Рисунок к сказке по колено ноги в золоте

«Сказку о царе Салтане, о сыне
его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и прекрасной царевне
Лебеди» А.С. Пушкин написал в 1831 году, а в следующем году она была издана в
сборнике стихотворений.  Это авторский
пересказ народной сказки «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре».
Захватывающая линия сюжета, поступки персонажей,  испытания, выпавшие на долю героев, дают пищу
для размышлений читателя. А  обилие и
разнообразие сказочных образов открывают 
простор воображению. Сказку иллюстрировали художники:

Николай Богатов

Михаил Нестеров

Борис Зворыкин

Иван Билибин

Константин Кузнецов

Елена Гертик

Татьяна Маврина

Алла Андреева

Андрей Иогансон

Александр Куркин

Олег Зотов

Анатолий Игнащенко

Виктор Лагуна

Анатолий Елисеев

Михаил Саморезов

Вячеслав Назарук

Геннадий Спирин

Латиф Казбеков

Евгений Антоненков

Николай Алексеевич Богатов (1854-1935) – русский художник-живописец, график. Художественное образование получил в  Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Николай Богатов иллюстрировал популярный журнал «Вокруг света». Его рисунки печатались также в журнале «Природа и охота». Иллюстрировал книги. Особенно известны его иллюстрации к произведениям Ф.М. Достоевского.

Михаил Васильевич Нестеров (1862-1942) – известный русский художник. Создавал картины на духовные темы, портреты. Делал росписи в храмах. Участвовал в выставках передвижников. Его первая работа «Видение отроку Варфоломею» о Сергие Радонежском. Любил русскую историю и природу. Михаил Васильевич писал: «Хорош божий мир! Хороша моя родина! И как мне было не полюбить ее так, и жалко, что не удалось ей отдать больше внимания, сил, изобразить все красоты ее, тем самым помочь полюбить и другим мою родину.»

Борис Васильевич Зворыкин
(1872-1942) — русский художник, график-орнаменталист, иконописец, переводчик.
Родился в Москве. После окончания гимназии год проучился в Московском училище
живописи, ваяния и зодчества. Борис 
Зворыкин расписывал Федоровский Государственный собор в Царском Селе и
собор святого Александра Невского в Симферополе.

Борис Васильевич рисовал иллюстрации для книжных издательств. Первой проиллюстрированной им книгой стала «Сказка о золотом петушке» А.С.Пушкина  в 1903 году. Он оформлял подарочные книги, рисовал открытки, театральные программки, меню и приглашения.

Иван Яковлевич Билибин
(1876-1942) — художник, иллюстратор, театральный оформитель. Родился недалеко
от Петербурга, в селе Тарховка, в семье военно-морского врача. Учился у Ильи
Репина.

              Свои первые иллюстрации, где сразу
проявился его собственный стиль, он создал в деревне Егны Тверской губернии;
это были рисунки к «Сказке об Иван-царевиче, Жар-птице и о Сером волке».  Иван Яковлевич проиллюстрировал серию из
шести народных сказок, некоторые сказки А. Пушкина — «Сказку о царе Салтане»,
«Сказку о золотом петушке» и другие, былину «Вольга» и другие произведения.
Билибин много занимался театральными постановками.

Иван Билибин умер в блокадном Ленинграде 7 февраля 1942 года в больнице при Всероссийской Академии художеств. Последней работой его стала подготовительная иллюстрация к былине «Дюк Степанович» в 1941 году.

Константин Васильевич Кузнецов
(1886-1943) — художник, гравер и иллюстратор. Родился в семье крестьянина —
потомственного сплавщика леса — в глухом заволжском селе, с детства слышал
народные предания, видел в обиходе изделия народных умельцев, бродил с ружьем
по лесам и болотам, плавал вместе со сплавщиками. В 1935 году он проиллюстрировал
сборник русских сказок, а затем — сборник сказок, собранных и обработанных А.
Н. Толстым.

Стиль Кузнецова — иллюстратора сказки — сложился почти сразу. Он был опытным пейзажистом и анималистом, хорошо знал вековой уклад русской деревни, прекрасно чувствовал и понимал русскую деревянную архитектуру. Ему ничего не стоило воспроизвести в своих сказочных картинах поэзию таинственного глухого бора или гармонию весело громоздящихся друг возле друга деревянных церковок и теремков с окружающим пейзажем, передать повадки лисы или волка, сделать их живыми участниками действия сказки.

Елена Павловна Гертик  (1897-1937) — русский художник, иллюстратор детских книг. Эмигрировала после революции 1917 года во Францию, где прожила остаток жизни. Добралась туда она только в 1923 году, после длительного путешествия по Среднему Востоку.  С 1932 года иллюстрировала детские книги и создавала книжки-раскраски для малышей, исполнила несколько обложек и плакатов. Создавала иллюстрации к сказкам. Книжки с ее иллюстрациями переиздаются до сих пор. 

Татьяна Алексеевна Маврина
(1902-1996) — русский художник, иллюстратор, живописец и график. Оформила более
200 книг,  рисовала для театра и кино.
Была удостоена премии Г.Х.Андерсена за вклад в иллюстрирование детских книг.

Татьяна Алексеевна  много путешествовала по старинным русским
городам. Погружение в быт, традиции, ремесло старорусской культуры получило
выражение в ее картинах и иллюстрациях.

Татьяна Маврина выпустила  изумительную по красочности и богатству фантазии «Сказочную азбуку». Много раз иллюстрировала сказки А. С. Пушкина, русские народные сказки. Книга «Сказки Пушкина» с иллюстрациями Татьяны Мавриной вышла в 1974 году.

Алла Александровна Андреева  (1915-2005) – советская художница, жена писателя Даниила Андреева. В 1947 году была репрессирована.  Книга с ее иллюстрациями недавно была издана в Санкт-Петербурге.

Андрей Борисович Иогансон (1916-после 1990) – советский художник-график, дизайнер. Жил в Москве, работал в области плаката и рекламы. Сын известного советского художника Бориса Иогансона, отец скульптора Игоря  Иогансона.

Куркин Александр Михайлович (1916-2003)— один из самых известных художников Палеха,  иллюстратор книг. В 1940 году окончил Палехское художественное училище и пришел работать в коллектив Палехских художественных мастерских. Прошел Великую отечественную войну и с боевыми наградами вернулся к любимому делу.

Олег Константинович Зотов
(1928-1984) — художник, график, иллюстратор. Родился в Москве, в семье
художника. Был веселым ребенком, строил корабли из коры деревьев и рисовал.
Олег Зотов много путешествовал, был матросом, побывал в Африке, Сингапуре, на
Цейлоне, в Японии. В поездках он делал многочисленные наброски, по которым
затем писал картины.

Олег Константинович стал первым отечественным иллюстратором, удостоенным приза «Золотое яблоко» престижного международного конкурса в Братиславе за иллюстрации к «Сказкам» А.С. Пушкина, выполненным в стиле лубка. Создавая свои работы, художник держал в памяти образцы народного древнерусского искусства: печные изразцы, резные прялки, фрески, расписные сундуки, игрушки и посуду. Всё это считывается в орнаментах и деталях его легких, изящных и точных рисунков, которые очень нравятся детям.

Анатолий Федорович Игнащенко (1930-2011) — советский и украинский архитектор, почётный член Национальной академии искусств Украины и Академии архитектуры УССР, автор более 200 монументальных произведений. Иллюстрации к «Сказке о царе Салтане» выполнены художником в 1960 году.

Виктор Лагуна (1930-2016) —
художник, график и живописец. Окончил Палехское училище имени Горького. Картины
художника выставляются в различных странах мира — Италии, США, Германии, Японии
и других. Его полотна висят в музее Шарля де Голля во Франции, находятся в
личных коллекциях. Оформил много детских книг: «Русские сказки Сибири», «Сказки
Пушкина», «Русские народные сказки».

Виктор Лагуна говорил: «Главная моя любовь — иллюстрации сказок Пушкина. У меня 58 картин, посвящённых творчеству поэта. А написал их я всего за несколько месяцев, иногда ночью проснусь — и к холсту, записать то, что привиделось. Иногда по две картины в день рисовал! Одержим был. На картинах отображается то, что льётся из души. И сложность одна — успеть запечатлеть то, что только что пришло свыше. Многие сказки Пушкина знаю наизусть — меня завораживает музыка его стиха».

Анатолий Михайлович Елисеев (род.
1930) — художник, график, мастер книжной иллюстрации, актер. В 1952 году
окончил Московский полиграфический институт и 
занялся книжной иллюстрацией; сотрудничал с популярными детскими
журналами «Мурзилкой» и «Веселыми картинками», создавал эскизы для театра;
рисовал карикатуры для юмористического журнала «Крокодил».

«Сказка о царе Салтане» А.С. Пушкина  с иллюстрациями Анатолия Елисеева вышла в 1987 году.

Михаил Андреевич Саморезов (род.
1940) – художник, иллюстратор детских книг и открыток. Его сын  Арсений тоже стал художником-иллюстратором.

В 2003 году в издательстве «Махаон» вышел сборник «Сказки» А.С. Пушкина с иллюстрациями Михаила Саморезова.

Вячеслав Михайлович Назарук (род.
1941) — художник, график, мультипликатор. Родился в Москве. С детства проявлял
особенный интерес к скульптуре и рисованию. Учился в художественной московской
школе, затем окончил художественно-графический факультет Московского
государственного педагогического института. После окончания курсов
художников-постановщиков при Госкомитете телевидения и радиовещания в 1968 году
начал работать в Творческом Объединении «Экран». За время работы Вячеслав
Михайлович создал 17 фильмов-спектаклей и более 45 мультипликационных фильмов.

Книга Сказок А.С. Пушкина с иллюстрациями Вячеслава Михайловича была издана в 1999 году в Словакии к 200-летнему юбилею поэта на очень хорошей мелованной бумаге. В дальнейшем эти работы выходили в разных издательствах и в самых разных вариантах.

Геннадий Константинович Спирин (род. 1948) — художник-иллюстратор. Окончил Московскую художественную школу при Академии Искусств, затем университет имени Строганова. Детские книги иллюстрирует с 1979 года. В конце восьмидесятых годов эмигрировал  с семьей за границу — сначала в Германию, а затем, по приглашению издательств  — в США. Работы Геннадия Спирина многократно были удостоены международных наград, хранятся в государственных и частных коллекциях, в Миланском Музее Искусств, библиотеке Принстонского университета.

Латиф Кожахметович Казбеков (род. 1954) — художник, график, книжный иллюстратор. Родился в Казахстане. Окончил Алма-Атинское художественное училище им. Н. В. Гоголя, а затем факультет графики Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина в Ленинграде. Проиллюстрировал более 70 книг, в том числе издания русских, китайских, индийских, скандинавских, японских и арабских сказок. Сборник сказок русских писателей с его иллюстрациями, куда вошла и «Сказка о царе Салтане» А.С. Пушкина, вышла в 1989 году.

Евгений Антоненков (1956) —
российский художник и иллюстратор. Окончил Московский полиграфический институт.
Работает художником-иллюстратором почти сорок лет, 15 из них в качестве
главного художника в ведущих российских издательствах — Росмэне, Махаоне и
других.

Проиллюстрировал более 30 книг в России и за рубежом. Среди его самых известных работ — рисунки к «Алисе в стране чудес» Л.Кэрролла, «Чиполлино» и «Винни пуху», стихам и сказкам Самуила Маршака, Корнея Чуковского, Джанни Родари, Юнны Мориц, сказкам А.С. Пушкина. Постоянный участник международных выставок. В 2008 году книга «Тубер-бумбер» Ю. Мориц с иллюстрациями Евгения Антоненкова была признана лучшей книгой года.

«Сказка о царе Салтане» А.С. Пушкина очень яркая и
изобразительная.  Она привлекала
многих   творческих людей. По ней
написана замечательная одноименная опера Н.А. Римского-Корсакова с  красочным оркестровым вступлением  ко второй картине четвертого действия «Три
чуда»: «Белочка», «33 богатыря»  и
«Царевна-лебедь».  А художник Михаил
Врубель написал известное полотно «Царевна-лебедь».

Художник Марина Трембач

В некотором царстве, в некотором
государстве жил-был царь, у него был сын Иван-царевич — и красивый, и
умный, и славный; об нем песни пели, об нем сказки сказывали; он красным
девушкам во сне снился. Пришло ему желанье поглядеть на бел свет; берет
он у царя-отца благословенье и позволенье и едет на все четыре стороны,
людей посмотреть, себя показать.

Долго ездил, много видел добра и худа и всякой всячины; наконец
подъехал к палатам высоким, хорошим, каменным. Видит: на крылечке сидят
три сестрицы-красавицы и между собой разговаривают. Старшая говорит:
«Если б на мне женился Иван-царевич, я б ему напряла рубашку тонкую,
гладкую, какой во всем свете не спрядут». Иван-царевич стал
прислушиваться. «А если б меня взял, — сказала средняя, — я б выткала
ему кафтан из серебра, из золота, и сиял бы он как Жар-птица». — «А я ни
прясть, ни ткать не умею, — говорила меньшая, — а если бы он меня
полюбил, я бы родила ему сынов, что ни ясных соколов: во лбу солнце, а
на затылке месяц, по бокам звезды». 

Иван-царевич все слышал, все запомнил и, возвратясь к отцу,
просил позволенье жениться. Отказа не было; он взял за себя меньшую
сестру и стал с нею жить-поживать душа в душу; а старшие сестры стали
сердиться да завидовать меньшой сестре, начали ей зло мерить; подкупили
нянюшек, мамушек, и когда у Ивана-царевича родился сын, когда он ждал,
что ему поднесут дитя с солнцем во лбу, с месяцем на затылке, с звездами
по бокам, вместо того подали ему просто-напросто котенка и заверили,
что жена его обманула. Сильно он огорчился, долго сердился, наконец стал
ожидать другого сына. 

Те же нянюшки, те же мамушки были с царевной, опять украли ее
настоящего ребенка с солнцем во лбу и подложили щенка. Иван-царевич
заболел с горя-печали; много он любил царевну, но еще больше хотелось
ему поглядеть на хорошее детище. Начал ожидать третьего. В третий раз
ему показали простого ребенка, без звезд и месяца. Иван-царевич не
стерпел, отказался от жены, приказал ее судить.

Собралися, съехалися люди старшие — нет числа! Судят-рядят,
придумывают-пригадывают, и придумали: царевне отрубить голову. «Нет, —
сказал главный судья, — слушайте меня или нет, а моя вот речь: выколоть
ей глаза, засмолить с ребенком в бочке и пустить на море; виновата —
потонет, права́ — выплывет». Речь полюбилась; выкололи царевне глаза,
засмолили вместе с ребенком в бочку и бросили в море. А Иван-царевич
женился на ее старшей сестре, на той самой, что детей его покрала да
спрятала в отцовском саду в зеленой беседке.

Там мальчики росли-подрастали, родимой матушки не видали, не
знали; а она, горемычная, плавала по́ морю по океану с подкидышком, и
рос этот подкидышек не по дням, а по часам; скоро пришел в смысл, стал
разумен и говорит: «Сударыня-матушка! Когда б, по моему прошенью, по
щучью веленью, по божью благословенью, мы пристали к берегу!» Бочка
остановилась. «Сударыня-матушка, когда б, по моему прошенью, по щучью
веленью, по божью благословенью, наша бочка лопнула!» Только он молвил,
бочка развалилась надвое, и он с матерью вышли на́ берег.
«Сударыня-матушка! Какое веселое, славное место; жаль, что ты не видишь
ни солнца, ни неба, ни травки-муравки. По моему прошенью, по щучью
веленью, по божью благословенью, когда б здесь явилась банька!»

Ту ж минуту как из земли выросла баня: двери сами растворились,
печи затопились, и вода закипела. Вошли, взял он веничек и стал теплою
водою промывать больные глаза матери. «По моему прошенью, по щучью
веленью, по божью благословенью, когда б моя матушка проглянула». —
«Сынок! Я вижу, вижу, глаза открылись!» — «По моему прошенью, по щучью
веленью, по божью благословенью, когда б, сударыня-матушка, твоего
батюшки дворец да к нам перешел и с садом и с твоими детьми».

Откуда ни взялся дворец, перед дворцом раскинулся сад, в саду на
веточках птички поют, посреди беседка стоит, в беседке три братца живут.
Мальчик-подкидышек побежал к ним. Вошел, видит — накрыт стол, на столе
три прибора. Возвратился он поскорее домой и говорит: «Дорогая
сударыня-матушка! Испеки ты мне три лепешечки на своем молоке». Мать
послушала. Понес он три лепешечки, разложил на три тарелочки, а сам
спрятался в уголок и ожидает: кто придет? Вдруг комната осветилась —
вошла три брата с солнцем, с месяцем, с звездами; сели за стол, отведали
лепешек и узнали родимой матери молоко. «Кто нам принес эти лепешечки?
Если б он показался и рассказал нам об нашей матушке, мы б его
зацеловали, замиловали и в братья к себе приняли». Мальчик вышел и повел
их к матери. Тут они обнимались, целовались и плакали. Хорошо им стало
жить, было чем и добрых людей угостить.

Один раз шли мимо нищие старцы; их зазвали, накормили, напоили и с
хлебом-солью отпустили. Случилось: те же старцы проходили мимо дворца
Ивана-царевича; он стоял на крыльце и начал их спрашивать: «Нищие
старцы! Где вы были-пробывали, что видели-повидали?» — «А мы там
были-пробывали, то видели-повидали: где прежде был мох да болото, пень
да колода, там теперь дворец — ни в сказке сказать, ни пером написать,
там сад — во всем царстве не сыскать, там люди — в белом свете не
видать! Там мы были-пробывали, три родных братца нас угощали: во лбу у
них солнце, на затылке месяц, по бокам часты звезды, и живет с ними и
любуется на них мать-царевна прекрасная». Выслушал Иван-царевич и
задумался… кольнуло его в грудь, забилося сердце; снял он свой верный
меч, взял меткую стрелу, оседлал ретивого коня и, не сказав жене:
«прощай!», полетел во дворец — что ни в сказке сказать, ни пером
написать. Очутился там, глянул на детей, глянул на жену — узнал и не
вспомнился от радости — душа просветлела!

В это время я там была, мед-вино пила, все видела, всем было
очень весело, горько только одной старшей сестре, которую так же
засмолили в бочку, так же бросили в море, но не так ее бог хранил: она
тут же канула на дно, и след пропал!

Записано в Курской губ.

Сказка из сборника А.Н.Афанасьева

ЧИТАТЬ  ПОХОЖИЕ  СКАЗКИ

Русская народная сказка «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре»

Жанр: народная волшебная сказка

Главные герои сказки «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре» и их характеристика

1. Иван-царевич. Красивый, умный, добрый и доверчивый. Поверил, что жена может котенка родить.
2. Царевна, младшая сестра. Добрая и верная.
3. Три сына. Во лбу-солнце, на затылке — месяц. Красавцы.
4. Подкидыш. Простой мальчик, который молился богу и тот ему все давал.
5. Старшие сестры. Завидущие, вредные, бестолковые, жестокие.

План пересказа сказки «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре»

1. Старый царь и его сын
2. В путь
3. Три сестры
4. Иван женится
5. Первый сын — котенок
6. Второй сын — щенок
7. Третий сын — подкидыш
8. В бочку и в море
9. Подкидыш и его желания
10. Прозрение царевны
11. Дворец на острове
12. Три сына царевны
13. Нищие
14. Возвращение Ивана
15. Снова бочка.

Кратчайшее содержание сказки «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре» для читательского дневника в 6 предложений

1. Иван-царевич отправился искать себе жену, и женился на младшей сестре, которая обещала родить ему сыновей.
2. Старшие сестры стали подменять детей и приносить Ивану то котенка, то щенка.
3. Иван рассердился и судил жену, ее ослепили и посадили в бочку с подкидышем
4. Подкидыш молился и просил попасть на берег, помыться в баньке и все получал
5. Подкидыш попросил дворец с детьми царевны, и те узнали свою мать
6. Иван-царевич услышал про дворец и приехал к жене.

Главная мысль сказки «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре»
Добро всегда восторжествует, а зло будет наказано.

Чему учит сказка «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре»
Сказка учит держать слово, учит поддерживать и помогать друг другу в горести и в радости. Учит верить в лучшее, не терять надежду. Учит не завидовать чужому счастью, а искать свое. Учит не верить ложным слухам.

Отзыв на сказку «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре»
Существуют четыре версии этой сказки, но мне больше всего нравится этот, записанный собирателями фольклора в Курской губернии. Это классическая волшебная сказка, в которой много приключений и в которой идет борьба добра и зла. Мне понравился в этой сказке образ Подкидыша, потому что именно благодаря его стараниям добро победило. Остальные герои просто ждали чуда.

Пословицы к сказке «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре»
Как веревочке не виться, а конец будет.
На бога надейся, да сам не плошай.
Делая зло на добро не надейся.
Добро не умрет, а зло пропадет.
Для любви нет преград.

Читать краткое содержание, краткий пересказ сказки «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре»
Жил-был в одной стране царь и был у него сын Иван. Таким красивым и умным был Иван-царевич, что все ему завидовали и все на него любовались.
И вот пошел Иван-царевич мир поглядеть, себя показать. Пришел ко дворцу, а там сидят на ступеньках три сестры и разговаривают.
Одна обещает Ивану-царевичу рубашку сшить, вторая обещает кафтан сшить, а третья говорит, что шить не умеет, а потому просто родит Ивану-царевичу трех сыновей, с солнцем во лбу и месяцем на затылке.
Услышал это Иван-царевич, женился на младшей сестре и стал с ней жить счастливо.
А старшие сестры сильно завидовали. Вот пришло время царевне рожать, а они ребенка подемнили и подносят Ивану котенка
Расстроился Иван-царевич, но сильно он свою жену любил, а потому стал второго ребенка ждать.
И снова сестры ребенка подменили, а Ивану щенка подали. И вновь простил Иван свою жену, стал третьего ребенка ждать.
Пришло время, родила царевна третьего, и его подменили лукавые сестры. Принесли Ивану простого ребенка-подкидыша.
Разгневался Иван, приказал царицу судить.
Судили царевну всем народом и судья предложил ей глаза выколоть и в бочку посадить вместе с ребеночком, а бочку ту в море пустить. Так и сделали.
Женился Иван царевич на старшей сестре, сыновья его в беседке тайно росли, ни отца, ни матери не видя, а законная супруга по морю в бочке плыла.

И ребенок-подкидыш стал расти не по дням, а по часам. И пожелал он, чтобы бочка к берегу пристала и развалилась. Так и случилось. Оказались царевна и подкидыш на берегу. Пожелал подкидыш, чтобы банька появилась и тут же банька возникла.
Вымылись царевна и подкидыш, глаза царевне водой промыли, и открылись глаза, снова видеть царевна стала.
Тут подкидыш пожелал дворец богатый и чтобы сыновья царевны в нем были. И появился прекрасный дворец. Пошел в него подкидыш, смотрит — стол стоит и на нем три прибора. Вернулся к царевне и велел ей лепешек на своем молоке испечь.
Отнес подкидыш те лепешки во дворец, на стол положил. Съели их братья и сразу мать вспомнили. Назвали они подкидыша братом и к матушке отправились. И стали все вместе жить и радоваться.
Тут мимо старцы нищие проходили, угостили их братья. А старцы дальше пошли и ко дворцу Ивана-царевича пришли. Рассказали тому, что в глухом месте дворец появился, а живут там прекрасная царевна-мать и три ее сына, во лбу -солнце, на затылке — месяц.
Узнал Иван по описанию свою супругу, на коня сел и к ней полетел. Нашел жену свою верную и детей своих красивых. и устроили они при великий. И стали жить счастливо.
А старших сестер в бочку засмолили и по морю пустили.

Давно читали русские сказки? 

Если и недавно, то скорее всего, одно из блестящих мелованных супериллюстрированных современных изданий.
А у меня сохранилась книга какого-то лохматого года середины прошлого века.
И вы знаете? Там совершенно другие сказки!
Их почему-то перестали печатать. Может быть, они перестали быть политкорректными? Не знаю.
Но вот эта «По локоть руки в серебре, по колено ноги в золоте» меня потрясла.

Сейчас даже филологи ссылаются на сказку Пушкина о царе Салтане как на оригинальный текст, пытаются по нему что-то там анализировать… Однако, сказка о царе Салтане — полностью вторична; более того, она является лишь кастрированной версией.

А какие в ней обороты! Какое развитие сюжета! Прочитав ее, вспомнил выражение «припадать к источнику».

Текст:

Не в каком царстве, не в каком государстве был-жил царь и царица; у царя, у царицы было три дочери, три родные сестрицы. Большая сестра говорит: Сестрицы! Пойдемте к бабушке-задворенке на вечеринки; там поговорим да посоветуем. — Согласились и пошли. Здорово, бабушка-задворенка! Мы пришли к тебе на беседушку. — Милости просим! — Большая сестра стала говорить: Кабы меня взял Иван-царевич замуж, я бы вышила ему ковер-самолет; куда похочешь — туда и лети! — А Иван-то царевич стоит под окошечком, слушает да про себя думает: Это не заслуга мне! Ковер-самолет я и сам могу добыть. — Другая сестра говорит: Кабы меня взял Иван-царевич, я бы с собой привезла кота-баюна: кот-баюн сказки сказывает — за три версты слышно. — Иван-царевич стоит, слушает: Это не заслуга мне! Кота-баюна я и сам могу купить. — Меньшая сестра говорит: Кабы меня взял Иван-царевич, я бы родила ему девять сыновей — по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки. — Иван-царевич выслушал девичьи речи и поехал домой к отцу, к матери; приехал и сказал: Батюшка и матушка! Я хочу жениться, возьму себе малую царевну из тридесятого царства. — Отец и мать его благословили и за невестой проводили. Приезжает он в дальние краи и бьет царю челом: Отдай, — говорит, — малую дочь за меня, за Ивана-царевича. — Царь свадьбу заводил, дубовы столы становил, Ивана-царевича с невестой за стол садил; пили, ели, веселилися, и свадьба отошла. Жил Иван-царевич у тестя своего год или два, и вдруг приносят ему письмо и челобитье, что батюшка и матушка его умерли, пора ему на царство ехать. Поехал Иван-царевич с молодою женою, Марфою-царевною, в свою землю и стал царствовать. Долго ли, коротко ли — Марфа-царевна обеременела, а Иван-царевич поехал на охоту в чистое поле гулять, бить гусей да лебедей, и проездил долгое время. Без него царевна родила трех сыновей — по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки: насмотреться невозможно! Послали сейчас гонца за бабкою-повитушкою; попалась ему навстречу баба-яга, спрашивает: Куда идешь? — Гонец отвечает: Недалеко. — Скажи: куда? Не скажешь — сейчас съем тебя! — Иду за бабкою-повитушкою; царевна Марфа Прекрасная родила трех сыновей — таких, как сама сказывала. — Яга-баба говорит: Возьми меня в бабки. — Нет, яга-баба! Не смею тебя звать; Иван-царевич мне голову срубит. — Не возьмешь — сейчас тебя съем! — Ну, делать нечего — пойдем. — Яга-баба пришла и начала свое дело справлять: отобрала у Марфы Прекрасной трех сыновей, а на замен оставила трех поганых щенят; после ушла в лес и спрятала деток в подземелье, возле старого дуба. Приезжает Иван-царевич домой; ему тотчас объявили, что твоя-де царевна родила трех щенят. Он страшно рассердился, щенят приказал бросить в море, а ей хотел за то голову срубить, да потом одумался: Ну, — сказал, — первая вина прощается; подожду до другого брюха. — Вот долго ли, коротко ли — жена его опять стала беременна, а Иван-царевич на охоту поехал; Марфа Прекрасная долго его не пускала и горько-горько плакала, но царевич не послушался, сел на коня и поскакал в чистое поле. Немного погодя родила Марфа Прекрасная шесть сыновей — по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки: насмотреться невозможно! И послала гонца за бабушкою. Не зови только ягу-бабу! — приказывает ему со слезами в очах. Посланный пошел за бабушкою; попалась ему навстречу яга-баба и спрашивает: Куда пошел? — Так, недалеко! — Скажи: куда? Если не скажешь — сейчас тебя съем! — Эх, баба-яга! Иду за бабушкой-повитушкою; у нас Марфа Прекрасная шесть сыновей родила. — Возьми меня. — Нет, не возьму; боюсь Ивана-царевича: он убьет меня, голову срубит. — Баба-яга грозит гонцу: Не возьмешь — сейчас тебя съем, и с косточками! — Ну, пойдем. — Баба-яга пошла во дворец и взяла с собой на обмен шесть поганых щенят: царевна Марфа Прекрасная, как скоро увидела, что баба-яга идет, схватила одного сына и спрятала в рукав. Яга положила к ней на постель поганых щенят, а пять малых деточек унесла в темный лес; шестого искала-искала, так и не доискалась. Приезжает Иван-царевич домой; ему тотчас доложили, что твоя-де жена родила шесть щенят. Он страшно рассердился, приказал посадить ее в бочку; на ту бочку железные обручи навести, кругом заколотить, засмолить и в океан-море спустить. Приказ в ту ж минуту исполнен. Посадили царевну вместе с сыном в бочку, заколотили, засмолили и бросили в океан-море широкое. Долго носило бочку по морю, наконец прибило к берегу; стала бочка на мель. А сын Марфы-царевны рос не по дням, а по часам; вырос большой и говорит: Матушка! Я потянусь. — Потянись, дитя! — Как он потянулся — вмиг бочку розорвало. Вышли мать и сын на высокую гору. Сын огляделся на все стороны и вымолвил: Кабы здесь, матушка, дом да зеленый сад — вот бы пожили! — Она говорит: Дай бог! — Того часу устроилось великое царство: явились славные палаты — белокаменные, зеленые сады — прохладные; к тем палатам тянется дорога широкая, гладкая, утоптанная. По той по дороге идут нищие, люди убогие, просят святую милостыньку. Марфа Прекрасная позвала их в палаты белокаменные, накормила-напоила, в путь-дорожку проводила. Нищие, люди убогие, пришли к Ивану-царевичу и рассказали, что в этаком-то месте, где прежде были горы высоки, ручьи глубоки, леса непроходимы, там стоит царство великое; в том царстве живет вдова, а у ней сын есть — красоты невиданной и неслыханной: по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки — насмотреться невозможно! Мать с сыном нас, убогих людей, накормили-напоили, на дорогу хлебом наделили и в путь с честью проводили. — Иван-царевич говорит: Разве поехать мне посмотреть, что там за царство устроилось? — А яга-баба — живет тут у царевича — услыхала эти речи и стала сказывать: Вот невидаль! У меня в лесу у старого дуба восемь таких молодцов: у всех по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки! — Иван-царевич остался дома, не поехал в новое царство; а нищие, люди убогие, опять туда побрели просить святой милостыньки. Марфа Прекрасная позвала их в палаты белокаменные, накормила-напоила и спать повалила; назавтрее стала их спрашивать: Калики вы голосисты! Где вы были-побывали и что вы слыхали? — Отвечают калики: А мы как от вас пошли, так прямым путем и направились к Ивану-царевичу; он подсел к нам, начал спрашивать: где что слыхали, где что видали? Мы всё ему рассказали, что видели твое новое царство, как живешь ты вдовою и что есть у тебя сын, краше которого в белом свете нет. Иван-царевич хотел было сюда ехать — посмотреть, да баба-яга не пустила; вот, молвила, невидаль! У меня в лесу у старого дуба восемь таких молодцов: у всех по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки! — Как скоро ушли нищие, люди убогие, говорит Марфа Прекрасная сыну: Это мои детки, а твои братцы, в лесу у старого дуба сидят! — Матушка, — отвечает он, — дай мне хлеба, я пойду — их достану, домой приведу. — Ступай, дитя, с богом! — Нацедила она из своей груди молока, на том молоке спекла восемь хлебов, отдала ему и отправила в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли шел добрый молодец; скоро сказка сказывается, да тихо дело делается; пришел к старому дубу — у того дерева лежит большой камень; отвалил камень, глянул и увидал своих братьев: сидят вокруг стола в подземелье. Он спустил им по единому хлебцу; братья съели и заплакали. Эти хлебцы кабыть на молоке нашей матушки! — Он спустил им ременья и вытащил всех на вольный свет. Поцеловались, поздоровались и пошли домой к матери. Марфа Прекрасная выбежала встречать их, стала миловать-целовать, крепко к сердцу прижимать. Живут они вместе. Опять зашли туда нищие, люди убогие, милостыньки просить. Марфа Прекрасная позвала их в палаты белокаменные, накормила-напоила, спать уложила, назавтрее хлебом в дорогу наградила, с честью в путь проводила. Приходят нищие к Ивану-царевичу. Он начал выспрашивать: Гой еси, калики голосистые! Где вы были-побывали и что видели? — Были мы побывали, ночь ночевали в новом царстве; молодая вдова нас накормила-напоила, на дорогу хлебом наградила; есть у ней девять сыновей — краше в свете нет! У всех по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки. — Иван-царевич приказал лошадей закладывать; а бабе-яге нечем больше похвастать, сидит да молчит. Поехал царевич в новое царство; долго ли, коротко ли — увидал град великий; остановился у палат белокаменных. Марфа Прекрасная и девять сыновей вышли навстречу; обнималися-целовалися, много сладких слез пролили, пошли в палаты и сделали пир на весь крещеный мир. Я там был, пиво и вино пил, по усу текло, а в рот не попало.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, у него был сын Иван-царевич — и красивый, и умный, и славный; об нем песни пели, об нем сказки сказывали; он красным девушкам во сне снился. Пришло ему желанье поглядеть на бел свет; берет он у царя-отца благословенье и позволенье и едет на все четыре стороны, людей посмотреть, себя показать.

Долго ездил, много видел добра и худа и всякой всячины; наконец подъехал к палатам высоким, хорошим, каменным. Видит: на крылечке сидят три сестрицы-красавицы и между собой разговаривают. Старшая говорит: «Если б на мне женился Иван-царевич, я б ему напряла рубашку тонкую, гладкую, какой во всем свете не спрядут». Иван-царевич стал прислушиваться. «А если б меня взял, — сказала средняя, — я б выткала ему кафтан из серебра, из золота, и сиял бы он как Жар-птица». — «А я ни прясть, ни ткать не умею, — говорила меньшая, — а если бы он меня полюбил, я бы родила ему сынов, что ни ясных соколов: во лбу солнце, а на затылке месяц, по бокам звезды».

Иван-царевич все слышал, все запомнил и, возвратясь к отцу, просил позволенье жениться. Отказа не было; он взял за себя меньшую сестру и стал с нею жить-поживать душа в душу; а старшие сестры стали сердиться да завидовать меньшой сестре, начали ей зло мерить; подкупили нянюшек, мамушек, и когда у Ивана-царевича родился сын, когда он ждал, что ему поднесут дитя с солнцем во лбу, с месяцем на затылке, с звездами по бокам, вместо того подали ему просто-напросто котенка и заверили, что жена его обманула. Сильно он огорчился, долго сердился, наконец стал ожидать другого сына.

Те же нянюшки, те же мамушки были с царевной, опять украли ее настоящего ребенка с солнцем во лбу и подложили щенка. Иван-царевич заболел с горя-печали; много он любил царевну, но еще больше хотелось ему поглядеть на хорошее детище. Начал ожидать третьего. В третий раз ему показали простого ребенка, без звезд и месяца. Иван-царевич не стерпел, отказался от жены, приказал ее судить.

Собралися, съехалися люди старшие — нет числа! Судят-рядят, придумывают-пригадывают, и придумали: царевне отрубить голову. «Нет, — сказал главный судья, — слушайте меня или нет, а моя вот речь: выколоть ей глаза, засмолить с ребенком в бочке и пустить на море; виновата — потонет, права — выплывет». Речь полюбилась; выкололи царевне глаза, засмолили вместе с ребенком в бочку и бросили в море. А Иван-царевич женился на ее старшей сестре, на той самой, что детей его покрала да спрятала в отцовском саду в зеленой беседке.

Там мальчики росли-подрастали, родимой матушки не видали, не знали; а она, горемычная, плавала по морю по океану с подкидышком, и рос этот подкидышек не по дням, а по часам; скоро пришел в смысл, стал разумен и говорит: «Сударыня-матушка! Когда б, по моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, мы пристали к берегу!» Бочка остановилась. «Сударыня-матушка, когда б, по моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, наша бочка лопнула!» Только он молвил, бочка развалилась надвое, и он с матерью вышли на берег. «Сударыня-матушка! Какое веселое, славное место; жаль, что ты не видишь ни солнца, ни неба, ни травки-муравки. По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б здесь явилась банька!»

Ту ж минуту как из земли выросла баня: двери сами растворились, печи затопились, и вода закипела. Вошли, взял он веничек и стал теплою водою промывать больные глаза матери. «По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б моя матушка проглянула». — «Сынок! Я вижу, вижу, глаза открылись!» — «По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б, сударыня-матушка, твоего батюшки дворец да к нам перешел и с садом и с твоими детьми».

Откуда ни взялся дворец, перед дворцом раскинулся сад, в саду на веточках птички поют, посреди беседка стоит, в беседке три братца живут. Мальчик-подкидышек побежал к ним. Вошел, видит — накрыт стол, на столе три прибора. Возвратился он поскорее домой и говорит: «Дорогая сударыня-матушка! Испеки ты мне три лепешечки на своем молоке». Мать послушала. Понес он три лепешечки, разложил на три тарелочки, а сам спрятался в уголок и ожидает: кто придет? Вдруг комната осветилась — вошла три брата с солнцем, с месяцем, с звездами; сели за стол, отведали лепешек и узнали родимой матери молоко. «Кто нам принес эти лепешечки? Если б он показался и рассказал нам об нашей матушке, мы б его зацеловали, замиловали и в братья к себе приняли». Мальчик вышел и повел их к матери. Тут они обнимались, целовались и плакали. Хорошо им стало жить, было чем и добрых людей угостить.

Один раз шли мимо нищие старцы; их зазвали, накормили, напоили и с хлебом-солью отпустили. Случилось: те же старцы проходили мимо дворца Ивана-царевича; он стоял на крыльце и начал их спрашивать: «Нищие старцы! Где вы были-пробывали, что видели-повидали?» — «А мы там были-пробывали, то видели-повидали: где прежде был мох да болото, пень да колода, там теперь дворец — ни в сказке сказать, ни пером написать, там сад — во всем царстве не сыскать, там люди — в белом свете не видать! Там мы были-пробывали, три родных братца нас угощали: во лбу у них солнце, на затылке месяц, по бокам часты звезды, и живет с ними и любуется на них мать-царевна прекрасная». Выслушал Иван-царевич и задумался… кольнуло его в грудь, забилося сердце; снял он свой верный меч, взял меткую стрелу, оседлал ретивого коня и, не сказав жене: «прощай!», полетел во дворец — что ни в сказке сказать, ни пером написать. Очутился там, глянул на детей, глянул на жену — узнал и не вспомнился от радости — душа просветлела!

В это время я там была, мед-вино пила, все видела, всем было очень весело, горько только одной старшей сестре, которую так же засмолили в бочку, так же бросили в море, но не так ее бог хранил: она тут же канула на дно, и след пропал!

283

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, у него был сын Иван-царевич — и красивый, и умный, и славный; об нем песни пели, об нем сказки сказывали; он красным девушкам во сне снился. Пришло ему желанье поглядеть на бел свет; берет он у царя-отца благословенье и позволенье и едет на все четыре стороны, людей посмотреть, себя показать.

Долго ездил, много видел добра и худа и всякой всячины; наконец подъехал к палатам высоким, хорошим, каменным. Видит: на крылечке сидят три сестрицы-красавицы и между собой разговаривают. Старшая говорит: «Если б на мне женился Иван-царевич, я б ему напряла рубашку тонкую, гладкую, какой во всем свете не спрядут». Иван-царевич стал прислушиваться. «А если б меня взял, — сказала средняя, — я б выткала ему кафтан из серебра, из золота, и сиял бы он как Жар-птица». — «А я ни прясть, ни ткать не умею, — говорила меньшая, — а если бы он меня полюбил, я бы родила ему сынов, что ни ясных соколов: во лбу солнце, а на затылке месяц, по бокам звезды».

Иван-царевич все слышал, все запомнил и, возвратясь к отцу, просил позволенье жениться. Отказа не было; он взял за себя меньшую сестру и стал с нею жить-поживать душа в душу; а старшие сестры стали сердиться да завидовать меньшой сестре, начали ей зло мерить; подкупили нянюшек, мамушек, и когда у Ивана-царевича родился сын, когда он ждал, что ему поднесут дитя с солнцем во лбу, с месяцем на затылке, с звездами по бокам, вместо того подали ему просто-напросто котенка и заверили, что жена его обманула. Сильно он огорчился, долго сердился, наконец стал ожидать другого сына.

Те же нянюшки, те же мамушки были с царевной, опять украли ее настоящего ребенка с солнцем во лбу и подложили щенка. Иван-царевич заболел с горя-печали; много он любил царевну, но еще больше хотелось ему поглядеть на хорошее детище. Начал ожидать третьего. В третий раз ему показали простого ребенка, без звезд и месяца. Иван-царевич не стерпел, отказался от жены, приказал ее судить.

Собралися, съехалися люди старшие — нет числа! Судят-рядят, придумывают-пригадывают, и придумали: царевне отрубить голову. «Нет, — сказал главный судья, — слушайте меня или нет, а моя вот речь: выколоть ей глаза, засмолить с ребенком в бочке и пустить на море; виновата — потонет, права́ — выплывет». Речь полюбилась; выкололи царевне глаза, засмолили вместе с ребенком в бочку и бросили в море. А Иван-царевич женился на ее старшей сестре, на той самой, что детей его покрала да спрятала в отцовском саду в зеленой беседке.

Там мальчики росли-подрастали, родимой матушки не видали, не знали; а она, горемычная, плавала по́ морю по океану с подкидышком, и рос этот подкидышек не по дням, а по часам; скоро пришел в смысл, стал разумен и говорит: «Сударыня-матушка! Когда б, по моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, мы пристали к берегу!» Бочка остановилась. «Сударыня-матушка, когда б, по моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, наша бочка лопнула!» Только он молвил, бочка развалилась надвое, и он с матерью вышли на́ берег. «Сударыня-матушка! Какое веселое, славное место; жаль, что ты не видишь ни солнца, ни неба, ни травки-муравки. По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б здесь явилась банька!»

Ту ж минуту как из земли выросла баня: двери сами растворились, печи затопились, и вода закипела. Вошли, взял он веничек и стал теплою водою промывать больные глаза матери. «По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б моя матушка проглянула». — «Сынок! Я вижу, вижу, глаза открылись!» — «По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б, сударыня-матушка, твоего батюшки дворец да к нам перешел и с садом и с твоими детьми».

Откуда ни взялся дворец, перед дворцом раскинулся сад, в саду на веточках птички поют, посреди беседка стоит, в беседке три братца живут. Мальчик-подкидышек побежал к ним. Вошел, видит — накрыт стол, на столе три прибора. Возвратился он поскорее домой и говорит: «Дорогая сударыня-матушка! Испеки ты мне три лепешечки на своем молоке». Мать послушала. Понес он три лепешечки, разложил на три тарелочки, а сам спрятался в уголок и ожидает: кто придет? Вдруг комната осветилась — вошла три брата с солнцем, с месяцем, с звездами; сели за стол, отведали лепешек и узнали родимой матери молоко. «Кто нам принес эти лепешечки? Если б он показался и рассказал нам об нашей матушке, мы б его зацеловали, замиловали и в братья к себе приняли». Мальчик вышел и повел их к матери. Тут они обнимались, целовались и плакали. Хорошо им стало жить, было чем и добрых людей угостить.

Один раз шли мимо нищие старцы; их зазвали, накормили, напоили и с хлебом-солью отпустили. Случилось: те же старцы проходили мимо дворца Ивана-царевича; он стоял на крыльце и начал их спрашивать: «Нищие старцы! Где вы были-пробывали, что видели-повидали?» — «А мы там были-пробывали, то видели-повидали: где прежде был мох да болото, пень да колода, там теперь дворец — ни в сказке сказать, ни пером написать, там сад — во всем царстве не сыскать, там люди — в белом свете не видать! Там мы были-пробывали, три родных братца нас угощали: во лбу у них солнце, на затылке месяц, по бокам часты звезды, и живет с ними и любуется на них мать-царевна прекрасная». Выслушал Иван-царевич и задумался… кольнуло его в грудь, забилося сердце; снял он свой верный меч, взял меткую стрелу, оседлал ретивого коня и, не сказав жене: «прощай!», полетел во дворец — что ни в сказке сказать, ни пером написать. Очутился там, глянул на детей, глянул на жену — узнал и не вспомнился от радости — душа просветлела!

В это время я там была, мед-вино пила, все видела, всем было очень весело, горько только одной старшей сестре, которую так же засмолили в бочку, так же бросили в море, но не так ее бог хранил: она тут же канула на дно, и след пропал!

Записано в Курской губ.

284

Не в каком царстве, не в каком государстве был-жил царь и царица; у царя, у царицы было три дочери, три родные сестрицы. Бо́льшая сестра говорит: «Сестрицы! Пойдемте к бабушке-задворенке на вечеринки; там поговорим да посоветуем». Согласились и пошли. «Здоро́во, бабушка-задворенка! Мы пришли к тебе на беседушку». — «Милости просим!» Бо́льшая сестра стала говорить: «Кабы меня взял Иван-царевич замуж, я бы вышила ему ковер-самолет; куда похочешь — туда и лети!» А Иван-то царевич стоит под окошечком, слушает да про себя думает: «Это не заслуга мне! Ковер-самолет я и сам могу добыть». Другая сестра говорит: «Кабы меня взял Иван-царевич, я бы с собой привезла кота-баюна: кот-баюн сказки сказывает — за три версты слышно». Иван-царевич стоит, слушает: «Это не заслуга мне! Кота-баюна я и сам могу купить». Меньша́я сестра говорит: «Кабы меня взял Иван-царевич, я бы родила ему девять сыновей — по колена ноги в золоте, по локти руки в се́ребре, по косицам часты мелки звездочки».

Иван-царевич выслушал девичьи речи и поехал домой к отцу, к матери; приехал и сказал: «Батюшка и матушка! Я хочу жениться, возьму себе малую царевну из тридесятого царства». Отец и мать его благословили и за невестой проводили. Приезжает он в дальние кра́и и бьет царю челом: «Отдай, — говорит, — малую дочь за меня, за Ивана-царевича». Царь свадьбу заводил, дубовы столы становил, Ивана-царевича с невестой за стол садил; пили, ели, веселилися, и свадьба отошла.

Жил Иван-царевич у тестя своего год или два, и вдруг приносят ему письмо и челобитье, что батюшка и матушка его умерли, пора ему на царство ехать. Поехал Иван-царевич с молодою женою, Марфою-царевною, в свою землю и стал царствовать. Долго ли, коротко ли — Марфа-царевна обеременела, а Иван-царевич поехал на охоту в чистое поле гулять, бить гусей да лебедей, и проездил долгое время. Без него царевна родила трех сыновей — по колена ноги в золоте, по локоть руки в се́ребре, по косицам часты мелки звездочки: насмотреться невозможно! Послали сейчас гонца за бабкою-повитушкою; попалась ему навстречу баба-яга, спрашивает: «Куда идешь?» Гонец отвечает: «Недалеко». — «Скажи: куда? Не скажешь — сейчас съем тебя!» — «Иду за бабкою-повитушкою; царевна Марфа Прекрасная родила трех сыновей — таких, как сама сказывала». Яга-баба говорит: «Возьми меня в бабки». — «Нет, яга-баба! Не смею тебя звать; Иван-царевич мне голову срубит». — «Не возьмешь — сейчас тебя съем!» — «Ну, делать нечего — пойдем».

Яга-баба пришла и начала свое дело справлять: отобрала у Марфы Прекрасной трех сыновей, а на замен оставила трех поганых щенят; после ушла в лес и спрятала деток в подземелье, возле старого дуба. Приезжает Иван-царевич домой; ему тотчас объявили, что твоя-де царевна родила трех щенят. Он страшно рассердился, щенят приказал бросить в море, а ей хотел за то голову срубить, да потом одумался: «Ну, — сказал, — первая вина прощается; подожду до другого брюха».

Вот долго ли, коротко ли — жена его опять стала беременна, а Иван-царевич на охоту поехал; Марфа Прекрасная долго его не пускала и горько-горько плакала, но царевич не послушался, сел на коня и поскакал в чистое поле. Немного погодя родила Марфа Прекрасная шесть сыновей — по колена ноги в золоте, по локоть руки в се́ребре, по косицам часты мелки звездочки: насмотреться невозможно! И послала гонца за бабушкою. «Не зови только ягу-бабу!» — приказывает ему со слезами в очах. Посланный пошел за бабушкою; попалась ему навстречу яга-баба и спрашивает: «Куда пошел?» — «Так, недалеко!» — «Скажи: куда? Если не скажешь — сейчас тебя съем!» — «Эх, баба-яга! Иду за бабушкой-повитушкою; у нас Марфа Прекрасная шесть сыновей родила». — «Возьми меня». — «Нет, не возьму; боюсь Ивана-царевича: он убьет меня, голову срубит». Баба-яга грозит гонцу: «Не возьмешь — сейчас тебя съем, и с косточками!» — «Ну, пойдем».

Баба-яга пошла во дворец и взяла с собой на обмен шесть поганых щенят: царевна Марфа Прекрасная, как скоро увидела, что баба-яга идет, схватила одного сына и спрятала в рукав. Яга положила к ней на постель поганых щенят, а пять малых деточек унесла в темный лес; шестого искала-искала, так и не доискалась.

Приезжает Иван-царевич домой; ему тотчас доложили, что твоя-де жена родила шесть щенят. Он страшно рассердился, приказал посадить ее в бочку; на ту бочку железные обручи навести, кругом заколотить, засмолить и в океан-море спустить. Приказ в ту ж минуту исполнен. Посадили царевну вместе с сыном в бочку, заколотили, засмолили и бросили в океан-море широкое. Долго носило бочку по́ морю, наконец прибило к берегу; стала бочка на мель. А сын Марфы-царевны рос не по дням, а по часам; вырос большой и говорит: «Матушка! Я потянусь». — «Потянись, дитя!» Как он потянулся — вмиг бочку ро́зорвало.

Вышли мать и сын на высокую гору. Сын огляделся на все стороны и вымолвил: «Кабы здесь, матушка, дом да зеленый сад — вот бы пожили!» Она говорит: «Дай бог!» Того часу устроилось великое царство: явились славные палаты — белокаменные, зелены́е сады — прохладные; к тем палатам тянется дорога широкая, гладкая, утоптанная. По той по дороге идут нищие, люди убогие, просят святую милостыньку. Марфа Прекрасная позвала их в палаты белокаменные, накормила-напоила, в путь-дорожку проводила.

Нищие, люди убогие, пришли к Ивану-царевичу и рассказали, что в этаком-то месте, где прежде были го́ры высоки, ручьи глубоки, леса непроходимы, там стоит царство великое; в том царстве живет вдова, а у ней сын есть — красоты невиданной и неслыханной: по колена ноги в золоте, по локоть руки в се́ребре, по косицам часты мелки звездочки — насмотреться невозможно! «Мать с сыном нас, убогих людей, накормили-напоили, на дорогу хлебом наделили и в путь с честью проводили». Иван-царевич говорит: «Разве поехать мне посмотреть, что там за царство устроилось?» А яга-баба — живет тут у царевича — услыхала эти речи и стала сказывать: «Вот невидаль! У меня в лесу у старого дуба восемь таких молодцов: у всех по колена ноги в золоте, по локти руки в се́ребре, по косицам часты мелки звездочки!»

Иван-царевич остался дома, не поехал в новое царство; а нищие, люди убогие, опять туда побрели просить святой милостыньки. Марфа Прекрасная позвала их в палаты белокаменные, накормила-напоила и спать повалила; назавтрее стала их спрашивать: «Калики вы голосисты! Где вы были-побывали и что вы слыхали?» Отвечают калики: «А мы как от вас пошли, так прямым путем и направились к Ивану-царевичу; он подсел к нам, начал спрашивать: где что слыхали, где что видали? Мы всё ему рассказали, что видели твое новое царство, как живешь ты вдовою и что есть у тебя сын, краше которого в белом свете нет. Иван-царевич хотел было сюда ехать — посмотреть, да баба-яга не пустила; вот, молвила, невидаль! У меня в лесу у старого дуба восемь таких молодцов: у всех по колена ноги в золоте, по локти руки в се́ребре, по косицам часты мелки звездочки!»

Как скоро ушли нищие, люди убогие, говорит Марфа Прекрасная сыну: «Это мои детки, а твои братцы, в лесу у старого дуба сидят!» — «Матушка, — отвечает он, — дай мне хлеба, я пойду — их достану, домой приведу». — «Ступай, дитя, с богом!» Нацедила она из своей груди молока, на том молоке спекла восемь хлебов, отдала ему и отправила в путь-дорогу.

Долго ли, коротко ли шел добрый мо́лодец; скоро сказка сказывается, да тихо дело делается; пришел к старому дубу — у того дерева лежит большой камень; отвалил камень, глянул и увидал своих братьев: сидят вокруг стола в подземелье. Он спустил им по единому хлебцу; братья съели и заплакали. «Эти хлебцы кабыть^[1] на молоке нашей матушки!» Он спустил им ременья и вытащил всех на вольный свет. Поцеловались, поздоровались и пошли домой к матери. Марфа Прекрасная выбежала встречать их, стала миловать-целовать, крепко к сердцу прижимать.

Живут они вместе. Опять зашли туда нищие, люди убогие, милостыньки просить. Марфа Прекрасная позвала их в палаты белокаменные, накормила-напоила, спать уложила, назавтрее хлебом в дорогу наградила, с честью в путь проводила. Приходят нищие к Ивану-царевичу. Он начал выспрашивать: «Гой еси, калики голосистые! Где вы были-побывали и что видели?» — «Были мы побывали, ночь ночевали в новом царстве; молодая вдова нас накормила-напоила, на дорогу хлебом наградила; есть у ней девять сыновей — краше в свете нет! У всех по колена ноги в золоте, по локти руки в се́ребре, по косицам часты мелки звездочки». Иван-царевич приказал лошадей закладывать; а бабе-яге нечем больше похвастать, сидит да молчит.

Поехал царевич в новое царство; долго ли, коротко ли — увидал град великий; остановился у палат белокаменных. Марфа Прекрасная и девять сыновей вышли навстречу; обнималися-целовалися, много сладких слез пролили, пошли в палаты и сделали пир на весь крещеный мир. Я там был, пиво и вино пил, по усу текло, а в рот не попало.

Записано в Шенкурском уезде Архангельской губ.

285

У короля Додона были три дочери. Приехал к ним свататься Иван-царевич: у него были по колено ноги в се́ребре, по локоть руки в золоте, во лбу красно солнышко, на затылке светел месяц. Стал он сватать у короля Додона дочек: «Я, — говорит, — ту возьму, которая в трех брюхах родит семь молодцев — таких, как я сам, чтоб по колено ноги были в се́ребре, но локоть руки в золоте, во лбу красно солнышко, на затылке светел месяц». Выскочила меньшая дочь Марья Додоновна и говорит: «Я рожу в трех брюхах семь молодцев еще лучше тебя!» Полюбилась эта речь Ивану-царевичу, взял он Марью-царевну за себя замуж. Прошло несколько времени, стала она беременна, а Иван-царевич собирается на службу ехать. «Как же ты меня одну покидаешь?» — «Я пошлю за твоей сестрой». Привезли сестру; он и уехал.

Немного спустя родила Марья-царевна трех молодцев: по колено ноги в се́ребре, по локоть руки в золоте, во лбу красно солнышко, на затылке светел месяц. На ее бессчастье и сука ощенилась в ту ж пору. Сестра взяла сыновей Марьи Додоновны и забросила на остров, а как приехал Иван-царевич, она принесла ему трех щенков и говорит: «Вот твоя хвастунья трех щенков принесла!» Иван-царевич отвечал: «Ну, пусть до другого брюха!» В другой раз Марья Додоновна сделалась беременна; опять Иван-царевич уехал на службу. Жена без него родила еще трех молодцев; на ее бессчастье и сука ощенилася. Сестра взяла детей, не показала матери и забросила на тот же остров. Иван-царевич приехал домой, она и говорит ему: «Вот твоя хвастунья опять трех щенков принесла!» — «Пусть до третьего брюха», — сказал царевич.

В третий раз сделалась Марья Додоновна беременна; опять Иван-царевич уехал на службу. Она родила одного мальчика; на ее бессчастье и сука ощенилася. Марья Додоновна не показала никому этого ребенка, спрятала его за пазуху; сестра пристает: «Если не покажешь этого ребенка, я тебя удушу!» Нет, не показала. Приехал Иван-царевич, сестра тащит ему щенка и говорит: «Вот твоя хвастунья опять щенка принесла!» Иван-царевич заковал свою жену в бочку и пустил на сине море. Она плавала, плавала по́ морю, а ребеночек растет все больше да больше, начал уж и говорить. «Матушка! Позволь мне протянуться». — «Нет, душечка! Еще бочка не шарахтит^[2], глубь под нею, пожалуй, утонем!» Бочка все дале, дале, к берегу ближе, ближе, стала шарахтить со́ дну. «Ну, матушка! Теперь мы на мель попали, можно мне протянуться?» — «Теперь протянись!» Он протянулся — обручи все лопнули.

Вышли они из бочки на остров; ходят по острову да дороги ищут, куда идти. Шли-шли, нашли тропочку; пустились по этой тропочке, шли-шли, нашли дом. Входят в дом, глядь туда-сюда — лежат на стульях рубашечки ношеные, немытые. Марья Додоновна взяла эти рубашечки, перестирала, переполоскала, пересушила, перекатала и в передний угол уклала. И посуда на столе стоит немытая; как покушано — не прибрано. Она и посуду перемыла, перетерла, пол подмела; везде чисто стало. Потом говорит сыну: «Кто-то сюда идет; пойдем, за печку спрячемся». Спрятались за печку, постояли немножко и видят, что вошли в горницу шесть человек, вошли и обрадовались, что все в доме вымыто и убрано. «Кто таков мыл-убирал у нас? Покажись! — говорят мо́лодцы. — Если ты красная девица — будешь нам родная сестра, а если ты в полвека молодица — будешь нам родная матушка!»

Марья Додоновна вышла из-за печки; шесть молодцев бросились к ней на шею и говорили таково слово: «Будь же ты нам родимая матушка!» Стали они все вместе жить, стали ее расспрашивать: «Откуда явилась ты к нам, родимая матушка?» Отвечала она: «Была я замужем за Иваном-царевичем, родила в первом брюхе трех мальчиков — по колено ноги в се́ребре, по локоть руки в золоте, во лбу красно солнышко, на затылке светел месяц. Сестра захватила их, куда-то спровадила, а мужу сказала: «Вот твоя хвастунья трех щенков принесла!» Иван-царевич не тронул меня до второго брюха; опять родила я трех мальчиков, опять сестра их спровадила, а мужу трех щенков показала. Иван-царевич не тронул меня до третьего брюха. В третий раз родила я одного мальчика и спрятала его за пазуху; сестра побежала к мужу. «Твоя, говорит, хвастунья опять щенка принесла!» Он заковал меня с сыном в бочку и пустил на сине море. Долго мы плавали; сынок мой вырос, протянулся — бочка лопнула; мы вышли на этот остров и попали к вам в дом. А вы, мои детушки, где родилися-воспиталися?» — «Где родились, мы и сами не ведаем; а выросли на этом острове, нас львица своим молоком выпоила».

Тут сняли мо́лодцы свои шапочки, глядит Марья Додоновна, а у них у всех на лбу красно солнышко, на затылке светел месяц. «Ах, мои милые детушки! Видно, вы мои рожоные!» — сказала Марья-царевна и упала с радости замертво. Взяли они ее, подняли, оттерли — и она ожила. «Мама! Благослови нас в путь-дорогу батюшку искать». — «Бог вас благослови!» Пошли они все семеро, добрались до того царства, где Иван-царевич жил, и спросили про него. Их тотчас впустили во дворец; мо́лодцы понадвинули себе на лбы шапочки, вошли к Ивану-царевичу и говорят: «Не угодно ли послушать историйку?» — «Хорошо, сказывайте; я люблю историйки». Они и рассказали, как забросила их злая тетка на остров, как они выросли и мать нашли; потом сняли шапочки. Иван-царевич увидал, что у них по колено ноги в се́ребре, по локоть руки в золоте, во лбу красно солнышко, на затылке светел месяц, признал их за своих детей; не мешкая, послал гонцов за женою; а ехидную тетку привязал к жеребцу за хвост и приударил того жеребца плетью: он полетел стрелою в чистое поле и размыкал ее по кустам, по оврагам. Марья Додоновна воротилась к мужу, и стали они жить-поживать да добра наживать.

286

В некотором государстве был один купец, имел двух дочерей; разослал он афишки по всему государству: кто из царевичей возьмет замуж его меньшую дочь, тому она родит троих сыновей — по колена в се́ребре, по грудь в золоте, во лбу светел месяц, по бокам часты звезды. Приискался из иного государства Иван-королевич и женился на купеческой дочери; пожил с нею год, она забеременела и родила сына — по колена в се́ребре, по грудь в золоте, во лбу светел месяц, по бокам часты звезды. Старшая сестра позавидовала, подкупила бабку; а та взяла ребенка — обратила голубем и пустила в чистое поле; пришла к королевичу и говорит: «Твоя жена родила котенка!» Королевич рассердился, да оставил до другого сына.

На другой год родила ему купеческая дочь такого же славного сына; бабка обратила его голубем, пустила в чистое поле и сказала королевичу, что его жена родила щененка. Немало королевич гневался, да рассудил дожидаться третьего сына. Но и в третий раз случилось то же самое; бабка обратила мальчика голубем, а королевичу доложила, что у него не сын родился, а обрубок дерева. Все три брата-голубя собралися вместе и улетели за тридевять земель, в тридесятое царство. Королевич рассудил подождать четвертого сына; а четвертый сын простой родился — ни в золоте, ни в се́ребре, без звезд, без месяца. Как узнал о том королевич, тотчас созвал своих вельмож и князей; судили-рядили и все заодно положили: посадить королевну с ее детищем в бочку, засмолить и пустить по́ морю.

Вот посадили их в бочку и пустили по́ морю; бочка все дальше и дальше плывет, а у королевны сын не по часам, по минутам растет. Прибило волной бочку к острову и разбило ее о край берега. Сын с матерью вышли на остров, стали кругом осматривать, для жилья место выискивать. Заходят они в темный лес, и увидал сын: лежит на дорожке кошелек; поднял его и обрадовался — в кошельке кремень и огниво, будет чем огонь высекать. Вот он ударил огнивом о кремень — тотчас выскочили топорок и дубинка: «Что делать прикажете?» — «Постройте нам дворец, да чтоб было что поесть-попить!» Топор принялся рубить, а дубинка сваи вбивать, и вмиг построили такой славный дворец, какого ни в одном государстве не бывало — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать, ни в сказке сказать! А во дворце всего вдоволь; чего только душа запросит — все есть!

Проезжали мимо острова купцы-торговцы, тому дворцу дивовалися; приплывали они в государство Ивана-королевича, а уж Иван-королевич успел жениться на другой жене. Как только привалили корабли с товарами к берегу, тотчас пошли купцы к королевичу с докладом, с гостинцами. «Гой, купцы-торговцы! — говорит им Иван-королевич. — Вы много морей изъездили, во многих землях побывали; не слыхали ль где каких новостей?» Отвечают купцы, что на море-океане, на таком-то острове доселева рос дремучий лес да разбой стоял: нельзя было ни пешему пройти, ни конному проехать, а теперь стоит там такой дворец, какого лучше во всем свете нет! А живет в том дворце прекрасная королевна с сыном.

Иван-королевич стал собираться на остров; хочется ему поехать, самому на то диво посмотреть. А старшая сестра-лиходейка давай его останавливать: «Это, — говорит, — что за диво! Вот диво — так диво: за тридевять земель, в тридесятом царстве есть зеленый сад; в том саду есть мельница — сама мелет, сама веет и пыль на сто верст мечет, возле мельницы золотой столб стоит, на нем золотая клетка висит, и ходит по тому столбу ученый кот: вниз идет — песни поет, вверх поднимается — сказки сказывает».

Поехали купцы назад и заехали к королевне на остров; она встречает их с честию, угощает с радостью. То, другое — стали промеж себя разговаривать; купцы и рассказали: как были они у Ивана-королевича, как Иван-королевич хотел было на остров ехать дворец смотреть и как старшая сестра остановила его. Сын королевнин все это выслушал и, только купеческие корабли отплыли, вынул свой кошелек, ударил огнивом о кремень — тотчас выскочили топорок и дубинка: «Что делать прикажете?» — «Чтоб заутро около нашего дворца был зеленый сад, а в том саду была мельница — сама бы молола, сама бы веяла и пыль на сто верст метала; чтоб возле мельницы золотой столб стоял, на нем бы золотая клетка висела и ходил бы по тому столбу ученый кот!» На другой день проснулась королевна с сыном, а уж все исполнено: около дворца сад растет, в саду мельница, возле мельницы золотой столб стоит и ученый кот песни поет, сказки сказывает. Много ли, мало ли прошло времени — проезжают мимо острова купцы-торговцы, тому чуду дивуются; увидал белые паруса королевнин сын, обернулся мухою, полетел и сел на корабль.

Приплывают корабли в государство Ивана-королевича, привалили к берегу, стали на якорях, и пошли купцы во дворец с докладом, с гостинцами; вслед за ними и муха полетела. «Гой, купцы-торговцы, люди бывалые! — говорит Иван-королевич. — Вы много морей изъездили, много разных земель видели, не слыхали ль где каких новостей?» Отвечают купцы: «На море-океане, на таком-то острове доселева рос дремучий лес да разбой стоял: нельзя было ни пешему пройти, ни конному проехать; а теперь там такой дворец, какого лучше во всем свете нет! Живет во дворце прекрасная королевна с сыном. Около дворца зеленый сад раскинулся, в том саду есть мельница — сама мелет, сама веет, на сто верст пыль мечет; а возле мельницы золотой столб стоит, на нем золотая клетка висит, и ходит по тому столбу ученый кот; вниз идет — песни поет, вверх поднимается — сказки сказывает». Иван-королевич стал собираться на остров, хочется ему на те дива посмотреть; а старшая сестра-лиходейка стала его удерживать-останавливать: «Это, — говорит, — что за чудо! Вот диво — так диво: за тридевять земель, в тридесятом царстве есть золотая сосна, на ней сидят птицы райские, поют песни царские!» Тут муха озлилася, укусила тетку за нос — и в окно!

Прилетел королевнин сын домой мухою, обернулся добрым молодцем, вынул кремень и огниво, ударил — выскочили топорок и дубинка: «Что делать прикажете?» — «Чтоб заутро стояла в саду золотая сосна, на ней сидели бы птицы райские, распевали бы песни царские!» На другой день проснулась королевна с сыном — а сосна уж в саду растет. Опять проезжали мимо острова купцы-торговцы, тому диву дивовалися; приехали в царство Ивана-королевича, а королевнин сын комаром обернулся да с ними ж на корабле приплыл. «Гой, купцы-торговцы, люди бывалые! — говорит Иван-королевич. — Вы много морей изъездили, много разных земель видели; не слыхали ль где каких новостей?» Отвечают ему купцы: «На море-океане, на таком-то острове живет во дворце прекрасная королевна с сыном; около дворца зеленый сад раскинулся, в том саду есть мельница — сама мелет, сама веет, на сто верст пыль мечет; возле золотой столб стоит с золотою клеткою, и ходит по тому столбу ученый кот; вниз идет — песни поет, вверх поднимается — сказки сказывает. Да растет в саду золотая сосна, на ней сидят птицы райские, поют песни царские!» Иван-королевич стал собираться на остров, хочется ему на те дива посмотреть; а старшая сестра-лиходейка его удерживает: «Это что за чудо! Вот диво — так диво: за тридевять земель, в тридесятом царстве есть три братца родные — по колена в се́ребре, по грудь в золоте, во лбу светел месяц, по бокам часты звезды!» Тут комар озлился, больней прежнего укусил тетку за нос, зажужжал — и в окно! Прилетел домой, обернулся добрым молодцем и рассказал про все матери. «Ах, — говорит королевна, — то мои сыновья, а твои братья!» — «Я пойду их отыскивать!»

Долго ли, коротко ли — пришел королевнин сын в тридесятое царство; смотрит — дом на поляне. «Дай зайду, отдохну!» Входит в горницу — там стол накрыт, на столе три просвиры лежат, три бутылки с вином стоят; а нет ни души! Взял он, отломил и съел от каждой просвиры по кусочку, отпил из каждой бутылки по глоточку и спрятался за печку. Вдруг прилетают три голубя, ударились оземь и сделались добрыми мо́лодцами — по колена в се́ребре, по грудь в золоте, во лбу светел месяц, по бокам часты звезды. Подошли к столу, глядь — просвиры надъедены, вино надпито, и говорят промеж собой: «Если б вор забрался, он бы все унес; а этот только попробовал… видно, добрый человек к нам в гости зашел!» Меньшой брат услыхал эти речи, вылез из-за печки и говорит: «Здравствуйте, родные братцы! Матушка велела вам кланяться да к себе звать». Что тут было радости! Что веселья! После того ударились они четверо оземь, поделались голубками и полетели к своей матушке.

В короткое время проходили мимо острова купеческие корабли. Купцы-торговцы смотрят на тот остров да дивуются… Вот приплыли они в государство Ивана-королевича, пошли к нему с докладом, с гостинцами. Он спросил их: «Не слыхали ль где каких новостей?» Купцы рассказали ему про чудный остров: «А на том острове живет прекрасная королевна с четырьмя сыновьями; три сына красоты неописанной — по колена в се́ребре, по грудь в золоте, во лбу светел месяц, по бокам часты звезды! Ходят-гуляют по́ саду — весь сад освещают!» Иван-королевич не стал больше откладывать, сел на корабль и поплыл к острову; а там встречают его жена и четыре сына. Целовались, обнимались, про былое расспрашивали. Как узнал Иван-царевич всю подноготную, тотчас же отдал приказ расстрелять старшую сестру-лиходейку; вторую жену покинул, а стал жить с первою, и жили они долго и счастливо.

Записано в Саратовской губ.

287

Было ў бацькі тры дачкі; пашлі на рэчку бялізну^[3] мыць. Ехаў каралеў сын. Адна кажэ: «От, каб я за каралеваго сына пашла, то б я адной голкай^[4] весь двор абшыла». Другая кажэ: «Каб я за каралеваго сына пашла, то б я адной булкай весь двор абкарміла». А трэцяя кажэ: «Каб я за каралеваго сына пашла, то б два сыны́ прывяла: на лбе па месяцу, ў патыліцы^[5] па звездаццы». Прыехаў кароль да таё (жениться), што казала: «Два сыны прывяла б»; дак яны жывуць гадок, другі, стала яна ў цёнжы^[6]. Паехаў круль і прыказывае мацяры: што бог дасць жонцы, то няхай^[7] гадуе^[8]. Ад’ехаў ён міль дваццаць, как бог даў жонцы дзіця; прывяла яна два сыны: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы. Напісала жонка карту^[9] — што бог даў два сыны́: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы; парабак^[10] панес карту да яго і зайшоў да яе сястры начаваць і не ведаў, што яго пані сястра. Лег ён спаць, дак яна ўзяла дай адкрыла карту, тое скасавала^[11], што было напісано: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы, а напісала, што ні уж, ні гад — ні знаць што прывяла. Той чалавек даганіў круля, падаў ліст. Ён прачытаў: «Што ёй бог даў, то няхай не траціць без мяне». Уже назад ён ішоў, зайшоў туды зноў начаваць; яна ўзяла зноў лісты, адкрыла і тое скасавала, што ён напісаў, і напісала: пакуль^[12] ён вернецца, каб пахаваць^[13] тые сыны. Як ён прышоў кралева жана перачытала і стала плакаць, ёй жаль было тые харошые сынкі пахаваць. На дворе выкапала две магілкі і пахавала; выраслі два явары — залатая галінка^[14] і срэбраная. Прыехаў круль да хаты і адправіў^[15] за тое, што пахавалі без яго.

Паехаў ён жаніцца да другой да жоніной сястры. Жывуць яны, дак яна кажэ то: «Мой мужу найяснейшы, каб мы гэтые явары ссеклі да зрабілі ложко^[16] сабе». — «Ах, мужу мой найяснейшы, пасячом мы гэта ложко і спалім, а по́пел на дарогу высыплем». Гнаў пастух авечкі; адна аўца забегла і по́пелу ўхваціла, прывела два бараны: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы. Дак яна^[17] знелюбіла тых бараноў, вялела парэзаць і кішкі на уліцу выкінуть. Первая^[18] жонка вышла, кішкі падабрала, зваріла і з’ела і стала ў цёнжы і прывела два сыны́: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы. Дак тые сыны́ растуць, дак растуць, і шапачкаў не знімаюць. Дак круль захацеў, каб хто шоў байкі баяць^[19]; дак там сказалі: «Есць два браты, яны ўмеюць байкі баяць». Дак яны прышлі байкі баяць.

Стал баяць байку: «Быў сабе круль з кралеўнаю; прывела кралеўна два сыны́: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы. После круль паехаў на паляванне^[20], напісала каралеўна карту і паслала. Чалавек зайшоў на нач да сястры; яна ўзяла, адкрыла карту і напісала, што ні уж, ні гадзіна — ні знаць што прывяла кралеўна. Круль, прачытаўшы, адпісаў, што няхай гадуюцца ці уж, ці гадзіна. Чалавек, шоўшы дадому, і зноў туда зайшоў, гдзе начаваў. Яна адкрыла і напісала, каб пахавала да майго прыезду. Дак яна^[21] выкапала две ямы-магілы і закапала, і выраслі два явары — залатая галінка і серэбненкая. Яна^[22] нацялася, каб пасеч і ложко зрабіць, і стала яна спаць, і стаў ёй цёнжар^[23] рабіцца; яна вялела гэта ложко пасеч і спаліць і на двор по́пел выкінуць. Пастух авечкі гнаў; адна авечка по́пелу захваціла і стала котная^[24], прывяла два бараны: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы. Каралеўна^[25] вялела тые бараны парэзаць і кішкі на уліцу выкінуць; яна^[26] вышла на уліцу, кішкі падабрала ў хату, зваріла і з’ела і ў ценжы стала, прывяла два сыны́: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы». Хлопчыкі гэтые скланілісё да шапачкі знялі, так і засвяцілі весь пакой. Другую жонку на железную барану расцягалі, а першую (круль) ўзяў, і сталі жыць.

Записано в Новогрудском уезде Гродненской губ. учителем М. А. Дмитриевым. Язык белорусский.

Примечания