В бане с девчонками рассказ

В баньке на даче совместно с тетушками

Хочу рассказать что со мной приключилось несколько лет назад, когда Я сдал школьные экзамены за 9 класс. Меня пригласила одноклассница Марина к себе на дачу отметить окончание учебного года. Я согласился, так как было скучно, а там я надеялся развлечься. Когда я приехал на дачу, оказалось что там еще находятся 4 мо-их одноклассницы: Яна, Аня, Людмила и Настя, которых она тоже пригласила, так как они были её подружки.

Родители Марины уехали в город оставив нас одних. Так как было жарко хоть и было начала июня Мы всей компанией решили пойти на речку искупаться. Девчонки разделись и пошли купаться, я же остался на берегу караулить вещи. Когда девчонки искупались я пошел поплавать. Затем мы все стали загорать на берегу, играя в карты. Я при этом вглядывался в стройные фигурки девчонок в купальниках представляя их без них. Но это были всего лишь мысли. Затем мы пошли на дачу.

Вечером Марина сказала, что приготовила баню, чтобы можно было по-мыться. Девчонки стали о чем-то совещаться. Я же стал готовиться идти в баню, когда девчонки закончат мыться. Внезапно Марина сказала мне: Пойдем в баню вместе с нами! Я спросил что она имеет в виду. Она сказала, что они посовещавшись решили предложит мне помыться вместе с ними в голом виде.

Мы заметили как ты нас разглядывал на пляже, так вот это твой шанс увидеть нас пятерых голенькими. Я сказал что надо подумать. Она сказала — докажи нам, что ты нормальной ориентации, а то парни из класса а их было еще 6 считают тебя голубым они то уже все занимались сексом с девчонками. Мы так не думаем вот и решили тебя проверить. Я решил согласиться, так как другого шанса увидеть столько девчонок голыми уж точнее не предвидится. Я сказал что согласен. Когда баня нагрелась девчонки стали собираться мыться сказав мне, что она зайдут первыми а потом меня позовут. Они зашли в пред-банник и стали раздеваться, было слышно, что они с шумом вошли в баню.

А затем зашел в предбанник и тоже стал раздеваться. Не успел я раздеться до трусов как дверь бани приоткрылась, выглянула голова Марины которая сказала: Снимай трусы и заходи. Я решительно снял плавки и зашел в баню. И оторопел – Моим глазам предстало 5 полностью голых девочек. Которые во всю стали разглядывать мою письку, которая тут же поднялась. Я тоже откровенно начал разглядывать их прелести. У всех были хорошо развитые титьки, а между ног густая растительность. Марина сказала мне разглядывай нас сколько хочешь, а когда наразглядываешься, и твоя писька опуститься тебя ждет сюрприз.

Они стали просить меня побить их веником, что я стал делать с большим удовольствием разглядывая их титьки и лобки. Девчонки сначала слегла смущались быть при мне голыми, но потом смущение исчезло. Через минут 40 моя писька действительно опустилась. Девчонки это заметили и Марина сказала: У нас к тебе деликатный вопрос? Разрешишь ли ты нам потрогать твои половые органы? Меня хватила дрожь. О она продолжила: Мы предлагаем тебе пощупать наши титьки и лобочки,

Рассказ про баню зимой с женщиной

. Солнце еще не встало, а Мишка уже был на Барсучьем бору. Там, километрах в трех от деревни, стоял пустующий домик серогонов. Мишка сделал еще ходку до деревни, притащил рыбацкие снасти и, вернувшись назад, замел еловым лапником свои следы.

Теперь он чувствовал себя в безопасности, затопил жаркую буржуйку, наварил картошки, с аппетитом поел.

Солнце стояло уже высоко, когда он отправился к реке ставить верши. С высокого берега открывалась неописуемая красота лесной речки, укрытой снегами. Мишка долго стоял, как зачарованный, любуясь искрящимся зимним миром. На противоположной стороне реки на крутом берегу стояла заснеженная, рубленая в два этажа из отборного леса дача бывшего директора леспромхоза, а ныне крутого бизнесмена –лесопромышленника. Окна ее украшала витиеватая резьба, внизу у реки прилепилась просторная баня. Дача была еще не обжита. Когда Мишка уезжал в Питер, мастера из города сооружали камин в горнице, занимались отделкой комнат. Теперь тут никого не было. И Мишка даже подумал, что хорошо бы ему пожить на этой даче до весны. Все равно, пока не сойдет снег, хозяевам сюда не пробраться. Но тут же испугался этой мысли, вспомнив, что за ним должна охотиться милиция.

Он спустился к реке, прорубил топором лед поперек русла, забил прорубь еловым лапником так, чтобы рыба могла пройти только в одном месте, и вырубил широкую полынью под вершу.

Скоро он уже закончил свою работу и пошел в избушку отдохнуть от трудов. Избушка была маленькой, тесной. Но был в ней особый лесной уют. Мишка набросал на нары лапника и завалился во всей одежде на пахучую смолистую подстилку, радуясь обретенному, наконец, покою.

Проснулся Мишка от странных звуков, наполнивших лес. Казалось, в Барсучьем бору высадился десант инопланетян, производящих невероятные, грохочущие, сотрясающие столетние сосны звуки. Мишка свалился с нар, шагнул за двери избушки.

— Путана, путана, путана! — гремело и завывало в бору.— Ночная бабочка, но кто ж тут виноват?

Музыка доносилась со стороны реки. Мишка осторожно пошел к берегу. У директорской дачи стояли машины, из труб поднимались к небу густые дымы, топилась баня, хлопали двери, на всю катушку гремела музыка, то и дело доносился заливистый девичий смех.
У Мишки тревожно забилось сердце. Он спрятался за кустами и, сдерживая подступившее к горлу волнение, стал наблюдать за происходящим.

Он видел, как к бане спустилась веселая компания. Впереди грузно шел директор их леспромхоза, следом, оступаясь с пробитой тропы в снег и взвизгивая, шли три длинноногие девицы, за ними еще какие-то крупные, породистые мужики. Скоро баня запыхала паром.

Изнутри ее доносилось аханье каменки, приглушенный смех и стенания.

Наконец, распахнулись двери предбанника, и на чистый девственный снег вывалилась нагишом вся развеселая компания. Мишкин директор, тряся отвислым животом, словно кабан пробивал своим распаренным розовым телом пушистый снег, увлекая компанию к реке, прямо в полынью, где стояла Мишкина верша.

Три ображенные девицы оказались на льду, как раз напротив Мишкиной ухоронки. Казалось, протяни руку и достанешь каждую.
От этой близости и вида обнаженных девичьих тел у Мишки, жившего поневоле в суровом воздержании, закружилась голова, а лицо запылало нестерпимым жаром стыда и неизведанной запретной страсти.

Словно пьяный, он встал, и, шатаясь, побрел к своему убогому пристанищу. А сзади дразнил и манил волнующе девичий смех и радостное повизгивание.

В избушке смолокуров он снова затопил печь, напился чаю с брусничным листом и лег на нары ничком, горестно вздыхая по своей беспутной никчемной жизни, которая теперь, после утреннего заявления по радио, и вовсе стала лишена всякого смысла.

Мишка рано остался без родителей. Мать утонула на сплаве, отец запился. Сказывают, что у самогонного аппарата не тот змеевик был поставлен. Надо было из нержавейки, а Варфоломей поставил медный. Оттого самогонка получилась ядовитая.

Никто в этой жизни Мишку не любил. После ремесленного гулял он с девицей и даже целовался, а как ушел в армию, так тут же любовь его выскочила замуж за приезжего с Закарпатья шабашника и укатила с ним навсегда.

А после армии была работа в лесу, да пьянка в выходные. Парень он был видный и добрый, а вот девиц рядом не случалось, остались в Выселках одни парни, девки все по городам разъехались. Тут поневоле запьешь! Уж лучше бы ему родиться бабки Саниным козлом! Сидел бы себе на печи да картошку чищеную ел. Ишь, в кабинете ему студено!

Мишке стало так нестерпимо жалко самого себя, что горючая слеза закипела на глазах и упала в еловый лапник.

. Ночью он вышел из избушки, все та же песня гремела на даче и стократным эхом прокатывалась по Барсучьему бору:

«Путана, путана, путана,
Ночная бабочка, но кто ж тут виноват?»

Столетние сосны вздрагивали под ударами децибелл и сыпали с вершин искрящийся под светом луны снег. Луна светила, словно прожектор. В необъятной небесной бездне сияли лучистые звезды, и, ночь была светла, как день.

Мишку, будто магнитом, тянуло опять к даче, музыке и веселью. И он пошел туда под предлогом перепроверить вершу. Ее могли сбить, когда ныряли в прорубь, или вообще вытащить на лед.

Директорская дача сверкала огнями. берега Мишка видел в широких окнах ее сказочное застолье, уставленное всевозможными явствами. Кто-то танцевал, кто-то уже спал в кресле. Вдруг двери дачи распахнлись, выплеснув в морозную чистоту ночи шквал музыки и электрического сияния.

Мишка увидел, как кто-то выскочил в огненном ореоле на крыльцо, бросился вниз в темноту, заскрипели ступени на угоре, и вот в лунном призрачном свете на льду реки он увидел девушку, одну из тех трех, что были тут днем. Она подбежала к черневшей полынье, в которой свивались студеные струи недремлющей речки, и бросилась перед ней на колени.

Мишка еще не видывал в жизни таких красивых девушек. Волосы ее были распущены по плечам, высокая грудь тяжело вздымалась, и по прекрасному лицу текли слезы.

Вновь распахнулись дачные двери, и на крыльцо вышел мужчина:

— Марго! — крикнул он повелительно.— Слышишь? Вернись! Видимо, он звал девушку, стоявшую сейчас на коленях перед полыньей.
— Маля! — повторил он настойчиво,— Малька! Забирайся домой. Я устал ждать.

Девушка не отвечала. Мишка слышал лишь тихие всхлипывания. Мужчина потоптался на крыльце, выругался и ушел обратно. Девушка что-то прошептала и сделала движение к полынье.

Мишке стало невыносимо жалко ее. Он выскочил из кустов и в один миг оказался рядом с девицей.

— Не надо! — сказал он деревянным голосом.— Тут глубоко. Девица подняла голову.
— Ты кто? — спросила она отрешенно. От нее пахло дорогими духами, вином и заграничным табаком.
— Мишка,— сказал он волнуясь.
— Ты местный?
— Живу тут. В лесу,— все так же деревянно отвечал Мишка. Девица вновь опустила голову.
— А я Марго. Или Маля. Путана.
— Это, стриптизерша, что ли?
-Да нет. Путана.

Мишка не знал значения этого слов и решил, что путана — это фамилия девицы.

-Ты, это, не стой коленками на льду-то,— предупредил Мишка.— А то простудишься.

Девица вдруг заплакала, и плечи ее мелко задрожали. Мишка, подавив в себе стеснение, взял ее за локотки и поставил рядом с собою.

— Слышишь, Мишка,— сказала она вдруг и подняла на него полные горя прекрасные глаза.— Уведи меня отсюда. Куда-нибудь.
И Мишка вдруг ощутил, что прежнего Мишки уже нет, что он весь теперь во власти этих горестных глаз. И что он готов делать все, что она скажет.

— У меня замерзли ноги,— сказала она.— Погрей мне коленки. Мишка присел и охватил своими негнущимися руками упругие колени
Мали. Ноги ее были голы и холодны. Мишка склонился над ними, стал согревать их своим дыханием.

— Пойдем,— скоро сказала она.— Уведи меня отсюда скорее.

— Они поднялись по тропе в угор. Неожиданно для себя Мишка легко подхватил ее на руки и понес к своему лесному зимовью. А она охватила его руками за шею, прижалась тесно к Мишкиной груди, облеченной в пропахшую дымом и хвоей фуфайку и затихла.
Когда Мишка добрался до избушки, девушка уже глубоко спала.

Он уложил ее бережно на укрытые лапником нары и сел у окошечка, прислушиваясь к неизведанным чувствам, полчаса назад поселившимся в его душе, но уже укоренившимся так, словно он вечно жил с этими чувствами и так же вечно будет жить дальше.
Маля чуть слышно дышала. Ночь была светла, как день. За окошком сияла прожектором луна.

Дачная баня

Я разомлела в тепле и задремала вполглаза. Горячая доска перестала жечь спину. Не хотелось даже потягиваться. В ногах на полке стоял чайник; вода в нем исходила паром. Лень было сесть и удовлетворить любопытство — кипит или нет?

В парную без стука вошел Саша с обмотанным простыней торсом, с двумя вениками в одной руке и с кружкой в другой.
— Ойк! — вякнула я и резво перевернулась на живот.
Горячий воздух от быстрого движения обжег колени. Я осторожно поправила войлочную шапку и стала украдкой наблюдать за Сашей из-за плеча, из-под полусомкнутых ресниц. Парень оказался хорошо сложенным, в теле, с курчавыми волосами на груди и животе. Мои губы бессовестно растянулись в улыбке, и я спрятала лицо.
— Ну, как? А, Иринка? — поинтересовался Саша.
— Бить будешь? — лукаво спросила я, приподняв голову.
— А ты как думала?

Саша надел грубо пошитые варежки, налил из кружки квасу в ковш с водой и плеснул в отверстие наверху печи. Прозрачный пар с резким шумом рванулся вверх и в стороны, обдал меня жаркой волной. Маленькую парную заполнил дразнящий запах хлеба. Саша легонько похлопывал меня двумя вениками, помахивал ими, гоняя вокруг меня горячий хлебный дух. Безобидные похлопывания становились крепче и настойчивее, воздух обжигал ноздри, дышать стало тяжело. Я запросила пощады.
— Лежи, — приказал мой мучитель.
— Я. Ох. Ох.
Я стонала, не в силах произнести ни слова. Хозяин снова поддал пару.
— Переворачивайся, — сказал он.
— У!
— Переворачивайся, кому сказал!
Это был приказ. Я послушно перевернулась на спину и прикрыла соски ладонями, не потому, что стеснялась — мне уже было безразлично — а потому что их невыносимо жгло. Я задыхалась, воздуха не хватало. Легкие сокращались почти вхолостую.
— Ох.

В голове панически металась только одна мысль: «Умру. Умру. ». Саша негромко смеялся и продолжал беспощадно стегать меня вениками. Происходящее казалось мне ненастоящим, стены парной — мультяшными, нарисованными. Я уже ничего не соображала, когда Саша отложил веники, крепко взял меня за предплечья, поднял с полки и поставил на ноги. Мельком я увидела кипящую в чайнике воду. Парень, все так же поддерживая меня за предплечье, вывел из бани — в чем была, нагишом — и запихал меня в ванну с родниковой водой, которая лилась туда из природного источника. Вода чистая, студеная, с голубинкой, сладковатая на вкус. Холода я не почувствовала.

Из ванны я выбралась самостоятельно, Саша деликатно вернулся в баню. В предбаннике кое-как набросила на себя простыню и в полном бессилии рухнула на скамейку. Вытянулась на ней, насколько позволяла длина. Спасибо, жива осталась. Только сейчас обнаружила, что на мне так и красуется банная шапочка. Стянула ее, подсунула под голову. Тело затопила жаркая волна — последствие ледяной ванны. Казалось, я выдыхала огонь. Из парной доносились хлесткие удары веником — мой банщик взялся теперь за себя. Никакого сравнения с городской баней, с ее толчеёй, холодной раздевалкой и неприятным запахом в душной парилке.

Саша выскочил из парной, в два шага миновал моечную и пронесся мимо — бордовый, исходящий паром, с березовым листом на ягодице. С улицы донесся мощный всплеск и молодецкое уханье.
Вернулся, спрятав достоинство в горсти, по-пингвиньи ссутулившись. Задвинул зад за дверь моечной и позвал:
— Пошли, Ириш!
— Куда?
— Как куда? Мыться.
С распаренного лица капала вода, один глаз мигал, другой вращался. Я вдруг поняла, что стесняюсь наготы, и его, и своей. Удивилась — что это я, ни с того, ни с сего, стеснительной стала?
— Не.
— Ну, как хочешь. Пей квас и иди мойся, я отдохну пока.

Так мы и мылись — по очереди, запоздало стесняясь друг друга. Саша ходил в парилку еще. Баня настолько меня измотала, что я не знала, как выбраться из моечной, как одеться. Побрела в дачный домик, где и упала на кровать.

Ужин я приготовила заранее, перед баней, на летней кухне. Кухонька аккуратная, с нарисованным на всю стену пейзажем, с занавесками. В углу на табурете стояла гитара. Теперь мы с Сашей ужинали и рассказывали друг другу о себе. Познакомились мы два года назад. Точнее, только видели друг друга на судне, где Саша в то время был третьим помощником. Я принесла капитану таможенные декларации. Затем я видела его на корпоративном новогоднем вечере, он как раз списался на берег. Мы даже о чем-то побеседовали. И с тех пор стали здороваться, если видели друг друга в пароходстве или на улице.
Теперь он признался, что боялся подойти. Я удивилась:
— Почему?
— Ну, ты такая. Такая.
— Да ну тебя. в баню. Ты уже второй помощник, и такую ерунду говоришь, — рассмеялась я.

Саша — парень видный. На новогоднем вечере девчонки из соседнего отдела «висели» на нем, как собаки на медведе.
— Чш! Не шуми, — шикнул он. — Потревожишь на ночь домового — он спать не даст, пугать будет.
— Да ну?
— Не веришь? Здесь домовой живет. Как братан приедет с друзьями отдыхать, нашумят, а потом всю ночь слушают, как домовой по даче ходит и всё роняет.
Я смеялась, не верила. А вот брат — это уже интересно.
— У меня тоже брат есть, младше на три года, — сообщила я.
— Мой тоже младше на три года, — обрадовался Саша. — А ты заметила, что у нас родинки на руках совпадают? Вот эти четыре штучки?
Родинки и впрямь совпадали, и это казалось важным.
— Знаешь, а ты мне всегда нравился. Улыбчивый такой, как солнце ясное.
«А еще добрый и по-мужски агрессивный», — мысленно добавила я.

Парень потянулся за гитарой, но я его остановила:
— Саша, я чуть живая после бани. Давай-ка я помою посуду и уже лягу. Завтра споешь мне.
Он засмеялся:
— Понравилась банька-то? Иди, ложись. Посуду сам помою. Успеешь еще.
Последнее замечание я пропустила мимо ушей и поплелась на второй этаж, где стоял старый-престарый диван, навечно разложенный. Дача мне нравилась. Поселок маленький, тихий, с аккуратными ветхими домиками, в основном двухэтажными. Стояла тишина, только за стенами посвистывала неугомонная птичка да с летней кухни доносилось приглушенное бряцанье посуды.
Саша пришел минут через двадцать. Торопливо разделся в темноте, забрался под одеяло. Я забилась в самый угол, отвернулась от него, испуганная и счастливая.
— Ты где? — сорванным голосом спросил Саша. Нашел меня, перехватил рукой поперек живота и потянул к себе.

. Я барахталась в густой паутине и никак не могла из нее выбраться. Я боюсь паутину до полусмерти, как же меня угораздило в нее залезть?! Задыхаясь от ужаса, я судорожно размахивала руками. Сзади подошел Саша и выдернул меня из тенёт. Крик ужаса вырвался из моего горла, я услышала его со стороны и не узнала собственный голос — ничего человеческого в крике не было. Села на кровати, тяжело дыша, вся в испарине, холодной и липкой. Саша проснулся, тоже сел, обнял меня.
— Сон, Саша. приснилось мне.
— Домовой, домовой, ты зачем ее напугал? Это моя жена. Не пугай больше.
Какая жена?
— Это домовой, не бойся, Ира. Он безобидный, пугает только.
Сейчас я готова была поверить во что угодно.
— Он больше пугать не будет?
— Не будет. Один раз, и все. Я же ему сказал.
— Никогда во сне не кричу. Я свои кошмары смотрю молча. В первый раз, честное слово!
— Всё, всё, не бойся. Спи.

Мы улеглись. Саша тут же уснул, а я лежала без сна, удивляясь, почему он назвал меня женой. Ухаживает за мной всего неделю. Несерьезно все это. Мне, конечно, пора было уже остепеняться, что-то решать со своей сумбурной, бестолковой жизнью. Я наслаждалась личной свободой и пользовалась ею, как мне заблагорассудится. Жизнь в гражданском браке мне не понравилась. В глубине души я хотела замуж — «по-настоящему», потому как «неофициальный» брак я ни на грош не ценила. С сожителем рассталась, потосковала и забыла. Исполнять обязанности супруги больше не хотелось. Кухня, посуда, уборка вгоняли меня в тоску. Какая из меня жена? Выйду замуж за Сашу — придется не просто готовить, а готовить вкусно, посуды будет в два раза больше, уборки тоже. Придется стирать его носки и гладить рубашки, приноравливаться к его предпочтениям, недостаткам и многое терпеть. Еще не знаю, что именно. А еще он вчера сказал, что хочет двоих детей. Это ужасно. От мысли, что несколько лет я не буду принадлежать самой себе, каждая клеточка моего тела запротестовала. Нет, не хочется.

Я прислушалась — не бродит ли по даче домовой? Стояла такая тишина, что шумело в ушах. Я приткнулась к горячей Сашиной спине, еще непривычной, и заснула.

Сахалинская июньская ночь выстудила воздух, утро накрыло дачный поселок туманом. Я проснулась рано. Лежала, притихнув под Сашиным боком, слушала птичий щебет и чириканье. Улыбалась. Ни о чем не хотелось думать. Распаренные в бане косточки и мышцы до сих пор томились в неге.
Проснулся Саша. Еще глаза не открыл, полез целоваться — Ира, Иришка. Подмял меня под себя. На лице — радостная улыбка. Самое сладостное соитие любви — утреннее, когда тело проснулось только наполовину, слепая страсть за ночь немного притушена, зато не спит зрячая нежность.

Утомившись, Саша с неохотой выпустил меня и поднялся:
— Печку надо топить.
Я откинула одеяло с намерением встать, вякнула от холода и юркнула обратно.
— Не май месяц, — пошутил хозяин, быстро оделся и с грохотом спустился на первый этаж. Я лежала в тепле, слушала, как он кочегарит печку. Рядом бродили мысли, толковые и не очень, я лениво отгоняла их прочь.

Когда в домике потеплело, я оделась и отправилась умываться. Вышла на порог, постояла. Туман окутал березки и елочки вокруг дачи, прикрыл массивный стол со скамьями и длинные грядки. Серый дым из трубы перемешивался с белесым туманом. Рядом с крыльцом росли ландыши, чуть подальше — громадный ковер незабудок. «Вот выйду за него замуж — буду пахать на этих грядках», — подумала я, испортила себе настроение, поежилась от сырого холода и пошла в баню.

Там было тепло и сухо, и я с удовольствием умылась. Расчесаться не удалось. Волосы от родниковой воды стали мягкими, пушистыми и слушаться не желали. «Чего ради я решила, что он собирается на мне жениться? — думала я. — Мы же не в сказке. Успокоил меня ночью, чтобы я не боялась, только и всего. Да и замуж надо по любви идти. А сердце молчит». Удовлетворившись этой мыслью и расстроившись окончательно, я побрела на летнюю кухню готовить завтрак.

Печка уже топилась и там. Я затеяла гренки. Пришел Саша, собственнически ухватил меня за бока, так, что я пискнула, уселся на рассохшийся табурет.
— Что приснилось-то?
— А, — отмахнулась я. — Паутина. Будто я в ней бултыхаюсь, а ты меня вытащил. Боюсь ее так, что аж ноги отнимаются.
— Нашла чего бояться. Я вот — смеяться будешь — гусей боюсь. В детстве на меня в деревне гусь напал, страх так и остался.
— А что это ты меня женой назвал? — не утерпела я.
— Так ты же здесь надолго!
— Почему?
— Домовой только своих пугает. Мы, когда дачу купили, все поначалу страшные сны смотрели. Орали по очереди. Потом перестали. Сколько гостей у нас ночевало — никому ничего не снилось. Так что, Ир. — Саша развел руками и засмеялся. — Думай, что хочешь. Когда мне за тобой ухаживать? Через неделю — в море. Дождешься?
«Нет, Саша, это ты думай, что хочешь. Ошибся твой домовой. Да и на кой далась тебе гулящая девка? Мало того, что гулящая, так еще жадюга, выпивоха и показушница».
— Я ужасная, Саша, ты просто не знаешь.
— Славная, добрая! И готовишь вкусно.
Саша напился чаю с гренками и забренчал на гитаре.

Ну что тебе сказать про Сахалин?
На острове нормальная погода.
Прибой мою тельняшку просолил,
И я живу у самого восхода.
(Слова Михаила Танича)

Я остро ощущала тоненькую, призрачную нить, протянувшуюся между нами еще неделю назад, и опасалась шевельнуться, чтобы не порвать ее неосторожным движением, вздохом. А Саша пел, глядя на меня влюбленными глазами — бархат и масло, и его сильный, свободный голос отрывал меня от земли.

Спустя год, в мае или июне, я с домовым поговорила. Думала, разговариваю с Андрейкой, восьмилетним Сашиным кузеном. В домике на втором этаже перегорела лампочка. Вечером я в полумраке разбирала белье, кому что стелить, и болтала с Андрейкой, который поднялся вслед за мной. Вернее, я говорила, а он не отвечал, только хитренько улыбался и бесшумно расхаживал туда-сюда. Как потом оказалось, кузен все это время общался внизу со своей теткой, моей свекровью.

А ведь неспроста рожица у домового была такая хитрющая — ведь он оказался прав.
Ну, а баня. Никуда она не делась и сладости своей не растеряла. Одна из радостей нелегкой супружеской жизни.

Ещё немного про Риту – юную работницу бани.

Я уже писал, что долго жил в небольшом уральском городе стотысячнике и там, с женой , пристрастились к бане и парной. Выбрали самую новую баню и каждый выходной, а я, бывало и чаще, стали посещать её. Конечно по разным отделениям. Тогда совместных бань ещё не было.

В мужском отделении работала неприметная женщина, аккуратная и добросовестная. Работу свою выполняла, не придерёшся, вот, только не смелая. Ни как не могла отпроваживать незваных гостей в виде гардеробщицы, уборщицы с женского отделения, их подружек и прочих «проверяющих». Не хотела и не могла ни с кем ругаться.

Была у неё дочка – девчонка лет n-n. Она часто захаживала к маме, особенно по будним дням. У них был один ключ на двоих. Жили они скромно. На новый замок средств не хватало. Так и менялись ключом. Баня работала с десяти часов и мама уходила позже дочки, отправившейся в школу. А Рита, идя со школы, заходила к ней и забирала ключ. Она была как неприметная мышка. Зайдёт не заметно, возьмёт ключ и на выход. Иногда задерживалась попить чайку и перекусить чего ни будь. Никаких нареканий, её поведение не вызывало. Завсегдатаи даже привыкли и спрашивали, у Ирины Александровны, так звали маму Риты, что с дочкой случилось, не захаживает.

Позже, когда Рита подросла, она стала помогать маме в уборке раздевалки. А работы было много. Особенно в осенне-весенний период, когда дожди и распутица. Естественно, за обувью, тянулась грязь и отделение приходилось часто мыть. Рита носила маме Ире воду и выливала грязную. Да и сама, бывало, швабру тягала. На выходных помогала маме мыть окна и шкафы. А потом сама ими занималась. Конечно приходилось постоянно ходить и работать рядом с мужчинами, но у последних, это обстоятельство, не вызывало ни протеста, ни нареканий.

В бане всегда было тепло, даже жарковато. Поэтому ни Рита, ни её мама, брюк и колгот не носили. На Рите был короткий приталенный халатик и, она, в нём, смело приседала, наклонялась и даже поднималась на подоконник, когда мыла окна или шкафы. На ней были строгие, без глубоких вырезов, серые, а чаще чёрные, трусики. Надо сказать, что, при таком ритме работы, какой соблюдала Рита, они мелькали постоянно, но ни кто не видел в этом, ничего соблазнительного и не порядочного, до того всё было буднично и естественно. Но, наверное, кто-то на это обратил внимание и, возможно, сделал замечание либо ей, либо маме и Рита, начала носить шорты. Было видно, что ей не совсем удобно в них. Жарковато. Она часто вытирала лоб и махала ладошкой вместо веера. Мужики заметили изменения и предложили плюнуть на пустые замечания и ходить, как ей нравится. Это приободрило Риту и она расширила свой, рабочий, гардероб. Появился короткий, лёгкий, светлый халатик и белые трусики, которые симпатично так, просвечивались сквозь токую материю. Впрочем, отношение к ней не изменилось. Ни кто, не видел в ней, больше, чем девчонку, помогающую маме, в поддержке чистоты и порядка, в помещении.

Проявилась и другая способность Риты. Как-то она мыла шкафы, а рядом вытирался, полотенцем, мужчина и то ли, ногу не правильно повернул, то ли ещё что, но мышцы, выше колена свело и он зашипел от боли. Рита бросила тряпку и начала, уверенно, массировать отвердевшие мышцы, стараясь не задевать член, хотя это и не всегда получалось. Она умело работала руками, разминая, так же, ягодицы и поясницу. Посетители, с интересом наблюдали за процедурой, признавая ловкость и умение девчонки. Вскоре судорга отступила и мужик рассыпался в благодарностях. На вопрос, где она так научилась, так ловко делать массаж, Рита ответила, что у бабушки, часто, подобное случалось и она помогала, ей, снять боль.   Авторитет Риты, ещё более укрепился, а в следующее посещение «больным» бани, Риту порадовал замечательный тортик, от него.

Бывали и смешные случаи с участием Риты. Как-то она сильно спешила куда-то, а дело было осенью и помещение приходилось часто убирать. Рита быстро водила шваброй, умело варьируя между лавками и без конца извиняясь. Но тут, из моечной, вышел вальяжный гражданин и пошёл к, своему, шкафчику. А Рита как раз, убирала там. Он отвлёкся и получил, концом швабры точно между ног. Мужик, как пылесос, втянул, в себя. воздух и с ещё большим шумом выпустил его:

— Прямо по яйцам, ёкарный бабай!

Рита перепугалась и залепетала не внятно:

— Ой-йой. Извините пожалуйста. Я Вам, холодненького приложу … Ой, предложу.

Все вокруг грохнули от смеха, а мужику, даже легче стало. Он, тоже улыбнулся:

— Да если бы и приложила, то и не отказался бы.

Конфликт был улажен, так и не успев разгореться. Зато потом, когда Рита, даже спокойно и не спеша, мыла пол, к ней, сзади, ни кто не подходил. Осторожничали.

А ещё, Рита, показала себя остроумной и весёлой девушкой. Как-то убирала она, между лавками и один парняга, решил сострить, приподняв пальцем, её, халатик. Рита оглянулась и строго посмотрела на него. Но шутник повторил свою выходку, когда она возвращались. Рита остановилась, поставила швабру и строго посмотрела на хулигана. Все думали, что она отвесит хорошего тумака, нахалу, но Рита поддёрнула халатик и заправила его в трусики:

— Смотри, пока глаза не по-вылазят.

Мужики начали стыдить, поддёргивать шутника и успокаивать Риту, но она одёрнула халат, только после того, как окончила уборку вокруг обидчика.

Парняга долго извинялся и Ирина Александровна, попросила Риту простить его. А на следующее, своё, посещение бани, нарушитель спокойствия, принёс пирожное, в красивой упаковке, на что Рита сказала, что бы сладким, её, не угощали — фигуру бережёт. Она и тут показала, своё, благородство. Обидчик, ставший на путь исправления, отведал содержимого коробки, с вкусным чайком, который поднесла, ему, Рита.

А вот ещё случай поднявший авторитет Риты, на необъятную высоту.

Рита тогда уже училась в техникуме, но продолжала помогать маме. Тем более на улице была весенняя распутица и полы приходилось мыть постоянно. Дело было на выходных и к вечеру, посетителей заметно поубавилось. Никто не хотел мочить ноги, а утренний морозец сошёл на нет и всё поплыло. В самый разгар уборки заглянула женщина из гардероба и позвала  маму Риты, к телефону. Через пару минут она пришла и сообщила, что позвонили соседи и сказали — приходили из техникума, от тренера по волейболу, спросили, где найти Риту и что кто-то там, выбыл из состава команды и надо срочно ехать на соревнования, в другой город. Ирина Александровна показала Рите бумагу с номером телефона, который оставили соседям:

— Просил перезвонить.

— Я сама – и Рита, взяв записку, побежала в гардероб, где висел телефон.

Пришла озабоченная, но решительная. Оказывается, одна участница, волейбольной команды, получила травму,  но скрыла от всех, надеясь на обезболивающие. Но при более тщательном обследовании, всё обнаружилось и девушку пришлось даже госпитализировать. Тут тренер и вспомнил за Риту, которая сразу попала в резерв команды за отличную игру. Это все заметили, с первых занятий физкультуры. Короче:

— Выручай Рита – кричал в трубку тренер – Из резерва ты самая лучшая. И учти. Некоторые полтора-два года ждут основного состава, а ты сразу, с первого курса залетаешь.

А потом, немного сбросив пар, добавил:

— Да ты намного лучше некоторых из основы. Только на тебя и надежда.

Конечно, отказа не последовало.

Рита всё объяснила маме:

— Через два часа надо быть или возле техникума, где будет автобус или бегом сразу к поезду, на вокзал. Вокзал ближе. Если не буду успевать к автобусу, побегу сразу туда. Тренеру от соседей позвоню. Турнир на пять дней, без дороги. Всё оплачено и жильё и питание.

Рита была вся мокрая от пота, со смешно так, сбитыми волосами на голове.

— Так. Быстро в моечную. Некогда в женскую или отдельный номер, который кстати ещё и закрыт. Тебе ещё домой забежать, сумку собрать надо. Раздевайся, а я с мужчинами поговорю.

Она прошлась по раздевалке и моечной и объяснив кратко ситуацию, попросила разрешить дочке быстро ополоснуться, а то на поезд опоздает. Естественно отказа не было.

Рита, завернувшись в полотенце, пошла к свободной кабинке и извинившись принялась тщательно вымываться. Ясное дело, что даже те мужички, что уже обсыхали, собираясь домой, вдруг решили ещё раз помыться. Мылась Рита долго, постоянно поворачиваясь под душем и подымая руки, смывая мыло. В процессе мытья, она объяснила свою поспешность, а так как среди посетителей оказались любители волейбола, получился интересный разговор.

Обратно Рита шла, уже не прикрываясь. А зачем? И так все всё увидели.

А её, потом, ещё долго поздравляли, так как команда заняла третье место, в столь представительном турнире. А тренер, в местной газете, расхвалил столь удачную замену.

— Теперь всё волейболисты, в эту баню ходить будут – подтрунивали над Ритой мужики. А она только улыбалась.

Кстати. Рита приходилось иногда, мыться при мужчинах, но это только когда сильно спешила куда-то. А так, они, с мамой, всегда ждали конца работы и спокойно расслаблялись в парной и под душем.

Денис Донгар

Женская баня в деревне — это совершенно уникальный ритуал. Конечно же речь идёт об общественной бане, куда собирается весь коллектив прекрасной половины человечества данного населённого пункта. Обычно это, если так можно выразиться таинство совершается в пятницу, ну а в субботу соответственно воздействию пара и горячей воды подвергаются брутальные представители.

Так вот, очередная пятница в Соломенной началась по своему обычному распорядку. Женщины всех возрастов стали подтягиваться к бане с разных концов деревни с тазиками, вениками и прочими банными принадлежностями. Казалось бы, что в этот день у селянок произошло настоящее преображение на почве гигиены. У всех было прекрасное настроение, причём это касалось как прибывающих в баню женщин, так и убывающих из неё. И в самый разгар помывочной действо три крепких парня насильно притащили туда извивающиеся в их руках тело.

— Кого это неразлучная троица тащит? — тучная женщина в цветастом платке на голове спросила у своей попутчицы на пути в баню.

— Кажется дядю Ваню несут.

Собеседницей было сухопарая доярка Вера.

— И на кой чёрт они его в баню в наш то что день? Перепутали чего? — Ольга Павловна от недоумения даже остановилась перед порогом.

— Наверное не сюда, а в лесок. У мужиков в свои забавы, пойдёмте уже…

Худосочная явно торопилась попариться.

— Эх шельмецы, вечно у них какие-то проказы в голове. Ведь у жил лбы здоровые вымахали, — дородная селянка махнула в их сторону рукой.

В это время из двери бани на выход направлялась Машка Шаповалова. дородная девушка была ровесницей парней. В деревне её часто звали Шапой. Про таких говорят кровь с молоком.

— Серёжка, вы чего удумали?! — воскликнула бывшая одноклассница удерживающему дергающиеся ноги дяди Вани.

— Иди уже Машка домой. У нас дело есть важное, — Тужилин явно не был склонен к продолжительному разговору.

— Ты сегодня особенно общительный, — Машка удивлённо смотрела на происходящее.

А потом был занос брыкающегося тело дяди Вани в предбанник. Через несколько секунд начался визг внутри. Громкие женские возгласы продолжались около минуты, а потом вдруг наступила пауза и какие-то перешептывания со смешками. Выскочившие на улицу парни приперли дверь и пытались разобрать, что происходит внутри. По их расчёту дядя Ваня должен был огрести по полной, именно эту цель преследовала неразлучная троица. Однако последующая реакция была очень противоречивой…

Началась эта история за несколько дней до этого события.

На улице стояла прекрасная летняя погода, невдалеке слышалась игра гармониста и заливистый девичий смех.

— Дядя Ваня опять выдаёт на своём инструменте, — Пашка лениво потянулся разведя руки в стороны.

— Доиграется этот гармонист скоро, — в голосе Мишки чувствовалось недовольство.

— А чего тебе не нравится? — в разговор вступил Сергей.

— Слишком много важничает. Можно подумать, что все девки его.

Рыжеволосый и веснушчатый парень от досады почесал затылок.

— Тебе хочется, чтобы Ксюха к нему не бегала, тоже мне ревнивец нашёлся.

Весёлое подначивание завершилась лёгкой потасовкой Пашки и Мишки. Эти двое были братьями-погодками Семёнавами и их приятель. Серёжка Тужилин всегда держался вместе с ними. В деревне Соломенной эту троицу все жители считали неразлучной.

Когда братья успокоились, сидя на траве разговор продолжился.

— Помните, как дядя Ваня в прошлом месяце на свадьбе Краскиных устроил музобоз? — Сергей улыбнулся.

— Ещё бы. В тот раз жених огонь от Степана, а Нинка тоже получила по сопатке, когда разнимала их, — Пашка с большим энтузиазмом потирал ладони. — Слушайте, а я от Стёпки не ожидал. Подумаешь Нинка выбрала Кольку.

— Там наверное за девку мать всё и решила. Так у них и не было ничего особенного, пару раз рассвет встретили на берегу реки. Подумаешь любовь, — Мишка с безразличием вертел в руках травинку.

— Свадьба без драки, как похороны без покойника, — Сергей философски почесал лоб.

— Да, и деньги на ветер ещё, — Пашка дружелюбно толкнул брата в плечо.

— А по мне так гармонист в деревне человек больше вредный, чем полезной, — Мишка с недовольством слушал доносившийся звук баяна.

— И какие есть предложения по этому поводу? — Сергею надоело нытьё друга и он бросил пристальный взгляд в его сторону.

— Может устроим какую каверзу? — предложил за брата Павел.

— Это я уже понял… Вопрос в том, какую? — Тужилин вопросительно взглянул на другого Семёновна.

— Я тут подумал… — Михаил потёр подбородок тыльной стороной кисти. — Может в баню к бабам сунем этого музыканта, пусть его там помоют с усердием наши девки.

Сергей с Павлом заржали как жеребцы.

— Слушай, а ты голова, — брат откинулся на траву во весь рост.

— А по мне так…это извращение какое-то, — в голосе Тужилина почувствовалось ответственность.

Сергей был единственным в этой компании, кто мог не поддаваться порыву чувств. Этот парень отличался своими умственными способностями. Вот и сейчас Тужилин стал моделировать последствия, ведь девки ни за что на свете не простят парням такую выходку. Для многих из них предстать голыми перед чужим мужчиной равносильно бесчестью, что и говорить, патриархальные деревенские устои трудно осовременить простой толерантностью.

— Знаешь совестливый ты наш, большинством голосов решение принято, — Мишка весело улыбался в предвкушении шутливой забавы.

— И обжалованию не подлежит, — поддержал брат.

— С вами Семёнавами спорить себе дороже, но помните, что я предупреждал, — Тужилин недовольно покачивал головой в стороны.

— Это мы ещё посмотрим, — в один голос сказали братья.

— Нужно план мероприятий разработать, — Сергей пытался придать осмысленности предстоящей акции возмездия.

— Так есть уже план, — Мишка от нетерпения стал яростно начёсывать затылок.

— Делись, — брат внимательно смотрел на говорившего.

— Позовём дядю Ваню поближе к бане, скажем что решили провести добровольную акцию в честь дня чистоты и гигиены, — Семёнов младший озарился улыбкой.

— Предлагаешь нам веселить женщин после бани? — Пашка ещё не до конца понял ход мысли брата.

— Блин. Это мы дяде Ване скажем, а когда он своими ножками подойдёт к бане, мы его испеленаем, потом и внутрь сунем, — Мишка с победным взглядом смотрел на друзей.

— Про своими ножками здорово придумано, не нам же его тащить через всю деревню, — Сергей представил себе всю картину и улыбнулся.

— Не только тебе умные вещи генерировать, — Семёнов младший буквально поймал минуту славы.

— Всё-таки злобный ты хорёк Мишка, нам ведь дядя Ваня этого никогда не простит, — в голосе Тужилина чувствовалось сомнение в правильности предстоящих действий.

— Не дрейф. Нас трое, а он один. Ничего переживём, — Пашка горой стоял за брата.

— Вот попомните мои слова. Ксюха после этого вообще на нас всех проклятия нашлёт. У неё бабка такими вещами занимается, — Сергей решил предпринять ещё одну попытку, чтобы отговорить братьев Семёновых от опрометчивого поступка.

— С тобой или без тебя, а мы обязательно провернём это, — Мишка бросил взгляд на брата, чтобы тот оказал ему поддержку.

— Однозначно! — Пашка для убедительности кивнул два раза головой.

— Вот же черти. Ладно, я с вами, как и всегда, — Тужилин вплотную подсел к Мишке. — Давайте детали обсудим, время и всё такое…

После довольно тщательного обсуждения плана операции друзья решили разойтись по домам. Завтра пятница и всё нужно сделать в точности, как решили сейчас.

— Слушай Мишка, а ты и впрямь считаешь, что Ксюха с дядей Ваней это самое, — Сергей вопросительно смотрел на друга. — Мне кажется, что она всегда к тебе неровно дышала.

— Блин, я не потому. Просто, если гармонист перестанет девкам голову пудрить своими музыками, то у меня больше времени появится для… — парень говорил с большим смущением.

— Для прогулок вдоль реки, — продолжил фразу брата Пашка…

— В тебе гибнет настоящий политик, такие комбинации разрабатываешь, — Сергей на прощение пожимал руки братьям Семёновым.

Удивительно, но ребята так увлеклись своим планом, что даже не заметили важные перемены в деревне, а ведь было над чем задуматься.

Ещё вчера дядя Ваня собрал свой тревожный чемоданчик, как он называл вместительный рюкзак из брезента. Этот незатейливый предмет используемый в основном в туристической экипировке в советскую эпоху был заполнен не только одеждой. Дядя Ваня собирался погостить у родственников в соседнем районе. Они проживали также в деревне, а потому образ жизни ввели аналогичный.

Гармонист ещё на прошлой неделе съездил в райцентр, там он прошёлся по рынку и нескольким магазинам. Нужно всем гостинцев купить: бабам платки, мужикам домино, а деткам конфет. Мысли дяди Вани были традиционные для сельского человека собирающегося навестить родственников.

Как ни странно, но в Соломенной почти никто не обратил внимание на то, что дядя Ваня навострил лыжи куда-то. Но почти никто — это не тоже самое, что никто, а вот этой самой почти и стала Ксюха Мухина. Именно в сторону этой девушки неровно дышал Мишка. Конечно же девушка прекрасно знала, что Семёнов младший ревнует её не то к гармонии, не то к будёновским усам дяди Вани. Девушка была достаточно бойкая собой и когда она узнала, что гармонист указывает на недельку-другую из Соломенной, то сразу же и придумала один розыгрыш.

«Подобью-ка Вальку на забаву. Подруга издалека очень похожа на дядю Ваню. У неё даже походка какая-то мужская, а у меня ещё со школы дома есть грим и накладные усы с бородой, парики. Не зря же я последние три года ходила в клуб, там то в драмкружке мне достались эти несметные богатства по перевоплощению. Давно уже думала как каверзу какую-то сотворить и вот пожалуйста случай наконец-то подвернулся знатный,» — мысли девушки вызвали у неё широкую улыбку.

— Валюша, ты мне подруга или так себе? — Ксения игриво смотрела на бывшую одноклассницу.

— Что за подкат? Говори уже, чего нужно от меня? — Круглова явно почувствовала, что сейчас её будут против воли привлекать к чему-то не очень приличному.

— Не бойся, никого грабить и убивать не нужно. Просто повеселимся, — в голосе Мухиной чувствовалась особенная таинственность.

— Что-то подсказывает мне, что дело нечистое, — девушка нахмурила брови.

Подруга прекрасно знала характер Ксении, а потому уже понимала, что им предстоит совершить что-то не совсем правильное, такое что может кому-то очень даже не понравится.

— Хочу неразлучную троицу разыграть, — Мухина не стала долго томить Валентину.

— Это можно. Что за план? — Круглова и сама не прочь была подшутить над Пашкой к которому испытывала особую симпатию.

— Смотри, тебе нужно будет перевоплотиться в дядю Ваню, — Ксения для убедительности приставила к верхней губе пучок травы изображая густую волосяную растительность на лице гармониста.

— Мне усы отрастить что ли? — Валька никогда не отличалась особой сообразительностью.

— Что-то вроде того, только отращу тебе их я сама. Помнишь про мои лицедейские подвиги в школе? — девушка игриво подмигнула собеседнице.

— Кто ж не помнит, тогда вся деревня гудела несколько дней, — Круглова заливисто засмеялась.

Действительно пару лет назад Ксюха перевоплотилась на несколько часов в деревенского главу администрации Тимофеича. Тогда она очень ответственно подошла к искусству лицедейства. Почти месяц она тренировала походку и голос мужчины средних лет. Выбор на него попал исключительно из-за схожести антропометрических параметров. У девушки и сельского головы были почти одинаковый рост и вес. На эту мысль её натолкнуло как-то баба Маня, которая сослепу в сумерках обратилась к девушке:

— Тимофеич, поготь.

Этого и было достаточно, чтобы пытливый и склонной к авантюризму ум Мухиной сразу же сработал на розыгрыш. Тогда она натренировала до полной идентичности голос и походку Михаила Тимофеевича. После этого она подобрала схожую одежду у родителя, нанесла нужный грим, наклеила неизменные усы и кустистые брови пшеничного цвета. Осталось дождаться вечерних сумерек, чтобы особо зрячие и внимательные не увидели подвоха.

Два часа она бродила по центральной улице Соломенной неузнанной, с ней здоровались и обменивались незначительными фразами односельчане и только один участковый нечаянно выросший, как из-под земли перед переодетой девушкой смог установить факт подлога.

— Тимофеич ты же домой пошёл пять минут назад. Как здесь то оказался? — бдительный участковый очень внимательно смотрел прямо в глаза мнимого главы администрации.

— Так это мне вечерний моцион нужно каждый день делать…

Ксюха играла до самого конца.

— Это… с каких пор ты стал печься столь усердно о здоровье, — намётанный взгляд улавливал какие-то несоответствия, что выразилось и в интонации голоса.

Профессионал ещё не справился с должным анализом полученной информации, однако стал более внимательно осматривать собеседника и только после того, как сама девушка не выдержала комичности ситуации и прыснула, подлог был раскрыт.

— Ну шельма ты Мухина, даже меня смогла одурачить, — участковый широко улыбался…

Сейчас Ксения и Валентина вспомнили тот забавный случай. Круглова после того как просмеялась вспоминая лица озадаченных односельчан всё-таки согласилась стать соучастницей нового розыгрыша.

— Ладно Ксюха, дадим прикурить парням. Пусть знают наших.

Девушка представила лицо Пашки, когда он узнает правду и снова рассмеялась.

— Вот и чудненько подруга.

Первый шаг в многоходовой операции был совершён.

А потом был целый день перед банной пятницей, когда ряженый дядя Ваня на берегу реки и в деревне выдавал настоящий музыкальный концерт. Хорошо что Валька умела исполнять массу композиций на баяне. Кстати, инструмент и одежду девушки заимствовали у односельчанина, благо тот никогда не закрывал свою избу на замок, считая это излишеством.

— Откуда в Соломенной взяться ворам? Достаточно подпереть входную дверь поленом, чтобы не отворилась сквозняком и какая животина не забрела, или птица не залетела, — любил говорить соседям дядя Ваня, когда те указывали ему на беспечность.

Именно такое поведение и стало причиной непримиримости Мишки к гармонисту:

— Ксюха, как приклеенная с этим дядей Ваней. Ни на шаг не отходит от него. Пора преподать урок этому старпёру. Девчонке только восемнадцать исполнилось, а этому уже на пенсию скоро.

По логике Семёновна младшего всем мужчинам старше его лет на 15-20 уже пора было готовиться к внукам и завалинке.

Мухина все просчитала очень точно. Как и предполагала главная деревенская лицедейка: ревнивый парень не потерпят такого хамства и станет предпринимать активные действия.

— И что ты думаешь он сделает? — интересовалась подруга во время редких перерывов своего музицирования.

— Ясно что, какую-нибудь гадость, — Ксения игриво смотрела на девушку с баяном.

— Надеюсь не побьют меня или в реку не бросят… Я плавать не умею, — в глазах Вальки появился настоящий испуг.

— Не бойся, я же с тобой рядом буду всё время, — Мухина красочно представила себе лицо мнимого дяди Вани, если его будут раскачивать над крутым берегам реки для того, чтобы сбросить на глубину.

— Тебе смешно, а мне страшновато, — Круглова явно опасалась выходок братьев Семёновых.

— Говорю не дрейф, значит ничего страшного не произойдёт. Обещаю!

***

Ксюха не забывала регулярно осматривать окрестности в поисках неразлучной троицы. Новоявленный гармонист очень похоже пародировал местную достопримечательность, поэтому у Валентины имелись все основания считать себя в зоне риска. Одна надежда была лишь на то, что подруга вовремя успеет вмешаться.

Однако и парни оказались, как говорится не лыком шиты.

— Мишка, есть идея как Ксюху от дяди Вани отлепить на время? — брат прекрасно понимал, где в их плане имеется самое тонкое место.

— Конечно, — Семёнов-младший победно смотрел на брата и Сергея.

— Иии???… — Тужилин бросил недоверчивый взгляд на главного идеолога их мероприятия.

— Нужно её просто отвлечь, — Михаил от нетерпения переминался с ноги на ногу.

— Просто, — передразнил Сергей. — Это как так? Никто из нас не справится с этой задачей. Ксюха умная, она не поведётся ни на какие наши уговоры.

— Важно подговорить кого-нибудь из независимой публики, — парень загадочно улыбался.

— Да говори уже понятно, тоже мне госплан, — брат толкнул его в плечо.

— Нужно на слабо давить. Она девушка азартная, сразу поведётся, — Мишка дал очередную подсказку.

— А конкретней? — Сергей начал догадываться, но хотел уточнить детали.

— Можно крикнуть, что тонет кто-нибудь например… — Мишка почесал кончик носа, что бывало с ним только в минуты крайнего мыслительного напряжения. — Пацанчиков нужно подключить. Можно братьев Карповых. Один будет изображать тонущего, а другой вопить на всю Соломенную, что тот не умеет плавать. Думаю что пол кило шоколадных конфет хватит для подкупа детворы.

— Ну искуситель блин, — Пашка с восторгом смотрел на брата, который обычно не отличался особенной сообразительностью.

— Вот что значит любовь, — сказал Сергей с улыбкой.

— Пацаны, обещаю с того момента, когда гармониста наши бабы растерзают и выкинут с позором из бани буду вашим вечным должником, — Мишка с трудом выдал столь длинную тираду.

— Это само собой, — брат подмигнул Сергею.

Удивительно, но план Мишки сработал безукоризненно. Как только Ксения услышала, что жизнь ребёнка в опасности она тут же забыла о мнимом дяди Вани. Не прошло и секунды, как девушка стремглав бросилась с крутого берега в воду и быстро поплыла в сторону изображающего утопления мальчишки. Спасательная операция заняла всего то минут пять. Однако и этого времени было достаточно, чтобы три крепких парня схватили липового дядю Ваню вместе с его инструментом и насильно потащили к бане…

— Жаль, что план с доставкой своим ходом не стал приоритетным, — Сергей прекрасно понимал, что тащить к месту назначения дергающегося гармониста будет нелегко.

— Ладно, справимся. Ноги придерживай, лягается чёрт усатый шибко, — Пашка еле справлялся с напором Валентины норовящей въехать ему коленом в ухо.

— Блин, хорошо что кляп в рот засунули. Чуть палец не откусил гад, — Мишка держал жертву за руки и внимательно следил, чтобы ему не расквасили нос.

Когда наконец-то груз был доставлен по месту назначения и водворён куда следует, друзья счастливо улыбнулись друг другу. Дорога от реки до бани не стала для них лёгкой прогулкой, поэтому следовало сначала отдышаться. Совершив свою шутку неразлучная троица стала с нетерпением ждать хоть какой-нибудь реакции. Однако уже через пару минут стало ясно, что их план не сработал. Зайти в баню было нельзя, поэтому стали тихо обсуждать последующие действия.

— Правду говорят, что бабья душа потёмки, — Пашка задумчиво скрёб подбородок.

— Что-то мы не предусмотрели. Может они его это… — Мишка тревожно посмотрел на друзей.

— Что ты имеешь ввиду? — Сергей ковырял носком сандалии рыхлую землю.

— Не знаю я ничего, — Семёнов младший явно нервничал…

Приближался вечер и время закрытия бани. Ребята терпеливо ждали, когда последний посетитель выйдет на улицу, чтобы проверить всё изнутри. И вот показалась Валька Круглова. Раскрасневшаяся девка вышла на крыльцо и с широкой улыбкой посмотрела на обескураженных молодых людей.

— Куда дядя Ваня делся? — не выдержал Мишка.

— Съели его, — весело ответила та и заливисто засмеялась.

Парни перегоняя друг друга устремились внутрь здания. Каково же было их удивление, когда обшарив все снизу доверху они ничего и никого подозрительного не нашли.

— Вот же чёрт усатый… — подытожил поиски Сергей.

— Ага, — вторили ему братья.

Целую неделю парни совершившие шутку ходили в полном недоумении…

Но вот вернулся из поездки к родственникам и сам гармонист. Началось повторное расследование. Оказалось, что та девушка, что сказала съели его и была ряженным дядей Ваней. Как же вся деревня шутила потом над неразлучной троицей. Иногда парням начинало казаться, что они уже навсегда останутся посмешищем в Соломенной…

Среда, 26 марта, 2014 (9 лет назад) | Добавить в закладки |

93

|

Николай КРАСИЛЬНИКОВ

В детстве я не любил две вещи — парикмахерскую и особенно баню. Не потому, что нужно было стричься, а потом мыться… Нет, нет! Меня пугало другое: сопутствующие им неприятные переживания. Какие? Если интересно, послушайте.

До пяти лет мама купала меня дома. Нагревала на примусе в большой кастрюле воду. Затем нагретую воду переливала в оцинкованное корыто, разбавляла её холодной — ванна готова! Тут и начинала свирепствовать надо мной мочалка и буйная мыльная пена. Иногда было горячо, глаза щипало, но я стойко, пусть сквозь слёзы, терпел. Когда уж было совсем невмочь, визжал, и мама усмиряла свой пыл.

Настоящие испытания начались гораздо позже, когда меня повели стричься. Парикмахерская находилась не близко, на Кукче. Парикмахер дядя Хаим усадил меня на высоченное кресло, повязал вокруг шеи простынку и нацелил свои усы на маму:

— Как стричь баранчука, под коленку или оставить чубчик?

Мама почему-то сочувственно глянула на меня, потрепала за вихры и вздохнула:

— Под коленку.

Не успел я сообразить, что означает пароль под «коленку», как электрическая машинка зажужжала над моей головой, больно жаля, словно десятки ос. Реветь было стыдно, и я мужественно молчал. Наконец, машинка умолкла, и я увидел в зеркале размытую свою физиономию. Она показалась мне опухшей, а голова была совершенно лысая, как… коленка. Вот тут-то и дошёл до меня смысл этого слова…

Только выйдя из парикмахерской, я дал настоящую волю своим слезам. Но и эту незаслуженную обиду я вскоре забыл. Зато дома она напомнила о себе в образе соседского Гришки, когда я вышел за калитку с горбушкой намазанной яблочным джемом. Увидев меня, он прямо-таки расцвёл в щербатой улыбке.

— Лысая башка, дай немного пирожка! — пропел Гришка.

— А если не дам? — сказал я, спрятав горбушку за спину.

— Я отпущу тебе шелбан, — ехидненько пообещал Гришка. — Всем лысым полагаются шелбаны…

Он был выше меня на целый горшок и сильнее. Пришлось поделиться угощением: кому же охота получить шелбан? За это Гришка, уплетая горбушку с повидлом, дал мне умный совет:

— Колька, если кто тебя станет дразнить: «Лысая башка, дай немного пирожка!», то смело отвечай: «Сорок один, ем один!» Это помогает.

Совет дружка я применил в этот же день. В детстве мне казалось, что кушать за столом одному неинтересно и не очень хочется. Вот и на этот раз, прихватив из дома ватрушку, я выбежал на улицу. Только умостился на скамейке возле арыка, а тут, словно из-под земли, появился Латип. Подходит ко мне вразвалочку, словно гусь, и тоже, как Гришка, улыбается с издёвкой:

— Лысая башка, дай немного пирожка!

Сговорились они, что ли…

Но я вовремя вспомнил совет Гришки и громко отчеканил:

— Сорок один, ем один! — и с аппетитом надкусил ватрушку, чувствуя себя в полной неуязвимости.

Но не тут-то было!

Латип хитро сощурился и победоносно произнёс:

— Сорок восемь, половину просим!

Такого подвоха я не ожидал, и Гришка мне о нём не говорил… А может, забыл или нарочно не сказал.

Латип на целых два горшка выше Гришки и кулаки у него вон какие… Пришлось честно поделиться ватрушкой.

Пока не отросли волосы, я старался, как можно реже, показываться на улице. Было обидно от своих же дружков слышать дразнилку по поводу лысины и получать шелбаны, когда с собой не было никаких вкусностей.

С тех пор я не стригся под «коленку» и мне всегда оставляли чубчик.

Всё бы дальше было хорошо, если бы не одно ещё испытание. Какое? Если интересно, послушайте.

Было это ранней весной, и мама сказала:

— Сынок, сейчас поедем в баню! Убери кубики…

Это известие сначала меня обрадовало: предстояла интересная прогулка на трамвае в город, куда меня родители брали редко, а потом огорошило… Хотя я был и маленьким, но уже понимал, что мыться в женской бане среди голых тётенек, не приветствуется пацанами. Узнают — будут хихикать, тыкать пальцем, расспрашивать, как это недавно случилось с Латипом, когда его мама брала с собой в баню.

На Гришкин вопрос: «Ну-ка, расскажи, что там видел?», Латип долго пыхтел, краснел и, наконец, выдавил из себя: «Много-много лянга!»

Мальчишки, что были постарше, громко загыгыкали. Они понимали, о чём речь. Только Латип умолчал другое… Об этом я узнал от того же Гришки, а тот в свою очередь от взрослых. Оказывается, банщица обругала Латипову мать, сказала:

— Больше не пущу вас в баню. Парню уже надо жениться, а вы всё… Эх!..

С такими невесёлыми воспоминаниями я и приехал с мамой в Обуховскую баню. Почему в Обуховскую, на другой конец города, а не поближе?

Накануне вечером я слышал разговор мамы с отцом.

— Зачем тебе с ребёнком переться в такую даль? Могли бы помыться в бане на Чорсу, — сказал отец.

— Там кругом лейки, обмылки, волосы… Кислым молоком тянет… Негигиенично! — ответила мама.

— Ладно, как знаешь, — махнул рукой отец.

Из беседы родителей мне непонятным показалось слово «негигиенично». Что-то плохое чувствовалось в нём.

И вот мы с мамой сидим на стульях в длинном плохо освещённом предбанном коридоре. Ждём своей очереди. А очередь, ой-ой, длиннющая! Какие-то тётки, старушки, девчонки. С тазами, с банным бельём, с вениками, мочалками… Резкий, громкий звонок, приглашающий мыться, слишком уж медленно продвигает очередь. А я очень не люблю ждать! Ёрзаю на месте, верчусь по сторонам. На моём лице сплошное страдание: скоро ли мы приблизимся к заветной двери, из которой изредка выходят помывшиеся счастливые тётки? Мама чувствует моё томление, гладит по спине и успокаивает: «Потерпи немного, сынок!» Моё плохое настроение замечает и девчонка чуть старше меня: большеглазая, с крупными солнечными веснушками, со смешной рыжей косичкой, конец которой затянут в худосочную «гульку». Она сидит впереди, тоже с мамой, и исподтишка дразнит меня: высовывает язык, раздувает щёки, как мой хомячок, строит рожки…

Я пытаюсь не обращать на девчонку внимания, а она распыляется пуще, и я не выдерживаю, показываю ей кулак.

— Кому это ты? — спрашивает меня мама.

— А пусть не дразнится, — говорю я.

— Кто?

А девчонка — вот ехидина! — как ни в чём не бывало, уже весело щебечет о чём-то со своей мамой.

Наконец, мытарство с очередью заканчивается, и для меня начинается новое испытание. Возле шкафчика, где запирается одежда, я ни в какую не хочу снимать с себя трусики: стесняюсь показаться голым! Вот-вот из глаз брызнут слёзы… Мама минут пять уговаривает меня раздеться. Говорит какие-то успокаивающие слова, а я боюсь поднять даже глаза. Дурачок! Совсем не понимаю: кому я нужен, кроме своей мамы? Голые тётки и девчонки проплывают мимо, будто меня и нет. Перекидываются словечками, смеются… А мне кажется надо мной. Но вот возле шкафчиков никого не остаётся. Пожилая банщица подходит к нам, о чём-то шепчется с мамой и тоже склоняется надо мной, мило воркует:

— Ну, что ты, ребятёнок, боишься? Видишь, вокруг никого нет. Я отвернусь. Смело снимай трусики и ступай за мамой.

Слова банщицы придают мне уверенности, я следую её совету.

Прикрывая тазиком перед, я следую за мамой, и мы оказываемся в клубах пара, журчащей и плещущей воды, множества женских теней и приглушённых голосов… Мама выбирает свободное местечко на бетонной скамье. Ошпаривает его из шайки кипятком, усаживает меня с тазиком и начинает мыть. И странно: я начинаю чувствовать себя здесь лучше и уютнее, чем в домашнем корыте. И мыло — земляничное — не так больно щиплет глаза, и мочалка, кажется, мягче. А главное: никто на нас не обращает внимания…

Вот мама в тазик снова набрала чистой воды, окатила меня, потом принесла ещё, поставила рядом, улыбнулась:

— Поплещись, а я пока схожу в парилку!

— Только быстрее, — заканючил я, проводив её тоскливым взглядом.

Я не любил и дома пластмассовые лодочки, уточек и лебедей: мы не взяли их с собой, как это делают другие… Куда как лучше играть в тазу с водой. Хлоп ладошкой, хлоп — ещё! Только брызги в разные стороны. За игрой я даже не заметил, как ко мне подкралась та самая девчонка, что в коридоре строила мне рожицы. Косичка её была расплетена, и я не сразу узнал бы в ней ехидину, если бы не веснушки и большие глаза.

Она молча села рядом.

— Мальчик, как тебя звать? — спросила ехидина.

Мне не очень-то с ней хотелось говорить.

— Коля, — пролепетал я.

— А меня — Катя, — представилась девчонка.

Как будто так уж мне нужно было её имя!

— А сколько тебе лет?

Я растопырил на правой руке пальцы, а на левой загнул мизинчик.

— Пять с половиной, — поняла моя новая знакомая.

— Угадала, — сказал я.

— Фи-и, тютя-растютя, — с каким-то превосходством просвистела ехидина. — Я думала, что ты старше… А я уже заканчиваю первый класс!

Мне стало обидно.

— Не думай, что я маленький, — сказал я, оправдываясь. — Я уже умею читать. Сам прочитал сказку «Курочка Ряба».

— Ха-ха-ха, — захихикала ехидина, ткнула меня мыльным пальцем в нос и, шлёпая резиновыми тапочками по лужам, растаяла в парах.

Откуда-то сбоку послышался её захлёбывающийся голосок.

— Ты представляешь, мамуля, — делилась она новостью со своей мамой. — Этот Колька уже читает, а ходит в женскую баню. Ха-ха-ха!

Слёзы унижения душили меня, я готов был от такого позора ревмя-реветь, не говоря о том, чтобы я сделал с этой ехидиной, будь я старше и сильнее…

И тут возле меня выросла какая-то тень.

— Мальчик, тебя обидели? — спросила тень.

Я с трудом стал поднимать голову: тень была настолько высокой, что глаза мои еле-еле достали её «макушку». Это была незнакомая тётя. Тётя-великан, тётя-Гулливер, как из сказки. Я таких высоких раньше никогда и нигде не встречал. Она улыбалась. Такая тётя никого не даст в обиду.

— Нет, — помотал я мокрым чубчиком.

Но тут на счастье появилась мама.

— Что случилось? — спросила она обеспокоено.

— Мне показалось, что мальчик плачет, — сказала незнакомая тётя-великан, и удалилась в сторону.

Уже после бани мама мне с гордостью сказала, что тётя, которую я принял за великаншу, была знаменитая баскетболистка Рая Салимова.

Таким оказался мой первый, и последний поход в женскую баню.