В жизни каждая минута таит в себе чудо сочинение

Содержание

• 1 вариант сочинения (211 слов)
• 2 вариант сочинения (162 слова)
• 3 вариант сочинения (199 слов)

Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать.

Чем меньше в жизни смысла, тем лучше она прожита.

Раз я знаю, что ты придешь, я могу тебя ждать сколько угодно.

Дурные человеческие поступки сопровождаются изобилием моральных оправданий.

Мыслитель движется вперед, если он не спешит с выводами, пусть даже они кажутся ему очевидными.

Человек — это единственное существо, которое боится быть тем, что оно есть

Школа готовит нас к жизни в мире, которого не существует.

Самый удобный способ познакомиться с городом – это попытаться узнать, как здесь работают, как здесь любят и как здесь умирают.

Чего не знаешь, то всегда преувеличиваешь.

С несправедливостью либо сражаются, либо сотрудничают.

Самой холодной зимой я узнал, что внутри меня — непобедимое лето.

Человек чувствует себя одиноким, когда он окружен трусами.

Привычка к отчаянию куда хуже, чем само отчаяние.

Самым страшным пороком является неведение, считающее, что ему все ведомо.

Для большинства людей война означает конец одиночества. Для меня она — окончательное одиночество.

То, что является причиной для жизни, может являться также отличной причиной для смерти.

Самоубийство — отрицательная форма бесконечной свободы. Счастлив тот, кто найдет положительную.

Когда разражается война люди обычно говорят: «Ну, это не может продлиться долго, слишком это глупо». И действительно, война — это и впрямь слишком глупо, что, впрочем, не мешает ей длиться долго.

Привычка к отчаянию куда хуже, чем само отчаяние

Беда нашего века. Ещё недавно в оправдании нуждались дурные поступки, теперь в нём нуждаются поступки добрые.

Великий вопрос жизни — как жить среди людей?

Я удалился от мира не потому, что имел врагов, а потому, что имел друзей. Не потому, что они вредили мне, как это обычно бывает, а потому, что считали меня лучшим, чем я есть. Этой лжи я вынести не мог.

Высшая добродетель заключается в том, чтобы задушить свои страсти.

У меня никогда не бывает ничего интересного. Вот я и молчу.

Не ждите Страшного суда. Он происходит каждый день.

Несчастье художника в том, что он живет и не совсем в монастыре, и не совсем в миру — причем его мучают соблазны и той и другой жизни.

Важный вопрос, который следует разрешить «на практике»: можно ли быть счастливым и одиноким?

Человек всегда бывает добычей исповедуемых им истин.

Не может человек по-настоящему разделить чужое горе, которое не видит собственными глазами.

Единственное, что мне важно — это быть человеком.

Обращаться к Богу от того, что вы разочаровались в земной жизни, а боль отъединила вас от мира, бесполезно. Богу угодны души, привязанные к миру. Ему по нраву ваша радость.

Не быть любимым — это всего лишь неудача, не любить — вот несчастье.

У любви есть своя честь. Стоит потерять ее — и любви приходит конец.

Вы знаете, что такое обаяние? Умение почувствовать, как тебе говорят «да», хотя ты ни о чем не спрашивал.

Как жить, не имея нескольких серьезных причин для отчаяния!

Философия — современная форма бесстыдства.

Каждый человек умирает незнакомцем.

Абстракция — проявление разочарования действительностью.

Очень уж утомительна жалость, когда жалость бесполезна.

Даже сидя на скамье подсудимых, всегда бывает интересно услышать, что говорят о тебе.

Уединение — роскошь богачей.

Вы никогда не будете счастливы, если будете продолжать искать, в чем заключается счастье. И вы никогда не будете жить, если ищете смысл жизни.

Жизни не стоит придавать смысла, ибо это неизбежно приведет к выводу о том, что жить не стоит.

Стыдно быть счастливым одному.

Все равно, как ни крути, всегда окажешься в чём-нибудь да виноват.

Быть созданным, чтобы творить, любить и побеждать, — значит быть созданным, чтобы жить в мире. Но война учит все проигрывать и становиться тем, чем мы не были.

Если людям, снедаемым глубокой тоской, улыбается счастье, они не умеют скрыть этого: они набрасываются на счастье, словно хотят сжать его в объятиях и задушить из ревности.

Ницше, внешняя сторона жизни которого была более чем однообразна, доказывает, что мысль, работающая в одиночестве, сама по себе страшное приключение.

Но стоит только обзавестись привычками, и дни потекут гладко.

Тиран — это тот, кто приносит целые народы в жертву своим идеалам или своему честолюбию.

Философии значат столько, сколько значат философы. Чем больше величия в человеке, тем больше истины в его философии.

Путешествие как самая великая и серьезная наука помогает нам вновь обрести себя.

С плохой репутацией жить легче, чем с хорошей, ибо хорошую репутацию тяжело блюсти, нужно все время быть на высоте — ведь любой срыв равносилен преступлению. При плохой репутации срывы простительны.

Всякий разумный человек, так или иначе, когда-нибудь желал смерти тем, кого любит.

Психология, сводящаяся к копанию в мелочах, ошибочна. Люди ищут себя, изучают. Чтобы познать себя, чтобы самоутвердиться. Психология есть действие, а не самокопание. Человек пребывает в поиске в течение всей жизни. Познать себя до конца — значит умереть.

Одни созданы для того, чтобы любить, другие — для того, чтобы жить.

Осень — это вторая весна, когда каждый лист — цветок.

Человек — единственное существо, которое не хочет быть самим собой.

Вообще-то глупость — вещь чрезвычайно стойкая, это нетрудно заметить, если не думать всё время только о себе.

Удивительно, как тщеславен человек, который хочет внушить себе и другим, что он стремится к истине, меж тем как он просит только любви.

При мысли обо всех тех наслаждениях, которые тебе совершенно не доступны, ощущаешь такую же усталость, как при мысли о тех, которые ты уже испытал.

Осознание того, что мы умрем, превращает нашу жизнь в шутку.

Об одной и той же вещи утром мы думаем одно, вечером — другое. Но где истина — в ночных думах или в дневных размышлениях?

Другие твердят: «Это чума, у нас чума была». Глядишь, и ордена себе за это потребуют. А что такое, в сущности, чума? Тоже жизнь, и все тут.

Ад — особая милость, которой удостаиваются те, кто упорно ее домогались.

Если тело тоскует о душе, нет оснований считать, что в вечной жизни душа не страдает от разлуки с телом — и, следовательно, не мечтает о возвращении на землю.

Именно свободный выбор создаёт личность. Быть — значит выбирать себя.

Те, кто любят истину, должны искать любви в браке, то есть в любви без иллюзий.

Легкое отвращение перед будущим, что зовется тревогой.

Иметь силу выбрать то, что тебе по душе, и не отступаться. Иначе лучше умереть.

Ни одно гениальное произведение никогда не основывалось на ненависти или презрении.

Только тот богат, у кого есть карманные деньги.

Любовь либо крепнет, либо вырождается. Чем она несчастнее, тем сильнее калечит. Если любовь лишена творческой силы, навсегда отнимает у человека возможность творить по-настоящему. Она — тиран, причем тиран посредственный.

Чтобы стать святым, надо жить. Боритесь.

Современное западное общество абсурдно, потому что не может предложить европейцу ни одной ценности, которую тот мог бы принять как свою собственную. Вся система ценностей, принятая на Западе, противоречит истинным потребностям внутреннего мира личности и очень скоро приводит человека западной цивилизации к мысли об абсурдности своего существования и, как следствие, — к самоубийствам.

Я не люблю чужих секретов. Но мне интересны чужие признания.

Самоубийство — отрицательная форма бесконечной свободы. Счастлив тот, кто найдет положительную.

Любовь — это, похоже, единственное, что нас устраивало в Боге, ведь мы всегда не прочь, чтобы нас кто-то любил против нашей воли.

Если хочешь стать философом — пиши романы.

Каждый носит ее, чуму, в себе, ибо не существует такого человека в мире, да-да, не существует, которого бы она не коснулась. И надо, поэтому безостановочно следить за собой, чтобы, случайно забывшись, не дохнуть в лицо другому и не передать ему заразы.

Добродетель бедняка — душевная щедрость.

В жизни каждая минута таит в себе чудо и вечную юность.

Время идёт медленно, когда за ним следишь. Оно чувствует слежку. Но оно пользуется нашей рассеянностью. Возможно даже, что существует два времени: то, за которым мы следим, и то, которое нас преобразует.

Самый опасный соблазн — не походить ни на кого.

Как всегда, когда я хочу избавиться от кого-нибудь, кого слушаю через силу, я сделал вид, что со всем согласен.

Жизнь слишком быстро входит в привычку. Хочешь заработать деньги, чтобы жить счастливо, и в итоге все силы, весь цвет жизни уходят на их добывание. Счастье забыто, средство принято за цель.

Чтобы не терять зря времени, нужно прочувствовать это время во всей его протяженности.

Гениальность может оказаться лишь мимолётным шансом. Только работа и воля могут дать ей жизнь и обратить её в славу.

Первой должна прийти любовь, а за ней мораль. Обратное мучительно.

В обычное время мы все, сознавая это или нет, понимаем, что существует любовь, для которой нет пределов, и тем не менее соглашаемся, и даже довольно спокойно, что наша-то любовь, в сущности, так себе, второго сорта.

Но, как и всем, у кого нет души, вам невыносим человек, у которого ее избыток. Да, избыток! Вот что мешает вам! Не правда ли?

Всякая жизнь, посвященная погоне за деньгами, — это смерть. Воскрешение — в бескорыстии.

Лучше быть свободным бедняком, чем богатым невольником. Конечно, люди хотят быть и богатыми, и свободными — и из-за этого подчас становятся бедными рабами.

Слишком крепко прикован к галере своего времени, чтобы не грести вместе с другими, даже полагая, что галера провоняла селёдкой, что на ней многовато надсмотрщиков и что, помимо всего, взят неверный курс.

Склонность человека к тонкому белью вовсе не говорит о его привычке мыть ноги.

Бывают минуты, когда внезапная искренность равносильна непростительной потере контроля над собой.

Чем трагичнее удел человека, тем более непреклонной и вызывающей становится надежда.

Рано или поздно всегда наступает момент, когда люди перестают бороться и мучить друг друга, смиряются, наконец с тем, что надо любить другого таким, как он есть. Это — царствие небесное.

Стареть — значит переходить от чувств к сочувствию.

Человека делает человеком в большей степени то, о чем он умалчивает, нежели то, что говорит.

Ложь — это то, к чему все мы ежедневно прибегаем с целью облегчить себе жизнь.

Всем людям в жизни дается хотя бы немного ласки. Это помогает им жить. И именно ласки ожидают они, когда чувствуют, что устали.

Тревога — это лишь легкое отвращение перед будущим.

Удивительно, как тщеславен человек, который хочет внушить себе и другим, что он стремится к истине, меж тем как он жаждет любви

На любви ничего нельзя построить: она — бегство, боль, минуты восторга или стремительное падение.

Иной раз я думаю, а что скажет о нас будущий историк? Для характеристики современного человека ему будет достаточно одной фразы: «Он блудил и читал газеты». Этим кратким определением тема, смею сказать, будет исчерпана.

Обычно людям необходимо забиться куда-нибудь подальше ото всех перед тем, как принять важное решение и круто переломить свою жизнь

Красота приводит нас в отчаяние, она – вечность, длящаяся мгновение, а мы хотели бы продлить её навсегда.

Другой человек всегда остается для нас непознанным, в нем всегда есть нечто не сводимое к нашему познанию, ускользающее от него.

Из бессмысленности, абсурдности бытия ещё не следует бессмысленность человеческого существования, так же как из того, что Бога нет, ещё не следует, что нет никакой морали.

Право, у наших возлюбленных есть кое-что общее с Бонапартом: они всегда думают одержать победу там, где все терпели поражение.

Только не жди, что счастье придет вместе с мужчиной. Сколько женщин совершают такую ошибку! Счастье — в тебе самой, нужно лишь дождаться его.

Главная способность человека — способность к забвению. Но справедливости ради следует заметить, что он забывает даже то добро, которое сам сотворил.

И никогда раньше не ощущал я такого глубокого чувства отчужденности от самого себя и полного присутствия в мире.

Дочь горшечника Дибутада увидела на стене тень своего возлюбленного и обвела его профиль кинжалом. Благодаря этому рисунку ее отец изобрел стиль росписи, украшающей греческие вазы. В основе всех вещей лежит любовь.

Так уж скроен человек, дорогой мой, это двуликое существо: он не может любить, не любя при этом самого себя.

Днем полет птиц всегда кажется бесцельным, но к вечеру движения их становятся целенаправленными. Они летят к чему-то. Так же, может быть, с людьми, достигшими вечера жизни. Бывает ли у жизни вечер?

Искусство балансирует между двумя пропастями — легкомыслием и пропагандой. На гребне хребта, по которому идет вперед большой художник, каждый шаг — приключение, величайший риск. В этом риске, однако, и только в нем, заключается свобода искусства.

Между справедливостью и матерью я выбираю мать.

Цель писателя — сохранить цивилизацию от самоуничтожения.

Разве есть на свете хоть что-нибудь, ради чего можно отказаться от того, что любишь?

Абсурд рождается из столкновения человеческого разума и безрассудного молчания мира. Абсурд не в человеке и не в мире, но в их совместном присутствии. Абсурдно, что мы рождаемся, и абсурдно, что мы умираем.

Пишущему лучше недоговорить, чем сказать лишнее.

Настоящая забота о будущем состоит в том, чтобы отдать всё настоящему.

Время идет медленно, когда за ним следишь. Оно чувствует слежку. Но оно пользуется нашей рассеянностью. Возможно даже, что существуют два времени: то, за которым мы следим, и то, которое нас преобразует.

Лгать слишком утомительно.

Элементарными называются такие истины, которые человек открывает последними.

Что такое знаменитость? Это человек, которого все знают по фамилии, и потому имя его не имеет значения. У всех других имя значимо.

Мы обращаемся к Богу лишь для того, чтобы получить невозможное.

Если людям, снедаемым глубокой тоской, улыбается счастье, они не умеют скрыть этого: они набрасываются на счастье, словно хотят сжать его в объятиях и задушить из ревности.

Никто никогда не будет свободен, пока существуют бедствия.

У тех, кто пишет ясно, есть читатели; у тех, кто пишет туманно — комментаторы.

Самый опасный соблазн — не походить ни на кого.

Именно в мечте о жизни и существует человек, который находит свои истины и их теряет на земле.

Самая большая экономия, которая возможна в области мысли, — согласиться, что мир непознаваем, — и заняться человеком.

Человек никогда не бывает лицемером в своих удовольствиях.

Он столько раз давал ей почувствовать, что она для него существует, что в конце концов заставил её поверить, что она и в самом деле существует.

Истина сияет подобно свету.

На любви ничего нельзя построить: она — бегство, боль, минуты восторга или стремительное падение.

И никогда раньше не ощущал я такого глубокого чувства отчужденности от самого себя и полного присутствия в мире.

Считаться только со своим настроением — это привилегия крупных зверей.

Любить кого-то — значит согласиться стареть вместе.

Быть язычником для себя, христианином для других — к этому инстинктивно склоняется всякий человек.

Единственная свобода, которую можно противопоставить свободе убивать, — это свобода умереть, то есть освободиться от страха смерти и найти этому несчастному случаю место в природе.

Сексуальная жизнь была дана человеку, дабы сбить его с пути истинного. Это его опиум. Она все усыпляет.

Нельзя до бесконечности сжимать свою волю в кулак, нельзя все время жить в напряжении, и какое же это счастье одним махом ослабить, наконец пучок собранных для борьбы сил.

Любовь — болезнь такого сорта, что не щадит ни мудрецов, ни идиотов.

Те, кого людское правосудие или людская злоба держат за решеткой, нетерпеливо подгоняют настоящее, враждебно косятся на прошлое и абсолютно лишены будущего.

Чем меньше в жизни смысла, тем лучше она прожита.

Плакат на казарме: «Алкоголь усыпляет человека и будит зверя» — чтобы люди знали, почему они любят выпить.

С возрастом каждый приобретает тот облик, какого заслуживает.

Приговор, который вы бросили другим, в конце концов, полетит обратно в вашу физиономию и нанесёт ей повреждения.

У искусства случаются приступы целомудрия. Оно не может назвать вещи своими именами.

Чего стоит человек? Что такое человек? После того, что я видел, у меня до конца жизни не исчезнет по отношению к нему недоверие и всеобъемлющая тревога.

Равенство враждебно свободе. В Греции были свободные люди, потому что были рабы.

Но в истории всегда и неизбежно наступает такой час, когда того, кто смеет сказать, что дважды два – четыре, карают смертью.

Я не хочу быть гением, мне хватает тех проблем, с которыми я сталкиваюсь, пытаясь быть просто человеком.

Неизбежно только одно — смерть, всего остального можно избежать. Во временном пространстве, которое отделяет рождение от смерти, нет ничего предопределенного: все можно изменить и можно даже прекратить войну и жить в мире, если желать этого как следует — очень сильно и долго.

Каждому поколению свойственно считать себя призванным переделать мир.

Мы созданы, чтобы жить бок о бок с другими. Но умираем мы по-настоящему только для себя.

Иногда людям кажется, будто они в чем-то уверены, а на самом деле это не так.

Разнузданная чувственность приводит к убеждению, что мир бессмыслен. Целомудрие, напротив, возвращает миру смысл.

Наука объясняет то, что функционирует, а не то, что есть.

Абсурд имеет смысл, когда с ним не соглашаются.

Вечно наслаждаться невозможно, в конце концов, наступает усталость. Превосходно. Но от чего? На практике невозможно наслаждаться вечно, потому что невозможно наслаждаться всем.

Для любящего знать в подробностях, что делает любимое существо, есть источник величайшей радости.

Скука является результатом машинальной жизни, но она же приводит в движение сознание.

Боги наградили человека великими, блистательными добродетелями, позволяющими ему достичь всего, чего он пожелает. Но одновременно они наградили его и добродетелью более горькой, внушающей ему презрение ко всему, чего он достиг.

Я чувствовал в себе бесконечные силы: нужно было только найти им место приложения. Бедность моя не могла служить преградой моим силам: в Африке море и солнце ничего не стоят. Препятствием были скорее предрассудки или глупость.

Свободная печать бывает хорошей или плохой, это верно. Но еще более верно то, что несвободная печать бывает только плохой.

Конец истории, по словам Грана, был весьма прост. Такой же, как у всех: женятся, еще любят немножко друг друга, работают. Работают столько, что забывают о любви.

Там, где одни видели абстракцию, другие видели истину.

Человек не способен долго страдать или долго быть счастливым. Значит, он не способен ни на что дельное.

На вершине пламени крик обретает право творить слова и затем сам отражается в них. Я имею здесь в виду, что все мы, художники, неуверенные в таком бытии, но уверенные в нереальности другого, день за днем ждем, чтобы начать, наконец жить.

После определенного возраста каждый человек отвечает за свое лицо.

Стихийное бедствие и на самом деле вещь довольно обычная, но верится в него с трудом, даже когда оно обрушится на вашу голову.

Гений-это ум, знающий свои пределы.

Если душа существует, неверно было бы думать, что она дается нам уже сотворенной. Она творится на земле, в течение всей жизни. Сама жизнь — не что иное, как эти долгие и мучительные роды.

Я находился на полпути между нищетой и солнцем. Нищета помешала мне уверовать, будто всё благополучно в истории и под солнцем, солнце научило меня, что история — это не всё.

Физическая ревность есть в большей мере осуждение самого себя. Зная, о чем способен помыслить ты сам, ты решаешь, что и она помышляет о том же.

Рано или поздно наступает время, когда нужно выбирать между созерцанием и действием. Это и называется: стать человеком.

Малодушие всегда найдёт себе философское оправдание.

Нет судьбы, которую не превозмогло бы презрение.

Вряд ли моё сердце было естественно расположено к такой любви. Но обстоятельства помогли мне. Чтобы преодолеть природное безразличие, я расположился посередине между нищетой и солнцем.

Мыслитель движется вперед, если он не спешит с выводами, пусть даже они кажутся ему очевидными.

Поверьте, для некоторых людей отказаться от обладания тем, чего они вовсе и не желают, труднее всего на свете

Те, кто способны вдохновляться одновременно Достоевским и Толстым и с одинаковой легкостью понимают и того и другого, — натуры опасные для себя самих и для других.

Мы привыкаем жить задолго до того, как привыкаем мыслить.

Величие искусства не в том, чтобы парить над всеми. Напротив, оно в том, чтобы во все вмешиваться.

Я не создан для политики, ибо не способен ни желать смерти противника, ни смиряться с ней.

Мы всегда преувеличиваем важность жизни отдельного человека. Есть множество людей, не знающих, что делать с жизнью, — не так уж и безнравственно лишить их ее.

Итак, меня считали разумным. Но я не мог понять, почему же то, что в обыкновенном человеке считается достоинством, оборачивается сокрушительной уликой против обвиняемого.

Грубое физическое желание вспыхивает мгновенно. Но желание вкупе с нежностью требует времени. Приходится пройти через всю страну любви, чтобы загореться желанием. Не потому ли вначале так нехотя вожделеешь ту, которую любишь?

Предавая непомерно огромное значение добрым поступкам, мы в конце-концов возносим косвенную, но неумеренную хвалу самому злу.

Вечно наслаждаться невозможно, в конце концов наступает усталость. Превосходно. Но от чего? На практике невозможно наслаждаться вечно, потому что невозможно наслаждаться всем.

Не иди впереди меня — я могу не успеть. Не иди позади меня — я могу завести не туда. Просто иди рядом со мной и будь моим другом.

Надо, чтобы что-нибудь случилось — вот объяснение большинства человеческих конфликтов.

У меня внутри ужасная пустота, какое-то безразличие ко всему, которое меня убивает.

Если людям, снедаемым глубокой тоской, улыбается счастье, они не умеют скрыть этого: они набрасываются на счастье, словно хотят сжать его в объятиях и задушить из ревности.

Истина нашего века: пройдя сквозь суровые испытания, мы становимся лжецами.

Красота — это вечность, длящаяся мгновение.

Когда ждешь слишком долго, то уже вообще не ждешь.

Все — правда, и ни в чем нет правды!

Демократия — это не власть большинства, а защита меньшинства.

Когда религия соединяется с политикой, рождается инквизиция.

Я корил себя за то, что не обращал прежде внимания на рассказы о казнях. Следовало интересоваться этим вопросом. Никогда не знаешь, что может с тобой случиться.

Я уверен, что жив и что скоро умру. Да, кроме этой уверенности, у меня ничего нет. Но по крайней мере этой истины у меня никто не отнимет.

Я не понимаю уникального смысла мира, а потому он для меня безмерно иррационален.

Ничто так не воодушевляет, как сознание своего безнадежного положения.

Если тело тоскует о душе, нет оснований считать, что в вечной жизни душа не страдает от разлуки с телом — и, следовательно, не мечтает о возвращении на землю.

Мы живем будущим: «завтра», «позже», «когда у тебя будет положение», «с возрастом ты поймешь». Восхитительна эта непоследовательность — ведь в конце концов наступает смерть.

Нет ни одного даже самого прискорбного события, в котором не было бы своих хороших сторон.

Существует на свете нечто, к чему нужно стремиться всегда и что иногда даётся в руки, и это нечто — человеческая нежность.

Цель писателя — сохранить цивилизацию от самоуничтожения.

Даже очень умные люди гордятся тем, что они способны выпить на одну бутылку больше, чем сосед.

Мы редко доверяемся тем, кто лучше нас. Скорее мы избегаем их общества. Чаще всего мы исповедуемся перед теми, кто похож на нас или разделяет наши недостатки.

Раз порядок вещей определяется смертью, может быть, для Господа Бога вообще лучше, чтобы в него не верили и всеми силами боролись против смерти, не обращая взоры к небесам, где царит молчание.

Заблуждения радостны, истина страшна.

В этом мире нет смысла, и тот, кто узнает это, обретет свободу.

Все-таки стыдно быть счастливым одному.

Человек всегда бывает в чем-то немножко виноват.

Слава — это право любить безмерно.

Окружающих было бы гораздо легче выносить, если бы они могли время от времени менять физиономии.

То, что будет после смерти, не имеет значения, а сколько ещё долгих дней у того, кто умеет жить!

Стоит жизнь того, чтобы жить или нет, это единственно серьезный вопрос.

Объявить себя противником любого насилия так же умно, как объявить себя противником ветра, дующего в ту или иную сторону.

Так бывает нередко — человек мучается, мучается и сам того не знает.

Годы юности тянуться так медленно потому, что они полны событий, годы старости бегут так стремительно оттого, что заранее предопределены.

Всегда просто быть логичным, но почти невозможно быть логичным до самого конца.

Если бы я был моралистом и писал книгу, то из сотни страниц девяносто девять оставил бы чистыми. На последней бы написал: «Я знаю только один долг — любить».

Ничуть не стыдно отдать предпочтение счастью.

О любви обычно говорят, приукрашивая ее иллюзиями вечности.

Без греховного начала человек не смог бы жить, а без святого жил бы припеваючи. Бессмертие — идея бесперспективная.

Мы всегда преувеличиваем важность жизни отдельного человека. Есть множество людей, не знающих, что делать с жизнью, — не так уж и безнравственно лишить их ее.

Бывают мысли, которых не выскажешь вслух, но которые поднимают тебя высоко надо всем, в вольный свежий воздух.

Если вы закоренели в своем отчаянии, поступайте так, как если бы вы не утратили надежды, — или убейте себя. Страдание не дает никаких прав.

Длительная борьба за справедливость поглощает любовь, породившую её.

В настоящей страсти должна быть капля жестокости. А в любви — чуточку насилия.

Я никогда не думаю. Для этого я слишком умен.

Всякое свершение обрекает на рабство. Оно обязывает к более высоким свершениям.

У каждого человека бывает в сутки — ночью ли, днем ли — такой час, когда он празднует труса, и что лично он боится только этого часа.

Одни умоляют: «Люби меня! «Другие: «Не люби меня! «Но есть еще одна порода людей, наихудшая и наинесчастнейшая, они говорят: «Не люби меня и будь мне верна. »

Править — значит воровать, все знают это.

И долгая совместная жизнь, и мучительная страсть вскоре сводится к периодическому обмену готовыми штампами.

Человек никогда не бывает совершенно несчастен.

Уходя, я чуть было не протянул ему руку, но вовремя вспомнил, что я убийца.

Будь я деревом или животным, жизнь обрела бы для меня смысл. Вернее, проблема смысла исчезла бы вовсе, так как я сделался бы частью этого мира. Я был бы этим миром, которому ныне противостою всем моим сознанием.

Воля — то же одиночество.

Начало бедствий, равно как и их конец, всегда сопровождается небольшой дозой риторики. В первом случае еще не утрачена привычка, а во втором она уже успела вернуться.

Глупость настойчива и прокладывает себе дорогу. Мы бы понимали это, если бы не были так сосредоточены на себе.

— Любые ваши победы всегда были и будут только преходящими. — Знаю, так всегда будет. Но это еще не довод, чтобы бросать борьбу.

Жизнь слишком быстро входит в привычку. Хочешь заработать деньги, чтобы жить счастливо, и в итоге все силы, весь цвет жизни уходят на их добывание. Счастье забыто, средство принято за цель.

Гуманизм пока ещё не наскучил мне: он мне даже нравится. Но он мне тесен.

Добрые поступки имеют цену лишь потому, что они явление редкое, а злоба и равнодушие куда более распространенные двигатели людских поступков.

Когда мне физически не по себе, все мои чувства и мысли путаются.

Оправдание абсурдного мира может быть только эстетическим.

Древние философы размышляли гораздо больше, чем читали. Книгопечатание все изменило. Теперь читают больше, чем размышляют. Вместо философии у нас одни комментарии. Именно это имеет в виду Жильсон, когда говорит, что на смену эпохе философов, занимавшихся философией, пришли профессора философии, занимающиеся философами. Дошло до того, что сегодня философский трактат, не ссылающийся ни на какие авторитеты, не подкрепленный цитатами и комментариями, никто не принял бы всерьез.

Иной раз яснее разберешься в человеке, который лжет, чем в том, кто говорит правду. Правда, как яркий свет, ослепляет. Ложь, наоборот, – легкий полумрак, выделяющий каждую вещь.

Разве для того, чтобы любить сильно, необходимо любить редко?

Я жил так, а не иначе, хотя и мог бы жить иначе. Одного я не делал, а другое делал. И раз я делал это другое, то не мог делать первое. Ну что из этого? Ничто, ничто не имело значения. Из бездны моего будущего в течении всей моей нелепой жизни подымалось ко мне сквозь еще не наставшие годы дыхание мрака, оно все уравнивало на своем пути, все доступное мне в моей жизни, такой ненастоящей, такой призрачной жизни.

В молодости я требовал от людей больше, чем они могли дать: постоянства в дружбе, верности в чувствах. Теперь я научился требовать от них меньше, чем они могут дать: быть рядом и молчать. И на их чувства, на их дружбу, на их благородные поступки я смотрю как на настоящее чудо – как на дар Божий.

Справедливости нет, есть только пределы.

Зло, существующее в мире, почти всегда результат невежества, и любая добрая воля может причинить столько же ущерба, что и злая, если только эта добрая воля недостаточно просвещена.

Наш мир без любви — это мертвый мир и неизбежно наступит час, когда, устав от тюрем, работы и мужества, жаждешь вызвать в памяти родное лицо, хочешь, чтобы сердце умилялось от нежности.

Видения из твоих снов жрут из твоей тарелки

За неимением времени и способности мыслить люди хоть и любят, но сами не знают об этом.

Но как и всем, у кого нет души, вам невыносим человек, у которого ее избыток. Да, избыток! Вот что мешает вам! Не правда ли?

Мужчины и женщины или слишком быстро взаимно пожирают друг друга в том, что зовется актом любви, или же у них постепенно образуется привычка быть вместе. Между двумя этими крайностями чаще всего середины нет.

В наши дни уже никого не удивляет, что люди работают с утра до ночи, а затем сообразно личным своим вкусам убивают остающееся им для жизни время на карты, сидение в кафе и на болтовню.

Если я буду спать, кто мне даст луну?

Может быть, для Господа Бога вообще лучше, чтобы в него не верили и всеми силами боролись против смерти, не обращая взоры к небесам, где царит молчание.

Отдаваться может лишь тот, кто владеет собой. Бывает, что отдаются, чтобы избавиться от собственного ничтожества. Дать можно только то, что имеешь. Стать хозяином самому себе — и лишь после этого сдаться.

Не верьте вашим друзьям, когда они будут просить вас говорить с ними вполне откровенно. Они просто надеются, что своим обещанием ничего от них не скрывать, вы поддержите их высокое мнение о себе самих.

Самая горькая ошибка — заставить человека страдать.

Единственное желание измученного тревогой сердца — безраздельно владеть тем, кого любишь, или, когда настал час разлуки, погрузить это существо в сон без сновидений, дабы продлился он до дня встречи.

Когда тебе опротивела твоя жизнь, когда знаешь, что надо жить по-другому, выбора у тебя нет, не правда ли? Что сделать, чтобы стать другим? Невозможно это. Надо бы уйти от своего «я», забыть о себе ради кого-нибудь, хотя бы раз, только один раз. Но как это сделать?

Если душа существует, неверно было бы думать, что она дается нам уже сотворенной. Она творится на земле, в течение всей жизни. Сама жизнь — не что иное, как эти долгие и мучительные роды. Когда сотворение души, которым человек обязан себе и страданию, завершается, приходит смерть.

Раны от любви, в отличии ран от пуль, никого не убивают, но и не заживают никогда.

Болезнь не дает передышки.

Столько книг, но они едва перелистаны, столько друзей, но им едва отдаешь крохотную частицу сердца, столько женщин, но как мимолетны эти связи.

Ласковое безразличие мира.

Когда по обязанностям своей профессии или по призванию много размышляешь о сущности человеческой, случается испытывать тоску по приматам. У них, по крайней мере, нет задних мыслей.

Я не верю людям, которые говорят, что пустились в удовольствия от отчаянья. Подлинное отчаянье всегда ведёт либо к тяжёлым переживаниям, либо к бездеятельности.

Так или иначе, тебя всегда в чем-нибудь упрекнут.

Благодаря Саду эротика сделалась одним из направлений философии абсурда.

Он открыл шкаф, вынул из стерилизатора две гигроскопические маски, протянул одну Рамберу и посоветовал ее надеть. Журналист спросил, предохраняет ли маска хоть от чего-нибудь, и Тарру ответил: нет, зато действует на других успокоительно.

Праздность вредит только заурядным личностям.

А ведь того, что само собой разумеется, не ощущаешь.

Прекрасная женщина всегда желанна.

Газеты, размазывавшие на все лады историю с крысами, теперь словно в рот воды набрали. Оно и понятно: крысы умирали на улицах, а больные – у себя дома. А газеты интересуются только улицей.

О человеке всегда можно судить по тому, как он умеет соизмерять свои телесные нужды с духовными потребностями.

В этом мире конфликтов, в мире жертв и палачей, задача думающих людей в том, чтобы не быть на стороне палачей.

Тогда он спросил, неужели мне не интересно переменить образ жизни. Я сказал, в жизни ничего не переменишь, все одно и то же, а мне и так хорошо.

Счастье и успехи тебе прощают лишь при том условии, что ты великодушно соглашаешься разделить их с другими. Но раз хочешь быть счастливым, ты не можешь чересчур заботиться о других. Положение безвыходное. Будь счастлив и судим или не знай осуждения и будь горемыкой.

Административными заявлениями бедствия не пресечешь.

Неуверенность — вот что побуждает к размышлениям.

Плотская ревность – это результат воображения, а также и мнения человека о самом себе. Сопернику он приписывает те скверные мысли, какие у него самого были при таких же обстоятельствах.

В тридцать лет человек уже начинает стариться, и поэтому надо пользоваться каждой минутой.

Нет на свете человека настолько безупречного, чтобы доверить ему абсолютную власть.

Людям требуется трагедия. Что поделаешь, это их врожденное влечение, это их аперитив.

Я люблю жизнь — вот моя подлинная слабость. Так люблю жизнь, что не могу вообразить себе ничего, находящееся за её пределами. В этой жадности к жизни есть что-то плебейское, вы не находите? Аристократия смотрит на себя и на свою жизнь немного со стороны. Если понадобится, аристократ умрёт, он скорее уж сломается, чем согнётся. А я сгибаюсь, потому что всё ещё люблю себя.

Своих ближних легче переваривать малыми дозами. И это блюдо к тому же не подсолишь.

Мы все — исключительные случаи. Все мы хотим апеллировать по тому или иному поводу. Каждый требует, чтобы его признали невиновным во что бы то ни стало, даже если для этого надо обвинить весь род людской и небо.

Любовь можно сохранить по причинам, не имеющим отношения к любви. Например, по причинам морального порядка.

Не люблю, чтобы меня заставали врасплох. Уж если что-то должно случиться, лучше я буду к этому готов.

Друзей у меня нет, есть только сообщники.

В лоне великих катастроф зреет страстное желание жить.

Любовь – болезнь такого сорта, что не щадит ни мудрецов, ни идиотов.

С возрастом каждый приобретает тот облик, какого заслуживает.

Советую вам не мешкать на пути к удаче.

Чему учит тебя година бедствий: есть больше оснований восхищаться людьми, чем презирать их.

Было время, когда мне каждую минуту казалось, что до следующей минуты мне не дожить.

Я восхищался собственной натурой, а ведь всем известно, что это большое счастье, хотя для взаимного успокоения мы иногда делаем вид, будто осуждаем такого рода чувство, называя его самовлюблённостью.

Человек чести — такое редкое животное в этом мире, что слишком долго лицезреть его мне трудно.

Я никогда не мог до конца поверить, что дела, заполнявшие человеческую жизнь, — это нечто серьезное.

Чтобы быть счастливыми, мы не должны быть слишком озабоченными другими.

Облик счастливца, удачника, особенно когда в нем проступают черты самодовольства, может взбесить даже осла.

Думаю, я просто лишен вкуса к героизму и святости. Единственное, что мне важно, — это быть человеком.

А что такое, в сущности, чума? Тоже жизнь, вот и все.

Заметили вы, что встречаются люди, которые по заповедям своей религии должны прощать и действительно прощают обиды, но никогда их не забывают?

И в конце концов видишь, что никто не способен по-настоящему думать ни о ком, даже в часы самых горьких испытаний. Ибо думать по-настоящему о ком-то — значит думать о нем постоянно, минута за минутой, ничем от этих мыслей не отвлекаясь: ни хлопотами по хозяйству, ни пролетевшей мимо мухой, ни принятием пищи, ни зудом. Но всегда были и будут мухи и зуд. Вот почему жизнь очень трудная штука.

Было время, когда мне казалось, что я достиг предела страданий. Но нет: можно идти еще дальше. Но нет, можно идти еще дальше. За рубежами страны отчаяния лежит счастье, бесплодное и величественное.

Творить — это жить дважды.

Любовь требует хоть капельки будущего.

Если продолжать искренне любить то, что в самом деле достойно любви, и не растрачивать свою любовь по мелочам, по пустякам, по глупостям, можно понемногу сделать свою жизнь светлее и стать сильнее.

Пойми их всех. Люби и выделяй немногих.

Человек сознателен ровно настолько, насколько не скрывает от себя своего страха.

Безрассудство любви в том, что любящий стремится, чтобы дни ожидания поскорее прошли и пропали.

Официант кафе всегда в курсе всех дел.

Они живут в толпе, но умирают в одиночестве.

Раз уж приходится умереть, то, очевидно, не имеет большого значения, когда и как ты умрешь.

Человек свободен всегда за счет других.

Ощущать узы, соединяющие тебя с землей, любить хотя бы немногих людей, знать, что есть на свете место, где сердце всегда найдет покой, — это уже немало для одной жизни.

Отчего люди пьют? Оттого, что после выпивки все наполняется смыслом, все достигает высшего накала. Вывод: люди пьют от беспомощности или в знак протеста.

Для того, чтобы заново начать жизнь, не обязательно быть счастливой.

Из ящика Пандоры, где скрывались все злосчастья человечества, древние греки последней выпустили надежду как самую грозную из казней.

Заблуждения радостны, истина страшна.

Общественное мнение – это же святая святых: никакой паники, главное – без паники.

Наконец-то вы поняли, что для того, чтобы умереть, не обязательно провиниться.

Ревность — это так некрасиво! Страдать из-за самолюбия и слишком живого воображения!

Спокойствие, господа, спокойствие. Будем соблюдать приличия. Римская империя — это мы. Если мы потеряем лицо, империя потеряет голову. Сейчас не время паниковать! Для начала давайте позавтракаем. И империи сразу полегчает.

Люди плачут потому, что вещи не такие, какими должны быть.

Стоит ли жизнь труда быть прожитой, или она того не стоит.

Бывают мысли, которых не выскажешь вслух, но которые поднимают тебя высоко надо всем, в вольный свежий воздух.

Этот мир, такой, как он есть, невыносим. Следовательно, мне нужна луна, или счастье, или бессмертие, что угодно, пусть даже безумие — но не от мира сего.

Человек, который не хочет оправдываться. Он предпочитает мнение, которое о нём сложилось. Он умирает, так и не открыв никому правды о себе.

Они несчастливы потому, что не умеют плыть по течению.

Несчастье подобно женитьбе. Думаешь, что выбираешь, а оказывается, выбрали тебя.