Рассказы участников вов о войне читать

А уж что пережито, до сих пор страшные сны мучают...

Тульников Андрей Пантелеевич, Герой Советского Союза, член областного совета ветеранов: Родился я 2 августа 1923 г. в селе Пришиб Енотаевского района Астраханской области. А вот на фронт меня призывали с Дальнего Востока. Получилось вот как. Нас у родителей было четверо детей: два брата и две сестры. Я — третий по счету. Матери почти не помню, лет шести был, она умерла от родов. Отец женился на женщине, у которой тоже было двое детей. Решили завербоваться на Дальний Восток, на рыбные промысла. Старшая сестра осталась в Пришибе, ее удочерила одна семья. Мы же все отправились во Владивосток. Обосновались в поселке Сидими, после он был переименован, это часа два катером от Владивостока. Отец тоже рано умер, в 45 лет: провалившись под лед, промерз и заболел, оправиться уже не смог. В этом поселке я закончил семь классов. К началу войны был уже полным сиротой. Сестра замуж вышла. С мачехой поссорился, ушел к сестре. Поработал в рыболовецком колхозе. Пошел учиться на курсы мотористов. А тут война с Японией — Хасан. Какая уж тут учеба.

Рассказывать о фронтовых годах мне стало все сложнее. Память не та, да и то сказать — 91 год. Не думал, что доживу до этих лет: и ранения были, и туберкулезом болел. А уж что пережито, до сих пор страшные сны мучают. Но попробую, расскажу, что вспомню.

В армию меня призвали в конце 41-го. С месяц подучили. 23 февраля в 1942-м — воинская присяга — и на фронт.  Посадили в эшелоны и отправили под Воронеж. Дня через три получил ранение в руку. После госпиталя вернулся в свою часть. Потом брали Курск, тоже ранение, госпиталь. После выписки направили в другую часть на l-й Украинский фронт. С боями прошел до конца войны, был командиром стрелкового взвода, саперного. Ходил в разведку. Получал боевые награды – два ордена Красного Знамени, орден Славы, орден Красной Звезды, три медали «За отвагу» и другие. 10 апреля 1945 г. присвоено звание Героя Советского Союза.

 На войне ведь так:  ты убьешь — или тебя убьют. Страшно было? Конечно.

К примеру, приказ командира — взять вон тот дом. Пошли, взяли, из десятка товарищей половина полегла там. Порой и захоронить не удавалось. Потому-то до сих пор так много солдат числится без вести пропавшими. А как не выполнить приказ, когда за спиной заградотряды: если не чужие, то свои убьют. Что кричали во время атаки? Разное: кто «За Родину, за Сталина», кто — «Вперед», а кто — матом. А кто-то перед боем молитву читал, на Бога надеялся. Все мы разные.

Как-то мне везло, что с фронта вернулся живым. А мог еще погибнуть, и даже не в бою. Вот как случилось на Украине. Мой взвод совершал рейд по вражеским тылам. Обнаружили крупную танковую колонну, сведения о ней тотчас передали по рации. Решено было разгромить штаб и захватить документы. Для участия в операции мы привлекли одну из местных жительниц. Поверили ей на слово. Но она нас предала. Мы втроем оказались в засаде и попали в плен. Немецкий полковник требовал от нас раскрыть план операции нашей группировки. Мы, конечно, молчали и уже мысленно прощались с жизнью. На грудь нам повесили таблички «Русский бандит». Дальше дорога одна — на виселицу. Уже стояли на табуретах. И вдруг полковник упал подстреленный. Это ребята из взвода успели прийти на помощь.

«Мы передаем вам эстафету Победы»

Симонов Герман Константинович, член областного совета ветеранов: Вся молодость — в годы войны. В 39-м прямо с первого курса рыбвтуза, успел всего два месяца проучиться, — повестка, и в армию. Направили в Белоруссию, с. Баравуха Полоцкой обл., а  еще через два месяца нас, молодых и спешно обученных, бросили на войну с Финляндией. Нам зачитали приказ, погрузили на платформы, а пока ехали до Петрозаводска, учили нас заряжать, стрелять. Хорошо, что с нами были старослужащие — командиры танков, опытные механики, а я был башенным стрелком. Нас в танке Т-26 три человека. Из Петрозаводска своим ходом к границе. На ней государственный знак — царский орел, мы его сбили и пошли вперед.  30 ноября 1939 г. Красная армия перешла в наступление по всей советско-финской 1200-км границе. И началось! Морозы были страшенные. Хлеб привезут, буханку ничем не разрежешь, не распилишь. Потом стали давать сухари.  Мы выход нашли: на мотор танка предварительно клали хлеб, чтобы оттаял, а вот пехоте трудно пришлось. Ели не по одному, а все вместе, глядя друг на друга: появились белые пятна на лице, обморожение,  тут же их растирать. Таких морозов я ни до, ни после финской не знал. Полушубков всем не хватало, танкисты  порой самостоятельно выбраться из танка не могли, металл леденел.  А в лесах на высоких елях «кукушки» поджидают, так звали женщин-снайперов, они буквально косили наших ребят.

И всего-то 105-дневная война, «неизвестная война», как назвал ее поэт Александр Твардовский. О ней мало говорят и пишут, а потери наши там были вдвое больше, чем у финнов. И вот 12 марта 1940 г. подписан мирный договор с Финляндией. Наши танковые части вывели на территорию СССР, в Ленинградскую область. Но остался в памяти финский анекдот. Когда определяли границу, она прошла через домик лесника, одна комната – на финской стороне, другая — на советской. И его спросили: где будешь жить, на финской или советской стороне? Он подумал-подумал: на финской. Почему? А в Советском Союзе зимы холоднее.

Нам выдали за участие в финской кампании по 300 руб. Я впервые держал такие деньги в руках. Радовались, что все закончилось. Но радовались недолго.

Пока мы приводили в порядок материальную часть, шло переформирование.  И вот пришел приказ перекинуть нас в район Ирана. Нам сказали, что там сосредоточены немецкие войска и ждут команды пройти по Каспию на Баку. А это нефть, топливо для самолетов и танков. Нам разъяснили, что мы вступаем в Иран не как завоеватели, а в целях самообороны своей страны по договору от 26 февраля 1921 г. Это была очень трудная миссия,  на танках через горы и перевалы. Но мы с честью выполнили задачу и сорвали планы врага вторжения с юга. Рассказывать об иранской миссии можно много, но я надеюсь, что подробнее читатели смогут прочесть в книге «Дороги моей судьбы».

Из Ирана – в Крым

Из Ирана наш танковый полк перевели в Новороссийск, чтобы перебраться в Крым. Самое жуткое — это переправа через Керченский пролив. Мыс Чушка. Наши танки – на баржах. Бомбежка. Немцы топили суда с пехотой и танками. Разве забыть, как следующая за нами огромная баржа, вся в дыму, завалилась на бок. Люди, танки, автомашины посыпались за борт… Но нам повезло, остались живы, форсировали пролив, и с ходу — в бой.

Памятная высота 66,3, занятая немцами. Приехал представитель Верховной ставки Мехлис в бурке, вручил нам флажки: ребята, вперед, вот вам флажки, кто первый займет высоту — будет герой. Приказ — взять боем. В помощь пойдет пехота…

И сейчас те ребята все почти лежат на той крымской земле, погибли в первом же бою.  Проливной дождь, грязь, размокшая земля. Наши маломощные танки, застревая, превращались в мишени. В перископы ничего не видно, стреляем наугад, по вспышкам. Пехота по грязи за нами, тяжело. Справа и слева горят мои сослуживцы. Много погибло там наших танков, сгорали полностью, как факел.  Их тогда заправляли бензином.  Вот и танк мой тряхнуло, горит. А я не могу открыть люк, уже сам горю. Верхний люк заклинило. Невероятным усилием приподнял крышку, перевалился в горящей куртке через борт, свалился в грязь. И тут меня спас пехотинец, потушил одежду и потащил к лазарету. Сам тоже был ранен. На прощанье пошутил: «Нет, пехоте лучше: в земляном окопчике сохраниться можно. А в танке что? Это же братская могила! Не-е, я матушку-пехоту ни на что не променяю. Бывай, танкист. До победы! Может, доведется встретиться!»

Не довелось. Он – на фронт, а меня – на койку. Очнулся, спрашиваю: как мой напарник Ваня? Ваня сгорел. А Петька как? Убитый.  Из наших 64 танков уцелело не больше десятка.  Слезы на глазах и ком в горле, когда узнаешь, что ребят, с которыми вместе служили, шутили, уже нет. А они у тебя перед глазами – молодые, здоровые.

В полевом лазарете немного подлечили и перевезли меня в Новороссийск, в военный госпиталь. Там пролежал,  вышел. Своих никого нет, ни в одну часть не могу попасть, отступают, кто как смог. И опять через Керченский пролив. Немец бомбит днем и ночью, не дает пристать кораблям, чтобы нас забрать и перевезти на Малую землю. Делал несколько попыток переправиться на судах, а там давка — и воинские части, и население, все смешалось.  Тех, кто в воде, подбирали, хотя судно уже переполнено. Делаю еще одну попытку перебраться — на кавказский берег. Был май, в одной гимнастерке подхожу к берегу и вижу, стоит катер невдалеке. Я же астраханец, для нас вода что асфальт, вплавь добрался, ухватился за якорную цепь. А тут налетели немецкие бомбардировщики, капитан дает команду «полный вперед!» Ну, думаю, все, пропал. Но катер при развороте накренился, я уцепился за леера и кричу. Тут подскочили ко мне матросы и вытянули на борт. Потом тыловые госпитали – Новороссийск, Ессентуки.  После выписки – снова Новороссийск. Бомбежки каждые два часа.

 Сначала-то мы все думали, что немцев шапками закидаем. А тут убедились, что к чему: техника устарелая, у нас винтовки, а у них автоматы,  у нас танки т-26, немцы нашу броню пробивали почем зря.  Настроение при отступлении было упадническое: батюшки, неужели страна пропадет. Но и злость закипала: не дадим себя уничтожить.

Самая ценная моя награда — медаль «За отвагу», я получил ее за Крым

Я уже был командиром танка. Мне поручили остановить подразделение немцев, которые стремились окружить наши воинские части. И была поставлена задача — не допустить этого.  А у меня всего один танк. Я сейчас вспоминаю и сам не верю, как это удалось. Но выполнили задачу. Вот за это у меня и медаль «За отвагу». А еще орден Отечественной войны, медали «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа» и другие.

 Малолетка, добровольно вступивший в ряды Красной армии…

 Солодкий Василий Павлович, член областного совета ветеранов: Я родился 10 марта 1926 года в г. Горячий Ключ Краснодарского края. Семья многодетная, нас шесть братьев. Старший к началу войны уже работал начальником планового отдела треста в Майкопе, отец был председателем колхоза. В начале войны был призван на фронт. В июне 41-го окончил семь классов. Хотел поступить в нефтяной техникум. Съездил в Майкоп, подал заявление. А тут война, не до учебы. Когда отца призвали на фронт, меня взяли учеником автосварщика на майкопском нефтепромысле. Несколько месяцев проучился, поставили старшим сварщиком, дали 5 разряд, ученика в помощь и телегу-бричку.

Между тем немцы на юге стремительно наступали — с Ростова, Керчи на Краснодар, захвачен Новороссийск. Мама мне говорит: «Сынок, лучше иди добровольцем на фронт, а то немцы заставят окопы рыть или вовсе угонят в концлагерь». Мы с дружком Мишкой Столяровым прибыли в краснодарский военкомат. Желающих там было – не успевали записывать. Нас записали в 35-й стрелковый полк 30-й стрелковой дивизии, легендарной Чапаевской. Надо было оборонять Краснодар. Получив десятизарядные винтовки СВТ, в тот же день мы оказались в зоне боевых действий. А уже к одиннадцати часам вечера у меня в ноге торчал осколок от вражеского снаряда. Такое вот «знакомство» с войной в пятнадцать лет. В самой первой записи послужного списка так и значится: «Малолетка, добровольно вступивший в ряды Красной армии, с участием в боях на фронте». А последняя запись – «полковник».

Как я стал разведчиком

Однажды в наше расположение пришел мальчик лет шести: в коротких штанишках, сандаликах, шапочке, на рубашке значок Ленина, в общем, октябренок. Оказывается, их детский садик отправили отдыхать на море у посёлка Джубга. А его мама осталась в Горячем Ключе, который уже заняли немцы. Так вот Тимка пешком шел к маме. Командир полка приказал отвести мальчика в ближайшее село, приютить в какой-нибудь семье. А малыш ни в какую: «Пойду к маме». Командир решил попробовать выйти с немцами на переговоры. Переводчиком попросился я. Немецкий язык у меня в школе поволжский немец преподавал. Он русский плохо знал, с нами только на немецком разговаривал, привязали белую рубашку к палке и пошли. Дошли до границы, объясняю, что мальчик идет к своей маме в Горячий Ключ, пусть его пропустят. А немцы как влупят по нашему «флагу» из крупнокалиберного. Ничего не выходит. Тогда я предлагаю провести мальчика в обход немцев, дорогу до Горячего Ключа я знаю хорошо. Командир согласился. Пошли с Тимкой в обход. Как стемнело, переправились вплавь через речку. Немцы совсем вблизи. Встретили двух пареньков, они нас до леса провели. После леса снова речка, за ней дорога, по которой немцы ездят, и кустарник густой. А там уж и дом Тимкиной матери виден. Реку перешли, дорогу тоже. Я Тимку у кустов посадил и велел ждать, пока я назад дорогу перейду. Но не успел я из кустов выйти, как Тимка сорвался и побежал к матери.  Та ему навстречу, а увидев меня, тоже стала звать. Я испугался, сижу, не откликаюсь, слава богу, немцы не услышали. Перебежал дорогу, и в лес. Когда обратно возвращался, расположение немецких батарей запомнил и командиру дивизии доложил. Он мне после медаль «За отвагу» вручил и перевел в разведчики. С тех пор еще шесть раз ходил в разведку. Два раза ранило. Опять наградили: медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды.

Качусь вниз, кричу нашим: «Это я. Вася!»

Запомнился случай, как мы пошли в разведку вместе со старшим сержантом Резо /грузин Шалва Бекикович Шалхамелидзе, не выговоришь, просил называть себя Резо/. Отличный был минёр, словно по запаху чуял, за ним иди, не бойся. Находил место в колючей проволоке, тихонько перерезал, чтобы мины не гремели, и мы проходили всегда незамеченными. Наша задача была — выяснить расположение немцев и привести «языка». И вот идем мы ночью километра четыре, присели в лесу на немецкой территории перекусить. Плащ-палатку поставили, продукты разложили. Тут слышим — гуси кричат. Поблизости озерцо. Недалеко жил лесник, он своих гусей на ночь на озерцо выпускал. Пошли с Резо посмотреть, в чем дело. А там три немца с хворостинами за гусями гоняются. Мы их враз уложили — и ходу. Нам строго было запрещено стрелять на вражеской территории, чтобы себя не выдать. Немцы, конечно, нас услышали, с собаками в погоню. Мы условились бежать в разные стороны и встретиться на этом же месте, когда отстанет погоня. Немцы в итоге за мной не погнались, и я остался в лесу. Две ночи прождал, нет ребят. Одному назад через передовую возвращаться страшно. Решил по лесной дороге пойти. Вижу, немец едет на повозке, посылки везет. Я — голодный, двое суток без еды. Что оставалось делать? Немца и лошадей подстрелил, посылку одну вскрыл. Там продукты, три вишни и веточка елки, немцы их всегда в посылки клали. Продукты забрал, повозку сжег. Дошел до горы Микоян. На горе немецкий патруль, а внизу уже наши. Я эту территорию с детства хорошо знаю. Если прыгну, не разобьюсь, и немцы начнут стрелять, не попадут. Подгадал время, прыгнул с горы, покатился. Немцы стреляли, но не попали. Качусь вниз, кричу нашим: «Это я. Вася!» Докатился весь белый в глине. Меня уже без вести пропавшим считали, в штабе уже письмо о том родным приготовили. А наши ребята из разведки раньше вернулись: целые и невредимые, даже «языка» привели. Не всегда такая удача была, погибали товарищи. И я еле выбрался.

По  дорогам войны

С боями дошли до Шепетовки, родины Николая Островского. Его домик недалеко от вокзала, я заходил туда. Дали пулемет, прожектор, стал командиром орудия. С 1 на 2 января 1944 года сбили четыре вражеских самолёта. После контузии попал в госпиталь близ Туапсе. Нас, разведчиков, в войну хорошо кормили, да и у немцев что-то прихватывали. А в госпитале на день — несколько грамм хлеба, один финик вместо сахара, каша из старой крупы. Не долечился, стал проситься обратно. Госпиталь был не фронтовой, а тыловой. И в свою часть я не попал. А попал в 337 дивизию. Там меня снова ранило, снова госпиталь. После этого Моздок, запасной стрелковый полк. Записали телефонистом и посыльным.

А телефонистом стал так. Однажды девушка из части попросила меня по дороге передать посылку маме. Её мама оказалась заведующей вечерней заочной школой и предложила мне поучиться. За полтора месяца я прошел весь курс за восьмой класс, мне выдали справку. После чего девятый и десятый классы я также заканчивал в полевых условиях. И тогда меня отправили на курсы телефонистов. Однако через месяц отчислили по причине несоответствия возраста — мне не было еще восемнадцати. Вернулся в часть. Назначили начальником военного эшелона для доставки на Волховский фронт орудий, дали в подчинение шесть человек. Прибыли мы под Ленинград, на легендарную «дорогу жизни». Там нас сразу поставили на батареи. В первый же день мы сбили 8 самолетов противника. А всего за дни нашего там нахождения – восемнадцать. Мне дали медаль «За отвагу».

В октябре 43-го меня перевели в формирующийся в Баку 252-й зенитно-артиллерийский полк. И почти сразу отправили на Украину для борьбы с Корсунь-Шевченковской группировкой, ту операцию в то время называли «вторым Сталинградом». Покончив с ней, продолжал участвовать в боях в составе 2-го Украинского фронта. В январе 1944 года меня отправляют в Бакинское училище артиллерии, но вновь по причине «несовершеннолетия» отправляют назад. И только через два месяца, когда мне исполнилось восемнадцать, принимают. Вскоре училище было расформировано, нас, курсантов, передали в Севастопольское высшее Краснознаменное училище зенитной артиллерии, которое я окончил уже в 1946 г. Много позже была Военная командная академия ПВО. И после  ее окончания в 1961 г. поехал я в отпуск в родной Горячий Ключ. И зашел к тому самому Тише. Меня встретила его мать, обрадовалась. Тимка к тому времени уже окончил училище в звании лейтенанта и собирался жениться.

 Сплошной огонь. Настоящий ад. Из моей роты в 100 человек осталось 29

Суров Александр Иванович, член областного совета ветеранов: Я прошел весь воинский путь Великой Отечественной. Начинал в 34-й гвардейской дивизии, в боях под Астраханью. Освобождал Украину, Румынию, Болгарию, Австрию, Венгрию. Будучи офицером контрразведки, не только принимал участие в боях, но и в расследовании многих событий. Родом я из села Старица Черноярского района. Родился 29 июня 1923 г. Семья крестьянская: нас трое детей, восьмилетку кончал в Сталинграде. Но из-за отсутствия жилья семья перебралась в пос. Оранжереи Икрянинского района. Здесь окончил среднюю школу. Выпускной бал как раз в день объявления войны.

Когда некоторые историки и политологи утверждают, что СССР не готов был к войне, это неверно. Да и не могло быть иначе. Война в Европе шла вовсю. Завоевана Прибалтика. Гитлеровцы вторглись во Францию. А на Дальнем Востоке – озеро Хасан, борьба с японцами. Так что нас уже в школе серьезно готовили к предстоящим испытаниям. Военное дело было для нас серьезнейшим  уроком: строй, устав, владение винтовкой, пушкой (автоматы еще только появлялись), первая медицинская помощь и т.д. Нам уже в школе надо было определиться,  кто в какое военное училище из ребят пойдет по окончании, отбор в комиссиях строжайший. В Астрахани тогда было три парашютных вышки — на 17-й пристани, в парке «Аркадия» и в парке рыбокомбината им. Микояна, и нужно сделать не менее трех прыжков  с высоты 50 м. Или, к примеру, переплыть Волгу с Трусовской стороны. Правда, нас подстраховывали  — шлюпка, врач. Комиссия определила меня в авиацию. Девчат готовили для оказания помощи раненым.

В тот же день 22 июня нас посадили  на пароход и повезли в Икряное. Мы еще ничего не знали, парни с девчатами – хи-хи, ха-ха. Вдруг из рубки по радио сообщение о начале войны. Привезли в райвоенкомат. Нам приказ: возвращаться домой и ждать дальнейших распоряжений. Наконец объявили: пять человек — я, двое астраханцев  и двое икрянинцев — ждите повестку в авиацию. Так мы стали курсантами аэротехнического училища, эвакуированного из Рыбинска в Астрахань. Учебный корпус был, где дом грузчиков, близ Дворца бракосочетания, проживали в Красных казармах по ул. Горького. В учебном корпусе были мастерские, нас знакомили с плавкой и пайкой металла. Летная практика — на учебном аэродроме в Осыпном бугре.

Проучились мы в училище всего три месяца с декабря 41-го по февраль 42-го. Уже было не до того. Наша армия под Харьковом потерпела тяжелейшее поражение, стала отступать. Дорога одна – на Астрахань. Мы, курсанты, оказались в очаге этих событий. Нас немедленно посадили в поезд и бросили под Харьков, чтобы мы в какой-то степени спасали положение отступающей армии. Попали мы, что называется, как кур в ощип. Однако физически и морально мы все же были подготовлены прикрывать отход наших частей. Затем  нас направили «шагом марш» на север, и вскоре мы оказались в верховьях Дона. Там сформировали бригаду противотанковых истребителей. Месяца не пробыли, как нам вновь подают машины /американские: студебеккеры, форды,  виллисы/, открытые, без тентов. В той местности провели несколько учебных атак. В верховьях Дона тогда формировалось из кавалерии крупнейшее десантное соединение — 5-й Донской гвардейский казачий корпус. А тут и моя истребительно-танковая бригада. Таким образом, в авиацию мы не попали.

19 ноября 1942 г. началось наступление. Наше формирование отправили несколько южнее. Во время перехода мы так мерзли на открытых машинах. На металлическом полу даже соломенной подстилки не было. И мы приспосабливались: вначале одна группа на металлическом полу, а мы на них — отогреваемся, потом-наоборот. Нас бросили на прорыв немецкого фронта. Задача такая: разрезать фронт с севера на юг. Что это было под Калачом-на-Дону, не описать. Трое суток не спали, не ели. Но немецкий фронт все же разрезали. Вышли на Волго-Донской канал близ поселка Советское. Сплошной огонь. Настоящий ад. Из моей роты в 100 человек осталось 29.

Когда мы соединились с нашими войсками, наш фронт перешел в контрнаступление по окружению сталинградской немецкой группировки. Два дня передышки в поселке Советское. Я был старшиной автоматчиков, пулеметчиком. Вдруг приказ: сдать оружие, явиться в штаб армии. Распрощался с боевыми товарищами, прибыл в штаб армии в населенном пункте восточнее Сталинграда. Нас туда вызвали пятерых. И прошел слух, что нас направят на учебу в бронетанковую академию, однако не прошло и часа, как нам зачитали приказ отправляться в распоряжение контрразведки. Слышал, что есть такая, а чем занимается, не представлял. Так спустя сутки я оказался в Астрахани. Но даже повидаться с родными не дали: тотчас явиться в КГБ, это на   углу улиц Кирова и  Свердлова. Ко мне прикрепили двух «дядек» — майора и капитана, посадили на мотоцикл и отправили в формировавшееся соединение — 28-я армия на основе 34-й гвардейской стрелковой дивизии, которая в свое время была 7-м воздушно-десантным корпусом. К слову, Сталин еще перед войной создал пять воздушно-десантных корпусов и пять — в начале войны. Эти десять корпусов были переименованы в гвардейские стрелковые дивизии. Одна из них, 34-я, оказывается, выгружается в Астрахани. «Дядьки» стали меня знакомить с контрразведчиками дивизии, те в свою очередь знакомились с партийными и комсомольскими организациями, рядовым составом. Дали мне ординарца.

34-я дивизия выгружалась на 2-й Астрахани. Начал работать. Да так в 34-й и остался. Со своей 34-й я пять месяцев воевал в калмыцких степях. Потери были огромные. К слову, я очень признателен поисковому отряду из Калмыкии.  Ребята три месяца работали в московских архивах и выписывали фамилии тех, кто погиб и захоронен в центре поселка Хулхута. Они также добились, чтобы их имена были выбиты на каменных плитах. Туда стали ездить родственники моих погибших товарищей.

«Ну, да Бог с ней, той наградой, у меня и без нее их не счесть»

После Калмыкии освобождали лево- и правобережную Украину — и вот теперь чем они «отплатили» России. Был награжден медалью «За освобождение Украины». Затем 28-я армия направилась к Днестру, освобождая попутные население пункты. А там уже и Восточная Европа, Румыния, Болгария, Венгрия, Австрия. К сожалению, до Берлина дойти не пришлось. В Австрии меня тяжело ранило, врачи даже  решились на трепанацию черепа. Кстати, в Альпах я как раз был в том месте, что изображено на картине «Переход Суворова через Альпы». Вспоминаю и своего начальника, будь он неладен. Операцию провернули успешно. Обещал представить к высшей награде. Да так и затер. И даже в госпиталь не зашел навестить. Ну да — Бог с ней, той наградой, у меня и без нее их не счесть. Орден Отечественной войны I степени, орден Красной Звезды, медаль «За освобождение Калмыкии», медаль «За заслуги перед Астраханской областью» и т.д., весь китель увешан. Долго я провалялся по госпиталям да санаториям. Вернулся в свою родную 34-ю дивизию  попрощаться с боевыми товарищами, мы еще стояли в Австрии. Ребята мне: «Хочешь посмотреть на американскую армию?» Познакомился. Нет, русские и американцы совсем разные. Мы готовы последней сигаретой по-братски поделиться. У них не то: взял сигарету — положи денежку. Всё переведено на чистоган. Неужели же и мы, русские, дойдем до этого, беря за образец всё американское или западное? После ранения меня вызвали в Москву, в центральную врачебно-экспертную комиссию. С инвалидностью первой группы списали из армии. Так 1 января 1946 года я, наконец, оказался в моей дорогой Астрахани.

И доехали наши верблюды до Берлина

Война страшна. Многое тяжко, не хочется вспоминать. Но жизнь так пестра. Случались порой и почти анекдотические случаи. Вот один такой. Когда мы были в Калмыкии, к нам в 28-ю прислали десятка два верблюдов из Средней Азии. Лошади были малокровки, воевать неприученные. А верблюды могучи, выносливы, лапы у них в песке не проваливаются, пробавляются колючкой. Они нам в степь воду, провиант доставляли, были прикреплены к полевой кухне. Понятно, на передовой и они гибли. Когда 28-я вышла к Днестру, уцелели лишь два: Машка да Яшка. И так солдаты их любили. Да и впрямь, умницы были, дисциплинированные. Поставили их «на довольствие», не все же им сено да  колючку жевать, можно и побаловать тем, что остается после солдатского обеда, питание у нас было сносное. Так вот они в сторонке возле кухни стояли и терпеливо ждали, когда все поедят. Итак, повторяю, вышла армия к Днестру. Далее путь на Берлин. Надо грузиться в эшелоны. А с верблюдами как быть? Солдаты же никак с ними расстаться не хотят. Но ведь верблюда в вагон не затащишь. Целый скандал. Дошло до командующего армией. Он: «Черт с вами. Оборудуйте платформу».

И ведь доехали наши четвероногие «герои» до Берлина, население сбежалось их смотреть. Потом их вернули в Россию. А что уж дальше с ними стало, я не в курсе.

Военное счастье Николая Криволапова

Криволапов Николай Семенович, член областного совета ветеранов: Я родом из Оренбуржья. Семья Криволаповых — крестьянская из села. Скворцовка Оренбургской, тогда Челябинской, области. В семье было четверо детей: три сына и дочь-инвалид. Сыновья — Петр, Илья, Николай. 1921 год, повсеместно голод. Отец отправился в Ташкент за продуктами для семьи. В дороге умер, заболев тифом. Матери очень трудно было поднимать детей. Я был последыш, родился, когда отец уже погиб. Мать скончалась 45 лет от роду. Ее сердце не выдержало одной за другой пришедших трех похоронок: на сыновей Илью и Николая (оказалась ошибочной) и на внука Василия.

Окончил в Оренбурге педучилище.

До армии довелось служить в Монголии. В октябре 40-го был призван и направлен служить в 937-й отдельный батальон связи Забайкальского фронта, в город Бали-Тюмень в Монголии, рядовым солдатом. В апреле 42-го  мне присвоили звание  младший лейтенант, и я продолжал служить в должности командира взвода связи до мая 43-го. А когда узнал, что на фронте погибли мой брат и его сын, не мог с этим смириться, горел желанием отомстить за их гибель и за всех павших в боях, и стал просить командование батальона отправить меня на фронт. В конце 43-го меня направили в Москву в резерв главного командования /Ворошиловские казармы/, а в начале 44-го — в распоряжение 1-го Белорусского фронта командиром взвода связи.

С боями я прошел пешком Белоруссию, Прибалтику, Польшу, Германию. Закончил войну 3 мая 1945 г. на реке Эльба в городе Лавельберг. Мой взвод обеспечивал связью от командира батальона до командира стрелковой роты и взвода. Орденом Красной Звезды был награжден за взятие в плен немецкого офицера и доставку его в штаб полка. Во время переправы наших войск через реку  Папица, приток Вислы, противник не раз нарушал линию проводной связи, но мне удавалось каждый раз ее быстро восстанавливать. За эту операцию я награжден орденом Отечественной войны II степени, а позже — орденом Отечественной войны I степени, 17 медалями  — «За победу над Германией», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы» и др.

«Спасибо, что ты меня не застрелил по дороге»

И только после длительных расспросов выясняется, что  стоит за скупыми от  скромности фразами ветерана.

Зажав конец поврежденного провода зубами, Криволапов сумел перебраться на другой берег реки и воссоединить связь. Благодаря налаженной связи рота успешно отразила натиск противника, вызывая огонь артиллерии на себя. За эту операцию награжден орденом Отечественной войны II степени.

 А орден Красной Звезды — за взятие в плен немецкого офицера. Дело было так. Прибалтика. Перешли речку, дальше лес. Криволапов был с двумя солдатами. Заметили какой-то бугорок, прикрытый листвой. Заподозрили, что там кто-то схоронился. Действительно, так. Немецкий офицер. Взяли его в плен, доставили в штаб. Там допросили, оказался весьма ценный источник информации. Криволапов хорошо знал немецкий язык. Немецкий офицер после обыска поднял штанину, снял с ноги часы и передал  Криволапову со словами: «Спасибо, что ты меня не застрелил по дороге». Потом пленного отправили в тыл, в лагерь военнопленных. Дальше его судьба неизвестна.

Как-то шли по лесу группой в одиннадцать человек. /Это было в Латвии, недалеко от Риги/. Вдруг в воздухе разорвался снаряд. Это действовал сверху немецкий снайпер, привязавший себя к дереву. Из всей группы, накрытой этим снарядом, уцелел лишь Криволапов. Его лишь слегка ранило в руку и ногу. Вот такое военное счастье. Тем не менее, с войны все равно вернулся инвалидом 2-й группы – язва двенадцатиперстной кишки, от которой его долго выхаживали, в основном неустанными заботами жены.

Краснознаменная 28-я армия: от Астрахани до Берлина и Праги

Кузнецов Александр Антонович, член областного совета ветеранов: Родился 25 октября 1924 г. в селе Началово. Отца репрессировали в 1930 году за неуплату налога в 3,5 тыс. руб.- таких денег у семьи не было, и его отправили на три года в ссылку, в район г. Магнитогорска, где он и умер. Осталась неграмотная жена с четырьмя детьми, даже без жилья, дом-то отобран, два сына и две дочери, старшему из них в то время было десять лет. Поселились на колхозной ферме. Мать с огромным трудом вытягивала семью. Из четырех детей только Александр Антонович смог учиться в школе, да и то до девятого класса, надо было работать. Сначала подсобным рабочим, потом учетчиком в колхозе.

Моя родная 28-я…

Меня призвали в армию 2 сентября 1942 г., до восемнадцати лет месяца не хватило. Тогда в Астрахани формировалась 28-я армия. Я был зачислен в 52-ю отдельную стрелковую бригаду 4-го батальона в роту автоматчиков. С этой ротой прошел все калмыцкие степи, всю Ростовскую область до Миуса.

28-я армия формировалась трижды. В 1941-м — в Архангельске, под командованием генерала Качалова. Её сразу отправили под Смоленск, где она была полностью уничтожена, смогли спасти только знамя. Командир армии погиб, его хотели вывезти из боя на танке, но танк был подбит. В 42-м армия формировалась под Харьковом, где попала в окружение, оттуда вышла лишь часть, и была расформирована. Вновь созданная 28-я армия в Астрахани впоследствии с боями дошла до Берлина и Праги. Из 52-й бригады сформировали 18-ю дивизию. У нас был однополчанин Юрий Ульянович Клеменецкий, шофер командира дивизии, так он на своей полуторке доехал до Праги. Два года назад его не стало.

Бои под Яшкулем и Хулхутой были тяжелейшие

Хулхуту, где были остановлены немецкие войска, освободили 21 ноября в 42-м. А 28 ноября мы подошли к Яшкулю. Немцы яростно держались, так как 28-я армия была в составе Сталинградского фронта. Мы были его левым флангом. Когда началось контрнаступление, мы оказались на самом пятачке, где немцы снимали свои войска с Кавказа для блокирования окружения. Немецкие танки старались нас задержать, а то и разгромить. Их техника, надо признать,  значительно превосходила нашу. В Яшкуле я был автоматчиком. Рота автоматчиков шла впереди, ее сопровождали две пушки 76-мм, вот и вся техника. А противник был обеспечен артиллерией и авиацией. Потому целый месяц шли ожесточенные бои с великими потерями. Только 29 декабря освободили Яшкуль.

Сутки делились: день-ночь… Засыпали на ходу

И вот уже зима 43-го. Мы вышли к Ростовской области. Ночью, почти на рассвете подошли к Манычу. Налетели немецкие самолеты-разведчики, засняли всю нашу колонну. У них были приборы ночного видения. А кругом открытая степь. Наш старшина, толковый мужик Хазов, говорит нам: «3акидывай себя снегом». Это было единственное спасение, чтобы сверху не очень заметно. Ещё: «Как бомба разорвется, прыгай в старую воронку, дважды одна в одну не подгадает». Погибло много ребят, как подумаешь об этом, до сих пор сердце болит. Тяжки фронтовые будни.

Хутор Тудукало Егорлыцкого района. Тогда мы не знали точно, где находимся, даже какой день недели. Сутки делились: день-ночь. Переходили в основном ночью. Мне запомнился один переход, когда засыпали на ходу. Перед этим мы вошли в село, из которого только что ушли немцы. Хотели передохнуть и после бомбежки сосредоточиться. Но утром самолеты опять стали бомбить. Перед этим накануне были в селе, из которого ушли немцы. Мы с моим другом Сашкой Андриановым, потом он погиб и похоронен в селе Куйбышево на Миусе, зашли в какой-то пустой дом поискать чего-нибудь съестного, хорошо, что хоть двери не закрывались. Пусто. Заглянули в печку, ничего. В чулане мешки с пшеницей. Взяли горсть, растопили в котелке снегу, пошли во двор разжечь огонек, чтобы ее распарить. Не успели кирпичи поставить, как началась бомбежка. Во дворе стояла скирда соломы, а в ней ниша. Мы в нее, будь что будет. Всё обошлось, а в ночь поход. Команда была — не шуметь, не разговаривать. Наш переход должен быть для немцев неожиданным. Ребята буквально на ходу спали, машинально передвигая ноги.

Хутор Каменный Мечетинского, позже Зерноградского района Ростовской области. Наш батальон шел впереди. Переход был длинный. Вошли в хутор под вечер. Думали, передохнем на привале. Разошлись по хатам, хотя бы ноги переобуть, портянки перемотать. В вещевом мешке лишь сухарики, так как тыловые части поотстали. А под утро в хутор вошли на танках немцы. Это было страшно. В тяжелейших боях из нашей бригады погибло до полутора тысяч бойцов. Оттуда сделали большой марш на Батайск. Впереди шли 34-я дивизия, она освободила Батайск, 152-я отдельная стрелковая бригада и 6-я отдельная танковая бригада. Прошли через большое село Койсук между Батайском и Доном. Думали передохнуть. Ан нет. Не остановились. Вышли на Дон. Было еще темно, рассредоточились в прибрежье Дона. День выдался солнечный — это уже февраль 43-го. Но вот над нами опять девятка самолетов-штурмовиков — три звена по три самолета. На каждом немецком самолете сирена, да такая, что даже не слышен рев мотора, опять стрельба. Это выводит из равновесия, жутко. Нас весь день бомбили. Спасались, сгребая снег и закидывая им себя. Стемнело. Немцы стали ракетами освещать лед. У них ракеты минут по десять летят, не гаснут, все, как днем, видно, мы словно муравьи под ними на льду. Выжидаем, когда они потухнут, и бежим дальше. А с той стороны Дона сплошной пулеметный огонь из трассирующих пуль. Улавливаем миг, чтобы рвануть всей группой еще вперед. И надо же, несколько бомб попали в реку. Фонтан воды залил прибрежную полосу. Мы в нее вляпались по щиколотку. До берега метра четыре. Рывком на берег. Промерзшие, голодные, выбрали местечко, где не стреляли. А то некоторые думают, что по льду легче переправляться. Но нет, когда трассируют пули, тут нервишки подводят.

Далее стали переходить в станицу Нижне-Гниловскую на южной окраине Ростова. Только утром нас заметили немцы. И начались уличные бои. Бои шли неделю. Ростов был освобожден только 14 февраля в 43-м.

Штурм Кенигсберга. Мы уже научились воевать, уже были «катюши»

В Миусе меня послали учиться на курсы младших лейтенантов в 3-е Ленинградское стрелково-снайперское училище. Закончил его с отличием, даже оставляли там работать. Но я отказался. И с группой сокурсников нас направили на 3-й Белорусский фронт, где как раз готовилась операция штурма Кенигсберга. Эта операция очень запомнилась. Особенно в сравнении с боями под Яшкулем, в калмыцких степях. Тогда целый месяц шли бои, чтобы освободить село. В этот же раз,  когда мы пошли в наступление, немцы были просто ошалевшие. Мы уже научились воевать. Более двух часов велись наши авиационная и артиллерийская подготовки, уже были «катюши». Преодолев сопротивление немцев, вышли на залив Фришгаф. Операция закончилась. Штурм прошел успешно. Я в душе торжествовал: какие у нас были технические средства в Калмыкии и какие теперь, в Кенигсберге, полнейшее преимущество. Немец теперь уже не мог нас бомбить.

В Кенигсберге мы не задержались. На другой же день нас оттуда вывели. Городок Вилау. Там мы разбили палатки и живем день, два, три… Никто нам ничего не говорит. Личного состава у нас почти не осталось. Потери-то были огромные. Потом прошел слух, что будто бы едем в город Ковров Владимирской области на формирование. Но это были только слухи. 2 мая 45-го подали вагоны. Мы погрузились и — ду-ду. Когда проехали Москву и очутились на Урале, поняли: никакого Коврова.

 Вместе через войну и мир

 Ершов Валентин  Дмитриевич, член областного совета ветеранов: В мае 1942 г. прибыл в Астрахань в 416-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион ПВО, куда был направлен после окончания военного училища, где готовили политработников. Как секретарь комсомольской организации, принимал самое непосредственное участие в формировании части для фронта, которую постоянно надо было пополнять новыми бойцами, поскольку многих ребят забирали на защиту Сталинграда. Часть пополнялась комсомольцами, добрую половину которых составляли девушки.

Во время одного из вражеских налетов, когда направлялся к батарее, а бомбы, брошенные одна за другой, взрывались на всем пути, меня ранило: осколки бомбы попали в плечо. К счастью, рана оказалась нетяжелой. И я категорически отказался отлеживаться в госпитале, плечо мне перебинтовали, и я отправился в часть, к своим бойцам.

Наша 416-я часть отдельного зенитного артиллерийского дивизиона ПВО стояла на охране устья реки Волги, затем, прибыв в Гурьев, держала оборону реки Урал, охраняла железнодорожные пути, по которым двигались эшелоны с техникой и продовольствием на Сталинград.

Вскоре руководство перевело меня в Курский политотдел, в зенитно-артиллерийский 1808-й полк ПВО на должность помощника начальника политотдела по комсомольской работе. B победе на Курской дуге, достигнутой сверхчеловеческими усилиями, немалая заслуга каждого, кто был в этой яростной схватке не на жизнь, а насмерть, в том числе и политработники, которые вели за собой воинов отбивать атаки врага.

Среди девушек-связисток  была и Лидочка Шишкина из Астрахани

 За приборами управления зенитной артиллерией сидели бесстрашные девушки. Как-то бомба упала перед батареей, и взрывной волной перевернуло прибор зениток. Восемь девчонок, сидевших за прибором, не растерялись, приняли удобное положение и продолжали подавать сигналы.

 О том, как важна связь на фронте, и напоминать не стоит. Под гул вражеских самолетов наши девушки-связистки передавали важнейшие сообщения. И об одной из них хочу сказать особо. На командном пункте дивизиона кодировала и расшифровывала телефонограммы связистка Лидочка Шишкина из Астрахани. В 1940 г. после успешного окончания школы поступила в пединститут на исторический факультет. Веселая, бойкая, целеустремленная, успешно совмещала учебу и общественную работу, но перед войной успела закончить лишь первый курс. В числе первых по комсомольскому набору отправилась на фронт, не поддавшись уговорам декана факультета.

Лида не растерялась, когда оборвалась связь с главным командным пунктом ПВО. Вместе с командиром  они пошли искать обрыв. Нашли  концы провода, но был оторван и потерян маленький проводочек, при помощи которого можно было бы восстановить связь. Лидочка нашла выход из положения, скрепив провода во рту зубами и восстановив связь, передала важные сообщения. Ее подвиг был отмечен боевой наградой — медалью «За боевые заслуги». Еще во время учебы в институте она изучала медицину, знания которой ей очень пригодились на фронте. Санитарная сумка всегда находилась у нее за плечами, чтобы в случае надобности своевременно оказать необходимую помощь бойцу. В подчинении у сержанта Шишкиной было 16 девчат.

Первый танец с Лидочкой – и я «погиб»

И вот в городе Сумы на Украине 23 февраля 44-го года, когда  боев, по счастью, не было, в части решили отметить День Советской Армии, устроив в клубе концерт и танцы. Первый танец с Лидочкой – и я «погиб», понял, что влюбился по самые уши. Через два дня нам пришлось расстаться на долгие два года. Лидочка оправилась освобождать Польшу, а меня направили в Гомель в 8-ю дивизию ПВО помощником начальника политотдела дивизии по комсомольской работе.

Сразу после окончания войны Лидочка вернулась на родную астраханскую землю. Продолжить учебу она больше не смогла, единственным кормильцем в семье был отец. Пальто, согревающее ее первые послевоенные годы, было сшито из шинели. Материальные трудности, которые испытывало в то время большинство людей, компенсировались нашей взаимной радостью ожидания встречи, я обещал в первый же свой отпуск приехать за ней. Два долгих года длилась наша переписка, в то время было написано свыше ста писем. В них признания в вечной любви и жажда встречи: «Любимый мой, родной, поздравляю тебя с Новым, 1946 годом. Ты, и только ты мой…» — писала Лидочка. А через два месяца я приехал, и мы поженились. Так она стала офицерской женой, следуя, как ниточка за иголочкой, по гарнизонам за мужем. Жаль только, что при переезде из Азербайджана  наши письма, которые мы бережно хранили с военных лет, затерялись.

Лидия Емельяновна занималась воспитанием дочки и сына, была самым активным членом женсовета, да еще принимала активное участие в художественной самодеятельности.

А когда с последнего места службы – из Азербайджана меня направили в Астрахань возглавлять Дом офицеров, для Лидочки появилась благодатная почва, чтобы реализовывать себя. Она была одной из самых активных участниц художественной самодеятельности. В спектакле А.П. Чехова «Юбилей» играла мадам Мерчуткину. Вместе мы исполняли дуэт Стаси и Бони из оперетты «Сильва», вместе с молодежью кружились в вихре танца, заглядывая в глаза друг другу, как в том 44-м году.

Семья Ершовых — целая военная династия

У нас вся семья Ершовых — целая военная династия, так что воздушные границы держим на замке. Сын — Вячеслав Валентинович — полковник, окончил Академию ПВО, командовал дивизионом ПВО. Внук Константин Вячеславович — майор войск ПВО. Иначе и быть не могло, ведь у него оба дедушки служили в войсках ПВО.

Победе – молодость и храбрость, миру — велопробеги

Филимонов Юрий Иванович, член областного совета ветеранов: Родился 13 августа 1924 г. в Астрахани, в семье служащего. Учиться в школе начал с шести лет. В 41-м окончил девятый класс, перешел в десятый, но в ноябре наша семья переехала в Новороссийский район Актюбинской области. Там и окончил среднюю школу. Три месяца проработал трактористом колхоза «Сибиряк» этого же района.

А в день рождения – мне восемнадцать, 13 августа 42-го был призван в армию и направлен на учебу во 2-е военно-пехотное Бердичевское училище в Актюбинске. Несколько месяцев учебы, и — Калининский фронт. Южанин по рождению, я не был знаком с зимними видами спорта, а тут, на Калининском фронте, сразу пришлось встать на лыжи. Что ж, выручила хорошая физподготовка. С Калининского фронта перекинули на Брянский: начиналось мощное летнее наступление 43-го г. В одном из ночных боев был ранен и контужен. За этот бой представлен к награде и принят кандидатом в члены ВКП/б/. После госпиталя в порядке поощрения отправили на ускоренные курсы младших лейтенантов, так я стал помощником командира пулеметного взвода – и до конца войны.

И на фронте дружба всего дороже

Я особо хочу подчеркнуть: на фронте абсолютно не стоял вопрос о принадлежности к той или иной нации. Был единый Советский Союз. В армию призывались со всех наших республик. Очень много призывников из Средней Азии — узбеки, киргизы, таджики и т.д. А мы еще в школе серьезно проходили военное дело. Весьма основательно изучали материальную часть оружия. Так, к примеру, замок станкового пулемета очень сложен, куча деталей. Мы соревновались на время, кто быстрее разберет и вновь соберет затвор. Даже старались это сделать на ощупь, с завязанными глазами, хвастая перед девчонками. Автомат Калашникова, наоборот, — гениально простое устройство. Его затвор — раз, два, три и готово. Но пулемет, конечно, был первоклассным орудием, он еще в Первую Мировую себя показал эффективно. Мы, конечно же, ребятам из Азии старались помочь обрести опыт в ходе боя.

Воевали на Брянском направлении, на передовой. Когда шло наше наступление, нам выдавали пачками автоматные и винтовочные патроны. В автоматной пачке три сотни штук. Приказывали вести беспрерывный огонь, беспокоить немцев, не давать передыху. Немцы, услышав шквал огня, прячутся в бункера. Такая была тактика — брать на испуг. Я был командиром роты. Мне сказали: «Сегодня идем на прорыв. В одиннадцать часов будет мощный артналет». Моя рота окопалась в землянках. Верная смерть, когда мина в саму землянку попадает. А если она рванет поблизости, ну оглушит, засыплет землей, ничего, тебя откопают. За час до прорыва я вышел из своего окопа и прошел вдоль своей роты. Подхожу к одному бойцу, он — из Средней Азии. Спрашиваю: «Что нос повесил?» Тот мне: «У тебя семья есть?» Есть, отвечаю, отец и брат, тоже на фронте, мама умерла от туберкулеза, когда я еще совсем мал был. Он вынимает фотокарточку; на ней семья: он, она, четверо детей. Гляжу, а у него на погонах «шпалы», значит, по званию батальонный комиссар. Не понимаю, почему тогда рядовой? Объяснил: «Надо было оговорить одного человека, я отказался. Меня разжаловали, и в штрафную, оттуда — к вам».  Шел 43-й год. Говорю ему: «Я не гадалка, но желаю тебе если раны, то небольшой, чтобы смог вернуться домой». После боя спрашиваю: «А где Насунов?» Отвечают: его ранило в ногу, не очень серьезно, сквозное огнестрельное ранение мягких тканей. Ну, слава Богу, думаю, живой. А как уж там дальше было, не знаю.

А еще мне цыганка гадала, что живы будем

И был такой случай. Тоже готовились к прорыву. Заработала наша артиллерия. Немцы в ответ огрызнулись. Рядом со мной окоп. Не траншея. Она в отличие от окопа сплошная по всей длине, по ней можно ходить от взвода к взводу. В средней полосе России окопы рыть легко: чернозем. Один солдат узбек говорит мне: «Товарищ командир, иди ко мне в окоп, мой глубже». А у него там была как бы ниша, метра полтора вглубь. Мол, если немцы начнут строчить из пулемета, то пули по краю заденут, внутрь не попадут. А я ему: «Ну, нет. Лучше ты ко мне иди. Снаряд летит-летит, потом разворачивается и там где-то разрывается. А еще мне цыганка гадала, что живы будем». Он послушался, перешел ко мне. И что же? Одна мина точно попала в его окоп.

Вот фотография. Здесь мы трое: узбек, русский, украинец, все командиры рот. А на этом снимке нас трое друзей: я, украинец Николай Кононец, еврей Алексей Ананко. Это мы в 2000 году в Москве по случаю празднования очередной годовщины Великой Победы. Нас пригласили в 807-ю среднюю школу на торжества. Вот лозунг: «Привет ветеранам 21-й гвардейской Невельской». С Николаем мы вместе воевали в Невельской. Алексей воевал под Сталинградом. Был оглушен, в бессознательном состоянии попал в плен. Наши войска его освободили. Но, понятно, штрафной роты не избежал, получил ранение. Алексей — коренной москвич, с ним мы уже после войны сдружились, через общих знакомых. Их уже нет в живых. Я — самый «молодой».

Заметка из красноармейской газеты «За победу»

Сохранилась красноармейская газета «За победу» от 11 августа 1943 г. с заметкой «На переднем крае. Бдительность и отвага наблюдателей».

Это было в темную ночь. Группа вражеских автоматчиков пыталась скрытно подползти к нашим окопам и напасть на одно из наших боевых охранений.

Сержант Филимонов и младший сержант Попов, услышав подозрительный шорох, усилили свое наблюдение. Вскоре очень близко показались ползущие фигуры. То были немцы. Филимонов и Попов одновременно открыли из своих автоматов продолжительный огонь, затем забросали фашистов гранатами.

Утром перед окопом двух стойких младших командиров товарищи подсчитали двенадцать немецких трупов.

Красноармеец К. Павлов. Полевая почта 45463 «Ж».

45-й встретил в Прибалтике. А последним местом воинской службы стал взвод конной разведки. Со своим вороным конем Валетом участвовал в многочисленных разведывательных операциях. Часто бывал на краю гибели, но судьба оказалась милостивой.

За отличия в боях награжден двумя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны I и II степеней, семью медалями. В связи с сокращением численности Вооруженных сил СССР в июле 1946-го уволился в запас.

В честь 70-летия Сталинградской битвы я был на приеме в Кремле, получил из рук Путина памятную медаль

 Яренко Дмитрий Данилович, член областного совета ветеранов.  Родился 10 октября 1925 г. в селе Гандурино Астраханской области. Отец рыбачил, безграмотный. Мать-домохозяйка. В семье девять детей — шесть братьев и три сестры, я — второй по счету. В селе была лишь школа-четырехлетка. В 12 лет я уже работал звеньевым с братом на бударке. Рыбу ловили по ночам. Днем я в школе засыпал за партой. Моя учительница будила: «Митенька, проснись». А как было иначе? Семью кормить надо. Меня вот сейчас возмущает, когда говорят: работы нет, мало платят. Излодырничались, все на блюдечке с голубой каемочкой подавай… Вот закончил я четыре класса, надо дальше учиться. А семилетка в Травино, за 12 км. Не могу, мне работать надо, в семье мал-мала меньше. Я на бударке звеньевым, мой брат помладше Иван весельником. На мне были лодка, инвентарь, сетки. А двумя годами старший брат ходил в море. Вот такое было наше детство.

Зимой 41-го года мы рыли противотанковые рвы

Зимой 41-го года меня забрали в астраханские степи рыть противотанковые рвы. Всю зиму там провели. Морозы были жестокие, до 30 градусов. В палатках печка-буржуйка. Одежда — в чем приехали, дали только рукавицы и лопаты. И так с утра до ночи. А рядом с нами женщины, некоторые почти старушки. Ров надо рыть глубиной 3,5 м. Еда — мороженая картошка, как-то прирезали доходягу-верблюда. А уж вшей-то на снег с одежды выгребали, и мороз их не брал. Мать заплакала, когда это увидела.

В декабре 42-го года, мне уже 17 лет, нас, сельских парней, собрали в Астрахани у парка «Аркадия”, на ночь поселили в барак, построенный из горбылей. Прошел слух, что отправят в Сталинград.

Сталинградская эпопея

Наутро разместили в «телячьих» вагонах с буржуйкой. Привезли в Ленинск, близ Сталинграда, заехали в лес. И тут – мы чуть-чуть успели — немцы стали бомбить наш эшелон. Нас прямо на снегу стали переодевать из гражданской одежды в солдатское обмундирование. Всё рваное, похоже, с убитых снятое, гимнастерка, бушлат, рукавицы с двумя пальцами, штаны легкие, не для зимы. Переодели — и тут же на батарею. Построили шеренгами, распределили по батареям. И нас тотчас стали бомбить. Мы бросились в вырытые землянки. А нам командир взвода: «А ну, к орудиям, а то расстреляю”. А орудия неподъемные: снаряды — килограммов по 20, а ствол надо вращать. Далеко не всем под силу. Я-то парень был крепкий, а кто послабее, тех пришлось отправлять кого в пехоту, кого куда. Стал зенитчиком. Потом перебрались на другую сторону Волги, пониже Сталинграда, надо было охранять Сталинградскую ГРЭС. Но она была разбомблена. Стрельба беспощадная: кто кого, бронебойные снаряды — по танкам, осколочные — по самолетам и пехоте. Если бомба попадала в батарею, в живых не оставалось никого. В батарее четыре орудия, при каждом семь человек. Нина Леонтьевна Щепнова была в 7-й батарее, в 10 км от нас, прибористкой, то есть дальномерщицей.  Когда показывают женщину возле орудия, не верьте. Это непосильный для нее труд. Женщины в действующей армии были связистками, прожектористками, медсестрами, санитарками. Прожектористки улавливали вражеские самолеты и сообщали их координаты. Связистки по телефону сообщали: координаты, скорость, высоту полета. 2 февраля 1943 г. завершилась жесточайшая Сталинградская битва. Все кричали «Ура!», десятками снарядов салютовали. В конце февраля по разбитым дорогам, даже еще немецкие трупы не были убраны, прибыли в Бекетовку под Сталинградом, затем отправились за стволами на Кировский тракторный завод, где выпускали трактора и орудия. Завод тоже был разгромлен, но новенькие пушки остались, мы их забрали.

В нас так и закипело: мол, шуранем по ним из автоматов

В Сталинграде близ нынешнего железнодорожного вокзала был тогда через Волгу мост, называли его Астраханский. Видим, из-под него вылезают пацаны, а из землянок и вырытых траншей — женщины, они там жили, город-то был разрушен до основания. А у поворота перед мостом на Волге огражденная колючей проволокой территория, где находились пленные офицеры, солдат не было. Мы проезжали мимо утром рано и видим — выходят эти немцы при полном параде из вагончиков с отоплением, умываются. В нас так и закипело: мол, шуранем по ним из автоматов. Нам командир: тогда нас расстреляют. Немецкие войска, брошенные на Сталинград, были отборные. Я ростом не маленький, 1 м 78 см. А они и того выше. Возраст — 30-35 лет. А мы — пацаны. Среди пленных мы заметили французов, испанцев, румын, шведов, норвежцев, голландцев и т.д., вся Европа на нас ополчилась. Теперь вот потомки тех паразитов нам всякую пакость делают. Что творится на Украине, жуть. Те столкнулись с Гитлером, нынешние — с Америкой.

Форсировать Днепр приходилось днем

Из Сталинграда пошли на Украину. Форсировать Днепр приходилось днем, так как ночью было светлее, чем днем: вражеские самолеты сбрасывали тысячи светящихся фонарей, которые на парашютах минут двадцать опускались. По 400-500 вылетов было. Нам не то чтобы спать, есть было некогда  в момент форсирования — это было лето 44-го. На Западной Украине бесчинствовали бандеровцы. Они укрывались в лесах. В селениях оставались старики и старухи. Мы заходили к ним в дома, нас встречали по-доброму,  от старших к нам злобы не было. А вот у молодежи такая ненависть: мол, это они чуть ли не высшая раса, это, мол, они славяне, а мы нет.

 Далее — Восточная Европа. Прошел Венгрию, Румынию, Польшу, Чехословакию. Поляки же — никакого уважения, а ведь мы их освободили от фашизма. Австрийцы куда лучше к нам относились. Подходит ко мне один австриец: «Я – коммунист, давай выпьем». А вот в Чехословакии встречали нас как родных, зайдешь в дом — всё на стол.

После Чехословакии нашу часть расформировали. Я попал в Казачий полк. Отправили на зачистку в Румынию. Потом на лошадях тем же путем обратно: Чехословакия, Австрия, Венгрия, Польша. Остановились на границе Польши с Западной Украиной. Как же они там друг друга резали. Удивляюсь, что Польша сейчас выступает на стороне западенцев, ведь эти звери никого не щадили: ни стариков, ни детей. Нас предупреждали, чтобы мы были крайне осторожны. Да как нам этого не знать. Сколько там наших ребят погибло. Ведь нас расквартировали по селам, хуторам. Полк должен иметь телефонную связь с дивизией, а западенцы ее постоянно резали. Значит, надо депешу на лошади доставить. Вот и обстреливали наших.  Пробыли там два месяца, помогали вылавливать бандеровцев. Это уже июль 1945 г.

После Украины — на Кубань, а с Кубани — в Иран. В Иране была революция: смещали шаха Пехлеви.  Как только там узнали, что мы прибыли из Чехословакии, быстро всё закончилось. Шах был смещен. Там я пробыл с августа по декабрь, а 25 декабря 45-го демобилизовался. Мне было 20 лет.

«За Отечество вести незримый бой» — из документальной повести  М. Гурьевой (в сокращении)

Их называют бойцами невидимого фронта. Об их подвигах можно рассказать лишь спустя десятилетия. Их служба проходит под грифом «совершенно секретно».  Их главное оружие – ум, логика и мудрость. Они ведут незримый бой за наше Отечество.

Это чекисты, профессиональные разведчики и контрразведчики. Один из них — Виктор Николаевич Подгорнов, член областного совета ветеранов,  — живет в Астрахани. О его жизни можно писать приключенческие повести и снимать сериалы.

Полковник В. Подгорнов прошел Великую Отечественную войну от Сталинграда до Берлина, где расписался на здании рейхстага… Награжден орденом Красной Звезды, двумя орденами Отечественной войны, международным орденом «За вклад в Победу», медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За освобождение Украины», «За освобождение Белоруссии», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и другими государственными наградами. Ему присвоено звание «Почетный ветеран г. Астрахани».

В мае 2010 г. Виктор Николаевич участвовал в торжественном параде, посвященном 65-летию Великой Победы, на Красной площади в Москве.

 …В ноябре 1944 г., когда часть стояла в польском городе Седлец, Виктор Подгорнов  получил приказ явиться в управление контрразведки СМЕРШ  1-го Белорусского фронта.  А вслед за этим – неожиданное предложение, которое определило его судьбу и профессию….

Набрали группу курсантов, и начались занятия. Но не успели прослушать курс лекций, как от теории пришлось перейти к суровой практике. Вечером, когда курсанты отдыхали, объявили боевую тревогу. Приказ – захватить с собою оружие, у кого какое имеется, погрузиться в машину. На одном из участков запеленгована работа неизвестной радиостанции, получены ее координаты. Группа должна захватить радиостанцию.

Под утро добрались до участка, отмеченного на карте. Штабной офицер, руководивший операцией, объяснил задачу.

— Вон там впереди домик, сараи, какие-то еще строения. Радиостанция где-то в этом квадрате. Приступить к захвату.

В составе группы были фронтовики, которые уже участвовали во многих боевых операциях, а значит, имели опыт. Предложили:

— Сначала надо провести разведку, выяснить обстановку.

На это офицер ответил:

— Радиостанцию надо захватить сейчас, пока она работает, и ее держат на пеленгаторе под контролем.

И бойцы в открытую пошли на штурм. Успели пройти всего несколько десятков метров, как со всех сторон раздались автоматные очереди: группа захвата находилась под наблюдением противника, ее держали на прицеле.

Задачу все-таки выполнили, несмотря на большие потери. Дом окружили, через окна забросали гранатами. Часть вражеской группы уничтожили, остальных захватили в плен, в том числе и радиста.

Оказалось, что они уничтожили точку базирования диверсионно-разведывательной группы, которая обеспечивала двойную связь: с эмиграционным правительством Польши в Лондоне и Армией крайова, и немецким командованием. Точка была оборудована основательно: кроме радиостанции в подвале обнаружили много оружия и продовольствия. В составе группы были поляки, немцы и русские власовцы – бывшие военнопленные, поступившие  на службу к фашистам в так называемую Русскую освободительную армию, которую возглавлял генерал Власов.

…С 1 января 1945 г. Виктор Подгорнов  назначен оперативным уполномоченным контрразведки СМЕРШ в 242-й гвардейский стрелковый полк 82-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й армии. Не позднее завтрашнего дня должен быть на месте и приступить к исполнению обязанностей.

Полк находился на Сандомирском плацдарме  южнее Варшавы… Одно из подразделений абвера  — известная разведшкола «Штаб Вали», в которой готовили будущих шпионов и диверсантов, — находилась под Варшавой. Наши войска стремительно двигались вперед, освобождались оккупированные территории, концентрационные лагеря. При таком движении огромных масс людей складывалась благоприятная обстановка для внедрения агентуры. Среди мирных жителей оказывались бывшие фашистские наемники, полицейские, каратели.  Поэтому требовалась усиленная работа по проверке кадрового состава армии и  населения. Этим и занималось управление контрразведки СМЕРШ. Одновременно шла разведывательная работа за линией фронта… Много армейских чекистов погибло при исполнении служебных обязанностей и заданий.

…Наступали на территории Германии. Приказ – взять деревню недалеко от Берлина. В том бою были большие потери, как среди рядовых, так и среди офицеров.  Погибли командир батальона и командиры рот. В батальоне осталось двести человек. Офицер, взявший на себя командование, сказал Подгорнову:

— Помоги! Знаю, что не твоя обязанность вести людей в бой, но есть приказ командира дивизии деревню взять любой ценой!

Подгорнов ответил:

— Соберу тех, кто остался в живых. Подумаем.

И через некоторое время показывал на карте свой план.

— Вот деревня. Рядом – лесная лощина. Наступать с фронта не будем – людей мало. Я возьму часть бойцов, обойду деревню с тыла и начну атаку. А ты начинай отсюда, как только услышишь стрельбу. Немцы будут оказывать сопротивление нам, отвлекут силы, а вы в это время наступайте.

Ночью обошли деревню, и утром с тыла неожиданно ударили по врагу. В это время другая часть батальона атаковала с фронта. Деревню захватили.

За участие в этой боевой операции оперуполномоченный контрразведки СМЕРШ Виктор Подгорнов был представлен к награде – ордену Отечественной войны.

***

На фронте Виктору Подгорнову не раз приходилось строить, защищать и укреплять линию обороны. Сейчас его линия обороны стала другой – невидимой. Вместо окопов, огневых точек и открытого боя – владение информацией, создание агентурной сети, разработка оперативных комбинаций. Все это требовало тонкой работы – кропотливой, последовательной и настойчивой.

На территории Германии продолжалась тайная война. Перед  отступлением немцы создали многочисленные диверсионно-террористические  группы, которые должны были вести партизанские действия в тылу наступающих войск. Их называли «вервольф», что переводится как «волк-оборотень»…

Существовали тайные склады немецкой военной разведки абвер, где хранилось оружие, предназначенное для «вервольф». Необходимо было выявить эти склады.

Через агентурную сеть поступило неожиданное донесение: в одной из деревень проживает бывший сотрудник абвера.

Виктор Подгорнов, тогда еще слабо владевший немецким языком, взял с собой переводчика.  Дверь открыл мужчина средних лет, одетый по-домашнему в пижаму.

Вошли в комнату и приступили к допросу:

— Нам известно, что вы – бывший сотрудник абвера!

— Да, это так, — не отрицал хозяин дома. Опытный разведчик предполагал, что рано или поздно его могут вычислить, и появление советских чекистов воспринял спокойно.

— Почему не уехали со своими на Запад?

— Жена и дети заявили, что никуда не поедут. Я не захотел их бросить, и мы решили остаться.

— У вас есть оружие? Сдайте его!

Мужчина вышел в соседнюю комнату, вернулся и положил на стол пистолет.

— Это не то оружие. Вы знаете, что абвер создавал базы для «вервольф» на территории Германии, и в частности в Тюрингии?

— Известно.

— Можете показать?

— Могу.

Подгорнов позвонил руководству. Тут же прислали машину и саперов с миноискателями. Немца посадили в машину, и он указал дорогу.

Она привела в один из отдаленных живописных уголков. Среди горного массива, в лесу, на берегу ручья стоит водяная мельница. Ничем не примечательная «бергмюле» (горная мельница), каких в Германии сотни. Рядом хозяйственные постройки, амбары. Льется вода, крутится огромное колесо, — мельница работает, несмотря на поздний час.

Вошли внутрь. Кругом аккуратно сложены мешки с мукой.

Прибежал испуганный хозяин, мужчина лет пятидесяти. Увидев своего знакомого в сопровождении советских солдат, сразу забеспокоился.

Стали его допрашивать:

— Нам известно, что вы храните здесь оружие.

— Нет, что вы! Здесь только мука. Можете обыскать!

Действительно, внешне ничего не обнаружили. В подвале лишь всевозможные запасы продовольствия: копченые окорока, банки с консервами и вареньем, бутыли с вином. Приказали саперам обследовать пол и стены во всех помещениях. И миноискатели бешено запищали, указывая на металл.

Вскрыли стены. Они оказались двойными. Внутри от пола до самой крыши забиты оружием – автоматами, пулеметами и пулеметными дисками, гранатами, фаустпатронами. Нагрузили трехтонный грузовик и отправили в свой сектор.

Хозяин мельницы был арестован. На допросе выяснилось, что он действительно ничего не знал об оружии:  купил мельницу, не подозревая, какую тайну хранят ее стены.

Так был ликвидирован склад оружия абвера, предназначенный для партизан «вервольф».

Фото

Ответственный секретарь-оператор

Совета ветеранов района Южное Медведково

Я, Саваровская Светлана Сергеевна (девичья фамилия Щемелева) родилась

21 сентября 1940 г. в городе Исилькуль Омской области в семье железнодорожника.

Дедушка и отец работали на железной дороге. Мама, Новикова Екатерина Ермолаевна (1920 года рождения), с 16-ти лет работала инструктором в райкоме партии, позже окончила партийные курсы и доросла до должности второго секретаря райкома. Далее, с созданием Совнархозов, была переведена в город Омск в райком партии на руководящую должность. В связи с ликвидацией Совнархоза была там же переведена на должность начальника отдела по работе с населением по жалобам.

Бабушка не работала, т.к. в 1941 году помимо нашей семьи, в нашу комнату приехали две сестры мамы с детьми погодками: мне было годик, двоюродному брату – 6 месяцев, сестренке – 1,5 года. Вот в таких условиях мы прожили несколько лет. Но насколько помню, жили дружно. Две мои тети устроились на работу, а с нами занималась бабушка. И как она только управлялась, имея при этом и хозяйство (корову, кур, кабана и две овцы) просто сейчас не понимаю! Когда мы подросли, определили нас в детский садик. Деда до сих пор хорошо помню, он был атеистом, коммунистом. Дед был очень добрым, просыпался очень рано, а ложился ли он спать, просто не знаю, видимо, поэтому он так мало прожил всего 51 год. Сам заготавливал сено, сажал картофель.

Детский годы вспоминаю с упоением, детсад помню до сих пор, помню свою воспитательницу. Много читала она нам книжек, и мы как гусята ходили около неё (не могу припомнить, что бы кто-то не любил слушать её чтение книжек).

Школа у нас была двухэтажная, деревянная, было печное отопление, но не помню, чтобы мы замерзали. Была дисциплина, в школу приходили все в одинаковой форме (качество материала было у всех разное), но они были все с воротничками. Это как-то приучало к опрятности и чистоте, было установлено поочередное дежурство самих школьников, утром проверялась чистота рук, наличие белого воротничка и манжетов на рукавах у девочек, а у мальчиков обязательно наличие белого подворотничка. Были в школе кружки: танцев, гимнастики, театральный кружок, хоровое пение. Большое внимание уделялось физкультуре. Когда я была уже на пенсии, носила на урок физкультуры лыжи своему внуку, вот тогда-то особенно вспомнились послевоенные 1949 годы. Как же так, в этой школе умудрялись выделить специальный зал для ухоженных лыж, которые стояли по парам вдоль стен и всем их хватало. Нас приучали к порядку, прошел урок надо их обтереть и поставить в ячейку, где ты их взял. И это здорово!

Ещё вспоминается по-доброму, что с 8-го класса нас два раза в неделю водили на большой завод имени Баранова. Этот завод был эвакуирован в годы войны из Запорожья. Завод-гигант, обучали там нас работе на станках, и девочек и мальчиков. Ходили с большим удовольствием. Лекций по работе на них практически не было, но обучение самих станочников, т. е. практика, многому научила.

По окончанию десятилетки стал вопрос куда пойти. Так получилось, что с 1951 года мама одна воспитывала нас двоих. Родной брат Володя учился в третьем классе, и я понимала, что надо помогать. Пошла после школы на этот завод и меня взяли на работу контролером в лабораторию по проверке точных инструментов. Работа нравилась, была ответственная, проверяли калибры, скобы, штангель-циркули и много точных измерительных приборов на микроскопах. Ставили свое клеймо и «парафинели» (в жидком горячем парафине) на каждое изделие. Запах парафина до сего времени помню. Одновременно сразу поступила на этом же заводе на вечернее отделение авиационного техникума. Заканчивала его и диплом получала уже в Ленинграде. Очень нравилась работа, но время берёт своё. Через два года вышла замуж за выпускника Вильнюсского радиотехнического военного училища Саваровского Юрия Семеновича 1937 г. р. Знакомы мы были с ним давно: я училась ещё в школе, а он учился в военном училище Вильнюса.

Сам он из Омска и приезжал ежегодно на каникулы. Гарнизон, куда его направили служить после училища, в этот момент был перебазирован в поселок Токсово – пригород Ленинграда, куда я с ним и уехала. В 1961 году у нас родилась дочь Ирина. Прожили мы в Выборгском районе Ленинграда почти 11 лет. Я окончила Политехнический институт, а Юра Академию связи. Было удобно, как раз недалеко от нас. По окончании Академии в 1971 году муж был направлен в Москву, где мы и проживаем до настоящего времени.

По окончании службы в армии по состоянию здоровья в звании подполковника муж был демобилизован из армии. Говорят, если есть талант у человека, то он талантлив во всем. И это действительно так! Окончив школу, училище, академию только с прекрасными оценками, мой муж нашел себя в творчестве.

Юрий Семенович – член Союза писателей России. К сожалению, в апреле 2018 года он умер, оставив после себя незабываемые шедевры: картины, изданные 13 книг стихов.

В Ленинграде я работала на заводе в должности мастера цеха, участка. По приезде в Москву работала на Электрохимическом заводе старшим мастером участка, старшим инженером Всесоюзного промышленного объединения Министерства химического машиностроения. Награждена множеством почетных грамот и медалью «Ветеран труда».

Дочь Ирина Юрьевна 1961 году окончила Московский институт имени Плеханова. В настоящее время она пенсионерка. Есть внук Станислав Петрович 1985 года рождения и правнучка, которой 2 года и 8 месяцев.

Работаю в общественной организации ветеранов войны, труда, правоохранительных органов. Начала свою деятельность с члена актива первичной организации №1. В 2012 году была избрана на должность председателя первичной организации ПО №1, в связи со знанием работы на компьютере по просьбе председателя районного Совета ветеранов Вишневского Г.С. переведена ответственным секретарем-оператором в районный Совет ветеранов, где и работаю по сей день. Награждена грамотами от главы Управы района, председателя РСВ, председателя СВ СВАО, главы муниципалитета района Южное Медведково, председателя Московской городской Думы.

Гордасевич Галина Алексеевна

Председатель медицинской комиссии Совета ветеранов района Южное Медведково.

Я, Гордасевич Галина Алексеевна, родилась в Москве 8 мая 1933 г.

Когда началась война, я гостила у родственников отца на Украине в небольшом городе Шостка. Фронт быстро приближался. Начались тревоги днем и ночью. По сигналу тревоги надо было бежать прятаться в погреб. Вот уже горизонт окрашен в багровый цвет и слышен постоянный гул. Звучат близкие звонкие взрывы. Это взрывают предприятия, чтобы не достались врагу. А мы никак не можем эвакуироваться: нет никакого транспорта. Состояние тревоги передается от взрослых детям. Наконец, разрешено погрузиться на открытые товарные вагоны, доверху наполненные зерном.

Путь до Москвы был долгим и трудным: разбомбленные дорожные пути, обстрел немецкими летчиками, возвращающимися на бреющем полете на базу, паровозные искры, прожигающие дырочки на одежде, отсутствие укрытия от пронизывающего ветра и дождя, проблемы с водой и питанием.

Когда стало понятно, что наши вагоны уже несколько дней гоняют по кольцевой железной дороге вокруг Москвы, покидаем наше временное жилье, с трудом пробираемся в Москву находим отца, который мобилизован на подготовку к эвакуации оборонного завода. Он отправляет нас догонять маму с младшими сестрами и братом, которые согласно распоряжению городского руководства, были уже отправлены в эвакуацию.

Встреча с мамой состоялась в деревне Верхние Кичи республики Башкирии. Взрослых привлекали к работе в колхозе. Я вместе с другими детьми собирала колосья. Школы на русском языке поблизости не было.

Поздней осенью 1942 г. переехали к отцу, который находился в городе Кирове, куда эвакуирован был завод. В заводском поселке была школа. Приняли меня, сразу во второй класс.

Занятия проходили в одноэтажном деревянном здании, похожем на барак, видимо недавно построенном, так как не было вокруг никакой растительности, даже забора и просто благоустроенного двора. Помню рыжую глину, налипавшую на обувь и делавшую ее тяжелой. Зимой топили плохо. Было холодно, а может знобко от голода. Так как эвакуированные все прибывали, город перестал справляться со снабжением по карточкам, начался голод. Есть хотелось все время. Летом было легче. Вместе с другими ребятами можно было пойти на старое кладбище, где найти какие-нибудь съедобные растения. Кислицу, хвощ, молодые еловые побеги, просто поживать хвоинки или липовых листочков. Можно летом было набрать кружку лекарственной ромашки, отнести в госпиталь, за что получить порцию серой каши, подслащенной сахаром. Мама с другими женщинами ездила в ближайшую деревню менять вещи на что-нибудь съедобное.

Основной едой был начищенный овес, который надо было долго варить, чтобы поучилось и первое и второе. Если везло, в меню включали «тошнотики», блюдо похожее на котлеты, которое делали из мерзлой картошки.

На уроках часто сидели в верхней одежде, так как топили плохо. Учебников не хватало. Занимались по очереди или группами. Тетради сшивали из газет или писали перьями, чернила носили в чернильницах-непроливашках.

В 1944 году вместе с родителями вернулись в Москву. В Москве было не так голодно. Продуктовые карточки давали регулярно. Жили в заводском бараке до 1956 года, так как нашу довоенную жилплощадь, несмотря на бронь, заняли другие люди.

Московская школа мне очень понравилась. Это было типовое здание, из серого кирпича. В четыре этажа с широкими окнами. Просторно и светло. Классы убирали сами, дежуря по графику. Учителя относились к нам по-доброму. Преподаватель, ведущий первый урок, всегда начинал с рассказа о фронтовых новостях, они уже были радостные. Армия победно продвигалась на запад. На большой карте в кабинете истории все больше было красных флажков, которыми отмечали освобожденные города. На первой большой перемене в класс приносили сладкий чай и булочку. Учебников тоже не хватало, и по-прежнему по одной книге занималось несколько человек, но мы не ссорились, помогали друг другу, более успешные ученики помогали отстающим. На партах стояли такие же непроливашки, но писали уже в настоящих тетрадях. В классе было по 40 чел. занимались в три смены.

На занятия надо было ходить в форме, в нашей школе она была синего цвета. К темно-синему платью полагался черный фартук и темные ленты, по праздникам белый фартук и белые ленты. Даже в гости в мужскую школу на совместные вечера нужно было идти в этой праздничной форме.

В школе была пионерская и комсомольская организации. Прием в них проходил торжественно и празднично. Через эти организации проводилась внеклассная воспитательная работа. Комсомольцы работали отрядными пионервожатыми, организовывали игры на переменках с малышами. Старшеклассникам полагалось на перемене ходить парами по кругу. За таким порядком следили дежурные учителя.

Я была активной пионеркой и активной комсомолкой. Очень популярны были самодеятельные театры. Мне почему-то доставались мужские роли.

Самим любимым развлечением была поездка большой дворовой компанией на салют в честь освобождения города в центр на Манежную площадь, где устанавливали огромные прожектора, а где-то совсем рядом стреляла пушка, гильзы от которой собирали на память. В перерывах между залпами лучи прожекторов пронизывали небо, то поднимаясь вертикально, то кружась, то скрещиваясь, высвечивая государственный флаг и портреты В.И. Ленина и И.В. Сталина. Праздничная толпа кричала «Ура!», пели песни, было весело и радостно в шумной толпе.

И вот наступил самый радостный день – День Победы. Вместе со всеми я тоже радовалась этому всенародному празднику. Было праздничное мероприятие в школе, пели любимые военные песни, читали стихи о подвигах наших солдат.

В 1948 году после окончания семи классов, получив по тем временам неполное среднее образование, я поступила в Московское педагогическое училище, так как надо было скорее получать профессию и помогать родителям поднимать младших детей.

Трудовую деятельность начала на 3 курсе, выезжая работать в летние пионерские лагеря пионервожатой.

В 1952 году после окончания педучилища была направлена по распределению на работу старшей пионервожатой в мужскую школу №438 Сталинского района Москвы.

Отработав по распределению три года, перешла на работу по профессии учитель начальных классов в школу № 447 и продолжала учиться на вечернем отделении МЗПИ. С сентября 1957 года после окончания института работала в средней школе учителем русского языка и литературы. До сентября 1966 года в школе №440 Первомайского района. По болезни с сентября 1966 года переведена на работу методиста в Первомайский РОНО.

В связи с переменой места жительства переводом была оформлена в школу №234 Кировского района, теперь это район Северное Медведково.

Я любила свою работу. Стремилась использовать новейшие формы и методы, добиваясь от каждого ученика знания программного материала. Одновременно как классный руководитель много внимания уделяла общему развитию своих учеников, организовывала посещения музеев, театров, выставок, походы по местам боевой славы, по памятным местам Подмосковья. Была инициатором разных школьных начинаний. Так, во дворе школы №440 Первомайского района до сих пор стоит обелиск в память учеников, погибших в боях за родину, который был установлен по моему предложению и активному участию.

Моя профессиональная деятельность неоднократно отмечалась грамотами органами народного образования различного уровня. В апреле 1984 года была награждена медалью «Ветеран труда». В июле 1985 года было присвоено звание «Отличник народного просвещения РСФСР». В 1997 году получила медаль 850-летия Москвы.

Одновременно с преподаванием активно участвовала в общественной работе. С 1948 по 1959 годы состояла в рядах ВЛКСМ, была бессменным секретарем комсомольской школьной организации, с сентября 1960 года до роспуска партии была членом КПСС.

В сентябре 1991года я поступила на работу воспитателем в школу-интернат для слепых детей, где проработала до августа 2006 года.

Общий трудовой стаж 53 года.

С августа 2006 года включилась в работу Совета ветеранов. Первые полгода была в активе первичной организации №3, потом была приглашена в районный Совет на должность председателя социальной бытовой комиссии. В настоящее время возглавляю медицинскую комиссию. С июня 2012 года имею памятный знак «Почетный ветеран Москвы».

Дубнов Виталий Иванович

Председатель

Совета ветеранов района Южное Медведково

Я, Дубнов Виталий Иванович, родился 5 октября 1940 года в городе Лесозаводске Приморского края. После победы СССР над Японией и освобождения Южного Сахалина переехал в составе семьи на Сахалин, куда направили отца начальником строительства сухого дока для ремонта кораблей в г.Невельск.

В городе Невельск окончил среднюю школу и в 1958 году поступил в Томский Государственный Университет на Физический факультет.

После окончания университета в 1964 году был направлен на работу инженером на предприятие оборонной промышленности Москвы. В 1992 году был назначен Главным инженером на одном из предприятий научного производственного объединения «Энергия» в г. Москве.

В период работы в оборонной промышленности удостоен государственных и правительственных наград: Указом Президиума Верховного Совета СССР награжден медалью «За трудовое отличие», Приказом министра присвоено звание «Лучший руководитель испытаний министерства».

В 1994 году окончил курсы при Правительстве Российской Федерации по приватизации предприятий. Участвовал в работе федеральных фондов приватизации в качестве управляющего акциями ОАО «ЦНИИС».

В период работы с 2010 по 2015 годы работал в должности Генерального директора одного из предприятий корпорации «Трансстрой». С 1 июля 2015 года вышел на пенсию. Ветеран труда.

В настоящее время служу в общественной организации, Районном Совете ветеранов, являюсь Председателем первичной организации №2 Совета ветеранов района Южное Медведково.

Семейное положение: женат, жена Лариса Петровна Лаппо и две дочери – Валерия и Юлия. Лариса Петровна – филолог, учитель истории, окончила Томский Государственный Университет, историко-филологический факультет. Валерия (старшая дочь) – провизор, окончила 1-й Московский Медицинский институт. Юлия (младшая дочь) – экономист, окончила Академию народного хозяйства им. Плеханова. Сын дочери Валерии Савелий – мой внук, учится в Московской Высшей школе экономики.

Мои воспоминания о детских годах, проведенных на Сахалине после войны. Советская Армия в короткий срок освободила Южный Сахалин от японской армейской группировки, и гражданское население японцев не успело эвакуироваться в Японию. Японцы составляли основную рабочую силу на строительстве сухого дока. Руководили строительством русские специалисты. Надо сказать, что японцы очень трудолюбивые и очень вежливые в общении, в том числе и с русскими детьми. Быт японцев был очень прост, когда наступало время отлива и береговое дно океана обнажалось на сотни метров, японские женщины брали большие плетеные корзины и шли по мелководью далеко от берега. Они собирали в корзины мелкую рыбу, небольших крабов, моллюсков, осьминогов и морские водоросли. Это составляло пищу японцев после приготовления в маленьких печурках типа наших буржуек. Рис, который предварительно оплачивался, развозили мешками по домам на телегах. Магазинов в городе не было. Русские семьи получали продукты по карточкам из запасов Ленд-лиза. Жили японцы в маленьких домиках (фанзах), построенных из легких материалов, входные двери в фанзах были раздвижные решётчатые и оклеены промасленной бумагой. Русские дети протыкали пальцем эти двери, за что получали нагоняй от своих родителей. Отапливались фанзы от буржуек, при этом, труба дымохода располагалась по периметру внутри фанзы и, только потом выходила наверх. Город Невельск (в прошлом Хонто) небольшой город на Южном Сахалине. В городе была одна средняя школа, в которой русские дети учились вместе с японскими детьми на русском языке. В то время было обязательное семилетнее образование, и в старших классах учились те, кто хотел поступить в институт. Со мной с первого класса и по десятый учился мой друг японец Чиба Норико, который поступил в Горный институт во Владивостоке и впоследствии работал начальником крупной угольной шахты на Сахалине. Вспоминается трудное послевоенное детство. Как тоже рыбачили в море, сами мастерили себе самокаты, в какие игры играли. Как первые ботинки купили, когда пошел в первый класс. До школы шел босиком, и ботинки одел только перед школой. Занимались спортом. И серьезно учились, старались. Посещали различные кружки в Домах пионеров. Но очень хотели и стремились учиться. А как одевались, смешно вспоминать. Портфелей не было, мать сшила сумку из рогожки через плечо. Есть, что вспомнить, и детям это интересно слушать. Много вопросов задают, когда выступаю перед учащимися школы.

12.08.2018 г.

К 70-летию Победы в Великой Отечественной войне, управой района планируется установка памятного камня защитникам Родины – жителям деревень, сел и города Бабушкина (территория современного Северо-Восточного административного округа) ушедшим на фронт в годы войны 1941-1945 гг.

Нам требуются воспоминания очевидцев данных событий, названия деревень, сёл, ФИО людей ушедших на фронт (можно с биографией и фото).

Предложения принимаются по электронной почте 4736144@mail.ru с указанием контактной информации.

Антошин Александр Иванович

Воспоминания члена общественной организации бывших

малолетних узников фашизма концлагерей

Александр Иванович родился 23 февраля 1939 г. в г.Фокино (бывший поселок Цементный) Дятьковского района Брянской области. Изгнан в концлагерь Алитус (Литва) в 1942 г. «У мамы – нас было четверо детей, — вспоминает Александр Иванович, все впоследствии вернулись домой. Страшное было время, — продолжает рассказ Александр Иванович,- многое стерлось из памяти, помню колючую проволоку, нас голых толпами загоняют под душ, полицейские на лошадях с плетками, очередь за бурдой, куда-то забирают детей еврейской национальности и громкий рев родителей, некоторые из которых позже сошли с ума. Красная армия нас освобождает, поселили нас в дом к одинокому литовцу и снова попадаем в капкан».

«Одна из страшных картин: Случилось это вечером, — продолжает свой рассказ Александр Иванович, — за окном послышалась стрельба. Мама тут же спрятала нас в земляной подпол. Спустя какое-то время стало жарко, горел дом, мы горим, выбираемся в дом. Тетя Шура (мы вместе находились в концлагере) выбивает оконную раму и выбрасывает нас детей на снег. Поднимаем головы, перед нами в зелено-черной форме стоит отряд. На наших глазах расстреляли хозяина дома. Разгул этих молодчиков со стрельбой мы слышали каждый вечер, позже узнали, что это были «лесные братья» — бандеровцы.

Вернулись в родной г.Фокино в 1945 г., дома были сожжены, жить было негде. Нашли вырытый погреб, в нем и жили, пока не вернулся в войны брат мамы, он помог построить небольшой домик с печкой-буржуйкой. Отец с фронта не вернулся.

В 1975 г., Александр Иванович закончил Московский государственный заочный педагогический институт, работал в средней школе № 2 г.Фокино преподавателем черчения и изобразительного искусства. На пенсию ушел в 1998 г.

БЕЛЬЦОВА (Брок) ГАЛИНА ПАВЛОВНА

Участник Великой Отечественной войны.

Родилась в 1925 г. Когда началась Великая Отечественная война, Галине было 16 лет. Она училась в 10 классе московской школы. У всех комсомольцев того времени, было одно желание – попасть на фронт. Но в военкоматах отсылали домой, обещая, когда будет необходимость, вызвать повесткой.

Лишь в 1942 г. Галине Павловне удалось поступить в Московское Краснознаменное военно-авиационное училище связи. Вскоре в училище начался набор курсантов, желающих учиться на стрелков-бомбардиров. Семерых курсантов, в том числе и Галину, прошедших все комиссии, отправили в г.Йошкар – Олу в запасный авиационный полк. Учили элементарным правилам самолетовождения и обращению с оружием. К полетам привыкали не сразу, многие чувствовали себя в воздухе неважно. Когда дошла очередь до прыжков, то большого желания прыгать у курсантов не было. Но слов инструктора: «Кто не прыгнет, тот на фронт не попадет» оказалось достаточно, чтобы все отпрыгали в один день.

Огромное впечатление произвел женский экипаж, прибывший за девушками с фронта. «С каким восхищением и завистью смотрели мы на летчиц-фронтовиков, на их смелые лица и боевые ордена, — вспоминает Галина Павловна, — так хотелось скорее попасть туда!»

И вот 6 апреля 1944 г., Галина с группой других девушек – летчиц прибыли на фронт, под Ельню. Встретили их тепло и радушно. Но на боевой вылет пустили не сразу. Сначала изучали район боевых действий, сдавали зачеты, выполняли учебные полеты. Очень быстро сдружились со своими новыми боевыми товарищами.

23 июня 1944 г., Галина получила свое первое боевое задание – уничтожить скопление живой силы и техники противника в районе Риги. То, что на карте обозначается линией фронта, с воздуха оказалось широкой полосой черных шапок разрывов зенитных снарядов. Это отвлекло внимание, летчицы совсем не видели земли и сбрасывали бомбы, ориентируясь на ведущий экипаж. Задание было выполнено.

Так началась боевая жизнь Галины Павловны, в бой водили закаленные в боях и обстрелянные летчицы. После нескольких вылетов стали чувствовать себя более уверенными, стали больше замечать, происходящее в воздухе, и на земле. Прошло немного времени, и молодые экипажи показали примеры мужества и храбрости.

«Однажды мы летели на бомбардировку артиллерии и танков противника у Иецава в районе Бауска (Прибалтика), — вспоминает Галина Павловна. Как только перешли линию фронта, мой летчик Тоня Спицына показала мне приборы:

-Сдает правый мотор, совсем не тянет.

Мы начали отставать от строя. До цели оставалось еще несколько минут. Наша группа уже далеко впереди. Приняли решение идти самостоятельно. Отбомбились, сфотографировали результаты удара и назад, домой. Группы уже не видно, истребители прикрытия ушли с ней. И вдруг вижу: справа в атаку на нас идет «фоккевульф». Я начала стрелять, дала несколько очередей. А тут еще один «фоккер», но уже справа спереди. Он шел прямо на нас, но в самый последний момент не выдержал, отвернул. Никакого страха, только злость, что не можешь расстрелять стервятника, — он был в мертвой зоне, не обстреливаемой ни одной из огневых точек нашего самолета. Еще одна атака – снизу сзади. Там огонь вела стрелок Рая Радкевич. И вдруг рядом красные звезды! Наши истребители поспешили к нам на выручку. Ох, как вовремя! Проводив нас за линию фронта, они ушли, помахав на прощание крыльями».

Летчики из соседних «братских» полков очень хорошо относились к советским летчикам, сначала даже не верили, что на Пе-2 летают девушки, а потом даже восхищались. «Девочки, не робейте! Прикроем» — часто было слышно в воздухе на ломанном русском языке… А когда в небе друзья, не так страшен даже атакующий вражеский истребитель.

Последний день войны. Ночью сообщили, что война кончилась. Новость ошеломляющая! Так давно ждали, а узнав, не поверили. Слезы на глазах, поздравления, смех, поцелуи, объятия.

После войны Галина Павловна вернулась домой. Московский комитет партии направил Галину на работу в органы государственной безопасности. В 1960 г., закончила заочно исторический факультет Московского государственного университета, работала преподавателем истории в средней школе в городе Камышин, на Волге. Закончила аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию, работала доцентом в МГСУ.

БЕЛЯЕВА (девичестве Глебова) НАТАЛИЯ МИХАЙЛОВНА

Воспоминания малолетней жительницы блокадного Ленинграда.

Наталия Михайловна родилась 17 марта 1930 г. в г.Ленинграде, в клинике им. Отто, которая до сих пор находится на Васильевском Острове, около Ростральных колонн.Мама Наталии была врачом педиатром, заведовала детской клиникой № 10 Октябрьского района. Отец работал научным сотрудником во Всесоюзном институте защиты растений, под руководством академика Вавилова защитил диссертацию. которые сражались между собой. Один подбитый в виде факела падал на землю, другой победоносно улетел в сторону. Такой страшной картиной предстала война для детских глаз Наталии.

Постепенно жизнь налаживалась, открылись школы. На большой перемене школьникам разносили по куску хлеба. Немецкий язык учить не хотели, бастовали против этого урока, обижали учительницу немецкого языка. Школы перешли на раздельное обучение: мальчики учились отдельно от девочек. Позже ввели форму, черные сатиновые фартучки на каждый день, белые одевали на праздник.

Наталия Михайловна росла болезненным ребенком, поэтому в 1 и 2 классах проходила обучение дома, занималась музыкой, учила немецкий язык. В 1939 г., умерла мама, девочку воспитывали отец и дед, который тоже был врачом. Дед работал в Военно-медицинской академии отоларингологом у известного академика В.И.Воячека.

Летом 1941 г., вместе с отцом, Наталия отправилась в экспедицию в Белоруссию. Когда они услышали объявление о начале войны, бросили чемоданы и побежали к железнодорожному вокзалу. В поезде с трудом хватило места в последнем вагоне, который успел уйти из Бреста. Состав был переполнен, люди стояли в тамбурах. Отец показал свой мобилизационный вкладыш в военном билете и, указав на меня — сироту, умолял впустить в вагон.

В Бобруйске загудели тревожно гудки паровоза, состав остановился и всех высадили из вагонов. В небе появились два самолета,

Отца Наталии забрали в первые дни войны на фронт, осталась девочка на попечении деда и домработницы. Отец служил на Ленинградском фронте, защищал блокадный Ленинград. Был ранен и контужен, но продолжал оставаться в строю до полного снятия блокады. В 1944 г., его перевели в Севастополь.

В середине сентября 1941 г., перестали работать школы, снижались граммы хлеба, печное отопление стало невозможным, топили мебелью и книгами. За водой ходили на Неву 1 раз в 2 или больше недель с санками и ведром.

Война не щадила людей, из оставшихся соседей, а до войны в 8-ми комнатах коммунальной квартиры жило 36 человек, в живых осталось 4 человека. В январе 1942 г., в госпитале умер дед Наталии, последние 3 месяца он жил на работе, транспорт не ходил, а сил идти пешком домой не было.

В конце осени и особенно зимой 1941-1942 гг. Наталия с домработницей Надей, девушкой 18-19 лет от роду, все время лежали на одной кровати, стараясь согреть друг друга. Надя 1 раз в 2-3 дня ходила отоварить карточки, приносила хлебушек, который потом резала на кусочки, подсушивала и девочки, лежа в кровати, его сосали, чтобы продлить процесс еды.

Весной 1942 г., хлеб стали прибавлять с 110 г – 150 – 180 г, стало теплее на улице, появилась надежда на жизнь. В конце 1942 г., получив приглашение из Дворца пионеров, Наталия стала членом агитбригады. С педагогом и еще 2-мя мальчиками 10 и 12 лет, они ходили по госпиталям устраивали концерты, для тяжелобольных пели, декламировали прямо в палатах. Особенно пользовалась большим успехом песня, в которой был следующий припев: «Любимая, далекая, дочурка синеокая, нежно мишку укрой, вот окончиться бой, твой отец вернется домой. На коротких походных привалах, и в суровых бессонных ночах, ты всегда предо мною вставала с этим плюшевым мишкой в руках». Солдаты целовали детей и смахивали слёзы с глаз. Заканчивали свои выступления ребята на кухне, где их угощали чем-нибудь.Первый салют по поводу снятия блокады встречали на льду реки Невы, с осипшими голосами. Потом орали «Ура!» на Мариинской площади, а в 1945 г. радовались по случаю Победы.

Наталия Михайловна вспоминает колонну жалких немцев, которую вели по центру Ленинграда. В душе было смятение — гордость победителей сменилось состраданием к этим пленным, но все же людям.

В 1948 г., после окончания школы, Наталия Михайловна поступила в 1-й медицинский институт им. И.П. Павлова, который в 1954 г. успешно окончила, выбрав специальность инфекциониста. После окончания клинической ординатуры, защитила кандидатскую диссертацию. Работала старшим научным сотрудником в ВНИИ гриппа, с 1973 г. ассистентом, доцентом в Ленинградском ГИДУВЕ.

В 1980 г., по семейным обстоятельствам переехала в Москву. Защитила докторскую диссертацию, стала профессором, а с 2004 г., зав. кафедрой в РМАПО.

За годы работы побывала в очагах гриппа, дифтерии, брюшного тифа, сальмонеллёза, холеры, ВИZ-инфекции в Колмыкии.

Постоянно читает лекции врачам, ведет консультацию тяжелых диагностических больных, ездит в командировки.

Около 20 лет Наталия Михайловна была главным ученым секретарем Всесоюзного, а затем Российского научного общества инфекционистов, руководителем аспирантов.

Наталия Михайловна заслуженный врач РФ, автор 200 научных публикаций.

В настоящее время продолжает заведовать кафедрой инфекционных болезней РМАПО, доктор медицинских наук, профессор.

Наталия Михайловна является членом 3-х ученых советов по защите диссертаций, членом правления Научного общества инфекционистов, «Заслуженных врачей России», редакционного совета специализированных журналов.

Сын Наталии Михайловны тоже врач, выросли уже внук и внучка, подрастает правнучка. Внучка тоже врач, в 5 поколении!

Наталия Михайловна награждена знаком «Житель блокадного Ленинграда», медалями «За оборону Ленинграда», «За Победу в Великой Отечественной войне», «Ветеран труда», «Заслуженный врач Российской Федерации», «80 лет ВЛКСМ», другими многочисленными юбилейными медалями. Имеет почетный серебряный орден «Общественное признание».

Любит свою семью, работу, Россию! Верит свято в нее!

БАРАНОВИЧ (Симоненко) НАТАЛЬЯ ДМИТРИЕВНА

Участник Великой Отечественной войны.

Родилась 24 декабря 1919 г., в г. Волчанск Харьковской области.

В 1930 г., ее семья переезжает в г. Харьков, так как отца переводят туда работать. Здесь Наталья Дмитриевна окончила школу и поступила в институт. После института она по распределению попадает в районный поселок Б.Колодец Херсонской области Там онаработает учителем средней школы.

Когда началась война, г. Харьков попадает в оккупацию немецких войск, на Северском Донце идут бои. Школу закрывают и разворачивают в ее здании военно-полевой госпиталь. 3 учительницы, и Наталья Дмитриевна в их числе, добровольно вызываются работать в нем. Вскоре советские войска вынуждены отступать. Госпиталь расформировывают, часть его сотрудников направляют в тыл. Теперь в школе дислоцировалась воинская часть — 312 батальон авиационного обслуживания, 16 РАО, 8 ВА, — и Наталья Дмитриевна с двумя коллегами по школе стали военнослужащими. В этом батальоне она проработала до конца войны и прошла длинный путь до Берлина, где и встретила Победу!

Наталья Дмитриевна награждена орденом «Отечественной войны», медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», Жукова, Чешской республики, знаком «Фронтовик 1941-1945 гг.», 8-ю юбилейными наградами, медалями и памятными знаками, в том числе «65 лет победы в Сталинградской битве».

После войны ее и мужа-военнослужащего направили в г. Черновцы. Там она окончила Черновицкий университет и стала преподавать в школе. После демобилизации супруга семья переехала в Москву, на родину мужа. Сначала Наталья Дмитриевна работала учителем в школе, затем редактором в НИИ резиновой промышленности — вместе с мужем она проработала там 20 лет. Ей неоднократно вручали грамоты и благодарности, награждили медалью «За доблестный труд».

После выхода на пенсию Наталья Дмитриевна решила не сидеть дома: уже через год она устроилась работать заведующей детского сада № 1928 Кировского района (ныне р-н Северное Медведково),

В мирное время она работала с таким же рвением и энтузиазмом, как и во время войны. За свой непростой труд она часто получала награды, ее детский сад считался лучшим в районе, а все коллеги и родители с теплотой вспоминают их дружный коллектив.

Владимир Антонович, ее супруг, тяжело болел. Он скончался в 1964 г., и Наталье Дмитриевне пришлось в одиночку ставить на ноги дочь – студентку. Было непросто, но сейчас мама гордится дочкой: она стала доктором наук и профессором, заведующей кафедрой и автором учебников.

Наталья Дмитриевна всегда старается честно жить и работать, помогать людям по мере сил, поддерживать хорошую физическую и психологическую форму. Она жадно интересуется всем, что происходит в нашей стране и в мире. Несмотря на то, что в обоих глазах искусственные хрусталики, она много читает и смотрит фильмы. Наталья Дмитриевна по-настоящему любит людей и помогает им и словом, и делом.

Наталья Дмитриевна Баранович в верхнем ряду первая слева.

В этом году Наталье Дмитриевне исполняется 95 лет!

ПОЗДРАВЛЯЕМ!!!

БАРСУКОВ ВЛАДИМИР ЕГОРОВИЧ

Воспоминания члена общественной организации бывших малолетних узников фашизма концлагерей

Владимир Егорович родился 15 июня 1941 г., в г. Жиздра Калужской области. Когда фашисты оккупировали Калужскую область и город Жиздра все жители на себе ощутили, что такое фашизм: человеконенавистничество, презрение к другим народам, культ грубой силы, унижение человеческой личности.

В августе 1943 г., всю семью Барсуковых: маленького Вову, его сестру и маму немцы насильственно вывезли в Литву в концлагерь «Алитус».

Совсем ребенком он прошел «лагерь смерти», который навсегда остался в эго памяти.

Вспоминать те годы, не содрогаясь от ужаса и боли нельзя. Сначала их разместили в бараке, где не было ничего. «Мы лежали на цементном полу. Мама укладывала детей себе на грудь, и защищала от леденящего холода цемента, — вспоминает Владимир Егорович. — Пленных использовали на любых работах: погрузка, уборка территории. Кормили брюквой и водой, где плавали непонятно чьи кусочки мяса. К лагерю иногда пробирались местные жители и бросали нам еду. Мы ползли за едой, а немцы в это время в нас стреляли», — продолжает рассказ Владимир Егорович. Во всех концлагерях были голод и побои. Каждый день фашисты увозили десятки людей, которые потом уже не возвращались. Немецкие лагеря были нацелены на физическое и моральное уничтожение человека. Особенно страдали дети.

В сентябре 1944 г., фашисты начали вывозить узников в Германию. На границе с Польшей, грузовые вагоны, в которых перевозили людей, освободила группа партизан. Дорога домой была долгой и тяжелой, почти два месяца голодные и полураздетые добирались до дома, а когда прибыли в г. Жизру, увидели сожженный город. Стояли только печные трубы, не было ни одного дома. Но все равно была радость, что оказались на Родине. «В сердце жила надежда, что скоро вернется отец с фронта и жизнь наладится, — вспоминает Владимир Егорович, — но получили похоронку. Отец погиб 15 марта 1945 г. в бою на подступах к г. Шуцендорф».

Жили в землянке, через 4 года, мама Владимира получила ссуду на постройку дома.

С 1947 по 1958 г., учился в школе, затем работал на Людиновском тепловозостротельном заводе токарем. С 1964 по 1967 г. участвовал в геологоразведочной экспедиции в г. Воркуте, куда уехал за компанию с товарищем.

В 1968 г., закончил Московский институт радиоэлектроники и автоматики. Работал в академии медицинских наук старшим инженером по мед. оборудованию. В 1995 г., вышел на заслуженный отдых начальником конструкторского бюро.

Владимир Егорович любит играть с друзьями в шахматы и домино.

ВАЛУЙКИН ГЛЕБ БОРИСОВИЧ

Воспоминания члена общественной организации

бывших малолетних узников фашизма концлагерей

Глеб Борисович родился 16 октября 1937 г., в г.Павловске Ленинградской области.

В 1941 г., фашистские войска подошли к городу Ленинграду, и началась блокада города. Все жители оказались на оккупированной территории. Обстрелы шли днем и ночью, снаряды попадали в дома, от возгорания одного дома, сгорали целые улицы. Вот так в одночасье семья Валуйкиных осталась без крыши над головой. Семья перебралась жить в дом бабушки.

Основная забота родителей стала борьба с голодом. Мама уходила за город на поля, чтобы собрать неубранные овощи. Весной 1942 г., множество семей, в том числе и семью Валуйкиных, погрузили в железнодорожные вагоны и отправили в Германию. В районе города Шауляй (Литва) семьи рассортировали по хуторам. В одном из которых, в доме помещика работали родители Глеба Борисовича в качестве разнорабочих. Они выполняли разную работу на приусадебном участке и во дворе, ранним утром они уходили на работу и возвращались обессиленные, мокрые, голодные и холодные поздно вечером, за это получали крышу над головой и питание.

В 1944 г., войска Красной армии освободили пленных, и семья вернулась домой в г.Красное Село.

ДЕЙЧМАН ЛЕВ ПЕТРОВИЧ

Воспоминания участника Великой Отечественной войны

Родилась 6 февраля 1925 г. в г. Кременчуг, Полтавской области в семье рабочих.

В 1932 г., поступил учиться в школу, а в 1940 г., в Московское ПТУ № 1 железнодорожного транспорта, в годы войны студенты в стенах училища изготавливают снаряды, которые затем оправляют на фронт. В 1943 г. постановлением Правительства СССР Л.П. Дейчман призван на военную службу. Сначала новобранцы проходили подготовку для отправки на фронт, а в 1944 г., принимал участие в боевых действиях на 1–ом Прибалтийском фронте, 3-ом Белорусском на двух Дальневосточных фронтах в составе сначала 14-ой отдельной истребительно-противотанковой артиллерийской бригады, затем 534 и 536 истребительно-противотанкового артиллерийского полка. За участие в боевых действиях 14 отдельная И.П.А.Б. удостоена орденов Суворова и Кутузова, полки орденами Кутузова, и личный состав был представлен к правительственным наградам. Лев Петрович служил подносчиком снарядов в артиллерийской батарее орудий.

Л.П. Дейчман награжден орденом «Отечественной войны II степени», медалями «За отвагу», «За взятие Кенинсберга», «За победу на Германией», «За победу над Японией» и др.

В 1948 г., демобилизован из армии. Окончил Московский пищевой техникум по специальности техник – механик. Около 50 лет проработал на промышленных предприятиях и транспорте города Москвы. Был награжден трудовыми медалями.

Лев Петрович и сейчас в строю, занимался общественной деятельностью, выступал перед молодежью и школьниками с рассказами о мужестве наших солдат, о том, какой ценой досталась Победа.

Несмотря на преклонный возраст, активно принимает участие в спортивных соревнованиях не только района, но и округа. Имеет более 20 спортивных наград и благодарственных писем. Любит ходить на лыжах, участник ежегодных соревнований «Лыжня Москвы» и «Лыжня России».

В 2014 г., в составе Московской делегации выезжал за рубеж.

В настоящее время является председателем Совета ветеранов 2-ой гвардейской армии, в 2014 г., удостоен звания Почетный ветеран города Москвы.

6 февраля 2015 года Льву Петровичу Дейчман — 90 лет!

Сотрудники управы, администрации МО, УСЗН района Южное Медведково от всей души поздравляют Вас с юбилеем!

Желаем крепкого здоровья, спортивных побед, внимания, заботы и уважения со стороны родных и друзей!

ДУБРОВИН БОРИС САВВОВИЧ

Участник Великой Отечественной войны.

Родился 24 мая 1926 г. в Бауманском районе столицы.

Бабушка по линии матери из крестьянской семьи из деревни под городом Левишевичи. Мама окончила медицинский институт, работала врачом в Лефортовской больнице. Отец роддом с Украины из г. Умань, работал типографским рабочим, а потом комиссаром 1-й конной Армии, в последующем инженером на заводе ЦГАМ, был начальником одного из крупных цехов.

«Учится начал с 6 лет, учился я посредственно, ни читать, ни писать не любил, воспринимал все на слух»,- вспоминает Борис Саввович.

В 1936 г., отца арестовали как врага народа, он погиб в тюрьме, потом «воронок» приехал за мамой, ее арестовали, потому что не донесла на врага народа. Девятилетнего Бориса и его трехлетнюю сестру забрала к себе бабушка. Все вещи продали или обменяли на еду, и все равно жили впроголодь.

В лагере г.Минусинска не стало врача, начальник лагеря назначил им мать Бориса. 6 лет она просидела в тюрьме, и вышла оттуда инвалидом. Мама работала врачом и осталась на поселении в Остяко-Вагульском округе. Будучи сама не здоровой, выезжала на вызов к больным на лыжах. Ее любили.

Когда началась война, Борис Саввович пошел работать на оборонный завод токарем, делал снаряды для противотанковых орудий, работал по 12 часов. У Бориса была бронь, но в 1944 г., он отправился на фронт добровольцем. Попал в пехоту в стрелковый полк, из которого его направили в авиацию. Сначала был мотористом, потом попросился в воздушные стрелки. Стал воздушным стрелком – четвертым членом экипажа после летчика, штурмана и радиста. Стрелок должен лежать, распластавшись по дну самолета, и охранять хвостовую часть машины. Воздушные стрелки гибли чаще остальных членов экипажа. И в первый же день пришлось столкнуться с приметами.

— В казарме сказали: «Выбирай, куда сложить вещи». Я смотрю все густо уложено вещмешками, а посредине есть пустое место. Я положил туда свой вещмешок и отправился на задание. Когда Борис Саввович вернулся, встретили его странно: «Ты что вернулся? А мы уже и не ждали». Оказалось, была примета, если новый стрелок положил свой вещмешок на место убитого, он обречен.

— Так я остался без шинели. Оказалось ее обменяли на польскую водку, — вспоминает Борис Саввович, — а мне, чтобы не расстраивался, налили стакан.

Воевал на 1-м Белорусском фронте, освобождал Белоруссию, Польшу, Варшаву, Германию. Закончил войну в Фалькенберге в звании рядового. Чем весьма гордится, в общей сложности прослужил в армии 7 лет.

После войны Борис Саввович поступил и успешно окончил Литературный институт им. Горького. Как истинный патриот, преданный своей Отчизне, поэт Борис Дубровин не смог жить спокойной творческой жизнью. 30 лет тесной дружбы с пограничниками дали возможность поэту побывать на всех участках границы (кроме норвежской). Во время афганской войны Борис Саввович вместе с артистами выступал под обстрелом. А под песню на его стихи «Путь домой» наши войска выходили из Афганистана. Он член Союза писателей, лауреат многих международных конкурсов и литературных премий, телевизионного конкурса Песня года «Из XX в XXI век», всероссийского конкурса «Победа-2005», лауреат медали им. С.П.Королева. Автор 41 книги – 33 поэтических сборников и 8 книг прозы. 62 стихотворения вошли «Антологию мировой поэзии». Около 500 его стихотворений стали песнями, которые исполняли и исполняют М. Кристалинская, И.Кобзон, А.Герман, В.Толкунова, Э.Пьеха, Л. Долина, А.Барыкин и мн. другие. Его стихи переведены и изданы в Югославии, Польше, Германии.

Борис Саввович по праву гордится своими медалями: орденом Отечественной войны II степени, медалями «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», польскими медалями.

ЕВСЕЕВА ФАИНА АНАТОЛЬЕВНА

Воспоминания малолетней жительницы блокадного Ленинграда

Родилась 27 января 1937 г., в г. Ленинграде. Когда началась война, Фаине исполнилось 4,5 года, а сестренке 2 года.

Отца забрали на фронт, и он в звании ст. лейтенанта, всю блокаду, почти 900 дней защищал Пулковские высоты. Семья Фаины Анатольевны жила в ближнем пригороде, в г. Урицке, возле Финского залива.

Не прошло и месяца после начала войны, как немецкие войска оказались в Урицке. Жителей загнали в подвалы с детьми. А затем немцы выгнали всех из подвалов, не дав взять ни вещей, ни денег, ни еды, ни документов. Выстроили всех в колону на шоссе, идущем вдоль Финского залива и с собаками погнали к Ленинграду. 15 км народ бежал бегом. Мама несла на руках младшую сестру Фаины Анатольевны, а Фаина, держась за руку бабушки, бежала сама. Когда подошли к Ленинграду, повезло тем, кто бежал первым, в их числе оказались и родственники Фаины Анатольевны. Они успели пройти через загранпост, остальных отсекли огнем. Семье удалось сбежать, в Ленинграде они нашли родственников и временно поселились у них в комнате 16 кв.м – 10 человек. Прожили 7 месяцев в голодном аду, под вечной бомбежкой. Зима в 1941 г., была холодная, стрелка термометра опускалась к отметке – 38⁰ С. В комнате стояла печка-буржуйка, дрова быстро закончились, и топить ее пришлось, сначала мебелью, затем книгами, тряпками. За хлебом ходила мама, хлеб отпускали строго по карточкам, она же, после уборки капусты на полях, собирала промерзшие капустные листья на окраине Ленинграда. Воду черпали из р. Невы. Однажды она увидела ком муки, плывший по воде, класть его было некуда, не раздумывая, она сняла с себя юбку, и принесла домой. Счастливая шла по городу в одних штанах. В какой-то момент зарезали кошку, из ее мяса целый месяц варили бульон. На бульон шли кожаные ремни, из клестера делали холодец. Каждый месяц умирали от голода люди. Из 10 родственников Фаины Анатольевны, в живых осталось трое: она сама, ее сестра и мама. Спас их отец, он помог жене с детьми эвакуироваться через Ладожскую Дорогу жизни на Урал в Челябинск. Ладожскую дорогу тоже бомбили и днем, и ночью. Перед машиной, на которой ехала Фаина с мамой и сестрой, в машину с людьми попала бомба, и она ушла под лед.

Дальше путь на Урал лежал по железной дороге. Людей погрузили в поезд, вагоны которого были приспособлены для перевозки скотины, на полу лежала солома, посреди вагона – буржуйка, которую топили военные. Никто по вагону не ходил, народ лежал полумертвый. По пути следования поезда, на остановках выгружали умерших, а детям давали по блюдечку теплой жидкой пшенной каши. В Челябинске Фаину разлучили с мамой. Ее положили во взрослую больницу, дочек в детскую. В детской больнице девочки заразились дифтерией, через три месяца Фаину с сестрой выписали. Жили они у тети Марии, маминой сестры. Работала она посудомойкой в заводской столовой и имела возможность приносить вечером горсть пригоревшей еды, этого было мало, поэтому днем девочки старались добыть себе еду самостоятельно. Дом, в котором они проживали, располагался недалеко от железной дороги, рядом с заводом, на который возили белую глину. Выпавшую из вагонов глину, девочки собирали и ели целыми днями. Она казалась им сладкой, вкусной, масляной. Маму выписали еще через 3 месяца из больницы, она устроилась на завод, получала паек, жить стало сытнее.

Чтобы вернуться в Ленинград, необходим был вызов. Чтобы узнать, жив ли отец, маме пришлось поехать в Ленинград. Сдав дочек в детский дом, она отправилась на Родину. Страшная картина открылась ее взору, в Урицке не осталось ни одного дома, возвращаться было некуда. Она отправилась в Ленинград к сестре отца. Какова же была радость, когда там она встретила своего мужа, который после войны остановился у сестры пожить. Вместе родители вернулись в Урицк, нашли полуразрушенный подвал и стали его благоустраивать: отец разбирал завалы, скручивал колючую проволоку, ему помогли разминировать территорию возле дома. Мама забрала дочек из Челябинска, семья воссоединилась. Отцу из Эстонии в Урицк удалось переправить корову, которую он случайно увидел в лесу, доить ее мог только он. Животное вместе с людьми жило в подвале. Днем девочки рвали лебеду и крапиву для себя и для коровы.

В 1946 г., Фаина пошла в школу, учиться ходили пешком, ежедневно за 3 км до ст. Лигово. Писали на газете между строк, желание к учебе было большое, хотелось узнать как можно больше, а главное выучить немецкий язык. Окончив 7 классов, Фаина поступила в Ленинградский машиностроительный техникум при Кировском заводе. Работала конструктором на тормозном заводе им. Когановича. Вышла замуж, переехала с мужем в Москву. Воспитывала дочь, внучку, теперь уже и правнучку. Фаина Анатольевна выстрадала свой, блокадный характер, который помогает жить и оставаться оптимистом долгие годы.

ЗЕНКОВ ВАСИЛИЙ СЕМЕНОВИЧ

Участник Великой Отечественной войны. Участник Курской битвы. Старший сержант.

Родился 12 октября 1925 г., в с. Малое Даниловское Токарского района Тамбовской области.

Окончив 7 классов, Василий Семенович поступил в педагогическое училище. 22 июня 1941 г., началась Великая Отечественная война. Германия напала на Советский Союз, мирное время закончилось, отца Василия забрали в армию, где в одном из боев он погиб, защищая Родину.

Василий Семенович был вынужден бросить учебу и поступить на работу в типографию, сначала учеником печатника. Его определили к опытному высококвалифицированный наставнику, учеба шла на рабочем месте с выполнением нормы. Уже через 1,5 месяца Василий работал самостоятельно. Мать воспитывала 3 детей, зарабатывал на содержание всей семьи Василий.

В декабре 1942 г., Василий Семенович был призван в ряды Красной Армии. Подготовка шла днем и ночью, занятия продолжались по 10-12 часов. На фронте был снайпером, автоматчиком-пулеметчиком.

В сентябре 1943 г., при расширении плацдарма на правом берегу Днепра, во время перестрелки, был ранен разрывной пулей. Лечился в госпитале г. Лукоянов Горьковской обл. (ныне Нижегородская обл.). После лечения продолжил службу в армии и был направлен в школу, обучаться вождению на мотоцикле, а после учебы попал в Механизированный корпус – мотоциклистом. На своем тернистом многотрудном пути многое видел и испытал: горечь отступления и радость победы.

День Победы Василий Семенович с радостью встретил в Германии в районе «Оберкунцедорф».

Прослужив в армии 7,5 лет, демобилизовали на гражданку, вернулся работать печатником. Вскоре был направлен на учебу в МИПТ на вечернее отделение, а получив диплом, работал начальником типографии, главным инженером типографии МХП, откуда в 1988 г. ушел на заслуженный отдых.

Принимал активное участие в работе Совета ветеранов района Южное Медведково.

Василий Семенович награжден орденами «Отечественной войны» I и II степени, «Красной Звезды», медалью «За Победу над Германией», юбилейными медалями.

Иванов Николай Алексеевич

Воспоминания члена общественной организации

бывших малолетних узников фашизма концлагерей

Николай Алексеевич родился в 1932 г., в деревне Орлово (ранее пос. Свобода) Межетчинского сельского совета, Износковского района, Калужской области.

В январе – феврале 1942 г., деревню захватили немцы, выгнав сельчан из домов, в них обосновались немецкие солдаты, а жители вынуждены были жить в землянках.

Наступил момент, когда немцы выгнали всех из землянок, выстроили в колонну и погнали людей на Запад. «В Вязьме нас соединили с другими беженцами и погнали в Смоленск, — с болью в сердце вспоминает Николай Алексеевич, — в Смоленске собралось много людей, через несколько дней, людей стали сортировать, одних отправляли в Германию, других в Белоруссию. Нашу семью: мать, отца и четверых детей, погнали в город Могилев. Поселили на окраине города в разваленный барак. Жить пришлось недолго, снова куда-то повезли. В этот раз в деревню Сапежинка, что находилась недалеко от города Быхово (Белоруссия). Весь световой день взрослые работали на полях, занимались сельскохозяйственными работами, обрабатывали овощи, немцы любили выращивать капусту «Кольраби».

Все военное время были вынуждены прожить в трудах на благо немецких солдат, за малейшую провинность били».

Весной 1944 г., советские войска освободили пленных. Отец Николай Алексеевич умер, мать с детьми вернулась на Родину. Жить было негде, деревня была разрушена. Поселились в уцелевшем доме. Позже стали возвращаться односельчане, сообща отстраивали дома и налаживали быт. Осенью начала работать школа, Николай пошел во 2 класс.

С 1952 по 1955 гг, служил в армии, в городе Вологде, в радиолокационных войсках ПВО, затем служил в милиции. А позже работал в торговле, откуда в 1992 г., у и ушел на пенсию.

У Николая Алексеевича в жизни сложилось все хорошо: родились 2 дочери, сейчас уже растет внук и правнук, но ужасы военного времени нет-нет, да и вспоминаются.

КРЫЛОВА НИНА ПАВЛОВНА (в девичестве Васильева)

Воспоминания малолетней жительницы блокадного Ленинграда.

Родилась 23 августа 1935 г., в г.Ленинграде ул. Некрасова, дом 58 кв. 12. Родители Нины Васильевны – Павел Федорович и Мария Андреевна работали в оперном театре «Народный дом». Отец погиб под Ленинградом, мать умерла в блокаду. Волею судьбы маленькая Нина оказалась в детском доме № 40. До весны 1942 г., детский дом находился в Ленинграде.

Когда открылась «дорога жизни», по документам 7 апреля 1942 г., детский дом, в котором находилась Нина Васильевна, был вывезен в Краснодарский край. Из-за болезней, Нина пошла учиться школу поздно. «Через какое время пришли немцы, это время плохо помню. – рассказывает Нина Павловна, — но в память врезалась такая картина: Новый год. Стоит украшенная большая елка, а вместо пятиконечной звезды на самой макушке – фашистский знак. Еще один

случай вспоминается, — продолжает свой рассказ Нина Павловна,- Нас прятали в каких-то ямах, если бы немцы нашли – не пощадили бы».

После войны Нина Павловна очень надеялась, что папа ее жив, каждый день ждала. В разные организации посылала запросы, но когда получила страшную весть, надежды рухнули, и Нина Павловна сильно заболела.

После окончания школы поступила в художественное училище, а позже по распределению уехала в Ярославль, где и познакомилась со своим будущим мужем, курсантом Московского военного училища. В 1958 г., Нина Павловна вышла замуж и переехала в Москву по месту службы мужа. У них родились двое детей, теперь уже и двое внуков.

КОСЬЯНЕНКО (Меинова) ХАТИЧЕ СЕРВЕРОВНА

Воспоминания члена общественной организации бывших малолетних узников фашизма концлагерей

Хатиче Серверовна родилась 24 декабря 1943 г., в г. Хоэнемс (Австрии).

Город Симферополь, в котором жила мама Хатиче, в 1942 г., был оккупирован немцами. В городе проводились ежедневные облавы, немцы ходили по домам и насильно забирали молодых людей для отправки в Германию.

В апреле 1943 г., после очередной немецкой облавы, маму Хатиче, как и многих других девушек погрузили в железнодорожный вагон и отправили в неизвестном направлении, а через два месяца мама поняла, что беременная. Её охватило отчаяние, от горя она заливалась слёзами.

Маму Хатиче определили в немецкую семью для работы по дому, а когда узнали о её беременности, палками выгнали на улицу.

В числе других пленных девушек маму Хатиче поселили в барак, в темное помещение без окон. Там уже жили украинки, белоруски, полячки, чешки, итальянки. Немецкие солдаты гоняли девушек на работу в поле, на завод, фабрику. В разное время года они занимались: посадкой, прополкой и уборкой овощей в поле, ходили на фабрику ткать ткани, а на заводе делали жестяные банки. За малейшую провинность сажали в карцер, оставляя на несколько дней без еды и воды.

Условия жизни людей были на грани выживания: из одежды — лохмотья ветоши, из обуви деревянные колодки.

В таких тяжелейших условиях женщины вынашивали и сохраняли жизни своим детям.

В 1945 г., американские войска — союзники освобождали города Европы от немецких захватчиков, немцы отступали, и чтобы не оставлять свидетелей, немецким правительством было принято решение топить все бараки, в которых жили пленные женщины с детьми. Огромные шланги с сильным напором воды быстро наполняли бараки. Женщины, стараясь спасти своих детей, держали их на вытянутых руках. В барак, где находились Хатиче с мамой, вода поднялась почти до потолка и вдруг остановилась. Чуть позже американские солдаты помогли всем выбраться. Кто мог идти, шел сам, многих обессиленных, выносили военные на руках. Радость за спасенную жизнь переполняла женщин, они благодарили обнимая и целуя солдат, крепко прижимая своих детей к себе. И громко, громко плакали.

Перед отправкой на Родину освобожденных женщин долго держали в Венгрии. Антисанитария, грязь, жара, насекомые все способствовало рассаде болезней. Люди умирали без еды, воды и медицинского обслуживания. Хатиче тоже была на грани смерти.

Но жажда жить и вернуться на родину была выше смерти. Сложно было тогда предсказать, какие мучения выпадут по возвращению на Родину. Приказом правительства вернуться люди могли только туда, откуда были угнаны. Многочисленные допросы и унижения, которым была подвержена мама Хатиче со стороны структур государственной безопасности, не сломили ее твердый характер. Долго у них не было жилья, маму не брали на работу, рассматривался вопрос об отправке Хатиче с мамой в лагерь, в Оренбургскую область.

Отец Хатиче воевал в рядах Советской армии, в 1944 г., его и родителей депортировали из России и связь между супругами Меиновыми прервалась. И только в 1946 г., от отца Хатиче приходит письмо с приглашением в Узбекистан, с радостью мама принимает решение, и они с дочкой уезжают к отцу и мужу. Там Хатиче окончила педагогический ВУЗ, работала учителем младших классов, вышла замуж, в ее семье родилось 3 детей, и не заметила, как вышла на заслуженный отдых.

В 1997 г., семья переехала в Россию, а в 2000 г., в Москву.

Хатиче Серверовна любит вязать для настроения. И украшать подъезд, чтобы создать настроение своим соседям.

МАНТУЛЕНКО (Юдина) МАРИЯ ФИЛИППОВНА

Воспоминания члена общественной организации бывших малолетних узников фашизма концлагерейМария Филипповна родилась 22 мая 1932 г., в деревне Меховая Хвастовического района Калужской области.

В январе 1942 г., немцы вошли в деревню Меховая, и погнали жителей в Брянск, в лагерь. «Километров 25 шли пешком, — вспоминает Мария Филипповна, — немцы подгоняли пленных кнутами. Затем через Белоруссию ехали на поезде. Привезли нас в лагерь Штутгард, затем в Штетин, позже находились в Гамбургском лагере. Жили в общих бараках, все вперемежку: дети, мужчины, женщины. Кормили баландой (сладко-соленой брюквенной похлебкой, по составу похожей на муку) и гречневой шелухой. Детям в сутки давали по 100 гр хлеба, взрослым по 200 гр. Люди от голода падали без сознания. Однажды упала в обморок и мама Марии Филипповны.

От вшей мазали керосином. В сентябре 1943 г., семью Юдиных забрал к себе в работники бавар Шмагров. У каждого члена семьи были свои обязанности по дому: дед работал в саду, отец в конюшне, мать в огороде, брат в телятнике, бабушка управлялась по дому, она убиралась и готовила еду.

В немецком поселке, у других хозяев жили и бельгийские, и французские, и итальянские пленные.

26 апреля 1945 г., семьи русских пленных освободили советские войска. «Вернувшись, домой, — продолжает рассказ Мария Филипповна, — увидели сожженные дома, все деревни в округе были сожжены до тла. Холодный декабрь 1945 г., прожили в шалаше, позже выкопали землянку, в 1947 г., построили домик.

Чтобы заработать немного денег, в 1948-1949 гг., Мария Филипповна ездила на торфяные разработки в Ярославскую область. В Москву приехала в декабре 1949 г. Работала на стройке. В 1950 г., Мария Филипповна перешла работать в Метрострой, подземной откатчицей, жила в общежитии. В 1963 г., получила квартиру в Медведково, где до сих пор и живет.

МУХИНА ВАЛЕНТИНА АЛЕКСАНДРОВНА

Воспоминания малолетней жительницы блокадного Ленинграда

Родилась 8 июня 1935 г., в г.Ленинграде. Мама работала на Балтийском заводе, папа был моряком. Когда Вале было 1 год, отец утонул.

22 июня 1941 г., воскресенье, теплое , солнечное утро. И настроение у людей такое же радостное и солнечное. Они идут гулять по городу, в парки. Собираются на танцы, в музеи. В кинотеатрах идут фильмы «Свинарка и пастух», «Веселые ребята», «А если завтра война…». А война наступит не завтра, она уже была сегодня, Великая Отечественная война.

Гитлеру были ненавистны имя города на Неве, славные традиции и патриотизм его жителей. Он решил стереть город с лица земли. Предложено блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров, беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей. Блокада началась 8 сентября 1941 г.

Шестилетняя Валечка помнит бомбежки и днем, и ночью, как было страшно выходить на улицу. То, что пережила и выстрадала эта девочка, невозможно вспоминать без боли и праведного гнева.

Валина мама, как и многие другие рабочие по 12-14 часов не выходили из промерзших цехов. Девиз Ленинградских рабочих «Все для фронта! Все для Победы!»

Валя жила у тети, маминой сестры. Жить стало очень тяжело: не было электричества, тепла, дров, поскольку было печное отопление. Топили печурку, на обогрев уходило всё, что горело: книги, мебель. Не было питьевой воды. Дети вынуждены были ходить за ней на реку Неву, к саночкам привязывали кастрюли, фляги, черпали воду из ледяных прорубей.

Но самое страшное — голод. Кушать было нечего. «До войны мамам была большой модницей – это нас и выручало, — вспоминает Валентина Александровна, — с началом войны многие ее вещи мы поменяли на еду. Соседка снабжала нас дурандой – это было вкусно, а из столярного клея варили студень».

Бабушка Вали ходила на табачную фабрику, и приносила оттуда гильзы от папирос, которые тоже обменивались на еду. Чтобы заполнить пустые желудки, заглушить ни с чем не сравнимые страдания от голода, жители прибегали к различным способам изыскания пищи. Ловили грачей, яростно охотились за уцелевшей кошкой или собакой, из домашней аптечки выбирали все, что можно употребить в пищу: касторку, вазелин, глицерин. Деньги были у людей, но они ничего не стоили. Ничто не имело цены: ни драгоценности, ни антиквариат. Только хлеб. В булочные, где по карточкам выдавались дневные нормы хлеба, стояли огромные очереди. Валя помнит блокадный хлеб – черный, липкий. Когда его отрезали на кусочки. Он лип к лезвию ножа. Валя счищала эту липкую массу и ела.

Кто-то мародерствовал по квартирам, кто-то умудрялся воровать у полумертвой старушки хлебный талон. Но большинство ленинградцев честно работали и умирали на улицах и рабочих местах, давая выжить другим. В 1942 г., в возрасте 31 года, умирает Валина мама. Она вернулась с работы и зачерпнув из ведра ледяной воды, вдоволь напилась. Организм был ослабленным, она заболела воспалением легких, да так и не поправилась. На саночках ее отвезли на Смоленское кладбище и похоронили. Так Валя стала сиротой. ДА и сама Валя, тетина семья были настолько слабы, что с трудом передвигались. В 1942 г., жителей стали эвакуировать. В августе тетину семью и Валю отправили в Алтайский край. Поезд, в котором они ехали, разбомбили, вещи сгорели, сами они чудом остались живы.

Возвращение в родной город произошло в конце 1944 г. Город резко отличался от города 1941 г. По улицам уже ходил общественный транспорт, не видно было снежных сугробов и мусора. Работали предприятия, получившие топливо и электроэнергию. Открылись школы, кинотеатры, почти во всех домах действовал водопровод и канализация, работали городские бани, имелся запас дров и торфа. На 12 маршрутах курсировали 500 трамвайных вагонов.

Валя закончила 7 классов, поступила в техникум. В 1955 г., приехала по распределению в Московский участок по гидромеханизации. Работала гидротехником-строителем по гидростанциям.

За свою трудовую карьеру работала над проектами строительства набережных Новодевичьего, Раменского, Люберецких прудов, внесла большой вклад в строительство стадиона «Лужники» и многие другие объекты.

С 1990 г., Валентина Александровна на заслуженном отдыхе. Но активная жизненная позиция не дает ей только заниматься воспитанием 2 внучек и трех правнуков.

Валентина Александровна председатель Совета блокадников района Южное Медведково, активный участник всех мероприятий, проводимых в районе, округе. Частый гость в школах района.

В 1989 г., награждена знаком «Житель блокадного Ленинграда».

Встречи со школьниками

«За поднятие боевого духа»
Было это в 1945 году.
Великая Отечественная шла к концу. Наши войска уже продвигались по Западной Европе. У дороги показался указатель с надписью «Веrlin 100 km» И что-то в этой надписи было как-то совсем не по-нашему. То ли строгий готический шрифт, то ли надпись на языке уже по сути поверженного врага, то ли высокомерная аккуратность у пыльной дороги. Всё это не хотела принимать душа советского солдата. Нашёлся среди них шутник,который исправил ситуацию, дописал внизу: «Х.. ня — дойдём!». И сразу стало веселее! проходят мимо указателя измученнные сражениями,всеми тяготами и лишениями бойцы и их усталый угрюмый вид сменяется улыбками, неизвестно откуда беруться силы бодрее идти вперёд.
В это время по дороге проезжал кто-то из высокого начальства и поинтересовался причиной внезапного веселья. Прямым текстом содержимое надписи доложить никто не решился, пришлось самомоу ехать почитать «первоисточник». Прочитав текст надписи, немедленно потребовал вызвать шутника к себе. Делать нечего, пришлось нашему герою сознаться в содеяном, не смотря на серьёзный вид высокого чина с большими звёздами на погонах. Не перекладывать же свою вину на боевых товарищей! Уже был готов понести суровое наказание по законам военного времени, как неожиданно для всех был представлен к награде с формулировкой «За поднятие боевого духа».
Вот такой счастливый конец у этой истории того сурового времени.
——————

Как пчелы солдат защитили
Рассказал полковник в отставке Виталий Мороз:
— Это было под Смоленском, в начале войны. Немцы наступали, мы окапывались,
готовясь к длительной обороне. И вдруг налетела вражеская авиация — самолетов столько, что неба не видно. Наши позиции они быстро сровняли с землей. Пришлось отступать. Мой вконец измученный взвод остановился на отдых в небольшой деревушке.Для ночевки выбрали крайний дом, поближе к лесу — на всякий случай. В избе было небогато, но зато нас угостили свежим медом. Один мой солдатик — деревенский паренек Вася Клюев — даже заплакал: “Прямо как дома, у деда на пасеке”. …Проснулись мы от стрельбы и гортанной немецкой речи. Кругом — шум, взрывы… Думаем, все: или смерть, или плен. Что делать? Мы — в окошко, да
к лесу помчались. Немцы — за нами. И все стараются нас от дороги оттеснить, чтоб загнать в болото. Вдруг выбежали мы на поляну. Кругом — пчелиные ульи. Видно, именно с этой пасеки нас вчера медом угощали. И такое все кругом мирное: пчелы жужжат,одуванчики дрожат на ветру… Я даже подумал: “Если уж суждено умереть, то лучше здесь!” Но тут тот самый деревенский Вася Клюев встрепенулся и как заорет: “Уходите за ульи, быстрее, быстрее!” Мы не поняли, что он задумал, но побежали дружно. Залегли. Смотрим, наш Вася ползает между пчелиными домиками, с одних крыши сбрасывает, по другим просто винтовкой стучит и бормочет,бормочет что-то, как молитву. Тут как раз на поляне немцы появились. Опять стрельба началась — от ульев только щепки полетели. “Клюев, сюда!” — кричим мы Васе. А тот залег где-то в траве и молчок. И вдруг мы слышим, автоматные очереди заглушает какой-то нарастающий гул. Самолеты? Да нет вроде. И тут видим, как тучи пчел начали вылетать из каждого улья, собираясь над поляной
в один огромный гудящий рой. Рой этот поколыхался немного в воздухе и вдруг с бешеным гулом ринулся к лесу. Мы прямо глазам своим не поверили: не обращая на нас никакого внимания, пчелы полетели прямо к немцам. Каждый из фрицев быстро стал превращаться в гудящий черный клубок. Стрелять, конечно, никто из них уже не мог, слышались только вопли и стоны. Это зрелище так завораживало, что мы даже не сразу сообразили, что нужно скорее бежать. Некоторые из моих бойцов встали в полный рост,уставились на немцев и молча наблюдали, как наши русские пчелы расправляются с захватчиками. Если бы не это “секретное оружие”,мы бы тогда ни за что не попали к своим. С тех пор я верю в могучую природную силу этих насекомых и все свои болячки только медом лечу.
————-
Летят утки
«Под Ковелем случился у нас чуть ли не рыцарский турнир с немцами, — вспоминал один фронтовик. — Причина была все та же — хотелось жрать. Сидя в мокром, грязном окопе, мы увидели пролетавших над нами уток. Пулеметчик бросился к спаренному зенитному «максиму» и открыл охоту. С немецкой стороны отозвался МГ, также стрелявший по заметавшейся под перекрестным огнем дичи. Несколько крякв упали на нейтральную полосу. Мы с пулеметчиком бросились за ними. И из немецких окопов к уткам двинулись два солдата. Подбежали мы практически одновременно и схватили по две утки. На земле между нами лежали еще несколько птиц. Чтобы они не достались противнику, мы бросились на них. Немцы, такие же пацаны, как и мы, не струсили и ринулись нам навстречу. Завязалась битва. В руках у нас ничего не было, кроме уток, которые и послужили и нам, и немцам в качестве оружия. Минут пять мы лупили друг друга пернатыми, пока не утомились. Остановившись, мы посчитали бесхозных птиц и молча разделили их с противником. В окопы вернулись облепленные перьями и измазанные утиной кровью. Вечером все ели утиный суп».
————
Пьяный немец
Мы все время переругивались с немцами, потом страсти чересчур накалялись, и по всей линии начиналась перестрелка из всех видов оружия.Это повторялось ежедневно и многократно. Разведка бригады долгое время пыталась взять «языка», но все бесполезно, только каждый день гибли разведчики. Ночью в нашу землянку вдруг заваливается какой-то пьяный громила двухметрового роста, в одном нижнем белье, пытается стянуть на пол нашего спящего бойца и начинает ругаться на немецком языке, почему мол, его место уже занято? Мы накинулись на него. Немец попался здоровенный, с трудом держали его вчетвером. Он сразу протрезвел, сопротивлялся, и когда его связывали, немец изловчился откусить палец одному из солдат. Выяснилось, что вышел ночью немец из своего блиндажа «до ветру», и по дороге назад, «с пьяных глаз», перепутал направление, спокойно преодолел «нейтралку» и завалился в нашу траншею… Но как не заметили дежурные пулеметчики двухметровую фигуру в белом нательном белье, идущую по нейтральной полосе к нашим позициям?
————
Выступили
Запомнился один курьезный случай во время учебы. Собрали нас как-то в летнем кинотеатре -клубе. В первых рядах комсостав с женами и детьми, официантки из командирской столовой, сзади сидим мы, — курсанты. На эстраде поставили стол и трибуну. Появилась первый секретарь местного райкома партии, русская женщина молодых лет и сообщила, что перед личным составом училища выступят два Героя
Советского Союза, уроженцы Средней Азии. Первым вышел, младший лейтенант, узбек, ГСС. Его попросили рассказать, за что он получил звание Героя. Его рассказ звучал так — «Я атака к немец в траншей попал. Патрон нет, граната нет . Саперным лопатком твой мать один немец еб, второй еб, другой биляд еб!». Мы тайком улыбаемся в «кулак», но в первых рядах женщины сидят с детьми, им же не
объяснишь, что нацменов солдаты в первую очередь обучали русскому мату, и что герой не виноват, что каждое второе слово -«еб».Секретарь, без смущения на лице, объявила, что сейчас выступит Герой, сын туркменского народа. Новый рассказ о подвиге начался так -«Мы много немецкий бл*дь убили». Тут, уже даже комсостав «лег» со смеху.
————
«Какой-то х..»
Наконец погрузили в эшелоны и отправили на фронт. Привезли в Оршу, расположились в больших землянках. Там, кстати, произошел забавный случай. Как-то к нам туда с проверкой приехал какой-то высокий чин, чуть ли не маршал. Высокий такой. А я как раз дежурным был, на улице подметал, и когда увидел их группу, то побежал вниз, думал, хоть предупрежу напарника. Но не успел. Они зашли, а он как раз лазил под нарами и выметал мусор, только ноги торчали. Тут как раз все это офицерье заходит, один из них пинает его за ногу: «Чего там делаешь?» А он оттуда: «Да вот, мусор выметаю, какой-то х.. должен приехать… Все накидали, а я убирай!» — «А ну-ка вылазь!» Он высунулся и сразу все понял… Но ничего ему не сделали, сам маршал сказал: «Ничего, всяко бывает! И еще хуже случается».
————
От автора.Мне повезло,-я много общался с ветеранами той войны.Поразительнее всего в этих людях было их безграничное чувство юмора и любовь к жизни.К ним тянулись все-люди,собаки,кошки и везде они моментально становились душой компании.Парадокс,но эти старики,прошедшие огонь,воду и медные трубы, в душе были моложе нас,молодых!С ними,ребята,было здорово и очень интересно.Наверное потому,что они не пытались что-то вдолбить,наехать своим авторитетом и т д,они просто показывали личным примером,как надо.Смотришь на ордена деда и спрашиваешь,-«Дед-ты герой?»,а он тебе в ответ,-«Ну что ты!Просто делал то,что было надо…»
Великое,светлое поколение,»просто» спасшее весь мир от гибели,героями себя не считавшее…

Все эти отрывки из воспоминаний ветеранов собраны мной на сайте «Я помню». Герои Великой Отечественной войны». Это рассказы пехотинцев, артиллеристов, танкистов, летчиков и многих других советских воинов разных родов войск. Просто рассказы, десятки рассказов о войне — какой они ее запомнили. Один абзац — одна чья-то история. Воспоминания разделены на несколько частей, оставить свой комментарий вы можете в моём Телеграм

…17–го июня 1941 года в ГСПУ состоялся выпуск молодых лейтенантов. На выпускной вечер приехала моя мать. Она так гордилась мною, и все время повторяла – «Сынок, лишь бы войны не было».

…В воскресенье 22 июня 1941 года, я проснулся поздно, где-то часов в десять утра. Умывшись и с ленцой позавтракав черным хлебом, запивая его кружкой чая, решил поехать к своей тетке. Приехав к ней, я увидел ее заплаканной. Расспросив, узнал, что началась война, и ее супруг Павел ушел в военкомат записываться добровольцем в Красную Армию. Наскоро попрощавшись, я решил не задерживаться и направился в общежитие Горьковского речного училища, где я в то время учился. По дороге в трамвае разговор шел о войне, о том, что она долго не продлиться. «Напала Моська на слона», — сказал один из пассажиров.

…В пятом часу утра нас разбудил гул самолетов. Мы собрались у штабной палатки. В небе над нами медленно летели на восток многие десятки немецких бомбардировщиков. Собственно, о войне никто и не подумал. Решили, что это маневры, либо наши, либо немецкие, и спокойно пошли к реке умываться. И пока мы умывались, на палаточный городок налетели немецкие самолеты и разбомбили наш полк. Примерно 60 -70 % личного состава полка погибли или были ранены во время этой первой бомбежки. Считайте, что от полка только название сохранилось. Мы вернулись к тому месту , где была наша палатка, а там — все перемешано с землей и кровью. Нашел свои сапоги, чьи – то галифе, а гимнастерку с портупеей – нет. Умываться шли к реке в трусах и в майках, так я на себя накинул какой-то гражданский пиджак (с убитых снять гимнастерку тогда не решился). Только тут мы поняли – это война…

…Когда объявили о начале войны, то я думал, что все закончится через одну неделю победоносным вступлением нашей Красной Армии в Берлин. И когда 25-го июня в городе появились первые беженцы из Западной Украины , то для меня это стало неожиданностью.

…В ночь на двадцать второе июня я спать не пошел. Сидел в комнате и читал книгу. Видно задремал, и книга выскользнула из моих рук и упала на пол. Я потянулся за ней и услышал какие-то хлопки. Взглянул мельком на часы, на них было 03-45 ночи. Снова, раздались какие то странные звуки похожие на раскаты грома. Мама крикнула мне – «Петька, закрой окна, дети грозы боятся». Я подскочил к окну, а там… Все небо черное от самолетов. В эту минуту посыпались бомбы, прямо перед нашим домом. Они падали на палатки комендантского взвода, оттуда выбегали солдаты в одних кальсонах и трусах. Рядом с нами были дома, в которых жили летчики. Оттуда выскакивали летчики и стремглав неслись на аэродром истребителей И-16, находившийся за старым польским кладбищем, неподалеку от штаба армии. Я стоял как завороженный и не мог оторвать взгляд от этой изумительной и страшной картины, от разрывов бомб. «Мессеры» летели так низко и медленно, что я воочию видел, как один из немецких летчиков помахал мне, мальчишке, стоявшему в освещенном оконном проеме, своей рукой в перчатке. Понимаете, видел!

…Никто, конечно, войне не обрадовался, но мы думали, что разобьем немцев «в пух и прах», как говорится «закидаем шапками…» А когда с фронта пошли первые известия, было очень горько и обидно, никто ведь и не думал, что немцы вдруг так попрут, но мы все равно рвались на фронт.

…Я ждал повестки из военкомата, смутно понимая, что вокруг происходит. Уже 26-27 июня жители кинулись грабить брошенные магазины, наступило, фактически, полное безвластие, многие украинцы открыто говорили, без особого сожаления, что немцы придут в Житомир уже через считанные дни. Я уговаривал маму эвакуироваться, но она колебалась, говорила, что у нас нет денег, и мы просто пропадем на чужой стороне. И уже мама согласилась уезжать на Восток, собрала какой-то узелок, как из Новоград-Волынского с колонной беженцев пришел ее отец, мой дед, который ей сказал: «Пусть молодые уходят, а нас немцы не тронут». На следующий день мне принесли повестку из военкомата, я сразу явился туда, нас собрали в небольшую колонну, всего человек тридцать молодых парней, и, не позволив отлучиться домой за вещами, строем повели на Киев. Я даже с матерью проститься не успел… Вот так получилось… Только после войны узнал, что маму и деда убили немцы, вместе со всеми евреями Житомира, не успевшими уехать в эвакуацию… 18.000 человек расстреляли…

…26 сентября полк высаживался на Невский пятачок. Был пасмурный день, низкая облачность. Короткий огневой налет и вперед на всем, что может плавать шлюпках, баркасах, плотах. Немцы, нас не ждали. Мы быстро захватили первую и вторую траншеи — они были метрах в четырехстах друг от друга. Завязался рукопашный бой. Выбили немцев, закрепились. Бои там были страшные. Траншеи были забиты трупами. Плотность войск была такая, что если снаряд взрывался, то кого-то точно задевало. Из винтовки никто не стрелял, там дрались саперными лопатами, гранатами. Жизнь солдата сутки, ну двое. Как мне удалось уцелеть? Я не знаю. Я не думал о смерти.

…Автоматы брали только немецкие — легкие, надежные, удобные. В наш чуть-чуть пыль или грязь попала — все, отказал. С нашего надо стрелять короткими очередями, чтобы не нагревался. Чуть нагрелся, и пули рядом начинают ложиться.

…Кому Героя дали не по праву и не за боевые заслуги, был комсорг батальона, которого к званию представлял политотдел дивизии. Этот комсорг действительно был на первом плоту, вместе с моими минометчиками, но на середине реки его зацепило пониже спины мелким осколком, пустяковая царапина, и он сразу же расплакался, стал умолять солдат, отвезти его немедленно обратно, пока он не истек кровью, на что бойцы ответили ему, что они ему не извозчики и послали комсорга куда подальше. Но политотдел дивизии, видно, «расписал» этого комсорга в наградном листе как — «героически, презирая смерть, невзирая на тяжелое ранение, с призывом «за Родину! За Сталина!», первым ступил на вражеский берег и повел за собой в атаку…», и прочую чушь и чепуху, которую штабные виртуозно сочиняли в реляциях «для своих»… Бойцы потом возмущались, увидев в расположении батальона такого «свежеиспеченного Героя»…

…Бригада, в составе которой я сражался, держалась до последнего, воевала достойно, но даже у нас, после каждого привала не досчитывались людей, началось дезертирство, нередко случалось, что и комсостав, иногда, «пропадал при неясных обстоятельствах»… Про «запасников» и пехоту даже говорить не приходится. Те тысячами сами уходили к немцам сдаваться. Я сам видел это, своими глазами… Это сейчас все еще пытаются подобный факт замолчать, но масштабы предательства в 1941 году действительно были страшными. Когда к Киеву отошли, то из рядовых красноармейцев остались в строю исключительно комсомольцы — русские и евреи, были еще отдельные украинцы – «восточники», и конечно, коммунисты и комсомольцы из комсостава. Такое у меня сложилось личное впечатление в те дни…

…Полк был в основном укомплектован новобранцами, поляками из Западной Белоруссии, так они все разбежались по домам уже в первые дни. Паника и неразбериха были неописуемыми. Мы ничего не знали, что происходит. Связи со штабом дивизии не было. Вокруг – полная неопределенность. Мы понятия не имели, что уже окружены и находимся в глубоком тылу противника. Посланные связные — в полк не возвращались. Только через дней пять прилетела немецкая «рама» и стала кружить над нашим расположением. У нас на полуторке стояла счетверенная зенитная пулеметная установка, и какой-то солдат из Средней Азии стал вести огонь по самолету. Безрезультатно.

…Приходит на мой НП комполка с комбатом и ротными, посмотрел что происходит, и приказывает всем выйти из здания во двор, он будет ставить задачу на повторную атаку. Зачем, какого черта он всех наружу вытащил, когда задачу можно было сообщить на НП в здании? Только вышли на улицу, встали рядом с комполка, «хлопок», раненый комбат падает на землю, через мгновение следующий «хлопок» и один из офицеров падает замертво. Снайпер работал.

…Я работал секретарем военного трибунала дивизии в 1941 году. Нужно учесть, что тогда ведь даже штрафных подразделений еще не было, поэтому часто приговор выносили с такой формулировкой: «Осудить к двум годам лишения свободы условно, с направлением на фронт». Я бы не сказал, что уровень наказания был какой-то чрезмерно жестокий, хотя некоторые случаи, конечно, вызывали у меня внутреннее сомнение и даже протест. Например, дело курсанта, если не ошибаюсь, Ефмана, которое мы рассматривали еще в Свердловске. Там было военно-политическое училище, которое готовило политруков. И перед самой отправкой на фронт этот курсант написал письмо девушке, с которой он дружил, с примерно такими словами: «Все, сдаем последние экзамены, и поедем на фронт исправлять ошибки наших незадачливых дипломатов». Но это письмо прочитал и отец этой девушки, который заявил куда следует, и вот за такие слова ему дали пять лет, хотя было совершенно понятно, что это обычный мальчишка, который просто решил выразиться красиво… Или, например, дело одного солдата, который высказался насчет авиации. Сидя в окопе и наблюдая за господством немцев в воздухе, он заявил: «Вот так вот, готовились, готовились, а смотрите какое превосходство у немцев». И за такие разговоры ему приписали пораженческие настроения и влепили 58-ю статью…

…Пленные немцы были совсем не такие, как их рисовали нам в училище. Эти были крепкие, загорелые, стриженные под бокс (наших солдат стригли «под ноль»), воротники расстегнуты, рукава закатаны. Стали допрашивать. Я знал немецкий язык, и переводил на этом допросе. На все вопросы немцы отвечали одинаково – «Сталин капут! Москва капут! Руссише швайн!». Предупредили : не дадите сведений – расстреляем. Ответ не изменился. Стали их расстреливать по одному. Никто из шести немцев — не сломался, держались перед смертью твердо, как настоящие фанатики.

…Женщины сказали, что на другом краю поселка стоят немцы, вынесли кое — что из гражданской одежды, дали по куску хлеба и завели на колхозную молочную ферму. Прибежал заведующий фермой, и стал нас прогонять – «Сталинские выродки – кричал он нам – комсомольцы поганые! Суки! Житья от вас не было! Не дам вам молока, лучше немцам все отдам!». Я только спросил его – «За что ты на нас, на красноармейцев, так орешь? Мы же с тобой советские люди! Как тебе не совестно?!Опомнись!». Мужик схватил косу и кинулся на меня. Но его дочь набросилась на него, повалила на землю, и держала, изрыгающего брань и проклятия, бешеного от ненависти, родного папашу.

…Вдруг моя установка дернулась, и пошла вперед без команды. Мой механик-водитель Ким Байджуманов, молодой парень, татарин по национальности, не реагировал на команды, машина шла прямо на деревню, и за моей установкой вперед рванули еще две СУ-76. Влетаем в деревню, немцы разбегаются по сторонам, и тут самоходка врезается в избу и останавливается. Оказывается, что в самоходку влетела болванка, пробила грудь механика- водителя, и он уже мертвый, в последней конвульсии, выжал газ, и наша самоходка все время двигалась вперед.

…Вечером того же дня к нам добрался командир. Сказал, что мы в полном окружении, что Минск уже, видимо, взят гитлеровцами, и передал приказ – выходить из окружения мелкими группами. Мы, молодые лейтенанты, отказывались в это поверить, приняли командира за лазутчика или провокатора, но когда увидели комиссара нашего полка уже в солдатской гимнастерке без знаков различия и в дырявой шинели, стриженного под красноармейца – то стало ясно, что наше положение аховое…

…Произвели телесный досмотр, в протокол записали – еврей. И приговор – партизанский разведчик. Расстрел. Я видел, как немец пишет в протоколе слово – «шиссен», он даже произнес его вслух, но я сделал вид, что не понимаю. Я был единственный в камере, кто уже имел официальный приговор – расстрел. Ждал смерти ежедневно. Какие-то странные мысли лезли в голову – а где расстреливают? В тюремном дворе? Или повезут за город к месту расстрела? Один из товарищей по камере сказал — а может еще не все потеряно? И посоветовал – Загадай себе сон, приснится земля – смерть, вода – жизнь (у многих народов есть поверье – вода к добру снится). Загадал. И мне приснился сон: иду по большому, без конца и без края , черному, вспаханному полю. Иду очень долго, стремлюсь это поле перейти, преодолеть. Наконец, поле кончается, появляется море, и по освещенному утренним солнцем берегу идет мой родной дядя (который был на фронте и тоже вернулся с войны живым). И сон оказался вещим. Немецкая машина тотального уничтожения где-то дала сбой, обо мне на время забыли…

…Вокруг, на всех дорогах и тропинках , уже ходили немцы и даже полицаи(!), прочесывающие леса. Видели, как по дорогам мимо нас гонят на запад тысячные колонны пленных. Мы — были потрясены увиденным, мне не передать словами, что творилось в моей душе в эти минуты. Людьми овладело отчаяние. Продовольствия не было, патроны на счет.