Как все для меня начиналось
Начну сначала, опущу все подробности того, как попал в Чеченскую республику, напишу лишь, что был направлен в командировку из 239 гв. танкового полка 15-й гв. танковой дивизии (Чебаркуль), в которой занимал должность командира танкового взвода, соответственно, на аналогичную должность в танковый батальон 276-го мотострелкового полка. Это было в начале 1996 года. Выехали мы на Старый Новый год, по-моему, на поезде Челябинск–Минеральные Воды. Ну, понятное дело, бухали всю дорогу… Из Минвод электричкой до Моздока, в Моздоке просидели 3 дня (не было погоды), – тут я первый раз ощутил, что такое палатка без утеплителя и буржуйка. Наконец, то ли 18-го, то ли 19-го января транспортным вертолетом Ми-26 с группой бойцов, следовавшей, видимо, на пополнение 205 МСБр (точно не помню), перелетели в Ханкалу. Бойцов высадили в Северном. Наша группа офицеров и прапорщиков состояла человек из двадцати, включая замполита 239-го гв. танкового полка подполковника Козлова, следовавшего на аналогичную должность в 276-й МСП, но не все ехали в 276-й, часть – в 324-й МСП, тоже уральский.
В Ханкале сказали, что вертолета до утра не будет, и придется ночевать здесь, хорошо, что «направленец» (человек, который занимается пополнением, встречей офицеров, следовавших на замену, который прикомандирован к штабу группировки) оказался моим однокашником, точнее, вообще был у меня в училище ЗКВ. Олег Касков (впоследствии Герой России) приютил меня, провел как-то в штаб группировки, в комнату «направленцев». В училище (Челябинское ВТКУ) у нас с ним были неплохие отношения, часто отдыхали вместе на 3-4 курсах.
На месте
Танк с масксетью, на нем я в разгрузке (сшита из плавжилета) с автоматом. Танк №434, иногда ходил на нем в колону, хороший танк (душа лежала к нему, как и к №431). Мехвод танка – Смертин, отличный мехвод, жаль что его нет на фото. На прожекторе «Луна» не установлена крышка, а вообще-то на ней был знак «Охотники за привидениями»
На корме танка с надписью «Барнаул С», блок-пост на дороге «Автуры-Новая Жизнь». На этом танке я ходил в колонну, и так как экипаж был барнаульский (впрочем вся рота была из Барнаула), а я исполнял обязанности комроты, то Костя Дерюгин (штатный командир танка №431) написал «Барнаул С» (С – наверное, значит командирский). Костя слева от меня, на переднем плане – командир танкового батальона (на корточках в светлой кепке) подполковник Меньшиков. Приблизительно середина мая 1996 г.
Палатка офицеров 2-й танковой роты. Бухаем! Справа от меня – комзвода 2-й ТР Саня Александров (Алекс), одного со мной года выпуска (1995 г.), но только учился в другой роте ЧВТКУ (в 6-й). Еще правее – командир танкового взвода 166-й МСБр, 1994 г.в. ЧВТКУ, фамилию, к сожалению, не помню. Расположение 276-го МСП, Курчалой, приблизительно июль 1996 г.
На фоне танка 2-й роты с написями «Веселый роджер» и «Южный урал». «Южный урал» – потому что многие были из Чебаркульской дивизии(большинство офицеров и прапорщиков), а «Роджер»… в общем, часть танков 3-й (моей) роты несла флаг «Веселого Роджера». Брали черный утеплитель от палаток и нашивали на него череп с костями вырезанный из простыни. Расположение 276-го МСП, приблизительно конец июня 1996 г.
В папахе на башне танка. Только что прошла замена солдат, что в дальнейшем сказалось в Грозном. Расположение 276-го МСП, июль 1996 г.
В кабине «Урала» в темных очках. Блокпост возле Курчалоя, приехал проверять своих. Май 1996 г.
В землянке, в окружении своих подчиненных, фото сделано после замены бойцов. Расположение 276-го МСП, конец июля 1996 г.
На утро вертолетом Ми-8 я прибыл в расположение 276-го МСП, он тогда дислоцировался в районе н.п. Автуры и Курчалой, примерно между ними. Распределили в 3-ю танковую роту на должность командира 1-го танкового взвода. Командиром ТР был капитан Валерий Чернов, который прибыл из Челябинского ВТКУ с должности командира курсантского взвода, я командовал 1 взводом, л-т Олег Касков (в командировке в Ханкале) – вторым. Лейтенант Влад [……..], тоже выпускник нашего училища, но на год старше, командовал 3-м танковым взводом. К моменту моего прибытия Влад, Олег и комроты Валера Чернов пробыли в Чечне примерно 1-1,5 месяца и пока еще не воевали. Влад ходил авианаводчиком с колонной снабжения полка (позднее я его сменил в этой роли). Мы первые, кто приехал на 6 месяцев официально, раньше ротация была через 3 месяца, но, бывало, и 4, и 5 и даже больше торчали.
Я сменил Серегу Битюкова, он тоже был командиром взвода курсантов в ЧВТКУ, старший лейтенант. Помню, отдал мне разгрузку и дополнительные магазины к АК и спросил: «Ты танк с «крючка» заводить умеешь?». Я говорю: «умею» (мне на стажировке в Елани показали). «Значит, – говорит, – толковый». И дал мне еще ключ для взрывателя ОФС, а потом и личный гильзоизвлекатель для ПКТ. Он вообще грамотный парень, все мне показал, все объяснил, мы с ним на танке по всем блокпостам полка (в пределах расположения) прокатились, я довольно быстро сориентировался в полку. Кстати, на одном из магазинов его АК было написано: «Любимому Джохарке от Сереги Битюкова».
Матчасть
Танки в батальоне – Т-72Б1. Примерно половина из них были довольно старые машины еще с первого Грозного. В 1-й танковой роте многие без бортовых экранов, командир роты Олег (фамилию, к сожалению, не помню). Во 2-й ТР, где командиром был Самойленко Александр, – там старых и новых танков примерно пополам. З-я ТР была полностью укомплектована свежими машинами с базы хранения 1985 года выпуска. Примерно за месяц до моего появления их в полк пригнали, с ЗИПом проблем особых не было – в общем, повезло мне. Точное количество машин в батальоне не помню, что-то около 25. Полк был неполным, было 2 МСБ (БМП-1), ТБ (Т-72Б1), АДН (2C1), ЗДН (несколько «Шилок»), ну и роты.
Примерно через две недели началась операция, которая впоследствии, получила название «Новогрозненской». От нашей роты требовались в сводный отряд 276-го МСП 2 офицера – командир роты и командир взвода. Поехали Валерий Чернов и я, а также 4 танка, в том числе танк комроты, 2-го взвода (моего), и танк 3-го взвода с каковым минным тралом. Я был назначен в ГПЗ (головная походная застава), впереди шел танк с тралом (он же дозорный), потом еще 2 танка и БМП, затем – основные силы рейдового отряда (точный состав не помню, около 20 БМП и 10 танков, ИМР-2, БТС, топливозаправщики на базе КРАЗа, машины с боеприпасами).
Двигались днем, на ночь занимали круговую оборону, выставляли охранение. Примерный маршрут: Курчалой – Маиртуп – Бачиюрт. При подходе к н.п. Маиртуп подорвалась на фугасе БМП 166-й МСБр. Их колона двигалась навстречу нашей колонне, я не доехал до места подрыва около 200 метров. Увидел шапку взрыва и приказал остановиться дозорному танку, потом увидел на окраине «зеленки» бронетехнику, доложил и дал зеленую ракету, что означало «свои войска», получив в ответ такую же, продолжил движение. Увидел подорванную машину, она лежала на своей оторванной башне, в днище дыра около 3 кв.м почти от борта до борта. Вокруг лежали бойцы, им оказывали помощь. Сильно ребят поломало, у одного были выбиты глаза (уже наложили повязку) и к ноге в качестве шины примотан автомат, его сильно трясло, место вокруг представляло из себя смесь грязи, масла, крови, патронов и какого-то мусора.
Эта картина четко отпечаталась в мозгу, ведь это были первые увиденные мной боевые потери, наверное, с этого момента я понял, война – это жесть…
Первый бой
Первый огневой контакт произошел у н.п. Бачиюрт, немного выше села. Мы закрепились в МТС или какой-то ферме, вырыли окопы. Спасибо саперам – помогли: за весь рейд ни разу не откидывал лопату. С нами были ИМР (инженерная машина) и БТС, окопы для танков и БМП копали они, впрочем, частично окопы там были, видимо, с предыдущих боев. Их проверили саперы на предмет наличия мин.
В общем, только встали, еще продолжались инженерные работы, как в метрах 100-150 от опорного пункта разорвался дымовой снаряд или 120-мм минометная мина. Помню, что комбат спросил арткорректировщика, он ли вызывал огонь, тот сказал, что нет. Последовала команда «к бою!», и все заняли свои места. Как оказалось, вовремя – тут же последовали два разрыва в расположении сводного отряда. Потерь не было, и все дружно куда-то постреляли, мой танк в том числе. Не знаю… Цели я не видел, не помню, кто давал целеуказание, но сказали, что видели вспышки за холмом. Определился, где, и долбанул 2 раза ОФСом в крону дерева с расстояния примерно 1200 метров. Оба снаряда разорвались в кронах деревьев, выбрал самые густые… короче, по нам больше не стреляли. На следующий день пришел мулла и кто-то из администрации Бачиюрта – просили не стрелять по деревне и еще что-то. Насколько я понял, договориться не удалось, поскольку на дорогу Бачиюрт– Новогрозненское, которое находилось в 300 метрах (может чуть больше) от опорного пункта (мой танк и танк моего взвода стояли фронтом к дороге), вышла толпа преимущественно женщин и скандировала что-то типа «вывода войск».
Не знаю, есть смысл описывать все эти психологические мероприятия, просто, на мой взгляд, они нас задержали, а, может быть, просто не было приказа. Хотя дорога простреливалась и ночью, естественно, по толпе никто не стрелял. Вечером они исчезали, днем мы выставляли блок-пост на дороге. Честно говоря, я не помню, когда нас второй раз обстреляли – до или после прихода муллы, но это произошло, по-моему, на следующий день. Группа офицеров – я, Валера Чернов, комбат МСБ, еще кто-то – стояла за бруствером (по периметру, оборона круговая), внезапно я понял, что мы под огнем.
Мы были обстреляны группой боевиков численностью примерно 15-20 человек. Огонь из стрелкового оружия они открыли со стороны дороги немного левее от простреливаемого участка, с небольшой высоты, которая господствовала над опорным пунктом. Мы среагировали довольно быстро, помню, что я побежал к своему танку. Пока бежал, думал, включена ли «масса», и какое место занять. Снаряда в стволе не было, и открыть огонь из пушки оперативно я бы не смог, поэтому решил занять свое штатное место, нырнул в люк, расстопорил ЗПУ, развернул. Пулемет был взведен. Прицелился (видел вспышки выстрелов) и нажал на спуск. Выстрелов не последовало. Взвел еще раз, опять тишина. Мне тогда казалось, что я все делаю непростительно медленно… Схватил автомат, который лежал на броне, и открыл огонь, выпустил «спарку». Попробовал еще раз разобраться с «Утесом», помню, вставил один патрон, и он выстрелил одиночным, затем вставил ленту, и он заработал. До сих пор не знаю, что было с НСВТ… Потом неоднократно проверял, он больше не отказывал, может его не надо взводить заранее?
Короче, пока я ковырялся, подоспели наводчик и механик-водитель (они занимались обустройством землянки), запустили танк, открыли огонь из пушки и спаренного пулемета. На мой взгляд, как только танки открыли огонь, боевики сразу отошли, и я не уверен, достали мы кого-нибудь или нет. Стреляли мы снизу вверх по гребню сопки, правда, сразу за сопкой (на обратном скате) находилась «зеленка», и ее верх просматривался. Я посоветовал наводчику бить по зеленке, несколько снарядов он положил вполне удачно (Саня Эбель). В общем, потом ходила разведка (разведвзвод МСБ), сказали, что уходило человек 15-20, и кого-то или что-то тащили, насколько я понял, определили по следам.
Второй танк моего взвода открыл огонь одновременно с моим, он находился правее. Основной ошибкой было то, что не назначили дежурных огневых средств, все занялись обустройством… Потерь с нашей стороны не было, бой длился примерно 20 минут, время не засекал, а по внутренним часам в такой обстановке не сориентируешься.
Двигаемся дальше
Примерно дня через 3 мы получили приказ двигаться дальше в направлении н.п. Алерой и Центорой (правда, позже я узнал, что Центорой вовсе не так называется, другое название я не помню, поэтому буду называть Центорой). Эти два населенных пункта составляли между собой практически единое целое. Мы пересекли дорогу Бачиюрт–Новогрозненское, оставив блок-пост на ферме, так что Бачиюрт находился на правом фланге, а Новогрозненское где-то слева (прямой видимости не было). Был сильный туман, в эфире появились первые сведения о противнике, кто-то доложил, что несколько человек перебежало дорогу, по которой мы двигались. Так начался поистине самый долгий день в моей жизни…
Я действовал в ГПЗ, и, должно быть, туман и отсутствие у меня опыта (6-7 месяцев после училища и меньше месяца в районе боевых действий) сыграли свою роль. Я ошибся и встал на высоту, с которой просматривался Центорой, но не видно было Алероя. Меня вызвал комбат МСБ, кстати, они сами не сразу поняли, что ошиблись.
Короче, выяснили, что не туда встали, надо было двигаться на соседнюю высоту, примерно в 1300 метрах. Для этого надо было спуститься в лощину между высотами, а место, на которое мы встали, до этого занимало какое то подразделение ВВ, я так понял, еще летом 1995 года. Окопы для бронетехники были, БТС выкопал еще несколько, пехота тоже начала закапываться. Я шел от КШМки к танку и пялился в карту, в этот момент по нам был открыт огонь, как мне тогда показалось, со всех сторон. До танка было примерно 50 метров, и я рванул… Помню, что бежал практически на четвереньках, помню фонтанчики от пуль перед лицом, а как оказался в танке – не помню. Сразу понять, откуда ведется огонь, я в тумане не смог, видимо, место было пристреляно. Приказал наводчику стрелять по соседней высоте (как раз по той, которую мы по замыслу должны были занять). Почти сразу доложил командир другого танка: «вижу духа». Говорю: «Мочи! Не докладывай!» Он был на другой стороне круговой обороны, давать целеуказание я ему не мог, да там и ротный был.
Их танки были расположены примерно в 70 метрах друг от друга и повернуты ко мне кормой, а выше по склону стоял танк 1-й роты почти параллельно моему танку, только немного выдвинут вперед. Ниже стоял танк с тралом перпендикулярно к моему танку и еще 9 БМП-1, КШМ, БТС, и пара МТ-ЛБ минометчиков и медиков, 131 человек л/с вместе с экипажами: все это по периметру.
Огонь по нам велся из стрелкового оружия, гранатометов, минометов. Пусков ПТУР в первый день не видел, видимо, не пускали из-за плохой видимости. Почти сразу появились «трехсотые» (услышал по связи), потом услышал, что горит БМП. Сразу за кормой моего танка стояла БМП, в 10-15 метрах, окоп ей выкопать не успели. Развернул командирскую башенку и увидел, что БМП горит, из задних дверей поднимаются языки пламени. Мой мехвод (Сергей Буза) говорит мне: «командир, может закроем от огня «беху»?» Говорю: «Давай, только не понятно как прикрыть от огня противника – огонь-то велся с трех сторон». В общем, прикрыли, долго объяснять…
Только встали в окоп, как сдетонировал боекомплект у БМП. Взрыв был такой силы, что одна из дверей врезала по бочкам танку ротного (пустые были), башню вместе с верхним листом корпуса покорежило и отбросило на несколько метров, борта слегка разошлись. Да и нам с наводчиком досталось – весь день тошнило. Люки были приоткрыты (на торсионах болтались), встали на стопор. Потом загорелся МТ-ЛБ минометчиков с минами, его столкнули БТСом с высоты, в том месте был довольно крутой спуск метров 200, он докатился до самого низа, погорел, подымил и потух.
Примерно к середине дня туман начал рассеиваться, прилетела пара вертолетов Ми-24, прошла над нами, и, как только оказались над позициями духов – по ним открыли довольно сильный огонь из стрелкового и гранатометов (вертолеты шли на небольшой высоте). Они сразу взмыли вверх, отошли, развернулись и дали залп НУРСами по высоте. Насколько я помню, они сделали один заход и ушли, вообще. Погода не способствовала применению авиации, спасибо им, что отработали в таких условиях. С артиллерийской поддержкой тоже было не очень, дело в том, что наша полковая артиллерия 2С1 доставала только до н.п. Центорой, и то на пределе, до позиций боевиков на высоте не доставала вообще. Потом узнал, что артдивизион пришлось выдвигать на 3 км из расположения полка, прикрыв его блокпостами. Постепенно выявили основные позиции противника. Они охватывали нас полукольцом: основные позиции проходили по той высоте, на которую мы должны были встать. Эта высота ближним краем подходила к нам на 500 метров, дальним – на 1300 метров (основная сеть окопов на обратном скате) это правый фланг и фронт (от направления движения нашего отряда). Кроме того, миномет за школой в Центорое, тоже справа, немного сзади. На левом фланге – насыпная дорога и лес за ней, примерно 400-500 метров, там же, немного сзади, бетонный забор и 2 большие емкости за ним. Мне тогда казалось, что этот день никогда не кончится…
Перегрузили снаряды из немеханизированной укладки в автомат заряжания. Я сменил наводчика Саню Эбеля – он вывихнул плечевой сустав, только не помню, в какой момент. Короче, пытался вправить прямо в танке, положив руку на рамку выброса поддона, не получилось. Он вылез и лег на корму, благо огонь немного ослаб. Минут через 10 (все это условно, времени я не чувствовал) – садится на место командира. Я ему – ну что? Он говорит – сама на место встала. Мне очень повезло с личным составом, и я благодарен Богу, что мне, молодому лейтенанту довелось командовать и воевать с такими людьми. Спасибо им огромное за смелость и отвагу, за понимание меня, как командира, спасибо тем людям, которые готовили их к боевым действиям вЧечне (СибВО). Стреляли и водили отлично, была практически полная взаимозаменяемость в экипажах, даже мехводы стреляли и умели включать СУО, все были одного призыва, так что разногласий не было. Думаю, это одна из причин отсутствия потерь в этих боях, если не основная… Но я отвлекся…
Воюем…
Всех обстоятельств первого дня я не помню. Бой то разгорался с новой силой, то утихал, и так до вечера. Начало темнеть, доставили боеприпасы на двух МТ-ЛБ с боевым охранением, пополнили боекомплект и наложили снарядов на бруствер окопа. Помню, что выгрузил снаряды (не все, конечно) из танка с тралом, что пришел с колонной снабжения, там был мой друг (в общаге вместе жили) Эдик Колесников (ЧВТКУ 1994 г.в.) – командир взвода 1-й ТР. Эдик дал несколько глотков браги из своей фляги, и, пока совсем не стемнело, они ушли обратно к Бачиюрту.
Опять усилился огонь, видимо, засекли движение. Он продолжался, пока совсем не стемнело. Я сменил наводчика, включил ночник ТПН 1-49, днем-то видимость не очень, а ночью – максимум 200-300 метров. Так, постреливали для профилактики из ПКТ, духи – тоже. Помню, что сон снился в зеленом цвете (уснул прямо за прицелом), проснулся от того, что кто-то долбил в люк. Экипаж сожженной БМП поселился у нас на трансмиссии, просили не спать. Меня сменил наводчик. Несколько раз стучали, просили танк завести: холодно… Мы менялись с 438-м танком (командир Павел Захаров) – то он наблюдает, то мы. Вот так закончился первый день. Описывал его так подробно, потому что это, по существу, был первый мой серьезный бой.
Дальше четыре дня слились у меня просто в череду событий. Усилился минометный огонь, начались первые пуски ПТУР, велся огонь из АГС, наводчик срезал духа из ПКТ. Я грохнул двоих ОФСом: сами «прощелкали» – утром был туман, потом, внезапно, видимость улучшилась примерно до 1500 м. Стоят, куда-то вниз смотрят под ноги, ну я и шарахнул.
Пуски ПТУР были по танку первой роты, но неточно. Причину не знаю, пусков было несколько, ракеты попадали то в бруствер, то пролетали над башней – это во второй день. Потери были, по-моему «трехсотые». Самые большие потери принес третий день. Был уничтожен наш минометный расчет – прямое попадание 120-мм минометной мины в капонир. Итог: пятеро «груз-200» вместе с комвзвода, еще несколько человек получили ранения, один скончался по пути в Ханкалу. Прапорщик, связист с КШМки, сидел на броне (зачем?), две гранаты ВОГ-17 (от АГС) разорвались на ребристом листе МТО, осколок попал ему в глаз. Перед эвакуацией успел с ним поговорить. Он спросил, что у него с глазом (медик меня предупредил, чтобы я не говорил), я ему говорю, мол, не видно, повязка. Он просил отомстить. Мы с ним вместе ехали в Чечню в поезде в одном купе, бухали. Серега зовут, фамилию, к сожалению, не помню. Думаю, отомстил…
Кроме того, в этот же день по моему танку очень плотно работал миномет. Разрывы ложились рядом, пришлось маневрировать. Спасибо ротному (Валера Чернов), подсказал, куда лучше встать. Кроме этого, опять было несколько пусков ПТУР, опять по танку 1-й роты и опять мимо (думаю, ему надо было позицию сменить). Боевикам надо отдать должное, особенно их минометчикам – метко стреляли, чего, впрочем, не скажешь об операторе ПТУР.
Правда, я так и не смог его засечь. По проводам определил примерное направление. Конечно, если это были 9М113, то на дальности 3500-4000 его можно было засечь только в момент пуска. Думаю, именно в третий день произошел перелом, нам удалось выдавить духов на дальние позиции – 1300 метров, отжать концы подковы, которой они нас охватывали. Впрочем, левый фланг очистили уже к концу первого дня, только в первый день они в белых маскхалатах пытались приблизиться.
На четвертый день (или к концу третьего) подтянули три штуки 2С3 («Акация») из Ханкалы, и они довольно точно открыли огонь. Я сразу почувствовал разницу между калибрами 122 и 152 мм – эффективность в разы выше (на мой взгляд), даже думаю, что духи отошли именно поэтому. Обнаружил на дальности 3600 метров трех боевиков, спускались по склону (уходили в горы) со стороны Новогрозненского, взял упреждение, скорее интуитивно. Показалось, что накрыл, оценить результаты с такой дальности в прицел 1А40 довольно сложно, выглядели черточками. В этот же день было еще несколько пусков (3-4) ПТУР и, наконец, попали в танк 1-й роты в левую сторону башни прямо в направляющие системы «Туча». Результат – покорежены направляющие, разбита головка ночного прицела, наводчик и командир контужены, но больше – ничего. Нет даже следов кумулятивной струи! Получается, ПТУР попал, струя нет? Когда говорят, что на войне чего только не бывает, не врут…
На пятый день ничего особенного не происходило: мы стреляли, они стреляли, пусков ПТУР больше не было, хотя танк остался на том же месте. Прилетело несколько мин, вроде работал АГС, потерь, кажется, больше не было. Вечером из под Новогрозненского пришла МСР с танковым взводом – 10 БМП-2 и три Т-72Б1 со средствами усиления: два «Василька», еще что-то из 131-й (Майкопской) бригады. Начали долбить: артиллерией, «Васильками», 120-мм минометами, из пушек 2А42 (порадовали на фоне «Грома»). Весь шестой день долбили, утром они еще огрызались из стрелковки, потом, наверное, ушли. Высоту заняла МСР 131-й бригады.
На седьмой день приехали ВВ-шники на двух БТР-80 – чистые такие, экипированные. Валера Чернов мне говорит: «Подойди!» – подхожу, он на БТРе с ВВшным подполковником разговаривает. Мне подполковник говорит: «Мои сейчас в Центорой пойдут, прикрой с высоты, только сам. Мне твой ротный про тебя рассказал». Думаю: «Чего Валера там наплел?» Говорю: «А зачем в Центорой-то?» Он говорит, серьезно так: «Прочесать надо, посмотреть, нет ли боевиков. Не подведи». А там наша пехота уже, наверное, сутки трется, матрасы да одеяла тырят.
Смешно стало, подогнал танк, сел за наводчика, включил систему, вошел в связь. Они одним БТРом с десантом туда поперли, а у меня прицел запотел, да так, что вообще ничего не видно. Меня подполковник спрашивает, а я ответить не могу, у меня припадок смеха, даже не знаю, почему. Кое-как взял себя в руки, переключился на нашу частоту, говорю Косте Дерюгину (номер танка 431): «Поставь танк рядом с моим».
Короче, они, не спешиваясь, проехали по селу, по центральной улице, и приехали обратно. Поблагодарили и уехали. Вечером слушаем интерволну через радиостанцию, настраивали приемник на свою частоту, приемопередатчик на частоту интерволны (кстати, наблюдение: если настраиваешь приемник, он ловит хуже, чем приемопередатчик, позже, когда работал авианаводчиком в составе колонны снабжения полка, замечал, что если работаешь с вертушками с приемопередатчика, а с колонной с приемника, то стоит колонне растянуться, то головных машин уже не слышно). Так вот: в новостях говорят – сегодня внутренние войска после тяжелых боев заняли населенный пункт Центорой. Ничего против ВВ не имею и понимаю, что сейчас они тащат основную лямку на Северном Кавказе, но тогда… может кто-нибудь, еще награды за это получил? Но это на их совести.
А про прицел – думаю, что случилось? Выкрутил патрон осушки, сказал наводчику, чтобы силикагель просушил, посмотрел на головку прицела, оказывается, осколок или пуля попала в самый низ и разбила стекло, правда, видно в него было довольно неплохо, просто, видимо, герметичность потерял.
Кроме того, был посечен осколками ветровой щиток КТ и имелась вмятина от пули в одной из направляющих системы «Туча». Других повреждений на танке не было, только после детонации боекомплекта БМП-1 (о чем писал выше) весь танк был какой-то «копченый», в мелком мусоре (кусочки пластин от аккумуляторов, пули, вылетевшие из гильз, еще что-то). Кроме того, на второй или третий день боев я лишился АК-74С: он свалился с брони, и мы по нему проехали. Пришлось бросить его в ЗИП, а затвор отдать пехоте – у кого-то из них на затворе сломался боевой уступ.
Операция закончилась примерно через 2-3 недели, простояли на этом месте еще несколько дней, потом отошли к Бачиюрту, там простояли несколько дней на господствующей высоте. Вроде шманали Бачиюрт, хотя, скорее, договорились с администрацией или старейшинами: те сдали несколько автоматов. Потом то же самое в Маиртупе, потом в Курчалое. Где-то в начале апреля рейдовый отряд вернулся в базовый лагерь полка.
Выводы
Поскольку мы прожили в танках около 2 месяцев, позволю себе дать некоторые рекомендации.
1) Если это холодное время года, а обогреватель боевого отделения, мягко говоря, «не соответствует», по крайней мере, на танках Т-72 – можно сделать «кишку» из брезента. Просто отрезать длинную полосу (примерно 3 м длиной) и сшить проволокой с таким расчетом, чтобы получилась «труба» диаметром примерно 60-70 см. Одним концом закрепить на жалюзи, а другой конец направить в люк командира и закрепить проволокой, но так, чтобы можно было быстро откинуть. Очень эффективно прогревает боевое отделение и даже отделение управления. Можно пользоваться как на марше, так и на месте (прогреваешь и закрываешь люки), некоторое время вполне комфортно.
2) Спать удобнее всего на месте механика-водителя, хотя, мне было вполне удобно и на месте командира. Для этого надо снять ограждение пушки (я как снял, так больше и не ставил) и все крепления немеханизированной укладки, сидение командира. Матрац стандартный армейский положить на полик, края матраца загнуть по краям (справа, слева) – места конечно мало, но мне удавалось лечь в полный рост на живот, ногами к ПКТ. Мои габариты: рост 170 см, вес 65 кг.
3) По боевому применению. Иногда необходимо иметь в боекомплекте как осколочные снаряды, так и фугасные, можно заранее часть переключить на фугас и записать как БКС (кумулятивный). Только надо помнить, что после заряжания надо переключить баллистику обратно на ОФС, если нет БКСов. Впрочем, мы их и не брали, возил один БОПС в АЗ и один в ЗИПе все время, на всякий случай, ходили слухи, что у духов танк появился, но никто его не видел.
4) По приборам наблюдения. Все время не хватало обзорности, хотелось вылезти и посмотреть. Если при действиях в горах это более или менее терпимо, то в движении и в городе становится почти критическим. При наличии навыков, наблюдать, конечно, можно, но считаю, что командиру необходим панорамный прицел с адекватным ночным каналом.
По ночникам Т-72Б1. Не выдерживают никакой критики, можно констатировать только то, что они есть. Именно наличие ночных прицелов, на мой взгляд, останавливало противника от активных действий ночью. Это касается и прицела наводчика и прибора наблюдения командира. Ночник мехвода можно оценить удовлетворительно, по крайней мере, танк вести можно. За все время не обнаружил ни одной цели ночью, хотя наблюдал довольно часто и долго.
5) По вооружению. Пулемет ПКТ надежный, только надо вовремя чистить. Отказов и задержек не было за все время пребывания в Чеченской республике. Были в училище обрывы гильзы и отказ электроспусков, но это, как мне кажется, было связано с состоянием самих пулеметов. На мой взгляд, ПКТ эффективен до дальности 600 м, максимум до 800 м, дальше лучше работать из пушки (это в боевых условиях). К слову, все уничтоженные из ПКТ боевики находились на дальностях до 500 м.
Пушка довольно точная, надежная, мощность ОФС достаточна, но высокая начальная скорость и настильность траектории зачастую не давала возможности уничтожить цель, находящуюся за бруствером. Боевики очень часто (и это не только мое наблюдение) выносили бруствер метров на десять вперед, то есть, попадаешь либо в бруствер, либо выше. Система дистанционного подрыва снаряда решила бы проблему (на Т-90 это реализовано в виде системы «Айнет», но насколько она эффективна – не знаю). А так приходилось стрелять либо в крону дерева (если есть поблизости от позиций боевиков), либо в опору линий электропередачи (но это попасть надо).
Пулемет НСВТ – довольно надежный, хотя один отказ был (описан выше), точен при стрельбе короткими очередями. Нужен пуленепробиваемый щиток, как на последних модификациях американского «Абрамса». Мне кажется, это эффективней, чем дистанционно управляемая ЗПУ, как на Т-80У и Т-90, но это мое личное мнение.
P.S. Вообще война – это плохо, но для любого офицера, сержанта, солдата, это неоценимый опыт, тем более удручает тот факт, что в связи с приданием «нового облика» большинство офицеров с боевым опытом уходит из армии. Кто будет людей учить?
На тот момент обстановка выглядела как-то не угрожающе для нас, а точнее для меня, но я стрелял очень боязно, и толком не мог понять попадаю в кого или нет, но нужно было стрелять. Патроны, заряженные в мои магазины, оказались все до одного трассирующие, и это сильно привлекало внимание со стороны боевиков. Днём ещё ничего, а ночью от них вообще было плохо, обычно делают через 1, или через 3, один трассирующий, а тут все!
Пробыв там какое-то время, я вышел из вокзала к танку, который стоял возле вокзала, наступал Новый год! Наступило затишье, ни одного выстрела, кто-то достал бутылку водки, и мы разделили ее примерно человек на 10. Тут я пересекся со своим командиром танка Лыковым, мы спросили друг у друга про танкистов, кто кого видел, и после к нам подошел кто-то из офицеров танкистов, он сказал, что капитан Щепин получил тяжелое ранение и сейчас находится вместе с ранеными на первом этаже вокзала.
Я обратил внимание на Лыкова и увидел, что у него все тот же погнутый автомат, я спросил его: «А как ты будешь стрелять из него?», и он ответил, — а что делать, тогда я ему посоветовал, с левой стороны, т.е в одноэтажном помещении, расположился санбат, там находятся раненые солдаты и офицеры, сходи к ним попроси, у них автомат, может кто даст тебе свой автомат, Лыков послушал меня и ушел, я вернулся на огневую позицию и продолжал стрелять из укрытия по «дому Павлова». Через несколько минут Лыков вернулся, я спросил его: «Ну что, поменял?». Он ответил, что нет, никто не хочет меняться, тогда я еще раз ему говорю, сходи и объясни, что их жизнь в данный момент зависит, в какой-то мере, от тебя, что будешь ты стрелять по боевикам или нет, что лежащий без действия автомат раненого солдата не чего не даст. Лыков снова убежал. Через несколько минут он вернулся счастливый с новым автоматом и расположился рядом со мной.
Спустя несколько часов после наступления Нового Года, обстрел вокзала то усиливался, то утихал, мне кажется, что по нам стреляли со всех сторон вкруговую. Раздобыв патроны, мы перезарядились. Моя огневая позиция была на первом этаже в двухэтажной части здания, мое внимание было полностью сконцентрировано на «дом Павлова» и территорию между домом и нами, слева от этой «хрущёвки», через дорогу, стояло белое одноэтажное здание, похожее на барак, со слов солдат я понял, что там есть наши бойцы.
Ненадолго стихла стрельба, но я не переставал наблюдать за домом, точнее за левой частью его, которая находилась, прямо напротив меня. Вдруг я заметил передвижение двух человек, именно от левой стороны дома кто-то осторожно пытался передвигаться в нашу сторону. Я прицелился и уже готов был нажать на курок, но в последней момент мне почему-то показалось, что передвижение этих людей не похожи на оживленные передвижения боевиков. Я решил, что подпущу чуть поближе этих людей, и сразу увидел, что это были старик со старухой, которые уходили из «дома Павлова». Я пропустил их, после опять началась перестрелка.
Я сел на пол, спиной облокотился на стенку, и решил немного отдохнуть. В этот момент в двух метрах от меня остановился офицер полноватого телосложения не высокого роста, он стоял, немного пригнувшись, его лица было не видно, но он смотрел в мою сторону сверху вниз. О том, что я в тот момент не стрелял, он не сказал не слова, а четко произнес матерные слова: «Да, блядь!», и пошел дальше, сильно прихрамывая, я думаю, что это был комбриг Савин.
Мы знали и надеялись, что долго эта осада продолжаться не будет, и вот-вот должно подойти к нам подкрепление, нужно было только немного продержаться, такие разговоры ходили среди нас, солдат, которые сдерживали позиции ж.д. вокзала. На привокзальной площади горело много бронетехники, разрывались боекомплекты.
1-го числа в вокзал пробрались три женщины, точнее 2 женщины и бабушка, и попросили укрытия, у них были сумки не маленьких размеров, я начал проверять сумки, но там были кружки, кастрюли, железные чашки, мне сразу стало ясно, что эти женщины действительно ждут от нас защиты. Я извинился, сразу как-то неудобно стало, им защита нужна, а я шмонаю.
Я проводил их в подвальное помещение, я тогда впервые в подвал спустился. Он был не большой и не очень глубокий, а слуховые окна выходили частично на улицу со стороны дома, окна меня почему-то насторожили тем, что сюда легко можно кинуть гранату. Внутри был Азат Боянов, тоже танкист. Я вижу, что на вокзале дело идёт без гарантий, подмоги нету, и я задаю им вопрос: «Как быстрее выйти из города?», — они и отвечают: «Как выйдете на пути, направо, по железке – это кратчайший выход из города».
Боянов, татарин, он у нас был старшиной роты, когда мы уже выходили из Майкопа, или башкир он, не помню точно. Боянов Азат, или Боян Азатов. Мы месяца через 4 встретились, он мне спасибо сказал. Он сачканул, не стал с подвала уходить, он в вытяжку-улитку залез и там спрятался, его потом даже уже списали в пропавших без вести, он объявляется через 4 месяца, говорит спасибо, что ты спросил у тех женщин, а я рядом стоял и слышал. Говорит: «Когда все ушли, я там отсиделся какое-то время, слышу, всё стихло, чеченцы уже прострелялись, прокричались, что победу вроде как одержали, я часа ещё полтора выждал и пошёл в правую сторону. Я пошёл по железке. Наткнулся на роту десанта. Они мне: «Ты кто?». Я: «Я наш, я танкист». Они: «Как пройти, знаешь?». Я: «Да». Азат говорил, они зашли прямо в вокзал. Раненых не было уже ни одного в вокзале. Говорит, сели в вокзале и когда рассвело, смотрим, идёт 3-4 человека, ещё говорят, мы поближе подпустили и положили. Потом парламентёр пришёл, говорит, кто старший, идите, переговорите. Говорит, заходит в дом Павлова, майор, старший который. Чеченец ему — вот смотри. Уводи ты своих, майору говорит, замучились их бить. Смотрю на вокзал, а там мы как живые мишени. Час и мы перещёлкаем всех — говорит чеченец. Отпустили этого майора, а что дальше, я уже не знаю, но это Азат говорил, было ли так или нет, не знаю.
Ситуацию уже никто не контролировал, солдаты сами перебегают, команд почти не было.
В подвал забежал танкист или пехотинец дагестанец, говорит, в боку что-то жжёт. Бушлат снимаем, там осколочное ранение в правый бок, мы ему говорим, он от шока, что ранили, упал в обморок, потом бегали, искали ему нашатырный спирт, тогда его стали бить по щекам ладонями, и он начал приходить в себя.
В подвале было примерно шесть-семь человек, среди них были и офицеры. Никогда в жизни не забуду откровенные слова одного из офицеров: «Ну что вы спустились в подвал, идите наверх воюйте, у вас все равно нет никого», — и это прозвучало очень убедительно для меня, я и вправду подумал, а действительно, у нас ведь нет никого, т.е. детей, жены. Это сегодня, став достаточно взрослым человеком, мне стыдно за того офицера, точнее за его откровенность. Попав в смертельную для многих схватку, где практически все были обречены на смерть, в трудную минуту для него, он продаст все, что можно, ради своей жизни.
Я поднялся наверх, уже светало, за окнами был очень сильный туман. Тогда я подумал, что поддержки с воздуха, на которую мы рассчитывали, при такой погоде, нам не видать, как своих ушей. Но обстановку вокруг вокзала, «дом Павлова», из здания вокзала можно было рассмотреть без труда. Под окнам сидела пехота, вперемешку с танкистами, кто-то передвигался ползком по вокзалу из одной комнаты в другую, в вокзале была какая то мебель, шкафы, и мы укрепляли ими свои позиции. На тот момент весь личный состав бригады, точнее, что осталось от него, находился в здании вокзала, солдаты разбились как-то кучками по 3-4 человека, и я разместился среди них, в двухэтажной части здания на первом этаже.
Кто-то открыл банку свиной тушенки и пустил её по кругу, помню, что встретился на этой огневой позиции в вокзале с танкистом, но он был из 81 Самарского полка, с его слов я понял, что они тоже входили в город вместе снами, а танки у них были Т-80. Можно было отлично рассмотреть, кто находился с тобой рядом. Я видел пехотинца, у которого на голове была простреленная насквозь каска, ему повезло, что пуля прошла по верхней части каски, а каска была надета на зимнюю солдатскою шапку. Другому пехотинцу пуля попала в живот, но в солдатскою бляху, от удара ее сильно выгнуло на обратную сторону, а пуля застряла в ней, такие или аналогичные моменты можно было наблюдать практически на каждом воюющем солдате, эти солдаты так и ходили с прострелянными солдатскими атрибутами.
В одной из комнат лежал мертвый боевик, увидев его, я был сильно удивлен его одеждой, на нем была полевая форма русского офицера, «афганка», портупея, берцы, это было все новое, если я его где-нибудь увидел бы, то 100% подошел бы к нему да еще честь бы отдал, а он бы спокойно воспользовался этим.
По солдатской цепочке прозвучала команда: «Срочно нужен промедол и индивидуальные перевязочные пакеты!», — и я отдал свой индивидуальный медицинский запас. С первого этажа было тяжело рассмотреть боевиков в пятиэтажном здании, и наша группа около 5 человек поднялись на второй этаж, отсюда был хороший обзор, и отчетливо просматривались привокзальная площадь, которая напрочь была заставлена боевой техникой, многие машины догорали, т.е. дымились, так же я просматривал передвижения боевиков в доме напротив.
Я расположился в угловой комнате с правой стороны, и четко видел боевые позиции в доме боевиков, в окнах на подоконниках у них тоже были выстроенные баррикады, лежали матрацы, стояли кухонные шкафы, когда мы начали обстреливать дом, то через некоторое время боевики из гранатомета просто выбили нас со второго этажа.
Оставаться там было не возможно, мы спустились вниз. На крыше вокзала работал наш снайпер, смелый парень, когда его ранили, он упал с высоты второго этажа прямо на бетонный пол, и какое-то время кричал диким криком, ранение было тяжелое, и снайпер погиб. Картина происходящего менялась на глазах, причём для нас не в лучшую сторону. Постепенно мы оказались в окружении, боевики били по нам со всех сторон, чувствуя свое полное превосходство над нами.
После суточных перестрелок, боевики стали принимать попытки прорваться в здание ж.д. вокзала, а сдерживать их натиск было все трудней и трудней, патронов уже практический не оставалось, раненых и убитых становилась с каждым разом все больше и больше, силы и надежды на помощь были на исходе. Мы держались изо всех сил, и надеялись, что вот-вот подойдет подкрепление с боеприпасами, но долгожданной помощи мы так и не дождались.
Про боевиков кто-то говорил, что они технику не использовали – это враньё. Когда помощь ждали, слышу, танк работает, ну всё, думаю, наши на танках прут, работает где-то в районе дома Павлова. Слышу, шлёп, выстрел, и по вокзалу бубух, потом ещё раз и бил он, кажется, со стороны торца «хрущёвки», что напротив ж.д. почтамта, я точно помню, как он свистел вокруг вокзала. Выстрелов 5 или 6 сделал. Вот этот танк по крылу дальнему ударил, где раненные были, т.к. сотрясение в моей стороне доносилось, но не очень сильное.
Там где крыло ближнее к жд почтамту, там всё техникой заставлено было. В первую ночь мы даже в вокзал не заходили, за бронетехникой за этой прятались, а уже 1-го числа, ещё сумерек не было, но ближе к вечеру, я уже конкретно видел, как на ул. Табачного этого, со стороны жд. Почтамта, я точно видел, как эти душарики уже среди бронетехники лазили и за техникой укрывались.
Мне там встречался один самарец, с танка, он высокий такой, говорит, вместе с нами они входили на восьмидесятках, разговорились. Мы с ним возле одного окна сидели, стреляли, не долго, минут 30-40, пока стреляли, разговорились.
На моем автомате при перезарядке нового магазина затворная рама перестала доходить до своего штатного места, я руками добивал затвор на свое место, убойная сила автомата была слабой, сколько же патронов надо расстрелять, чтобы автомат Калашникова начал показывать такие трудности при стрельбе. Такие же проблемы с автоматами возникли еще у нескольких солдат, смешно до ужаса, но на тот момент ни у кого не оказалось масленки, а как она была необходима… Перерыли почти всех мертвых и раненых солдат, с трудом нашлась масленка — это была огромная радость, над ней тряслись, как над младенцем, почистив свой автомат, он у меня заработал как новый.
Отсиделся, собравшись с силами, начал переползать в другую комнату вокзала. Когда я переместился в другую комнату, я осмотрелся и почувствовал, что у меня липнет к телу нижнее белье, я заглянул под рубаху раскрыв, частично, свой танковый бушлат. С правой стороны, в районе грудной клетки, было пятно крови, я сильно начал волноваться за свое ранение, я знал, что раненый, я не смогу здесь выжить, я не смогу отступать. Снял танковый шлем. Заметив, что на моем лице есть следы крови, я провел несколько раз рукой по своей голове, и убедился, что моя голова цела, но с правого уха по лицу текло немного крови. Присел, посидел какое-то время, пытаясь привести себя в порядок, а главное, набраться сил, чтобы смочь подняться и передвигаться. Я прощупал конечности своего тела, и почувствовал, что-то кололо у меня в правом паху, но туда я не стал заглядывать, чтобы не пугать себя. Через брюки я прощупал руками пах с правой стороны, рядом с яйцами отдавалась терпимая боль, я понял, что там, наверное, есть осколок. Я не испугался ранения, я испугался того, что не смогу передвигаться — это было для меня страшнее смерти.
В тот раз я получил многочисленные осколочные ранения: бедра, обоих рук, грудной клетки, правой кисти, в правом ухе разорвалась барабанная перепонка. Я надел свой танковый шлем, и сразу голове стало спокойней, полегче, выстрелы пулеметов и автоматов, а также из гранатомётов, которые били по осыпающим стенам вокзала, не так четко доносились до мозгов через шлем.
Страшно было, что будешь как обуза, пока на ногах, можешь воевать. Мне кажется, в основном вокруг меня человек 10 крутилось, мне казалось, мы вообще отрезаны, то есть как-то очагово было на вокзале.
Я не знаю, кто изрек эту пословицу: «Патроны на вес золота», — но, думаю, что этот человек испытал на своей собственной шкуре значение этих слов. Вот и я четко понял и запомнил на всю жизнь значение этих слов, патроны означали наше существование.
Пытаясь оценивать происходящею обстановку, где-то глубоко в моем подсознании проскакивали мысли, не ужели все, мне конец, но какая-то сила заставляла меня верить и надеяться, что я останусь живой, может молитвы матери, которая чувствовала, что с сыном происходит что-то неладное.
Я мысленно представил картину, когда закончатся патроны и боевики зайдут в вокзал, в плен сдаваться не стану, автомат свой отложу в метре от себя, чтобы боевики его могли видеть, якобы я не вооружен. Они должны будут подойди ко мне, чтобы ударить меня, в этот момент я взорву себя гранатой, за одно и боевиков, хоть одного, да заберу с собой. Такая страшная была ненависть к ним, а главное, что я не боялся этого сделать, сейчас даже вспомнить страшно, а тогда столько было смелости, столько решительности, такое желание было победить в этой схватке, только вот силы были неравные, а может, просто, команд слаженных не было.
Мы отдавали обороне всё, но не было поддержки офицерской, не было офицера, чтобы зажечь. Может так у нас, танкистов. Я помню одного пехотного: «все на пол», — орал, он и Савин, они отдавали себе полный отчёт, из тех, кого я видел. А нам бы десятка 2 офицеров, не взяли бы они нас. Потери все, почти, по неопытности.
Я вспоминаю как меня и Лыкова заставляли выдвинуться с ж.д. вокзала, пройти два квартала, там, по данным какой-то разведки, стоял, якобы, на вид не подбитый танк, наша задача была такая, завести машину и приехать на ней на ж.д. вокзал. Тогда я спросил у офицера, отдававшего этот приказ, а какой бортовой номер на этом танке, и он назвал номер, я знал, чей это был танк, командиром был на этом танке один из офицеров, который на тот момент был жив и здоров и находился рядом с нами в вокзале. Я понимал, что этот приказ просто невыполнимый, и представил себе, как это будет выглядеть. Ну ладно, выйдем мы с вокзала, доберемся до танка, но как мы сможем в него залезть, завести и приехать на нем на вокзал, ведь танк был по любому уже под наблюдением у дудаевцев, и они его так просто бы не отдали.
Я задал вопрос, а почему вы не отправляете для выполнения этого приказа именно тех, кто этот танк там трусливо бросил, но на этот вопрос тот офицер нечего вразумительного не мог ответить. Но я догадался, и поэтому наотрез отказался выполнять этот приказ, а так и ответил, кто этот танк там бросил, вот тот пусть идет и забирает его. И сейчас почему-то первым делом при знакомстве с людьми, в своих начальниках я пытаюсь рассмотреть, если в них преданность, ответственность за близких ему или вверенных людей. Сегодня эта категория людей, в очень большом дефиците, она как вымирающая нация, но всё же очень редко, но эти люди попадаются на моём жизненном пути, и прапорщик Храпков был одним из них.
Во 2-й день мы били прицельно, старались не мазать.
Боевики стреляли по нам как с автоматов марки Калашникова, так же и с каких то непонятных автоматов и звучание их выстрелов было похоже на немецкие «шмайсеры». Я четко помню, как мы услышали звучание передвигающего танка, мы обрадовались и посчитали, что танкисты идут к нам на помощь, но этот танк произвел несколько выстрелов по вокзалу, из укрытия, была поддержка артиллерийским огнем, но и артиллерия тоже попадала прямо по вокзалу.
Был какой-то пехотный офицер, он попадал в плен, у него отобрали автомат, но он потом вернулся. Я не помню его фамилии, рост под 180, худощавый, мы потом долго над ним с пацанами смеялись, как так, автомат проебал. Он где-то зашёл на позицию, или что, не знаю, где он был, короче попал к какой-то группе в плен, они его попытали словесно, он всё рассказал, ну это уже было при отходе. Они у него автомат забрали и его отпустили.
Но вдруг я почувствовал удар о мое колено. Какую-то секунду времени я раздумывал, что за дегенерат может передвигаться под таким шквальным огнем, я посчитал, что переползавший по пластунский солдат просто задел меня своим сапогом. Я открыл глаза и увидел, что рядом со мной лежит граната Ф-1, которая влетела в открытое окно, и солдаты, которые зажались от снайперского обстрела. Граната была с запалом и без чеки, ее кинули боевики, которые под прикрытием снайперского огня, спокойно без всяких преград подошли к нам вплотную и находились с наружной стороны вокзала. Нас разделяла лишь бетонная стена.
Не теряя ни секунды, я схватил гранату и выкинул ее обратно, где она мгновенно разорвалась. Очередная попытка боевиков прорваться в здание вокзала не удалась. Я скомандовал срочно уходить отсюда, ползком мы выбрались из этой комнаты, в коридор и спустились в подвал. Мы заходили туда иногда в течении 2-х суток, помещение такое, 4 на 4 метра может, может чуть побольше. И офицеры там сидели, я видел. По-моему там даже окна были как бы наверх, я еще подумал, «гранату кинут, всем хана», как бы ниши такие, что ли, на асфальт туда выходили, но я могу сейчас ошибаться. Эта граната меня очень сильно встрепенула, я понимал, что здесь нельзя оставаться ни одной лишней секунды, что зажатые в подвале мы можем просто быть отсечены от своих.
Мысли так и роились в моей голове, опережая происходящие. Я сказал солдатам, что срочно нужно выходить отсюда. Я слышу — стрельба, бой идёт наверху. Пацанам говорю: «Давайте, выходим отсюда, пока нас здесь не отрезали». Но все стояли, как вкопанные, тогда я первый начал выходить из подвала. Выйдя оттуда, я осторожно осмотрелся, боевиков не было, стрельба наших солдат была еле слышна, нужно было уходить оттуда мгновенно, но когда я оглянулся, то сзади меня я не увидел ни одного солдата.
Я пошел назад и увидел, что солдаты стоят, как ни в чем ни бывало внизу в конце лестничного марша. Я спустился и первого стоящего солдата схватил за бушлат и потащил за собой. Поднявшись наверх, я глянул, солдаты гуськом двигались за мной. Поднялся, смотрю, нет ли боевиков рядом, никого. Нужно пробегать, думаю, смотрю, сзади опять никого. Спускаюсь третий раз, чуть не волоком вытаскиваю их оттуда и вот таким методом мы вышли из подвала.
Мы вошли в какую-то комнату, слышу стрельба уже реже, тише. И вот когда мы выбегаем туда, по-моему, в зал ожидания в большую комнату 2-х этажной части здания, чтобы пройти туда, в эти двери, что на пути, смотрю, там баррикады наложены и сидят 2 пулемётчика и я туда-то к ним прыгаю. Один мне ещё говорит «если бы не твой шлем [танкистский шлемофон], мы бы вас положили», то есть они уже конкретно эту часть вокзала отрезали, ждали боевиков, вот-вот уже должны были зайти уже с этой стороны и мы тут из подвала выскочили и на наших вышли, вот так.
Для меня эти слова почти ничего не значили, т.е. мне было совсем не до них. Ну мы начали, ты справа прикрываешь. ты слева, ты коридор делаешь. Выскочили из вокзала. За нами были раскрыты двухстворчатые двери, которые выходили на ж.д. путь и в них по одному, отстреливаясь по сторонам, солдаты выбегали из ж.д. линию.
Через месяц после выхода, я случайно встретился с ним, и он расскажет мне, что после ухода нас с вокзала, боевики зайдут в вокзал, раненых будут добивать, потом на привокзальной площади устроят праздничный фейерверк, по поводу провала штурма. Он выждет там несколько часов, а когда все успокоится, он потихоньку начнет выбираться из вокзала, и скажет мне спасибо за то, что был свидетелем моего разговора с местными жителями, которые говорили мне как лучше уйти из города. Выйдя из вокзала он пошёл по ж.д. полотну и, вроде набрел на каких то десантников к которым и прибился.
Было темно, но всё горело огнём, и там была небольшая как бетонка перед асфальтом и путями. Она метров на 30 вдоль путей просматривалась, а уже далее темно было. Нам нужно было вдоль железки этих 30 метров проскочить, в сторону парка. Когда пробежали это расстояние, была ещё команда прикрывать, по сторонам стрелять.
Ещё рядом с вокзалом было какое-то здание недостроенное кирпичное. Вот я рядом с этим зданием лежал, там ещё был, огораживал, какой-то забор бетонный, вот возле этого забора я и лёг, как баррикада там какая-то была. Я стрелял в сторону «дома Павлова», там ещё рядом какой-то гранатомётчик лежал ещё, он с гранатомёта бил, а я стрелял с автомата. Гранатомётчик рядом лежит, ещё лупит один за другим, говорю — береги снаряды, а он только успевает их насаживать и как даст туда, я ему: «Да перестань ты, придержи маленько, нам ещё выходить», хлестал он по дому Павлова, я то понимаю, бьёт-то он не по целям, даже не метит, бьёт. Уже 2 или 3 осталось стрелы, я говорю: «Да прибереги ты, осталось-то совсем мало, млять, пригодится нам ещё их бить», — я же не знал, что они нас отпустят-то, думал, за нами пойдут! Думал, всю дорогу будем от них отбиваться, пока не выйдем из этого города. Я прикрывал, пока все не выйдут. Наблюдал в сторону «дома Павлова», едва услышал, что кто-то меня зовёт, Денис, Денис, когда я посмотрел, в двух метрах от меня был какой-то автоматчик, пригляделся — танкист, я узнал его — это был Исаев Иван он тоже «тоцкий», мы не виделись примерно с неделю, потому что были на разных танках, он ещё «р» не выговаривал, я подскочил к нему и спросил у Ивана патронов. Иван мне достал две пачки патронов из кармана танкача, я забрал патроны в, этот момент к нам подскочил пехотинец гранатометчик и выстрелил по «дому Павлова», на этом мы расстались и больше с Иваном Исаевым не встречались. Иван погибнет при отходе. Его найдут спустя некоторое время без ног… Потом Суфрадзе, когда приехал к нам в Червлёную, он что-то начал говорить, вот типа, они в Грозном технику подбитую собирали и раненных обсматривали обзванивали и вот он когда приехал, мне говорит, что Исаева Ивана нашли, говорит, ног нет, туловище одно и нашли Пашу Дудырева, тоже мёртвый, обгоревший, на танке лежал.
Когда пошли по железке, я помню, что впереди шёл танк, и на нем было много раненых, еле плёлся, мы за ним шли, он не стрелял ни по кому, просто шёл, за ним ещё бочка какая-то плелась [прим.: видимо те самые баки, что не сняли перед штурмом]. Преследования за нами не было, на обочине мы наткнулись на две БМП брошенные или БТР, на вид они были целые, я залез в десант, там горело освещение, никого не было, ни раненных, ни убитых. Я быстро поискал патроны, думал авось кто забыл ящичек, просто у всех проблема была, патроны-патроны, ничего не нашел и вылез из БМП. На вид они вроде как даже и не подбитые были.
Так тихонько мы дошли до края города, перебежками, кто ползком, кто как, танк заглох, и мы сняли раненых с танка. Потом я подхожу. Лежит вот этот офицер [Аденин] и вокруг него стоят солдаты, там стоял Суфрадзе, я точно помню. Команда такая, положить его на автоматы и понести.
Я считай, шёл самым последним, я взял этого Аденина, положил на свой автомат, мы его подняли, он был очень тяжёлый. Мы танк бросили и пошли в сады. Шла пехота рядом, вроде как нас обгоняла, 3-4, может с десяток-два, касок, я их прошу, подмените, кто-нибудь, ноги подкашиваются, салага, 19 лет, а он очень тяжёлый, плюс еды не было, от перепуга до страха, хоть бы кто посмотрел в мою сторону, ни один, все за свою жопу, блядь. И эти каски как шлёпали вперёд, так они нас обогнали и дальше пошлёпали. Потом мы в гору поднимались с этим раненным по садам, мы его не хотели бросить, ну было такое, мы его положим, отдохнём, посидим-посидим, потом опять берём и опять тащим, потом пронесём, снова положим, потом далее пойдём. Танк был брошен, не сориентируюсь, ну нам нужно было уходить в гору. Но танк шёл – это точно, впереди, шёл еле-еле и мы еле-еле. Суфрадзе со мной нёс, мы с ним лицо в лицо были. У Аденина было ранение обеих стоп, когда перекуривали, кто-то из офицеров сказал «две ноги перебиты», сам-то не рассматривал, не до того было.
Так мы поднялись на возвышенность, и город оказался внизу. Мы остановились, и я видел, как полыхал город, как в центре города множество трассирующих пуль улетали в ночное небо, это, наверно, и был фейерверк, о котором мне потом расскажет танкист Баянов. Напротив нас располагалась какая-то гора, и по ней вниз спускались в город какие-то боевые машины.
От усталости мне захотелось просто закрыть глаза, и немного прилечь на снег, и я отключился, придя в чувство от холода, я открыл глаза и поднялся, правая сторона моего бушлата застыла ледяной коркой, я испугался и подумал, что воспаления легких мне обеспечено, этого мне совсем не хотелась. Мы не знали, сколько нам предстояло блуждать, никто не знал. Посчитались, 142 человека вышло.
Когда вернулась разведка, она доложила, что впереди находится блок-пост наших войск, к счастью у них был БТР, он подъехал к нам, и мы погрузили всех раненых на него. Вскоре он их увез. Мы дождались рассвета и двинулись, не знаю куда, по какому-то полю, мы шли очень долго, ноги не передвигались, на поле была сплошная глина. Прапорщик медроты заставил меня нести свой бронежилет. Мы ещё пулемет с танка несли, какой-то нам дали, тяжело, а тут ещё он свой бронник.
Так мы прошли несколько километров, и наткнулись на какой-то дудаевский укреп район, там было очень много скрытых землянок, они были профессионально вырыты, с воздуха не увидеть. Мы посчитали, что эти землянки боевиков и что они ушли отсюда совсем недавно, был оставлен дня 2 как. Совсем небольшие лазы были, спускаешься, а там землянка. По штукам 3-4-м я полазил, но их там было больше 10 штук.
Потом откуда-то появилась БМП, и часть солдат и офицеров забрались на броню, также туда забрался и тот прапорщик из медроты и тогда он забрал с меня свой бронежилет. БМП понемногу вывозила личный состав бригады к месту дислокации, где стояли палатки, там нам оказали первую мед помощь. Через несколько дней нас вывезли в Моздок. Там, через некоторое время, нам предоставили новые танки, произошло пополнение танкового батальона. Приблизительно 20 января 1995 года, перейдя на танках через перевал, мы прибыли в аэропорт «Северный» города Грозного, для получения нового боевого задания. В Чечне я прослужил почти пол года, участвовал в операциях по разоружению незаконных вооруженных бандформирования в Чеченской республике, но в такие страшные сражения больше не попадал.
Не знаю, каким образом, но мы выехали на привокзальную площадь. Я увидел большое скопление боевой техники, машины стояли почти вплотную друг к другу. Мы подъехали и остановились с торца правой стороны «дома Павлова». Оглядев привокзальную площадь, я развернул пушку от вокзала в противоположную сторону. Под нами была асфальтированная улица, мы увидели, как группа неизвестных вооруженных людей, не похожих на солдат, передвигалась вдоль улицы от нас, прямой наводкой я выстрелил из пушки. В башне стоял ужасный запах пороха, мне казалось, что наступали сумерки. Неподготовленные к боевым действиям в городе солдаты, встретили ожесточенное сопротивление со стороны бандформирований, опытных отрядов боевиков.
Солдаты сильно устали от происходящего. Все ждали только одного, когда подойдет обещанная помощь, это так вселяло силы. Я слышал, как прозвучала команда, что к нам идет десант, но не может выйти на вокзал, т.е. заблудился, он по рации просит нас показать место своего нахождения сигнальной ракетой. Вместо одной ракеты в небо взлетело около десятка. Целый салют посылался, такой прилив сил, думаем, ну всё, сейчас, сука, всё, дадим вам. Мы поверили, что к нам идет помощь, я почувствовал в себе прилив сил, смелости. Ну, думаю, сейчас подойдет десант, и мы еще посмотрим, кто кого. Я принялся обстреливать дом, заметил, что и солдаты тоже как-то зашевелились, участилась стрельба с нашей стороны, наверно внутри своей души каждый из нас думал именно так же, как и я. Но этого подъёма хватало максимум на час, не более, потом разочарование, нет никого. Прошло два часа, потом еще два часа, а помощи так и не было.
Наискосок от меня, в вокзальном двухэтажном выступе располагалось окно, чуток правее 2-этажной части, гранатометчик боевик с верхнего этажа «дома Павлова» произвел выстрел в это окно, и попал в широкий бетонный косяк. Я сидел в ресторане, судя по схеме вокзала, я был с левой стороны, а ударили в правую. Я повернулся на удар и увидел, как рикошетом граната от бетонного косяка залетела во внутрь вокзала и упала на выложенный кафелем пол, примерно в пяти-семи метрах от меня. Она как детская юла вертелась и ползала по бетонному кафельному полу, горела ярким огнем, как будто сварка, и сильно свистела. Я застыл и не мог оторваться от увиденного, зная, что сейчас она рванет. Я зажался и зажмурил глаза, через несколько секунд прозвучал взрыв, он оказался таким сильным и проницательным, что его звук проник мне через весь мозг. Я открыл глаза, мне казалось, что я стал каким-то очень медленным, или состояние похожее на очень сильно пьяного, в голове очень сильно гудело, ноги с трудом слушались, земля улетала из-под ног, голова мыслила об одном, нужно срочно переползать в другое укрытие. Я вроде бы на немного даже отъехал, очнулся, вроде все снова по окнам сидят, в ушах шум, головокружение, шлем снял, с уха кровь идёт, по голове аж бьет, давит на мозги, надел шлем обратно, вроде норма, он же приглушает всё это дело.
Я взял в руки свой АКС, поднялся и подполз к одному из окон. Рядом, я узнал, был Лыков, Ковальчук И., Ковальчук Н. и два пехотинца. Немного отдышавшись, я стал стрелять. На тот момент с вокзала ответных выстрелов практический не было, да и вообще мне казалось, кроме нас здесь, наверное, нет никого. Где-то в одноэтажном крыле слышалась не активная стрельба автоматчиков. Боевики куда больше обстреливали вокзал, чем мы отвечали, готовясь к самому худшему, мы страшно экономили патроны.
Сегодня я иногда вспоминаю эти события и меня удивляет то, что среди офицеров, безусловно, кроме комбрига Савина, Суфрадзе, и еще трех или четырех незнакомых офицеров, не было ни одного человека, который на тот момент мог отдавать хоть какие-то приказы, или в которого можно было просто верить, т.е. за кем пойти, за кого можно было бы и умереть без страха выполняя его приказ, зная заранее, что он невыполним.
У меня в голове не укладывались мысли, как так, все знают, что мы уже на протяжении вторых суток конкретно погибаем здесь, и никто не может нам помочь. Я представлял, что Россия могучая, сильная. Когда я учился в школе, нам повторяли эти слова всегда, я тоже так считал, что Россия огромная и сильнейшая страна мире. И я думал, что я никогда, по большому счету, не стану лицом России. В школе я учился плоховато, это круглые отличники да пятерочники, они должны представлять лицо России, но когда я оказался здесь, именно в окружении, я понял что вот, Денис, среди огромной и могучей России именно ты и те, кто с тобой рядом, именно мы и были лицом всей огромной и необъятной России.
Продолжался бой, мое состояние после минновзрывной травмы то улучшалось, то ухудшалось, меня сильно тошнило, в глазах летали какие-то круги. Я и еще несколько пехотинцев, а так же танкисты: Ковальчук И., Ковальчук Н., Лыков В., Боянов А. — занимали оборону на первом этаже в одной из комнат ж.д. вокзала, и вели прицельный огонь через выбитое окно, не давая боевикам приближаться к вокзалу. В тот момент я находился рядом с подоконником, и в позиции стрельба с колена вел бой. Из пятиэтажного дома, находящегося напротив, где разместились боевики, снайпер начал по мне стрельбу, он как будто специально меня выслеживал. Первым выстрелом по мне он промахнулся, пуля ударила в подоконник, я моментально среагировал и лег на пол, под подоконник, снайпер продолжал вести прицельный огонь, не давая мне поднять головы, пули ложились рядом с моим телом, ударяясь о бетонный пол, осколки от бетонного пола летели мне в лицо. Я прикрыл глаза, чтобы они не засорились. Зажавшись под подоконником, я чувствовал себя спокойно, я понимал, что за бетонной стеной снайперу меня не взять, и ждал момента, когда у снайпера закончатся патроны, чтобы выразить накопившеюся злость.
Тогда из подвала все-таки вышли не все, побоялся выходить. Азат Боянов, танкист, когда мы все ушли из вокзала, он спрятался в подвале в вентиляционную трубу «вытяжку», его занесут в список пропавших без вести, в убитых не числится.
Когда вышла основная часть, а может и все солдаты, мы двинули из города по ж.д. полотну. Савин с нами прям и уходил, вроде. Я БМП вообще не видел, но я когда находился в вокзале кто-то из пацанов сказал, что мол вроде сейчас БМП отправляют. БМП, говорит, отправляют, раненных забрали всех туда, кого можно, говорит, прилепили белые флаги, красные кресты нарисовали, ну может быть и рисовали, вот якобы их отправили, но их неподалёку от вокзала и хлестанули, говорили так, и всех перебили, но это как я слышал, правда, нет, не знаю.
Когда наша бригада, выходила из Чечни, и мы производили погрузку бронетехники на ж.д. платформы станции Червлёная-Узловая Сев. Кав. ж.д., то на перекуре, я услышал, как один пехотинец рассказывал, что он был 01.01.1995г. в окружении на ж.д. вокзале, и что боевики кинули гранату в комнату, где он находился с другими солдатами.
— Хорошо, что какой то танкист не растерялся, схватил гранату и выкинул ее обратно.
Я стоял от него в двух шагах, и смотрел на его встревоженное от рассказа лицо. Я понял, что этот боец был со мной тогда, в той комнате на вокзале, но ни он меня в лицо не знает, ни я его не знаю. Дослушав его рассказ, я молча отошел в сторону к своему танку. В мае 1995 года я был уволен в запас из рядов Российской Армии по окончанию срока службы по призыву.
За тот подвиг с гранатой я получу медаль А. Суворова спустя 9 лет после службы, причём, бороться за её получение пришлось сложнее, чем ее заработать.
Чеченская война.Другая точка зрения.
.
«Новогодняя карусель». Воспоминания танкиста
Посвящается гвардейцам-танкистам 3-го танкового батальона 6-го танкового полка 90-й танковой дивизии, с отвагой, мужеством и честью выполнившим свой долг. Посвящается павшим и живым…
Рассказывает ветеран боевых действий на Северном Кавказе полковник запаса Игорь Вечканов. Офицер-танкист честно и откровенно говорит о штурме Грозного, о мужестве своих подчинённых и товарищей, об ожесточённых боях и о многом другом… Он назвал свои воспоминания «Новогодней каруселью». Именно в ту новогоднюю ночь мы узнали о беспримерном мужестве наших танкистов, многие из которых были брошены в бой неподготовленными, недостаточно обученными. Но они свои задачи выполнили. Порой – ценой собственных жизней… Для некоторых из них эта «карусель» оказалась смертельной…
Полковник запаса Игорь Викторович Вечканов родился 2 сентября 1967 года в Ульяновской области в семье специалистов сельского хозяйства. В 1988 году окончил Ульяновское гвардейское высшее танковое командное дважды Краснознамённое ордена Красной Звезды училище имени В.И. Ленина. Офицерскую службу проходил в ГСВГ, ЗГВ, СКВО, ПриВО, ПУрВО в должностях командира танкового взвода, роты, начальника штаба – заместителя командира танкового батальона. В последующем – начальник группы хранения вооружения и техники, командир 103-го ОУТБ/469-го ОУЦ, заместитель начальника 469-го ОУЦ, заместитель начальника отдела боевой подготовки 2-й гвардейской общевойсковой Краснознамённой армии.
С декабря 1994 года по апрель 1995-го в должности командира танковой роты участвовал в контртеррористической операции в Чечне.
Награждён орденом Мужества и медалями.
В 2007 году уволен в запас по состоянию здоровья.
По стопам Игоря Викторовича пошёл и сын Денис – выпускник Ульяновского гвардейского суворовского военного училища 2007 года и Казанского высшего военного командного училища 2011 года.
«НЕ ЗА КОПЕЙКИ И РУБЛИ…»
Вечером заступил дежурным по полку. Ходили разговоры, что 81-й гвардейский мотострелковый полк отправляют в Чечню. А наш – гвардейский 6-й танковый полк, – занимался по плану и распорядку дня.
После сдачи наряда я с командиром 9 танковой роты «Бадраем» и своим заместителем командира роты по вооружению (ЗКВ) старшим лейтенантом Г. Гудковым зашли в кафе поужинать. Разговоры шли в основном об отправке в Чечню. «Бадрай» сказал, что, возможно, отправят наш танковый батальон на усиление гвардейского 81-го МСП.
Парадокс, но год назад танковый батальон 81-го гв. МСП расформировали. 4 танка Т-80БВ (Об.219РВ) я принял к себе в роту. Техника была хорошей, 1988 года выпуска, пробег составлял 200-350 км. Закончив ужин, разошлись по домам.
В голове прокручивал мысли о штате моей роты, который не позволял даже элементарно обслуживать технику и вооружение (командир роты, заместитель командира роты по вооружению, 3 механика-водителя, 3 командира танка, остальные – вакант). На следующий день при подходе к месту построения полка (если его так можно было назвать – развал нашей армии шёл в те годы по всей России планомерно…) я обратил внимание, что наш 3-й танковый батальон по численности больше, чем сам полк – ночью привезли из «учебки» из Тоцкого личный состав. Ещё больше удивился, когда ЗКВ доложил мне о готовности 8-й ТР для снятия с хранения техники и вооружения. Командир полка полковник В. Быков на утреннем разводе уточнил задачу по подготовке ВВТ (вооружения и военной техники) к боевому применению…
Первой из батальона уходила моя рота. Дали из 1-го ТБ 3-х командиров взводов. Старшину роты – из 2-го ТБ. Мы с ЗКВ проверили каждый танк на готовность к боевому применению. После чего с ним по очереди выгнали 10 танков из полевого парка боевых машин и поставили в колонну для загрузки боеприпасов. Поскольку командиры взводов имели слабые навыки в загрузке боекомплекта, данное мероприятие растянулось…
Отправляя в Чечню, денег нам не дали. Задержка зарплаты тогда обычно составляла 3 месяца и больше. Сходил домой на 1 час собраться в командировку. Попрощавшись с семьёй, пошёл в парк боевых машин. Хочется отметить заботу и помощь при отправке моей роты управления и штаба 6-го танкового полка. Капитан О. Богданов снабдил нас на всякий случай селёдкой, позаимствованной в столовой полка. Первоначально конечную задачу мало кто знал. Начальник штаба полка подполковник В. Семёнов сказал, что мы будем стоять вокруг города Грозного в третьем кольце блокирования. В 19.00 13.12.94 г. начали выдвижение на станцию погрузки Красный Кряжок на окраине Самары.
По пути следования вышел из строя танк № 187 (поломка механизма распределения на БКП). В посёлке Лопатино на трассе Дубовый Умёт – Кряж ждала нас машина сопровождения ГАИ. Доехали быстро, шли со скоростью 70 км/ч, за исключением 2-х танков (тащили на буксире поломанный танк). С утра 14 декабря началась погрузка на платформы. Такого беспорядка во время погрузки давно не встречал. Помогало грузить технику всё управление штаба ПриВО, насмеялся я до хрипоты. Каждый начальник стремился погрузить технику в первую очередь. Ту, за погрузку которой он отвечал. Я попросил начальника, который «помогал» грузить мою роту, чтобы он не мешал нам. Погрузились быстро, установили танки на шпоры, застопорили башни. Поставил задачу ЗКВ роты лично проверить каждый танк на правильность застопорения башни, тросов, крепящих ствол танковой пушки, постановки танка на тормоз, выключения АКБ, внешнего источника.
А в это время произошёл такой вот случай. Один командир ТВ отказался ехать в Чечню. Хорошо, сказал я ему, и доложил командиру 6-го ТП полковнику Быкову. Тот ответил, что взводного заменят. Позже молодой офицер подошёл ко мне и заявил, что передумал и согласен ехать. Я предупредил его, что если есть сомнения в себе, то необходимо принять правильное твёрдое решение сейчас. Дальше будет поздно. Мне как командиру роты данный случай не понравился. Не было теперь у меня уверенности в способности этого командира взвода выполнить боевую задачу.
Затем в течение 6-ти часов ждали, когда прицепят плацкартные вагоны. На роту, в количестве 32 человек, выделили 4 (!!!) «плацкарты». В них погрузили 20 пулемётов ПКТ, НСВТ, стрелковое оружие, ящики со стрелковыми боеприпасами (23000 патронов, 100 гранат Ф-1, 10 АКС-74У, ящик с пистолетами, сигнальными ракетами, дымами). Измучены были до предела. Поэтому, когда поступило распоряжение от командира 1-го МСБ (кому мы были приданы) подполковника Перепёлкина выделить личный состав для погрузки щитов от палатки командного пункта управления 90-й ТД, бойцов будить не стали. Всё погрузили во главе со мной офицеры моей роты. 15 декабря утром эшелон тронулся восстанавливать конституционный порядок в Чечню.
В Саратовской области на одной из станций неизвестные пытались слить керосин с топливозаправщика КрАЗ-260, приданного моей роте. Спутали с бензином. Я отправил командира танка № 180 с водителем КрАЗа. Если не ошибаюсь – рядовой Николай Абраш. Проинструктировал их: если эшелон тронется, чтобы сидели в кабине до первой станции. Пять раз срывали стоп-кран поезда. Ждали их. На следующей станции солдаты пришли в вагон, сообщив, что на бочке был открыт сливной кран. Около 4 тонн керосина вылилось.
НАКАНУНЕ ОПЕРАЦИИ
16 или 17 декабря утром прибыли в Моздок. В течение 40 минут разгрузились, благо – мешать было некому. Собрав колонну и проинструктировав личный состав, отдал приказ на совершение марша в район аэродрома. В ходе движения выяснилось, что на КрАЗе-260 не выключается пониженная передача – это был «подарок» от РМО (роты материального обеспечения) 6-го ТП.
Прибыв в указанный район, поставил технику в линию взводных колонн. Ночевали под брезентами. На следующий день старшина роты занялся оборудованием палаток для роты. Со вторым эшелоном пришёл танк из 2-го ТБ 6-го ТП взамен вышедшего из строя во время марша на погрузку. Занялись подготовкой танков к боевому применению. Особых трудностей не было, в технике своей роты я был уверен. Готовность каждого танка проверял лично.
Солдаты жаловались на меня, что командир роты не даёт им покоя в отличие от других. Они не понимали, куда их судьба забросила, и какие испытания их ожидали…
Впоследствии водитель КрАЗа ряд. Абраш и командир танка № 185 (фамилии некоторых танкистов я не называю по их просьбе по известным причинам) приезжали ко мне домой, говорили – больше бы вы нас, товарищ капитан, тогда «драли бы, как сидоровых коз», больше бы в живых осталось.
– Умные мысли приходят в сравнении, – ответил я им. – Вы в то время считали меня слишком требовательным, жестоким. За то, что я требовал от вас тщательной и грамотной подготовки техники и вооружения, которую я лично перепроверял, заставляя вас неоднократно переделывать то, что было сделано неправильно.
Позже выехали на заброшенный полигон для проверки боем танковых пушек. В ходе выдвижения попался участок, где испытали скоростные характеристики танков. Скорость головного танка по пересечённой местности составляла 80 км/ч. Во время проверки боем танковых пушек командир 3-го ТВ раздробил плечо откатом орудия. Полез через казённик к наводчику-оператору, когда тот не мог выстрелить из танковой пушки… Выяснилось, что наводчик-оператор на самом деле был механиком-водителем. В ходе комплектования подразделения он обманул кадровиков.
Так я остался без одного командира взвода. Исполнять обязанности назначил старшину роты. Бывший командир танка Т-80, он знал машину и эксплуатировал её умело. Имел старшина также и хорошие командные навыки.
В ходе выдвижения отрабатывали элементы управления танковой ротой по связи. Результаты были слабые. Поэтому в течение недели я ежедневно проводил тренировки. И добился твёрдого управления ротой на технике. Отработано было много элементов, в том числе и ведение залпового огня по моей команде. Впоследствии, при штурме города Грозного, они сыграли положительную роль.
А больше всего меня удручала слабая подготовка личного состава. Но в пехоте она была еще хуже. БМП были укомплектованы только экипажами, а как же воевать в городе без пехоты? Вопросов было много. В том числе – и об отсутствии пластин ВВ в коробках КДЗ (коробки динамической защиты). Были и такие начальники, которые мне отвечали, зачем тебе пластины в КДЗ, на танке и так брони 45 тонн… Преступная халатность или «русский авось»?!. Пластины ВВ привезли глубокой ночью, перед совершением марша на Грозный, но мы их так и не получили.
Моей роте была поставлена задача сопровождать колёсную технику тыла 81-го МСП. В ходе выдвижения особых трудностей не было. За исключением того, что командир ВМО 3-го ТБ, заблудившись, повёл колонну автомобильной техники на город Владикавказ. Пришлось мне догонять их и разворачивать колонну.
Доставила хлопот дозаправка танков. На танковый батальон (31 танк) – было 2 бензовоза-заправщика, технически неисправных. На заправку одного танка уходило до 50 минут. К нам во время заправки подошёл подполковник запаса. Он выходил из Грозного. Офицер рассказал, что в 15 км от нас сгорел с боекомплектом танк Т-80. Если я не ошибаюсь, танк – «ленинградский». По словам рассказчика, причина возгорания – из-за снятого керамического фильтра с системы отопления танка.
Стемнело, сгустился сильный туман. Ориентироваться было трудно, но всё-таки доехали до перевала Колодезный. Во время движения запомнилось то, что водители топливозаправщиков из 81-го МСП, которые нас заправляли, были напуганы происходящим и боялись оторваться от танков. Они вклинивались между танками, абсолютно не думая, что их могут раздавить. Пехота в темноте начала стрелять. По кому – неизвестно. Хорошо, что друг друга не постреляли. Наверное, нервы сдали: постоянное напряжение, ведь ждали нападения.
Утром командир 81-го МСП повёл колонну, в том числе и нас, в район аэропорта Северный. На перевале я проинструктировал командиров танков и механиков-водителей, как правильно двигаться. После перевала на наши частоты по радио вклинивались дудаевцы, пытаясь сбить с маршрута. Экипаж БМП-КШ из 81-го МСП попался на эту хитрость.
Прибыв на место, занялись обслуживанием техники и вооружения после марша. Спали, если можно назвать это «сном», в танках. Начались тренировки штурмовых групп, отрядов методом ТСЗ – тактико-строевых занятий без техники. Такого маразма я ещё не встречал, вспоминать не хочется…
С большим трудом, через командира 1-го ТВ моей роты, мне удалось найти офицера из 131-ой ОМСБр, который знал Грозный. Встретившись с ним, я детально по выданной карте уточнил у него весь маршрут движения в городе. Где, какие дороги, варианты обхода, чего нет на карте. Большое ему спасибо. Благодаря ему, мы не «бродили» по городу в поисках нужных улиц и дорог.
Вечером 30 декабря командиров рот и батальонов повезли в штаб группировки для уточнения задач.
Палатка, макет местности с аэрофотоснимками, спящие, дремлющие за столом генералы, офицеры. Мне показалось, что они сами не верят в то, что говорят нам.
Моей роте была поставлена ближайшая задача – уничтожить противника во взаимодействии с соседними подразделениями в опорном пункте аэропорта Северный и овладеть им. Там по данным разведки были закопаны 14 танков дудаевцев. Мои возражения по поводу наступления – необходимо хотя бы трёхкратное превосходство, – слушать не стали. Но задачу уточнили – вскрыть оборону противника и уйти. Но куда уйти и каким образом, не сказали. Сомнения по поводу «русского авось» начали подтверждаться.
Прибыв в район, сходил к месту переправы через арык. Обследовал, насколько было возможным, местность. Пообщался с разведчиками. Информации о противнике не было. Всё – в общем, а конкретно – ничего. Представитель из вышестоящего штаба в чине полковника довёл до нас оперативную обстановку в городе: мосты, коммуникации выведены из строя, листовки разбросаны по городу.
Особенно меня рассмешил порядок сдачи боевиков в плен. Они должны были с поднятыми руками, в которых находятся автоматы, выходить на наши позиции и массово сдаваться. Я уточнил у него: магазины должны быть пристёгнутыми или отстёгнутыми? Этот вопрос поверг его в ступор. «Доведу позже», – ответил он.
В печати, когда рассказывалось о боевых действиях Майкопской бригады, проскальзывала фраза – «жилые дома не занимать и не разрушать». Такую задачу, видно, получил её личный состав. Но у нас подобных указаний и ограничений не было. Командир 90-й дивизии чётко поставил задачу: «На каждый выстрел противника отвечать десятью».
Ночью, после отдачи боевого приказа командиром 81-го МСП, нам выдали «аванс» медалей «За отличие в воинской службе» на всю роту (12 – 1 степени, 20 – 2 степени). Внутренний голос мне подсказал не брать их. И я ответил, что когда выполним задачу дня, пусть тогда их вручит нам командование. Впоследствии, разыскивая эти медали, я выяснил, что их отдали миномётной батарее.
ВМЕСТО АЭРОДРОМА СЕВЕРНЫЙ – ВОКЗАЛ
В 5.00 31.12.94 г. я взял таблицу позывных сети полка у начальника связи. Построил личный состав роты, поставил боевую задачу – отдал боевой приказ. Начали выдвижение к городу. Проходов через арык (канал Алханчуртский) заранее подготовлено не было, преодолевали его по деревянному мосту шириной 3 метра. На момент нашего подхода к нему с него уже свалилась БМП, зацепившись гусеницами за край моста. Возможно, боевая машина была из 131-ой ОМСБр… Я вышел из танка и стал руководить проходом техники своей роты через мост с целью предотвращения её сваливания в канал. После моста, перестроившись в боевой порядок, продолжили выполнение поставленной задачи. Противника на подступах к аэропорту обнаружено не было. Перестроившись во взводные колонны, начали выдвижение к мосту через Нефтянку. Подъехав к нему, остановились. Была информация – возможно, мост заминирован, что подтверждали и местные жители.
Запомнились злые чеченцы, подходившие к нашей колонне: «Зря входите в город, поворачивайте обратно…»
Я доложил обстановку по радио командиру полка.
– Жди машины разминирования! – ответил он.
Прошло 40 минут, а их всё нет. Принял решение преодолеть мост на максимально высоких скоростях. Первый танк проскочил удачно, затем – и остальные танки моей роты и БПМ 1-й МСР. Перестроились в боевой порядок первого штурмового отряда и начали выдвижение. Впереди, слева и справа, – 2 танка. Сзади, на удалении 50 – 100 метров, – мой танк по центру. За мной – «Тунгуска». Затем ещё 2 танка слева и справа и ещё одна «Тунгуска». Далее, за ними, – БПМ-2 1-го МСБ.
Слева на обочине горела САУ «Гвоздика». Вероятно, 131-ой ОМСБр или «волгоградцев». Случайно я попал на их частоту. Оказалось, что у неё неисправность двигателя, поэтому они решили её подорвать.
При подходе к перекрестку ул. Богдана Хмельницкого пехота спешилась, перестроилась в боевой порядок штурмовых групп. Шли глупо вдоль дороги, ещё глупее выглядели мы на технике, загромоздив дорогу на всю ширину (результаты тренировок под руководством высокопоставленных начальников), являясь прекрасными целями для стрельбы из гранатомётов, СПГ. Необходимо было менять построение боевого порядка в ходе выдвижения, что я и сделал.
За перекрестком с 9-этажного здания начался массированный обстрел первого штурмового отряда из гранатомётов и стрелкового оружия, появились первые раненые в первой штурмовой группе. Определив местонахождения боевиков, произвели одновременно 3 залпа из 5-ти танков по выявленным огневым точкам противника в многоэтажном здании. Три верхних этажа были снесены, огневые точки замолчали. Врезалась в память дальность до дома – 1400 метров (по дальномеру). Сыграли положительную роль занятия, проведённые с экипажами перед штурмом по правилам, режимам стрельбы из танков. Особенности стрельбы на дальностях менее 500 м.: в пылу боя некоторые наводчики-операторы забывали выключать «вычислитель» при стрельбе на коротких дистанциях из танковой пушки, неправильно выбирали прицельную марку при стрельбе из ПКТ. После первых выстрелов, очередей приходилось корректировать их по радио.
Справа за перекрёстком стоял и горел танк Т-72 131-й ОМСБр (возможно, «волгоградский»)… Наводчик стрелял, пока башню взрывом не сорвало. Один убитый лежал у танка, думаю, что механик. Обгоревший командир танка (возможно, фамилия Балет или Иванов, позывной точно не помню, может быть, «Каток») дворами частного сектора вышел к нашей колонне, я его подобрал. Он был в шоковом состоянии и пытался влезть ко мне в люк. Рядом с моим танком находились БТРы приданных огнемётчиков. Я посадил его в БТР. Там долго не открывали люки. Пришлось БТР заблокировать танками, опустив танковую пушку на наклонный лист смотровых приборов. Выяснилось, что у них нет топлива – всего 20 л., поэтому я сказал, чтобы выезжали в хвост колонны.
С правого фланга (частный сектор) начался обстрел колонны из переносных СПГ-9. Боевики – 12 человек, – вели стрельбу со двора дома. Огнём из танковой пушки они были уничтожены. Больше всего запомнилось, как местные жители выходили из города через боевые порядки первого штурмового отряда. Они нас не боялись, не видели в нас врага.
На перекрёстке стоял дед-чеченец с небольшой коляской и наблюдал за нами в течение 30-ти минут, затем достал из коляски гранатометы «Муха» и стал стрелять по бронетехнике…
Там, где горела «72-ка», справа по улице начали стрелять в нас из гранатомётов. Огневые точки чеченцев были подавлены. Разведрота полка, встретив сильное сопротивление превосходящих сил противника и потеряв одну единицу бронетехники возле школы, ввязалась в бой и начала отходить. Она вышла на линию огня 1-го ШО. Мы в это время подавляли огонь гранатомётчиков в 9-этажном здании. Разведчики обозначили себя флажками. Молодец, командир разведроты! Прекратив огонь, мы пропустили их через свои боевые порядки. В это время по ул. Маяковского в нашем направлении мчались на высокой скорости машины. Одна была с изотермическим фургоном. Она уже начала въезжать в наши боевые порядки. По моей команде «Тунгуска» её уничтожила. И вовремя. Взрыв был большой мощности. Машина была начинена взрывчаткой. От УАЗика остался только передний бампер.
Я доложил обстановку на данный момент командиру полка и попросил поработать артиллерии полка в наших интересах…
В это время в колонну бронетехники 1-го ШО начала вклиниваться бронетехника 2-го МСБ. Такое столпотворение в течение 30 минут творилось… Если бы боевики сообразили, то можно было бы весь полк ещё там сжечь. После артналёта мы выдвинулись вперёд, тем самым выполнив задачу дня. Если бы мы не двигались дальше, всё было бы очень хорошо! Так как в тот момент все боевики, что передвигались в частном секторе, были хорошо видны. И мы их уничтожали, стирали с лица земли в прямом смысле этого слова.
Я с танками роты оказался впереди, пехота наша отошла назад. Командир полка даёт команду – «Вперёд!»
Я уточнил – куда «вперёд», задача дня выполнена, пехоты для прикрытия танков нет…
Он говорит: «Каток», это приказ Пуликовского, пойми правильно, идти вам на вокзал…»
«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ – В АД»…
Недоброе предчувствие меня не обмануло. В приборы наблюдения я видел наглухо «обкуренных» боевиков, которые медленно передвигались вдоль домов, но в противоборство не вступали. Ещё тогда я понял, что они нас пропускают на «новогоднюю карусель». Я понимал, если пойдет что-то не так, выбраться с вокзала будет тяжело. Но мне и в голову не приходила мысль, что на маршруте ввода, после прохода штурмовых групп, не будет наших постов.
Поставив задачу 2-м танкам прикрывать нас, на трёх машинах я выдвинулся к 9-этажному дому для подавления огневых точек на 1-м этаже и в подвале. При движении наш штурмовой отряд начала обгонять бронетехника, как выяснилось, 131-й ОМСБр. «Народ» у них сидел по-походному – на броне…
Во время движения к проспекту Орджоникидзе возросла интенсивность и плотность огня противотанковых средств противника. После третьего попадания по навесному оборудованию моего танка я понял, что по танкам, и моему в частности, ведётся плотный огонь. Подал команду своим экипажам, чтобы следовали за моим танком. Ушёл вправо в частный сектор, затем по нему вышли к площади Орджоникидзе, тем самым не дали противнику вести прицельный огонь на заранее подготовленных огневых точках. Маневр был удачным, не ждали боевики, что мы пойдём параллельно, по частному сектору.
При выходе на проспект Орджоникидзе уничтожили в частном секторе 3 огневые точки гранатомётчиков СПГ-9, расстреливавших технику 81-го МСП, подходившую к площади Орджоникидзе. Выход на высокой скорости в тыл был для них последней неожиданностью на этой непонятной войне. Сказались преимущества Т-80, шум работы двигателя в условиях боя спереди не слышен. Исход скоротечного боя был в нашу пользу.
Далее выдвинулись на проспект Орджоникидзе. Во время движения (ехали на второй передаче, притормаживая) подавляли выявленные огневые точки. Плотность огня противотанковых средств противника была средней. Все их машины, на которых перевозились группы боевиков, мы расстреливали по пути. Боевики, конечно, не ожидали такого стремительного развития событий. Они бросали машины посреди дороги, убегали в дома. Естественно, откуда вёлся огонь, те огневые точки сразу подавлялись. Наши жители на верхних этажах высовывали из окон и балконов красные флаги.
Старший лейтенант Гудков (танк № 189) по радиосвязи доложил, что внутри машины появился дым. Подъехав к его танку сзади, я убедился, что танк не подбит. Выяснилось, что сгорела электропроводка двигателя механизма заряжания в башне танка. Если мне не изменяет память, это было в районе здания МВД. А рядом с перекрёстком горела БМП-2.
Проехав перекрёсток – улица Рабочая – проспект Оржоникидзе, примерно в 11.20-13.20 вышли на привокзальную площадь. Запомнилось – по проспекту Орджоникидзе от площади до вокзала – 1600 метров.
Там уже находилась техника 131-й ОМСБр и 1-го МСБ 81-го МСП. Блокировав ул. Табачную до моста через реку Сунжа, уточнил задачу у начальника штаба 81-го МСП. Получив приказ на занятие обороны в районе строящегося здания вокзала, организовал занятие обороны и взаимодействие. Место для обороны было неудобным во всех отношениях. Незнание истинной обстановки о противнике ещё более усугубляло сложившуюся ситуацию.
К вокзалу вышли танки №№ 180, 185, 186, 187, 189. Сам я находился в танке № 180. С нами были также две «Тунгуски». Перед штурмом, во время подготовки к нему, я дал распоряжение стереть третьи цифры строевых номеров на танках для исключения возможности определения боевиками командирских машин. Впоследствии это сыграло положительную роль.
На каждом танке, на башне, были закреплены в снаряженном состоянии по два ящика гранат Ф-1, в трубы ОПВТ (оборудование для подводного вождения), в ЗИПы (запасной инструмент и принадлежности), в навесное оборудование были уложены в цинках стрелковые боеприпасы. Дополнительно гранатометы «Муха», для удобства стрельбы, были расположены в местах возле люков командира и наводчика, чтобы не высовываться полностью при стрельбе из люков. Экипажи были проинструктированы – прежде чем выйти из танка, в случае необходимости, – применять гранаты и гранатомёты…
Остальные танки моей роты остались у нефтяного института, за исключением экипажа № 188, который первоначально должен был идти со мной. Утром 31 декабря механик-водитель танка № 188 доложил по радио, что они «разулись». У них слетела гусеница. Чтобы «восьмидесятка» «разулась» – нужно очень постараться… Впоследствии, после возвращения из Чечни в пункт постоянной дислокации, выяснилось, что экипаж открутил 3 или больше гребней траков…
ЗКВ 7-й танковой роты организовал работы по устранению неисправности. Во второй половине дня механик-водитель танка 188 вышел на связь по радио, доложив, что находится в районе нефтяного института и не знает, как прибыть к железнодорожному вокзалу. К этому времени проспект Орджоникидзе был блокирован, и вряд ли они смогли бы к нам пробиться. Скорее, наоборот – могли стать лёгкой добычей дудаевских гранатомётчиков. «Спасибо» тем, кто снабдил ими боевиков, да ещё – в таком количестве… Противник стрелял из гранатомётов даже по отдельным военнослужащим. Позже мне пришла в голову мысль: нас послали в Грозный не побеждать, а погибать. И весь штурм – бездарная операция. А жизнь солдат, прапорщиков, офицеров и некоторых генералов – «разменная монета» в чьей-то игре.
Позже по радиосвязи на меня вышел снова механик-водитель танка 188:
– Товарищ капитан (в пылу боя забыл мой позывной), по нашему танку ведётся гранатомётный огонь, а командир с наводчиком не могут выстрелить из пушки, я уже замучился маневрировать!
Механик был хорошо подготовленным. Он-то и спас свой экипаж. Пришлось временно устранится от управления ротой. По радиосвязи стал руководить командиром и наводчиком-оператором танка № 188. Дал алгоритм правильного включения СУО (системы управления огнём), устранения возникших задержек и неисправностей. В результате – послышался радостный возглас механика: «Выстрелили!!!» Поставил задачу ему, чтобы нашёл командира батальона и действовал согласно полученным указаниям.
Первоначально передний край обороны моей роты проходил по частному сектору одноэтажных зданий (дома отдыха железнодорожников). Левый фланг: проспект Орджоникидзе – «Вулканизация». Правый фланг: ул. Комсомольская – правое крыло строящегося вокзала. В глубину: по периметру здания.
Минут через 40 начался бой.
Противник открыл плотный огонь из гранатомётов, стрелкового оружия, а также из пушек. Площадь перед вокзалом напоминала разворошенное осиное гнездо. Первоначально было трудно ориентироваться в этом хаосе. Огонь вели осторожно, чтобы не зацепить своих. Поставил задачу командирам танков на выявление огневых точек противника. Через 30 минут у меня уже была скудная обстановка по противнику и соседям справа. Но для ведения обороны этих данных было мало, пехоты для прикрытия танков я не нашёл…
Поставил задачу командиру 3-го танкового взвода и старшему лейтенанту Гудкову наращивать разведку огневых средств противника. Наблюдая в ТКН (прибор наблюдения и целеуказания) и триплексы, я заметил на привокзальной площади движение 3-х танков Т-80 1-го танкового взвода моей роты под командованием командира 1-го взвода. В это время по радиосвязи на меня вышел начальник штаба 81-го МСП. Мне необходимо было прибыть к его БТРу. НШ находился у «Вулканизации». Это где заканчивалось строящееся здание вокзала. А далее – само здание вулканизации. Привокзальная площадь была полностью в дыму, я не мог определить, где находится НШ. Я вылез из люка, чтобы осмотреться.
Тут командир 1-го танкового взвода по радио доложил, что по моему танку ведётся огонь. Он мне говорит: «Быстрее садись, по тебе стреляют из гранатомётов и стрелкового оружия, трассера ложатся под крышку люка!» Тем самым он спас меня. Я ведь не мог видеть, откуда по мне вёлся огонь.
После отражения атаки боевиков поставил задачу командиру 1-го ТВ следовать на площадь Орджоникидзе, к подразделению, которому он придан. Он не хотел уходить туда, потому что управления и взаимодействия с командиром МСР там не было… Но приказ выполнил.
В этой суматохе, возможно, ушёл с ними и танк № 186. Дальнейшая судьба экипажа этого танка печальна. Танк подорвался на мощном фугасе: башню нашли во дворе жилого сектора – перелетела через 2 пятиэтажных дома. Часть передней брони с направляющими колесами нашли в воронке после взрыва.
По распоряжению начальника штаба 81-го МСП выдвинулись в квартал, который находился левее «Вулканизации». Дом «Слава … железнодорожникам» обошли, прочесали, подавили все огневые точки противника в данном квартале, а также на верхних этажах здания ДГБ. На параллельной улице вели бой танки 7-й ТР и один или два танка 9-й ТР. Могу ошибаться в номерах машин, но танки были из нашего батальона.
Повернули вправо на улицу Рабочую, затем – на проспект Орджоникидзе, чтобы спускаться к вокзалу. В этом месте, на перекрёстке, образовался затор. Через триплекс я увидел подбитые танк Т-72 и БМП-2, а на мой танк упали троллейбусные провода. Они зацепились за пулемёт НСВТ и не давали двигаться. При попытке движения командирскую башенку сорвало со стопора. Дальше двигаться было невозможно. Меня начало закручивать с командирской башенкой…
Встав на перекрёстке, мы превратились в лёгкую добычу для дудаевских гранатомётчиков. Но и здесь удача была на нашей стороне. Пулемёт НСВТ (зенитный пулемёт) в результате падения проводов повернуло в сторону дома «Слава … железнодорожникам» на уровень 3 – 4 этажей, откуда боевики вели огонь. А у нас прижало механизм спуска, и 100 патронов калибра 12,7 мм длинной очередью выстрелили в этом направлении.
Я отдал распоряжение командиру 3-го танкового взвода на прикрытие выхода моего командира танка из башни. Приказал также остальным танкам открыть залповый огонь из всех видов оружия по выявленным огневым точкам. Со второй попытки мой командир танка при помощи лома снял упавшие на броню провода. Возле частного сектора, ближе к ул. Комсомольской, горели танк бригады и БМП нашего полка. В частном секторе – дома отдыха железнодорожников – ул. Рабочая, боевики разворачивали противотанковую пушку. Огнём из танков №№ 187, 189 они были уничтожены.
Стрельба по перекрёстку велась со всех сторон. Подавляя огневые точки противника, мы вели разведку боем. Я уже имел представление, какие силы и средства дудаевцев находятся на нашем направлении.
При подходе к улице Табачного в направлении здания вулканизации стояла посредине дороги «Тунгуска». Увидев нас, экипаж попросил уничтожить её выстрелом из танковой пушки, так как после попаданий из гранатомётов она имела повреждения и была неисправной. Я отказался. Согласись выполнить их просьбу – потом «припишут» её на наш счёт. Найди потом свидетелей, докажи, что это была необходимость, а не умышленное уничтожение своей техники – по ошибке, по случайности…
Мы снова заняли оборону по периметру строящегося вокзала, танки расположил я по углам и впереди стройки, под частичным прикрытием забора из ЖБИ. Интенсивность огня со стороны противника возрастала. В течение 2 – 3 часов боевики предпринимали активные боевые действия, уничтожали технику и живую силу… Мы ответным залповым огнём из танковых пушек поражали противника.
Тактика залпового огня появилась не сразу. Я заметил, что после выстрела боевики тут же выпускали по танку от 2 до 5 выстрелов из противотанкового оружия, при этом ещё щедро поливая его огнём из пулемётов и автоматов. Тем самым они не оставляли шансов экипажам на спасение. А при нашем залповом огне они не могли одновременно стрелять по всем танкам роты. Поэтому во время сосредоточения боевиками огня по одному танку мы совместно с другими экипажами определяли местонахождения их огневых точек и беглым огнём из танковых пушек, ПКТ (спаренный пулемёт с танковой пушкой), НСВТ их уничтожали. Для большего ввода противника в заблуждение мы ещё и чередовали виды огня.
Справа от нас оборонялась Майкопская бригада. Потихоньку начал я организовывать с ними взаимодействие.
Командира 131-й ОМСБр полковника Савина я знал. В своё время проходил службу в 42-м АК СКВО. Во время боёв на вокзале его ранило осколками мины. В это время я находился на трансмиссии танка – лежал за башней, снаряжая пулемётные ленты. По-моему, он был с замполитом бригады. Они, вероятно, хотели забежать в здание вокзала. Осколками посекло полковнику ноги. Ему выдернули осколок, и зря это сделали. Осколок артерию перекрывал, видимо. Когда его извлекли, кровь как хлестанёт… Офицера утащили внутрь вокзала…
БМП, полностью израсходовавшие боекомплект, «майкопцы» ставили в две колонны перед зданием старого вокзала. Некоторые «умники» впоследствии обвиняли командира бригады в том, что он выстроил технику, как на парад…
«Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны»… Таким образом, он защитил широкие окна первого этажа от прямого обстрела боевиками уже ставшей бесполезной техникой. Танкисты бригады воевали грамотно, мужественно, хладнокровно. Частично заняв оборону по периметру вокзала – частично короткими контратаками на защищённых участках.
Один или два танка выезжали на максимальной скорости от дома «Павлова» на ул. Комсомольской, делали по несколько выстрелов по противнику и задним ходом возвращались на исходную позицию. Насколько это было возможным, мы прикрывали их манёвры огнём из танковых пушек.
Заметив это, боевики сосредоточили огонь на левом фланге роты. В течение часа, без поддержки пехоты, мы с трудом сдерживали натиск противника. Перегруппировались уступом влево – ближе к «Вулканизации». Один танк по моей команде откатился назад с задачей не дать возможности дудаевцам вплотную подойти к танкам с бортов и сзади. Экипаж № 185 -командир танка, наводчик-оператор, механик-водитель Котляр, – справились с задачей успешно. При этом получили два попадания из гранатомёта. Одно – в левую часть башни. Срезало кумулятивной струёй установку «Туча» (для постановки дымовой завесы), коробки АТ и датчик ветра – «уши». Второе попадание – в правый борт в районе ведущего колеса, – не причинило существенного вреда. Экипаж № 187 получил 3 попадания из гранатомётов: правый борт, башня, навесное оборудование ОПВТ. Были повреждены передние внутренние топливные баки, воздушные баллоны. Экипаж № 189 получил 2 попадания: в правый борт в районе натяжного механизма гусеницы и в наружные топливные баки слева, вдоль полки спереди. У экипажа № 180 – 2 попадания: в левую сторону переднего наклонного листа и в заднюю часть башни через воздухозаборник системы ОПВТ.
После докладов командиров танков о техническом состоянии машин выяснилось – вся техника исправна и боеготова.
ПОД ПОКРОВОМ НОЧИ
Стало темнеть. А вместе с наступавшими сумерками прибавилась ещё одна головная боль. При стрельбе из ПКТ, НСВТ трассирующие пули демаскировали танки. По радиосвязи дал команду экипажам трассирующие патроны не заряжать, имевшиеся в лентах заменить на Б-32.
Необходимо было пополнить боекомплект пушек, пулемётов. Используя относительное затишье со стороны дудаевцев, сменили огневые позиции. Теперь передняя линия обороны проходила: дом «Чмирёва» – перекрёсток проспекта Орджоникидзе – улица Табачного. На время перегрузки боекомплекта из отделения управления назначил дежурные огневые средства. Во время перегрузки боекомплекта боевики, разгадав наш замысел (заметили в приборы ночного видения), решили захватить танки. Самоуверенность их и погубила. По радиосвязи начали докладывать командиры дежурных танков, что в направлении левого фланга – поликлиника – 5-этажный жилой дом, в глубину – частный сектор, – выдвигаются дудаевцы до 20-ти человек с СПГ-9.
Первым заметил их экипаж № 189. Приборы ночного видения у них почти все были исправны. Отдав команду на уничтожение дудаевцев, ускорили, насколько это было возможно при обстреле, перегрузку боеприпасов. Попав под кинжальный огонь 2-х танков, оставшиеся боевики рассредоточились во дворах домов. Поступили доклады от командиров танков о завершении перегрузки. В ТКН я видел в частном секторе, вдоль улицы Рабочей, передвижение боевиков, пытавшихся развернуть две противотанковые пушки. Достать их выстрелами из танковых пушек из-за особенностей рельефа местности и расположения танков нам не удалось. Но всё-таки в секторе 26-34 по азимутальному указателю мы не давали им подобраться к нам.
Примерно в три часа ночи противник, воспользовавшись отсутствием нашей пехоты и темнотой, сумел скрытно подойти к нашим танкам. От экипажей танков № 187 и № 189 поступили доклады о том, что боевики залезли на башни и расстреливают из стрелкового оружия приборы наблюдения. Эти две машины стояли ближе всех к поликлинике. Вот дудаевцы и прорвались с этого направления и сзади залезли на танки. Предлагали сдачу в плен. Экипажи запустили двигатели, включили СУО, начали крутить башни, ведя огонь из ПКТ. Мне стало ясно – дудаевцам нужны наши танки.
В это время по радиосвязи на меня вышел чеченец. Представился он Масхадовым. Затем – известный в те годы «правозащитник» Ковалёв. Оба предлагали сдаться в плен с техникой. Они точно дали штатно-должностную характеристику моей роты. Взамен предлагали офицерам «Мерседесы», а остальным – денежное вознаграждение. Получили достойный ответ: «…», русские не сдаются!»
Они знали все наши фамилии. Не знали только номера танков. Послал я их крепко и подальше…
Они спросили: «Ты ёлку видел, как входил?»
Отвечаю: «Видел».
Они: «Вот в 5 утра твои «причиндалы» на ней висеть будут».
После этого у них нервы сдали, и мы перешли на взаимные оскорбления. Пришлось сменить свой позывной на «Палыч». Для работы во внутренней сети.
Положение становилось критическим. Запросил «Сокола» (начальника штаба 90-й ТД полковника Никулина): «Прошу огня артиллерии по отметке 129,9». Одним словом, на себя. На этой же частоте работали боевики, требовали от меня («Катка») сдачи в плен. Дудаевцы прекрасно поняли, что я вызываю огонь артиллерии на свои танки. Они начали забивать эфир. Переход на запасные частоты тоже глушили быстро. Но всё-таки удача была с нами. И я смог передать координаты. Личному составу роты по радиосвязи сказал: «На нас обрушат огонь артиллерии…» И распределил, кто будет командовать ротой в случае гибели её командира, а также командиров взводов и танков.
В этот момент с улицы Рабочей боевики открыли огонь из противотанковых пушек. Проехав через деревянный сарай на своем танке, мы вышли на улицу Комсомольскую и уничтожили артиллерийский расчёт. Дудаевцы не ожидали такого маневра – выхода в левый фланг. По радиосвязи старший лейтенант Гудков сообщил, что по моему танку ведётся перекрёстный огонь из гранатомётов. Я тут же дал команду механику-водителю младшему сержанту Аверьянову на отход задним ходом. Отстреливаясь, начали отходить через дома частного сектора. Проезжая через сарай, танк провалился в какой то погреб. А сверху на него обрушилась крыша. Это нас и спасло. Они из гранатомётов сверху лупили, а над нами – шифер, перекрытия, вся эта дребедень. Вот их выстрелы и срабатывали в этом хламе, не причиняя танку существенного вреда. Но самостоятельно танк выйти не мог… Пушка упёрлась в постройку, танк застрял, буксует, гусеницы скребут. Остальные танки роты вели огонь, прикрывая нас.
Запросил «Сокола» – когда же заработает артиллерия? Разбираясь с начальством уже в ППД, я узнал, что артиллерия в это время отмечала новый год. Начальник артиллерии дивизии поехал к ним, подготовил данные, после чего они и открыли огонь.
Я скорректировал первые залпы. Сбоку и сзади где-то разорвались 2 снаряда. Счастье, что на танки роты не попали. Землю рядом с моим танком разрыли, танк затрясся, весь подбой в башне отлетел, все плафоны дежурного освещения полопались.
Я запросил механика:
– Саня, живой?
– Да.
– Первая передача, правый рычаг зажимай – вперёд!
Воронка от артснаряда с правого борта помогла выехать нам из сарая. Артудар уничтожил много боевиков. Остальные – разбежались. А мы тем временем восстановили оборону.
В частном секторе я познакомился с капитаном Чмирёвым, из 131-й ОМСБр. Во дворе частного сектора стояла их БМП с попаданием гранатомёта в правый борт в районе двигателя. С его слов я понял, что двигатель повреждён. Он показал мне убитого украинского наёмника отряда «УНА-УНСО», заваленного обломками стены, с оторванной головой.
Его приняли за «своего» – форма одежды и экипировка соответствовали нашему обмундированию и снаряжению. Воспользовавшись этим, он и убивал наших солдат. Но недолго. Организовав с капитаном Чмирёвым взаимодействие, совместно отражали атаки боевиков.
Командир танка № 185 доложил по радиосвязи, что по его машине ведётся гранатомётный огонь, а экипаж не может определить, с какого направления их обстреливают. После очередного попадания из гранатомёта он сообщил, что механизм заряжания в автоматическом режиме не работает. Лоток с зарядом и снарядом во время заряжания танковой пушки упал в окно выдачи. Я объяснил ему, как исправить неисправность механизма заряжания и как в дальнейшем работать с «дублером заряжания». Надо отдать должное командиру танка и наводчику-оператору – в сложнейших условиях под непрекращающимся обстрелом, срывая в кровь до костей кисти рук, они быстро устранили неисправность и открыли огонь из танковой пушки по противнику.
Чтобы определить, из каких домов по их танку ведётся огонь, я сменил позицию. Стрельба велась с 3-го и 4-го этажей дома «Слава … железнодорожникам». Выстрелы ложились недолётом перед правым бортом танка. Подав целеуказания экипажам 3-го танкового взвода на подавление огневых точек боевиков, я стал руководить по радиосвязи механиком-водителем танка № 185 рядовым Котляром. От разрывов, ярких вспышек в темноте он плохо ориентировался. По моей команде Котляр с третьей попытки задним ходом протаранил железобетонный забор и въехал на половину корпуса танка в строящееся здание вокзала.
«ПРОХОРОВКА» У ВОКЗАЛА
Утром в течение 40 минут было относительное затишье. Поэтому мы успели перегруппироваться. Начальник штаба 81-го МСП по радиосвязи вышел на меня. Он просил помочь вывезти раненых из района квартала домов с транспарантом, сам он тоже имел тяжёлые ранения. Я запросил старшего лейтенанта Гудкова доложить подробную обстановку на данном направлении. Ведь именно его танк № 189 был ближе всего к этому месту. Попытка экипажа № 189 пройти во двор домов не дала желаемого результата. После 2-х попаданий из гранатомётов – в правый борт и переднею часть башни, повредивших блок ГТН-36, – танк отошёл на исходную позицию.
В полуразрушенном доме частного сектора мы с ним обсудили обстановку. Без прикрытия пехоты нам было не обойтись. Я попросил капитана Чмирёва помочь пехотой. С третьей попытки, на трёх танках и «Тунгуске», завязав отвлекающий бой на правом фланге (в направлении перекрёстка ул. Рабочая – проспект Орджоникидзе), нам удалось к ним пробиться и вывезти НШ и раненых к вокзалу.
31.12.1994 г. Прослушивая переговоры танкистов нашего батальона, услышал Юру Галкина, командира 3-го танкового взвода 7-й танковой роты. Он просил помощи: танк подбит, сам ранен, самостоятельно не выбраться. Его взвод в составе 3-х танков – 177 (166), 178 (713), 179 (камуфлированный), – повернул на ул. Табачного, за ним пошли две БМП-2 1-й МСР, (КВ Мочалин, Сид-ик). Они сбились с маршрута и вышли через Беликовский мост на ул. Субботников, где в районе школы попали в засаду. Вырваться удалось 177 (166) и 179, при этом командир танка Фёдор Гребнёв после попадания одного выстрела РПГ в стык командирской башенки, а второго – в левую часть башни в районе прицела, – выскочил в шоковом состоянии из танка. Он попал в плен и его публично казнили бандиты на площади Минутка 4 января 1995 года. Местный житель похоронил сержанта Фёдора Гребнёва в парке на ул. Нагорной. 1 марта 1995 года могилу вскрыли, опознали тело, (занимался начальник особого отдела 2-й армии п/п-к Макарин). 177 (166) получил три попадания ПТС в башню, люк у КВ был приоткрыт, Галкин получил контузию и ранения. Танк поставили в районе восточного крыла вокзала и вели огонь по дому «Павлова». Механик и наводчик-оператор перенесли Галкина в железнодорожный вокзал, где совместно и оборонялись. Механик и наводчик 179 присоединились к 2-му взводу 7-й ТР, затем – к моей роте. Экипаж Галкина 1 января выходил в составе 131-й ОМСБр. БМП, на которой выходили, подбили. Механик Медведев в перестрелке был убит. Галкин, наводчик-оператор и военнослужащие 131-й ОМСБр попали в плен. Командир взвода и наводчик-оператор были доставлены в ДГБ, затем – в «Реском». Позже их разделили, наводчика освободили из плена 13 февраля 1995 года
Сержант Фёдор Гребнёв, попавший в плен тяжело контуженным и публично казнённый бандитами на площади Минутка 4 января 1995 г.
31.12.1994 г.
«Сокол» вышел по связи на меня и сообщил, что к нам на вокзал идёт помощь. Примерно в промежутке с 9.00 до 11.00 она пришла: 3 – 5 танков Т-72 и несколько БМП. При этом долгожданная «помощь» открыла ураганный огонь по нашим танкам и всему, что движется. Я приказал экипажам поднять пушки вверх и обозначить себя дымами. Стремительно ворвавшись на вокзальную площадь, обстреляв всех и вся, она, эта «помощь», так же стремительно куда-то и исчезла, оставив танк Т-72 напротив моей машины.
Этот танк первоначально подъехал вплотную к торцу «дома Павлова», выстрелил в стену дома, плиты и кирпич посыпались на него. Отъехав от здания задним ходом, танк заглох. Экипаж покинул машину после неудачных попыток запуска двигателя. Мы перегрузили с неё боеприпасы к танковой пушке на наши танки, но не все. Перегрузили то, что успели, пока боевики не опомнились. Забрали пулемёт ПКТ на танк № 189. Т-72 мы всё же завели, топливо там «зависало». Отогнали машину ближе к забору из ЖБИ. Впоследствии, когда окончательно подбили мой танк, я пересел в этот Т-72. Но и его подбили. Сначала – попадание в трансмиссию, потом – в борта. И в левый, и в правый. Там боеприпасов было мало, это и спасло нас от детонации оставшегося боекомплекта в немеханизированной укладке. Эвакуацию экипажа прикрывал танк № 189. И мы опять начали биться. Там эти нелюди привязали нашего пленного солдата к БТРу и пополам разорвали его на наших глазах…
Вторая колонна подкрепления прорывалась на вокзал со стороны улицы Комсомольской. Мы заметили их, когда боевики подбили одну БМП на перекрёстке с улицей Рабочей. В ТКН я видел, как механик, пытаясь покинуть машину, сгорел на «ребристом» листе БМП. Из-за угла пятиэтажки по ул. Комсомольской появилась тройка боевиков: снайпер, гранатомётчик, пулемётчик. Огнём из ПКТ танков №№ 180 и 187 они были уничтожены. Врезалась в память убойная сила пуль Б-32: угол дома срезался, крошился под длинными очередями. Остальная уцелевшая техника стала прорываться по разным направлениям.
31.12.94 г. Два танка 2-го танкового взвода 7-й ТР, № 174 (командира 2/7 ТР) и № 176, вышли на привокзальную площадь и вели активные боевые действия в районе перекрёстка проспекта Орджоникидзе – ул. Поповича. С его танками к вокзалу пришли дополнительно БТР огнемётчиков и две БМП. Танк командира взвода № 174 был подбит и взорвался. Погиб наводчик рядовой Аитов, находившийся рядом с танком, в результате детонации боекомплекта. Выстрел из РПГ по башне танка был произведён с 4-го или 5-го этажа дома. Также был выведен из строя и танк № 176. Наводчик получил осколочные ранения в ноги. Оставшись без техники, танкисты 2-го взвода 7-й ТР под руководством командира взвода обороняли поликлинику в составе мотострелков 81-го МСП.
31.12.94 г. По ул. Рабочей горела «72-ка», мы хотели вытащить механика и командира, но не успели. Только подъехали, только поперёк для прикрытия от обстрела танк № 189 поставили, как машина взорвалась и башню оторвало…Возвратившись на исходные позиции, восстановили оборону. С 5-этажного дома по ул. Комсомольской, со стороны ул. Рабочей, начали беспокоить нас гранатомётчики. Огнём танков №№ 180, 185, 187, 189 эти точки были уничтожены. Разбили огнём автобус «Цирк», стоявший в стыке между двумя пятиэтажками. Потом зашли во двор и уничтожили группу боевиков. Во втором подъезде этого дома находилась огневая позиция противника, там был захвачен в плен дудаевец. В здание вошли, а там – пулемётчик, гранатомётчик, снайпер. Кинули гранату. Двоих убило, только гранатомётчик остался. Допросив его, уточнили расположения огневых групп противника, всё перепроверили.
Решил с капитаном Ч. организовать дальнейшее взаимодействие, но, к сожалению, они отошли, не успев нас предупредить. Оставаться без прикрытия пехоты в частном секторе под перекрёстным огнем из пятиэтажек – означало стать лёгкой добычей «национального вида оружия» дудаевцев – гранатомётов.
Запросил по радиосвязи «Сокола», начали разбираться с ним, где же всё-таки наша пехота?! Я ему доложил, что не могу её найти. Он говорит: «Вот тут и тут». Я отвечаю: «…И тут, и там я всё объездил вдоль и поперёк. Березуцкого я так там и не встретил».
Во время поисков нашей пехоты командир 1-й МСР 1-го МСБ 81-го МСП вышел единственный раз на связь и указал, где находится. Как я понял, они в гаражи свои БМП загнали и там где-то за пятиэтажкой стояли возле поликлиники. Получается, намного левее нашего фланга. По сути, главный удар наносился на вокзал. Они прикрывали левый фланг от просачивания боевиков. Пехоты я так и не дождался. Не хотелось им, видимо, идти к вокзалу…
Я принял решение занять оборону по периметру строящегося здания вокзала и в стыке со зданием вокзала (левый фланг Майкопской бригады), поочередно прикрывая отход назначенными экипажами роты.
Во время отхода противник усилил огонь, применяя артиллерийский и миномётный обстрел. Привокзальная площадь превратилась в огневой котёл. В этих сложных условиях танк № 187 потерял ориентацию и начал выдвижение по ул. Табачного, вдоль вокзала в направлении реки Сунжа. Остановив их по радиосвязи, сориентировал – они заняли своё место в обороне.
Командиры танков доложили о занятии обороны и наличии боеприпасов. 125-мм артвыстрелов к танковой пушке осталось по пять на каждый танк, патронов к стрелковому оружию было достаточно. Расход артвыстелов взял под личный контроль.
К моей роте присоединились танкисты второго взвода седьмой танковой роты. Сам их командир взвода был ранен. В поисках нашей пехоты встретил офицера 81-го МСП, лейтенанта или старшего лейтенанта К. с солдатами. В моё подчинение переходить он отказывался, мотивируя это тем, что меня не знает. Но терять пехоту, с таким трудом найденную, я не собирался. Вышел по радиосвязи на начальника штаба дивизии, доложил сложившеюся ситуацию. Подал К. свой шлемофон, в наушниках прозвучал приказ «Сокола» – переходишь в подчинение «Катка». Радости нашей не было предела – есть пехота, которая нас будет прикрывать, остальное сделаем сами. Дали им стрелковые боеприпасы, гранаты в неограниченном количестве, трофейное оружие. Указал им позицию для обороны, задачу, организовал взаимодействие. К ним присоединились солдаты Майкопской бригады. Вместе мы держали оборону строящегося здания вокзала.
Сзади моего танка оборонялась «Тунгуска». Обменялись частотами, организовали связь, взаимодействие. Фамилию капитана не помню, позывной – «Тори».
В поисках своих из 81-го МСП встретился в здании вокзала с командиром ОБС 90-й ТД. Он был ранен и контужен, на спине висела Р-159. Во время доклада «Соколу» я услышал: он просил помощи, докладывая, что «коробочки» все сожжены. По радиосвязи я уточнил «Соколу», что четыре катка от моего танка остались целыми, дав понять, что четыре танка пока ещё есть. Боевики постоянно вклинивались в наши частоты, прослушивая нас. «Сокол» обещал помощь.
Здание вокзала было на тот момент уже сильно разрушено. Дудаевцы в очередной раз предприняли попытку штурма. На этот раз с применением танков. «Гудок» (позывной старшего лейтенанта Гудкова) доложил, что в створе дома «Павлова» и пятиэтажки по улице Комсомольской видит 2 танка Т-72. Стали наблюдать за ними. Внешне определить их принадлежность было трудно. Один танк раскачивался на месте (выключается передача, перегазовками достигается эффект раскачивания за счёт движения масла в бустерах коробок передач). Любимая забава дудаевских «подобий» танкистов. Заметив, что пушки этих танков становятся на стопор – момент заряжания, подал команду экипажам танков №№ 185, 189 на их уничтожение. «Танкисты» противника, зарядив пушки, после снятия со стопора без прицеливания спешно выстрелили в направлении строящегося вокзала и начали отходить задним ходом. Им вдогонку полетели кумулятивные снаряды наших танков. Поражение этих танков подтвердить не могу, но больше с этого направления они не появлялись.
Да, имелись у дудаевцев танки Т-72. Но в этой «Прохоровке», повторяю, очень трудно было сразу определить их принадлежность. Это выяснялось только тогда, когда они по нам уже открывали огонь. То, что подбили или не подбили, – гарантий не даю. Но мы их обстреливали в том случае, когда уже понимали, что это боевики. Некоторые «72-ки» противника мы определяли по своеобразным отличиям (отсутствие коробок АТ, труб ОПВТ, нумерации на башне, раскачивание перегазовками танка на месте со снятым тормозом), не присущим нашим танкам и действиям наших танкистов. Танкистов-дудаевцев, хорошо подготовленных, не было и не могло быть…
Боевики, наглухо обкуренные и обколотые, не прекращали ожесточённые атаки, пытаясь любой ценой выбить обороняющихся из вокзала. Порой положение становилось запредельно критическим. Прослушивая переговоры полковника Савина, мне всё больше становилось ясно, что помощи не будет. Ответы «Сокола» тоже были неопределённы. Случайно вышел по связи на командира нашего танкового батальона. Помочь он не мог, так как остатки резервной 7-й танковой роты тоже были заблокированы.
Атаки боевиков начались со всех сторон, в том числе и со стороны депо. В пространство между двумя вокзалами «майкопцы» на перрон загоняли БМП для прикрытия с тыла. Когда её подбивали, сталкивали машину танком и загоняли следующую. С пятиэтажки напротив, по улице Комсомольской, продолжали обстрел дудаевские гранатомётчики. Я вышел на «Тори» и попросил поддержать нас огнём. Выстрелом в торец дома на уровне 4 этажа была проломлена стена, в которой осталась пробоина диаметром метра 3 – 4. Гранатомётчиков противника успокоили навсегда. «Тори» сообщил мне по связи, что боекомплект закончился. Тогда я предложил ему использовать ракеты. Первый выстрел пошёл выше дома. Опустив переднюю часть корпуса при помощи ходовой части, успешно произвёл второй выстрел.
Экипаж 185 доложил, что сняли снайпера на строительном кране. Трофейная СВД по праву досталась наводчику-оператору.
После очередного попадания из гранатомёта по танку № 187 лопнули внутренние топливные баки. Разбило воздушные баллоны. Они-то и спасли ступни механика-водителя, поглотив на последнем этапе энергию кумулятивной струи. Керосин растёкся по днищу танка, начала замыкать электропроводка. По радиосвязи я объяснил механику, какие выкрутить пробки под днищем танка для слива керосина.
После очередной атаки боевиков я обратил внимание на то, что на левом фланге Майкопской бригады появились бреши. Прослушав по радиостанции переговоры командира 131-й бригады с вышестоящим командованием, я понял, что они собираются отходить. Я стал запрашивать «Сокола» для доклада сложившейся обстановки, но – безуспешно, мои попытки связаться со своим командованием тоже не дали результата.
Во время смены огневой позиции «Тунгуски» противнику удалось её подбить. Экипаж покинул горящую машину. Теперь её оставшиеся ракеты были направлены в корму моего танка. Задним ходом моей машины мы развернули корпус «Тунгуски» в направлении «дома Павлова», чтобы исключить попадание ракет в свой танк во время пожара.
По моему танку дудаевцы открыли огонь из пушек. Отказали стабилизатор, МЗ, отлетел приёмник Р-173П, повредив улавливатель поддонов. Необходимо было срочно поменять огневую позицию. Но после очередного попадания танк заглох. Запустив его при помощи «соплей» (провода внешнего запуска), поставил пиллерс на место. Вылез из отделения управления, объяснив механику Сашке Аверьянову, как управлять танком при данной неисправности (повреждении ПУС, АПУ). Прикрывал нас в данный момент экипаж танка № 189. Заняв место командира, вошёл в связь с механиком, но отъехать не успели. Очередной выстрел из ПТС попал в верхние коробки динамической защиты напротив смотровых приборов ТНПО механика. Танк заглох, в боевом отделении пошёл дым, появилось пламя. Выждав, когда дудаевские пулемётчики обработают открытые люки, покинули боевое отделение.
Открыв люк механика, с командиром танка увидели, что помочь Саше Аверьянову мы уже ничем не сможем. Кумулятивная струя, разворотив пустые КДЗ, прошла через шахты ТНПО, попав в голову механику.
Если бы в КДЗ было изделие 4С20, всё было бы иначе. Почему танки пошли в город с пустыми КДЗ? Ответ прост – «русский авось» и боязнь командования возразить высшему руководству, а также предательство, которое было сплошь и рядом. Так погиб старший механик-водитель роты сержант Александр Аверьянов – светлая память ему!.. Классный был специалист, механик от Бога, неоднократно спасавший танк и экипаж от огня ПТС противника…
Стало темнеть… Привокзальная площадь была похожа на «Прохоровку». Боеприпасы к танковым пушкам закончились. После многократных попаданий ПТС противника по танкам многие узлы, системы и агрегаты отказали. По сути – это уже были полуживые тягачи. Связь с командованием отсутствовала, все мои попытки с кем-то связаться были тщетны…
Погибший от пули дудаевского снайпера старший мех.-водитель взвода гв. сержант Марат Сактаганов
Вся надежда была на командира батальона. Отправлял я два танка на прорыв, ставя задачу экипажам разыскать КБ, чтобы он прислал два боевых танка с исправным вооружением и две БМП для эвакуации раненых и убитых. Уже потом узнал от ИО командира 3-й танковой роты – когда он прорвался на пл. Оржоникидзе, он нашёл комбата. Тот послал на вокзал экипаж старшего лейтенанта Аношина и две БМП. Мы их ждали в течение 1 – 2-х часов. Но они к нам так и не прорвались. Танк Аношина, спускаясь к вокзалу, предположительно был захвачен боевиками на ул. Рабочей. Произошла поломка привода управления РСА. Танк вышел на режим «малого газа». Скорость – не более 10км/ч. Подробностей захвата нет. Механик погиб – расстрелян. Наводчик погиб – расстрелян на ул. Рабочей. Лейтенант Аношин – расстрелян. Боевики, закрасив строевые номера, пытались 02.01.95 г. перегнать танк для показа иностранным журналистам. Но танк заглох на ул. Субботников.
Судьба двух БМП неизвестна.
Во время прорыва танк № 185 получил 4 попадания из ПТС противника. Пробило пушку в районе ресивера. О плотности огня боевиков можно судить по скорости танка во время прорыва. Она составляла 60-70 км/ч. И это – на участке 1400 метров! Экипаж, протаранив завал из подбитой техники, проскочил на площадь Орджоникидзе. При выходе из города он оказался в расположении «волгоградцев». Попадание в МТО вывело из строя двигатель, танк задымил и заглох. Во время выхода экипажа из танка КТ ранило пулемётной очередью в обе ноги. Механик с наводчиком эвакуировали его в БМП с ранеными. С КТ 185 я встретился в госпитале Толстой-Юрта. Механик-водитель рядовой С. Котляр и наводчик-оператор 185 продолжали воевать во взводе лейтенанта Григоращенко. Дайлида – наводчик-оператор 185 танка, нашёл штаб «волгоградцев» и сообщил о нашем расположении и положении. Обещали помочь… Ночью в городе танкисты нашли две «восьмидесятки» из 9-й танковой роты. У одной были пробиты внутренние топливные баки, керосин залил отделение управления и боевое отделение. Вторая заводилась, но не двигалась с места. Зацепили тросами «72-ки» и притащили в расположение «волгоградцев». Затянули во двор, окопали. Вели из неё огонь по девятиэтажке, подавляя огневые точки противника. В эту же ночь танк подбили дудаевцы. Далее танкисты продолжали воевать в составе разведчиков. Ночью ходили на «охоту» с капитаном из разведбата, уничтожили миномётный расчёт и дудаевского снайпера. После они пересели в Т-72 и продолжали воевать. 8 января в 10.00 утра рядовой Котляр погиб во время миномётного обстрела боевиков. Наводчика-оператора танка 185 переправили в 81-й МСП. Это ли не пример мужества, стойкости, самоотверженности и самопожертвования танкистов?!.
По крыше здания вулканизации боевики открыли миномётно-гранатомётный обстрел. Очередной выстрел из гранатомёта попал в правый борт танка № 189 в районе пятого опорного катка. Пробив борт, разворотил наружный топливный бак. Под прикрытием танка № 189 (за рычагами сидел старший лейтенант Гудков), пешком начали прорыв в сторону железнодорожных путей. Самым опасным простреливаемым местом был участок напротив пятиэтажного дома и поликлиники. Вместе с нами прорывались остатки экипажей 7-й танковой роты, а также небольшая группа из 131-й ОМСБр. Я благодарен наводчику-оператору 179, который в буквальном смысле заставил меня надеть бронежилет, впоследствии спасший мне жизнь. Мы с механиком-водителем танка 189 прикрывали отход группы. А наш отход прикрывать было некому. Эти 100 метров пробежали с ним под сплошным обстрелом. Уже оставалось где-то 25 метров до выхода из зоны огня, когда обстрел стал настолько плотным, что пришлось упасть на землю-матушку, имитируя, что злые дудаевцы попали в нас и убили. Как только пули перестали свистеть над нами, ползком, на карачках, ломая ногти и сдирая в кровь пальцы рук, преодолели оставшиеся метры. Присоединившись к основной группе, выставил охранение. Пересчитали всех. Потерь не было, только ранения. Отправив вперёд охранение, начали прорываться вдоль железнодорожных путей.
Через 500 или более метров в сторону запада во дворе построек обнаружили две или три «80-ки» (по-моему, «ленинградских») и 3 или 6 БМП-2. Убедившись в том, что они принадлежат нашим подразделениям, вышли к ним. Старшим представился офицер без знаков различия. Объяснили ему, кто мы. Он представился полковником из СКВО. На столе была разложена карта Грозного, он выбирал маршрут выхода. Я попросил у него две БМП для того, чтобы мы на них вышли на площадь Орджоникидзе к своим подразделениям. Но он мне ответил, что 2 или 3 часа назад гв. 81-й МСП получил приказ на выход из города, а ему поручено вывести остатки батальона. Какого батальона, я так и не понял…
Этого полковника почему-то тянуло выходить самым коротким путём – по «старым промыслам». Но я-то почти за двое суток обстановку узнал прекрасно. Они начали карту крутить-вертеть… Сразу видно – обстановку знали плохо. Говорю ему – нас там всех сожгут. Предложил маршрут выхода по железнодорожным путям. Старший офицер моё предложение отклонил. Они решили выходить через Старопромысловское шоссе. Всех бойцов, которые находились вместе со мной, рассадил по БМП. Механики 174, 179 – мл.с-нт Д. Халиулин, выходили в основной группе 131-й ОМСБр, где был танк Т-72.
Начали движение. Впереди шли танки. Система управления огнём на них была неисправна. Соответственно, стрелять они не могли. Сидя в составе десанта БМП в ходе выдвижения, я понял, что мы сбились с маршрута. Наводчик открыл огонь из пушки. Мы, соответственно, – через бойницы из стрелкового оружия. Получили выстрел из РПГ в правый борт в районе башни. БМП заглохла, в десантном отделении появились пламя и дым. Я начал открывать кормовую дверь, но не смог – правая рука не работала. Бронежилет спас мне жизнь, я отделался переломом рёбер. Верхние люки открыть было невозможно, так как на них находились ящики с боеприпасами. После приложенных усилий смогли приоткрыть их наполовину. Механику удалось запустить двигатель, и он начал уводить БМП подальше от места, где нас подбили. Пламя вплотную подбиралось к нам. Открыв кормовую дверь, приготовились к десантированию. Но сделать это мы не успели – получили второй выстрел в правый борт. Загорелся топливный бак. Покинув горящую машину, отошли в частный сектор. Нас начали преследовать боевики. Завязалась перестрелка. Но мы всё-таки сумели от них оторваться. Наша группа выходила в разных БМП, и каждая из них была подбита. Но все танкисты остались живы.
Впоследствии, анализируя наличие техники на «товарке», я насчитал 18 – 21 БМП и 4 танка. Если убрать 5 БМП-2 81-го МСП и других, то техники 131-й ОМСБр и 276-го МСП получается минимум 8 – 10 БМП и 2 танка. Почему «Камин-23» так и не пришёл на вокзал к комбригу, находясь в 500 метров от него?.. Ответ прост, многим он не понравится… Почему не пришла и 19-я МСД с приданными подразделениями усиления, находившаяся от бригады в 1500 – 2000 метрах, имея 100 процентов возможности по железнодорожным путям выйти к вокзалу?.. Мнение это, конечно, моё – субъективное. Не берусь утверждать о состоянии обстановки за весь период нахождения их на «товарке», но в промежутке с 16.45 до 18.00 (время требует уточнения) там было спокойно. Мы впервые после выхода с вокзала почувствовали себя там относительно спокойно…
Вышли в район старого аэропорта. Дорога была забита выходящей и входящей в город техникой. В этом хаосе были случаи стрельбы по своей технике и личному составу. Нам чудом удалось уцелеть от пулемётной очереди танка Т-72, который входил в город. Мы укрылись в канаве, возле бетонного забора. За ним находились 2 или 3 БМП. Их экипажи спешились и обсуждали план выдвижения в город. Первоначально хотелось рвануть к ним, но пришлось затаиться. Вели они себя нервно, могли, не разобравшись, и «замочить». Запомнился эпизод: Т-72 с дополнительными топливными бочками. Трансмиссия танка горит – из повреждённых бочек льётся, воспламеняясь, топливо… В темноте пламя ослепило и напугало экипаж. И танк ведёт огонь во все стороны по кругу…
При подходе к мосту через речку Нефтянку встретил командира миномётной батареи гв. 81-го МСП. Поначалу он не узнал меня… Затем дал нам автомобиль «Урал», чтобы доехать до расположения полка. Прибыв в район расположения, доложил командованию о ходе боевых действий 8-й танковой роты. На следующий день встретил своего зампотеха Гудкова, КВ 1/9 ТР, ЗНШ 1-го МСБ 81-го МСП. Все они были ранены. Нас на ГАЗ-66 отправили в МОСН Толстой-Юрта. Там познакомились с раненными «Альфовцами». В ходе беседы я понял, что и они попали в «переплёт» по вине командования…
ОТ АВТОРА
Так начиналась и так закончилась «новогодняя карусель» в Грозном. Об этом немало написано. Я рассказал всё, что видел сам лично, и в чём мне довелось принять непосредственное участие. Есть у меня подробная информация и о состоянии техники с точным описанием боевых повреждений каждой машины, есть и списки погибших, пропавших без вести, а также получивших ранения 3-го (сводного) танкового батальона 6-го гвардейского танкового полка, приданного 81-му гвардейскому МСП. Но я не буду о них говорить. Я в заключение лишь приведу такие данные:
Вышли из города своим ходом 1 января 1995 года:
7-я танковая рота.
Т-80БВ №№ 170 (141), 173.
8-я танковая рота.
Т-80БВ №№ 182, 184, 187. Т-80Б № 188.
9-я танковая рота.
Т-80БВ №№ 190, 192, 194, 196, 199.
Управление 3 танкового батальона (взвод связи).
Т-80БВК № 101.
Итого за батальон – 12 танков.
Эвакуированы из города:
7-я танковая рота.
Т-80БВ №№ 171, 172, 175, 176, 177, 178, 179.
8-я танковая рота.
Т-80БВ №№ 180, 181, 183, 185, 189.
9-я танковая рота.
Т80-БВ №№191,197.
Итого за батальон – 14 танков.
Сгорели в городе:
№№ 174, 186, 193, 195, 198 – 5 единиц техники.
Сгорел в районе:
№ 199.
Итого за батальон – 6 танков.
http://www.redstar.ru/index.php/newspaper/item/12858-novogod…
Новости партнеров
- Регистрация
- Вход
За сутки посетители оставили 287 записей в блогах и 3207 комментариев.
Зарегистрировалось 43 новых макспаркеров. Теперь нас 5034389.
В Чечне танкистов считают за смертников, и аргументприводят один — «чехи» в Грозном сжигали колонны танков не особо напрягаясь. Это конечно факт, но отношение к этой боевой машине сложилось предвзятое иповерхностное. Это дилетанская точка зрения, и вот почему: Т-80 — танк очень не плохой, выносливый и надежный, если с ним правильно обращаться. В том, что произошло с танками в Грозном- вина экипажей и отцов-командиров. Жечь танки, когда они расставлены вдоль улицы как в тире- много ума и умения не надо. Это всё равно, что прийти в парк боевых машини сжечь танки прямо в боксах. Если в городском бою эта машина работает подприкрытием пехоты — взорвать или сжечьеё становится довольно сложно. ТанкТ-80 имеет активную броню из пластита, который, при попадании снаряда или гранаты взрывается. И отбрасывает беду от себя. Так же в танке имеется система пожаротушения, надо только закрыть люки, одеть противогазы и нажать противопожарную кнопку, но почему-то об этом мало кто знает. И вообще танкТ-80 набит под завязку разными необходимыми полезностями. Это и лазерный прицел-дальномер, позволяющий (приумении) легко попадать из пулемёта нарасстоянии в 300-500 метров в самые маленькие мишени, а из пушки ложит снаряды на километр и больше в одну точку (даже находу). Это и двух плоскостной стабилизатор, благодаря которому, пушка смотрит в одну точку, даже если танк крутиться на месте или ныряет по ямам. Это и танковый баллистический вычмслитель, который сам считает поправки, и не надо забивать голову формулами, можно поражать цель без пристрелочных выстрелов. Механизм заряжания уменьшает время между выстрелами до семи секунд, а секунды на войне решеют очень многое. Танк Т-80 умеет летать (правда нихко и не далеко), легко преодалевает водные преграды и стенки до метра. Если стена выше метра, танк её просто проламывает. Слабое место у танка — это гусеница, но если пехота или другой танк прикрывает, экипаж меняет разбитый трап за 15 минут ( а если прижмет, то и побыстрее). При помощи встроенного ковша (крота) Т-80 очень резво самостоятельно закапывается в грунт. Ещё танк — это мощная рация и зенитный пулемет НСВТ калибром 12,7 мм, стреляющий и бронебойными, и разрывными патронами, а танк в окопе идеальный ДЗОТ, и неплохое основание для взводного опорного пункта, взвод пехоты не даст вражеским гранатометчикам сжечь танк, а танк в состоянии, ненапрягаясь отогнать противника на километр и более. Т-80 работает на турбине и питается керосином — это реальная помощь для танкиста в борьбе с самым главным врагом на войне — со вшами. Отмоченное в керосине белье сохнет на турбине в течении десяти минут, вши в ужасе сбегают очень на долго. И ещё не надо ничего на себе, снаружи и внутри танка вмещается огромное количество всего и вся (танк может и прицеп за собой таскать). Т-80 радует толщиной брони и проходимостью, ему не нужны дороги…
.
Но всё огромное количество плюсов этой супермашины превращается в ноль, без нормального обученного экипажа. Ведь воюет не танк, а люди, которые сидят внутри этого самого танка. Если наводчик-оператор видит цели и разбирается в них, если механник-водитель может заставить танк бегать, прыгать и летать, и умеет совершать маневр ухода от ПТУРа, если командир танка видит поле боя, следит за тратой боекомплекта, и умеет работать с соседямии приданными подразделениями — такой танк уничтожить очень и очень сложно (хотя и никто не от чего не застрахован)…
.
… Гойтенкорт-это гора, доминирующая над окружающей местностью, на которой окопались рота пехоты, усиленная танковым взводом (правда и рота не полная, и танковый взвод состоит из двух танков). Этот блок-пост ничем не отличается от сотни таких же блок-постов разбросанных по всей Чечне., но с ним явно что-то не так. Уже месяц, как я со своим танком нахожусь на нём, но ни одного дня не чувствовал себя спокойно. Может это предчувствие беды, а может просто усталость, тем более, что всё чеченское здесь настроенопротив нас. Чечен-грязь похожа на пластилин, через минуту ходьбы ботинки становятся неподъемными, грязью заляпано всё вокруг. Чечен-деревья сначало удивляют колючками длинной в десяток сантиметров, но ещё больше удивляешься когда их распиливаешь на дрова, такое чувство, что пилишь, что-то железное ,спил выглядит, как отполированный. И уже не удивляешься, а реально материшься, когда пытаешься топить этими дровами печку, горят они если только порубить их до сотояния спичек и залить керосином.Так что валим танками и палим в печке телеграфные столбы. Но больше всего на нервы действует зимняя чечен-сырость.Сырое всё вокруг, что не сырое, то мокрое. Но при этом ни на Гойтенкорте, ни рядом, нет воды. Ни то что питьевой, но и помыться тоже нечем. Моемся чаем, благо его дают без сахара и в относительно неограниченных количествах.
.
В начале войны гору штурмовали морпехи, И теперь по Гойтенкорту ходит легенда, что здесь похороненны боевики, а так же наши неопознанные солдаты. Я оползал всю гору кругом, но не нашел ничего хотя бы издали напоминающего могилы, хотя окопов и траншей вокруг нарыто немеренно. Оно и не удивительно, рядом перекресток дорог на Баку и Гудермес, на Беной и в Дагестан, кто здесь обороняется, тот и контролирует все эти пути. На перекрестке находится чеченское село Мескер-юрт, а напротив него 15-ый блок-пост.
.
В секторе обстрела моего танка всё серое. Черно-серое поле, по которому уже неделю ползает какой-то подозрительный трактор, светло-серое небо сыплет то дождь, то снег. Вдали зимне-серый лес без листвы, и на горизонте угрюмо-серые горы. В душе тоска и тревога, ничего не происходит, никто по нам не стреляет, не нападает-перемирие блин. Хотя эта тишина стремная, на мой взгляд 15-ый блок-пост является довольно легкой добычей для боевиков, и чем больше я думаю о возможности нападения «чехов» на блок-пост, тем не уютней мне здесь становится. И если Гойтенкорт ещё как-то можно удержать, то 15-ый блок-пост обречен. С одной стороны в ста метрах село Мескер-юрт, с другой в пятидесяти — «зеленка». Взять блок-пост в клещи ничего не стоит: из «зеленки»три-четыре снайпера уткнут всех лицом в землю, а из села пойдут «чехи». Притаких раскладах остановить их будет некому. Воины не то что до БМП, до окопов не добегут, и через минуту «чехи» будут уже на блок-посту. И тогда, как говорится, живые позавидуют мертвым. И это только один из вариантов. Но похоже, что здесь до этого никому нет дела. Тень разгромленной на Новый год в Грозном «Майкопской» 131МСБр витает над блок-постом. Я конечно, готов умереть здесь, если до этого дойдет, но я хочу сдохнуть героем в бою, а не бараном на бойне.
.
Злых примет тут хватает: во-первых, местные жители взялись в последнее время часто оставлять перед блок-постом водку ящиками. Во-вторых, от нечего делать я разглядывал рынок у Мескер-юрта через прицел, и ясно видел там пару раз гражданских с явно славянскими рожами, а их тут не должно быть по определению. Ну и в-третьих, изменилось отношение к нам местных. Если месяц назад они нас как-бы не замечали, то теперь они явно показывают свою вражду. Встречаясь взглядом проводят большим пальцем по горлу, или орут, что нам скоро конец. У меня сформировалась навязчивая мысль, что этот блок-пост доживает последние дни…
.
С утра на Гойтенкорт заезжали разведчики во главе с Серегой «Квадрат». С ним я познакомился ещё в Грузии в 93-ем году, и с тех пор надолго мы не расставались. Я описал ему ситуацию, свои подозрения и спросил совета. «Милый предложил вариант, сваливать с блок-поста переводом в разведроту, и пообещал сегодня же накатать раппорт от моего имени, и протолкнуть его, с помощью литра водки, через строевую часть.
.
…Зампотех танковой роты, выполняющий на Гойтенкорте обязанности командира взвода, счёл моё желание перевестись в разведку за предательство, и в наказание поставил меня на всю ночь охранять оба наших танка, а заодно топить печки в палатках. Я, как городской житель в пятом поколении решил, что если набить печку дровами доверху, и ещё закидать дров в трубу, они будут постепенно прогорать и оседать, и мне не надо будет бегать их подбрасывать каждые 15 минут. Сказано-сделно. Я забил обе печки дровами и забрался в танк помечтать о подвигах.…
.
Обе палатки вспыхнули одновременно, и сгорели за секунды. Пацаны спали не раздеваясь, и повылетали наружу моментально, держав одной руке автоматы, а в другой сапоги. А вот на зампотеха было жалко смотреть. Ему было жарко, и спал он в одних кальсонах. Когда выскакивал, не знал, что хвататьв первую очередь, по этому сгорело всё. Пацаны, похоже даже толком не проснувшись долго думать не стали, махнули на все рукой и поперлись досыпать в палатку пехотинцев. А зампотеху было куда как хуже, сгорели оружия, документы, одеждаи все что у него было.
.
Кое-как переночевав в танке, зампотех с утра поставил нам задачу, во-первых, найти замену палаткам(и не волнует, где и что вы найдете, к вечеру что бы было) и во-вторых закопать жилье в землю на два метра (а в наличии одна лопата и один лом). После чего, как был в чьих-то раздолбанных кирзачах и промасленных обносках сел и укатил вбригаду. Мы сели перекурить,полумать чего делать. Долго не думали, вспомнили, что у рынка стоял вагончик в котором, местные соорудили кафе с многообещающим названием «Мечта». Единогласно решили, что местные всеравно нас не любят, а вагончик идеальная замена нашим сгоревшим палаткам, запрыгнули на танк и помчались на рынок.…
.
Чечены до последнего момента не врубались что мы делаем. А мы решили, что если подходить спрашивать или хотя бы предупредить, то мы скорее всего вагончик не получим.Так что сделав морды ящиком просто подкатили задним ходом , зацепили тросом и дали по газам. Из вагончика что-то крича, с круглыми глазами на ходу выскакивали посетители. Эксцессов не случилось, стрелять не пришлось. Уже на месте обнаружили, что кроме вагончика нам достались два пропанновых баллона, немного продуктов и несколько порций готовых шашлыков. Перекусив, здраво решили, что танк-он на то и танк, чтобы не напрягаясь рыть ямы больших размеров.
.
И вот тут начались проблемы. Ковш танка — «крот», прирос к машине, и не желал опускаться, видимо до этого им никогда не пользовались. Нам понадобилось два часа и усилие всего экипажа, чтобы его оторвать. На этом проблемы не кончились. От палаток остались квадратные ямы в метр и танк никак не хотел цеплять грунт. Промучавшись и поматерившись ещё пару часов, решили рыть яму вручную, но оказалось, что«крот» восстрел окончательно и не хотел складываться обратно. И тут нам пришла самая тупая мысль, за день выдолбить колею такой глубины, чтобы танк лег дном на грунт, и тогда, «крот» захлопнется обратно. «Крот» наконец-то встал на место, но танк лежал днищем на земле, гусеницами в пустую месил чечен-грязь и не двигался с места. Бревно для самовытаскивания уже давно сгорело впечке и пришлось отряжать экспедицию в «зеленку» за подходящим деревом (хорошо хоть топор нашелся…).
.
Танк сдернулис места одновременно с появлением зампотеха. Яма вырыта не была, керосина в танке тоже было на нуле, меня обвинили в поджоге, саботаже, неисполненном приказании. Я возразил и произошла драка. Нападение на офицера, дело серьезное и на следующее утро зампотех повез меня в бригаду на разбор полетов. Но я был спокоен, крупным счетом я был переведен в разведку, и дела танкового батальона меня уже не касались, да и наказывать меня было особо не за что. В голове крутилась одна мечта, добраться до горячей воды и наконец-то помыться по-человечески, а остальное потом.
.
08.03.96г 15-ый блок-пост был уничтожен. С Гойтенкорта не слышали ни одного выстрела, а когда с утра повезли им завтрак, все на блок-посту были мертвы. Рынок не работал, и в Мескер-юрте стояла гробовая тишина. Местный старик рассказал разведке, что вечером на блок-пост пришла колонна из БТР и двух камазов. Хохлы западники изУНА-УНСО воевавшие на стороне «чехов»переодетые в российскую форму объяснили,что они федералы, что заблудились и попросились переночевать. Ночью не особо напрягаясь хохлы вырезали блок-пост(в полном составе), собрали технику и оружие, и прехватив с десяток пленных растворились в неизвестном направлении.Это война… Перемирие наконец-то закончилось.