В шаповалова рассказы читать

ОДНА НА ВСЕХ

Остановился, чтобы не помять ящерицу. Смотрю – между лозин зелёное тельце. Колышется с двух оков салатовый животик от частого дыхания.
Лапка с пятью тонкими пальцами растопырилась на развилке сучка.
Острый нос повернулся ко мне, длинным язычком вытирает уголки глаз. Чтоб видеть яснее.
Кивнул я головой: что, мол, ты? Шевельнула она хвостом, заворачивая кончик в колечко. И опять замерла. Только животом работает. Колышется он, пульсируя частым дыханием. Поднял руку – присела, выставив острые локотки лапок. Насторожилась. Отклонился привстала на ногах. А не уходит – что-то соображает. Вернее, общается со мной. Человеком. Она ведь тоже без общения не может. Я, должно быть, вызываю у неё такой же интерес, как она у меня. Вот бы заговорить.
И все же, как мы далеки друг от друга! Языком. Умом. Образом жизни.
Но как мы понимаем один другого! И тем – близки!
А как же иначе: землёю живём. Одной на всех!

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Когда я работал директором сельской школы, меня часто вызывали в район. Вызвали однажды на совещание, а была уже поздняя осень. Ну, думаю, съезжу на своей машине ещё раз и тогда поставлю её на зимнюю консервацию: колёса сниму, в цилиндры залью масла.
Вечером смотрю – полетели снежинки. И меня взяла досада. Снег шёл мокрый, с крыш капало. Дорогу развезло. И я впервые, кажется, не порадовался первому снегу.
Утром сразу к окну – бело. Вышел во двор – светает. Но снег неглубокий, хоть и сыпал, как сквозь решето, наверное, всю ночь. Нет нигде заметов, нет и подталин. С крыш не капает.
– Ну, думаю, рискну.
Выкатил машину из гаража, залил в радиатор горячей воды, завёл мотор, выехал. И только тронулся, почувствовал, что колёса пробуксовывают, а багажник заносит в сторону.
«Эх ты, старушка, – подумал я о своей машине. – Вот засяду, где не выберусь. Обязательно опоздаю».
Так, в размышлениях, я проехал селом, свернул за мастерские в поле.
Дорога стала твёрже: мороз на свободе, в поле, сильнее.
Солнце уже взошло, но его не было видно. На том месте, где оно должно быть, клубился розовый пар. На тот пар я и ехал.
Дорога шла под колёса ровной, машина прокладывала свежую колею.
Позади оставался её рубчатый след. Смотрю – впереди кочки. Вроде картошка рассыпана. Или сахарная свекла. Так бывает во время уборки урожая: на ухабине машину тряхнёт, вот несколько клубней через борт и вывалится. А что кочки не присыпаны сверху свежим снегом, я-то вначале и в голову не взял.
Подъезжаю ближе – взлетела моя картошка! Прямо из-под колёс.
Взмыла вверх – замерла на месте, сложив на мгновение крылышки. И, падая вниз, опять взмахнула крылышками.
Птицы любят сопровождать машину. Есть что-то заразительное в этом движении – наверное, скорость, азарт соревнования. Летят сбоку – вверх-вниз. Толчками. Я их вначале принял за воробьёв. Но тут рассмотрел на брюшках жёлтенькое: синички. Выводок этого года. В стайку сбились.
Штук десять-двенадцать. Порхают в редкой сетке морозной пыльцы, не иначе, как радуются первому снегу. И мне велят: радуйся!
– Пинь-пинь! Пинь-пинь-чэржж!
Я этого не слышу, конечно, за гулом мотора, а понимаю. По лёту понимаю, что они указывают и мне: радуйся, чего же ы!
Покажется синичка в боковом стекле, взмоет вверх, за обрез окна, фуркнув крыльями. И опять мелькнёт жёлтое брюшко. «Фур-р-р! Фур-р-р!»
крылышками – и вверх.
Заразился и я этим состязанием, поддал газу. Машина пошла живее.
Некоторые, взмыв вверх, отстали. А три или четыре желтобрюшки всё ещё упорствуют, летят рядом. Заставляют меня: радуйся!
И мне почему-то стало весело, что они что они летят со мной. А я будто лечу с ними. Добавил газу – пусть ещё поиграют. Ведь им нравится то, что приятно мне.
Синички летели в редких снежинках перед машиной, а я ловил тормозную педаль, чтобы не ударить их лобовым стеклом, или нажимал на газ, чтобы догнать.
И машина моя пошла легче, и рукам стало свободнее за рулём, а губы забубнили какую-то песенку. И я подумал, что теперь не опоздаю, и у меня отлегло от сердца. Стало приятно на душе, как бывает от первого снега.
Так порадовался я первому снегу в этот год. Благодаря синичкам.

Опубликовано в Дрон №1, 2022

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Старый букварь - i_002.png

Рисунки Г.Акулова

Старый букварь - i_003.png

1

Беловодозское лесничество немцы обошли стороной. Где-то за лесом, далеко слева, погремело часа два и утихло. Точно в летнюю грозу.

А через несколько дней, с запозданием, пришло страшное известие. И хотя на единственной беловодовской улице с бревенчатыми избами никто из чужаков не появлялся, люди не зажигали по вечерам огня, насторожённо спали ночью.

Стояло осеннее ненастье. С утра небо светлело, и казалось, вот-вот блеснёт солнце. Но вскоре оттуда, с западной стороны, одна за другой наваливались тяжёлые тучи, начиналась неприятная морось, и к вечеру лил уже настоящий дождь. Так всю ночь без умолку стучались в тёмные стекла настойчивые капли…

Дважды в год — в осеннюю распутицу и весенний паводок — посёлок лесничества, состоящий из конторы, небольшой лесопильни, магазина и построек лесорубов и егерей, терялся маленьким островком среди болот. Земля размокала, дорога становилась непроезжей, и всякая связь с остальным миром прерывалась на недели, а то и на месяцы, смотря по погоде.

Так было и в эту осень: война не зашла в Беловоды, и люди начали успокаиваться. Снова потекли обычные будни холодной и неприветливой осени. Обманчивы были эти будни.

2

Зима пришла раньше срока. Заершилась, твердея, илистая кашица на дороге, замельтешили в окнах белые пушинки, высветлились дали. Небо поднялось выше, настали холода.

По утрам деревья укутывались искристым инеем, в лесу поднималась настоящая заметель, если птица нечаянно задевала крылом увесистую от снега ветку. Но такая заметель скоро проходила, наступала тишина, привычная, будничная, и лишь временами её тревожили лёгкое потрескивание свежего льда на озере да робкий хруст мёрзлого валежника под лапой случайного зверя.

Бывало, раньше, до войны, в такую пору детей везли в село Иволжино, ближе других расположенное от Беловодовского лесничества. Старые розвальни мягко устилали душистым сеном, покрывали сверху полосатыми ряднами. Затем в огромные тулупы из овчины укутывали по двое, а то и по трое школьников.

Дед Матвей, ездовой лесничества, каждый раз говорил при этом:

— Что, студенты, в университеты собрались?

Старый букварь - i_004.png

Учеников дед Матвей называл «студентами», а начальную школу в селе Иволжино — «университетами». Шутил, конечно, дед Матвей. Ребятишки сидели в тулупах с серьёзными лицами, светили из-под насунутых шапок внимательными глазами.

Ездовой подходил не торопясь к своему коню, по кличке Король, ещё раз, для порядка, осматривал упряжь. И, бросив на сани мешок с овсом и сечкой — себе вместо сиденья, — полегоньку трогал.

Заскрипели-запели дорожную песню дубовые полозья, зашевелились, постораниваясь, толстые стволы сосен, потянулся двумя нитками по нетронутой снежной целине санный след.

Погода стоит — здоровье! Мороз щиплет в носу, встречный ветер сукном трёт розовые щёки, а детворе хоть бы что — глазеет по сторонам, удивляется.

— Дедушка, за нами солнце бежит!..

— А какое оно большое!..

В самом деле: пни стоят поблизости в белых папахах, призадумались; снежная пыльца сыплется сверху, серебрясь морозными блёстками на солнце; и слева, по ходу саней, ярко-оранжевый диск за молодым ельником от вершины к вершине перебирается.

Понукивая без нужды, для порядка, на Короля, дед Матвей заводит незаметно разговор. Укажет кнутовищем в сторону, заметит между прочим:

— Быть морозу! Вишь, какие деревья белые стоят?

Вишнёвое кнутовище служило ему указкой, и он орудовал своей указкой, как учитель в классе у карты. Только класс был его пошире школьного, а карта — весь белый свет.

«Студенты» высовывали из овечьих тулупов синие на холоде носы, провожали белые, в густом кружеве инея, деревья, а дед Матвей тем временем, увлекаясь, открывал им то длинные пятки зайца-беляка, удирающего прочь от непроторенной дороги, то острые и глубокие в снегу следы голодного волка.

Свою науку дед Матвей считал, видно, самой главной на земле, потому придавал ей особое значение. И как-то так повелось, что в лесничестве стали называть старого не «ездовым», а «заведующим учебной частью». Дед Матвей не возражал против такого почётного звания, принимая его всерьёз. Отвезти детей в село Иволжино и привезти их — старик считал «операцией», и если всё сходило благополучно, значит, «операция» прошла удачно. До следующего дня, когда надо было снова ехать в школу, ходил он по лесному посёлку в особом состоянии духа и даже немного важничал. А когда опять садился в сани и брался за вожжи, сразу становился хмурым и строгим, как заправский учитель. Ребята хорошо знали добрый нрав старика и прощали ему такую слабость.

Через некоторое время лес кончался и старые розвальни выезжали на укатанную дорогу, блестящую на солнце. Король, чувствуя облегчение, рвался вперёд. Но дед Матвей осаживал его, приговаривая:

— Эй ты, голова и два уха! Спеши, не торопясь!

Борода деда в инее, словно густой кустарник, в брови вплелись инеевые проседи. Шевельнёт ими — словно две тучки двинутся над глазами — и тут же нахмурится. Заважничает. Бороду поднимет.

А вокруг тянутся задумчивые дали, заснеженные доброй зимой; плывёт следом, над сугробным горизонтом, перекатываясь, ослепительный клуб солнца.

— Ух ты!

Это не выдерживает Павлушка Маленкин. Все свои семь лет он, считай, просидел в лесу и никогда не видел заснеженного поля.

— Деда, а деда, а почему оно кружится?

— Это кто же? — не понял дед Матвей.

Повернул седую бороду, тучки его бровей, посыпанные инеем, столкнулись на переносице.

— Поле.

— Кхе-кхе! — откашлялся дед Матвей.

Тут бы надо всё объяснить детям, и не как-нибудь, а по-настоящему, «по-научному», как он любил выражаться, да вот нужное слово в голову не возьмёт. Откашлялся ещё раз, сел поудобней на своём мешке с овсом и сечкой. Шумнул для порядка на Короля. Ему вовсе не следовало этого делать: конь и так шёл бодрой рысцой. Но дёрнул зачем-то вожжами, перекинул из руки в руку вишнёвое кнутовище, обвитое серой гадючкой из плетёной сыромяти.

— Глядите! — не унимался Павлушка Маленкин. — Как тарелка вращается!

— Сам ты тарелка и два уха! — прикрикнул на него старик, чтобы тот не раскутывался.

Люба и Люся Назаровы, сёстры-близняшки, тоже повысовывались из тулупа, смотрят по сторонам, ищут «тарелку», а того не замечают, как и дед Матвей, что поле вращается. Оно, конечно, не вращается. Но так всегда кажется при быстрой езде, что оно вращается огромным, до самого горизонта, колесом.

— Глянь, глянь — ворочается! — шумит Павлушка, задыхаясь от своего открытия.

— Я те поворочаюсь! — толкает его кнутовищем-указкой дед Матвей в плечо. — Ну-ка, закутайся, а то ссажу!

«Ссажу» — это у него всё одно что «выгоню из класса», а кому нравится, если выгоняют из класса? Павлушка залезает по уши в тулуп, и поле несётся теперь навстречу, уже не вращается.

— Ты скажи мне лучше, — строго, по-учительски, спросил у него дед Матвей, — отчего это у тебя «неуды» повелись?

«Неудами» старик называл «двойки», а их, хотя учебный год только начался, Павлушка успел нахватать вдосталь.

— А… прицепились… — растерянно оправдывается Павлушка.

— Сами небось?

— Ага, сами, — кивает Павлушка.

— Они что, жуки какие?

— Жуки, — соглашается Маленкин. — Жуки.

— Ыч ты! — стегнул кнутом дед Матвей.

Не Павлушку, конечно. И не Короля. При чём здесь Король? А так, по воздуху стегнул дед Матвей кнутом, осердясь, и тот щелчок пришёлся по сердцу мальчику.

SDC11046-209x300 Владислав Шаповалов «Самый невезучий день»Сегодня познакомимся с творчеством замечательного писателя – Владислава Мефодьевича Шаповалова. Будем читать сборник его рассказов «Самый невезучий день» (у нас издание 1991 года из нашей семейной библиотеки).

В книгу вошли три рассказа о собачке Тишке: «Как Тишка вырос больше своего дома», «Школа» и «Самый невезучий день». Это небольшие по объему произведения, которые рассказывают о приключениях любимца семьи.

Тексты содержательны, качественны и красивы. Такие произведения воспитывают эстетический литературный вкус юного читателя, прививают любовь к животным. Проживать истории с мохнатым псом — одно удовольствие.

Теперь расскажу немного о том, как проходил наш процесс чтения. Соня увидела, как я, читая свою книгу, делаю разноцветные закладки с пометками, спросила: «Что это такое?» Получив ответы на свои вопросы, она продолжила играть, но когда мы начали чтение этой, вспомнила и сказала, что тоже хочет делать закладки. Так на каждый заинтересовавший ее фрагмент, дочь приклеивала яркую бумажную полоску и говорила, что записать.

SDC11051 Владислав Шаповалов «Самый невезучий день»

У нас появились такие заметки:

  • «горький случай», где рассказывается о том, как щенок нашел себе хозяев.
  • «переезд» — здесь мы узнаем о том, как Тишка получил свою первую будку.
  • «кач-карач», так Соня отметила фрагмент, где подросший пес застрял в своей будке.
  • «кровь», о том, как озорной щенок поранился о рыболовный крючок. Соня очень переживала за него.
  • «мотоцикл», как Тишка сопровождал своих хозяев на рыбалку.
  • «плюх», где беспокойный пес упал в воду, научился плавать и стал чуточку умнее.
  • «комочек» — случай, где Тишка хотел поиграть с цыплятами и получил отпор от мамы-курицы.
  • И последняя заметка «жало» — о случае с пчелой.

Мы перечитывали понравившиеся моменты несколько раз, обсуждали их и делали собственные иллюстрации: нарисовали Тишку и, чтобы ему не было скучно, придумали ему друга Пришку.

SDC11058-1024x738 Владислав Шаповалов «Самый невезучий день»

Нам очень понравились рассказы о любопытном песике Тишке, и мы запланировали поход в городскую детскую библиотеку, чтобы взять другие произведения Владислава Мефодьевича, о которых мы обязательно еще напишем.

Анна Воронина

Повесть о детях в годы войны. Посёлок оказался в зоне, оккупированной врагом, но люди живут под защитой партизан, дети продолжают учиться.

Для младшего школьного возраста.

Старый букварь - i_002.png

Рисунки Г.Акулова

Старый букварь - i_003.png

1

Беловодозское лесничество немцы обошли стороной. Где-то за лесом, далеко слева, погремело часа два и утихло. Точно в летнюю грозу.

А через несколько дней, с запозданием, пришло страшное известие. И хотя на единственной беловодовской улице с бревенчатыми избами никто из чужаков не появлялся, люди не зажигали по вечерам огня, насторожённо спали ночью.

Стояло осеннее ненастье. С утра небо светлело, и казалось, вот-вот блеснёт солнце. Но вскоре оттуда, с западной стороны, одна за другой наваливались тяжёлые тучи, начиналась неприятная морось, и к вечеру лил уже настоящий дождь. Так всю ночь без умолку стучались в тёмные стекла настойчивые капли…

Дважды в год — в осеннюю распутицу и весенний паводок — посёлок лесничества, состоящий из конторы, небольшой лесопильни, магазина и построек лесорубов и егерей, терялся маленьким островком среди болот. Земля размокала, дорога становилась непроезжей, и всякая связь с остальным миром прерывалась на недели, а то и на месяцы, смотря по погоде.

Так было и в эту осень: война не зашла в Беловоды, и люди начали успокаиваться. Снова потекли обычные будни холодной и неприветливой осени. Обманчивы были эти будни.

2

Зима пришла раньше срока. Заершилась, твердея, илистая кашица на дороге, замельтешили в окнах белые пушинки, высветлились дали. Небо поднялось выше, настали холода.

По утрам деревья укутывались искристым инеем, в лесу поднималась настоящая заметель, если птица нечаянно задевала крылом увесистую от снега ветку. Но такая заметель скоро проходила, наступала тишина, привычная, будничная, и лишь временами её тревожили лёгкое потрескивание свежего льда на озере да робкий хруст мёрзлого валежника под лапой случайного зверя.

Бывало, раньше, до войны, в такую пору детей везли в село Иволжино, ближе других расположенное от Беловодовского лесничества. Старые розвальни мягко устилали душистым сеном, покрывали сверху полосатыми ряднами. Затем в огромные тулупы из овчины укутывали по двое, а то и по трое школьников.

Дед Матвей, ездовой лесничества, каждый раз говорил при этом:

— Что, студенты, в университеты собрались?

Старый букварь - i_004.png

Учеников дед Матвей называл «студентами», а начальную школу в селе Иволжино — «университетами». Шутил, конечно, дед Матвей. Ребятишки сидели в тулупах с серьёзными лицами, светили из-под насунутых шапок внимательными глазами.

Ездовой подходил не торопясь к своему коню, по кличке Король, ещё раз, для порядка, осматривал упряжь. И, бросив на сани мешок с овсом и сечкой — себе вместо сиденья, — полегоньку трогал.

Заскрипели-запели дорожную песню дубовые полозья, зашевелились, постораниваясь, толстые стволы сосен, потянулся двумя нитками по нетронутой снежной целине санный след.

Погода стоит — здоровье! Мороз щиплет в носу, встречный ветер сукном трёт розовые щёки, а детворе хоть бы что — глазеет по сторонам, удивляется.

— Дедушка, за нами солнце бежит!..

— А какое оно большое!..

В самом деле: пни стоят поблизости в белых папахах, призадумались; снежная пыльца сыплется сверху, серебрясь морозными блёстками на солнце; и слева, по ходу саней, ярко-оранжевый диск за молодым ельником от вершины к вершине перебирается.

Понукивая без нужды, для порядка, на Короля, дед Матвей заводит незаметно разговор. Укажет кнутовищем в сторону, заметит между прочим:

— Быть морозу! Вишь, какие деревья белые стоят?

Вишнёвое кнутовище служило ему указкой, и он орудовал своей указкой, как учитель в классе у карты. Только класс был его пошире школьного, а карта — весь белый свет.

«Студенты» высовывали из овечьих тулупов синие на холоде носы, провожали белые, в густом кружеве инея, деревья, а дед Матвей тем временем, увлекаясь, открывал им то длинные пятки зайца-беляка, удирающего прочь от непроторенной дороги, то острые и глубокие в снегу следы голодного волка.

Свою науку дед Матвей считал, видно, самой главной на земле, потому придавал ей особое значение. И как-то так повелось, что в лесничестве стали называть старого не «ездовым», а «заведующим учебной частью». Дед Матвей не возражал против такого почётного звания, принимая его всерьёз. Отвезти детей в село Иволжино и привезти их — старик считал «операцией», и если всё сходило благополучно, значит, «операция» прошла удачно. До следующего дня, когда надо было снова ехать в школу, ходил он по лесному посёлку в особом состоянии духа и даже немного важничал. А когда опять садился в сани и брался за вожжи, сразу становился хмурым и строгим, как заправский учитель. Ребята хорошо знали добрый нрав старика и прощали ему такую слабость.

Через некоторое время лес кончался и старые розвальни выезжали на укатанную дорогу, блестящую на солнце. Король, чувствуя облегчение, рвался вперёд. Но дед Матвей осаживал его, приговаривая:

— Эй ты, голова и два уха! Спеши, не торопясь!

Борода деда в инее, словно густой кустарник, в брови вплелись инеевые проседи. Шевельнёт ими — словно две тучки двинутся над глазами — и тут же нахмурится. Заважничает. Бороду поднимет.

А вокруг тянутся задумчивые дали, заснеженные доброй зимой; плывёт следом, над сугробным горизонтом, перекатываясь, ослепительный клуб солнца.

— Ух ты!

Это не выдерживает Павлушка Маленкин. Все свои семь лет он, считай, просидел в лесу и никогда не видел заснеженного поля.

— Деда, а деда, а почему оно кружится?

— Это кто же? — не понял дед Матвей.

Повернул седую бороду, тучки его бровей, посыпанные инеем, столкнулись на переносице.

— Поле.

— Кхе-кхе! — откашлялся дед Матвей.

Тут бы надо всё объяснить детям, и не как-нибудь, а по-настоящему, «по-научному», как он любил выражаться, да вот нужное слово в голову не возьмёт. Откашлялся ещё раз, сел поудобней на своём мешке с овсом и сечкой. Шумнул для порядка на Короля. Ему вовсе не следовало этого делать: конь и так шёл бодрой рысцой. Но дёрнул зачем-то вожжами, перекинул из руки в руку вишнёвое кнутовище, обвитое серой гадючкой из плетёной сыромяти.

— Глядите! — не унимался Павлушка Маленкин. — Как тарелка вращается!

— Сам ты тарелка и два уха! — прикрикнул на него старик, чтобы тот не раскутывался.

Люба и Люся Назаровы, сёстры-близняшки, тоже повысовывались из тулупа, смотрят по сторонам, ищут «тарелку», а того не замечают, как и дед Матвей, что поле вращается. Оно, конечно, не вращается. Но так всегда кажется при быстрой езде, что оно вращается огромным, до самого горизонта, колесом.

— Глянь, глянь — ворочается! — шумит Павлушка, задыхаясь от своего открытия.

— Я те поворочаюсь! — толкает его кнутовищем-указкой дед Матвей в плечо. — Ну-ка, закутайся, а то ссажу!

«Ссажу» — это у него всё одно что «выгоню из класса», а кому нравится, если выгоняют из класса? Павлушка залезает по уши в тулуп, и поле несётся теперь навстречу, уже не вращается.

— Ты скажи мне лучше, — строго, по-учительски, спросил у него дед Матвей, — отчего это у тебя «неуды» повелись?

«Неудами» старик называл «двойки», а их, хотя учебный год только начался, Павлушка успел нахватать вдосталь.

— А… прицепились… — растерянно оправдывается Павлушка.

— Сами небось?

— Ага, сами, — кивает Павлушка.

— Они что, жуки какие?

— Жуки, — соглашается Маленкин. — Жуки.

— Ыч ты! — стегнул кнутом дед Матвей.

Не Павлушку, конечно. И не Короля. При чём здесь Король? А так, по воздуху стегнул дед Матвей кнутом, осердясь, и тот щелчок пришёлся по сердцу мальчику.

Утром зазвенел звонок. Сказки для детей

Михаил Захарович Шаповалов
Утром зазвенел звонок. Сказки для детей

Иллюстратор Е. М. Володькина

© Михаил Захарович Шаповалов, 2022

© Е. М. Володькина, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-4490-6785-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Неправильный день
Сказки

Петушок Золотой Голосок

В деревне Лесные Цветы у бабушки Кристины жил петушок Золотой Голосок. Он был ещё совсем молодым петушком и только-только научился кукарекать.

Он радовался каждому новому дню.

Другие петухи на рассвете подхватывали его звонкую песню, так что в деревне утром можно было послушать настоящий петушиный хор.

Однажды во дворе бабушки Кристины закрутился небольшой вихрь. Он поднял во дворе пыль, он тянулся вверх, поднимая мелкий мусор и сухие листья травы.

Петушок подумал: «Прыгну-ка я сейчас в середину вихря, посмотрю, насколько он силён».

И петушок Золотой Голосок, не раздумывая, прыгнул в центр вихря.

– Куда тебя понесло, глупая твоя голова! – закричала бабушка Кристина, которая вышла из дома, чтобы покормить петушка.

Но было уже поздно.

Вихрь подхватил петушка и поднял его выше забора, выше крыши дома, выше вяза, что рос у забора, выше телевизионной антенны.

– Бабушка, помоги! Бабушка, спаси! Кукареку! – закричал испуганно петушок Золотой Голосок.

Вихрь поднял петушка до самых облаков и понёс куда-то далеко-далеко, за леса, за реки, за горы.

– Вернись, петушок! – кричала беспомощно бабушка Кристина.

Она побежала вслед за вихрем. Но разве она могла догнать его. Скоро вихрь и её любимый петушок исчезли среди тёмных облаков где-то у горизонта.

Летел петушок Золотой Голосок по небу, закрыв глаза. Когда он их открывал, то видел далеко внизу землю. Ему было очень страшно. Потом он решил, что всё же с открытыми глазами лететь безопасней, так как он едва не врезался в летевший в Лондон самолёт.

Англичане смотрели на него сквозь иллюминаторы, удивлялись и кричали:

– Смотрите, мистер Петух!

– Как высоко он забрался! Просто удивительно.

– Может быть, это какой-нибудь особенный петух?!

– В это невозможно поверить, парящий в небе петух!

Но вот вихрь стал ослабевать. Петушок Золотой Голосок расправил крылья и осмотрелся. Прямо под ним находился огромный город. Был уже поздний вечер. В домах и на улицах загорались огни. По дорогам бегали машины и трамваи, по улицам гуляли жители города.

Петушок Золотой Голосок стал падать вниз. Но падал он недолго. Он ухитрился приземлиться на крышу огромного небоскрёба высотой в сорок два этажа. На крыше небоскрёба, конечно же, никто не жил, но здесь была устроена площадка для посадки вертолёта.

На крыше дома было тихо и темно. Совсем рядом в небе горели яркие звёзды, а над городом всходила похожая на жёлтый рогалик луна.

Успокоившись, Петушок Золотой Голосок поужинал найденной им булочкой, попил воды из лужицы, оставшейся после дождя, и заснул.

За ночь петушок Золотой Голосок хорошо отдохнул, набрался сил и, едва забрезжил рассвет, взлетел храбро на ограждение крыши и изо всех сил звонким голосом закричал:

– Ку-ка-ре-ку!

А потом ещё несколько раз, ещё веселее и громче:

– Ку-ка-ре-ку-у-у! Ку-ка-ре-ку-у-у! Ку-ка-ре-ку-у-у!

Кажется, он разбудил весь город. Люди просыпались, выглядывали из окон, улыбались. Они выходили на улицу и довольные шли на работу. Большинство из них впервые в жизни слышали, как поёт на заре петушок.

Весть о поющем на небоскрёбе петушке быстро дошла до мэра города. Он срочно сел в свой вертолёт и отправился с визитом к петушку. Вертолёт сел на площадку на крыше дома-небоскрёба.

– Дорогой Петушок, живи здесь! – обратился мэр к петушку. – Кормить тебя будем за счёт городской казны. Построим тебе здесь чудесный домик с золотым насестом. Только буди и радуй по утрам наш город.

– Нет, не могу, – отказался петушок Золотой Голосок. – Хочу вернуться в деревню Лесные Цветы, к бабушке Кристине.

Петушку хотелось вновь погулять во дворе по зелёной травке. К тому же он помнил, что бабушка Кристина обещала в ближайшие дни завести у себя в хозяйстве несколько курочек.

– Ну, что ж, – с печалью в голосе сказал мэр города. – Неволить не будем. Раз тебе больше нравится жить в деревне, пусть так и будет.

И мэр города приказал доставить на своём вертолёте петушка в деревню Лесные Цветы.

Бабушка Кристина так обрадовалась, увидев петушка живым и здоровым, что даже стала напевать песенку:

 
Живёт чудак на свете,
Всю жизнь такой, хоть тресни:
Поёт он на рассвете
Для всей деревни песни.

 
 Петушок, петушок
Золотой Голосок.

Потом Бабушка Кристина принялась искать, чем бы накормить петушка. Она приготовила ему угощенье, но не конфеты и пряники, а пшено, да кашу гороховую. То, что любит петушок Золотой Голосок. Кажется, сегодня он сильно проголодался.

Волшебная сумка

Как-то двое братьев мальчишек возвращались из леса в город. На опушке леса под еловым пнём они вдруг нашли большую сумку: чёрную, с длинными ручками и очень тяжёлую.

– Чем это она так набита? – подумали разом мальчишки. – Наверно, в ней полно разных вещей. Кто же её потерял?

А так как никого вокруг не было, мальчишки, сгорая от любопытства, открыли сумку и заглянули в неё.

– Ого! – обрадовано закричали братья.

На дне сумки лежал горячий тульский пряник, как будто он только что был вынут из печи.

Мальчишки по-братски разделили пряник и с аппетитом съели его. Один из мальчишек вновь сунул в сумку нос и закричал удивлённо:

– Смотри, там появилось мороженое!

Вслед за пряником братья проглотили и мороженое, оно было шоколадным и очень вкусным. И снова они с любопытством заглянули в чёрную сумку.

Таинственная сумка опять не была пуста. В ней стоял красивый игрушечный домик. Мальчишки вынули его из сумки, поставили на пень и стали любоваться им.

Вдруг домик стал необыкновенно быстро расти, и скоро на опушке леса встал высокий дом с башенкой и маленьким зелёным садом под окнами. Из трубы у него шёл дым. На крыльце дома сидел старичок и играл на гармошке.

– Вот так чудо! – воскликнул удивлённо старший брат. – Сумка-то волшебная. Давай посмотрим, что в ней ещё есть.

Он запустил руку в сумку и вытащил из неё задорного маленького петушка. Петушок на глазах подрос и превратился в настоящего московского петуха: со шпорами, с алым гребнем и бородой; он замахал крыльями, сел старичку на плечо и звонко закукарекал.

Раз за разом вытаскивали мальчишки что-нибудь из сумки: то лошадку, то домик, то фонтан вытащат, то блестящую легковую машину. Не заметили, как вечер подошёл.

На опушке леса уже городок вырос. Назывался он Тратай-Траляляй. Было в городке полно жителей, были красивые дома, были мосты, башни и даже железная дорога.

Но вот вытащили мальчишки из сумки собачку. Она росла, росла, росла и превратилась в лохматого злого пса, который страшно залаял: «Гав-гав!», – и погнался за мальчишками, норовя ухватить за пятку.

Бросили братья волшебную сумку и ну бежать от него. Кое-как отвязались они от собаки. Пришли домой, стали рассказывать отцу и матери о своих приключениях. Никто им, конечно, не поверил.

– Здорово вы научились сочинять, – сказали родители мальчишкам. – Мы тоже когда-то любили приврать, но такого – нет, мы не могли придумать.

Долго потом братья искали городок Тратай-Траляляй, да так и не нашли его. А где его искать, если такого города нет ни на одной карте.

Гости дядюшки Тимофея

Дядюшка Тимофей в этот летний день находился в отпуске. Он был в своём саду, где слушал пение птиц и готовил для позднего завтрака овощной салат и кофе со сливками.

Его жены Лизы дома не было. Она была на работе, в городском зоопарке.

Вдруг кто-то громко постучал в калитку. Дядюшка Тимофей отворил калитку и увидел огромного бегемота.

– Здравствуйте! – сказал бегемот вежливо. – Я из зоопарка. Ваша жена Лиза разрешила мне погулять по городу, и я решил зайти к вам в гости.

– Пппррроходи, – с удивлением глядя на огромного бегемота, заплетающимся от испуга языком сказал дядюшка Тимофей и подумал: «Ля-ля-ля! Кажется, я вляпался в какую-то удивительную, необыкновенную историю. Я ведь видел этого бегемота в зоопарке, когда навещал жену на работе».

– Меня зовут Фёдором, – представился бегемот.

– А я Тимофей.

Пришлось дядюшке Тимофею опять готовить овощной салат. Ведь у всех бегемотов без исключения всегда отличный аппетит. Бегемот Фёдор съел большое ведро салата, да ещё добавки попросил.

Потом они стали пить кофе с пирожками, с ватрушками и с конфетами монпансье. При этом бегемот Фёдор с удовольствием покачивался в кресле-качалке, в котором сидел.

«Скрип-скрип, скрррипп-скрррипп!» – поскрипывало кресло-качалка. Дядюшка Тимофей с тревогой смотрел на кресло-качалку, ведь бегемот Фёдор был очень большим упитанным бегемотом и едва влез в кресло.

– У нас сегодня кофе со скрипом, – заметил бегемот Фёдор и ещё сильнее откинулся в кресле.

– Осторожно, – испуганно предупредил дядюшка Тимофей, – не перестарайся, ты можешь перевернуться, или сломается кресло!

Но было уже поздно.

Задрав кверху ноги, огромный бегемот Фёдор вместе с креслом-качалкой перевернулся на спину и грохнулся в двух метрах от стола. Земля задрожала от удара, взвилась столбом пыль, и даже появилось несколько трещин в земле, как при землетрясении.

Дядюшка Тимофей вскочил и испуганно закричал:

– Я ведь предупреждал! Ты не ушибся?!

Бегемот Фёдор неуклюже встал с земли и потёр вскочившую на голове шишку.

– Ничего, я толстокожий, – смущённо сказал он и стал стряхивать с себя пыль.

И вдруг они услышали смех: «Хи-хи-хи-хииии!»

«Глупый смех», – подумал дядюшка Тимофей и оглянулся.

За его спиной стояла известная ему весёлая компания: заяц Морковкин, корова Марта и белка Юлька. Зайца и белку он частенько видел в ближайшей роще, а корова Марта каждый день паслась на соседней лужайке. Заяц Морковкин покатывался со смеха.

– Ничего смешного, – с обидой сказал бегемот Фёдор, вновь усаживаясь в кресло-качалку. – Я немного не рассчитал силы.

– Садитесь за стол, – предложил дядюшка Тимофей зайцу и белке. – А корове Марте я разрешаю пощипать сорняки в моём саду.

– Мне бы капустных листьев, – попросил заяц Морковкин, быстро усаживаясь за стол. – Свежих. С грядки.

– Я обожаю семечки и орешки, – заявила белка Юлька.

Дядюшка Тимофей поставил на стол угощенье для зайца и белки и сам уселся за стол.

– Не обижайся на зайца, – обратилась белка Юлька к бегемоту Фёдору. – Морковкин просто слишком смешливый заяц. Смех его был, конечно, глуповатым, но совершенно безобидным. Как я знаю, он вообще склонен к легкомысленным поступкам.

– Посмотри на себя, – отозвался с обидой заяц, – ты тоже хихикала. Может быть я не слишком умный, зато я философ.

– Да я не обижаюсь, – заметил, улыбаясь, бегемот Фёдор. – Я очень толстокожий. Зачем обижаться, мы ведь живём не среди диких зверей.

К столу подошла корова Марта и, промычав «Я тоже хочу», в одно мгновение уплела за обе щёки со стола все капустные листья, все пирожки, все ватрушки и все конфеты монпансье.

Заяц Морковкин даже привстал со стула, поразившись такой наглости и проворности.

– Она съела мою капусту! – обиженно воскликнул он, глядя, как корова Марта облизывает губы своим большим шершавым языком. – Всё языком слизнула!

Белка Юлька закрыла семечки и орехи лапками, давая понять, что она ни за что не отдаст их на съедение корове Марте.

– А где мои часы?! – разглядывая стол, удивлённо произнёс бегемот Фёдор. – Они лежали на столе рядом со мной.

Дядюшка Тимофей, бегемот Фёдор, корова Марта, заяц Морковкин и белка Юлька посмотрели под стол. Но там часов также не было. Заяц Морковкин пристально посмотрел на корову Марту:

– Она их тоже слизнула, – вдруг весело сказал он.

Заяц приблизился к корове, прислушался и восторженно заявил:

– Тикают! Часы у неё в желудке. Послушайте.

Бегемот Фёдор и белка Юлька подошли к корове Марте и прислушались.

– Слышу, тикают, – согласилась белка, а будильник в часах есть?

У бегемота Фёдора была такая кислая физиономия, что сразу было видно, как он расстроился.

– Эти часы подарил мне дедушка, – сказал бегемот, – а ему их подарил мой прадедушка. У часов есть замечательный стальной браслет. Они мне дороги. Это семейная реликвия.

Услышав о стальном браслете, дядюшка Тимофей понял, что он сумеет выручить бегемота.

– Успокойся, – сказал он бегемоту Фёдору, – кажется, я смогу тебе помочь.

– Пожалуйста, но ты ведь не волшебник.

У дядюшки Тимофея в доме был небольшой магнит в виде подковы. Он привязал к магниту длинный шнурок от зимних ботинок и попросил корову Марту открыть рот.

– Зачем? – спросила удивлённо корова.

– Я сейчас продемонстрирую вам, что такое смекалка. Ты ведь хочешь помочь нашему другу бегемоту?

– Интересно, – промычала корова и открыла рот.

Дядюшка Тимофей положил магнит в рот корове, взял конец шнурка в руку и попросил корову проглотить магнит.

– Пожалуйста, – согласилась корова Марта и тут же легко проглотила магнит. Внутри у неё что-то щёлкнуло, это магнит схватил браслет.

Дядюшка Тимофей потянул за шнурок и вытащил из Марты магнит и часы.

– Ура! – закричал обрадованно бегемот. – Мои драгоценные часы спасены. Огромнейшее спасибо!

– Аплодисменты не требуются, – скромно сказал дядюшка Тимофей. – Я не супергерой. В душе я – спасатель.

Бегемот Фёдор взглянул на часы и заторопился:

– Мне нужно возвращаться в зоопарк. Я с вами замечательно провёл время. Спасибо за вкусный кофе со скрипом.

– Можно, мы заглянем в твой огород, посмотрим, как растёт капуста? – спросила корова Марта и хитро подмигнула зайцу.

– И морковка, – добавил заяц.

– Вы слишком прожорливы, чтобы я мог пустить вас в свой огород, – отказал дядюшка Тимофей.

– Тогда мы уходим, – собирая со стола остатки семечек и орехи, объявила белка Юлька. – Всего хорошего. Пока!

– Му-ууу! До свидания, – промычала корова Марта. – Я за мир, дружбу и жвачку.

Дядюшка Тимофей проводил до калитки весёлую компанию, а потом уселся в кресло-качалку. Он немного покачался, кресло по-прежнему скрипело: «Скрип-скрип, скрррипп – скрррипп!»

На пятом «скрип-скрип» он задремал.

Его разбудила жена Лиза, когда вернулась домой пообедать.

Проснувшись, дядюшка Тимофей никак не мог вспомнить, была ли эта история с бегемотом и весёлыми гостями наяву, или она ему просто приснилась.

На всякий случай он спросил у жены:

– Как там поживает бегемот Фёдор?

– Отлично! – ответила жена. – Вот только непонятно, как он шишку на голове набил. Такой энергичный бегемот!

– Да уж, – неопределённо сказал дядюшка Тимофей.

Несбыточная мечта

– Моя самая большая несбыточная мечта, – сказал Вовка своему брату Славке, – изобрести чудесную таблетку, выпив которую можно намного улучшить свою память. А то зубришь, зубришь историю, а через два дня всё забыл.

– Я бы тоже не отказался от такой таблетки, – согласился Славка. – Чтоб память была, как у компьютера.

Братья собирались в школу. Они взяли школьные рюкзаки и уходя, крепко хлопнули дверью.

– А у меня самое большое несбыточное желание, – с негодованием заявила дверь, – чтоб мной не хлопали так громко и сильно! Ещё немного и с меня начнёт осыпаться краска!

И дверь недовольно скрипнула ещё раз.

– Краска осыпается с тебя от старости, жжжж, – прожужжала из кухни муха, – у меня тоже, жжжж, есть несбыточная мечта, сделаться птицей. Например, орлом. Я бы переловила во дворе всех воробьёв, которые так и норовят меня склевать, жжжж.

– Хи-хи… А я мечтаю одним ударом прикончить сразу десяток мух, – чуть слышно хихикнула из-за веника мухобойка. – Был бы мировой рекорд. Мухопад.

Муха по-прежнему сидела на кухонном столе и с удовольствием поедала сладкую крошку от торта. Язвительные слова мухобойки она не расслышала, иначе скандал был бы обеспечен.

– У меня тоже есть несбыточная мечта – стать настоящей розой, – сказала красная искусственная роза, что стояла у окна в прозрачной стеклянной вазе. – Я бы росла в чудесном зелёном саду, нежилась бы в лучах летнего солнца, меня бы поливал тёплый дождь, и ветер ласково трепал бы мои листья. А я бы цвела, цвела и благоухала, радуя весь свет. О, как прекрасно пахнут живые розы! Однажды они стояли со мной в одной вазе. К сожалению, они быстро завяли.

– Как прекрасно пахнут роззззы! – насмешливо прожужжала муха. – Как бы ни так! Знаю я запахи и получше.

– Где?! На навозной куче! – вновь ехидно хихикнула мухобойка.

– Молчи уж! Твоего мнения никто не спрашивает, – сердито ответила муха. – Стой себе в углу. Ты даже жужжать не умеешь, глупая хлопушка.

«Глупая хлопушка» было самым страшным ругательством, что придумали мухи.

– Не надо ссориться, – подала голос с детской кровати подушка. Она была в новой пёстрой наволочке. В её голосе слышалось грустное романтическое настроение. – Самая большая несбыточная мечта у меня, так это взлететь в небо. Я ведь набита пером и пухом дикого гуся. Меня так и тянет в небо. Так хочется взлететь, покружиться в небе хотя бы несколько мгновений.

– Ради такой прекрасной мечты стоит потратить несколько минут, – высказались старые настенные часы и начали отбивать время: гумм! гумм! гумм!

– Может быть, стоит попробовать, – ободряюще улыбаясь, сказала искусственная роза.

И даже муха ничего не сказала против, хотя всё ещё была в плохом настроении.

– Тогда я попробую, – сказала подушка, и вдруг она сложилась пополам и, словно большая бабочка или птица, немного неуклюже полетела по комнате. – Я скоро вернусь, друзья! – крикнула подушка и скользнув в открытую форточку, взмыла в небо. – Я вернусь! – кричала подушка, поднимаясь всё выше и выше. – Я лечу-у-у!

– Славка, смотри! – глядя в небо, закричал Вовка брату. – Видишь, над нашей крышей летает какой-то предмет, похожий на твою подушку! Словно крыльями машет. Теперь парит словно птица…

– Неопознанный летающий предмет, похожий на мою подушку, – голосом научного комментатора заметил Славка. – Наверное, радиоуправляемая модель.

Братья ещё раз взглянули в небо и заторопились в школу, так как опаздывали на урок.

Они ещё не знали, что иногда несбыточные мечты сбываются. Стоит только хорошо захотеть.

Паучок

У дедушки Захара в глазу жил маленький паучок. Жил он то в правом, то в левом глазу. Звали его Элька.

Паучок был прозрачного синего цвета с чуть заметной чёрной полоской, под цвет глаз дедушки Захара. Поэтому паучка Эльку дедушка не замечал, даже если смотрелся в зеркало, и даже в очках.

Однажды дедушка Захар с маленькой внучкой Полинкой пошли в лес собирать землянику.

Ослепительно светило солнце. В синем небе, словно по морю, красиво плыли снежно-белые облака. В зелёной траве стрекотали кузнечики. Всюду цвели белые ромашки и синие незабудки. По лугу ходила пятнистая чёрно-белая корова и ела сочный клевер.

– Что-то я стал плохо видеть, – пожаловался дедушка Захар. – Вижу какие-то полоски в глазах. И солнце светит не так ярко, как прежде.

– Садись, дедушка, на пенёк, – попросила Полинка. – Я тебя вылечу. Я ведь лечу кукол: даю им лекарства, ставлю уколы.

– Ладно, полечи меня, – согласился дедушка Захар, с улыбкой усаживаясь на пенёк. – Может быть, мне в глаз соринка попала?

Полинка внимательно посмотрела дедушке в глаза и воскликнула:

– Дедушка, у тебя в глазу живёт паучок. Он плетёт сеть-паутинку, поэтому ты плохо видишь.

– Паучок, паучок, как тебя зовут? – обратилась Полинка к паучку.

– Я тебя знаю, – ответил паучок. – Ты маленькая девочка по имени Полинка. Тебе уже пять лет. А меня зовут Элька.

– Паучка зовут Элька, – объявила дедушке Полинка. – Я хочу с ним ещё поговорить.

– Элька, как тебе живётся, чем ты занимаешься? – опять спросила Полинка паучка. – Тебе не скучно одному?

– Я плету паутинку-сеточку, – любезно стал рассказывать паучок. – Но чем больше делается моя сеточка, тем темнее становится в моём домике. А я так люблю солнечный свет. Я ведь с другой планеты. Я совсем недавно спустился на Землю по ниточке света. Мне здесь очень нравится. Но, пожалуй, живу я немного скучновато.

– Может быть, стоит раскинуть твою паутинку-сеточку среди деревьев, – предложила Полинка. – Ветерок будет раскачивать твою сеточку, и ты будешь отдыхать, словно в гамаке. А вокруг тебя будут петь птицы, жужжать пчёлы, летать бабочки. Разве это не замечательно?

Паучок в раздумье, словно человек, почесал затылок, и заявил:

– Глупо было бы с тобой не согласиться. Спасибо за совет. Я так и сделаю.

И паучок Элька вместе со своей сетью скользнул по щеке дедушки Захара, словно слеза, упал в густую траву и тут же пропал. Только его и видели.

– Кажется, я прослезился, – сказал дедушка Захар и поднялся с пенька. Он потёр глаза и вдруг воскликнул удивлённо:

– Как хорошо теперь я вижу! Краски стали опять яркими! Какая красивая опушка леса! Какие удивительные пушистые облака плывут в синем небе! А как красивы цветущий луг и пятнистая чёрно-белая корова, что щиплет на лугу траву. Почему же раньше я плохо видел? Наверное, мне в глаз попала соринка, – предположил дедушка Захар. – Нет, наверно две соринки. По одной в каждом глазу.

– Это я тебя вылечила, – заметила Полинка. – Дедушка, неужели ты мне не веришь?! У тебя в глазу жил паучок с другой далёкой планеты.

Ну, конечно же, дедушка не поверил Полинке.

Ох, уж эти взрослые! Они не верят, что все маленькие дети немножко волшебники.

  • В чьих руках царевна впервые увидела веретено в сказке спящая царевна
  • В чужом теле рассказ
  • В чужом теле обмен телами рассказы
  • В чужом городе герой рассказа чувствовал себя одиноким по мнению матери героя
  • В чудо верят не только дети но и взрослые сочинение