Рассказы патологоанатома академия хирургии ленинград

Рассказы судмедэксперта

Лекарство от рака

В конце 1970-х в городе Выборге жили-были два врача – доктор Райтсман и доктор Кузнецов. На чём специализировался доктор Райтсман, я забыл, а вот специализацию доктора Кузнецова я буду помнить до самых глубоких седин старческого маразма. Онколог он был. Причём если верить материалам того уголовного дела и документам, присланным на судебно-экспертную медицинскую оценку, то онкологом он был классным. Никаких диссертаций не писал, но в части практического лечения многих злокачественных заболеваний да и по теоретическим знаниям доктор Кузнецов запросто мог составить конкуренцию какому-нибудь периферийному профессору из областного мединститута. Коллеги о Кузнецове давали самые положительные отзывы: взяток не брал принципиально, специальную литературу читал тоннами, в консультациях не отказывал, а когда консультировал, то нос не задирал и был всегда профессионально честен – слов «этого я не знаю» не боялся. Добрый, по характеру уравновешенный, жизнью доволен, хороший семьянин, никаких психопатологических выходок за всю жизнь этого доктора не зарегистрировано. От пациентов отбоя не было, а сами пациенты и их родственники только гимны славы этому доктору пели – лучший критерий оценки любого врача. Одним словом, как тогда говорили, достойный советский человек.

Доктор Райтсман и доктор Кузнецов были близкими друзьями. Дружили семьями, прочно и долго. Дети в этих семьях друг друга с раннего детства знали, и отношения у них были как у близких родственников. Жёны ни одного праздника не помнили, чтобы порознь. Даже отпуска подгадывали так, чтобы отдыхать общей большой компанией. Да и увлечения у этих докторов были одни и те же – любили выходы на природу, особенно по грибы и на охоту на боровую дичь.

На здоровье друзья не жаловались, хоть оба смолили «Беломор» как сапожники. Ну и, разумеется, у обоих были хронические бронхиты заядлых курильщиков – периодически друзья выслушивали друг у друга свистящие хрипы в лёгких и шутили на тему сапожников без сапог. Такое наплевательское отношение к собственному здоровью было весьма распространено в интеллигентной провинциальной среде того времени.

И вот пришла семья Райтсманов в дом Кузнецовых встретить Новый год. «Советское шампанское» на столе, лучшие коньяки и деликатесы – не взятки, а знаки почтения от благодарных больных. По телевизору Брежнев поздравление отшамкал, часы бьют двенадцать. Все поднимают фужеры и пьют первый тост за наступивший. Улыбки, радость на лицах, предвкушение хорошего застолья. Но через минуту доктору Райтсману становится плохо – он бледнеет и бежит в туалет. Там его скручивает сильный желудочный спазм, а минутой позже приходит облегчение в виде рвоты. Доктор Кузнецов без всяких церемоний открывает незапертую дверь, входит и смотрит в унитаз. Там свежевыпитое шампанское с прожилкой крови. Новогодний вечер испорчен: рвота с кровью без причины – всегда тревога для онколога.

Без всяких церемоний Кузнецов заводит друга в спальню, просит раздеться и лечь на кровать. Пальцы привычно утопают в ставшей податливой передней брюшной стенке. Мнёт Кузнецов живот другу и становится всё серьёзней и серьёзней. Долго мнёт. Жёны за стол зовут, хватит, мол, с кем не бывает. Перестаньте, мужики, друг на друга страх нагонять. Идите коньячку по маленькой – всё как рукой снимет! Не слушает доктор Кузнецов, злой стал, орёт, чтоб не мешали. Пошёл периферийные лимфоузлы пальпировать, лезет в пах, давит под мышками и над ключицами. А в одной из надключичных ямок непонятный желвачок. Хватает стетоскоп и долго слушает лёгкие. Потом основательно выстукивает грудную клетку. И начинают дрожать пальцы у доктора Кузнецова… «Ладно, пошли к столу. Пить не советую, и кушай умеренно. Завтра с полудня ничего не есть, с шести вечера и жидкости не пить, а второго числа с самого утра ко мне в кабинет».

Второго января с утра первый раз в своей жизни доктор Кузнецов послал куда подальше своих плановых больных. Регистратура обозлилась, да высок был кузнецовский авторитет. Кому талончики переписали, кого, несмотря на протесты, к другим докторам направили, кого попросили подождать. Всё утро возился доктор со своим другом. Лично водил на рентген и в лабораторию. Принёс рентгенологу бутылку «Наполеона», давно стоявшую музейным экспонатом дома, а после разговора с завлабораторией оставил на столе коробку «Пиковой Дамы». Среди коллег такие вещи не популярны, сотрудники подарки принять отказываются – принцип «ты мне, я тебе» дороже. Отнесли подарки назад и отдали медсестре, что в кабинете у онколога сидела.

Наконец вернулся Кузнецов к себе в кабинет и сразу за телефон. На весь Выборг тогда единственный эндоскоп имелся. Эндоскоп – это такая штука, которой через рот в желудок залезть можно, посмотреть, что там творится, ну и биопсию взять, отщипнуть кусочек тканей на анализ под микроскопом. Звонит эндоскописту, просит немедленно приять больного Райтсмана. Эндоскопист тоже весь день скомкал, но раз уж сам Кузнецов просит, то будет сделано. Затем хирургу звонит: другу моему нужно срочно лимфоузел из надключичной ямки вырезать, опять же на гистологию. Затем патологу – ставь на уши всю свою патогистологическую лабораторию, а мои анализы в первую очередь! И тот согласен. Ещё просит несколько дополнительных стёклышек с прокрашенными тканями подготовить – для собственного изучения и если кому на консультацию послать придётся. И это будет сделано. Надо сказать, что доктор Кузнецов сам микроскопа не чурался. Стоял у него в кабинете отличный бинокуляр, и стоял отнюдь не для мебели. Частенько Кузнецов у него просиживал, изучая сложные тканевые изменения с подозрением на малигнизацию.

Всё, что надо доктору Райтсману, сделали. Как никогда быстро все результаты легли на кузнецовский стол. Остался Кузнецов после работы, обложился атласами по онкологической патологии и стал смотреть препараты тканей своего друга. Сидел за микроскопом допоздна, иногда переводя глаза с микрополя на матовый яркий экран на стене, где висели многочисленные рентгеновские снимки больного Райтсмана. Опустела поликлиника, вот уже и дежурному терапевту пора уходить. Дождался Кузнецов, когда тот примет последнего больного, и заходит к нему в кабинет. Такой просьбы от Кузнецова никто из коллег не помнил, хотя то, о чём доктор попросил, считалось делом обычным. А попросил он для себя банальный больничный на три дня с диагнозом ОРЗ. Сказал честно, что в Ленинград смотаться надо – срочно и по личному. Друг Райтсман дома тоже на больничном маялся, но этому законно выписали открытый лист – без указания даты, когда на работу являться.

Собрал Кузнецов свои записи, все рентгенограммы, микропрепараты и другие анализы и принёс всё домой. Рано утром набил вторую сумку лучшим коньяком, сел в электричку и покатил в Ленинград. Хоть и не занимался этот доктор наукой, но многих знакомых в научных кругах имел. Остановился на три дня у кого-то из них. За это время своей «болезни» успел пройтись по светилам онкологии из 1-го меда, зашёл на кафедру патанатомии в Сангиге, сходил к коллегам в Онкоцентре. Везде народ только недоумение выражает. Мол, ну чего ты к нам с такой элементарщиной припёрся? Ты ведь сам классный специалист, какие ещё у тебя могут быть сомнения? Задачка для студентов-второкурсников – элементарная, типичная аденокарцинома! Злокачественная опухоль тканей желудка. А раз имеются метастазы в лёгких и по всем лимфоузлам, то и диагноз проще пареной репы – рак четвёртой стадии. Прогноз больного однозначный – сливайте воду, выходите в тамбур, приехали. Следующая остановка – кладбище. Никто ничем помочь не может. Поздно. Давно поздно. Слушает эти очевидные истины доктор Кузнецов, а у самого в глазах слёзы. Да всё было ясно и понятно, только ведь друг это – на чудо надежда была…

Здесь уместно сделать одно лирическое отступление. Точнее, не лирическое, а бульварно-популяризаторское. Пусть медики снисходительно улыбнутся, зато остальным понятнее будет. То, что рак – это клеточная мутация, все знают. Но это не совсем верно. Каждую секунду в нормальном человеческом организме происходит более двух миллионов изменений хромосомного аппарата, однако двумя миллионами раков в секунду мы не заболеваем. Большинство мутаций не опасны, и хромосомные поломки чинятся, не выходя из клеточного ядра, – есть специальные репарационные механизмы нашего генного аппарата клеток. Но некоторые мутации «прорываются», что, в общем, тоже не проблема. Иммунная система стоит на страже – такие клетки-изменники быстро отыскиваются лимфоцитами и моментально уничтожаются как предатели. Разные лимфоциты работают в нашей иммунной опричнине, есть там и высокоспециализированные следователи, и штатные палачи. Прямо так и называются: Т-киллеры, это научный термин, а не жаргон. Так вот, эти киллеры без других типов лимфоцитарных клеток беспомощны. Не видят они клетку-мутанта. А вот почему не видят – вопрос открытый. Если кто на него ответит – это Нобелевская премия в области медицины и золотой памятник при жизни от всего благодарного человечества.

Понятно теперь, почему рак – это не только и не столько мутация, сколько брешь в системе «свой-чужой»? Как только принял организм мутировавшую клетку за нормальную, та сразу начинает своё простое быдлячье дело – жрать, гадить, безудержно размножаться и ломать всё вокруг. На начальной стадии такую опухоль можно вырезать. Есть в онкохирургии одно святое правило: маленький рак – большая операция, большой рак – маленькая операция. Ну а на последней стадии, когда опухоль распространила метастазы, операция зачастую совершенно бесполезна. Так, кое-какая терапия может лишь слегка замедлить процесс – и не более. Хотя в виде редчайшего казуса в мировой практике имелись единичные наблюдения, когда иммунная система восстанавливала контроль над ситуацией и происходило самоизлечение от рака. «Единичные» и «в мировой» – это ключевые слова. Никто из обычных практикующих онкологов такого не наблюдал и на подобную казуистику ссылаться не любит. Шанс стать миллионером, играя в лотерею, во много раз выше, чем самоизлечение от рака.

Вернулся доктор Кузнецов из Ленинграда, взял дома немного спиртяшки и пошёл в гости к другу Райтсману. Несколько дубовая советская медицинская этика предписывала диагноз онкологического заболевания от самого больного скрывать, обнадёживая бедняг всякой лажей. Диагноз надлежало сообщать только ближайшим родственникам в строго конфиденциальной форме. Но Райтсман был друг и врач – не мог Кузнецов ему врать. Опять же впервые в жизни наплевал он на медицинскую этику. Разлил спиртик и на вопрос «А мне можно?» ответил прямо: «Тебе, брат, теперь всё можно. Неоперабельная аденокарцинома у тебя, друг ты мой милый. Новый год нам вместе уже не встретить, да и на охоту не сходить. Счёт, в лучшем случае, на месяцы. Приведи дела и душу в порядок, чему быть – того не миновать. Как друга мучить ни тебя, ни твою семью я не собираюсь – не будет ни радио-, ни химиотерапии. Не нравится – иди к другому специалисту. В твоём случае чем скорее, тем лучше. Обезболивающих, транквилизаторов и любой другой дряни получишь столько, сколько захочешь. Одно дополнительное средство тебе лишь посоветую – пей побольше гранатового сока. Лечить не лечит, но слизистую слегка дубит, – по моим наблюдениям, лучшая добавка в диету при таких случаях».

Доктор Райтсман вздохнул и сказал, что обо всём догадался ещё на кузнецовской кровати в новогодний вечер. Поблагодарил за правду и дружеское участие. К ситуации отнёсся философски – хоть и был он евреем без иудаизма, но и марксистско-ленинскую философию не ценил. Пора – значит пора. Посмотрим, что лежит за чертой, откуда не возвращаются. Дети подросли, жена в торговле крутится – вытянет. Стал он спокойным и уравновешенным. Сам составил список препаратов, которые посчитал нужными, и моментально получил на всё кузнецовские красные рецепты со специальными печатями для доставки на дом. Позвал жену. Попросил не плакать, всё ей рассказал и велел весь Выборгпродторг перерыть и притащить домой десять ящиков гранатового сока. Напоследок обнял по-братски доктора Кузнецова и попросил к нему больше не заходить, пока сам не позовёт. А позовёт, когда боли нестерпимыми станут. А пока не стали – отложит доктор все дела, прочитает то, что не дочитал, простит тех, кого не простил, а между делами займётся обычным созерцанием окружающей реальности, наблюдать которую осталось недолго. Поэтому такая вот дружеская просьба – не беспокоить. Других знакомых доктор Райтсман собирался оповестить позже. Выпили друзья по прощальному стопарику, и ушёл доктор Кузнецов домой. А дома впервые со студенческих лет нажрался вдрабадан.

Проходят месяцы. Доктор Райтсман не звонит. Мадам Кузнецова как-то пыталась набрать номер Райтсманов, за что получала по рукам от мужа, никогда подобного себе не позволявшего. Желание друга было святым. Подошла осень, охотничий сезон в разгаре. В лесу красота, заветные места лежат под жёлто-красным одеялом. Только без друга не тянет больше Кузнецова на охоту…

Вдруг в ночь с пятницы на субботу звонит Райтсман. На охоту зовёт. Вроде как вчера с Кузнецовым расстался. Ну, у онколога сразу только одна мысль в голове – всё, метастазы в мозгу, бред начался. Осторожно начинает выяснять состояние больного. Райтсман в ответ смеётся бодрым голосом: «Да нормальное состояние. Курить бросил, по утрам бегаю, вчера только из лесу вернулся, хорошие места нашёл, где дичи много, а охотников мало. Поехали, не пожалеешь! Болей давно нет, бредом не страдаю. Короче, садись набивать патронташ, а утром ко мне».

Не верит Кузнецов, но всё же собирается на охоту. Если с другом плохо, как его семье врать и извиняться, что зашёл навестить не вовремя, да ещё в дурацкой охотничьей экипировке?

Утро. Как много раз до этого, стоит Кузнецов перед квартирой друга. Звонить нельзя – давнишний уговор: родственников не будить. Дверь должна быть не заперта. Точно, не заперта. В прихожей свет. На тумбочке сидит довольный Райтсман и натягивает сапоги. Рядом ружьё и рюкзачок. Палец к губам – не шуми, все спят. Друзья выходят на лестницу. Райтсман запирает дверь и быстро сбегает на улицу. За ним ничего не понимающий Кузнецов. Поведение абсолютно нормальное, в смысле абсолютно странное – поведение здорового сорокалетнего мужика в отличной физической форме. «На электричку опаздываем, давай бегом». У курящего Кузнецова одышка, у некурящего и бегающего по утрам Райтсмана – нет. Сели в электричку.

– Всё, Райтсман, хватит загадок – рассказывай всё подробно. Что делал и как себя чувствуешь?

– Чувствую себя прекрасно, а что делал… Что ты сказал, то и делал. Ничего не делал, гранатовый сок пил!

Нужная остановка. Друзья идут в лес. Хорошее место Райтсман нашёл – рябчик есть. Дождался доктор Кузнецов первого дуплета доктора Райтсмана, подошёл к другу вплотную и разрядил свой двенадцатый калибр ему в область сердца. Потом достал охотничий нож, труп раздел и провёл профессиональное вскрытие с полным извлечением органокомплекса от языка до ануса. Только череп вскрыл непрофессионально – циркулярной пилы не было. Пришлось топориком поработать. Правду говорил доктор Райтсман – рак рассосался!

После этого доктор Кузнецов разобрал своё и Райтсманово ружья, забрал патронташи, труп прикрыл плащом и хорошенько запомнил место. А дальше сел в электричку и поехал в город Выборг. В Выборге сразу пришёл в привокзальное отделение милиции, сдал ружья и рассказал всю историю…

Занималась бы этим делом только выборгская прокуратура, кабы его КГБ по особому статусу не провело. Местный следак по особо важным решил, что доктор Кузнецов открыл средство от рака – гранатовый сок. Ну и привлекла гэбуха Военно-медицинскую академию по полной секретной программе. Ведь если действительно всё дело в гранатовом соке, то государственный доход в чистой валюте с подобной разработки может и нефтяной переплюнуть! Делов-то – выделить действующее начало и запатентовать препарат. Судебка, патанатомия, фармакология, токсикология и куча других кафедр привлекались. Гранатовый сок подвергали всесторонним анализам – ничего специфического не обнаружили. По всему Союзу тонны гранатового сока в чистом виде были выданы онкологическим больным – тоже никакого эффекта. Тело Райтсмана основательно изучалось всеми возможными методиками. Нашли – зажившие рубцы от опухоли и метастазов. Не нашли – ни одной раковой клетки и причины исцеления.

Доктору Кузнецову прижизненного золотого памятника не воздвигнуто. По слухам, на суде он для себя попросил высшую меру и никаких прошений о помиловании не подавал.

Биологическая химера

Судмедэксперты, как видно по самому составу этого слова, – это медицинские эксперты для суда. Чаще всего им приходится разбирать дела криминальные, но иногда случается и гражданским тяжбам пособить. Особенно когда гражданские иски предъявляют друг к другу люди состоятельные, обложенные с обеих сторон кодлой дорогущих адвокатов. В этих случаях работа в основном идёт на адвокатскую экспертизу. Подвернулась такая шабашка – считай повезло! Ни тебе вскрытий, ни эксгумаций, ни следственного эксперимента – труд в основном лабораторно-кабинетный, не тяжёлый, а главное – хорошо оплачиваемый. Чем толще кошельки вовлечённых сторон, тем больше адвокаты выделяют на экспертизу – повторную, заключительную, альтернативную… Абы клиентские деньги тратить. Им же с этого тоже оплачиваемые часы набегают!

В тот раз гражданский иск был совсем неинтересный – по поводу банального развода. Отгремела перестройка, развалился Союз нерушимый, и расцвела пышным цветом жизнь «новых русских». А у «новых русских», кроме картин на стенах и коньяка в баре, которые должны быть очень старыми, всё остальное должно быть исключительно новое. Жена тоже. Новая, молодая, модельно-показная. Однако старые жёны «новых русских» зачастую не были такими уж дурами и весьма лихо отпиливали от мужниного состояния довольно приличные куски. Причём при таких бракоразводных процессах адвокаты не просто старались поделить собственность, но и по максимуму выбить на содержание детей, не ограничиваясь алиментами. В ход шло всё «совместно нажитое» – движимость и недвижимость, паи и акции, целевые и депозитные счета в банках, контрактные сметы на образование, на отдых и ещё много-много чего. И когда эти «мелочи» начинали зашкаливать за шесть нулей в твёрдой валюте, папочка частенько требовал подтверждения отцовства. А вот это уже по судмедэкспертной линии.

Раньше это делалось почти на глазок – доказывали по группам крови и резус-фактору. Выходили чахленькие вероятности, хорошо ещё если один к двадцати, а то ведь и один к трём бывало. Если говорить вульгарно-статистически, измени бывшая жена хоть с двадцатью мужиками – всё равно будет вероятно рождение такого ребёночка. То есть ребёночка чужого, но с такой же комбинацией главных эритроцитарных антигенов. Поэтому и анализы проводили не для подтверждения, а для исключения отцовства. С такой вероятностью ничего подтвердить нельзя.

К концу 70-х это безобразие поправили – понаоткрывали тонких различий в антигенах, установили аллельные закономерности их наследования, и вероятности отцовства стали выражаться в трёхзначных цифрах. Уже кое-что. В 80-х пришла мода на лейкоциты, на так называемую систему HLA (human leukocyte antigen), и вероятность отцовства подскочила ещё на порядок. А потом пришла эра ДНК-анализа. Здесь уже отпираться стало совсем бесполезно – стопроцентное подтверждение. Вероятность – один к куче квадриллионов, нули писать устанешь; за всю историю на планете всех людей в тысячи раз меньше жило, даже если австралопитеков пересчитать.

Риткины адвокаты, точнее, уже не Риткины, а Маргариты Петровны – старой жены «нового русского», понятное дело, работали под приличный процент с конечной суммы, которую удастся отсудить. Вроде как в долг пока, в таких случаях их контора – сама сострадательность, это же вам не нищего подростка от тюрьмы отмазывать. Там да, там деньги на бочку за каждое слово на суде, за каждую минутку независимого расследования, за каждую буковку в документе. Здесь же риска никакого – папочка сейчас при нефти и газе, а значит, при любом исходе этого бракоразводного процесса ни экс-жена, ни куча её защитников голодными не останутся, даже если и по самому минимуму отхватить удастся. А вот на противоборствующей стороне наоборот – там новорусский папочка платит авансом за одностороннее спасение «совместно нажитого». И этот ни от результатов суда, ни от чумовой переплаты адвокатам тоже не обеднеет.

И вот приходит папашиной стороне заключение генетической экспертизы на его родное чадо. Очень-очень странное заключение. Нет, его отцовство оно подтверждает безоговорочно. ОНО ИСКЛЮЧАЕТ МАТЕРИНСТВО!!! Вот если бы и материнство, и отцовство исключалось одновременно – проблем бы никаких не было: ребёночка подменила в роддоме пьяная акушерка, хороший сюжет для мексиканского сериала или индийского фильма. Вообще-то на судах таких детей однозначно приравнивают к законнорожденным по факту полноценного пребывания в семье со всеми вытекающими отсюда правами. Но ведь здесь же получается абсолютно абсурдная картина – получается, что папочка гульнул на стороне, любовница залетела, притом в один день с женой, каким-то образом проникла в роддом и там с какой-то радости подменила ребёнка. Нет, есть конечно, и более разумное объяснение: ребёнок «сделан в пробирке» из папочкиной спермы и донорской яйцеклетки.

Да только не делали такого в СССР! Во всяком случае, не делали жёнам мелких и бедных комсомольских работников, коим был в ту пору наш мультимиллионер. Да и не сдавал муженёк никуда свою сперму! Не было никакого искусственного осеменения и быть не могло. И с любовницами тогда он не спал – он тогда вообще был честный и правильный, такой аморалки допустить не мог!

Ко всему ещё один интересный факт вырисовывается: то, что мать – мать, это ясно, но участки материнской ДНК при этом не совсем чужие. То есть настоящая биологическая мать должна состоять в определённом родстве с разводимой женой. Возможные варианты – наиболее вероятно сестра (не близнец), менее вероятна двоюродная сестра или родная тётка. Ещё родная бабушка такой матерью может быть. Но ведь по жизни отпадает всё! Бабушка умерла задолго до свадьбы, ни родных сестёр, ни тёток в роду нет, а двоюродные сёстры в ту пору ещё в детский сад ходили – из таких годную для оплодотворения яйцеклетку не взять.

Получив такой результат, адвокаты отцовской стороны посоветовали не торопиться. Это же самый прекрасный, самый желанный вывод – мамаша не мамаша, а при этом требует себе чужого ребёнка от законного папочки! Ух какая негодная! На каких основаниях, спрашивается? Вот, пожалуйста, настоящий отец, ему чадо и принадлежит. А вы, гражданочка-вымогательница, катитесь отсюда. Генетическая экспертиза подтвердила! Тут ошибок не бывает.

Узнав о таком повороте дела, Маргарита Петровна едва не двинулась рассудком. Как я не мать?! Да за какую дуру вы меня держите? Адвокаты советуют доказать факт искусственной внутриматочной имплантации оплодотворённой яйцеклетки… Что за муть! Какая имплантация? Да дело было на обычной раскладушке у родителей на даче! И роддом потом был. И ребёнка не меняли – вон, она родинку увидела, как только вытащили, так с первых секунд и запомнила. Чушь это всё. Мой ребёнок, и точка! Скорее всего, большую взятку сунули судмедэксперту, раз он такую ахинею написал. Срочно на встречную экспертизу. И разумеется, в другую лабораторию, в самую солидную! Вон, военным пошлите, их судмедэкспертная школа весьма котируется, они на одних только ДНК-опознанках собаку съели.

Приходит ответ. Такой же самый. Ну как же так? Наверное, плохо сделали анализ! На повторное тестирование! И повторное сделали. Результат не изменился. Наверное, муженькова мафия и там всё скупила – везде подлоги, отовсюду сфабрикованные результаты шлют.

Нашли дурочку! Платите, платите свои взятки, а мы тестирование за границей проведём. Да не где-нибудь в захолустье, а в Кембридже! Старейший английский университет – всему миру авторитет, там взяток не берут. Пока чадо не отобрали, Маргарита Петровна срочно берёт билеты на самолёт и вдвоём с сынулей прямым рейсом в Лондон. Некогда, сынок, достопримечательностями любоваться, когда ближайший поезд на Кембридж? Так, адвокаты уже созвонились – забор материала будет засвидетельствован русскоговорящим нотариусом и заснят на видео. Плюс формальный протокол лаборатории. Всё в полном соответствии с международным правом – комар носа не подточит. Ну вот и всё, теперь спокойно посмотрим Тауэр, послушаем Биг-Бен, пройдёмся по Даунинг-стрит, потаращимся на красных солдат в здоровых мохнатых шапках – и домой.

Вскоре приходит из Кембриджа здоровый пакет. Куча компьютерных графиков с непонятными пиками, куча сканограмм с тенями, сделанных непосредственно с ферезных плёнок и заключение: «Женщина, сдавшая свой биологический материал как мать, матерью не является, однако состоит в близком родстве с настоящей матерью – скорее всего родная сестра. Таким образом, данная женщина является тётей тестированного ребёнка».

Опять двадцать пять… Маргарита Петровна в слезах. Значит, муж на полных основаниях сможет отобрать у матери сына! Да пусть он подавится своими миллионами – ничего мне не надо. Пусть только дитя оставит. Зачем ему сын? У него сейчас другие забавы, другой стиль жизни, всё равно времени на ребёнка не будет. Да ведь и лучше же ребёнку оставаться с матерью. С родной матерью!

Именно этой драмы дожидались муженьковы адвокаты. Не верили они, что такое случится и что им так повезёт с ДНК-анализом, а тут – нате. Вот пруха! Ведь любящая мамаша за ребёнка откажется и от своей законной доли собственности! Ничего такой мамочке можно не отдавать. А вот Риткины адвокаты, источая ругательства, как-то сразу испарились. Ну, раз мамане ничего, то и им соответственно ничего. Зря работали, лоханулись по полной. И осталась бывшая без пяти минут миллионерша одна. Уже без миллионов да считай вообще без денег. Правда, в обмен на её бессребничество без пяти минут бывший муж устно пообещал у неё сына не забирать, а как подрастёт, то и на учёбу что-нибудь подкинуть… Его б слова да Богу в уши. Особых надежд нет – уж слишком сильно разругались. Тут даже не в жадности дело.

Рите захотелось… даже не справедливости – похоже, правды уже не сыскать. Захотелось просто разобраться. Ну ведь мать же я! Почему тест врёт? Чёрт с ним, с последним судом, – судья заседание перенёс аж на два месяца, якобы давая время истцам со стороны матери на сбор дополнительных доказательств. Издевается… Нет даже твёрдой уверенности, что муж ребёнка не заберёт. Теперь только рыпнись – до совершеннолетия сына будет меня этим шантажировать. А променять ребёнка на деньги… Это продать получается. Настоящая мать детьми не торгует.

Взгляд случайно упал на толстенную пузатую папку, оставленную на столе последним ретировавшимся адвокатом. Для продолжения дела теперь они требуют оплаты всех предыдущих расходов. А где ж Ритке в её положении столько денег набрать – муженёк давным-давно все совместные счета обнулил, а кредитки заблокировал. Что оставалось в заначке, съели последние метания. Денег совсем нет. Даже машину не продать – она ведь оформлена на чужое имя, у мужа всё так. В денежных делах он страховаться мастер. Маргарита бесцельно взяла в руки тяжеленный фолиант. Документов было так много, что вычурные застёжки на кожаных хлястиках уже не держали. Добрая треть листов выскользнула и разлетелась по полу громадным веером. Рита вздохнула, размазала слёзы и опустилась на колени собирать бумаги. В папку она их складывала как попало, не читая.

И вот остался последний листок. Он улетел дальше остальных, под стол. Маргарита откинула скатерть и, кряхтя, полезла за ним. То ли от того, что документ оказался последним, то ли от того, что его дольше остальных пришлось ей держать в руках, – но она его прочитала. Совершенно пустая, ничего не значащая бумажка – реквизиты центральной военной лаборатории судмедэкспертизы, где проводилось сравнительное исследование ДНК по просьбе её адвокатов. Рита прочитала на бланке телефонный номер и фамилию эксперта, проводившего исследование, а потом потянулась к телефону.

До эксперта она дозвонилась сразу, но доверительного разговора долго не получалось. Вначале тот даже не хотел ничего слушать. «Дамочка, да чего вы, в самом деле, хотите? Мы делали, англичане делали, ещё кто-то делал… всё сходится!» Тогда Рита спросила его с другой стороны – а знает ли он случаи, когда ДНК-тест врёт? Только так, чтобы не из-за лаборантской ошибки, а по каким-нибудь научным законам. Да, оказывается, есть такое явление! Биологический химеризм. Явление редкое, больше всего таких химер нашли в Штатах – они там ДНК-тесты по любому поводу проводить любят, а ещё там людская популяция слишком разношёрстая. Химеризм легче всего заметить при разнорасовых браках. Тогда он может проявляться как так называемый шахматный рисунок кожи – целые сегменты могут быть белее или чернее, причём разная кожа образует ровные квадраты с центральной симметрией.

Получается это от неизвестного процесса. Иногда в матке, а может даже ещё в маточной трубе, сливаются два зародыша в «возрасте» всего нескольких клеток, причём состоящие из разного генетического материала. В норме такие зародыши дадут двух разнояйцовых близнецов, а слившись, сформируют только один организм, но с двумя разными ДНК. Наиболее известны три случая. Самый нашумевший – это случай так называемого «техасского ребёнка», где правая половинка была девочкой-мулаткой, а левая – мальчиком-негритёнком. Настоящий пример истинного гермафродитизма с генетически обусловленным развитием как первичных, так и вторичных половых признаков обоих полов в одном теле. Потом, правда, этого ребёнка всё же хирургически в мальчика переделали. Второй случай – это случай учительницы Киган, где клетки обоих генотипов оказались более-менее перемешанными, и эта женщина рожала попеременно детей от «двух разных матерей». Третий случай «воровства детей» Лидии Фэарчайлд – у той женщины генетически чужеродными оказались одни яичники, что неимоверно осложнило дело. У бедной женщины государство чуть не позабирало её собственных детей, обвинив Лидию в подделке документов на получение социального пособия (что ещё можно терпеть) и в киднеппинге, за что можно было сесть пожизненно!

Слово «морг» пришло в русский язык из французского языка. Словом morgue обозначалось то место, куда свозили умерших для их дальнейшего опознания. Однако в настоящее время в русском языке моргом называется специальное помещение при больницах и различных учреждениях судебно-медицинской экспертизы для хранения, опознания, вскрытия и выдачи трупов людей для их последующего захоронения.

Перед тем как увидеть это печальное место, мы напросились на «приём» к Владимиру Ивакину — патологоанатому двенадцатой горбольницы.

Обычно мы привыкли говорить о врачах, которые спасают жизни людей. А вот патологоанатомы — эти скромные люди в белых халатах — всегда остаются в тени.

Патологоанатом — врач, о содержании работы которого обычный рядовой человек не знает практически ничего. Авторы литературных произведений и те печальные случаи, когда людям приходится хоронить своих близких, создали представление о патологоанатомах как о врачах, занимающихся исключительно вскрытиями умерших.

Часто люди считают, что патологоанатом и судмедэксперт — это одна и та же профессия. На самом деле они похожи, но все-таки имеют отличия. Судмедэксперт работает с постановлением следственных или судебных органов. Его подопечные — жертвы, скончавшиеся насильственной смертью, или лица, получившие повреждения, сопряженные с криминальными действиями.

Патологоанатом работает с «мирными» пациентами, умершими своей смертью, или проводит исследование «безликого» биопсийного материала. Работа патологоанатома востребована в дальнейшем медиками или руководством медицинских учреждений. А выводы судмедэксперта помогают раскрывать преступления.

На первом месте у патологоанатома находится прижизненное исследование операционного материала, а также проведение биопсии. На основании заключений делается вывод о правильности постановки диагноза. Особенно это важно для онкологических больных, поскольку от этого зависит жизнь. Таким образом, отличительной чертой этой профессии является универсальность в медицине. К этому специалисту поступают материалы из всех областей: нейрохирургии, кардиологии, урологии, гинекологии и так далее.

Поэтому патологоанатом — профессия сложная. Он должен уметь разбираться во всём, что происходит в организме, знать все патологии и уметь правильно поставить диагноз. Ведь за каждым направлением на диагностику к этому врачу находится судьба человека. От диагноза зависит не только лечение больного, но и объём операции, а также показания к ней. Но в последнее время мало кто хочет приобретать специальность патологоанатома, а ведь без такого специалиста никак нельзя обойтись в медицине.

VOX: Владимир Михайлович, что привело вас в эту профессию?

— Я окончил Карагандинский мед и после работал в Кустанае. После института всего по две ночи в месяц ночевал дома. Всё остальное время я дежурил и дежурил в клинике. Я долго думал и не мог понять, кем хочу стать. И так и не понял. А в морг меня привела водка. И я благодарен этому случаю. Да, да, не удивляйтесь.

Однажды я пошёл за водкой и встретил на улице своего друга, который предложил мне поехать в Алма-Ату и стать патологоанатомом. Через пять лет, когда надо было ехать на усовершенствование, мне предложили Москву, Ленинград, Киев, но я сказал: «Нет, Алма-Ата!» Потом надо мной все смеялись. А здесь такие преподаватели были! Это были учителя от бога. Как же мы их любили!

— Вот и вся патанатомия. А дальше уже долгие, долгие годы работы. А это, поверьте мне, очень интересно.

За границей, чтобы стать патологоанатомом, нужно шесть лет отучиться в мединституте, потом ещё четыре года в другом мединституте на патологоанатома. И после окончания выпускник выбирает себе спецификацию. Он может быть специалистом по яичникам, специалистом по пищеводу — каждому органу свой специалист.

На этих стёклышках кусочки тканей органов человека толщиной всего в четыре микрона. Вот по таким крошечным срезам и ставится точный диагноз, который может определить только опытный патологоанатом.

За сорок лет работы в морге случаев, когда Владимир Михайлович спас чью-то жизнь, тысячи. Например, когда двадцатидвухлетней девушке врачи поставили диагноз «злокачественная опухоль яичника с метастазами», гистологический анализ, который проводил патологоанатом Ивакин, показал туберкулёз. Девушку в срочном порядке пролечили в туберкулёзном институте, и сейчас она здорова.

— Вот, смотрите, принесли мне сейчас соскоб. Диагноз: «дисфункциональное маточное кровотечение». И мы видим то, что никакой гинеколог не увидит: например, полип эндометрия, нарушение гормональных функций. И весь послеоперационный материал приносят тоже мне, чтобы я его обследовал на наличие злокачественных опухолей.

Так, а вот это уже плохо. Тут уже рак. А женщине тридцать четыре года, — не отрываясь от микроскопа, со вздохом произносит Владимир Михайлович.

— Вот, например, эндометриоидная киста яичника весом в тридцать килограммов. А ещё мне приносили кисту весом в шестьдесят килограммов. Представляете, женщина в себе носила шестьдесят килограммов!

— А вот острая язва у женщины. Это стрессовая язва. Такие язвы бывают только у женщин. У мужчин, конечно, тоже бывают, но маленькие.

Что такое стресс? Это необычная реакция на обычные раздражители, которая проявляется в виде синдрома адаптации. Так вот, эта женщина вышла на улицу и увидела, как ее муж обнимает другую женщину. В результате она получила стресс, от которого у неё открылась язва с кровотечением. Женщину спасти не успели.

VOX: Как часто вам приходится сталкиваться с ошибками врачей?

— Мы не судьи врачам-клиницистам, мы — помощники с большой буквы, потому что уважаем себя. Мы делаем вскрытие для того, чтобы врачи убедились в своих знаниях, и если знаний не хватает, чтобы они их повысили. Вот это и есть наша основная работа. Конечно, врачи ошибаются. Они не боги. И вот эти ошибки мы находим и им преподносим.

Бывают такие случаи, что даже профессор ставит один диагноз, а потом, при вскрытии, я обнаруживаю совсем другое. На меня обижаются, меня многие ненавидят. Иногда доходит чуть ли не до мордобоя. А ругаться с клиницистами — это просто удовольствие. Но когда врач понимает, что был неправ, поставив не тот диагноз, мы становимся друзьями.

— Врачи ставят двадцатисемилетнему парню диагноз «пневмония». Через два дня парень умирает. Тридцать два профессора смотрели его до этого и не могли определить, что парень на ногах перенёс септический эндокардит. И это нигде не отметили. Парень обращается, а врачи не придают значения этому. Клетки сердечных пороков у него заполонили всё лёгкое. А наши профессора ставят пневмонию. И эти тридцать два профессора — против меня одного. Но зато когда один из этих профессоров заболел, сказал, что его будет смотреть только Владимир Михайлович.

— Когда я начинал работать, испытывал огромную радость, когда находил опухоль. А сейчас огромная радость от того, что врачи находят опухоль, а мы снимаем диагноз. Вот эти стёклышки — это самое главное наше доказательство. Без стёклышек очень трудно что-либо доказать.

Одна очень опытная женщина-хирург оперировала мужчину. Поставила ему диагноз «рак». А я посмотрел и говорю: «А сифилис не хотите?» Так его родственник бежал по коридору и орал: «Ура! Сифилис!» От сифилиса-то можно вылечить, а вот рак мало кому удавалось победить. Часто пациенты умирают не от самого рака, а от страха перед ним — «канцерофобия» называется. Хотя я одному своему знакомому как-то поставил рак желудка. Мы его вовремя прооперировали, и всё обошлось, слава богу. Он уже больше шестнадцати лет живёт.

— Бывает так, что врачи принимают за опухоль инородное тело. Например, одному мужчине вырезали шишку на спине с диагнозом «атерома», а там, оказывается, пуля была. Мужчина в Афгане получил пулевое ранение, пулю не извлекли, и она там прижилась. Так потом этот пациент от радости целовал эту пулю.

А был случай, кода женщине поставили диагноз «опухоль передней брюшной стенки». Звонят мне знакомые и просят: «Володя, посмотри, что там!» Привозят мне эту опухоль с надрезом — хирурги её смотрели. Известно, что рак или саркома выглядят, как рыбье мясо. И опухоль эта так и выглядела. Я разрезал глубже, а там деревянная щепка. Пригласил эту женщину. Стали раскручивать и нашли причину. Оказалось, что, будучи девчонкой, она каталась на пузе с деревянной горки и нацепляла на себя заноз. Занозы вытащили, йодом смазали, по жопе девочке настучали… А одна щепка так и осталась в коже. Это называется «гранулёма инородного тела». Она воспалялась и нарастала. И вот в очередной раз, когда воспалилось, врачи убрали эту опухоль и поставили диагноз «саркома». А это оказалась простая заноза. Представляете, сколько потом радостных воплей было!

VOX: Как часто вам приходится сталкиваться с халатностью врачей?

— Есть хирурги, которые спасают жизнь, а есть те, кто отправляет на тот свет.

Вот ужасный случай был. Девушка, двадцать шесть лет. Умерла на операционном столе от некроза головного мозга. Это когда мозг вытекает, как кисель. А всё потому, что весна, хирургу вдруг гормоны ударили в голову. Он, видите ли, во время операции пощупал ассистентку. И тут им приспичило заняться сексом. А в это время аппарат остановился. Всё. Не стало девушки.

Был случай, оперировали женщину. Удалили ей желчный пузырь и порвали селезёнку. Не представляю, как так можно было умудриться?! Всё зашили, а селезёнку оставили, и пошли по домам. Кровь из селезёнки вытекает. Утром приходят, а женщина холодная.

VOX: Владимир Михайлович, были ли в вашей работе необычные случаи?

— С мёртвыми пациентами — нет, а вот с живыми бывают. Мне приходится присутствовать при операциях как консультанту. Одной женщине удалили участок кишечника по поводу острой кишечной непроходимости. Когда вскрыли кишечник, обнаружили там инородное тело. Это был полиэтиленовый пакет. И как, вы думаете, он мог попасть к ней туда? А всё очень просто. Виной всему бразильский сериал. Как нам потом объяснила эта женщина, герой сериала дон Педро обесчестил и бросил Кончиту. И пока Кончита страдала, наша пациентка так разволновалась, что сожрала пакет. Где здесь логика?! И такие случаи — не редкость.

Очень многие женщины подрывают своё здоровье различными диетами и БАДами. Некоторые случаи заканчиваются летально.

— А ещё наши женщины запускают свои болячки, насмотревшись передач Елены Малышевой. Малышева — это тварь в белом халате. Она только позорит медицину! А какие она советы даёт! Или Геннадий Малахов: то засуньте огурец в задницу, и геморрой у вас пройдёт, то выпейте мочу, и вы избавитесь от рака! Знаете, сколько бабок и дедов нам пришлось вскрывать, потому что они умерли, лечась по Малахову, теряя время! А эти маньяки и фашисты ещё на центральном телевидении работают!

Был у меня один пациент, который перенёс инфаркт. И боль у него была просто запредельная — такая, что он даже сошёл от неё с ума. Он взял стакан и вилкой выковырял туда свои глаза.

VOX: Владимир Михайлович, помимо знаний своей специфики, чем ещё должен обладать человек вашей профессии?

— Патологоанатом должен уметь разговаривать. Потому что разговоры с родственниками умерших просто необходимы. Бывает так, что казахи из аула, с другим менталитетом сами просят вскрыть родственника, чтобы удостовериться, всё ли они смогли для него сделать. А есть городские, которые врываются в кабинет и начинают нести бред, что у казахов нельзя вскрывать человека после смерти.

— Очень часто врачи слышат фразу: «Он пришёл к вам на своих ногах, а вы его угробили!» Понять их горе можно. Но какой человек в здравом уме припрётся к врачу, когда его ничего не беспокоит?! Естественно, люди обращаются к врачам, когда уже прижмёт сильно. Вот и начинаешь объяснять родственникам, что человек не просто так пришёл, а с жалобой на что-то, потому что не смог уже терпеть.

— В нашу профессию идут очень мало. Раньше шли, чтобы остаться в городе. Многих таких недобросовестных я повыгонял. Они сейчас работают кто терапевтом, кто на скорой помощи. Это одна из очень немногих профессий, где специалист должен очень любить свою работу.

У Владимира Михайловича есть любимое хобби: он сам собирает миниатюрные копии самолётов и танков.

— Эти танки и самолётики спасли и меня, и мою жену. Когда она попала на стол хирурга, я один знал, что с ней. Но главный врач Минздрава сказал: «Если Владимир Михайлович сказал, что нужна операция, значит, надо делать!»

— Жене делали операцию, а я сидел и самолёт собирал. Если бы не отвлёкся тогда, точно бы сам от инфаркта умер. А вечером, накануне операции, собирал немецкий танк. Это очень хорошо помогает. Начинаешь переживать, а самолётики-танки сразу меня в чувства приводят.

Владимир Михайлович спешно прощается с нами. Его уже заждались в другой больнице.

Взято из материала

Байки из морга: патологоанатомы рассказывают случаи из практики

≡  21 Июнь 2014

Страшные рассказы паталогоанатома

Есть профессии, которые вызывают у обычных людей чувство мистического ужаса. К таким профессиям можно смело отнести ремесло патологоанатома. Почти три с половиной десятилетия своей жизни посвятил этому делу екатеринбуржец Егор Матвеевич Фокин.

Поющие мертвецы

Когда в 1976 году Егор Фокин пришел на работу во второй городской морг, наставником у него стал пожилой и к тому времени спившийся патологоанатом Сергей Петрович Кружилин. Жена, не терпевшая пьяных, часто выгоняла Кружилина из дома, и тот, бывало, после рабочего дня оставался ночевать в анатомичке.

По ночам он будто бы не раз становился свидетелем необъяснимых явлений.

Так, из историй Кружилина Егор узнал, что покойники частенько переговариваются между собой, ожидая момента, когда родственники заберут их из морга. В обычной обстановке их переговоры можно и не услышать. Но вот ночью посетитель «холодной», оставшись один на один с неподвижными телами, лежащими на металлических стеллажах, имеет шанс уловить бормотание, которое словно витает вокруг в воздухе.

Однажды Кружилину попался весьма скандальный мертвец. Стоило патологоанатому войти в «холодную», как тот принимался ругаться последними словами за то, что Сергей Петрович неаккуратно пришил ему голову, отрезанную трамваем. Кружилину пришлось исправлять свой брак. В другой раз клиентом Кружилина оказалось тело молодой девицы, скончавшейся от сердечного приступа. Эта покойница по ночам чуть слышно напевала весьма приятным высоким голосом. Когда через день родственники пришли за трупом, Кружилин поинтересовался личностью покойной.

Выяснилось, что девушка имела консерваторское образование и работала в местном оперном театре…
Едва ли не каждую смену пожилой коллега удивлял Фокина своими историями, которые поначалу вызывали у Егора страх. Однаковскоре он решил, что все рассказы Кружилина — это болезненные фантазии спившегося старика.

«Не бери его за нос»

У Сергея Петровича было много профессиональных, на первый взгляд, странных примет, которыми он щедро делился с молодым подопечным. Так, Сергей Петрович считал обязательным состригать с затылка каждого трупа небольшую прядь волос и оставлять ее у себя. По мнению Кружилина, каждый покойник желает чем-то заплатить патологоанатому за его работу. Этот клок волос и являлся последней оплатой усопшего за оказанную ему услугу. Еще Сергей Петрович всегда старался закончить свой рабочий день на четном количестве вскрытых тел и всякий раз расстраивался, когда последним трупом оказывался женский. В этом случае он молча выпивал стакан водки, мысленно поминая усопшую.

Кружилин не советовал Егору класть ладонь на голову трупа, долгое время стоять к нему спиной, браниться, находясь рядом с телом, и ронять на него хлебные крошки (Кружилин частенько перекусывал, что называется, на рабочем месте). Особенно Сергей Петрович не рекомендовал Егору брать покойника за нос. Всякий раз, когда Фокин принимался расспрашивать умудренного жизненным и профессиональным опытом коллегу, почему нельзя этого делать, Кружилин уходил от ответа.

Через некоторое время, уже самостоятельно производя вскрытие тела молодого мужчины, Егор вспомнил о странном предостережении Сергея Петровича. Будучи в анатомичке один на один с трупом, Фокин, завершив работу, решил провести эксперимент. Он смело схватил труп за холодный твердый нос и несколько раз потянул. То, что произошло через мгновение, навсегда запомнилось Егору… Веки у трупа едва заметно вздрогнули, а затем Фокин вдруг ощутил чье-то холодное прикосновение к своему запястью. Повернув голову, Егор с ужасом увидел, что до этого неподвижные пальцы покойника обхватывают кисть его руки. Патологоанатом в ужасе отпрянул и выбежал вон. Закрывая дверь анатомички, он отчетливо услышал за спиной глухое бормотание — оскорбленный покойник бранился ему вслед.

Кровоточащие трупы

Позже, уже занимаясь самостоятельной практикой, Фокину пришлось не раз столкнуться с явлениями, не поддающимися объяснению с точки зрения материалистического сознания. Так, однажды он производил вскрытие тела мужчины, скончавшегося от огнестрельного ранения в область сердца. Когда Егор Матвеевич извлек пулю из сердечной мышцы, она вдруг начала быстро сокращаться, а покойный издал звук, похожий на вздох облегчения.

В другой раз Фокину довелось анатомировать тело утопленницы, пробывшей в воде несколько недель. В отличие от обычных утопленников труп молодой девушки не был раздут, а его мышечная ткань и кожный покров так хорошо сохранились, что казалось, несчастная скончалась всего лишь несколько минут назад. Когда скальпель Фокина коснулся трупа, из него начали сочиться капли… теплой крови, что противоречило всем канонам медицины. Но самое необъяснимое произошло чуть позже, когда Егор Матвеевич приступил к вскрытию внутренних органов трупа. Едва Фокин делал надрез на легком, сердечной мышце или печени, рассеченная ткань, имевшая здоровый розоватый оттенок, непостижимым образом снова срасталась…

Неоднократно во время вскрытия Фокину доводилось видеть под потолком секционной странные белесые субстанции, похожие на небольшое облачко сигаретного дыма. Эти субстанции витали в воздухе до тех пор, пока патологоанатом не завершал своей работы. А однажды, вскрывая тело старухи, скончавшейся в страшных мучениях от неустановленного заболевания, Егор Матвеевич увидел, как из ее открытого беззубого рта стремительно вырвался серый прозрачный шар и растворился в воздухе. Сразу после этого тело покойницы буквально на глазах Фокина стало стремительно разлагаться, источая резкий тошнотворный запах.

Неупокоенные души

Всякий раз, когда знакомые и друзья интересуются у Фокина, не беспокоят ли его души умерших, тела которых ему приходилось кромсать скальпелем и пилой, Егор Матвеевич вспоминает несколько случаев из своей богатой практики.

Так, однажды к нему на анатомический стол попала молодая девушка, угодившая под поезд. Ее тело было сильно изуродовано, и Егор Матвеевич, проведя необходимую процедуру, наспех сшил труп. Уже на следующий день погибшая явилась к нему во сне и со слезами на глазах принялась упрашивать его вернуть ей красоту. Этот сон мучил Фокина на протяжении полутора недель, пока он не съездил на кладбище и не помянул девушку, стоя возле ее могилы. По поводу этого случая многоопытный Кружилин заметил, что он всякий раз после смены опустошает стакан-другой горячительного напитка, который, мол, и спасает его от подобной чертовщины.

А как-то в середине 1990-х годов Фокину довелось вскрывать тело одного вора в законе. Мужчина, не имевший родственников и забытый своими дружками, уже две недели лежал в морге, как вдруг его лицо — мертвенно бледное с закрытыми глазами — явилось Егору Матвеевичу, спавшему дома. Рядом с призрачным лицом возвышалась могильная плита с точными датами рождения и смерти вора. Уже опытному в таких знамениях Фокину не надо было объяснять смысл видения, он поспешил решить вопрос о захоронении забытого трупа…

Выйдя на пенсию, Егор Матвеевич не только навсегда оставил свое ремесло, но даже не берется разделывать тушки животных и птиц. Ножом он пользуется только лишь для чистки картофеля. Ученикам же, которые не забывают своего наставника, он всегда советует относиться к покойному как к живому человеку и помнить о том, что его душа, собравшаяся в путешествие по иным мирам, продолжает остро чувствовать отношение как к себе, так и к своему опустевшему бездыханному телу.

Метки: анатомия • паталогоанатом • рассказы • страшные истории • человек • эмоции

Комментарии: