В плену у чеченцев рассказы женщин

Отрывки из показаний вынужденных переселенцев, бежавших из Чечни, в период с 1991 — 1995 гг.
Сохранена лексика авторов. Некоторые фамилии изменены. (Чечня.ру)

А. Кочедыкова, проживала в г. Грозном:
«Я выехала из г. Гpозного в февpале 1993 года из-за постоянных угроз действием со стороны вооруженных чеченцев и невыплаты пенсии и заработной платы. Бросила квартиру со всей обстановкой, две автомашины, кооперативный гараж и выехала с мужем.
В февpале 1993 года чеченцы убили на улице мою соседку 1966 г.р.. Ей пробили голову, переломали ребра, изнасиловали.
Из квартиры рядом была также убита ветеран войны Елена Ивановна.
В 1993 году жить стало там невозможно, убивали, кругом. Машины подрывали прямо с людьми. С работы русских стали увольнять без всяких причин.
В квартире убили мужчину 1935 года рождения. Девять ножевых ран нанесли ему, дочь его изнасиловали и убили тут же на кухне.»

Б. Ефанкин, проживал в г. Грозном:
«В мае 1993 года в моем гараже на меня напали вооруженные автоматом и пистолетом двое чеченских парней и пытались завладеть моей машиной, но не смогли, т.к. она находилась в ремонте. Стреляли у меня над головой.
Осенью 1993 года группа вооруженных чеченцев зверски убила моего знакомого Болгаpского, который отказался добровольно отдать свою автомашину «Волга». Подобные случаи носили массовый характер. По этой причине я выехал из Гpозного».

Д. Гакypянy, проживал в г. Грозном:
«В ноябре 1994 года соседи-чеченцы угрожали убийством с применением пистолета, а затем выгнали из квартиры и поселились в ней сами».

П. Кyскова, проживала в г. Грозном:
«1 июля 1994 года четыре подростка чеченской национальности сломали мне руку и изнасиловали, в районе завода «красный Молот», когда я с работы возвращалась домой».

Е. Дапкyлинец, проживал в г. Грозном:
«6 и 7 декабря 1994 года был сильно избит за отказ от участия в ополчении Дyдаева в составе украинских боевиков в с. Чечен-Аyл».

Е. Баpсyкова, проживала в г. Грозном:
«Летом 1994 года видела из окна своей квартиры в г. Грозном, как к гаражу, принадлежавшему соседу Мкpтчан H., подошли вооруженные люди чеченской национальности, один из них выстрелил в ногу Мкpтчан H., а затем забрали у него машину и уехали».

Г. Тарасова, проживала в г. Грозном:
«6 мая 1993 года в г. Грозном пропал без вести мой муж. Тарасов А.Ф. Пpедполагаю, что его забрали насильственно чеченцы в горы работать, т.к. он сварщик».

Е. Хобова, проживала в г. Грозном:
«31 декабря 1994 года моего мужа, Погодина и брата, Еремина А., убил чеченский снайпер в тот момент, когда они убирали на улице трупы русских солдат».

H. Трофимова, проживала в г. Грозном:
«В сентябре 1994 года в квартиру моей сестры, Вишняковой О. H., ворвались чеченцы, изнасиловали ее на глазах у детей, избили ее сына и увели с собой 12-летнюю дочь Лену. Так она и не возвратилась.
С 1993 года моего сына неоднократно избивали и грабили чеченцы».

В. Агеева, проживала в ст. Петропавловской Гpозненского района:
«11 января 1995 года, в станице на площади дyдаевские боевики расстреляли российских солдат».

М. Хpапова, проживала в г. Гудермесе:
«В августе 1992 года нашего соседа, Саркисяна Р.С., и его жену, Саркисян З. С., пытали и заживо сожгли».

В. Кобзаpев, проживал в Гpозненской обл:
«7 ноября 1991 года трое чеченцев из автоматов обстреляли мою дачу, я чудом остался жив.
В сентябре 1992 года вооруженные чеченцы требовали освободить квартиру, бросили гранату. И я, опасаясь за свою жизнь и жизнь родных, вынужден был выехать из Чечни с семьей».

Т. Александрова, проживала в г. Грозном:
«Моя дочь вечером возвращалась домой. Чеченцы ее затащили в машину, избили, порезали и изнасиловали. Мы вынуждены были уехать из Гpозного».

Т. Вдовченко, проживала в г. Грозном:
«Соседа по лестничной клетке, сотрудника КГБ В. Толстенка, рано утром из его квартиры вытащили вооруженные чеченцы и через несколько дней был обнаружен его изуродованный труп. Сама лично этих событий не видела, но об этом мне рассказала О. К. (адрес К. не указан, событие имело место в г. Грозном в 1991 г)».

В. Hазаpенко, проживала в г. Грозном:
«В г. Грозном жил до ноября 1992 г. Дyдаев потворствовал тому, что против русских открыто стали совершаться преступления, и за это из чеченцев никто не нес наказания.
Hеожиданно исчез ректор Гpозненского университета, а через некоторое время его труп случайно нашли закопанным в лесу. С ним поступили так, потому что он не хотел освобождать занимаемую им должность».

О. Шепетило, 1961 г.р.:
«В г. Грозном проживала до конца апреля 1994 г. Работала в ст. Калиновская Hаypского p-на директором музыкальной школы. В конце 1993 г. я возвращалась с работы из ст. Калиновская в г. Грозный. Автобуса не было, и я пошла в город пешком. Ко мне подъехала машина «Жигули», из нее вышел чеченец с автоматом Калашникова и, угрожая убийством, запихнул меня в машину, отвез на поле, там долго издевался надо мной, изнасиловал и избил».

Я. Юнyсова:
«Сын Заир в июне 1993 г. был взят в заложники и 3 недели его удерживали, отпустили после выплаты 1,5 млн. руб..»

М. Поpтных:
«Весной 1992 г. в г. Грозном на ул.. Дьякова полностью разграбили винно-водочный магазин. В квартиру заведующей этим магазином была брошена боевая граната, в результате взрыва которой погиб ее муж, а ей ампутировали ногу «.

И. Чекyлина, 1949 г.р.:
«Из Гpозного уехала в марте 1993 г. Моего сына 5 раз грабили, снимали с него всю верхнюю одежду. По дороге в институт моего сына чеченцы сильно избили, проломили ему голову, угрожали ножом.
Меня лично избили и изнасиловали лишь потому, что я русская.
Был убит декан факультета института, где учился мой сын.
Пеpед нашим отъездом убили друга моего сына, Максима.».

В. Минкоева, 1978 г. р.:
«В 1992 г. в г. Грозном на соседнюю школу было совершено нападение. Детей (седьмой класс) взяли в заложники и удерживали в течение суток. Было совершено групповое изнасилование всего класса и трех учительниц.
В 1993 г. украли мою одноклассницу М.
Летом 1993 г. на перроне ж/д. вокзала на моих глазах чеченцами был расстрелян мужчина».

В. Комарова:
«В Грозном я работала медсестрой в детской поликлинике № 1. У нас работала Тотикова, к ней пришли чеченские боевики и дома расстреляли всю семью.
Вся жизнь была в страхе. Однажды Дyдаев со своими боевиками забежал в поликлинику, где нас попpижимали к стенкам. Так он ходил по поликлинике и кричал, что здесь был русский геноцид, т. к. наше здание раньше принадлежало КГБ.
Зарплату мне не платили 7 месяцев, а в апреле 1993 г. я уехала».

Ю. Плетнева, 1970 г.р.:
«Летом 1994 г. в 13 часов я была очевидицей расстрела на площади Хрущева 2-х чеченцев, 1-го русского и 1-го корейца. Расстрел производили четверо гвардейцев Дyдаева, которые привезли на иномарках жертвы. Постpадал проезжавший на автомобиле гражданин.
В начале 1994 г. на площади Хрущева один чеченец игpался гранатой. Чека соскочила, игравший и еще несколько человек, находившихся рядом, были ранены.
Оружия было в городе много, практически y каждого жителя Гpозного — чеченца.
Сосед-чеченец пьянствовал, шумел, угрожал изнасилованием в извращенной форме и убийством».

А. Федюшкин, 1945 г. р.:
«В 1992 г. неизвестные лица, вооруженные пистолетом, отобрали автомобиль y моего кума, проживающего в ст. Червленная.
В 1992 или в 1993 г. двое чеченцев, вооруженных пистолетом и ножом, связали жену (1949 г. р.) и старшую дочь (1973 г. р.), совершили в отношении их насильственные действия, забрали телевизор, газовую плиту и скрылись. Hападавшие были в масках.
В 1992 г. в ст. Червленная ограбили мою мать какие-то мужчины, забрав икону и крест, причинив телесные повреждения.
Сосед брата, проживавший в ст. Червленной, на своем автомобиле ВАЗ-2121 выехал из станицы и пропал. Автомобиль нашли в горах, а его самого спустя 3 месяца обнаружили в реке».

В. Доронина:
«В конце августа 1992 г. увезли внучку на автомашине, но вскоре отпустили.
В ст. Hижнедевиyк (Ассиновка) в детском доме вооруженные чеченцы изнасиловали всех девочек и воспитателей.
Сосед Юнyс угрожал моему сыну убийством и требовал, чтобы он продал ему дом .
В конце 1991 г. в дом к моему родственнику, ворвались вооруженные чеченцы, требовали деньги, угрожали убийством, сына убили».

С. Акиншин (1961 г.р.):
«25 августа 1992 г. около 12 часов на территорию дачного участка в Грозном проникли 4 чеченца и потребовали у находившейся там моей жены вступить с ними в половую связь. Когда жена отказалась, то один из них ударил ее в лицо кастетом, причинив телесные повреждения…».

Р. Акиншина (1960 г.р.):
«25 августа 1992 г. около 12 часов на даче в районе 3-й гоpбольницы г. Грозного четверо чеченцев в возрасте 15-16 лет потребовали вступить с ними в половую связь. Я возмутилась. Тогда один из чеченцев ударил меня кастетом и меня изнасиловали, воспользовавшись моим беспомощным состоянием. После этого под угрозой убийства меня принудили к совершению полового акта с моей собакой.»

H. Лобенко:
«В подъезде моего дома лица чеченской национальности застрелили 1 армянина и 1 русского. Рyсского убили за то, что заступился за армянина».

Т. Забpодина:
«Был случай, когда у меня вырвали сумку.
В марте — апреле 1994 г. в школy-интеpнат, где работала моя дочь Hаташа, зашел пьяный чеченец, который избил дочь, изнасиловал ее и после этого пытался ее убить. Дочеpи удалось убежать.
Была свидетелем, как грабили соседний дом. В это время жильцы находились в бомбоубежище».

О. Кальченко:
«Мою сотрудницу, девушку 22-х лет, на моих глазах чеченцы изнасиловали и расстреляли на улице возле нашей работы.
Меня саму ограбили два чеченца, под угрозой ножа отобрали последние деньги».

В. Каpагедин:
«Убили сына 08.01.95, ранее чеченцы 04.01.94 убили младшего сына. «

Е. Дзюба:
«Всех заставляли принимать гражданство Чеченской республики, если не примешь, то не получишь талоны на продукты».

А. Абиджалиева:
«Уехали 13 января 1995 года потому, что чеченцы требовали, чтобы ногайцы защищали их от российских войск. Забpали скот. Бpата за отказ идти в войска избили».

О. Боpичевский, проживал в г. Грозном:
«В апреле 1993 года квартира подверглась нападению со стороны чеченцев, одетых в форму ОМОHа. Ограбили и унесли все ценные вещи».

H. Колесникова 1969 г. р., проживала в г. Гудермесе:
«2 декабря 1993 года на остановке «участок 36″ Стаpопpомышленного (Старопромысловского) района г. Грозного 5 чеченцев взяли меня за руки, отвели в гараж, избили, изнасиловали, а потом возили по квартирам, где насиловали и кололи наркотики. Отпустили только 5 декабря».

Э. Кypбанова, О. Кypбанова, Л. Кypбанов, проживали в г. Грозном:
«Наши соседи — семья Т. (мать, отец, сын и дочь) были найдены у себя дома с признаками насильственной смерти».

Т. Фефелова, проживала в г. Грозном:
«У соседей (в г. Грозном) украли девочку 12 лет, потом подкидывали фотографии (где над ней издевались и насиловали) и требовали выкуп».

3. Саниева:
«Во время боев в г. Грозном видела среди бойцов Дyдаева женщин-снайпеpов».

Л. Давыдова:
«В августе 1994 г. трое чеченцев зашли в дом семьи К. (г. Гyдеpмес). Мyжа затолкали под кровать, а 47-летнюю женщину зверски изнасиловали (также с использованием разных предметов). Чеpез неделю К. умерла.
У меня в ночь с 30 на 31 декабря 1994 г. подожгли кухню».

Т. Лисицкая:
«Пpоживала в г. Грозном у вокзала, ежедневно наблюдала, как грабят железнодорожные составы.
В ночь на новый, 1995 г. ко мне приходили чеченцы и требовали деньги на оружие и боеприпасы».

К. Целикина:
«2 ноября 1994 г. неизвестными лицами была кyда-то увезена моя дочь Анжела».

Т. Сyхоpyкова:
«В начале апреля 1993 г. была совершена кража из нашей квартиры (г. Грозный).
В конце апреля 1993 г. у нас была украдена автомашина ВАЗ-2109.
10 мая 1994 г. мой муж Багдасаpян Г.3. был убит на улице выстрелами из автомата».

Я. Рyдинская 1971 г. р.:
«В 1993 г. вооруженные автоматами чеченцы совершили разбойное нападение на мою квартиру (ст. Hовомаpьевская). Вынесли ценные вещи, меня и мать изнасиловали, пытали ножом, причинив телесные повреждения.
Весной 1993 г. на улице (г. Грозный) были избиты мои свекровь и свекор».

В. Бочкаpева:
«Дyдаевцы взяли в заложники директора училища ст. Калиновская Беляева В., его заместителя Плотникова В. И., председателя колхоза «Калиновский» Еpина. Требовали выкуп в 12 млн. руб… Не. получив выкупа, убили заложников».

Я. Hефедова:
«13 января 1991 г. я с мужем подверглась разбойному нападению со стороны чеченцев в своей квартире (г. Грозный) — отобрали все ценные вещи, вплоть до серег из ушей».

В. Малашин 1963 г. р.:
«9 января 1995 г. в квартиру Т. (г. Грозный), в которую мы с женой приехали в гости, ворвались трое вооруженных чеченцев, ограбили нас, а двое изнасиловали мою жену, Т. и находившуюся в квартире Е. (1979 г. р.)».

Ю. Усачев, Ф. Усачев:
«18-20 декабря 1994 г. мы были избиты дyдаевцами за то, что не воевали на их стороне».

Е. Калганова:
«Мои соседи — армяне подверглись разбойному нападению со стороны чеченцев, их 15-летнюю дочь изнасиловали.
В 1993 г. разбойному нападению подверглась семья Пpохоpовой П. Е.

А. Плотникова:
«Зимой 1992 г. у меня и моих соседей чеченцы отобрали ордера на квартиры и, угрожая автоматами, приказали выселиться. Я оставила в г. Грозном квартиру, гараж, дачу.
Мои сын и дочь были свидетелями убийства чеченцами соседа Б. — его расстреляли из автомата».

В. Махаpин, 1959 г.р.:
«19 ноября 1994 г. чеченцы совершили разбойное нападение на мою семью. Угpожая автоматом, вышвырнули из автомашины жену и детей. Всех избили ногами, сломали ребра. Жену изнасиловали. Отобрали машину ГАЗ-24, имущество».

М. Васильева:
«В сентябре 1994 г. двое чеченских боевиков изнасиловали мою 19-летнюю дочь».

А. Федоpов:
«В 1993 г. чеченцы обворовали мою квартиру.
В 1994 г. у меня украли машину. Обpатился в милицию. Когда увидел свою машину, в которой находились вооруженные чеченцы, также сообщил об этом в милицию. Мне сказали, чтобы я забыл о машине. Чеченцы угрожали и говорили, чтобы я уехал из Чечни».

Н. Ковpижкин:
«В октябре 1992 г. Дyдаев объявил мобилизацию боевиков в возрасте от 15 до 50 лет.
Во время работы на железной дороге, русских, и меня в том числе, чеченцы охраняли как заключенных.
На станции Гyдеpмес я видел, как чеченцы застрелили из автоматов незнакомого мне мужчину. Чеченцы заявили, что убили кровника».

А. Бypмypзаев:
«26 ноября 1994 г. был очевидцем, как чеченские боевики сожгли 6 танков оппозиции вместе с экипажами».

М. Пантелеева:
«В 1991 г. боевики Дyдаева штурмом взяли здание МВД ЧР, убив при этом сотрудников милиции, какого-то полковника, ранив майора милиции.
В г. Грозном похитили ректора нефтяного института, проректора убили.
В квартиру моих родителей ворвались вооруженные боевики — трое в масках. Один — в милицейской форме, под угрозой оружия и пыткой горячим утюгом, отобрали 750 тыс. руб.., украли автомашину».

Е. Дyдина, 1954 г. р.:
«Летом 1994 г. меня ни за что на улице избили чеченцы. Избивали меня, сына и мужа. С сына сняли часы. Потом меня затащили в подъезд и совершили половой акт в извращенной форме.
Одна знакомая женщина мне рассказывала, что, когда та ехала в Кpаснодаp в 1993 г., поезд был остановлен, вошли вооруженные чеченцы и забирали деньги и ценности. В тамбуре изнасиловали и выкинули из вагона (уже на полном ходу) молодую девушку».

И. Удалова:
«2 августа 1994 г. ночью в мой дом (г. Гyдеpмес) ворвались двое чеченцев, матери порезали шею, нам удалось отбиться, в одном из нападавших узнала соученика по школе. Я подала заявление в милицию, после чего меня стали преследовать, угрожать жизни сына. Я отправила родных в ставропольский край, потом уехала сама. Мои преследователи взорвали мой дом 21 ноября 1994 г.»

В. Федорова:
» В середине апреля 1993 г. дочь моей знакомой затащили в машину (г. Грозный) и увезли. Чеpез некоторое время ее нашли убитой, она была изнасилована.
Мою знакомую по дому, которую в гостях пытался изнасиловать чеченец, в тот же вечер по пути домой поймали чеченцы и всю ночь ее насиловали.
15-17 мая 1993 г. в подъезде моего дома меня пытались изнасиловать двое молодых чеченцев. Отбил сосед по подъезду, пожилой чеченец.
В сентябре 1993 г., когда я ехала на вокзал со знакомым, моего знакомого вытащили из машины, избивали его ногами, а потом один из нападавших чеченцев ударил меня ногой в лицо».

С. Гpигоpьянц:
«За время правления Дyдаева убили мужа тети Саркиса, отобрали машинy, потом пропали сестра моей бабушки и ее внучка».

H. Зюзина:
«7 августа 1994 г. коллегу по работе Ш. Ю. Л. с женой захватили вооруженные бандиты. 9 августа его жену отпустили, она рассказала, что их били, пытали, требовали выкуп, ее отпустили за деньгами. 5 сентября 1994 г. изуродованный труп Ш. нашли в районе химкомбината».

М. Олев:
«В октябре 1993 г. нашу сотрудницу А. С. (1955, отправителя поездов, изнасиловали около 18 часов прямо на вокзале и избили несколько человек. В это же время изнасиловали диспетчера по имени Света (1964 г. р.). Милиция поговорила с преступниками по-чеченски и отпустила их».

В. Розванов:
«Тpижды пытались чеченцы украсть дочь Викy, дважды она убегала, а в третий раз ее спасли.
Сына Сашу ограбили и избили.
В сентябре 1993 г. ограбили меня, сняли часы, шапку.
В декабре 1994 г. 3 чеченца обыскали квартиру, разбили телевизор, поели, выпили и ушли».

А. Витьков:
«В 1992 г. изнасиловали и застрелили Т. В., 1960 г.p., мать троих малолетних детей.
Замyчили соседей, пожилых мужа и жену, за то, что дети отправили вещи (контейнер) в Россию. МВД Чечни отказывалось искать преступников».

Б. Яpошенко:
«Hеоднокpатно чеченцы в Грозном в течение 1992 г. избивали, грабили квартиру, разбивали мою машинy за то, что отказывался принимать участие в боевых действиях с оппозицией на стороне дyдаевцев».

В. Осипова:
«Уехала из-за притеснений. Работала на заводе в Грозном. В 1991 году на завод приехали вооруженные чеченцы и силой выгоняли русских на выборы. Затем для русских были созданы невыносимые условия, начались повальные ограбления, взорвали гаражи и забрали автомашины.
В мае 1994 г. сын, Осипов В. Е., выезжал из Грозного, вооруженные чеченцы не давали грузить вещи. Потом тоже было со мной, все вещи объявлялись «достоянием республики».

К. Денискина:
«Вынуждена уехать в октябре 1994 г. из-за обстановки: постоянная стрельба, вооруженные грабежи, убийства.
22 ноября 1992 года Дyдаев Хyсейн пытался изнасиловать мою дочь, избил, угрожал убийством».

А. Родионова:
«В начале 1993 г. в Грозном разгромили склады с оружием, вооружались. Доходило до того, что дети ходили в школу с оружием. закрывались учреждения, школы.
В середине марта 1993 г. трое вооруженных чеченцев ворвались в квартиру соседей-аpмян, забрали ценные вещи.
Была очевидцем в октябре 1993 г. убийства молодого парня, которому прямо днем вспороли живот».

H. Беpезина:
«Жили в п. Ассиновском. Сына постоянно избивали в школе, он вынужден был не ходить туда. У мужа на работе (местный совхоз) снимали с руководящих должностей русских».

Л. Гостинина:
«В августе 1993 г. в Грозном, когда я шла с дочерью по улице, среди белого дня чеченец схватил дочь (1980 г. р.), ударил меня, затащил ее в свою машинy и увез. Через два часа она вернулась домой, сказала, что ее изнасиловали.
Русских унижали всеми способами. В частности, в Грозном у Дома печати висел плакат: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы».

«В Чечне у меня нашелся знакомый, которому я и написала:  «Меня украли. Просто скажи, что ты мой жених»

       Журналистка Вероника Прохорова несколько раз ездила в Чечню по заданию издания Russia Beyond The Headlines. Во время одного из визитов она познакомилась не только с туристическими особенностями республики, но и с местными традициями горцев — ее почти выдали замуж.

      Мой визит проходил без приключений. Я попала на обед, организованный для медицинских чиновников со всей России и, так как никого не знала, решила отойти от шумного застолья с речами и тостами. Мое внимание привлекла девушка, которая с матерью пекла для всех гостей хингалш — тыквенные лепешки.
         Я отправилась к ним, чтобы узнать, как готовить тесто. Кроме фирменного рецепта получила еще пару женских советов: «Замуж рано не надо, успеется еще. До 25 гуляй, а то потом жалеть будешь, что свою молодость и красоту загубила».

        Замужество мне не грозило, и я, следуя совету мудрой чеченки, действительно пошла гулять — осматривать окрестности. Людей вокруг почти не было. В тишине по склонам гуляли коровы.
        Со мной попытался заговорить мужчина лет 50. Сначала по-чеченски, потом, заметив, что я никак не реагирую, — по-русски: «Что, девушка, такая красивая, без жениха-то гуляете?». За неделю я успела привыкнуть к подобного рода шуткам от таксистов и полицейских, поэтому ответила нейтрально — рано еще замуж.

Завязался разговор: как кого зовут, откуда я, чем занимаюсь, почему в Чечне.
— Наши горы — лучшие горы в мире! — восклицал горец, узнав что я журналистка.
— А как же Альпы?
— Все равно, наши горы лучше! — вот и весь разговор.
Его дружелюбие, гордость за свой край меня подкупили, поэтому я не спорила. Даже согласилась познакомиться с его семьей — в конце концов, мне было любопытно, как живут горцы.
       Пригласив в дом, деревянный с плоской крышей, он налил мне чаю с чабрецом и ушел якобы позвать свою племянницу. Полчаса в ожидании я разглядывала массивную деревянную мебель и коров за окном. Когда ждать надоело, я попыталась выйти, однако не удалось — дверь была заперта.
       После очередной попытки вырваться я начала звать на помощь и кричать. Меня вдруг охватил ужас: я так и застряну на озере Кезеной-Ам и буду всю жизнь смотреть на уже ненавистную корову.
       Спустя еще полчаса появился молодой мужчина, сел передо мной, предложил еще чашку чаю, сладости, а заодно — выйти за него замуж.

        Я не плакала, мне не было страшно. Мне, совсем с иным восприятием мира, было сложно поверить, что так вообще бывает. Что я могу стать одной их тех девушек, которых похищают на юге и выдают замуж насильно.
        Хладнокровие меня и спасло — я начала приводить, на мой взгляд, весомые аргументы: есть закон, вас посадят, а я журналистка, у меня есть родители, которые знают, что я в Чечне, меня будут искать, найдут, а вас — посадят.
        Все мои разумные доводы разбивались вдребезги: «Очень буду рад с твоими родителями познакомиться, я им понравлюсь».
        Далее последовала долгая речь о том, какой прекрасной будет моя жизнь у озера, каким он будет любезным и внимательным мужем, что после свадьбы он разрешит мне выезжать в Грозный и даже найдет там подходящую работу для меня.
Я не сдавалась: «А у меня уже есть жених!» — в голову пришел последний аргумент из разумных.

        Тем не менее, эти слова и мой выдуманный рассказ о скорой свадьбе в Петербурге стали магическими. Мой «суженый» смутился: «Что за жених-то у тебя такой, который позволяет тебе одной разгуливать?».
        Несколько часов я объясняла, что я журналистка, приехала в Чечню посмотреть страну и написать гид, и живу-то я в Петербурге, значит, и жених из Петербурга! К моим словам отнеслись с недоверием, поэтому пришлось играть до конца.
        По счастью, в Чечне у меня нашелся знакомый, которому я и написала: «Меня украли. Просто скажи, что ты мой жених».
       «Жених» тут же перезвонил, я, причитая, рассказала ему обо всех приключениях, и передала трубку для личной беседы. После нее последовали многословные извинения, обещания проводить до гостиницы и даже оплатить билеты на самолет.
      «Вы приезжайте к нам со своим женихом, поживете у нас!» — уместнее предложения в такой ситуации не придумаешь.

        От предложения довезти меня до гостиницы я, конечно, отказалась, как и от бесплатного сыра, молока, меда, шашлыка и сладостей. Вернулась за стол, там как раз наступила стадия пьяных обещаний собраться здесь же тем же составом через год.
        После банкета гости поехали до Грозного в маршрутке. Напротив меня сидела пышная дама из Ростова-на-Дону. Чиновница почему-то громко рассуждала о том, какие нынче безграмотные журналисты, «Кафку не читают», а тексты ей приходится и вовсе писать самой. В этот момент я разревелась. Не от нападок на не читавших Кафку журналистов, а от пережитого за один короткий день. Успокаивать меня вышел даже водитель.
        На следующее утро мне нужно было улетать. Пока таксист нес чемодан до машины, он успел сделать мне восемнадцатое по счету предложение руки и сердца. Он, правда, оказался честнее и предупредил, что я буду второй женой. В Чечне, похоже, все переживали из-за того, что я не замужем.

       И тогда я поняла, что для того горца, может, закон против кражи невест и не писан (а если и писан, то не понят), но это не значит, что он — невежественный преступник.
       Видимо, он просто не мог себе представить, как девушка может быть не замужем, и пытался помочь исправить проблемную, на его взгляд, ситуацию. Но раз жених все-таки есть, то ни в коем случае нельзя задеть его достоинство и опорочить имя.
       Кстати, имя горца, который звал меня замуж, я тоже никому не выдала, чтобы у него не было проблем. Пока я была заперта в чужом доме на живописном горном озере Кезеной-Ам, меня никто не тронул. В качестве извинения в гостиницу мне даже прислали букет. Просто некоторые обычаи, которые древнее даже языка, нельзя просто перечеркнуть законом.

http://paperpaper.ru/veronika-v-gorah/

Тем временем:

Глава Чеченской Республики Рамзан Кадыров написал в инстаграме, что снялся в голливудском фильме «Кто не понял, тот поймет».

       «Это остросюжетная картина, в которой после продолжительных переговоров я согласился на роль главного героя. Отдельные сцены уже сняты. Режиссером является автор знаменитых голливудских фильмов. Также в фильме заняты мировые звезды первой величины», — написал Кадыров.

В соцсети размещен ролик, в котором Кадыров бежит с автоматом и стреляет в воздух.

      Ранее стало известно о фильме «Семья» — о главе Чечни, в котором рассказывается о месте Кадырова в системе российской власти и его связях с Владимиром Путиным.

В 2014 году Кадыров снялся в короткометражке «Волшебный гребень».

В Кремле пока не смотрели фильм «Семья» о главе Чечни Рамзане Кадырове и, соответственно,
не могут дать комментарии относительно содержания картины, передает ТАСС.

        Как отметил пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков, просмотр фильма о Кадырове, который подготовило движение «Открытая Россия», не является приоритетом в информационной повестке Кремля.

        «У меня к вам один вопрос: когда этот фильм появился? В 10 утра? Задавая этот вопрос, Вы представляете себе президента или кого-то в администрации президента, бросающих все, включающих YouTube и смотрящих этот фильм?» — поинтересовался Песков у журналиста, задавшего вопрос о фильме.

        В опубликованном в понедельник на интернет-ресурсе YouTube фильме рассказывается о месте главы Чечни Рамзана Кадырова в системе российской власти, о его отношениях с президентом России, а также о созданной им в республике системе силовых структур.

http://www.gazeta.ru/culture/news/2015/05/25/n_7226921.shtml

.

Дорогие женщины и девушки!
Почитайте эту печальную, но вполне жизненную историю. Ну и подумайте о том, что когда наступит всеобщая исламизация (а она, скорее всего, наступит, поскольку за это борется все «прогрессивное человечество», включая тех, кто называет себя  феминистками) — вы и ваши наследницы — все будете именно в таком положении. Увы, в гаремах аравийских эмиров на весь женский народ места не хватит, да и там все намного страшнее, чем надеются те, кто старается туда попасть.
Кстати, почти никто не знает, что этот народ тоже когда-то исповедовал Христианство (частью — Католичество, частью — Православие). Но.. выбрал себе более «передовую веру». А руины христианских храмов там до сих пор в горах есть. В них во время Чеченских компаний россиянские воины устраивали сортиры *.

Ну и.. с прошедшим днем Св. Валентина вас всех! Пока за его упоминание еще не наказывают.

PS.: Я не стал тратить время на редактирование текста безграмотной россиянской журнализки, которая даже не знает разницы между словами «джин» и «джинн», потому как ликвидировать  неграмотность в одиночку не выйдет, если сверху тенденция противоположная. Так что уж читайте, как написано.

В декабре 2010 года, после того как Кесиру в очередной раз избил муж, родственники привели ее к мулле — многие чеченцы верят: если в семье разлад, в этом виноват вселившийся в женщину джин. Пока мулла читал аяты, изгоняющие джина, Кесира припомнила все обиды и издевательства, через которые ей пришлось пройти, и заплакала. Мулла сказал, что никакого джина в ней нет, но на всякий случай посоветовал лечение — медом и тминным маслом. Вскоре Кесира узнала, что беременна. Ребенок родился уже в Москве, куда ее перевезли правозащитники. Здесь, пока ее дело рассматривали международные организации, она успела рассказать мне свою историю

— У отца было семь детей от первого брака: пять сыновей и две дочери. Первая жена умерла, со второй они развелись. Отец женился в третий раз, на моей матери, и она родила меня, сестру Луизу и младшего брата Абу. Сводные братья и сестры не любили меня, потому что я сильно похожа на свою мать. А они постоянно показывали, что ее не любят.

И все это время — конец октября, ноябрь, начало декабря — он проверял меня: мою реакцию, мое поведение, что я молчаливая такая, не болтушка. Над сестрой он так не издевался: Луиза — она с характером, боевая, могла заткнуть кого угодно. Меня ругала: что ты молчишь и терпишь все время, надо сказать в лицо, нельзя позволять так издеваться над собой.

Мы вшестером с родителями жили в маленькой комнате. Когда родители уехали домой — это было в декабре, — мы спали втроем на одной кровати, я ложилась между младшим братом и сестрой. А Усман отдельно спал, и он, когда все засыпали, дергал меня и говорил: «Вставай». На полу лежал какой-то матрас, я ложилась на него, и он меня домогался. Я лежала и плакала, дрожала вся — ничего не могла сделать.

В начале января ингуши, у которых мы жили, попросили нас съехать, и мы ушли в палаточный лагерь. Там жила моя старшая сестра с семьей: пятеро детей, муж, родственники мужа. У них была отдельная палатка, 40-местная или 20-местная, не помню.

Однажды Усман сестре сказал, что мы пойдем на прежнюю квартиру за банками, возьмем компот, масло. Я отказывалась, а сестра говорит: сегодня ты пойдешь, завтра Луиза, послезавтра Абу. Мы пошли вечером, почти ночь была. Усман сказал мне взять в комнате какие-то вещи, зашел за мной, закрыл дверь на ключ. Я думала, что он будет опять домогаться, как раньше, и все, думала, потерплю, а потом уеду с отцом и постараюсь забыть это как кошмар. Я плакала сильно, толкнула его. А он ударил меня и изнасиловал.

Я была совсем маленькая, такая худая, а он такой амбал, два метра почти ростом. Я пыталась вырваться, но не получалось: он меня за горло держал. Я не кричала, потому что больше боялась не за свою честь, а за честь своего отца, что люди будут говорить про него.

Я ему говорила: «Ты же мне брат. Что ты делаешь? Ты же портишь меня. О чести подумай». А он такие большие глаза сделал и сказал: молчи. Он просто не хотел слышать, что я сестра его, потому что они все ненавидели мою мать.

Три месяца — январь, февраль, март — я жила как в аду с этим «братом». Он часто говорил старшей сестре, что ему надо к дяде пойти и взять с собой меня. Дядя с семьей жил на ферме, у него было много коров, овец. Ферма недалеко — видно было. А по дороге такая длинная яма, и надо было туда спуститься. Каждый раз он меня там насиловал, в этой яме. Он знал, что я никому ничего не скажу. И только один раз мы попали к дяде. Я помню, ела у них манную кашу. Только один раз.

Тогда я не понимала, что это уголовное преступление. Я даже не знаю, предохранялся ли он. Он велел мне закрывать глаза. Я закрывала и плакала.

Я никому не рассказывала об этом, даже отцу. У него тогда случился первый приступ — опухоль головы: он терял память, лежал и не помнил ничего. Из-за этого я не могла ему рассказать, думала, у него будет инфаркт и он умрет из-за меня. И матери тоже не говорила: у нее давление сильно высокое — 200 с чем-то.

Моя тетя, двоюродная сестра матери, приезжала к нам как-то. Она умный человек, все замечает — заметила мой испуганный вид, спрашивает: «Этот брат тебя домогался?» Я заплакала: «Что вы говорите? Никто не домогался, вы о чем вообще?» И выбежала из кухни. Я боялась. А старшей сестре было все равно. Когда ее дочки говорили, что он меня избивает и из носа у меня кровь текла, она говорила: «Молчи, не надо ничего ему говорить».

В конце марта отец приехал к нам в палаточный городок. Я на колени встала, просила, чтобы он меня забрал, сильно плакала. И 3 апреля утром он сказал всем, что заберет меня и мы поедем домой. А Усман кричал на отца, говорил: «Пусть она останется здесь». Отец наорал на него, взял меня за руку, и мы вышли из палатки. Брат за нами.

Потом мы с отцом сели в автобус — я у окна, отец рядом. А Усман в окно стукнул и пальцем показал: выходи. Отец сказал: «Иди узнай, чего он хочет». Я вышла, и он мне говорит: «Если ты слово скажешь отцу, я сперва твою мать убью, потом тебя». Я промолчала и пошла в автобус.

Когда мы приехали, мать дала нам вишневый компот и сказала, что пойдет накормит скотину и чтобы я налила компота отцу и себе. Она вышла, я банку открываю, а отец вдруг как вскочит, как закричит: «Голова! Голова!» Выбежал во двор, присел, потом вернулся на кухню, прилег на диван. Я сидела и плакала. Отец спрашивает: «Почему ты плачешь»? Все нормально, говорю, все хорошо, просто плачу от радости, что вернулась домой.

Потом он спросил: «Вас Усман избивал?» Я молчу. «Все равно я узнаю. Лучше скажи». Я села с ним рядом и говорю: «Не всех. Меня избивал». Отец заплакал и давай его матом ругать. Говорит: «Знай в этой жизни две вещи. Первая: если с позволения Аллаха я выздоровею, вас троих больше никто не тронет. И второе: если я не выздоровею и умру, знайте, что и вы трое тоже умерли».

Весной отца повезли в Курган на лечение, там ему сделали три операции, а через полгода он умер.

Когда после похорон все разъехались, мы опять остались вчетвером с Усманом. И он опять изнасиловал меня, последний раз. В тот день я не стерпела и закричала: «Я расскажу всем!» А он взял меня за горло, прижал к стенке и говорит: «Если скажешь кому, я убью твою мать, а потом тебя». И я сказала: «Нет-нет, я никому не скажу». Он знал мое слабое место.

Вскоре приехал наш зять и рассказал, что в администрации лежит список тех, кто в розыске, и в этом списке Усман. Оказывается, он что-то там натворил в Кургане и сбежал в Чечню. Зять забрал его с собой в Ингушетию. На следующий день пришли военные, русские и чеченцы вместе, искали его. Мать вышла и сказала, что его тут давно не было. Я подбежала было к двери, чтобы сказать, где он, но подумала о матери, заплакала и промолчала: родные обвинили бы ее.

После этого я жила то у бабушки, то в родительском доме. В селе открылось училище. Я сдала экзамены, получила аттестат и подала документы в университет в Грозном. Позвонила в Курган другому брату, Сулейману, самому старшему. Сказала, что хочу учиться. А он: «Если поступишь, я тебе ноги переломаю». Я плакала, умоляла, чтобы он разрешил мне учиться. Просто железные у них сердца, просто железные! «Нет, — говорит, — в Грозный учиться я тебя не отпущу». Мол, там все гулящие, там парень может сделать с девушкой что угодно.

Мать сразу поняла: «Не отпускает?» И пошла к моему двоюродному брату. Он был самый старший в нашем роду, его отец и наш родные братья были. И он сказал: «Если они сами не учились, почему не позволяют учиться другим? Я с ним поговорю. Она может учиться». Позвонил Сулейману, поругал его. Тогда Сулейман мне сказал: «Если ты сделаешь что-то недозволенное, мы тебя сразу убьем». Я говорю: «Из-за меня вы в позоре не будете».

У меня не было никаких связей, поэтому пришлось заплатить тысячу долларов — дедушка с бабушкой дали: тем, кто не платил, сразу ставили за вступительные экзамены двойки. Поступила на исторический.

А на пятом курсе меня украли. С этим парнем я примерно полгода была знакома. Он работал в милиции, в ДПС. Я домой ездила на студенческом автобусе. Эти автобусы в центре стояли. Рядом летние кафешки — мы с подругами там часто сидели, а он заходил с другом и  меня заметил. Он говорил, что развелся с женой, — ему тогда 26 было — и хочет жениться на мне. А я отвечала, что приехала учиться, а не замуж выходить. Он говорил: «Хорошо, все будет нормально. Я тебя буду возить на учебу». Я ему отказала. И после этого он с друзьями меня украл.

Помню, была среда, у меня в тот день был экзамен. Я была у тети. Вышла из ее дома, иду по тропинке. Они подъехали, забросили меня в машину и увезли в дом его друга. После этого друг, его сестра и дядя пошли к моим родственникам, сказали: «У нас ваша дочь». Приехали Луиза и моя тетя, спросили, согласна ли я с ним жить. Я сказала, что согласна, и после этого они все сделали — обряды совершили, как положено.

Далее читать здесь: http://expert.ru/russian_reporter/2013/06/zhila-byila-odna-baba/

— Ну да, многие считают: раз женщина опозорила семью, все, она должна умереть. Был такой случай лет пять назад. Рядом с нашим селом есть поле, и какой-то пастух с собакой нашел там убитую девушку. Мать ее искала везде, не находила. Говорят, была очень красивая девушка, платок носила, все длинное — скромная такая. С нашего села один дэпээсник и его друг сказали ей, что украдут ее замуж. А на самом деле схватили ее, бросили в машину и изнасиловали. И потом вернули родителям. Мать девушки просила этих парней никому не рассказывать. Но ее братья как-то узнали, наняли киллера, он и убил эту девушку. И брата, и киллера потом посадили. А с насильниками так ничего и не сделали.

А в 2009 году, кажется, нашли на поле много убитых девушек — целых двадцать, по-моему. Там такие красивые были — вообще. Застрелены в голову. Я фотографию в телефоне видела. Объявили, что они были гулящие, и их убили ваххабиты. А оказалось, что какие-то начальники платили деньги родителям за то, что они с их дочками погуляют, а потом испугались, что это раскроется, и убили девушек. И свалили на ваххабитов. Вот такое насилие там. Все думают, у нас мусульманская республика. Нет, обыкновенная.

Некоторое время назад я получил по электронной почте письмо следующего
содержания: «Уважаемый, Олег! Мы, русские, проживающие в Швеции, с интересом
читаем ваши материалы. Есть ли у вас статьи о геноциде русских в Чечне? Если
нет, то напишите, пожалуйста! Лично я размещу эту статью на всех русскоязычных
сайтах в Швеции. Пусть знают! А то все жалеют несчастных чеченцев, дают им
убежище. Но никто не говорит о тысячах загубленных, умерших мучительной смертью
русских людях! Эта трагедия разворачивалась на моих глазах, но удивительно, что
сейчас, когда рассказываешь о том, как чеченские бандиты терроризировали твою
семью, никто не верит. Напишите о сволочи Старовойтовой, которая призывала убивать русских в Чечне, и
о мерзавке Новодворской, которая утверждала, что русские придумали геноцид, что
бы оправдать войну. Пусть они горят в аду!»…

Что же, сегодня я выполняю эту исполненную незаживающей
болью, просьбу. Тем более, что забывать подобные вещи нам ни в коем случае
нельзя – выйдет себе дороже. Мы должны помнить не только все то великое и
хорошее, что было в нашей истории (это само собой разумеется) но и такие вот
страшные и трагические события. Для того хотя бы, чтобы они никогда больше не
повторились в будущем. Нам русским достаточно и той крови, которой мы умылись в
проклятые девяностые… Берясь за этот материал, я также отдаю дань памяти всем
замученным, изнасилованным, ограбленным и невинно убиенным жителям Чечни,
которые стали жертвами фашистского режима Дудаева и террористического отребья,
действующего на территории этого бандитского, некогда, анклава…

Кстати, виновные в геноциде русского населения Чечни до сих
пор не наказаны, более того, некоторые бывшие боевики, призывавшие, цитирую:
«убивать русских столько, сколько сможете» стали высокопоставленными
чиновниками и возглавили этот, почти полностью датируемый ныне из федерального
бюджета, регион! Кремлевская власть амнистировала всех лиц, причастных к
террору и старательно делает вид, что никакого геноцида русских в Чечне не было…
Глядя на такое паскудство, уже сами вайнахи стали заявлять, что никто русских
из Чечни не гнал – они, дескать, сами зачем то покинули гостеприимную чеченскую
землю… Но ведь сотни тысяч мирных людей не могли бежать из своих домов по
собственной воле – очевидно, что их заставили сделать это под угрозой смерти. Так
что же произошло в мятежной, кавказской республике?..

Итак, после того, как вечно пьяный Борис Ельцин, пытаясь
понравиться вороватой и сепаратистки настроенной элите в регионах, бросил свой
преступный клич: «Берите столько суверенитета, сколько сможете переварить!» к
власти в Чечне пришел режим пронацистки настроенного людоеда Джохара Дудаева. Это
был человек, люто ненавидящий все русское (достаточно вспомнить его слова о
России, как о «хищной, алчной, беспощадной империи зла, которую следует
уничтожить») То, что моя страна выучила этого спустившегося с гор дикаря, вложив
в его руки вместо бандитского ножа достойную профессию, расценивалось им, как
отягчающее вину русских обстоятельство… Другими словами говоря, призыв
кремлевского недоумка ЕБНа лег на благодатную почву: мятежная Чечня, сотни лет почти
беспрерывно воевавшая с Россией, обиженная на нее за сталинскую депортацию в
годы Великой Отечественной войны, заявила о своей независимости…

Сразу после разрыва с Москвой в «свободной и суверенной
Ичкерии» начался планомерный и беспощадный геноцид русского населения. Специально
для этой цели руководство республики выпустило из тюрем на свободу всех своих
преступников. Прикрываясь лозунгами о борьбе за независимость, «благородные
повстанцы» принялись повсеместно захватывать заложников (в надежде получить за
них денежный выкуп), насиловать на улицах русских женщин, выкидывать жителей не
чеченской национальности из их собственных квартир и домов… Кровавая вакханалия
ничем неограниченного насилия (дудаевские власти, напротив, всячески поощряли
грабителей и садистов) достигла в Чечне такого размаха, что по воспоминаниям
многочисленных очевидцев при въезде в Грозный бандиты даже вывесили плакат: «Русские,
не уезжайте, нам нужны рабы и проститутки». Тех же, кто пытался хоть как то
сопротивляться жесточайшему террору, безжалостно убивали…

По сообщению газеты «Известия», преследования русских в
Чечне начались задолго до первой чеченской войны (собственно, ввод российской
армии на территорию этой кавказской республики и стал ответом на все более
усиливающийся геноцид русского населения): «Проблемы начались ещё в 1990 году,
тогда в почтовых ящиках появились первые «письма счастья» — анонимные угрозы с
требованием убираться по-хорошему. В 1991-м стали среди бела дня исчезать
русские девчонки. Потом на улицах стали избивать русских парней, затем их стали
убивать. В 1992-м начали выгонять из квартир тех, кто побогаче. Потом добрались
до середняков. В 1993-м жить там было уже невыносимо… На стенах домов тогда
самой популярной была надпись: «Не покупайте квартиры у Маши, они все равно
будут наши»…

Известный публицист и уроженец Грозного Юрий Кондратьев в
своих книгах подробно описывал быт этого города во времена дудаевского
беспредела: «Хрущевка моих родителей стояла в центре, на ул. Партизанской,
напротив художественного фонда республики. Со своего четвертого этажа они
собственными глазами наблюдали картину, которая со временем стала обычной в
разных местах города. Возле здания фонда проходили несколько русских парней.
Мимо них проехала Волга, потом остановилась. Из нее выскочили несколько
вооруженных чеченов и буквально в упор изрешетили ребят из автоматов. Потом не
спеша сели в машину и так же не спеша уехали. Ни о каких мафиозных разборках
речи быть не могло, у нас такого никогда не водилось. После того, что мои
родители увидели, до них наконец дошло что такое «независимая Ичкерия». Они оба
прошли войну, воевали, но эта картина потрясла их своей бессмысленной
жестокостью»…

А вот что о геноциде в Чечне писала «Российская газета»: «В
городах разразилась почти всеобщая безработица, мужчины ходили с автоматами,
закон исчез, бесчинствовали местные вооружённые отряды, свирепствовали их
междоусобицы, воцарились страх, грабежи, убийства, похищение в рабство и
работорговля в открытую, прямо на улицах Грозного, отрезание голов, питье
стаканами крови, публичные казни. Ещё с 1990 года целые аулы ходили грабить
проходящие поезда, теперь движение по железной дороге вообще прекратилось.
Нарастали разбойные набеги на Ставрополье, похищение его жителей в рабство и в
заложники, захваты автобусов с пассажирами, а завершилось всё военным
вторжением в Дагестан и террористическими взрывами в российских городах»…

Из Чечни в Москву нескончаемым потоком шли сообщения о
массовых фактах геноцида, которому подвергались русские жители республики, но
Ельцин не торопился на них реагировать – его больше занимало упрочение
собственной, авторитарной власти. На страдания простых людей он и его
либеральные прихлебатели, лихорадочно делившие наследство убитой в Беловежье
страны, не обращали никакого внимания. И бандиты, почувствовавшие трусливую продажность
федерального центра, дали волю всем своим свирепым, звериным инстинктам, от
описания которых у нормального читателя до сих пор стынет кровь в жилах (нет,
недаром дудаевский режим в качестве одного из своих символов выбрал изображение
оскалившего пасть волка)…

Из письма настоятеля прихода православного храма в городе
Грозном отца Захария Патриарху Алексию II: «Невозможно человеческими словами
описать ту страшную жизнь, которой мы здесь живем. Это жизнь в аду, среди
наглого зла и полного беззакония: чеченцы не хотят мирно трудиться с людьми
других национальностей, предпочитают жить разбоем, воровством, похищением
людей. Многие из них вооружены, растаскивают и грабят всё, что возможно, в быту
и на производстве. Работорговля в Чечне стала нормальным явлением, на всём
делают бизнес. А нам, православным, уготована участь рабов… Для нас время
приобрело особое отношение к жизни. Если вы прожили сутки и вас не ограбили, не
унизили, не надругались, не взяли в рабство и тем более не убили, то это чудо и
счастье»…

По заявлению знаменитого кинорежиссера Станислава Говорухина
(автора легендарного фильма «Место встречи изменить нельзя») озвученного им на
заседании Государственной Думы, ситуация с этническими чистками в Чечне была настолько
вопиющей, что впору было говорить о планомерно осуществляемом дудаевской
властью геноциде по отношению к русскому населению: «В августе и сентябре 1991
года убивали человек по 10 в день, потом чуть поменьше, но зато ежедневно на
протяжении всех трёх с половиной лет. Грабили, забирали квартиры… Почти у всего
русскоязычного населения были отняты автомобили. А уж как издевались и унижали —
и говорить не приходится. Люди буквально вопили о помощи: «Увезите нас отсюда!»
Одно слово применимо к этому — геноцид. И ни один правозащитник не встрепенулся!»…

Более того, некоторые, вконец одуревшие деятели либеральной
национальности пытались всячески отрицать факты геноцида русского населения в
дудаевской Чечне, при этом безбожно измываясь над трагедией несчастных людей.
Так, например, известная русофобка и «демократка» Новодворская ничтоже
сумняшеся утверждала, что «Русских в Чечне никто не убивал. Это все было типичное
вранье, замечательная сказка Кремля для того, чтобы оправдать Чеченскую войну.
Геббельс и тот бы не додумался до такой изощренной лжи. Они сами уехали из
республики, потому что боялись остаться с чеченцами, не понимали их, потому что
были совками, и не хотели никакой независимости для Чечни»…

Ну, разумеется, вот так взяли, все 300 тысяч и по
собственному желанию уехали… А кто то сам себя еще и в землю закопал… Даже
самый большой друг чеченцев — Путин (которому сейчас Кадыров клянется в
абсолютной верности) заявил, что в «результате этнических чисток в Чечне
погибло до 30 тысяч человек, а возможно, и больше»… Думаю, что цифры эти были
сильно занижены, чтобы не шокировать и без того потрясенную российскую
общественность. А министерство по делам национальностей РФ обнародовало
страшную статистику, согласно которой только с 1991 по 1999 годы в Чечне было
захвачено порядка 100 тысяч домов и квартир, которые принадлежали
представителям не чеченской национальности (в основном – русским) а более 46
тысяч человек были превращены, фактически, в рабов…

В феврале 1995 года Генеральная прокуратура Российской
Федерации возбудила уголовное дело против нацистского преступника Джохара Дудаева,
который стыдливо обвинялся «в разжигании межнациональной розни и дискриминации
русскоязычного населения». О многочисленных убийствах русских людей на
территории Чечни не было сказано не слова. Спустя несколько лет, когда скрывать
страшную правду о геноциде русских было уже невозможно (к тому времени на
территории Чечни обнаружили массовые захоронения русских жителей республики) Генеральная
прокуратура России потребовала от идейного наследника Дудаева — Аслана
Масхадова «явиться для дачи показаний по делам о геноциде русского населения».
Но и это требование было спущено на тормозах…

За все время, прошедшее после двух чеченских войн состоялся
лишь один суд, на котором чеченскому террористу Рамзесу Гойчаеву было
предъявлено обвинение в геноциде. По данным следствия, только в станице
Червлённая Шелковского района Чечни этот негодяй со своими
бандитами-отморозками отправил на тот свет 10 человек. Все убитые были русскими
по национальности. А сколько таких вот живодеров Гойчаевых бегало тогда по «независимой
Ичкерии»?.. Но многие из них не только не понесли заслуженного наказания за
совершенные ими преступления против человечности, но и были амнистированы Кремлем…
Ничего удивительного в подобном замалчивании массовых убийств русских жителей
Чечни нет. В 90 ые годы либеральная пресса думала лишь о том, как похитрее
скрыть притеснения русского населения, а уже в наше время власть откровенно
боится лишний раз произносить слово «русские»…

Особую роль в развязывании кровавого геноцида в Чечне
сыграли ельцинские «демократы», которые готовы были оправдать любые зверства в
отношении русского населения республики. Более того, они открыто призывали
чеченцев убивать русских! Говорят, что когда летом 1991 года в Грозный
приезжала известная либералка (и по совместительству – русофобка) Галина
Старовойтова, то ей устроили встречу с активистами Вайнахской Демократической
партии, которую возглавлял ставший потом отпетым террористом Зелимхан
Яндарбиев. На этом собрании высокую гостью из Москвы спросили: «Что нужно
делать, чтобы добиться свободы и завоевать, наконец, независимость, о которой
горцы мечтали ещё со времён имама Шамиля?» И тогда эта сатанистка, не
задумываясь, ответила: «Убивайте русских! Пусть земля горит под ногами
оккупантов. Чем больше русских будут убивать на улицах Грозного, тем быстрее
станет свободной священная земля чеченцев и ингушей»…

И бандиты принялись убивать… Опьяненные абсолютной
безнаказанностью и реками пролитой крови, они делали это днем и ночью, стаями и
в одиночку, всеми доступными хищникам способами, не разбирая, кто попадался им
на пути: беззащитная женщина или невинный ребенок. Террористы с упоением рвали на
части свою законную (как они были уверены) добычу, иногда бросая ее в зиндан
или обменивая на выкуп, и казалось, что ужасу этому никогда не будет конца… «Величие
чеченского сопротивления в том, что империя получила то, что ей причиталось.
Российские колонизаторы тогда получили. Мне из них никого не жалко» — писала уже
упоминаемая мною либеральная правозащитница (!) Валерия Новодворская… Русские
жители Чечни, чудом уцелевшие в том дудаевском кромешном аду, до сих пор не
могут без содрогания вспоминать это проклятое имя…

Коль скоро мы заговорили о пятой колонне, действующей в
России, здесь нелишне будет вспомнить об одном из самых одиозных ее
представителей — Борисе Абрамовиче Березовском. Этот беспринципный иудей
организовал высокодоходный бизнес на заложниках, выплачивая террористам,
занимавшимся похищением людей, огромные деньги. Вот как вспоминал об этом
нынешний глава Чечни Рамзан Кадыров: «Я видел Березовского. Слышал, что он
говорит. Так просто он не мог давать деньги боевикам, и он придумал механизм.
Березовский при мне предложил Радуеву и Басаеву: «Воруйте людей, а я буду их у
вас выкупать. Себе буду делать рекламу, а вам – деньги. Он платил миллионы
долларов Басаеву… Если кто-то другой — не Басаев и не Удугов — воровал людей,
Березовский у других не выкупал»…

Зачем все это было нужно Борису Абрамовичу? Скорее всего,
для того, чтобы не только поддерживать свое реноме «благодетеля», которое он
собирался использовать во внутренней политике для борьбы за кремлевский трон,
но и для того, чтобы поощрять с помощью денежных выкупов бандитские вылазки,
всячески стимулируя и разжигая кровавый хаос на Кавказе… Таким образом, представители
грабительского олигархата надеялись с помощью чеченских террористов
окончательно превратить Россию в «кавказскую пленницу», сделать ее вечной данницей
семитского сребролюбия и ваххабитской кровожадности. К сожалению, надо
отметить, что это им почти удалось…

В своей нашумевшей книге «Нетаджикские девочки. Нечеченские
мальчики» публицист Дмитрий Соколов-Митрич привел несколько примеров того, как дудаевские
головорезы захватывали в заложники русских женщин и девочек. Причем, делали они
это не только в Чечне, но и в российских городах за тысячи километров от своего
бандитского анклава! Читать про страдания невинных детей в чеченском плену без
кома в горле невозможно: «Несовершеннолетние сестры-близняшки Васильевы из
Челябинска оказались рабынями-наложницами чеченцев. Вернулась из рабства живой
лишь одна. Она несколько дней ни с кем не разговаривала. Впрочем,
многочисленные родственники даже и не настаивали — девушка вернулась из
чеченского рабства. Два года назад она, маленькая девочка, исчезла из города
вместе со своей сестрой-близняшкой. И вот теперь, когда уже все практически
перестали надеяться на чудо, Оля оказалась вновь дома…

Аля была старше Оли на пятнадцать минут. Отличить сестер
можно было только по небольшой разнице в росте, да по характерам они
отличались. Оленька — стеснительная, скромная, тихая. Алька — забияка, в карман
за словом не лезет. Такими и выросли две худенькие красавицы блондинки. Как-то
они возвращались из школы. У подъезда встретили Хусана. Знали, что у мамы с ним
какие-то дела, поэтому не удивились, когда тот передал им якобы мамину просьбу
скорее приехать на рынок. Сосед даже предложил подбросить их на машине, которая
тут же и стояла. Только сказал, что тачка ждать не будет: мол, садитесь прямо
сейчас, портфели домой не заносите. Сели на заднее сиденье. Оля помнит только
то, что Хусан предложил выпить газировки. Не отказались…

Когда очнулась — понять ничего не смогла: находилась в
какой-то маленькой темной комнате, окна которой были закрыты ставнями. За
стенкой кто-то всхлипывал. Оля попыталась открыть дверь — ничего не получилось.
Стала стучать и кричать. Возникший на пороге сосед втолкнул в комнатушку
зареванную Алю. Наивная Оля только через 3 дня поняла, что произошло с сестрой.
Поняла, когда ее саму насиловали три бравых чеченских парня… Девочек
насильственно поили водкой и со связанными руками загружали в одну и ту же, с тонированными
стеклами, машину. Водитель всегда был один и тот же. Остановки делали в
маленьких деревеньках, у знакомых соседа. Олю всегда запирали в комнате одну, а
Алю Хусан уводил с собой. Бежать не было возможности. Последний раз соседа
видели, когда приехали в какой-то аул. Похититель о чем-то долго говорил с
толстым бородатым чеченцем с огромной золотой цепью на груди. Ему-то, как
оказалось, и были проданы сестренки…

За сколько, девочки так и не узнали, хотя Олю до сих пор
мучает вопрос, сколько же стоила ее поломанная судьба. А вот для какой цели —
выяснили сразу же. Два года — большой период в жизни. За это время столько
может случиться! Оля же своим самым близким родственникам рассказала о
пребывании в Чечне в нескольких предложениях: «Что еще могут делать чеченцы с
русскими? Насиловали. Кто, сколько, когда и как хотел. Увозили в отряд в горы —
развлекайтесь, «герои». Иногда заставляли готовить еду, выскабливать пол,
стирать вонючую грязную одежду. Все под присмотром. Ни секунды без охранника —
какого-нибудь переростка-мальчишки, который мог бить и пользоваться в любой
момент. Два раза Алю увозили на несколько дней в горы. После третьего раза
сестренка не вернулась… Что с ней, перепродали ли ее кому-нибудь, жива ли —
Оля не знает до сих пор…»

Надо сказать, что чеченские боевики измывались не только над
русскими людьми, но и над ближайшими соседями — кавказцами. Осетинский ученый Шмидт
Дзоблаев в своей книге «Восемь месяцев в аду» подробно рассказал о том, как его
пытали в чеченском плену: «В середине декабря 1996-го года я выехал на место
для подготовки конференции по проблемам Северного Кавказа. Как только мы
перешли границу с Чечней, «Урал» перегородил дорогу, откуда-то выскочили
человек двадцать с гранатометами и пулеметами, подняли страшный крик, схватили
нас, вытащили из машин. Меня ударили в подбородок и прикладом по печени.
Забрали все, что у нас было — документы, часы, ручки. Нам завязали глаза и
связали руки, а потом возили по чеченским дорогам, пока не стемнело. В каком-то
лесу нас высадили и объявили, что мы приехали сюда со специальным заданием, а
потому через пару дней нас должны расстрелять. Пока же нам пообещали «беседы
днем и ночью»…

База бандитов находилась в Шалинском районе, близ селения
Сержень-юрт. Нас поместили в местную тюрьму — комната, окошечко, закрытое
железным листом, на полу несколько матрасов. С нас сняли одежду и обувь,
головные уборы. На вторую ночь в соседней комнате начались переговоры между
группами, организовавшими похищение. За стеной видимо делили предполагаемый выкуп.
Стоял страшный шум, крики, ругань. Кто-то из нас сказал, что надо залечь на
пол. Это нас и спасло. Через несколько минут командир захватившей нас
группы закричал: «Раз так, мне деньги не
нужны!» и, схватив ручной пулемет, забежал в нашу комнату, с криком «Выходи
строиться!» от двери выпустил очередь наугад в темноту (была уже ночь). Если б
мы стояли, все бы погибли. Тут кто-то схватил его за плечо: «Ладно, хватит».
Утром мы увидели, что все стены в дырках…

Бандиты с пулеметами ходят по улицам. У них любой, кто носит
наручники у пояса, может считать себя милиционером. Пистолет там — игрушка.
Даже автомат я редко видел. А вот ручной пулемет — обычное вооружение. Там
очень много людей, которые вообще не хотят работать. Только грабежи, разбои —
за счет этого жили и сейчас собираются жить. Не работают и говорят: «Волки есть
хотят!» Меня охраняли восемь человек, и это считалось за работу. Склад оружия —
охраняют, базу — охраняют, дороги — охраняют. Расставляют людей на всякой
навозной круче. Если кто близко подойдет — стреляют. Крадут не только людей.
Они связываются с преступными группами других республик. Угнали машину и — в
Чечню. Вся Чечня ездит на ворованных машинах, никакой регистрации не требуется,
никто их об этом не спрашивает, без номеров. Шариатские суды — мракобесие.
Коран на арабском языке, переводы они не читают. Один командир открыл Коран:
«Статья первая говорит, что он предатель. Приказ Дудаева — расстрел». Такой вот
примитив. Под эгидой религии эти дикари творят преступные дела. Все это
списывается на Коран, на Аллаха…

Один «теоретик», которого считают там самым умным, говорил
мне: «Мы, как и наши предки — не бандиты. Мы захватываем не всякого, а того, за
кого заплатят. А это как раз Аллаху угодно, потому что у кого-то много, у
кого-то ничего нет». Я говорю ему: «А почему не работаете?» Отвечает: «Вот
Аллах скажет, что надо работать, — будем работать»… У бандитов развит военный
психоз. Психологически они готовы идти на любое преступление. Меня спрашивают:
ты когда-нибудь убивал человека? — Нет. — Голову отрезал? — Нет. — Ну-у, это
такой кайф! Это такой кайф! Ты не знаешь!.. Мало кто знает, что пленных в
Чечне, даже тех, кто сдался добровольно, не только расстреливали. Им отрезали
головы. Не говорили у нас и о том, что очень многих пленных живыми закопали в
землю. Мне показали дом, где два брата во время войны занимались только этим.
Закапывали живыми в землю. Видал я одного — такой симпатичный на вид. Говорят,
он 70 голов отрезал. Взахлеб рассказывают, как они разрывали пленного, привязав
его за ноги к двум машинам. У них это все заснято на пленках…

Я часто спрашивал у чеченцев, читал ли кто-нибудь из них
Коран? Никто не читал. Они говорили, что и не надо его читать. Потому что
Коран, якобы написал Аллах, а Аллаху надо верить. Эти бандиты пять раз в день
делают намаз, но в то же время любой из них пойдет и отрежет голову человеку.
Даже абсолютно невинному. Они говорят, что не пьют. Я был у Радуева — пили.
Коран им запрещает и курить, но они курят. Анашу и гашиш — постоянно. Однажды
боевик зашел ко мне с пулеметом и говорит: если я сегодня кого-нибудь не убью,
мне будет очень плохо. Пустил очередь по стене, потом выбежал на улицу,
расстрелял там кого-то. На другой день говорит: вчера у меня было желание убить
тебя, надоело с тобой возиться. Три раза назначали казнь, но почему-то не
привели в исполнение. Вероятно, банде, захватившей меня, нужны были деньги…

Там очень много людей со сдвинутой психикой. Очень много.
Это просто видно. Генерал Ермолов изучил чеченцев досконально. Он тогда писал,
что этот народ перевоспитанию не подлежит. Ведь один из признаков нации —
психический склад. Грузин русским никогда не будет, русский французом никогда
не будет. И чеченец тоже — какой есть от роду, такой и останется… Иногда мне
кажется, что от великого стыда и позора, от того, что сейчас происходит, земля
стонет. Мы, наверное, к такой грани придем, когда наши внуки и дети будут
плевать на наши могилы за то, что мы допустили такое состояние страны. Бандиты
сами говорили, что их во время боев уже в горы загнали, где кроме травы ничего
нету. И вдруг команда: российские войска уходят, спускайтесь, говорят, с гор.
Спускаются, рассыпаются по всем селениям, вплоть до Грозного. Потом снова
война…»

В июне 1995 года чеченские террористы под командованием
Шамиля Басаева захватили в городе Буденновске больницу, согнав туда около полутора
тысяч невинных заложников. Несколько дней они всячески измывались над людьми,
бравируя своей звериной жестокостью. Жертвами этих выродков стали почти две
сотни беременных русских женщин… После массового убийства беззащитных рожениц Дудаев наградил «отважного борца за чеченскую
независимость» Басаева высшим орденом Ичкерии… А прославленный герой чеченской
войны Лев Рохлин заявил: «Такая мразь за расстрел женщин и детей заслуживает
лишь уничтожения! Он держит Россию за ухо, забыв, что другого Шамиля Ермолов
заставил подползать к русскому генералу на коленях…»

Ситуация с преследованием русских людей в Чечне была
настолько вопиющей, что «Конгресс русских общин», возглавляемый известным
политиком Дмитрием Рогозиным, выступил с беспрецедентно жестким заявлением по
этому поводу: «Отказываясь от применения силы против бандитского анклава,
сложившегося в результате вооруженного мятежа и измены в высших эшелонах
власти, режим Ельцина по сути дела признал органическое родство с чеченскими террористами.
Этот режим испытывает садистское наслаждение, расправляясь с остатками
российской государственности, раз за разом подтверждая готовность сотрудничать
с преступниками. Ельцин и его окружение в очередной раз продемонстрировали
пренебрежение интересами русского народа, пострадавшего от чеченского
бандитизма и политики Кремля. Усилиями авантюристов чеченцы становятся первыми
в тысячелетней истории России этническими врагами русских»…

Как уже говорилось выше, ещё до первой чеченской войны около
300 тысяч русских людей были изгнаны из республики. Сегодня некоторые
официальные лица Чечни утверждают, что до прихода российской армии им, якобы,
ничего не угрожало и только после начала боевых действий они были вынуждены
бежать из своих домов, побросав все имущество (тем самым чеченцы пытаются
переложить вину за геноцид не чеченского населения с доморощенных бандитов и
ваххабитов на русского солдата, пришедшего защитить мирных жителей и уничтожить
рассадник терроризма в Чечне) Что же, давайте посмотрим, как это было на самом
деле. Перед вами – лишь малая толика свидетельств людей, переживших весь ужас
становления «свободной и независимой Ичкерии», управляемой дудаевскими
боевиками (сразу скажу, что подобные зверства в отношении беззащитных женщин,
стариков и детей могли позволить себе только убежденные нацисты):

В. Кобзаpев, проживал в Гpозненской обл.: «7 ноября 1991
года трое чеченцев из автоматов обстреляли мою дачу, я чудом остался жив. В
сентябре 1992 года вооруженные чеченцы требовали освободить квартиру, бросили
гранату. И я, опасаясь за свою жизнь и жизнь родных, вынужден был выехать из Чечни
с семьей»…

В. Осипова: «Уехала из-за притеснений. Работала на заводе в
Грозном. В 1991 году на завод приехали вооруженные чеченцы и силой выгоняли
русских на выборы. Затем для русских были созданы невыносимые условия, начались
повальные ограбления, взорвали гаражи и забрали автомашины. Когда мой сын,
Осипов В. Е., выезжал из Грозного, вооруженные чеченцы не давали забирать вещи.
Потом тоже было со мной, все вещи объявлялись «достоянием республики»…

А. Витьков: «В 1992 г. изнасиловали и застрелили Т. В., 1960
г.p., мать троих малолетних детей. Замyчили соседей, пожилых мужа и жену, за
то, что дети отправили вещи (контейнер) в Россию. МВД Чечни отказывалось искать
преступников»…

А. Федюшкин, 1945 г. р.: «В 1992 г. двое чеченцев,
вооруженных пистолетом и ножом, связали жену (1949 г. р.) и старшую дочь (1973
г. р.), совершили в отношении их насильственные действия, забрали телевизор,
газовую плиту и скрылись. Hападавшие были в масках. Сосед брата, проживавший в
ст. Червленной, на своем автомобиле ВАЗ-2121 выехал из станицы и пропал.
Автомобиль нашли в горах, а его труп спустя 3 месяца обнаружили в реке»…

А. Плотникова: «Зимой 1992 г. у меня и моих соседей чеченцы
отобрали ордера на квартиры и, угрожая автоматами, приказали выселиться. Я
оставила в г. Грозном квартиру, гараж, дачу. Мои сын и дочь были свидетелями
убийства чеченцами соседа Б. – его расстреляли из автомата»…

В. Минкоева: «В 1992 г. в г. Грозном на соседнюю школу было
совершено нападение. Детей (седьмой класс) взяли в заложники и удерживали в
течение суток. Было совершено групповое изнасилование всего класса и трёх
учительниц. В 1993 г. украли мою одноклассницу М. Летом 1993 г. на перроне ж/д
вокзала на моих глазах чеченцами был расстрелян мужчина»…

Р. Акиншина, 1960 г. р.: «25 августа 1992 г. около 12 часов
на даче в районе 3-й гоpбольницы г. Грозного четверо чеченцев в возрасте 15-16
лет потребовали вступить с ними в половую связь. Я возмутилась. Тогда один из
чеченцев ударил меня кастетом и меня изнасиловали, воспользовавшись моим
беспомощным состоянием. После этого под угрозой убийства меня принудили к
совершению полового акта с моей собакой»…

А. Родионова: «В начале 1993 г. в Грозном разгромили склады
с оружием, вооружались. Доходило до того, что дети ходили в школу с оружием,
закрывались учреждения, школы. Была очевидцем убийства молодого парня, которому
прямо днём, на улице вспороли живот»…

М. Олев: «В октябре 1993 г. нашу сотрудницу А. С. (1955 г.
р.), отправителя поездов, изнасиловали около 18 часов прямо на вокзале и избили
несколько человек. В это же время изнасиловали диспетчера по имени Света (1964
г. р.). Милиция поговорила с преступниками по-чеченски и отпустила их»…

А. Кочедыкова, проживала в г. Грозном: «В февpале 1993 года
чеченцы убили на улице мою соседку. Ей пробили голову, переломали ребра,
изнасиловали. Из квартиры рядом была также убита ветеран войны Елена Ивановна. Жить
стало там невозможно, убивали кругом. Машины подрывали прямо с людьми. В
собственной квартире убили мужчину 1935 года рождения. Девять ножевых ран
нанесли ему, дочь его изнасиловали и убили тут же на кухне»…

В. Бочкаpева: «Дyдаевцы взяли в заложники директора училища
ст. Калиновская Беляева В., его заместителя Плотникова В. И., председателя
колхоза «Калиновский» Еpина. Требовали выкуп в 12 млн. руб. Не получив выкупа,
убили заложников»…

Б. Ефанкин, проживал в г. Грозном: «В мае 1993 года в моём
гараже на меня напали вооруженные автоматом и пистолетом двое чеченских парней
и пытались завладеть моей машиной, но не смогли, т.к. она находилась в ремонте.
Стреляли у меня над головой. Осенью того же года группа вооружённых чеченцев
зверски убила моего знакомого Болгаpского, который отказался добровольно отдать
свою автомашину «Волга». Подобные случаи носили массовый характер. По этой
причине я выехал из Гpозного»…

Т. Фефелова, проживала в г. Грозном: «У соседей украли
девочку 12 лет, потом подкидывали фотографии (где над ней издевались и
насиловали) и требовали выкуп»…

И. Чекyлина, 1949 г.р.: «Из Гpозного уехала в марте 1993 г.
Моего сына 5 раз грабили, снимали с него всю верхнюю одежду. По дороге в
институт моего сына чеченцы сильно избили, проломили ему голову, угрожали
ножом. Меня лично избили и изнасиловали лишь потому, что я русская. Был убит
декан факультета института, где учился мой сын. Перед нашим отъездом убили друга
моего сына, Максима»…

В. Федорова: «В середине апреля 1993 г. дочь моей знакомой
затащили в машину (г. Грозный) и увезли. Через некоторое время её нашли убитой,
она была изнасилована»…

Г. Сyхоpyкова: «В начале апреля 1993 г. была совершена кража
из нашей квартиры (г. Грозный). В конце апреля 1993 г. у нас была украдена
автомашина ВАЗ-2109. 10 мая 1994 г. мой муж был убит на улице выстрелами из
автомата»…

Н. Колесникова, проживала в г. Гудермесе: «2 декабря 1993
года на остановке «участок 36» Старопромысловского района г. Грозного 5
чеченцев отвели меня в гараж, избили, изнасиловали, а потом возили по
квартирам, где насиловали и кололи наркотики. Отпустили только 5 декабря»…

Я. Рyдинская 1971 г. р.: «В 1993 г. вооруженные автоматами
чеченцы совершили разбойное нападение на мою квартиру (ст. Hовомаpьевская).
Вынесли ценные вещи, меня и мать изнасиловали, пытали ножом, причинив телесные
повреждения»…

С. Доронина, 1951 г. р.: «В ст. Hижнедевиyк (Ассиновка) в
детском доме вооруженные чеченцы изнасиловали всех девочек и воспитателей.
Сосед Юнyс угрожал моему сыну убийством и требовал, чтобы он продал ему дом. В
конце 1993 г. в дом к моему родственнику, ворвались вооруженные чеченцы,
требовали деньги, угрожали убийством, сына убили»…

Е. Дyдина, 1954 г. р.: «Летом 1994 г. меня ни за что на
улице избили чеченцы. Избивали меня, сына и мужа. С сына сняли часы. Потом меня
затащили в подъезд и совершили половой акт в извращенной форме. Одна знакомая
женщина мне рассказывала, что, когда та ехала в Кpаснодаp в 1993 г., поезд был
остановлен, вошли вооруженные чеченцы и забирали деньги и ценности. В тамбуре
изнасиловали и выкинули из вагона (уже на полном ходу) молодую девушку»…

И. Удалова: «2 августа 1994 г. ночью в мой дом (г. Гyдеpмес)
ворвались двое чеченцев, матери порезали шею, в одном из нападавших узнала
соученика по школе. Я подала заявление в милицию, после чего меня стали
преследовать, угрожать жизни сына. Я отправила родных в ставропольский край,
потом уехала сама. Мои преследователи взорвали мой дом»…

H. Зюзина: «7 августа 1994 г. коллегу по работе Ш. Ю. с
женой захватили вооружённые бандиты. 9 августа его жену отпустили, она
рассказала, что их били, пытали, требовали выкуп, ее отпустили за деньгами. 5
сентября 1994 г. изуродованный труп Ш. нашли в районе химкомбината»…

H. Лобенко: «В подъезде моего дома лица чеченской
национальности застрелили одного армянина и одного русского. Рyсского убили за
то, что заступился за армянина»…

О. Кальченко: «Мою сотрудницу, девушку 22-х лет, на моих
глазах чеченцы изнасиловали и расстреляли на улице возле нашей работы. Меня
саму ограбили два чеченца, под угрозой ножа отобрали последние деньги»…

Л. Давыдова: «В августе 1994 г. трое чеченцев зашли в дом
семьи К. (г. Гyдеpмес). Мyжа затолкали под кровать, а 47-летнюю женщину зверски
изнасиловали (также с использованием разных предметов). Чеpез неделю К. умерла»…

H. Трофимова, проживала в г. Грозном: «В сентябре 1994 года
в квартиру моей сестры, Вишняковой О. H., ворвались чеченцы, изнасиловали ее на
глазах у детей, избили ее сына и увезли с собой 12-летнюю дочь Лену. Так она и
не возвратилась. С 1993 года моего сына неоднократно избивали и грабили
чеченцы»…

В. Каpагедин: «Убили сына 08.01.95, ранее чеченцы 04.01.94
убили младшего сына»…

А вот что о порядках, царящих в дудаевской Чечне,
рассказывала жительница республики Н. Баранова: «Это было в мае 1993-го. К нам
в квартиру вломился сосед Сахрутдин с автоматом. Прошелся бесцеремонно по
комнатам и говорит: «Это оставляйте, это оставляйте и вот это оставляйте.
Остальное забирайте. Даю вам трое суток на сборы». Спорить было бессмысленно.
Мы были далеко не первыми, кого вот так выгоняли, а скорее одними из последних.
Моего сына Дмитрия группа чеченцев среди бела дня избила так, что когда он
пришел домой, это был комок крови и грязи. Они перебили ему слуховой нерв, с
тех пор он не слышит. Единственное, что нас еще держало, — мы надеялись продать
квартиру. Но даже за бесценок покупать ее никто не хотел. Слава Богу, что в
конце концов, мы успели свалить…

Через три дня после прихода Сахрутдина мы уже загружали
контейнер и не могли понять: чего это Сахрутдин так внимательно наблюдает за
этим процессом. Слышу — соседка-чеченка Хава мне кричит: «Нина, зайди на
секунду, мне помощь нужна». Если бы я к ней не пошла, меня бы уже 12 лет как не
было на свете. «Вон видишь хлебовозка стоит? — сказала мне Хава. — Вам осталось
жить несколько часов. Как только вы покинете город, они вас убьют, а вещи
заберут». Я тут же к сестре, у нее знакомый чеченец был в селе Первомайском,
Саид, который тогда уже стал дудаевцем, но еще не совсем совесть потерял. Он со
своими ребятами проводили нас эскортом до границы с Осетией. Хлебовозка тоже не
отставала. Когда Сахрутдин и его команда поняли, что им ничего не светит, то
дали очередь по кузову. Мы еще потом несколько лет на простреленных кроватях
спали…

Даже самые хорошие из тех чеченцев, которые разгуливали с оружием
в руках, говорили: «Убирайтесь по-хорошему». Плохие ничего не говорили, они
просто убивали, насиловали или угоняли в рабство. А с оружием разгуливала треть
мужчин республики. Еще треть молча их поддерживала. Остальные сочувствовали
нам, это были в основном городские чеченцы, но что они могли поделать, если
даже старейшины сидели на лавочках и улыбались: «Пусть русских побольше
уезжает»… Помню учительницу, которая напротив нас жила. Она вот так и пропала
без вести. А вещи ее потом какой-то чеченец с машины продавал. Потом эти,
Тижапкины, Крачевские, Поповы… А главный инженер, мои родители с его семьей
дружили — его жена теперь в рабстве. Потом эта, завуч в десятой школе, Климова
— их вообще прямо в доме всех убили, отца, мать и двух дочерей. Кровищи было
море. А девочку с последнего этажа как изнасиловали! Ей 12 лет было. Три дня
искали, потом нашли, но она уже сумасшедшая была»…

Из интервью с председателем «Форума переселенческих организаций»
Лидии Графовой: «Мы виноваты перед русскими беженцами из Чечни. Мы — это в
целом правозащитное движение. Вот на этом самом диване в 93-м сидели русские,
сбежавшие из Грозного. Они рассказывали, как каких-то старушек чеченцы душили
шнуром от утюга, мне это особенно запомнилось. Но рассказывали как-то спокойно,
без надрыва. А мы тогда занимались армянами из Баку. Когда я этих армян
увидела, я почувствовала, что это самые несчастные люди на свете. А с русскими
я этого почему-то не почувствовала. Не знаю, может, недостаточно громко
кричали?.. Я была в Чечне 8 раз, и с каждой поездкой мне становилось за них все
больнее. Окончательно меня сразила одна старушка, которая сидела на табуретке
посреди улицы. Когда она увидела меня, то достала из запазухи чайную ложечку из
синего стекла и с гордостью сказала: «Моя!» Это все, что у нее осталось…»

Для чего мы все это вспоминаем? Уж не для того, конечно,
чтобы разжигать пресловутую «межнациональную рознь». В конце концов, те, кто
убивал русских в Чечне, делали это куда успешнее… Просто всем нам не мешало бы
хотя бы иногда думать своей головой, чтобы однажды ее не лишиться… Мне очень
хочется надеяться, что нелюди, устроившие этот страшный геноцид, получили потом
по заслугам (т. е. были уничтожены в последующих войнах)… Что подобного ужаса
на чеченской земле больше никогда не повторится… В свое время надзиратель специальной
тюрьмы для пожизненных заключенных описывал последние месяцы жизни известного террориста
Салмана Радуева, руки которого были по локоть в русской крови: «Здесь нет ни
крутых, ни «авторитетов». Радуев поначалу этого не понял. Пришлось воспитывать.
Зато смотрите, как теперь сверкает унитаз». Так вот, нельзя не признать, что этот
негодяй принял свою смерть в полном соответствии с единственно правильной установкой,
озвученной нашим президентом: «Мы будем преследовать террористов везде. И в
сортире замочим»…

Вещий Олег

— Как Вы оказались в плену?

— Это произошло 28 января 1996 года. Мы возвращались из Урус-Мартан после встречи с одним полевым командиром. Мы с отцом Анатолием, настоятелем храма в Грозном, беседовали с этим командиром, желая добиться подвижек в вопросе обмена военнопленными и незаконно захваченными людьми. Как раз в это время были похищены рабочие из Волгодонска, которые осуществляли ремонт грозненской ТЭЦ, ставропольские рабочие, саратовские, ремонтировавшие объекты на территории Чечни. Поэтому мы ездили в Урус-Мартан. В плену мы оказались в результате захвата на дороге, ведущей к Грозному…

— И как долго Вы находились в заложниках?

— Я провел в плену 160 дней, почти что 6 месяцев. И естественно, целую гамму чувств, колоссальный диапазон переживаний я испытал. Это очень сложно передать в двух словах.

— Вы были в равных условиях с жителями?

— Нет, конечно. Даже по сравнению с охраной и с теми чеченцами, которых они захватили, своих земляков из оппозиции: завгаевцев, кантемировцев, условия нашего содержания были совершенно другими. Для яркости представления: в первый месяц до середины марта нам давали вечером чашку кукурузы — старой, вареной, без соли, без жира, без ничего — раз в день на здорового человека, от которого еще порой требовали какой-то работы: пилить деревья, таскать воду несколько километров.

— Что представляла собой тюрьма?

— Сначала это был подвал старой школы. Потом — землянка, бревенчатая и полная вшей огромных размеров, неимоверного количества вшей. Это было страшнее, мне кажется, всяких испытаний. У меня часто возникали аналогии с библейскими какими-то моментами. Очень часто я ловил себя на мысли о том, что мы находимся в предбаннике какого-то ада. Потому что степень физических и духовных страданий была просто запредельной, нереальной, казалась не под силу человеку.

— Что же Вам помогало?

— Мне, конечно, помогала моя вера и моя убежденность в том, что все происходит по воле и промыслу Божию. Было очень трагично наблюдать страшные последствия атеистического периода жизни нашего государства, когда люди за 40, а то и за 50, воспитанные при той власти, в той школе, в тех вузах, лишенные напрочь какого-либо духовного, духоносного начала, привыкшие жить в ритме производственного цикла, социалистического соревнования и тому подобных чисто материальных воззрений, оказались перед лицом тяжелейшего испытания, в первую очередь духовного. Люди столкнулись с совершенно необычными трудностями жизни: это физические страдания, унижения, голод (представьте себе, люди худо-бедно зарабатывавшие, евшие каждый день хлеб, мясо, были вдруг напрочь лишены элементарных продуктов питания). Случались дни, когда мы ели траву, сдирали кору с деревьев — и это по три, по четыре дня! То есть мы реально убедились, что значит опухнуть от голода, когда раздавались в неимоверную толщину ноги, опухали лица, заплывали глаза. Перед нами расстреливали людей, два или три раза мы находились под бомбежками, бомбардировками нашей авиации. У меня на глазах разом погибло 6 человек, которые были вместе со мной в лесу под одним деревом 15 марта, когда нас начали перебазировать с одного места на другое. Потрясала невероятность происходящего, я бы даже сказал фантасмагоричность, когда ты реально знаешь, что ты пришел из совершенно другого, спокойного места, и это было буквально вчера, позавчера. Отсчет времени в тюрьме как-то теряется: оно идет или очень быстро и ты не замечаешь его течения, или оно тянется бесконечно, мучительно долго и ты также теряешь ориентацию. И ты знаешь, что если тебя сейчас посадить в машину и увезти, то там все будет по-другому, с точностью до наоборот. То есть там будет нормальное питание, обычные люди, там тебе не будет угрожать ежесекундная угроза смерти, ты не будешь на краю гибели, хотя все случается и в повседневной жизни.

— А что за люди Вас окружали?

— Это были, в основном, рабочие и несколько военных, пограничников и контрактников, которых захватили в плен. Если для меня это был четвертый месяц, то для них — восьмой, девятый. Многие из них не выжили, контрактники, по-моему, все были уничтожены…

— Скажите, были эпизоды, когда Вас принуждали к отречению от Христа?

— Нет. Было все: допросы, избиения, голод, расстрелы на моих глазах. Из 150 человек в лагере осталось 47 или 42, а остальные по разным причинам погибли — либо от болезни, либо от дистрофии, либо от расстрелов, либо от налетов нашей авиации, либо еще от чего. Несколько человек бежали. Вот один из них, Андрей, которого я крестил, бежал и добежал, я знаю. Недавно он женился, звонил мне из Волгодонска.

— Вы крестили прямо там?

— Да, несколько человек в плену я крестил по краткой формуле «страха ради смертного». Это были трое военных, 2 подполковника и 1 майор, и вот этот парень, Андрей, рабочий из Волгодонска. Все остались в живых, хотя надежды ни у кого не оставалось. Военные были совершенно ослаблены, в ужасном физическом состоянии, но все выжили, слава Богу…

— О чем с Вами говорили на допросах?

— Были беседы о вере, были даже какие-то упреки, так сказать, ваша вера не совсем правильная, она не несет ничего хорошего человеку. Были беседы и с теми, кого мы называем фундаменталистами, наемниками, воевавшими на стороне чеченцев, из исламских стран, — они говорили по-русски. Беседовали, так сказать, о разностях наших верований, но справедливости ради надо сказать, что призывов к отречению от Христа не звучало. Конечно, были другие попытки: суть всех допросов заключалась в том, чтобы я возвел какую-то клевету на священноначалие, на Русскую Церковь. Затевался такой пропагандистский трюк: они хотели показать, будто Церковь выступает пособницей имперской политики Москвы. В данном случае, моя реальная задача в Чечне в связи с гуманитарной миссией игнорировалась, и акцентировалось внимание на совершенно неправильно трактуемых вещах, противоречащих всякой логике, — о роли и значении Церкви в жизни нашего общества.

— Как охранники относились к Вам?

— Здесь действовала психология человека, имеющего над другим временное превосходство. Психология простая: я — вооружен, а ты — без оружия, я — сытый, ты — голодный, я — сильнее, ты — слабее, я могу тебя сейчас убить и знаю, что никаких последствий для меня не будет, а ты не можешь протестовать. Это чувство временного — все в жизни временно — превосходства, оно видимым образом уродует, калечит человека, и худшие качества вылезают наружу. Я поймал себя на мысли, что среди охраны много каких-то ущербных людей, которые чем-то озлоблены: у кого-то погибли родственники, у кого-то разрушен дом, у кого-то разбита машина, кого-то ограбили, кто-то в силу физических недостатков имеет какой-то комплекс и пытается какое-то несовершенство компенсировать насилием над другим человеком. Вот Кони, русский судебный деятель, очень хорошо в свое время выступал по делу одного уездного начальника, Протопопова. Он точно заметил, что иногда власть просто бросается в голову. Вот почему даже эта мизерная, абсолютно призрачная, иллюзорная власть рядового охранника над пленным, будь то подполковник, священник, начальник участка, прораб, строитель, она, конечно, уродовала многих. А наши страдания усиливались, потому что порой наскоки были очень изощренными и физически, и морально, и духовно.

— Ощущалось ли особое отношение к Вам как к священнику?

— Да, но очень по-разному. С одной стороны, некоторые охранники относились наиболее бережно, потому что знали, что они могут получить за меня хороший выкуп или обменять на меня побольше своих товарищей, родственников. Поэтому они были более корректны, хотя и стеснялись проявления своих чувств. Другие издевались — именно потому, что я был священником. Будь я плотником, столяром или газосварщиком, может, я вызывал бы меньше ненависти и раздражения. У третьих был чисто, так сказать, меркантильный подход, типа «я тебе сегодня помогаю, может быть, когда-то ты мне поможешь» и так далее. Сложно передать какое-либо одно определяющее чувство.

— Эти отношения с охраной, отношения между заключенными, похожи ли они на те, о которых мы столько читали, на те, что описаны у Солженицына, например?

— Да, я думаю, что лагерь, концентрационный лагерь — это неизменно. Страсти, бушующие в нем, страдания, сопровождающие насильственное задержание, они все были и здесь. Те же жуткие, примитивные условия содержания, те же вши, та же антисанитария, отсутствие медикаментов, бесправие полнейшее, голод, холод, да еще это усиливалось бомбежками и абсолютной неопределенностью положения. Мы не ждали конца войны, не ждали ее продолжения, не ждали вообще никакого чуда — я имею в виду большинство. Потому что отсутствие всякой информации ставило просто в тупиковое положение. В этом подвале жизни, в этой ситуации безнадежности, бесперспективности дальнейшей жизни оно ставило многих в тяжелейшее морально-психологическое состояние. И некоторые, я считаю, умерли от страха, от безверия, от отсутствия надежды.

— Как Вы встречали Пасху в плену?

— Представьте себе состояние священника, который не может служить не только на Великую пятницу, Великую субботу, но и в праздник праздников — Пасху. А мог ли я подумать за годы семинарской жизни, пастырского служения, что когда-то в день Светлого Воскресения я окажусь без пасхи, без кулича?..

Мы нашли выброшенную на мойку кастрюлю, где месилось тесто для того, чтобы печь хлеб охранникам. Мы собрали остатки этого теста, соскребли со стенок кастрюли — их хватило всего лишь на полкружки. Без дрожжей, без жира, на воде, мы сделали подобие замеса и на костре испекли пасху в этой кружке.

— Вы много говорили об ужасах плена. А вспоминаются ли какие-то проявления положительных качеств у людей?

— Честно говоря, очень сложно вспомнить какие-то положительные моменты, бывшие даже в нашей среде, в среде заключенных. Напротив, проявлялись порой самые зверские и низменные качества — скажем, желание любой ценой выжить за счет ближнего. Например, у нас в первый месяц заключения было очень тяжело с водой (да и на втором не легче, отнюдь не легче). У меня был такой пузырек, как из-под валокордина, на два с половиной глотка воды: это значит ведро воды в сутки на 50-60 человек. И вот однажды, когда меня привели после допроса, страшно хотелось пить: видимо, напряжение физических сил, выброс адреналина в кровь были настолько сильными, что все внутри горело. И я попросил, обращаясь сразу ко всем, не даст ли мне кто-нибудь хотя бы глоток или два глотка воды (речь не шла о кружке воды, о банке, о чашке — речь шла о глотках). Один сказал: «Да, я могу тебе дать, я пью мало воды, а ты мне отдай свою пайку», — то есть вот эту единственную чашку кукурузы, которую давали раз в сутки.

— Но хоть какие-то положительные проявления были?

— Честно говоря, сейчас очень трудно вспомнить. По-моему, их было очень и очень мало.

— Что говорили о войне?

— Многие прозревали, понимали, что власть опять народ «подставила», что в условиях так называемой демократии, перестройки, торжества закона, конституционного поля — то есть тех штампов, которые день и ночь мелькают на телевизионных экранах, — мы, люди обычные, простые, по-прежнему бесправны. Нет никаких рычагов, механизмов воздействия на власть. О средствах массовой информации говорят, что они — новая власть, что они очень могут сильно влиять. Да, в скандальном плане могут: кому-то испортить репутацию, организовать заказную статью и так далее. Но если раньше, в партийные времена выступление газеты с критикой того или иного района, области или чиновника становилось ЧП для этого региона: разбиралось на заседаниях обкомов, горкомов, давались ответы, чиновники переживали за свой статус, за последствия, которые могут поступить из центра, — то сегодня на многие критические выступления прессы просто никто не обращает внимания, люди смеются, всячески ерничают по этому поводу. Не знаю, о какой силе прессы говорят. О разрушительной? Да, потоки насилия, все эти фильмы ужасов, не имеющие никакого созидательного начала, показывают день и ночь. Единственное утешение, что иногда крутят наши ретроспективные фильмы 50-60 годов. Смотришь на любимых актеров, видишь чистые лица людей, пусть даже одержимых иллюзорной мечтой коммунизма, бесклассового общества, полного материального достатка, но, тем не менее, более чистых и более искренних, чем современные люди.

— Скажите, отец Филипп, Вы ощущали в заключении какую-то реальную помощь Божию?

— Конечно. Я просто убежден и потрясен тем, насколько Господь неотступно находился рядом со мной. Представьте себе: чистый четверг, Великий четверг на Страстной седмице в этой бревенчатой избушке, которая врыта в землю, которую заливает водой, в которой неимоверный холод, неимоверное количество вшей, где страшная стесненность, потому что вместо 30 человек туда втиснули 130, так что три с половиной месяца была возможность только сидеть на нарах размером чуть больше этого дивана, и на них было 12 человек. И вот в чистый четверг утром я подумал: «Господи, близится Пасха». Все мои личные страдания усиливались еще и тем, что я был лишен возможности находиться у престола, рядом с собратьями-священниками. И я вам скажу, что несколько раз приходилось даже плакать: не от бессилия, нет, не от боли, хотя иногда было и больно, потому что они 12 дней допрашивали нас самым интенсивным образом — сломанные руки и ребра говорят об этом. То есть физическая боль, конечно же, была, но это переживалось так, стиснув зубы, колоссальным напряжением организма. А вот плакать мне приходилось какими-то, я бы сказал, светлыми слезами, слезами радости, хотя, конечно, сквозь тернии. Я подумал о том, что сегодня, в чистый четверг, в то далекое время Христос со своими учениками разделил хлеб, и хлеб стал Телом Христовым, а вино — Кровью Христовой, за нас изливаемой во оставление грехов. И как же сегодня быть не сопричастным этому событию, этой Тайной вечере?

И вдруг я, совершенно не поверив тому, что меня кто-то зовет, по какому-то наитию, совершенно машинально поднялся с места и пошел. Меня звал к себе один из охранников. Совершенно неожиданно он сделал то, на что нельзя было даже надеяться. Он дал мне половину только что испеченной охраной лепешки. Знаете, это нельзя передать словами, потому что вряд ли кто-то из нас испытывал чувство реального голода на протяжении 4, 5, 6 дней в неделю. И вдруг в руках теплая, на жиру испеченная лепешка. И ведь сегодня день Тайной вечери, сегодня устанавливается евхаристическое общение Господа со своим народом. Это меня в какой-то момент буквально приподняло над землей и над этим естественным желанием съесть эту лепешку просто так, не осознав, что произошло. Ведь рядом тоже голодные люди, может, совершенно не думавшие о Господе, даже не знавшие, может быть, о том, что сегодня Великий четверг. Кому-то я рассказывал, а кто-то со мной и не общался, ведь были и такие, кто по вечерам кричал: «Долой церковь, долой попов!» И, конечно, половинки лепешки на семь человек, которые оказались в эту секунду рядом со мной, не хватило, чтобы насытиться, но именно она сыграла колоссальную духовную роль, став неким символом, объединяющей силой между мной и теми, кто был рядом.

Не все из них выжили, не все дожили до освобождения, но я уверен, что те, кто остался в живых, кто вынес всю полноту страданий до самого конца, до момента своего освобождения, будут это помнить всегда. Помнить не сам факт добра этого охранника — что может человек без воли Божией? — не сам акт его добродетели, гуманизма по отношению к нам, потому что невозможно было насытить всех той половинкой. Но помнить ощутимое присутствие Бога рядом с нами и Его всеукрепляющую силу.

— А сейчас Вы общаетесь с Вашими соузниками?

— Я получаю письма: весь стол завален письмами, — и от родственников тех, кого нет в живых, и от тех, кто выжил. У многих были проблемы с документами — например, у одного солдата срочной службы, который был в плену, — так что мне пришлось обращаться к главному военному прокурору. Этот солдат, Александр Пахоменко всегда проявлял сочувствие, сострадание, желание кому-то помочь, плечо кому-то подставить, поддерживал немощных. Мне он особенно помог при переходе на новое место: в марте, в слякоть ужасную, когда ноги в разные стороны разъезжались, когда мы, голодные, только что пережившие налет, безликой массой в стремлении к жизни двигались куда-то, неведомо куда, подгоняемые прикладами, пинками.

— Но у кого-то из них что-нибудь в жизни изменилось?

— Что изменилось, мне трудно сказать. Многие, волгодонцы особенно, были освобождены только в ноябре, поэтому они еще активно и к жизни не приступили, поскольку лечатся, стараются набрать вес и восстановить физические силы. Но я вспоминаю тот Великий четверг, вспоминаю свои неоднократные беседы со многими, кто был в жутком ожесточении, кто пытался из этого ада, из этого плена вырваться любой ценой, даже за счет близкого человека, друга, товарища. Многие из тех, кто рвался к жизни, кто считал, что это недоразумение, — сейчас оно закончится, и я буду героем, я приду в свою деревню, я пострадал, я претерпел, — они не выжили. Господь тем самым, видимо, остановил их нежелание измениться, их стремление продолжать прежнюю жизнь. Я убежден, что те, кто остался в живых, — это, в большинстве своем, люди, пересмотревшие и нравственные критерии своих поступков, и предыдущую жизнь. Это люди, ставшие ближе к Богу…

— Известно, с каким чувством Достоевский воспринял свое помилование, как глубоко он его пережил. А как Вы восприняли свое освобождение?

— Вы знаете, одним из испытаний на месте последнего заключения было испытание побега. Мне предлагали бежать люди, которые могли бы это осуществить. Теперь представьте себе ситуацию: обмен катастрофически затруднен, идут ли переговоры, мы не знаем, люди умирают каждый день по два, по три человека, с питанием опять страшно плохо, налеты авиации продолжаются, — то есть весь набор обстоятельств, которые говорят, что надежды на спасение нет. И в этот момент предлагают побег. Заманчиво? Конечно, тем более, что это единственный шанс. Я вспомнил из «Камо грядеши» Сенкевича апостола Петра, который послушал учеников и вышел из Рима, опасаясь мучений. И вот он идет и видит катящийся навстречу шар-солнце и говорит: «Господи, куда Ты идешь?» И слышит ответ: «В Рим, чтобы пострадать: ведь ты уходишь». Даже если скептически относиться к художественному вымыслу Сенкевича, постановка вопроса о взаимоотношениях человека и Бога абсолютно справедлива. У каждого своя Голгофа, каждый несет свой крест, и каждому этот крест дается по силам. Как же можно бежать? Хотя, анализируя способы и методы осуществления побега, я видел, что есть гарантия успеха. Потом я подумал, что прошлый побег привел к избиению всего лагеря и расстрелам. Значит, кто-то пострадает, если я убегу, — а физическое состояние людей было настолько ослабленным, что несколько ударов дубиной убили бы человека. Мое желание избавиться от страданий будет стоить жизни другим.

— И Вы остались?

— Я еще вот о чем подумал. У нас там был один доктор. Он мало, что мог сделать без медикаментов, без перевязочных средств, ведь случались гангрены, дизентерии. Он тоже хотел жить, как и все. Однако если бы ему сказали: «Мы освободим тебя, но эти люди умрут, потому что ты уйдешь и не сможешь им оказать даже элементарную помощь», — он бы остался. Ведь он врач, и у него уже в плоть и кровь вошло это чувство — помочь. Священник сродни. Я знал, что еще два-три моих слова могут кого-то подвинуть к внутренней перемене, к переоценке ценностей. Бросить людей в моей ситуации — это все равно что врачу бросить больного. Какая цена жизни священника, оставившего людей, пусть даже кричащих ему: «Долой попов, долой Церковь», пусть даже не несущего за них прямой нравственной ответственности? Эти размышления удержали меня, хотя было мучительно трудно отказываться от возможности вырваться из плена. Я помню последний день пребывания в лагере, очередное, пятое предложение побега… Я собрал все свои силы и сказал: «Господи, что мне делать?» — и снова заплакал, как будто расставался с жизнью, потому что отказ от побега был подобен отказу жить. И когда, казалось бы, в моей душе что-то могло дрогнуть, приходит начальник лагеря и говорит: «Собирайтесь, мы идем в деревню, вас освобождают».

---

Источник: «Татьянин день»

Categories:

• Дети
• Армия
• История
• Cancel

Что ждало русских казачек в плену у кавказских горцев?

В непростые годы Кавказской войны XIX-го века в результате набегов в плен к горцам, черкесам, чеченцам, дагестанцам, попадало немало казачек. Из Терского и Кубанского войска.

Что же ждало таких женщин в плену у горцев?

На самом деле, судьбы пленниц могли сложиться совершенно по-разному.

К примеру, такие женщины могли стать женами узденей (свободных горцев), их наложницами, или же просто работницами по дому. Многие пленницы за долгие годы жизни в горах волей-неволей перенимали горские языки и обычаи, становились порой мусульманками. И уже не желали такие женщины возвращаться домой в станицы, где для них, как сами говорили, все уже кончено было.

Однако все же чеченские горцы, к примеру, не так уж и часто женились на взятых в плен девушках-казачках. Только в случае принятия теми исламской веры. Разводить гаремы из наложниц суровый горский быт да нрав тоже особо не позволяли.

И потому пленницы могли скорее стать супругами перешедших на сторону Имамата русских солдат и казаков , живших в горах близ ставки Шамиля в Ведено.

Имам Шамиль советовал хорошо относиться к пленницам с российской стороны. И сам показал пример, после того, как летом 1854-го года захватил грузинских дворянок во время набега на имение в Цинандали.

Ни одна из дам тогда не пострадала, все жили в особых покоях в жилище Шамиля. Все вернулись домой в целости и сохранности, после того как царь отдал Шамилю его сына Джамалуддина.

Набег горцев в Кавказскую войну

Потенциально пленная казачка могла быть выкуплена своим мужем из неволи. И возвращалась домой, часто с уже детьми от нового супруга.

Так, в 1859 году вернулась выкупленной «из плена горского казачья девица Евдокия Гулеева, с прижитыми ею в неволе от беглого солдата-дезертира Василия Ревельева малолетним сыном Николаем и дочерью Прасковьей». При этом сына ее Николая тут записали в станице в линейные казаки под фамилией оставшегося на той стороне биологического отца — Ревельева.

Нередки были случаи, когда сложившиеся таким образом в горах русские пары вместе бежали назад на царскую сторону. Записи о том уцелели в архивах.

Так, в феврале-марте 1834 года  «выбежал от горцев русский человек Анфим с четырьмя детьми и русской же женой».

Старейшины горцев, кстати, обычно советовали молодым джигитам как можно осторожнее быть с захваченными при набегах пленницами — ибо они при дележе добычи могли стать причиной раздоров даже между кунаками (самыми крепкими побратимами).

Отметим, что все же захватить терскую казачку в плен было делом непростым — дамы эти отлично владели, к примеру, мастерством обращения с огнестрельным оружием.

Источник…

                         Боевики Дудаева глазами журналиста, бывшего у них «своим».

Корреспондент Масюк берет интервью у своих кумиров. Через неделю они же
посадят ее в яму, будут требовать выкуп, насиловать. а кассеты со
съемками насилия продавать на рынке Грозного

Анатолий Шарий. 2012 год:

 — Какой вопрос? Ты им задал вопрос какой-то?

— Да. О Елене
Масюк*. Что тут началось… Определения «проститутка» и «сука» были
самыми лестными. Я, сказать честно, просто офонарел от этого. Как так?
Она же о вас писала и занимала вашу сторону всегда, однозначно всегда.
Она же была как раз той пресловутой «своей».

Каково это – писать
о чеченцах хорошо, когда вокруг тысячи семей, чьи дети погибли на
войне, чьи мужья стали калеками? Она на свою голову столько проклятий
навлекла, столько ненависти, а вы сейчас вдруг – «сука»,
«проститутка»…

Оказывается, Масюк виновата в том, что ее взяли
в заложники. Абсурд! В плену ее оттрахали всей бригадой, сняли на
видео, и видео на кассетах пошло по базарам. В принципе, я могу понять,
если это было сделано спецслужбами. Вот, вырубить трындливую журналистку
и настроить НТВ против боевиков. Но почему такая ненависть на Масюк со
стороны самих чеченцев? Почему она «проститутка» после всей той горы
материалов о войне? Никто мне этого не объяснил.

И тогда я
впервые понял, что писать о чеченцах опасно. Опасно на самом деле не
потому, что тебя россияне замочат, а потому что сами чеченцы, как бы это
сказать… не вполне адекватны в плане благодарности тем, кто за них
вписывается или даже просто дает возможность высказаться.

Я
говорю: «Ну, я все равно буду писать об этом эпизоде, о Елене». И тогда
мне в ответ: «Смотри, жизнь у человека одна». Это они мне, мне, который
пытался разобраться, который не поддерживал российскую пропаганду,
который был «своим»! То есть поступила открытая угроза.

— Ты написал о Масюк?

— Нет. Я вообще больше ничего не написал по этой теме. Потому что я стал «эфэсбэшником и «стукачом».

Происходит
это так. Тебя сначала спрашивают: «А над чем это ты все время
работаешь?» Отвечаешь: «Пишу о том-то, том-то». Чеченцы начинают
совещаться. Пишет – значит о нас, а почему не говорит подробностей –
наверное, спецслужбам пишет. Полный абсурд и паранойя, полнейший бред. К
тебе начинают доколупываться вчерашние «братья», чаще всего – на ровном
месте достают. Не так посмотрел, не то сказал, не то спросил. Ощущаешь
себя в их обществе, как в волчьей стае, как в камере тюрьмы с
уголовниками, при которых лишнего не скажи, правильно встань, сядь…
* Елена Масюк родилась в 1966-м году в Алма-Ате. Работала в областной
телекомпании, а потом пришла на НТВ, тогдашний либеральный рупор,
входящий в медиаимперию могущественного Гусинского. Известность получила
в 94-м году, после выхода первых репортажей с Чеченской войны. Эта
открытая рана на теле российской государственности, позор ельцинского
президентства, признак бездарности, безответственности и преступности
тогдашней власти, с самого своего начала довольно слабо освещалась в
прессе и на телевидении. Только такие издания как “Завтра” и “Советская
Россия” уделяли должное внимание происходящему на Кавказе. Репортажи
Масюк резко выделились из общего телевизионного потока. Они были
довольно необычны — в них рассказывалось о том, какие милые, хорошие
люди чеченцы. Вот она с Басаевым, своим близким другом, беседует о целях
боевиков. “Мы не хотим убивать, мы хотим свободы для своей маленькой
страны”, – говорит он. И на следующий день эта фраза – в новостях CNN, и
формирует мнение западного сообщества о чудовищно агрессивной России,
напавшей на беззащитную маленькую страну. Вот она беседует с
захваченными военнопленными, расспрашивает о жизни:

— Хорошо кормят?
— Да, хорошо, — отвечает лопоухий солдатик и улыбается. – Почти как дома у мамы.

Показывает
и доблестных боевиков, воинов Ислама. Вот они выполняют намаз, вот
перелистывают Коран. “Вам говорят, что эти люди злодеи и убийцы! Не
верьте!” – красной нитью проходит через все ее репортажи того времени.

10 мая 1997-го года Масюк вместе с оператором Ильей Мордюковым и
звукооператором Дмитрием Ольчевым брала интервью у Ваху Арсанова, одного
из видных дудаевцев, который занимал тогда пост заместителя начальника
департамента безопасности Чечни. После этого интервью на них набросились
вооруженные люди и захватили в плен. По другой информации всё это
произошло после возвращения с митинга сторонников Радуева (того самого
“героя” Кизляра). Как утверждал Борис Березовский, захват Масюк стал
результатом недопонимания между Гусинским и лидерами боевиков, чей заказ
на популяризацию их деятельности выполнял НТВ. Вот как сама Масюк
описывала нахождение в чеченском плену, которое в её же недавних
репортажах описывалось чуть ли ни как курорт:

Кормили раз в день —
одна сосиска, хлеб, чай. Было такое чувство, что нас хотели унизить. И
мне все время хотелось сказать, что в России со свиньями обращаются
лучше. Потом были какие-то дома без окон, дверей и крыш, шалаши,
землянки, пещеры. Первая была такой узкой, что пролезть туда можно было
только вперед ногами, говорят, там когда-то прятался легендарный
чеченский абрек. Вторая находилась на высоте четырех тысяч метров и была
похожа на грот. Зимой в ней спал медведь. Больше всего пугала
неизвестность — когда мы выйдем и какими. Очень не хотелось возвращаться
в Москву инвалидами. Но все обошлось. Нервы скорее начали сдавать у
наших охранников. Временами, накурившись анаши, они пытались заковать
нас в цепи. Мы спрашивали их, что будет, если деньги за нас не заплатят.
Они отвечали, что будем сидеть дальше, год-два, рассказывали, что те,
кто брал оэртэшников, когда получили за них выкуп, накормили все свое
село мясом.
О другой стороне жизни Масюк в плену не было известно за
пределами определенных кругов, да так бы она и осталась тайной, но
замечательная либеральная журналистка Латынина не так давно, в 2004-м
году пролила на неё свет на либеральном же “Эхе Москвы”:

Второе,
мы все знаем, хотя и не говорим, что произошло с госпожой Масюк в плену.
В общем-то, это превосходит понятия о приличиях даже со стороны людей,
которые ее похитили. Третье, еще более важное, что кассеты, на которых
была сфотографирована Масюк, на которых было сфотографировано то, что с
ней происходило, они продавались на рынке в Грозном.

Закончилась
эта история ожидаемо – в августе того же года, через три месяца после
захвата, за Масюк заплатили выкуп и освободили её. Размер выкупа,
привезённого боевикам лично Олегом Добродеевым (нынешним шефом госканала
“Россия”), сообщался – 2 миллиона долларов. Тут хочу обратить внимание
на одну деталь. На тот момент в Чечне находились в плену около 1000
русских военнослужащих. Иногда боевики требовали за них огромные выкупы –
до сотен тысяч долларов, но в целом и в частности почти всегда сумма
спускалась до 5-10 тысяч долларов. В Думе вопрос об освобождении солдат
поднимали только коммунисты. Выкуп солдат из плена стал делом их же
родственников, и не всегда нужные суммы находились. Наши ребята были
рабами – их заставляли делать самую тяжелую работу, им ломали руки,
вырывали ноздри, выжигали глаза за малейшие провинности. Средняя
продолжительность жизни русского военного в плену составляла, как кто-то
подсчитал ещё тогда, четыре месяца.

Корреспондент Масюк берет интервью у своих кумиров. Через неделю они же
посадят ее в яму, будут требовать выкуп, насиловать. а кассеты со
съемками насилия продавать на рынке Грозного

 Один офицер, находившийся тогда в Чечне, а ныне уже покойный, передавал свои ощущения от известия об освобождения журналистов.

“Когда
я узнал, что прилетел самолет за Масюк, я просто не поверил своим ушам.
Наших ребят не освобождают, а эту гадину, которая годами нас предавала,
обливала помоями – вытащили. Я не верил, что это правда происходит.
А после хотелось поехать в Москву, перебить всех тамошних сволочей.
Очень хотел убить Ельцина. Знаешь, приехать в Москву, зайти на приём под
каким-нибудь предлогом и бить, бить ногами эту мразь, эту сволочь, а
станут оттаскивать — грызть зубами, перегрызть ему глотку, разорвать
руками лицо пока он, гнида, не сдохнет в конвульсиях”.
Для Масюк всё
это закончилось хорошо. Она приехала в Москву, была встречена Ельциным,
который вручил ей цветы, и, потупив глазки, что-то пробурчал о том, что
“не каждому удаётся пережить то, что было с Вами”. Затем она получила
очередную эту дешёвую, никому не нужную ТЭФИ и несколько американских
премий.

Через несколько лет вместе с Добродеевым, когда-то
ездившим её освобождать, перешла на “Россию”. Через некоторое время она
стала не нужна, и жернова демократических масс-медиа в полном
соответствии с принципами социального дарвинизма исповедуемого
либералами, иконой которых она некогда была, перемололи её. В 2005-м
году все её проекты стали постепенно закрываться, передачи, созданные
ей, ставить в эфир перестали.
С 2012 года — обозреватель «Новой газеты»

Так вот, Масюк Березовский вытащил только через три
месяца. За что-то он тогда «воспитывал» пизловатового и бздловатого
Гусинского и потому не спешил.
Освобождение этой сучки мадам меня, честно говоря, оставило безразличным. Было только какое-то мстительное торжество — на своей шкуре, сука, испытала благодарность «ичкерийцев»!
Удовлетворение
пришло только в сентябре 1999 года в Моздоке, в расположении 8 отряда
«спецназ» «Русь». В штабной палатке мой хороший друг, один из замов
командира, после какой-то там по счёту рюмки, вдруг тряхнул головой: «О!
А хочешь посмотреть на нашу подругу Масюк?» «Подругу» он произнёс
издевательски растягивая «рррр».
— Мы тут взяли телевышку под Карамахи, и там целый архив кассет боевиков. Там и масючка есть…
И
дальше примерно полчаса под водку и тушёнку мы наблюдали жёстокое
«хоум-видео» в исполнении Масюк и державших её в плену боевиков. Было
много комментариев. Мужчины на войне бывают невероятно жестоки и циничны
к тому, кого считают врагом…
Но с того дня я забыл о Масюк. Она просто растворилась для меня как прошлогодний снег.
И вот её творение снова ударило, грязью по лицу, словно рядом пронёсся по луже грузовик…


Е.АЛЬБАЦ: Добрый вечер, 20.07, в эфире
радиостанция «Эхо Москвы» и телекомпания RTVi, и  я, Евгения Альбац,
начинаю нашу традиционную воскресную программу, посвященную ключевым
событиям недели, тем событиям, которые будут иметь влияние на политику
ближайших недель и месяцев:

Е.АЛЬБАЦ: Лена, Вы  снимали с оператором как раз когда начался
штурм Грозного, после того, как тогдашний министр обороны Грачев
заявил, что он  в три дня решит проблему.

Е.МАСЮК: По-моему, даже в два.

А.ЧЕРКАСОВ: Он сказал — в два часа.

Е.АЛЬБАЦ: От какого большого ума вводили танки в город, причем
оказалось, что не было толком карт, не было карт узких улиц Грозного.
Вы понимали, зачем это делается?

Е.МАСЮК: Абсолютно нет. Даже как журналисту, абсолютному дилетанту
в военном деле было понятно, что вводить бронетехнику никак нельзя
в город, в котором живут люди, который имеет достаточно разветвленную
уличную сеть. Действительно, не было точных карт, насколько я  знаю,
военные пользовались картами, обычными географическими картами
советского времени. Приведу пример – когда мы с оператором 1 января
смогли проникнуть в президентский дворец, в бункер Дудаева, и там
взяли интервью у Яндарбиева, тогда вице-президента Чечни, у  Ковалева,
тогда омбудсмена России, там были депутаты, раненые наши солдаты
и офицеры, за которыми ухаживали обычные рядовые чеченцы, мирные
жители, были русские. И  когда нам нужно было выходить, потому что надо
было перегонять материал из  Хасавюрта, дагестанского небольшого
города, то прямо на центральный вход ехал БТР. Это было, конечно,
страшно, но это было настолько дико – что БТР едет на главный вход
президентского дворца. Понятно, что в эту же  секунду его подбили.
Никаких шансов выжить у тех, кто был в этой бронемашине, не было.
Наверное, военные должны были понимать, что они делают. Как мне
кажется, это штабные люди, далекие от реалий, и, наверное, никогда
в жизни, не бывшие ни в каких военных операциях, поэтому так тупо они
начали наведение так называемого «конституционного порядка» на 
территории части России.

Е.АЛЬБАЦ: Где больше всего в Грозном погибло людей и солдат?

Е.МАСЮК: Насколько я понимаю – как раз в те первые дни, Майкопская
бригада, которая была на железнодорожном вокзале. Потому что все было
открыто и ничто не стоило уничтожить. И на подступах к  президентскому
дворцу, куда шла бронетехника.

А.ЧЕРКАСОВ: Тогда кто-то, поняв, что приказ самоубийственнее,
отвел свои войска, а кто-то бросил,  — и  все погибли. Ну, не все
погибли — части были разгромлены, но большинство, слава Богу,
все-таки выбралось. Но тот же  Пуликовский был командующим
группировкой и в августе 1996 г. И он тогда пытался отбить
захваченный чеченскими формированиями город, точно так же бросая туда
колонны. И тогда уже чеченцы в плен никого не брали. Я искал тогда
солдат, возможно попавших в плен. Он  ничему не научился, только стал
старше по званию. Вероятно, это противоестественный отбор – когда тот,
кто выполняет приказы, пусть даже и безумные, тот и  идет в рост.

Е.АЛЬБАЦ: Еще вопрос от «Оголтелого антисоветчика»: «Что произошло
в  селении Семашки? Что и кто остался в этом населенном пункте?»  —
кто из вас знает? Это какой год был?

А.ЧЕРКАСОВ: Это 7,8 апреля 1995 г. Селу предъявили ультиматум,
боевики оттуда ушли, осталось несколько человек. 7 апреля 1995 г.
туда начали входить военные. В боестолкновении подбита бронемашина,
7 человек, по-моему, погибших среди военных. А на следующий день
произошла жуткая карательная операция. Идучи по нескольким параллельным
улицам, военные уничтожали все живое в домах. Погибло, по крайней мере,
103 человека. По спискам, по полу, по возрасту видно, что это мирные
жители. Убивали и русских, которые жили в этом селе. Село большое,
несколько улиц выжгли. А потом тактическая экспертиза Минобороны, или
МВД, — что все было нормально. Более того, — депутат Говорухин,
приехав в  село, сказал,  — что все было нормально. Но ему показывали
не сожженную часть села. Это преступление осталось безнаказанным.

Е.АЛЬБАЦ: Иван Сидоров, «Червленое. Россия»: «Почему вы никогда
не  поднимали темы геноцида чеченцами не-чеченского населения
республики? Ведь по  переписи 1989 г. в Грозном было русских 52,9%,
и украинцев 2-4%. Сейчас там практически нет русских, а чеченцев
прибавилось. Почему вы об этом не говорите?»

Е.МАСЮК: Должна сказать, что когда мы снимали во время военных
действий в Чечне, я не видела того геноцида русских, о котором
говорили. Возможно, это было – я этого не исключаю совершенно –
на тот момент. Но когда были военные действия, я видела, как
наоборот, пожилым русским людям помогали чеченцы, как они их вывозили
точно так же, наравне со  своими родственниками, из горящего города.
И тогда, на первых этапах войны, никто не делил русских, чеченцев,
греков, евреев, на  всех других людей разных национальностей, которые
проживали на тот момент в Грозном. Опять скажу — может быть, где-то
это было, возможно, это началось потом. То, что сейчас – конечно,
русским там, безусловно, делать нечего. Была программа по возвращению,
о которой говорил Зязиков  — по возвращению в Ингушетию русских.
Но русских просто последовательно в Ингушетии уничтожали – об этом потом
говорил Руслан Аушев – что эта программа не работает, и что все отчеты
Зязикова – абсолютный блеф.

А.ЧЕРКАСОВ: Дело в том, что больше всего русских в Грозном погибло
от русских бомб – тогда зимой, 1994-1995 г., при штурме Грозного
погибли от 25 до  29 тысяч жителей города. Он еще тогда оставался
наполовину русским, что называется словом «геноцид» — можно сказать,
что это бандитский беспредел при попустительстве милиции  — тогдашней
чеченской милиции. Действительно, людям было очень тяжело, они уезжали,
и кстати, С.Ковалев приезжал накануне первой войны в станицу
Асиновская, жители которой писали письмо. После этого он пытался
осенью в  Москве соваться в какие-то инстанции, — а кому были нужны
права человека? Война готовилась. Один раз русские оттуда ушил вместе
с чеченцами – вернулись больше чеченцы, чем русские. Под конец войны,
когда опять город стал ареной боев, вышли оттуда чеченцы и русские,
вернулись в  основном чеченцы. Ну и после войны действительно, там и в
Грозном и  в северных районах жизнь для русских стала, мягко говоря,
не очень комфортной. Но о них обычно воспоминали ревнители прав
русского населения, когда это было нужно, когда это становилось
предлогом для очередной войны.

Е.АЛЬБАЦ : Я была в Грозном в  январе и  феврале 1995 г., и хорошо
помню, что город горел, и пробираться туда было нелегко, но  что
меня там больше всего поразило: там на самом деле было совсем немного
чеченцев, потому что чеченцы своих родственников вывозили в села, где
было более безопасно. Там как раз очень много было русских стариков.
Я никогда не забуду – на  Улице 8 марта были дома для слабовидящих,
там были совершенно брошенные старики. Которые не могли уйти сами,
потому что просто не видели. Я приехала на эту улицу в  феврале 1995
г., и прямо на моих глазах убили старика, который пошел за водой. Они
жили там под кроватями. И в январе и в феврале из  Назрани, где
жили тогда журналисты со всего мира и правозащитники, везли в город
еду. Потому что никто этим брошенным людям в городе толком не помогал.
Еды не было, естественно, магазины не работали, только на въезде
в Грозный работал базар, где закупали еду, и привозили в подвалы, где
прятались люди. Тогда на меня очень сильное впечатление произвело, что
люди в городе. Причем, еще раз – чеченцы большинство своих
родственников вывезли, а брошенные русские сидели там без всякой
помощи.

А.ЧЕРКАСОВ: Так было и во второй войну  — когда люди были объявлены
целью – мы же защищали мирное население, прежде всего, русских. А кто
вывозил Дом престарелых из Грозного? Правозащитники и журналисты этого
добивались, та же Аня Политковская. Люди и соотечественники нам
нужны как предлог для политики и для войны. А  отдельные люди не нужны
государству.

Е.АЛЬБАЦ: Маша из Москвы: «По какой цели был нанесен первый удар в  Грозном?»  — можно это сказать?

А.ЧЕРКАСОВ: Цели в городе были. Например, зенитная установка,
стоявшая во дворе одного из домов, была, очевидно, целью одной
из первых бомбежек. Другое дело, что точность этих ударов была такова,
что они пришлись по соседним домам, по машинам на соседних улицах.
Как и в первую, так и особенно во вторую войну, «точечные удары» были
мифом.

Е.МАСЮК: В особенности в это время года – когда туман.

А.ЧЕРКАСОВ: Да. Вот почему планировали войну на зиму? Авиацию
применять прицельно нельзя – туманы, которые там стоят с осени
до весны — от большого ума? Вопрос – почему именно тогда?

Е.АЛЬБАЦ: Почему?

А.ЧЕРКАСОВ: Все началось «задолго до», где-то за год до этого.
Почему именно в  1993 г., в конце, вдруг начали осуществлять так
называемый «план Шахрая»?

Е.АЛЬБАЦ: Кстати скажу, что мы приглашали Шахрая, но он улетел в командировку.

А.ЧЕРКАСОВ: Так вот  план Шахрая был принят 6 ноября 1993 г.,
но вдруг действия по этому плану начались 14 декабря 1993 г.
В промежутке было голосование на выборах и  референдуме. И вдруг
оказалось, что победа в октябре 1993 г. не закреплена результатами
голосования. Потерпели поражение. И начали принимать политические
меры.

Е.АЛЬБАЦ: Прервемся, чтобы уйти на новости, через пару минут вернемся в студию.

НОВОСТИ

Е.АЛЬБАЦ: Еще раз добрый вечер, 20.33, в эфире радиостанция «Эхо
Москвы» и телекомпания RTVi, в студии Елена Масюк, тележурналист,
 — тогда это была телекомпания НТВ, которая говорила о том, что
«новости – наша профессия», Елена Масюк известный тележурналист,
которая вела репортажи из Чечни и Александр Черкасов, член правления
общества «Мемориал», который работал и во время первой и  второй войны
в  Чечне как правозащитник. Напомню, что 11 декабря 1994 г., ровно
15 лет назад был издан указ президента Ельцина, осле чего началась
война, в которой погибли многие десятки тысяч людей. По данным
Минобороны, в Первой Чеченской погибло 3006 человек. Приводились
и другие цифры: 4103 погибших, 1231 были то ли пленены, то ли пропали
без вести, 19.794 человека, солдат и офицеров, были ранены.
По данным Комитета Солдатских матерей, первая Чеченская война унесла
жизни 14 тысяч военнослужащих. МВД в той кампании потеряло 1965
своих сотрудников, по другим данным — 1872 человека. По данным
Госкомстата, в  Чечне погибло от 30 до  40 тысяч солдат. Аслан
Масхадов, тогда президент Чечни, называл цифру 120 тысяч погибших
жителей. Военные потери Ичкерии, по данным российских военных,
составили 17 тысяч 391 человек. Сколько десятков тысяч людей были
на самом деле искалечены этой войной – психически, физически, —
сосчитать, вероятно, совершенно невозможно. Сергей Бахитов
из Тольятти: «Мой брат, Бахитов Алексей, погиб 12 августа 1996 г.
в Грозном. Можно ли где-нибудь найти видеозаписи боев с надеждой
увидеть брата?» Где-нибудь можно это найти?

Е.МАСЮК: Думаю, что если есть шанс найти, то очень маленький —
только если это осталось в  каких-то телекомпаниям, кто снимал. Думаю,
что шансов очень мало.

А.ЧЕРКАСОВ: Вряд ли. Тогда журналисты в Грозном сидели в основном
в подвале комендатуры в центре города и съемок по городу я не помню. К 
сожалению, такой документации по августу нет.

М. Это август 1996.

А.ЧЕРКАСОВ: Я потом смотрел записи – к сожалению, там и  пропавших очень мало – там пленных не  брали уже, в августе 1996 г.

Е.АЛЬБАЦ: Когда я  в 2000 г. прилетела в Чечню, когда шла уже
вторая война, та ненависть, которая была и по отношению к журналистам
из Москвы меня совершенно потрясла. Если в  1994-1995 г. очень много
людей говорили по-русски, и не было ощущение, что они журналистов
из Москвы воспринимали как врагов, то в 200-2001  — абсолютные враги.

Е.МАСЮК: Думаю, что это началось в конце 90-х гг. Это когда
только началась кампания, тогда действительно никто не делил на русских
и  чеченцев. Собственно говоря, и телекомпания НТВ работала
на чеченской стороне как раз потому, что не было объективной информации
со стороны федеральных войск, никто этого не давал,
и исключительно Первые и  Вторые каналы сидели в  штабе и получали
информацию, которую им давали.

Е.АЛЬБАЦ: Они сидели в  Ханкале.

Е.МАСЮК: В  Ханкале. И информация была скучнейшая, и  самое главное,
неправдивая. НТВ не была с этим согласна, поэтому журналисты работали
и добывали сами информацию. Я помню очень хорошо, как к нам, к 
журналистам – ко всем, — действительно очень хорошо относились просто
обычные чеченские граждане. Это тогда не были никакие боевики, не были
террористы, не были моджахеды и  сепаратисты. Это были мирные люди,
дома которых разрушил, люди, чьих родственников убили, люди, которые
очень часто даже без оружия выходили защищать свой дом и  своих
родных. Это уже потом они были с оружием, при деньгах, потом у них
были внутренние разборки, ненависть к русским и  вообще они стали
совершенно другими. И журналисты стали мишенью и  товаром. Когда
можно было себе представить, чтобы чеченцы похищали друг друга?
Раньше они все-таки этого опасались – боялись кровной мести на долгие
поколения вперед. Потом это все стерлось.

Е.АЛЬБАЦ: У нас в  журнале интервью с Анзором Масхадовым, сыном
Аслана Масхадова, который говорит ровно об этом, он говорит, что
чеченцы должны признать свои ошибки, он говорит о том кошмаре, который
начался между двумя войнами, когда начался бизнес на заложниках и 
когда начались эти бесконечные внутренние разборки, потекли очень
большие деньги в  Чечню и начался этот кошмар с заложниками. Лена, в 
перерыве передачи вы говорили, что вам не было понятно, какие цели
брали и  за какие цели убивались российские солдаты, что вы имеете в 
виду?

Е.МАСЮК: Продолжая вашу статистику, которая опубликована в вашем
журнале, существует неофициальная статистика о том, что в  новогодний
штурм погибло около двух тысяч людей – это опять к  неофициальной
информации. И  мне, например, непонятно, за что погибали российские
солдаты и  почему их отправляли штурмовать президентский дворец так
называемый – что от этого изменилось стратегически, если этот дворец,
в конце концов, был взят в феврале, что изменилось? ну, водрузили там
флаг РФ, а что поменялось? – ничего: гибли люди, что там было?
Дудаева там не было, Яндарбиев тоже оттуда ушел – там никого уже
не было, это было разрушенное здание, а люди гибли – для меня это
совершенно непонятно. Еще я хотела сказать об очень важной вещи  —
по поводу применения тяжелой бронетехники не только в городе, но и
в населенных пунктах. Когда шли колонны этой бронетехники – например,
известная ситуация, когда Хаттаб отбил колонну нашей бронетехники
в апреле 1996 г., когда она шла в Ярыш-Марды, была ситуация, когда
под Урус-Мартаном осенью 1995 г. подбили колонну, — откуда была
информация, что идет колонна? Ярыш-Марты горное село, узкая дорога, —
все-таки это секретная операция. Вообще, почему должна была
бронетехника идти в горные районы? Для меня непонятно. Это узкая
местность, местному населению все эти дороги известны как пять
пальцев, в отличие от  федералов. Но все-таки самое главное – откуда
точно было известно точное время прохождения нашей бронетехники?
Точно так же  как в Грозном подбивали первую бронемашину и  последнюю,
и  все останавливалось. А  дальше уже все очень быстро заканчивалось
для тех людей, которые находились внутри.

Е.АЛЬБАЦ: Жалко, что генерал-лейтенант Шкирко побоялся придти в  эфир.

Е.МАСЮК: Может быть, просто не  смог?

Е.АЛЬБАЦ: Может быть, хотя сегодня он подтвердил, что он будет.
Александр Черкасов, вы исследовали все чеченские события – у вас
есть ответ на вопрос Лены? Каким образом действительно чеченцы всегда
знали, где идут федералы?

А.ЧЕРКАСОВ: В случае Ярыш-Марды это очевидно  — это Шатойская
трасса, единствнная трасса, ведущая в  котловину, по которой
осуществлялось снабжение стоявших там частей. Другое дело, что это
вечная проблема партизанских войн – именно  на коммуникациях их бьют.
Здесь можно было поставить засаду и ждать, когда эта колонна пойдет.
Я не знаю, знали ли они точное время – это была колонна снабжения, там
была не  бронетехника.

Е.МАСЮК: Но там была бронетехника.

А.ЧЕРКАСОВ: Была бронетехника охранения, но  прежде всего, это была
клона снабжения. И это вечная проблема – если вы заняли территорию,
вы несете потери. И это было неизбежно, потому что война не есть
решение. Война, так затянувшаяся, это проблема. Но хотел бы  чуть-чуть
про цифры сказать. Понимаете, цифра 30-40 тысяч человек — это
не погибших военных, это погибших гражданских, по данным Госкомстата.
Когда весной 1996 г. Госкомстату, наконец, поставили задачку
посчитать, сколько погибло людей в  Чечне, выяснилось, что никто
не считал. И  как примерно в 13-ю инстанцию, они обратились ко мне,
в отдел демографической статистики. Я  им дал наши данные, по которым
я вывожу, что меньше 50 тысяч – большую точность мы обеспечить
не можем. А сколько меньше 50 тысяч — «Господи, ты сам весе».
По военным – к сожалению, вы видите  — отдельно цифры Минобороны,
отдельно МВД. Мы как раз, когда занимались поисками пропавших без
вести, пленных солдат, заодно были вынуждены вести и списки погибших.
У нас под конец войны они казались полнее, чем у федеральной
группировки.

Е.АЛЬБАЦ: Под конец Первой войны?

А.ЧЕРКАСОВ: Да. У нас получилось на конец 1996 г. 4379,
известных поименно, по разным силовым структурам погибших и около
1200 пленных, пропавших без вести, либо списанных на самовольное
оставление части. Всего в пределах 5,5 тысяч. Но это огромные цифры.
Это в стране, привыкшей к многим нулям, без которых не верят и не
впечатляются — а так цифра чудовищная.

Е.АЛЬБАЦ : Алексей, Челябинск: «Возможно ли было избежать войны?»

А.ЧЕРКАСОВ: Понимаете, к войне мы трижды подходили перед этим.
Осенью 1991, осенью 1992, и  в  1994 г. Но началась война, началась
подготовка к  войне, осенью 1993 г.

Е.АЛЬБАЦ: Давайте коротко ответим на вопрос – можно было избежать войны?

А.ЧЕРКАСОВ: Можно. Осенью 1991 г. Ельцин объявляет чрезвычайное
положение, уже туда перебрасывается спецназ внутренних войск –
парламент это не утверждает. Знаете, парламентский контроль – штука
такая. Осенью 1992 г., под сурдинку осетино-ингушского конфликта,
у нас части должны были из Северное Осетии по оперативным картам
двигаться в  сторону Чечни — приезжает Гайдар, и это дело
приостанавливает. А  в  1993 г., извините, после того, как поражение
на выборах, решили перехватить электорат патриотов и  коммунистов.

Е.АЛЬБАЦ: На парламентских выборах.

А.ЧЕРКАСОВ: Да, сделать что-нибудь национально-патриотическое,
вернуть в лоно империи отложившуюся провинцию. Дальше начинается
операция, которая поначалу предполагалась как переговоры на фоне
силового давления, через полгода эксперты, которые это дело
разрабатывали, были оттеснены силовиками, и  пошла логика бесконтрольных
действий силовиков: они дают деньги,  — не получается. Они дают оружие
– не получается.

Е.АЛЬБАЦ: «Они»  — это кто?

А.ЧЕРКАСОВ: И  Министерство по делам национальностей, и  Федеральная служба контрразведки.

Е.МАСЮК: Это как раз вопрос о несогласованности  — он был очень
важен. Во время того же штурма Грозного была несогласованность.

А.ЧЕРКАСОВ: Да. Егоров, министр по делам национальностей,
он тогда ходил все больше в камуфляже. Дают оружие — те самые такни,
которые вошли в Грозный 26 ноября 1994 г. — и тут была развилка:
можно было остановиться, пойти на переговоры.

Е.АЛЬБАЦ: Это когда сидели переодетые, да?

А.ЧЕРКАСОВ: Это когда завербованные из подмосковных частей
танкисты сидели в танках  — якобы анти-дудаевская оппозиция. Танки
эти, 40 танков, подожгли, и выяснилось, что там не чеченцы
из оппозиции, что там русские экипажи. И тут Чечня, раздробленная,
в которой власть лежала на земле, и  ее можно было поднять, Чечня
объединилась вокруг Дудаева.

Е.АЛЬБАЦ: Кстати, напомните, что случилось с этими танкистами?

А.ЧЕРКАСОВ: А с этими танкистами случилось то, что их  предали.
То, что Минобороны о них отказалось. И  кто их  оттуда вытаскивал?
Туда летали депутаты из демократических фракций, которые не побоялись
лететь. Для которых это позорище, когда страна бросает своих солдат.

Е.АЛЬБАЦ: Удалось вытащить?

А.ЧЕРКАСОВ: Удалось вытащить почти всех, только под самый конец
Минобороны в это дело вмешалось, и нескольких солдат Дудаев отдал им.
А потом, про новых пленных — вот тех, Новогодних – про них забыли,
старались про них не говорить. Армия вообще не действовала как
корпорация, которая защищает своих. Только спецназ ГРУ, который свой
десант из  50 человек, попавших в плен, вытаскивал всеми силами,
ну и морпехи, которые своих не оставляют. А остальные старались забыть
о солдатах – это то самое словосочетание «забытый полк». Но  вернусь
к  причинам. Говорят, что это была война за нефть — нефти там
почти нет. Говорят, что это была борьба с  преступным режимом, с 
мафией, за русское население – это была война за власть. Попытка
поднять упавший рейтинг с  помощью «маленькой победоносной войны»,
которая не удалась тогда, в  1994-1995, и прекрасно удалась в  1999.
Причина – здесь.

Е.АЛЬБАЦ: Лена, согласны?

Е.МАСЮК: Хотела бы добавить по поводу пленных и убитых. Когда
Басаев ушел из Буденновска, когда его отпустили, собственно говоря –
ведь он поставил условие, что он вывезет всех убитых чеченцев. И это
отношение противоборствующей стороны к своим мертвым соплеменникам.
И то, что я видел в  Грозном 1 января, я это буду помнить всегда –
когда лежали мертвые тела российских солдат. Кто-то пытался из  мирного
населения их куда-то оттащить, чеченцы их куда-то оттаскивали – это
были страшные кадры. Я помню, на въезде в Грозном – это был февраль,
и мы не знали об этом. Вообще было очень страшно – мы  въезжали
в Грозный, на въезде огромная вывеска из бетона, и на ней лежат тела
десятков убитых людей. Их свезли из Грозного, и они там лежали. Туда
приезжали чеченцы из разных сел искать своих убитых родственников.
Никто не занимался этим. Просто название города и  много убитых тел.
Это страшные кадры. Это были мирные граждане, это были женщины, дети,
старики – страшные кадры. Это отношение нашего государства к своим
людям.

Е.АЛЬБАЦ: Говоря о причинах войны — я хорошо помню, как в  2000 г.
я летела на военном вертолете очень низко, потому что
вертолеты боялись стрингеров, летели от Моздока до  Дагестана. Шла
нефтяная труба – абсолютно нетронутая, а по обеим ее  сторонам все было
изрыто глубинными бомбами  — были перепаханные села, сожженные
города. Было такое ощущение, что кто-то прицельно бомбил так, чтобы
только не тронуть эту трубу. И еще. В  1996-1997 г. меня как раз
очень интересовал вопрос, какие национальные интересы России в этом
регионе, ради чего идет война. И  я последовательно обходила Совет
безопасности, Кремль, правительство РФ — всех, кто за это отвечал.
Тогда еще было врем, когда чиновники на вопросы журналистов хотя
бы отвечали. И, наконец, ответ я нашла в  министерстве топлива и газа,
в Министерстве энергетики. Тогда спросила зам.министра Кириенко
– каковы национальные интересы России на  Северном Кавказе. И ответ
был следующий: Дагестанский шельф. На шельфе Дагестана стратегически
запасы нефти России. Уйдет Чечня, уйдет и  Дагестан. Это к вопросу
о нефти и не нефти. Но конечно, в самой Чечне нефти – это для мелких
князьков, чтобы у себя во дворе колодцы устраивать.

Е.МАСЮК: И бензин, в зависимости от того, каким цветом подкрасят, выставляли марку.

А.ЧЕРКАСОВ: Красиво.

Е.АЛЬБАЦ: Был там завод по производству дизельного топлива.

Е.МАСЮК: Кстати, на нем работали в основном русские.

Е.АЛЬБАЦ: Лена, с вашей точки зрения, можно было избежать войны?

Е.МАСЮК: Я абсолютно в этом уверена. И чеченцы, как мне кажется,
не хотели воевать. Я встречалась с Дудаевым в октябре 1994 г., и 
у меня не было ощущения, что это человек, который хочет воевать. Он был
настроен на переговоры, и он был настроен на то, чтобы это все
разрешилось каким-то образом. Я не видела, чтобы и люди хотели
воевать. Я встречалась тогда со всеми – и с оппозицией, и 
с дудаевцами, и с разными командирами – вообще этого не видела.
Все-таки у Дудаева было отношение, как и у Масхадова  — это
все-таки были российские офицеры.

Е.АЛЬБАЦ: Офицеры Советской Армии. Масхадов – полковник Советской Армии был.

Е.МАСЮК: Да. И все-таки надо не забывать, что у Дудаева жена
русская, и  менталитет был не чеченский. И  еще об одной важной вещи
хотела сказать – что те самые полевые командиры, которые потом
появились, это дети тех самых людей, который выслал Сталин
в Казахстан. Это примерно мое поколение, это люди, которые не говорили
на чеченском языке, они говорили на русском языке и воспитывались
в русских традициях. Вот те, которые выросли потом, их дети, они
потом изменились. Я тогда встретила – это было, правда, страшно –
в  январе 1995 г., где-то на трассе стоял мальчик огромной пушкой –
даже не знаю, откуда он  ее снял — пушка была размером больше, чем
он сам – мальчику было 12 лет. И он с такой ненавистью сказал: «я бил
русских, и буду бить» — вот  это то само поколение, которое живет
сейчас в  Чечне.

Е.АЛЬБАЦ: Да, у  меня осталось то же самое впечатление от 1995 г.
Когда встречались с  военными чеченцами – это были все офицеры Советской
Армии. Они прекрасно говорили по-русски, выросли в  Казахстане.
А напомню нашим слушателям, что когда весь чеченский народ был объявлен
врагом советской власти, и выслан в Казахстан, при их 
экстрадиции из Чечни погибло 400 тысяч. Но неизбежный вопрос сейчас –
кто выиграл от этой войны, кому эта война стала матерью родной, кому
она была так выгодна? Потому что все-таки за каждой войной всегда есть
интересы.

А.ЧЕРКАСОВ: Одно дело – кто хотел, другое дело – кто получил.
Кто получил? — посмотрите вокруг, кто у нас поднялся на этой войне.
У нас поднялись на чеченских войнах, прежде всего, силовики.
Мы живем в воюющей стране, где силовики, чем дальше, тем больше
укрепляли свои позиции. А уж когда пролились бешеные нефтяные деньги,
так и совсем. Пожалуй, больше никто. Чеченцы, жители Чечни.
Россия? Вряд ли. Чеченская война, чеченские войны, собственно,
подготовили тот режим, который у нас пришел в  1999 году, тот реванш,
который произошел тогда. Еще я, наверное, хотел бы сказать, почему
именно Чечня была выбрана как естественный объект атаки. Это уже
даже не  1993 г., а до октября – помните, в  1993 г., как готовилась
президентской стороной, не  самым чистоплотным в  смысле политики
человеком, главным пропагандистом Полтораниным, полемика с парламентом?
Не с людьми, не  с политическими оппозициями, а  с «плохим чеченцем»
Хазбулатовым. Если послушать переговоры силовиков накануне штурма Белого
дома, можно подумать, что они берут Грозный или Кабул. Образ врага
был создан именно тогда. Полторанин, журналист советского образца,
просто поменял тогда одну национальность на другую, и в течение
почти целого года и государственной пропагандой, прежде всего,
пропагандой в системе МВД, это использовалось. Так что «чеченец»
стал «злым чеченом», прежде всего, тогда – корни в  начале 90-х.

Е.АЛЬБАЦ: Лена, с вашей точки зрения, кто выиграл? Если не говорить
в планетарных масштабах – вы  ездили, вы видели, что происходило в 
Чечне, в  войсках, — с  вашей точки зрения, кто все-таки  нагрел руки
на этой войне?

Е.МАСЮК: Войскам однозначно — тем, кто исполнял приказы, кто был
рядовыми, эта война была не нужна. Они не понимали, за что они
сражаются и  многие солдаты, голодные, холодные, когда они рыли
землянки — я это видела даже в Знаменском, когда они пришли в декабре
1994 г., в то село, которое было в  оппозиции к Дудаеву – они рыли
землянки. Как это можно вообще себе представить? Понятно, что им это
не нужно было.

Е.АЛЬБАЦ: А  в Грозном они мочу пили во время штурма.

Е.МАСЮК: Я хотела сказать, кто на  этой волне сейчас в Чечне
выиграл — безусловно, Кадыров. Потому что клан Кадырова не был
таким сильным в то время, и ту власть, которую получил Кадыров,
не сравнить с тем, что хотел Дудаев. Столько людей полегло, а в
итоге Чечня фактически не является частью России, туда только идут
деньги, а что там происходит, мы не знаем. Показывается нам что?
Конюшни и дворцы Кадырова, а еще иногда рассказывают о  том, что там
похищают мирных жителей — как «Мемориал».

Е.АЛЬБАЦ: Спасибо всем большое. К сожалению, мы должны уходить из 
эфира. Я только напомню, что в годовщину начала Первой Чеченской
войны Рамзан Кадыров сделал заявление, в котором высказался в том
смысле, что войны в Чечне хотели американцы, они ее  и  развязали.
На этом – все, всего доброго, до  свидания.