Рассказы танкистов о войне в чечне читать

Как все для меня начиналось

Начну сначала, опущу все подробности того, как попал в Чеченскую республику, напишу лишь, что был направлен в командировку из 239 гв. танкового полка 15-й гв. танковой дивизии (Чебаркуль), в которой занимал должность командира танкового взвода, соответственно, на аналогичную должность в танковый батальон 276-го мотострелкового полка. Это было в начале 1996 года. Выехали мы на Старый Новый год, по-моему, на поезде Челябинск–Минеральные Воды. Ну, понятное дело, бухали всю дорогу… Из Минвод электричкой до Моздока, в Моздоке просидели 3 дня (не было погоды), – тут я первый раз ощутил, что такое палатка без утеплителя и буржуйка. Наконец, то ли 18-го, то ли 19-го января транспортным вертолетом Ми-26 с группой бойцов, следовавшей, видимо, на пополнение 205 МСБр (точно не помню), перелетели в Ханкалу. Бойцов высадили в Северном. Наша группа офицеров и прапорщиков состояла человек из двадцати, включая замполита 239-го гв. танкового полка подполковника Козлова, следовавшего на аналогичную должность в 276-й МСП, но не все ехали в 276-й, часть – в 324-й МСП, тоже уральский.

В Ханкале сказали, что вертолета до утра не будет, и придется ночевать здесь, хорошо, что «направленец» (человек, который занимается пополнением, встречей офицеров, следовавших на замену, который прикомандирован к штабу группировки) оказался моим однокашником, точнее, вообще был у меня в училище ЗКВ. Олег Касков (впоследствии Герой России) приютил меня, провел как-то в штаб группировки, в комнату «направленцев». В училище (Челябинское ВТКУ) у нас с ним были неплохие отношения, часто отдыхали вместе на 3-4 курсах.

На месте

Танк с масксетью, на нем я в разгрузке (сшита из плавжилета) с автоматом. Танк №434, иногда ходил на нем в колону, хороший танк (душа лежала к нему, как и к №431). Мехвод танка – Смертин, отличный мехвод, жаль что его нет на фото. На прожекторе «Луна» не установлена крышка, а вообще-то на ней был знак «Охотники за привидениями»

На корме танка с надписью «Барнаул С», блок-пост на дороге «Автуры-Новая Жизнь». На этом танке я ходил в колонну, и так как экипаж был барнаульский (впрочем вся рота была из Барнаула), а я исполнял обязанности комроты, то Костя Дерюгин (штатный командир танка №431) написал «Барнаул С» (С – наверное, значит командирский). Костя слева от меня, на переднем плане – командир танкового батальона (на корточках в светлой кепке) подполковник Меньшиков. Приблизительно середина мая 1996 г.

Палатка офицеров 2-й танковой роты. Бухаем! Справа от меня – комзвода 2-й ТР Саня Александров (Алекс), одного со мной года выпуска (1995 г.), но только учился в другой роте ЧВТКУ (в 6-й). Еще правее – командир танкового взвода 166-й МСБр, 1994 г.в. ЧВТКУ, фамилию, к сожалению, не помню. Расположение 276-го МСП, Курчалой, приблизительно июль 1996 г.

На фоне танка 2-й роты с написями «Веселый роджер» и «Южный урал». «Южный урал» – потому что многие были из Чебаркульской дивизии(большинство офицеров и прапорщиков), а «Роджер»… в общем, часть танков 3-й (моей) роты несла флаг «Веселого Роджера». Брали черный утеплитель от палаток и нашивали на него череп с костями вырезанный из простыни. Расположение 276-го МСП, приблизительно конец июня 1996 г.

В папахе на башне танка. Только что прошла замена солдат, что в дальнейшем сказалось в Грозном. Расположение 276-го МСП, июль 1996 г.

В кабине «Урала» в темных очках. Блокпост возле Курчалоя, приехал проверять своих. Май 1996 г.

В землянке, в окружении своих подчиненных, фото сделано после замены бойцов. Расположение 276-го МСП, конец июля 1996 г.

На утро вертолетом Ми-8 я прибыл в расположение 276-го МСП, он тогда дислоцировался в районе н.п. Автуры и Курчалой, примерно между ними. Распределили в 3-ю танковую роту на должность командира 1-го танкового взвода. Командиром ТР был капитан Валерий Чернов, который прибыл из Челябинского ВТКУ с должности командира курсантского взвода, я командовал 1 взводом, л-т Олег Касков (в командировке в Ханкале) – вторым. Лейтенант Влад [……..], тоже выпускник нашего училища, но на год старше, командовал 3-м танковым взводом. К моменту моего прибытия Влад, Олег и комроты Валера Чернов пробыли в Чечне примерно 1-1,5 месяца и пока еще не воевали. Влад ходил авианаводчиком с колонной снабжения полка (позднее я его сменил в этой роли). Мы первые, кто приехал на 6 месяцев официально, раньше ротация была через 3 месяца, но, бывало, и 4, и 5 и даже больше торчали.

Я сменил Серегу Битюкова, он тоже был командиром взвода курсантов в ЧВТКУ, старший лейтенант. Помню, отдал мне разгрузку и дополнительные магазины к АК и спросил: «Ты танк с «крючка» заводить умеешь?». Я говорю: «умею» (мне на стажировке в Елани показали). «Значит, – говорит, – толковый». И дал мне еще ключ для взрывателя ОФС, а потом и личный гильзоизвлекатель для ПКТ. Он вообще грамотный парень, все мне показал, все объяснил, мы с ним на танке по всем блокпостам полка (в пределах расположения) прокатились, я довольно быстро сориентировался в полку. Кстати, на одном из магазинов его АК было написано: «Любимому Джохарке от Сереги Битюкова».

Матчасть

Танки в батальоне – Т-72Б1. Примерно половина из них были довольно старые машины еще с первого Грозного. В 1-й танковой роте многие без бортовых экранов, командир роты Олег (фамилию, к сожалению, не помню). Во 2-й ТР, где командиром был Самойленко Александр, – там старых и новых танков примерно пополам. З-я ТР была полностью укомплектована свежими машинами с базы хранения 1985 года выпуска. Примерно за месяц до моего появления их в полк пригнали, с ЗИПом проблем особых не было – в общем, повезло мне. Точное количество машин в батальоне не помню, что-то около 25. Полк был неполным, было 2 МСБ (БМП-1), ТБ (Т-72Б1), АДН (2C1), ЗДН (несколько «Шилок»), ну и роты.

Примерно через две недели началась операция, которая впоследствии, получила название «Новогрозненской». От нашей роты требовались в сводный отряд 276-го МСП 2 офицера – командир роты и командир взвода. Поехали Валерий Чернов и я, а также 4 танка, в том числе танк комроты, 2-го взвода (моего), и танк 3-го взвода с каковым минным тралом. Я был назначен в ГПЗ (головная походная застава), впереди шел танк с тралом (он же дозорный), потом еще 2 танка и БМП, затем – основные силы рейдового отряда (точный состав не помню, около 20 БМП и 10 танков, ИМР-2, БТС, топливозаправщики на базе КРАЗа, машины с боеприпасами).

Двигались днем, на ночь занимали круговую оборону, выставляли охранение. Примерный маршрут: Курчалой – Маиртуп – Бачиюрт. При подходе к н.п. Маиртуп подорвалась на фугасе БМП 166-й МСБр. Их колона двигалась навстречу нашей колонне, я не доехал до места подрыва около 200 метров. Увидел шапку взрыва и приказал остановиться дозорному танку, потом увидел на окраине «зеленки» бронетехнику, доложил и дал зеленую ракету, что означало «свои войска», получив в ответ такую же, продолжил движение. Увидел подорванную машину, она лежала на своей оторванной башне, в днище дыра около 3 кв.м почти от борта до борта. Вокруг лежали бойцы, им оказывали помощь. Сильно ребят поломало, у одного были выбиты глаза (уже наложили повязку) и к ноге в качестве шины примотан автомат, его сильно трясло, место вокруг представляло из себя смесь грязи, масла, крови, патронов и какого-то мусора.

Эта картина четко отпечаталась в мозгу, ведь это были первые увиденные мной боевые потери, наверное, с этого момента я понял, война – это жесть…

Первый бой

Первый огневой контакт произошел у н.п. Бачиюрт, немного выше села. Мы закрепились в МТС или какой-то ферме, вырыли окопы. Спасибо саперам – помогли: за весь рейд ни разу не откидывал лопату. С нами были ИМР (инженерная машина) и БТС, окопы для танков и БМП копали они, впрочем, частично окопы там были, видимо, с предыдущих боев. Их проверили саперы на предмет наличия мин.

В общем, только встали, еще продолжались инженерные работы, как в метрах 100-150 от опорного пункта разорвался дымовой снаряд или 120-мм минометная мина. Помню, что комбат спросил арткорректировщика, он ли вызывал огонь, тот сказал, что нет. Последовала команда «к бою!», и все заняли свои места. Как оказалось, вовремя – тут же последовали два разрыва в расположении сводного отряда. Потерь не было, и все дружно куда-то постреляли, мой танк в том числе. Не знаю… Цели я не видел, не помню, кто давал целеуказание, но сказали, что видели вспышки за холмом. Определился, где, и долбанул 2 раза ОФСом в крону дерева с расстояния примерно 1200 метров. Оба снаряда разорвались в кронах деревьев, выбрал самые густые… короче, по нам больше не стреляли. На следующий день пришел мулла и кто-то из администрации Бачиюрта – просили не стрелять по деревне и еще что-то. Насколько я понял, договориться не удалось, поскольку на дорогу Бачиюрт– Новогрозненское, которое находилось в 300 метрах (может чуть больше) от опорного пункта (мой танк и танк моего взвода стояли фронтом к дороге), вышла толпа преимущественно женщин и скандировала что-то типа «вывода войск».

Не знаю, есть смысл описывать все эти психологические мероприятия, просто, на мой взгляд, они нас задержали, а, может быть, просто не было приказа. Хотя дорога простреливалась и ночью, естественно, по толпе никто не стрелял. Вечером они исчезали, днем мы выставляли блок-пост на дороге. Честно говоря, я не помню, когда нас второй раз обстреляли – до или после прихода муллы, но это произошло, по-моему, на следующий день. Группа офицеров – я, Валера Чернов, комбат МСБ, еще кто-то – стояла за бруствером (по периметру, оборона круговая), внезапно я понял, что мы под огнем.

Мы были обстреляны группой боевиков численностью примерно 15-20 человек. Огонь из стрелкового оружия они открыли со стороны дороги немного левее от простреливаемого участка, с небольшой высоты, которая господствовала над опорным пунктом. Мы среагировали довольно быстро, помню, что я побежал к своему танку. Пока бежал, думал, включена ли «масса», и какое место занять. Снаряда в стволе не было, и открыть огонь из пушки оперативно я бы не смог, поэтому решил занять свое штатное место, нырнул в люк, расстопорил ЗПУ, развернул. Пулемет был взведен. Прицелился (видел вспышки выстрелов) и нажал на спуск. Выстрелов не последовало. Взвел еще раз, опять тишина. Мне тогда казалось, что я все делаю непростительно медленно… Схватил автомат, который лежал на броне, и открыл огонь, выпустил «спарку». Попробовал еще раз разобраться с «Утесом», помню, вставил один патрон, и он выстрелил одиночным, затем вставил ленту, и он заработал. До сих пор не знаю, что было с НСВТ… Потом неоднократно проверял, он больше не отказывал, может его не надо взводить заранее?

Короче, пока я ковырялся, подоспели наводчик и механик-водитель (они занимались обустройством землянки), запустили танк, открыли огонь из пушки и спаренного пулемета. На мой взгляд, как только танки открыли огонь, боевики сразу отошли, и я не уверен, достали мы кого-нибудь или нет. Стреляли мы снизу вверх по гребню сопки, правда, сразу за сопкой (на обратном скате) находилась «зеленка», и ее верх просматривался. Я посоветовал наводчику бить по зеленке, несколько снарядов он положил вполне удачно (Саня Эбель). В общем, потом ходила разведка (разведвзвод МСБ), сказали, что уходило человек 15-20, и кого-то или что-то тащили, насколько я понял, определили по следам.

Второй танк моего взвода открыл огонь одновременно с моим, он находился правее. Основной ошибкой было то, что не назначили дежурных огневых средств, все занялись обустройством… Потерь с нашей стороны не было, бой длился примерно 20 минут, время не засекал, а по внутренним часам в такой обстановке не сориентируешься.

Двигаемся дальше

Примерно дня через 3 мы получили приказ двигаться дальше в направлении н.п. Алерой и Центорой (правда, позже я узнал, что Центорой вовсе не так называется, другое название я не помню, поэтому буду называть Центорой). Эти два населенных пункта составляли между собой практически единое целое. Мы пересекли дорогу Бачиюрт–Новогрозненское, оставив блок-пост на ферме, так что Бачиюрт находился на правом фланге, а Новогрозненское где-то слева (прямой видимости не было). Был сильный туман, в эфире появились первые сведения о противнике, кто-то доложил, что несколько человек перебежало дорогу, по которой мы двигались. Так начался поистине самый долгий день в моей жизни…

Я действовал в ГПЗ, и, должно быть, туман и отсутствие у меня опыта (6-7 месяцев после училища и меньше месяца в районе боевых действий) сыграли свою роль. Я ошибся и встал на высоту, с которой просматривался Центорой, но не видно было Алероя. Меня вызвал комбат МСБ, кстати, они сами не сразу поняли, что ошиблись.

Короче, выяснили, что не туда встали, надо было двигаться на соседнюю высоту, примерно в 1300 метрах. Для этого надо было спуститься в лощину между высотами, а место, на которое мы встали, до этого занимало какое то подразделение ВВ, я так понял, еще летом 1995 года. Окопы для бронетехники были, БТС выкопал еще несколько, пехота тоже начала закапываться. Я шел от КШМки к танку и пялился в карту, в этот момент по нам был открыт огонь, как мне тогда показалось, со всех сторон. До танка было примерно 50 метров, и я рванул… Помню, что бежал практически на четвереньках, помню фонтанчики от пуль перед лицом, а как оказался в танке – не помню. Сразу понять, откуда ведется огонь, я в тумане не смог, видимо, место было пристреляно. Приказал наводчику стрелять по соседней высоте (как раз по той, которую мы по замыслу должны были занять). Почти сразу доложил командир другого танка: «вижу духа». Говорю: «Мочи! Не докладывай!» Он был на другой стороне круговой обороны, давать целеуказание я ему не мог, да там и ротный был.

Их танки были расположены примерно в 70 метрах друг от друга и повернуты ко мне кормой, а выше по склону стоял танк 1-й роты почти параллельно моему танку, только немного выдвинут вперед. Ниже стоял танк с тралом перпендикулярно к моему танку и еще 9 БМП-1, КШМ, БТС, и пара МТ-ЛБ минометчиков и медиков, 131 человек л/с вместе с экипажами: все это по периметру.

Огонь по нам велся из стрелкового оружия, гранатометов, минометов. Пусков ПТУР в первый день не видел, видимо, не пускали из-за плохой видимости. Почти сразу появились «трехсотые» (услышал по связи), потом услышал, что горит БМП. Сразу за кормой моего танка стояла БМП, в 10-15 метрах, окоп ей выкопать не успели. Развернул командирскую башенку и увидел, что БМП горит, из задних дверей поднимаются языки пламени. Мой мехвод (Сергей Буза) говорит мне: «командир, может закроем от огня «беху»?» Говорю: «Давай, только не понятно как прикрыть от огня противника – огонь-то велся с трех сторон». В общем, прикрыли, долго объяснять…

Только встали в окоп, как сдетонировал боекомплект у БМП. Взрыв был такой силы, что одна из дверей врезала по бочкам танку ротного (пустые были), башню вместе с верхним листом корпуса покорежило и отбросило на несколько метров, борта слегка разошлись. Да и нам с наводчиком досталось – весь день тошнило. Люки были приоткрыты (на торсионах болтались), встали на стопор. Потом загорелся МТ-ЛБ минометчиков с минами, его столкнули БТСом с высоты, в том месте был довольно крутой спуск метров 200, он докатился до самого низа, погорел, подымил и потух.

Примерно к середине дня туман начал рассеиваться, прилетела пара вертолетов Ми-24, прошла над нами, и, как только оказались над позициями духов – по ним открыли довольно сильный огонь из стрелкового и гранатометов (вертолеты шли на небольшой высоте). Они сразу взмыли вверх, отошли, развернулись и дали залп НУРСами по высоте. Насколько я помню, они сделали один заход и ушли, вообще. Погода не способствовала применению авиации, спасибо им, что отработали в таких условиях. С артиллерийской поддержкой тоже было не очень, дело в том, что наша полковая артиллерия 2С1 доставала только до н.п. Центорой, и то на пределе, до позиций боевиков на высоте не доставала вообще. Потом узнал, что артдивизион пришлось выдвигать на 3 км из расположения полка, прикрыв его блокпостами. Постепенно выявили основные позиции противника. Они охватывали нас полукольцом: основные позиции проходили по той высоте, на которую мы должны были встать. Эта высота ближним краем подходила к нам на 500 метров, дальним – на 1300 метров (основная сеть окопов на обратном скате) это правый фланг и фронт (от направления движения нашего отряда). Кроме того, миномет за школой в Центорое, тоже справа, немного сзади. На левом фланге – насыпная дорога и лес за ней, примерно 400-500 метров, там же, немного сзади, бетонный забор и 2 большие емкости за ним. Мне тогда казалось, что этот день никогда не кончится…

Перегрузили снаряды из немеханизированной укладки в автомат заряжания. Я сменил наводчика Саню Эбеля – он вывихнул плечевой сустав, только не помню, в какой момент. Короче, пытался вправить прямо в танке, положив руку на рамку выброса поддона, не получилось. Он вылез и лег на корму, благо огонь немного ослаб. Минут через 10 (все это условно, времени я не чувствовал) – садится на место командира. Я ему – ну что? Он говорит – сама на место встала. Мне очень повезло с личным составом, и я благодарен Богу, что мне, молодому лейтенанту довелось командовать и воевать с такими людьми. Спасибо им огромное за смелость и отвагу, за понимание меня, как командира, спасибо тем людям, которые готовили их к боевым действиям вЧечне (СибВО). Стреляли и водили отлично, была практически полная взаимозаменяемость в экипажах, даже мехводы стреляли и умели включать СУО, все были одного призыва, так что разногласий не было. Думаю, это одна из причин отсутствия потерь в этих боях, если не основная… Но я отвлекся…

Воюем…

Всех обстоятельств первого дня я не помню. Бой то разгорался с новой силой, то утихал, и так до вечера. Начало темнеть, доставили боеприпасы на двух МТ-ЛБ с боевым охранением, пополнили боекомплект и наложили снарядов на бруствер окопа. Помню, что выгрузил снаряды (не все, конечно) из танка с тралом, что пришел с колонной снабжения, там был мой друг (в общаге вместе жили) Эдик Колесников (ЧВТКУ 1994 г.в.) – командир взвода 1-й ТР. Эдик дал несколько глотков браги из своей фляги, и, пока совсем не стемнело, они ушли обратно к Бачиюрту.

Опять усилился огонь, видимо, засекли движение. Он продолжался, пока совсем не стемнело. Я сменил наводчика, включил ночник ТПН 1-49, днем-то видимость не очень, а ночью – максимум 200-300 метров. Так, постреливали для профилактики из ПКТ, духи – тоже. Помню, что сон снился в зеленом цвете (уснул прямо за прицелом), проснулся от того, что кто-то долбил в люк. Экипаж сожженной БМП поселился у нас на трансмиссии, просили не спать. Меня сменил наводчик. Несколько раз стучали, просили танк завести: холодно… Мы менялись с 438-м танком (командир Павел Захаров) – то он наблюдает, то мы. Вот так закончился первый день. Описывал его так подробно, потому что это, по существу, был первый мой серьезный бой.

Дальше четыре дня слились у меня просто в череду событий. Усилился минометный огонь, начались первые пуски ПТУР, велся огонь из АГС, наводчик срезал духа из ПКТ. Я грохнул двоих ОФСом: сами «прощелкали» – утром был туман, потом, внезапно, видимость улучшилась примерно до 1500 м. Стоят, куда-то вниз смотрят под ноги, ну я и шарахнул.

Пуски ПТУР были по танку первой роты, но неточно. Причину не знаю, пусков было несколько, ракеты попадали то в бруствер, то пролетали над башней – это во второй день. Потери были, по-моему «трехсотые». Самые большие потери принес третий день. Был уничтожен наш минометный расчет – прямое попадание 120-мм минометной мины в капонир. Итог: пятеро «груз-200» вместе с комвзвода, еще несколько человек получили ранения, один скончался по пути в Ханкалу. Прапорщик, связист с КШМки, сидел на броне (зачем?), две гранаты ВОГ-17 (от АГС) разорвались на ребристом листе МТО, осколок попал ему в глаз. Перед эвакуацией успел с ним поговорить. Он спросил, что у него с глазом (медик меня предупредил, чтобы я не говорил), я ему говорю, мол, не видно, повязка. Он просил отомстить. Мы с ним вместе ехали в Чечню в поезде в одном купе, бухали. Серега зовут, фамилию, к сожалению, не помню. Думаю, отомстил…

Кроме того, в этот же день по моему танку очень плотно работал миномет. Разрывы ложились рядом, пришлось маневрировать. Спасибо ротному (Валера Чернов), подсказал, куда лучше встать. Кроме этого, опять было несколько пусков ПТУР, опять по танку 1-й роты и опять мимо (думаю, ему надо было позицию сменить). Боевикам надо отдать должное, особенно их минометчикам – метко стреляли, чего, впрочем, не скажешь об операторе ПТУР.
Правда, я так и не смог его засечь. По проводам определил примерное направление. Конечно, если это были 9М113, то на дальности 3500-4000 его можно было засечь только в момент пуска. Думаю, именно в третий день произошел перелом, нам удалось выдавить духов на дальние позиции – 1300 метров, отжать концы подковы, которой они нас охватывали. Впрочем, левый фланг очистили уже к концу первого дня, только в первый день они в белых маскхалатах пытались приблизиться.

На четвертый день (или к концу третьего) подтянули три штуки 2С3 («Акация») из Ханкалы, и они довольно точно открыли огонь. Я сразу почувствовал разницу между калибрами 122 и 152 мм – эффективность в разы выше (на мой взгляд), даже думаю, что духи отошли именно поэтому. Обнаружил на дальности 3600 метров трех боевиков, спускались по склону (уходили в горы) со стороны Новогрозненского, взял упреждение, скорее интуитивно. Показалось, что накрыл, оценить результаты с такой дальности в прицел 1А40 довольно сложно, выглядели черточками. В этот же день было еще несколько пусков (3-4) ПТУР и, наконец, попали в танк 1-й роты в левую сторону башни прямо в направляющие системы «Туча». Результат – покорежены направляющие, разбита головка ночного прицела, наводчик и командир контужены, но больше – ничего. Нет даже следов кумулятивной струи! Получается, ПТУР попал, струя нет? Когда говорят, что на войне чего только не бывает, не врут…

На пятый день ничего особенного не происходило: мы стреляли, они стреляли, пусков ПТУР больше не было, хотя танк остался на том же месте. Прилетело несколько мин, вроде работал АГС, потерь, кажется, больше не было. Вечером из под Новогрозненского пришла МСР с танковым взводом – 10 БМП-2 и три Т-72Б1 со средствами усиления: два «Василька», еще что-то из 131-й (Майкопской) бригады. Начали долбить: артиллерией, «Васильками», 120-мм минометами, из пушек 2А42 (порадовали на фоне «Грома»). Весь шестой день долбили, утром они еще огрызались из стрелковки, потом, наверное, ушли. Высоту заняла МСР 131-й бригады.

На седьмой день приехали ВВ-шники на двух БТР-80 – чистые такие, экипированные. Валера Чернов мне говорит: «Подойди!» – подхожу, он на БТРе с ВВшным подполковником разговаривает. Мне подполковник говорит: «Мои сейчас в Центорой пойдут, прикрой с высоты, только сам. Мне твой ротный про тебя рассказал». Думаю: «Чего Валера там наплел?» Говорю: «А зачем в Центорой-то?» Он говорит, серьезно так: «Прочесать надо, посмотреть, нет ли боевиков. Не подведи». А там наша пехота уже, наверное, сутки трется, матрасы да одеяла тырят.

Смешно стало, подогнал танк, сел за наводчика, включил систему, вошел в связь. Они одним БТРом с десантом туда поперли, а у меня прицел запотел, да так, что вообще ничего не видно. Меня подполковник спрашивает, а я ответить не могу, у меня припадок смеха, даже не знаю, почему. Кое-как взял себя в руки, переключился на нашу частоту, говорю Косте Дерюгину (номер танка 431): «Поставь танк рядом с моим».

Короче, они, не спешиваясь, проехали по селу, по центральной улице, и приехали обратно. Поблагодарили и уехали. Вечером слушаем интерволну через радиостанцию, настраивали приемник на свою частоту, приемопередатчик на частоту интерволны (кстати, наблюдение: если настраиваешь приемник, он ловит хуже, чем приемопередатчик, позже, когда работал авианаводчиком в составе колонны снабжения полка, замечал, что если работаешь с вертушками с приемопередатчика, а с колонной с приемника, то стоит колонне растянуться, то головных машин уже не слышно). Так вот: в новостях говорят – сегодня внутренние войска после тяжелых боев заняли населенный пункт Центорой. Ничего против ВВ не имею и понимаю, что сейчас они тащат основную лямку на Северном Кавказе, но тогда… может кто-нибудь, еще награды за это получил? Но это на их совести.

А про прицел – думаю, что случилось? Выкрутил патрон осушки, сказал наводчику, чтобы силикагель просушил, посмотрел на головку прицела, оказывается, осколок или пуля попала в самый низ и разбила стекло, правда, видно в него было довольно неплохо, просто, видимо, герметичность потерял.

Кроме того, был посечен осколками ветровой щиток КТ и имелась вмятина от пули в одной из направляющих системы «Туча». Других повреждений на танке не было, только после детонации боекомплекта БМП-1 (о чем писал выше) весь танк был какой-то «копченый», в мелком мусоре (кусочки пластин от аккумуляторов, пули, вылетевшие из гильз, еще что-то). Кроме того, на второй или третий день боев я лишился АК-74С: он свалился с брони, и мы по нему проехали. Пришлось бросить его в ЗИП, а затвор отдать пехоте – у кого-то из них на затворе сломался боевой уступ.

Операция закончилась примерно через 2-3 недели, простояли на этом месте еще несколько дней, потом отошли к Бачиюрту, там простояли несколько дней на господствующей высоте. Вроде шманали Бачиюрт, хотя, скорее, договорились с администрацией или старейшинами: те сдали несколько автоматов. Потом то же самое в Маиртупе, потом в Курчалое. Где-то в начале апреля рейдовый отряд вернулся в базовый лагерь полка.

Выводы

Поскольку мы прожили в танках около 2 месяцев, позволю себе дать некоторые рекомендации.

1) Если это холодное время года, а обогреватель боевого отделения, мягко говоря, «не соответствует», по крайней мере, на танках Т-72 – можно сделать «кишку» из брезента. Просто отрезать длинную полосу (примерно 3 м длиной) и сшить проволокой с таким расчетом, чтобы получилась «труба» диаметром примерно 60-70 см. Одним концом закрепить на жалюзи, а другой конец направить в люк командира и закрепить проволокой, но так, чтобы можно было быстро откинуть. Очень эффективно прогревает боевое отделение и даже отделение управления. Можно пользоваться как на марше, так и на месте (прогреваешь и закрываешь люки), некоторое время вполне комфортно.

2) Спать удобнее всего на месте механика-водителя, хотя, мне было вполне удобно и на месте командира. Для этого надо снять ограждение пушки (я как снял, так больше и не ставил) и все крепления немеханизированной укладки, сидение командира. Матрац стандартный армейский положить на полик, края матраца загнуть по краям (справа, слева) – места конечно мало, но мне удавалось лечь в полный рост на живот, ногами к ПКТ. Мои габариты: рост 170 см, вес 65 кг.

3) По боевому применению. Иногда необходимо иметь в боекомплекте как осколочные снаряды, так и фугасные, можно заранее часть переключить на фугас и записать как БКС (кумулятивный). Только надо помнить, что после заряжания надо переключить баллистику обратно на ОФС, если нет БКСов. Впрочем, мы их и не брали, возил один БОПС в АЗ и один в ЗИПе все время, на всякий случай, ходили слухи, что у духов танк появился, но никто его не видел.

4) По приборам наблюдения. Все время не хватало обзорности, хотелось вылезти и посмотреть. Если при действиях в горах это более или менее терпимо, то в движении и в городе становится почти критическим. При наличии навыков, наблюдать, конечно, можно, но считаю, что командиру необходим панорамный прицел с адекватным ночным каналом.

По ночникам Т-72Б1. Не выдерживают никакой критики, можно констатировать только то, что они есть. Именно наличие ночных прицелов, на мой взгляд, останавливало противника от активных действий ночью. Это касается и прицела наводчика и прибора наблюдения командира. Ночник мехвода можно оценить удовлетворительно, по крайней мере, танк вести можно. За все время не обнаружил ни одной цели ночью, хотя наблюдал довольно часто и долго.

5) По вооружению. Пулемет ПКТ надежный, только надо вовремя чистить. Отказов и задержек не было за все время пребывания в Чеченской республике. Были в училище обрывы гильзы и отказ электроспусков, но это, как мне кажется, было связано с состоянием самих пулеметов. На мой взгляд, ПКТ эффективен до дальности 600 м, максимум до 800 м, дальше лучше работать из пушки (это в боевых условиях). К слову, все уничтоженные из ПКТ боевики находились на дальностях до 500 м.

Пушка довольно точная, надежная, мощность ОФС достаточна, но высокая начальная скорость и настильность траектории зачастую не давала возможности уничтожить цель, находящуюся за бруствером. Боевики очень часто (и это не только мое наблюдение) выносили бруствер метров на десять вперед, то есть, попадаешь либо в бруствер, либо выше. Система дистанционного подрыва снаряда решила бы проблему (на Т-90 это реализовано в виде системы «Айнет», но насколько она эффективна – не знаю). А так приходилось стрелять либо в крону дерева (если есть поблизости от позиций боевиков), либо в опору линий электропередачи (но это попасть надо).

Пулемет НСВТ – довольно надежный, хотя один отказ был (описан выше), точен при стрельбе короткими очередями. Нужен пуленепробиваемый щиток, как на последних модификациях американского «Абрамса». Мне кажется, это эффективней, чем дистанционно управляемая ЗПУ, как на Т-80У и Т-90, но это мое личное мнение.

P.S. Вообще война – это плохо, но для любого офицера, сержанта, солдата, это неоценимый опыт, тем более удручает тот факт, что в связи с приданием «нового облика» большинство офицеров с боевым опытом уходит из армии. Кто будет людей учить?

Я обратил внимание на Лыкова и увидел, что у него все тот же погнутый автомат, я спросил его: «А как ты будешь стрелять из него?», и он ответил, — а что делать, тогда я ему посоветовал, с левой стороны, т.е в одноэтажном помещении, расположился санбат, там находятся раненые солдаты и офицеры, сходи к ним попроси, у них автомат, может кто даст тебе свой автомат, Лыков послушал меня и ушел, я вернулся на огневую позицию и продолжал стрелять из укрытия по «дому Павлова». Через несколько минут Лыков вернулся, я спросил его: «Ну что, поменял?». Он ответил, что нет, никто не хочет меняться, тогда я еще раз ему говорю, сходи и объясни, что их жизнь в данный момент зависит, в какой-то мере, от тебя, что будешь ты стрелять по боевикам или нет, что лежащий без действия автомат раненого солдата не чего не даст. Лыков снова убежал. Через несколько минут он вернулся счастливый с новым автоматом и расположился рядом со мной.

Спустя несколько часов после наступления Нового Года, обстрел вокзала то усиливался, то утихал, мне кажется, что по нам стреляли со всех сторон вкруговую. Раздобыв патроны, мы перезарядились. Моя огневая позиция была на первом этаже в двухэтажной части здания, мое внимание было полностью сконцентрировано на «дом Павлова» и территорию между домом и нами, слева от этой «хрущёвки», через дорогу, стояло белое одноэтажное здание, похожее на барак, со слов солдат я понял, что там есть наши бойцы.

Ненадолго стихла стрельба, но я не переставал наблюдать за домом, точнее за левой частью его, которая находилась, прямо напротив меня. Вдруг я заметил передвижение двух человек, именно от левой стороны дома кто-то осторожно пытался передвигаться в нашу сторону. Я прицелился и уже готов был нажать на курок, но в последней момент мне почему-то показалось, что передвижение этих людей не похожи на оживленные передвижения боевиков. Я решил, что подпущу чуть поближе этих людей, и сразу увидел, что это были старик со старухой, которые уходили из «дома Павлова». Я пропустил их, после опять началась перестрелка.

Я сел на пол, спиной облокотился на стенку, и решил немного отдохнуть. В этот момент в двух метрах от меня остановился офицер полноватого телосложения не высокого роста, он стоял, немного пригнувшись, его лица было не видно, но он смотрел в мою сторону сверху вниз. О том, что я в тот момент не стрелял, он не сказал не слова, а четко произнес матерные слова: «Да, блядь!», и пошел дальше, сильно прихрамывая, я думаю, что это был комбриг Савин.
Мы знали и надеялись, что долго эта осада продолжаться не будет, и вот-вот должно подойти к нам подкрепление, нужно было только немного продержаться, такие разговоры ходили среди нас, солдат, которые сдерживали позиции ж.д. вокзала. На привокзальной площади горело много бронетехники, разрывались боекомплекты.

1-го числа в вокзал пробрались три женщины, точнее 2 женщины и бабушка, и попросили укрытия, у них были сумки не маленьких размеров, я начал проверять сумки, но там были кружки, кастрюли, железные чашки, мне сразу стало ясно, что эти женщины действительно ждут от нас защиты. Я извинился, сразу как-то неудобно стало, им защита нужна, а я шмонаю.
Я проводил их в подвальное помещение, я тогда впервые в подвал спустился. Он был не большой и не очень глубокий, а слуховые окна выходили частично на улицу со стороны дома, окна меня почему-то насторожили тем, что сюда легко можно кинуть гранату. Внутри был Азат Боянов, тоже танкист. Я вижу, что на вокзале дело идёт без гарантий, подмоги нету, и я задаю им вопрос: «Как быстрее выйти из города?», — они и отвечают: «Как выйдете на пути, направо, по железке – это кратчайший выход из города».

Боянов, татарин, он у нас был старшиной роты, когда мы уже выходили из Майкопа, или башкир он, не помню точно. Боянов Азат, или Боян Азатов. Мы месяца через 4 встретились, он мне спасибо сказал. Он сачканул, не стал с подвала уходить, он в вытяжку-улитку залез и там спрятался, его потом даже уже списали в пропавших без вести, он объявляется через 4 месяца, говорит спасибо, что ты спросил у тех женщин, а я рядом стоял и слышал. Говорит: «Когда все ушли, я там отсиделся какое-то время, слышу, всё стихло, чеченцы уже прострелялись, прокричались, что победу вроде как одержали, я часа ещё полтора выждал и пошёл в правую сторону. Я пошёл по железке. Наткнулся на роту десанта. Они мне: «Ты кто?». Я: «Я наш, я танкист». Они: «Как пройти, знаешь?». Я: «Да». Азат говорил, они зашли прямо в вокзал. Раненых не было уже ни одного в вокзале. Говорит, сели в вокзале и когда рассвело, смотрим, идёт 3-4 человека, ещё говорят, мы поближе подпустили и положили. Потом парламентёр пришёл, говорит, кто старший, идите, переговорите. Говорит, заходит в дом Павлова, майор, старший который. Чеченец ему — вот смотри. Уводи ты своих, майору говорит, замучились их бить. Смотрю на вокзал, а там мы как живые мишени. Час и мы перещёлкаем всех — говорит чеченец. Отпустили этого майора, а что дальше, я уже не знаю, но это Азат говорил, было ли так или нет, не знаю.

Ситуацию уже никто не контролировал, солдаты сами перебегают, команд почти не было.
В подвал забежал танкист или пехотинец дагестанец, говорит, в боку что-то жжёт. Бушлат снимаем, там осколочное ранение в правый бок, мы ему говорим, он от шока, что ранили, упал в обморок, потом бегали, искали ему нашатырный спирт, тогда его стали бить по щекам ладонями, и он начал приходить в себя.

В подвале было примерно шесть-семь человек, среди них были и офицеры. Никогда в жизни не забуду откровенные слова одного из офицеров: «Ну что вы спустились в подвал, идите наверх воюйте, у вас все равно нет никого», — и это прозвучало очень убедительно для меня, я и вправду подумал, а действительно, у нас ведь нет никого, т.е. детей, жены. Это сегодня, став достаточно взрослым человеком, мне стыдно за того офицера, точнее за его откровенность. Попав в смертельную для многих схватку, где практически все были обречены на смерть, в трудную минуту для него, он продаст все, что можно, ради своей жизни.
Я поднялся наверх, уже светало, за окнами был очень сильный туман. Тогда я подумал, что поддержки с воздуха, на которую мы рассчитывали, при такой погоде, нам не видать, как своих ушей. Но обстановку вокруг вокзала, «дом Павлова», из здания вокзала можно было рассмотреть без труда. Под окнам сидела пехота, вперемешку с танкистами, кто-то передвигался ползком по вокзалу из одной комнаты в другую, в вокзале была какая то мебель, шкафы, и мы укрепляли ими свои позиции. На тот момент весь личный состав бригады, точнее, что осталось от него, находился в здании вокзала, солдаты разбились как-то кучками по 3-4 человека, и я разместился среди них, в двухэтажной части здания на первом этаже.
Кто-то открыл банку свиной тушенки и пустил её по кругу, помню, что встретился на этой огневой позиции в вокзале с танкистом, но он был из 81 Самарского полка, с его слов я понял, что они тоже входили в город вместе снами, а танки у них были Т-80. Можно было отлично рассмотреть, кто находился с тобой рядом. Я видел пехотинца, у которого на голове была простреленная насквозь каска, ему повезло, что пуля прошла по верхней части каски, а каска была надета на зимнюю солдатскою шапку. Другому пехотинцу пуля попала в живот, но в солдатскою бляху, от удара ее сильно выгнуло на обратную сторону, а пуля застряла в ней, такие или аналогичные моменты можно было наблюдать практически на каждом воюющем солдате, эти солдаты так и ходили с прострелянными солдатскими атрибутами.
В одной из комнат лежал мертвый боевик, увидев его, я был сильно удивлен его одеждой, на нем была полевая форма русского офицера, «афганка», портупея, берцы, это было все новое, если я его где-нибудь увидел бы, то 100% подошел бы к нему да еще честь бы отдал, а он бы спокойно воспользовался этим.

По солдатской цепочке прозвучала команда: «Срочно нужен промедол и индивидуальные перевязочные пакеты!», — и я отдал свой индивидуальный медицинский запас. С первого этажа было тяжело рассмотреть боевиков в пятиэтажном здании, и наша группа около 5 человек поднялись на второй этаж, отсюда был хороший обзор, и отчетливо просматривались привокзальная площадь, которая напрочь была заставлена боевой техникой, многие машины догорали, т.е. дымились, так же я просматривал передвижения боевиков в доме напротив.
Я расположился в угловой комнате с правой стороны, и четко видел боевые позиции в доме боевиков, в окнах на подоконниках у них тоже были выстроенные баррикады, лежали матрацы, стояли кухонные шкафы, когда мы начали обстреливать дом, то через некоторое время боевики из гранатомета просто выбили нас со второго этажа.

Оставаться там было не возможно, мы спустились вниз. На крыше вокзала работал наш снайпер, смелый парень, когда его ранили, он упал с высоты второго этажа прямо на бетонный пол, и какое-то время кричал диким криком, ранение было тяжелое, и снайпер погиб. Картина происходящего менялась на глазах, причём для нас не в лучшую сторону. Постепенно мы оказались в окружении, боевики били по нам со всех сторон, чувствуя свое полное превосходство над нами.

После суточных перестрелок, боевики стали принимать попытки прорваться в здание ж.д. вокзала, а сдерживать их натиск было все трудней и трудней, патронов уже практический не оставалось, раненых и убитых становилась с каждым разом все больше и больше, силы и надежды на помощь были на исходе. Мы держались изо всех сил, и надеялись, что вот-вот подойдет подкрепление с боеприпасами, но долгожданной помощи мы так и не дождались.
Про боевиков кто-то говорил, что они технику не использовали – это враньё. Когда помощь ждали, слышу, танк работает, ну всё, думаю, наши на танках прут, работает где-то в районе дома Павлова. Слышу, шлёп, выстрел, и по вокзалу бубух, потом ещё раз и бил он, кажется, со стороны торца «хрущёвки», что напротив ж.д. почтамта, я точно помню, как он свистел вокруг вокзала. Выстрелов 5 или 6 сделал. Вот этот танк по крылу дальнему ударил, где раненные были, т.к. сотрясение в моей стороне доносилось, но не очень сильное.

Там где крыло ближнее к жд почтамту, там всё техникой заставлено было. В первую ночь мы даже в вокзал не заходили, за бронетехникой за этой прятались, а уже 1-го числа, ещё сумерек не было, но ближе к вечеру, я уже конкретно видел, как на ул. Табачного этого, со стороны жд. Почтамта, я точно видел, как эти душарики уже среди бронетехники лазили и за техникой укрывались.

Мне там встречался один самарец, с танка, он высокий такой, говорит, вместе с нами они входили на восьмидесятках, разговорились. Мы с ним возле одного окна сидели, стреляли, не долго, минут 30-40, пока стреляли, разговорились.
На моем автомате при перезарядке нового магазина затворная рама перестала доходить до своего штатного места, я руками добивал затвор на свое место, убойная сила автомата была слабой, сколько же патронов надо расстрелять, чтобы автомат Калашникова начал показывать такие трудности при стрельбе. Такие же проблемы с автоматами возникли еще у нескольких солдат, смешно до ужаса, но на тот момент ни у кого не оказалось масленки, а как она была необходима… Перерыли почти всех мертвых и раненых солдат, с трудом нашлась масленка — это была огромная радость, над ней тряслись, как над младенцем, почистив свой автомат, он у меня заработал как новый.

Отсиделся, собравшись с силами, начал переползать в другую комнату вокзала. Когда я переместился в другую комнату, я осмотрелся и почувствовал, что у меня липнет к телу нижнее белье, я заглянул под рубаху раскрыв, частично, свой танковый бушлат. С правой стороны, в районе грудной клетки, было пятно крови, я сильно начал волноваться за свое ранение, я знал, что раненый, я не смогу здесь выжить, я не смогу отступать. Снял танковый шлем. Заметив, что на моем лице есть следы крови, я провел несколько раз рукой по своей голове, и убедился, что моя голова цела, но с правого уха по лицу текло немного крови. Присел, посидел какое-то время, пытаясь привести себя в порядок, а главное, набраться сил, чтобы смочь подняться и передвигаться. Я прощупал конечности своего тела, и почувствовал, что-то кололо у меня в правом паху, но туда я не стал заглядывать, чтобы не пугать себя. Через брюки я прощупал руками пах с правой стороны, рядом с яйцами отдавалась терпимая боль, я понял, что там, наверное, есть осколок. Я не испугался ранения, я испугался того, что не смогу передвигаться — это было для меня страшнее смерти.

В тот раз я получил многочисленные осколочные ранения: бедра, обоих рук, грудной клетки, правой кисти, в правом ухе разорвалась барабанная перепонка. Я надел свой танковый шлем, и сразу голове стало спокойней, полегче, выстрелы пулеметов и автоматов, а также из гранатомётов, которые били по осыпающим стенам вокзала, не так четко доносились до мозгов через шлем.

Страшно было, что будешь как обуза, пока на ногах, можешь воевать. Мне кажется, в основном вокруг меня человек 10 крутилось, мне казалось, мы вообще отрезаны, то есть как-то очагово было на вокзале.

Я не знаю, кто изрек эту пословицу: «Патроны на вес золота», — но, думаю, что этот человек испытал на своей собственной шкуре значение этих слов. Вот и я четко понял и запомнил на всю жизнь значение этих слов, патроны означали наше существование.

Пытаясь оценивать происходящею обстановку, где-то глубоко в моем подсознании проскакивали мысли, не ужели все, мне конец, но какая-то сила заставляла меня верить и надеяться, что я останусь живой, может молитвы матери, которая чувствовала, что с сыном происходит что-то неладное.

Я мысленно представил картину, когда закончатся патроны и боевики зайдут в вокзал, в плен сдаваться не стану, автомат свой отложу в метре от себя, чтобы боевики его могли видеть, якобы я не вооружен. Они должны будут подойди ко мне, чтобы ударить меня, в этот момент я взорву себя гранатой, за одно и боевиков, хоть одного, да заберу с собой. Такая страшная была ненависть к ним, а главное, что я не боялся этого сделать, сейчас даже вспомнить страшно, а тогда столько было смелости, столько решительности, такое желание было победить в этой схватке, только вот силы были неравные, а может, просто, команд слаженных не было.
Мы отдавали обороне всё, но не было поддержки офицерской, не было офицера, чтобы зажечь. Может так у нас, танкистов. Я помню одного пехотного: «все на пол», — орал, он и Савин, они отдавали себе полный отчёт, из тех, кого я видел. А нам бы десятка 2 офицеров, не взяли бы они нас. Потери все, почти, по неопытности.

Я вспоминаю как меня и Лыкова заставляли выдвинуться с ж.д. вокзала, пройти два квартала, там, по данным какой-то разведки, стоял, якобы, на вид не подбитый танк, наша задача была такая, завести машину и приехать на ней на ж.д. вокзал. Тогда я спросил у офицера, отдававшего этот приказ, а какой бортовой номер на этом танке, и он назвал номер, я знал, чей это был танк, командиром был на этом танке один из офицеров, который на тот момент был жив и здоров и находился рядом с нами в вокзале. Я понимал, что этот приказ просто невыполнимый, и представил себе, как это будет выглядеть. Ну ладно, выйдем мы с вокзала, доберемся до танка, но как мы сможем в него залезть, завести и приехать на нем на вокзал, ведь танк был по любому уже под наблюдением у дудаевцев, и они его так просто бы не отдали.

Я задал вопрос, а почему вы не отправляете для выполнения этого приказа именно тех, кто этот танк там трусливо бросил, но на этот вопрос тот офицер нечего вразумительного не мог ответить. Но я догадался, и поэтому наотрез отказался выполнять этот приказ, а так и ответил, кто этот танк там бросил, вот тот пусть идет и забирает его. И сейчас почему-то первым делом при знакомстве с людьми, в своих начальниках я пытаюсь рассмотреть, если в них преданность, ответственность за близких ему или вверенных людей. Сегодня эта категория людей, в очень большом дефиците, она как вымирающая нация, но всё же очень редко, но эти люди попадаются на моём жизненном пути, и прапорщик Храпков был одним из них.
Во 2-й день мы били прицельно, старались не мазать.
Боевики стреляли по нам как с автоматов марки Калашникова, так же и с каких то непонятных автоматов и звучание их выстрелов было похоже на немецкие «шмайсеры». Я четко помню, как мы услышали звучание передвигающего танка, мы обрадовались и посчитали, что танкисты идут к нам на помощь, но этот танк произвел несколько выстрелов по вокзалу, из укрытия, была поддержка артиллерийским огнем, но и артиллерия тоже попадала прямо по вокзалу.

Был какой-то пехотный офицер, он попадал в плен, у него отобрали автомат, но он потом вернулся. Я не помню его фамилии, рост под 180, худощавый, мы потом долго над ним с пацанами смеялись, как так, автомат проебал. Он где-то зашёл на позицию, или что, не знаю, где он был, короче попал к какой-то группе в плен, они его попытали словесно, он всё рассказал, ну это уже было при отходе. Они у него автомат забрали и его отпустили.
Но вдруг я почувствовал удар о мое колено. Какую-то секунду времени я раздумывал, что за дегенерат может передвигаться под таким шквальным огнем, я посчитал, что переползавший по пластунский солдат просто задел меня своим сапогом. Я открыл глаза и увидел, что рядом со мной лежит граната Ф-1, которая влетела в открытое окно, и солдаты, которые зажались от снайперского обстрела. Граната была с запалом и без чеки, ее кинули боевики, которые под прикрытием снайперского огня, спокойно без всяких преград подошли к нам вплотную и находились с наружной стороны вокзала. Нас разделяла лишь бетонная стена.
Не теряя ни секунды, я схватил гранату и выкинул ее обратно, где она мгновенно разорвалась. Очередная попытка боевиков прорваться в здание вокзала не удалась. Я скомандовал срочно уходить отсюда, ползком мы выбрались из этой комнаты, в коридор и спустились в подвал. Мы заходили туда иногда в течении 2-х суток, помещение такое, 4 на 4 метра может, может чуть побольше. И офицеры там сидели, я видел. По-моему там даже окна были как бы наверх, я еще подумал, «гранату кинут, всем хана», как бы ниши такие, что ли, на асфальт туда выходили, но я могу сейчас ошибаться. Эта граната меня очень сильно встрепенула, я понимал, что здесь нельзя оставаться ни одной лишней секунды, что зажатые в подвале мы можем просто быть отсечены от своих.

Мысли так и роились в моей голове, опережая происходящие. Я сказал солдатам, что срочно нужно выходить отсюда. Я слышу — стрельба, бой идёт наверху. Пацанам говорю: «Давайте, выходим отсюда, пока нас здесь не отрезали». Но все стояли, как вкопанные, тогда я первый начал выходить из подвала. Выйдя оттуда, я осторожно осмотрелся, боевиков не было, стрельба наших солдат была еле слышна, нужно было уходить оттуда мгновенно, но когда я оглянулся, то сзади меня я не увидел ни одного солдата.

Я пошел назад и увидел, что солдаты стоят, как ни в чем ни бывало внизу в конце лестничного марша. Я спустился и первого стоящего солдата схватил за бушлат и потащил за собой. Поднявшись наверх, я глянул, солдаты гуськом двигались за мной. Поднялся, смотрю, нет ли боевиков рядом, никого. Нужно пробегать, думаю, смотрю, сзади опять никого. Спускаюсь третий раз, чуть не волоком вытаскиваю их оттуда и вот таким методом мы вышли из подвала.
Мы вошли в какую-то комнату, слышу стрельба уже реже, тише. И вот когда мы выбегаем туда, по-моему, в зал ожидания в большую комнату 2-х этажной части здания, чтобы пройти туда, в эти двери, что на пути, смотрю, там баррикады наложены и сидят 2 пулемётчика и я туда-то к ним прыгаю. Один мне ещё говорит «если бы не твой шлем [танкистский шлемофон], мы бы вас положили», то есть они уже конкретно эту часть вокзала отрезали, ждали боевиков, вот-вот уже должны были зайти уже с этой стороны и мы тут из подвала выскочили и на наших вышли, вот так.

Для меня эти слова почти ничего не значили, т.е. мне было совсем не до них. Ну мы начали, ты справа прикрываешь. ты слева, ты коридор делаешь. Выскочили из вокзала. За нами были раскрыты двухстворчатые двери, которые выходили на ж.д. путь и в них по одному, отстреливаясь по сторонам, солдаты выбегали из ж.д. линию.
Через месяц после выхода, я случайно встретился с ним, и он расскажет мне, что после ухода нас с вокзала, боевики зайдут в вокзал, раненых будут добивать, потом на привокзальной площади устроят праздничный фейерверк, по поводу провала штурма. Он выждет там несколько часов, а когда все успокоится, он потихоньку начнет выбираться из вокзала, и скажет мне спасибо за то, что был свидетелем моего разговора с местными жителями, которые говорили мне как лучше уйти из города. Выйдя из вокзала он пошёл по ж.д. полотну и, вроде набрел на каких то десантников к которым и прибился.

Было темно, но всё горело огнём, и там была небольшая как бетонка перед асфальтом и путями. Она метров на 30 вдоль путей просматривалась, а уже далее темно было. Нам нужно было вдоль железки этих 30 метров проскочить, в сторону парка. Когда пробежали это расстояние, была ещё команда прикрывать, по сторонам стрелять.

Ещё рядом с вокзалом было какое-то здание недостроенное кирпичное. Вот я рядом с этим зданием лежал, там ещё был, огораживал, какой-то забор бетонный, вот возле этого забора я и лёг, как баррикада там какая-то была. Я стрелял в сторону «дома Павлова», там ещё рядом какой-то гранатомётчик лежал ещё, он с гранатомёта бил, а я стрелял с автомата. Гранатомётчик рядом лежит, ещё лупит один за другим, говорю — береги снаряды, а он только успевает их насаживать и как даст туда, я ему: «Да перестань ты, придержи маленько, нам ещё выходить», хлестал он по дому Павлова, я то понимаю, бьёт-то он не по целям, даже не метит, бьёт. Уже 2 или 3 осталось стрелы, я говорю: «Да прибереги ты, осталось-то совсем мало, млять, пригодится нам ещё их бить», — я же не знал, что они нас отпустят-то, думал, за нами пойдут! Думал, всю дорогу будем от них отбиваться, пока не выйдем из этого города. Я прикрывал, пока все не выйдут. Наблюдал в сторону «дома Павлова», едва услышал, что кто-то меня зовёт, Денис, Денис, когда я посмотрел, в двух метрах от меня был какой-то автоматчик, пригляделся — танкист, я узнал его — это был Исаев Иван он тоже «тоцкий», мы не виделись примерно с неделю, потому что были на разных танках, он ещё «р» не выговаривал, я подскочил к нему и спросил у Ивана патронов. Иван мне достал две пачки патронов из кармана танкача, я забрал патроны в, этот момент к нам подскочил пехотинец гранатометчик и выстрелил по «дому Павлова», на этом мы расстались и больше с Иваном Исаевым не встречались. Иван погибнет при отходе. Его найдут спустя некоторое время без ног… Потом Суфрадзе, когда приехал к нам в Червлёную, он что-то начал говорить, вот типа, они в Грозном технику подбитую собирали и раненных обсматривали обзванивали и вот он когда приехал, мне говорит, что Исаева Ивана нашли, говорит, ног нет, туловище одно и нашли Пашу Дудырева, тоже мёртвый, обгоревший, на танке лежал.

Когда пошли по железке, я помню, что впереди шёл танк, и на нем было много раненых, еле плёлся, мы за ним шли, он не стрелял ни по кому, просто шёл, за ним ещё бочка какая-то плелась [прим.: видимо те самые баки, что не сняли перед штурмом]. Преследования за нами не было, на обочине мы наткнулись на две БМП брошенные или БТР, на вид они были целые, я залез в десант, там горело освещение, никого не было, ни раненных, ни убитых. Я быстро поискал патроны, думал авось кто забыл ящичек, просто у всех проблема была, патроны-патроны, ничего не нашел и вылез из БМП. На вид они вроде как даже и не подбитые были.
Так тихонько мы дошли до края города, перебежками, кто ползком, кто как, танк заглох, и мы сняли раненых с танка. Потом я подхожу. Лежит вот этот офицер [Аденин] и вокруг него стоят солдаты, там стоял Суфрадзе, я точно помню. Команда такая, положить его на автоматы и понести.


Я считай, шёл самым последним, я взял этого Аденина, положил на свой автомат, мы его подняли, он был очень тяжёлый. Мы танк бросили и пошли в сады. Шла пехота рядом, вроде как нас обгоняла, 3-4, может с десяток-два, касок, я их прошу, подмените, кто-нибудь, ноги подкашиваются, салага, 19 лет, а он очень тяжёлый, плюс еды не было, от перепуга до страха, хоть бы кто посмотрел в мою сторону, ни один, все за свою жопу, блядь. И эти каски как шлёпали вперёд, так они нас обогнали и дальше пошлёпали. Потом мы в гору поднимались с этим раненным по садам, мы его не хотели бросить, ну было такое, мы его положим, отдохнём, посидим-посидим, потом опять берём и опять тащим, потом пронесём, снова положим, потом далее пойдём. Танк был брошен, не сориентируюсь, ну нам нужно было уходить в гору. Но танк шёл – это точно, впереди, шёл еле-еле и мы еле-еле. Суфрадзе со мной нёс, мы с ним лицо в лицо были. У Аденина было ранение обеих стоп, когда перекуривали, кто-то из офицеров сказал «две ноги перебиты», сам-то не рассматривал, не до того было.

Так мы поднялись на возвышенность, и город оказался внизу. Мы остановились, и я видел, как полыхал город, как в центре города множество трассирующих пуль улетали в ночное небо, это, наверно, и был фейерверк, о котором мне потом расскажет танкист Баянов. Напротив нас располагалась какая-то гора, и по ней вниз спускались в город какие-то боевые машины.
От усталости мне захотелось просто закрыть глаза, и немного прилечь на снег, и я отключился, придя в чувство от холода, я открыл глаза и поднялся, правая сторона моего бушлата застыла ледяной коркой, я испугался и подумал, что воспаления легких мне обеспечено, этого мне совсем не хотелась. Мы не знали, сколько нам предстояло блуждать, никто не знал. Посчитались, 142 человека вышло.

Когда вернулась разведка, она доложила, что впереди находится блок-пост наших войск, к счастью у них был БТР, он подъехал к нам, и мы погрузили всех раненых на него. Вскоре он их увез. Мы дождались рассвета и двинулись, не знаю куда, по какому-то полю, мы шли очень долго, ноги не передвигались, на поле была сплошная глина. Прапорщик медроты заставил меня нести свой бронежилет. Мы ещё пулемет с танка несли, какой-то нам дали, тяжело, а тут ещё он свой бронник.

Так мы прошли несколько километров, и наткнулись на какой-то дудаевский укреп район, там было очень много скрытых землянок, они были профессионально вырыты, с воздуха не увидеть. Мы посчитали, что эти землянки боевиков и что они ушли отсюда совсем недавно, был оставлен дня 2 как. Совсем небольшие лазы были, спускаешься, а там землянка. По штукам 3-4-м я полазил, но их там было больше 10 штук.
Потом откуда-то появилась БМП, и часть солдат и офицеров забрались на броню, также туда забрался и тот прапорщик из медроты и тогда он забрал с меня свой бронежилет. БМП понемногу вывозила личный состав бригады к месту дислокации, где стояли палатки, там нам оказали первую мед помощь. Через несколько дней нас вывезли в Моздок. Там, через некоторое время, нам предоставили новые танки, произошло пополнение танкового батальона. Приблизительно 20 января 1995 года, перейдя на танках через перевал, мы прибыли в аэропорт «Северный» города Грозного, для получения нового боевого задания. В Чечне я прослужил почти пол года, участвовал в операциях по разоружению незаконных вооруженных бандформирования в Чеченской республике, но в такие страшные сражения больше не попадал.

Не знаю, каким образом, но мы выехали на привокзальную площадь. Я увидел большое скопление боевой техники, машины стояли почти вплотную друг к другу. Мы подъехали и остановились с торца правой стороны «дома Павлова». Оглядев привокзальную площадь, я развернул пушку от вокзала в противоположную сторону. Под нами была асфальтированная улица, мы увидели, как группа неизвестных вооруженных людей, не похожих на солдат, передвигалась вдоль улицы от нас, прямой наводкой я выстрелил из пушки. В башне стоял ужасный запах пороха, мне казалось, что наступали сумерки. Неподготовленные к боевым действиям в городе солдаты, встретили ожесточенное сопротивление со стороны бандформирований, опытных отрядов боевиков.

Солдаты сильно устали от происходящего. Все ждали только одного, когда подойдет обещанная помощь, это так вселяло силы. Я слышал, как прозвучала команда, что к нам идет десант, но не может выйти на вокзал, т.е. заблудился, он по рации просит нас показать место своего нахождения сигнальной ракетой. Вместо одной ракеты в небо взлетело около десятка. Целый салют посылался, такой прилив сил, думаем, ну всё, сейчас, сука, всё, дадим вам. Мы поверили, что к нам идет помощь, я почувствовал в себе прилив сил, смелости. Ну, думаю, сейчас подойдет десант, и мы еще посмотрим, кто кого. Я принялся обстреливать дом, заметил, что и солдаты тоже как-то зашевелились, участилась стрельба с нашей стороны, наверно внутри своей души каждый из нас думал именно так же, как и я. Но этого подъёма хватало максимум на час, не более, потом разочарование, нет никого. Прошло два часа, потом еще два часа, а помощи так и не было.

Наискосок от меня, в вокзальном двухэтажном выступе располагалось окно, чуток правее 2-этажной части, гранатометчик боевик с верхнего этажа «дома Павлова» произвел выстрел в это окно, и попал в широкий бетонный косяк. Я сидел в ресторане, судя по схеме вокзала, я был с левой стороны, а ударили в правую. Я повернулся на удар и увидел, как рикошетом граната от бетонного косяка залетела во внутрь вокзала и упала на выложенный кафелем пол, примерно в пяти-семи метрах от меня. Она как детская юла вертелась и ползала по бетонному кафельному полу, горела ярким огнем, как будто сварка, и сильно свистела. Я застыл и не мог оторваться от увиденного, зная, что сейчас она рванет. Я зажался и зажмурил глаза, через несколько секунд прозвучал взрыв, он оказался таким сильным и проницательным, что его звук проник мне через весь мозг. Я открыл глаза, мне казалось, что я стал каким-то очень медленным, или состояние похожее на очень сильно пьяного, в голове очень сильно гудело, ноги с трудом слушались, земля улетала из-под ног, голова мыслила об одном, нужно срочно переползать в другое укрытие. Я вроде бы на немного даже отъехал, очнулся, вроде все снова по окнам сидят, в ушах шум, головокружение, шлем снял, с уха кровь идёт, по голове аж бьет, давит на мозги, надел шлем обратно, вроде норма, он же приглушает всё это дело.

Я взял в руки свой АКС, поднялся и подполз к одному из окон. Рядом, я узнал, был Лыков, Ковальчук И., Ковальчук Н. и два пехотинца. Немного отдышавшись, я стал стрелять. На тот момент с вокзала ответных выстрелов практический не было, да и вообще мне казалось, кроме нас здесь, наверное, нет никого. Где-то в одноэтажном крыле слышалась не активная стрельба автоматчиков. Боевики куда больше обстреливали вокзал, чем мы отвечали, готовясь к самому худшему, мы страшно экономили патроны.

Сегодня я иногда вспоминаю эти события и меня удивляет то, что среди офицеров, безусловно, кроме комбрига Савина, Суфрадзе, и еще трех или четырех незнакомых офицеров, не было ни одного человека, который на тот момент мог отдавать хоть какие-то приказы, или в которого можно было просто верить, т.е. за кем пойти, за кого можно было бы и умереть без страха выполняя его приказ, зная заранее, что он невыполним.

У меня в голове не укладывались мысли, как так, все знают, что мы уже на протяжении вторых суток конкретно погибаем здесь, и никто не может нам помочь. Я представлял, что Россия могучая, сильная. Когда я учился в школе, нам повторяли эти слова всегда, я тоже так считал, что Россия огромная и сильнейшая страна мире. И я думал, что я никогда, по большому счету, не стану лицом России. В школе я учился плоховато, это круглые отличники да пятерочники, они должны представлять лицо России, но когда я оказался здесь, именно в окружении, я понял что вот, Денис, среди огромной и могучей России именно ты и те, кто с тобой рядом, именно мы и были лицом всей огромной и необъятной России.

Продолжался бой, мое состояние после минновзрывной травмы то улучшалось, то ухудшалось, меня сильно тошнило, в глазах летали какие-то круги. Я и еще несколько пехотинцев, а так же танкисты: Ковальчук И., Ковальчук Н., Лыков В., Боянов А. — занимали оборону на первом этаже в одной из комнат ж.д. вокзала, и вели прицельный огонь через выбитое окно, не давая боевикам приближаться к вокзалу. В тот момент я находился рядом с подоконником, и в позиции стрельба с колена вел бой. Из пятиэтажного дома, находящегося напротив, где разместились боевики, снайпер начал по мне стрельбу, он как будто специально меня выслеживал. Первым выстрелом по мне он промахнулся, пуля ударила в подоконник, я моментально среагировал и лег на пол, под подоконник, снайпер продолжал вести прицельный огонь, не давая мне поднять головы, пули ложились рядом с моим телом, ударяясь о бетонный пол, осколки от бетонного пола летели мне в лицо. Я прикрыл глаза, чтобы они не засорились. Зажавшись под подоконником, я чувствовал себя спокойно, я понимал, что за бетонной стеной снайперу меня не взять, и ждал момента, когда у снайпера закончатся патроны, чтобы выразить накопившеюся злость.

Тогда из подвала все-таки вышли не все, побоялся выходить. Азат Боянов, танкист, когда мы все ушли из вокзала, он спрятался в подвале в вентиляционную трубу «вытяжку», его занесут в список пропавших без вести, в убитых не числится.

Когда вышла основная часть, а может и все солдаты, мы двинули из города по ж.д. полотну. Савин с нами прям и уходил, вроде. Я БМП вообще не видел, но я когда находился в вокзале кто-то из пацанов сказал, что мол вроде сейчас БМП отправляют. БМП, говорит, отправляют, раненных забрали всех туда, кого можно, говорит, прилепили белые флаги, красные кресты нарисовали, ну может быть и рисовали, вот якобы их отправили, но их неподалёку от вокзала и хлестанули, говорили так, и всех перебили, но это как я слышал, правда, нет, не знаю.

Когда наша бригада, выходила из Чечни, и мы производили погрузку бронетехники на ж.д. платформы станции Червлёная-Узловая Сев. Кав. ж.д., то на перекуре, я услышал, как один пехотинец рассказывал, что он был 01.01.1995г. в окружении на ж.д. вокзале, и что боевики кинули гранату в комнату, где он находился с другими солдатами.

— Хорошо, что какой то танкист не растерялся, схватил гранату и выкинул ее обратно.

Я стоял от него в двух шагах, и смотрел на его встревоженное от рассказа лицо. Я понял, что этот боец был со мной тогда, в той комнате на вокзале, но ни он меня в лицо не знает, ни я его не знаю. Дослушав его рассказ, я молча отошел в сторону к своему танку. В мае 1995 года я был уволен в запас из рядов Российской Армии по окончанию срока службы по призыву.

За тот подвиг с гранатой я получу медаль А. Суворова спустя 9 лет после службы, причём, бороться за её получение пришлось сложнее, чем ее заработать.

     В Чечне танкистов считают за смертников, и аргументприводят один — «чехи» в Грозном сжигали колонны танков не особо напрягаясь. Это конечно факт, но отношение к этой боевой машине сложилось предвзятое иповерхностное. Это дилетанская точка зрения, и вот почему: Т-80 — танк очень не плохой, выносливый и надежный, если с ним правильно обращаться. В том, что произошло с танками в Грозном- вина экипажей и отцов-командиров. Жечь танки, когда они расставлены вдоль улицы как в тире- много ума и умения не надо. Это всё равно, что прийти в парк боевых машини сжечь танки прямо в боксах. Если в городском бою эта машина работает подприкрытием пехоты — взорвать или сжечьеё становится довольно сложно. ТанкТ-80 имеет активную броню из пластита, который, при попадании снаряда или гранаты взрывается. И отбрасывает беду от себя. Так же в танке имеется система пожаротушения, надо только закрыть люки, одеть противогазы и нажать противопожарную кнопку, но почему-то об этом мало кто знает. И вообще танкТ-80 набит под завязку разными необходимыми полезностями. Это и лазерный прицел-дальномер, позволяющий (приумении) легко попадать из пулемёта нарасстоянии в 300-500 метров в самые маленькие мишени, а из пушки ложит снаряды на километр и больше в одну точку (даже находу). Это и двух плоскостной стабилизатор, благодаря которому, пушка смотрит в одну точку, даже если танк крутиться на месте или ныряет по ямам. Это и танковый баллистический вычмслитель, который сам считает поправки, и не надо забивать голову формулами, можно поражать цель без пристрелочных выстрелов. Механизм заряжания уменьшает время между выстрелами до семи секунд, а секунды на войне решеют очень многое. Танк Т-80 умеет летать (правда нихко и не далеко), легко преодалевает водные преграды и стенки до метра. Если стена выше метра, танк её просто проламывает. Слабое место у танка — это гусеница, но если пехота или другой танк прикрывает, экипаж меняет разбитый трап за 15 минут ( а если прижмет, то и побыстрее). При помощи встроенного ковша (крота) Т-80 очень резво самостоятельно закапывается в грунт. Ещё танк — это мощная рация и зенитный пулемет НСВТ калибром 12,7 мм, стреляющий и бронебойными, и разрывными патронами, а танк в окопе идеальный ДЗОТ, и неплохое основание для взводного опорного пункта, взвод пехоты не даст вражеским гранатометчикам сжечь танк, а танк в состоянии, ненапрягаясь отогнать противника на километр и более. Т-80 работает на турбине и питается керосином — это реальная помощь для танкиста в борьбе с самым главным врагом на войне — со вшами. Отмоченное в керосине белье сохнет на турбине в течении десяти минут, вши в ужасе сбегают очень на долго. И ещё не надо ничего на себе, снаружи и внутри танка вмещается огромное количество всего и вся (танк может и прицеп за собой таскать). Т-80 радует толщиной брони и проходимостью, ему не нужны дороги…
.

Но всё огромное количество плюсов этой супермашины превращается в ноль, без нормального обученного экипажа. Ведь воюет не танк, а люди, которые сидят внутри этого самого танка. Если наводчик-оператор видит цели и разбирается в них, если механник-водитель может заставить танк бегать, прыгать и летать, и умеет совершать маневр ухода от ПТУРа, если командир танка видит поле боя, следит за тратой боекомплекта, и умеет работать с соседямии приданными подразделениями — такой танк уничтожить очень и очень сложно (хотя и никто не от чего не застрахован)…

.

… Гойтенкорт-это гора, доминирующая над окружающей местностью, на которой окопались рота пехоты, усиленная танковым взводом (правда и рота не полная, и танковый взвод состоит из двух танков). Этот блок-пост ничем не отличается от сотни таких же блок-постов разбросанных по всей Чечне., но с ним явно что-то не так. Уже месяц, как я со своим танком нахожусь на нём, но ни одного дня не чувствовал себя спокойно. Может это предчувствие беды, а может просто усталость, тем более, что всё чеченское здесь настроенопротив нас. Чечен-грязь похожа на пластилин, через минуту ходьбы ботинки становятся неподъемными, грязью заляпано всё вокруг. Чечен-деревья сначало удивляют колючками длинной в десяток сантиметров, но ещё больше удивляешься когда их распиливаешь на дрова, такое чувство, что пилишь, что-то железное ,спил выглядит, как отполированный. И уже не удивляешься, а реально материшься, когда пытаешься топить этими дровами печку, горят они если только порубить их до сотояния спичек и залить керосином.Так что валим танками и палим в печке телеграфные столбы. Но больше всего на нервы действует зимняя чечен-сырость.Сырое всё вокруг, что не сырое, то мокрое. Но при этом ни на Гойтенкорте, ни рядом, нет воды. Ни то что питьевой, но и помыться тоже нечем. Моемся чаем, благо его дают без сахара и в относительно неограниченных количествах.
.

В начале войны гору штурмовали морпехи, И теперь по Гойтенкорту ходит легенда, что здесь похороненны боевики, а так же наши неопознанные солдаты. Я оползал всю гору кругом, но не нашел ничего хотя бы издали напоминающего могилы, хотя окопов и траншей вокруг нарыто немеренно. Оно и не удивительно, рядом перекресток дорог на Баку и Гудермес, на Беной и в Дагестан, кто здесь обороняется, тот и контролирует все эти пути. На перекрестке находится чеченское село Мескер-юрт, а напротив него 15-ый блок-пост.
.

В секторе обстрела моего танка всё серое. Черно-серое поле, по которому уже неделю ползает какой-то подозрительный трактор, светло-серое небо сыплет то дождь, то снег. Вдали зимне-серый лес без листвы, и на горизонте угрюмо-серые горы. В душе тоска и тревога, ничего не происходит, никто по нам не стреляет, не нападает-перемирие блин. Хотя эта тишина стремная, на мой взгляд 15-ый блок-пост является довольно легкой добычей для боевиков, и чем больше я думаю о возможности нападения «чехов» на блок-пост, тем не уютней мне здесь становится. И если Гойтенкорт ещё как-то можно удержать, то 15-ый блок-пост обречен. С одной стороны в ста метрах село Мескер-юрт, с другой в пятидесяти — «зеленка». Взять блок-пост в клещи ничего не стоит: из «зеленки»три-четыре снайпера уткнут всех лицом в землю, а из села пойдут «чехи». Притаких раскладах остановить их будет некому. Воины не то что до БМП, до окопов не добегут, и через минуту «чехи» будут уже на блок-посту. И тогда, как говорится, живые позавидуют мертвым. И это только один из вариантов. Но похоже, что здесь до этого никому нет дела. Тень разгромленной на Новый год в Грозном «Майкопской» 131МСБр витает над блок-постом. Я конечно, готов умереть здесь, если до этого дойдет, но я хочу сдохнуть героем в бою, а не бараном на бойне.
.
Злых примет тут хватает: во-первых, местные жители взялись в последнее время часто оставлять перед блок-постом водку ящиками. Во-вторых, от нечего делать я разглядывал рынок у Мескер-юрта через прицел, и ясно видел там пару раз гражданских с явно славянскими рожами, а их тут не должно быть по определению. Ну и в-третьих, изменилось отношение к нам местных. Если месяц назад они нас как-бы не замечали, то теперь они явно показывают свою вражду. Встречаясь взглядом проводят большим пальцем по горлу, или орут, что нам скоро конец. У меня сформировалась навязчивая мысль, что этот блок-пост доживает последние дни…
.

С утра на Гойтенкорт заезжали разведчики во главе с Серегой «Квадрат». С ним я познакомился ещё в Грузии в 93-ем году, и с тех пор надолго мы не расставались. Я описал ему ситуацию, свои подозрения и спросил совета. «Милый предложил вариант, сваливать с блок-поста переводом в разведроту, и пообещал сегодня же накатать раппорт от моего имени, и протолкнуть его, с помощью литра водки, через строевую часть.
.

…Зампотех танковой роты, выполняющий на Гойтенкорте обязанности командира взвода, счёл моё желание перевестись в разведку за предательство, и в наказание поставил меня на всю ночь охранять оба наших танка, а заодно топить печки в палатках. Я, как городской житель в пятом поколении решил, что если набить печку дровами доверху, и ещё закидать дров в трубу, они будут постепенно прогорать и оседать, и мне не надо будет бегать их подбрасывать каждые 15 минут. Сказано-сделно. Я забил обе печки дровами и забрался в танк помечтать о подвигах.…
.
Обе палатки вспыхнули одновременно, и сгорели за секунды. Пацаны спали не раздеваясь, и повылетали наружу моментально, держав одной руке автоматы, а в другой сапоги. А вот на зампотеха было жалко смотреть. Ему было жарко, и спал он в одних кальсонах. Когда выскакивал, не знал, что хвататьв первую очередь, по этому сгорело всё. Пацаны, похоже даже толком не проснувшись долго думать не стали, махнули на все рукой и поперлись досыпать в палатку пехотинцев. А зампотеху было куда как хуже, сгорели оружия, документы, одеждаи все что у него было.
.

Кое-как переночевав в танке, зампотех с утра поставил нам задачу, во-первых, найти замену палаткам(и не волнует, где и что вы найдете, к вечеру что бы было) и во-вторых закопать жилье в землю на два метра (а в наличии одна лопата и один лом). После чего, как был в чьих-то раздолбанных кирзачах и промасленных обносках сел и укатил вбригаду. Мы сели перекурить,полумать чего делать. Долго не думали, вспомнили, что у рынка стоял вагончик в котором, местные соорудили кафе с многообещающим названием «Мечта». Единогласно решили, что местные всеравно нас не любят, а вагончик идеальная замена нашим сгоревшим палаткам, запрыгнули на танк и помчались на рынок.…
.
Чечены до последнего момента не врубались что мы делаем. А мы решили, что если подходить спрашивать или хотя бы предупредить, то мы скорее всего вагончик не получим.Так что сделав морды ящиком просто подкатили задним ходом , зацепили тросом и дали по газам. Из вагончика что-то крича, с круглыми глазами на ходу выскакивали посетители. Эксцессов не случилось, стрелять не пришлось. Уже на месте обнаружили, что кроме вагончика нам достались два пропанновых баллона, немного продуктов и несколько порций готовых шашлыков. Перекусив, здраво решили, что танк-он на то и танк, чтобы не напрягаясь рыть ямы больших размеров.
.
И вот тут начались проблемы. Ковш танка — «крот», прирос к машине, и не желал опускаться, видимо до этого им никогда не пользовались. Нам понадобилось два часа и усилие всего экипажа, чтобы его оторвать. На этом проблемы не кончились. От палаток остались квадратные ямы в метр и танк никак не хотел цеплять грунт. Промучавшись и поматерившись ещё пару часов, решили рыть яму вручную, но оказалось, что«крот» восстрел окончательно и не хотел складываться обратно. И тут нам пришла самая тупая мысль, за день выдолбить колею такой глубины, чтобы танк лег дном на грунт, и тогда, «крот» захлопнется обратно. «Крот» наконец-то встал на место, но танк лежал днищем на земле, гусеницами в пустую месил чечен-грязь и не двигался с места. Бревно для самовытаскивания уже давно сгорело впечке и пришлось отряжать экспедицию в «зеленку» за подходящим деревом (хорошо хоть топор нашелся…).
.

Танк сдернулис места одновременно с появлением зампотеха. Яма вырыта не была, керосина в танке тоже было на нуле, меня обвинили в поджоге, саботаже, неисполненном приказании. Я возразил и произошла драка. Нападение на офицера, дело серьезное и на следующее утро зампотех повез меня в бригаду на разбор полетов. Но я был спокоен, крупным счетом я был переведен в разведку, и дела танкового батальона меня уже не касались, да и наказывать меня было особо не за что. В голове крутилась одна мечта, добраться до горячей воды и наконец-то помыться по-человечески, а остальное потом.
.
08.03.96г 15-ый блок-пост был уничтожен. С Гойтенкорта не слышали ни одного выстрела, а когда с утра повезли им завтрак, все на блок-посту были мертвы. Рынок не работал, и в Мескер-юрте стояла гробовая тишина. Местный старик рассказал разведке, что вечером на блок-пост пришла колонна из БТР и двух камазов. Хохлы западники изУНА-УНСО воевавшие на стороне «чехов»переодетые в российскую форму объяснили,что они федералы, что заблудились и попросились переночевать. Ночью не особо напрягаясь хохлы вырезали блок-пост(в полном составе), собрали технику и оружие, и прехватив с десяток пленных растворились в неизвестном направлении.Это война… Перемирие наконец-то закончилось.