крипа в минуту зафармить

Пойду я лучше пушить — пошли они все нахуй

Вот сделаю Treant’ов — снесу врагам бараки

Фурион, фурион — по фарму чемпион

Быстрее всех голду зарабатывает он

Лучший фармила в доте — это Nature’s Profit

Нам базу уже сносят — а он фармит и ему пофиг

Фурион, фурион — штопаный гандон

Своей команде не помогает он

Себе быстрее всех приобрете шесть слотов

Ну а потом в итоге все равно всосет в проглотом

Какого хуя сука я снова проиграл

Себе купил криты лотар и даже абиссал

Да сборка неплохая, с нег мог я бить ебала

Но базу нам снесли, похоже тима подкачала

Ну ладно ничего, но в следующей игре

Куплю рефрешер чтобы весь фарм забрать себе

Затем я сразу точно куплю себе рапиру

Наверно только так смогу выигрывать я игры

Пацан сказал и сделал — он фармил как бог

К 28 минуте купить рапиру смог

С руки 400 урона это вам не шутка

Вот это дпс, да я дамажу жутко

Теперь я всем в секунду сломаю их ебала

Но вижу я кристалку — ну сука ты попала

Ах ебаный ты нахуй, тут сраный рикимару

Да бля моя рапира, все сука я ливаю

Фурион фурион по фарму чемпион

Быстрее всех голду зарабатывает он

Лучший фармила в доте — это Nature’s Profit

Нам базу уже сносят — а он фармит и ему пофиг

Фурион, фурион — какой ты хуесос

За всю игру врагам ты даже товера не снес

Фармить за фуриона сможет даже обезьяна

Такие нубы нам сливают игры постоянно

Пластиковый кофр-саквояж серебристого цвета имел по бокам узкие розовые и широкие синие полоски. Вероятно, маркетологи решили, что подобный простой дизайн подойдёт детям обоего пола. В том числе и мальчикам, у которых идиосинкразия к определённым цветам, видимо, врождённая. И если бы саквояж вдруг оказался весь однотонно нежно-розовым, то половина потенциальных пользователей, вероятно, «отвалилась» бы ещё до того, как их старшие родственники полезли в карман за деньгами.

Покрутив в руках упаковку, Игорь хмыкнул:

– Может, это и неплохая идея. Вон, смотрю, Катя то и дело бинтует своих кукол – видимо, к хирургии тяга начала проявляться. Не рановато ли?

– В таком возрасте это нормальное явление. У детей формируется отношение к медицине, – заявила Анна – высокая плотная блондинка с цепким взглядом серых глаз.

– В «Детском мире» купила? Или заказала на «Али»?

– Представь себе, практически с рук, – ответила Анна мужу. – У распространителя. На вид вполне приличный парень, ненавязчивый…

– У них ничего нельзя покупать, – сказал Игорь, поправив очки и пригладив тёмные волосы к преждевременно наметившейся лысине. – Сколько отдала?

– Четыре с половиной… Он уверял, что такие наборы стоят от семи и выше.

– В магазине, поди, за полторашку похожий можно взять, – проворчал Игорь.

С годами муж становился всё более ворчливым и осторожным. Анна хорошо понимала причины – Игорь был старше её почти на одиннадцать лет и, несмотря на удачно полученное наследство, успел застать «лихорадочную неопределённость» девяностых, как он сам называл те времена.

– Я уже посмотрела на сайтах. Приличный комплект меньше чем за пятёрку сейчас не купишь. Цены на всё просто безумные. А Катюшке надо к чему-то руку прикладывать, пока она наши вещи не изрезала.

Справедливости ради, Анна права: их дочь, пяти лет от роду, была, по выражению бабушки, «непоседлива руками». Не будучи излишне шустрой или – хуже того – гиперактивной, она предпочитала что-то делать, плотно усевшись за стол. При этом, словно сорока, то и дело хватала блестящие – а значит, острые и достаточно опасные, предметы – ножницы или столовые ножи. Ведь ими так интересно вырезывать картинки из рекламных буклетов или отхватывать куски марлевого бинта, которым затем можно обмотать куклу от шеи до пяток!

– В тебя пошла, – говорила Анна мужу на ухо. – Хорошо бы эту энергию да в нужное русло направить…

Самсонов, по мнению супруги, был мужем правильным: живя в частном доме, Игорь старался не допускать ни малейшей неполадки во всех системах жизнеобеспечения. Анна не сталкивалась ни с перекошенными дверями, ни с неработающими выключателями, ни с засорившейся ванной. Кроме мелкого домашнего ремонта, Игорь с явным удовольствием поддерживал в идеальном состоянии зелёный «форд-таурус» девяносто четвёртого года – предмет восхищения многих понимающих автомобилистов – а в их посёлке практически в каждом доме уж одна машина да имелась. Супруги вполне могли позволить себе дополнительное авто, но пока что откладывали приобретение «на потом». Анна знала, что у мужа на счетах денег вполне прилично, но не сказать, что слишком много. К тому же в последнее время дивидендов от акций и отдачи от других вложений стало заметно меньше.

– Но почему именно в медицинское русло? – тихо пробормотал Игорь.

– Я знаю, ты врачам не доверяешь. Может быть, зря. Пустое предубеждение.

– Не такое уж и пустое.

Супруга не хотела спорить на эту тему. Игорь уверял, что его родители преждевременно попали на тот свет именно из-за врачебных ошибок, а что касается самой Анны, то при родах её жизнь в один миг буквально повисла на волоске из-за явной невнимательности или халатности кого-то из персонала, «намудрившего» с капельницей.

Но Кате ничего этого, естественно, знать было не нужно. И к набору юного врача она отнеслась с радостью. Синие глаза девочки прямо вспыхнули огнём восторга, когда она открыла кофр и поочерёдно извлекла оттуда несколько игрушек, весьма прилично имитирующих стетоскоп, шприц, аппарат для измерения давления, молоточек невропатолога и ещё какие-то инструменты. К слову, электронный бесконтактный термометр оказался самым настоящим и даже действующим. Температура тут же была измерена Катей себе, родителям и коту Рыжику. Шесть разнокалиберных и разноцветных кукол, так же как и пластмассовый заяц, тут же оказались в роли пациентов.

– У вас у всех ковид-девятнадцать, – важно объявила девочка, встряхнув светлыми локонами, торчащими из-под белой пилотки, очень похожей на форменную медицинскую, также найденную в комплекте. – Сейчас вас будем лечить. Завтра чтоб все у меня были здоровы!

Игорь и Анна с улыбкой переглянулись. Игрушечный набор явно нравился Кате, а значит – родители тоже довольны.

– Неплохо китайцы делают, – заметил муж, осторожно взяв стетоскоп, после того как дочь была отправлена в спальню. – Один-в-один настоящий, только размером поменьше.

– Он не китайский, – сказала Анна, читая инструкцию. – Тут всё по-русски и по-английски написано.

– Так это уже дистрибьюторы сами перевод напечатали, – возразил Игорь. – У нас же запрещено без русского описания даже игрушки пускать в продажу.

– Странно, что штрих-кода нигде не вижу, – удивилась женщина, крутя в руках кофр.

– Он был на упаковочной плёнке, – без особой уверенности произнёс муж.

– А где она?

– Так порвали и выбросили уже… По-моему, ты сама и кинула её в утилизатор. Да и какая разница, китайский – не китайский. Главное – качество и надёжность.

Анна запустила нос в недра саквояжа и сделала глубокий вдох.

– Фенолом или чем-то резким не пахнет,– сказала она. – Нормальный пластик.

– В наше время всё-таки чуть труднее стало нарваться на ядовитые игрушки, – заметил Игорь.

– Но опасные иногда встречаются.

– Но только не в этом случае. Думаю, ты перестраховалась. Можно было без проблем оставить чемоданчик у Катюшки в комнате.

– Не сейчас. Иначе ребёнок, чего доброго, встанет среди ночи и начнёт играть снова. Сильное впечатление получила. Так что пусть лучше поспит спокойно.

Супруги опять улыбнулись друг другу, но уже немного иначе, чем некоторое время назад. Через несколько минут в их спальне ритмично заскрипела кровать – негромко, чтобы не разбудить Катю, которая, впрочем, тихонько сопела в своей постели, находясь в глубоком сне. На столе в гостиной лежал серебристый кофр с белым крестом. Он был чуть приоткрыт, точно широкий рот огромной лягушки.

***

– Папа! – раздался возмущённый девичий крик. – Ты зачем лазил в мою врачебную сумку?!

Игорь спокойно и честно ответил:

– Мы с мамой решили проверить, нет ли плохого запаха от пластика.

Про себя он подумал, что это надо было сделать ещё до того, как подарок вручили дочери. Но выглядел наборчик добротно выполненным, он сразу вызывал доверие, в отличие от большинства китайского ширпотреба, сделанного на коленке.

– В нём теперь плохо пахнет! И на щипцах какие-то пятна. Если вы берёте мои игрушки, то не надо их пачкать, – капризно, но веско добавила Катя.

При этом она заподозрила именно Игоря. И чуть напряжённый взгляд Анны был понятен мужу, который года полтора назад полностью отказаться от алкоголя. Он действительно однажды, будучи сильно подшофе, попытался выбросить несколько Катиных игрушек, вообразив, словно они наблюдают за ним и делают укоризненные гримасы – точно такие же, какие были на лицах у жены и дочери после возвращения мужа домой по пятницам по окончании посиделок с приятелями. А иногда и по вторникам. И когда Игорь несколько раз проснулся в одиночестве (супруга предпочла провести ночь в гостиной) и посмотрел видео на телефоне, молча продемонстрированное ему Анной, сам отправился к наркологу «зашиваться». Годичный срок вынужденной трезвости миновал, но возвращаться к спиртному Игорь уже боялся. Пить он не умел и понимал это хорошо. Хуже того – он под действием спиртного был очень болтлив и мог потому сказать много лишнего.

Супруга иногда непроизвольно тянула носом, но уже давно сообразила, что с привычкой, едва не укравшей у неё мужа, покончено. Правда, Игорь порой действительно совершал не очень логичные поступки… Хотя и она, Анна, ничем не лучше. Взять тот же набор юного врача, купленный ею исключительно под мимолётной эмоцией.

– Отец не мог испачкать твои щипцы, – всё же решила высказаться Анна в защиту мужа.

– Ну значит, ты… – недовольно произнесла девочка, вытаскивая изогнутый зажим из кофра.

– А ну-ка, – встревоженно воскликнула Анна, протянув руку.

Катя помедлила, но всё же подала матери игрушечный инструмент. Анна сразу же ощутила его стальную тяжесть и очень удивилась – ей вчера казалось, что практически все муляжи медицинских устройств выполнены из пластика. Кроме разве что металлической скобы на стетоскопе. Но более того Анну удивили тёмные пятна на концах инструмента. Женщина поднесла щипцы и осторожно потянула носом. Едва заметно пахло металлом – влажным, окисленным. Чистая нержавеющая сталь не должна издавать такой запах.

Нахмурился и Игорь. Он отлично знал, что ни папа, ни мама не могли перепачкать дочкины игрушки… И его тоже почему-то встревожили эти большие увесистые щипцы, сделанные явно для взрослой руки.

– Доча, подай мне этот кейс, – сказал Самсонов.

Катя внимательно посмотрела на отца, убедилась в том, что сейчас происходит что-то непривычно серьёзное, и поставила набор на стол прямо перед Игорем. Мужчина раскрыл его полностью.

– А это что за пузырёк? – спросила Анна и тотчас взяла маленькую, граммов на двадцать-тридцать, бутылочку с накидной завинчивающейся крышкой. Тут же открыла её и даже отшатнулась. Запах медицинского спирта шибанул в нос и Игорю, у которого обоняние было не столь изощрённым, как у жены.

– По-моему, это идиотизм – укладывать спирт в детский набор! – сказал он.

– Вчера его тут не было, – с уверенностью произнесла Анна. – И ребёнок не мог положить пузырёк сюда. Я думаю, нам надо будет поговорить, Игорь…

– И насчёт этого тоже, – сказал мужчина, вытаскивая из-под резинового молоточка скомканный кусок марли, заскорузлый от какой-то подсохшей субстанции.

– А это что такое, Катя? – спросила Анна у дочери. – По-моему, мы уже не раз договаривалась с тобой, что ты не станешь оставлять мусор в своих игрушках.

Девочка немедленно надула губы. Мать знала, что дочка уже научилась хитрить по мелочи, но сейчас, кажется, лёгкая обида и недоумение были искренними.

Впрочем, родители тоже пребывали в растерянности. Если Анна в какой-то момент допустила, что Игорь решил устроить мелкую заначку в виде концентрированной выпивки, то почти сразу же отмела её как ни с чем не сообразную. Во-первых, муж не был настолько глуп, чтобы прятать алкоголь среди игрушек дочери. Во-вторых, тридцать граммов даже чистого спирта – это, как принято говорить, «ни о чём»… Развернув скукоженную марлю, Анна поморщилась – кусочек ткани был сплошь пропитан зеленовато-жёлто й субстанцией, крепко засохшей. Женщина молча встала из-за стола, подошла к мойке и бросила бинт в мусорное ведро. Затем открыла воду и минуты три потратила на то, чтобы тщательно вымыть стальной зажим и свои руки.

Отец и дочь тем временем мирно беседовали – вернувшаяся Анна услышала, что произошло какое-то недоразумение, и взрослые непременно разберутся, какое именно. А Катя ещё раз пообещает, что не станет оставлять мусор среди игрушек.

…Вечером до Анны донеслось:

– Так, ты, Камилла, уже почти здорова… А тебе, Соня, придётся делать операцию.

Катя увлечённо играла в больницу, но отвлеклась, заслышав шаги.

– Мама, а можно завтра Света придёт ко мне поиграть в докторов? А то вдруг она никогда таких красивых вещей не видела? Они прямо как настоящие – все эти пилки и трубки…

«Пилки и трубки»? Анна вспомнила, что какую-то странно изогнутую штуку с зазубринами она действительно видела среди имитаций врачебных инструментов. Женщина хотела подойти и посмотреть на игрушку ещё раз, но в этот момент заиграла мелодия на телефоне – звонила её мама, бабушка Кати. По пустяковому, в общем, поводу, но о пилках и трубках Анна благополучно забыла.

***

Утро, как оно часто бывает, принесло череду рутинных проблем, и до полудня, когда в гости к дочери пришла закадычная приятельница, родители не вспоминали о наборе юного доктора.

– Мы со Светой уже играли в больницу в садике, – важно произнесла Катя. – Когда снова пойдём осенью в подготовительную группу, то сможем учить других детей, как работают настоящие врачи.

Девочки-сверстницы скрылись в комнате дочери, родители занялись каждый своим делом – мало ли, какие дела могут быть в вынужденном отпуске по случаю очередного перехода на «удалёнку»? Надо покормить Рыжика, зарядить стиральную машину, разобраться, почему во время порывов ветра так ужасно завывает со стороны подвальных приямков…

Игорь сказал, что ему нужно дойти до поселкового хозмага и приобрести пару дисков для «болгарки». Минут через десять позвонила мама Светы и намекнула, что дочке пора и честь знать. Анна выставила подружку Кати, разрешив дочери проводить приятельницу до дома, благо та жила буквально в сотне метров вдоль по улице. Сама добежала до сетевого магазина, который недавно со всей присущей сетям элегантностью заменил собой нескольких частных предпринимателей, подняв цены на продукты питания и унифицировав ассортимент.

Забрав Катю от соседского коттеджа, Анна направилась восвояси. Игорь был уже дома – из подвала раздавался стук молотка. А через несколько минут из спальни дочери донёсся вопль, полный ужаса и негодования.

Анна оставила недорезанный на доске салат, едва не уронив нож, и метнулась в комнату. Зрелище её шокировало: женщина сама была готова закричать – от неожиданности и нереальности произошедшего.

По полу были разбросаны инструменты из медицинского кофра, который как попало валялся под столом. Размотанные и скомканные бинты, перепачканные чем-то похожим на кровь, разбросали словно специально, чтобы позлить её, Анну. Но самое страшное и нелепое оказалось в куклах, вернее, в том виде, в каком они сейчас пребывали. Все шесть игрушечных любимиц Кати были полураздеты и раскиданы среди марлевых лент. С ужасом Анна обратила внимание, что каждой кукле каким-то острым лезвием был разрезан животик – четырём снизу вверх, двум – поперёк. Катя с отчаянным криком схватила красотку Арлетту – большую куклу, самую дорогую из всех, умеющую произносить не менее пятнадцати фраз. Арлетта открыла глаза.

– Мама! Мне больно! – сказала кукла, и её длинные ресницы тотчас опустились.

Тогда закричала и Анна.

***

– Чёрт возьми, но ты же понимаешь, что этого я не мог сделать! – бушевал Игорь, размахивая руками и поминутно поправляя очки.

– А кто? Кто? Девочки? – гневно спросила Анна, сердито сверкая глазами. Женщина была готова заплакать от непонимания и ужаса. – Я с трудом успокоила Катюшку, у неё началась настоящая истерика. Хорошо хоть, бабушка у нас мобильная, сама приехала на машине и забрала к себе… Что с тобой происходит?

– Со мной всё в порядке, – ответил Игорь. – Я мог бы и тебе задать точно такие же вопросы. И не только. Ты же сама видишь, тут что-то изменилось… Появились новые игрушки… Вернее, медицинские инструменты, практически настоящие. Ты не обратила внимания, Света ничего с собой не приносила?

– Вроде бы какой-то пакет она держала в руках… Чипсы и пепси. Ну да, ты знаешь, что я категорически против этого, но один раз в месяц не повредит…

– Но откуда взялось это? – проговорил Игорь. – Не могу поверить, чтобы родители Светы разрешали дочери играть с настоящими медицинскими штуками!

– Ну, у неё только мама… И отчим, – рассеянно произнесла Анна.

– Неважно. Ты посмотри, разве можно детям давать такое?

Анна согласно покачала головой. Резиновый жгут. Короткая трубка с раздувающейся манжеткой – то ли зонд, то ли катетер. Изогнутая стальная пила. И – самое страшное, нереальное и необъяснимое – скальпель. Настоящий хирургический нож, блестящий и покрытый тёмными пятнами. Видимо, этим скальпелем кто-то проткнул куклам животы. И этот «кто-то» – точно не Катя. И вряд ли Света. Невозможно было представить, чтобы две пятилетние девочки, тихонько хихикая и важно произнося «дышите – не дышите», развлекались тем, что режут игрушки. Катя бы этого сделать не смогла, а уж допустить, чтобы на её глазах подобное вздумала сотворить другая девочка, хотя бы и подруга – ну это уж, знаете…

– Ты точно ничего не принимаешь? – спросила Анна, смотря прямо в глаза Игорю.

– Только феназепам, ты же в курсе.

– Я не об этом.

– Конечно же, ничего.

Анна молча сгребла несколько обрывков бинта, потянула носом.

– Спиртом пахнут. И пятна как есть кровь. Самая настоящая.

Игорь согласился.

– Это не кетчуп. Но откуда у девочек всё это?

– Может, всё-таки тебя нужно спросить?

– Не надо на меня собак вешать, – сердито и устало сказал муж. – Поверь, я сам в шоке.

– Но если ты ни при чём, то…

– Мне кажется, ты очень вовремя отправила Катю матери.

– Вот как?

– А ты ещё не поняла, что к нам в дом проник посторонний? Кстати, а где Рыжик?

Анна охнула.

– Ты попыталась найти самое простое объяснение всему этому, – обвёл Игорь рукой комнату. – Но ты же знаешь, что на это не способен ни я, ни девочки.

– Надо убрать тут всё, – тихо сказала Анна.

– Я займусь сигнализацией, – произнёс Игорь. – Да, я знаю, что давно пора, ты и сама пару раз насчёт неё говорила. Девяностые годы вернулись. И мы с тобой оба это знаем.

Анна внимательно посмотрела на мужа. В его глазах появился страх, и жене это не нравилось. Она не привыкла видеть Игоря напуганным.

***

Серебристый кофр стал тяжелее и словно бы как-то «угловатее». Удивляться уже не хотелось. Понятно, что веса добавили вновь появившиеся металлические предметы: зажим, скальпель и «сектор «приз»!» – вытащенный из-под кровати вагинальный расширитель. Анна даже не стала уведомлять Игоря об этой последней находке. Она хотела верить мужу – и мозг, и сердце говорили, что Игорь не имеет никакого отношения к странной «трансформации» игрового набора в настоящий. Одно беда – говорили они не слишком громко. Почему – Анна не понимала, и от этого тревога лишь обострялась. А холодный, липкий страх, возникший после слов мужа о «постороннем», настроение не улучшал.

И в довершение ко всему – пропажа общего любимца Рыжика, который по своей воле крайне редко высовывал розовый носик за пределы входной двери. Анна гнала из головы мысли о том, что мог сделать с котом «посторонний», но, вспоминая о бинтах, перепачканных кровью (чьей?!) никак не могла отделаться от ощущения, что в её жизнь вторглось нечто чуждое, мерзкое, опасное.

Кофр, завёрнутый в белый полиэтиленовый пакет, стоял возле двери. И Анне нужно было сделать лишь несколько шагов, чтобы вынести его на улицу, потратить минут пять, дойти до мусорных контейнеров и навсегда отделаться от этого непостижимого события вместе с содержимым крайне неудачной покупки.

В другом пакетике – поменьше – лежал обрывок почерневшей марли. Анна не знала, что с ним делать, хотя действовать было нужно. Женщина уже позвонила по нескольким номерам – в судмедэкспертизу, пару ветеринарных клиник и даже Роспотребнадзор. Ей хотелось выяснить, чем именно перепачкан бинт – действительно ли кровью, а если кровью, уж не кошачьей ли?.. В последней организации с ней даже толком разговаривать не стали, в первой же, едва услышав слово «кровь», тут же начали требовать паспортные данные. В одной из «ветеринарок» Анне неуверенно пообещали провести анализ биоматериала, но ехать было далековато, а машину взял муж, чтобы срочно заключить договор на подключение их дома к охранной сигнализации. Поэтому пока что можно было вынести опасный и странный «детский» набор на свалку. Успеет ли она сегодня сделать все намеченные дела? День понемногу клонился к вечеру, но ветеринарная клиника работала до двадцати ноль-ноль, как ей подтвердили по телефону.

Анна решилась. Взяв пакет, она вышла на улицу и направилась в сторону ворот посёлка. Их микрорайон называли «охраняемым», но Анна отлично знала, сколько дырок за последние три-четыре года наделали в ограждении – притом как снаружи, так и изнутри. Потому важный вахтёр на шлагбауме восседал больше для поддержания собственной значимости жителей посёлка – якобы они относятся не к самому низшему слою среднего класса.

Свалка находилась неподалёку от полосатой будки – достаточно близко, чтобы охранник мог за ней наблюдать, но и вполне на расстоянии, дабы возможные миазмы не долетали до носа поселкового стража. Анна неспешно двигалась по дороге по направлению к воротам, как вдруг увидела странно знакомую высокую фигуру в длинном пиджаке и узких брюках. Этого чуть старомодно одетого человека она узнала – именно у него женщина приобрела этот проклятый набор «Юный доктор»!

– Мужчина! – воскликнула Анна. – Подождите минуту!

Высокий явно двигался к воротам. Он по-прежнему шёл обычным шагом, но Анне показалось, будто бы его движение ускорилось. Мужчина на какой-то миг обернулся, и Анна окончательно поняла – он! Ноги сами понесли её к воротам. Но странно – уходящий обычным шагом человек словно бы шёл быстрее бегущей Анны, хотя будка с сидящим в ней охранником приближалась. Что за бред? Такого же не может быть в реальной жизни?

Как бы в ответ на этот заданный самой себе вопрос правая кроссовка Анны угодила в небольшую лужу машинного масла, вытекшего на асфальт из мусоровоза, недавно побывавшего в посёлке, и женщина, потеряв равновесие, растянулась, грохнувшись на локти и колени. Больно было ужасно. Анна сразу вспомнила, как она лет семь-восемь назад точно так же упала, поскользнувшись на банановой кожуре, и содрала кожу. И как потом ей было неловко ехать в маршрутке, когда на неё, вчерашнюю выпускницу вуза, нагло поглядывали старшеклассники, косясь на ободранные коленки и «понимающе» перешёптываясь.

Анна поднялась, отряхнула юбку и куртку. Странный мужчина уже скрылся за воротами. Женщина, чуть прихрамывая, вышла за пределы посёлка, но поблизости не было ни души. Ругая себя за неуклюжесть, вернулась на территорию, и тут из будки вышел упитанный охранник – бывший военный лет пятидесяти с небольшим.

– Вам помочь, девушка? – спросил он раскатистым басом. – У меня тут чистая вода, щётка… Заходите в будку. Пластырь в аптечке есть…

Пригодилось всё. Анна от души благодарила Василия Сергеевича – так было написано на бейдже. Тот добродушно усмехался, костеря мусорщика Агафонова. Этот водитель, по словам Василия, «уже достал своим вонючим КамАЗом, из всех щелей которого хлещет масло».

– Да хотела догнать этого торговца, – сказала Анна, отвечая на вопрос охранника, который поинтересовался, куда и зачем девушка «понеслась, будто за зайцем скачет».

– Торговца? – переспросил охранник.

– Да, высокий мужчина в костюме таком, как лет десять назад носили.

– Что-то не заметил тут сейчас никого, – озадаченно почесал шевелюру охранник.

– Ему лет тридцать пять, у него бачки пушистые, нос длинный. Под носом шрам такой глубокий, как будто ус растёт…

– Чего? – поразился Василий Сергеевич.

Анна повторила описание торговца, вспомнив его непривычный говор, то ли волжский, то ли северный – «окающий». Заодно добавила про запомнившийся дефект речи – мужчина тот плохо выговаривал звук «л», сбиваясь на нечто среднее между «в» и «у».

Охранник крепко задумался. На лице его появилось выражение сильнейшего удивления.

– Девушка, – сказал он озадаченно. – Этого человека вы не могли тут сейчас видеть.

– Почему?

– Да как вам сказать?.. Он погиб несколько лет тому назад. Вот точно такой, как вы описываете, в том числе косноязычный. Он и меня так и называл «Васивий».

– Погиб? Как? Отчего?

– У него жена попала в больницу, как потом выяснилось, по пустяковому поводу. Но почему-то назначили операцию. Заворот кишок – не заворот, но вскрыли неудачно. Или с анестезией намудрили. В общем, зарезали дамочку прямо на столе, не отходя от кассы.

– Вот как?.. А он что?

– Месяц или два ходил как пришибленный. Потом по пьяному делу попал под поезд, а может, и сам кинулся – кто теперь разберёт?

– Ничего не понимаю… Под какой поезд? Он отсюда, из нашего посёлка?

– Нет, мы с ним по соседству тогда жили. Тоже под Москвой, но по другой ветке – в Голутвине.

Анна задумалась.

– Знаете, это всё-таки совпадение какое-то… Он торговлей вразнос, случайно, не занимался?

– Нет, даже близко. Анатолий вообще небедный мужичок был. Из молодых, да ранний. Какими-то делами рулил. Может быть, даже криминальными. Но сам вполне нормальный, не зазнайка. И выручить всегда мог, если у кого проблемы.

– Да, конечно. Вряд ли это он. Само собой, совпадение… Ладно, Василий Сергеевич, спасибо вам большое. Пойду, пожалуй.

– Удачи, девушка. И будьте осторожны.

***

Анне повезло. Не успела она подойти к дому, как по дороге проехал знакомый зелёный «форд» – то возвращался Игорь. И возвращался с удачей – по его словам, завтра с утра прибудут монтажники ставить дом под современную охрану – с видеомониторингом и прочими делами. Договор подписан, всё в порядке. Анна попросила ключи от машины, дабы съездить до ветеринарной клиники, отдать кусок марли на анализ. Игорь помрачнел, потому что кот так и не появился – а Рыжик обычно всегда встречал возвращающихся хозяев у двери, урча и подрагивая хвостом.

Поездка по подмосковным пробкам затянулась. К счастью, клиника находилась не слишком далеко от МКАДа, и женщина вернулась домой ещё засветло, около девяти вечера. Игорь до её приезда приготовил нехитрый, но вкусный ужин и даже достал бутылку сухого вина – впервые за полтора года в доме появилось спиртное.

– Что за повод? – подняла брови Анна.

– За установку сигнализации… За окончание недоразумений… Чтоб нам никто не вредил… Кстати, пока ты ездила, я пригласил охранника с ворот, он бывший военный гэбист, посторонних нюхом чует. Попросил посмотреть после смены – не мог ли к нам кто залазить.

– И что?

– Без особой уверенности, но сказал, что повреждена сетка на заборе слева от калитки. Недавние следы то ли обрыва, то ли даже перекусывания металла. По его совету я размотал немного колючки по низу ограждения.

– Лишь бы только Рыжик не напоролся.

– Да, Рыжик… С ним вообще непонятно. Он даже по двору не гулял никогда. Кстати, я планирую сегодня время от времени поглядывать из окон. Мало ли…

После ужина, прошедшего в спокойной обстановке, Анна направилась в кухню с посудой и… опять чуть не рухнула, зацепившись одной ногой за другую.

– Игорь! Это что такое?! – закричала женщина, не веря своим глазам, которые обнаружили белый пакет в углу кухни.

Муж тут же подбежал на крик.

– А, так это охранник принёс. Этот, Сергеич. По его словам, ты куда-то ходила за ворота, чтобы кого-то увидеть, да поскользнулась и упала. Вы там о чём-то поговорили, а потом, когда я ему позвонил, он пришёл и принёс твои вещи, которые ты забыла у него в будке… Что-то не так?

– Игорь… Это не мои вещи. Это тот проклятый «докторский» набор! Я же хотела его выкинуть!

И Анна рассказала обо всём, что произошло возле ворот сегодня. Включая и историю Анатолия и его жены.

– Что с этой дрянью теперь делать? – спросил Игорь. – Я даже не подумал, что охранник вздумает притащить обратно эту штуку.

– Надо выбросить. Я унесу.

– Да ладно, завтра. Что по темноте шастать? Давай, я его просто за дверь выставлю.

– Как скажешь, – пожала плечами женщина.

– Слушай, а как выглядел этот парень? – спросил Игорь, вернувшись.

Анна повторила. И спросила:

– А ты что, знал его?

– Нет, – ответил муж, отведя глаза в сторону. – Не мог я его знать. Откуда?

***

– Аня… Ань… Слышишь?

– Чего?.. – сонно пробормотала жена.

– Как будто в окно со стороны двора кто-то стучит… – проворчал Игорь. – Давно собирался заколотить его. Толку от этой амбразуры никакого…

– Сходил бы вниз, глянул…

– Телефон наготове держи, если что.

Игорь поднялся, обул шлёпанцы и тихо вышел из комнаты. Прошло три минуты, пять. Что такое?

Подозрительных звуков до ушей Анны больше не доносилось, но беспокойство росло. Где бродит Игорь? Почему так долго? Дом вроде не огромный, всего-то делов спуститься на первый этаж и потом обратно подняться… Нет уж. Надо самой встать и глянуть, что там происходит. Главное – телефон в руке держать, чтоб сразу нажать две клавиши, настроенных на вызов местной охраны…

Дом был погружён во мрак и гробовое безмолвие. Жизнь в «охраняемых» посёлках всё же сильно отличалась от городского быта. На Анну, выросшую в многоквартирном московском доме, поселковая тишина порой действовала угнетающе, а дом поначалу даже пугал. Никак она не могла взять в толк, зачем людям такие большие пространства. Конечно, по сравнению с теми домами, в которых живут семьи в американских фильмах, их коттеджик был довольно мал, но всё же…

Коридор первого этажа, освещённый светодиодными ночниками, провешенными на ленте вдоль плинтусов, был пуст. Куда же забрёл Игорь? Уж не в подвал ли? По идее, больше некуда… Но зачем? Может, в гараж?

В бокс для машины вела высокая дверь, в подвал – низкая. Скорее даже, просто вертикальный люк под лестницей. Анна открыла дверцу, присела перед проёмом, втянула затхлый воздух…

– Игорь! – крикнула она.

В ответ раздался странный тихий звук, вообще непохожий на человеческий голос. Словно скулило какое-то животное. Рыжик?! Рука нащупала выключатель, под ногами зажглась тусклая лампа. Странный звук повторился. «Ууу-ууу-ууу», – донеслось до ушей женщины. Она осторожно стала ступать по скользким деревянным перекладинам лестницы – шаткой, неудобной, установленной ещё прежними жильцами этого дома. «Кто они были, интересно?» – совсем некстати закралась в голову мысль. Опять вспомнились американские фильмы – жутковатые, но вовсе не ужасные, если подумать. «Привидений нет», – сказала себе Анна, постукивая зубами от страха. Опять послышалось невнятное урчание. Женщина наконец ступила ногами на скользкий пол, кривовато выложенный квадратной плиткой, и заглянула под лестницу. Телефон выпал из её руки, она кинулась к рыжему коту, который – вот ведь кошмар-то! – был плотно опутан бельевыми верёвками и судорожно дёргался, пытаясь освободиться. Мордочка Рыжика была замотана платком, вероятно, затем, чтобы приглушить мяв, но не удушить котика. Сбоку послышался неясный шум, и в глазах Анны словно что-то посыпалось – то ли мусор, то ли звёзды с неба.

***

Женщина пришла в себя скоро, возможно, уже через несколько минут. Голова болела, понимание того, что с ней происходит, словно пыталось «уплыть». Она с трудом вспомнила, как спустилась в подвал, потеряв Игоря (а он-то куда потащился среди ночи?!) и вообще, что происходит. Хриплое кошачье урчанье никак не могло подсказать, в чём дело.

В подвале места было не так много – эта комнатка-погреб имела площадь от силы два метра на полтора. Кем-то из прежних владельцев тут был устроен деревянный топчан, на который сейчас уложили Анну лицом вверх. Её ноги крепко привязали к ножкам этого ложа, а руки пропустили под настилом и стянули запястья вместе. Кроме кошачьего урчания женщина слышала и злобное, явно мужское мычанье. Несмотря на то, что голос был заглушён, Анна его узнала – то мог быть её муж. Она повернула голову в сторону и охнула в кляп, которым точно так же был заткнут и ей рот. Игорь, связанный, сидел под лестницей, и свободной у него была только одна правая рука, которой тот судорожно двигал в разные стороны.

А в руке Игорь держал молоток.

Которым мог легко дотянуться до лица Анны, несмотря на то, что был связан и почти лишён возможности двигаться.

Уйма вопросов крутилась в голове женщины, но она не могла их сейчас ни задать, ни получить на них ответы. Анна даже не понимала, реальность это, сон или последствия лёгкого сотрясения – а о том, что ей слегка шевельнули мозг, женщина смутно догадывалась.

Сверху донеслись тяжёлые шаги, затем скрипнула дверца под лестницей. Анна подняла глаза, смотря на переступающие по перекладинам ноги в мужских полуботинках и тёмных брюках. Она уже поняла, кого именно сейчас увидит. И потому не сильно удивилась, когда к её изножью протиснулся давешний торговец вразнос, он же «живой мертвец» Анатолий – если его так действительно звали, по словам Василия. «Мертвец», как и следовало ожидать, был живее всех живых и выглядел вполне прилично для зомби и прочей нечисти из художественных фильмов. Но Анне сейчас было страшно. Она ничего не понимала, кроме того, что пришёл некто, решивший причинить зло и боль ей и её мужу. Единственно, иногда она почему-то воображала, что этот «Анатолий» и её Игорь – одно и то же лицо… Но это уже были последствия удара по голове, не иначе.

Спустившийся держал в руке пресловутый кофр с красным крестом.

– Привет, Самсоновы, – поздоровался этот человек. – Не люблю долгих церемоний, никогда не был сторонником каких-то рассказов и историй. Особенно о самом себе. Потому что никого не должно волновать чужое прошлое, верно?

Анатолий положил кофр прямо на пол, пошевелил рукой лязгнувшие внутри инструменты.

– Теперь, – обратился он к Анне, – я дам тебе возможность говорить. Можешь даже орать – тебя всё равно никто не услышит. Ближайшие соседние дома пусты – я проверил. Люди понемногу разъезжаются отсюда. Бедным после четырнадцатого года стало не по карману платить за коттеджи, богатым тут делать нечего.

С этими словами он протянул медицинский зажим к лицу Анны и вытащил из её рта влажную тряпку. Стало чуть легче. Но почему-то и намного страшнее.

– Тебе твой муж не рассказывал, на какие деньги он купил этот дом в не самом плохом микрорайоне? А если и говорил, то ты ему, вероятно, поверила? Впрочем, неважно.

– Кто ты на самом деле? – спросила Анна. – И какого хрена тебе нужно? Имя Анатолий тебе известно?

– Именно это я сейчас тебе и начинаю рассказывать. Не помню, назвал ли я тебе своё имя, но это неважно. Важно, что несколько лет тому назад сравнительно недалеко отсюда твой муж работал начинающим анестезиологом в одной из больниц.

Игорь за лестницей дёрнулся и промычал явно какое-то проклятие.

– Ты удивлена? – спросил Анатолий. – А, ну да. Он тебе рассказал какую-то другую легенду из своей жизни. Кем он был якобы? Наследником удачливого «прихватизатора», наверное? Ничего подобного. Он был нищим сотрудником муниципальной клиники. Возможно, со временем он чего-нибудь бы и добился, но его путь в большую медицину только начался. А ждать не хотелось. Поэтому когда ему предложили неплохие деньги, чтобы свалить меня… Даже не то что именно меня, и не сказать, что свалить, он не отказался. Поймите, я – хищник. Очень злой и опасный хищник, но только такие выживают и процветают в нашей сказочной стране. Но я очень любил свою жену. Не знаю, способен ли твой муж на такое. Мы это скоро поймём… Он, в общем-то ведь, тоже хищник. Только иного типа. Падальщик. Гиена.

– Я ничего не понимаю, – произнесла Анна. – Ты несёшь какой-то бред. Я рассказала охране посёлка, что к нам собирается вторгнуться какой-то злоумышленник, и сейчас сюда приедет наряд!

– Никто сюда не приедет, – возразил Анатолий. – Продолжаю. Моей жене поставили неверный диагноз… Хотя нет, диагноз был правильный, но операцию назначили такую, после которой и в идеальных условиях очухаться сложно. Твоему мужу за большие деньги предложили сделать так, чтобы она не встала после операции. И ты знаешь, что он сотворил? Он дал моей жене неправильный наркоз. Иногда даже нужная смесь газов не может усыпить пациента, и он, лёжа на столе, ощущает малейшие движения скальпеля и всего остального, но не в состоянии ни крикнуть, ни пошевелиться. После этого человек часто не выживает. А если дать особую, неправильную смесь, то любой пациент заведомо погрузится в паралич, но будет чувствовать всё. Твой муж получил нужные инструкции, и у него была возможность сделать всё как надо. Моей жене делали операцию на брюшной полости. И длилась она пять часов. ПЯТЬ! ЧАСОВ! Пять бесконечных часов ни в чём не повинная женщина испытывала чудовищные страдания, не в силах прекратить их или хоть как-то дать знать хирургам, что дело идёт не так! И в конце концов она скончалась от болевого шока. Хирурга хотели посадить, но он как-то отмазался. Я даже иногда думаю, что он действительно был не виноват. Правда, проверить это невозможно. Когда мои ребята кидали его под поезд в моей одежде с моими документами, он орал, что ничего не знает. А вот твой муж получил бабки и свалил, будучи уверенным, что я сдох, и что его никто никогда не достанет. Но я жив, и я его достал.

– Боже, какой бред, – простонала Анна.

– Не зря мудрые люди говорят, что месть – это блюдо, которое подают холодным… Правда, я действительно на какое-то время потерял след, но не расстраивался. Даже если бы он свалил в Зимбабве, я бы и там его нашёл, рано или поздно. Я и сейчас думаю, не сильно ли я поторопился. Как ты считаешь?

– Я полагаю, ты безумный психопат, – сказала женщина. – У тебя крыша поехала. Не понимаю, с чего ты внушил эту историю?

– Думать так тебе не запрещается, – покачал головой Анатолий. – Но я действительно не хочу больше тянуть время. Сейчас мы повторим сцену в операционной. В роли хирурга буду я. В роли пациентки – ты. А анестезиологом я решил назначить твоего супруга. Скорпион своих привычек не меняет, верно, Игорь?

Отчаянное мычание могло означать что угодно.

– Думаю, он справится. Я приступаю к операции. Конечно, тебе будет больно, очень больно. Я ведь не хирург на самом деле, но кое-что в анатомии понимаю. И знаю, каким образом можно вскрыть живот, чтобы не допустить большой кровопотери и не замучить тебя раньше времени до болевого шока. Но в любом случае твои страдания будут просто жуткими, ты даже не представляешь, насколько. И если твой муж любит тебя хотя бы на четверть так же сильно, как я любил свою жену, он найдёт способ включить анестезию. И на этот раз правильную. Видишь у него в руке молоток?

В теле Анны словно воцарился лютый мороз. Холодные ледяные капли пронзили её от сердца до промежности. Анатолий взял в руку скальпель и рассёк на теле женщины ночную рубашку, обнажив живот, грудь и бёдра.

– Начнём, пожалуй, – сказал он. – Как я уже говорил, можешь орать. Анестезиолог! Вы готовы?.. В случае, если просьба пациентки поступит… А она поступит непременно, рекомендую бить анестезией в висок или в макушку. Тогда удастся провести обезболивание с одного удара. Лобовая кость может оказаться слишком толстой. В крайнем случае попробуйте нанести удар в надбровную дугу.

Долгое злобное мычание было ответом «хирургу».

– Инструкции, по всей видимости, понятны. Пациентка, готовьтесь к первому надрезу. Кстати, скальпель, по-моему, не очень удобен.

Анатолий достал откуда-то складной нож и нажал на боковину рукоятки. Из неё с коротким щелчком выскочило лезвие с кровостоком. Анна зажмурилась и попыталась дёрнуться всем телом. Тщетно! Резкое жгучее ощущение ниже и правее пупка дало ей понять, что клинок разрезал кожу и углубился внутрь живота. Кричать оказалось очень легко. Гораздо легче, чем вынести действительно адскую боль, когда кончик лезвия проткнул оболочку брюшины.

– Это только начало операции, – произнёс Анатолий. – Чёрт, а кровищи-то уже сколько… Ладно, потом наверху переоденусь.

Лезвие ножа скользнуло вбок, и новая боль была сравнима лишь со взрывом бомбы.

– Кажется, я что-то проткнул, – как бы извиняясь, проговорил «хирург», притом довольно громко, чтобы перекрыть стоны Анны. – Послушайте, анестезиолог, не кажется ли вам, что операция идёт достаточно успешно?

Самсонов мог только бессильно выть в кляп, глядя на изощрённую месть. Его жена корчилась и билась на топчане, испытывая безумные боли в животе. Её хриплые крики должны были проникать Игорю в самое сердце. Его рука сжала молоток, но он не был в силах ударить Анну.

– Твоя супруга – очень выносливая пациентка, – сообщил Анатолий.

– Игорь! Игорь! – в ужасе вопила женщина. – Что же это такое происходит?! Мне больно! Мне бооооольноо!!!

Мужчина воткнул нож женщине выше пупка сбоку и повёл разрез по пологой дуге книзу, не стараясь сильно углубляться в чрево.

– Неееет! Нееет!!! – отчаянно кричала Анна. От рывков её тела топчан раскачивался и даже слегка подпрыгивал.

Анатолий оставил подрагивающий нож в животе Анны, тщательно вытер окровавленные руки и достал сигареты.

– Небольшой перерыв, – заявил он, щёлкая зажигалкой. – Я немного устал. Как вы думаете, анестезиолог, сильно ли притомилась наша пациентка? Если она будет лежать смирно, то это ещё куда ни шло. Но если… Э-э, так я и знал…

Тело Анны начало конвульсивно сокращаться. Анатолий едва успел выдернуть нож. Из длинной раны на левом боку показалась оболочка толстой кишки. На топчан и пол стекали струи крови, но, как ни странно, пупок и кожа вокруг него пока что были чистыми, незапачканными.

– О-о-ааа-ооо!!! Оооххх! – на разные лады, то хрипло, то нежно, стонала женщина.

«Хирург» неспешно курил сигарету. Трудно сказать, что творилось в голове у этого «мстителя». Он никогда не считал себя ни маньяком, ни вообще закоренелым убийцей, хотя несколько человек уже успел отправить на тот свет (из них двоих собственноручно). Он и не отдавал отчёта своим мыслям, но немного удивлялся тому, что получает удовольствие не от мести, а от вида жестоких страданий. Месть сама по себе оказалась скучной. А вот проникновение ножа в женский живот – это было нечто новое и странно возбуждающее.

Лезвие ткнулось в дрожащую ямочку пупка и погрузилось в податливую плоть. «Хирург» добился новой череды стонов и хриплых криков. Анна уже не помнила себя от боли и время от времени обращалась то ли к своему убийце, то ли к мужу, чтобы они прекратили эту ужасную пытку.

– Слыхал, анестезиолог? – спросил Анатолий, погружая стальной зажим глубоко в рану на месте пупка. – Кажется, пора приступать. Впрочем, это твоё дело. Операция, как я уже говорил, идёт успешно.

Он сделал несколько сжимающих движений, затем потащил инструмент назад, захватив пару петель тонкого кишечника Анны. «Хирург» начал неспешно наматывать их на зажим. Женщина вдруг резко замолчала, приподняв голову. Округлившимися глазами она глядела, как её внутренности вылезают наружу и медленно накручиваются на инструмент с едва слышными хлюпаньем и урчанием.

– Игорь, прекрати это, – прошептала Анна, откидывая голову на топчан.

На шершавой стене появилась бледная тень от медленно поднимаемого молотка, зажатого в дрожащей руке.

***

– И что там выяснили, Сергеич? – спросил Агафонов, водитель мусоровоза. Его КамАЗ, как обычно, вонял на весь посёлок не только содержимым кузова, но и частично сгоревшим топливом. Правда, сейчас двигатель был выключен, потому что история, которую рассказывал охранник собеседнику, оказалась столь же интересна, сколь и кошмарна.

– Короче, Игорь Самсонов свихнулся окончательно. Следствие выяснило, что он раньше работал анестезиологом, но уже много лет занимался чем угодно, но только не медициной. Даже от своей жены он держал своё прошлое в секрете. Была там непростая история – то ли пациентку случайно зарезали, то ли ещё какая неприятность. Но, видимо, ему настолько хотелось вернуться к своей работе, что он ударил по голове жену, сбросил её в подпол и там раскромсал ножом, вообразив, будто делает ей операцию. Я немного знаком с материалами следствия. Самсонов сначала тренировался на игрушках собственной дочери. Представляешь? Он распорол животы всем куклам, а через день сделал то же самое и с супругой. Счастье, что та успела дочь к бабке отправить, а то этот поехавший, чего доброго, и до девчонки бы добрался.

– А с самим Самсоновым что случилось? Арестован, не?

– Нет. Он в оконцовке и себе горло перерезал.

– Чудовищная история.

– Ещё бы! Правда, у следствия, как мне по знакомству сказали, осталась пара-тройка незакрытых вопросов.

– Это каких?

– Самсонов беспокоился, что к нему якобы кто-то пытается проникнуть в дом. Он даже меня приглашал, типа для того, чтобы я посмотрел, всё ли в порядке. Ему кто-то наговорил, что я военным спецом раньше служил по внутренним расследованиям. И ещё он заказал сигнализацию для дома. Буквально за несколько часов до убийства. Зачем – непонятно. Явного проникновения посторонних так и не обнаружили.

– А ещё что?

– Анна, его жена, тем же вечером отвезла в ветеринарку чью-то кровь на анализ. Боялась, что это их кота кто-то убил.

– И чья оказалась?

– Кошачья и оказалась. Самсонов, гад такой, и кота чутка покалечил, чтобы перемазать кровью бинты, раскиданные по дому. Но Рыжему повезло. Вон, видишь, на подстилке спит?.. Это ихний кошак, теперь со мной живёт. Представь, он тоже был в том подполе и всё видел. Умел бы говорить, глядишь, и рассказал бы точно, как дело было. И закрыл бы все мелкие вопросы.

Моя первая практика…

 Доктором я стал рано — в семь лет.
– Мама, я доктор! – обрадовал я однажды свою маму.
— Очень хорошо, – ответила она.
— Я вылечил Таню.
— Прекрасно.
— И Олю.
— Замечательно.
Мама накормила меня борщом. И я снова убежал практиковать.

 Таню и Олю мы лечили втроём. Девочки лечились охотно, и выздоравливать не желали. Их состояние определялось нами, как крайне запущенное.
Поликлинику мы оборудовали в дровяном сарае. Первоначально он задумывался, как штаб для пыток фашистов. Но, когда в фашистах обнаружился дефицит, мы переименовали его в больницу.

 Я принёс термометр и фонендоскоп. Санька приволок вату с зелёнкой. Олег — клизму. И клиника открылась для посетителей.
Олег учился в четвёртом классе и в медицине уже кое-что кумекал. Поэтому первой на обследование он пригласил свою одноклассницу Инну. Но та, сказав: «никогда… ну, может быть, завтра», привела в больницу свою младшую сестру Олю и её подружку Таню — моих ровесниц, у которых сразу же выявилась целая куча хвороб.

 Мы лечили их три дня. С утра до ночи. Не покладая рук. А на четвёртый к нам в дом ворвались Танина и Олина мамы.
— Он ставил им уколы! – кричали мамы девочек. – Тот засранец мазал их зелёнкой, а ваш – ставил им уколы!!
Всё это я слушал, лёжа под диваном, и на засранца практически не обижался. Меня полуобморочного не страшили даже пауки. А половицы, как назло, не отрывались. Я хотел под них забраться, но они не отрывались!!!

 А когда, наконец, чужие крики стихли, начались свои — родные.
Кричала мама.
— Он их попортил! Боже-боже, он их попортил!
Кто кого попортил, я не понимал. Вся моя жизнь, до этого мгновения такая сладкая, вдруг забродила, как банка варенья, вспухла и взорвалась.
— Готовь свадьбу! – истерически веселился отец. — Пеки пироги, зазывай гостей!
— Только не убивай! – причитала мама. — Умоляю, только не убивай!
— Зачем, у нас же радость! Ну-ка, где этот женишок! Где этот натуралист-гинеколог?!

 С этими словам меня за пятки извлекли на свет, и начался допрос.
— Что вы делали в сарае? – ледяным тоном спрашивала мама.
— Играли, – широко распахнув глаза отвечал я.
У меня не было сил даже всхлипывать. Слёзы капали непрерывно.
— Играли во что?
— В фашистов.
— А в докторов?
— Нет! – врал я максимально честно и для пущей убедительности описывал известные мне по фильму «Семнадцать мгновений весны» застенки гестапо. Подробностями пыток я делился так горячо, что мама, в какой-то момент, сказала:
— Может она всё выдумала?
— Кто, Танька-то? – прокричал я. – Ну, конечно, выдумала, дура костлявая!!
Тут мама охнула, а папа закинул в рот горсть валидола.

 Осознав, что проваливаюсь, как Плейшнер, я стал всё отрицать – мол, ничего не видел, в штаб не заходил, сидел под дверью и тихо игрался с клизмой.
При упоминании клизмы, мама снова охнула, а папа перешёл на валокордин.
В третьем раунде, размазывая сопле-слёзы, я частично признал свою причастность к групповому лечению. При этом продолжал утверждать, что зелёнку наносил исключительно поверх одежды, температуру мерил неглубоко, а пульс щупал на лбу, не снимая трусов.

 — Они сами! – рыдал я. – Я их даже пальцем не трогал! Особенно Ольку!
Мама уже не охала. Плеснув в стакан водки пол флакона валерьяны, она придвинула его папе, а себе притянула валидол с валокордином и устало прикрыла веки.
— Санька зелёнку лизал, – с удовольствием сдавал я своих товарищей, — а я нет! Потому что Олька и без зелёнки невкусная!
— Откуда?! – хватаясь за голову, бормотал отец. – Откуда?! Кто его надоумил?!

 И тут я впервые осознал, что старший брат — это хорошо. А брат в очередной раз убедился, что младший — это очень скверно.
Когда же крики, сменив вектор, переместились в комнату брата, я в изнеможении заполз под диван и стал с упоением мечтать о медицине.
И медицина не подвела.

 © Эдуард Резник
/Азохнвей. Мы делаем вам весело/

Поход к доктору

Поход к доктору

Только одно неприятное воспоминание осталось у меня от летнего отдыха в Норвегии. Как-то, когда мы гостили в доме дедушки и бабушки в Осло, моя мать сказала мне:

— После обеда пойдем к доктору. Пусть посмотрит твой нос и рот.

Наверное, мне тогда было лет восемь.

— А что не так с моим носом и ртом? — спросил я.

— Ничего особенного, — сказала мать. — Но, по-моему, у тебя аденоиды.

— А это еще что такое? — спросил я у нее.

— А ты об этом не беспокойся, — сказала она. — Это ерунда.

Пока мы шли к дому врача, я держал мать за руку. На дорогу ушло около получаса. В кабинете стояло высокое кресло, вроде зубоврачебного, в которое меня и усадили. На лбу у врача было прикреплено круглое зеркальце на ленте, и он пялился мне в рот и ноздри. Потом он отвел мать в сторону, и они стали о чем-то шептаться. Я видел, что мать помрачнела, но все же кивнула.

Теперь врач поставил на газовую горелку алюминиевую кружку с водой, а в кипящую воду опустил какой-то длинный тонкий блестящий стальной инструмент. Я сидел в кресле и смотрел, как над кипящей водой поднимается пар. Ничего особенного я не чувствовал и тем более не предчувствовал. Слишком уж мал я был, чтобы понимать, что надвигается нечто страшное.

Потом вошла медсестра в белом. Она несла фартук из красной резины и искривленную белую эмалированную чашу. Она приставила ко мне фартук спереди и завязала его тесемки у меня на затылке. Потом подставила чашу под мой подбородок. Изгиб по телу чаши в точности совпал с выпуклостью моей грудной клетки.

Врач наклонился надо мной. В ладони он держал тот самый длинный блестящий стальной инструмент. Он держал этот инструмент прямо перед моими глазами, я и сейчас могу во всех подробностях описать его. Толщиной и длиной он походил на карандаш, и, как у карандаша, у него было много граней. К концу он заужался, а на самом кончике тоненького металлического острия было под углом закреплено маленькое лезвие — не более сантиметра в длину, очень маленькое, очень острое и очень блестящее.

— Открой рот, — сказал врач по-норвежски.

Я не захотел. Я подумал, что он собирается сделать что-нибудь с моими зубами, а все, что когда-либо делали с моими зубами, бывало мучительным.

— Это и пары секунд не займет, — сказал врач. Голос его прозвучал мягко, и я соблазнился, поддался на эту мягкость. И, как последний дурак и осел, разинул свою пасть.

Малюсенькое лезвие блеснуло на ярком свету и пропало у меня во рту. Оно забралось глубоко и дошло до самого моего нёба, а ладонь, державшая стальной карандаш с лезвием, четыре или пять раз быстро-быстро изогнулась, и в следующее мгновение из моего рта в тазик вывалился целый комок окровавленного мяса.

Я был настолько потрясен и до того разозлился, что оставалось только взвыть. Меня ужаснули огромные красные ломти, выпавшие из моего рта в небольшой белый таз, и первым делом я подумал, что врач вырезал всю внутренность из моей головы.

— Бывшие твои аденоиды, — дошли до меня слова доктора.

Я сидел и ловил ртом воздух. Нёбо мое точно горело пламенем. Я схватил ладонь матери и крепко сжал ее. Не верилось, что кто-то может вытворять со мной такое.

— Не шевелись пока, — сказал врач. — Через минуту все пройдет.

Кровь все еще шла изо рта и капала в тазик, который держала сестра.

— Сплюнь. Выплюнь все, — сказала она. — Ну вот, хороший мальчик.

— Теперь тебе будет много легче дышать через нос, — сказал врач.

Медсестра вытерла мне губы и протерла лицо влажной фланелевой салфеткой. Потом меня извлекли из кресла и поставили на ноги. Меня слегка пошатывало, как пьяного.

— Пошли домой, — сказала мать, беря меня за руку. И мы вышли на улицу. И пошли. Пешком. Я повторяю: пешком. Никаких троллейбусов или, там, такси. Мы шли целых полчаса в дом моих бабушки и дедушки, а когда мы наконец пришли, я помню, как бабушка сказала:

— Пусть сядет вон в то кресло и отдохнет чуток. Как-никак, операцию перенес.

Кто-то поставил кресло для меня рядом с бабушкиной качалкой, и я уселся. Бабушка дотянулась до меня и накрыла мою ладошку обеими своими ладонями.

— Не последний раз в жизни ты к доктору сходил, — сказала она. — Хоть бы тебе слегка везло и они не слишком бы тебя мучили.

Случилось это в 1924 году, и удаление аденоидов у ребенка, а нередко еще заодно и миндалин, без наркоза и какой бы то ни было анестезии вообще было тогда в порядке вещей и являлось общепринятой практикой. Поглядел бы я, однако, как бы вы заговорили, вздумай какой-нибудь доктор проделать с вами что-либо подобное в наши дни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.