Содержание
- История обо мне и моих девчонках
- Форум для подростков Антизомби
- Инструктаж по прикладному воспитанию
- Нужно ли пороть ребенка
- Пороть ребенка: стоит ли?
- «Побочные эффекты» от порки детей
- Новые темы:
История обо мне и моих девчонках
Мои родители, которых и самих нередко пороли в детстве, перенесли это наказание в нашу семью. Так что мое детство было неразрывно связано с поркой. Сколько себя помню, во всяком случае с 3 лет – это точно, меня шлепали ремешком, а не ладошкой. В этом «заслуга» моей бабушки, которая в свое время провела с родителями разъяснительную беседу о том, что шлепать рукой – небезопасно, можно что-нибудь отбить у малышки, не рассчитав силы, а вот ремешок – самое то. Вспоминается сейчас смутно, но кажется шлепали больно, и я обычно плакала. И все же «днем рождения» ремешка в моей жизни я считаю возраст в 5 с небольшим лет. Все началось со случая, когда я сильно расшалилась, и папа решил не как обычно «привести в чувство» с помощью ремешка, а именно наказать, выпороть ремешком. И вот эта порка мне запомнилась неплохо, потому что меня в первый раз тогда разложили на кровати, мама держала, а папа долго (как мне запомнилось) сек мою попку, и боль была не короткая как раньше от нескольких шлепков ремня для «приведения в чувство», но заставила нареветься вдоволь во время порки и запомнить это первое, по-настоящему серьезное для того моего возраста, наказание. С тех пор меня только так и наказывали: на кровати, удерживая чтобы не вскочила, и напарывали попку. Во всяком случае, в 6-7 лет попка всегда «горела» после наказания, а краснота окончательно сходила (тогда еще без синячков) к концу следующего дня.
Когда я пошла в школу, то весь первый класс меня «воспитывали» ремешком, приучая к порядку и дисциплине. Учеба мне всегда давалась неплохо, а вот за поведение в школе, шалости дома, невнимательность и несобранность – попадало частенько. Порой, и две недели подряд не обходились без наказания. И все же, к 4-5 классу число наказаний заметно снизилось, хотя, наверное, раз в месяц меня наказывали ремнем. К этому возрасту сменился и ремень: папа специально купил новый, более соответствующий, на его взгляд, моему возрасту. Старый же мой ремень перешел по наследству к подрастающей младшей сестренке, о которой я расскажу ниже. С новым ремнем даже относительно редкие порки запоминались неплохо, хватало, чтобы несколько недель не забывать о наказании и вести себя прилично. Тогда я впервые столкнулась с тем, что после порки было болезненно сидеть. Не скажу, чтобы совсем нельзя было присесть как это нередко описывают, но сидеть 1-2 дня было действительно неудобно. Новый ремень оставлял после себя уже синяки, которые сходили до недели. Особых проблем эти синяки не доставляли, разве что могли привлечь внимание на физкультуре, в раздевалке. Впрочем, я была не одинока с такого рода затруднением: минимум 3-4 девчонки из нашего класса имели те же проблемы со следами, так что все остальные девчонки к этому привыкли и не обращали на нас особого внимания. В 6-7 классе родители, видимо полагая, что нельзя упустить начало ломки моего характера со вступлением в подростковый возраст, стали пороть еще строже. Видимо, это неплохо дисциплинировало и воспитывало меня, потому что к 15 годам порки практически сошли «на нет». Впрочем, было все-таки несколько строгих порок в 15 лет: характер, как и у многих подростков в этом возрасте, у меня был «не сахар». Однако к 16 годам меня совсем перестали наказывать ремнем. Одной из причин это был развод родителей, за которым мы с сестренкой как-то выпали из-под пристального внимания родителей.
К этому моменту, к моим 16 годам, моей сестренке исполнилось 9 лет. Когда родители увлеклись своим разводом, то присмотр за сестренкой сам собой перешел на меня. Я и до этого нередко привлекалась к присмотру за сестренкой, даже когда сама была невелика, а сестренка ходила в садик. Когда же сестренка пошла в школу, то чаще я, а не родители, помогали ей с учебой. По правде сказать, учиться сестренка сразу же, с начальных классов, стала заметно хуже, чем я, так что получала ремнем не только за поведение, но нередко за свои «тройки» и даже «двойки» со 2-ого класса. Вообще, надо сказать, что сестренку с садика наказывали строже, чем меня; во всяком случае, пороли чаще. Со школы же точно строже наказывали, хотя бы потому что мой ремень, которым меня начали наказывать только с 5 класса, вовсю гулял по попке сестренки с первого класса. Словом, пороли ее не только весьма больно, но и часто.
В первый раз я всерьез выпорола сестренку в ее 8 лет. Никак не могла заставить ее сесть и по нормальному учить уроки, так что пригрозила все рассказать отцу. Порка от отца сестренку страшила не на шутку, так что со слезами пришлось ей нести ремень и ложиться на кровать… С тех пор не раз выручила сестренку с уроками, объясняла ей и в крайнем случае элементарно подсказывала, но если видела, что сестренка ленится, то привычно уже наказывала ее ремнем. Сестренка быстро оценила для себя преимущества в этой ситуации: порка отца, по любому, была строже, так что учиться с моей помощью и не лениться было для сестренки привлекательным вариантом. Когда же мне родители «официально» поручили присмотр за сестренкой в ее 9 лет, то открылось, что оказывается, родители знали с определенного времени о том, что порой я «самовольно» наказывала сестренку ремнем, только не стали вмешиваться …
Так что, когда родители озаботились собственными проблемами с разводом, все воспитание сестренки практически перешло на меня. Признаюсь, за лень наказывала сестренку моментально и без всякого угрызения совести ее порола. А вот за замечания из школы было немного жаль пороть, поскольку сама себя помнила в ее возрасте, да и в свои 16-17 лет не была пай-девочкой. Однако, здесь сыграла свою роль привычка, сформированная отцом: за «поведение» всегда следовала порка, так что сестренка даже не задумывалась что-либо поменять и не спорила, а до недавнего времени, до своих 13-14 лет, сама шла за ремнем. Конечно сейчас, когда сестре почти 15 лет, есть проблемы и покруче школьных замечаний, но это отдельная тема.
К своим 19, благодаря разводу родителей и обмену квартир, я стала обладательницей отдельной большой квартиры, в которую перебралась не только я, но вскоре и моя сестра. Жить со мной, а не с матерью, – это было ее решение. Несмотря на то, что сестра прекрасно понимала, что придется подчиняться, и я продолжу ее наказывать. Что и приходится делать до сих пор. Вообще, для девчонок 13-15 лет – ответственный возраст, знаю и по себе, и по сестре, так что прекрасно понимаю сейчас своих родителей, которые в мои 12-14 лет держали меня достаточно строго, стараясь не упустить момента. Потому что в 15-16 лет перевоспитывать проблематично.
Годы моей учебы в университете пролетели незаметно, к тому же практически с самого начала я совмещала учебу с занятием репетиторством, и успешные занятия с сестренкой сыграли не последнюю роль в таком выборе «подработки». В чем немало, без лишней скромности, преуспела. Это тоже отдельная тема для рассказа, связанная с темой порки. – Да, пришлось столкнуться с тем, что статистика про 10%-20% детей, которых физически наказывают, актуальна по сей день. Да и с чего бы ей меняться?
Помимо опыта воспитания сестры и тех ситуаций, с которыми я столкнулась, занимаясь репетиторством, за последние полгода пришлось неожиданно приобрести новый опыт – опыт воспитания 9-летней озорной девчонки. Юлька, так ее зовут, появилась в моей жизни практически случайно: хорошие знакомые родителей, уезжая на вахту Север, зная о моем опыте воспитания сестренки с 8-9 лет, неожиданно завели разговор в новогодние праздники о Юльке … Так эта озорная, но интересная девчонка, попала в мои воспитанницы. Юлька действительно интересная девчонка, которая обладает каким-то удивительным даром постоянно находить себе приключения в буквальном смысле на свою попку. Родители Юлька так сразу и сказали: «Пороть! «. Что и пришлось начать буквально через неделю после ее появления. Интересно, что когда впервые я сказала Юльке, что она будет наказана, то даже немного растерялась, когда Юлька простодушно спросила «как само собой разумеющееся»: «Ты меня выпорешь, да? «. Признаться, в тот, первый раз, я сама для себя вначале не решила, как наказывать … Вопрос же Юли, как она его задала, расставил все точки над «i» и избавил от сомнений. Когда же выпорола ее, опять же, осторожничая на первый раз, Юлька в последующем разговоре вновь меня удивила, признавшись чистосердечно, что «мама меня сильнее наказывает». И что делать прикажете? – Пришлось в следующий раз начать «сильнее наказывать». Юлька конечно побаивается порки, но главное для нее, чтобы «справедливо» наказывали. Вести такой примерно с ней диалог:
– Юль, я понимаю, пошалить снова хочется? Ты что обещала на прошлой неделе? Помнишь, сколько получила?
– 15. Да-аа, больно!
– А зачем ты снова то же самое, уже в четверг?
– М-ммм.
– Что, мало наказали?
– (С обидой). Ааа-га!! Ты тогда сказала, что уже 25!!
– Юля!! Так что мало попало?
– (Со слезками). Больно!! Ты сказала…. Ты сразу сильно меня ремнем!
– Юля, вспомни, о чем мы договаривались? Я что тебе про следующий раз сказала? Вспоминай!!
(Здесь надо отдать должное Юльке, 9 лет, а уже умеет отвечать за свои поступки, «не юлит». )
– М-ммм, 35 (заплакала). Знаешь, как больно!!
(Опять же, отдам должное Юльке. – Подумает, но истерик не устраивает и не просит «простить на этот раз». )
– Юля, ну мы два раза уже наказывали тебя, разве не так? Скажи, честно будет, чтобы мы на этот раз тебя выпороли как договаривались?
И т. д.
В итоге, после такого получасового разговора – обсуждения, Юля больше не спорит, признает, что «честно» будет ее наказать, и начинает раздеваться и готовиться к наказанию. Плачет, но снимает трусики, и сама ложится. Хотя знает, что сильно ремнем накажу. Действительно сильно ей попадает, даже строже, чем наш отец порол сестренку в таком возрасте.
И здесь необходимо затронуть вопрос, что все мы разные, и кого-то один вид ремня уже «вразумляет», а кого-то – надо действительно хорошенько выдрать, чтобы отложилось в голове. К сожалению, Юлька из числа тех, кого действительно для «понимания» приходится хорошенько выдрать. Ну не откладывается у нее в голове «слабая» порка, чтобы там не говорили сторонники «легких» наказаний. И потом, мне порки на 2-3 недели хватало, а вот Юльке надо постоянно «напоминать» ремнем. Кстати, это не такая уж редкая ситуация: мне доводилось общаться с несколькими девушками, которые делились своими неприятными воспоминаниями, так вот сами эти девушки признавали, что порой не успеют сойти следы от последнего наказания, как снова убегали на ту же «гулянку» и пр. Знали, что вновь строго накажут – и убегали … Такой вот характер.
С Юлькой вопрос «чтобы помнила» удалось решить только в конце весны, когда обстоятельства сложились так, что впервые «дозрела» (с подачи знакомых) до розог. Это тоже отдельная тема рассказа, сейчас же, рассказывая про Юльку, скажу, что ивовый прут действительно отлично вразумляет Юльку, в достаточном количестве (для ее возраста) придает «память» на 2-3 недели. Вот здесь действительно жаль Юльку, потому что прекрасно вижу, что с большим трудом переносит наказание прутом, но действует, действует! Опять же, предупреждая возмущения некоторых товарищей – противников порки, не открою Америки, что розги издавна использовались для наказания, так что ни о каком «издевательстве» или «садизме» речи быть не может.
Не могу удержаться, чтобы немного не поиронизировать. Пришлось по переписке пообщаться с одной действительно умной женщиной, которая воспитывает дочь без ремня, а вот мужа переубедить, чтобы не порол сына – не может. Доказывает, что порка неэффективна в переписке, но вынуждена признать, что 6-7 лет спорит с супругом, но не может его переубедить в «бесполезности» порки. А может не стоит спорить о «бесполезности»? – Глупо, право, отрицать очевидное, проверенное веками. Другое дело, что можно строить эффективное воспитание, не используя ремень. – Это тоже факт. Но тогда и нужно честно признать, что порка – эффективный инструмент воспитания, но есть и другие, не менее эффективные инструменты, помимо порки. А вообще, что эффективно для одного – неэффективно для другого, все мы индивидуальности.
Просыпается Толик от сильного запаха гари по всей комнате и недовольных возгласов Лёни: -Юный пиротехник, ты зачем мой учебник по Химии поджёг? Ну, я тебе сейчас… -Лёнька, не кричи! Ты не прав. Вован занимается благими делами и избавляет нас от химии! — Заступается за Вовку Толик. -Доброе утро, бухарик! — Улыбается Леонид, видя пустой взгляд Толи. -Утро добрым не бывает… — Вздыхает Толик. -Рассольчик огуречный помогает! — Продолжает за братом Леонид- Я тебе кстати его принёс. Выпей, полегчает. -Да что толку от твоего рассола? У меня голова болит, а от головы надо принять, что ни будь легкое, ну типа сухое полусладкое или… -А от твоей головы только топор поможет! — В дверях появляется недовольный Илья. — Лёнька, дети уже готовы! Сегодня вам придётся идти без меня. И смотрите не опоздайте! -А Толик? Он же ещё не готов! — Удивляется Лёня. -А я его на сегодня отпросил! — Отвечает Илья.- Нам нужно поговорить. -Удачи! — Шепчет Лёнька и, похлопав Толика по плечу, одевшись, вместе с гномами уходит. Илья, стоя в дверях, смотрит, как Толик жадно опустошает банку с огуречным рассолом. -Ну и о чём ты хотел поговорить? — Спрашивает Толя, когда содержимое банки заканчивается. -А ты не догадываешься? Мне вчера звонила твоя классная руководительница и сказала, что тебя из школы выгоняют.- Как можно более спокойно, отвечает Илья. -А ты её побольше слушай! Она тебе ещё и не такое расскажет! У неё же как у Винни пуха — в голове одни опилки! -Хватит! — Раздражённо говорит Илья.- А вчера, какой ты пришёл, напомнить? Куртка порвана, губа разбита, новый телефон потерян! А про то, что ты на ногах не стоял, я вообще молчу! -Слушай, Илюха, ты уже задрал со своими нравоучениями! Я тебе не маленький! Вон иди с Вовочкой так разговаривай, а от меня отстань! Как хочу, так и живу! Это не твоё дело! — Зло рычит на него Питерский. -Нет, дорогой, это как раз моё дело! — Срывается Илья и хватает парня за грудки.- Ты совсем уже страх потерял? А ну живо извиняйся! -Да иди ты на хуй! Достал уже! — Взрывается Питерский и отходит к окну. -Ты как с отцом разговариваешь? Куда мне идти? — Зло спрашивает Илья. -Куда слышал! — Огрызается парень. -Ну, всё Толик моё терпение лопнуло! Это было последней каплей! Снимай штаны и ложись на живот! — Рычит Илья, расстегивая ремень на джинсах. -Что? Ты с ума сошёл? Не чего я снимать не буду! Ясно? — Спрашивает Толик по-прежнему наглым, но одновременно чуточку дрожащим от страха голосом. -Тогда я сниму! — Отвечает окончательно потерявший контроль, Илья и, заломив парню руки за спину, швыряет его на кровать. -Ладно, прости! Я больше не буду! — Стонет Питерский, пытаясь вырваться из крепкой хватки Понамарёва. -Перестань рыпаться, а то хуже будет! — Отвечает Илья и, стянув с парня джины, складывает вдвое ремень. В такой идеальной тишине Толик отчётливо слышит звон пряжки и вздрагивает. -Не надо меня бить, я всё понял! Меня ещё ни когда не пороли. -Значит, сегодня будет впервые! — Зло отвечает Илья и замахивается. Услышав взмах ремня Толик невольно сжимает ягодицы и тут же чувствует жгучую боль, а затем ещё и ещё. Толик стискивает зубы и мысленно считает удары. «Пять, …Что же делать? А это больно! …Одиннадцать… Илья, сука…задница уже огнем горит! … Двадцать…Воспитатель хренов, да чтоб тебя! …Тридцать два… Какая тупая боль! Может просто извиниться и всё? … Сорок семь…Всё! Не могу больше терпеть!» Отчаянно вырываясь, думает парень. -Хватит вертеться, а то сейчас всыплю по голой заднице, ясно?! — Бросает Илья. -Прости! — Громко воет Толик. -Замолчи! Не хватало еще что бы соседи услышали! — Отвечает Илья и бьёт Толю ещё сильнее. Толик крепко прикусывает нижнюю губу, чувствуя, как предательски щиплет в носу. -Илья, ну пожалуйста, перестань! Мне очень больно! — Не своим голосом вскрикивает Толик, понимая, что не в силах больше сдерживаться. Опомнившись, Илья действительно прекращает наказание и быстро одевшись, уезжает к Коле. Толик принимает душ и, переодевшись, ложится в кровать. «Больно…очень больно и обидно! … Я ему не маленький мальчик чтобы со мной так!» — Злится Толик, потирая пострадавшее место.- «А я ещё доверял ему, думал, он заменит мне отца, а он…Сегодня был самый худший день в моей жизни …, Самый ужасный день»- Думает парень, проваливаясь в сон. Вскоре Толя уже преспокойно спал. Разбудил парня Леонид, который благодаря своей неуклюжести, уронил полку с книжками себе на ногу и красноречиво выругался. -Да братишка, не знал, что ты такие слова знаешь…- Открыв глаза, бормочет Толик. -О, наша спящая красавица проснулась, наверняка весь день проспал. Не надоело? — Спрашивает его Ленька, собирая с пола книги. -Нет, не надоело…- Потягиваясь, отвечает Толя.- А ты чего так рано? -Вообще-то уже три часа и уроки давно закончились. -Понятно, везёт тебе…- Тянет Толя, поднимаясь с кровати. -Ну, рассказывай, что с утра было? — С интересом спрашивает Лёнчик. -Нечего особенного… и вообще, это не твое дело! Понял! — Огрызается Толик. -Да ладно, чего завелся то? Спросить нельзя.- Разводит руками Лёня и выходит из комнаты. Толик встаёт с кровати и, шаркая ногами, идёт вслед за братом. Леонид разогревает суп. -Ладно, Лёнь, ты прости меня! Просто настроение не к чёрту! -Что сильно ругался? — Спрашивает Лёня. -Да, и не только ругался…- Отвечает Толик, закуривая сигарету. -В смысле? А что ещё делал? -Да не важно! -Почему ты не хочешь мне рассказать? Я думал мы с тобой не чужие друг другу люди, и у нас нет друг от друга секретов. -Хорошо, я расскажу, только ни кому, ладно? — Чуть помедлив отвечает Толик. -Ты же знаешь, я умею хранить тайны! -Ну в общем…, Илья меня выпорол! — Произносит Толя, краснея от стыда. -Выпорол? — Глаза Лёни округлились. — И ты так спокойно об этом говоришь? Он же права не имеет! -А что я, по-твоему, должен делать? — Усмехается Толик. -Не знаю, … Ты есть будешь? — Переводит тему Леонид. -Буду. Я вообще ещё со вчерашнего дня ни чего не жрал! … Лёнь, а где малышня? — Спохватывается парень уже сидя за столом. -Они во дворе гуляют. Через полчаса придут.- Отвечает Леонид. -Ясно, опять, небось, весь двор по домам разбежался, как только увидел эту святую троицу! — Смеётся Питерский и разговор парней плавно переходит в обсуждение нового фильма. Вскоре дома появляются близнецы и Вовочка. Лёня садиться за уроки, а Толик с гномами смотреть телевизор. Илья возвращается поздно вечером. -Папочка пришёл! — Радостно кричит Вовочка, прыгая по комнате. -Привет, банда! — Отвечает Илья и идёт на кухню. Лёня отправляется следом. -Лёнька, что у нас есть поесть? — Потроша холодильник, интересуется Илья. -Ты зачем Толика выпорол? — Тихо, чтоб не слышали дети, спрашивает парень. -А ты от куда знаешь? — Удивляется Илья. -От верблюда.- Огрызается Лёня. -Сам виноват! Надо было головой думать! И вообще, какое твоё дело? -Моё какое дело? Вообще-то Толик мой брат. Ты избил его, а теперь ведёшь себя, как ни в чём не бывало. Ну и кто ты после этого? По-моему обычный трус! -Слушай, а ты не много ли на себя берёшь, мальчик? Или тоже получить захотел? — Срывается Илья наступая на Лёньку. -Угрожаешь, да? Что не нравиться когда правду говорят? Ты хоть понимаешь, что ты наделал? -Да я знаю, что был не прав! — Восклицает Илья — Так получилось, я разозлился и совершил ошибку, о которой очень жалею. А теперь я не знаю, что мне делать.- Тихо добавляет он. -Ты знаешь, обычно, если кто-то чувствует свою вину, этот кто-то извиняется! — Не без нотки сарказма отвечает Лёнька -Спасибо, капитан очевидность! А если он не захочет меня прощать? -Не правда, Толик добрый, он всё поймёт.- Спокойно отвечает Лёня и уходит в детскую. Илья, немного помешкав, направляется следом. В комнате царит обыденный хаос. -Так, малышня быстро идите зубы чистить! — Приказным тоном говорит Илья, отдирая от шкафа пластилин. Близнецы и Вовочка послушно уходят. — Пойду, прослежу, чтобы они не разнесли нам ванную! — Победно улыбается Илье Лёня и следует за детьми. — Толь…- Илья подсаживается на кровать сына.- Прости меня, я сорвался! Сам не понимаю, что на меня нашло! — Произносит он. Анатолий молчит, но приподнимается на локте и заглядывает в глаза Понамарёва. -Сына, ну не смотри ты на меня так! Что мне сделать, чтобы ты меня простил? — Нервно спрашивает Илья. -Обещай, что больше ни при каких условиях, ты меня не ударишь! — Необычайно серьёзно отвечает Толя, не отрывая взгляд. -Хорошо, даю тебе честное слово, что больше ни когда не буду тебя бить! — Быстро произносит Илья.- Но с одним условием… -С каким? — Толик вопросительно выгибает бровь. -Пообещай, что исправишь все двойки и бросишь курить! -На счет двоек обещать не могу, а курить…, так уж и быть, больше не буду.- Отвечает парень, хитро улыбаясь «папочке». На несколько секунд наступает молчание, но это не надолго… -Вы зачем мочалку подожгли? — Из ванной слышится испуганный голос Лёни. -Вовочка! — Одновременно восклицают Илья и Толик и бегут в ванную.
Форум для подростков Антизомби
Как пороть ребенка
2 методика:Мысли и разговоры о поркеПорка
Порка является традиционной мерой физического наказания, применимого к детям. Однако в родительских кругах до сих пор ведется дискуссия о том, можно ли с помощью нее пресекать плохое поведение и в какой-то мере преподавать уроки. Если вы решили для себя, что все-таки будете пороть ребенка, вам следует изучить общие положения о том, как делать это спокойно, осторожно, без излишнего травматизма, чтобы ребенок не чувствовал себя ущемленным, а усвоил урок и осознал свои ошибки.
Шаги
Метод 1 из 2: Мысли и разговоры о порке
1 Убедитесь, что вы тщательно все спланировали. Прежде чем пороть ребенка, вы должны быть на сто процентов уверены в том, что вы хотите применять именно эту меру наказания, а не другие нематериальные виды наказания, такие как лишения привилегий или домашний арест. Если же вы абсолютно уверены в том, что порка необходима, вы ни при каких обстоятельствах не должны менять свое решение.
2 Объясните ребенку, что он сделал не так, и как ему следовало поступить. Это должна быть вольная дискуссия, в ходе которой ребенок сможет задавать вопросы, чтобы понять, что именно от него ожидали. Применяя любые наказания, вы должны всегда быть спокойны и пресекать любые вспышки гнева.
3 Определитесь с укромным местом, в котором вы будете пороть ребенка. Не стоит делать это на виду у других людей, будь то друзья или родственники, поскольку это может психологически травмировать ребенка, он может попросту обидеться и не усвоить урок.
4 После того, как вы разобрались во всем сами, дайте понять ребенку, что в случае, если тот неправильно себя будет вести, вы будете его пороть. Ребенок может немного злиться или таить обиду. Кроме того, он может становиться нервным. Это вполне ожидаемо и естественно. Вы должны понимать причины подобной реакции и уметь стоять на своем.
5 Скажите ребенку, что он должен смирно принимать наказание. Скажите, что пытаться отпираться или давать сдачи бессмысленно, поскольку наказание неизбежно. Если ребенок пытается с вами пререкаться, скажите, что это не сделает порку короче. Также, помните, что плач во время, до и после порки – естественное явление, за которое ребенок не может быть наказан.
Метод 2 из 2: Порка
1 Бейте ребенка голыми руками, а не подручными средствами. Ремни могут быть опасны и травматичны, поэтому лучше обойтись без них. Всегда шлепайте ребенка по голой попе: это более эффективно, и вы можете это контролировать. Кроме того, это справедливо, потому что одежда ребенка на это не влияет, а значит, нет фактора случайности – каждый шлепок имеет одинаковую силу.
2 Снимите все свои кольца с рук, прежде чем приступите к наказанию, потому что ими вы можете травмировать ребенка или сильно ударить руку. Вы же не хотите причинять вред своему ребенку? Так же повынимайте все из карманов своих штанов, чтобы ребенок мог спокойно разместиться у вас на коленях. Сложите свои вещи рядышком на столе или стуле.
3 Спустите штаны и нижнее белье своего ребенка (более взрослые дети должны делать это сами). Перекиньте ребенка через колени. Сядьте, а затем положите ребенка на колени.
4 Не разговаривайте во время порки. Оставьте все разговоры на потом.
5 Расслабьте руки, положите одну ребенку на спину, а другую на попу. Убедитесь, что ребенок не ерзает, а его ноги сомкнуты.
6 Не бейте слишком сильно. Не нужно вкладывать в шлепки много силы для того, чтобы проучить ребенка, к тому же, если вы переусердствуете, то можете нанести ребенку увечья или травмировать его. Кроме того, порка несет в себе не только причинение физического дискомфорта, но и некий символизм. Прислушивайтесь к реакции ребенка, чтобы знать, не слишком ли больно вы бьете его.
7 После порки поговорите с ребенком. Скажите, что сделали это потому, что любите его, и что дисциплина – это часть вашей любви. Сделайте акцент на том, что он может избежать наказания, если будет действовать обдуманно и принимать правильные решения.
8 Постарайтесь сделать порку хорошим уроком. Это может показаться странным, но правильно примененная порка может преподать ребенку ценный урок, который позитивно скажется на его будущем. Вы можете чувствовать себя отвратительным родителем, но на самом деле, если порка применяется с умом, без излишней жестокости и из правильных побуждений, она является важной частью воспитания детей.
9 Скажите своему ребенку, что любите его, несмотря ни на что. Обнимите и поцелуйте его. Он может обижаться на вас несколько дней, но в конечном итоге все равно простит.
Советы
Бейте только по голой попе.
Пороть ребенка можно начиная с 4-5 летнего возраста. Более маленьких детей пороть не стоит. Порка эффективна для более взрослых детей, поскольку они смогут понять ее значение. В некоторых случаях она применима даже к подросткам, но это скорее исключение, чем правило. Если же подобная мера оказалась неэффективной, попробуйте применить другие способы наказания.
Не применяйте порку слишком часто. Если вы будете все время бить ребенка по попе, это перестанет быть эффективным, поскольку ребенок к этому попросту привыкнет. Порка должна носить исключительный характер и применяться не чаще нескольких раз в год по мере взросления ребенка.
С другой стороны, возможно, лучше применять другие воспитательные меры.
Мальчиков должны пороть отцы, девочек – мамы.
Предупреждения
Бейте ребенка исключительно по ягодицам и ни в коем случае не по голове или туловищу.
Не стоит бить ребенка в транспорте.
Не бейте ребенка в порыве гнева.
Не стоит пороть ребенка, если вы не являетесь его родителем или опекуном. Нянечки, это касается вас. Это не только незаконно, вас так же могут обвинить в сексуальных домогательствах.
Соблюдайте все законы, ограничивающие или запрещающие порку или другие физические наказания. К примеру, в США порка разрешена везде, кроме некоторых штатов, но только в том случае, если вы являетесь родителем или опекуном ребенка. Тогда как учителям или любому другому персоналу школы в 31 штате пороть детей запрещено. В Канаде же запретили пороть детей младше двух и старше двенадцати лет, а так же применять при этом любые подручные средства. В Новой Зеландии и еще 22 странах мира, в том числе европейских, любые виды порки вне закона без исключения.
Имейте в виду, что если вы решились пороть ребенка на людях, вы можете столкнуться с возмущением других людей, которые подобное не приемлют, даже если в вашей стране порка разрешена, и вы имеете полное право это делать. Это особо актуально для регионов, где люди негативно относятся к порке. Поэтому не стоит делать это в публичных местах.
Если в школе, где ребенок учится, применяют физические наказания, и ребенка уже выпороли, не стоит повторять процедуру дома. Многие родители это делают, но это несправедливо – наказывать дважды за одно и тоже действие.
Не используйте подручные средства для порки детей младше 8 лет. Никогда не бейте ребенка ремнем или чем-то подобным.
Не применяйте дополнительные меры наказания, к примеру, не ставьте ребенка в угол; порка сама по себе уже достаточное наказание.
Инструктаж по прикладному воспитанию
Ремень и розги – это сильнодействующее средство и применять его нужно только по строгим показаниям. Уж коль драть ребенка, то не чаще одного раза в неделю, лучше по субботам не из-за старинного русского обычая, а чтобы в воскресение ребенок мог бы прийти в чувство после наказания и осознать свою вину. Для порки маленьких детей лучше всего подходят прутья из красного дерна: длинные, ровные, без сучков и очень гибкие. Бить только одним прутом, не связывая их в пучок. Для порки более старших детей применяют ремень. Ремень применяется только для детей и еще слегка лишь опушившихся в паху подростков. Пряжкой лучше не пользоваться, а ремень складывают вдвое. Там где ложится “петля”, остается синяк. Детей иногда наказывают также мокрой веревкой. Порет взрослый детей и подростков и свежей крапивой, окуная ее в ведро с дождевой водой и высекая по голой заднице. Подростков с уже сильным оволосением в паху и более взрослых секут чаще всего розгами. Плетью порят за серьезные провинности, и только по решению главного. Розги заготавливают заранее. Срезают у ручья длинные ивовые прутья, вымачивают, замачивают в соленом растворе Подойдя к ведру, выбирают самый длинный прут. Если используются розги, ребенка рекомендуют всегда смазывать, втирая, вазелином, поскольку так получается больнее, кожа портится меньше, а следы проходят быстрее.
Бить ребенка рекомендуют, привязав его к дивану, а еще лучше – к скамейке, чтобы он не мог бы вырываться и получал бы удары только лишь по попе, а не по жизненно важным органам. Скамейку делают из очень толстых и плотно пригнанных друг к другу досок, долгое время лежавших в воде, и проделывают в скамейке несколько отверстий для того, чтобы фиксировать наказываемого так, чтобы попа не могла вертеться. Стоять такая скамейка может под окнами, а при необходимости выдвигаться на середину комнаты.
Порят, положив ничком и привязав к скамье (дивану) так, чтобы попа не дёргалась. Ребенка заставляют лечь на диван (скамейку) и вытянуть вперед руки, завертывают ему рубашку (платье) до подмышек и спускают до щиколоток трусы. Руки и ноги ребенка связываются ремнями и притягиваются к ножкам дивана (скамейки), вытягивая наказуемого как стрелку компаса. Как ребенок маленький, руки связывают вместе, и ноги связывают вместе, когда же вырастает, руки и ноги привязывают по отдельности к ножкам скамейки или табуреток, если скамейка становится коротковатой для полной растяжки. Нередко ребенка привязывают еще и за талию, чтобы он меньше вертелся. Под живот ему могут положить подушку, а могут и не положить. Однако чаще всего взрослый порет ребенка, укладывая его животом поперёк своих коленей или же стоя или сидя, зажав его голову между своих колен. Шлепает сильно ладонью, ремнем или плашмя ложкой, линейкой. Так как гениталии ребенка прижаты к коленям экзекутора или находятся как раз над коленями, отсюда и возникает возможность сексуального возбуждения и даже случайного оргазма в этом положении, и эта позиция, как полагают, является причиной, пробуждающей возникновение огромное количества фетишей и извращений, связанных с поркой, еще в детстве.
Иногда исполнители помогают наказуемому обнажить задницу и лечь. А иногда требуют, чтобы ребенок делал это самостоятельно. Если он сам не спускает с себя трусы и не ложится на живот, поднимая рубашку (платье), его ждут дополнительно несколько очень чувствительных ударов. Нарвавшись несколько раз, ребенок уже заголяется сам, даже без напоминания. Спину свою взрослый во время удара держит ровно, прут должен пересекать обе половинки, а дергать его на себя нельзя: порвется кожа. Нельзя бить два раза по одному и тому же месту: синяк будет больше, а пользы от такого воспитания меньше. За сопротивление могут возлагать дополнительное наказание.
Каковы при порке ощущения ребенка? Вначале по телу пробегает неприятный холодок. Ребенок ревет как белуга и судорожно сжимает ягодицы. Просит простить. Ему очень страшно. Его сердце отчаянно бьется, явно намереваясь выпрыгнуть из груди. Все достается его попке. Он вертит ею, как только может, взрослый не всегда попадает совсем точно, и бывает очень больно. Когда приходит черед розог, ребенок сперва слышит противный свист, и все его тело пронзает жуткая боль. Он орет как резаный. При порке крапивой сначала становится холодно, а потом тело все горит как на сковородке. Взрослый спокойно ждет, пока ребенок проорется. Когда боль у ребенка стихает, на него обрушивается следующий удар чуть выше первого. После порки рекомендуют мазать наказанное место маслом из лампадки, а если сильно повреждена кожа — йодом. Для того, чтобы не было следов, используется техника порки с разогревом. Воздействие вначале очень щадящее, мягкими порющими средствами. Это способствует притоку крови к обрабатываемому участку, увеличению эластичности кожи и мышц, и началу выделения эндорфинов. До, во время и после порки на кожу ягодиц наносятся специальные мази, кремы и гели, благодаря которым риск возникновения сле дов сводится к минимуму. Ребенок в полубессознательном состоянии может даже и не помнить, как его отвязывают. Прийдя в себя , при удобном случае он смотрит на свою попу в зеркало. На посиневшей попе вспухают аккуратно прочерченные параллельно друг другу полосы. Урока хватает недели на две-три. В случае порки детей, порка нередко является мощным эротическим переживанием для экзекутора.
[email protected] если вам интересна эта тема как таковая как с позитивных нак и с негативных сторон
Нужно ли пороть ребенка
Пороть ребенка: стоит ли?
Один из наиболее древних методов наказания, порка считалась также и традиционным методом воспитания для множества русских семей. Однако, рассматривая реалии современных методов воспитания, стоит ли тратить силы на подобный метод?
Многие психологи считают, что если родитель пытается применить физическое насилие по отношению к ребенку в качестве наказания, то это говорит о несостоятельности родителя: нужно уметь разъяснить своему чаду все словами, воздействовав на его сознание вербально, без использования кожаного ремешка или — чего хуже — плетки.
Тем не менее, и это утверждение не совсем просто подтвердить: некоторые дети совершенно не умеют обрабатывать информацию, а 10-летнему ребенку не всегда просто объяснить, почему это плохо, а это — хорошо, поэтому легче закрепить поведение ребенка наказанием, как при дрессировке собак.
Если послушать мнения родителей послушных детей, то большая часть из них сходится на том, что главным принципом физического наказания является умеренность — порка только тогда, когда «в ребенка реально вселяется какой-то бес».
«Побочные эффекты» от порки детей
Многие психологи считают порку не только устаревшим методом, но также и тем, который способен принести в жизнь ребенка несчастье и уничтожить в нем потенциальные таланты…
Почему?
Сегодня психика человека находится в постоянном напряжении, а у детей это напряжение проявляется еще сильнее, следовательно, они могут страктовать вашу заботу совсем иначе — они могут не понять, за что вы их наказали. Посчитав порку обычным актом насилия над ними, они станут замкнуты и затаят на вас злобу.
Расшатать психику ребенка очень легко, если пороть его сильно и с самого детства. При это вряд ли он изменит свои идеологические ориентиры, если будет видеть в своем окружении (друзья, семья, одноклассники) людей, делающих то, что ему запрещают. В будущем это может лишь подстегнуть в нем желание попробовать запретный плод.
Пороть маленьких детей только в крайних случаях: специалисты по воспитанию, а также народная мудрость советуют начинать акты физического наказания на стадии подросткового возраста, когда мозг ребенка «шалит» сильнее всего.
Глупо прыгать из одной крайности в другую: пороть постоянно — можно вызвать последствия, о которых говорилось выше, не пороть совсем (особенно мальчиков) — может вырасти слабовольный человек, поэтому идеальным вариантом будет умеренность. Более того, стоит учитывать психотип вашего чада — кто-то может воспринять порку как бессмысленное насилие и проходить всю жизнь забившись в «кокон», имея ужасно низкую самооценку. Будьте осторожны, чаще всего можно просто пошлепать по попе (тех, кто помладше) или дать оплеуху (тем, кто повзрослее), но сперва — разговор.
Это краткий рассказ о том, как проходили порки на кухне в нашей коммуналке (в моем раннем детстве). Такие порки происходили редко, только за особо серьезные проступки, когда порку хотели сделать абсолютно публичной и стыдной. Дело в том, что на такой порке присутствовали все: отец и мать Инги, моя мама, еще двое соседей (старики), иногда присутствовала их внучка (младше меня на 2 года). Всего за четыре года, которые мы жили в коммуналке (с 5 до 8 лет), такие публичные порки происходили 6 раз. Правила были такие: Инга выходила на кухню в одной ночнушке, без трусиков. Перед тем, как ложиться на скамейку, она поднимала рубашку на живот и спину, обнажая перед всеми лобок и попку. Также она стояла на коленях после порки, пока секли меня. Меня выводили в кухню без трусиков, в одной коротенькой маечке, так что мою наготу видели все.
Розги для Инги мокли в тазу, а для меня был ремень на табурете. Для примера расскажу о порке в 1980 году (Инге было 15 лет, мне – 7 лет). На той порке присутствовала и внучка стариков, ей уже исполнилось 5 лет. В тот раз Инга опять сильно провинилась: получила две тройки, нагрубила учительнице и своей маме. Я тоже тогда напроказил в детском саду (дело было весной). Инге назначили 40 розог, а мне – 20 ударов ремнем. Порка происходила в субботу, в четыре часа. Меня без трусиков привела мама. На кухне уже сидели старики, рядом стояла их внучка. Меня смущало, что она видит меня без трусов, особенно мое «хозяйство». К этому были основания: девчонка не первый раз была на порке, и видел, что ее интересовала не порка Инги, а я. Она осматривала меня перед поркой, а после порки с усмешкой смотрела, как я морщусь от боли. Меня эти ее улыбочки раздражали.
Но вернусь к порке. Скамейка для наказания уже стояла посредине кухни, на ней лежали веревки, валик под лобок и первый пучок розог. Я сел голой попкой на табурет, на котором меня потом должны были пороть ремнем. Ингу привела ее мама. Когда они пришли на кухню, Инга сама подкатала рубашку на живот, так что ее лобок и пока были полностью оголены. Она покраснела от стыда (ее смущали старики и их внучка). Тетя Галя объявила всем о провинности дочери и добавила: «Инга получит за свои проступки 40 горячих, и таких сильных, что это отучит ее плохо себя вести!!!» Инга легла на скамейку, выставив под порку свою пухлую задницу. Тетя Галя и моя мама быстро привязали Ингу. Затем тетя Галя взяла первый пучок розог и начала наказание. Инга, как всегда, выдержала 10 ударов. А потом начала кричать, визжать, рыдать и умолять о прощении. Ее попа отплясывала танец боли, потому что тетя Галя на кухне порола дочку без пощады. Каждый удар отпечатывался яркой багровой полосой на попке или ляжках (наказывали по нижней части попки). После 40 розог ягодицы были баклажанового цвета (в Одессе баклажан называют «синенький»), ляжки – как вареная свекла. За крики Инга получила еще 15 розог по ляжкам. Во время этой штрафной порки она стояла, нагнувшись к скамейке, потом еще получила по губам. Я уже писал, что штрафную порку девочка получала в позе «нагнувшись». Сама по себе эта поза для девочки очень болезненна и позорна, потому что кожа на попке и мышцы особенно напряжены. А позор связан с тем, что видны и половые губы и анус. Обычно женщина оказывается в такой позе без стыда только во время секса с мужчиной в позе «сзади».
Инга потом мне жаловалась, что ей было стыдно показывать себя в таких подробностях перед соседом-стариком и своим отцом. Меня она не стеснялась, а относилась ко мне как к младшему брату. В общем, порка на кухне для Инги была очень серьезным наказанием из-за всех этих подробностей. После порки она стала на колени, и наступила моя очередь получать порку. Мама взяла меня за ухо, подняла с табурета и объявила всем мой проступок. На табурет положили свернутый плед, на него – меня. Я касался лобком края табурета, руки и ноги свисали. Тетя Галя подняла мне на спину край маечки, прижала меня к табурету за плечи. Мама сложила ремень вдвое и приступила к порке. Я получил 20 сильных ударов по попе и ляжкам. Пороли по нижней части ягодиц, они просто горели огнем. Я едва удерживался от криков, но стонал и дергался. За мужество меня похвалили. После наказания я, как и Инга, целовал орудие наказания, мамины руки, благодарил за строгую и справедливую порку, тетю Галю – за то, что держала, а соседей, что смотрели на мое наказание. После моего наказания мы с Ингой отправились каждый в свою комнату, чтобы еще по одному часу отстоять на коленях. Вот так нас наказывали на кухне.
Это один из моих рассказов о порках в подростковом возрасте. Речь идет о порке в поезде, в купе, в присутствии проводницы. Мы тогда с мамой ездили в Ленинград. Это было в 1988 году. На обратном пути мы ехали не в скором поезде, а в «дополнительном», летнем. Он и шел медленнее, и стоял подольше на полустанках, а главное был полупустой. В нашем купе ехали только мы с мамой. Из-за долгой езды мы оба были уставшими. Но я позволил себе быть грубым с мамой. Ее это очень рассердило. Когда я был по младше, мама могла меня просто выпороть ремнем даже в купе поезда, такое было часто. Но теперь мне было 15 лет, и меня секли только розгами. Мама в ответ на грубость сначала пригрозила сильно высечь дома в Одессе. А потом вдруг вышла из купе, только приказала мне никуда не уходить. Через 10 минут она вернулась и сказала: «Я тебя высеку прямо здесь…» Я был удивлен, потому что розог ведь не было, чем меня собирались высечь? Еще через минут 20 мама приказала мне снять спортивные штаны и трусы и ждать ее стоя. Я выполнил распоряжение мамы и стоял в купе голый по пояс. Я жутко боялся неизвестности, кроме того мне было стыдно от мысли, что кто-нибудь может открыть случайно купе и увидеть меня в таком виде…
Пока я стоял голенький и пребывал в недоумении и стыде, поезд тоже стоял на каком-то полустанке. Наконец поезд поехал, а я все стоял… Думаю, что то ожидание порки было полезным; страх от неизвестности и предстоящей порки был прекрасным дополнением к наказанию. Наверное и мама это понимала. Потому что впоследствии, наказывая меня дома она тоже заставляла голым ждать порку. Я уже начал думать, что все наказание ограничится только стоянием с голой попой, когда дверь купе открылась. От неожиданности я даже не успел прикрыть руками член.
В купе вошли мама и проводница нашего вагона, женщина лет сорока, но привлекательная. Я увидел в руках у мамы пучки прутьев и понял, что меня все-таки высекут. Меня жутко смущало, что я стою полуголый при посторонней женщине. Проводница села на лежак. Мама сказала мне: «Ты был со мной очень груб, поэтому я высеку тебя розгами… (она помахала пучками перед моим лицом) А Евгения Ивановна (проводница) подержит тебя. Ложись к ней на колени. Живо…» Я был испуган и смущен от необходимости ложиться на колени молодой еще женщины. Но меня не слушали.
Проводница положила меня поперек своих коленей, так что мои ноги свисали на пол, а головой я оказался на лежаке. Я почувствовал на своей пояснице женские руки, они плотно прижали меня. Но меня смущало не это. Я чувствовал своим членом тепло женского бедра, потому что Евгения Ивановна перед тем, как положить меня, приподняла свою форменную юбку. Забегая вперед скажу, что пока меня секли, мой член терся об это бедро. Удивляюсь, как это я не кончил от такого трения.
Перед поркой мама еще раз подчеркнула мой проступок – грубость, и назначила мне в наказание 30 ударов. Проводницу она просила считать удары. Наконец раздалось пение розог и я почувствовал первый удар. Не знаю, что это были за прутья (их срезала проводница на полустанке с какого-то куста), но секли они здорово. Мою попку обжигали удары, я только и мог, что дергать попой и стучать ногами по полу. После первых 15 ударов, пока мама меняла пучок, она еще раз напомнила мне, что я не имею права ей грубить, что меня выдерут в два раза больнее, если я посмею до приезда в Одессу еще хоть раз провиниться. Вторая порция ударов ложилась уже не только на ягодицы, но и ляжки. От резкой боли я сжимал ягодицы и ноги… Наконец порка закончилась и мне разрешили встать. От боли я уже даже не обращал внимания на то, что мой возбужденный член стоял колом.
Предисловие.
Тема порки меня интересовала с детства по двум причинам: самого наказывали и наказывали при мне. При этом порку всегда воспринимал как справедливый акт наказания, принуждения к исправлению.
В дальнейшем, с появлением интернет-сообществ по ТЕМЕ, появилась возможность общения по интересующему вопросу… и выражения своих мыслей, чувств… в тематическом сообществе на форумах выступал под ником Одессит.
Сначала писал воспоминания о своих наказаниях… Далее — рассказы по Теме.
Рассказы из серии «Репетитор» — своеобразное сочетание тематической спанк-литературы и эссе на тему «порка — воспитание в быту, в реале»
Репетитор-2 или заготовка розог.
Прошло не так много времени после прошлой порки Сергея, а его родители уже мне звонят: «Сергей опять разбаловался. Пьет пиво, ленится, пропускает занятия. Выпорите его как сидорову козу…» Эта информация меня рассердила. Ведь в прошлый раз высек не слабо. Ему мало? Ну что ж, парень… После новой порки сесть будет трудновато. Про пиво забудешь! Договорились, что пришлют Сергея ко мне завтра, в субботу для наказания. Пошел посмотреть, сколько прутьев у меня для основательного наказания ленивого ученика. Оказывается, что розог не так уж и много. Вдруг вспомнил, как заготавливал розги для себя. Бывало, что мама посылала меня самостоятельно нарезать прутья в парке. Но было и несколько раз, когда отправлялись туда вдвоем. До сих пор помню, как было стыдно стоять и держать в руках прутья, пока их нарезает мама. Любой, кто проходил в это время, прекрасно понимал, что прутья – это розги, а заготавливают их для меня. Краснел, бледнел. Такая моральная порка перед физической действовала очень хорошо. Вести себя плохо после публичной заготовки розог долго не было охоты. Решил, что устрою такое испытание Сергею. Наступила суббота. В 11.00 раздался звонок в дверь. Открываю. Стоит мальчишка, глаза уже на мокром месте, руки закрывают попу, лицо красное.
— Ну, заходи.
Сергей вошел, вернее, вполз, едва передвигая ноги, шаркая, как будто старается оттянуть страшное.
— Как поведение?
Всхлипывая, отвечает: Плохо, ленюсь…
— А еще?!
— Пиво пью, пропускаю занятия…
— И что делать с тобой?
— Пороть… — слезы уже не только в голосе, но и на щеках. — Только не сильно, пожалуйста…
— А родители твои просили, как сидорову козу. Шкуру тебе спустить!..
— Не надо шкуру… пожалуйста…
— Ну, об этом мы поговорим позже. А сейчас пойдем, заготовим тебе розги свежие, хлесткие!!!
Сергей застыл, даже всхлипы прекратил. Глаза как тарелки: А где их заготавливать?
Хотел сказать «в магазине», но шутки здесь неуместны.
— В парке, Сергей. Нарежем прутья и принесем их домой. Кстати, если ты будешь меня сердить своим хныканьем или непокорностью, прикажу нарвать крапиву и посажу на нее голым задом.
Мои грозные предостережения опять вызывают страх у мальчишки, лицо его вытягивается, губы дрожат. Жалко его? Да. Но такая жалость пользы не принесет. Сергей разбаловался, и требуется суровость, чтобы заставить его задуматься о своем поведении!!! Поэтому я не сбавляю строгий тон. Парень остолбенел. Похоже, что Сергей ожидал повторения простой порки, которую получил в прошлый раз. Посекут, пожурят и простят. Но программа действий, нарисованная мною, сулила новые неприятные впечатления. И это сбило спесь и наглость с мальчишки. Что ж, хорошо. Первый эффект достигнут: парень перестал чувствовать себя самоуверенным. Он увидел, что его ждет суровая дисциплина, а не сюсюканье! Чтобы вывести Сергея из оцепенения, я шлепаю его по попе.
— Ой, больно!
— Это еще не больно, вот розгами потом будет больно.
— Ну миленький!!!!
— А ну, замолчи, или с крапивой точно познакомишься.
Сергей полностью уничтожен. Всю дорогу до парка он бредет за мной, понурив голову. При виде кустов ивы он опять пытается хныкать, чтобы разжалобить меня. В ответ я сильно шлепаю его и добавляю громко:
— Кроме розог нарвешься на крапиву, на свою задницу!!!
Мимо проходит молодая девушка. На ее губах насмешливая улыбка. Ее реакция отрезвляет парня. Наверно он понимает теперь, что порка кроме боли может быть наполнена стыдом. Он замолкает и покорно, со страхом в глазах, держит в руках розги. Я специально выбираю розги потолще, в 3-5 мм, но гибкие и жесткие. На попе парня они оставят яркие и долгие воспоминания и следы. Сергей видимо это понимает, но страх перед крапивой удерживает его от попытки спорить или просить о снисхождении.
Я решил нарезать 20 толстых и 20 тонких прутьев, чтобы иметь запас воспитательных инструментов и возможность выбора: сечь Сергея одинарной розгой или пучком из 2-3 тонких прутьев. В зависимости от выбора розги разнится и сила удара и эффект в виде боли и следов. Сергей молча созерцает, как увеличивается количество прутьев, и в его глазах читается уже не страх, а почти суеверный ужас. Ведь он понимает, что эти гибкие прутики сыграют музыку боли на его голой попке, будут впиваться в его кожу. Такое ожидание боли само по себе действует как наказание. Парень наверняка уже мысленно дает зарок, что никогда и ни за что не будет себя плохо вести, что будет прилежно, без лени учиться. И так далее…
Наконец, я нарезал нужное количество прутьев, можно возвращаться домой. Сергей, пошли до-мой! Опять застыл, стоит весь красный от стыда и страха предстоящей суровой порки. Пришлось снова шлепнуть по попе, чтобы придать парню ускорение домой. Наверняка его мысли всю дорогу заняты только тем, что прохожие, которые видят в его руках розги, улыбаются ему насмешливо, прекрасно понимая, для чего он несет эти орудия боли. 20 минут, которые нам нужно пройти до дома, превращаются в 40 минут, поскольку Сергей едва передвигает ноги от страха, который парализует его волю. А может просто пытается любой силой отсрочить момент, когда эти страшные прутья вопьются в его голую попку…
Дома я сразу приказываю ему раздеться снизу и стать на колени. Следующие полчаса, пока я обрабатываю прутья и готовлю из них орудия воспитания, Сергей стоит на коленях, отсвечивая своими голыми ягодицами и членом, напрягшимся от страха и возбуждения. Пока Сергей стоит и думает о предстоящем болючем наказании, разбираю прутья на две части: тонкие, которые пойдут для пучков, и толстые для порки одиночной розгой. Волнующее занятие готовить розги. Для того, кто сам в свое время получал такими розгами по попе, это повод вернуться мысленно в детство, вспомнить свой страх при виде розог, свое волнение от их заготовки…
Первым делом я отмываю прутья от уличной пыли, ведь гигиена при наказании – не последнее дело. Затем обрезаю нижние части прутьев, если они сильно разлохматились, чтобы не занозить себе руки во время наказания. Далее также обрезаю слишком тонкие кончики розог, потому что они могут обломиться при порке и поцарапать попу мальчишки. Выравниваю прутья, чтобы те розги, которые бу-дут в пучке, были одинаковой длины. Наконец связываю 4 пучка по 3 прута в каждом. Я решил всыпать Сергею три порции розог: за пропуски занятий и лень – 40 розог; за пиво – 30 розог; за пререкания со мной во время заготовки розог и попытку избежать справедливой порки (злостное непослушание) – еще 30 розог. Порция, конечно, выходит внушительная. Поэтому, чтобы Сергей смог хотя бы двигаться, я решил всыпать часть ударов пучком, а часть – одинарным прутом. Пучки должны быть педагогическим разогревом. А затем уже настоящую боль добавит толстая одинарная розга. После такого угощения малому долго не захочется лениться и тратить время учебы на распитие пива.
Выношу воспитательные инструменты в комнату. При виде такого внушительного количества розог Сергей опять пытается хныкать и просить пожалеть его.
— А ну, цыц. Жалеть его… Сейчас розгой так по заднице пожалею! Руки протяни.
Сергей, всхлипывая, послушно вытягивает руки. Я связываю их у запястий.
— Пожалуйстааа…
— Хватит хныкать! Выпорю, как следует!
Для себя я уже решил, что разделю порку на две части. Сначала всыплю 40 розог. Потом дам ему отлежаться 10 минут. А потом уже добавлю остальное. И Сергей больше выдержит, и мне трудно будет без передышки столько рукой махать. Кроме того, ягодицы и нервы у шалуна и так на пределе будут после первой порции, а когда он отдохнет, то и вторая часть будет ощущаться сильней.
— Ну, лентяюга, вставай с колен и укладывайся на кровать, на живот! — Чтобы придать Сергею ускорение, мне пришлось взять его за правое ухо и приподнять.
— Уйй!.. Больно…
— Ничего, скоро твоей непослушной попе будет больнее!
— Не надо, пожалуууйййстаааа…
— Хватит выть, а то еще добавлю!!!!
Суровое предупреждение срабатывает: морщась от боли в ухе, семенит к кровати. Даю шлепок, укладывая великовозрастного шалуна на кровать. Дрожит от страха, но покорно выполняет все приказы. Наконец подготовка к наказанию окончена. Можно приступать к экзекуции.
— Слушай меня внимательно! Сейчас накажу тебя, дрянь ленивая! Получишь сначала 40 розог за пропуск занятий и лень!!!!
— Миленький, не надаааа!!!!!
В голосе мальчишки слышится панический страх перед грозящей ему поркой.
— Надо! Чтобы об учебе думал, не прогуливал, не ленился!!! Вот шкуру тебе спущу, будешь ум-ней!!!
Сережкина трусость начинает меня раздражать, причина порки – его поведение. Вместо того чтобы получить заслуженное наказание, раскаяться и думать об исправлении, он пытается избежать порку. За такие мансы точно добавлю розги. Но сейчас мне нужно успокоиться. Пороть в состоянии гнева – не лучшее дело. Так можно и до крови запороть… Делаю глубокие вдохи-выдохи. В это время Сережка продолжает хныкать, пытаясь вымолить себе поблажку.
— Цыц, охламон! — шлепаю его по попе. — Расслабь задницу и думай об исправлении. Вздумаешь громко кричать или просить об уменьшении ударов, уши оторву и по губам надаю!!!
Мой суровый тон и угрозы вынуждают мальчишку замолчать, только попка судорожно вздрагивает в ожидании первого удара. Поднимаю розгу вверх и с силой опускаю точно посередке сережкиных ягодиц…
— Уйййааааа!!!!
— Чего визжишь? Думать надо было…
— Больноооо…
— Это только начало, теперь будет больней!!!
Не обращая внимания на поросячий визг, издаваемый великовозрастным лентяем, даю без перерыва 10 сильных ударов, от которых нижняя часть попы Сергея становится сплошь багровой. Задница начинает вертеться из стороны в сторону. Видно, что парень пытается спрятать попу от жгучих ударов. Но делает этим только хуже самому себе – удары ложатся не только на мякоть ягодиц, прутья достигают боков, а там всегда больней и следы держатся дольше.
— Не вертись, лентяюга!!! Терпи порку мужественно!
— Не могу тееерпеть, (шмыг) больноооо!!..
Визг переходит в вой, тело содрогается не только от боли, но и от рыданий. Однако меня этим концертом не проберешь. Тот, кто сам бывал порот, знает, что вся музыка связана со страхом, а не с раскаянием наказанного. Нужно бить больней и не уменьшать силу ударов. Только очень сильная пор-ка заставит образумиться и исправиться! Поэтому я продолжаю драть Сережку, стараясь наносить удары розог с оттяжкой, чтобы впечатление от боли и след были яркими! Эффективность такого мето-да порки подтверждается тем, что к концу первых двадцати розог Сергей уже не просто орет, а начинает просить прощения и оценивает свое поведение.
-Не буду лениться!.. оооййй, не бууудууууу проооопууускааать!.. аааййй!.. заааняяятияяяя!!!!!..
— Не будешь, конечно, попой будешь помнить то, что не усвоил мозгами!
Меняю розгу на свежую и продолжаю полосовать непослушную попу, хозяин которой также про-должает меня уверять в своем раскаянии и готовности исправиться. Чтобы его благие намерения не забылись, я секу размеренно, повторяя угрозы «выдрать как сидорову козу», «спустить шкуру» и, наконец, самое страшное – «выпороть при его дружках и подругах». Порка сама по себе не сладкое лекарство, а уж стыд от публичности…
Тон вопящего Сергея становится умоляющим: «не буудууу, не нааадооо при девчонках и ре-бяяяятааахххх!!!..»
— Тогда берись за ум, иначе забудешь, когда задница бывает белой! Будешь ходить с пунцовой или полосатой попой…
Для подкрепления наношу сразу пять сильных ударов. От каждого из них попка парня подскакивает, а рот в свою очередь издает вопли. Еще удары по середине ягодиц, а самый последний десяток розог – на нижнюю часть попы и на ляжки. Там больнее и памятнее! От боли малый дергает теперь и задницей, и ногами.
— Ну, герой, ноги держи вместе, а то получишь по хозяйству.
Страх получить розгой по мошонке или члену вынуждает Сергея сократить амплитуду дерганий. Поэтому самые последние удары ложатся на распластанное тело парня.
И лишь сильные крики Сергея завершают первую порку аккомпанементом пению гибких, секу-чих, болючих и потому таких полезных для воспитания РОЗОГ!!!!!
— Ну, хватит реветь… Благодари за порку и целуй розги!!!
Подсовываю к зареванному лицу Сергея свою руку с розгой. На запястье капают слезы из глаз парня, дрожащие губы касаются розог, затем моей руки. Заплетающимся языком Сергей бормочет слова благодарности за «справедливую порку», клянется «не лениться», «не прогуливать занятия», «быть хорошим»…
— Будешь хорошим, потом, после порки, когда сесть не сможешь! Ну, за лень и прогулы ты рас-считался попкой. Теперь полежи и подумай о своем поведении. А через 10 минут тебя ждут розги за пиво и попытку избежать порку.
— Не наааадаааа боольшееее… я не выыыдееержуууу столько роооозоооооооог…
— Раньше думать надо было. И не командуй мне тут… Я решаю, что и сколько ты получишь! Или тебе захотелось удвоить количество ударов, а затем на горох коленками?
— Проостиии! Я нееее буууудууу сооопрооотииивляяятьсяяяя… Тоооолькооооо не удваааааивай поркуууу ииии не гооорооооох…
Каждое слово, произносимое Сергеем, растягивается от плача и икоты. Чтобы успокоить его истерику, я даю ему попить воды. Постепенно парень успокаивается. Только выпоротая попка вихляется из стороны в сторону: так он пытается охладить ее и уменьшить боль.
Я сажусь на диван отдохнуть. Нелегкая работенка – воспитывать парня. Разминаю пальцы и разрабатываю кисть правой руки. Затем массирую правую руку выше локтя. Попутно разглядываю испоротую задницу парня, чтобы решить, как теперь его пороть. Белой кожи не осталось, попка вся по-крыта полосами и багрового цвета. Однако чтобы не просечь до крови и наказать эту попу с не меньшей силой, надо заранее определить, где можно сечь. Самый верх ягодиц, переходящий в поясницу, трогать нельзя – здесь копчик и опасная близость почек. Остается бить по ляжкам, а когда спадет багровость с ягодиц, добавить там. Кроме того, теперь нужно всыпать сразу 60 розог, а это больше ударов, чем в первой части наказания. Да уж, работенка.
— Ну, парень, держись. Неделю после экзекуции не сядешь… Зато будешь умней и трудолюбивей.
И чего жалеть Сергея? Мне самому так вкладывали ума в задние части, что мама не горюй. 10 минут пролетают быстро… Интересно, какие мысли сейчас занимают голову шалуна? В его годы, стоя на коленях, я думал о своем поведении и намечал, что нужно сделать для исправления. А уж если после перерыва следовало получить добавку, тогда… Не будем лукавить, бывали идеи упросить маму отложить продолжение порки, если попа болела очень сильно; но были и мужественные мысли вытерпеть всю порку до конца, очистить совесть и не возвращаться к теме. Но, то я, а Сергей?.. Всхлипывает, попку сжимает…
— Сергей, ты думаешь исправляться? Ведь я не шучу: теперь будешь постоянно получать розги за малейшую провинность. И драть буду так больно, что сидеть не сможешь!!!
— пожааалуййстаа, ну не надо драть… Я будууу хоорооошииим…
— Ну, разнылся, как девчонка, терпи заслуженное наказание. Все дело в твоем поведении: не прогуливай занятия, не ленись, не пей пиво. Тебе учиться нужно и головой думать… А если голова не думает, то чем отвечать?
— Заадниицей!..
— Правильно. Понял, наконец. Ладушки, поговорили, теперь продолжим порку. Тебе, красавец, за пиво рассчитаться предстоит и за нюни свои, за попытку избежать розги. Запомни, если провинился, то выдерут. И никогда не пытайся избежать справедливую порку. Будь мужчиной!!!
— Будуу…
— Проверим, как ты выдержишь. Сейчас получишь 30 горячих за пиво.
— Ой, как много, у меня уже вся попа болит…
— Так, я не понял, кто тут обещал быть мужественным? Вот тебе за пиво!.. — даю первый удар по ляжкам…
— Уууууйййаааа… бооольнаааа!!!!
— Конечно, больно, так бывает за пиво!!! И еще раз, и еще много раз!!!
Не обращая внимания на жалобные вопли, мольбы, клятвы и прочую «музыку», исполняемую секомым Сергеем, деру его розгами. Однако на ногах с оттяжкой бить не надо, можно быстро порвать кожу. Тут и обычного удара достаточно, чувствительно. Попа малого отдыхает, зато ноги выдают перепляс. Пару раз Сергей их так сильно раскидывает в стороны, пытаясь увернуться от розог, что есть риск попасть по набухшей мошонке.
— Эй, герой, ноги держи вместе, а то по хозяйству схлопочешь!
— Не наадооо тааам, — в панике верещит Серега.
— Не надо, согласен, тогда держи ноги вместе!
Теперь парень старается меньше вертеться, из опасения, что розги достанут его мужское достоинство. Зато и розги ложатся прямо на обе ляжки. Это видно и по следам, которые оставляет розга: ярким, багровым, припухшим!!! О вкусах не спорят, но есть в этом деле и своя эстетика. Выпоротое тело как картина мастера, где нет ни одного лишнего мазка, каждый след прута несет в себе смысл боли и страдания кожи… Страдания, которое ведет к исправлению того, на чьей коже нарисован этот узор. Хотя, тому, кого секут, не до эстетики. В нем говорит лишь боль, и реакция, как правило, одна – дерганья тела, вопли, визг. И… одна мысль – поскорей бы это закончилось!
На вторую порку уходят 3 пучка розог. Можно было бы сделать еще перерыв, тем более что Сережка ревет белугой, и невозможно толком разобрать его клятвы исправиться. Но, у меня нет времени растягивать порку на весь день. Наконец, задница парня уже не такая багровая, отдохнула. Значит можно пороть по ней. Перед тем, как начать третью порку, спрашиваю Серегу, осознал ли он пагубность распития пива или нужно добавить?
— Неет, нееее нааадааааа!..
В этом возгласе слышится так много страха, однако, еще не раскаяние. Поэтому для порядка даю 10 ударов штрафных. После них зареванный мальчишка божится и клянется всем на свете, что близко не подойдет к пиву и забудет его вкус!!! Ладно, поверим.
— Кончай реветь. Сейчас будешь отвечать за свою трусость и попытки избежать порку. Предупреждаю, что меня твоей рев и мольбы не впечатляют и не убеждают! Всыплю все 30 розог без пощады. Если не хочешь провести полчаса затем на горохе, удержись от просьб не драть или смягчить наказание. Ты сегодня меня достал своим поросячьим визгом.
Ответом мне становится только рыдание Сереги и судорожные вздрагивания его тела.
— Ну, понял?
— Дддааа…
— Вот и хорошо! Продолжим.
Для наказания сережкиной попы я вновь беру толстые одинарные прутья. Такая розга сама бьет сильно, и одинарный прут легче удерживать, когда поднимаешь его вверх и опускаешь на попу провинившегося. Чтобы напомнить малому, что его наказывают, я снова секу с оттяжкой, вытягивая по обеим половинкам непослушной попы. Попа вертится, сжимается, старается увильнуть, избежать удара. Но это не удается, потому что я бью не сразу, а когда задница замедляет свое верчение. Таким образом, каждый удар обжигает обе ягодицы, перечеркивая их рубцами.
Парень вопит во всю глотку, но без слов, одними междометиями «ааааааайййййй, оооооооойййй, яяяяяяааааа…» Ему, конечно, не сладко получать целых тридцать розог по уже испоротой заднице. С учетом 30 горячих по ляжкам, общая сумма достигает 100 ударов. Однако такое наказание вполне по силам его организму и соответствует тяжести и возмутительности его проступков. Хуже было бы оставить хоть один проступок ненаказанным или проявить жалость. Суровость, безжалостность и неотвратимость болючей порки – вот ГАРАНТИЯ ИСПРАВЛЕНИЯ и РАСКАЯНИЯ Сергея!!!
Я не читаю ему нотаций, давая парню возможность сосредоточиться на боли, которая раздирает его мягкое место. Пусть полностью, без отвлечения ощутит ее и заречется совершать то, за что его так наказали!.. Вполголоса отсчитываю удары: «17, 18, 19, 20…» Меняю прут и последнюю десятку розог наношу наискосок, перекрещивая попку Сергея по диагонали. По опыту своих наказаний знаю, что такие удары больней ощущаются поверх старых, поскольку розга задевает уже вспухшие рубцы. Кончик прута пару раз попадает по ляжкам, вызывая и более сильный вопль, и резкие дерганья ног. «26, 27, 28, 29…» Тридцатый удар даю с максимальной силой, но не объявляю его вслух, чтобы Сергей не расслаблялся.
— Ну, крикливая, ленивая и трусливая тварь! Подумал о своем поведении? Какой урок ты для себя вынес от сегодняшнего наказания?
Вопросов конечно много для сильно выдранного мальчишки. И все-таки, он должен теперь сосредоточиться и убедить меня в том, что раскаялся во всем и обязательно исправится. Кроме этого, необходимость внятно и подробно ответить заставит успокоиться и прекратить рыдания. В общем, польза от такой тактики есть! Первые слова, которые пытается из себя выдавить Сергей, представляют смесь всхлипов и ойканий… Тогда я грозно переспрашиваю: «Чтоооо?!!!!» Мой тон, сулящий продолжение экзекуции, вынуждает парня прекратить рев, успокоиться и начать отвечать на мои вопросы:
— Обещаю, ооой, исправиться, аааах, не лениться, уууй, не прогуливать, маааамочки, как боооольно, не пить пиво, аааххх, не трусить перед розгой (всхлип)!!!!!!!!..
— А теперь без ойканий и «мамочек», иначе будет больней!!!
Собрав все свои силы, Сережка повторяет свою тираду, добавляя «клянусь», «обещаю», «никогда не буду лениться…» и в таком роде.
— Ладно, а если ты нарушишь свои обещания, как нужно с тобой поступить?
Вот он самый страшный момент: Сергей сам должен вынести себе на будущее приговор – ПОР-КА – и сделать это внятно и покорно!!!! Он это понимает и с ужасом в голосе произносит:
— Если я нарушу свои обещания, меня нужно… (он глубоко вздыхает и почти на одном дыхании выпаливает) выпороть розгами!»
— Как именно выпороть?
Сергей должен усугубить свой приговор, чтобы он стал для него неотвратимым и ужасным возмездием! Снова глубокий вздох… и:
— Выдрать меня как сидорову козу, шкуру мне спустить!..
Только теперь его наказание завершено… Готовность получить справедливую порку за свои провинности, вот главное доказательство РАСКАЯНИЯ и ПОСЛУШАНИЯ Сергея!!!! Это гарантия, что ему долго не захочется нарушить порядок – лениться, прогуливать, отвлекаться от учебы на пиво и девочек! Кроме того, когда он все же совершит проступок, ему уже невозможно будет пытаться избежать Порку! Он это понимает!
— Ладно, теперь можешь встать!
Морщась от нестерпимой боли, всхлипывая и охая, поднимается Сережка со своего «эшафота». Разумеется, ему было бы сейчас желательно подставить свою задницу цвета сваренной свеклы под ледяную струю воды, чтобы она притушила боль и сняла воспаление… Однако, такое облегчение своих страданий он еще не заслужил. Придется постоять на коленях полчаса, целовать все розги, мои руки… и одеть на попу штаны… Одежда для него сейчас также страшна, поскольку будет беспокоить испоротую кожу. Все еще всхлипывая и сдерживая рыдания, он опускается на колени как будто на раскаленную сковородку. Нет, горох я ему не подкладывал, зато кожа на ягодицах пару раз сильно натягивается, вызывая стоны от пронзительной боли!.. По щекам начинают снова течь слезы. Я ощущаю их на своей руке, когда Сережка ее целует, бормоча слова благодарности за мою суровость и справедливость. Розги, уже давно высохшие от взмахиваний и соприкосновения с пылающей попкой парня, вновь намокают от его слезинок. Чтобы предотвратить истерику, я ласково кладу левую руку на голову Сережи, глажу его и говорю:
— Ну, малыш, не надо слезок! Успокойся!
В ответ он упирается головой мне в ногу, бормоча, как ему больно, как он раскаивается и обещает быть хорошим, чтобы не было так больно…
— Ну, молодец, что понимаешь это! Не плачь! Упокойся и постой на коленках, чтобы попка остыла…
Я откладываю розги на кровать, а затем развязываю сережкины руки. В попытках освободить руки от веревки во время порки он сильно их затянул. Приходится приложить усилия… и вот запястья парня свободны. Он пытается потереть свою страдающую попку руками, но я его останавливаю:
— Нельзя! Руки за голову и стой так…
Это необходимо, чтобы он не смог смягчить впечатление от розог. Правда, эти потирания и так не приносят пользы. Но порядок, есть порядок. Полчаса быстро пролетели. Я помогаю Сереге подняться. Он дрожит от напряжения, но это реакция на стояние на коленках.
— Одевайся, малыш! Пойдем к тебе домой, и покажем твоим папе с мамой, как ты наказан.
От стыда перед тем, что его родители все узнают и увидят его испоротую попку, Сережка краснеет, и его лицо теперь только немного светлее задницы. Снова со стонами он надевает на тело штаны, без трусов, туфли, и мы выходим на лестничную клетку. В руках я держу прутья, которыми наказывал Сережу, чтобы отдать их его родителям. При виде розог он вздрагивает, в глазах читается ужас от воспоминаний, как больно они бьют непослушных мальчишек.
— А зачем вы взяли розги?
— Отдам их твоим родителям как доказательство твоего наказания, а ты покажешь им свою попу со следами от этих розог.
— Мне будет очень стыдно!
— Вот и хорошо, такой стыд тебе долго не даст забыть о сегодняшней порке!
Парнишка снова краснеет, уже ярче. Хотя его испытания на этом не заканчиваются: в подъезде нет лифта, и малому придется спуститься на два этажа вниз, ощущая с каждым шагом по лестнице боль на своей попке. Этот путь у него растягивается на 5 минут и сопровождается стонами и новыми слезами. Наконец, мы подошли к двери его квартиры, и я позвонил в дверь. Она открылась почти мгновенно, словно родители Сережки ждали под нею.
— Принимайте своего шалуна!
Красный от стыда он входит домой, постанывая и плача.
— Ну, сынок, получил по заслугам? – встречает его репликой отец.
— Да!.. – пряча от стыда глаза, произносит Сережка и всхлипывает.
— Тогда показывай, как тебя наказали! — это уже реплика его матери.
Обычно считается, что матери жалеют своих детей и защищают их от порки (ну, не про мою маму)… Однако сережкины фортели заставили ее забыть о сочувствии и стать сторонницей суровых экзекуций для отпрыска. Парень спускает штаны до колен и поворачивается к родителям наказанной попкой. Да!.. Видимо даже они не ожидали такого эффекта…
— Сильно кричал во время порки?
— Терпимо… Свое он получил сполна. И сам повторил, что его ожидает за повторение проступков.
— Правда, Сережа?
Заливаясь краской и запинаясь от стыда, парень произносит: «Да!..»
— И что тебе полагается? — это спрашивает его отец, а мать добавляет: — Ну, не мямли, будь мужчиной!
Стараясь не запинаться, Сергей повторяет свой приговор полностью и без напоминаний:
— Если я провинюсь, меня нужно выпороть розгами как сидорову козу, шкуру мне спустить!!!
— Вот, так лучше, — повеселевшим голосом комментирует сережкин папа.
И мама добавляет: — И семь шкур с тебя спустим!!!! Чтобы умным стал, образованным и послушным!
— Ну, иди в комнату и снимай штаны, — добавляет отец.
— Зачем? – в панике спрашивает Сережа.
— Постоишь дома на коленках с голой попой, а мы с мамой на тебя посмотрим, как тебя здорово наказали. Поблагодари за заботу, это же сколько сил надо, чтобы так наказать.
— Спасибо!!!!
— На здоровье, шалун! Храни эти розги на память и не забывай, как больно они секут по попам непослушных и ленивых мальчишек.
— Мы их у него в комнате на стенку прикрепим, чтобы постоянно их видел и не забывал, — добавляет мама Сережи.
— И пока не понадобятся новые!!!.. — с угрозой в голосе намекает его папа.
Сергей вздрагивает от этих намеков, но молча идет в комнату, снимает там штаны совсем и становится на колени. Его родители расплачиваются со мной за порку сына и еще раз благодарят за то, что я «всыпал их лентяю по первое число!» Я прощаюсь с ними и говорю Сергею:
— До свидания, Малыш! До первого твоего проступка…
Сережины папа с мамой улыбаются, а парень вздрагивает и отвечает мне: — До свидания!.. Я буду послушным!!!
«Посмотрим». Только что-то мне говорит, что свидание наше будет скорей, чем хочется наказанному парню. Последнее, что мне видно перед уходом, это отражение в трюмо в передней: Сергей на коленях, голый снизу и с напрягающимся пенисом… До скорого свидания!!!!
Автора нет
Сборник рассказов о порке
Мои воспоминания
Это было в 1978 году. У меня с соседской девчонкой было 8 лет разницы: мне было 5 лет, ей – уже 13 (почти маленькая женщина, с развитой попкой и красивым бюстом, акселератка). Мы переехали в коммуналку в 1978 году, в мае. В июне, кажется в начале, к нам постучалась соседка – тетя Галя, которая попросила меня и маму зайти к ним в комнату. В комнате стояла в ночной рубашке ее дочь Инга; посередине комнаты стояла невысокая короткая гимнастическая скамейка, рядом с ней, в корыте, мокли прутья, связанные в пучки (по два прута). На скамейке лежали: маленький диванный валик и три веревки. Тетя Галя пригласила нас с мамой сесть на диван и сказала: «Поскольку Инга себя вела из рук вон плохо, то я собираюсь ее высечь розгами при свидетелях. Прошу Вас, она обратилась к моей маме и ко мне, быть свидетелями наказания моей дочери, ей это будет стыднее, а тебе – она повернулась в мою сторону, послужит наукой.»
Моя мама не возражала, поэтому порка началась. Инга подняла подол рубашки на спину, обнажив свою пухлую попку и лобок. Затем, она подошла к скамейке и легла на живот, лобком на валик. Тетя Галя привязала дочь за ноги (у щиколоток), подмышками и связала ей руки. Потом спросила мою маму, секла ли она когда-нибудь меня? Мама ответила, что порола меня пару раз ремнем через трусики. Тогда тетя Галя обратилась ко мне: «Смотри, что бывает с детьми, когда они грубят родителям», потом взяла пучок прутьев, стряхнула с него воду, с размаху ударила Ингу посередине попки. Инга вздрогнула, но молчала; на ее попке начали вспухать две яркие полосы. Затем последовали новые сильные удары. Тетя Галя порола от вершин ягодиц к ляжкам, особенно сильно – по нижней части попки, выпиравшей на валике. После десятого удара Инга стала вскрикивать: «больно-ооо, не буду-ууу, прости-ииии, а-ааааааааааааяй…» тетя Галя дала ей рукой по губам и предупредила, что дети должны молча терпеть порку, иначе будет добавка. Но Инга ее не слушала, дергала попкой и протяжно выла. Ей дали 30 розог, но наказание не окончилось – после этих розог Ингу подняли со скамейки за ухо, тетя Галя дала ей пять сильных ударов по губам, пристыдила за трусость, потом подняла Инге рубашку почти на плечи и нагнула дочку к полу. Затем она отошла в сторону и с силой врезала по ногам Инги розгами, всего десять раз. Только после этого Инга, придерживая рубашку на спине и пузе, стала на колени, поцеловала розги и мамину руку и поблагодарила за наказание, попросила прощения. Тетя Галя простила ее, но напомнила: «Теперь иди на колени на горох. Рубашку не опуская, будешь стоять полчаса.» Инга пошла в угол их комнаты и стала на колени. Мне хорошо был виден ее голый красный зад.
Меня испугала строгость порки, но Ингу я не жалел, потому что она была виновата и сама признала правильность наказания. Дальнейший разговор уже происходил в наше комнате и сводился к тому, что тетя Галя убедила мою маму в правильности публичной порки ля ребенка. Потом она посоветовала маме пороть меня по голой попке, а не через трусы: «больнее, значит полезнее; видно, что делается на попке – не переборщишь; после порки ставить на колени, поэтому либо трусики пачкать о пол, либо потом снимать, так лучше сразу…» с этого дня меня по голой и наказывали. В тот же вечер тетя Галя договорилась с моей мамой, что Ингу теперь за особо плохие проступки будут сечь при мне, а меня при Инге. За почти четыре года таких прилюдных порок было где-то двадцать (кроме особых случаев). Четыре раза Ингу секли при мне совершенно голую. Первый раз был в 1979 году. Инга провинилась на пляже, поэтому в комнате она перед поркой была в купальнике. По приказу своей мамы она сняла трусики и купальный лифчик и осталась совсем голенькая. Самое интересное, что она даже не пыталась закрыть от меня груди или лобок. После наказания Инга стояла посередине комнаты на коленях совсем голышом. Мне она потом призналась, что больше стесняется порки на кухне, при всей коммуналке, чем при мне; я был для нее почти младшим братиком, кроме того, меня секли при ней.
Это снимало чувство неловкости. Вообще, на мой взгляд, если в семьях есть разнополые дети, то не надо стесняться наказывать их друг при дружке. Кроме обычного педагогического стыда, это еще и урок спокойного уважительного отношения к голому телу. Два раза я еще видел Ингу совсем голую в 1980 году (она получала розги за шалости в школе и раздевалась догола, снимая школьную форму). Но самый крутой случай был в 1981 году, когда не только Ингу, а и ее подругу Лену наказали при мне за срыв урока химии.
Теперь об Инге и Лене. Это было в 1981 году, в октябре. Инга и Лена, чтобы избежать контрольной по химии, устроили пакость учительнице: на доске написали – «химичка блядь». Дурочки думали, что их не вычислят, поскольку писали вместе (по букве); зато они были дежурными в классе, поэтому никто без них не смог бы это написать. От тети Гали я знаю, что обеих мерзавок хотели выдрать перед всем классом, но решили выпороть дома, зато увеличить количество ударов розгами. Первая порка походила в нашей коммуналке. Когда я вошел к ним в комнату, обе были уже раздеты до трусов и лифчиков. На столе рядом со скамейкой лежали раскрытые дневники с двойками; в тазике лежала куча розог. Первой секли Ингу. Она разделась догола, подошла к скамейке и молча легла. Тетя Галя быстро привязала ее и начала отчитывать за провинность. Потом приступила к порке; Инге всыпали пятьдесят розог, после которых ее ягодицы и ляжки были сплошь вздувшимся синяком. Инга выдержала молча только пять ударов, а потом безостановочно кричала. Тетя Галя после первого крика дала ей пощечину и сказала: «молчи или уши оборву и ляжки без мяса оставлю». Она была жутко обозлена на Ингу. Так сильно она ее никогда не драла. Попа Инги ходила ходуном и вертелась как юла. После порки Инга получила двадцать розог по ляжкам за крики, десять раз по губам (с замахом), левое ухо ей тоже хорошо накрутили. Она стояла на горохе и ревела.
Но цирк начался, когда приготовились драть Ленку. Она была крупнее Инги: толще и мясистей; попа – километр сзади, бедра широкие, груди как дыни. Когда ей сказали раздеться и лечь, эта толстуха начала визжать и умолять простить. Мне было противно смотреть на эту жирную трусиху. Только угроза выдрать в школе заставила ее раздеться и лечь. Ее привязали крепче Инги, и правильно сделали: ее Тело свисало киселем со скамейки, а во время наказания она чуть не перевернула скамейку своими дерганиями. Розги она перенесла с визгом, криками, ревом и мольбами: «проститееееееееееееееее, ааааааааааааааай, у-ууууууууууууууууууууууй, йоооооооооооооооооой» и т.п. После порки это был кусок рыдающего и сопливого мяса, мне было противно и смешно. На горохе девчонки простояли целый час (с 3 до 4 часов), потом час просто на коленях. В пять часов их повели драть домой к Ленке. В пять часов Ингу и Ленку повели драть домой к Ленке. Им одели только халатики, руки связали, чтобы не мешали наказывать. Рассказываю по информации от тети Гали. Девчонок не сразу пороли; сначала поставили голых на колени и выясняли, сколько им дать и кто будет пороть.
Первой секли Ленку (хозяйка): растянули на кушетке, привязали, пороли мама Лены и учительница-химичка, секли одновременно и с двух сторон. Ленка верещала и рыдала, дергалась как бешенная и заработала штрафную порку после наказания. Тетя Галя с удовольствием рассказывала, как мама Лены и химичка драли Ленку, как она «в соплях» и слюнях ползала на коленях и молила о прощении. Инга вела себя не так бурно. Шестьдесят розог каждой из них – достаточная добавка к первой порке. Потом девки стояли на коленях и дрожали от страха, сверкая сине-фиолетовыми попами и ляжками. Родители и учительница обсуждали продолжение наказания в школе.
Было несколько вариантов: показать всему классу голые попы и ляжки Инги и Лены, поставить их с голыми попами на колени перед классом… К счастью девочек, остановились на новом варианте: обе девчонки написали на доске: «Меня высекли розгами по голой попе (сто десять ударов) и ставили на колени. Я умоляю о прощении и раскаиваюсь в своем гадском поведении!!!» Уже Инга рассказала, что она была счастлива, что ей не пришлось раздеваться перед классом – не столько из-за голой попы, а из-за женских интимных мест (скидка на начало 80-х и пуританство). Она же рассказала об ощущениях от порки в квартире Лены: боль была вдвойне, ведь секли сразу с двух сторон, даже не было сил кричать; Инга ведь привыкла к системе «удар-крик», а тут сразу два удара. Стыд от наказания тоже был вдвойне: пороли женщины, а зрителем был отец Лены (он не вмешивался в наказания дочери). Ингина попа была синей несколько дней, медленно переходила в желтизну, а совсем побелела только дней через 15. Я об этом знаю, потому что она мне несколько раз показывала свою попку (мы не стеснялись друг друга, так часто нас секли перед друг дружкой). Месяца два Инга была идеальным ребенком, что подтверждает мысль: «девчонке беспощадная и суровая порка очень полезна при воспитании!!!»
Это краткий рассказ о том, как проходили порки на кухне в нашей коммуналке (в моем раннем детстве). Такие порки происходили редко, только за особо серьезные проступки, когда порку хотели сделать абсолютно публичной и стыдной. Дело в том, что на такой порке присутствовали все: отец и мать Инги, моя мама, еще двое соседей (старики), иногда присутствовала их внучка (младше меня на 2 года). Всего за четыре года, которые мы жили в коммуналке (с 5 до 8 лет), такие публичные порки происходили 6 раз. Правила были такие: Инга выходила на кухню в одной ночнушке, без трусиков. Перед тем, как ложиться на скамейку, она поднимала рубашку на живот и спину, обнажая перед всеми лобок и попку. Также она стояла на коленях после порки, пока секли меня. Меня выводили в кухню без трусиков, в одной коротенькой маечке, так что мою наготу видели все.
Розги для Инги мокли в тазу, а для меня был ремень на табурете. Для примера расскажу о порке в 1980 году (Инге было 15 лет, мне – 7 лет). На той порке присутствовала и внучка стариков, ей уже исполнилось 5 лет. В тот раз Инга опять сильно провинилась: получила две тройки, нагрубила учительнице и своей маме. Я тоже тогда напроказил в детском саду (дело было весной). Инге назначили 40 розог, а мне – 20 ударов ремнем. Порка происходила в субботу, в четыре часа. Меня без трусиков привела мама. На кухне уже сидели старики, рядом стояла их внучка. Меня смущало, что она видит меня без трусов, особенно мое «хозяйство». К этому были основания: девчонка не первый раз была на порке, и видел, что ее интересовала не порка Инги, а я. Она осматривала меня перед поркой, а после порки с усмешкой смотрела, как я морщусь от боли. Меня эти ее улыбочки раздражали.
Но вернусь к порке. Скамейка для наказания уже стояла посредине кухни, на ней лежали веревки, валик под лобок и первый пучок розог. Я сел голой попкой на табурет, на котором меня потом должны были пороть ремнем. Ингу привела ее мама. Когда они пришли на кухню, Инга сама подкатала рубашку на живот, так что ее лобок и пока были полностью оголены. Она покраснела от стыда (ее смущали старики и их внучка). Тетя Галя объявила всем о провинности дочери и добавила: «Инга получит за свои проступки 40 горячих, и таких сильных, что это отучит ее плохо себя вести!!!» Инга легла на скамейку, выставив под порку свою пухлую задницу. Тетя Галя и моя мама быстро привязали Ингу. Затем тетя Галя взяла первый пучок розог и начала наказание. Инга, как всегда, выдержала 10 ударов. А потом начала кричать, визжать, рыдать и умолять о прощении. Ее попа отплясывала танец боли, потому что тетя Галя на кухне порола дочку без пощады. Каждый удар отпечатывался яркой багровой полосой на попке или ляжках (наказывали по нижней части попки). После 40 розог ягодицы были баклажанового цвета (в Одессе баклажан называют «синенький»), ляжки – как вареная свекла. За крики Инга получила еще 15 розог по ляжкам. Во время этой штрафной порки она стояла, нагнувшись к скамейке, потом еще получила по губам. Я уже писал, что штрафную порку девочка получала в позе «нагнувшись». Сама по себе эта поза для девочки очень болезненна и позорна, потому что кожа на попке и мышцы особенно напряжены. А позор связан с тем, что видны и половые губы и анус. Обычно женщина оказывается в такой позе без стыда только во время секса с мужчиной в позе «сзади».
Инга потом мне жаловалась, что ей было стыдно показывать себя в таких подробностях перед соседом-стариком и своим отцом. Меня она не стеснялась, а относилась ко мне как к младшему брату. В общем, порка на кухне для Инги была очень серьезным наказанием из-за всех этих подробностей. После порки она стала на колени, и наступила моя очередь получать порку. Мама взяла меня за ухо, подняла с табурета и объявила всем мой проступок. На табурет положили свернутый плед, на него – меня. Я касался лобком края табурета, руки и ноги свисали. Тетя Галя подняла мне на спину край маечки, прижала меня к табурету за плечи. Мама сложила ремень вдвое и приступила к порке. Я получил 20 сильных ударов по попе и ляжкам. Пороли по нижней части ягодиц, они просто горели огнем. Я едва удерживался от криков, но стонал и дергался. За мужество меня похвалили. После наказания я, как и Инга, целовал орудие наказания, мамины руки, благодарил за строгую и справедливую порку, тетю Галю – за то, что держала, а соседей, что смотрели на мое наказание. После моего наказания мы с Ингой отправились каждый в свою комнату, чтобы еще по одному часу отстоять на коленях. Вот так нас наказывали на кухне.
Это один из моих рассказов о порках в подростковом возрасте. Речь идет о порке в поезде, в купе, в присутствии проводницы. Мы тогда с мамой ездили в Ленинград. Это было в 1988 году. На обратном пути мы ехали не в скором поезде, а в «дополнительном», летнем. Он и шел медленнее, и стоял подольше на полустанках, а главное был полупустой. В нашем купе ехали только мы с мамой. Из-за долгой езды мы оба были уставшими. Но я позволил себе быть грубым с мамой. Ее это очень рассердило. Когда я был по младше, мама могла меня просто выпороть ремнем даже в купе поезда, такое было часто. Но теперь мне было 15 лет, и меня секли только розгами. Мама в ответ на грубость сначала пригрозила сильно высечь дома в Одессе. А потом вдруг вышла из купе, только приказала мне никуда не уходить. Через 10 минут она вернулась и сказала: «Я тебя высеку прямо здесь…» Я был удивлен, потому что розог ведь не было, чем меня собирались высечь? Еще через минут 20 мама приказала мне снять спортивные штаны и трусы и ждать ее стоя. Я выполнил распоряжение мамы и стоял в купе голый по пояс. Я жутко боялся неизвестности, кроме того мне было стыдно от мысли, что кто-нибудь может открыть случайно купе и увидеть меня в таком виде…
Пока я стоял голенький и пребывал в недоумении и стыде, поезд тоже стоял на каком-то полустанке. Наконец поезд поехал, а я все стоял… Думаю, что то ожидание порки было полезным; страх от неизвестности и предстоящей порки был прекрасным дополнением к наказанию. Наверное и мама это понимала. Потому что впоследствии, наказывая меня дома она тоже заставляла голым ждать порку. Я уже начал думать, что все наказание ограничится только стоянием с голой попой, когда дверь купе открылась. От неожиданности я даже не успел прикрыть руками член.
В купе вошли мама и проводница нашего вагона, женщина лет сорока, но привлекательная. Я увидел в руках у мамы пучки прутьев и понял, что меня все-таки высекут. Меня жутко смущало, что я стою полуголый при посторонней женщине. Проводница села на лежак. Мама сказала мне: «Ты был со мной очень груб, поэтому я высеку тебя розгами… (она помахала пучками перед моим лицом) А Евгения Ивановна (проводница) подержит тебя. Ложись к ней на колени. Живо…» Я был испуган и смущен от необходимости ложиться на колени молодой еще женщины. Но меня не слушали.
Проводница положила меня поперек своих коленей, так что мои ноги свисали на пол, а головой я оказался на лежаке. Я почувствовал на своей пояснице женские руки, они плотно прижали меня. Но меня смущало не это. Я чувствовал своим членом тепло женского бедра, потому что Евгения Ивановна перед тем, как положить меня, приподняла свою форменную юбку. Забегая вперед скажу, что пока меня секли, мой член терся об это бедро. Удивляюсь, как это я не кончил от такого трения.
Перед поркой мама еще раз подчеркнула мой проступок – грубость, и назначила мне в наказание 30 ударов. Проводницу она просила считать удары. Наконец раздалось пение розог и я почувствовал первый удар. Не знаю, что это были за прутья (их срезала проводница на полустанке с какого-то куста), но секли они здорово. Мою попку обжигали удары, я только и мог, что дергать попой и стучать ногами по полу. После первых 15 ударов, пока мама меняла пучок, она еще раз напомнила мне, что я не имею права ей грубить, что меня выдерут в два раза больнее, если я посмею до приезда в Одессу еще хоть раз провиниться. Вторая порция ударов ложилась уже не только на ягодицы, но и ляжки. От резкой боли я сжимал ягодицы и ноги… Наконец порка закончилась и мне разрешили встать. От боли я уже даже не обращал внимания на то, что мой возбужденный член стоял колом.
Зато на него обратила внимание проводница: «Ого, какой большой мальчик…» Мама в ответ сказала с насмешкой: «Член больше мозгов… Поэтому приходится драть. Ну, благодари за порку и целуй розги и руки.» Я выполнил весь ритуал и даже поцеловал руки проводницы, поблагодарил ее за то, что держала меня, считала удары и помогла маме добыть розги.
Потом уже мама рассказала мне, как ей удалось уговорить Евгению наломать эти прутья и помочь меня наказать. После ритуала благодарности мама шлепнула меня ладонь по попе и добавила: «Становись спиной к двери, лицом к столику (на столике лежали розги)… Смотри на розги и думай о своем поведении. Попу не закрывай…»
Мама и проводница вышли, а я остался стоять голый, с выпоротой попкой. Мне было не только больно, но и очень стыдно, что меня секли при посторонней, что мой член терся о бедро женщины. Наконец, меня пугала все та же перспектива: кто-нибудь откроет случайно дверь и увидит меня с голой и выпоротой попой… Как потом оказалось, у меня был еще один повод стыдиться. Когда мама несла розги, чтобы наказать меня, это видела женщина из соседнего купе. Потом она слышала характерное пение розог. Когда мама с проводницей вышли после наказания, эта женщина завела с мамой разговор о порке, советуясь как лучше выбирать прутья и пороть. Таким образом, моя порка была известна в вагоне. На следующий день эта женщина и проводница, когда мы выходили из вагона, еще раз упоминали о моем наказании при прощании и насмешливо смотрели на меня. Этот стыд мне мама напомнила уже дома, когда предупредила, что если я не возьмусь за ум и не исправлю свои манеры, то она розгами распишет на моих ягодицах правила хорошего тона.
На первом курсе универа меня тоже здорово выдрали. Мне было уже 20 лет. В зимнюю сессию я получил двойку на экзамене. Я сам позвонил маме и сообщил о своем проступке. Она ответила кратко: «Сам все приготовь, будь готов к строгому наказанию, щадить не буду.»
Я приготовил розги (3 пучка), веревку, подушку, разделся до трусов. Чтобы не раздражать маму еще больше, я начал учить вопросы на следующий экзамен, зачетка с не проставленной оценкой (это означало двойку) лежала раскрытая на столике. Так получилось, что в нашем подъезде в тот день произошло происшествие: на 2 этаже вспыхнул пожар; пока его потушили (быстро), соседка из квартиры под нами попросила разрешения переждать у нас со своим сыном, пока рассеется дым. Убирать розги назад я не посмел. Поэтому, сгорая от стыда, что видно к чему я приготовился, а еще больше при мысли, что мама может выпороть меня при соседке и ее сыне, я принял их у нас дома; только одел спортивные штаны и рубашку. Целый час, пока они были у нас дома, был для меня хуже ожидания порки.
Наконец, пришла мама. Лена, так звали соседку (она была старше меня всего на 12 лет), спросила мою маму: «Ты будешь прямо сейчас его пороть?» Мама сказала, что да. Лена: «А розгами по голому телу или через трусы?» Мама: «Обязательно по голой попе, иначе неэффективно; а так и больно, и стыдно. Потом поставлю без трусов на колени.» Я готов был провалиться сквозь землю, а Валерка (сын Лены, ему было 14 лет) смотрел со страхом на розги, на меня и моргал.
Я боялся, что мама предложит Лене остаться (Валерку я не стеснялся) и смотреть на мое наказание, чтобы пристыдить меня и устрашить Валерия. Дело в том, что я запал на Лену и, пардон, хотел заняться с ней сексом; она уже узнала, что меня секут за проступки, но предстать перед ней голым не для секса, а чтобы лечь под розги, потом вихлять перед ее глазами своим исполосованным задом… Это было страшнее розог. Но, к моему счастью, в тот раз Лена сказала: «Не будем мешать, пойдем домой»; потом все-таки был случай, когда меня высекли при Лене. Как только они ушли, мама произнесла обычное: «Догола…» Я разделся и ждал голый… Мама сняла пальто и сапоги, помыла руки, потом осмотрела розги, зачетку, взяла веревку и крепко связала мне руки. Потом за ухо отвела к кровати и глухо приказала лечь.
За двойку я получил 60 суровых ударов розгами, потом отстоял 1 час на коленях… А потом получил еще 40 розог за лень. Мама мне объяснила такое двойное наказание так: «60 розог ты получил за двойку, то есть за учебу. Но видимо порка за оценки для тебя слишком легкая, поэтому я добавляю тебе за лень; потому что тебе учиться не трудно, ты просто ленишься.» После 40 розог я еще час стоял на коленях. Розгами меня в целях профилактики секли всю зимнюю сессию. Больше я не получил ни одной плохой отметки в ту сессию и пересдал экзамен на пятерку. После пересдачи мама еще раз меня выпорола: «Не ленился и сдал все нормально. Поэтому для профилактики получишь еще 40 розог.»
Весь месяц моя попа была по цвету как баклажан. Но я ни разу не сердился на маму и не обижался за столь строгое воспитание, потому что знал, что я это заслужил, а мама просто заботится о моем воспитании.Порка Валеры. Я уже писал, что был случай, когда мне было мучительно страшно от мысли, что меня высекут при соседке Лене, которую я хотел. Я боялся, что она мне не даст, если увидит, как я дергаюсь под розгой; иначе говоря, сочтет меня маленьким для «траха». Но то, что произошло после той порки, сняло эту проблему.
Сначала я должен рассказать об одном из случаев, когда я сам порол кого-нибудь. Через несколько дней после порки, перед которой у нас были Лена и ее сын Валерка, во второй половине дня ко мне зашла Лена. Я был на зимних каникулах и один дома, мама была на работе. Лена, смущаясь, спросила меня: «А тебя часто секут розгами; ну, в смысле, у вас дома есть запас розог?» Я, тоже смущаясь, ответил: «Розги, конечно, есть с запасом.» Лена тогда спросила: «А ты мне не дашь немного, я хочу выпороть Валеру. Я вообще-то хотела попросить твою маму, чтобы она меня научила пороть.» Я удивился, но ответил так: «Насчет розог нужно спросить у мамы, но она будет только вечером. А научить пороть могу и я. Я порол племянницу, мальчишку из подшефного класса. Опыт наказывать у меня есть.»
Лена помолчала и опять спросила: «Ты не можешь позвонить маме на работу и спросить ее разрешения на розги и твою помощь?» Я позвонил маме и получил ее разрешение взять 2 пучка розог и помочь Лене в порке Валеры. Когда звонил маме, то очень волновался: на работе у мамы не знали, что она меня порет, ведь мне уже было 20 лет. Некоторых из сотрудниц мамы я лично знал, им было почти столько же, сколько и мне. Я осторожно спросил маму: «Можно взять два пучка розог и помочь Лене выпороть ее сына?» Мама произнесла приблизительно следующее: «Я разрешаю обе вещи», – что означало – можно взять розги и помочь Лене выпороть Валерку.
Я передал это Лене. Она обрадовалась. Перед тем, как пойти наказывать Валеру, Лена расспросила меня о порядке наказания. Я рассказал на своем примере: нужно раздеть ребенка догола или только до майки, связать руки, чтобы не мешал пороть, положить на живот (под лобок – подушку, чтобы приподнять попу). Рассказал, как держать розги и бить (по нижней части ягодиц и ляжкам, чтобы было больнее и чтобы не повредить позвоночник и почки). Особо заметил, что во время наказания нельзя кричать и просить остановить порку. За это – по губам, дополнительные удары, а потом за ухо на горох без трусов. Лене понравились все правила, потому что они были направлены на наказание непослушного ребенка. Чем строже, тем лучше. Дело в том, что Валера тогда очень сильно провинился: он получил две «3», попытался скрыть это от своей мамы, нагрубил классной. За это все Лена была готова спустить ему шкуру. По просьбе Лены я взял не только розги, но и ремень с пряжкой (офицерский) и веревку, чтобы связывать ее сына. Мы спустились к ним в квартиру. Валера знал, зачем его мама пошла к нам, поэтому сидел и дрожал от страха. До этого дня его розгами не пороли. Только иногда, слегка могли стегнуть ремнем, через трусы. Теперь ему предстояло узнать настоящее болючее наказание. Увидев розги и ремень, он начал хныкать и умолять о прощении. Выглядел он жалко – чуть не ползал на коленках перед своей мамой. Я не люблю трусов, тем более при наказании. Мне он тогда напомнил подругу Инги, которую вместе с ней наказывали за срыв урока. Только она была девчонкой, а он мальчиком. Мне было и смешно и противно смотреть на него. Я решил, что выдеру его побольнее за эту трусость.
Лена строгим голосом приказала Валере раздеться догола. Он опять начал канючить и просить не пороть. Тогда Лена пригрозила: «Если ты сейчас же не разденешься и не дашь тебя наказать по заслугам, то я тебя выдеру в школе голого перед девочками из твоего класса. Ты так провинился, что тебя мало запороть до крови. Снимай с себя все, иначе будешь вертеть голой попкой перед одноклассницами.» Валерка испугался такого позора и стал просить не сердиться, проныл, что сейчас сам разденется. Дрожащими руками он снял с себя всю одежду и закрыл руками свой маленький член и мошонку. Валера выглядел смешно: маленькая попка покрылась от страха «гусиной кожей», худые ноги мелко дрожали, обе руки прикрывали его «хозяйство».
Последнее можно было и не делать, потому что быть голым перед родителями не стыдно, а передо мной ему скрывать было нечего. Хотя я его понимаю: когда мне приходилось готовиться к порке, тоже было страшновато, ведь будет больно и стыдно. Я связал Валере руки у запястий, и мы положили его на низенький столик, привязали к нему подмышками веревкой. Лена взяла Валеру за ноги и немного их раздвинула, чтобы он не мог сжимать ягодицы. Лена объявила Валере: «Ты получишь 40 розог по голой попе и ляжкам. Если посмеешь кричать и просить остановить порку, то получишь еще пряжкой и поставлю тебя голого на горох.» Даже я видел, как задрожал Валерка. Я поднял розги и сильно ударил. На маленькой попке вспыхнули две полоски. Валерка взвизгнул тоненько и резко дернулся от боли. Конечно, он не молчал: всю порку он визжал, орал от боли, ревел белугой и умолял простить. Его «репертуар» был стандартным: «а-а-аа-ай… оо-оой, больно-оо!!!!! Не буудуу!!!!!» и т.д. В общем обычная «музыка», которую исполняет ребенок.
Кроме воплей, Валерка сильно дергался и вертел попкой как пропеллером. Лене приходилось удерживать его ноги. После первых 20 розог, когда я менял пучок розог, Лена пригрозила Валерке, что запорет его, если он не прекратит свои трусливые вопли. А меня попросила пороть сына больнее. Валера начал упрашивать свою маму простить и не усиливать наказание. На это Лена ответила: «Заткнись, скотина!!! Провинился, так терпи порку.» Вторым пучком я сек Валеру по самому низу попки, где она переходит в ляжки. Там и больнее, и помнится дольше, если попытаешься сесть. Попка мальчика была цвета вареной свеклы и вся распухла. Я не жестокий человек, но бил Валеру сильно, потому что по себе знаю, что мальчикам нужна очень болючая порка, чтобы исправиться.
За крики и просьбы Валера получил еще по 10 ударов пряжкой офицерского ремня по каждой ягодице. Это добавило синевы на его попке. После порки Лена только отвязала Валеру, но руки ему не развязывала. Она подняла его со столика за ухо и несколько раз ударила его по губам, приговаривая «за крики, за просьбы…», отвела на середину комнаты и поставила на колени на горох. Так стоя на коленях, Валера просил прощения, благодарил за порку, целовал розги и мою руку. На горохе он простоял 2 часа. Лена потом рассказала, что спал он тоже голый, не накрывая попку и на животе. На следующий день она заставила Валерку в учительской просить прощения у классной, рассказать о порке и показать свою голую попку со следами наказания.
На такую меру ее натолкнул мой рассказ об одной из порок Инги (когда ее высекли за срыв урока химии), Лене очень понравилось то, что к порке добавлялся стыд из-за оглашения факта порки и демонстрации следов. Оказалось, что она достаточно суровая воспитательница.
Сразу после порки Валеры мы вернулись ко мне. Лена поблагодарила за помощь и похвалила меня за суровость, с которой я наказал ее сына. Затем она спросила меня: «А мама тебя также сильно порет или слабее? Следы надолго остаются?» Я, немного смущаясь, сказал, что сейчас меня мама порет каждый день для профилактики, и добавил: «Чтобы было полезно, нужно сечь без пощады, посильнее и побольнее! Мама так и поступает. А следы от розог у меня и сейчас есть на попе.» Лена усмехнулась и сказала: «Покажи. Не стесняйся, спусти штаны и покажи мне свою попу.» Я покраснел и спросил: «Зачем?» «Так нужно, хочу увидеть результаты воспитательной порки на твоем теле. А если не разденешься, то вечером попрошу твою маму высечь тебя при мне и Валере.» Это замечание меня совсем выбило из колеи, но я все-таки задал еще один вопрос: «А зачем же ты тогда ушла и увела малого, когда могла увидеть меня под розгами?» «Тогда я еще не знала об эффекте от розог, а теперь мне интересно. А ты бы тогда смущался, если бы мы остались?» Я медленно произнес: «Больше, чем смущался. Я хотел тебя и боялся, что ты меня отвергнешь, если увидишь меня во время порки как маленького.» Теперь уже Лена покраснела, помолчала и спросила: «А сейчас ты меня хочешь?» Я почти выпалил: «Безумно!!!»
Дальше в полном молчании последовало раздевание: Лена и я сняли с себя все, только трусики она сняла с меня, а я с нее. Увидев мои ягодицы, расписанные розгами, Лена причмокнула и сказала: «Здорово тебя!!! Твоя мама знает толк в наказании. Я очень хочу увидеть тебя под розгами.» Как ни странно, теперь меня это не смущало. Мы занялись сексом, потому что были оба сильно возбуждены. Лена была почти скелетом. Но секс с этой страстной и жестокой женщиной был сладостным. Потом, лежа в постели, мы разговорились на тему порки. Я тогда рассказал об Инге, о порках в возрасте ее Валеры, о своем восприятии этих болючих, но справедливых и нужных в моем воспитании розгах. Лена прерывала мои воспоминания восторженными похвалами в адрес мамы и репетиторши. Мои рассказы возбудили в ней тигрицу. Я потом несколько раз помогал наказывать Валерку и всегда его порка вызывала у нас желание потрахаться. Вплоть до летних каникул не было ни одной недели, чтобы в нашем доме не были слышны вопли Валерки под розгами. Весной Лена помогала моей маме заготавливать розги.
Но самое интересное произошло, когда моя мама сама предложила Лене присутствовать во время моей порки. Я был подготовлен к такому делу нашим с Леной разговором. Меня даже возбуждала мысль оказаться под розгами при Лене, чтобы показать свое мужество. А ей хотелось увидеть мою реакцию на боль, посмотреть, как я стою на коленях и целую розги. Думаю, что Ленка тогда стала просто классической верхней, хотя сама ни за что бы не легла под розги. Вместе с тем, я рад, что наши с ней отношения не растянулись надолго, потому что я все-таки свитч, мне нужно не только получать порку, но и самому пороть. Так мне интереснее, это увеличивает степень доверия к партнерше. Однако я отклонился от рассказа. Весной, когда Лена и моя мама вместе заготовили в парке розги, моя мама учила Лену правилам обработки прутьев: как их отчищать от сучков, мыть от уличной пыли, выравнивать кончики, чтобы прутья были одинаковой длины, как связывать «дежурные пучки» (чтобы не терять время перед наказанием).
В общем, всем премудростям. Потом мама свистнула одним свежим пучком и сказала: «Как раз свеженький, чтобы прибавить Арсену ума через попу.» Лена в ответ спросила: «А когда ты будешь его пороть?» «А прямо сейчас.» Лена: «А мне можно посмотреть?» Мама: «Конечно, я даже хотела попросить тебя остаться. Тебе это будет «стажировкой», а Арсену стыдом.» Мама ведь не знала, что мы с Леной уже были любовниками, и она видела мою попу после порки. Я изобразил смущение, раздеваясь догола и демонстрируя себя Ленке во всей мужской силе. Лена по просьбе мамы связала мне руки и взяла меня за щиколотки, как Валерку. Ей были видны мои член и мошонка: какими они были до, во время и после порки. То, что меня в таком положении видит и держит моя любовница, возбудило меня, но не снизило воспитательный эффект от профилактической материнской порки. Во время наказания я дергался, и дергались мои мужские причиндалы. Лена потом мне рассказала, что ее дико завело это зрелище. Я мужественно выдержал порку и поблагодарил маму за розги, а Лену за то, что меня держала. Когда я вставал после порки, то делал это специально медленно, чтобы продлить демонстрацию своих исполосованных ягодиц, вздыбленного члена и напряженной мошонки. Лена на следующий день сказала мне после секса, что ей снилась моя порка и, особенно, мое вставание после порки, как я опускался на колени и целовал мамины руки и розги. Когда она держала меня за щиколотки во время порки, это очень сильно подействовало и на меня: руки женщины, с которой я трахался, удерживая меня на месте, добавляли эффект подчинения.
Так сбылась мечта Лены, и смог ей показать, как должен себя вести во время порки настоящий мужчина. Во время последующих сексуальных контактов Лена похлопывала меня по попке и вспоминала, как я дергался. Это служило ей как «виагра». Лена переехала из нашего дома через полгода и наши отношения прекратились. Еще раз добавлю, что я рад недолгому продолжению отношений с Леной. Вряд ли мы стали бы мужем и женой, у нее был муж-моряк (он часто и надолго был в рейсе, поэтому и возникли наши отношения; когда он вернулся из рейса, то сам стал пороть Валерку, обо мне уже разговор не заходил), с которым она ни за что бы не развелась; кроме того, я был намного младше нее. Так что расставание из-за их переезда стало логичным завершением нашей связи. Для меня эти воспоминания приятны (за эти слова Натка меня особенно больно секла), потому что они позволили мне получить партнершу, которую не смущала порка, я сам получил возможность пороть, пусть и мальчишку (совершенствовалась моя техника). Наконец, я мог сравнивать свое мужество на фоне девчачьей трусости Валерки, что повышало мое самоуважение. Все было мне на пользу.
Речь пойдет об одном из дней, когда я получил за один урок сразу несколько порок. В тот день Лина пришла, одетая просто потрясно: облегающая кофта (казалось, что ее груди порвут кофту), лосины, обтягивавшие ее ноги (от ушей) и тугую попу. Сразу скажу, что в тот день все мои мысли были заняты сексом с такой женщиной. Какая могла быть учеба. Но все-таки двумя болючими порками ей в тот день удавалось заставить меня думать об уроке. Началось с того, что я должен был ответить домашнее задание. Я подготовил его неплохо, но несколько ошибок сделал. Поэтому получил 30 розог, стоя в позе «Г», со спущенными штанами и трусами. Меня в тот день особенно беспокоила вздыбленность члена, потому что я был заведен эротичным видом Лины Ивановны. Пока я ожидал первого удара розог, стоя в такой позе, которая открывала меня без утайки, я представлял себе в такой же позе саму Лину, но не для порки, а для секса. Справедливости ради, замечу, что Лине удалось розгами отвлечь меня от эротических мечтаний и направить мое внимание на учебу. Но розог хватило только наполовину урока. Диктант я написал хорошо, а на устной части опять отвлекся на сексуальные фантазии. Лина Ивановна в гневе заметила: «Видно я тебя слабо выдрала первый раз, гадкий мальчишка!!! Теперь получишь 40 розог, чтобы не отвлекался от учебы!!!» И это она не знала настоящей причины моей невнимательности. Вторая порка была суперболючей. Лина хлестала меня по попе и ляжкам так сильно, что я едва удерживался от крика и в конце порки у меня выступили слезы от напряжения. Когда я одевал трусы и штаны, то сожалел, что Лина не ставит меня с голой попой на колени. Мне очень больно было одеваться и садиться. Но я благодарен ей за такую суровую порку. Ведь она приходила меня учить, а не удовлетворять мои сексуальные запросы. Вечером я еще получил добавку в 40 розог от мамы и был рад стоять без трусов на коленях, так раскалывался мой багровый зад. Пока Лина секла меня во второй раз, я не просто дергался, а извивался из стороны в сторону, но уже не стоя, а лежа. Стоя я бы мог и не выдержать от болевого шока.
Но даже такая болючая порка не изменила реакцию моего организма: член после второй порки был на изготове. Ночью, когда я лежал на животе, в моих мыслях вновь возникала фигура Лины и желание обладать ею Порка в школе в 15 лет. В этом возрасте практически весь наш класс, включая девчонок, прошел через субботние порки в пустом классе. Иногда претендентов было по 5 человек. В тот день, когда секли меня, я был единственным провинившимся. Наша классная считала, что родителям виднее, как воспитывать детей, и не мешала, а помогала пороть за проступки. Это было в апреле 1988 года. Я прогулял на той неделе один день в школе. Думал, что успею закрыть пропуски, и ничего не сказал маме. Но оказалось, что классная уже сообщила моей маме, и они договорились меня наказать в субботу. Тот день я запомнил так хорошо, что даже все слова, которые здесь прозвучат, стенографически точны.
После последнего урока классная сказала мне зайти в кабинет биологии. Я не встревожился, потому что она была “биологичкой”, и я подумал, что она просто хочет меня попросить помочь в чем-то. Но у кабинета я увидел свою маму и понял, что меня раскрыли. Мы вошли втроем, дверь закрыли на ключ. Состоялся такой разговор. Мама: “Ну, доигрался, пропускаешь занятия и врешь мне!!!” Я: “Мамочка, я хотел сам все исправить и не беспокоить тебя.” Мама: “Однако, мне все известно от Н.С. (классная). Как будем наказывать?” Я: “Розгой…” Мама: “Правильно, но не дома, а здесь, в школе!!! Следует тебя выдрать перед всем классом, чтобы было постыднее.” Классная: “Ну при всем классе пока не стоит, можно здесь, при мне. Если нужно, я помогу.” Мама: “Ладно, договорились, но в следующий раз выпорю при всех, особенно при девочках!!!!” Я чуть сквозь землю не провалился. Я понимал, что они заранее обо всем договорились, а сей час просто усиливают мой стыд. Но меня страшила и порка. Я не знал, сколько мне дадут за такой проступок. В это время мама сказала: “Раздевайся, а мы пойдем за розгами. Сними брюки и трусы, совсем, жди нас…” И они вышли, а разделся и стал ждать порку. Я знал, куда они пошли за розгами. Одного моего одноклассника родители секли в школе с разрешения директора и в бытовке рядом с учительской они держали розги в воде в течение всего учебного года. Это были ивовые прутья. Я стоял полуголый в классе и со стыдом и страхом ждал порку. Наконец вошли мама и классная. Мама уже приготовила 3 пучка розог. Я понял, что меня ждет больше 40 ударов. Мне приказали лечь животом на парту, выпятив попу и расставив ноги. Классная взяла меня за запястья и подтянула через стол. Я мог теперь дергаться, но не вырвался бы во время наказания. Мама подняла рубашку и майку на спину, оголив мне попу и поясницу. Потом я услышал, как она пробует в воздухе розги. Их свист заставлял меня сжимать ягодицы в предвкушении ударов. Наконец мама произнесла: “За твой прогул ты получишь 50 розог. И не смей мне кричать. Иначе пойдешь из класса без трусов и брюк…
Кстати, если за следующую неделю не закроешь все пропуски на пятерки, то все-таки выпорю перед классом! Понял, маленький негодяй?!!!” Я сказал, что понял. Потом мама попросила классную считать удары и начала порку. Мама била с оттяжкой, чтобы кожа вспухала. Я вихлял задницей, дергал ногами, дергался всем телом, отчего член и яйца тоже болтались. И старался не издать ни одного звука. А это было трудно. Попа была в напряжении, удары достигали не только кожи, но и мышцы,; если верхний прут ложился на низ ягодиц, то нижний бил по ляжкам. Больно было адски. После 20 розог мама меня отчитывала еще минуты 3. За это время я хоть немного отдохнул от боли, а потом все продолжилось. После порки классная отпустила мои руки, а мама приказала подняться.
Когда я встал, то член был в полной боевой готовности. На это классная пошутила: “Мужское достоинство уже отрастил, теперь ответственность за свои поступки отращивай.” Мама добавила: “Если не исправишь все к субботе, то будешь демонстрировать свой член одноклассницам.” Потом мне приказали опуститься на колени. Стоя на коленях, я поцеловал розги, мамины руки и поблагодарил за порку, попросил прощения. Потом поблагодарил классную за то, что она меня держала, и попросил прощения у нее.
Меня простили и приказали одеваться. Одеть трусы и брюки на только что выпоротую задницу оказалось очень трудно. Ноги и попа раскалывались от боли. Но я морщась оделся. Мы попрощались с классной и пошли на трамвай. В трамвае мне пришлось сесть на железное сиденье. Как только мы пришли домой, раздалось мамино “догола”. Я разделся полностью. Мама взяла меня за ухо и подвела к зеркалу: “Смотри на свою попу, как я ее тебе разу красила…” Я увидел в зеркале свои багровые и вспухшие ягодицы. “Нравится? Если не исправишь все за неделю, ей-богу, выдеру при всем классе. И мне наплевать на твой стыд.” Потом мама с размаха шлепнула меня рукой по заду и приказала: “На колени, стой, пока не разрешу встать!” Она куда-то ушла из квартиры, а я стоял голый на коленях и думал, как мне успеть исправить все 6 пропусков за неделю, чтобы не заработать новую и позорную порку.
Через час мама вернулась. Я со страхом увидел у нее в руках целую охапку ивовых прутьев. Я понял, что она ходила в парк рядом с нашим домом, чтобы заготовить новые розги. Но так много прутьев сразу никогда раньше весной не готовили. Мне стало страшно. Мама довольным голосом произнесла: “Видал, сколько я приготовила для твоей задницы…” Она унесла прутья в ванну, и услышал, как она готовит розги: моет их от пыли и бросает в воду, чтобы отмокали для гибкости. Розги мама держала прямо в ванной. Их вынимали только на время купания, а потом клали снова в воду. Я размышлял, что мне готовят, когда мама вошла в комнату с 3 пучками розог и веревкой. Я дрожащим голосом спросил: “Маам, а за что ты меня будешь пороть? За школу ты ведь уже высекла.” Мама насмешливо сказала: “Не до конца. Высекла за прогул. А теперь – за обман. Получишь еще 50 розог.”
Я попробовал попросить отложить порку на следующий день, но ничего не получилось. Мама взяла меня за ухо и подняла с колен словами: “Вставай, мерзавец, сейчас получишь все сполна.” Я встал с колен, морщась от боли в ухе и лег на кровать. Под лобок мне положили свернутый плед, чтобы поднять попу. Я вытянул руки к голове, а мама связала их веревкой. Потом провела рукой по моим ягодицам и насмешливо сказала: “Конечно, твоей заднице надо бы дать отдых, но ты меня жутко разозлил своим проступком. И не вздумай кричать или просить остановить порку, иначе отлуплю пряжкой ремня…” Потом мама взяла первый пучок розог и со словами “пусто в голове, добавлю на попе” ударила меня розгами. Она сильно секла. Удары ложились на уже вспухшую попу и ляжки, поэтому причиняли резкую боль. Я сумел сдерживать крик только первые 20 ударов, а потом стал протяжно ойкать и стонать. Мама приостановила порку и дала мне по губам со словами “замолчи, негодяй, терпи заслуженное”. Но я не мог сдерживать крики. Мне казалось, что на попе уже выступила кров, так было сольно. Я стал вскрикивать “не буудуу боольшее, ообеещааюю…”, “проостиии” “оойй, боольноо” и т.п. Самому стыдно об этом вспоминать. После розог мама снова за ухо подняла меня с кровати, надавала рукой по губам. Затем повела к журнальному столику, на котором лежал ремень. Мама взяла его в правую руку, положила меня поперек своих коленей, а я потом почувствовал сильный удар по правой ягодице. Мне уже была знакома пряжка, потому я не сомневался, что бьют ею. 10 ударов по правой, 10 – по левой.
Потом меня отпустили. Со слезами на глазах я просил меня простить, целовал мамины руки, розги, пряжку и обещал исправиться. Мама, довольная тем, что так серьезно меня наказала, произнесла: “Будешь теперь знать, как прогуливать и обманывать. Но на этом твое наказание не окончено. Сегодня я тебя уже пороть не буду и завтра тоже. А с понедельника и по субботу” утром и вечером буду всыпать для профилактики по 20 розог, чтобы не расслаблялся. Справлять пропуски только на “пятерку”. За “четверку” высеку, а за “тройку” высеку в классе. Так и знай.” Потом мне приказали встать в середину комнаты на колени. Я простоял так час. До самого сна мне не разрешили одеть трусы. Но я даже был этому рад. Ведь попа разрывалась от боли. Всю неделю я спал на животе. Кроме физики мне удалось все стать на пятерки. Физик поставил четверку. Потому в пятницу я получил еще 40 розог и мама пригрозила, что в субботу все-таки выпорет меня перед классом. Но увидев мое отчаяние, сказала: “Ладно, если завтра классная поставит тебе “хорошо” по поведению, накажу только дома, но накажу.” В субботу классная со словами “не хочется показывать голую попу девочкам?” поставила мне “хорошо”. Дома меня ждали еще 30 розог. Но я уже выдержал их молча. На этом наказание закончилось. До самих летних каникул я вел себя примерно из кончин тот учебный год на “отлично”. Рассказывал так подробно, чтобы было ясно, как полезны порка и даже стыд для мальчишек. А если это порка от маминой руки и в присутствии учительницы, то стыд и польза от розог ничуть не меньше отцовского наказания.
Дети 80х, наше поколение, пережили это в цивилизованной стране, в цивилизованных городах, в цивилизованных семьях. В наше время.
Я выражаю глубокую благодарность тем людям, которые позволили мне опубликовать кусочки из их биографий. Кое-где я внесла изменения в детали.
1.
— Лет до 5 меня мыли в небольшой пластиковой ванночке, которую ставили в большую ванну. И вот, однажды, не было горячей воды, и меня мыли нагретой. Воды было очень горячая, а терла мама меня сильно жесткой губкой. Мне было больно, я плакал, а она ругалась и говорила «Не придумывай, нормальная вода и губка мягкая». Я плакал еще сильнее и назвал ее дуррой. Она созвала всех родственников, которые были в доме в тот момент. Они собрались, нависли надо мной и стали говорить какой я плохой, что за такие слова мне полагается порка, что я буду за каждую ругань получать по губам. И опять было страшно и плохо.
2.
— .. Я должна была отвечать за все свои поступки, поэтому виновата только я, я сама всегда отвечала за все, что происходит вокруг меня….
— А сколько тебе было лет, когда ты начала отвечать за свои поступки и быть ответственной за все, что происходит вокруг тебя?
— .. мне было 3.. около трех лет, чуть меньше.
3.
— Меня забыли в саду, и поздно вечером воспитательница отвела меня домой. И когда она позвонила в дверь, мои папа, мама и бабушка очень удивились…
4.
— Было мне лет 9. Отчим уже работал в КГБ и большую часть времени мы его не видели. А те редкие часы, когда он был дома, мать непрерывно жаловалась, что он мной не занимается, я совсем распоясался, не помогаю ей и не учусь достаточно хорошо.
И вот, в один из вечеров мы с матерью опять ссорились. Точнее я выслушивал очередную тираду о том, что я бездельник, у меня нет будущего, у меня такие выдающие родственники, а я всех подвожу.
Я обычно терпел, просил прекратить, а потом начинал орать в ответ и плакать. Так вышло и в этот раз. И в тот момент, когда я начал орать пришел отчим. Мать кинулась в коридор и сказала «Саша, он мне хамит». Отчим держал в руках сверток с лекарствами в стеклянных бутылочках. И с порога, ничего не выясняя, кинул его мне в голову. Было очень больно и обидно. Обидно, что он даже не разобрался и не спросил в чем дело. А мне очень хотелось его защиты.
5.
— Мой отец с 12 лет насиловал меня, пока я не ушла из дома в 16. А моя мама и бабушка делали вид, что ничего не замечают. И когда в 14 лет я открыто закричала им, чтобы они меня защитили, бабушка сказала «Дура, посмотри, до чего ты довела отца!»
6.
— У нас была обычная интеллигентная семья – родители с университетским образованием, научные работники. Трое детей, я старшая. И отец нас бил. Маму никогда, только нас, двух девочек, и потом – меньше, слава Богу – младшего брата. Порол с раннего детства. Помню его армейский ремень с пряжкой, потом еще какие-то, сменявшиеся. Системы, расписания в этом не было. Он легко приходил в ярость – от чего угодно. Гуляла и ушла далеко от дома, «не так» себя вела, сказала грубость или подралась в детском саду. Позже, в школе – за все плохие оценки, невымытую посуду, запойное чтение. Кошмар моего детства – проходить мимо отца, если он чем-то недоволен и кричит. Что кричал – даже пересказывать не буду, «дрянь и свинья» были обыденным лексиконом. Но он не пропускал мимо себя без тяжелой затрещины, и я старалась проскользнуть, закрывая голову руками. Очень хорошо помню вкус крови во рту – если удар приходился по лицу, или тяжелый гул в голове – если по затылку. Порка вызывала такой ужас, что я писалась каждый раз в процессе, и потом, зареванная, вытирала за собой лужу. Он доходил до ослепления в ярости и хлестал, пока его не глушил мой визг. В бассейне, куда меня отдали для поправки здоровья – я была хила и много болела – это не для жалости, а для справки – я пряталась попой к кабинке, переодеваясь, чтобы скрыть синяки и избежать насмешек других девочек. Но все равно не удавалось, и я выслушивала от них и стыдилась до немоты – то, что меня бьют, было моим же позором.
7.
— Мой отец в первом классе заставлял меня решать задачки через интегралы. И в связи с тем, что я не понимала, он бил меня головой об стол.
8.
— Моя мать, когда я делал что-то не так, ложилась на кровать и умирала. Она говорила, что умирает из-за того, что я плохо себя вел. Мне было 4.
9.
— Дедушка у меня был видный деятель. Много лет он работал за границей. Каждое лет он брал нас с двоюродным братом к себе. Это было сладкое время. Много солнца, моря, вкусной еды, о которой в Союзе и не слышали. А еще там были улитки. Огромные улитки без панцыря ярко оранжевого цвета. Оооочень красивого J Мне было лет 5-6 и эти замечательные красивые улитки занимали все моей внимание. Я очень хотел с ними поконтактировать. Дедуля не разделял моего увлечения и с методичностью зажимал меня между коленей и охаживал ремнем. Называл он его (ремень) «миленький». И если я проявлял к среде излишнее любопытство, то дедуля предлагал мне отведать «миленького».
10.
— В школе, куда меня отдали с 6 лет, начался ужас. Не знаю, почему, меня начали травить дети. Избиения стали каждодневной практикой. Мальчишки дожидались конца уроков, чтобы гнать меня как зайца. Домой я добиралась не меньше часа, пристраиваясь к взрослым (никогда не тормозившим), прячась и все же неизменно с разбитой губой, или оторванными пуговицами, или синяками, или прочими детскими потерями. То, что родители не защищали меня в той ситуации, я тогда даже не вменяла им в вину, меня на этом заклинило позже, уже после школы. Первые пять лет были сплошным издевательством. У меня не было друзей, я, сильная и веселая, стала замкнутой, болезненно ранимой, мрачной и саму себя не любившей девочкой. Помните, наверно, фильм «Чучело». Я увидела его тогда, в школе, и испытала шок – кто-то пережил то же, что и я. Одноклассники потом дразнили чучелом. В пятом классе, вернувшись домой с двойкой, я неожиданно для себя не стала дожидаться вечерней порки, а сбежала из дома – будучи ребенком тихим и книжным и повергши тем в шок учителей. Ночь провела на вокзале и в аэропорте. На следующий день от безвыходности вернула сама, отчаянно труся, что отец меня просто убьет.
11.
— Мой отец специально замачивал кожаные ремни в каком-то рассоле для того, чтобы пороть нас с братом.
12.
— Когда мне было 6, мать бросила нас. Отец требовал, чтобы я стирала, мыла квартиру и готовила еду для него. Так продолжалось много лет, пока я не вышла замуж.
13.
— Когда папа объяснял мне уроки, если я не понимала его со второго раза, он топил меня в ванной. Там все время почему-то была налита вода. Это было примерно через день. Мне было 7 или 8. Мама кричала: «Не спорь с отцом!»
14.
— Класса со 2-го меня отдали в музыкальную школу. Купили пианино. Ведь мальчик из интеллигентной семьи должен уметь играть на пианино. А я не любил пианино. Каждый раз меня усаживали боем туда. Кончилось это через через пару лет, когда отчим несколько раз ударил меня головой об пианино, а я, утирая сопли, встал, и глядя на них сказал: «Можете убить меня, но я не сяду за пианино». И в этот момент отчим посмотрел на мать и со спокойным лицом спросил : «Ну что? Убивать его?». Это было так страшно, что я до сих пор волнуюсь и слезы наворачиваются, когда вспоминаю об этом. Мать ответила: «Да ладно, пусть живет». Больше я не ходил в музыкальную школу, а ненавистное пианино они продали.
15.
— По вечерам, когда отца не было больше суток, мама отправляла меня его искать. Поздним вечером. Я должна была найти в городе и притащить домой пьяного в стельку отца.
16.
— Если я плохо себя вела, мама и папа собирали мне мешочек с сухарями и выставляли на улицу, говоря мне, что теперь я должна жить сама, как хочу. На улице был сорокоградусный мороз. Мне было 4-5-6 лет.
17.
— Вообще, ремень был нормой воспитания в семье. Обычно, лежу я вечером в кровати, а отчима еще нет. И я думаю, вспоминаю, не натворил ли я чего. И вот в дверном замке заворочался ключ, мать выходит из комнаты, а я натягиваю одеяло на голову и прислушиваюсь. И слышу, что мать говорит на повышенных тонах и упоминает мое имя. Тяжелые шаги отчима, открывается дверь в комнату, и я под одеялом, физически чувствую, как луч света падает на меня. И он такой резкий, тяжелый, и неприятный. И я делаю вид, что сплю в надежде, что может быть спящего ребенка не будут бить. Но отчим включает свет, срывает одеяло и начинает бить, приговаривая «будешь еще матери грубить? Будешь?», а я плачу и кричу «нет, нет». И паника. Я не знаю что я сделал не так, я не знаю как мне сделать так, чтобы меня перестали бить. И так каждый день, через день. Иногда неделями затишье. Но каждый раз, когда он приходил домой – одеяло на себя, и, затаив дыхание, ждать: войдет или пройдет мимо к себе в комнату.
18.
— Лет в пять меня пытался изнасиловать дядя, и когда я закричала и побежала, и рассказала родителям, они мне не поверили, обвинили меня во лжи.
АПД. для тех, кто сомневается, описание видов насилия тут
(СОВЕТЫ ПАСТОРА — МНОГОДЕТНОГО ОТЦА)
Когда говоришь некоторым родителям, что нужно стегать своих детей, они отвечают: «Я бы делал это, если бы нашёлся кто-нибудь, с кем можно было бы поменяться».
В моем доме бывали детки, от которых могло случиться нервное расстройство даже у каменной статуи. А родители имели такой вид, как беженцы времен второй мировой войны, приехавшие в польском товарном вагоне. Если бы они остались у нас еще на один час, пришлось бы вызывать «Скорую помощь».
В то время, когда мы пытались разговаривать, дети непрерывно выбегали и вбегали, жаловались, что их кто-то обидел, просили идти или остаться, требовали еду или игрушку, которую другие дети не хотели отдавать. Мать должна была постоянно вскакивать и спасать какой-нибудь бьющийся предмет. Она произнесла слово «Нет» шестьсот шестьдесят шесть раз на протяжении двух часов. Каждому из детей досталось от мамы по два-три шлепка рукой. Похоже, что эффект от этого был нулевым,— если не считать смещения позвоночника ребенка.
Мы говорим о том, что нужно последовательно наказывать за каждый проступок ударом розги (но не ударом каратэ по позвоночнику), в то время как эта мать видит выход только в ещё более грубом обращении с детьми, которое не принесет им никакой пользы. Ее наказание заключается лишь в «обстреле», под прикрытием которого она может «перебежать» к следующему делу. У нее нет никакой надежды покорить волю детей, а только лишь на время отвлечь их, чтобы закончить свою работу.
…А вот заходит другая мама со своими малышами и садится побеседовать. Детям она говорит: «Идите играть на террасу и не беспокойте маму, если только вам ничего не нужно». В течение следующих двух часов мы даже не замечали присутствия детей, за исключением того, что зашла одна малышка и сказала: «Мама, хочу пи-пи». Дети хорошо играли вместе, сами решали свои споры, и не ожидали от взрослых внимания, когда кто-то переворачивал коня-качалку или получал шишку на голове. Они не шастали туда-сюда, потому что им было сказано не входить. И пока они были в моём доме, эта мама ни разу не шлепнула своих детей. Ей не нужно было их отчитывать. Она выглядела отдохнувшей. Когда детей позвали идти домой, один малыш сказал: «Мама, можно я останусь и поиграю с Сюзанной?» Она ответила: «Нет, сегодня нельзя. У нас дома есть работа». Малыш поднял ручки и его взяли на руки. Он обнял маму за шею и сказал: «Я люблю тебя, мамочка».
Эта молодая мама говорила мне: «Мои дети хотят угодить мне. Они так стараются сделать всё, что я им скажу. Нам так хорошо вместе». Она очень хочет, чтобы у нее было больше детей. Это её радость в жизни.
А было время, когда всё было иначе. Благодатью Божьей, используя простые библейские принципы, а также будучи решительной и имея открытое сердце, эта мама воспитала детей, которые приносят ей радость и делают ей честь.
РОЗГА
«Я слишком люблю своего ребёнка, чтобы наказывать его»
Я наблюдал за ребенком, который был одержим постоянным недовольством. Он всё время на что-то жаловался и не прекращал хныкать и сердиться. Его мама, доведённая до отчаяния такими бунтарскими капризами маленького тирана, упрашивала и умоляла его, пытаясь задобрить ребенка и ни в коем случае «не оскорбить его эмоций». Мать тщетно пыталась добиться послушной реакции на простейшие команды.
Как объективный наблюдатель, заботясь о счастье и благополучии малыша, я сказал его маме: «Почему бы вам не шлепнуть его, чтобы он был счастлив?» Шокированная женщина ответила: «Нет, нет… У него просто такой возраст. Он перерастёт его».
Если она действительно верит, что это неизменный, естественный возраст (состояние, за которое маленький Джонни ответственности не несёт), почему же она то и дело приходит в ярость, требуя от него другого поведения или отношения? Мать, находя ребёнку оправдание и считая, что виной всему просто возраст, который должен пройти сам собой, несмотря на свою словесную философию, всё-таки обвиняет его. Где-то внутри она знает, что он должен быть, мог бы быть совершенно другим. Проблема, связанная с отношением к ребёнку, усугубляется критикой и отторжением, которое он чувствует со стороны осуждающей матери и окружающих.
Мы подошли к моменту, когда уместным будет обсудить роль розги. Давайте поговорим о шлепках, которые иначе называют «поркой». «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его» (Пр. 13:24). Похоже, такое заявление очень противоречит чувствам многих родителей и воспитателей. Этот стих ясно утверждает, что отказ от применения розги свойственен родителям, которые ненавидят ребенка. «Нет!» — возражает мать, «я слишком люблю своего ребенка, чтобы шлёпнуть его». Реагирующие так родители не понимают некоторых вещей: авторитета Божьего Слова, природы любви, своих собственных чувств, Божьего характера и потребностей ребёнка.
ПОНИМАНИЕ АВТОРИТЕТА БОЖЬЕГО СЛОВА
Мудрый Бог, который сказал: «Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им»…(Мр. 10:14), также сказал:
«Наказывай сына твоего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его» (Пр. 19:18).
«Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его» (Пр. 13:24).
«Глупость привязалась к сердцу юноши; но исправительная розга удалит её от него» (Пр. 22:15).
«Не оставляй юноши без наказания; если накажешь его розгою, он не умрёт: ты накажешь его розгою и спасёшь душу его от преисподней» (Пр. 23:13-14).
«Розга и обличение дают мудрость; но отрок, оставленный в небрежении, делает стыд своей матери» (Пр. 29:15).
«Наказывай сына твоего, и он даст тебе покой, и доставит радость душе твоей» (Пр. 29:17).
Бог, сотворивший детей, говорит родителям, что розга — это необходимый воспитательный инструмент.
ПОНИМАНИЕ ПРИРОДЫ ЛЮБВИ
У вас могут быть сильные чувства, удерживающие вас от шлёпанья вашего ребенка, но это вовсе не любовь. Бог, сотворивший маленьких детей и поэтому знающий, что для них лучше всего, велел родителям применять розгу при воспитании ребенка. Заявлять, что от этого вас удерживает любовь — значит обвинять Самого Бога. Своими действиями вы заявляете, что-либо Бог не желает вашему ребёнку наилучшего, либо вы знаете свое чадо лучше Его.
Родители, вам нужно знать разницу между истинной любовью и хорошим чувством. Естественное человеческое хорошее чувство, часто принимаемое за любовь, может быть вредящим, если оно не подчинено мудрости. Любовь — это не просто доброе расположение. Истинная любовь — это не те глубокие чувства привязанности, которые мы обычно питаем к близким нам людям. Такие чувства часто могут быть потребительскими.
Любовь — это вовсе не эмоция и не наплыв чувств. Любовь является состоянием доброжелательности и добродетели к другому человеку. Истинная любовь не имеет интересов. То есть в любви нет ни одной мысли о личной выгоде или о личной потере.
ПОНИМАНИЕ СОБСТВЕННЫХ ЧУВСТВ
Эмоционально слабая мать часто хочет видеть полную зависимость её ребенка от неё для её же собственного удовлетворения. Глубокие чувства внутри неё ублажаются, когда она исполняет каждое желание своего малыша. Её всепоглощающая страсть к ребенку, которую она принимает за любовь, слишком священна, чтобы ею рисковать. И ранимость этой страсти заставляет мать думать только о том, что она может (по её мнению) потерять, если шлёпнет ребенка. Она боится сделать что-нибудь такое, что заставит детей отвергнуть её.
Но в таком случае мать любит не ребёнка, а любит себя. Её личные чувства превышают потребности ребенка. Жалкий взгляд предательства в бедных маленьких глазках ребенка при первом шлепке просто разбивает её сердце. Ей слишком больно повиноваться Богу, воспитывая свое чадо. Угождать собственным эмоциям и чувствам, а также из страха потери личного покоя пренебрегать розгой означает ненавидеть ребенка и любить себя. «Розга и обличение дают мудрость; но отрок, оставленный в небрежении, делает стыд своей матери» (Пр. 29:15).
Ради своей собственной выгоды мать так наивно верит, что её «сладенький» ребенок перерастёт этот возраст и будет замечательным человеком. «Нужно просто немного подождать, он же ещё не понимает», — думает она. Не обращать внимания на личные чувства ради объективного воспитания добра в ребенке — вот настоящая любовь. А если мать задушит свое чадо в объятиях и поцелуях, это совсем не значит, что она его любила.
Гнев матери может заставить её не доверять своим личным побуждениям при телесном наказании. Кроме того, недоверие матери к розге может быть вызвано воспоминаниями о её тираничном, несправедливом отце. Она, возможно, поклялась: «Я никогда не буду такой, как мой отец. Я буду любить своих детей. Они не будут бояться меня, как я боялась своего отца». Отец не только в детстве оскорблял её, он также причиняет теперь боль её детям, заставляя её впадать в противоположную крайность.
Иногда образы из прошлого вызывают у матери плохие предчувствия, когда отец шлёпает их ребенка. Матери, у которых в прошлом сложилась ассоциация гнева с наказанием, приписывают гневные побуждения всем, кто шлёпает ребенка. Ребёнок чувствует покровительство матери и будет плакать за ней, когда отец будет пытаться наказать его. Несогласие матери с наказанием отца разрушает его эффективность и пробуждает в ребенке хитрость. Поэтому нужно прекратить реагировать на воспоминания прошлого и начать действовать так, как говорит Бог и здравый смысл.
Некоторые родители отказываются от розги из-за давления друзей или родных. Они даже могут не соглашаться с собственными родителями в вопросах воспитания ребенка. На современных родителей обрушивается пропаганда, предположительно основанная на последних психологических исследованиях, которая нарушает процесс воспитания ребенка, основанный на Библии. Родители стыдятся применять дисциплинарные методы и вынуждены оглядываться по сторонам, прежде чем использовать их.
ПОНИМАНИЕ БОЖЬЕГО ХАРАКТЕРА
Родители, не использующие розгу на основании того, что они слишком любят своего ребёнка, плохо понимают характер Бога и Его методы обращения со Своим народом.
Сегодня мышление многих христиан незаметно для них принимает такую форму: «Раз Бог есть любовь, значит Он никого не различает, ничего не требует, никого не карает и ни за что не мстит». По существу, они рассматривают любовь Бога как нечто противоположное Его справедливости. Существует неопределенное чувство, что Бог был когда-то карающим, но сейчас Он стал пассивным, терпящим и даже немного абстрактным — Вселенским Отцом. Бога лишили Его уравновешенной личности и представляют в совершенно неустрашающем образе. В рай попасть очень легко, ад — это что-то подозрительное. «Не судите…» — самый известный стих Библии — цитируется в таком смысле, как будто и Сам Бог перестал различать добро и зло.
Насколько Бог есть любовь, настолько же Он есть и святость, и справедливость, и суд, и истина. Именно из Своей любви к праведности Он «в пламенеющем огне совершает отмщение непознавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа» (2 Фес. 1:8).
Избрание одной грани Божьего характера в качестве модели для наших действий и отвержение остальных Его качеств вряд ли можно назвать благоразумием.
БОГ НАКАЗЫВАЕТ СВОИХ ДЕТЕЙ
Те, кто из великодушного чувства праведности отказываются от применения розги, на самом деле осуждают Бога. «Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьёт же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли такой сын, которого не наказывал бы отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы — незаконные дети, а не сыны» (Евр. 12:6-8).
Дальше говорится, что Он наказывает нас «для пользы, чтобы нам иметь участие в святости Его» (Евр. 12:10). Глубочайший стих! У Бога нет сыновей, избегающих наказания, «которое всем общее». И разве Он перестал любить тех, кого наказал? Совсем наоборот, любовь побудила Его к «шлепкам». Только через наказание Его сыны могут иметь полное участие в Его святости. Он делает это «для нашей же пользы».
«Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью…» (Евр. 12:11). Бог наказывает «стеганьем». Наши «плотские родители… наказывали нас по своему произволу…» (Евр. 12:9, 10). Писание не только поддерживает телесное «наказание», но приветствует его как способ достижения святости, когда оно употребляется для «пользы» сына.
Наказание представлено как верный знак любви: «Ибо Господь, кого любит, того и наказывает». Если наказания нет, это не только признак того, что вас не любят, но также и того, что вы — «незаконный сын».
Итак, мы видим, что из самой любви Божьей вытекает наказание. И поэтому ясна справедливость нашего первоначального стиха в Пр. 13:24: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его».
Если любовь Самого Бога выражается в Его «шлепках», разве мы не можем любить наших детей настолько, чтобы наказывать их для святости? Я слышал, как один непослушный подросток сказал: «Если бы меня любили настолько, чтобы шлёпали!»
Недавно одна мама рассказала нам, что после постоянного усмирения детей розгой, один ребёнок благодарил Бога за то, что мама стала добрее. Постоянное стеганье уменьшило непослушание и ребенок стал больше гармонировать со своей мамой. Но малыш решил, что это мама стала добрее.
Порядок вывода комментариев: