В чем разница между мифом и сказкой

Увлекательное чтение мифов и сказок доставляет удовольствие не только детям, но и взрослым. Более того: их историю, содержание, образный строй, поэтику изучают серьезные ученые, в трудах которых исследуются законы развития общества, возникновения религий, расцвета и упадка цивилизаций. Мифы и сказки – неисчерпаемый источник информации, позволяющий проникнуть в тайны прошлого и будущего. Мифические и сказочные сюжеты, дополняя друг друга, дают возможность воссоздать целостную картину мира и определить в ней место человека.

Мифы – это древнейшие предания, отражавшие в коллективном сознании обобщенный образ окружающего мира. В античной мифологической литературе сложился особый эпический жанр, который позволял в форме образного повествования создать цельную систему мифических героев, определявшую, по мнению древних, судьбу человека и развитие  исторических событий.

Наши предки воспринимали мифы как реальность, персонифицируя божественные силы и наделяя их чертами земных людей. В мифах с особой торжественностью описывались деяния богов и подвиги героев, от которых зависела жизнь простых смертных. Катаклизмы природы, войны, смену правления – все значимые события в мифах находили простое и убедительное объяснение.

Мифотворчество было неотъемлемой частью развития большинства этнических культур. Об этом свидетельствуют известные литературные памятники «Одиссея», «Илиада», «Махабхарата», «Рамаяна», «Эдда».

Сказка также относятся к древнейшим видам коллективного народного творчества. Сказочный вымысел – способ переосмыслить закономерности человеческой жизни и объяснить прядок вещей, который определен волей свыше. В сказках разных народов нашли отражение фрагменты этнических культовых обрядов и языческих ритуалов. С ними связаны волшебные превращения героев, мотив колдовства, смерти и воскрешения, чудодейственной силы амулетов.

Если в мифах передаются общие представления о месте человека в строгой иерархии земных и божественных сил, то мир сказок максимально приближен к обычной жизни. В нем можно найти интересные подробности быта, семейного уклада, обычаев. Сказочные персонажи взяты и перенесены в вымышленный мир из обычной жизни.

Мифы, в отличие от сказок, населены богами и героями. Структура мифа строится на основе сюжетной линии, которая может иметь многократные повторы в других сюжетах. Сказка имеет строго определенную композицию. Сохранять ее помогают устойчивые формообразующие элементы: троекратные повторы, ситуации испытания героев, обилие постоянных эпитетов.

Стиль сказок определяет обычная разговорная речь с включением пословиц, поговорок, загадок. Описание жизни богов и героев требует торжественности и особой ритмической организации речи.

Выводы TheDifference.ru

1. В отличие от сказок, передающих представление наших предков об окружающем мире на бытовом уровне, мифы отражают обобщенный образ действительности как упорядоченную систему взаимодействия высших сил.
2. Содержание сказок воспринимается как вымысел, мифы создавались как общенародная интерпретация реально происходивших событий.
3. В сказке человек вступает в противоборство с силами зла, чтобы достичь желаемого, в мифе повествуется о богах и героях, которые вершат судьбы простых смертных.
4. Сюжеты отдельных мифов связаны между собой, но развиваются свободно, без строгих канонов повествования. В сказках выдерживается строго определенная композиция с устойчивыми формообразующими элементами.
5. Язык сказок максимально приближен к народному, мифы отличает особая торжественность речи.

Чем миф отличается от сказки? Миф и сказка – интересные жанры литературы, с которыми наверняка все знакомы. Их объединяет то, что они оба являются произведениями фольклора, созданными богатой фантазией народа. Но так ли они схожи, как кажутся на первый взгляд?

Главные особенности мифов

Главные особенности сказок

Сказка – это фольклорное или литературное произведение, повествующее о волшебных, бытовых или героических событиях. Первые сказки появились именно из мифов, утративших свою основную функцию. Сказки повествуют о совершенно случайных героях (мальчик, девочка, Баба-Яга, медведь и др.), а мифы – о конкретных (Геракл, Одиссей, Зевс, Тор). Зачастую в сказках героями становятся самые обыкновенные люди, либо очеловеченные животные.

Этот вид фольклора вовсе не претендует на историчность повествования, ведь «сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Она изначально восприниматься как выдумка, вымысел, фантазия. В сказках отражается мораль, этика, традиции и быт народа, сказка учит мудрости и важным человеческим ценностям. Герои в сказках обязательно делятся на хороших и плохих, на добрых и злых (Василиса Премудрая – хорошая, а Кощей Бессмертный – злой).

У сказки есть точные каноны построения (зачин, завязка, развитие сюжета, кульминация, дальнейшее развитие сюжета, развязка и концовка), а конец счастливый – добро всегда побеждает зло. В сказках есть волшебство, но сюжет всегда приближен к реальной жизни. В этих произведениях активно используются поговорки и присказки.

Чем миф отличается от сказки

Главным отличием мифов от сказок являются их функции. Функция мифа объяснительная, люди пытались понять удивительный мир, в котором они живут, объяснить природные явления и научиться их контролировать.

В сказках же воспитательная и развлекательная – понять простые жизненные истины, повеселиться и посмеяться.

Мифы и сказки составляют сокровищницу мировой литературы, они разные, но оба являются увлекательными и познавательными жанрами. Понимание их особенностей поможет ориентироваться в литературе и расширить свой кругозор.

Строгое
различение мифа и сказки имеет большое
значение, теоретическое и практическое.
Теоретически — это вопрос о соотношении
первобытной синкретической идеологии
(а на более поздней стадии — религиозной
идеологии) и искусства. Сказка обычно
трактуется как явление чисто художественное,
а в мифе неразличимы элементы
бессознательно-поэтические, зачатки
религиозных и донаучных представлений,
часто имеются следы связи с ритуалами.
Практически очень важно разграничение
мифа и сказки в архаической культуре,
поскольку «первобытные» сказки
еще сами не отпочковались окончательно
от мифов и мифологизированных «быличек»,
к которым восходит в конечном счете их
жанровый генезис. На трудность такого
разграничения в рамках первобытного
фольклора не раз указывали крупнейшие
знатоки мифологии американских индейцев,
например такие, как Ф. Боас и С. Томпсон.
С. Томпсон считает миф в принципе
разновидностью сказки 1. Некоторые,
наоборот, склонны все первобытные сказки
называть мифами 2. Спорадически в качестве
компромисса появляется термин
«мифологические сказки 3. При издании
подобных текстов терминологический
разнобой очень велик. Он отражает как
факт реальной близости мифов и архаических
«сказок», так и путаницу в самой
науке.

Следует
отметить, что не только в первобытном
фольклоре происходит смешение мифа и
сказки. Такое смешение имеется и в
древнегреческой традиции, которой
принадлежит сам термин «миф». Многие
греческие «мифы» можно рассматривать
как типичные сказки или исторические
предания. Само слово «миф» обозначает
рассказ, повествование, басню и т. п. Это
исходное понимание мифа нельзя считать
полностью анахронистическим, ибо мифы
несводимы к чистым «представлениям»,
«объяснениям», воплощению элементарных
эмоций, описанию обрядов и т. д. Мифические
представления о космосе, социально-родовых
отношениях, обычаях, обрядах, формах
поведения и т. п., как правило, передаются
в виде рассказа о происхождении тех или
иных элементов природы, культуры, об
установлении обрядов и обычаев. Иными
словами, первобытный миф принципиально
этиологичен и принципиально повествователен.
События давно прошедших времен
первотворения оказываются своеобразными
«кирпичиками» мироустройства.
Поэтому противопоставление мифа и
сказки как относящихся к разным сферам
— «мировоззрения» и «повествования»
— несостоятельно.

За
полтораста лет существования науки о
фольклоре выдвигались различные
конкретные критерии для отделения мифа
от сказки. Представители так называемой
мифологической школы XIX века различали
прежде всего повествования о богах или
героях, тематику небесную (до Маннгардта,
открывшего земную «низшую» мифологию)
или земную. Неомифологи-ритуалисты
(Сэнтив, Рэглан и др.) выдвигают на первый
план прочность связи с ритуалом.
Психоаналитик О. Ранк считает миф
откровенным выражением эдипова комплекса,
а сказку (возникшую в период упорядоченных
семейных отношений) — завуалированным,
с вытеснениями и подменами 4. Другой
психоаналитик, Геза Рохайм 5, сходным
образом различает миф и сказку по их
отношению к так называемому Зирег е§о:
мифы созданы с точки зрения «отцов»
и рисуют трагически смерть и апофеоз
«первоотца», а сказки — с позиции
«сыновей», что ведет к подсознательным
заменам (демоны — плохие родители), а
также к торжеству эроса и счастливому
концу.

Популярная
на Западе неомифологическая школа в
литературоведении (во многом опирающаяся
на психоаналитика К. Юнга) имеет тенденцию
полностью переносить признаки мифа не
только на сказку, но на литературу в
целом, стирая таким образом всякие
грани. А. Йоллес 6, видевший в сказке и
мифе «простые формы», непосредственно
вырастающие из самого языка, связывал
миф с вопросительной формой, а сказку
с идеальным уровнем оптатива. Немецкий
сказковед Фридрих фон дер Лайен называет
сказку «игровой формой» мифа 7.
Классик американской этнографии Ф. Боас
указывал на признаваемую самими
аборигенами важность отнесения действия
в мифах (в отличие от сказки) к стародавним
временам. Американский ученый У. Бэском
8 противопоставляет миф и сказку по
признакам веры (реальность-вымысел),
времени и места (определенные-неопределенные),
отношения (религиозное-нерелигиозное),
особенностям главного героя (нечеловеческий
в мифе-как нечеловеческий, так и
человеческий в сказке), по обстановке
рассказывания. Американский

структуралист
Алан Дандес видит различия мифа и сказки
в коллективном или индивидуальном
характере исходной ‘недостачи» или
нарушенного табу в завязке повествования
9. Сходный критерий еще ранее выдвигался
автором настоящей статьи 10. Заслуживает
внимания, что американские структуралисты
А. Дандес и супруги Маранда 11 не находят
структурных различий между мифом и
сказкой, а лидер французских структуралистов
К. Леви-Строс считает, что различие между
мифом и сказкой чисто количественное:
в сказке ослаблена транспозиция темы
(свободнее замены, большая возможность
«игры»), и сказки сконструированы
на основе более слабых противопоставлений
(локальное, социальное, моральное, а не
космологическое, метафизическое,
природное) 12.

Рамки
настоящей статьи не позволяют дать
систематический обзор различных мнений
по интересующему нас вопросу. Да это и
не обязательно, так как мы не ставим
своей целью выбор одной из приведенных
точек зрения. Мы предлагаем начать не
с такого выбора, а, наоборот, с фиксации
оптимального набора различительных
признаков (большинство из них совпадает
с отдельными «точками зрения»).
Только после краткого рассмотрения
этих признаков как в диахроническом
(историческом), так и синхроническом
(систематическом) аспектах мы попытаемся
выделить из этого оптимального набора
самые коренные, специфические, необходимые
черты для различения мифа и сказки, т.е,
минимальный набор различительных
признаков и его возможные варианты.

Примерный
оптимальный набор дифференциальных
признаков (сказке будет, как правило,
конечно, чисто условно соответствовать
негативная оценка):

А:
I — ритуальность-неритуальность, II —
сакральность-несакральность, III —
достоверность-недостоверность (или
абсолютная достоверность-относительная,
допускающая выдумку), IV — этнографически
конкретный тип фантазии-условно-поэтический;

Б:
V — мифический герой-немифический, VI —
мифическое (доисторическое) время
действия-сказочное (внеисторическое),
VII — наличие этиологизма-его отсутствие
(или этиологизм субстанциональный-орнаментальный),
VIII — коллективность (космичность)
объекта изображения-его индивидуальность.

Различительные
признаки группы А соответствуют
интерпретации среды, а группы Б —
содержанию самого произведения: его
тематике, героям, времени действия,
результату действия.

При
диахроническом анализе, т.е, при
рассмотрении истории, становления
сказки, процесса перехода от мифа к
сказке, все эти различительные признаки
в той или иной мере обнаруживаются как
значимые. Не следует забывать о том, что
мы исходим из оптимального набора
признаков. Наличие или отсутствие
некоторых из них не является обязательным
свойством мифа или сказки. Но при всех
условиях деритуализация, десакрализация,
ослабление строгой веры в истинность
мифических «событий», развитие
сознательной выдумки, потеря этнографической
конкретности, замена мифических героев
обыкновенными людьми, мифического
времени сказочно-неопределенным,
ослабление или потеря этиологизма,
перенесение внимания с коллективных
судеб на индивидуальные — все это
моменты, ступеньки процесса трансформации
мифа в сказку. Трудность изучения
трансформации мифа в сказку заключается,
в частности, в том, что смена ступеней
эволюции идет параллельно с жанровой
дифференциацией из первоначального
синкретизма.

До
сих пор ведутся споры о том, является
ли связь с ритуалом обязательной для
мифа. Современные неомифологи, как уже
отмечалось, склонны видеть в мифах
исключительно отражение обрядов и даже
в известном смысле их составную часть.
Естественно, что в отрыве мифа от ритуала
они усматривают главную предпосылку
для превращения мифов в сказки. Эта
концепция односторонняя. Даже у
австралийцев записаны многочисленные
мифы, не имеющие обрядовых эквивалентов
и обрядовой основы для своих сюжетов.
Э. Станнер показал в своем интересном
исследовании «О религии аборигенов»
13, что между мифами и обрядами
североавстралийских племен большей
частью обнаруживаются внутреннее
единство и структурное тождество, но
это вовсе не результат происхождения
мифа от обряда, что наряду с ритуальными
мифами имеются «амифные» ритуалы
и «неритуальные» мифы.

В
культурах менее архаических, чем
австралийская, неритуальных мифов еще
больше. Однако для тех мифов, которые
все же имеют обрядовую основу и тесно
переплетены с ритуалами (являясь их
составными частями или обязательным
«комментарием» к ним), разрыв
непосредственной связи с ритуальной
жизнью племени безусловно есть первый
шаг в сторону сказки.

Следует
заметить, что и независимо от живой
связи с конкретным обрядовым действом
рассказывание мифов в первобытном
обществе обставлялось известными
условиями и запретами в смысле места и
времени, рассказчика и аудитории, исходя
из веры в магическую силу слова,
повествования. Реликты различных
запретов такого рода сохраняются очень
долго.

Отмена
специфических ограничений на рассказывание
мифов, допущение в число слушателей
«непосвященных» (женщин и детей)
невольно влекли изменение установки
рассказчика и развитие развлекательного
момента. Речь идет о десакрализации —
важнейшем стимуле для превращения мифа
в сказку. Самый «механизм»
десакрализации и его значение отчетливо
видны на тех же австралийских примерах.
Из тотемических мифов изымается священная
информация о мифических маршрутах
тотемных предков; зато усиливается
внимание к «семейным» отношениям
тотемных предков, их ссорам и дракам,
ко всякого рода авантюрным моментам,
по отношению к которым допускается
бульшая свобода варьирования и тем
самым выдумки .

Десакрализация
неизбежно ослабляет веру в достоверность
повествования. Она, разумеется, не
приводит сразу к сознательной выдумке,
к восприятию повествования как «небылицы»,
но строгая достоверность уступает место
нестрогой достоверности, что в свою
очередь открывает путь для более
свободной и разрешенной выдумки, фантазии
рассказчика.

Соотношение
сакральности (достоверности) и
несакральности (недостоверности) как
раз лежит в основе герминологических
различий у аборигенов — носителей
архаических фольклорных традиций —
между двумя категориями повествовательного
фольклора. Разумеется, вера в подлинность
рассказываемого в принципе возможна и
без сакрализации. С другой стороны,
десакрализованный миф — еще не сказка
в строго научном понимании. У меланезийцев
и полинезийцев, в отличие от австралийцев
и папуасов, большинство популярных
мифов не имеет священного характера, и
нет уверенности, что они имели такой
характер в прошлом.

Очень
характерный признак мифа — отнесение
действия к мифическим временам типа
австралийского «времени сновидений».
Этот признак ярко выступает в фольклоре
большинства племенных групп американских
индейцев. К представлению о мифическом
времени и тотемных предках восходят
зачины вроде следующих: «Это было
тогда, когда звери были людьми», «Когда
жил Ворон и его народ», «Когда земля
только что создавалась» и т. п. С полным
забвением тотемических верований
подобные зачины приобретают иронический
оттенок. В развитой сказке их вытесняет
зачин, указывающий на неопределенное
время и место действия.

«Демифологизация»
времени действия тесно связана с
«демифологизацией» результата
действия, т.е, с отказом от этиологизма,
поскольку сам этиологизм неотделим от
отнесения действия ко временам
первотворения. Этиологизм формализуется
в виде определенной мифической концовки.
Сама эта концовка по мере потери сюжетом
специфически этиологического смысла
превращается в орнаментальный привесок.
В такой реликтовой форме она долго
сохраняется во многих сказках о животных
и лишь постепенно (особенно яркие примеры
дает Африка — родина классических
сказок о животных) оттесняется
дидактической концовкой — «моралью»,
открывающей путь к басне.

В
волшебной сказке этиологические концовки
отмирают еще быстрей, уступая место (на
последнем этапе) концовкам совершенно
иного типа, намекающим на вымышленность,
недостоверность повествования. Мифические
времена и этиологизм составляют
нерасторжимое целое с космическим
масштабом мифа и его вниманием к
коллективным судьбам племени, субъективно
отождествленного с человечеством в
целом («настоящими людьми»).
Прометеевский благородный пафос не
обязателен для мифа, но деяния демиурга
(даже если они напоминают по характеру
трюки мифологического плута) имеют
космическое «коллективное» значение;
это добывание света, огня, пресной воды
и т. п., т.е, первоначальное происхождение,
космогонический процесс. По мере движения
от мифа к сказке сужается «масштаб»,
интерес переносится на личную судьбу
героя. В волшебной сказке похищение
огня, теряя космический характер,
совершается героем для зажигания его
собственного очага; поиски целебной
воды — для излечения от слепоты отца
героя; в африканских сказках о животных
Заяц хитростью пытается приспособить
для себя лично колодец с пресной водой,
вырытый всеми другими зверьми. Вообще
следует заметить, что эгоистическая
жадность трикстера — очень яркое
выражение потери «прометеевского»
смысла деяний культурного героя.
Навязчивый мотив сказок о животных —
разрушение дружбы двух зверей из-за
коварства. Впрочем, и «альтруистический»
благородный герой волшебной сказки,
добывающий живую воду и чудесные
предметы, спасающий своего больного
отца или похищенных змеем царевен,
действует в интересах довольно узкого
круга (своя семейная община, отец, тесть,
царь и т. д.) и по-своему также противостоит
«космизму», «коллективизму»,
«этиологизму» мифа. Дегероизация
мифического героя за счет превращения
его в мифологического плута конкурирует
с демифологизацией героя при сохранении
его «серьезности» и «альтруизма»,
распространяющегося, впрочем, как
сказано, на весьма узкий круг.

Сказочные
герои в фольклоре коренного населения
Америки, Океании уже не полубоги —
демиурги, хотя (в порядке идеализации)
могут еще иметь божественных родителей
или более далеких предков, сохранять
тотемические реликтовые черты (сын или
зять Солнца у североамериканских
индейцев, потомок спустившейся с неба
колдуньи — Тафаки — и его род в Полинезии
и т. д.). Высокое «мифическое»
происхождение в форме чудесного рождения
сказочного героя можно встретить и в
европейских сказках. Однако там гораздо
чаще «высокое» происхождение имеет
социальные формы («царевич»). В
процессе демифологизации, по-видимому,
сыграло свою роль взаимодействие
традиции собственно мифологического
повествования и всякого рода «быличек»,
центральными персонажами которых с
самого начала были обыкновенные люди,
порой безвестные и даже безымянные.
Демифологизация героя в сказке дополняется
часто нарочитым выдвижением в качестве
героя социально обездоленного, гонимого
и униженного представителя семьи, рода,
селения. Таковы многочисленные бедные
сироты в фольклоре меланезийцев, горных
тибето-бирманских племен, эскимосов,
палеоазиатов, североамериканских
индейцев и др. Их обижают жены дяди
(Меланезия), сородичи и соседи (Северная
Америка) и т. д., а духи становятся на их
защиту. Аналогичны запечники, золушки,
младшие братья и падчерицы из европейской
сказки. Сказочный герой лишается тех
магических сил, которыми по самой своей
природе обладает герой мифический. Он
эти силы должен приобрести в результате
инициации, шаманского искуса, особого
покровительства духов. На более поздней
стадии чудесные силы вообще как бы
отрываются от героя и действуют в
значительной мере вместо него.

Формирование
классической формы волшебной сказки
завершилось далеко за историческими
пределами первобытнообщинного строя,
в обществе, гораздо более развитом.
Предпосылкой был упадок мифологического
мировоззрения, которое «превратилось»
теперь в поэтическую форму волшебной
сказки. Это и был окончательный разрыв
синкретической связи с мифом. Очень
существенным моментом формирования
классической формы волшебной сказки
является отрыв сказочной фантастики
от конкретных «племенных» верований,
создание весьма условной поэтической
мифологии сказки. Мифические существа,
например, в русской сказке иные, чем в
русской же быличке, отражающей
сохранившиеся в определенной среде
суеверия. Условный характер сказочной
фантастики сочетается с откровенной

6

установкой
на вымысел, в отличие не только от
бытующих одновременно быличек, но и от
первобытных, еще синкретических форм
сказки. Классическая волшебная сказка
отлична от мифа и не полностью
отпочковавшейся от него первобытной
сказки и структурно.

Первобытный
миф представляет собой серию «потерь»
и «приобретений», связываемых
деяниями мифических героев (например:
было темно, культурный герой Ворон
пробил небесную твердь и брызнул свет,
или он похитил мячи — небесные), а
классическая волшебная сказка дает
сложную ступенчатую иерархическую
структуру, основу которой доставляет
противопоставление предварительного
испытания основному. В результате
предварительного испытания (проверка
свойств героя, знания им правил поведения,
его доброты) герой получает от «дарителя»
(термин В. Я. Проппа 15) лишь чудесное
средство, с помощью которого он в основном
испытании — подвиге — достигает
важнейшей сказочной цели — ликвидации
первоначальной потери, беды, «недостачи».
Очень часто за основным испытанием
следует дополнительное испытание — на
идентификацию: герой должен доказать,
что именно он совершил подвиг, а не
соперники-самозванцы; «подмененная»
или «забытая» невеста так же должна
показать свою истинность. В результате
герой награждается царевной и половиной
царства.

Структура
первобытного мифа (и сказки), в которой
все деяния (испытания) героя равноправны,
где нет противопоставления средства и
цели, может рассматриваться как некая
метаструктура по отношению к классической
волшебной сказке. В классической
волшебной сказке на развалинах
мифологического «космоса» твердо
очерчивается «микрокосм» в виде
сказочной семьи как арены конфликтов
социального характера. Конфликты эти
разрешаются вмешательством в личные
судьбы чудесных лиц и предметов из мира
условной сказочной мифологии. Если в
мифе большую роль играла тема инициации
героя, а женитьба выступала только как
средство социальной «коммуникации»
и добывания магических и экономических
«благ», то в сказке женитьба —
конечная цель и важнейшая ценность.
Благодаря женитьбе герой приобретает
более высокий социальный статут и таким
образом «преодолевает» коллизию,
возникшую на «семейном» уровне.

Такова
в кратчайшем описании картина развития
от мифа к сказке. Характер этого движения,
его механизмы ясны. Дистанция между
классическим первобытным мифом и
классической волшебной сказкой очень
велика.

На
практике, однако, часто трудно судить,
является ли тот или иной фольклорный
«текст» еще мифом или уже сказкой.
Трудности эти особенно бросаются в
глаза при синхронном рассмотрении
«текстов» в рамках фольклора того
или иного архаического общества. Как
уже указывалось, аборигены сами иногда
весьма определенно выделяют в
повествовательном фольклоре две
категории (преимущественно по признаку
«сакральность-несакральность»),
только весьма условно сопоставимые с
«мифом» или «сказкой» (например,
адаох и жалеек — у индейцев-цимшиан,
хвенохо и хехо — у дагомейцев фон, пыныл
и лымныл — у чукчей и т. д.). Но весьма
сходные произведения могут различными
племенными группами оцениваться
по-разному. Особенно сильны колебания
в отношении сказаний о трикстерах в тех
случаях, когда они являются одновременно
и серьезными творцами. Североамериканские
индейцы большей частью отличают
анекдотические проделки Ворона, Норки
и т. п. от их же серьезных деяний.
Рассказывать о трюках прожорливого
Ворона можно без ограничения времени,
места, аудитории. Но вот у дагомейцев
рассказы о проделках похотливого
трикстера Легба рассматриваются как
хвенохо («мифы»), поскольку Легба
связан с пантеоном высших богов, а
проделки прожорливого трикстера Но —
как хехо («сказки»). Эта неустойчивость,
как уже отмечено, объясняется тем, что
трикстеры, при всей их «карнавальное™»,
часто продолжают мыслиться мифологическими
персонажами.

Родственные
отношения «высоких» сказочных
героев с богами тоже порой приводят к
разнобою в классификациях аборигенов.
Кроме того, деление на две основные
группы по принципу сакральности и
достоверности часто приводит к объединению
мифов и исторических преданий (у тех же
дагомейцев или чукчей) и выключению из
мифов десакрализованных этиологических
рассказов. Далеко не всегда ясен характер
этиологизма, трудно определить, в какой
мере он связан с самим ядром сюжета, а
в какой орнаментален. Поэтическая
биография иного чисто мифологического
героя порой так разрастается и обогащается
сказочными деталями, что интерес
повествования целиком прикован к его
личной «судьбе» (например, в
популярных сказаниях о «детстве»
мифического героя и его взаимоотношениях
с не признающим его небесным отцом, о
его любовных связях и т. д.), а не к
этиологическим результатам его деяний.
Специфические трудности и недоразумения
для исследователя возникают иногда при
знакомстве с записями текстов, в которых
фигурируют различные приключения
героев, но из текста не всегда видно,
чту собственно это за герои — мифические
предки (например, «дема» у папуасов
маринд-аним) или современные люди. Как
уже отмечалось, между первобытным мифом
и первобытной сказкой нет структурных
различий, «потери» и «приобретения»
могут иметь и коллективно-космический
(в мифе), и индивидуальный (в сказке)
характер.

Таким
образом, если в диахроническом аспекте
различия между мифом и сказкой очевидны,
особенно при сравнении исторически
крайних форм (первобытного мифа и
классической волшебной или даже
«животной» сказки), то в синхроническом
плане эти различия гораздо более зыбки
из-за «текучести» восприятия
«текста» самими носителями фольклора
и из-за обилия промежуточных случаев.
Конечно, наличие таких промежуточных
случаев в принципе не исключает отчетливой
классификации, но дело в том, что
синкретизм мифа и сказки в действительности
остался неопределенным в рамках
архаического фольклора культурно-отсталых
народностей. И мы имеем дело не только
с колебаниями в распределении по
«жанрам», но и с тем, что многие
«тексты» представляют собой и миф
и сказку, совмещают частично функции и
того и другого, например, одновременно
объясняют детали космогенеза и
санкционируют

взаимодействие
с народным и церковным искусством
позволяют констатировать, что духовные
стихи образуют весьма существенную,
обусловленную историческим развитием
России, часть целостной народной
культуры. Область духовных стихов
располагалась в том ее секторе, где
находился один из полюсов противоречивого
народного мировоззрения, а именно,
религиозно-христианский, вернее,
христианско-языческий. Русский фольклор
без духовных стихов не может быть признан
целостным явлением. Духовные стихи не
представляют в нем изолированного круга
произведений. В устном бытовании они
взаимодействовали с былинами, обрядовыми
и историческими песнями, подвергаясь
их влиянию и сами оказывая значительное
воздействие на них. История русского
фольклора без духовных стихов так же
неполна, неполноценна, как история
русской культуры без истории православной
церкви. Живут в «своем» времени герои
всех жанров устного народного творчества:
волшебных сказок — в очень отдаленном
прошлом, былин — в Киевской Руси, баллад
и бытовых сказок — в относительно
недавнем прошлом, лирических песен и
частушек — в настоящем… Время действия
в отдельных духовных стихах тоже может
быть вполне определенным и ограниченным,
в целом оно начинается с «сотворения
мира» и продолжается после кончины
существующего мироздания. И дело не
только в размещении изображаемых событий
во всей их протяженности, но и в связи
с их постоянно действующими персонажами.
Часто это персонажи древнеславянской
мифологии (например, Мать-Сыра Земля):

Фольклорные жанры отличаются особой поэтикой, увлекательным сюжетом и многообразием. Каждый из них имеет свое назначение. Предлагаем узнать, в чем состоит отличие мифа от сказки. Примеры будут приведены ниже. Также материал освещает вопросы, касающиеся специфики мифа как жанра.

Краткое знакомство с жанрами

Прежде чем рассматривать отличие мифа от сказки, предлагаем ознакомиться с определениями ключевых понятий – жанров:

• Миф – повествование древних людей о богах и героях, о сотворении мира и предсказание его гибели. Человек прошлых эпох не понимал причину того или иного явления в окружающей природе, не догадывался, почему гремит гром, сверкает молния, почему чередуются времена года. В попытке объяснить все это он и придумывал мифы, в которых действовали могучие существа – боги, управляющие природной стихией.
• Сказка – это произведение, основанное на вымысле, главными героями которой становятся придуманные существа. Они действуют в фантастическом мире, совершают поступки, могут иметь волшебные предметы или волшебных помощников.

И тот и другой жанры имели важнейшее значение в народном фольклоре. Разберемся, что собой представляют мифы и сказки, сходства и отличия которых представлены ниже. Это поможет понять, для чего народное сознание пользовалось различными текстами для передачи той или иной информации.

Роль мифа

Отличие мифа от сказки можно выявить уже при анализе особенностей жанров. Так, миф является формой отображения действительности древним человеком. В мифах нашли отображение представления человека об окружающем мире, сплелись в единое целое познавательное, художественное и практическое освоение мира. С помощью этих небольших текстов люди передавали из поколения в поколение свои знания о мире, о явлениях природы, об общественном порядке, о героях и их великих подвигах.

Персонажи мифов

Боги носили не абстрактный характер, что присуще большинству современных религий. Обожествление происходило в отношении сил природы. Так, многие древние народы постепенно выработали свой пантеон богов, каждый из представителей которого отвечал за какую-то силу. Были боги воды, грома и молнии, богиня-мать, боги растений, животных и прочие.

Такие особенности жанра мифа позволяют отметить, что наивное сознание древних людей верило в происходящее в этих небольших текстах. Несмотря на наличие волшебного элемента, человеку казались правдоподобными происходящие в произведениях события. Именно поэтому боги жили в таких местах, что вполне объясняло, почему люди ни разу их не видели: на небе, под землей, в космосе.

Мифы, конечно, присущи в первую очередь древним народам, но не исчезли они и по сей день. Так, некоторые люди вполне серьезно ждут Апокалипсис, зомби-апокалипсис, а совсем недавно умами целых поколений владели безумных идеологии нацизма или коммунизма. Люди действительно верят в эти современные мифы.

Жанровые особенности сказки

Сказка предлагает погрузиться в вымышленный мир, который населяют фантастические существа, нередко помогающие герою, мешающие ему или каким-то образом сказывающиеся на его судьбе. На первый взгляд, в жанре много общего с мифом: действуют загадочные существа, наделенные могучей силой, которые по своей воле могут либо погубить человека, либо стать его добровольными помощниками.

Сказка стремится сделать свой сюжет максимально интересным, миф же старался раскрыть «правду», такую, как ее видело коллективное сознание, без претензии на интерес.

Сказки о животных и мифология

Разновидности жанра помогут выявить, в чем отличие между сказкой и мифом. Самые древние представители жанра – это сказки о животных, в которых действовали лиса и волк, козлята и поросята, гуси и утки. Каждый народ делал таких персонажей, которые были в целом присущи месту его проживания. Так, на Руси в сказках описывались медведи, волки, лисы, а вот в произведениях далекой жаркой Индии действовали слоны, леопарды, носороги и львы. Каждое животное-герой очеловечивалось, ему приписывали какие-то определенные качества людей. Отдельные качества становились постоянными, так, лиса хитра, а заяц – труслив практически в каждом тексте.

Как видим, кроме художественного вымысла ничто не объединяет эти сказки с мифами. Сочиняли их исключительно для развлечения, а также, чтобы показать, к чему может привести тот или иной поступок. Древние люди не верили в реальность происходящего в таких сказках.

Миф и волшебные сказки

Следующая разновидность жанра – волшебные, в них действуют, как правило, герои-люди, которые борются с силами зла. Нередко последние приобретают вполне реальное воплощение: Кощей Бессмертный, Баба Яга, Змей Горыныч. Какие сходства и отличия мифа и сказки можно выделить? И в тех и в других действуют фантастические герои, но если в сказках они воспринимаются как выдуманные, то в мифах становятся вполне достоверными и существующими (существовавшими) в реальности.

Взаимосвязь мифа с другими разновидностями сказок

Бытовые сказки появились намного позднее, в них героями являются обычные люди и обыгрывается, чаще в комическом ключе, ситуация, которая вполне могла произойти в реальной жизни. Например, «Каша из топора» дает слушателю сказки возможность посмеяться над скупой старухой, наказанной за свою жадность, и восхититься смекалкой солдата.

Некоторые исследователи выделяют в качестве отдельного пласта авантюрные сказки, герои которых попадают в сложную ситуацию и благополучно из нее выкручиваются благодаря смекалке и прозорливости. В русской литературе это, прежде всего, тексты про Ивана-дурака, над которым сначала все потешались, а потом поражались его скрытой мудрости.

Итак, основное отличие мифа от сказки состоит в назначении жанров. Если создатели мифа верили в то, что происходило в этом произведении, стремились объяснить этими текстами непонятные явления, передать знания потомкам, то авторы сказок не брали на веру то, что в них случалось. Так, задачей сказки было поразвлечь слушателя, заставить его задуматься о чем-либо, поучить тому, как можно и как не следует себя вести. Но сказители никогда не сомневались в том, что дело они имеют с художественным вымыслом.

Сравнение жанров

Очень интересно, что некоторые исследователи считают, что миф является первоисточником сказки. Когда сознание усложнилось, и людям более не нужно было объяснять природные явления гневом или милостью богов, пласт мифологии раздробился на отдельные элементы, которые и стали источниками сказочных сюжетов. Представим отличие мифа от сказки кратко в форме таблицы.

Параметр сравнения	Миф	Сказка
Цель	Попытка объяснить устройство мира	Развлечь слушателя. Поучить его
Герои	Воспринимались и авторами и слушателями как реальные	И рассказчик, и слушатели понимали, что действуют объекты художественного вымысла

Итак, отличия мифа от сказки в таблице поможет разобраться с тем, как не перепутать тексты того или иного жанра. Общее между ними тоже есть – использовалась устная форма передачи, в обоих произведениях действовали фантастические и полуфантастические создания.

Назначение жанров

Рассмотрим отличие мифа от сказок, легенд, преданий исходя из назначения жанров. Ранее уже упоминалось, что жанр сказки создавался коллективным наивным сознанием как попытка объяснить непонятные людям предметы и явления. Так, воле богов приписывались потопы и извержения вулканов, грозы и молнии, успехи или поражения в войнах. Сказка же – чистой воды вымысел, люди никогда не верили в реальность происходящих в ней событий, ее жанровой задачей было поразвлечь слушателей.

Назначение легенды – рассказ о каком-то событии, попытка объяснить то или иное явление, как правило, местное, не имеющее глобального значения. Например, чтобы рассказать гостю деревни, почему не стоит бывать на кладбище после захода солнца, местные жители охотно поделятся с ним легендой о том, что много лет назад там повесилась девушка от неразделенной любви и по сей день ее неуспокоенный дух нападает на путников. И этот рассказ мог иметь под собой вполне реальную основу, так, девушка могла свести счеты с жизнью, а на самом кладбище могли происходить странные, даже страшные события, которые народное сознание объяснило воздействием призрака.

Миф и легенда

Рассмотрим, в чем заключается отличие мифа от сказки и легенды.

Легенда – жанр, максимально приближенный к мифу. Рассказчики воспринимали происходящие в них события реальными, однако элемент фантазии здесь налицо. Нередко героями становились боги, духи, герои и даже целые народы. От мифа такой жанр отличается отсутствием ритуальной природы. Так, чтобы задобрить капризное божество, древние египтяне или эллины приносили жертвы вплоть до человеческих, а вот повлиять каким-то образом на легенду не представлялось возможным.

Этот жанр сложился в рамках несказочного фольклора, исследователи полагают, что, несмотря на обилие вымысла, часть событий в них вполне достоверна и может восприниматься как исторический источник. Поэтому можно выделить второе отличие от мифа: если он построен на полностью вымышленном событии, то в легенде есть достоверный элемент, хотя и сильно переосмысленный и искаженный.

Итак, в сказку люди не верили, легенды и мифы воспринимали как достоверное изложение событий. Но если легенда поясняла какое-то событие местного масштаба, то миф истолковывал явления природы в целом.

Миф и причта

Рассмотрим отличия мифов от притч, сказок и легенд. Прежде всего, ключевое значение имеет назначение текста:

• миф объясняет мир;
• сказка веселит;
• притча – в остроумной форме поучает. Используется иносказательная форма, события не воспринимаются ни слушателем, ни рассказчиком как достоверные.

Еще одно отличие – размеры произведений. Если миф и сказка могли быть внушительными по объему, то притча всегда короткая.

Итак, мы рассмотрели отличия мифа от сказки. Каждый жанр по-своему прекрасен и интересен, поэтому нельзя сказать, какой лучше или полезнее. Они сыграли свою роль в развитии народного сознания и представляют собой ценный материал для изучения особенностей жизни тех далеких эпох.