В каком рассказе чехов напоминает о том чтобы за дверью каждого довольного счастливого стоял

У известного классика мировой литературы А.П. Чехова есть сравнительно небольшой рассказ под названием «Крыжовник». Мы сейчас не будем передавать всю суть рассказа, остановимся лишь на одной цитате из этого интересного и при этом весьма поучительного произведения.

«Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, — и всё обстоит благополучно». Вот те слова, на которых стоило бы остановить нам свое внимание. Итак, на что же пытается обратить наше внимание автор? Прежде всего, на ту добродетель, которая, к сожалению, с каждым годом становится в нашем обществе все менее и менее популярной – добродетель милосердия.

В одном из своих поучений святитель Иоанн Златоуст отмечает: человек более всего должен стремиться научиться милосердию, потому что именно милосердие делает человека человеком. А что такое, собственно говоря, милосердие?

В Ветхом Завете Бог обращается к Израильскому народу: «Милости хочу, а не жертвы» (Ос. 6:6). Эти слова нам могут показаться вполне обычными и в чем-то даже ожидаемыми, но они не казались такими для самого Израиля. Для богоизбранного народа эти слова были шоком. Почему? Да потому что вся религиозная жизнь древних иудеев, начиная еще с времен грехопадения, выстраивалась на жертвоприношениях, которые, по сути, и были индикатором религиозности евреев. Фактически, каждый аспект человеческой жизнедеятельности сопровождался той или иной жертвой: были жертвы благодарственные, были жертвы умилостивления, имели место покаянные жертвы. При этом, даже сам объем жертвы варьировался в зависимости от причин жертвы и личности жертвователя. Но проходит время, и Бог показывает, что жертвы людей – это ничто по сравнению с кое-чем иным. По сравнению с милосердием. Тем самым Господь отмечает, что именно в отношениях между людьми должно стать решающим и будет воспринято Самим Богом.

Проходит еще время… и Творец Неба и земли, желая спасти человечество от власти диавола, Сам становится человеком. При этом, Он сам объясняет в чем заключается сущность милосердия и почему оно настолько важно: «будьте милосердными, как и Отец ваш Небесный милосерден есть» (Лк. 6:36). Этим Христос открывает нам, что милосердие – это ничто иное, как одно из качеств Самого Бога, а значит природа милосердия – Божественна. Подобное утверждает и святитель Иоанн Златоуст: почему ты удивляешься, что Господь призывает нас к милосердию? Милосердие – это признак Самого Божества, а значит оно приличествует и нам, как образу и подобию Божиему. Милосердие – это то качество, которое важно для человека по той причине, что без милосердия Царство Божие для человека закрыто.

Святые отцы отмечают: если человек не имеет милосердия к ближним, другие добродетели не имеют смысла. Преподобный Исаак Сирин пишет: немилосердный подвижник подобен бесплодному дереву. А такое дерево годится только к сожжению.

Человек, который думает лишь о себе, по сути – несчастен и ущербен. Почему? Да потому что земные сокровища не приносят подлинной радости тем, кто ими владеет. Истинное счастье человек получает лишь тогда, когда сам приносит счастье другим. Преподобный Максим Исповедник так и говорит: мое истинное сокровище – это лишь то, что я отдаю другим. Потому что сердце может радоваться только тогда, когда раскрывается навстречу другим, а не замыкается в себе.

Мы должны помнить, что все, что мы имеем – мы имеем от Бога. А значит оно не наше в подлинном смысле этого слова. И если мы не помогаем ближним – это значит, что тем самым мы окрадываем Бога.

Кроме того, стоит отметить еще один факт: милосердие имеет одну очень важную функцию – если исключить милосердие из нашей жизни, тогда наши ближние автоматически становятся для нас чужими. А для любого общества, для любого государства внутреннее разобщение и отчуждение людей весьма опасно. Общество может быть сильным и стабильным только в том случае, когда оно сплочено, когда все его члены сохраняют между собой любовь и единство. В противном случае, такое общество обречено на разлад и разрушение.

Цель человеческой жизни – обожение. Однако, обожения невозможно достигнуть одними лишь словами о том, как мы любим Бога и как хотим с Ним быть. Обожения можно достичь лишь определенными действиями, в которых, собственно, и проявляется наша любовь к Богу. Один подвижник как-то отметил: хочешь доказать Богу, что ты Его любишь? – перенеси ту любовь, которую ты имеешь к Невидимому Богу на видимого ближнего. Если ты сможешь это сделать – значит ты действительно любишь Бога. Если же нет – значит твоя любовь – это только слова.

К сожалению, очень часто люди считают, что можно быть с Богом и при этом забыть о ближнем. Многие и к Церкви относятся как к месту, где можно спрятаться от других людей. Но это в корне неверно. Разница между Церковью и миром заключается в том, что в Церкви люди обращены лицом друг ко другу, а в мире – стоят друг ко другу спиной и очень часто игнорируют друг друга. И здесь усматривается некая параллель – параллель с представлением о том, что такое рай и что такое ад. Так вот, по мысли святых отцов, разница между раем и адом заключается в том, что в раю все пребывают вместе, объединенные общей любовью к Богу и друг ко другу, а в аду каждый оказывается отделенным как от Бога, так и от других людей.       

Именно поэтому, если мы хотим унаследовать Царство Христово, мы должны помнить о том, критерии, который позволит нам соединиться с Богом и быть помилованными на Его нелицеприятном суде: «будьте милосердными, как и Отец ваш Небесный милосерден есть» (Лк. 6:36).

Андрей Музольф

Брат мой Николай, сидя у себя в канцелярии, мечтал о том, как он будет есть свои собственные щи, от которых идёт такой вкусный запах по всему двору, есть на зелёной травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес. <…> И рисовались у него в голове дорожки в саду, цветы, фрукты, скворечни, караси в прудах и, знаете, всякая эта штука. Эти воображаемые картины были различны, смотря по объявлениям, которые попадались ему, но почему-то в каждой из них непременно был крыжовник. Ни одной усадьбы, ни одного поэтического угла он не мог себе представить без того, чтобы там не было крыжовника.
— Деревенская жизнь имеет свои удобства, — говорил он, бывало. — Сидишь на балконе, пьёшь чай, а на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо и… и крыжовник растёт.
Он чертил план своего имения, и всякий раз у него на плане выходило одно и то же: a) барский дом, b) людская, с) огород, d) крыжовник. Жил он скупо: недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и всё копил и клал в банк. Страшно жадничал. Мне было больно глядеть на него, и я кое-что давал ему и посылал на праздниках, но он и это прятал. Уж коли задался человек идеей, то ничего не поделаешь.
Годы шли, перевели его в другую губернию, минуло ему уже сорок лет, а он всё читал объявления в газетах и копил. Потом, слышу, женился. Всё с той же целью, чтобы купить себе усадьбу с крыжовником, он женился на старой, некрасивой вдове, без всякого чувства, а только потому, что у неё водились деньжонки.

Как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье… Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днём едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников; но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Всё тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то вёдер выпито, столько-то детей погибло от недоедания… И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут своё бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясётся беда — <…> и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других.

Вечером, когда мы пили чай, кухарка подала к столу полную тарелку крыжовнику. Это был не купленный, а свой собственный крыжовник, собранный в первый раз с тех пор, как были посажены кусты. Николай Иваныч засмеялся и минуту глядел на крыжовник, молча, со слезами, — он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребёнка, который наконец получил свою любимую игрушку, и сказал:
— Как вкусно!
И он с жадностью ел и всё повторял:
— Ах, как вкусно! Ты попробуй!
Было жёстко и кисло, но, как сказал Пушкин, «тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман». Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своею судьбой, самим собой. К моим мыслям о человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное, теперь же, при виде счастливого человека, мною овладело тяжёлое чувство, близкое к отчаянию. Особенно тяжело было ночью. Мне постлали постель в комнате рядом с спальней брата, и мне было слышно, как он не спал и как вставал и подходил к тарелке с крыжовником и брал по ягодке.