Рассказы о тюрьме белый лебедь

«Лента.ру» продолжает цикл публикаций о колониях особого режима — самых страшных зонах России. Там в крайне суровых условиях отбывают пожизненные сроки самые опасные преступники — от маньяков и каннибалов до террористов и создателей преступных группировок. В предыдущей статье мы рассказали о колонии «Черный дельфин» в Оренбургской области, а в этот раз речь пойдет о колонии «Белый лебедь» в Пермском крае. Когда-то здесь «ломали» воров в законе — а сегодня содержат пожизненно осужденных. От общества их отделяют 15 рубежей безопасности, 500 надзирателей, 50 служебных собак и охранники, готовые стрелять на поражение при попытке побега. Большинство останутся в «Белом лебеде» до конца своих дней — а на могилах вместо имени будет номер с тюремной робы.

Советская каторга

История колонии «Белый лебедь» началась в феврале далекого 1938 года. Именно тогда в городе Соликамск (ныне Пермский край) появился Усольский исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ), входивший в систему ГУЛАГ. Попавшие туда заключенные — изначально их было 10 тысяч человек — занимались лесозаготовками. Этот вид работ в те годы был самым популярным в советских ИТЛ: он не требовал никаких финансовых вложений и приносил хорошую прибыль.

Но труд зэков на лесозаготовках был рабским — из-за непомерных нагрузок, отсутствия нормального отдыха, питания и медицинской помощи, многие узники Усольлага погибали. Так, в 1939 году из 32 тысяч заключенных ИТЛ умерли 1700 человек.

Лишь половина из тех, кто отбывал наказания в Усольлаге, являлась настоящими уголовниками — ворами, грабителями и убийцами. Вторую половину составляли политические заключенные, в основном, священнослужители. С началом Великой Отечественной войны лагерь пополнили пять тысяч этнических немцев обоих полов, предки которых поколениями жили на территории страны еще с дореволюционных времен. Сколько из них не перенесли каторжного труда в ИТЛ, до сих пор точно не известно. Случались в Усольлаге и расстрелы: например, в 1943 году такой приговор привели в исполнение в отношении Людвига Адамовича — бывшего министра образования Латвии и профессора теологии.

Ломая воров

В 1955 году Усольлаг упразднили и на его месте появилась обычная колония для преступников. В начале 80-х исправительное учреждение взяло курс на активную борьбу с досаждавшей властям кастой воров в законе. Авторитетов специально везли в Соликамск, где их начинали кропотливо и беспощадно «обрабатывать». Эта обработка проходила внутри единого помещения камерного типа (ЕПКТ), которое специально возвели на территории колонии в качестве эксперимента.

Методы «ломки» воров использовались разные — от откровенных запугиваний и избиений до применения всевозможных хитроумных ходов. К примеру, авторитету после медобследования могли сказать, что у него нашли рак — но для того, чтобы начать лечение, ему придется отречься от воровского титула. Или особо упрямого вора могли подселить в камеру к «сукам», отступникам от воровского мира, согласившимися сотрудничать с тюремным руководством. И уже «суки» добивались от новых соседей отречения от воровских титулов.

По неофициальным данным, за почти полвека в «Белом лебеде» своих титулов лишились более 130 воров в законе. Оказавшийся в колонии Владимир Бабушкин (Вася Бриллиант) — настоящая легенда воровского мира — свой титул не потерял, но сгинул в «Белом лебеде» в 1985 году. Несмотря на то что по официальной версии смерть авторитета была не насильственной, почитатели Васи Бриллианта уверены — его убили за непокорность.

Лебединая песня зэков

В 1999 году исправительное заведение было перепрофилировано в колонию для пожизненно заключенных и получило официальное название — исправительная колония №2 (ИК-2) объединения исправительных колоний №2 (ОИК-2) управления Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) по Пермскому краю. В октябре того же года в «Белый лебедь» прибыли первые 24 «пожизненника». Их разместили в ЕПКТ, где раньше «ломали» воров в законе — еще при изначальном проектировании все камеры в помещении снабдили прочными двойными дверями.

В состав соликамского ОИК-2, помимо самого «Белого лебедя», входит и исправительная колония №1 (у них общий адрес). Но, в отличие от ИК-2, в ИК-1 находятся не пожизненно осужденные, а обычные зэки с большими сроками лишения свободы. Кроме того, при «Белом лебеде» находятся две колонии-поселения.

Есть несколько версий того, как ИК-2 получила свое романтичное «лебединое» название. По одной из них, исправительное учреждение изначально возвели на поляне, которую местные жители называли «Белый лебедь». Согласно другой версии еще во время ломки воров в законе ворота зоны украшали фигурки лебедей — оттого это мрачное место стали ассоциировать с благородными птицами. Наконец, по третьей версии, на территории ИК-2 стоят два белых здания, а ведущие к ним тропинки своей изогнутостью напоминают лебединые шеи.

Впрочем, сами зэки, находящиеся в колонии, считают, что все дело в жестком режиме содержания, из-за которого их существование можно сравнить с «лебединой песней». По народным поверьям, она знаменует конец жизни лебедей. Впрочем есть и еще одно, пожалуй, самое прозаичное объяснение. Зэков по территории колонии водят согнутыми, со скованными и заведенными назад руками — и они сами своей позой чем-то напоминают лебедей.

Как бы там ни было, но со временем название «Белый лебедь» стало настоящим тюремным брендом ИК-2: мастера-осужденные активно изготавливают различные вещи на лебединую тематику. Например, флюгеры, мусорные урны, которые тюремное руководство устанавливает на территории, или деревянные салфетницы в форме лебедей.

Жизнь особого режима

Сейчас в ОИК-2 из двух с половиной тысяч осужденных содержится порядка 300 «пожизненников». На них приходится около 500 человек тюремного персонала и 50 специально обученных собак. Тюремщики, желающие устроиться в «Белый лебедь», проходят очень жесткий отбор. Для них обязательно наличие высшего образования, хорошего здоровья, стрессоустойчивости и безупречной биографии — причем не только у самого соискателя, но и у его ближайших родственников.

В камерах «Белого лебедя» зэки, получившие пожизненные сроки, сидят по одному, по двое или даже по трое человек. Их совместимость определяет психолог. К примеру, чеченский полевой командир Салман Радуев сидел вместе с бывшим сотрудником спецназа: несмотря на то, что на воле эти двое должны были стать непримиримыми врагами, в тюремных застенках, как и предполагал психолог, они смогли вполне мирно сосуществовать.

В целом распорядок дня осужденных в «Белом лебеде» мало чем отличается от распорядка в «Черном дельфине» — старейшей российской колонии для «пожизненников». Общая побудка — в 6:00, за ней следует завтрак; едят заключенные только в своих камерах. После завтрака — уборка: все вещи зэков «Белого лебедя» должны лежать в определенном порядке, а для одежды в камерах находятся матерчатые ящички.

Затем заключенные отправляются на работу, которая прерывается на обед — в 13:00 — и ежедневную прогулку на свежем воздухе, которая длится 1,5 часа и проходит в специально оборудованных клетках. Один раз в неделю зэкам разрешается помыться под душем. Ужин — в 18:00, а после него и до отбоя, который начинается в 22:00, наступает свободное время. Но в любой момент в двери камеры может открыться окошко — и тогда осужденный обязан максимально быстро вскочить, встать лицом к стене и поднять руки с оттопыренными пальцами вверх.

Два раза в день (по 60 минут) зэки «Белого лебедя» могут слушать радио. Кроме того, у них есть право по 1,5 часа смотреть телевизор — но его в камеру никто не купит за казенный счет. Для покупки либо сами осужденные откладывают деньги из своих средств, либо телевизоры им покупают родственники.

Тюремная любовь

Между тем некоторые из осужденных пожизненно в «Белом лебеде» умудряются создавать семьи: они женятся прямо на зоне, познакомившись со своими избранницами через знакомых или по переписке. Впрочем, для некого подобия семейной жизни зэк должен сначала отсидеть 10 лет — и так, чтобы к нему не было нареканий. Если условия выполнены, заключенного переводят с особых на более мягкие условия содержания и разрешают долгосрочные свидания, в том числе с женой.

Среди скудных видов отдыха в «Белом лебеде» самым доступным и популярным считается чтение. В колонии есть большая библиотека на пять тысяч книг, из которых каждый сиделец может найти себе что-то по вкусу. А некоторые из осужденных и вовсе умудряются за решеткой заочно получать высшее образование — все эти вещи помогают зэкам не деградировать в жестких условиях зоны.

Несмотря на всю суровость, «Белый лебедь» может считаться одной из самых прогрессивных колоний для «пожизненников». Именно там у зэков впервые появилась возможность получать помощь психолога, встречи с которым проходят в специальной комнате отдыха. Там заключенные могут не только поговорить со специалистом, но и просто отдохнуть, посмотреть телевизор и посидеть на мягком диване и креслах. После постоянного нахождения в камерах с жесткими спальными местами и деревянными скамейками возможность побывать в комнате отдыха зэки ценят очень высоко.

Работяги в робах

Многие из осужденных в пермском ОИК-2 заняты на производстве: там действует крупный деревообрабатывающий цех. В нем трудится большая часть зэков, не считая особо опасных и тех, кому работать не позволяет состояние здоровья. Свою работу заключенные, как правило, делают на совесть — произведенные ими столы, стулья, шкафы и другая мебель пользуется большим спросом в населенных пунктах поблизости. Это вполне понятно, ведь продукция из-за решетки качественная, но стоит недорого.

Среди всех тюремных профессий самая престижная — краснодеревщик: считается, что стать им может лишь очень талантливый и прилежный заключенный. Такой мастер изготавливает всевозможные шкатулки, фигурки, наборы шахмат и солонки из дорогих сортов дерева. Любопытно, что в краснодеревщики часто попадают зэки, склонные к побегам. Объясняется это просто: их производство находится в глухом подвале с одним выходом, который тщательно охраняют тюремщики. Кроме того, в администрации колонии считают, что творческая работа способна отвлечь осужденных от преступных мыслей — в том числе, о попытке сбежать.

Помимо изделий из дерева заключенные в ОИК-2 делают обувь, стройматериалы и шлакоблоки. А самые одаренные из них даже находят свое призвание в написании картин — для этого в колонии есть художественный цех. Все вещи и картины, сделанные руками зэков, продают в небольшом магазине рядом с «Белым лебедем». За свой труд осужденные получают зарплату, но у многих вся она идет на оплату компенсаций, присужденных родственникам потерпевших.

Любопытно, что «Белый лебедь» частично сам себя снабжает продуктами: на территории исправительного учреждения находится стеклянная теплица, возведенная силами заключенных — там выращивают овощи и зелень. Внутри нее расположена русская печка, которую топят ежедневно, а потому помидоры и огурцы созревают уже в мае. Все, выращенное в теплице, идет прямиком на кухню зоны.

На всех этих производствах трудятся самые разные осужденные — но только не те, кто сидит пожизненно. Последние работают в специальных камерах, обычно по три человека — пишут картины, мастерят поделки из дерева, шьют одежду. Но возможность работать «пожизненники» еще должны заслужить — им необходимо примерно вести себя несколько лет, успешно пройти тестирование у психолога и заручиться одобрением руководства колонии. Рабочие места пожизненно осужденных находятся на втором этаже их же корпуса, за ними постоянно ведется пристальное видеонаблюдение. Работать с обычными зэками «пожизненникам» категорически запрещено, что вполне оправданно, учитывая, за что именно они должны до конца своих дней находиться в «Белом лебеде».

Черный список

Самым известным заключенным «Белого лебедя» был чеченский террорист Салман Радуев — во время войны в Чечне он активно выступал на стороне опального генерала Джохара Дудаева. В «Белый лебедь» Радуев попал в середине 2002 года, но уже в декабре того же года скончался от внутреннего кровотечения. Но и без него на зоне хватает осужденных, от деталей биографии которых стынет в жилах кровь.

Один из них — Денис Писчиков по кличке Уральский Раскольников. Уроженец Свердловской области, Писчиков убил 13 (по другим данным — 14) пенсионеров ради совсем небольших сумм денег. Со всеми жертвами серийный убийца расправлялся одинаково — бил топором по голове. Свои преступления маньяк совершал в Московской и Владимирской областях с 2002 по 2003 годы. Писчикова задержали благодаря дочери одной из жертв, которая выжила после мощнейшего удара по голове и опознала нападавшего.

«Жалко было бабушек, но жить-то мне нужно было на что-то. Увижу бабульку и преображаюсь весь. Будто голос говорит мне: возьми топор и убей. Впереди себя я видел тень, которая вела меня…», — рассказывал следователям серийный убийца.

Бывший медбрат Максим Петров по кличке Доктор Смерть также охотился на пожилых людей; он попал в «Белый лебедь» в 2003 году. Как установило следствие, Петров под предлогом заботы о здоровье пенсионеров успел сделать смертельные инъекции 11 пожилым жителям Санкт Петербурга, квартиры которых затем обчистил. Расследуя серию убийств, следователи обратили внимание, что все убитые пенсионеры были в списке тех, кто прошел флюорографию в местной поликлинике. Устроив засады в квартирах остальных пациентов из списка, оперативникам удалось задержать Петрова.

«Я ненавижу саму эту жизнь»

Другой известный заключенный «Белого лебедя» — террорист Адам Цуров. В 1999 году, когда ему было всего 19 лет, Цуров вместе с подельниками организовал крупный теракт на центральном рынке Владикавказа — столицы Северной Осетии. В результате взрыва погибли 52 человека, около 300 получили ранения разной степени тяжести. В «Белый лебедь» Цуров попал, когда ему было всего 23 года; из колонии он не выйдет уже никогда.

В отличие от него, Александр Мурылев, выросший в семье офицера Советской армии, террористом не был. Он вошел в историю российского криминала, как один из первых «черных риелторов». В 1993-1994 годах Мурылев убил восьмерых одиноких москвичей, после чего продал их жилье — он пользовался тем, что в «лихие» 90-е для продажи квартиры хватало одной доверенности.

Мурылев знакомился с москвичами, как правило, злоупотреблявшими спиртным, и уговаривал их продать или выгодно разменять свою недвижимость. Получив на руки заветную доверенность, «черный риелтор» сразу же расправлялся с жертвами — душил или убивал из ружья для подводной охоты. Сегодня Мурылев, попавший в руки правосудия весной 1994 года, считается одним из старожилов «Белого лебедя».

А вот «русский Брейвик» — бывший юрист Дмитрий Виноградов — находится в колонии сравнительно недавно, с февраля 2014 года. В 2012 году он расстрелял своих шестерых коллег в центральном офисе крупной аптечной сети. Одним из мотивов страшного преступления считается несчастная любовь: Виноградову нравилась его коллега, но отношения между ними так и не сложились. Перед тем, как устроить в офисе кровавую бойню, будущий убийца оставил на страничке в соцсети полный ненависти пост:

«Я ненавижу человеческое общество и мне противно быть его частью! Я ненавижу бессмысленность человеческой жизни! Я ненавижу саму эту жизнь…»

Виноградов без проблем попал внутрь офиса с карабином «Вепрь-12» и ружьем Benelli M3 — рамка металлоискателя на посту охраны попросту не работала. После слов «Здравствуйте, коллеги» он открыл огонь на поражение. Скрутить Виноградова удалось сотрудникам службы безопасности. Его приговорили к пожизненному сроку и выплате родственникам погибших компенсации в размере 10 миллионов рублей.

Похитители жизней

Впрочем, на этом список известных сидельцев «Белого лебедя» отнюдь не заканчивается. В свое время много шума наделала история жителя Воронежа Романа Алтухова. За убийство соседа в 1999 году судья Галина Зуевич отправила Алтухова за решетку на шесть лет. Получив условно-досрочное освобождение (УДО) в 2003 году, бывший зэк решил поквитаться с посадившей его судьей. Он подкараулил Зуевич во дворе ее дома, несколько раз ударил ножом в спину и изрезал крест накрест лицо несчастной женщины. За дерзкое преступление Алтухов был отправлен в «Белый лебедь» до конца своих дней.

На счету другого «пожизненника» колонии, Александра Чайки по кличке Охотник за шубами, жизни четырех москвичек, которых он ограбил и убил c 13 января по 12 февраля 1994 года. На своих жертв, одетых в шубы, убийца нападал в лифтах жилых многоэтажек. Расследовавшие дело сыщики были поражены жестокостью преступлений: Чайка наносил потерпевшим от восьми до 21 удара ножом.

Серийного убийцу задержали в середине февраля 1994 года благодаря бдительности оперативников из группы, специально созданной для поимки маньяка. На выходе из метро они заметили подозрительного парня, как будто присматривающего себе очередную жертву. Интуиция оперативников не подвела: Чайку взяли в момент, когда шел за женщиной в каракулевой шубе.

Еще один пожизненно осужденный зэк из «Белого лебедя» — бывший представитель парламента Башкирии в Совете Федерации Игорь Изместьев — согласно приговору суда, сам людей не убивал. Он устранял неугодных руками членов Кингисеппской организованной преступной группировки (ОПГ). Судебный процесс над Изместьевым, завершившийся в 2010 году его пожизненным сроком, стал очень резонансным. В 2017 году осужденный написал на имя президента России прошение о помиловании — но оно было отклонено.

Без шансов на побег

Как и в «Черном дельфине», возле камер «Белого лебедя» висят фотографии сидящих там зэков с описаниями совершенных ими преступлений — чтобы тюремщики всегда помнили, кого они охраняют. «Досье» особо опасных, склонных к побегу или захвату заложников осужденных дополняют кружки, треугольники и другие фигурки, выкрашенные в яркие цвета.

Впрочем, большинство зэков при случае начинает утверждать: никто из них ни в чем не виноват, все они стали жертвами оговора. Тюремщики, само собой, им не верят. Однако, по воспоминаниям бывшего начальника «Белого лебедя» Ашота Саркисяна, на его веку встретился один сиделец, в чьей виновности он усомнился. Зэк был осужден за убийство своей супруги и имел право подать на УДО, но для этого ему надлежало признать свою вину. Сделать это осужденный категорически отказался и предпочел досидеть свой срок до конца.

Конечно, в теории он мог бы попытаться сбежать — но побеги в «Белом лебеде» за всю историю колонии не удавались никому. Это не удивительно: зэков от воли отделяют 15 рубежей охраны. Даже внутри здания колонии, где сидят пожизненно осужденные, каждые 10 метров коридора перегорожены решетчатыми дверьми. Но даже если кто-то из сидельцев и решится на побег, по нему сразу откроют огонь на поражение.

Но бежать из «Белого лебедя» все же пытались; самая знаменитая и дерзкая попытка произошла в 1992 году. Тогда заключенный по фамилии Шафранов обзавелся ручной гранатой, которую ему передал один из продажных тюремщиков. С ней арестант явился в кабинет начальника ЕПКТ и, угрожая взрывом, потребовал освободить из камеры своего приятеля — рецидивиста Таранюка.

Поначалу беглецам сопутствовала удача — они взяли в заложники одного из начальников тюремной администрации и потребовали машину. Но руководство колонии приняло решение брать бунтарей силой. Грянул взрыв… В результате погиб один из прибывших на место ЧП сотрудников правоохранительных органов и заключенный Таранюк. Шафранову оторвало ступни на обеих ногах — и о его дальнейшей судьбе ходят самые разные слухи. По одним данным, он был расстрелян, по другим — отсидел 12 лет, вышел на волю и ударился в религию, став проповедником.

К слову, о религии. На территории ОИК-2 силами заключенных построена церковь, где на религиозные праздники проходят службы. Кроме того, в «Белый лебедь» нередко приезжают священники, которые беседуют с осужденными о вере, жизни и смерти.

***

Из-за суровых условий «Белого лебедя» естественные смерти заключенных там не редкость. Чаще всего, их причинами становятся хронические болезни и инсульты. Когда такое случается, тюремное руководство связывается с родственниками покойного. У них есть право предать тело земле там, где они захотят. Но если в течение трех дней после смерти осужденного никто из его близких не откликнулся, покойного хоронят на местном соликамском кладбище — том самом, где нашел свое последнее пристанище легендарный вор в законе Вася Бриллиант.

На его могиле сегодня стоит добротный памятник, которые установили почитатели знаменитого авторитета. Но обычные зэки из «Белого лебедя», тела которых не забрали близкие, после смерти не удостаиваются даже маленького надгробия с именем и фамилией. Вместо них — лишь крест или табличка с номером, который заключенный получил в колонии еще при жизни. С ним он не расстается даже в могиле.

Больше интересного и удивительного — в нашем Instagram. Подписывайся!

«Белый лебедь» (тюрьма): история и интересные факты

Соликамск. Слепит солнце. «Егоза» обвивает стены. К «Белому лебедю» мы приехали рано утром. В глаза бросается цветастая беседка-курилка. Уж больно нарядная.

Нас ведут к КПП, где мы обязаны отдать свои документы и телефоны. С утра здесь очень людно. День свиданий. Много женщин. У каждой в руках огромные спортивные сумки на молнии. И тихо. С лязганьем открывают-закрывают засовы. КПП на секции делят железные решетки. Людей пускают строго по три человека.

За этой невзрачной казенной черной табличкой…

Сюда мы приехали на один день. Вообще «Белый лебедь», как нас поправляют сотрудники ГУФСИН, — это ОИК-2. То есть объединение исправительных колоний. Здесь их пять: колония особого режима, где сидят «пожизненники», колонии строгого и общего режима, еще две колонии-поселения. Огромная территория. Издали слышно лай собак. Здесь 15 рубежей охраны. В случае побега откроют огонь на поражение. Сопровождающие говорят, что побегов не было ни разу.

— Сейчас вам много чего расскажут о несправедливости и невиновности, но просто помните: на каждом «пожизненнике» в среднем по шесть трупов, — отрезвляет после КПП конвоир.

Убийцы, насильники, террористы

В России всего семь колоний для пожизненно осуждённых. Их называют «колонии особого режима». Все имеют красивые названия: «Чёрный дельфин» под Оренбургом, в Хабаровске «Снежинка», потому что построена в форме снежинки, «Полярная сова» на Ямале. Все эти колонии исключительно мужские. В России женщинам высшая мера наказания — 25 лет общего режима.

Мозаика с белым лебедем. Этот символ здесь много где встречается

«Белый лебедь» встречает лазурной мозаикой во всю стену с изображением лебедя на волнах. Этот символ тут изображен много где. Нас ведут к пожизненно осужденным. Вся их жизнь проходит в пределах одного корпуса в пять этажей.

Работать с такими заключенными могут только лучшие сотрудники, рассказывает нам начальник отдела социально-психологической работы с осужденными колонии особого режима № 2 Сергей Никонов.

— Отбор, как в космонавты, — говорит Никонов. — «Пожизненники» — личности неординарные с весьма развитой интуицией и, что немаловажно, великолепные психологи и организаторы. За ними следят несколько сотен наших сотрудников. Каждый прошел очень серьезный отбор: важны отличное здоровье, стрессоустойчивость.

Выход в тюремный дворик

Проверяется всё, начиная от родных и близких и заканчивая, естественно, здоровьем. Хотя руководство колонии при выборе кандидатов на первое место ставит вовсе не физическую силу, а интеллект.

В «Белом лебеде» сидел Салман Радуев, один из руководителей чеченских бандформирований. Он пробыл в этих стенах чуть меньше года: по официальной версии, скончался от осложений после нескольких ранений в голову, которые получил в ходе боев с федеральными войсками.

Периметр колонии охраняют собаки

После его смерти могилу сделали безымянной. Памятника нет, похоронили на обычном городском кладбище в секторе заключенных, чтобы зеваки и сумасшедшие не попытались откопать тело. На табличке краской выведен только тюремный номер террориста

Пожизненный срок здесь отбывает террорист Юсуф Крымшамхалов, унесший жизни более 200 человек.

Пять лет назад сюда этапировали Дмитрия Виноградова. Его в СМИ прозвали русским Брейвиком. 7 ноября 2012 года 30-летний юрист фармацевтической компании Виноградов явился на работу и расстрелял семерых коллег. Перед расправой Виноградов опубликовал на своей странице в соцсети сообщение о ненависти ко всему человечеству.

Снова символ колонии

Начальник отдела Сергей Никонов ведет нас по коридорам. Мы идем в жилые камеры. Днем они пустуют. «Пожизненники» находятся этажом выше в рабочих камерах. Вообще эти два этажа — и есть их жизнь.

«У нас одно вакантное место»

Жилые камеры, объединенные в боксы, занимают первый этаж. Заходишь в один такой бокс, а там общий коридор, бокс разделен на две камеры. В каждой живет по трое осужденных — их заранее проверяют на психологическую совместимость.

Вход в штрафизолятор

— Сейчас колония заполнена, но одно вакантное место есть, — у сотрудников вообще своеобразный юмор. Возможно, это защитная реакция.

Заходим в жилую камеру. Первое, что цепляет взгляд, — так называемая «кормушка». Нехитрое устройство, через которое подают еду. Комнатки при очевидной схожести не кажутся такими уж безликими. Когда всматриваешься, видишь детали. На полках стоят книги, которые осужденные заказывают из библиотеки. Многие в стенах колонии заочно учатся, получают высшее образование, очень популярно здесь выучиться на юриста. На одной полке стоят тома разных энциклопедий, «Толковый словарь русского языка», в уголке стоит иконка Богоматери.

Это дверь ведет в две жилые камеры, где находятся пожизненно осужденные

У единственного окна с решетками стоит узкая кровать. Стерильно чистая. У другой стены — железная двухъярусная кровать. В каждой камере есть закрытая кабинка туалета. В коридоре стоят три короба из плотной ткани. В них каждый осужденный хранит личные вещи. Шкафы запрещены.

В каждой жилой камере есть питьевая вода

В каждой камере живут по 2–3 осужденных, получивших пожизненный срок

В камере всегда есть питьевая вода. Телевизоры тоже есть в каждой камере, включают их по графику. Покупали их сами осужденные. Чаще всего смотрят телепередачи и фильмы. По будням голубой экран включают только вечером после рабочей смены, в выходные — более свободный просмотр. У стены стоит подобие стола. На самом деле это длинная полка, на ней на валиках из носовых платочков лежат наручные часы. Ремешки с них сняты — запрещены.

Очень чисто. Очень аккуратно. И от этого не по себе.

В жилой камере пожизненникам разрешено смотреть телевизор, правда, по графику

Личные вещи осужденных

Пожизненно осужденные очень много читают

С наручных часов пожизненно осужденные обязаны снимать даже ремешки

Единственное окно в жилой камере

В коридоре нам показывают, какие картины, сувениры, резные туески и одежду делают осужденные.

На картинах пальмы, пейзажи родных просторов, портрет Путина. На одной из картин мы видим красивую женщину.

— Чья-то возлюбленная?

— Это их фантазии, — отвечает конвоир. — А сувениры вполне рабочие.

Эту картину нарисовал пожизненно осужденный

Эту одежду шьют тоже пожизненники

А кто-то работает с деревом

Сотрудник продолжает хвалить резные рюмки с затейливым орнаментом.

При колонии работает магазин «Кедр», где и продают товары, сделанные руками заключенных. Каждый получает зарплату в пределах «минималки». Осужденные с этой зарплаты погашают иски и даже получают платное образование в вузах.

— Они все живут сегодняшним днем, — продолжает начальник. — Вам они, конечно, скажут, что это не так, что они живут надеждой, что их приговор пересмотрят в Европейском суде. Но мы-то их лучше знаем… Через 25 лет появляется шанс выйти по УДО. На это здесь надеются абсолютно все.

«Я сидел и ждал расстрел. Три года ждал»

Мы идем дальше. Решетки здесь везде. Весь коридор через каждые 10 метров отсекают железные заслоны. У каждой камеры на стене висят опознавательные знаки. Это маячки для сотрудников. Зеленые треугольники, черные кружочки — знаки того, что кто-то склонен к побегам, захвату заложников или суициду.

Когда пожизненно осужденного переводят из жилой в рабочую камеру, он обязан вытянуть руки назад и расставить широко ноги, потом широко открыть рот и показать язык. Это требуют меры безопасности

Пожизненника ведут в рабочую камеру

Выводят одного осужденного. Каждый выход из камеры для него достаточно унизительная процедура — надо максимально широко открыть рот, расставить ноги, нагнуться, вытянуть назад руки, которые сразу затягивают в кольца наручников. Это необходимо для собственной безопасности сотрудников. Терять «пожизненникам» нечего.

Мы поднимаемся этажом выше.

— Здесь швейка — зычно объявляет начальник.

Этот коридор ноги пожизненно осужденных прошли уже тысячи раз

В камере работают по три человека. Из-за решетки смотрят внимательные глаза. Далеко не все «пожизненники» соглашаются говорить о себе. Но есть те, кто говорит много, вспоминая свое прошлое. Номера и названия своих статей они чеканят уже на автомате. В основном, это убийство.

Первым заговорил Геннадий. Здесь он сидит 30 лет.

Геннадий приговорен пожизненно. В «Лебеде» он сидит 30 лет

— Условия строгие. Что заслужили — то и получили. Сейчас шью рабочую спецодежду. Ничем другим не занимаемся. Только шьем. Работы много, — начинает Геннадий. — С какими мыслями живу?.. Да просто работаю. Родственники уже не приезжают. Сижу очень долго. Вот уже 30 лет. В «Белый лебедь» меня перевели из другой колонии в 2001 году. Родом я из Воронежской области. Мать и отец уже умерли. Сестра — инвалид. С женой развелся, еще когда меня к расстрелу только приговорили — в 1989 году. Я ждал его три года и три месяца, но срок заменили на пожизненный. А пока ждал, жил ожиданием какой-то неопределенности. Само это ожидание пугающе. Пожизненное — это все-таки совсем другое. Я против смертной казни. У каждого осужденного, что бы он не совершил, должен быть шанс. Сейчас хоть какую-то пользу приносим. Не бесцельно живем. Человека в человеке убить невозможно. Попал сюда в молодости. Дурная голова в 20 лет. Сейчас мне уже 50. Совершил убийство, был пьяным. Вот так первую годовщину своей свадьбы «отметил».

У Геннадия уже давно вырос сын.

— В этих стенах моя жизнь уже сформировалась. Кроме работы, ничего и нет, — снова повторяет он и неуверенно продолжает. — Если будет такой шанс, хотел бы выйти… Хотя здесь я получил и образование, и специальность по швейному делу. Шью уже 20 лет.

На прощание Геннадий говорит «до свидания». В этих стенах такие слова воспринимаешь несколько иначе.

К разговору подключается «пожизненник» Петр Липатов.

Петр получил пожизненное за убийство семьи: женщины и двоих детей

— Убийство и разбой. 1998 год. Мне было 20 лет. И здесь я сижу 20 лет. Я из Калуги, — чеканит мужчина. — Планировали разбой, хотели ограбить квартиру, но получилось убийство семьи: женщины и двоих детей. Ну вот так получилось… Был женат. И сейчас есть жена. Приезжает из Перми. Разрешают видеться два раза в год. Есть сын от первого брака. Сына я много лет не вижу. Моя мать ждет. Надеется. Я тоже надеюсь. А здесь занимаюсь самообразованием. В вуз не получается поступить, в основном везде все платно. Все свои деньги посылаю жене. Иск я погасил. Первые годы трудно было. Сначала мне тоже дали расстрел. Я тогда даже не воспринимал серьезно, что приговорили к расстрелу. Просто не верил. На разбой шли с подельником. Подельник тоже получил пожизненное.

— С какими мыслями живете?

— Сейчас я думаю о семье. С женой познакомился через общих знакомых. Свадьба здесь, в «Лебеде» была. И венчались здесь. Я был одним из первых, кто венчался в «Лебеде». Это было в 2011 году. И у меня появился смысл, — оживляется Петр. — До УДО мне еще пять лет. Пока законы не изменились — шансов нет ни у кого из нас.

— Здесь часто умирают?

— Здесь умирают по причине болезней, чаще всего хронических. Либо внезапно, если, например инсульт.

— А как кормят здесь?

— Сегодня на обед был борщ, на второе — картошка с котлетой. Нормально.

— Что хочется изменить?

— Хочется дальше жить. У всех были ошибки. Я очень надеюсь. Есть жилье, работа, жена поможет, родственники помогут.

«Я много рисую. Вот портрет Высоцкого»

Следующая рабочая камера. Там художники. Из-за решетки видно холсты, краски, кисти, силуэты, склонившиеся к полотнам. В коридоре приглушенно заиграло радио.

К нам подходит Дмитрий Абрамов. Сюда его привезли из Хабаровского края.

Пожизненник Дмитрий в «Белом лебеде» пишет картины, очень любит рисовать портреты

— Как долго здесь?

— 20-й год идет. Я здесь с 2001 года. Нормальные условия, — на автомате произносит Дмитрий. — Кормят нормально. Вот работаем. Самореализуемся. Рисуем. Работы хорошие. Пейзажи, портреты. Вот портрет императора Александра III. А это Владимир Высоцкий. Рисую и графические работы. В прошлом году участвовал в конкурсе. Наша колония первые места заняла. Я сам больше портреты люблю рисовать. Я сначала рисовал ручкой, карандашом, а потом — масляными красками. Как вам ответить, о чем я тут думаю? Все тут думают о возможности освободиться. Тем более большая часть из нас попала сюда в молодые годы. Я, допустим, в 1998-м попал. Тогда мне было 23 года. Осудили за убийство, сопряженное с разбоем. Меня признали виновным в том, что я якобы убил соседку и ее сына.

Сокамерник Дмитрия попросил нарисовать портрет его матери. Мальчик на коленях женщины — тот самый сокамерник в детстве

— Почему «якобы»?

— Я только частично признаю вину. Просто оказался на месте преступления и совершил кражу. Мой адвокат говорил, что меня, возможно, оправдают. Да, у меня пожизненное. Но пока живешь — смысл есть всегда. Смысл — просто жить. Тем более мне всего 43 года. Бог даст, законы изменятся у нас. У меня на свободе сын есть. А сейчас у меня появилась невеста, зарегистрируем брак. Познакомились, общаемся давно. Тут я сижу 20 лет, но такое впечатление, что уже здесь сижу целую жизнь. У меня есть родственники. Есть дядя. Возможно, буду работать. Здесь получил образование. У меня еще незаконченное высшее образование — экономическое. Сейчас рисую портрет. Это техника гризайль. Акварель. Этот портрет заказал один осужденный. Здесь его мама и он сам. Нам через администрацию колонии поступают заказы.

А кто-то рисует осень в березовой роще, свои работы пожизненники могут показать только через толстые прутья решетки

Как рассказали сотрудники «Лебедя», женщин не пугает тот факт, что они выходят замуж за пожизненно осужденных. Свадьба тут была уже далеко не одна.

В следующей камере работают с деревом. Резчики. К нам подходит Андрей Хорошенко.

— Статьи «Бандитизм», «Разбой», «Убийство», — выдает мужчина сходу. — ООН признал мой приговор несправедливым. Но Российская Федерация отказалась его пересмотреть.

— В каком году вы попали?

— Попал вообще или сюда?

— Сюда.

— Здесь я с 1999-го. С открытия колонии. Приговорили меня к смертной казни. Потом помиловали в мае 99-го. По крайней мере, пожизненный срок дал мне шанс доказать, что я не виновен.

В стенах колонии Андрей увлекся резьбой по дереву.

Андрей сначала ждал смертную казнь, которую сменили на пожизненный срок

— Занимаюсь берестой, делаю хлебницы. Можем лапти сплести, деревянные часы сделать, — рассказывает мужчина. — Заканчивал я факультет экономики. А в свободное время подрабатывал художником, в том числе в кинотеатре. Родом я из Свердловской области. У меня есть родители, брат. От первого брака сын. С сыном мне ранее запрещали длительные свидания. Сейчас жду с ним встречу. Живу ли я с надеждой? Если кто-то говорит, что он уже не надеется, он вас обманывает. Я ничего не совершал, но мне инкриминировали статьи «Бандитизм», «Разбой, «Убийство». Вон моя карточка висит, вкратце прочитайте.

Действительно, у каждой камеры висят карточки с досье.

Потом Андрей все-таки разоткровенничался.

— Мой товарищ попросил меня однажды помочь. Занимался он автомобильным бизнесом. Перепродавал машины. Я всего помог ему несколько раз, — вспоминает Андрей. — В итоге выяснилось, что товарищ в криминале замешан… Он сначала пришел ко мне с переломанной рукой, говорит, не могу автомобиль водить. Я перегнал несколько машин и не знал, что они краденые. Это был мой очень хороший друг. Кстати, сейчас он в соседней камере сидит, но я его не вижу. У нас нет возможности даже пообщаться. Да и он, по большому счету, попал в сложную ситуацию. Он не знал, что там убийство владельцев автомобилей… Это было преступное сообщество. За их преступление теперь я сижу пожизненно. Многих оправдали. А я здесь сижу уже 23 года.

Психолог и диван по графику

Нас ведут в комнату отдыха и психологической разгрузки. «Пожизненники» имеют право на такой отдых.

Из рабочей камеры художников выглядывает портрет Владимира Путина

Место художника, краски и холст для пожизненников — шанс выразить свои мысли

Телевизор. Мягкие кресла, диван, малость потрепанные и выцветшие искусственные цветы… и решетка

В такой заветной комнате можно отдыхать осужденным из одной камеры. Сам психолог сидит не в комнате, он отгорожен железной толстой решеткой. Так и общается. Или осужденные могут просто посмотреть фильмы, если не хотят говорить с психологом.

Это комната психолога, пожизненно осужденные имеют право, пусть и через решетку, пообщаться с экспертом по душам

И такие встречи возможны только по строгому графику.

Работает с пожизненными психолог-мужчина. Чтобы получить помощь эксперта по душам, осужденный должен написать заявление. В комнату пожизненно заключенный может приходить один раз в месяц максимум на два часа. Не чаще.

В комнате психологической разгрузки пожизненно осужденный может просто отдохнуть на диване…

…и посмотреть телевизор

Источник: 59.ru

«Белый лебедь»

«Белый лебедь»

Именно в этих условиях в 1980-м году возникает самая жуткая «крытка» Советского Союза — печально известный в арестантском мире «Белый лебедь».

Идею создания специальной тюрьмы для «воров» и уголовных «авторитетов» подал В. И. Снырцев (позже получивший звание генерала за блестящее воплощение этой идеи в жизнь). Он поначалу и возглавил своё детище, расположенное в Соликамске Пермской области (Усольское управление лесных исправительно-трудовых учреждений).

Сам Василий Снырцев расшифровал экзотическое название «Белый лебедь» следующим образом:

Когда первая партия «воров» прошла через профилактический центр, она сразу определила его будущее название. Здание центра построено из белого силикатного кирпича, отсюда и название «белый», а вторую часть дала «лебединая» (последняя) песня.

Объясняя, как пришла ему в голову мысль о создании «тюрьмы для воров», Снырцев поведал историю собственного детства. Когда он осваивал рабочую специальность в ФЗУ, там же якобы учился и молодой «вор в законе» Витя Пахан. По словам Снырцева, этот Витя сумел приобщить к уголовщине всех ребят из училища, за исключением самого Василия (видимо, потому, что тот был сыном фронтовика). А дальше вот что:

В 52-м году приезжаю в отпуск с Колымы в Томск и случайно встречаюсь с одним из своих товарищей по ФЗУ и, представляете, узнаю от него, что из 50 пацанов один я не стал вором. Все были повязаны и посажены в колонию благодаря этому Вите Пахану… И тогда я окончательно понял, что такое один вор в законе. Всего один! И именно тогда пришла мне в голову мысль, что с ворами в законе нужно работать на их уничтожение. Вот и работаю до сих пор. Посвятил этому делу всю свою жизнь.

Эту душещипательную историю нельзя оставить без комментариев. Прежде всего, она не имеет никакого отношения к «ворам в законе». Нехороший Витя Пахан никак не мог быть «законником». Во-первых, по возрасту (в фабрично-заводское училище, по словам Снырцева, ребят отобрали прямо из школы — наиболее рослых): 15-летних «законников» в природе не наблюдалось даже в послевоенные годы. Во-вторых, в то время невозможно было числиться «вором» и… получать рабочую специальность! Это представлялось абсолютно диким! Не зря даже в песне Михаила Танича иронично замечено:

До воровского строгого закона

Меня не допускали потому,

Что целый год меня на «гегемона»

Учили в штукатурном ПТУ…

Наконец, говоря о криминализации подростков послевоенных лет, следовало бы в первую очередь, видимо, обратить внимание на социальные условия, в которых ребята росли. На условия, которые способствовали росту преступности, подталкивали мальчишек в объятия уголовников, помогали легко и жадно усваивать «блатную романтику». Именно обстановка тех лет приводила к тому, что какой-то мелкий «шпанёнок» вроде Витьки Пахана мог запросто сколотить вокруг себя полсотни доверчивых пацанов и сделать из них преступников. Так что претензии к «ворам в законе» по поводу «совращения несовершеннолетних» выглядят недостаточно основательными.

Все это мы говорим не в оправдание «честных воров». В конечном-то итоге юные «уркаганы» приходят в их объятия и подвергаются их обработке. Однако толкает туда ребят общество! Сводить всё к «нехорошему влиянию» злобных «отцов преступного мира» — значит лгать себе и другим, подменять борьбу с преступностью борьбой с отдельными преступниками (какими бы опасными и изворотливыми они не были). «Вешать лапшу» вроде снырцевских побасенок можно только доверчивым и малоопытным журналистам.

Но вернёмся к «Белому лебедю». На самом деле это исправительное учреждение не является ни тюрьмой, ни колонией. Оно представляет собой новый для тех лет тип учреждения — «единое помещение камерного типа».

Любопытно, что подобный вид ИТУ в те годы не был предусмотрен действовавшим исправительно-трудовым кодексом. Существовали, правда, ПКТ — помещения камерного типа. Но они действовали непосредственно внутри исправительно-трудовых колоний для изоляции нарушителей режима из числа арестантов. Водворяли в ПКТ не более чем на шесть месяцев.

ЕПКТ в Соликамске на правах отдельного исправительно-трудового учреждения фактически действовало В НАРУШЕНИЕ ЗАКОНА! Такого учреждения в природе быть не могло! Если это было помещение камерного типа (как оно и числилось в официальных документах), то содержать здесь осуждённых могли не более чем полгода. На самом же деле «воров» и «отрицалов» (а нередко — просто строптивых зэков, неугодных администрациям различных колоний) содержали — и содержат! — в «Белом лебеде» годами, стремясь их «сломать». Уже сам по себе этот факт является юридическим беспределом.

Дело в том, что изолировать «авторитетов» в исправительном учреждении обычного типа авторам прожекта казалось малоэффективным. Ведь там у арестанта остаются хоть какие-то права — на свидания, передачи, личные вещи и пр. В помещениях же камерного типа устанавливался режим, предусмотренный для содержания осуждённых на строгом режиме в тюрьме! А именно: запрет на любые свидания, посылки и передачи, разрешение всего двух бандеролей в год, на «ларёк» — всего 2 рубля в месяц (и это только при безупречном поведении, иначе арестант лишается права приобретения продуктов и предметов первой необходимости) и пр. Эти ограничения, естественно, были предусмотрены не более чем на полгода!

Поэтому и нынешнее руководство «Белого лебедя», и генерал Снырцев, ставший начальником Усольского УЛИТУ, предпочитают называть учреждение «профилактическим центром», избегая слова ЕПКТ. Ведь даже ныне действующий уголовно-исполнительный кодекс РФ, наконец-то воплотивший в жизнь изобретение Снырцева, предусматривает «перевод осуждённых мужчин, являющихся злостными нарушителями установленного порядка отбывания наказания, в единые помещения камерного типа на срок до одного года» (статья 115).

А теперь — о способах «перековки» уголовных «авторитетов» в «Белом лебеде».

Посмотрим, что рассказывает автор «проекта») Василий Снырцев:

В Усольском УЛИТУ… было принято решение создать профилактический центр для осуществления специальной режимно-воспитательной работы. Для этого на базе транзитно-пересыльного пункта при ИТК-6 было создано единое (для всех видов режима) помещение камерного типа на 240 мест, где концентрируются наиболее опасные лидеры преступных группировок.

До 1980 года значительная часть осуждённых в ИТК Усольского управления вела паразитическую жизнь. Процветали картёжная игра, пьянство, совершались акты мужеложства. «Воры» отбирали у осуждённых заработки, посылки, продукты питания, отказывались от общественно полезного труда. Изощрённому унижению и оскорблению подвергались осуждённые из числа «обиженных». Оперативная обстановка во многих колониях оставалась сложной.

В качестве одной из важных мер борьбы с «ворами» в профилактическом центре избрали строгую их изоляцию от основной массы осуждённых. Поставить «воров» в условия невозможности вести паразитический образ жизни — значит, нарушить главные их традиции. Сам факт изоляции, надёжности перекрытия каналов поступления какой-либо информации и продуктов питания способствует разложению преступной сообщности, чем достигается результативность профилактики преступлений.

…Администрации профилактического центра удалось добиться выполнения всеми правонарушителями норм выработки, выполнения своих обязанностей, в том числе связанных с уборкой жилых помещений, территории ПКТ, ремонтом и благоустройством охранных и других сооружений, что убедительно свидетельствует об отказе бывших лидеров от своих ярко выраженных антиобщественных установок. Многие из них дают письменные обязательства о прекращении преступной деятельности, склонны к явке с повинной, выступают перед осуждёнными, призывая их покончить с преступным прошлым.

Теперь прокомментируем этот отрывок. Снырцев пишет, что до 1980 года значительная часть осуждённых в колониях Пермской области «вела паразитическую жизнь», и ярко описывает все «прелести» этой жизни. Обвиняя при этом «воров» в лагерном беспределе.

Но, во-первых, «воров» в ИТУ вообще раз-два — и обчёлся. Их очень трудно привлечь к уголовной ответственности, поскольку они сами практически не совершают преступлений. Во-вторых, ни один «вор» никогда не станет лично что-то отнимать у арестанта. В-третьих, именно в эти годы — годы расцвета «воровского ордена» — прошёл ряд всесоюзных «воровских сходок», посвящённых искоренению беспредела в местах лишения свободы и укреплению авторитета «воровских законов» и «воровской идеи» в среде «сидельцев».

В частности, в конце 70-х была запрещена процедура так называемых камерных «прописок», когда новички подвергались издевательствам, всевозможным «проверкам на вшивость» при помощи «игр», «загадок» и «подъёбок». Тот, кто не проходил «подписку», мог перейти в разряд изгоев или просто получал свои порции побоев (затрещины, удары тяжёлыми арестантскими ботинками, мокрым полотенцем и т. д.). К концу 70-х «прописка», по большому счёту, существовала уже в основном среди «малолеток». Но и здесь «крёстные отцы» преступного мира решительным образом её искореняли. Ведь раскол в арестантском сообществе, увеличение числа униженных, озлобленных зэков было на руку «ментам», которые потом использовали эту недовольную массу против «отрицалов».

Кстати, это видно и на примере «Белого лебедя», где, по свидетельствам многих очевидцев, в хозяйственной обслуге состояли нередко «обиженные». Именно в этом свете следует понимать фразу Снырцева о том, что «хозяйственная обслуга подобрана из числа осуждённых, твёрдо вставших на путь исправления и имеющих отрицательное отношение к лидерам преступных группировок».

В начале 80-х годов «на продоле» (в межкамерном коридоре) ростовского следственного изолятора № 1 было выжжено на стене примерно следующее: «Пацаны! Решением воровской сходки (указывалось место и время сходки) прописки в камерах запрещены. Каждая «хата» отвечает за кровь». (Интересно, что сами сотрудники СИЗО не стирали эту надпись, поскольку она служила стабилизации обстановки в камерах, снижению количества конфликтных ситуаций).

То же самое и в отношении «обиженных». Сам «воровской мир» был настроен резко отрицательно к процедуре так называемого «опетушения» — то есть изнасилования осуждённых за какие-то провинности. В «правильных хатах» (камерах под контролем «братвы», воровских «смотрящих») за подобную попытку можно было серьёзно ответить. Во многих воровских «прогонах» тех лет читаем: «Мужики! Прекратите плодить «обиженных»! «Менты» после используют их против вас».

В «зонах» «воровской мир» тоже всячески пытался пресечь беспредел и «обжималовку», наказывать за лагерные грабежи. «Элита» стремилась сделать так, чтобы «мужик» сам нёс ей необходимое. Как мы уже говорили выше, в условиях необдуманных ограничений колонистской жизни со стороны власти «чёрные» имели возможность выказывать себя «благодетелями» и «защитниками» «мужика», создавая в «зонах» «чёрный рынок». Здесь можно было купить всё — от шоколада с колбасой до водки и анаши. В колониях спокойно ходили деньги. Это был для «мужика» единственный способ облегчить своё существование.

Поэтому рассказы Снырцева опять-таки извращают действительность, обвиняя в лагерном беспределе «воров в законе». Это заведомое искажение фактов. А то, что такой беспредел существовал, — разумеется, факт. Но именно там, где сама администрация ему попустительствовала. Убирая из «зоны» «воровских положенцев» и «смотрящих», «начальники» не в состоянии были самостоятельно поддерживать дисциплину и режим — даже драконовскими методами. Когда в «зоне» исчезал «чёрный рынок» (снимавший во многом напряжённость в арестантской среде, дававший зэкам возможность использовать по своему разумению заработанные и обналиченные с помощью «воровского мира» деньги), на смену ему приходило чувство нищенской безысходности. Переставали жёстко действовать арестантские и воровские «законы», каравшие беспредел. Наступала эпоха безвластия (официальная власть в расчёт не принималась), и наиболее наглые, злые и крепкие «отморозки» начинали диктовать свои «законы джунглей».

Против «отморозков», а вовсе не против «воров», следовало направить главный удар. В «зоне», у администрации были зачастую связаны руки. Штрафной изолятор и ПКТ в колонии не являлись действенными средствами наказания: «братва» давно научилась «греть» своих «корешей» и там, нелегально передавая им всё, что необходимо. На тюремный же режим можно было отправить очень немногих: чрезвычайно сложной была процедура такой отправки, да и подобными поступками начальство как бы расписывалось в собственной слабости. Мол, не можете сами с нарушителями справиться, всех сплавляете на «крытую»! (Перевод же в «Белый лебедь» означал не смену режима, а как бы меру воздействия в рамках того же самого режима — просто «перевод в помещение камерного типа»).

Сама по себе идея создания отдельного учреждения для изоляции лагерных подонков может быть признана целесообразной и разумной. Однако изначально усилия были направлены не только (и не столько) против конкретных беспредельщиков, сколько против «чёрной идеологии» — конкурентов лагерной администрации в борьбе за власть в местах лишения свободы.

Попытка убедить общественность в том, будто в условиях строгой изоляции можно «перевоспитать» настоящего вора или «авторитета» — это, мягко говоря, заблуждение. На эти грабли власть уже наступала в 60-е годы. К тому же и «изоляция» в «Белом лебеде» — понятие довольно условное. Об этом — чуть ниже.

«Письменные обязательства о прекращении преступной деятельности» — после исторической сходки и принятия предложений Черкаса эти «подписки» потеряли всякий смысл. Они годились только для бумажных отчётов перед московским начальством «о проделанной работе».

Остаются только «приобщение к общественно полезному труду» и «выступления перед осуждёнными». Это действительно серьёзно.

Однако и здесь не всё просто. Прежде всего — работа на производстве, согласно классическому «воровскому закону», «вору» не западло. В 60-е, в период «ломок», «законники» отказывались от труда не потому, что запрещал «закон», а «на характер», в пику тем, кто их принуждал. Так что просто труд на производстве ещё не ведёт к развенчанию «авторитета» — особенно тогда, когда он вкалывает с такими же «братьями».

Другое дело — уборка ПКТ, ремонт охранных сооружений. Это, конечно, позор. Однако в Усольское ЕПКТ попадает не только элита уголовного мира. Здесь немалую часть составляют просто злостные нарушители режима колоний, арестанты, «неудобные» для администрации. В том числе даже из «мужицкой» или «фраерской» (в нынешнем понимании — «воровская пристяжь») среды. Они-то (и слабовольные, сломавшиеся «блатари») в основном и занимаются «позорной» работой. То же можно сказать и о «публичных выступлениях» «авторитетов».

И всё же будем справедливы: за долгие годы существования «Белого лебедя» здесь научились «ломать» арестантов — в том числе и «авторитетных». С особой гордостью Снырцев перечисляет имена «перевоспитанных»:

Это такие особо опасные рецидивисты, как Сидоренко по кличке «Кукла», Попов — «Жаркун», Кравцов — «Кравец», Бобохидзе — «Гиви»…

Конечно, развенчание даже одного лидера — дело далеко не простое. На некоторых из них уходят годы. Например, с Сидоренко (кличка «Кукла») мы работали семь лет (это был самый изворотливый «вор» из тех, кто к нам попадал), с Кравцовым — около двух лет.

Кстати, вопрос по ходу дела: если многих лидеров приходится развенчивать по много лет, как понимать утверждение, что «удалось добиться выполнения всеми правонарушителями норм выработки»? Мягко говоря, одно с другим не вяжется…

К тому же начальник УЛИТУ малость покривил душой, заявляя в 1992 году о «перевоспитании» осуждённого Сидоренко. Уже в следующем году начальник «Белого лебедя» майор внутренней службы Александр Шерстобаев случайно проговорился:

Недавно пришлось наказать Рогова. Я делал обход, зашёл в камеру, там Рогов и Сидоренко. Последний не встал при моём появлении. Рогов бросил мне: «Места мало!» В результате получил десять суток штрафного изолятора в одиночке…(«Серые будни «Белого лебедя»)

Значит, «исправившийся» Сидоренко может позволить себе не вставать при появлении начальника ИТУ?! Поступок вызывающий даже в обычной колонии — тем более в «воровской крытке»! Ой, не вяжется что-то у «воспитателей»…

Зная историю «воровского братства», психологию «воров», приходится сомневаться, что их можно «сломать» «строго по закону» (как утверждал сам Снырцев). Если уж в обычных «зонах» никогда не стеснялись в средствах, то «Белому лебедю» просто по статусу положено!

Ну не будет настоящий «вор» или «авторитет» «ломаться» только потому, что ему якобы «перекрыли каналы информации» и «дороги» с волей! Тем более что такое «перекрытие» — не более чем миф. Это даже в лучшие времена косвенно признавал сам Снырцев, рапортуя:

Очень трудно поддаётся нашему воздействию «вор» Кутателадзе… Его щупальцы простираются далеко за пределы колоний нашей области… Существующие каналы связи Кутателадзе со «свободой» надёжно контролируются администрацией центра.

Но если «дорога» одного «авторитета» контролируется администрацией, это не значит, что она контролирует все подобные нелегальные связи. Это практически неосуществимо. Что и показали дальнейшие события.

В августе 1992 года начальник Усольского УЛИТУ Василий Снырцев с гордостью рапортовал о том, что «в течение всего времени существования в профилактическом центре не допущено ни одного преступления». И следом, в ноябре того же года, в «Белом лебеде» рвануло с такой силой, что грохот разнёсся по всей стране. Рвануло и в прямом, и в переносном смысле.

Причиной послужило открытое предательство служебных интересов двумя офицерами «Белого лебедя», причём офицерами достаточно высокого ранга — командиром войскового подразделения, охранявшего ЕПКТ, подполковником внутренней службы О. Большаковым, и начальником отделения боевой подготовки подполковником внутренней службы В. Юрьевым. Большаков передал осуждённому Таранюку гранаты и боеприпасы, украденные Юрьевым на службе! Хороша «изоляция», о которой с гордостью поведал всей стране Снырцев! Если подполковники проносят оружие, что говорить о каких-нибудь лейтенантах или тем паче прапорщиках? Что говорить о проносе жалкой колбасы или спиртного? Кстати, любопытные подробности сообщил в ведомственном журнале «Преступление и наказание» журналист Владимир Грибов:

Как выяснилось, О. Большаков давно уже наведывался к осуждённому, который заведовал в колонии выпуском ширпотреба из дерева. За дешёвые поделки, за водку (выделено мною. — А.С.) и купился офицер...(«Серые будни «Белого лебедя»)

То есть оказывается, что дело дошло до того, что САМИ АРЕСТАНТЫ имели возможность угощать сотрудников водкой! И это — «изоляция»?!

Но если разговоры об изоляции, перекрытии каналов информации и прочем — желаемое, выдаваемое за действительное, — как же в таком случае «перевоспитывались» уголовные лидеры?

С началом 90-х годов во все инстанции хлынули потоки жалоб от арестантов учреждения АМ-244-6 (так на официальном языке называется Соликамское ЕПКТ). Причём писали часто люди, уже освободившиеся, никогда не имевшие корней в уголовном мире, так называемые «мужики». Писали о пережитом, о страшных испытаниях, о бесчеловечном отношении к арестантам…

Волна жалоб была связана с верой в так называемую горбачёвскую «гласность». Но дальнейшие события показали, что надежды эти были беспочвенными. Правда, — по центральному ТВ прошёл жуткий по своей откровенности фильм о «Белом лебеде», однако многочисленные ведомственные комиссии, разумеется, после проверок ЕПКТ в один голос сообщали, что «факты не подтвердились».

«День добрый!!!

Пишет вам осуждённый Никулов Э. Д. Мой протест против насилия, беззакония прошу опубликовать в газете.

…Блеск кафеля и идеальная чистота на территории учреждения — это лишь внешний фон «Белого лебедя». Сколько людей они загнали в могилы, но кое-кто и жив остался чудом. Я проехал много пересылок и нахожусь в местах не столь отдалённых девятый год, но такого беспредела я не встречал. На этом «Белом лебеде» диктаторский режим. Люди страдают годами. В 50-градусный мороз раздевают их донага и загоняют в прогулочный дворик…

(Из письма осуждённого в редакцию газеты «Советская Россия»)

И грянул гром… 23 ноября 1992 года в кабинет начальника помещения камерного типа Голованова вошёл осуждённый Шафранов и, угрожая ему гранатой, потребовал ключи от камеры, куда был водворён его приятель Таранюк. (Обратим внимание: в едином помещении камерного типа существует ещё одно помещение камерного типа! С точки зрения закона и здравого смысла — это абсурд…). После освобождения Таранюка оба арестанта захватывают в заложники начальника транзитно-пересыльного пункта майора Мякишева и требуют предоставить им машину для выезда из колонии.

Однако администрация, привыкшая только к одному методу общения с зэками, и в этот раз пытается решить конфликт при помощи грубой силы. В результате чего погиб местный прокурор, получил ранение Игорь Мякишев (у ног его разорвалась граната), был убит осуждённый Таранюк… Шафранов, потерявший обе ступни, был позже расстрелян по приговору суда.

Мы не знаем истинных причин трагедии. И Шафранов, и Таранюк были бригадирами, так что, казалось бы, находились в более-менее привилегированном положении. Разинкин и Тарабрин в исследовании «Цветная масть» называют поэтому захват заложников «бунтом избалованных и зарвавшихся холуёв, или «отмороженных». К тому же они указывают, что по «понятиям» «правильные арестанты» не должны сотрудничать с администрацией.

Авторы, однако, не задумываются над тем, что могло толкнуть на безумный поступок людей, которые, по лагерным меркам, были неплохо устроены. За что попал в ПКТ Таранюк? И что это вообще такое — ПКТ в «Белом лебеде», если для того, чтобы выручить приятеля, Шафранов решился штурмовать «бур» (жаргонное название помещения камерного типа) с гранатой в руке? И были ли Таранюк и Шафранов в своём лагерном прошлом «авторитетами» или же просто строптивыми «мужиками», посланными в ЕПКТ, чтобы с них «сбили гонор»?

В общем, факт остаётся фактом: легенда о «непогрешимости» «профилактического центра» для уголовных лидеров рухнула, как карточный домик. Легенда об «эффективных методах» «перековки» «воров» — тоже.

Наконец, огромный общественный резонанс вызвало в следующем, 1993-м году, из ряда вон выходящее событие: УЛЬТИМАТУМ нескольких бывших осуждённых Соликамского ЕПКТ, предъявленный… правительству России!

ЧЁРНЫЕ ДНИ «БЕЛОГО ЛЕБЕДЯ»

Группа бывших осуждённых учреждения АМ-244-6, расположенного в Соликамске, предъявила правительству России ультиматум

Если в ближайшее время в названном учреждении не прекратятся повальные избиения, изнасилования, поборы, наказания двенадцатичасовым рабочим днём и лишением заключённых пищи, то инициативная группа оставляет за собой право выразить свой протест иными способами — вплоть до взрыва двух спаренных кумулятивных снарядов в одном из общественных мест Москвы или области. Такой шаг бывшие заключённые считают актом отчаяния, на который они вынуждены пойти после многочисленных безответных жалоб в правоохранительные органы. Угрозы Москве звучат не только из Соликамска, но и из других мест заключения.

Московская милиция всерьёз приняла ультиматум из Соликамска и выразила согласие на мирные переговоры. Так что, дай Бог, может, и не взорвёмся. Но террор, как известно, никогда не приводил к добру. И осуществись эта акция, она печальным эхом отозвалась бы на самих организаторах.

Геннадий Жаворонков («Московские новости», 1993 г.)

Трудно сказать, был ли инициирован этот «ультиматум» элитой уголовного сообщества — «ворами». Такой возможности исключать нельзя. Особенно учитывая угрозы из разных мест заключения, а не только из Пермской области. Говорить о «провокации органов» вряд ли имеет смысл: до подобных масштабов и уровня провокаций органы тогдашней исправительно-трудовой системы ещё не доросли, а у КГБ были проблемы куда серьёзнее, чем разыгрывать малоперспективную «зэковскую карту». Хотя кто знает…

Во всяком случае, приводить угрозу в исполнение «воровской мир» никогда не стал бы. Это значило бы полное крушение авторитета «законников» и фактически — самоубийство: правоохранительные органы полностью развязали бы себе руки, пользуясь безоговорочной поддержкой всего населения страны.

И без того подавляющее большинство законопослушных граждан было возмущено «ультиматумом». В некоторых изданиях появились гневные отклики. Одна из газет писала:

Представьте только на минуту, что правительство России принимает правила игры уголовного сообщества и выпускает следующий Указ:

«В связи с тем, что в последнее время криминогенная обстановка в стране постоянно ухудшается, стремительно растёт преступность, уголовный мир угрожает здоровью, собственности и жизни российских граждан, постановляем — РАССТРЕЛЯТЬ КАЖДОГО ДЕСЯТОГО ОСУЖДЁННОГО НЕЗАВИСИМО ОТ СРОКА, СТАТЬИ И ТЯЖЕСТИ СОДЕЯННОГО».

Абсурд? Но ведь фактически по содержанию такой Указ аналогичен «ультиматуму» «несчастных узников». Более того, он даже в чём-то был бы справедливее: несмотря на элемент случайности, погибла бы часть той сволочи, которая мешает обществу жить. Но ведь уверены же мы, что никто никогда в России на это не пойдёт. Потому что мы, в отличие от НИХ — люди, а не скоты. Потому что мы стараемся жить по человеческим, а не по волчьим законам». («Психология подонков»).

Правда, «ультиматум», видимо, дал какой-то результат. Во всяком случае, высокое начальство в свете целого «букета» чрезвычайных происшествий, надо думать, приструнило ретивых подчинённых: вы что там, совсем одурели?! Притормозите на время, не ищите приключений на свои головы!

В «Белый лебедь» стали заглядывать даже наблюдательные комиссии из представителей общественности. Со временем хоть немного, но стал смягчаться режим (сказалась общая гуманизация законодательства). В общем, администрация оказалась несколько ограничена в своём «воздействии» на «отрицалов».

Подобная ситуация не радует администрацию «Белого лебедя». Майор Шерстобаев с раздражением замечает, что пора

отбросить лишнее и формальное в законодательстве. Дать больше прав начальнику учреждения. Не будем скрывать, все эти наблюдательные комиссии — фарс. Я считаю, что время нахождения осуждённого в ПКТ не должно входить в общий срок. И пусть это санкционирует прокурор. А сегодня у нас нет рычагов управления. Штрафного изолятора не боятся. У зеков нет сдерживающих факторов…

У меня создаётся впечатление, что законы сейчас создают те, кто скоро сам сюда попадёт, или заботится о своих, уже сидящих в зоне.

Читая эту тираду, с горечью ловишь себя на мысли: ведь человек, облечённый властью над осуждёнными — огромной властью! — даже не понимает, ЗАЧЕМ он поставлен во главе пенитенциарного учреждения. Он искренне возмущён тем, что ему не позволяют поступать с арестантами так, как он считает нужным, наплевав на все законы. ЕМУ ВИДНЕЕ! Несмотря на то, что содержание в российских местах лишения свободы уже во всём мире оценивается как ПЫТКА, Шерстобаев убеждает, что у него «нет рычагов управления». Он видит свою задачу в ПОДАВЛЕНИИ арестантов. Суд определил преступникам наказание в виде лишения свободы — но начальнику ЕПКТ этого мало. Просто следить за исполнением этого наказания ему кажется неправильным. Ему «мало прав». Ему не нужны наблюдательные комиссии. Это — «фарс». Контроль со стороны общественности «мешает работать». Попытка привести условия содержания «за колючкой» хоть в какое-то соответствие с понятием цивилизованных — заставляет его думать, что законы пишут уголовники…

Между тем в конце концов и нынешние исследователи российской уголовно-исполнительной практики постепенно приходят к выводу о неэффективности системы ЕПКТ, закреплённой в нынешнем законодательстве. Даже такой ярый сторонник жёстких методов подавления «отрицаловки», как профессор Кузьмин, убеждая себя и других в «эффективности» работы ЕПКТ, пишет:

Направление сюда воровских и иных «авторитетов» позволяет хотя бы временно нейтрализовать их влияние на основную массу правонарушителей…

И всё же ЕПКТ не позволяют полностью решить проблему, поскольку «авторитетов» по истечении установленного срока (согласно закону, этот срок составляет не более года. — А.С.) приходится возвращать в колонии соответствующих видов режима, и «акции» тех, кто не сломился в необычных условиях, стремительно возрастают.

Если бы «экспериментаторы» потрудились изучить опыт конца 50-х — начала 60-х годов, к такому выводу они бы пришли гораздо раньше. Пока же ЕПКТ фактически работают на создание «авторитетам» репутации «страдальцев за идею», «несгибаемых личностей» стойких борцов против «беспредела» «ментов», и т. д. Для будущего «вора» пребывание в ЕПКТ — вроде строки о поощрении в производственной характеристике…

Таким образом, приходится сделать неутешительный для правоохранительных органов вывод: вся система так называемых «ментовских ломок» привела к результату, обратному тому, на который рассчитывали сами борцы против «воров» — к всемерному укреплению «воровского ордена», усилению воровского авторитета в уголовном сообществе и арестантском мире, романтизации образа «законника» в глазах обывателя.

Это стало возможным не только (и не столько) из-за применения неправовых методов морального и физического подавления «воров», сколько из-за одновременного «закручивания гаек» в отношении общей массы осуждённых, заключённых и подследственных, введения необоснованных запретов, создания тяжёлых условий отбывания наказания… Именно это качнуло маятник арестантского сочувствия в сторону «честных воров». А значит, войну с ними «менты» проиграли подчистую.

Как умирали «вор» Вася Бриллиант и террорист Салман Радуев

Расположенный в Пермском крае Соликамск — городок небольшой, известный своими шахтами по добыче соли и колонией для пожизненно осужденных «Белый лебедь». Как некоторые иронизируют, местное население состоит из шахтеров, тюремщиков и заключенных.

Знакомство с «Белым лебедем» можно начинать на… городском кладбище. Здесь, на окраине, хоронили и хоронят заключенных. И самая приметная могила с памятником в виде купола — легенды криминального мира Василия Бабушкина по кличке Вася Бриллиант (прозвище получил за «чистоту соблюдения воровского кодекса»), с которого, по сути, началась главная страница в истории «Белого лебедя».

— Его привезли при мне, в 1985 году, когда здесь на базе обычной транзитно-пересыльной тюрьмы создали первое ЕКПТ (куда свозят зэков — злостных нарушителей режима, «авторитетов» со всего Советского Союза на перевоспитание), — рассказывает бывший сотрудник тюремной службы Сергей Ерофеев. — В том же 1985 году он и умер.

«Авторитетнее Васи Бриллианта в криминальном мире не было и нет, — сказал мне как-то один из воров в законе в камере московского СИЗО (была там в качестве правозащитника). — В первый раз за решетку он попал, будучи 21-летним пареньком, за кражу».

А потом уже посыпались сроки как из рога изобилия: за бандитизм, за покушение на убийство… В лагерях Бабушкина неизменно выбирали «смотрящим» и «положенцем», как самого рассудительного и правильного. А еще он, как говорят, ездил по зонам с сумкой книг русских классиков. Интеллигентом слыл.

Вася Бриллиант стал иконой для темного криминального мира по двум причинам: потому что провел за решеткой больше, чем кто бы то ни было, — 35 лет и потому что якобы принял смерть за традиционные «воровские понятия» в «Белом лебеде» (рассказывают, что умер после того, как к нему приезжали на разговор высокие чины из МВД СССР).

— Я лично читал медицинское заключение, что смерть Бабушкина наступила от сердечного приступа, — говорит Ерофеев. — Вроде упал и умер. Как было на самом деле, не знаю. Слухи разные ходили. Но я тогда был всего лишь младшим лейтенантом, в курсе всех нюансов таких, как я, не держали. Но вот он умер, и старая эпоха стала заканчиваться. В его времена как было: заключенный не смел врача или воспитателя даже пальцем тронуть, ни слова плохого не смел им сказать — это святое. Определенный порядок был, которого придерживались и сотрудники, и арестанты. «Красные линии» нарисованы и с одной, и с другой стороны. А потом пришли смутные 90-е, везде кровь, жертвы. Сейчас новый этап взаимоотношений. Какой? Сотрудники зачастую в худших условиях, чем заключенные. А зэк совсем другой стал, «домашний». Вместо папирос — легкие сигаретки, вместо чифира — чай с бергамотом. Берегут себя сидельцы, все время про права заявляют, требуют к себе отношения внимательного.

Про Васю Бриллианта многие из нынешних «постояльцев» «Белого лебедя» даже не слышали. Но у того до сих пор остались свои почитатели. Могила ухожена, свежий венок с надписью «Вятлаг 2019 год» (от заключенных кировских колоний). А с памятника взирает строгий образ мужчины средних лет с белым лебедем, расправившим крылья.

Рядом неприметная могилка с надписью «Безымянным арестантам». Недалеко и холмик могилы, пожалуй, самого известного чеченского террориста Салмана Радуева. Нет ни даты смерти, ни имени — ничего. Похоронили его тайно, чтобы никто (ни поклонники, ни ненавистники, ни просто сумасшедшие) не разрыл могилу и не вытащил останки.

— Радуева в «Белом лебеде» не убили, как ходили слухи, — говорит один из ветеранов службы. — Он попал к нам уже тяжелобольным человеком, несмотря на достаточно молодой возраст. Медпомощь ему оказывали так же, как другим. Вел он себя обычно, ничем не выделялся. Сидел и сидел. Кому он нужен был? Когда 15 декабря 2002 года Радуев умер, это было потрясение для нас всех, потому что понимали, какой шум поднимется. Вскрытие тела записывали на видео.

Станция конечная — Лебединая

Проходим КПП и попадаем в царство белых лебедей. Они здесь кругом — в виде скульптур у фонтанчиков, нарисованные на воротах, на стенах и т.д. Эту колонию из-за них считают одной из самых романтичных (такая трагичная криминальная романтика про последнюю лебединую песнь и про лебединую верность). Название родилось задолго до того, как сюда стали привозить первых «смертников».

— Первый этап заключенных, которым заменили смертную казнь на помилование, пришел в сентябре 1999 года, — вспоминает Ерофеев. — Я тогда уже был начальником отдела спецучета, так что должен был их принимать. Но колонию для ПЖ (пожизненно заключенных) еще не успели достроить на месте старой пересылки. Пришлось взять на себя ответственность и подписать бумаги, по которым этот вагон со «смертниками» еще целый месяц ездил по стране. Помню, сижу, расписываюсь, вижу — вошь ползет. Я отодвигаюсь от нее, а следом другая, третья, их больше и больше… Это я в вагоне самом сидел тогда. 3 октября арестантов, которые уже к тому времени «накатались», приняли. Я их всех помню, с каждым общался. И никто не говорил, что лучше бы казнили. Все рассказывали, что в ожидании исполнения смертного приговора сидели тихонечко, как мыши, а когда помиловали, обрадовались. Первое время, увы, они у нас тут часто умирали, потому что здоровье подорвали в следственных изоляторах. А потом смертность упала. И вот сейчас хороним редко — в среднем раз в два года.

Колония №2 для пожизненно осужденных находится рядом или даже, точнее сказать, внутри другой — колонии строгого режима №1. Чтобы попасть в ИК-2, нужно пройтись по территории ИК-1. И по дороге вы наверняка будете впечатлены достижениями тюремного хозяйства: пекарня на дровах, полевая кухня, животноводческая ферма, теплицы, где выращивают даже виноград и дыни (заведует ею осужденный талантливый агроном).

За всем этим наблюдают из окон своих камер осужденные к пожизненному лишению свободы. Они завидуют соседям: каким бы большим ни был их срок, он конечен.

— Хотя иногда непонятно, почему за двойное убийство одному суд дает 15 лет строгого режима — и он попал в ИК-1, а другому за такое же преступление — пожизненное, и он сейчас в ИК-2, — говорят сотрудники.

И все же в большинстве своем «постояльцы» колонии для пожизненно осужденных не простые убийцы. На каждой камере (сидят «пожизненники» по трое, всего в колонии около 100 камер, и все под видеонаблюдением) висит табличка не просто со статьями УК, а с кратким описанием преступления. Читаешь — и страшно даже к двери близко подходить. Вот, к примеру, бывший военный Владимир Худяков, педофил, изнасиловал и зверски убил 11 девочек в возрасте от 5 до 11 лет. Суд приговорил его к смертной казни, но благодаря мораторию ее заменили пожизненным сроком. С тех пор минуло уже почти 30 лет, так вот не поверите — этот педофил уже два (!) раза подавал на условно-досрочное освобождение. Суд дважды отказал, и маньяк считает это несправедливым…

Или вот серийный убийца Денис Писчиков, который отправил на тот свет 13 стариков в Московской и Владимирской областях. Убивал он бабушек и дедушек за их «гробовые», порой его добычей была всего пара сотен рублей (свою охоту вел с 2002 года). На лице у Писчикова полное отсутствие интеллекта. Говорить с ним не о чем, да и не хочется. Про себя рассказывает, что с детства пил, курил, убийства просто были способом заработка, никакой философии за ними не стояло.

Последний бой советского боксера

Два корпуса, где сидят «смертники», совершенно идентичные. Ничем не отличающиеся коридоры, похожие как две капли воды друг на друга камеры. И осужденные в одинаковой робе. Но какие разные лица! Среди них встречаются и знакомые…

Двери камеры №16 открываются (но остается еще преграда — решетка), и я узнаю одного из арестантов — бывшего сенатора Игоря Изместьева, за которого в свой юбилей просила ныне покойная правозащитница Людмила Алексеева у президента Владимира Путина. Глава государства тогда обещал его помиловать, но не сказал, когда это произойдет. С тех пор прошел не один год, Изместьев все еще сидит в «Белом лебеде».

— Все хорошо, держусь, — тихо говорит он, приблизившись к решетке с узенькими ячейками. — Надеюсь. Без надежды тут никак.

Есть в «Белом лебеде» узники, истории которых не пугают, а скорее трогают за душу. Один из них — некогда легендарный советский и российский боксер, победитель Игр доброй воли, чемпион Европы, финалист чемпионата мира, четырежды чемпион России Паата Гвасалия. Его заподозрили в поджоге казино «Паллада» в Петропавловске-Камчатском в 2003 году (тогда погибло 7 человек). Паата вину свою не признал, более того, как показала экспертиза, травмы рук, полученные на ринге, не позволяли ему сжать их в кулаки, то есть он не смог бы взобраться на крышу по вентиляционной шахте, неся канистру с горючим. Да и мотив звучал странно: якобы сжечь это казино он решил, рассчитывая получить постоянное место работы в конкурирующем заведении (где он пока трудился временно начальником охраны). И все же суд вынес самый жесткий приговор — пожизненный срок.

Редчайший случай: по уголовному делу в 2008 году было возбуждено производство из-за вновь открывшихся обстоятельств: свидетели вроде бы назвали имена «настоящих заказчиков и истинных исполнителей преступления». Три года шло доследование, а потом производство почему-то неожиданно прекратили…

За решеткой Паата сошел с ума.

— Откуда у него кровоподтек на лбу? И почему он один в камере? — спрашиваю у сопровождающих.

— Он часто бьется головой о стену. И руки разбивает о стену, имитируя бой, будто он на ринге. Потому и один сидит, что с ним опасно кого-то оставлять…

— Рад вас видеть, — приветствует боксер. — Я плохо себя чувствую. Сижу незаконно. Отменили приговор в 2008 году, а меня не отпускают. (Паата путает решение прокуратуры о доследовании с отменой вердикта. — Прим. авт.). Казино помню. Какой поджог? Я отношения не имею к этому. Перепутали меня с кем-то. Это был не пожар, о Боже мой. Они убили моего отца!

…А потом вдруг Паата застыл в позе как был, уставившись в одну точку. Кажется, даже дышать перестал. Как в детской игре: «фигура на месте замри». Ни на что больше он не реагировал.

— Идемте, — тихо обратился ко мне начальник колонии. — Неизвестно, сколько это его состояние будет длиться. Когда к нему приезжают родные, он с ними из-за этого не может общаться.

— Каждый второй осужденный имеет отклонения в психике, — говорит психолог «Белого лебедя».

Его слова подтверждают теорию, что человек со здоровой психикой никогда бы сознательно не совершил страшного злодеяния (если речь не идет о бытовых убийствах в состоянии аффекта). Но касается ли это Паата? Что если он сошел с ума как раз из-за несправедливого правосудия? Нет ответа…

Меж тем психолог рассказывает, как тестирует маньяков, как просит их собирать пазлы и т.д. По итогам наблюдений за ними делает целые научные открытия. Поможет ли это когда-нибудь обществу вовремя вычислять потенциальных маньяков и изолировать их?

Пока же психическая болезнь, так же как и физические недуги, не освобождает убийц от самого жесткого наказания. В «Белом лебеде» отбывают пожизненный срок 14 инвалидов, в том числе двое колясочников. Некоторые инвалиды I группы не могут сами принимать пищу и самостоятельно ходить в туалет.

— Законодательно вопрос ухода за ними не урегулирован, — говорит начальник «Белого лебедя». — В последние годы во все инстанции обращались, включая Пенсионный фонд и департамент соцзащиты. Отвечают в духе «извините, не наша тема». В обязанности медсестры не входит ухаживать за парализованным осужденным, как мы можем ее заставить? Да и где взять этих медсестер? Вот сейчас мы просим ФСИН ввести хотя бы должность санитара для осужденных отряда хозобслуги, они могли бы за зарплату помогать инвалидам. А пока уговариваем сокамерников ухаживать.

К слову, даже самые пожилые и самые больные постояльцы «Белого лебедя» хотят жить. Одного — инвалида по зрению Ивана Семенова — недавно вывезли в НИИ Гааза для операции на глазу. Так вот он уже на месте от хирургического вмешательства отказался. Начальник колонии возмущается:

«Я ему говорю: «столько денег и сил на тебя потратили! Конвой тебя сопровождал, транспорт, договоренности с врачами НИИ! А ты взял и отказался!» А он мне на это отвечает: «Хирурги предупредили, что сердце из-за возраста может не выдержать операции. А я так жить хочу, вы не представляете!».

Два пожизненных срока бригадного генерала Магаса

Роман Алтухов — единственный, кто получил пожизненный срок не за статью 105 УК РФ «Убийство». Ему вменили статью 295 УК «Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование».

— И покушения не было с моей стороны, — клянется Роман. — Она соседка была моя (жили в одном районе). И так вышло, что она меня судила, а через месяц после того, как я освободился, на нее напали. В приговоре формулировка, что у меня имелась возможность ее убить (мог успеть дойти из дома до того места, где ее нашли, за 5–7 минут). И все. Нож мне подбросили. Первые показания выбили силой, я потом от них отказался. Вот и все дело против меня. И за это пожизненное?

На воронежского судью Галину Зуевич напали 17 ноября 2003 года, когда она возвращалась с работы домой. Ножевые ранения были не смертельны, она умерла от потери крови (прохожие долго не обращали внимания на лежащую на снегу женщину, решив, что она пьяная).

15 лет Алтухов пытается добиться пересмотра приговора. Но прокуратура и Верховный суд считают его вину доказанной. Перед тем как напасть на судью, Роман имел два срока, в том числе один за то, что забил ногами до смерти человека (с этим приговором он, правда, тоже был несогласен и виновным себя не признал).

Вообще мало кто в «Белом лебеде» говорит: «Виноват, заслуживаю пожизненного». Процентов 30 считают, что следствие и суд совершили ошибку, еще треть признают вину частично (как, скажем, пятигорский маньяк Владимир Амбарцумов, насиловавший и убивавший детей, за что чуть не был растерзан несчастными родителями прямо в зале суда) и совершенно уверены, что заслуживают гораздо более мягкого наказания.

Не признает себя виновным и еще один по-своему уникальный постоялец «Белого лебедя» — Али Тазиев по прозвищу Магаc. У него целых два пожизненных срока: один за покушение на теперь уже бывшего президента Ингушетии Евкурова и второй — за теракты и организацию бандформирования.

— Здравствуйте, а вы чьих будете? — задорно начинает беседу Магаc.

Человек в клетке совсем не похож на того бригадного генерала боевиков, который смотрит с фото в Википедии. Нет ни привычной черной бороды, ни фирменного оскала. За решеткой просто сухощавый энергичный кавказец. Даже не верится, что он был вторым в иерархии (по данным чеченских боевиков) после Доку Умарова.

— Мне есть что вам рассказать, но вы все перевернете, соврете, — громко заявляет он.

— А что можно перевернуть, если вы были лицом почти публичным, фотографировались в форме и с оружием, с трофеями и свои преступления не скрывали? — интересуюсь я.

— Вот видите, вы настроены неправильно. Я подумаю, буду ли с вами разговаривать. Может быть, потом.

Даже если он прав и не имеет отношения к части преступлений, вменяемых ему (скажем, к захвату школы в Беслане), все равно на его совести столько всего, что хватило бы даже не на два, а на десяток пожизненных сроков. От рук боевиков Магаcа погибли сотни военных и мирных жителей Чечни и Ингушетии.

Террористов в «Белом лебеде» несколько, но только Магаc имел высокий статус на воле. Остальные — обычные исполнители, которые просто резали, расстреливали, вешали, зачастую все это делали в наркотическом бреду. Жалеют ли они? Раскаиваются? Говорят, что да. Но чем измерить их искренность? Да и поможет ли она семьям тех, кого они убили?

— И при этом мы их кормим, лечим, охраняем, выслушиваем их претензии, — говорит один из сотрудников режима. — На каждого тратятся колоссальные суммы бюджетных денег. Гуманное у нас все-таки государство.

Так-то оно так, но речь скорее не о гуманизме, а об ответственности. Все эти убийцы и маньяки — они ведь взялись не из ниоткуда, они родились и выросли среди нас. Их кровавый путь — чья ответственность? И вроде о перевоспитании за решеткой этих страшных людей речи не идет, но каждому из них дается возможность жить, чтобы… Чтобы что? Чтобы понять и раскаяться?

В «Белом лебеде» 52% пожизненно осужденных работают. Шьют куртки, делают мебель, поделки из бересты и даже пишут картины на продажу. В художественной мастерской высыхают картины, среди которых портрет Путина. Нарисовал его по зову сердца, не по заказу, осужденный ветеран боевых действий (проходил службу в Афганистане). Видимо, не выдержала в свое время психика ужасов войны, вот он и стал кромсать людей в мирной жизни. А может, его приговор — ошибка суда, и он сам никакого отношения к преступлениям не имеет. Но шансы выйти из «Белого лебедя» живым, а не ногами вперед на городское кладбище, невелики. За все время существования тюрьмы освободились из нее всего 4 человека, последний — в 2011 году. Их дела были пересмотрены — вместо пожизненного назначили конкретный срок. Каждая такая история для узников «Белого лебедя» романтична, каждый надеется на чудо.

Пройдите онлайн-игру «Командировка к маньяку»: наш спецпроект по следам поездки Евы Меркачевой в колонию «Полярная сова»