Рассказы в женском туалете

# 1117

Засада в туалете ВУЗа

Обхватив голову руками, она не отрывала глаз от толстенной книги и слегка раскачивалась, разводя и вновь соединяя ноги, — как обычно делают при интенсивной зубрежке. Иногда девушка распахивала бедра настолько широко, что виднелись трусики из белой полупрозрачной ткани. И мое воображение постепенно разыгралось так, что яйца готовы были вот-вот взорваться. «Эх, — невольно подумалось, — попалась бы она мне в каком-нибудь другом месте, а не в читальном зале этой занюханной библиотеки…»

И тотчас за этой соблазнительной мыслью, расстегиваю ширинку… Девица читает… Кашляю один раз, второй, третий. Читает! Вытаскиваю из джинсов одеревеневший член и снова кашляю. Наконец-то она открывает глаза от книги и смотрит под мой стол… Делаю вид, будто занят конспектом, но чувствую, что возмутительница моего полового спокойствия заерзала, словно под задницей у нее вдруг появилась кнопка. Не спеша прячу свою «проветрившуюся» дубину и ловлю ошалелый взгляд красной, как рак, соседки. Повертев пальцем у виска (этот жест адресовался, конечно же, мне), она встает с места и удаляется в вестибюль, при этом нахально ухмыляясь и покачивая бедрами так, что мой осатаневший от желания стручок терял (вместе со мной, естественно) последние капли разума. «В туалет пошла, — догадываюсь и устремляюсь за ней. — В случае чего скажу, что ошибся!» Ныряю в заведение с буквой «Ж». Кабинки, кабинки… Дверца в одну прикрыта, но не заперта… Толкаю. Она! Знакомые трусики сиротливо свисали с ящичка для бумаги. Девушка отдергивает руку, но разве скроешь, чем она тут занималась?! Молча запираю кабинку и спускаю джинсы:

— Онанизм вреден для здоровья, возьми-ка лучше это…

Она сдалась без сопротивления и взяла мой дрожащий член горячей и неумелой рукой.

— Поцелуй его…

Розовые губы девушки коснулись головки, и я, слегка притянув растрепанную головку, погрузил ствол в рот.

— Убери зубы и соси, — приказываю девушке и расстегиваю платье, чтобы снять бюстгальтер.

— Ноги устали, — прошептала она, — и платье мешает.

Абитуриентка (это я сразу же вычислил) слезла с унитаза, сняла платье и аккуратно повесила его. Я обнял незнакомку сзади, схватившись руками за упругие груди, а членом прижался к ягодицам.

— Наклонись!

Она согнулась и уперлась руками в стенку.

— Ты целка?

— Нет…

Мой искренне огорченный член вошел, тем не менее, по самые яйца. Она тихонько подмахивала и возбужденно дышла. Потом закинула руки за голову и стала гладить мои волосы.

— Кончать куда? — спрашиваю. — Сюда или в рот?

— Лучше в рот.

Пришлось вытащить член из влагалища и повернуть девицу к себе лицом. Ртом она действовала более умело, и по мне разлилась волна приближающегося оргазма.

И вскоре моя дубинушка яростно зафонтанировала. Теперь юная минетчица сосала, причмокивая, и сперма текла по подбородку.

— Фу, как неэстетично!

Девушка достала из кармашка платья зеркальце, платок, быстро вытерла лицо, а потом, конечно же, спросила, вставая с унитаза:

— Тебе хорошо со мной?

— Да… — отвечаю неопределенно, — но как бы мне теперь выйти отсюда?

— Не торопись… Давай покурим?

Она достала сигареты и одну протянула мне. Курили, обнявшись, и я чувствовал, что во мне вновь пробуждается желание — ведь правой рукой она держала сигарету, а левой ласкала мой член и яйца.

— Давай в зад… — вдруг прошептала абитуриентка и швырнула дымящийся окурок в унитаз. — Правда, это несколько выходит за пределы моего обычного репертуара… Ну, да ладно… Говорят, что надо все испытать…

Она помогла рукой, и мой член ворвался в заднее отверстие. «Зубрила» застонала от боли, но сразу же стала подмахивать, все ускоряя движения. А потом схватила мою руку:

— Потри, потри клитор…

Мои пальцы погрузились в мокрое влагалище и уцепились за торчавший оттуда отросточек.

— Так… хорошо… — шептала девушка, дергаясь над унитазом. — Милый мой, умница… О!.. Какой кайф!..

Этот оргазм был сильнее прежнего.

— Уходим по одиночке, — сказала она. — Сначала я, потом — ты.

— О’кей, разведай там. Если все чисто — тихонько свистнешь.

— Свистеть не умею, лучше кашляну. Вот так: кха-кха!

Она открыла кабину, собираясь выйти, но в дверях обернулась и сказала, улыбаясь:

— А ты мне понравился, может, еще встретимся? Конечно, не в библиотеке. Тебя как зовут?

— Колей меня зовут, Колей, — зашипел я в ярости, — давай короче, иначе накроют!

— А меня — Олей. Ладно, приходи к двенадцати в буфет, — она кокетливо улыбнулась. — Договорились?

— Да, да! — завыл я. — Смерти моей хочешь, что ли?

— Ну, пока! — Оля выпорхнула из кабины, и я трясущимися руками закрыл задвижку.

Мне было слышно, как она подошла к зеркалу и раковине, долго там мыла руки, а потом так же долго (или мне показалось?) их сушила. Наконец, завывание сушилки стихло, хлопнула входная дверь в туалет. Я ждал, затаив дыхание. И вот… Снова раздался скрип входной двери, после чего кто-то закашлялся: кха-кха-кха! Я рванулся к дверце кабинки, но громкое цоканье шпилек по кафельному полу остановило меня. «Чужой! Вернее, чужая…»

Заперев кабину, я взгромоздился на унитаз с ногами и сидел как петух на насесте. Цокающие звуки приблизились, затем хлопнула соседняя дверка и через тонкую перегородку донесся шорох: «чужая» задирала подол и стягивала трусы. Снова раздался кашель, потом — характерное журчание… Я был в смятении: мелодичный звук так меня возбудил, что центр тяжести тела резко переместился вверх, и я, потеряв равновесие, чуть не свалился с унитаза. К счастью, в последний момент удалось уцепиться за ящик с бумагой. Пальцы почувствовали что-то твердое, округлое. Зеркальце! Очевидно, абитуриентка забыла.

Задумчиво повертел находку в руках: «Свет мой, зеркальце, скажи…» Ага, стенка кабины не доходит до капитальной стены сантиметров на пять. Как раз щелка для моего зеркальца!

Оно задрожало в моих руках, когда в его овале мелькали расставленные ноги, спущенные до колен трусики, задранная юбка, придерживаемая пальчиками с наманикюренными ноготками. Девушка несколько раз присела — коротко и быстро, чтобы стряхнуть последние капельки с волос. Не меняя позы, вытащила бумажку из ящичка, промокнулась.

Едва она только натянула трусики, решил снять наблюдение, но проклятое зеркальце зацепилось углом за стояк сливного бачка и выскользнуло из дрожащих пальцев! Шуршание одежды в соседней кабинке прекратилось, и «чужая», басовито кашлянув, спросила:

— Светка — это ты, что ли?

Только об одном мечтал я в тот момент — стать (хотя бы на мгновение) женщиной! Тогда можно было бы ответить той, за стеной:

— «Нет, гражданка, вы ошиблись, я не Света». — Или что-нибудь в том же роде, и «чужая» сразу бы отстала. Но, увы, чудес не бывает, а говорить тоненьким голоском не умею — артист из меня никудышный. Так что, думаю, лучше отмолчаться. Может, она уйдет подобру-поздорову. Но я не учел, что молчание можно истолковать и как знак согласия.

— Светка! — Соседка до отвращения оказалась настойчивой особой. — Оглохла, что ли? Я же вычислила тебя! Мне Надюха сказала, что ты поссать пошла.

Продолжаю молчать.

— Свет… не расстраивайся так, пожалуйста. И прости меня… Я же не знала, что Серега ходит с тобой… Ну дура я… Сама не знаю, как ляпнула, что трахнулась с ним… Если бы я только знала… ни в жизнь… Свет! А, Света?.. Ты плачешь, да?

Плакала не Светка… Кажется, это я уже плакал. Беззвучно, безнадежно, корча страшные-престрашные рожи…

— Свет, не плачь, пожалуйста. И не молчи, иначе нехорошее подумаю… Ой, Светка, ты что там задумала? Не смей, Светка, слышишь!

И вот тут-то оно и случилось. Знакомые пальчики вторглись в мою территорию, а вслед за ними над стенкой кабинки взлетели каштановые кудри и появились широко распахнутые карие глаза. «Ничего себе мордочка», — фиксирую автоматически, но тут раздался истошный крик и «мордочка» исчезла так же внезапно, как и появилась.

— А-а-а! — истошно завопила «чужая».

«Эту телку нельзя выпускать!» — молнией пронеслось в моей голове, однако в этот самый момент с адским грохотом распахнулась соседняя дверца. Оставалось одно: запечатав ладонью вопящий рот, втащить все остальное ко мне в кабину. Острые зубки тут же вонзились в руку…

— Ой, мамочки, насилуют! А-а-а… гму, гму, пусти, негодяй!.. Подонок!.. А-гму-му-м…

Но мои руки крепко держали эту шальную девку: одна — в обхват груди, другая — под подбородком. Груди, кстати, у нее были хорошие. Большие, пухлые и очень приятные на ощупь!

— Тихо! Чего орешь? — прохрипел я ей в самое ухо. — Тебя режут, что ли? Я не собираюсь тебя насиловать…

— А… ш-ш-ш-то же ты здесь делаешь, с-с-скоти-на… — прошипела «чужая» сквозь стиснутые зубы.

— Новенький я, ошибся туалетом… Чего тут такого? Можешь ты это понять или нет?! Сейчас успокоишься, и я тебя отпущу. На хрен ты мне нужна…

Последняя фраза явно обидела «чужую», и она вновь сделала попытку вырваться и что-то ответить, но тут снова хлопнула входная дверь! И у моей пленницы хватило такта (я не боюсь этого слова: кому же ведь охота стать посмешищем всей библиотеки?) притихнуть.

Две особы, переговариваясь, заняли кабинки. Они дружно отливали, не прерывая оживленную беседу. О, женщины! Они не могут удержать язык за зубами даже там, где молчание приличествует — каждому индивидууму. Подумав об этом, я еще сильней прижал грудь моей пленницы, отчего она прямо-таки приклеилась спиной к моей груди, а жопа прижалась к тут же зашевелившемуся члену, И мне пришлось предупредить «чужую»:

— Пикнешь — утоплю а унитазе!

Она не обиделась, а, напротив, как-то обмякла. Дамы тем временем вышли из кабинок и направились к умывальнику.

— Говоришь, ошибся туалетом, — спросила вдруг «чужая» тихо-тихо. — А зачем тогда подглядывал за мной?

— Я — подглядывал?! — искренне обижаюсь, — Да с чего ты взяла…

— Вон же, зеркало разбитое лежит… Эх, ты.

Разоблачение только усилило мое возбуждение. Пленница догадалась, что перед ней не маньяк-убийца, а вполне безопасный мудак-читатель и… в корне изменила ко мне отношение, став какой-то более «свойской».

— Кажется, ушли… — пробормотала «чужая», отнюдь не торопясь освободиться из моих объятий.

К счастью, кто-то опять вошел в туалет. Мы замерли, тесно прижавшись друг к другу.

— Черт возьми… — слабо возмутилась девушка. — Так они никогда не кончатся…

И тут, сам того не ожидая, целую девушку в щеку. Она дернулась, тонкие брови поползли было вверх, но тут же опустились. С каждой секундой из жертвы моя пленница превращалась в соучастницу, и это сближало нас… Настолько, что я уже беззастенчиво целовал эти сладкие губы. А потом мой язык забрел (совершенно случайно, конечно же) в розовое ушко, она стала таять как свечка…

«Чужая» задрожала, когда я задрал юбку и полез под трусики. Животик у нее оказался такой прохладный, а между ног, наоборот, было необыкновенно горячо и мокро. Интересно, давно ли она поплыла? Наш поцелуй ужасно затянулся, потом она вытащила из моего рта свой язык и попросила:

— Поцелуй… туда…

От поцелуя «туда» она повизгивала, слегка царапая ноготочками стенку кабины и мой затылок. Конечно, каштановая дырочка не была лесбиянкой, но кое-какой опыт подобных отношений у нее, как видно, все же образовался. Девушка откидывалась назад все дальше, пока, забросив руки за голову, не уперлась в стенку. Получился этакий полумостик или изящная арка.

Бедра были широко разведены, и я без труда, почти не целясь, заехал членом куда надо. Она терлась щелью вниз-вверх, а я толкал ствол вперед-назад. Все получалось довольно синхронно. Ласки моего языка, видимо, еще не успели погаснуть во влагалище, потому что «чужая» вскоре скоро стала кончать. Она кончала и все никак не могла кончить, причитая как заведенная:

— Ой, мамочка!.. Ой, как хорошо!.. Ах!.. Милый!.. Как зам-ме-чате-льно-о-о!.. О, Боже! Я хочу, чтоб и ты то-о-же кон… чи-ил… О! Давай, милый… хор… мой…

Я тоже кончил, но она не слезала с члена, пока тот сам не выпал оттуда. А потом ей захотелось пописать.

— Отвернись…

Но я не подчинился, любуясь, как светлая струйка выстреливается из опушенных нежными волосами губ.

«Чужая» не стала закрываться, вероятно, чтобы не портить мне удовольствия. Промокнув письку листочком бумаги, она выпрямилась и натянула трусики.

— А ты, вообще-то, с извращениями, — констатировала она без тени осуждения в голосе.

— Наверное, каждый в какой-то степени извращенец, — парировал я.

Немного подумав, она вдруг рассмеялась, зажав рот ладонью:

— Действительно, если бы полчаса назад кто-то сказал мне, что отдамся мужчине в туалете…

— А ты сама не трепись, и так твой язык уже подвел тебя. Светку зачем-то обидела.

— Ой, и не говори! Какая же я все-таки болтушка. Ляпнула, не подумав. Где вот она сейчас шастает?.. Она все держит в себе. Хотя понять ее можно: Светка некрасивая, вот и боится, как бы не отбили, а Серега этот пришел к нам в общагу. Светки не было. Зачем, к кому пришел — не говорит. И сразу полез ко мне целоваться.

— Наглый, как я.

— Зато ты умелый, — оценила она, — а у него ничего не получилось… Не смог. Полная дисгармония. Да и я не хотела… А, ладно. Между прочим, давай хоть познакомимся.

— А зачем? Так даже интересней. Абстрактный мужчина встречается случайно с абстрактной женщиной…

— …И совершает абстрактный половой акт, — продолжила она. — Понимаю. Так сказать, секс в чистом виде, но в грязном месте…

Она протянула руку и представилась:

— Люба.

— Виталий, — отвечаю, пожимая узкую ладонь и церемонно склонив голову, словно находились не в библиотечном сортире, а на приеме в Версальском дворце.

— Знаешь, Виталик, ты мне понравился. Если захочешь снова встретиться, позвони. Вот телефон. — «Чужая» взяла бумажку из ящичка и нацарапала ручкой номер.

Я спрятал бумажку и дал понять, что пора разбегаться.

— Уходить будем по одиночке, — произнесла она уже знакомую мне фразу. — Сначала — я, потом — ты.

— Ага, — понятливо кивнул я. — Если все о’кей, ты кашляешь.

— Нет, кашель — это ненадежно. Лучше я свистну тихонько, вот так…

И она, полушипя, полусвистя, тихо вывела первые такты: «Вставай, проклятьем заклейменный…»

— Договорились, — кивнул я, и она вышла.

Тут «чужую» и повязали.

— Ага, развратом, значит, занимаемся, — сказал чей-то женский, но очень суровый голос. — Куда? Стой! Говори фамилию, курс, адре-ес!

И сразу же мою кабинку сотряс мощный кулак:

— Выходи, гаденыш, щас милицию вызову!

Ситуация предстала передо мной во всей ужасающей ясности. Какая-то крупная библиотечная «шишка», войдя в сортир, конечно же, заинтересовалась возней в моей кабинке, и, естественно стала подслушивать, а, может, и подглядывать. У подобных особ страсть к шпионству со временем приобретает явные признаки полового отклонения — так называемый вуайеризм.

Распахнув дверь кабинки и играя желваками на скулах, я выпрямился во весь рост. Она была такой, какой я и представлял эту «номенклатуру», крашеной блондинкой лет тридцати пяти, с маленькими и злыми глазками на бледном лице.

Люба закрыла лицо ладонями.

— Ты личико-то свое не прячь, не прячь, — говорила тетка, тщетно питаясь заглянуть мне за спину. — Умеешь грешить, умей и каяться.

— Как же, сейчас, — сквозь слезы ответила Люба, — разбежалась!

— Хамка, ах ты!.. — Блондинка покраснела до корней крашеных волос, — Ишь, до чего докатились! Вас за это надо…

— Ну-ка, отпустите ее, — сказал я и завладел руками надзирательницы.

Люба воспользовалась свободой и, выпрыгнув из кабинки, исчезла со скоростью звука.

— Так, — грозно сказала баба, бледнея от злости, — нападение на ответственного работника при исполнении… в общественном месте… А ну-ка, руки мне отпусти, быстро!

Она растерла затекшие от моей хватки запястья, одернула лацканы своего полуженского-полумужского пиджака, солидно пошевелила локтями. «Сейчас вызовет милицию», — невольно подумалось мне, тут в сортир хлынула целая компания молоденьких «сикушек». «Номенклатура» насторожилась: тонкое административное чутье подсказывало, что столь длительное пребывание в кабинке с юным лоботрясом может быть «неправильно истолковано общественностью» — пусть и не очень широкой. От всего этого сильно попахивает «аморалкой». То-то радости будет у коллег. Особенно Залупаев возликует. Этот стервец давно уже под нее подкапывается.

И вот тут-то и произошло чудо! Сработал самый могущественный из человеческих инстинктов — инстинкт самосохранения. Номенклатурная блондинка одним прыжком (совсем как кенгуру) преодолела разделявшее нас расстояние и ворвалась в мою кабинку. Дверь захлопнулась с тоскливым, раздирающим душу скрипом. Нет, все-таки права народная примета — разбил зеркало, жди беды.

Все дальнейшее напоминало сценку театра мимики и жеста: дама беззвучно отворяла и затворяла рот, безумно пучила глаза, тыча пальчиком в дверку: щеколда, дескать, не закрыта! Не торопясь, я щелкнул задвижкой, достал сигарету. Пухлый кулачок тотчас же замаячил возле моего носа.

— Сиди тихо, — прочитал по губам «номенклатуры», — иначе убью.

За стенкой девки разухабисто мочились в унитазы, мыли руки, курили, смеялись, травили неприличные анекдоты. Ухватив криминал, «номенклатура» рефлекторно вытянулась в охотничью стойку — уши торчком, хвост пистолетом. В конце концов, мое терпение лопнуло:

— Не больно-то возникайте, милочка! Девчонки расслабились, отдыхают. Сами-то вон заперлись в туалете с молодым жеребцом.

— Ах, ты!.. С-с-сопляк, — только и прошипела она, начиная, по-видимому, догадываться, какую глупость сморозила.

С подчеркнутой наглостью во взоре я принялся оглядывать с ног до головы эту крашеную идиотку. И тут мои мысли неожиданно приняли совсем, совсем иное направление. Передо мной стоял очень и очень смачный бабец. Большой бюст, развитые бедра, призывно отставленный, выпуклый зад.

— Что это вы так меня осматриваете? — сварливо просипела она, неожиданно переходя на «вы».

— Как это — «так»?

— Ну нескромно… вызывающе… Вам нужно помнить, что вы, в сущности, еще мальчик, а я… гм… взрослая женщина. Мне уже… гм… — Она поправила прическу кокетливым движением. — Ладно, неважно, мне достаточно лет, чтобы между нами…

Я сверлю «номенклатуру» взглядом голубовато-серых глаз (по моему твердому убеждению, совершенно неотразимых), и под их магнетическим воздействием язык моей «визави» стал как-то заплетаться, путаться в словах.

Все мои последующие действия выглядели, наверное, очень нагло. Прежде всего, как мог, сжал ладонями необъятные груди. Она рванулась, но безуспешно. Мне удалось прижать «номенклатуру» к стенке, а через минуту моя рука уже шарила у нее под юбкой.

— Вы что, с ума сошли?! — вполголоса пыхтела она, отбиваясь руками и выставляя вперед довольно-таки круглые аппетитные коленки.

— Ничуть, — кряхтел я ей в самое ухо, — а почему вы на помощь не зовете? Смотрите, а то трахну прямо на унитазе.

— Меня! Здесь?! В этом грязном сортире! — Ее свистящий шепот возвысился до трагических высот. — Да вы знаете, кто я такая?! Я — замдиректора по АХЧ. Посмейте только!

— Посмею, посмею, не волнуйтесь.

— Я — мать семейства!

Согласитесь, это был очень слабый аргумент для подобной ситуации, и я рывком стянул с нее трусы.

— Вы, молодежь, безжалостны… — вздыхала она, — в вас нет ничего святого.

— Давай вставай сама. Иначе силой возьму!

— Как «вставай»?

— Известно как — раком!

— Ни-ког-да! — отчеканила она шепотом. — Я порядочная женщина и… и чтобы меня сношали после какой-то девки?! Они там, в общагах, трахаются, как обезьяны. Сегодня с одним, завтра — с другим.

— Вы же сами учили нас коллективизму, — напоминаю мстительно.

— Но… не до такой же степени!

— Ладно, хватит рассуждать. Становись в позу.

«Номенклатура» согнулась, обнажив довольно-таки привлекательное влагалище, обрамленное рыжеватыми кудряшками.

— Нет, — уперлась вдруг она, — без презерватива не дам…

— У меня нет…

— Зато у меня есть. Дай достану!

Она извлекла из внутреннего кармана небольшую пеструю упаковку импортных презервативов, вскрыла один пакетик и вытащила изделие. Кондом был бледно-розового цвета, с двумя небольшими шпорами из мягкой резины на конце.

И в этот момент крашеная особа увидела мой огнедышащий член. Рот у нее сразу же приоткрылся, губы, словно по команде, сложились буквой «о», а руки протянули мне резинку:

— Надевай!

— Это женская обязанность, — нагло ухмыляюсь.

Двумя пальчиками держа презерватив (остальные были грациозно отставлены), «номенклатура» хорошо отработанным жестом поднесла кондом к моему сортирному безумцу и накрыла его розовой резиновой шляпой, после чего раскатала резинку до самого корня.

— Сними пиджак, помнется.

Как ни странно, но «замдиректора» не прекословила. Про юбку даже и напоминать не пришлось. Блузку же она просто расстегнула.

— У тебя вся спина в родинках. Стало быть, счастливая…

— Как же, счастье прямо через край льется, — ответила она, ловко расстегнув застежку черного кружевного бюстгальтера.

Теперь на ней оставался черный узкий пояс с длинными резинками, поддерживающий капроновые чулки, и черные плавки, полупрозрачные и полуспущенные мною в процессе захвата «запретной зоны». Стянуть их до конца мне тогда не удалось, ибо этому мешали резинки пояса. Она поддернула плавки, взялась с боков за короткие шнурочки, потянула их, и трусики раскрылись сами собой и снялись с тела. Все легко и просто, когда знаешь, где и за что надо потянуть, Да, у этой бабы сбруя — первый класс!

От этого неторопливого и чрезвычайно эротического стриптиза у меня заломило в яичках. Голая «номенклатура» повернулась ко мне спиной, завела назад руки, чтобы подзарядиться энергией от моего готового к штурму отбойного молотка. Потом она встала раком, ухватившись за стояк сливного бачка.

Я выставил вперед своего скакуна, и она стала двигать задом сначала медленно, чтобы там внутри у нее расправилась резинка, потом все быстрее.

— Тебе хорошо? — не забывала спросить она с интервалом в три-четыре раза.

— Да, а тебе?

— Ох! И мне тоже… просто бесподобно… никогда раньше… такого не было… чудно… Ах! Ты весь… как пружина… Ох! А-а! Вот что значит… молодой парень…

Похвала что называется, «пошла в кость». Теперь ягодицы «номенклатуры» ударялись в мой живот, и мне, чтобы не упереться жопой в дверь, приходилось делать столь же энергичный встречный толчок. Получалось, как у хороших пильщиков бревен, однако она все взвинчивала и взвинчивала темп, и я, ухватившись за бешено трясущиеся сиськи, врубил четвертую скорость. И вот уже затряслись не только груди, но и ягодицы, живот и даже мощные бедра. Все тряслось мелкой дрожью — так я долбил ее. Она задрала кверху голову, открыла рот в беззвучном сладострастном стоне.

— Вот так… так… миленький мой… хороший, — сыпала она короткими отрывистыми фразами. — О, Боже мой!.. Как хорошо!.. И как долго!.. Я сейчас умру… от счастья!.. Ах!..

«Вполне может помереть, — подумалось мне. — Сдерживать такой темперамент — нелегкое дело».

— Ах… как мне нравятся… такие молоденькие… ма-мальчики-и… как ты… У тебя… он… такой большой… хороший! Ах! Аж… до диафрагмы… доста-ет… Ах!.. О, как сладко!.. Теперь… знаю… что такое… молодой парень… О!..

Кончила она серией оргазмов, чему, очевидно, способствовали шпоры презерватива. Потом долго висела у меня на шее, отдыхая и нашептывая всякие банальности. И ласкала, ласкала без перерыва.

— Жаль, что сношаемся не у меня в кабинете… Там безопасно… есть еще один выход. А диван какой, приходи, если захочешь… С комфортом все сделаем. Придешь?

Я кивнул.

— Только никому не рассказывай, договорились?

— Конечно, что за вопрос! Кстати, ты не очень-то увлекайся шпорами, бешенство матки получишь…

— Не учи мать трахаться. — Она снова хихикнула, проникая к моим губам. — Я очень благодарна тебе, милый… Прости, не знаю твоего имени. Кстати, как тебя зовут?

— Никодим.

— Я серьезно спрашиваю, — обиделась она.

— А я и говорю — Никодим. Папа с мамой так назвали.

— Хм… странное имя, то есть, я хотела сказать, очень редкое и красивое, — поправилась «номенклатура». — А меня — Валерия Михайловна. Можешь звать просто Лерой, я позволяю… Тебе, Ника, я позволю все!

Потом она долго топила в унитазе использованный презерватив — скрывала улики. Спускала и спускала воду, а он все никак не хотел тонуть. Наконец, Лере надоело возиться с непотопляемой резинкой. Она застегнулась и вновь приняла официальный вид.

— Не скрою, Никодим, ты мне понравился. Очень, — сказала она дружески и одновременно вполне по-деловому. — Хотелось бы встречаться регулярно. Думаю, что сумею быть благодарной…

«Как на торжественном собрании чешет, — изумился я, — сейчас медаль вручит».

— Ты ведь студент? У меня завязаны кое-какие связи. Тебе они, думаю, будут полезны…

«Не доверяй своим чарам. Хочет купить, ну-ну…»

— О времени контактов договоримся позднее. Вот мой телефон. — Валерия Михайловна с любезной улыбкой вручила мне визитную карточку и, понизив голос, добавила:

— Уходить будем по-одному. Сначала я, потом — ты.

— Это уж как водится, — кивнул я.

— Если все тихо, стукну в дверь.

И она упорхнула. Стойкий аромат дорогих духов тянулся за ней длинным шлейфом. Прошла минута, другая… пятая… Обещанного сигнала не было… Я сидел и думал, что, пожалуй, нет более скучного занятия, чем сидеть без дела в туалете.

Незаметно стало как-то сумрачно. Дверь кабины была открыта, и ко мне, гремя ведрами, вошла уборщица баба Галя. Вообще-то, это ее только так знали — Галя, на самом деле имя у нее было Галия Махмудовна. Она стояла на своих кривоватых ногах, держа швабру в жилистой руке, и смотрела на меня сурово и вместе с тем жалостливо.

— Затрахали они тебя совсем, девки-то. Вона, аж с лица спал.

Почесав грязным ногтем большую бородавку под носом и усы, баба Галя полезла в карман грязного, рваного халата, достала оттуда промасленный сверток и подала его мне.

— На-ка вот, девки тебе передачку послали. Поешь малость, а то, поди, с утра не жрамши, сидючи здеся.

Выполнив поручение с воли, Галия Махмудовна перехватила швабру в рабочее положение, обмакнула в ведро с грязной водой и стала драить щербатый кафельный пол.

— Понасрали-то, понасрали, — повторяла она своим дребезжащим голосом, орудуя тряпкой. — Интеллигенция хренова, Аллах их побери… Ну-ка, ноги свои подбери, ишь расселся тута…

Я ел сухой бутерброд и думал о том, что сидеть мне тут, как видно, аж до самой смерти. Согласитесь, не очень-то это приятно — провести всю жизнь в сортире! И женщины здесь какие-то странные. Как будто не разные приходят, а одна и та же — только с каждым разом все старше становится. Странно, думал я, годы идут, она стареет, а я почему-то остаюсь по-прежнему молодым.

Уборщица закончила мытье и устало оперлась рукой на черенок швабры.

— Ну вот, тепереча можно и отдохнуть. Ну что, хахаль ты наш, подкрепился мало-мало?

— Ага, спасибо большое, баба Галя.

— Дык, спасибом не отделаешься, — ответила баба Галя недовольным голосом. — Тепереча давай меня… я тоже хочу… Давненько не пробовала живехонького… Швабра-то мне уже приелась…

Она расстегнула свой задрипанный халат и стала спускать огромные, розовые, с пятнами от хлорки трусы… Увидев хлорированные трусы, я закричал диким голосом, заметался на унитазе и… проснулся!

Возле умывальников гремели ведра и кто-то голосом Галии Махмудовны покрикивал:

— Вот, здеся течет… Я уж замаялась подтирать…

— Да, — отвечал мужской голос, — тут варить надо. Без сварки никак не обойтись, верно, Федя?

— Правильно, — подтвердил еще один голос, — наливай. Баба Галя, стаканы помыла?

— Может, тебе еще фужеры достать? Не барин, авось не сдохнешь.

— Тоже верно. От этого ни одна бактерия не выживет, окромя нас…

Через некоторое время неизвестные подчиненные Валерии Михайловны принялись стучать по трубам чем-то металлическим.

— Сегодня варить не будем, сегодня короткий день, а завтра — выходной. Так что с понедельника и начнем.

— Дак затопит ведь до понедельника-то.

— Не затопит. Счас мы стояк перекроем, туалет запрем, а в понедельник с утречка сделаем на свежую голову…

Я заметался в кабине, как хорек, запертый в курятнике.

Нет, до понедельника мне не выжить. Оставалось одно — выйти и сдаться! Пусть сообщают родителям, в институт — не погибать же, в конце концов, в этом сортире! Впрочем… Выход, кажется, есть. Надо только собраться и, как говорят актеры, войти в образ. И я вошел… Достал из кармана записную книжку, вытащил ручку, придал лицу соответствующее казенное выражение. И, деловито повторяя:

— Так, так, вот значит, как… — двинулся к двери. — Там все в порядке, — это были первые мои слова на воле. — Трубы отопления не текут, не дымят…

Стаканы застыли в руках изумленных слесарей, усы под носом Галии Махмудовны поднялись торчком. Надо было развивать успех. И я развил:

— А на других этажах отопление в норме?

— Э-э-э, — сказала баба Галя, — кажись, в порядке… А вы кто же будете?

— Я из котлонадзора, инспектор, так сказать… Проверяем готовность систем к зимним условиям.

— Да еще лето, пади…

— Готовь сани летом, — пошутил я, кисло улыбаясь. — Котел-то у вас где? В подвале?

— У нас центральное отопление, — ответила баба Галя, ковыряя бородавку возле носа. — Нету никакого котла вовсе…

— Нет, так нет. Нашим легче, — сказал я, что-то записывая. — Тогда подскажите, товарищ, как мне найти замдиректора по АХЧ? Надо бы документы оформить…

— Так вы к нашей Кавалерии Михайловне?.. Она у нас главная по АХоЧу.

— Я счас ее видел, — сказал слесарь Федя. — Поскакала по коридору, точно ей кто завинтил с зада.

— Ейный кабинет на первом этаже. Счас покажу… — Уборщица поплелась за мной на лестницу, где и состоялось наше прощание.

Коротко поблагодарив бабу Галю за сотрудничество, косясь на швабру, зажатую в ее руках, я чинно затрусил по коридору.

— Ишь ты, инспектор… а сам молодой такой, — летели мне в спину бабыгалины напутствия. — И откуда только взялся? Ай через окно залез?

— Они нынче шустрые, — засмеялся Федя. — Наливай…

Я шел по улицам, залитым летним солнцем. Вдыхал аромат омытых дождем деревьев, цветов на клумбах и радовался, радовался обретенной свободе!

Да, дорогие друзья, жизнь, в конечном счете, невиданно прекрасная штука!

Подписывайся на пошлые истории в Телеграм — то, что не опубликуют на сайте.

Дарим промокод на 500 руб. на Яндекс.Маркете.

Всем нашим посетителям дарим промокод на 500 рублей на Яндекс.Маркете. Промокод REF_UCCSCYN действует
на первую покупку от 2500 рублей (под этим логином на Яндекс.Маркет не должно было ранее быть покупок),
если ввести его в приложении.

Я всегда был уверен в том, что каждая девушка в своей жизни попадала в такую ситуацию, когда негде было сходить в туалет, и она вынуждена была терпеть. Эти мысли не оставляли меня в покое, и мне было интересно услышать о таких случаях. Я прекрасно понимал, что для большинства девушек тема туалета – табу, да и с какой стати им делится своими историями, тем более такими стыдными, о которых они не хотят вспоминать, и уж тем более рассказывать. Тем не менее, я твёрдо решил для себя узнавать о таких случаях, осталось только придумать, как это сделать.

           Тогда-то я впервые стал регистрироваться под девичьими никами на некоторых форумах, и делал «вброс» темы, в которой писал  историю про то, что якобы недавно ехала домой, хотела в туалет и не доехала. В завершении темы, просил рассказать о подобных случаях. Далеко не все девушки относились с доверием, тем не менее, многие сочувствовали, и некоторые даже написали про свои случаи.

           Позже я понял, что куда интереснее пытаться узнать об этом у самих девушек в личной беседе. Я стал общаться в чатах, зарегистрировался в программе icq, позже на сайте знакомств, и стал думать над тем, как лучше узнавать про такие случаи. Поначалу я просто делал  массовую рассылку с одним единственным вопросом: «Привет! Скажи, у тебя были случаи, когда ты очень хотела в туалет, и не было возможности сходить?». Большая часть мне просто не отвечала, некоторые хамили в ответ, спрашивали: «Ты придурок?», другие отвечали категорически: «Нет», некоторые пытались выяснить, зачем мне это знать, и лишь небольшой процент опрашиваемых девушек отвечали: «Да». С ними я и вступал в переписку, и некоторые из них делились своими историями, отвечали мне на вопросы.

           Вскоре мне надоело пользоваться единым шаблоном в самом начале, и я стал придумывать другие вопросы, вроде: «Привет! Может ты знаешь ответ на вопрос: почему многие  девушки, когда хотят сильно в туалет, произносят фразу «Я сейчас умру!»?», а потом просто начинал общение с какой-нибудь короткой истории, например: «Привет! Сегодня отмечали корпоратив на природе с коллегами, и среди нас была одна сотрудница, молодая девчонка. Провожаю её, уже почти подошли к дому, как тут она заявляет: «Я больше не выдержу. Очень хочу в туалет. Что мне делать?», или «Сегодня сажусь в машину, собираюсь по делам, вдруг подбегает девушка с пакетами в руках и обращается с просьбой: «Молодой человек, у меня нет с собой денег на такси, а мне срочно нужно попасть домой, подвезите меня, пожалуйста! Просто я очень хочу в туалет.». Со временем я даже научился не повторяться, и каждый раз придумывал что-то новое. Расчёт был простой – женское любопытство заставит их ответить мне, ну а дальше я плавно переводил историю в иное русло, и спрашивал уже у самой девушки, случалось ли у неё нечто подобное. Аналогичные действия я совершал, опять же, зарегистрировавшись под женским ником, только для затравки первое сообщение было приблизительно такого содержания: «Привет! Представляешь, мне часто говорили,  что я  смелая и раскрепощенная. Я даже сама в это поверила. А сегодня была в гостях у парня, мы смотрели фильм, я хотела в туалет, но постеснялась сходить у него.».  Цель, как понимаете, была та же самая.

           Появление твитера дало просто прекрасную возможность узнавать, при помощи поиска, о том, что та или иная девушка находится, или буквально недавно находилась в ситуации,  когда ей очень нужно было сходить в туалет, и она терпела. Таким девушкам я тоже писал, иногда и с ними у меня завязывался диалог, и они мне уже подробно рассказывали про то, что случилось у них.

           Надо сказать, такие труды, после естественной выборки, дали свои плоды: девушки, которых не смутили мои вопросы, ответили мне, и честно рассказали о случаях из своей жизни. С некоторыми я даже созванивался и продолжаю общаться  до сих пор, они прекрасно знают о моём интересе, читали мои рассказы. И вот мне пришла мысль в голову: хорошо бы все эти истории собрать воедино в одной книге. А ещё лучше просто взять интервью у девушек, в котором они бы ответили на все интересующие меня вопросы. Некоторые девушки, по окончанию интервью, сами прониклись этой темой, и с интересом соглашались специально потерпеть во время переписки. С некоторыми я терпел за компанию. Благодаря форуму omorashi.ru мне удалось взять интервью у девушек, которым  эта тема была интересна всегда.

           В этой книге собраны переписки и интервью с самыми настоящими девушками, в которых они делились своими историями, и откровенно рассказали про случаи, когда столкнулись в своей жизни с такой ситуацией. Всех девушек (кроме тех, чьи контакты, к сожалению, у меня не сохранились) я попросил дать согласие на публикацию переписок и интервью. Большинство девушек пожелали сохранить анонимность, поэтому в большей части переписок и интервью я буду использовать другое имя.

К каждой переписке и интервью в самом начале, прилагается краткая история с описанием моего знакомства и истории общения с девушкой. Некоторые переписки чередуются с моими комментариями и пояснениями.

           Хочу выразить особую благодарность всем девушкам, поделившимися своими историями, мнениями, согласившимися поговорить на столь деликатную тему. Без вас этой книги просто бы не было!

        Отдельный респект создателям форума omorashi.ru, благодаря которому я нашел девушек, которым нравится эта тема, и они согласились на интервью!

Переехала наша контора в новый бизнец-центр. Новоселье отметили канешна. Поели, выпили, пиздим о своем. А я решил по зданию прайтись, заценить, что и каг. Пасматрел, красива, канешна. Но миня хуй правидешь. Давно знаю, што тиатр с вешалки начинаецо, а офис с туалета. Захожу в мужской туалет – эта просто пиздец! Пол мокрый, все в ссанье (оно и неудивительна — я четал, што у фсех мужикоф хуй немнога в сторону смотрит, падазриваю, што от онанизма). Везде неспущенное гавно томица. Очки сияют фсеми цветами радуги. Я раньше и не думал, што гавно фиолетовым можит быть или розавым. Даже придпалажить ни магу, чем его афтары питаюца.

Пайду, думаю, женцкий туалет пасматрю. Захажу, а там чисто, сухо, красота! Пахнит, правда, специфически — как в магазине «Океан», но это уш на любителя (а я далеко не дураг креведгу смачить). Присел я отдыхнуть. Сижу, дышу полнай грудью. Тут женщина заходит, средних лет. Смотрет на миня так вопросительно-ахуевше и гаварит: «Молодой чилавег, вы не ошиблись, это дамская комната». Я прикалоца решил, сделал стиклянный взгляд и атвичаю: «В бизнес-центре участились случаи хищения туалетной бумаги, я новый сторож, в этой кладовке имущество охраняю. Но вы не валуйтесь, я слепой от рождения».

Она сцать не стала, прыщ сибе гнойный на лбу выдавила и на выход. Там другая заходит.
— А это што за маньяк тут сидит?
— Да не переживай, новый сторож, слипой совсем, можишь не стесняцо.
Девчонка на миня с любопыцтвом посмотрела, подмигнула, трусики сняла и весело зажурчала. Я увидел ее розовый бутон, чуть сознание не потерял, а хуй просто окаменел. Однако сижу, терплю. И понимаю, што этот шанс праибать нильзя.

Таг пралител весь день. Вся женцкая часть офеса прошла передо мной. Я видел их всех, от сафсем юной секретарши, которая звонко писала и одновременно щибетала по мобильнику, до жырной старухи-бухгалтерши, которая 40 минут кряхтела и тужилась в запоре, а потом зловонно пернула и ушла ни с чем.

Столька пезд я не видел никагда в жизни! Трусы мои были липким от спермы, она текла по ногам и засыхала на волосах. Щелчок замка вернул меня к действительности. Миня просто закрыли. Ночью мне не была скушна, было о чем вспомнить. Где-то люди мирно спали, видели сны… И только я снова и снова запускал свой кожаный движог.

В туалете ко мне быстро привыкли и днем я не скучал. А ночами яростно дрочил. Вспоминал, как директриса касметической фирмы проводила кастинг секретарей, и как при этом стонала. Как одна девчонка игралась с сотовыми телефонами, засовывая в себя один и звоня себе в песду по второму. И многое другое. Огромное количество пизд прошло перед моими глазами. Руки отказывались повиноваца, но я научился дрочить ногами.
А от голода мне не давала умереть старуха-главбух, которая подкармливала миня сосисками, придварительно разогревая их в сваей волосатой духовке…

Через неделю с нервным и физическим истощением я оказался в больнице.
Первое што спросил у медсестры, каг очнулся: «Сестра, а слепые ебуца? Никогда этим вопросом не задавался, а типерь неделю в эротической тюрьме прасидел и задумался».
— Э, милок, канешна!
— А с кем же и куда они ебуца?
— А это с кем придеца и как попадеца. Ты вон как ходить начнешь, сходи на второй этаж в глазное отделение. Там Витя медбратом работает. Его поспрошай, кто, куда и каг. Он все про слепых знает. Толька сзади к нему не подходи, нервный он пачиму-то стал… В аккурат после дня танкиста. Слепые отмечали, а он тогда один дежурил…

Месяц я в бальничке лежал. Сцал принципиально пад сибя, штоб идя в туалет мимо женцкаво случайно не прайти и там не залипнуть опять. Прошел месяц, все наладилось, толька кожа на ладонях до конца не наросла. Да звук слива в унитазе эрекцию вызывает.

Под новый год вирнулся я на работу. Тайну отсуцтвия толька заму сваиму, Петрухе, рассказал. Но уже не до этаво было, ибо празднег грядет! Заказали мы столы в кафе ниподалеку от офеса. Вот тут я и обосрался жидко. Фигурально разумееца. Не подумал, што в этом же кафе и другие конторы из нашева бизнес-центра гулять будут.

На празднег я нимнога опоздал. Вбегаю в зал, а там каг раз какой-то конкурс завиршаеца. Миня ведущий хвать за руку и на сцену: «А королеву сиводняшего вечера выберет этот молодой чилавег!». Мать чистная, а на сцене все мои девужки, засцанки, засранки, бритые, волосатые и даже та, с огромным клитором. Толька главбуха нет – она, говорят, так тужилась в очиридной запор, што инфаргт ее шваркнул. Не спасли. Врачи еще удивлялись, што это у вас за туалет, каждую неделю, то полутруп, то труп. Стою я на сцене, пиздец, думаю, накрылось мое инкогнито, каг бы не убили. И сказать ничиво ни магу, только мычу. Тут Петруха на сцену выскакивает: «Разрешите придставить вам чилавега сложной судьбы, он от рождения ничего не видел, а месяц назад ему сделали аперацыю и он прозрел. К несчастью опирацыя дала нибальшое осложнение и он пока ни может гаварить, а толька мычит».

Вот так я спасся в тот раз. Толька мычать уже заебался. Придеца увольняца.

Родители десятилетней Светы уехали в командировку и оставили дочку дома одну. Утром в субботу мама в тридцатый раз объяснила Свете, где в холодильнике находятся щи, а где котлеты, в пятидесятый раз напомнила, что нельзя открывать незнакомым, смотреть телевизор и сидеть за компьютером после десяти, заходить в папин рабочий кабинет, в сотый раз показала, как открывать газ и что делать, если вдруг выбьет пробки. Наконец мама, поцеловав на прощание дочку, поспешила на поезд.

Закрыв за мамой дверь, Света наконец-то ощутила себя полноправной хозяйкой квартиры. Вопреки наставлениям мамы, она первым делом пошла не на кухню, где на столе стоял заботливо приготовленный завтрак, а в зал, к компьютеру. Пока компьютер включался, Света принесла из холодильника двухлитровую пачку сока и стакан. Затем она залезла в свой любимый чат и углубилась в общение. Обычно родители не разрешали Свете сидеть за компьютером дольше часа, но сейчас она могла делать всё, что хотела. Удобно устроившись с ногами в кресле (чего папа никогда не позволял) и попивая ананасовый сок, Света общалась в чате, одновременно успевая играть в две онлайн-игры и отвечать подружке в аське. Уж в интернете-то, думала Света, предки по сравнению со мной вообще ничего не понимают…

К полудню Света стала ерзать на кресле, сжимая ноги, но делала это неосознанно, так как целиком была поглощена интернетом. Так же неосознанно она и пила сок, стакан за стаканом. Наконец Света поняла, что сильно хочет писать. Каким бы сильным ни было желание продолжить играть, мочевой пузырь давал о себе знать сильнее. Света хотела уже бежать в туалет, но вдруг подумала:

«А почему это я должна в туалете писать? Это взрослые так заставляют, а сегодня я одна, что хочу — то и делаю».

Недолго думая, Света расслабилась и начала писать прямо в той позе, в которой была — с ногами, поджатыми под себя. Теплая моча мгновенно пропитала трусики, штанишки, дальше потекла по пяткам на стул и потом на пол. Когда Света закончила писать, штаны и носки промокли чуть ли не насквозь, а под стулом была довольно большая лужа.

Такой способ опорожнения мочевого пузыря девочке очень понравился. Мало того что не надо было бегать через всю квартиру в туалет и отрываться от любимого занятия, так ещё и пропитанные теплой жидкостью брюки, прилипая к ногам, создавали удивительно приятные ощущения. Света потянулась к пачке сока, чтобы налить себе еще стакан, но сока осталось всего на треть стакана.

Света, надо сказать, очень любила пить — не только сок, но и любую другую жидкость: хоть кока-колу, хоть чай, хоть компот. Из-за этого мама год назад вообразила, что у дочки сахарный диабет, и долго водила её по разным врачам, которые, разумеется, назначили кучу анализов и обследований. Однако все исследования показали, что девочка совершенно здорова. Тем не менее, мама не разрешала Свете слишком много пить, упрекая её «Опять ночью будешь пять раз в туалет бегать!»

Но сейчас мамы не было, и Света, просидев за компьютером два часа с небольшим, незаметно выпила двухлитровую пачку сока. Допив последнюю треть стакана, она решила, что хочет ещё, тем более, что мама, хоть и ограничивала дочку в питье, на выходные еды и напитков оставила с избытком. Света направилась к холодильнику и, к своему огромному удовольствию, увидела там две двухлитровые бутылки «кока-колы», запотевшие от холода. Света взяла одну из них и снова поспешила к компьютеру. Есть ей пока не хотелось.

Меньше чем через полчаса мочевой пузырь Светы снова стал сигнализировать, что пора пописать. Света опять сходила под себя, ухитрившись одновременно писать и пить кока-колу. Лужа под стулом увеличилась, а сам стул промок настолько, что хлюпал, когда Света ерзала по нему. Света встала и прошлась по комнате, заодно осмотрев свои синие штаны. Весь их перед между ног и втутренние стороны штанин были мокрыми, промок и самый низ штанов — Света описала его, когда писала с поджатыми под себя ногами. Носки тоже были хоть выжимай. Света прошлась по ковру, оставив за собой несколько мокрых следов. Писать прямо там, где захочется, ей очень понравилось. Из-за своей любви к напиткам Свете приходилось ходить в туалет довольно часто, а порой, выпив на ночь трёхлитровую банку бабушкиного компота, она до утра бегала «по-маленькому» три-четыре раза. Играя во дворе с подружками, Света порой тоже вынуждена была бежать в туалет или присаживаться вдалеке от двора, за гаражами. Она не понимала, почему нельзя пописать при всех, прямо во дворе, и продолжить играть, или почему нельзя ночью сделать свои дела в постель, чтобы не перебивать сон. Конечно, думала Света, это взрослые выдумали все нелепые ограничения. Но теперь, оставшись дома одна на целую неделю, она вовсе не собиралась следовать их нелепым запретам.

Перед тем как вернуться к компьютеру, Света подумала, а что будет, если попробовать пописать прямо сейчас, через пять минут после того, как она уже описалась. Света немного расставила ноги и расслабилась. К её удивлению, на ковер полилась небольшая струйка, потом закапало, а между ног в очередной раз разлилось тепло. Даже за каких-то пять минут у неё набралось достаточно много мочи!

Света вернулась за компьютер и залпом выпила два подряд стакана кока-колы, чтобы скорее захотеть писать и попробовать ещё раз. Но тут её стало клонить в сон. Света посмотрела на часы — было четыре двадцать дня. Неудивительно, что ей захотелось спать — обычно в субботу она вставала не раньше одиннадцати, а сегодня мама подняла её в начале девятого.

Света выключила компьютер, выпила ещё стакан «кока-колы» и отправилась в спальню. Она сняла насквозь мокрые штаны, залезла в кровать в не менее мокрых трусиках и, удобно устроившись в мягкой постели, тут же заснула.

Проснулась Света от чувства переполненного мочевого пузыря. Она по привычке хотела отправиться в туалет и, пописав, продолжить спать, но вдруг с огромной радостью вспомнила, что сегодня можно не ходить в туалет, вообще не ходить! Света улеглась на спину, слегка раздвинула ноги и всласть пописала. Затем она уснула в луже собственной мочи. Второй раз Света проснулась в половине восьмого вечера от звонка в дверь. Она торопливо вскочила и хотела было надеть штаны, но те, конечно, ещё не высохли. Света отыскала в шкафчике легкие светло-зелёные шорты и, натянув их поверх мокрых трусиков, побежала к двери. Подвинув к двери табуретку, Света вскочила на неё и посмотрела в глазок. Звонила её лучшая подруга Аня.

Света открыла дверь.

— Привет, где пропадаешь? — сказала Аня, входя в квартиру.

— Да так, — ответила Света, — в инете висну, а сейчас спала.

— Ой, я тебя разбудила?

— Да не, всё нормально.

Света лихорадочно думала — скрыть от подруги то, чем она сегодня занимается — или признаться. После минутного раздумья она склонилась ко второму варианту. Во-первых, Ане можно было довериться, а во-вторых, насколько помнила Света, Аня никогда не стеснялась писать при ней — хоть в песочнице, хоть во время игры в снежки.

Тем временем Аня уже прошла в зал.

— Ой, Светка, а чё это у тебя тут так всё мокро? — удивилась она.

— Да я тут развлекаюсь, — ответила Света. — Хочешь, покажу?

Не дожидаясь ответа, она встала посреди зала и принялась писать стоя прямо в свеженадетые шорты. Мочи за вторую половину дневного сна накопилось порядочно, и Света в который уже раз за сегодняшний день наделала большую лужу.

Аня открыла рот от изумления.

— Свет, тебя ж родители убьют! — воскликнула она.

— Ничего не будет, — ответила Света, топчась в теплой луже, — они только в ту субботу приедут, а до этого времени я всё уберу.

— А можно, и я так же попробую? — с восторгом произнесла Аня.

— Конечно, спрашиваешь!

Аня немного выгнулась назад, закрыла глаза и сосредоточилась. Несколько секунд ничего не происходило, затем её джинсы чуть-чуть намокли в области промежности.

— Не идёт что-то, — произнесла она и чуть тише добавила: — Я стесняюсь…

— Да ладно тебе, — улыбнулась Света, — смотри на меня и делай, как я! — она расслабилась и выпустила ту небольшую порцию мочи, которая уже успела накопиться в мочевом пузыре со времени последнего писа. Со Светиных шортиков снова закапало.

Аня по примеру Светы немного расставила ноги, потом закрыла глаза и попыталась полностью расслабиться. Наконец процесс пошёл. Сначала у Аниных джинсов намокли внутренние поверхности бедер, потом — голеней и, накец, под Аней начала растекаться лужа. Она, правда, была не такой большой, как под Светой.

— Класс! — заявила Аня и, сжав рукой джинсы в области промежности, выжала из них несколько капель. — Ой, блин, а как я теперь домой пойду?

— А зачем тебе домой идти? — сказала Света. — Оставайся у меня, будем развлекаться дальше. Аня прыснула от смеха, но не могла не признать, что развлечение ей очень понравилось.

— Так я теперь долго не захочу! — сказала Аня.

— Это мы мигом исправим! — Света отправилась на кухню и вскоре вернулась с двухлитровой бутылкой «кока-колы» и двухлитровой пачкой сока «мультифрукт». Она тут же налила Ане стакан сока.

— Пей! Не заметишь, как опять захочешь!

Аня выпила стакан сока. Света налила ей ещё и побежала на кухню за вторым пустым стаканом для себя. За каких-нибудь полчаса девочки прикончили сок и принялись за кока-колу.

— Ну, как? — спросила Света, допивая первый стакан.

— Пока не хочется, — пожала плечами Аня.

Аня стянула джинсы и осталась в мокрых трусиках. Писать ей пока хотелось не слишком сильно. Света запустила на компьютере «Ранеток», и девочки уселись смотреть сериал. К концу первой серии Света призналась, что ей уже тяжело терпеть. Низ её живота порядочно округлился. Света откинулась на спинку дивана, раздвинув ноги. Аня села примерно так же, хотя чувствовала, что вполне может терпеть.

Они досмотрели вторую серию, затем третью, заодно допили весь сок…

Света зевнула. — О, уже двенадцать, — заметила она. — Давай сейчас спать пойдём. Твои в курсе, что ты у меня остаёшься?

— Ага, я уже давно маме эсэмэску скинула.

Света допила очередной стакан сока. — Только ты смотри ночью в туалет не вставай, писай прямо в постель.

Аня со смехом кинулась в спальню. Девочки улеглись рядом, накрылись вдвоём одним большим одеядом и сразу же уснули.

Сказать, что наутро постель под Аней и Светой была мокрой, значило ничего не сказать. Создавалось впечатление, что на неё вылили пару ведер воды. Света точно помнила, что писалась в половине второго, потом около трёх ночи. Ещё раза два или три она описалась под утро, но делала это в полусне, даже не посмотрев время на сотовом.

Света поёрзала попой в большой луже и толкнула в бок Аню:

— Признавайся, сколько раз описалась?

— Раз пять или шесть, — ответила та. — Прямо как прорвало! Хорошо, что в туалет ходить не надо было, а то бы я и не поспала.

После этого девочки зашлись в приступе бурного смеха. Их ждал новый день, полный развлечений…