Сказки
Пушкина привлекают внимание детей
динамичным сюжетом, необычными ситуациями
и событиями, сценами, полными чудес и
роскоши. И так как каждая деталь в них
естественна, реальна, тесно связана с
жизнью или взята из мира, окружающего
ребенка, то они легко воспринимаются и
в то же время вызывают удивление,
воспитывают благородные чувства. Таков
юный, сказочно быстро выросший и
возмужавший князь Гвидон, который
освобождает себя и свою мать из бочки,
всегда находит выход из самого трудного
положения. Особо пленительны в сказках
женские образы. Это и мать Гвидона,
нежная, преданная жена, безвинно
пострадавшая в результате интриг
коварных завистниц. Как самая лучшая
из сестриц, она по праву становится
царицей. Не уступает ей и молодая царевна
из другой сказки, которая и в лесу не
растерялась, куда увезли ее, чтобы
погубить. Она ведет себя как человек из
трудовой, крестьянской среды. Не чуждается
простого физического труда: печку
затопила, дом прибрала. В один ряд с ними
становится и царевна Лебедь, обаятельная,
рассудительная, благодарная за оказанную
ей помощь, ставшая образцовой женой
Гвидону. Достоин своей суженой юный
королевич Елисей, который в поисках
невесты идет на край света, сохраняет
безупречную верность ей, постоянно
пылает светлой, чистой любовью. Не
случайно вся природа: и луна, и ветер, и
солнце помогают ему. Над героями сказок
возвышается простой русский человек
Балда. Он напоминает (по имени)
Иванушку-дурачка. Но если Иван нередко
допускает несуразные поступки, хотя в
конце концов побеждает, то в Балде нет
ничего того, что подтверждало бы его
имя. Он добр, общителен, сказочно проворен
и трудолюбив, приятен в общении и поэтому
всем нравится. Это человек с детским
простодушием, с богатырской силой и
огромной душевной мощью.
Прямым
продолжателем пушкинской традиции в
жанре сказки явился его младший
современник П.П. Ершов.
«Конек-горбунок»
достойно продолжил традицию литературной
поэтической сказки, прежде всего
пушкинской, и в то же время это было
новое слово в отечественной словесности.
Новым было необычайно смелое, по-юношески
дерзкое погружение в стихию простонародной,
«мужицкой» сказки. Ершов соединил в
своем произведении ряд образов, мотивов,
сюжетных ходов известных народных
сказок. По существу, он становится в ряд
тех талантливых народных сказителей,
которые, опираясь на известную традицию,
всегда привносят нечто свое, оригинальное.
Еще
одна особенность этой замечательной
сказки — тесное переплетение
фантастического, чудесного с реалиями
народной жизни.
Сказка
в сказке — выразительный литературньй
прием. Как ни близок к фольклору
«Конек-горбунок» Ершова, это все же
авторское произведение. Оно имеет
четкую, логически выстроенную композицию.
Сказка разделена на три соразмерные
части, между собой тесно связанные, и
вместе с тем сюжет каждой части
представляет собой законченное целое.
В
традициях народной сказки образ главного
героя — Ивана. Как правило, в волшебных
сказках исполнителем трудных заданий
с помощью чудесного помощника выступает
сильный богатырь, Иван-царевич. У Ершова
эту роль выполняет Иван-дурак. В народных
сказках этот образ интерпретируется
как безусловно положительный. Поступая
нелогично, нестандартно в обычных
житейских ситуациях, Иванушка-дурачок
в условиях чрезвычайных, в ситуации
испытания раскрывает свои лучшие
человеческие качества, оказывается и
смел, и умен, и честен. Он — хранитель
духовных, нравственных устоев народа
и только своим моральным превосходством
побеждает коварных, ограбивших его
братьев, расправляется со своими
антагонистами и в конце концов, будучи
ничем, становится всем, даже — носителем
высшей власти.
11.
Проблематика
и художественная специфика сказки А.
Погорельского «Черная курица, или
Подземные жители»
«Черная
курица» имеет подзаголовок «Волшебная
повесть для детей». В ней две линии
повествования — реальная и
сказочно-фантастическая. Их причудливое
сочетание определяет сюжет, стиль,
образность произведения. Погорельский
написал повесть для десятилетнего
племянника. Алешей он называет главного
героя.
Все
описания яркие, картинные, выпуклые,
даны с учетом детского восприятия.
Ребенку важна в общей картине деталь,
подробность. Реалистические предметы,
бытовые подробности в сказочных эпизодах
сближают два плана повествования, делают
естественным переход Алеши из реального
мира в волшебно-фантастический.
Развитое
воображение, способность мечтать,
фантазировать составляют богатство
личности растущего человека. Поэтому
так обаятелен главный герой повести.
Это первый живой, несхематичный образ
ребенка, мальчика в детской литературе.
Алеша, как всякий десятилетний ребенок,
любознателен, подвижен, впечатлителен.
Его доброта, отзывчивость проявились
в спасении любимой курочки Чернушки,
что и послужило завязкой сказочного
сюжета. Это был решительный и смелый
поступок: маленький мальчик бросился
на шею кухарке, внушавшей ему «ужас и
отвращение» своей жестокостью (кухарка
в тот момент с ножом в руках схватила
Чернушку за крыло). Алеша без колебаний
расстается с драгоценным для него
империалом, подаренным доброй его
бабушкой. Автору сентиментального
детского рассказа этого эпизода было
бы вполне достаточно для того, чтобы
вознаградить сторицей героя за доброе
сердце. Но Погорельский рисует живого
мальчика, по-детски непосредственного,
шаловливого, не устоявшего перед
искушением праздности и тщеславия.
Все
произошедшее с героем заставляет
читателя задуматься о многих серьезных
вопросах. Как относиться к успеху? Как
не возгордиться от неожиданной большой
удачи? Что может случиться, если не
прислушаться к голосу совести? Что такое
верность слову? Легко ли преодолеть в
себе дурное? Детская жизнь не игрушечный
вариант взрослой: все в жизни происходит
единожды и всерьез.
Погорельский
сумел облечь воспитательную идею в
такую романтически-приподнятую и в то
же время жизненно убедительную, поистине
волшебно-сказочную форму, что
читатель-ребенок воспринимает нравственный
урок сердцем.
Развязка
повести — сцена прощания Чернушки с
Алешей, шум покидающего свое царство
маленького народа, отчаяние Алеши от
непоправимости своего опрометчивого
поступка воспринимается читателем как
эмоциональное потрясение. Впервые,
может быть, в своей жизни он переживает
вместе с героем драму предательства.
Без преувеличения можно говорить о
катарсисе — возвышении просветленной
души юного читателя, поддавшегося магии
повести-сказки Погорельского.
«Черная
курица» легко воспринимается и современным
читателем. Здесь практически нет
архаической лексики, устаревших оборотов
речи. И в то же время повесть выстроена
стилистически разнообразно. Здесь есть
эпическая неторопливость экспозиции,
эмоциональный рассказ о спасении
Чернушки, о чудесных происшествиях,
связанных с подземными жителями. Часто
автор прибегает к живому, непринужденному
диалогу.
Органичное
сочетание гуманной педагогической
идеи, проникновенного тона повествования,
художественно выразительной формы,
занимательности для читателя делает
повесть Погорельского классическим
произведением детской литературы,
равных которому найдется немного в
истории не только отечественной, но и
зарубежной литературы.
Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
Сравнительный
анализ сказки П.П. Ершова «Конёк — горбунок»
и
русских народных сказок
История создания сказки
Ершова
Пётр Павлович
Ершов родился 22 февраля (6 марта по новому стилю) 1815 года в селе Безруково
Ишимского уезда Тобольской губернии.
Он был слабым от
рождения. Когда ему исполнилось 10 лет, его отца перевели на службу в Тобольск.
Мальчики поразили каменные дома, древний Кремль, городская ярмарка.
В
1830 году он с отличием окончил гимназию и поступил в Петербургский
университет. В 1833 году профессор Плетнёв прочитал на лекции своим студентам
отрывки из сказки «Конёк-Горбунок», которую Ершов представил ему как курсовую
работу. Сказка очень понравилась студентам, а девятнадцатилетний Ершов стал
знаменитым. Плетнёв показал её Пушкину, тому она тоже понравилась, он даже
произвёл некоторую правку. В 1834 году сказка была напечатана в журнале
«Библиотека для чтения». В общей сложности она выдержала семь изданий.
Пушкин отозвался на сказку Ершова восторженно: «Теперь мне
можно и оставить этот род поэзии», как бы признавая приоритет юного
сказочника, который не миновал ученичества у знаменитого поэта.
В.Г. Белинский писал о самом П.П. Ершове, а не о сказке,
захватившей и увлекшей практически всех читателей без исключения:
«Говорят, что г. Ершов молодой человек с талантом, — не думаю, ибо
истинный талант начинает… не с подделок, а с созданий часто нелепых и
чудовищных, но всегда пламенных и в особенности свободных от всякой
стеснительной системы и заранее предположенной цели».
Впрочем, время — лучший ценитель и критик. Сказка П.П. Ершова
вместе со сказками А.С. Пушкина вошла в золотой фонд русской литературной
стихотворной сказки. Это нечто непревзойденное по силе и глубине отражения
русского национального характера.
Что общего между сказкой «Конёк-Горбунок»
и русскими народными сказками?
Сказка «Конек-горбунок» и ее идейно-художественные
достоинства
В целом ряде русских народных сказок встречаются похожие мотивы,
образы и сюжетные ходы, присутствующие в «Коньке-Горбунке»: есть сказки о
Жар-птице, необыкновенном коне Сивке-Бурке, о таинственных налетах на сад, о
том, как доставали дряхлому царю молодую жену и др.
Ершов не просто соединил куски из отдельных сказок, а создал
совершенно новое, цельное и законченное произведение. Оно пленяет читателей яркими
событиями, чудесными приключениями главного героя, его оптимизмом и
находчивостью. Все здесь ярко, живо и занимательно. Как создание искусства
сказка отличается удивительной строгостью, логической последовательностью в
развитии событий, спаянностью отдельных частей в одно целое. Все, что совершают
герои, вполне оправдано законами сказки.
2. Структура и сюжет сказки П.П.
Ершова «Конек-Горбунок»
Сказка «Конёк- Горбунок» начинается с
зачина:
…У старинушки три
сына:
Старший умный был
детина,
Средний был и так
и сяк,
Младший вовсе был
дурак…»
Такой зачин характерен и для народных
сказок:
«Жил-был царь
Берендей, у него было три сына…»(«Иван-царевич и серый волк»
«Жил-был старик, и
было у него три сыны» («Сивка-бурка»)
«Конек-Горбунок» делится на три равные части. Им предпосланы
прозаические эпиграфы, которые намекают читателям о предстоящих событиях. Как и
положено в народной сказке, первая часть начинается с небольшой присказки,
которая вводит читателя в ход событий, знакомит с героями.
Вторая и третья части начинаются развернутыми присказками,
представляющими собой сжатые сюжеты волшебных, бытовых и сатирических сказок.
Этим автор отвлекает читателя от основного содержания, дразнит его любопытство
и в то же время напоминает, что это — пока только присказка, а сама сказка
впереди.
Сюжет каждой из трех частей представляет законченное целое,
состоящее из быстро протекающих событий. Время в них уплотнено до предела, а
пространство безгранично. Но в каждой части есть центральное, главное событие,
которое наиболее полно выявляет характеры героев и предопределяет дальнейшие
события.
В первой части это пленение кобылицы. События следуют за
событиями. Кобылица дарит Ивану жеребят; вместе с ними Иван попадает на службу
в царскую конюшню. Первая часть завершается кратким рассказом о дальнейших
событиях, вплоть до заключительного эпизода, как Иван «сделался царем», чем
заинтересовывает читателя и тем самым готовит к восприятию остальных частей.
Во второй части центральными являются два события: Иван с помощью
Конька-горбунка ловит Жар-птицу и доставляет во дворец Царь-девицу.
Как и во многих народных сказках, Иван выполняет третье, самое
трудное, почти непосильное задание — добывает перстень Царь-девицы и
встречается с китом; заодно побывал на небе, где беседовал с Месяцем
Месяцовичем, матерью Царь-девицы, освободил кита от мучения, за что тот помог
Ивану достать перстень. Третья часть, таким образом, наиболее насыщена
событиями. В ней использованы известные в народной сказке мотивы: герой,
помогает встречному, который в свою очередь, через цепочку действующих лиц,
выручает самого героя, содействуя выполнению наиболее трудного задания.
Все три части сказки крепко связаны между собой образом Ивана и
его верного друга Конька-горбунка.
Двигателем сюжета в основном является характер главного героя,
всегда находящегося в центре событий. Его смелость, отвага, самостоятельность,
находчивость, честность, умение ценить дружбу, чувство собственного достоинства
помогают преодолеть все препятствия и победить.
3. Фольклорные образы в сказке П.П. Ершова
«Конек-Горбунок»
В сказках «Сивка-бурка», «Иван-царевич и
серый волк», «По щучьему веленью» три брата, младшего зовут Иван. За своё
трудолюбие, смекалку, смелость в конце сказки герой получает награду: женится
на Елене Прекрасной, из Иванушки-дурачка превращается в Иванушку-молодца.
В сказке Ершова Иван отличается от своих
братьев трудолюбием, исполнительностью, серьёзностью. Он положительный герой
(как и в народных сказках)
Уже при первом испытании Иван оказался самым честным и смелым.
Если его брат Данило сразу струсил и «закопался под сенник», а второй —
Гаврило, вместо того, чтобы охранять пшеницу, «всю ночь ходил дозором у соседки
под забором», то Иван добросовестно и без страха стоял на карауле и поймал
вора. Он трезво относится к окружающему, любое чудо воспринимает как
естественное явление, а если нужно — вступает с ним в борьбу. Поэтому он
победил чудо-кобылицу, которая вынуждена была признать: «Коль умел ты усидеть,
так тебе мной и владеть». Иван верно оценивает поведение других и прямо говорит
им об этом невзирая на лица, будь то родные братья или сам царь.
В то же время он отходчив, способен прощать чужие проступки. Так,
он простил своих братьев, укравших его коней, когда те убедили его, что сделали
это от бедности.
Во всех случаях Иван проявляет самостоятельность, не стесняется
высказать свое мнение, не теряет чувство собственного достоинства. Увидев
Царь-девицу, прямо говорит, что она «вовсе не красива».
Характерно, что в традиционный сказочный сюжет — преступление
старших братьев — Ершов внес новую реалистическую мотивировку:
Дорогой наш брат, Ванюша,
Не клади греха на души.
Мы, ты знаешь, как бедны,
А оброк давать должны…
Наш отец-старик не может,
Работать уже не может,
Надо нам его кормить…
Тяжесть оброка — причина социальная — лежит в основе преступления
братьев.
В четвертом издании сказки (1856) социальная значимость данного
эпизода выступает еще рельефней:
Сколь пшеницы мы ни сеем,
Чуть насущный хлеб имеем,
До оброков ли нам тут?
А исправники дерут.
Если «братья» воплощают для Ершова косность,
корыстолюбие и другие непривлекательные черты, то Иван является в его глазах
подлинным олицетворением лучших моральных качеств народа. В полном согласии с
вековой традицией сказки, обидная кличка «дурак», которой наделен
младший брат, означает не что иное, как всеобщее признание житейской
неприспособленности, непрактичности Ивана, слишком честного для того, чтобы
быть плутом. Именно моральная чистота и прямодушие Ивана звучат в его
укоризненном обращении к старшим братьям:
Хоть Ивана вы умнее,
Да Иван-то вас честнее:
Он у вас коней не крал…
Естественное, разумное представление о необходимости гуманных
отношений человека к человеку лежит в основе образа Ивана. Естественная красота
человечности — этот идеал народной сказки почувствовал и воплотил Ершов в
образах своего «Конька».
В
каждой сказке герои прибегают к помощи предметов или живых существ, обладающих
волшебной силой.
Положительного героя часто выручает помощник-друг (Сивка-бурка,
Серый волк, щука).
Пара героев как один главный герой вполне оригинально (в сравнении
с фольклорной сказочной традицией) явлена в сказке Ершова. Герои эти и
противопоставлены, и сопоставлены: герой и его «конь». Любопытный,
безрассудный, даже самонадеянный — герой — и рассудительный, мудрый,
сострадательный его товарищ по существу две стороны одной и той же
«широкой русской натуры». При всем этом они удивительно похожи между
собой: Иван-то дурак, самый младший, «герой с дефектом» с
общепринятой точки зрения; Конек-Горбунок — «уродец» в своем мире, он
тоже третий, младший, так они оказываются взаимодополняющими и
взаимоисключающими друг друга героями. Конек-Горбунок оказывается и волшебным
помощником, и волшебным средством. Он товарищ и «игрушечка».
Продолжая пушкинские традиции, Ершов все стрелы сарказма
направляет в фигуру «славного» царя – жалкого, глупого, лениво почёсывающегося
от скуки самодура, в нём воплощается антигуманистическое начало, враждебное
народу.
Сама лексика, типичная для повседневного крепостнического обихода,
свидетельствует о том, что в лице царя Ершов дал собирательный образ
крепостнической, «кнутобойной» России:
Я отдам тебя в мученье,
Я велю тебя терзать,
В мелки части разорвать…
Автор осуждает в отрицательных героях
(царе, спальнике) ложь, зависть, неумение держать данное слово,
неблагодарность.
Ершов использует фольклорные мотивы в
своей сказке, она собрана из нескольких сказок. Как и в русских народных
сказках главный герои переживает воплощение и становится мужем прекрасной
Царевны и сам становится Царем. Главные «злодеи» повержены и наказаны.
Художественно-выразительные средства
Язык сказки.
Ершов воплотил в
своей сказке думы и чаяния народа. Он перенёс в текст и литературную манеру
народного творчества.
Сказка пронизана
лёгким юмором, лукавством, исстари свойственным русскому народу и отразившемся
в его устном художественном творчестве.
Как и Пушкин,
Ершов не злоупотребляет метафорами, эпитетами, украшающими слова. Исключения
составляют обрядовые сказочные выражения: «очи яхонтом горели», «хвост струился
золотой», «кони буйны», «кони буры, сивы». Зато выпуклому, чисто народному
образу он умеет дать большую смысловую нагрузку. Как герой Иван представлен в
двух планах, так и каждое его слово, фраза двусмысленны. В его описаниях
нередко звучит ирония, издёвка.
Смешное в сказке
создают и комические ситуации, шутки, пословицы, присловья. Вот братья бегут
посмотреть коней:
И
Данило, и Гаврило
Что
в ногах их мочи было
По
крапиве прямиком
Так
и дуют босиком.
У народа Ершов перенял присказки; в сказке
они несут определённую нагрузку:
Муж – то примется за шутки,
А жена за прибаутки.
И пойдёт у них тут пир,
Что на весь крещёный мир.
Эта присказка ведётся,
Сказка вскоре же начнётся.
Эта присказка – не просто украшение
сказки. В ней изображён народный быт. Вместе с тем присказка мастерски
использована как композиционный элемент. Включённая в текст, она служит как бы
для передышки читателю:
Едут близко ли, далёко,
Едут низко ли, высоко,
И увидели ль кого,
Я не знаю ничего.
Скоро сказка говорится,
Дело мешкотно творится.
Каждое новое
задание Ивана начинается с повтора:
Тут посыльные дворяне
Вновь пустились звать Ивана.
Вот к царю Иван явился,
Поклонился, подбодрился,
Крякнул дважды и спросил:
«А почто ж меня будил?»
Выполнив это первое
трудное задание, навлекает на себя второе, которое предваряет новая вариация
повтора:
А посыльные дворяне
Побежали до Ивана;
В крепком сне его нашли
И в рубашке привели.
За этим следует
третье задание:
«Гей! Позвать ко мне Ивана», —
Царь поспешно закричал
И чуть сам не побежал,
Вот Иван к царю явился,
Царь к нему оборотился.
Эпизоды
повторяются каждый раз в обновлённой, усиленной вариации. Каждый раз пришедшего
домой Ивана Конёк спрашивает:
Что, Иванушка, невесел,
Что головушку повесил?
Композиционные
повторы сопровождают повторы синтаксические. Повторяются отдельные слова, рядом
стоящие фразы, обороты, отдельные стихи. Царь говорит Ивану:
Делать нечего, придётся
Во дворце тебе служить.
Будешь в золоте ходить,
В красно платье наряжаться,
Словно в масле сыр кататься.
Иван отвечает:
…эка штука!
Во дворце я буду жить,
Буду в золоте ходить,
В красно платье наряжаться,
Словно в масле сыр кататься.
Повторы придают сказке убедительность и
особую занимательность.
В сказках часто встречается
число три (Три брата, три коня, три котла, три части сказки, три десятка
кораблей, три путешествия Ивана).
Встречается
цифра семь (Путешествует Иван каждый раз семь дней).
Вот Иванушка поднялся,
В путь-дорожку собирался,
Взял корыто и пшено,
И заморское вино;
Потеплее приоделся,
На коне своём уселся,
Вынул хлеба ломоток –
Доставать свою жар-птицу
Едут целую
седмицу.
В тексте сказки нам встретились
фразеологизмы, то есть устойчивые словосочетания. Вот одно из них:
Эй вы, сонные
тетери!
Отпирайте брату
двери.
Под дождём я весь
промок
С головы до самых ног!
Они украшают речь,
делают её выразительной, образной. В народных сказках фразеологизмов
нет, но встречаются пословицы, которые помогают характеризовать героя.
Поэтика сказки
дышит народной стихией. Народные пляски – трепак, вприсядку, песни «Ходил
молодец на Пресню», «Как по моречку по морю», пословицы, поговорки, весь дух и
склад сказки, вплоть до исторических реминисценций типа «Словно шёл Мамай
войной», с чтением сказки об Еруслане — буквально всё дышит народным духом.
Если к этому прибавить и восприятие мира, понятие о добре и зле, о красивом и
беззаботном вплоть до слов «Месяц Месяцович», «Чудо–Юдо рыба Кит», присказки,
прибаутки, шуточки – всё идёт от народа и выражает его дух и мировосприятие.
В целом сказка
написана звонким четырёхстопным хореем, отличается музыкальностью стиха.
Заключение
Ершов не столько
«сказочник», сколько оригинальный писатель-художник. Его литературное
произведение пронизано системой аллюзий и реминисценций, не свойственной
изобразительно-выразительной системе русской народной сказки. Аллюзии отсылают
читателей к текстам и явлениям русской культуры и истории. Например, аллюзией
является обобщенный образ подводного царства — сатирическая пародия на
царствование Николая I: опознавательным знаком этой аллюзии будет замечание о
десяти годах мучений Кита, проглотившего «без Божия веленья»
«три десятка кораблей» — именно такой срок отделяет воцарение Николая
I и декабристское восстание от времени написания «Конька-горбунка».
Своеобразие
авторского мышления объясняет оригинальную поэтику «Конька-горбунка»,
его стиль, язык, стиховую форму. Стиховая форма приближается к народной.
При жизни П. П.
Ершова сказка издавалась пять раз. Главным ее достоинством является ярко
выраженная народность. Как будто не один человек, а весь народ коллективно
сочинял ее и из поколения в поколение передавал устно: она неотделима от
народного творчества. Между тем это совершенно оригинальное произведение
талантливого поэта, вышедшего из недр народа, не только усвоившего секреты его
устно-поэтического творчества, но и сумевшего передать его дух.
Замечательная
сказка, любимая и знакомая нам с детства, переведенная на многие языки мира,
стала одной из самых популярных для многих поколений детей. На её сюжет
написаны и поставлены оперы, балеты, полнометражные фильмы.
Как и Пушкин, и
Жуковский, Ершов писал свою сказку для всей читающей России. Но она органически
вошла в детскую литературу. В первую очередь, сказка детская в своей
безудержной фантазии, в удивительных приключениях, динамичном сюжете,
красочности, игривой ритмике, песенном складе, образе главного героя – отважном
представителе народа, в победе добра над злом, уважении к человеку, к нашему
великому языку.
Литература:
1.
Ершов
П. Конёк-горбунок. – М.: АСТ, 2005.
2.
Круглов
Ю.Г. Русские народные сказки. – М.: Просвещение, 1983.
3.
Русские
народные сказки. – М.: АСТ, 2006.
4.
Особенности
языка сказки П.П.Ершова «Конек-Горбунок» : сб.науч.ст. / ред. Л.В. Шапошникова.
— Ишим : Изд-во ИГПИ им. П.П.Ершова, 2007. — 76с.
5.
Пётр
Павлович Ершов – писатель и педагог: тезисы докладов и сообщений. – Ишим:
Изд-во ИГПИ, 1989. – 75 с.
6.
Островская
Л.А. Язык и стиль русской литературной сказки (Лингвистический анализ сказки П.
П. Ершова «Конек-горбунок»): Дисс. канд. филол. наук. — Ташкент,
1984.
7.
Свободная
энциклопедия ВикипедиЯ htt://ru.wikipedia.org/wiki/
Грязнова А.Т.
Сказка П.П. Ершова «Конек-горбунок», вышедшая в свет в 1834 г., сейчас принадлежит к разряду классических, образцовых произведений.
Она была весьма высоко оценена А.С. Пушкиным, одним из родоначальников русской литературной сказки, опирающейся на народные традиции, В.А. Жуковским, признанным мастером художественного слова, а также профессорами Петербургского университета П.А. Плетневым и А.В. Никитенко. Однако сам П.П. Ершов, вопреки высокой оценке произведения, остался в сознании широкого круга читателей «писателем второго ряда», «автором одного произведения», и наши современники мало знают о нем. В момент создания сказки П.П. Ершову было всего 19 лет и он учился на философско-юридическом факультете. На протяжении всей жизни писатель неоднократно возвращался к тексту сказки по разным причинам (в том числе и цензурного характера), что-то менял, дописывал, что-то убирал, и, по сути дела, последний вариант произведения можно считать вполне самостоятельным текстом.
Существование нескольких редакций сказки породило целый ряд слухов, версий и т. д.: в современном литературоведении до сих пор ведется полемика о том, какой текст считать каноническим не был ли автором сказки А.С. Пушкин подсказавший молодому писателю строчки зачина.
Лингвистических работ, посвященные изучению языка сказки, не так много; исследователи, в основном, толкуют лексические историзмы, которых в тексте достаточно. В то же время особенности стиля произведения в целом изучены не в полной мере, поэтому в своей статье мы, опираясь на последнюю редакцию текста (1861 г.), покажем несколько возможных аспектов анализа поэтического языка сказки, позволяющих охарактеризовать особенности идиостиля П. П. Ершова в целом.
Наряду с историзмами в тексте сказки «Конек-горбунок» встречается ряд архаических элементов (фонетических, грамматических и др.); ср.: выпущать (соврем. выпускать), побегать (соврем, сбегать), приодеться потеплее (соврем, одеться), приумыться (соврем, умыться), о полночь (соврем, в полночь), по Ивана (соврем, за Иваном), согласися быть царица (соврем. царицей), дворяна (соврем, дворяне) и др. Их исследование и описание является важной задачей лингвопоэтического анализа, поскольку неверно понятые современным читателем, они способны создать барьер при восприятии смысла сказки или исказить авторскую мысль, характеристики образов. Особую сложность при описании этой группы лексем представляет разграничение узуальных, диалектных слов и элементов поэтического стиля писателя. Существенную помощь в анализе таких слов могут оказать толковые словари и в первую очередь Словарь В.И. Даля. Обратимся к тексту.
Братья Ивана, уводя его коней, рассуждают:
А благому дураку
Недостанет ведь догадки,
Где гостят его лошадки.|
В современном языке у слова благой существуют только положительные значения: «добрый», «хороший», «путный», «полезный», «добродетельный», «доблестный». Однако В.И. Даль отмечает в семантике этого прилагательного проявление энантиосемии, говоря, что прежде у слова были и противоположные значения: «злой», «сердитый», «упрямый», «упорный», «своенравный», «неугомонный», «беспокойный», «дурной», «тяжелый», «неудобный». Они сохранились в современном языке у слов блажь, блажить и фразеологизма благим матом. У читателя, не знакомого с этим вторым, устаревшим, смыслом, неизбежно возникнет мысль о семантической странности сочетания благой дурак или неверное предположение о благожелательном отношении братьев к Ивану. На самом же деле Данило и Таврило оценивают Ивана негативно: старое выражение благой умом означало «взбалмошный».
Незнание устаревших значений слов корчиться и переться может привести к полному непониманию смысла фрагмента, который изображает поведение старших братьев, застигнутых Иваном на месте преступления:
Старший, корчась, тут сказал: «Дорогой наш брат Иваша! Что переться,— дело наше!».
У первой единицы в Словаре В.И. Даля выделены, помимо современных, значения «гнуть», «перегибать», «мять». Следовательно, рассматриваемое деепричастие может быть истолковано как «замявшись, смутившись», что подтверждается предшествующим контекстом (Братья, то есть, испугались, Зачесались и замялись).Форма переться может быть соотнесена с двумя инфинитивами, имеющими различные лексические значения. Семантика глагола переть охарактеризована в Словаре с опорой на диалектное употребление слова — «вилять, кривить душой, лукавить» (Ершов, родившийся и выросший в Сибири, вероятно, его знал), а смысл глагола препирать истолкован как «опровергать, оспаривать». Представляется, что в приведенном контексте наличествуют оба смысла (ср. также соврем, запираться «не признаваться в чём-л.»). Иногда неправильное понимание того ни иного слова современными читателями может быть обусловлено тем, что развитию нового значения способствует активность лексемы в конкретном литературном направлении, которое и определяет дальнейшее восприятие и осмысление слова уже вне зависимости от специфики контекста. Так, о городничем, увидевшем чудесных коней и удивившемся их красоте, в сказке сказано:
Наш старик, сколь ни был пылок, Долго тер себе затылок. «Чуден,— молвил,— божий свет, Уж каких чудес в нем нет!».
Современный читатель, знакомый с лирикой романтизма, может понять слово пылок как «страстен». Однако во времена Ершова у лексемы существовало и значение «способный увлекаться, горячо реагировать на что-либо». Если исходить из этого значения, фраза становится понятной: городничий, обычно живо реагировавший на происшествия, в этом случае испытал некоторое затруднение в выражении чувств (долго тер себе затылок, т. е. размышлял, не находя, что сказать).
Встречаются в сказке и слова, понятные людям старшего поколения, но способные вызвать ложные ассоциации у читателя-школьника. Ср., например:
Городничий между тем Наказал престрого всем, Чтоб коней не покупали, Не зевали, не кричали…
Сходное значение у выделенного слова передается лексемой зевака, а толкование глагола, зафиксированное в Словаре С.И. Ожегова, выглядит следующим образом: «глядеть, наблюдать из праздного любопытства» (разг.). Аналогичная ситуация и со словом складно. В соответствии с данными Словаря С.И. Ожегова (1990 г.) его значение может быть определено как «толково, стройно»: дефиниция сопровождается пометкой разг. Однако школьники иногда объясняют этот фрагмент как приказ царя говорить стихами, в рифму, что противоречит развитию сюжета:
Царь изволил молвить: «Ладно, Говори, да только складно».— «Как умею, расскажу…»
Представляется, что для современного языка оба слова — семантические архаизмы.
Другим возможным аспектом анализа языка сказки является лингвопоэтическая характеристика фразеологизмов, встречающихся в тексте достаточно часто. Обычно появление в произведении идиом исследователи связывают с народностью языка того или иного автора. Ершов вслед за Пушкиным «понял главное: сказка и в литературе должна оставаться народной в строе понятий, в строе языка». В тексте «Конька-горбунка» этому служат контактное употребление идиом и их концентрация; ср.:
[Иван]
Отправляется на печь И ведет оттуда речь Про ночное приключенье Всем ушам на удивленье;
[Данило]
Но давно уж речь ведется, Что лишь дурням клад дается, Ты ж хоть лоб себе разбей, Так не выбьешь двух рублей… [Ср.: дуракам — счастье; хоть голову разбей].
Как можно заметить, в отличие от современных ему писателей-сказочников Ершов довольно свободно обращается с фразеологизмами, трансформируя их путем добавления новых элементов и уточняя семантику, подчеркивая тем самым особенности характера персонажей; ср.:
И Данило да Таврило, Что в ногах их мочи было, По крапиве прямиком Так и дуют босиком… ;
Стало в третий раз смеркаться, Надо младшему сбираться; Он и усом не ведет, На печи в углу поет Изо всей дурацкой мочи…
Сходные по структуре и семантик единицы переосмысляются по-разному, оказывается, что мощь, сила (мочь умных братьев заключается в их ногах, возможности младшего брата (дурацки мочь) непредсказуемы — с помощью советов Конька-горбунка и собственной «шестого чувства» он выходит победителем во всех испытаниях.
П.П. Ершов адаптирует к стилю сказки и устойчивые выражения, возникшие и бытовавшие в художественном стиле (литературные штампы):
Кобылица молодая, Очъю бешено сверкая, Змеем голову свила И пустилась, как стрела.
Первое из выражений — это аллюзия стихотворения А.С. Пушкина, второе и четвертое характерны для романтического направления. Таким образом, стилистический диапазон устойчивых выражений, встречающихся в сказке, выходит далеко за рамки только разговорного стиля.
Такое стилистическое разнообразие фразеологических единиц позволяет охарактеризовать речевую манеру героев в динамике. Особенно показательна в этом смысле речь царя, который то изъясняется простонародным языком (словно в масле сыр кататься; ходить в золоте; помилуй бог; с сердцов [ср. в сердцах]; чуб сниму, и с головою [ср. снять голову]), то обращается к официальному стилю (дать в приказ; в силу указа). Встречаются в его речи обороты книжного стиля (взвеселил душу, сиречь молвить), народно-поэтического подстиля (светик мой, жить припевая, любить душой, умереть с горя). Иными словами, в поэтике П.П. Ершова фразеологизмы выполняют характерологическую функцию.
Наиболее отчетливо это проявляется в речи Ивана. В большинстве случаев устойчивые единицы последовательно заменяются омонимичными свободными словосочетаниями:
Всю я ноченьку не спал, Звезды на небе считал… Вдруг выходит дьявол сам, С бородою и с усам; Рожа словно как у кошки, А глазе-то — что те плошки!
Иногда фразеологизмы в реплика Ивана употребляются диффузно: сочетают в себе речевую манеру героя и авторский комментарий:
Вот и стал тот черт скакать И зерно хвостом сбивать. Я шутить ведь не умею — И вскочи ему на шею.
В этом случае герой, желая показаться солиднее, использует выражение, которое в более привычном виде имеет форму я не шучу. Однако весь текст сказки свидетельствует о том, что Иван действительно не умеет шутить и его манера говорить отличается серьезностью. Как нам представляется, именно этой чертой характера героя можно объяснить деметафоризацию устойчивых выражений в его репликах (фразеологизмы включают в свою семантику и элемент иронии). Таким образом автор еще раз подчеркивает отличие Ивана от других персонажей, в речи которых, как и вообще в языке, необходимым признаком идиом является их коннотация — в речи Ивана она отсутствует. Если в; репликах героя появляются устойчивые выражения в присущем им узуальном значении, фразеологизмы либо используются диффузно, либо Иван повторяет уже произнесенные кем-то слова (Говорит Иван: «Не можно ль, Ваша милость, приказать Горбунка ко мне послать?» — это слова самого Конька-горбунка; буду в золоте ходить, В красно платье наряжаться, Словно в масле сыр кататься — первоначально эти слова произнесены царем).
В общении с людьми, занимающими более высокое социальное положение, Иван серьезен, проникнут сознанием собственной значимости. Не случайно автор сказки, характеризуя поведение героя и как бы заранее предсказывая его судьбу, использует сходные по структуре и семантике устойчивые выражения словно пан, будто князь. Вообще повтор одной и той же идиомы в речи различных персонажей или авторских характеристиках позволяет выявить сходство в речевом поведении этих персонажей. Например, в языковых портретах старших братьев Ивана много общего: рассказывая о ночном дозоре, оба употребляют выражения, содержащие гиперболу (Под дождем я весь промок С головы до самых ног; Ночью страшный был мороз — До животиков промерз; Ночью холод был ужасный, До сердцов меня пробрал). Средний брат проявляет большую фантазию при описании несуществующих преград и опасностей. Зато старший — более красноречив: в его репликах встречаются идиомы народно-поэтического характера, образованные с помощью корневого повтора, единицы книжного стиля (дождь ливмя и лил, насущный хлеб, молвить к слову). Хвастовство, присущее старшим братьям, имеет общую причину — трусость. При описании их чувств П.П. Ершов использует одну и ту же единицу — фразеологическое сочетание страх (боязнь, дрожь) напал(а), актуализируя разные его компоненты: на Данилу боязнь напала, а на Гаврилу — дрожь. Для характеристики отношения братьев к отцовскому наказу автор использует выражение отправляться в дозор (Иван караул держать идет). Сопоставительный анализ единиц дозор и караул показывает, что в XIX в. семантика слов частично различалась: первая единица соотносилась с производящим глаголом дозирать в значениях «доглядывать», «досматривать», «наблюдать», «надзирать», «надсматривать». Само существительное определялось в Словаре В.И. Даля как [стар.] «проверка всякого рода, ревизия»; [ныне] «обход, осмотр часовых…» Таким образом, главной для этого слова оказывалась сема «смотреть». Слово караул толкуется в Словаре В.И. Даля как «стража», при этом актуализируется смысл «хранить в целости». Иными словами, Иван относится к своим обязанностям гораздо серьезнее и ответственнее, чем братья.
Наконец, важную роль фразеологизмы играют и в речи персонажа особого рода — повествователя. В его высказываниях встречаются выражения, напоминающие пословицы и поговорки, в Словаре В.И. Даля, однако, не зафиксированные. В равной степени они могут оказаться и результатом народного творчества, и элементом индивидуальной поэтической системы П.П. Ершова. Характерная черта таких выражений — ирония, которая присуща паремиям (пословицам и поговоркам); ср.:
Тут Ванюша почесался,
Потянулся и поднялся,
Помолился на забор
И пошел к царю во двор… [Ср.: В лесу родились, пенью (т. е. пням) молились.];
Спотыкнувшися три раза,
Починивши оба глаза,
Потирая здесь и там,
Входят братья к двум коням… [Ср.: Кто возьмет без нас, будет без глаз; у него фонарь под глазом].
В то же время в речи повествователя встречаются традиционные устойчивые выражения; так, третья часть сказки предваряется поговоркой: Доселева Макар огороды копал, а нынче Макар в воеводы попал (ср. у В.И. Даля: Вчера Макар гряды копал, ныне Макар в воеводы попал). В современном русском языке более известна другая поговорка со сходным смыслом: Из грязи да в князи, однако рассказчику, вероятно, необходимо актуализировать переносное значение имени собственного, которое в рязанском и сибирских диалектах имеет разную семантику: в первом — «плут», во вторых — «простак». Лучше зная говоры Сибири, писатель, создавая образ Ивана, имел в виду, скорее, второй вариант. Аргументом в пользу такого выбора служит то, что третья часть повествует о самых трудных испытаниях Ивана: поисках кольца Царь-девицы, купании в трех водах, т. е. ему приходится ехать, куда Макар телят не гонял, поскольку на бедного Макара все шишки валятся. О том, что сам Иван соотносит себя с этим фольклорным персонажем, свидетельствует фраза:
То есть я из огорода Стану царский воевода.
Однако нельзя полностью исключить и наличия у имени собственного Макар значения «плут»: герою удается обмануть братьев (утаить от них перо Жар-птицы), разрушить коварные замыслы спальника и в конечном счете стать царем (ср.: Но Иван и сам не прост). Подобные приемы организации речи повествователя характеризуют его как человека ироничного, хорошо знакомого с национальной культурой, с народными обычаями. Таким образом, при лингвистическом анализе языка сказки важно учитывать и этнокультурный компонент слов, входящих в состав фразеологизмов, поскольку автор «Конька-горбунка», насыщая текст устойчивыми оборотами, тщательно выверял их стиль, который несет смысловую и оценочную нагрузку.
Еще одним важным аспектом изучения поэтики сказки нам представляется описание ее лексики с учетом коннотативной характеристики. Коннотация понимается нами традиционно — как стилистическая, эмоциональная и экспрессивная характеристики слова. Их соотношение с предметным (денотативным) и понятийным (сигнификативным) компонентами лексического значения служит важным средством характеристики персонажей.
Изображая главного героя, П.П. Ершов руководствуется принципами, отличающими его поэтику от пушкинской: главные герои «Сказки о царе Салтане», «Сказки о мертвой царевне…» — это царские дети, обладающие высокими душевными качествами, благодаря которым они одерживают победу в борьбе с превратностями судьбы. Это отражается и в их речи, тяготеющей к литературной, хотя и включающей народно-поэтическую лексику. Эмоции, передаваемые их репликами, разнообразны, но преимущественно позитивны.
Герой Ершова, крестьянский сын, необычен своим алогизмом, по словам повествователя и братьев, он вовсе … дурак (представляется он сходным образом: Это я, Иван-дурак). Это отражается как в его речи, так и в поступках. Например, считалось опасным упоминать нечистую силу, особенно ближе к ночи. Старшие братья Ивана, увидев Конька-горбунка, принимают его за беса (Что за бес такой под ним!). Ивана же нисколько не смущает странный внешний вид друга, и нечистого он поминает довольно часто. Впрочем, «все пустяк для дурака», и потому его вовсе не пугает то, чего боятся другие. К слову сказать, и без нечистого Ивану достается: старшие братья, спальник, царь с успехом выполняют функции черта, несмотря на всю свою внешнюю богобоязненность.
Все действия и реплики Ивана доведены до эмоционального и логического предела. Так, накануне первого испытания он абсолютно спокоен:
Он и усом не ведет, На печи в углу поет Изо всей дурацкой мочи: «Распрекрасные вы очи!».
Это его обычное состояние писатель передает с помощью глаголов семантической группы «речь» — поет, напевает, ведет речь. В моменты особых переживаний Иван «кричит на весь базар, будто сделался пожар».
Обращает на себя внимание тот факт, что речевые характеристики других героев сказки — царя, Месяца Месяцовича, кита (Чудо-юдо рыба-кит) — обнаруживают сходство с языковым портретом Ивана. В минуты эмоционального подъема эти персонажи тоже начинают говорить «на повышенных тонах»:
Царь, прищурясь глазом левым, Закричал к нему со гневом…; «Что ты долго не являлся? Где ты, вражий сын, шатался?» — Кит со гневом закричал; Месяц вскрикнул: «Ах, злодей!».
Таким образом, сказочник, используя принцип параллелизма, подчеркивает особенности национального характера (в Подводном царстве та же иерархия отношений, что и на Земле; в Небесном царстве те же поляны, «а на тереме из звезд православный русский крест») и в то же время как бы предвосхищает социальное возвышение Ивана.
Диапазон чувств, испытываемых героем, достаточно широк: понимая, что совершил очередную ошибку и она может стоить ему жизни, герой выражает свое горе столь же бурно, как и радость (как завоет тут Иван…; Что есть мочушки ревет). Эмоциональность речи Ивана, выраженная лексически, актуализируется с помощью синтаксических средств: вопросительных и восклицательных предложений, эллиптических и неполных конструкций, инверсированного порядка слов:
…Эка штука! Во дворце я буду жить, Буду в золоте ходить, В красно платье наряжаться, Словно в масле сыр кататься…
Чудно дело! Так и быть, Стану, царь, тебе служить. Только, чур, со мной не драться И давать мне высыпаться, А не то я был таков!..
Речевая характеристика героя существенно углубляет его образ, часто вступая в противоречие с выводами, к которым приводит анализ поведения персонажа. В противоположность внешней малоподвижности и сонливости героя (его место в родительском доме — печь, и покидает он ее весьма неохотно, только в исключительных случаях) речь Ивана свидетельствует о его эмоциональности, отражает его живое восприятие событий. Особую роль при передаче эмоционального состояния героя играют диалектные, просторечные, часто бранные выражения, слова с суффиксами субъективной оценки. Так, номинация предметов и лиц в репликах героя обычно сопряжена с коннотацией, которая подчас преобладает: кобылицу, вытаптывавшую посевы, он сравнивает с саранчой, перстень Царь-девицы, который нужно достать со дна моря, называет дьявольским, Чудо-юдо рыбу-кита — шайтаном, о жар-птицах говорит:
Тьфу ты, дьявольская сила! Эк их, дряней, привалило!
Однако выделенные просторечия, хотя и относятся к разряду бранной лексики, не составляют единой группы: лексемы дьявольский и дряни концентрируют в себе негативные эмоции, почти лишаясь значения, а единицы саранча и шайтан помимо этого содержат метафорическое обозначение предмета. В первом случае актуализируются семы «скакать» и «уничтожать посевы», во втором — «неправославный», «заморский». Придавая речи героя разговорное звучание, эти слова свидетельствуют и о такой черте характера Ивана, как наблюдательность и умение довольно точно и образно обозначить предмет речи.
Для разговорного стиля в русском языке (и это, безусловно, учитывает автор сказки) характерно большее количество негативных обозначений предмета речи в сравнении с позитивными. В то же время коннотированная лексика, которая на первый взгляд кажется негативно оценочной, оказывается таковой в условиях текста сказки далеко не всегда, что тоже является приметой разговорного стиля и жаргонов. Так, описывая жар-птиц, Иван отмечает:
Неча молвить, страх красивы! Ножки красные у всех; А хвосты-то — сущий смех! Чай, таких у куриц нету. А уж сколько, парень, свету, Словно батюшкина печь!
Если вспомнить, что перед этим они названы дрянями, то следует сделать вывод, что это слово, как и устойчивое выражение сущий смех, не содержит той подчеркнуто негативной оценки, которая есть у этой лексемы в языке, и что чувства Ивана очень быстро сменяют друг друга.
Напротив, отрицательную оценку в контексте произведения приобретают слова, которые в узуальном употреблении ею не обладают. В первую очередь это касается эпитетов тонкий, тоненький применительно к Царь-девице:
«Хм! Так вот та Царь-девица! Как же в сказках говорится… Что куда красна собой. Царь-девица, так что диво! Эта вовсе не красива: И бледна-то и тонка, Чай, в обхват-то три вершка; А ножонка-то, ножонка! Тьфу ты! словно у цыпленка! Пусть полюбится кому, Я и даром не возьму»…
Видишь, вздумал царь жениться, Знашь, на тоненькой царице…
Этот и подобные примеры подчеркивают «простое» происхождение Ивана: ведь крестьянский идеал красоты отличался от дворянского. Привлекательной считалась женщина крупная, румяная, дородная, здоровая и работоспособная, т. е. полная противоположность героини. Этнокультурный компонент актуализирован и в упоминавшемся ранее описании жар-птиц: с точки зрения Ивана, гораздо большую ценность в сравнении с ними имеют полезные в хозяйстве куры, а свет от оперения сравнивается героем с огнем в батюшкиной печи. Так нейтрализуется гиперболический образ.
Вообще в речи героя чаще встречаются не гиперболы и литоты (он редко чему удивляется), а сравнения — преимущественно зооморфные (ножонка словно у цыпленка; рожа словно как у кошки). В большинстве случаев они передают отрицательную оценку.
Слова с позитивной эмоциональной окраской чаще всего называют животных или фантастических персонажей: кони, подаренные кобылицей, — друга; Конек-горбунок — дружочек; Месяц уважительно называется по имени и отчеству. Единственный человек, о котором Иван вспоминает с теплотой, это его отец (батюшка). Так автор сказки подчеркивает одиночество героя, которое, кажется, Иван не замечает. На самом деле это не совсем так: он чувствует отношение со стороны окружающих и принимает советы лишь тех, кто добр к нему (отец, Конец-горбунок). Таким образом, лингвопоэтический анализ показывает, насколько сложна лексико-семантическая организация сказки П.П. Ершова и какие серьезные проблемы она порой ставит перед лингвистом. И в то же время тщательное и последовательное изучение языка этой сказки свидетельствует о том, насколько прозорлив был А.С. Пушкин, утверждавший, что молодой писатель «владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком».
Источник: Русский язык в школе. – 1999. — № 4. – С. 59-66.
Исследовательская работа по детской литературе
Своеобразие языка и стиля сказки П. П. Ершова
«Конек-горбунок»
Студентка: Мейнцер Е. А.
Руководитель: Малиновская А. А.
- Введение
- Народный характер сказки П. П. Ершова
2.1.Лексические средства языка. Тропы. «Авторские» фразеологизмы.
2.2. Синтаксические средства языка сказки.
Поэтические фигуры
- Заключение
Введение
Почти два века украшает сказка «Конёк – Горбунок» русскую детскую литературу, пленяя воображение читателей. Однако критика не всегда была единодушна в оценке произведения и его языка: одни утверждали, что это самобытное творение талантливого писателя, другие предполагали подражание сказкам Пушкина, третьи — стилизацию под народную сказку.
Анализу особенностей языка литературной сказки П. П. Ершова посвящены работы И. П. Лупановой, П. Я. Черных, Л. А. Булаховского, Л. А. Островской.
Актуальность исследования обусловлена недостаточным вниманием к языку произведения на уроках литературного чтения. Приобщение школьников к богатствам русской литературы, формирование читателя, способного к полноценному восприятию художественного произведения, владеющего умениями целостного анализа текста, возможно только при условии систематической работы над художественной формой произведения.
Объект исследования — сказка П. П. Ершова «Конёк-горбунок».
Предметом исследования являются особенности языка и стиля русской литературной сказки «Конек-горбунок» П. П. Ершова.
Методы исследования:
-текстуальный анализ произведения;
-метод систематизации и обобщения;
-сравнительно-сопоставительный метод
Цель исследования – проанализировать лексические, фразеологические и синтаксические средства языка сказки Ершова, тропы и поэтические фигуры, определяющие идейно-художественное своеобразие произведения.
Достижение этой цели требовало решения следующих задач:
— изучить литературу по теме;
— проанализировать лексику и синтаксические конструкции сказки Ершова;
— выявить художественные приемы в создании образов героев произведения;
— обосновать утверждение о самобытности, художественном своеобразии, идейной и эстетической ценности сказки Ершова.
Народный характер сказки П. П. Ершова.
Лексические средства языка. Фразеологизмы. Тропы.
Близость к народу, знание его жизни, привычек, обычаев, вкусов, взглядов обеспечили сказке небывалый успех. Ершов воплотил в своей сказке думы и чаяния русского народа, воссоздал картины народной Руси.
Просторечия, диалектизмы, народно-поэтические слова органично вписываются в языковую ткань сказки, способствуя передаче живой народной русской речи: :«утро зорится», «смотреть вполуглаз», …Знать, столица та была недалече от села…Приключилося им горе… Отродяся… соглядать… Дождь вот так ливмя и лил… сызнова…
…Уши в загреби берет, что есть мочушки ревет…
…Наш удалый молодец затесался во дворец…
… Горбунок, его почуя, дрягнул было плясовую…
В сказке Ершова много устаревших слов – историзмов и архаизмов, значение которых далеко не всегда понятно, они могут вызвать ложные ассоциации у читателя-школьника. При изучении сказки на уроках литературного чтения необходимо проводить словарную работу. Например: малахай (длинная широкая одежда без пояса), ендова (посуда для вина), спальник (царский слуга), чёрная бабка — налитая свинцом кость для игры, лубки — лубочные картинки, «Вот бы курево развесть…» (костер, огонек), суседко – домовой, седмица – неделя, ражий – крепкий, плотный.
Наряду с историзмами в тексте сказки «Конек-горбунок» встречается ряд архаических элементов (фонетических, грамматических и др.): В долгом времени аль вскоре Приключилося им горе..Спотыкнувшися три раза, Починивши оба глаза… Натянувшись зельно пьян, Затащился в балаган… о полночь (соврем. в полночь), по Ивана (соврем. за Иваном), согласися быть царица (соврем. царицей), дворяна (соврем. дворяне) и др.
Автор мастерски владеет всеми средствами литературной изобразительности, создавая сложные образные картины. В ярких, выразительных описаниях – сравнения, красочные эпитеты, метафоры, гиперболы:
Кобылица та была / Вся, как зимний снег, бела,
Грива в землю, золотая, / В мелки кольца завитая…
Кони ржали и храпели, / Очи яхонтом горели;
В мелки кольца завитой, /Хвост струился золотой,
И алмазные копыты / Крупным жемчугом обиты…
…Что есть силы в дверь стучится, / Чуть что кровля не валится,
И кричит на весь базар, / Словно сделался пожар…
Гиперболы: Под дождем я весь промок / С головы до самых ног; Ночью страшный был мороз —/ До животиков промерз; Ночью холод был ужасный,/ До сердцов меня пробрал.
Представляется необходимым проанализировать фразеологизмы, встречающиеся в тексте достаточно часто. Ершов включает в сказку народные поговорки и присловья, искусно и остроумно «переделывая» их:
Отправляется на печь / И ведет оттуда речь / Про ночное приключенье / Всем ушам на удивленье… Но давно уж речь ведется, / Что лишь дурням клад дается, / Ты ж хоть лоб себе разбей, / Так не выбьешь двух рублей…
«Авторские» идиоматические выражения: … На него боязнь напала…Под дождем я весь промок / С головы до самых ног…До животиков промерз,… Ночью холод был ужасный, До сердцов меня пробрал… Дрожь на малого напала, Зубы начали плясать; Он ударился бежать… Он и усом не ведет… Неча молвить, страх красивы!
П.П. Ершов использует и устойчивые выражения, возникшие и бытовавшие в художественном стиле (литературные штампы): Кобылица молодая, / Очъю бешено сверкая, / Змеем голову свила / И пустилась, как стрела.
Такое стилистическое разнообразие фразеологических единиц позволяет охарактеризовать речевую манеру героев в динамике. Особенно показательна в этом смысле речь царя, который то изъясняется простонародным языком (словно в масле сыр кататься; ходить в золоте; помилуй бог;), то обращается к официальному стилю (дать в приказ; в силу указа). Встречаются в его речи обороты книжного стиля (взвеселил душу, сиречь молвить), народно-поэтические выражения (светик мой, жить припевая, любить душой, умереть с горя). Иными словами, в поэтике П.П. Ершова фразеологизмы способствуют созданию образа героя, его характеристике.
Наиболее отчетливо это проявляется в речи Ивана:
Всю я ноченьку не спал, / Звезды на небе считал… Вдруг выходит дьявол сам,/ С бородою и с усам;/ Рожа словно как у кошки, /А глаза-то — что те плошки!
Иногда фразеологизмы сочетают в себе речевую манеру героя и авторский комментарий:
Вот и стал тот черт скакать / И зерно хвостом сбивать. / Я шутить ведь не умею — / И вскочи ему на шею.
Сказка пронизана лёгким юмором, лукавством, свойственным русскому народу и отразившимся в его устном художественном творчестве.
П.П.Ершов изображает героев сказки с иронией, но если Ивана он рисует с добрым юмором, то братьев Ивана и Царя с придворными — с сарказмом:
Ночь ненастная настала,/ На него боязнь напала,
И со страхов наш мужик / Закопался под сенник…
…Спотыкнувшися три раза, / Починивши оба глаза,
Потирая здесь и там, / Входят братья к двум коням.
…Вот он поля достигает, / Руки в боки подпирает
И с прискачкой , словно пан,/ Бокам входит в балаган. (Иван)
Усилению комического эффекта способствуют не только нелепые ситуации, но и шутки, пословицы, присловья. Чтоб напугать братьев, о своём дозоре Иван сочинил нарочито страшную и смешную историю:
Вдруг подходит дьявол сам / С бородою и с усам;
Рожа словно как у кошки, / А глаза – то что те плошки!
Вот и стал тот чёрт скакать / И зерно хвостом сбивать.
Вульгаризмы довольно часто встречаются в сказке, усиливая сарказм или подчеркивая комичность ситуации: Рожа словно как у кошки… Уж таскал же он, таскал, / Чуть башки мне не сломал… Да какой вас черт украл?
Чтоб пропасть ему, собаке! / Чтоб издохнуть в буераке!
… Тьфу ты, дьявольская сила! / Эк их, дряней, привалило!..
Синтаксические средства языка сказки. Поэтические фигуры
Своеобразен синтаксис произведения. Каждый стих представляет собой самостоятельную смысловую единицу, предложения короткие, простые. Инверсия выполняет акцентную или смысловую, а также ритмообразующую функции. Почти в каждой строке есть глагол, обозначающий движение или действие, что усиливает динамичность повествования: Свет такой тут заблистал, / Что чуть спальник не вскричал, / И от страху так забился,/ Что овёс с него свалился.
Эмоциональность речи Ивана подчеркивается с помощью упрощенных синтаксических конструкций, риторических фигур, вопросительных и восклицательных предложений, инверсий, повторов.
Чудно дело! Так и быть, / Стану, царь, тебе служить. / Только, чур, со мной не драться / И давать мне высыпаться, / А не то я был таков!..
Композиционные повторы сопровождают повторы синтаксические. Повторяются отдельные слова, рядом стоящие фразы, обороты, отдельные стихи. И от сивка, и от бурка, / И от вещего каурка…Повторы придают сказке убедительность и особую занимательность:
Пара нашим не дается; / Делать нечего, придется
Во дворце тебе служить. / Будешь в золоте ходить,
В красно платье наряжаться, / Словно в масле сыр кататься,
Всю конюшенну мою / Я в приказ тебе даю,
Царско слово в том порука. / Что, согласен?» — «Эка штука!
Во дворце я буду жить, / Буду в золоте ходить,
В красно платье наряжаться, / Словно в масле сыр кататься,
Весь конюшенный завод / Царь в приказ мне отдает…
Заключение
Таким образом, анализ языка и стиля сказки показывает, насколько сложна лексико-семантическая организация сказки П.П. Ершова и какие серьезные проблемы она порой ставит перед учителем и читателем-школьником.
Как и Пушкин, и Жуковский, Ершов писал свою сказку для всей читающей России. Но она органически вошла в детскую литературу. В первую очередь, сказка детская в своей безудержной фантазии, в удивительных приключениях, динамичном сюжете, красочности, игривой ритмике, песенном складе, образе главного героя – отважном представителе народа, в победе добра над злом, уважении к человеку, к нашему великому языку.
Список литературы
1. Арзамасцева И.Н., Николаева С.А. Детская литература.–М.: Академия, 2009.
2. Детская литература: учебник для студ. сред.проф. учеб. заведений / под ред. Е. О. Путиловой. – М.: Издательский центр «Академия», 2014.
3.Евсеев В.Н. «Романтические и театрально-площадные традиции в «Коньке-горбунке» П. П. Ершова» // Русская сказка. — Ишим, 1995.
4. Евсеев В.Н. «Антиповедение в мире «Конька-горбунка»» // Ершовский сборник. — Ишим, 2004. — Вып.I.
5. Леонова Т.Г. «Русская литературная сказка XIX века в ее отношении к народной сказке: Поэтическая система жанра в историческом развитии.» — Томск, 1982.
6. Островская Л.А. Язык и стиль русской литературной сказки (Лингвистический анализ сказки П. П. Ершова «Конек-горбунок»): Дисс. канд. филол. наук. — Ташкент, 1984.
7. Путинцев А.М. Сказка П. П. Ершова «Конек-горбунок» и ее источники // Труды Воронежского ун-та. Воронеж, 1925. — Т.1.