Розги для мальчишек рассказ

Возвращение

­Плакат Фонда поддержки детей. Наташа Кристеа.

Из новостей. Фрагмент сообщения. 19 сентября 2012 | 13:30. Эхо Москвы.

        Ясный весенний день радовал теплом и отсутствием ветра. Стоять в ожидании автобуса было даже приятно, вспоминая, что ещё совсем недавно морозы и слякоть вызывали совсем иные ощущения. Народу на остановке было не много, час пик уже закончился и интервалы в движении явно увеличились. Подъехала ненужная мне маршрутка, часть людей уехала, немногие, как и я, терпеливо ждали следующего номера, без интереса поглядывая по сторонам.
        Молодая пара, не спеша, приближалась к пока ещё не состоявшимся пассажирам. Было видно, что симпатичная, модно одетая женщина, явно, что-то доказывает своему спутнику. Они оба выглядели не старше тридцати лет. Слова ещё не были различимы, но её правая рука с раскрытой ладонью энергично делала рубящие движения в подкрепление каких-то слов.
        Они приблизились, встали чуть в сторонке от людей, но говорили не шепотом, а так, что, если не всем, то, по крайней мере, ближайшим к ним людям не представляло труда их слышать.
        — Нет, ты, что не мужик? – продолжала с какой-то агрессией вопрошать молодая особа, — Не знаешь как ремень в руке держать? Намотай конец на руку и хлещи пряжкой, а не так, как ты вчера! Это, что было? По-твоему наказание?
        Рослый, сухощавый мужчина, как бы пряча свой рост, сутулился и с каким-то смущением, попробовал возражать:
        — Ну, ей же было больно, она и так визжала, ты же видела …
        — Ей больно было? Не смеши меня, у неё даже и следов не осталось. Визжала она! Да она это как развлекуху восприняла. Она на карусели тоже визжит. Нашёл довод! – она покосилась на стоящих людей и чуть тише добавила, — Ты понимаешь, что так можно вконец испортить ребёнка?
        — В смысле? – с недоумением спросил, по всей видимости, её супруг.
        — А в том смысле, что если при слове порка у неё поджилки трястись не будут, то её потом уже ничем не проймёшь. Она решит, что коли в первый раз перетерпела, то ничего страшного в этом нет. Мне-то это хорошо известно, в отличие от тебя.
        — Но я так не могу, Вика! Она же маленькая да ещё девочка. Вот сама и пори её, если тебе так хочется.
        — Я-то смогу, но это должен делать отец, а не мать. Моя мама меня ни разу не только пальцем не тронула, но и ещё и отца останавливала, когда видела, что проступок не велик. Потому что отец, если меня драл — так уж драл. До крови и до синяков во весь зад. А не как ты: ремешок сложил, пошлёпал для вида и решил, что свой долг исполнил. А она мне утром опять дерзить начала. Я скорее двойку прощу, чем это. Если она в десять лет так себя ведёт, то, что дальше будет?! Нет, так дело не пойдёт! Сегодня же, слышишь, всыплешь, как я тебе говорила!
        — Вик, автобус идёт!
        — Это не наш. Ты мне ответь, ты всё понял?
        Мужчина опять вобрал голову в плечи и, с видом побитой собаки, тихо проговорил:
        — Я не знаю, Вик, честно, как я смогу её до синяков бить?! Да она меня потом возненавидит, и я себя тоже, поверь.
        Супруга усмехнулась и рукой чуть взъерошила волосы мужа:
        — Глупый, вот я разве плохо отношусь к своему отцу? Обижалась, конечно, когда он меня лупил, но повзрослела и поняла, что он был прав. Что, разве он меня плохо воспитал? Может из меня плохая жена вышла? Так и скажи!
        — Хорошая! – он потянулся и ласково чмокнул её в щёку, — Лучше не сыскать!
        — Ну, вот видишь! А на счёт того, что не сможешь, не беспокойся. Главное, чтобы ты, наоборот, не увлёкся этим, потому что знаю, как это бывает.
        — Это ты о чём? – недоуменно и с каким-то подозрением спросил глава семейства.
        — Ты ведь знаешь Нину, мою подругу?!
        — Знаю, конечно.
        — Ну, так вот. Её отец, когда мы с ней ещё в младших классах учились, тоже, вроде тебя, со своей дочурки аж пылинки сдувал. А потом одна история произошла … — молодая женщина, как-то по-девчоночьи захихикала и прервала рассказ, словно не зная, рассказывать ли дальше.
        — Что за история? Расскажи, время быстрее пойдёт!
        — Да даже не знаю, как тебе это объяснить? Мы уже в шестом классе учились. У девчонок в этом возрасте всякие заморочки бывают, ну, ты понимаешь о чём я?! С Нинкой мы с первого класса подружились, после уроков то она ко мне домой бывало бежит, то я к ней. Секретов друг от дружки не таили. Она знала, что меня за провинности ремнём наказывают. Сначала просто сочувствовала, потом ей всё любопытнее становилось. Каково это — ремнём по попе получать? Сама-то такого не испытывала, вот и расспрашивала:
        — А ты орёшь или терпишь? А тебе перед папой с голой попой лежать не стыдно? Ну, в общем, всё в таком духе. Иногда меня даже шлёпала, чтобы в ответ получить. Ну, мне это как-то раз надоело, и я ей предложила, а, мол, хочешь взаправду быть наказанной? Как это? — она спрашивает. А так, говорю, ты сегодня двойку схватила, да ещё учительнице наврала, что дневник дома забыла. Меня за такое дело отец полчаса бы порол. А тебя, небось, только мама поругает? Ну, да, — она кивает. А теперь представь, что я – мой папа, а ты – это я. Представила? Представила, отвечает. Ты меня теперь накажешь, да? Спрашивает, а сама краснеет до ушей. Ещё как, — я ей в ответ, — а ну-ка неси сюда ремень! Тут она в ступор вошла. Какой, спрашивает, ремень, если он в папиных брюках, папа на работе, а другого ремня у нас в доме нет? Подумала немножко и придумала. Помнишь, говорит, нам Светка рассказывала, что её дома прыгалками стегают, да так больно?! Прыгалки могу дать! Ладно, соглашаюсь, давай свои прыгалки. Попробуем, но если что, так я домой сбегаю и свой ремень принесу, индивидуальный, потому что для брюк у моего отца другой есть.

        Приносит она из прихожей знакомые мне прыгалки. Ничего они так, — хлёсткие оказались. Снимай, приказываю ей, трусы и ложись на живот. Улеглась она и ждёт.

        Я примерилась, мне самой любопытно стало, до этого только меня стегали, а сама-то я никого. Короче, размахнулась, как отец мой делал, да и врезала ей по булочкам. Она как заверещит, с дивана скатилась, попку трёт. Дура, кричит, больно же! Тут меня смех разобрал. Она плачет, а я смеюсь. Ты же сама хотела себя испытать, говорю, слабачка! Тут боль у неё, видно отошла, она духом воспрянула, и отвечает, что это она от неожиданности. Давай, говорит, продолжай, теперь я терпеть буду. Но я сразу сообразила, что её терпения хватит только на один удар, поэтому выдернула из какого-то халата матерчатый пояс и связала ей ноги, чтобы брыкаться было трудно. Руки за спину завела, прижала к лопаткам и начала охаживать. Она вырывается, а меня какая-то злость берёт – ещё сильнее хлестнуть стараюсь. Короче исполосовала её от поясницы до колен, потом опомнилась, руки её отпустила. Всё, говорю, ты прощена, вставай. А она, знай себе, ревёт. Я с тобой больше не дружу, кричит, — уходи! Ну, я домой пошла, а у самой предчувствие какое-то нехорошее. Перестаралась я явно.

        И точно. Как потом мне Нинка рассказала, вечером родители с работы пришли: то да сё – всё как обычно. Только эта дура в домашнем халате была, а халат этот едва коленки прикрывал, вот её мать и заметила случайно след от скакалки на ноге. Что это, спрашивает, у тебя, да подол-то и приподняла. А на ляжках кровоподтёки в виде петелек. Она чуть со стула не свалилась от изумления. Почему да откуда? Ну, та и выдала, что, мол, играли мы с подружкой так, типа, в дочки-матери. Что тут началось! Мать её на Нинкиного отца напустилась. Я, кричит, говорила тебе, что строгость надо хоть иногда проявлять. Вот теперь бери ремень и выбивай клин клином, а я пойду сейчас к Викиным родителям.
        Короче, когда звонок в дверь раздался, у меня сердце сразу ёкнуло, поняла, что мне сейчас несдобровать. И точно, на пороге Нинкина мать нарисовалась и на меня наговаривать начала. Отец, недолго слушая, прямо перед ней меня пороть начал. Я кричу, что не виновата, что она сама меня попросила, а он знай, хлещет и хлещет, только приговаривает: «Нравится игрушка? Вот тебе ещё, вот тебе ещё!». Нинкина мать окончания порки дожидаться не стала, домой заторопилась. Отец меня на минутку оставил, до двери её проводил, и всё советы давал, что нужно сейчас сделать. Потом
вернулся и продолжил пороть меня с того
места с которого начал. Но уже не так
сильно, и даже стал посмеиваться над
нашей с Нинкой забавой.

        — Ну, подружке, наверное, тоже влетело? – спросил, уже с интересом слушающий её рассказ, супруг.
        — Не то слово, влетело! Пока её мать у нас была, её мечта осуществилась – отец ей ремнём по заднице всыпал. Но, видно, недостаточно. Потому что когда его жена вернулась, вся взвинченная да ещё под впечатлением увиденной не слабой порки, то заставила его взять ремень снова в руки и пороть Нинку так, как порол меня мой отец. В общем, на следующий день мы обе с трудом могли приседать и на стулья садились, как старушки, медленно и осторожно. А когда Нине пришлось встать, чтобы ответить что-то училке, то я заметила, как у неё ягодицы подрагивают в судороге. А это означало, что подруга получила по полной программе, и без пряжки, видно, не обошлось. На переменках было легче. Мы стояли, как бы смотря в окно, и делали вид, что с нами всё в порядке. Правда, Нинка не разговаривала со мной целых два дня, но, видя, что я страдаю так же, как и она, не выдержала и всё мне рассказала. Мы помирились, но для подруги худшее только начиналось.

        — Это почему?
        — С того дня Нинкин отец, видно, вошёл во вкус. И куда только делся бывший добрый папочка?! За двойки Нина стала получать ремня регулярно, а так как училась она гораздо хуже меня, то редкая неделя проходила у неё без наказания. А если добавить, что все замечания в дневнике приравнивались к двойкам, то сам понимаешь, что её попа постоянно светилась всеми цветами радуги. Когда мы были уже старшеклассницами, её отец стал вместо ремня пользоваться резиновым сапогом.
        — Да ты что? Зачем?
        — Он брал в руку резиновый сапог с литой подошвой и бил дочь каблуком по бёдрам до кровоподтёков. А потом предупреждал её, что если кто-то, особенно на медосмотре, спросит, откуда синяки, то она должна будет сказать, что это её какие-то хулиганы побили на улице. Меня отец выпорол в последний раз перед тем как мне исполнилось шестнадцать – я покурить попробовала, а он учуял. Потом сказал, что большая стала, и ему уже стыдно делать мне внушения ремнём, пора, мол, самой понимать, что к чему. А Нинку отец чуть ли не до её свадьбы лупил. Она и замуж-то выскочить торопилась, видно, от этого. Понял, почему я тебе это рассказала?
        Супруг помолчал, покивал головой и задумчиво произнёс:
        — Кажется, да. Неужели ты думаешь, что я способен стать таким, как отец твоей подруги?
        — Я к тому, что не зарекайся, а постарайся себя контролировать. Мужчинам свойственна жестокость, а она может проснуться совершенно неожиданно.
        — Я тебя сейчас не понимаю, Вика. Ты сама требуешь от меня, чтобы я драл свою дочь как сидорову козу, и в то же время, говоришь, что мужики садисты.
        — Я не сказала, что все садисты. Я просто хочу, чтобы ты стал, хоть немножко, похож на моего отца и вместе с тем не превратился бы в такого тупого, ничего не понимающего в воспитании, папашу, который бьет не для того, чтобы исправить, а потому, что ему стал нравиться сам процесс и он от этого тащится. Понял?
        Мужчина вздохнул перед ответом:
        — Да понял я, Вик, тебя, понял! Только почему я должен выбирать между твоим отцом и отцом твоей подруги. Я тебя не устраиваю такой, какой я есть?
        — Во многом устраиваешь, но в доме должен быть мужчина во всех отношениях, а не только как любящий муж. Ты любящий муж?
        — Ты ещё сомневаешься? – он опять потянулся, чтобы поцеловать жену.
        — Вот и хорошо, — она кокетливо прижалась к нему и добавила, — сейчас приедем домой, и пока я готовлю ужин, докажи и мне, и Насте, что у нас строгий папа, и он умеет, если нужно, пользоваться ремнём. А вот, кстати, и наш автобус.

        Они сели и уехали. Мне было с ними не по пути.
        На душе стало как-то скверно. Казалось, я должен был испытывать жалость только к незнакомой мне девочке Насте, но мне, почему-то, становилось всё больше жальче супруга этой убеждённой
в своей правоте женщины, которая, как я
понял, начиная со своих детских лет
старательно копировала своего отца в практике воспитания и наказания детей.

P.S.
«Около двух миллионов детей в возрасте до 14 лет избиваются родителями, 50 тысяч детей ежегодно убегают из дома, спасаясь от семейного насилия …» Юлия Михайлова, председатель Центра защиты семьи и детства Всероссийского созидательного движения «Русский лад» «Всё лучшее? Детям?» («Правда Москвы». 17.08.11).

        А это значит, что ежедневно пять с половиной тысяч детей в России получают в семье порку и побои. Каждый час, прямо сейчас, свыше двухсот детей плачут или кричат от боли, может быть, в соседнем доме или за стенкой вашей комнаты.
        «Две трети избитых – дошкольники. 10% из зверски избитых и помещённых в стационар детей умирают. Число избиваемых детей ежегодно растёт. По данным опросов правозащитных организаций, около 60% детей сталкиваются с насилием в семье, а 30% — в школах («МК» 16.04.05).

Ноябрь 2011

Ссылки как послесловие:
http://www.allkriminal.ru/article/13908/606
http://www.echo.msk.ru/blog/publicpost/1005390-ec…
http://www.publicpost.ru/theme/id/2928/_zapiska_m…

 Печальное продолжение темы: Традиции святы, или Поэма о порке https://www.chitalnya.ru/work/1393067

Порка для достижений в спорте: «Старая недобрая скакалка» https://www.chitalnya.ru/work/2420008/
«Три прута против рапиры» https://www.chitalnya.ru/work/2424946/

Предисловие.
Тема порки меня интересовала с детства по двум причинам: самого наказывали и наказывали при мне. При этом порку всегда воспринимал как справедливый акт наказания, принуждения к исправлению.
В дальнейшем, с появлением интернет-сообществ по ТЕМЕ, появилась возможность общения по интересующему вопросу… и выражения своих мыслей, чувств… в тематическом сообществе на форумах выступал под ником Одессит.
Сначала писал воспоминания о своих наказаниях… Далее — рассказы по Теме.
Рассказы из серии «Репетитор» — своеобразное сочетание тематической спанк-литературы и эссе на тему «порка — воспитание в быту, в реале»
Репетитор-2 или заготовка розог.
Прошло не так много времени после прошлой порки Сергея, а его родители уже мне звонят: «Сергей опять разбаловался. Пьет пиво, ленится, пропускает занятия. Выпорите его как сидорову козу…» Эта информация меня рассердила. Ведь в прошлый раз высек не слабо. Ему мало? Ну что ж, парень… После новой порки сесть будет трудновато. Про пиво забудешь! Договорились, что пришлют Сергея ко мне завтра, в субботу для наказания. Пошел посмотреть, сколько прутьев у меня для основательного наказания ленивого ученика. Оказывается, что розог не так уж и много. Вдруг вспомнил, как заготавливал розги для себя. Бывало, что мама посылала меня самостоятельно нарезать прутья в парке. Но было и несколько раз, когда отправлялись туда вдвоем. До сих пор помню, как было стыдно стоять и держать в руках прутья, пока их нарезает мама. Любой, кто проходил в это время, прекрасно понимал, что прутья – это розги, а заготавливают их для меня. Краснел, бледнел. Такая моральная порка перед физической действовала очень хорошо. Вести себя плохо после публичной заготовки розог долго не было охоты. Решил, что устрою такое испытание Сергею. Наступила суббота. В 11.00 раздался звонок в дверь. Открываю. Стоит мальчишка, глаза уже на мокром месте, руки закрывают попу, лицо красное.
— Ну, заходи.
Сергей вошел, вернее, вполз, едва передвигая ноги, шаркая, как будто старается оттянуть страшное.
— Как поведение?
Всхлипывая, отвечает: Плохо, ленюсь…
— А еще?!
— Пиво пью, пропускаю занятия…
— И что делать с тобой?
— Пороть… — слезы уже не только в голосе, но и на щеках. — Только не сильно, пожалуйста…
— А родители твои просили, как сидорову козу. Шкуру тебе спустить!..
— Не надо шкуру… пожалуйста…
— Ну, об этом мы поговорим позже. А сейчас пойдем, заготовим тебе розги свежие, хлесткие!!!
Сергей застыл, даже всхлипы прекратил. Глаза как тарелки: А где их заготавливать?
Хотел сказать «в магазине», но шутки здесь неуместны.
— В парке, Сергей. Нарежем прутья и принесем их домой. Кстати, если ты будешь меня сердить своим хныканьем или непокорностью, прикажу нарвать крапиву и посажу на нее голым задом.
Мои грозные предостережения опять вызывают страх у мальчишки, лицо его вытягивается, губы дрожат. Жалко его? Да. Но такая жалость пользы не принесет. Сергей разбаловался, и требуется суровость, чтобы заставить его задуматься о своем поведении!!! Поэтому я не сбавляю строгий тон. Парень остолбенел. Похоже, что Сергей ожидал повторения простой порки, которую получил в прошлый раз. Посекут, пожурят и простят. Но программа действий, нарисованная мною, сулила новые неприятные впечатления. И это сбило спесь и наглость с мальчишки. Что ж, хорошо. Первый эффект достигнут: парень перестал чувствовать себя самоуверенным. Он увидел, что его ждет суровая дисциплина, а не сюсюканье! Чтобы вывести Сергея из оцепенения, я шлепаю его по попе.
— Ой, больно!
— Это еще не больно, вот розгами потом будет больно.
— Ну миленький!!!!
— А ну, замолчи, или с крапивой точно познакомишься.
Сергей полностью уничтожен. Всю дорогу до парка он бредет за мной, понурив голову. При виде кустов ивы он опять пытается хныкать, чтобы разжалобить меня. В ответ я сильно шлепаю его и добавляю громко:
— Кроме розог нарвешься на крапиву, на свою задницу!!!
Мимо проходит молодая девушка. На ее губах насмешливая улыбка. Ее реакция отрезвляет парня. Наверно он понимает теперь, что порка кроме боли может быть наполнена стыдом. Он замолкает и покорно, со страхом в глазах, держит в руках розги. Я специально выбираю розги потолще, в 3-5 мм, но гибкие и жесткие. На попе парня они оставят яркие и долгие воспоминания и следы. Сергей видимо это понимает, но страх перед крапивой удерживает его от попытки спорить или просить о снисхождении.
Я решил нарезать 20 толстых и 20 тонких прутьев, чтобы иметь запас воспитательных инструментов и возможность выбора: сечь Сергея одинарной розгой или пучком из 2-3 тонких прутьев. В зависимости от выбора розги разнится и сила удара и эффект в виде боли и следов. Сергей молча созерцает, как увеличивается количество прутьев, и в его глазах читается уже не страх, а почти суеверный ужас. Ведь он понимает, что эти гибкие прутики сыграют музыку боли на его голой попке, будут впиваться в его кожу. Такое ожидание боли само по себе действует как наказание. Парень наверняка уже мысленно дает зарок, что никогда и ни за что не будет себя плохо вести, что будет прилежно, без лени учиться. И так далее…
Наконец, я нарезал нужное количество прутьев, можно возвращаться домой. Сергей, пошли до-мой! Опять застыл, стоит весь красный от стыда и страха предстоящей суровой порки. Пришлось снова шлепнуть по попе, чтобы придать парню ускорение домой. Наверняка его мысли всю дорогу заняты только тем, что прохожие, которые видят в его руках розги, улыбаются ему насмешливо, прекрасно понимая, для чего он несет эти орудия боли. 20 минут, которые нам нужно пройти до дома, превращаются в 40 минут, поскольку Сергей едва передвигает ноги от страха, который парализует его волю. А может просто пытается любой силой отсрочить момент, когда эти страшные прутья вопьются в его голую попку…
Дома я сразу приказываю ему раздеться снизу и стать на колени. Следующие полчаса, пока я обрабатываю прутья и готовлю из них орудия воспитания, Сергей стоит на коленях, отсвечивая своими голыми ягодицами и членом, напрягшимся от страха и возбуждения. Пока Сергей стоит и думает о предстоящем болючем наказании, разбираю прутья на две части: тонкие, которые пойдут для пучков, и толстые для порки одиночной розгой. Волнующее занятие готовить розги. Для того, кто сам в свое время получал такими розгами по попе, это повод вернуться мысленно в детство, вспомнить свой страх при виде розог, свое волнение от их заготовки…
Первым делом я отмываю прутья от уличной пыли, ведь гигиена при наказании – не последнее дело. Затем обрезаю нижние части прутьев, если они сильно разлохматились, чтобы не занозить себе руки во время наказания. Далее также обрезаю слишком тонкие кончики розог, потому что они могут обломиться при порке и поцарапать попу мальчишки. Выравниваю прутья, чтобы те розги, которые бу-дут в пучке, были одинаковой длины. Наконец связываю 4 пучка по 3 прута в каждом. Я решил всыпать Сергею три порции розог: за пропуски занятий и лень – 40 розог; за пиво – 30 розог; за пререкания со мной во время заготовки розог и попытку избежать справедливой порки (злостное непослушание) – еще 30 розог. Порция, конечно, выходит внушительная. Поэтому, чтобы Сергей смог хотя бы двигаться, я решил всыпать часть ударов пучком, а часть – одинарным прутом. Пучки должны быть педагогическим разогревом. А затем уже настоящую боль добавит толстая одинарная розга. После такого угощения малому долго не захочется лениться и тратить время учебы на распитие пива.
Выношу воспитательные инструменты в комнату. При виде такого внушительного количества розог Сергей опять пытается хныкать и просить пожалеть его.
— А ну, цыц. Жалеть его… Сейчас розгой так по заднице пожалею! Руки протяни.
Сергей, всхлипывая, послушно вытягивает руки. Я связываю их у запястий.
— Пожалуйстааа…
— Хватит хныкать! Выпорю, как следует!
Для себя я уже решил, что разделю порку на две части. Сначала всыплю 40 розог. Потом дам ему отлежаться 10 минут. А потом уже добавлю остальное. И Сергей больше выдержит, и мне трудно будет без передышки столько рукой махать. Кроме того, ягодицы и нервы у шалуна и так на пределе будут после первой порции, а когда он отдохнет, то и вторая часть будет ощущаться сильней.
— Ну, лентяюга, вставай с колен и укладывайся на кровать, на живот! — Чтобы придать Сергею ускорение, мне пришлось взять его за правое ухо и приподнять.
— Уйй!.. Больно…
— Ничего, скоро твоей непослушной попе будет больнее!
— Не надо, пожалуууйййстаааа…
— Хватит выть, а то еще добавлю!!!!
Суровое предупреждение срабатывает: морщась от боли в ухе, семенит к кровати. Даю шлепок, укладывая великовозрастного шалуна на кровать. Дрожит от страха, но покорно выполняет все приказы. Наконец подготовка к наказанию окончена. Можно приступать к экзекуции.
— Слушай меня внимательно! Сейчас накажу тебя, дрянь ленивая! Получишь сначала 40 розог за пропуск занятий и лень!!!!
— Миленький, не надаааа!!!!!
В голосе мальчишки слышится панический страх перед грозящей ему поркой.
— Надо! Чтобы об учебе думал, не прогуливал, не ленился!!! Вот шкуру тебе спущу, будешь ум-ней!!!
Сережкина трусость начинает меня раздражать, причина порки – его поведение. Вместо того чтобы получить заслуженное наказание, раскаяться и думать об исправлении, он пытается избежать порку. За такие мансы точно добавлю розги. Но сейчас мне нужно успокоиться. Пороть в состоянии гнева – не лучшее дело. Так можно и до крови запороть… Делаю глубокие вдохи-выдохи. В это время Сережка продолжает хныкать, пытаясь вымолить себе поблажку.
— Цыц, охламон! — шлепаю его по попе. — Расслабь задницу и думай об исправлении. Вздумаешь громко кричать или просить об уменьшении ударов, уши оторву и по губам надаю!!!
Мой суровый тон и угрозы вынуждают мальчишку замолчать, только попка судорожно вздрагивает в ожидании первого удара. Поднимаю розгу вверх и с силой опускаю точно посередке сережкиных ягодиц…
— Уйййааааа!!!!
— Чего визжишь? Думать надо было…
— Больноооо…
— Это только начало, теперь будет больней!!!
Не обращая внимания на поросячий визг, издаваемый великовозрастным лентяем, даю без перерыва 10 сильных ударов, от которых нижняя часть попы Сергея становится сплошь багровой. Задница начинает вертеться из стороны в сторону. Видно, что парень пытается спрятать попу от жгучих ударов. Но делает этим только хуже самому себе – удары ложатся не только на мякоть ягодиц, прутья достигают боков, а там всегда больней и следы держатся дольше.
— Не вертись, лентяюга!!! Терпи порку мужественно!
— Не могу тееерпеть, (шмыг) больноооо!!..
Визг переходит в вой, тело содрогается не только от боли, но и от рыданий. Однако меня этим концертом не проберешь. Тот, кто сам бывал порот, знает, что вся музыка связана со страхом, а не с раскаянием наказанного. Нужно бить больней и не уменьшать силу ударов. Только очень сильная пор-ка заставит образумиться и исправиться! Поэтому я продолжаю драть Сережку, стараясь наносить удары розог с оттяжкой, чтобы впечатление от боли и след были яркими! Эффективность такого мето-да порки подтверждается тем, что к концу первых двадцати розог Сергей уже не просто орет, а начинает просить прощения и оценивает свое поведение.
-Не буду лениться!.. оооййй, не бууудууууу проооопууускааать!.. аааййй!.. заааняяятияяяя!!!!!..
— Не будешь, конечно, попой будешь помнить то, что не усвоил мозгами!
Меняю розгу на свежую и продолжаю полосовать непослушную попу, хозяин которой также про-должает меня уверять в своем раскаянии и готовности исправиться. Чтобы его благие намерения не забылись, я секу размеренно, повторяя угрозы «выдрать как сидорову козу», «спустить шкуру» и, наконец, самое страшное – «выпороть при его дружках и подругах». Порка сама по себе не сладкое лекарство, а уж стыд от публичности…
Тон вопящего Сергея становится умоляющим: «не буудууу, не нааадооо при девчонках и ре-бяяяятааахххх!!!..»
— Тогда берись за ум, иначе забудешь, когда задница бывает белой! Будешь ходить с пунцовой или полосатой попой…
Для подкрепления наношу сразу пять сильных ударов. От каждого из них попка парня подскакивает, а рот в свою очередь издает вопли. Еще удары по середине ягодиц, а самый последний десяток розог – на нижнюю часть попы и на ляжки. Там больнее и памятнее! От боли малый дергает теперь и задницей, и ногами.
— Ну, герой, ноги держи вместе, а то получишь по хозяйству.
Страх получить розгой по мошонке или члену вынуждает Сергея сократить амплитуду дерганий. Поэтому самые последние удары ложатся на распластанное тело парня.
И лишь сильные крики Сергея завершают первую порку аккомпанементом пению гибких, секу-чих, болючих и потому таких полезных для воспитания РОЗОГ!!!!!
— Ну, хватит реветь… Благодари за порку и целуй розги!!!
Подсовываю к зареванному лицу Сергея свою руку с розгой. На запястье капают слезы из глаз парня, дрожащие губы касаются розог, затем моей руки. Заплетающимся языком Сергей бормочет слова благодарности за «справедливую порку», клянется «не лениться», «не прогуливать занятия», «быть хорошим»…
— Будешь хорошим, потом, после порки, когда сесть не сможешь! Ну, за лень и прогулы ты рас-считался попкой. Теперь полежи и подумай о своем поведении. А через 10 минут тебя ждут розги за пиво и попытку избежать порку.
— Не наааадаааа боольшееее… я не выыыдееержуууу столько роооозоооооооог…
— Раньше думать надо было. И не командуй мне тут… Я решаю, что и сколько ты получишь! Или тебе захотелось удвоить количество ударов, а затем на горох коленками?
— Проостиии! Я нееее буууудууу сооопрооотииивляяятьсяяяя… Тоооолькооооо не удваааааивай поркуууу ииии не гооорооооох…
Каждое слово, произносимое Сергеем, растягивается от плача и икоты. Чтобы успокоить его истерику, я даю ему попить воды. Постепенно парень успокаивается. Только выпоротая попка вихляется из стороны в сторону: так он пытается охладить ее и уменьшить боль.
Я сажусь на диван отдохнуть. Нелегкая работенка – воспитывать парня. Разминаю пальцы и разрабатываю кисть правой руки. Затем массирую правую руку выше локтя. Попутно разглядываю испоротую задницу парня, чтобы решить, как теперь его пороть. Белой кожи не осталось, попка вся по-крыта полосами и багрового цвета. Однако чтобы не просечь до крови и наказать эту попу с не меньшей силой, надо заранее определить, где можно сечь. Самый верх ягодиц, переходящий в поясницу, трогать нельзя – здесь копчик и опасная близость почек. Остается бить по ляжкам, а когда спадет багровость с ягодиц, добавить там. Кроме того, теперь нужно всыпать сразу 60 розог, а это больше ударов, чем в первой части наказания. Да уж, работенка.
— Ну, парень, держись. Неделю после экзекуции не сядешь… Зато будешь умней и трудолюбивей.
И чего жалеть Сергея? Мне самому так вкладывали ума в задние части, что мама не горюй. 10 минут пролетают быстро… Интересно, какие мысли сейчас занимают голову шалуна? В его годы, стоя на коленях, я думал о своем поведении и намечал, что нужно сделать для исправления. А уж если после перерыва следовало получить добавку, тогда… Не будем лукавить, бывали идеи упросить маму отложить продолжение порки, если попа болела очень сильно; но были и мужественные мысли вытерпеть всю порку до конца, очистить совесть и не возвращаться к теме. Но, то я, а Сергей?.. Всхлипывает, попку сжимает…
— Сергей, ты думаешь исправляться? Ведь я не шучу: теперь будешь постоянно получать розги за малейшую провинность. И драть буду так больно, что сидеть не сможешь!!!
— пожааалуййстаа, ну не надо драть… Я будууу хоорооошииим…
— Ну, разнылся, как девчонка, терпи заслуженное наказание. Все дело в твоем поведении: не прогуливай занятия, не ленись, не пей пиво. Тебе учиться нужно и головой думать… А если голова не думает, то чем отвечать?
— Заадниицей!..
— Правильно. Понял, наконец. Ладушки, поговорили, теперь продолжим порку. Тебе, красавец, за пиво рассчитаться предстоит и за нюни свои, за попытку избежать розги. Запомни, если провинился, то выдерут. И никогда не пытайся избежать справедливую порку. Будь мужчиной!!!
— Будуу…
— Проверим, как ты выдержишь. Сейчас получишь 30 горячих за пиво.
— Ой, как много, у меня уже вся попа болит…
— Так, я не понял, кто тут обещал быть мужественным? Вот тебе за пиво!.. — даю первый удар по ляжкам…
— Уууууйййаааа… бооольнаааа!!!!
— Конечно, больно, так бывает за пиво!!! И еще раз, и еще много раз!!!
Не обращая внимания на жалобные вопли, мольбы, клятвы и прочую «музыку», исполняемую секомым Сергеем, деру его розгами. Однако на ногах с оттяжкой бить не надо, можно быстро порвать кожу. Тут и обычного удара достаточно, чувствительно. Попа малого отдыхает, зато ноги выдают перепляс. Пару раз Сергей их так сильно раскидывает в стороны, пытаясь увернуться от розог, что есть риск попасть по набухшей мошонке.
— Эй, герой, ноги держи вместе, а то по хозяйству схлопочешь!
— Не наадооо тааам, — в панике верещит Серега.
— Не надо, согласен, тогда держи ноги вместе!
Теперь парень старается меньше вертеться, из опасения, что розги достанут его мужское достоинство. Зато и розги ложатся прямо на обе ляжки. Это видно и по следам, которые оставляет розга: ярким, багровым, припухшим!!! О вкусах не спорят, но есть в этом деле и своя эстетика. Выпоротое тело как картина мастера, где нет ни одного лишнего мазка, каждый след прута несет в себе смысл боли и страдания кожи… Страдания, которое ведет к исправлению того, на чьей коже нарисован этот узор. Хотя, тому, кого секут, не до эстетики. В нем говорит лишь боль, и реакция, как правило, одна – дерганья тела, вопли, визг. И… одна мысль – поскорей бы это закончилось!
На вторую порку уходят 3 пучка розог. Можно было бы сделать еще перерыв, тем более что Сережка ревет белугой, и невозможно толком разобрать его клятвы исправиться. Но, у меня нет времени растягивать порку на весь день. Наконец, задница парня уже не такая багровая, отдохнула. Значит можно пороть по ней. Перед тем, как начать третью порку, спрашиваю Серегу, осознал ли он пагубность распития пива или нужно добавить?
— Неет, нееее нааадааааа!..
В этом возгласе слышится так много страха, однако, еще не раскаяние. Поэтому для порядка даю 10 ударов штрафных. После них зареванный мальчишка божится и клянется всем на свете, что близко не подойдет к пиву и забудет его вкус!!! Ладно, поверим.
— Кончай реветь. Сейчас будешь отвечать за свою трусость и попытки избежать порку. Предупреждаю, что меня твоей рев и мольбы не впечатляют и не убеждают! Всыплю все 30 розог без пощады. Если не хочешь провести полчаса затем на горохе, удержись от просьб не драть или смягчить наказание. Ты сегодня меня достал своим поросячьим визгом.
Ответом мне становится только рыдание Сереги и судорожные вздрагивания его тела.
— Ну, понял?
— Дддааа…
— Вот и хорошо! Продолжим.
Для наказания сережкиной попы я вновь беру толстые одинарные прутья. Такая розга сама бьет сильно, и одинарный прут легче удерживать, когда поднимаешь его вверх и опускаешь на попу провинившегося. Чтобы напомнить малому, что его наказывают, я снова секу с оттяжкой, вытягивая по обеим половинкам непослушной попы. Попа вертится, сжимается, старается увильнуть, избежать удара. Но это не удается, потому что я бью не сразу, а когда задница замедляет свое верчение. Таким образом, каждый удар обжигает обе ягодицы, перечеркивая их рубцами.
Парень вопит во всю глотку, но без слов, одними междометиями «ааааааайййййй, оооооооойййй, яяяяяяааааа…» Ему, конечно, не сладко получать целых тридцать розог по уже испоротой заднице. С учетом 30 горячих по ляжкам, общая сумма достигает 100 ударов. Однако такое наказание вполне по силам его организму и соответствует тяжести и возмутительности его проступков. Хуже было бы оставить хоть один проступок ненаказанным или проявить жалость. Суровость, безжалостность и неотвратимость болючей порки – вот ГАРАНТИЯ ИСПРАВЛЕНИЯ и РАСКАЯНИЯ Сергея!!!
Я не читаю ему нотаций, давая парню возможность сосредоточиться на боли, которая раздирает его мягкое место. Пусть полностью, без отвлечения ощутит ее и заречется совершать то, за что его так наказали!.. Вполголоса отсчитываю удары: «17, 18, 19, 20…» Меняю прут и последнюю десятку розог наношу наискосок, перекрещивая попку Сергея по диагонали. По опыту своих наказаний знаю, что такие удары больней ощущаются поверх старых, поскольку розга задевает уже вспухшие рубцы. Кончик прута пару раз попадает по ляжкам, вызывая и более сильный вопль, и резкие дерганья ног. «26, 27, 28, 29…» Тридцатый удар даю с максимальной силой, но не объявляю его вслух, чтобы Сергей не расслаблялся.
— Ну, крикливая, ленивая и трусливая тварь! Подумал о своем поведении? Какой урок ты для себя вынес от сегодняшнего наказания?
Вопросов конечно много для сильно выдранного мальчишки. И все-таки, он должен теперь сосредоточиться и убедить меня в том, что раскаялся во всем и обязательно исправится. Кроме этого, необходимость внятно и подробно ответить заставит успокоиться и прекратить рыдания. В общем, польза от такой тактики есть! Первые слова, которые пытается из себя выдавить Сергей, представляют смесь всхлипов и ойканий… Тогда я грозно переспрашиваю: «Чтоооо?!!!!» Мой тон, сулящий продолжение экзекуции, вынуждает парня прекратить рев, успокоиться и начать отвечать на мои вопросы:
— Обещаю, ооой, исправиться, аааах, не лениться, уууй, не прогуливать, маааамочки, как боооольно, не пить пиво, аааххх, не трусить перед розгой (всхлип)!!!!!!!!..
— А теперь без ойканий и «мамочек», иначе будет больней!!!
Собрав все свои силы, Сережка повторяет свою тираду, добавляя «клянусь», «обещаю», «никогда не буду лениться…» и в таком роде.
— Ладно, а если ты нарушишь свои обещания, как нужно с тобой поступить?
Вот он самый страшный момент: Сергей сам должен вынести себе на будущее приговор – ПОР-КА – и сделать это внятно и покорно!!!! Он это понимает и с ужасом в голосе произносит:
— Если я нарушу свои обещания, меня нужно… (он глубоко вздыхает и почти на одном дыхании выпаливает) выпороть розгами!»
— Как именно выпороть?
Сергей должен усугубить свой приговор, чтобы он стал для него неотвратимым и ужасным возмездием! Снова глубокий вздох… и:
— Выдрать меня как сидорову козу, шкуру мне спустить!..
Только теперь его наказание завершено… Готовность получить справедливую порку за свои провинности, вот главное доказательство РАСКАЯНИЯ и ПОСЛУШАНИЯ Сергея!!!! Это гарантия, что ему долго не захочется нарушить порядок – лениться, прогуливать, отвлекаться от учебы на пиво и девочек! Кроме того, когда он все же совершит проступок, ему уже невозможно будет пытаться избежать Порку! Он это понимает!
— Ладно, теперь можешь встать!
Морщась от нестерпимой боли, всхлипывая и охая, поднимается Сережка со своего «эшафота». Разумеется, ему было бы сейчас желательно подставить свою задницу цвета сваренной свеклы под ледяную струю воды, чтобы она притушила боль и сняла воспаление… Однако, такое облегчение своих страданий он еще не заслужил. Придется постоять на коленях полчаса, целовать все розги, мои руки… и одеть на попу штаны… Одежда для него сейчас также страшна, поскольку будет беспокоить испоротую кожу. Все еще всхлипывая и сдерживая рыдания, он опускается на колени как будто на раскаленную сковородку. Нет, горох я ему не подкладывал, зато кожа на ягодицах пару раз сильно натягивается, вызывая стоны от пронзительной боли!.. По щекам начинают снова течь слезы. Я ощущаю их на своей руке, когда Сережка ее целует, бормоча слова благодарности за мою суровость и справедливость. Розги, уже давно высохшие от взмахиваний и соприкосновения с пылающей попкой парня, вновь намокают от его слезинок. Чтобы предотвратить истерику, я ласково кладу левую руку на голову Сережи, глажу его и говорю:
— Ну, малыш, не надо слезок! Успокойся!
В ответ он упирается головой мне в ногу, бормоча, как ему больно, как он раскаивается и обещает быть хорошим, чтобы не было так больно…
— Ну, молодец, что понимаешь это! Не плачь! Упокойся и постой на коленках, чтобы попка остыла…
Я откладываю розги на кровать, а затем развязываю сережкины руки. В попытках освободить руки от веревки во время порки он сильно их затянул. Приходится приложить усилия… и вот запястья парня свободны. Он пытается потереть свою страдающую попку руками, но я его останавливаю:
— Нельзя! Руки за голову и стой так…
Это необходимо, чтобы он не смог смягчить впечатление от розог. Правда, эти потирания и так не приносят пользы. Но порядок, есть порядок. Полчаса быстро пролетели. Я помогаю Сереге подняться. Он дрожит от напряжения, но это реакция на стояние на коленках.
— Одевайся, малыш! Пойдем к тебе домой, и покажем твоим папе с мамой, как ты наказан.
От стыда перед тем, что его родители все узнают и увидят его испоротую попку, Сережка краснеет, и его лицо теперь только немного светлее задницы. Снова со стонами он надевает на тело штаны, без трусов, туфли, и мы выходим на лестничную клетку. В руках я держу прутья, которыми наказывал Сережу, чтобы отдать их его родителям. При виде розог он вздрагивает, в глазах читается ужас от воспоминаний, как больно они бьют непослушных мальчишек.
— А зачем вы взяли розги?
— Отдам их твоим родителям как доказательство твоего наказания, а ты покажешь им свою попу со следами от этих розог.
— Мне будет очень стыдно!
— Вот и хорошо, такой стыд тебе долго не даст забыть о сегодняшней порке!
Парнишка снова краснеет, уже ярче. Хотя его испытания на этом не заканчиваются: в подъезде нет лифта, и малому придется спуститься на два этажа вниз, ощущая с каждым шагом по лестнице боль на своей попке. Этот путь у него растягивается на 5 минут и сопровождается стонами и новыми слезами. Наконец, мы подошли к двери его квартиры, и я позвонил в дверь. Она открылась почти мгновенно, словно родители Сережки ждали под нею.
— Принимайте своего шалуна!
Красный от стыда он входит домой, постанывая и плача.
— Ну, сынок, получил по заслугам? – встречает его репликой отец.
— Да!.. – пряча от стыда глаза, произносит Сережка и всхлипывает.
— Тогда показывай, как тебя наказали! — это уже реплика его матери.
Обычно считается, что матери жалеют своих детей и защищают их от порки (ну, не про мою маму)… Однако сережкины фортели заставили ее забыть о сочувствии и стать сторонницей суровых экзекуций для отпрыска. Парень спускает штаны до колен и поворачивается к родителям наказанной попкой. Да!.. Видимо даже они не ожидали такого эффекта…
— Сильно кричал во время порки?
— Терпимо… Свое он получил сполна. И сам повторил, что его ожидает за повторение проступков.
— Правда, Сережа?
Заливаясь краской и запинаясь от стыда, парень произносит: «Да!..»
— И что тебе полагается? — это спрашивает его отец, а мать добавляет: — Ну, не мямли, будь мужчиной!
Стараясь не запинаться, Сергей повторяет свой приговор полностью и без напоминаний:
— Если я провинюсь, меня нужно выпороть розгами как сидорову козу, шкуру мне спустить!!!
— Вот, так лучше, — повеселевшим голосом комментирует сережкин папа.
И мама добавляет: — И семь шкур с тебя спустим!!!! Чтобы умным стал, образованным и послушным!
— Ну, иди в комнату и снимай штаны, — добавляет отец.
— Зачем? – в панике спрашивает Сережа.
— Постоишь дома на коленках с голой попой, а мы с мамой на тебя посмотрим, как тебя здорово наказали. Поблагодари за заботу, это же сколько сил надо, чтобы так наказать.
— Спасибо!!!!
— На здоровье, шалун! Храни эти розги на память и не забывай, как больно они секут по попам непослушных и ленивых мальчишек.
— Мы их у него в комнате на стенку прикрепим, чтобы постоянно их видел и не забывал, — добавляет мама Сережи.
— И пока не понадобятся новые!!!.. — с угрозой в голосе намекает его папа.
Сергей вздрагивает от этих намеков, но молча идет в комнату, снимает там штаны совсем и становится на колени. Его родители расплачиваются со мной за порку сына и еще раз благодарят за то, что я «всыпал их лентяю по первое число!» Я прощаюсь с ними и говорю Сергею:
— До свидания, Малыш! До первого твоего проступка…
Сережины папа с мамой улыбаются, а парень вздрагивает и отвечает мне: — До свидания!.. Я буду послушным!!!
«Посмотрим». Только что-то мне говорит, что свидание наше будет скорей, чем хочется наказанному парню. Последнее, что мне видно перед уходом, это отражение в трюмо в передней: Сергей на коленях, голый снизу и с напрягающимся пенисом… До скорого свидания!!!!