Валентин и валентина рассказ на дзене

Сараева
Часть 1.

Катерина проснулась среди ночи от режущей боли в низу живота. «Неужели, началось!? — мелькнула мысль -Но ведь рано еще. Две недели почти до срока.   Может быть съела что-нибудь не то?». Она полежала еще немного, прислушиваясь к затихающей в глубине тела, боли.
«Приснилось»- подумала облегченно.  Женщина осторожно  отодвинулась от разметавшегося во сне мужа. «Умаялся бедолага.  Шутка ли,  четвертый день по 12 часов из-за штурвала не встает».  Ее Семен работал комбайнером в богатом по меркам шестидесятых лет, совхозе.  Синоптики обещали к концу недели затяжные дожди. Вот и спешил совхоз убрать вызревшие зерновые. Урожай нынче, как никогда удался.
Новый , еще более сильный приступ боли вырвал из уст засыпающей Кати едва сдерживаемый стон.  Предстоящие роды были у нее  вторыми, поэтому Екатерина особо не испугалась.   Осторожно сползла с постели и придерживая обеими руками большой , наполненный болью живот, тихонько поплелась на кухню.
Остановившись у двери  дочкиной спальни, отвела в с торону портьеру и заглянула внутрь комнаты.  Пятилетняя Валюшка, едва освещаемая приглушенным светом ночничка, спокойно спала в своей кроватке.
Катерина медленно преодолевая расстояние, подошла к Валюшке и подняв с пола упавшее одеяло, прикрыла голые ножки ребенка. «Красавица моя- умильно подумала женщина — Вся в отца. Волосы-то! Просто сноп пшеничный. А густые какие!»   Сама Катерина была смуглолица и темноволоса.  Ее недавно умершая мать, имела в роду татарские корни.
Добравшись до кухни, Катерина жадно припала  к ковшу с водой. Немного успокоившаяся боль, с новой силой рванула внутренности. «Ну все, Семена будить надо. Пусть свою колымагу  заводит и везет в роддом. До утра, видно, не дотерплю   Хоть бы мальчонку Бог послал. Отцу утешение.»
Катерина с трудом разбудила переутомившегося за уборочную страду мужа. «Сёма, вставай, началось» -, жалея мужа больше чем себя, простонала  женщина.
Кое-как разобравшись спросонья что к чему, Семен торопливо выскочил во двор,  намереваясь завести свой старенький «Москвич», доставшийся ему  еще от отца. Катерина, между тем,  достала из шифоньера заранее припасенный узел с «приданным» для малыша.
Капризный «Москвич», словно чувствуя всю ответственность момента, завелся, на редкость быстро.
Семен осторожно усадив жену на заднее сидение, выехал со двора.
Жил Семен Гужов с семьей в небольшом  провинциальном городке «К» на севере Новосибирской области.  Городок хоть и был  не большим по численности населения, но раскинулся он на площади, занимающей несколько десятков квадратных километров. От дома Гужевых до центральной больницы, даже при полном отсутствии движения, пришлось добираться не менее получаса. Этому способствовали еще и городские дороги, давно требующие капитального ремонта.
Большая часть городка представляла собой индивидуальные деревянные, реже кирпичные постройки. Многим из которых было уже лет по 70, а то и больше.
Многоэтажки, как это водится, стали возводить в послевоенные годы . Причем , сносились центральные  дома и целые улицы, а на их месте росли  серые, неприглядные пятиэтажные дома.    И только в самые последние годы, на окраине городка построили, наконец-то, несколько высоток.
Там, рядом с этими высотками  стояло не просто старое, а старинное, двухэтажное здание районной центральной больницы. Причем, новенькую поликлинику сдали городу под ключ, всего пару лет назад.
А стационар как был при «царе Горохе» так и остался. Слегка лишь подремонтировали, залатав особо бросающиеся в глаза дыры, и  сдали  в эксплуатацию еще на много лет. Но в областных отчетах,  Администрация города, легкий, косметический ремонт провела, как капитальный.
Двор больницы почти не освещался. Только над входной дверью горел матовым светом небольшой, уличный фонарь. 

Семен остановил своего потрепанного «коня» в боковой аллейке, под сенью полуоблетевших берез и осторожно повел жену на свет фонаря.
«Семочка,  Валюшка одна там. Проснется, напугается, — почти теряя сознание от боли, бормотала Катерина- Ты поспеши милый.  Корову пусть Люба  Южанина подоит. Я с ней говорила.»  Семен, крепко поддерживая жену под руку, ласково уговаривал жену:  « Катюша, да ты не переживай так. Себя побереги. Наша Валюха   сама кого хошь напугает.  Да и спит она крепко. И корову подоим, и свинку накормим. Не бойся ничего. Ты силы для сына береги. А Валюшку я к маме на недельку отправлю, пока  уборочную не закончим»
Несмотря на  жуткие приступы боли, Катя  испуганно и умоляюще запричитала «Семочка, только не к Нелли Егоровне. Что она там может увидеть хорошего?   Как бабушка, которую она видела три раза в жизни, очередного старика в постели ублажает?»
Семен поморщился. Слышать нелестную правду о матери, которую, несмотря ни на что, по прежнему любил, было больно.
Нелли Егоровна, несмотря на свои 60 с небольшим лет, продолжала строить из себя молоденькую девочку.   Она вульгарно красилась, носила вызывающе короткие юбки  и большую часть свободного времени проводила в парикмахерских и у портных. Тратя на это всю свою немалую зарплату. Работала мать Семена главным бухгалтером в большом молокоперерабатывающем комбинате.
Несмотря на  странности своего поведения, бухгалтером она была , можно сказать, талантливым. Катя была права укорив мужа за то, что его мать, проживая с ними в одном городе, почти не навещала семью  сына .  Внучка ее абсолютно не интересовала, так же, как не интересовали бабушку  двое старших внуков от дочери  Марины, давно уже проживающей с семьей в г. Новосибирске.
Сдав жену  дежурной акушерке, Семен быстренько отправился к машине. Он хоть и успокаивал Катю, но за дочку, оставленную без присмотра, переживал не меньше ее.
Старенький «Москвич», видимо решив, что исполнил на данном этапе все свои обязанности, умер,  видимо, окончательно. С полчаса Семен пытался завести машину. Но все его попытки, все усилия, оказались тщетными.   «Москвич»  не подавал никаких признаков жизни.
Усевшись на заднее сидение,
Семен задумался.   Мимолетно брошенный укор жены по поводу его матери, всколыхнул в сердце мужчины все то, что он тщательно пытался забыть.
С раннего детства, Семка слышал в доме только ругань и выяснения отношений между родителями.  Мать мало уделяла внимания детям. Старшая сестра Семена Марина, быстро повзрослевшая, серьезная не по годам, закончив 8 классов, бежала из дома. Она устроилась где-то в Новосибирске, поступив в ПТУ на полное государственное обеспечение.
Маринке повезло. Её заметил молодой мастер по обучению и вскоре уговорил совсем молоденькую, несовершеннолетнюю девочку стать его женой.
Маринка согласилась и не ошиблась.  Вот уж лет пятнадцать, сестра Семена живет с мужем, старшим.  ее на 12 лет.  Супруги  воспитывают двух сыновей.  У них небольшая, но отдельная квартира.  А главное, полное взаимопонимание в дружной, трудолюбивой семье.
К матери Марина предпочитает не ездить.
 Отец Семена, слабовольный, добрейшей души человек, не выдержав измен  жены, которую любил больше жизни, ушел однажды из дома и больше не вернулся. 
Его искали сначала всем совхозом, где он работал зоотехником. Потом к поискам присоединилась милиция, дружинники и добровольцы из соседей и родственников.
Но Матвей Ильич, главный зоотехник совхоза «Рассвет Коммунизма», словно в воду канул. Ни живого, ни мертвого его больше никто и никогда не видел.
Случилось это в тот год, когда Семен сдавал экзамены на аттестат зрелости за десятый класс.
Нелли Егоровна утешилась очень быстро. Не прошло и пяти месяцев со дня пропажи  мужа, как она привела в дом ему замену .
Примак оказался моложе матери Семки лет на  восемь.   С первых же дней, он принялся за воспитание пасынка. Результатом этих придирок стало то, что Семка сбежал к сестре в Новосибирск.   
Муж Маринки не выказал особого неудовольствия и мальчик прожил у них до самой армии, попутно готовясь в институт. Чтобы не сидеть на шее зятя и беременной сестры, Семен без раздумий устроился дворником на железнодорожный вокзал.
Но после армии, когда у сестры появился уже второй малыш — погодок, Семен и сам понял, что в семье сестры он лишний. Пришлось возвратиться в родной городок в дом матери.      За эти годы  дама успела уже раз пять побывать «замужем».
Но ни один ухажер не задерживался у нее больше, чем на полгода.
 Распутная женщины  искренне убеждена в том, что Конституцией  ей дано право на вольную жизнь.   Слова  матери «Мне Партия дала права равные с мужчиной. Что хочу , то и делаю»- Семен слышал сотни раз, едва ли не с пеленок.
Молодой парень, унаследовавший слабовольный отцовский характер,  не нашел  в себе решимости образумить распутную родительницу.  Не имея возможности поступить в институт, парень подал документы в местный Сельскохозяйственный техникум на отделение «Механизатор широкого профиля»
 Учиться пришлось заочно.  Но это не испугало Семена.  Он устроился в совхоз подсобным рабочим. Через полгода уже сел на трактор. А через год, любознательный, влюбленный в технику парень, уже во всю водил совхозный грузовик.    Здесь же, в столовой, парень встретил свою Катюшу.
Умная, красивая девушка, так же как и Семен, не имела возможности продолжить учебу после окончания школы.  Она вынуждена была ухаживать за тяжело больной, разбитой инсультом матерью. Произошло это после того, как в озере утонул  младший братишка Кати, семилетний Колюня.   
Глава  семьи, и до этого не отличавшийся порядочностью, бросил  парализованную жену с 15 летней дочерью на произвол судьбы.
Он уехал в Омск и там, по слухам, женился на женщине, много старшей себя, но без детей и с хорошей квартирой.
Кате пришлось поле восьмого класса, пойти на  двухгодичные курсы поваров. Директор совхоза, проникнувшись тяжелым положением семьи, распорядился, чтобы на девочку были оформлены соответствующие документы, по которым совхоз на время Катиного обучения, выплачивал ей повышенную стипендию.
После окончания учебы, девочка должна была отработать в столовой совхоза не менее трех лет.
Кате, мечтавшей с детства, стать доктором, работа понравилась.  Поваром она стала замечательным и  не помышляла больше о другой работе.
Молодые люди поженились, едва Катюше исполнилось 19 лет.  Дом у Катиных родителей был достаточно просторным.   Семен сразу же взялся за его благоустройство и отделку. Для  совершенно неподвижной   мамы Кати, была выделена самая лучшая и теплая комната, в которую  Семен провел воду и  установил большую чугунную ванну для купания больной женщины.
По благодарному взгляду   матери, которая не могла даже говорить, Катя видела, как рада она за нее, как  довольна своим зятем.
Молодым людям пришлось нанять сиделку. Раньше, когда Катя жила одна с матерью, ухаживать за больной женщиной, ей помогала ее школьная  подруга и соседка Люба.
Но Любаша вышла замуж, сменила фамилию с Гороховой на Южанину, забеременела и отныне большую часть времени уделяла своей семье. Но несмотря на это обстоятельство, подруги оставались подругами. И даже детей, родившихся в одном году, они назвали одинаково.   Любашин Валентин был всего на пару месяцев старше Катиной Валентины.
Тещу Семен похоронил пару лет назад.  Женщина умерла во сне. Тихо и безропотно.
  Так же, как тихо и безропотно   жила, вернее, существовала последние годы.
Воспоминания эти разбередили душу молодого мужчины.  За окошечком «москвича» стояла черная, непроглядная ночь. «Уснуть с часок что ли!»  Идти пешком домой через весь город, было слишком далеко.   Мысленно попросив судьбу уберечь его Валюшку от любых неприятностей, — Семен   прислонился спиной к боковой дверце машины и действительно уснул. Сказывались последние перенапряженные дни уборочного сезона.
Разве мог знать молодой, полный жизни и надежд на будущее мужчина, что видит он последний сон в своей недолгой жизни.
      Водитель «Скорой помощи» только что высадил у главного входа в больницу очередного пострадавшего.  На сей раз, пьяного мужчину с сильно израненным лицом.  То ли тот сам приложился об острые камни асфальта, то ли помог кто, водителя не интересовало. Он хотел одного — поспать.   Молоденькая сопровождающая медсестра повела пострадавшего пьяницу к двери. Водитель зло рванул  «таблетку с места и не снижая скорости, въехал под сень сомкнувшихся над темной аллеей берез.
Серый, припорошенный опавшей листвой, бампер старенького «Москвичонка», уставший водитель «скорой» заметил только тогда, когда тормозить было уже бесполезно. Он резко вывернул руль, пытаясь объехать легковушку. УАЗ , сломав тощенький штакетник, уткнулся носом в ствол тоненькой березки. Сзади послышался звон разбитого стекла.    Небольно сунувшись носом в окно УАЗика, водитель выскочил из-за баранки, пылая праведным гневом. Он готов был раздробить эту чертову колымагу, превратить ее в пыль: «Ну, козел, появись только, башку просажу! Десять лет уж свою «таблетку» здесь ставлю. Ни одна  божье создание  не посмела сюда соваться. А какой-то раз..баный металлолом вздумал из себя «крутую тачку изображать»
Водитель осмотрев задний бампер, вплотную притулившейся к «Москвичу» «Скорой», успокоился.    Стекло разбилось не в его УАЗе, а в  боковой дверце нахала, посмевшего устроиться на ночлег на законном месте водителя «Скорой».
«Пусть только предъяву кинет, гад.  Я ему еще и остальные окна перебью»- Успокаивая сам себя, водитель подошел к разбитому окошечку «москвича»
При слабом свете фар его УАЗа, он холодея от ужаса, увидел свисающую из разбитого окна, голову человека. «Эй мужик, ты что?  Чего молчишь!?»  Водитель трясущейся рукой осторожно ощупал  голову хозяина машины. Рука  его нащупала торчащий из виска осколок стекла. Узкий и острый, он весь покрыт был липкой, горячей кровью, казавшейся в полутьме совершенно черной.
Не до конца осознавая весь ужас произошедшего, водитель  обежав  «Москвич» с другой стороны, потянул дверцу на себя. 
Бормоча что-то невразумительное, он  вытащил незнакомца из машины. . «Давай, друг, давай. Пойдем в больничку. Все будет хорошо».  Но мозг бедняги уже подсказывал ему, что хорошего ничего не будет. Мужчина которого он старался удержать на ногах, безвольно сползал на асфальт, не подавая никаких признаков жизни.
Поняв наконец, что произошло самое страшное что может только произойти, водитель завопил безнадежно и тоскливо, как умирающее животное.
Вопль этот, прозвучавший в ночной тишине необычно громко, разбудил многих обитателей стационара.
Услышала его и Катерина. Дикие приступы боли не давали женщине сомкнуть глаз ни на секунду.  Донесшийся через приоткрытое окно жуткий  мужской крик, отозвался в сердце роженицы  непонятной паникой.
Ей вдруг нестерпимо захотелось встать с родильного стола и выглянуть в окно. Но суетящаяся над ней немолодая акушерка, сердито прикрикнула на приподнявшуюся роженицу:«Успокойтесь, мамаша. Уличные драки нас с вами не касаются. Нам необходимо родить здоровенького, умненького малыша. И самой не порваться. А в остальном, без нас разберутся».
Краем ускользающего сознания, Катерина, помимо своей воли , продолжала прислушиваться к шуму, доносящемуся уже из коридора больницы. Но собственные схватки, перешедшие в одну нескончаемо  длинную и невыносимо болезненную потугу, не дали возможности женщине что-то понять из происходящего за тонкой стенкой отделяющей родильное отделение от травматологии.
«Ну вот. Смотри красавица какая. Цыганочка, да и только»- голос акушерки, только что принявшей крупненькую, смугловатую девочку, уплывал, убаюкивал.  И Катя , едва успев пробормотать: «Сема сына ждал»- провалилась в глубокий сон.
О трагической, нелепой смерти любимого мужа, Катя узнала уже на следующий день. Она только что покормила дочку и теперь с нежностью рассматривала  запеленутого ребенка, лежащего на ее коленях. Девочка, явно была «её».   Черненькая, смуглая, она совершенно не походила на  первого младенца, произведенного Катей на свет. Валюшка родилась светловолосой и белокожей.  «Счастливой будет, на отца похожа» — говорили о ней знакомые.
«И Наденька моя счастливой будет. С таким-то отцом!».  Еще до родов, Катерина решила, если родится дочка то будет Надюшей в честь  Катиной матери. А если сын- то  будет Матвеем в честь отца Семена.
В палату вошла санитарка, баба Настя. Не старая еще пенсионерка подрабатывала техничкой в родильном отделении.
«Ноги, девки поднимайте. Пол мыть буду»
«Баба Настя, а подождать нельзя?   Пусть деточек унесут сначала»-  возмутилась Катина соседка, кормившая сынишку.»
«Некогда мне , красавицы. Мне еще покойника мыть предстоит.»
У Катерины вдруг мгновенно взмокли руки и мелко задрожало все внутри. Она осторожно положила на постель  уснувшую дочку и не отдавая себе отчета в охватившей ее панике, сипло прошептала «Какого покойника, баба Настя?»
«Ой, да я откуда знаю, какого?   Говорят, молодой мужик совсем.  Прихожу утром на смену, а мне девчонки медсестры такие страсти порассказали — волосья дыбом» Санитарка опершись на швабру и горестно поджимая синеватые  губы, продолжала: «Митька наш, шофер со «Скорой», ночью сослепу на какого-то мужика налетел.  Тот, говорят, пьяный в машине своей спал.     Это ж, надо было  около больницы пристроиться , как будто других мест не было. И сам пропал и Митьке теперь тюрьма грозит. А у того детишек трое»
«Нет, нет, это не Сема, это не он. Сема не мог Валюшку одну бросить.  Это какой-нибудь алкаш. Сема у меня не пьет. Господи, ну что за ерунда в голову лезет! Конечно не Сема»- Катя даже хохотнула, что прозвучало глупо и неуместно в создавшейся ситуации.
«А что за мужик-то?   Знает кто?» — переспросила соседка Кати.
«Не знаю, девки, выясняют пока врачи. Машина его под забором стоит. Старенькая, серая такая».
 В следующую секунду, Катя увидела резко обернувшихся к ней, перепуганных женщин и только после этого услышала свой невыносимо пронзительный визг..
В палату влетела  медсестра. Кинувшись к упавшей на пол Кате, она попыталась приподнять ее, но Катя билась в дикой истерике отбрасывая от себя всех, кто пытался приблизиться к беснующейся женщине.
Явившийся на шум главврач отделения приказал дежурной акушерке , для начала поставить  женщине успокоительный укол.   Когда Катерина, сраженная сильной дозой снотворного, наконец затихла, доктор велел унести детей и рассказать что здесь произошло.   
«Это я виновата — всхлипнула баба Настя — про покойника сказала. То ли напугалась баба, то ли это мужик ейный»
«Ясно, — хмуро отозвался доктор- из милиции только что прибыли. Узнаю пойду»
Весь день в больнице царило нездоровое оживление.  Районный городок «К.»,   в котором все это происходило, был сравнительно небольшим. 
В двухэтажном здании больницы, где располагались и роддом, и кардиология, и неврологическое отделение,  горькая новость о трагическом происшествии, разлетелась в мгновение ока.
И больные, и медперсонал, целый день, как бы ненароком, заглядывали в палату, где в глубоком, нездоровом сне, вызванном наркосодержащим лекарством,   металась несчастная роженица,   потерявшая мужа в нелепом ДТП.
Когда дежурная акушерка попробовала подсунуть под грудь сонной матери, пищащего от голода младенца стало ясно, что у Кати пропало молоко.
Девочку с того дня, кормили все, кто имел возможность.   А возможность такая была почти у каждой роженицы.
Пришедшая в себя Катя, больше не кричала. Она впала в глубокую депрессию.
 Несчастная женщина целыми днями лежала, глядя пустыми страшными глазами в потолок и тихонько судорожно стонала. Из-за своего почти невменяемого состояния, Катя не смогла даже проститься с мужем.  Похороны лучшего механизатора совхоза, взяла на себя организация, в которой Семен работал.
Нелли Егоровна, жеманно промокая глаза платочком, картинно выставила на стол две бутылки водки. На этом ее  помощь в похоронах сына закончилась.
Марина, приехавшая всего на пару дней,  отдала Любе для передачи Катерине  приличную сумму денег. Но  Марина носила  в себе третьего дитя. Кроме того, младший сынишка подхватил в школе ангину и  муж взял отгул для  присмотра  за детьми. Марина не имела возможности задержаться хоть ненадолго, чтобы как-то поддержать сноху.
Траурная, похоронная процессия остановилась у больничного стационара, чтобы дать возможность  жене проститься с мужем. Но Катя, едва увидев в окно гроб с телом Семена, упала тут же без сознания. Женщину привели в себя, но лечащий врач не отпустил Катю проводить гроб с телом мужа на кладбище.
Видимо, это обстоятельство еще больше угнетало Катерину. 
Она отворачивалась от приносимого ей дитя., даже не пытаясь попробовать покормить кричащую дочку.  Казалось, что жизнь со всеми ее радостями, бедами недоразумениями и  потерями, полностью перестала Катю интересовать.
Посоветовавшись на пятиминутке, врачи переместили ,Катерину из родильного отделения в неврологическое.   Наденьку носить к матери перестали.  Невропатолог, взявшийся за лечение сложной больной решил, что соскучившись по дочке, Катерина скорее встанет на путь выздоровления. Самым важным на то время, было вывести больную из состояния  жесточайшей депрессии. 
На девятый день после похорон, к Кате в палату вошла Люба. Она привела с собой  Валюшку. Девочка бросилась к матери. Целуя ее лицо, всхлипывая,  девочка принялась жаловаться матери на Вальку, который ее дразнит, на тетю Любу, которая не пускает ее к папе, на папу, который не приходит с работы.
Люба, испугавшись столь бурной сцены, попробовала увести ребенка, но тут случилось почти чудо.
Катя поднялась с постели и обнимая старшенькую, попросила у подруги чего-нибудь покушать.
Обрадованная Любаша кинулась распаковывать  пакеты и пакетики в которых принесла передачу.

Катя с жадностью накинулась на горячие блинчики. Слишком сытный обед после  нескольких дней почти полной голодовки, подействовали на Катю, как стакан крепкого вина. Она ослабла, потускнела. Улыбка, только что слегка озарявшая ее лицо, сменилась плаксивой гримасой. Свалившись на постель, Катя прижала к себе Валюшку и бурно разрыдалась.
Вошедший в палату лечащий доктор вопреки ожиданию Любы, не стал ее ругать. Наоборот. Он тихонько подталкивая  к выходу посетительницу шепнул, «Ничего! Слезы , это хорошо. Начало выхода из «ступора» Будем надеяться на лучшее»
Кате поставили укол и она уснула. Люба, забрав упирающуюся Валюшку, уехала домой. После похорон  отца, девочка постоянно жила у Любы.  Бабушка Нелли, уходя после поминального ужина, сделала вид, что не заметила внучку.
Люба торопилась домой. Туда, где ждал ее сын Валька и муж   Михаил, уставший после работы. Начался дождь. Резкие порывы холодного осеннего ветра, несли по мокрому асфальту последние, сорванные с деревьев листья.
Бабье лето кончилось. Начиналось самое неприятное время года. Предзимняя слякотная пора, полная холодных дождей и ветра.

Катя проснулась поздно ночью. В палате грел небольшой ночничок.  Две соседки по палате, крепко спали.  Катя осторожно выглянула в коридор. Дежурная медсестра спала, сидя за стольком на, так называемом «посту».  Прокравшись на цыпочках мимо уставшей за день молодой девушки, Катя спустилась в полуподвал, где находились вещи больных. Но шкафчики все были плотно заперты на ключ. Осмотревшись, Катя увидела ватную телогрейку и резиновые сапоги. Видимо, эти вещи принадлежали уборщице помещения.
На голову Катя накрутила старенькую пеленку, лежащую на подоконнике. Одев фуфайку, натянув сапоги на тонкие чулки  Катя , откинув с двери кованный крючок, вышла в холодную, мокрую  темноту.
Не совсем адекватной от горя и лекарств женщиной, руководило одно желание. Проведать умершего мужа, помянуть его в девятый день после смерти.
Кладбище в небольшом городке было одно. И находилось оно не так  далеко. Километрах в двух от  окраины города.  Как раз с той стороны, где располагалась старая больница. В реденьком березовом колке, протянувшемся вдоль проселочной дороги.
Никем не замеченная, Катя быстро, насколько ей позволяли ослабевшие ноги, побежала с сторону кладбища.
 Хватились женщину в больнице только в шесть утра, в те минуты, когда медперсонал разносит по палатам первые порции лекарств.
Дежурная медсестра, решив, что Катя вышла в туалет, не стала оставлять для нее лекарств. Следуя указанию главного лечащего врача, она должна была строго следить, чтобы эта больная принимала лекарство в присутствии медперсонала.
Девушка, разнеся все препараты, снова вошла в палату к Кате и снова не застала ту на месте.
Встревоженная медичка, проследовала в туалет. Но больной там не оказалось.
Начиная уже серьезно тревожиться, медсестра обежала весь корпус, попутно расспрашивая всех, кто встречался ей в это раннее утро.
А час спустя, на смену пришла санитарка и тут выяснилось, что пропала фуфайка и сапоги. А в полуподвальном помещении открыта входная, запасная дверь
В больнице поднялась паника. Катю искали все, кто имел возможность передвигаться. Лечащий доктор узнав о случившемся,  пообещал «Уволить к чертям собачьим всех виноватых, если не дай Бог, женщина ушла не домой, а бродит где-нибудь по холодным улицам»
И только часов в одиннадцать утра,  двое рабочих приехавших копать могилу для умершего старичка, обнаружили на кладбище  неподвижно лежащую на свежем холмике, женщину.
Катю с трудом оторвали от холмика, за который она продолжала судорожно цепляться, даже будучи в полубессознательном состоянии.
Доставленную на стареньком «запорожце» в больницу, ее тут же поместили в ванну с горячей водой.Затем, закутанную в несколько одеял женщину, подключили к аппарату жизнеобеспечения.
За жизнь  несчастной, врачи боролись больше десяти дней.
Но ослабленный горем, глубокой депрессией и жесточайшей простудой организм, не желал бороться.
Двухстороннее воспаление легких, послеродовая горячка и множество других патологий привели к отказу работы почек. 
Катерина, мать двоих малолетних девочек, не захотела оставить своего горячо любимого Сему. Страшная по своей нелепости весть, мгновенно облетела всю округу.
Хоронили Катю едва ли не всем городом.

часть 2

Марина на этот раз, не смогла приехать на похороны снохи. Она прислала телеграмму на имя Любы с глубокими соболезнованиями и извинениями.
Люба, совершенно потерявшая голову от горя, сама была на грани нервного срыва. Но  верная подруга безвременно умершей женщины, понимала — свались она и никого, кроме чужих людей, рядом с покойницей не останется.
Нелли Егоровна, на этот раз, проявила почти сочувствие. Она даже  просидела несколько часов у гроба снохи. Цену этого сочувствия, Люба узнала очень скоро. Всего через неделю после похорон подруги.
Дочку Кати Валюшку, вместе с Любашиным сыном Валей, отправили на время в дом к Любиной свекрови, жившей в пяти  километрах от городка, в поселке М..

После похорон подруги, Любе некогда было предаваться отчаянию. На нее свалилась сразу куча забот Надо было доить корову , кормить поросенка и кур  погибших соседей. Но главное, это необходимо было как -то успокоить  все понимающую сиротку Валюшу. Люба находилась в панике. Она не знала, что делать. Бабушка Нелли, оставшаяся поблизости единственная близкая родственница девочек, не появлялась .  Не приезжал никто из органов Соцопеки. Люди, посудачив о совершенно нелепой, преждевременной смерти  супругов Гужевых, как будто успокоились. Правда раз- два в день, кто-нибудь появлялся  на пороге Южаниных, чтобы передать для Валюшки «гостинчик»  Это были кулечки конфет, куколка, приличное платьице или домашняя выпечка.
Люба благодарила людей, но спешила выставить за дверь дарителя, чтобы не тревожить девочку.
И так, просыпаясь по утрам, Валюшка ежедневно подступала к «тете Любе» с вопросами. «Где папа с мамой? Где сестричка маленькая? Почему так долго не приходят?»
Люба послала телеграмму Марине с просьбой приехать, решить вопрос с детьми . Но через неделю, она получила перевод на небольшую сумму денег и письмо.
В письме, Марина умоляла Любу поговорить в Нелли Егоровной по поводу детей. Может быть, бабушка образумится и возьмет под опеку родных внучек.
«Любаша, вы самый справедливый и добрый человек. Поймите меня правильно, мне рожать через пару месяцев. Мальчишки должны учиться. У них такой возраст, самый переломный.  Очень много внимания надо им уделять. Квартирка крохотная. Куда мне еще двоих девать? А у мамы дом, как дворец.  И зарплата хорошая. Может няньку нанять. Я маме написала, что по мере возможности, мы с мужем будем ей помогать.»
На отказ Марины взять на воспитание сироток, Люба не обиделась  Она и сама понимала, что в городе девочек поднимать будет гораздо труднее, чем в сельской местности.
Решив завтра же обратиться в Соцопеку, Люба немного успокоилась. Сама отправляться для разговора с бабушкой детей, она не захотела ,Слишком уж неприятной была для нее Нелли Егоровна со своими оголенными коленями и густо накрашенными бровями.
А на следующий день, произошло то, чего Любаша не ожидала даже от такой неприятной дамы, как Нелли.
Едва она успела накормить и напоить скот в двух дворах, к ней заявилась целая комиссия. Нелли Егоровна собственной персоной и трое неизвестных. Две женщины предпенсионного возраста и такой же мужчина.
Приехавшие на новенькой «Волге», по очереди представились растерявшейся молодой женщине.
Оказалось, что мужчина был представителем от Детского дома г. Омска, а женщины  представляли собой местную власть. Одна из них была из органов Опеки и попечительства, а вторая из Комиссии по делам несовершеннолетних при Администрации городка.
  Нелли Егоровна сразу с порога потребовала у Любы ключи от дома сына.   А попечители попросили побыстрее собрать Валюшкины вещи.
Люба растерявшись от такого поворота событий, все же нашла в себе сил обратиться к бабушке девочек. «Вы что, Нелли Егоровна, собираетесь родных внучек в детский дом сплавить?»
«А тебе какое дело?- цинично заявила «бабушка»- Ты попользовалась дармовым молоком, дармовыми яйцами. Картошку-то всю уже себе перетаскала?  Я сейчас еще вещи пересмотрю. У Катьки шуба была нутриевая. Шапка хорошая из песца. Сема тоже не из бедненьких. Зарабатывал хорошо. А деньги, что тебе  моя Маринка на похоронах давала где?»
Любе показалось, что ее сильно ударили по лицу грязной и очень вонючей рукой: «Ка… какие деньги? — заикаясь, пробормотала бедняжка — А на что я Катю хоронила? Может быть вы дали хоть рубль? А с каких это щей вы требуете у меня ключи от Катиного дома?   Ключи я вручу ее детям, когда вырастут.»
Не обращая внимания на визг взбешенной бабушки сироток, Люба обратилась к представителям власти: «Скажите, она что, письменно отказалась от внучек?»
Получив утвердительный ответ, Люба поинтересовалась, может ли она сама, как близкая подруга и соседка погибших, оформить опеку над детьми Гужевых.
Ей ответила женщина из Соцопеки: «Если у вас полная семья. Если ваши доходы позволят. Если вы характеризуетесь положительно, то вам никто препятствовать не станет. Но где девочка. Мы должны ее опросить.»
Люба вошла в спальню, где прислушиваясь к незнакомым голосам, в постели сидела Валюша, еще не сменившая пижамку на платьице.
Взяв крупную девочку на руки, Люба вышла к визитерам. «Спрашивайте! Вот Валечка. Только она не в курсе, где ее мама и папа. Будьте милосердней»
Мужчина подойдя поближе и придав максимальную ласку голосу, по детски засюсюкал: «Ой, кто это у нас такой хорошенький? Как зовут эту красавицу?»
Валюшка, уцепившись руками за шею Любы, без страха, но недоверчиво оглядывала чужих людей.
На бабушку она даже не посмотрела, что не укрылось от глаз посетителей.
«Валюша — вступила в разговор одна из женщин- ты хочешь пойти с нами. Туда, где у тебя будет много подружек. Ты в большом доме будешь жить. Хочешь?»
«Я к маме хочу и к папе.» -ответила девочка, не отпуская Любину шею.
«Но мама с папой не смогут о тебе заботиться»
И тогда произошло то, о чем не подозревала даже Люба. «Они умерли. Да?- тихо спросила девочка —  Совсем умерли? И их закопали в ямку?»
«Солнышко — простонала Люба- Кто тебе сказал такое?».   «А тетя Зина. Она сказала, что папа с мамой больше не придут только я ей не верю. Я тебе верю, тетя Люба»
Зинаида , одинокая, пожилая женщина, жила рядом. «Вот дрянь, ну я ей устрою»- промелькнула мысль. Но Люба тот час же, с улыбкой , еще сильнее прижимая к груди ,Валюшку пообещала той, что мама и папа ее вернутся, только это будет очень не скоро. Тогда, когда Валюшка станет уже совсем взрослой.
«Я против удочерения моих внучек. Пусть Государство их воспитывает, а не эта колхозница. Что это быдло им дать может?»
С неприязнью глядя на выкрикивающую гадости  бабушку, представительница Органов опеки и попечительства , резко парировала: «Вы бы, уважаемая, помолчали. Вас мы хорошо знаем. И если бы вы сами не принесли заявление об отказе от детей, едва ли бы вам их государство доверило. А вот хорошей, достойной семейной паре, мы девочку , скорей всего, позволим опекать»
«А Надюшку?   Ей уже больше месяца. Мне сказали, что до месяца подержат, а там надо будет определять ее с семью. Я ведь надеялась, что Марина, сестра  Семена, девочек взять захочет. Но я от нее только что вчера письмо получила»
Люба достала конверт из кармана халата и протянула его женщине. «Если позволите, мы письмо возьмем. Надумаете опекунство над Валей оформить, письмо сгодится для отчета»  Представительница  Опеки, спрятала письмо в папку.
«А с Наденькой что?»- повторила вопрос Люба.
«Понимаете, бабушка отказалась, никто из близких не востребовал ребенка. И вы что-то долго тянули. Младенца удочерили еще неделю назад. И здесь ничего не сделаешь.  Имен  усыновителей  вам никто не скажет. Таков закон.
Могу сообщить только то, что девочку увезли в большой город. В какой- не скажу Извините».   «А сестренок разлучать, на это закон есть?» Люба едва не рыдала от бессилия и несправедливости.
«А это тебя не касается, свиноматка»- заорала Нелли Егоровна — Ты мне ключи от Семиного дома давай немедленно. Я завтра же приведу представителей милиции. Мы все проверим. И если что сперла, отдашь, как миленькая»
Люба перевела вопрошающий взгляд на  представителей комиссии.
«Ключ не отдавайте ни в коем случае. Пока не будет постановления о присуждении этой даме наследства, она не имеет никаких прав на дом и его содержимое»- одобряюще улыбнулась Любе женщина из Администрации.    «Детям дом принадлежать будет А вы, как опекуны, имеете право на распоряжение имуществом девочки. Надеюсь всей душой, что вам позволят Валюшу удочерить или опекунство оформить»- подал голос  мужчина из Детского Дома.
Визжащую и матерящуюся «бабушку» сироток пришлось силой выводить из дома.
Михаил, узнав от жены о том, что произошло в доме во время его отсутствия, безболезненно согласился на удочерение Валюшки. «Красота; Валентин и Валентина»   Как в кино!   Пусть живет, красавица.    « Будешь меня папой звать?» — обратился Миша к засмущавшейся Валюшке.
«Ладно, Миша, не тронь ее пока. Все само собой образуется»
К удивлению и радости семьи Южаниных, процедура  присуждения опекунства над Валюшкой, оказалась не такой уж долгой и нудной, как ожидала Люба.
Скорее всего от-того, что люди здесь знали друг друга почти так же, как знают друг друга хорошие соседи после долгих лет жизни в селах.  Городок был, как уже говорилось, небольшим и достаточно старым.
Нелли Егоровна тоже подала исковое заявление в суд о признании ее единственной наследницей дома ее невестки и сына.
Но получила отказ, как и предвидели это Южанины.  Спустя месяц, под новогодние праздники, загорелся зарод сухого сена, что успел заготовить для своей Буренки, живой еще в то время, Семен.
К счастью, соседи увидев огонь, быстро среагировали и предотвратили большую беду.
Но после этого случая, семья Южаниных перебралась в дом Гужовых.  Дом Семена и Катюши, числившийся за Валюшкой, был заметно просторнее и удобнее. И, конечно же, проживая в самом доме, охранять его от злоумышленников, будет намного легче.
Свой дом Михаил сдал в наем  организации, в которой работал.  За это семье стали выплачивать хоть и небольшие, но очень нужные  деньги.
Поджигателя не нашли, хотя все прекрасно знали, чьих рук это дело.
Нелли Егоровну вызвали в отдел милиции и после долгого и серьезного разговора, предупредили о том, что если попытки поджога повторятся, то следователи найдут возможность доказать ее причастность к преступлению.   И тогда, ее ждут огромные неприятности.
Люба сама, по своей инициативе, собрала лучшие вещи Семена и отнесла их к дому его матери. Отворив двери в дом Нелли Егоровны, Люба молча  кинула на пол большой узел с вещами и ушла, не сказав ни слова.
Шло время.    Дети росли. Валентин, воспитанный в правильных традициях, считая Валюшку своей сестренкой, рьяно защищал девочку в любой ситуации. А эти ситуации случались нередко.
Едва дети пошли в школу, так уже на первой переменке, кто-то из мальчишек заявил, что у Вальки нет ни папки ни мамки.  И вообще, дети из хороших семей , не должны дружить с ней. Так, якобы, сказала ему мама.
Это было чудовищно. Несмотря на  серьезную беседу учительницы с глупым малышом, тот упрямо продолжал называть Валюшку подкидышем. Валя плакала, а братик ее Валентин, кидался на обидчиков с кулаками.   Первоклассники в большинстве своем, принимали сторону Вали и  ее братишки. Но были и такие, что, как попугаи, повторяли незнакомые, обидные слова следом за другими.
Но все проходит. Постоянные беседы  учительницы с детьми и их родителями, возымели свой успех  И не только беседы, но и крепкие кулачки Валентина, оберегающего сестренку с яростью маленького зверька.
Детская память коротка. Нет, Валюшка не забыла своих родителей. Но она со временем поняла, что слово «смерть» -это гораздо серьезнее, чем думалось вначале. Ни папа, ни мама никогда уже не вернутся к ней. Тосковала по родителям девочка еще долго. Даже тогда, когда впервые она назвала Любу «мамой»
Это произошло, когда Люба, в сердцах, поддала подзатыльника слишком расшалившемуся сыну.  Валентин,  играя с мячом, разбил стекло серванта в доме.
Люба редко выходила из себя.  Но сервант когда-то принадлежал еще матери ее умершей подруге Катерине.
Подзатыльник, отпущенный сыну был так чувствителен, что мальчик заплакал. Валюшка, кинувшись к братику, укоризненно крикнула Любе «Мама, не надо Вальку бить. Я не люблю этот шкаф. Я Вальку люблю»
У Любы перехватило дыхание.  Она прижала к себе обеих детей и разрыдалась.
В семье наступил счастливый мир.  Михаил отыскал в своих запасниках подходящее стекло и исправил  результат баловства сына.  Валентин извлек из наказания матери урок и прекратил играть мячом в доме. Валюшка с того дня стала звать родителей «папой» и «мамой», чем доставляла им настоящую радость.
Учились дети достаточно хорошо. Они помогали друг другу  во всем. Валентин был слабее сестры в гуманитарных науках. Но гораздо находчивее Валюшки в  математике. Так они и росли, дополняя друг друга и помогая друг другу.
Когда дети перешли в четвертый класс, в семье Южаниных произошло приятное, но неожиданное для детей событие. Их мама родила детям сестренку, которую в честь своей  безвременно погибшей подруги и  Валиной мамы, назвала Катюшей.
Несмотря на большой (более десяти лет), разрыв в возрасте, Валентин и Валентина охотно нянчились с сестренкой. Охотно помогали матери по дому, понимая, как трудно ей с ними троими. Но все же, старшие дети предпочитали общество друг друга. Подрастающая Катюшка, доставляла очень много хлопот. Любопытная, как и все  детки, она могла, на правах самой маленькой, порвать учебник или разбросать собранный старшими детьми городок из кубиков. Могла что-то разбить, сломать, порвать.
Летом, в теплое время, старшим детям хотелось сбегать на озеро, искупаться, порыбачить. Побегать с мячом. Да мало ли дел у подрастающих детей?   А Катька — пакостница мешала старшим развлекаться.  Но несмотря на все неудобства, что пришли к старшим детям с рождением сестрички, любили они ее самозабвенно.
 Михаил , стараясь не допустить никаких материальных проблем в семье, отработав день на стройке, нередко по вечерам садился за руль старенького, но хорошо отремонтированного «Москвича», принадлежавшего когда-то Семену.  Он нелегально «таксовал», развозя припозднившихся пассажиров.  Иногда по заказу клиентов, перевозил мелкие вещи.
   Местная милиция семидесятых, смотрела сквозь пальцы на такое «вопиющее нарушение закона».  Профессиональные таксисты,  так же не имели ничего против.   Это сейчас, в наши годы, «леваку» от этого бизнеса могут не только сжечь машину, но и лишить жизни. 
Нелли Егоровна, несмотря на свою жадность, не пожелала забирать себе «рухлядь»   

Прошло десять лет.
К семнадцати годам, Валюшка  превратилась в очаровательную красивую девушку с толстой, светло русой косой.   Она  выгодно отличалась от многих сверстниц.  Высокая грудь, тонкая талия и хорошо развитые бедра поражали своей женственностью и красотой. А ее небесно синие глаза, крупные, сочные губы, аккуратный,слегка вздернутый носик, неизменно притягивали к себе восхищенные взгляды молодых людей.
Не уступал в привлекательности своей названной сестре и Валентин. Он был высок и строен, как будто получил хорошую, военную подготовку.
 Люди, не знающие о том, что Валентин и Валентина не родные по крови, могли бы принять их за родных брата и сестру.   Они чем-то походили друг на друга. Возможно цветом волос и глаз. Но скорее всего,  покладистостью и доброжелательством по отношению к людям. Так бывает, когда люди с детства воспитываются в одних семьях, где и получают общие черты характера и привычки.
 После окончания школы, брат с сестрой серьезно занялись подготовкой  к поступлению в институты. Валюшка решила исполнить мечту  родной матери и стать медиком. Валентин  с детства мечтал стать милиционером. И обязательно таким, который бы мог сам раскрывать преступления и ловить бандитов.
С возрастом, детские мечты приобрели более четкие очертания и Валентин решил, что будет поступать в Омскую Высшую Школу Милиции.
Но,  к сожалению, наши даже самые горячие стремления, не всегда  достигают цели.  Валюшка, как говорится, «с треском провалилась» на вступительных экзаменах. Она не стала оставаться в городе, как делают это многие, несостоявшиеся студенты. Не стала искать альтернативу институту. Зная, с какой радостью ее примут дома, Валя уехала в «К.», к своим дорогим папе и маме и маленькой Катюшке, которая должна была этой осенью пойти в первый класс.
Девушка решила, что все равно, через год возобновит попытку и поступит в институт. И именно — в медицинский. А пока, Валентина решила поработать простой санитаркой в больнице. Там, где 11 лет назад так страшно и преждевременно погибли ее родители.
Но Люба убедила дочку «не пороть горячку»  «Валечка, сдай документы в медицинское училище. Год зря не пропадет и  получишь хорошую профессию медицинской сестры.  Мало ли что за год произойдет. А у тебя готовая профессия будет».   Взвесив все «да» и «против», Валентина поступила в местное медицинское училище. Но  от мысли поработать в стационаре, она не отказалась.
Тем более, что до начала занятий в училище, было еще почти два месяца.
Решение  это было продиктовано не только  желанием хоть немного помочь семье. Но и увидеть будущую профессию, ознакомиться с ней с самых «низов» — руководило Валей.
Лет пять назад, больничный корпус, наконец-то серьезно  отремонтировали.
Роддом вынесли за пределы общего корпуса, построив для него новое, красивое здание.
Поговорив с главным врачом стационара, Валя убедила его принять ее  пока на полный рабочий день А там видно будет. Валя надеялась, что и с началом занятий в училище, она сможет работать в стационаре, хотя бы в ночные и праздничные  смены.

Любе так и не пришлось выйти на работу после декретного отпуска.   Хватало работы по дому. Тащить на себе огромное хозяйство, кормить  и обстирывать семью. Воспитывать Катюшку, во всем помогать труженику мужу, она могла благодаря стараниям своей Валюшки. Девушка успевала не только учиться и работать, но и помогать матери по дому.
Валентину повезло больше. Имея прекрасный аттестат зрелости, отличную характеристику и ходатайство от прокуратуры города «К», он успешно поступил в Школу Милиции. Как и мечтал с детства.
Парень серьезно решил стать хорошим следователем Советской милиции.
После окончания четырехгодичного обучения, Валентин мечтал вернуться в родной городок. Успешно поступив в Школу, Валентин до начала обучения, вернулся домой. В запасе у него был почти месяц и парень решил посвятить свободное время своим родным.
Он, как и Валя, отлично видел, что родителям нелегко приходится в жизни. Валентин охотно работал на участке, кормил двух поросят, встречал из стада корову. Не гнушались брат с сестрой никакой работы, не делали вид, что им это не надо, как это часто принято среди молодежи всех времен. Михаил с женой очень радовались глядя на своих детей.
Но не радовался Валентин. Предстоящая разлука с родными, почему-то в последнее время, стала казаться ему тяжелым испытанием. И все потому, что с недавних времен, он перестал видеть в Вале просто сестру.
Парень вырос, превратился в мужчину.  Все их детские игры и забавы, остались далеко. Валентин злился. Он пытался уговорить самого себя, пытался вразумить свое взбунтовавшееся сознание того, что Валя не сестра ему, а  просто красивая, и очень желанная девушка, волей судьбы оказавшаяся с ним под одной крышей. Валентин потерял сон. Он даже похудел, побледнел слегка.  И это не могла не заметить Люба.
Она давно поняла, что ее Валька сохнет по приемной сестре.
Любе,  почему-то, не нравилось увлечение сына. Она настолько привыкла считать Валюшку своей дочерью, что любовь  своего Вальки к приемной дочери, воспринимала с непониманием.  Утешало то, что  Валентина, кажется, не замечала страданий сына. Она все так же, открыто,  без тени смущения, по сестрински вела себя с  братом. Валентина , как-то «под большим секретом» призналась ему, что ей очень нравится Никита, сын заведующего терапевтическим отделением больницы. Парень работал медбратом в Скорой помощи   и учился  на заочном отделении в медицинском техникуме.
Близкие друзья и сам отец Никиты знали, что парень учится «из под палки»
Если бы не влиятельный, крутой на расправу отец, парень давно бы сбежал в какое-нибудь речное училище. Он с детства мечтал водить , если не морские суда, то хотя бы речные.
Валентин, услышав смущенные признания от влюбленной, но не в него, сестры, совсем пал духом. Непонятная робость овладела смелым и сильным парнем. Чтобы хоть как-то выйти из состояния депрессии, Валентин решил  «отомстить» Вальке, закрутив роман с ее подругой Кирой, которая частенько прибегала по вечерам в дом Южаниных.
Кира  поступила вместе с Валентиной в медицинское училище и откровенно сохла по ее брату.  Девушка была достаточно недурна собой, но Валентин не обращал на Киру  никакого внимания, хотя и  ловил на себе  её призывные, тоскующие взгляды.   Кира была, как это принято говорить, из неблагополучной семьи. Отец ее, произведя на свет четырех девочек, к сорока годам , вдруг, как взбесился. Он стал много пить, частенько гонял жену и подросших уже дочек. В  такие дни, девочки убегали на соседнюю улицу к материной сестре тетке Зине. Мать пряталась  где-нибудь поблизости от дома, дожидаясь, пока  муж уснет. А потом тихонько пробиралась в дом.  Две старшие девочки, едва закончив по восемь классов, бежали от такой жизни в Новосибирск. В семидесятые годы, вполне можно было еще поступить в какое-нибудь ФЗУ на полное государственное обучение.
Едва ли не половина деревенских детей, не имеющих возможности  продолжать обучения в ВУЗах, пополняли ряды заводских токарей, фрезеровщиков, швей и прочих востребованных на советских многочисленных предприятиях, рабочих.
Кира, в отличие от старших сестер, с горем пополам закончила десятилетку и поступила в местное медицинское училище.
Она боялась и ненавидела отца пропойцу, но жалела оставить совсем без присмотра рано постаревшую мать и младшую сестренку.
В красивого и недосягаемого Вальку Южанина, девочка безоглядно влюбилась еще в восьмом классе.
Прикрывая свои частые визиты в дом Южаниных  желанием встретиться с подругой Валентиной, Кира на самом деле, шла  к Вале, чтобы хоть издалека посмотреть на ее брата, послушать его голос,  хоть на миг поймать взгляд его темно-синих глаз.
Девочка видела, что  Валентин совершенно ею не интересуется. Но  слабая надежда на то, что рано или поздно Валька поймет, что лучше ее нет никого на свете, теплилась в сердце Киры уже третий год.
И вдруг, когда Кира уже начала терять эту надежду, Валентин пригласил ее в кино.   В тот вечер, как обычно, она сидела с подругой на крылечке их дома. Валя что-то весело щебетала, рассказывая подруге, как она сама  вчера вечером разносила новорожденных детей  по палатам.
Не слушая подругу, Кира горько думала о том, что через неделю Валентин  уедет в Омск и даже не вспомнит о ее существовании.
Словно  почувствовав ее мысли, Валентин вышел на крыльцо. Глядя почему-то на сестру, а не на ее подругу, он произнес с каким-то непонятным надрывом: «Кира, в кино хочешь?» 
От неожиданности, девушка не сразу откликнулась. Она растерянно  переводила взгляд со смеющейся Валентины на угрюмого ее брата.
«Иди Кира!  Братик наконец-то девушку в кино пригласил Я думала, что он у нас евнухом решил стать.   Иди давай, не раздумывай. Я бы с вами пошла, но мне  в ночную на дежурство»
Кира поднялась с крыльца, не спуская завороженного взгляда с парня. «А на сколько? — враз охрипнув, пискнула девушка- На восемь или на десять»
«Как хочешь, мне все равно»- Валентин уже сожалел о  сказанном. «Надо же! Валюха обрадовалась.  Я думал, что она хоть чуточку приревнует. Как же! Бедный ее братик девушку пригласил! Можно подумать, что мне Кира нужна.  Мне Валька моя нужна!»
В Доме Кино, молодые люди сидели на последнем ряду.  Кира совершенно не понимала о чем фильм. Она не сводила глаз с Валентна, напрасно ожидая от того хоть какого-то знака внимания.
Валентин, в свою очередь, тоже едва ли понимал  что происходит на экране. Он, опустив глаза в колени, думал о том, что скоро уедет, а Валюха тем временем, выскочит замуж за Никиту, которого Валентин хорошо знал по школе. Не может же  этот самодовольный осел не обратить внимания на такую красавицу, как его сестра.
После сеанса, Валентин проводил девушку до дома и буркнув «Пока»- быстро зашагал в сторону противоположную его дому.
Решение пойти к Валентине на дежурство и немедленно, прямо там же, признаться ей в любви, пришло само собой.
Он шагал быстро, не оглядываясь. А если бы обернулся, то едва ли рассмотрел в надвигающейся темноте, сидящую на скамье у ворот дома, девушку. Кира не пошла домой. Едва Валентин отошел от ворот, как она тут же присела на лавочку и тихонько заплакала от обиды и чувства оскорбленного достоинства. «Хоть бы за руку взял на прощание, осел бесчувственный»- с тоской думала Кира.
До больницы, находящейся в противоположном конце города, Валентин добирался почти час.
 Позвонив в дверь роддома, Валентин, замирая от собственной смелости стал ждать. Ему повезло.  Дверь открыла Валентина. С удивлением уставившись на брата, она испуганно спросила:  «Валек, солнышко, что случилось?»
«А то и случилось. Валь, я так больше не могу. Ты мне не сестра. Ясно!  Вернее, я не то хотел сказать.  Ты мне не настоящая сестра и я этому очень рад.  Валя, я умоляю, подожди меня четыре года только. Ты должна быть моей женой, а не сестрой»
Выпалив все это на одном выдохе, Валентин со страхом и надеждой  уставился на онемевшую от неожиданности Валентину.
Девушка протянула руку к его лицу.  Валентин решив, что она хочет его приласкать, с готовностью наклонился к ней. Но Валя просто потрогала лоб парня, которого совершенно искренне считала своим братом. «Валек, ты случайно не перегрелся там в кино? Иди ка ты домой, братик.  Совсем с ума сошел. Давай сделаем вид, что ты пошутил. Хотя, мне не очень-то до шуток.  Знаешь, брат. Не по себе что-то. Такое впечатление, что ты мне кровосмешение предлагаешь»
«Валя, о чем ты говоришь? Мы же никто по сути. Я тебе не брат!»
«Брат, Валька, еще какой брат! Роднее всех родных братьев. Иди домой  и забудь все,  что ты тут накрутил»
Валя ушла, крепко прикрыв за собой дверь. Валентин услышал, как громко щелкнул замок.  Этот звук показался ему громче выстрела. И этот выстрел убил всю теплившуюся в его душе надежду.
Домой он брел, как на казнь. Стояла глубокая ночь, когда он наконец добрался до своего частного сектора. Проходя мимо дома, где жила Кира, он даже   не вспомнил о том, что пару часов назад проводил до этих ворот девушку.
Почти в полной темноте, Валентин краем сознания, отметил какое-то движения у дома Киры. «Валентин, это ты?»- послышался тихий, девичий голос.
Недовольно вздохнув, Валентин покорно остановился.  Девушка подошла вплотную и в темноте он увидел, как ненормально, по кошачьи сверкнули ее глаза. «Чего не спишь?» — спросил парень. Ему было все равно, отчего не спит Кира, но просто молча обойти ее , было бы верхом неприличия. «Где ты был?» — прошелестел ее голос.  «Кира, иди спать. Уже час ночи. И вообще, тебе -то что до того, где я был. Прости, красавица, я устал. Гулял просто по городу. Вот и утомился. — Валентин помолчал, глядя на далекие звезды. — Ладно, пошел я. Завтра отцу помогать надо. Копнить будем.  Сено уже подошло»
«Какое сено! О чем ты говоришь, Валя?» — В голосе Киры было такое отчаяние, что Валентин невольно поежился.
 Он только сейчас сообразил, что девушка, скорее всего, специально поджидала его у ворот дома, надеясь, что он будет проходить мимо.
Парню вдруг стало жаль Киру. Точно так же жаль, как и себя. «Она, дурочка, наверное влюблена в меня. Зачем? Вот уж не было печали. «
 Кира неожиданно  крепко обняла Валентина за шею, прижавшись к нему всем своим молодым, упругим телом. Сухой жар и  глубокое волнение выраженное в легком дрожании этого тела, невольно передалась и Валентину.
Пытаясь разжать ее крепко сцепленные пальцы на своем затылке, он растерянно пробормотал: «Ну ты чего? Не надо Кира. Не  стоит. Пойми, ты очень классная девчонка. Но для меня ты просто — свой парень. Я не смогу тебя по настоящему полюбить.  По крайней мере, сейчас. Ну Кира, прекрати.»
«А ты молчи, не говори ничего. Мне от тебя ничего не надо. Валя, пойми! Я хочу просто, чтобы именно ты, мой первый любимый, был первым во всем».  До Валентина не сразу дошел смысл сказанного девушкой.
Родители его  всей своей жизнью, не показной, но преданной любовью друг к другу,   бережным и в то же время, строгим отношением к детям,  постоянно показывали  им пример высокой морали и порядочности во  всем. В том числе, и во взаимоотношениях полов.
Отец не раз проводил с сыном откровенные беседы,  смыслом которых было  достойное отношение к девушкам.
Но он не смог объяснить сыну, как правильно поступить в таком  щекотливом положении, когда молодое, горячее тело красивой девушки льнет к твоему, а обжигающие губы шепчут в ухо безумные слова.  Ни отец, никто другой, не придут на помощь в данный момент. И только ты сам сможешь принять единственно правильное решение.
Валентин был оглушен и ослеплен. Кира вела его куда-то, пятясь задом и не убирая горячих рук с его затылка.
И только оказавшись в ограде небольшого домика Киры, Валентин слегка пришел в себя. «Кира, не надо. Отпусти. Не будем делать того, о чем завтра пожалеем оба.» 
«Не оскорбляй меня, не отталкивай, я этого позора не переживу. Только ты и никто другой должен быть моим первым. А потом, делай, что хочешь.  Я никогда не встану на твоем пути, если сам этого не пожелаешь».  Отпустив шею Валентина, девушка решительно перехватила его руку и они вошли в  теплую темноту дома.
«Мать с отцом уехали с ночевкой на дальние покосы.  Алька, младшая —  у тети Зины»
Валентин задыхался в горячих объятиях девушки. Он еще  пробовал все предотвратить. Но попытки эти были слишком слабы и скорее всего, не искренни.
Новое, совершенно незнакомое чувство пронзило парня, захватив настолько сильно, что он сломя голову, кинулся в пучину новых ощущений. Приятных и пугающих, но настолько затягивающих, что сопротивляться больше их естественному зову, не было никакого желания.
Валентин проснулся рано утром в чужой, незнакомой постели, в чужом доме, обставленном старенькой, пошарпаной мебелью.
Несколько томительных секунд, он пытался понять,  почему он здесь. И вдруг резко вспомнил все до мельчайших деталей. Воспоминания эти не принесли парню никакой радости. Скорее наоборот. Стало  невыносимо стыдно и даже неприятно от того, что с ним произошло. «И какой дурак придумал, что ЭТО доставляет человеку неизъяснимое блаженство.? Нет никакого блаженства. Только стыд и неудобства от своего глупого положения»
Киры рядом не было.  Он лежал один на широкой, деревянной кровати, укрытый легким покрывалом до самого подбородка.
Валентин резко сел в постели. Откинув покрывало,  он испытал шок. Он был совершенно обнажен. Оглядевшись и убедившись в том, что в комнате он один, Валентин сгреб лежащую на полу одежду и торопливо оделся.
«Хоть бы не встретить никого, хоть бы она не пришла , прежде чем я уйду» — эти мысли трусливо мелькнув в его гудящей  голове, мгновенно улетучились.
В комнату вошла Кира, держа в руках ведро наполненное  молоком. Видимо, она только что подоила корову.
«Привет»- Кира слабо улыбнулась, выжидательно глядя на парня. «Привет — едва слышно отозвался тот- Мне домой надо, пока меня не хватились. Извини»
Валентин попробовал прошмыгнуть мимо грустно глядящей на него девушки.
Но в последнюю минуту, чувствуя всю нелепость своего положения, остановился. «Кира, ты меня прости. Я сам не понимаю, что натворил»
«А ничего ты не натворил. Я сама хотела, чтобы именно ты был у меня первым. Я знаю, что ты Валю любишь. Меня всю ночь Валей называл.  Ты знай, я тебя не виню ничуть. И ни о чем не жалею.  Иди, Валентин, если почувствуешь, что я тебе нужна, то вернешься. Если нет- искать встреч с тобой не стану»

часть 3

В тот же вечер, на последней электричке, Валентин выехал в Омск, хотя до начала занятий оставалась почти неделя.
 Никого не хотелось видеть, никому ничего не хотелось объяснять.  Тяжело было встречаться ежедневно с Валей, страшно было ожидать, что в их дом снова заявится Кира. Он почти ненавидел ее, хотя и себя ненавидел не меньше.
 Еще долго после случившегося, Валентин не мог прийти в себя.  Как бы там ни быдло, но виноватым он считал больше себя, чем Киру. «Ну ладно, ей простительно. Она меня любит. А я о чем думал? А если, не приведи Бог,  ребенок получится?»  От этих мыслей Валентина бросало в холодный пот.   Прощай тогда карьера  следователя, прощай надежда на то, что Валентина когда-нибудь полюбит его. Ведь он, как порядочный человек, обязан будет жениться на Кире.
Если раньше девушка была ему просто безразлична, то после случившегося, Кира стала Валентину неприятна.
Прошел месяц. В медицинском училище городка «К» возобновились занятия  Пришли на первые свои лекции и две подруги Валя и Кира.  Валя с момента занятий, вынуждена была намного реже посещать своих подопечных в роддоме Отныне работать приходилось только по ночам и в выходные дни. Да и то по сокращенному распорядку рабочего времени.
Отношения с Никитой не ладились.  Валя видела, понимала , что очень нравится Никите. Но что-то сдерживало парня.  Нельзя было сказать, что Никита был юношей робкого десятка. Он весело шутил с молоденькими медсестрами. Охотно рассыпал комплименты дамам постарше, но  серьезных шагов на пути сближения с Валей не предпринимал. Это мучило и угнетало влюбленную в него девушку.
Однажды, во время спокойного дежурства, когда ночью не произошло ничего тревожного, Валя случайно подслушала разговор процедурной медсестры и дежурной акушерки.  Девушка, убедившись, что в эту ночь никто не собирается рожать, прикорнула в санпропускнике на кушетке. Рядом за тонкой перегородкой  в подсобке, за чаем негромко болтали женщины.
Валя уже засыпала, когда услышала свое имя. «А Валюшка наша, похоже влюблена в Козицкого.» Второй голос откликнулся тут же»Это в которого? В Александра что ли? В терапевта?»
«Да ты не рехнулась ли подруга? Александр  Евгеньевич ей как раз в папки годится. В сыночка его, в Никитку, конечно»
Собеседница помолчав с недоверием произнесла «Да нет. Не верю Никита несерьезный какой-то, папин подкаблучник. Как мать их повесилась, так отец Никиткин, как с цепи сорвался.  И до того ни одной юбки мимо себя не пропускал, а после смерти Марии, совсем взбесился.  Лет уже под зад. Поди уж полсотни есть, а все молоденьким сотрудницам под юбки заглядывает. Сына ничуть не стыдится. Никитке лет пять было, как Маша повесилась».
Под Валей громко скрипнула кушетка и голоса тут же притаились, притихли.
Немолодая медсестра Татьяна Павловна заглянула в санпропускник. «Кто тут?  Валя ты что ли»
Она замолчала. Но Валентина сделала вид, что спит.
О том, что мать Никиты покончила с собой еще очень давно, девушка что-то слышала краем уха. Но  точно ничего не знала. Сон пропал окончательно. Валя вышла из пропускника и отправилась искать Татьяну  Павловну. Она захотела поговорить именно с ней, а не с акушеркой. О процедурной сестре, проработавшей в роддоме более 30 лет, все сотрудники и больные отзывались очень положительно.
Татьяна Павловна сидела в холле за столиком, называемом обычно «постом» . Она что-то записывала в тетраде. На столе перед ней  исходил паром стакан ароматного чая. Валя опустилась на стул против медицинской сестры и не решаясь заговорить, молча смотрела на ее руки.
«Что Валюша, болтовню нашу подслушала?»- спокойно спросила Татьяна Павловна, не отрываясь от тетради. «Так я ведь, не нарочно!  Случайно получилось» — несмело пролепетала Валя.
«Понимаю, что не нарочно. — медсестра отложила шариковую ручку и  подняла на Валю уставшие глаза. — Ты мне, голубка в дочки годишься. Так вот, если бы ты действительно была моей дочерью, я бы трупом легла на твоем пути, но с Никиткой любиться бы не дала».
«Но почему, Татьяна Павловна?»- удивленно воскликнула девушка.
«Да потому, что гнилое нутро у мужского пола Козицких. Что папаша Никиткин, что дедушка Геннадий Трофимович — одного поля ягода. Не знаю как Никитка. Вроде парень и не плохой. Но яблоко от  яблоньки….. Сама понимаешь»
«Теть Тань- переходя на неофициальное обращение, умоляюще попросила Валя — Расскажите, почему вы считаете их гнилыми?»
 « Не я так считаю, а люди, что знают  Козицких поближе. Я, Валюш, не люблю сплетен. Скажу только то, что знаю наверняка. Мама моя хорошо с бабушкой Никитки знакома была, Царство им Небесное, обеим! Они обе родом из Бийска. Земля тесная. «
То, что услышала в эту ночь Валентина от медсестры, удивило и расстроило девушку до глубины души.
По словам Татьяны Павловны, бабушка Никиты, мать Александра Геннадьевича, при невыясненных обстоятельствах пропала, когда отцу Никиты было  лет восемь. Вместе с матерью пропала и  ее новорожденная дочь, сестра Александра Геннадьевича. Геннадий Трофимович  казался безутешным. Он обивал пороги милиции, умоляя найти его жену с ребенком. Произошло это в городе Бийске, откуда  по слухам, приехал Геннадий Трофимович не по своей воле.
Произошло это еще до войны.  Ни живой, ни мертвой, бабушку Никиты больше никто не видел.  Мать Никиты покончила с собой, когда мальчику едва исполнилось пять лет.  Она была  второй женой Александра Геннадьевича.  Первая его жена, прожив с мужем всего два года, после рождения дочери, сразу же, забрав ребенка уехала куда-то в Кемерово к родителям. Те, кто хорошо знал ту женщину, первую жену Козицкого, утверждали, что муж угрожал убить жену вместе с ее «ублюдком»
Больше всего Татьяну Павловну удивляло и возмущало то обстоятельство, что свою новорожденную дочь, Козицкий называл «ублюдком».
Бегство первой жены и  добровольная смерть второй, не могли не насторожить людей, хорошо знающих  терапевта Козицкого.
«К» городок небольшой и люди здесь настолько хорошо знали друг друга, что  любая тайна, какой бы она ни была, рано или поздно, где-нибудь, но вырывалась наружу.
Конечно, как и везде, эти «тайны» обрастали домыслами  и людской фантазией, но суть таких «тайн» все же, оставалась правдивой.
После смерти жены, Александр  Геннадьевич недолго оставался безутешным. Спустя всего пару месяцев после похорон Марии,   Татьяна Павловна, бывшая в то время еще незамужней, молоденькой медсестрой, сделалась вдруг объектом пристального внимания  молодого вдовца. Однажды,  во время совместного ночного дежурства, Татьяне еле удалось избежать откровенного изнасилования.
Козицкий, войдя в ординаторскую, где в данный момент находилась девушка, запер дверь и ни слова не говоря, накинулся на бедняжку. И  только острый скальпель, попавшийся под руку  медсестры, спас ее честь. Этим хирургическим инструментом   дежурные терапевты пользовались в отделении, для вскрытия фурункулов и других несложных операций.
Таня, не раздумывая пустила в ход опасное оружие против насильника, воткнув скальпель в ягодицу негодяя.
Девушка сама  обработала и зашила  неглубокую, но обильно кровоточащую рану своего начальника. А потом,  презрительно глядя на стонущего на кушетке Козицкого,  предупредила того, что если он кинет в ее сторону хотя бы один оскорбительный взгляд, она соберет подписи со всех обиженных  доктором сотрудниц и подаст на суд.
 Работать с  покусившимся на нее негодяем, Татьяна с того дня, больше не могла. В роддоме освободилось место процедурной сестры и Таня , написав заявление, ушла в роддом. Козицкий, конечно, с радостью подписал заявление девушки, надеясь, что та оставит его в покое.
Но не тут -то было. Кто-то из санитарок,  убиравший кровавые следы  в ординаторской после ранения доктора, растрезвонил об этом по всему стационару.  Медперсонал и больные, заметившие внезапную хромоту доктора, пришли к выводу, что в ординаторской произошло какое-то Ч,П,
И хотя Татьяна упорно отмалчивалась, но с тех пор, молодые  медсестры, практикантки и санитарки не раз обращались именно к Татьяне,жалуясь ей на домогательства  терапевта.
И Таня, пылая праведным гневом, шла к Козицкому, чтобы напомнить ему «кое о чем». После пары, тройки таких посещений, Козицкий, откровенно побаиваясь волевой медсестры, перенес свои  низменные привычки за стены больницы.
До Тани доходили слухи, что Александр Евгеньевич, не стыдясь маленького сына,  частенько приводит  домой женщин легкого поведения.
Но в эту сферу его «деятельности», Таня предпочитала уже не вмешиваться.
Дожив почти до 50 лет, Александр Геннадьевич так и не женился. На вопросы медперсонала, касающиеся его женитьбы Козицкий, цинично похохатывая, отвечал примерно одно и то же: «А мне оно надо?   На мой век б… всегда найдутся.  И обслужат по высшему разряду, не так как Машка моя,  и в доме приберут. А белье мне и тут неплохо в прачечной стирают. И питание в больнице за копейки. Так что баба мне не нужна. Бабы они, нужны только для  удобства и удовольствия. А обрабатывать их я не собираюсь мне и сыночка хватает. Свалился на мою голову, болван»
Такое отношение к женщинам, быстренько охладили  надежду некоторых незамужних сотрудниц  завоевать сердце ,  внешне приглядного доктора.
«Вот так, Валюша- заканчивая свой рассказ подытожила Татьяна Павловна — Неизвестно еще, что вынес из такой семейки Никитка. Вроде парень не плохой. Скорее в мать пошел, чем в отца. Но я обратила внимание на то, как они общаются между собой. Сын на отца боится даже глаза поднять. При нем он как бы, ростом меньше становится.   Видимо, хлебнул парнишка в детстве горького до слез. И неизвестно еще, каким отцом и мужем   сам он будет. По моему, ничего из него доброго не получится.   Так, что подумай, голубка, пока не поздно».
Как ни странно, но после откровения доброжелательной медсестры, Валя еще больше загорелась  желанием  покорить сердце Никиты.  Извечная жалость русской женщины, которая чаще всего переходит в любовь. Не умеют русские женщины со своей доброй широкой душой , любить потребительски. Большинство из них готовы идти на постоянные жертвы, ради любимого человека. Готовы отдавать все и всю себя,  зачастую получая в ответ лишь снисходительное разрешение «сильного пола» любить  его.
И Валя, добрая, нежная, готовая на самопожертвование, была такой же. Узнав  историю своего любимого, пусть даже полуправдивую, девушка почувствовала к Никите не только усилившуюся любовь , но и материнскую жалость. Ей немедленно захотелось защитить  своего любимого, не только от деспота отца, но и от других, возможных неприятностей.
Видимо что-то необыкновенное, притягательное появилось в ее взгляде и поведении, но спустя неделю, они  с Никитой стали неразлучны.
Молодые люди встречались на работе,  иногда бегали в кино. Но все же, им редко приходилось видеться. Гораздо реже, чем того требовало сердце. Оба они учились и работали. Правда, Никита, все чаще  игнорировал отправку обязательных контрольных или лабораторных работ в приемную техникума.
Результаты такого отношения к учебе, не заставили себя ждать. На адрес медучреждения, где работал Никита, пришло письмо из техникума с предупреждением. Ему, как сыну и внуку заслуженных докторов предлагалось немедленно  исправить все недочеты, чтобы не быть отчисленным.
И хотя в больнице «К» Александра Геннадьевича откровенно недолюбливали, нашлись доброжелатели, сообщившие отцу о «хвостах» сына.

 Никита родился, когда его родители и крепкий еще, в то время, дедушка Геннадий, жили в частном секторе в доме деда.  Едва ли не с пеленок, мальчик на всю жизнь запомнил пугающие своей бессмысленностью и жестокостью сцены в доме.    Дедушка, не стесняясь присутствия  ребенка, нередко орал на сына  Александра.
Иногда они сцеплялись в драке.  Сколько помнил Никита, из таких потасовок, победителем всегда выходил  дед Геннадий. В отсутствии деда, отец частенько бил и нехорошо обзывал Марию, мать Никиты. Правда , «бил» громко сказано. Он словно боясь чего-то или кого -то, исподтишка щипал жену за самые болезненные места, негромко бормоча ругательства.  Мальчик рано понял, что отец ненавидит, но очень сильно боится деда Геннадия. И маму бить боится поэтому.
Но особенно пугали мальчика те случаи, когда дед, намотав на руку  длинные волосы молодой снохи Маши, матери Никитки, тащил ее в свою комнату. 
 Ничего не понимающий ребенок с плачем пытался уцепиться за рыдающую маму, Но дед пинком откидывал мальчика в сторону и запирался вместе с мамой в своей комнате. Никита никогда не искал защиты у отца, потому что в свои пять лет, он уже знал, что вместо ласки, получит оплеуху и злобные, непонятные слова «Заткнись, ублюдок Сдох бы ты вместе со своей мамашей подстилкой»
Мама у Никиты была очень красивой, но почему-то всегда печальной.   Из перепалок отца с дедом, Никита рано понял, что дед «подобрал его маму на помойке. Что он подарил отцу красивую и безмозглую суку и что отец не должен вякать и указывать, что ему  (деду) делать».
Никита хорошо запомнил, как радовался его отец, когда они всей семьей, но без деда, переезжали в новенькую двухкомнатную квартиру в большом красивом доме.
Мальчик надеялся всей своей рано повзрослевшей душой, что наконец-то, без злого дедушки, они заживут дружно и весело. Но не тут -то было.
Едва семья обустроилась на новом месте, как к ним под вечер пожаловал в гости дедушка.    Отец был в тот день на ночном дежурстве. Дверь дедушке открыл Никитка.  В тот самый момент, когда мама с истошным криком «Не открывай!»   -выскочила в прихожую, дед, самодовольно ухмыляясь, уже стоял  у вешалки, расстегивая молнию на модной куртке.
«Чего это ты раскудахталась, курица?  Не рада своему благодетелю?   Или всерьез боишься этого размазню Сашку? Да разве это мужик, который свою бабу легко продал за машину и диплом врача?»
А дальше последовала уже знакомая сцена.  Плач мамы, злобная самодовольная рожа деда. И  волосы светлые, густые накрученные на руку деда.
Не помня себя, Никитка выскочил на лестницу в одной рубашонке и с громким воплем побежал вниз с третьего этажа.
Замерзшего, полуживого мальчика, заметила в вечерних  ноябрьских сумерках соседка по подъезду.  Она привела ребенка домой и не зная кто он и откуда, вызвала милицию и «Скорую помощь»
Дом только что заселился и  соседи не знали еще друг друга. Но в «Скорой» Никитка сумел объяснить кто он. Его отца вызвали с дежурства к сыну.
Мальчик особенно не пострадал. Ноябрь в тот год стоял сухой и почти теплый. Ребенок отделался небольшим ОРЗ.   
А вот в семье Козицких, где и без того было несладко, с того дня поселился ад.   
Не ребенка жалел озверевший  терапевт, систематически истязая жену.  Он мстил ей за свою трусость, за  необъяснимое попустительство. За то, что сам фактически, отдал беззащитную сироту, воспитанную покойной сестрой  отца, в его руки.
Никитке шел седьмой год, когда мать его, не выдержав истязаний мужа,  вдела голову в петлю.
С тех пор прошло семнадцать лет. Все эти годы Никита вспоминал с содроганием. Подобно своему отцу,  не сумевшему дать отпор  старшему Козицкому, Никита тоже вырос нерешительным, даже трусливым. Ежедневно подвергаясь отцовскому «воспитанию», парень приобрел глубокие комплексы слишком заниженной самооценки и страха перед старшим Козицким.   До 18 лет, единственным аргументом в семейных ссорах, был отцовский ремень с металлической пряжкой. 
О жене, покончившей жизнь самоубийством, он запретил сыну даже упоминать. Но вспоминал ее нередко сам, называя подстилкой и прочими погаными словами.
Детская память, защищаясь от стресса, постаралась заблокировать самые неприятные и страшные моменты из прошлого.
Но подрастая, Никита все глубже проникал в тайны своей непонятной и совершенно ненормальной семейки.
Окончательную правду он узнал после инсульта старшего Козицкого, своего деда. Геннадий,  много лет отработавший невропатологом в  амбулатории  городка «К», в 70 летнем возрасте, был сражен глубоким инсультом прямо на рабочем месте.
После трех месяцев неподвижного существования  отца, сын безжалостно определил  его в Новосибирский Дом инвалидов. Использовав при этом все свои связи районного терапевта. Привлек он к этому и кое-кого из студенческих товарищей, сумевших зацепиться в большом городе. Во времена Советской власти, такое было вполне возможно.  Старшему Козицкому государство определило пенсию по инвалидности, которой вполне хватало на оплату услуг сиделок при парализованном.  Больной просуществовал в этом подобии «хосписа» еще около 10 лет.  Но сын,  за все эти годы, единственный раз навестил отца. Но не один, а с частным нотариусом, занимающимся делами по наследству. После этого посещения, добротный каменный особнячок Геннадия, перешел во владение его сына Александра.
После смерти дедушки и Никита вздохнул свободнее, от того, что стареющий ловелас Козицкий Александр Геннадьевич, все чаще стал оставаться ночевать в отцовском доме.  И зачастую, с новой «дамой сердца».
От армии отец Никиту «откосил», состряпав тому липовую справку о несуществующем заболевании.  Никита совсем было уже настроился взбунтовать по этому поводу, но  получив внушительный нагоняй от родителя, по привычке, уступил. В медтехникум парень, так же, поступил по протекции отца, но совершенно против собственной воли.
А с полгода назад произошел случай, который заставил взбунтоваться даже нерешительного закомплексованного Никитку.  Как-то, возвращаясь с работы, он вытащил из почтового ящика квитанцию на получение заказного письма на свое имя.
Заинтересованный неожидаемым письмом невесть от кого, Никита, прихватив паспорт, тут же помчался в почтовое отделение.
Дома, он нетерпеливо разорвал потрепанный,  как будто- полинялый конверт. С первых же слов, ему стало неуютно и даже страшно.  Письмо было от его матери! От родной его мамы Марии Козицкой, Найденовой в девичестве.  Той самой, что повесилась  в ванной квартиры, где жил он, Никита со своим нелюбимым отцом.
Успокоив немного бешено стучавшее сердце, Никита, забыв обо всем, углубился в  чтение.

«Здравствуй, мой милый сын. Захочешь ли ты читать это письмо после того, что я намерена сейчас совершить?   Простишь ли ты, несчастную и непутевую твою матушку, не знаю.   Но если читаешь, то есть надежда, что простишь.
Скорее всего, твой отец сделал все для того, чтобы очернить меня в твоих глазах, все для того, чтобы ты постарался полностью забыть о моем существовании.
Но я твоя мать, я родила тебя на горе или радость, не знаю, как она сложится- твоя жизнь.  Больше всего меня мучает то, чт о я не имею возможности остаться рядом с тобой, чтобы хоть как-то защищать тебя, помогать в этой суровой, жестокой жизни.
Никитушка, прости меня за то, что я не выдержала испытаний, посланных мне судьбой за грехи моих родителей.

Если я не сделаю того, что задумала сегодня, если я не умру, то скорее всего очень скоро стану преступницей. Убью  твоего деда, а возможно и отца.
А зачем тебе в жизни такая слава. :Сын матери убийцы.    А если и не убью, если не хватит решимости, то сойду с ума и ты сможешь иногда посещать сумасшедшую, беспричинно хохочущую, грязную, вонючую старуху
Но я не желаю чтобы ты меня такой запомнил. Пусть лучше, я останусь в твоей памяти молодой и еще красивой, не смотря на те нечеловеческие муки, что выпали на мою долю.
Моих родителей разоблачила Советская власть.   Оказывается мой дед был белогвардейцем.   А отец скрыл этот факт от властей.    Отец погиб на фронте, маму посадили в тюрьму во время войны за воровство.   Это я сейчас понимаю, что мама не воровка. Просто ей хотелось нас спасти от смерти, вот она и выносила обрат из телятника, чтобы нас напоить.   Так мне объяснили в детском доме.   .   Тогда война шла. Мы где-то недалеко от Москвы жили.  Потом в Сибирь с детдомом попали.
Сестру я давно потеряла, не знаю даже, жива она или нет.
 В  шестнадцатилетнем возрасте, меня взяла к себе   Евдокия, двоюродная сестра твоего деда,  из села Кущино, что в Алтайском крае где-то.  Тетя Дуся потеряла  двоих  сыновей и мужа на фронте.    А вскоре, после войны, ее единственная внучка Рая, погибла под трактором на покосе.  Ей было тогда, как и мне  16 лет. От горя  тетя Дуся стала, как ненормальная. Все время говорила сама с собой и плохо соображала, что к чему.
Твой дед Геннадий Трофимович (будь он проклят во веки веков), помог сестре  оформить надо мной опекунство.    Меня привезли в село из Бийска.    И я стала  помогать тетке Дусе по хозяйству. В колхозе работала. 
А в семнадцать лет,   дед твой проклятый , надругался надо мной.   Залез ночью ко мне на сеновал и изгадил  меня, опаскудил, как хотел.   Было ему,  извергу уже за сорок в ту пору.   Некому было за меня заступиться. А Геннадий  Трофимович в ту пору в Бийске жил. Невропатологом работал в городской больнице.  Кто бы мне помог, кто бы мне поверил?   Так и осталась я, как муха раздавленная.
А потом еще хуже.   От Бийска до села нашего километров двадцать всего-то и было. Так он, дед твой, чуть ли не каждый выходной приезжал, чтобы поизмываться надо мной. Я и из села убегала, по полям пряталась, и у соседей в баньке ночевала.  Ничего не помогало Он, проклятущий, конфет деревенским ребятишкам даст, они меня и выдадут. А тетка Дуся, казалось, ничего не соображала. Дура дурой совсем стала.
А через год его в Новосибирскую область перевели за какой-то проступок на работе.
Он не только сам перебрался в «К», но и сына туда перевез. А когда у Александра жена сбежала, так дед твой не поскупился на дорогу, меня перевез и Александру сбагрил, как вещь.
К тому времени я до того уже боялась деда твоего, что как овца на заклании, слова не могла возразить.  Язык отсыхал при виде рожи его ненавистной.
Папочка твой не лучше оказался, такая же мразь.
Он не мог, а может быть и не хотел за меня заступаться.  Поначалу , вроде пробовал, но дед твой и его, видно с детства запугал.
 В милицию я пойти не могла. Кто такая я? Детдомовка, дочь врага народа и воровки. А они сынок с папашей- едва ли не самые главные в «К». Так и жила, так и существовала.   Днями дедушка твой измывался. Ночами — папаша твой, зверюга ничуть не лучше деда. Не могу я, милый мой сынок больше. Тошно мне, страшно. И даже ты не в силах удержать меня о  петли.
 Как в свою квартиру с папой твоим перебрались, думала, что изменится моя жизнь  Но то, что они со мной сотворили уже здесь, невозможно передать.
Есть у меня единственная подруга Оленька. Она осталась там в селе Кущино,  Звала меня к себе. Но сломали меня два изверга. Душа изгажена, нутро отбито. Жить не хочу совсем.    Отправлю письмо подруге.  Попрошу, чтобы, пока жив твой дед проклятый, письма тебе не слала. А если и отправлять, то не раньше того, как вырастешь и все поймешь, а возможно и простишь меня.  Об одном прошу, отца не убивай.   Просто не живи с ним под одной крышей. За мразь в тюрьме сидеть, не стоит. 
Если женишься, жену береги, люби и никогда не поднимай на нее руку.
И папашку своего в дом свой не впускай!!! Это тебе мой наказ материнский.
А то, что он тебя ублюдком обзывает, так это от бессилия от трусости своей
Я точно знаю, что ты сын Александра, но не Геннадия.   Прощай и прости меня за то, что взвалила на тебя эту правду. Возможно и не стоило тебе все знать. Но не хочу на том свете мучиться сознавая то, что ты можешь меня обвинять в том, в чем я не виновата. 
Догадываюсь, что дед с папашкой твоим постараются напоследок так меня очернить, что ты и имени моего  слышат никогда не захочешь.   Прощай, Никитушка и прости мать свою несчастную.»

Никита очнулся от стука в дверь. Торопливо сунув письмо в карман, он вытер ладонью залитое слезами лицо и пошел в прихожую. 
«Чего заперся?» заорал отец, входя в квартиру.

© Copyright: Сараева, 2016
Свидетельство о публикации №216012700938

часть 4
Все еще находясь под впечатлением  прочитанного, Никита с удивлением смотрел на отца.  Перед ним стоял совершенно чуждый ему человек.  Никакого, даже отдаленного сыновьего чувства не испытывал он к этому  лощеному и самоуверенному доктору.
 Что-то темное, непонятное, ни разу не испытываемое им раньше, поднималось со дна его  взбудораженного сознания. Неудержимо захотелось кинуться к этому, все еще сильному мужчине и вцепившись в его холеное горло, сдавить  и не отпускать его. До тех пор, пока не закатятся эти серые, холодные глаза. Пока  последний вздох не затихнет в  глубине его легких.
«Мразь — запоздало подумал Никита —  Сволочь. Как я мог поддаться ему, как я  мог пойти на поводу у этого урода, убившего мою маму?»
Александр Геннадьевич   удивленно смотрел  в  побелевшие от едва сдерживаемого бешенства, глаза сына. : «Ты что, ублюдок,  меня зенками сверлишь?   Совсем страх потерял, щенок?   Так я тебе его восстановлю.  Забыл, как у меня в углу обоссыкался?  Припомнить?»
Голос отца привычно отрезвил затуманенный мозг Никиты. Вздрогнув, он невольно опустил глаза. Но тут же, обозлившись на себя, парень вновь смело взглянул на отца: « Ну вот что, родитель.  Из техникума я уйду.   Ненавижу эту династию.  В мореходку отправлюсь. Но вначале женюсь.   От тебя мне ничего не надо.  Уйдем в Валин дом жить. Забирай и квартиру, и дом твоего  папочки.   Я от всего отказываюсь»
Выпалив эти непривычные для себя, тем более, для отца слова, Никита едва сдержался, чтобы не присесть, по привычке прикрывая голову руками от отцовского кулака.
Но еще больше смелостью сына был удивлен Александр Геннадьевич.   Он на некоторое время, казалось, даже дар речи потерял. «Ого! — слегка растерянно пробормотал он — У щенка , кажется, голосок начал прорезаться.  Лаять научился. А я-то думал, что так и сдохнет бобиком  беззубым.   Не Козицкий ты, а Найденов Как мать твоя , истеричка подзаборная.   Мужик мужиком должен быть, а не щенком.  Полаял и ладно!    Козицкие должны быть с зубами, поэтому убивать тебя я не стану, хотя проучить и следовало бы, на кого зубы щерить»
Александр, отбросив ногой стул в прихожей, прошел в комнату. Во дворе прошел дождь. Туфли  хозяина квартиры были грязны   Никогда раньше Никита не замечал за отцом нечистоплотности. Но в этот раз, словно желая  позлить сына, отец прошел к дивану и уселся , устроив ноги в  грязных туфлях на  новеньком паласе, приобретенном им  «по блату».
«Сядь, кобелек.- резко прозвучал голос Александра — Не засти мне свет.   Ты хоть и Козицкий, но еще слишком плаваешь мелко, чтобы мне здесь условия ставить. Во первых; Женишься, когда я позволю . И на ком позволю. Во вторых, ;Если попробуешь уйти из техникума, сразу же  готовь портянки.  Служить пойдешь.  В третьих ; Жить я тебе, пока разрешаю в моей квартире.  Если  что не так сделаешь, как я велю, вышвырну, как  паршивого кота и никто мне не укажет. Ясно!»
Последнее слово  хозяин квартиры выкрикнул так, что   зашевелились занавеси на окнах. 
Весь запас ярости, вызванный письмом матери иссяк в сердце Никиты. Слишком долго он находился под гнетом жесточайшего отцовского воспитания.  Никита ничего не ответил отцу, боясь  элементарного избиения.   «Фиг тебе, -не поднимая глаз на родителя решил  сын — Все сделаю так, как задумал А армия!   Ты папаня, даже не догадываешься, как я мечтаю об армии,  в которую ты меня не пустил»
Отец, вышел в прихожую и наконец разулся. «Помой туфли — коротко приказал он сыну.
Едва сдерживаясь от рвущихся наружу слов , которыми он про себя награждал отца, Никита, тем ни менее, отправился в ванную, прихватив грязные туфли родителя.  Не в силах оставаться с отцом под одной крышей, Никита переоделся и ушел из дома.   Он решил отправиться к Вале в  училище. До конца занятий оставалось немного. Стояла  весна  Начало мая, самая цветущая пора. Благоухала распустившаяся сирень. Черемуха, отцветая , отдавала миру последние свои,  прекрасные, тревожащие сердце запахи.   
Подходя к училищу  Никита вспомнил, что оставил письмо  матери в кармашке домашних брюк «Поди, не станет этот упырь шариться по моим карманам—   нелестно подумал сын о родном батюшке — Не дай Бог, если найдет.  Дерьма не перехлебаешь.   Мамину память так уделает, что никакими порошками не отмоешь»
Думать о плохом в этот прекрасный день очень не хотелось. Тем более, что он уже видел свою любимую девушку, вместе с подругами, спускающуюся с крыльца.
  Валя показалась Никите какой-то очень невеселой, задумчивой . А когда она пару раз невпопад ответила на его вопросы, Никита спросил Валюшу, не случилось ли чего?
«Случилось- грустно отозвалась Валя. — Ты Киру Зольнову знал?  Подруга детства моя. Мы с ней росли рядом. Учились вместе.»
Получив отрицательный ответ, Валя , тем не менее продолжала :»Она так неожиданно бросила училище. Еще в ноябре. Уехала куда-то в Ордынское. Это село районное на Оби.  Тетка у нее там.  Материна сестра. И племянница инвалидка. Взрослая уже» 
«Ну и что это так мою красавицу любимую тревожит?  Ну, уехала.  Возможно, тетке помочь захотела.   В чем дело, чем ты расстроена? »- Никите совершенно не хотелось вникать в дела какой-то незнакомой Киры.  Ему не терпелось увести Валю в рощу, чтобы там, вдали от посторонних глаз, иметь возможность  насладиться ее горячими губками.
   Но Валя упорно продолжала недоумевать по поводу неизвестной Киры.  «Я вчера письмо от нее получила. Странное какое-то. И очень грустное. Пишет, что плохо ей. Переживает за мать и Альку, младшую сестру. Но приехать не может. Не желает портить жизнь никому своими проблемами.  Но  кому она может испортить жизнь? Какие проблемы у нее?  Знаешь, Ник, мне кажется, что произошло что-то очень серьезное.   Интересно, далеко ли это Орднское?  За выходные можно управиться?»
«Валюша, милая!   Ты что, хочешь поехать туда?   Но зачем?  Она тебе родственница, сестра или  тетя?   Сама же говоришь, что умалчивает что-то. Значит не хочет никого в свои проблемы втягивать.   Поедем лучше на Чаны. Порыбачим, отдохнем. В палатке, вдвоем!  В кои веки выходные  совместные выпали. А ты меня на какую-то Киру променять собираешься!»

Никита осекся, поймав на себе удивленный и разочарованный взгляд Вали.
«Нет, Валюш, ты не подумай, я не то хотел сказать.   Просто, если она не желает, не надо лезть к ней.   Кире это может не понравиться. Если вы такие подруги, то она сама тебе все напишет. Успокойся!   Давай решайся. Поедем на отдых.     Володька, сменщик мой, обещал отвезти на своем грузовичке»
«Прости, Ник, не сейчас. Я и к Кире съездит не смогу лишь потому, что обещала маме в эти выходные картошку подрыхлить и грядки прополоть.   Когда ей самой все успеть?»
С трудом скрывая  разочарование, Никита усмехнулся: «Ну и деловая у меня жена будет»
Вале показалось, что в словах любимого парня прозвучала едва скрытая насмешка . Но взгляд  Никиты был так ясен и нежен, что девушка рассердившись на  свою излишнюю подозрительность, мысленно обозвала себя «глупой  паникершей».
После часовой прогулки по березовой роще, парень проводил Валюшу до ворот ее дома.   Договорившись встретиться на десятичасовом киносеансе в Доме Культуры, молодые люди разошлись по своим делам.
Но посетить фильм с любимой девушкой, Никите в этот вечер не удалось.
Едва он вошел в квартиру, так тут же на его голову обрушился целый водопад грязных ругательств и  оскорблений.    «Нашел письмо мамино-  понял Никита — Спорить с  отцом бесполезно» — Никита попробовал запереться в своей комнате, но Александр легко, как  детскую игрушку, сломал разделяющую их дверь.
 «Сосунок недоношенный.  Так вот почему ты на отца  рот разинул.    Психопатка, мамочка твоя с того света зубы задумала показать. Жаль, что сгнила она уже. Не то, я ее прямо сейчас же, по новой сгноил бы,  паскуду.   Да знаешь ли ты, сынок или братец младший, что я и сам не знаю, кто ты мне?   Я столько лет  подзаборного  гаденыша кормил, одевал, учил!  А ты, выродок еще мне зубы задумал показывать. Мой батюшка покойный подсунул мне свою шлюху, а я как дурак наживку заглотил.   Ненавижу вас всех. И батю — урода, и мать твою распутную суку и тебя , невесть кого!»
Никита, с нарастающим ужасом, следил за беснующимся отцом.   В руке того была зажата  бутылка с коньяком.  От  усиленной жестикуляции, из горлышка  открытой бутылки по всей комнате летели остро пахнущие капли спиртного.
Никите хотелось возразить отцу, напомнить ему, что это именно он не сумел или не захотел  спасти жену от  ненормальных посягательств  распутного  старшего Козицкого.  Ему хотелось  выкрикнуть в лицо беснующегося родителя, напомнить как он измывался над беззащитной, запуганной сиротой, своей женой. Как своей жестокостью и  попустительством довел Марию до петли.   
Но, в то же время, Никита понимал, что все доводы против отца,  только подольют горючего в огонь безумства, изрыгаемого Александром..
Ему жаль было письма, мелкие кусочки которого были разбросаны по всей комнате. А еще, Никите страшно хотелось заткнуть отцовский рот чем-нибудь тяжелым.  Но привычный страх не давал ему не только открыть собственный рот или ударить отца, но и подняться с пола, где он сидел сгорбившись и втянув голову в плечи.
Прервав на минуту свои вопли, терапевт припал к горлышку бутылки, допивая наполовину расплескавшийся коньяк.. Запущенная в Никиту пустая бутылка, угодила парню в переносицу, причинив жуткую боль.  Кровь алой, обильной струей, хлынула на светлую выходную куртку.   Никита,  с трудом поднялся и шатаясь побрел в ванную.
Кто-то из соседей , привлеченный громким скандалом, вызвал милицию.    Но,  оперативники, узнав в пьяном дебошире главного терапевта  больницы, ограничились тем,  что отвезли Никиту в «Скорую», посоветовав  ему  по дороге, «не выносить сор из избы».
К счастью  бутылка, запущенная отцом в сына, не принесла тому серьезных увечий.  Переносица распухла  и посинела, но костные и хрящевые ткани не пострадали. 
Чтобы не отвечать на вопросы любопытных коллег, не чувствовать боли и хоть немного успокоить расходившиеся нервы, Никита попросил фельдшера «Скорой»  ввести ему двойную дозу снотворного.
Свалившись в беспробудном сне, он наконец-то смог отрешиться от всех неприятностей прошедшего дня.
На следующий день, проснувшись одетым  в своей постели, с головной болью, Александр Геннадьевич не сразу вспомнил события вчерашнего вечера. И только сломанная дверь, разбросанные вещи и кровавые пятна на полу и стенах, наконец-то, вернули ему память.

Напившись в кухне воды прямо из под крана, доктор принял аспирин и пару таблеток но-шпы.
«А где тот ублюдок? Не пришиб ли я его? А то еще за дерьмо сидеть придется» — вяло мелькнула мысль. Позвонив с домашнего телефона в «Скорую» и убедившись, что сын  жив и почти здоров, терапевт успокоился.  Он снова прилег  на диван и попытался уснуть  В тот день было воскресение и на работу идти не было нужды.
Сон не шел. Против его воли, нахлынули вдруг воспоминания. Далекие и  неприятные Те, что он много лет пытался забыть. Лица матери, он почти не помнил.  Она бесследно исчезла вместе с новорожденной сестренкой, когда Александру было лет восемь.
Он хорошо запомнил те минуты ужаса, которые испытывал, сидя запертым в темной кладовой их Бийской квартиры.  Сквозь тонкую фанеру двери, маленький Саша не мог не слышать того, что происходило в квартире. Отец его Геннадий Трофимович, молодой  невропатолог городской больницы,   держал своих домочадцев не просто в «черном теле» .
 По прошествии многих лет, Александр понял, что отец страдал каким-то нервным заболеванием. Его выводило из себя абсолютно все. Громкий смех сына, пустяковый вопрос жены.    Очень слабо, но Александр помнил и свою бабушку по линии мамы.
Пока бабушка жила в их доме, скандалов были поменьше.  Видимо,  молодой доктор побаивался все же, огласки.
Александр не помнил куда делась бабушка Возможно умерла, возможно, уехала в свою далекую деревню  куда-то на Украину. Именно оттуда родом была мать Александра.
Ярче всего, Александр запомнил тот момент, когда мама  , отсутствовавшая , как ему показалось, очень долго, вернулась  домой с маленькой сестренкой.
Но радости  это событие никому не принесло. Отец его, как будто,  взбесился.  Саша помнил, как он, стоя над кроваткой сестренки, орал на  плачущую маму, требуя от нее, чтобы она призналась от кого «натаскала» рыжего «ублюдка»
Отец кричал о том, что в их семье нет и не было рыжих. Плачущая мама пыталась доказать отцу, что рыжей была  бабушка мамы. Саша помнил, как мама совала отцу в руку карточку и как отец разорвав ее на мелкие кусочки, швырнул их в лицо маме.
А через год мама пропала. Случилось это незадолго до начала войны. В тот год,  отец отправил Сашу  в г Бердск в детский лагерь   Целый месяц мальчик наслаждался свободой. Он за этот месяц, научился улыбаться и почти перестал вздрагивать при каждом громком окрике.
До сих пор, Александр помнил, как не хотелось ему ехать домой, не хотелось видеть отца.
Вся последующая жизнь стала для него одним нескончаемым кошмаром.   Мама исчезла вместе с сестричкой. Отец не нашел нужным объясняться с сыном по поводу исчезновения его матери и сестренки.
На робкий вопрос  ребенка — «Где мама?», он злобно рявкнул «Дотявкаешься и сам туда попадешь».  Но ребенку очень хотелось узнать, где же его мать и он расспрашивал об этом бабушек во дворе, учительницу в школе и еще  кого-то.  Чаще всего, ему отвечали, что мама, скорее всего, уехала на Украину
В квартиру к Козицким  приходили  люди в форме и отец слезливо умолял их отыскать его жену и ребенка.
Но едва эти люди уходили, Геннадий Трофимович преображался. «Эта  еще та морковка  получила свое»  -слова эти, часто и злорадно произносимые отцом, на всю жизнь врезались в память Александра. Но в те годы, он был еще  подростком и не мог правильно анализировать значение  многих слов отца.
Мальчик был уверен, что мама бросила его, предала, оставив со страшным в своем  безумстве, отцом.
  Постепенно, горькая обида на самого дорогого человека, так вероломно предавшего его, перешла в мстительную злобу по отношению ко всем женщинам. Этому хорошо способствовало особое, ни с чем не сравнимое  отцовское «воспитание».
За любую провинность : плохую отметку в школе, разбитую чайную чашку, плохо  протертый пол, не слишком почтительный взгляд в строну отца, родитель жестоко наказывал мальчика. Бил он его редко, но как говорится, метко. Чаще следовало другое наказание.  Отец хватал мальчика за воротник и зашвыривал в  темную кладовую.    Мальчик  подолгу, иногда сутками, сидел в совершенно темной, запертой снаружи крохотной комнатке.  Ни постели, ни горшка ему не полагалось.  Ребенок справлял нужду в уголке кладовой.   Пищи и воды, он так же не получал.
Когда срок заточения кончался, отец, с особым наслаждением, по нескольку раз как нагадившую кошку,   совал ребенка лицом в его испражнения, после чего приказывал сыну  вымыть пол кладовой с хлоркой.
Больной изверг  сломал мальчика, превратив его в  испуганное , пришибленное существо.
Несмотря на свои комплексы, Александр прекрасно сдал вступительные экзамены в  медицинский институт.    Саша знал, что  если не поступит в медицинский, то запросто может стать инвалидом с переломанными руками и ногами.
Животный ужас перед извергом -отцом, мобилизовал в нем все его клетки мозга, все нервы.
Поступил он в Новосибирский институт. Жизнь вдали от отца, немного привела студента в себя. Но издержки  дикого воспитания, помноженные на  обиду на мать, дали свои обильные всходы. Из Козицкого второго, вырос почти такой же моральный урод, как и Козицкий первый.
Однажды, во время студенческой практики, проходившей в отдаленном, ,небольшом поселке, Александр безжалостно изнасиловал 13 летнюю девочку.
Произошло это в лесу. , без свидетелей.   Александр в тот вечер отправился через рощу к небольшому  лесному озеру. Чтобы искупаться.
Деревенская,  худенькая девчушка искала в роще отбившуюся от стада корову.
Без раздумий, накинувшись на ребенка, 19 летний подонок изнасиловал девочку, зажав ей рот.   Он пригрозил плачущему ребенку, что если та кому расскажет, он поймает ее у утопит в озере.  А еще он пообещал ей, что расскажет о ее «позоре» всем в селе. Причем скажет, что это она сама  уговорила его «попробовать»   
   Преступление сошло с рук начинающему маньяку.    Безнаказанность  этого  вопиющего происшествия, лишний раз убедила  Александра,  в том, что отец его, хоть и сволочь порядочная, но во многом прав.  Прав в том, что все бабы предназначены только для того, чтобы их иметь.   А все сюсюкания про любовь, это удел неудачников и слабаков.
 С первой  , будущей женой Аленой, Александр познакомился на последнем курсе института.
Он перенял от своего отца удобную черту характера — быть неотразимым, когда это нужно.
Лена нужна была ему, как орудие для достижения его  цели — зацепиться в большом городе.  Отец его будущей жены работал в г. Кемерово ведущим хирургом и  заведующим  Центральной областной больницей.
Остаться в Новосибирске или попасть по распределению в другой город, Александр не надеялся. Учился он хоть и не плохо, но «звезд с неба не хватал»
А таким «середнячкам» как он, дорога была предрешена. В лучшем случае — районный городок. Но, скорее всего, дальняя дорога куда-нибудь в забытую Богом деревеньку.
Пустив в ход все свое обаяние, Александр быстро завоевал сердце  «серенькой мышки» , как  Лену называли в институте.
Молодые люди поженились на последнем курсе института.
 Но надеждам Александра на покровительство  всемогущего тестя, не суждено было сбыться.  Да и «серенькая мышка»оказалась далеко не серенькой.   
Александр никогда не ожидал того, что не очень привлекательная внешне,  к тому же, безоглядно влюбленная в него Алена, окажется такой сильной духом и такой принципиальной. Ни уговоры, ни мольба, ни угрозы развестись с ней, не поколебали ее решимость всего достигать самим, без помощи родителей. Точно такого же мнения был и  Кемеровский папаша девушки.
Если бы не ранняя беременность жены, Александр, скорее всего, бросил бы нелюбимую им Алену.
Но он до конца продолжал надеяться, что с появлением внука или внучки, сердце Кемеровского хирурга дрогнет. И он  найдет способ перевести  семейную  пару под свое покровительство.

Но этого не случилось.
Молодых супругов, терапевтов Козицких распределили в Томскую область в  небольшой поселок , где уже несколько лет  сельская больница практически пустовала.

Так бы и пришлось озлобленному неудачей Александру, отправляться с нелюбимой , глубоко беременной женой «к черту на кулички», если бы не вмешательство Козицкого старшего.  В тот год он только что перебрался в районный городок Новосибирской обл.   Пустив в ход все свое притворное обаяние, Козицкий сумел завоевать  неустойчивое сердце жены первого секретаря района.    Обольщенная им женщина, в свою очередь,  нажала на все рычаги и через  высокопоставленного рогоносца — мужа, сумела затребовать для районной больницы города «К», молодых докторов Козицких.   Александра и Елену.
Но ни  отцовская привязанность и чувство долга руководили Геннадием Трофимовичем.
Он привык иметь под рукой «мальчика для битья», каким в детстве и юности являлся его сын.  Одно дело командовать в  стационаре больницы подчиненными. Но совсем другое дело, когда можно, не опасаясь огласки и косых взглядов, не боясь потери собственного авторитета,, измываться над  своими домочадцами.
Невропатолог Козицкий, бесспорно обладал маниакальными наклонностями..  Осознание собственной власти,  безграничные возможности морального издевательства над сыном, были  Геннадию так же необходимы, как воздух.
Он не понимал, скорее не желал понимать, что своим отношением к сыну,  воспитал  еще одного, потомственного  морального урода, который когда-нибудь, при удобном моменте, не задумываясь,  раздавит своего «учителя», как таракана.
Являясь на тот момент Главврачом стационарного отделения больницы , Геннадий Трофимович назначил не имеющего практики сына, заведующим терапевтическим отделением.
Он поселил молодую пару в своем особняке, купленном на деньги, полученные от продажи кооперативной квартиры в Бийске.
Кроме того, упиваясь собственной щедростью, Козицкий старший, подарил сыну свою «Волгу».
 На этом, отцовская забота  невропатолога  иссякла. Наступило время его сыну «платить по всем счетам», что открыл ему отец.
А долг  родитель не собирался прощать ни под каким предлогом.  Первые два года, когда сын жил в его доме с женой, Козицкий старший проявлял свой   необузданный нрав в том, что заставлял сына с невесткой прислуживать ему, как барину. Лена обязана была готовить по заказу тестя, стирать и прибирать в доме. Козицкий завел корову и поросят и вынуждал выросшую в городских условиях, молодого и талантливого терапевта, ходить за хозяйством. Но и этого ему показалось мало. Геннадию Трофимовичу доставляло особое удовольствие унижать сноху, обзывая ее «коровой  и уродиной, на которую даже у него, любителя баб, никогда не встанет»   
Александр, наблюдая со стороны за безобразными выходками отца,  не предпринимал никаких попыток образумить обнаглевшего папашу.
Он ненавидел свою,  не очень приглядную внешне супругу, не мог простить ей того, что та не захотела обеспечить ему карьеру в клинике своего отца. Кроме того, Александра, как и его папашу бесило то обстоятельство, что Лена родила дочку, а не «наследника рода Козицких»
Закончилось это тем, что Лена, выбрав удобный момент, бежала в Кемерово к родителям.   Иришке,  дочери Александра и Лены, в то время, едва исполнилось два годика.
Никакого сожаления по поводу бегства жены, Александр не испытал.  Женившись без любви, он легко выбросил из памяти сбежавшую супругу.  И лишь небольшое беспокойство по поводу возможных алиментов, некоторое время тревожило  Козицкого.
Но Лена прислала письмо. Первое и последнее, в котором писала, чтобы Александр не вздумал искать  ее или заявлять какие-нибудь права на ребенка.   Жена, которая совсем недавно была  нешуточно влюблена в своего мужа,  в письме пригрозила ему, что найдет способ уничтожить  Александра, как личность, как специалиста, если то  не забудет о их существовании.
Такой поворот событий вполне удовлетворил Козицкого. Правда,  его отец, потеряв дармовую работницу и девочку на побегушках,  злился не на шутку.
Но не прошло и года, как он нашел замену  сбежавшей невестке.
Ею оказалась Маша, тайная «рабыня» его отца.  Хотя -»рабыня» можно было писать и без кавычек.   Отец привез пугливую,    разучившуюся улыбаться, молоденькую девочку из Алтайского села Кущино, куда он ездил на похороны своей единственной родственницы Евдокии.
Первые полгода, старший Козицкий держал Марию за дармовую работницу и безропотную наложницу.
Однажды, заметив с какой жадностью его сын посматривает на красивую, длинноволосую девушку, отец вполне серьезно предложил сыну «тянуть телку по очереди».  Но  произошло что-то  совершенно невероятное. Сын всерьез влюбился в отцовскую рабыню. Впервые в жизни ему захотелось встать на защиту женщины, оградить ее от скотского  существования, увести из-под влияния деспота и маньяка, каким являлся его папаша.
К огромному удивлению Александра, Геннадий Трофимович усмотрев в отношении сына к Марии что-то похожее на нежность, сам предложил сыну жениться на девушке. «А что, сынок, —  цинично заявил он Александру  —  баба опробована. Изъян только один. Давать не умеет, но ничего, приручишь  Я, так и быть , не полезу к ней больше.   Мне других баб хватает. Которые кое-что понимают в этом деле.    Знают, что мужику надо.   А ты, женись.  Мне послушная невестка нужна, а не заумная, как твоя Ленка.  А то, что я ее пользовал, так это нормально.   В нашем роду снохачество никогда грехом не считалось.  Бабы — они для того и предназначены, чтобы мужикам удовольствие доставлять. А не затем, чтобы из себя докторш строить, как твоя курва сбежавшая»
Вот так перешла несчастная, полностью лишенная воли к сопротивлению, морально и физически сломленная девушка, из одних рук в другие.   
  За те два года, что старший Козицкий держа свое слово, не претендовал на сноху, Мария  немного осмелела, научилась улыбаться и даже  первой заговаривать с мужем. Но, спустя год, после рождения Никитки,    старший Козицкий вновь решил установить в семье  снохачество, которое, как он выражался, «никогда не осуждалось его дедами».
Мария после родов, слегка пополнела, заметно похорошела. На ее бледных щечках появился румянец А в глазах — что-то похожее на радость
И это было особенно заметно, когда молодая мать смотрела на своего шустрого, годовалого сына Никитку.
Вот в такую минуту, когда Александра не было дома, Геннадий, безо всяких угрызений совести, накинулся на физически слабую сноху.
Как и раньше, он намотал ее длинные, светлые волосы на руку и несмотря на мольбы Марии, на испуганный плач Никитки, утащил ее  в свою комнату.
 Привыкшая к безоговорочному подчинению  старому развратнику на этот раз Мария проявила отчаянную попытку вырваться из рук насильника. Она кричала и  сопротивлялась изо всех сил. Этим еще сильнее распаляя и зля насильника.   Козицкий ничуть не боясь последствий, уверенный в своей безнаказанности, не только изнасиловал, но и жестоко избил невестку. «Наказал за ослушание» — так потом он цинично заявил сыну, попытавшемуся  разобраться с отцом.
«Ты в чьем доме живешь? Чей хлеб жрешь?   На чьей машине ездишь?   Кто тебе  жизнь дал, кто выучил?   Кто тебе эту телку подарил?» — орал он на Александра, когда тот попытался кулаками восстановить справедливость и наказать отца за содеянное.  Сын не сумел справиться с отцом, не смог усмирить в себе бешенную ревность, направленную не против изверга , а против ни в чем неповинной жены.
Три  последующих за этим года, Мария прожила в аду, который ни с  каким другим адом не шел в сравнение.   Почему она не обратилась в милицию?  Почему не попыталась сбежать от уродов?   
Скорее всего, молодая женщина, подвергавшаяся постоянному насилию еще с детдомовских лет, была настолько сломлена морально, что ей это и в голову не приходило.  А возможно, Маша слишком сильно боялась своих мучителей!Кроме того, едва ли она верила в правосудие.. Два доктора обвинят ее в сумасшествии и упрячут в «психушку»   Это могло быть в лучшем случае  В худшем — вывезут за город, убьют и закопают   ,кто станет искать  женщину,  без роду племени?
   Все эти  неприятные воспоминания назойливо лезли в голову лежащего в постели Александра.    Со дня смерти Марии прошло уже 18 лет.
  Узнав о том, что жена его снова была жестоко изнасилована отцом, Александр схватил за волосы полу бесчувственную женщину и вымещая на ней всю свою злобу и ненависть направленную в адрес отца, проволок ее по  всей квартире и затащив в туалет, несколько раз  сунул  жену лицом в унитаз.  Бросив  бесчувственное тело ,Марии на цементном полу, он ушел из дома с намерением убить отца.
Входя в дом родителя, Александр захватил в сенях топор. Но сидящий за столом Козицкий старший, увидев в руках сына грозное оружие, только злорадно захохотал «Щенок поганый!   Ты на кого свой сраный хвост поднял? Да одно мое слово и станешь ты не заведующим   отделения, а санитаром .  Горшки выносить за лежачими.   Пошел вон, срань подзаборная!    Если мне вздумается, я твою шлюху еще не раз напялю.   Бабы на то и  нужны.  Распустил слюни, недоделок.  Пойди лучше, да своей  подзаборной утробу укороти. Она уже без этого жить не сможет»
 Швырнув топор, Александр, скрипя от бессилия зубами, отправился к одной из своих «запасных жен».
С этого дня , даже тот ад, что испытывала Мария последние годы жизни в доме старшего Козицкого, для нее мог бы показаться почти раем.  Александр ежедневно избивал жену. И сам уже насиловал ее с садистским удовольствием.  Маша  почти не вставала с постели. Она перестала готовить, убирать  квартиру, следить за собой.   Единственное, на что она еще была способна, это кое-как покормить сына.  После очередного истязательства, Мария закрылась в ванной и  одела петлю на шею.
О чем думала несчастная жертва двоих маньяков?   На кого она оставляла несмышленыша сына, который должен был пойти через пару недель в школу!   Скорее всего, ни о чем она не думала. Единственным желанием совершенно измученной жертвы, было поскорее прекратить все то, что ей приходилось терпеть.

Никита, как и обещал отцу, не поехал на последнюю сессию в техникуме.   Он отправил письмо в приемную, с просьбой вернуть его документы.   Не дожидаясь реакции отца, парень отправился в Военкомат, с просьбой зачислить его в ряды Советской Армии. Шел 1982 год

© Copyright: Сараева, 2016
Свидетельство о публикации №216013001120

часть 5

К большому недоумению и разочарованию Никиты, на полную военную службу его не взяли. «Год твой вышел» — так выразился  военный комиссар.
Никите предложили  выбор. Трехлетний контракт   с участием в «горячих точках»,  или  двенадцатимесячная военная переподготовка со «старичками».
Никите ничуть не хотелось рисковать своей жизнью  во имя непонятной  Афганской войны.  Тем более сейчас, когда у него появился не только смысл в жизни, но и стимул сделать эту жизнь счастливой не только для себя, но и для любимой девушки.
Он  выбрал переподготовку.  Тем более, что годовалая служба его должна была проходить  где-то на Байкале, который он так мечтал увидеть.
До осеннего призыва оставалось еще два месяца. Не желая ни видеться, ни объясняться с отцом,  Никита ушел на время, жить к другу Володе, своему водителю в  «Скорой»
Парень только что пришел из армии, обзавестись семьей он еще не успел.
Жил Володя в двухкомнатной квартире вдвоем с матерью,  так что места для друга Никитки,  у них хватало.
Мать Володи хорошо знавшая необузданный характер Козицкого старшего, ничего против того, чтобы Никита пожил у них пару месяцев, не имела.  Увольняться из «Скорой», Никита пока не стал. Надеяться нужно было только на себя.
Вале о своем решении пойти служить, Никита сообщил не сразу. Он побаивался реакции девушки, боялся ее неодобрения. И оказался прав.
Встречались влюбленные в березовой  роще,  чудом сохранившейся  райским островком, между частным  сектором города и его общественными застройками. 
Здесь гораздо чаще, чем в городском, искусственно насаженном парке, гуляли люди, отдыхая после праведных трудов.  Сюда шли влюбленные пары, чтобы побродить среди белоствольных берез, полюбоваться естественной красотой  полевых цветов, растущих на полянках и опушках березового колка.   Городское начальство, даже и не помышляло наложить руки на этот прекрасный уголок натуральной природы.  И вовсе не потому, что боялись реакции населения городка. Просто не было еще в  те годы  потребительского ажиотажа, когда  каждый, имеющий хоть какое-то отношение к земле и ее ресурсам, пытался извлечь изо всего личную выгоду.
Не пришла еще в Россию мода на почти открытое взяточничество и торговлю народоохраняемыми землями и лесами.   Слова «все вокруг народное, все вокруг мое» в начале 80-тых, еще  не совсем   утратили своего  изначального смысла. Не стали еще анекдотами, какими являются  сейчас.
Несмотря на то, что в роще не было ни одной урны или мусорного ящика,  этот лесок оставался девственно чист. Видимо, гуляющие здесь люди, принимали рощу за часть своего жилища. И ни у кого не поднималась рука загадить этот райский островок. Не было в роще скамеек, детских площадок — ничего, кроме естественной природы.   Только по краям его, на опушках,  стояли, врытые в землю, березовые чурки  вместо табуретов.  У Никиты с Валей был свой, заветный уголочек в самом центре  рощи.  Одна из березок, причудливо изогнула свой ствол прямо над землей, образовав своеобразное кресло где, тесно прижавшись друг к другу, могли  поместиться  двое.
Вот и сегодня, Никита вел девушку прямо к своему излюбленному «креслу».   Они уселись рядышком, как два воробышка и так же, как воробышки уютно зачирикали меж собой.
 Но едва Никита заговорил о предстоящих сборах в армию, Валино «чирикание» перешло едва ли не в кошачье фырканье.
«Ник, ты что с ума сошел?  Тебе же учиться надо!   Год остался всего. А там, можно и дальше пойти, на хирурга или  кардиолога.  Какая армия, зачем?   А вдруг в Афган погонят. Ты обо мне подумал?»
Никита, не ожидавший он нежной, стыдливой девушки такого яростного нападения, растерялся.  «Валюша, сколько я уже говорил тебе. Не буду я врачом. Не по мне это!   Если честно, то я просто ненавижу эту профессию. Да я уже документы из техникума забрал.  Возврата нет и быть не может!  Как своего папашу увижу в белом халате, так меня и подмывает  содрать с него этот халат.   Недостоин он его носить»
Теперь уже растерялась  Валентина: «Никита, о чем ты говоришь?   Профессия врача самая гуманная, самая добрая!   И не халат красит врача, а врач  — халат.  Ты только послушай, как звучит клятва Гиппократа..!»
 «Валюша, дорогая моя — не очень тактично перебил парень.  — Да разве я против!  Просто те два доктора, которых я знал ближе всего. Те два  самых родных человека, носившие и носящие белые халаты,  с детства вышибли из меня все уважение к этой профессии. Я понимаю, что это просто комплекс, пунктик, так сказать.   Но я никогда, слышишь, никогда не стану врачом.   Даже детским.   Не хочу. И умоляю тебя, дорогая моя, любимая.   Не заставляй меня.    Отец с дедом с пеленок твердили,  что Козицкие  —  это династия докторов.  Я не хочу принадлежать   к их династии ни в чем. Не хочу даже Козицким быть.  Приду из армии и, прежде, чем мы с тобой распишемся, возьму мамину фамилию — Найденов.  Я с детства о море мечтал. Я же тебе сто раз об этом говорил!   Пусть не море, пусть река. Но все равно, я хочу и буду плавать. Может быть, даже капитаном на пассажирском пароходе!»   
Таким решительным, Валя еще не видела Никиту.  И эта решительность, придававшая ему особенное очарование и мужскую красоту, очень понравилась девушке.
«Ник, дорогой, успокойся. Ты мужчина. Теперь я это точно вижу!  Будет так, как ты захочешь..  Мы уедем туда, где река. Может быть в Ордынское?   Его называют «жемчужиной Новосибирской области».  Обь там, говорят,  до пяти километров в ширине. А дальше к Бердску, так все двадцать.   Если ты так горишь желанием  работать  в пароходстве, то можно будет добиться этого.  Было бы желание. Я буду работать медсестрой в больнице и заочно учиться . У меня тоже мечта.  Кардиология — вот мое призвание.   У мамы Любы сердце прихватывает.  Хочу вылечить ее, чтобы до ста лет жила.»
Никита, весело рассмеявшись, откинулся назад и увлекая девушку, свалился в густую шелковистую траву. Они долго барахтались смеясь и целуясь, пока Валя не почувствовала, как напрягся Никита. Дыхание его участилось, глаза затуманились. Вале хоть и нравилось иногда доводить парня до такого состояния, но , обычно, она решительно пресекала все его дальнейшие попытки их  более тесного сближения.
Девушка не боялась быть покинутой любимы человеком. Но и раннего замужества, детей, ей пока не хотелось.  Слишком сильным было ее стремление стать доктором. А появится малыш — прощай мечта!.
Обескураженный Никита, получив решительный «отказ» в виде чувствительного тычка в ребра, недовольно пробормотал, стараясь восстановить прерывистое дыхание. «Изверг ты, Валюха. Врешь, что любишь.  Любила бы — так потеряла бы голову, как и я». 
«Головы у нас разные, Никитка- поддразнила девушка, откатившись от Никиты на приличное расстояние — Моя с мозгами, а твоя с  гормонами»
Подскочив с травы, Валя со смехом увернулась от  нагонявшего ее парня. «Ну хватит, хватит, дурачок. Все только твое и я вся только твоя. Годик всего обождем, как придешь со своей переподготовки так и распишемся.  Мне 21 будет, тебе 25. Самое время детей рожать.  А сейчас не хочу еще.»
Никита, как обычно,  проводив девушку до ворот ее дома, отправился на ночное дежурство в «Скорую»
Все еще светясь улыбкой молодости и беспечного счастья, Валя вошла в дом.   За столом на кухне, глядя на нее, сидел Валентин.  «Ой, Валька, братишечка, ты надолго?»- Валя повисла на шее, заметно возмужавшего за год брата. «Привет, милая моя красавица!  Как я скучал по тебе, — целуя ее волосы пробормотал Валентин.-  Как ты?   Как работа,  учеба.?»   
«Все нормально!   Весной закончу училище и сразу буду поступать в институт.   А ты как?» 
Валентин усадив рядом с собой сестру,  с удовольствием и радостью рассматривал еще более похорошевшую Валентину. «Да что мне сделается? Учусь, работаю.  Не то, чтобы — работаю.  Но  одновременно с учебой, прохожу так называемую, производственную практику.   Патрулируем улицы города, выезжаем с оперативниками на дежурства. В общем- учимся.   Живу в общежитии  Школы Милиции.  Столовая нормальная.  Так что все в порядке. Через три года вернусь.   Если в другое место не направят. Но буду домой проситься.  Хочу здесь в Прокуратуре работать»

 Со двора с подойником, полным парного молока вошла улыбающаяся Люба.- «Ну вот, одной Катьки где-то нет.  Бегает негодница. И не знает, что брат приехал». —  «А папа»- спросила Валя, помогая матери накрывать на стол.  — «В магазин пошел.  Нам сегодня и по  стаканчику винца не грех выпить — Люба с любовью взглянула на сына — Как ты на это смотришь, сынок?»
«Вполне нормально !» — улыбнулся Валентин.
Первой в дом ворвалась Катька. Она с визгом повисла на шее брата, едва не свалив того на пол.
 Следом вошел довольный глава семейства Южаниных — Михаил.  Впервые за последний год, семья в полном составе, собралась за родным столом. Михаил с женой с гордостью и удовольствием смотрели на детей. Что сын, что старшая дочь радовали родителей своей целеустремленностью, хорошей учебой и трудолюбием.   
Мало кто из их знакомых мог похвалиться такими детьми!   Валентин показал родителям и сестрам свою зачетку.  Против каждого названия предмета стояло слово «Отлично» или «Зачет»
 Валя , мало того, что прекрасно училась, так еще и находила время на подработку в больнице. Помогала матери по дому и очень положительно влияла на Катьку -сорванца.
Катюшка хоть и росла слишком активной и даже неуправляемой, но  все равно, родители в ней души не чаяли за ее доброту ко всем. За справедливость и смелость с какой девочка бросалась на защиту своих друзей.
А уж за обиженного малыша, Катька готова была сразиться хоть с самим драконом. Несмотря на свой очень независимый характер, Катюшка никогда не отказывалась помочь матери по хозяйству. Она четко знала и выполняла свои домашние обязанности. И никогда не позволяла себе сбежать на озеро или к подругам прежде, чем не  сделает того, о чем попросит ее мать.
Не только радость, но и необъяснимую тревогу почувствовала Люба, перехватив тоскующий взгляд сына, исподтишка брошенный им в сторону Валентины. «Господи! Да что же это такое?  Такой парень! Неужели трудно найти достойную девушку  там у себя в Омске!  Сестра ведь ему Валюшка.  Пусть не родная, но ведь, что люди говорить станут?   Да и жених у нее есть!»
Люба сама не могла никак понять, почему ей так не хочется, чтобы Валентин и Валентина полюбили друг друга. Умом женщина понимала, что между молодыми людьми нет никаких родственных связей. Но вот сердцем никак  не могла этого принять. Слишком  глубоко укоренилось в ней сознание того, что Валя ее дочь. Ее и ничья больше!
После ужина, Валентин пригласил сестру прогуляться по роще или сходить в кино на последний сеанс. Валя выбрала кино. Сидя на последнем ряду,  он тихонько сжимал ее безвольную ладошку.  Валя не отнимала руку, но не делала попытки даже пошевелить пальцами в ответ. Она чувствовала напряжение Валентина и ей было грустно. «Вот ведь дурачок. Такие девчонки за ним увиваются!   Надо сказать ему, чтобы выкинул дурь из головы»
Она и сказала. Сразу же, едва они вышли из кинозала. «Валентин,  у тебя кто-нибудь есть? Я имею в виду — любимую девушку?»
«Нет, никого» —  с робкой  надеждой откликнулся брат.   «А у меня есть, Валек. И не просто молодой человек. Через год мы обязательно поженимся. Запомни братишка — я его люблю. Очень сильно, сильнее,  чем ты себе это можешь представить. Никита для меня — все!   Ради него я готова уехать из «К».   У Ника отец самодур. И он хочет жить от него подальше. Так вот, братик, куда он, туда и я!» 
«Зачем ты мне это говоришь? Хочешь чтобы мне больно было?»- простонал Валентин.  «Нет, Валек,  — откликнулась девушка — я хочу, чтобы ты перестал дурью маяться»
«Валюша, если ты любишь Никиту, то это значит, что любишь!   А если я люблю тебя, то я дурью маюсь? Так получается?»
«Валя, я возможно и жестока с тобой. Но ты должен понять и принять то обстоятельство, что у нас с тобой нет общей судьбы. Мы — брат с сестрой.  И я люблю другого человека!»
Всю дорогу до дома они шли молча. Валя чувствовала себя скверно.  Ей хотелось поговорить с братом, как это бывало в детстве, открыть ему все свои девичьи тайны.  Рассказать о бедах Никиты и найти ответное сочувствие в репликах брата. Но она понимала, что сейчас этими своими откровениями, она только принесет Валентину лишние страдания.
Валентину было еще хуже.   Целый год он жил надеждой на то, что Валино увлечение сынком доктора давно закончилось. Никита хоть и был  старше Валентина, но  он помнил его еще со школы, как «папенькиного сыночка», вечно втягивающего голову в плечи.  Никиту не очень жаловали в школе. За что, трудно было уже вспомнить. Но за что-то,  не любили. Возможно за то, что парнишку, наоборот любили учителя?
Проходя мимо дома  тетки Киры Зольновой, Валя спросила: «Ты знаешь, что тетя Зина умерла?»
 «Да — медленно выходя из задумчивой грусти,  ответил брат — мама писала.  Теперь за сестренок и заступиться некому.   Отец их все пьет?»
 «Отец у них под следствием  —  отозвалась Валя.  Он их обеих избил. И Альку, и тетю Таню.  Сейчас тетя Таня на работу вышла, раньше ей алкаш ее не давал.   А Кире я писала, та молчит. Может ее уже нет в Ордынском»

«Да, да ты что-то писала про Киру. И что ее туда унесло?   Надо было давно отца посадить или на лечение отправить А  то сама сбежала, а младшую бросила»- отозвался Валентин.
«Нет, ну ты молодец! — возмутилась Валя.  — Две старшие сестры ничего не должны, а Кира должна.   Ей тоже жить надо.   Она сколько мать просила, чтобы та уезжала от  алкаша своего. Так нет, жалко ей видишь ли,  мужа. А девочек своих не жалко!
А вот сейчас и сама вся изуродована и у Альки вся психика с детства нарушена.   Папаша их, идиот, при девочке без трусов бегал.  Допился до горячки.  А на тетю Таню с топором накинулся.  Она едва успела Альку в окно выкинуть  А  жену  он задел здорово. Руку до кости прорубил. Вот так»
«Кира как там, что пишет?» — Валентин сам не знал, зачем спросил об этом Валю.  Возможно из чувства проснувшегося стыда   перед Кирой,  от которого так до конца и не избавился.
«Не знаю.  Скрытная она какая-то.  На пять моих писем одно прислала.  И то все про какие-то проблемы, что она нашей семье причинять не желает. Что за проблемы такие, ума не приложу —  Валя рада была, что разговор перешел в другое русло и стараясь поддержать его, говорила не замолкая. — Пишет, что очень передо мной виновата и перед тобой.   У вас что, произошло что-то?  Слишком странно и туманно Кира изъяснялась в том, единственном письме.»
Валентин неуютно поежился. Он уже пожалел о том, что начал этот разговор. Стараясь не выдать невольного волнения , пробормотал — «Да что бы этакого у нас могло быть?  Я и виделся с ней пару раз. И то при тебе»
«Ну да, действительно — усмехнулась Валя — Если не считать того, что Кира была в тебя безумно влюблена, то ничего «такого».
О причинах действительно серьезных «проблем» сбежавшей Киры, никто не догадывался, даже родная ее мать Татьяна.
 За всю неделю, что Валентин провел в родном доме, брат с сестрой больше не возвращались к разговору  о Кире.  А все попытки Валентина заговорить о своих чувствах к сестре, Валя пресекала тут же.  И не всегда вежливо. Ей хотелось дать понять Валентину, что он только брат ей и никем другим никогда не будет.
Заготовив вместе с отцом достаточно сена  на зиму для коровы с бычком, Валентин  спустя неделю, снова уехал в Омск.   Приближалось время большой учебной практики. Расслабляться было некогда.

Козицкий Александр Геннадьевич, казалось, забыл о существовании собственного сына. Он не делал никаких попыток отыскать  его на работе во время дежурства, не звонил в «Скорую», чтобы поинтересоваться чем тот занят и почему не идет домой. Терапевт пресекал любую попытку  коллег, сообщить ему что-нибудь о  Никите. И даже звонок из Военкомата по поводу того, что его сын изъявил желание «Послужить Родине», Козицкий воспринял с внешним равнодушием.
С того дня, как он нашел у сына в кармане брюк «письмо с того света», Козицкий старший сильно преобразился.   Он, как-то резко постарел, почти перестал приводить домой своих «дам». Терапевт перестал слишком фанатично следить за своей внешностью и фигурой, бегать по утрам, до одури париться дважды в неделю в единственной городской сауне. 
И только с былой заносчивостью  и высокомерием,  Козицкий  не мог и не хотел расставаться.  Оказалось, что настоящих друзей у него нет и, похоже, никогда не было.   Были соискатели его покровительства, откровенные подхалимы и завистники. От него все еще очень многое зависело.   Острый дефицит врачей, всегда был бичом России. А в маленьких, районных, малозначащих городках, тем более.
Ни одна справка ВТЭК, ни одно медицинское заключение не могло быть признанным без его подписи.   
Козицкий мог одним росчерком пера отправить в армию сына чиновника не самого высокого ранга, а мог и спасти  от горячих точек любого слюнтяя в рамках своего небольшого казначейства, называемого городом районного значения.
 Письмо Марии всколыхнуло  застоявшееся болото его души.  Он вдруг ясно понял, что ничего хорошего в жизни не совершил и не оставил после себя никого, кто бы мог  когда-нибудь, вспомнить о нем с теплотой.
Рядом с ним,  когда-то давно, была страждущая, несчастная душа,  которой  необходимы, как воздух, были его забота, защита, его покровительство и любовь.  Сам он, всю жизнь угнетаемый деспотом отцом, не смог притулиться своей изломанной душой к другой, еще более изломанной, не смог защитить ее. Простить ее «грехи», совершенные не по собственной воле.
Вместо этого, он сам еще злее, еще безжалостнее  кусал эту душу наподобие ядовитой кобры. Он и только он был виновен в самоубийстве женщины, которую любил, несмотря ни на что.
В редкие минуты прояснений, Козицкий понимал, что  если бы он во время пересилил свой страх перед Геннадием, во время скинул бы того с пьедестала его маниакального величия, то жизнь его с Марией могла бы быть долгой и счастливой.
После ухода сына, Козицкий откровенно запил. Пил он не только дома, но и на работе.  Коллеги презрительно перешептывались за его спиной, называя Козицкого алкашом и потрепанным ловеласом.
Он слышал эти перешептывания и еще больше презирал и ненавидел своих коллег.   
 Козицкий не мог даже себе самому признаться, что ему больно и обидно за то, что сын так смело и  резко отшатнулся от него. В глубине души, он готов был простить Никитке его «предательство» заключающееся в том, что сын против воли отца, ушел из техникума, что он решил отдать небольшую часть своего времени служению Родине.
Возможно, он бы для порядка поорал на сына, даже сделал бы вид, что собирается его ударить. Но он бы смирился, и возможно, в будущем, чем-то помог Никите.
Но Козицкий скорее бы умер, чем сам пришел бы к  Никите с молчаливым предложением мира. Его частенько подмывало, просто зайти в «Скорую» когда там будет Никита. Сесть на стул и постаравшись придать лицу доброжелательное выражение, молча посидеть так  несколько минут.   Возможно, сын понял бы, что отец желает перемирия.   Но  гордыня не позволяла отцу первому сделать маленький шажок навстречу сыну. Он не горел к единственному своему отпрыску горячей родительской любовью.  Козицкому иногда казалось, что он всей душой ненавидит Никитку. Но голос крови, против его воли не давал покоя отцу.  Скорее всего, ему не давало покоя сознание того, что затюканный им с раннего детства ребенок, вдруг показал зубы.   Вдруг осмелился стать самостоятельным.
Козицкий не мог не знать, что у сына появилась дама сердца. И он понимал, что  Валя — это не его « еще та морковочка  — однаночка», как называл своих женщин Козицкий старший.
Иногда, приближаясь к посту, он слышал обрывки разговоров скучающих в ночном дежурстве медсестер и санитарок.
Он слышал, как женщины обсуждают достоинства Вали  Гужевой и недостатки его Никиты.
И даже из этих случайно подслушанных, коротких обрывков сплетен, Козицкий понимал, что медперсонал считает его сына недостойным такой девушки, как Валя.
И это бесило терапевта до темноты в глазах. Не потому, что он сам был в восхищении от своего сына, не потому, что он любил и гордился им, как отец. Но его Никита был Козицким!  И этим все было сказано.

 Накануне отъезда  на «сборы», он попросил Володю , чтобы тот  заручился разрешением матери на  небольшую «отвальную» в их квартире. Но пожилая женщина сказавшись больной, отказала парням в их просьбе.
Вечером, встретившись в условленом месте с Валюшей, Никита посетовал ей на свою беду. «Представляешь, Валюшка, придется мне столовую снимать под проводы.   
А у меня денег маловато. Не хочется как попало с друзьями попрощаться.   Да и  народу я не думаю много приглашать. А любая столовая, тем более ресторан, не захотят сдать на вечер только  часть помещения.   Придется мне небольшим   сабантуйчиком на природе обойтись. У озера где-нибудь»
«Можно и у озера — согласилась Валя — Погода, просто прелесть — она кивнула в сторону горящих золотыми огнями осени, берез,  — А можно и с мамой поговорить.  У нас в доме места много.   А еще лучше — во дворе, под тополем.   Сам же говоришь, что народу немного будет»
Как и ожидала девушка, Люба сразу же согласилась помочь молодежи.  «Только, Валечка, чтобы не пили сильно, не буянили.  Сама знаешь, какие у нас соседи.  Чуть задымит, по всему городу слух пройдет, что до тла сгорели»
«О чем ты говоришь, мамочка?  Ни у Ника, ни у меня таких друзей нет. Кстати, Вальку надо вызвать из Омска. Может дадут ему отгулов пару дней?»
 «Нет, дочь, Вальку беспокоить не будем. Не отпустят его. Да и вообще….» -Люба грустно примолкла на полуслове.  Но Валя поняла мать.
К тому времени, Никита уже уволился с работы.  Через пару дней, получив отпускные, он занялся подготовкой к проводинам.  Вернее, занимались Валя с Любой.   Сам Никита,  постоянно находясь рядом, больше служил «мальчиком на побегушках», как со смехом выразилась Валя.
В ночь, перед намечающимся прощальным ужином, Никита остался ночевать в доме Южаниных.   
Валя постелила парню в комнате  Валентина, а сама отправилась спать к Катьке.
Несмотря на дневную усталость, она никак не могла заснуть.  Рядом   сопела носиком  беспокойная    Катька.  Она и во сне все спешила куда-то.  Устав поднимать с пола, сброшенное сестренкой одеяло, Валя   тихонько поднялась и вышла на крыльцо.   Присев на ступеньку, девушка засмотрелась на далекие звезды.   
В этот момент она думала о будущей их с Никитой жизни.   Возможно, отслужив год, Никита передумает и не станет настаивать, на переезде .   Очень уж не хотелось домашней девушке Вале, покидать своих приемных родителей.    Она родилась и выросла в этом небольшом, но дорогом сердцу городке.   Здесь на кладбище покоились ее родители.   И, возможно, где-то здесь,  по этим улицам, ходит ее родная сестренка, которую Валя никогда не видела.  С тех пор, как погибли ее родители, Валя успела позабыть много чего из детства. 
Она тогда была еще слишком мала  для того, чтобы долго хранить в душе тяжелые воспоминания. Но вот о том, что у нее есть сестренка, девушка так и не смогла позабыть. 
В первые годы после смерти родителей, Валя часто расспрашивала новую маму о сестричке. Она сейчас понимала, как трудно было Любе отвечать на эти детские вопросы.   Со временем расспросы  эти постепенно иссякли.  Но в душе она до сих пор надеялась, что когда-нибудь, встретит свою младшую сестричку.  Искать  сестру через официальные источники, было бесполезным занятием.
Тайну усыновлений детей никто не отменял.   А идти против закона у законопослушной и небогатой семьи Южаниных, не было ни средств, ни желания.
Из задумчивости девушку вывел звук отворившейся двери. Она не успела оглянуться назад, как горячие и сильные руки крепко обняли ее , обвившись вокруг талии.
Никита, не разнимая рук, присел рядом «Не спишь, радость моя?- его обжигающие губы коснулись мочки уха девушки — Здорово как!  Я в  твоей простели!  Жаль, что любимой рядом нет.»
«Раньше эта комната принадлежала брату. А мы с Катькой спали в  другой.  Катька растет и я на то время, пока Вальки нет, в его комнате обосновалась» — прошептала в ответ,Валя.
 Никита был полураздет. На ней тоже ничего, кроме легкой пижамки не было.  Положение создавалось слишком щекотливое. Нужно было  встать и уйти. Но Валю охватило какое-то,  томительное блаженство. Не хотелось даже шевелиться. И чтобы скрыть свое  волнение и легкую тревогу, девушка  не переставала что-то говорить. Она уже сама потеряла суть своего торопливого шепота, но продолжала что-то бормотать, пока губы Никиты не прервали ее взволнованного лепета.
Он унес ее в летнюю кухню, на старенький, отслуживший свой век диван.
Последним усилием ускользающей воли, Валентина попыталась воспротивиться его настойчивости.  Но  усилия эти были легко сломлены  слишком страстными и жгучими поцелуями Никиты, его бессвязному, но такому сладкому шепоту.
Утром, стыдливо вспоминая прошедшую ночь, Валя поняла, что ничуть не сожалеет о произошедшем. Никита не отходил от нее ни на шаг. Вместе с ней накрывал на стол под тополями, вместе с ней шел в магазин. Он , казалось, не замечал никого и ничего вокруг кроме девушки, подарившей ему первое в жизни настоящее счастье.
Люба, наблюдая за молодой влюбленной парой,   догадалась о том, что произошло между ними прошлой ночью. 
Она возможно, и осудила бы их, не будь они такими счастливыми в этот день.  Не могла осудить  свою дочь женщина, которая видела, как  искренни чувства ее Валюши к парню и какой радостью и счастьем светятся глаза будущего зятя.

 часть 6

К вечеру во дворе Южаниных собрались десятка полтора молодых людей.  На   «проводины» пришли самые близкие друзья и подруги Никиты и Валентины.
«Ник,  а ты отца пригласил?»- все еще стыдясь открыто взглянуть в глаза парню, спросила его Валя.
«Нет, любимая, я не хочу, чтобы он испортил такой день. Поверь, ничего хорошего в этом не было бы.»
«Но, милый, так нельзя! Я лично, не представляю, как можно без родителей. Ты же должен проститься с ним.»
«Валечка, пойми, родители, это когда действительно — родители.   Мой отец не подходит под это определение.  Я точно знаю, что он  испортит нам все.  Ты не представляешь себе и на треть, какой он на самом деле. Если честно, то я его иногда просто боюсь. Стыдно признаваться, но боюсь до дрожи в коленях.   После того, как я узнал тебя, я захотел избавиться от этого  стыдного чувства — постоянной трусости перед родным отцом.  Но лучший способ забыть о своем страхе, это забыть о  существовании  самого  источника страха.  Давай не будем сегодня о нем.  Пройдет год.  Я разберусь в себе.  Отец тоже пусть разберется кто я ему и нужен ли вообще. Я уверен, Валюша, что он будет только рад от меня избавиться.  Во мне  он всю жизнь,  видел только объект для удовлетворения своих маниакальных потребностей.  Нормальному человеку трудно было бы поверить в те ужасы, что со мной отец творил.    Поэтому, родная моя, давай сегодня не будем о нем»
 Увлеченные длинным диалогом, молодые люди не заметили, как далеко отошли от общей массы гостей.
Положение спасла Люба. Она быстренько подошла к  Вале с Ником «Никита, папу ждать будешь?  Или за стол?»
«За стол!  Папа не придет»- радостно отозвался парень, благодаря про себя  женщину. 
Люба ловко рассадила молодежь за длинный стол, покрытый голубой скатертью . Угощение для гостей не было слишком изысканным. Сказывался начинающийся дефицит продуктов в магазине.  Но, к счастью,  в семье  Южаниных  не гнушались никакой работой. Жареные гуси, пироги с пелядью, добытой  Михаилом.   Сладкая, воздушная выпечка, блюда и салаты из выращенных в собственном огороде овощей и многое другое,  были выше всяких похвал.
Домашние соления, компоты и легкое вино завершали этот изумительный натюрморт под открытым небом.
Чтобы не смущать молодежь, Михаил с женой, выпив по стаканчику вина и напутствовав Никиту в добрую дорогу, ушли в дом.

О том, что его сын отмечает «проводины» в армию у предполагаемой невесты, Козицкий узнал еще за пару дней до мероприятия.   Впервые в жизни,  он потерял контроль над сыном. С того дня, как пришло то злосчастное письмо, непререкаемый авторитет Александра Геннадьевича в собственном доме, дал большую трещину.   Сын посмел уйти из дома, набрался наглости не появляться  пред его отцовские очи. Он больше не опускал взгляда, не вжимал голову в плечи, ожидая злобного окрика или крепкого подзатыльника от суровой, карающей руки родителя.
Весь день Козицкий пил, запершись  у себя в квартире. На работу он не вышел,  не утруждая себя объяснениями с Главврачом больницы.
Александр Геннадьевич не спал уже более суток. Его заросшее седой щетиной лицо, совершенно потеряло свой прежний, холеный облик. Отключив домашний телефон, Козицкий пил коньяк стаканами.  По затоптанному полу, катались уже три пустые бутылки.  Не снимая туфель, Козицкий завалился на смятую постель.  Обрывками ускользающего сознания, он понимал, что надо бы поспать, пока совсем не «снесло крышу», как выражался его покойный батюшка в таких случаях.
 Несмотря на огромное количество выпитого, сон никак не шел.  За окнами  вечерело. В надвигающихся сумерках  тени от шевелящегося перед окном высоченного тополя, казались Козицкому зловещими чудовищами. Они ползли по полу и стенам, протягивая к его лицу причудливые лапы с многочисленными  щупальцами. «По моему, до чертей дело дошло»- Козицкий с трудом поднялся и превозмогая слабость и безотчетный страх, вышел из квартиры, забыв запереть на ключ входную дверь.
Спустившись во двор, Козицкий,  пошатываясь, вышел на дорогу и после долгих попыток,  остановил частную «Ладу»
Водитель, с трудом узнал в  помятом, источающим запах перегара, человеке —  заведующего терапевтическим отделением. «Куда вам?», стараясь не смотреть на небритую физиономию  доктора, спросил мужчина.
«А ты не знаешь, где Никиткина  плохая девочка  живет?» — прохрипел тот в ответ.
Водитель смутился. Доктор был ему неприятен и он уже сожалел о том, что остановил машину.  «Простите, но я не знаю кто такой Никитка и его  плохая девочка !»
«Никитка — это мой сынок, чертово отродье! А  плохая девочка  — это Валька Гужева. У нее мать, по моему,  Южанина по фамилии. Вроде так. Ее младшая девка у меня в отделении лежала с отравлением. Хороша семейка, если дети с помойки едят»
Водитель, хорошо знавший Михаила Южанина, едва сдерживаясь, чтобы не выкинуть на дорогу циничного, пьяного терапевта, молча отвез его к дому Южаниных.
Во дворе большого дома, где раньше жила семья Вали, а в настоящее время, жила она сама со своей новой семьей, царило веселье.
Михаил протянул длинный кабель с яркой лампочкой, закрепив его на ветвях тополя.  Молодые люди   негромко пели и  танцевали под звуки магнитофона, когда во двор,  икая и бранясь, ворвался Козицкий старший.   
Не сразу разобравшись в чем дело, молодежь попыталась выставить «пьянчугу» со двора. Но быстро рассмотрев личность  «гостя», молодые   люди дружно потащили терапевта за стол и усадили рядом с онемевшим от неожиданности Никитой.
«Отец, не вздумай скандал устроить.  Пришел, так сиди спокойно. Не забывай, что
ты в гостях, как и я впрочем»-  Никита нашел в себе силы проговорить это в ухо отцу, почти дружелюбно.
«В гостях! А кто меня в эти гости звал?  Я на твоих гостей плевать не хочу  А твою шлюху беспородную сам лично  оприходую.  Так и быть, снизойду до нищей потаскухи! А тебе, гаденыш, вот мой отцовский наказ!» — неловко развернувшись, Козицкий ударил Никиту, не причинив тому почти никакого вреда.
Все разговоры за столом мигом умолкли. Никита вскочив с места,  на какое-то время, потерял дар речи.   Жгучий стыд перед  невестой, друзьями и подругами,  нахлынувшие прошлые обиды, затуманили мозг  посрамленного перед всеми присутствующими, Никиты.
Не помня себя, он с силой  толкнул  рычащего от злобы отца.
Козицкий упал на землю, опрокидывая на себя стул, на котором сидел.
 Визг девушек,  недовольные выкрики парней и  злобная, грязная брань поверженного терапевта,  все слилось в один  невообразимый шум.
Привлеченная скандалом, из дома первой выбежала Катька. Следом вышла Люба. Михаил с час назад  ушел на ночное дежурство. На стройку нового дома должны были подвезти бетон и присутствие Михаила  на площадке было необходимо.

Плача и причитая, Валя вцепилась в Никиту, стараясь не подпустить того к  поверженному терапевту:  «Ник, милый, не подходи к нему.  Мама сейчас милицию вызовет. Пусть плюется ядом. Он не меня, он себя развенчал, опозорил на весь город»
Парни, что были поздоровее, подняли Козицкого и потащили к воротам, надеясь на то, что тот уйдет.  Но не тут то было. В  охваченном пьяным безумием  мозгу Козицкого,  что-то переклинило.  Сила, с которой он ненавидел весь этот «сброд», придала необыкновенную силу и его мышцам, тренированным годами, дабы поддерживать в хорошей форме себя, любимого.
Он легко, как спичку, сломал  палец на руке удерживающего его парня, с силой пнул в пах второго и вырвавшись на свободу, стремительно бросился на  Валентину, норовя схватить ее за горло.
Никита едва успел перехватить руки обезумевшего отца. В жесточайшей схватке они свалились под стол. Когда, каким образом попал нож в руки Козицкого старшего, никто не смог потом припомнить.
Слишком быстро все произошло.
 Когда, опомнившиеся друзья Никиты, под громкий  визг девушек, вытянули за ноги  терапевта из-под стола, Никита остался лежать на земле. Из груди его торчала рукоятка обыкновенного кухонного ножа.  Того самого, которым совсем недавно, гостеприимная хозяйка разрезала на куски своих ароматных, прожаренных гусей. Поняв, что случилось, Валя без звука упала на землю рядом с умирающим  парнем.
Наряд милиции , вызванной Любой подъехал одновременно со «Скорой».  Но помощь опоздала. Никита умер еще до того, как санитары уложили его на носилки.
Закованный в наручники, странно спокойный и безучастный Козицкий, сидя в милицейском УАЗе, равнодушно внимал  панике, творящейся в ограде девушки, которую пытался задушить.
Едва ли он осознавал, что только что убил собственного сына.
 Никиту хоронили всей больницей, в которой он проработал три года медбратом, не раз спасая жизни другим людям.  Несчастный парень хоть и не любил свою профессию, но  всегда вовремя прибывал на вызовы, умело вводил человеку с сердечным приступом необходимые лекарства. Вовремя доставлял в отделения терапии и хирургии других пострадавших.
И вот сейчас, когда Никитка нашел в себе силы противостоять деспоту родителю, когда он сам решил определить свою дорогу в будущей жизни, когда он поднялся на пик блаженства и радости   познав настоящую любовь, лежал молчаливый и неподвижный в Красном Уголке городского стационара.
Это было дико, неестественно, несправедливо.   Валя , не до конца понимая, что происходит, без слез сидела рядом с гробом, держа холодную руку Никиты в своих ладонях.  Она словно пыталась отогреть  его руки, вдохнуть  частичку своей жизни в неподвижное тело.
Валентин, вызванный телеграммой матери, на похороны Никиты не успел.
Он приехал, когда  вся его семья и несколько человек из медперсонала, сидели в доме за  поминальным столом.
Молчаливая, вся в черном, потускневшая и постаревшая на добрый десяток лет сестра,  едва  взглянула на брата и снова опустила глаза в стол. Валентину показалось, что Валюша не узнала его. И это было жутко!
А вечером, когда в доме оставались только брат с сестрой и  Люба, произошла тяжелая сцена. Валентин подойдя к сестре, попытался приобнять ее в знак молчаливого сочувствия. Откачнувшись от  его рук, Валя вдруг тоненько, надрывно  закричала «Рад, да!?   Конечно рад.  Ты же  все время его пытался очернить.   Постоянно  пытался  мне доказать, что ты лучше его!  Пошел вон со своей грязной любовью.  Убирайся, ненавижу!  Вон из моего дома! Слышишь ты, упырь, убирайся! Это мой дом!»
Препуганая Люба, понимая, что это горе затмило разум ее бедной девочке, молчаливо  замахала рукой, показывая сыну, чтобы тот ушел.
Невероятным усилием воли, подавив  несправедливо   оскорбленное самолюбие, Валентин ушел спать в  летнюю кухню.   Люба, через полчаса, заглянув к сыну, затопила печурку.   «Не обижайся, сынок, с трудом разлепив запекшиеся , покусанные губы, прошелестела  мать.- Валечке сейчас хуже всех .  Такое пережить Потерять парня, которого любила.  И так страшно, прямо на глазах»
 Помолчав, Валентин тяжело, как и мать спросил   «А что с  тем уродом, с отцом Никиты?   Он  где?   Поди отпустили, убийцу?»
   «Нет,  точно знаю, что не отпустили.   Знающие люди  из терапии рассказывали, что невменяем он. Ничего не помнит, ничего не соображает. Экспертизу местную  на днях должен пройти.  И если диагноз подтвердиться, то увезут его в Новосибирскую лечебницу.  Скорее всего, до конца жизни.   Не думаю, что это лучше, чем тюрьма.   Господь сам выберет ему  наказание».
Прошло два месяца. Валя, скорее по инерции, продолжала ходить на занятие в медучилище. Из больницы она ушла после того, как однажды  задумавшись, ввела пациентке не то лекарство.  К счастью, все обошлось, но Валя решила пока оставить  ответственную работу медсестры.
Валентина часто, чаще чем следовало бы, ходила на кладбище. Отец с матерью были похоронены недалеко от входа и Валя сначала навещала их.  Положив свежие цветы на холмики, шла к могиле Никиты, похороненного в противоположном конце кладбища.   Девушка садилась на скамеечку за оградкой могилы и подолгу смотрела на фотографию беспечно улыбающегося Ника.
Стояла уже середина ноября. Было достаточно холодно.  Первый снег тонким  покрывалом укрыл землю,  убелив первозданной  чистотой могильные холмики.   
 Присев на скамью, Валя, как обычно прильнула взглядом к  фотографии Никиты.   Нелепость произошедшего, вся нереальность  и несправедливость тяжелой утраты, в этот чистый ноябрьский день, с новой силой всколыхнул ее исстрадавшееся сердце «Ник, громко воскликнула девушка — милый мой, за что?  Сначала папа, потом мама. Сестричка, без вести пропавшая. А теперь и ты!   Господи, за что?»- Валя тяжело зарыдала , припав головой к  ледяным прутьям металлической оградки.
Чья-то легкая, теплая рука тихонько коснулась щеки Вали.  «Ну хватит, милая, хватит» — послышался негромкий, женский голос.  Приподнявшись со скамьи, Валя оглянулась.   Рядом с ней стояла незнакомая, молодая женщина.  Что-то неуловимо знакомое, промелькнуло в ее облике.  Где-то она уже видела эту улыбку.
У ног незнакомки стоял ребенок.  Мальчик лет 3 — 4.  Он   пугливо и не по детски недоверчиво, смотрел на  Валю большими, невероятно знакомыми глазами.
 Проследив за взглядом Вали, женщина  улыбнулась : «Сынулька мой, Максик».
 «Простите, я вас не знаю. Вы  новенькая  из стационара?  Не помню. Мне очень хотелось бы одной побыть» — Валя отвернувшись от незнакомки, снова прильнула взглядом к  Никиткиной фотографии.
«А я тебя знаю. Ты — Валя, невеста моего брата.  Ой, прости, прости, милая. Я хотела сказать, что бывшая невеста.  Меня Ирина звать. Я дочь Александра Козицкого. Чтоб его черти на том свете  до конца мира поджаривали.»
«Ирина обняла  плачущую Валентину и они еще долго стояли, прижавшись друг к дружке.
«Поедем Валюша, я на машине.   Зайдем в дом, что мне достался по наследству.  Это дом, где я родилась. Правда не помню ничего, но это не беда»
У Ирины за оградкой кладбища стояла новенькая вишневая  «Лада». Усадив сынишку на заднее сидение, а Валю рядом, Ирина умело повела машину  по   наезженной расползающейся колее.
 «Меня месяц назад адвокат нашел,  предложил написать заявление на наследство родительского дома.  Квартира у  отца государственная, ее забрали в фонд больницы, а дом у деда свой.  Вот я и приехала наследство оформить. Муж меня бросил, едва Максик родился.  Я, видите ли,  стала толстой  и некрасивой. А он себе молодку нашел.  Да черт с ним, я это давно пережила, плюнула и растерла. Думать о нем не желаю. Он год с красавицей пожил и снова стал меня преследовать. Так, что этот дом для меня, как подарок судьбы. К вам сюда перееду. Мне здесь понравилось.»
  И хотя в доме, принадлежавшем когда-то, Геннадию Трофимовичу Козицкому, было тепло и чисто прибрано, Валя почувствовала  почти ненависть к этим стенам.
 Посидев пару минут, она  со словами «Душно мне здесь, тошнит» — бросилась к выходу.     Она едва успела перегнуться через высокие перила   крыльца, как ее обильно вырвало.
Ирина, вышедшая следом, почти насильно завела девушку назад в дом. Внимательно присмотревшись к ее бледному личику, Ирина неожиданно произнесла « А Никитка  не совсем ушел. Оставил после себя кого-то»
До Вали не сразу дошел смысл сказанного.  Два месяца прошедшие  со дня смерти Никиты, для нее были двумя месяцами тоски и постоянных слез.   На фоне своего горя, Валя совершенно не заметила тех перемен, что происходили в ее организме.
И только сейчас она поняла, что беременна.
Эта мысль  остро кольнула в сердце, горячей волной пронеслась по всему телу и  осталась в мозгу первой вспышкой радости за последние два месяца.

«Ирочка, неужели это правда? Я беременна?»     Ира усмехнулась снисходительно: «Ну то, что ты беременна — это на сто процентов. А от кого, сама должна знать»
 Радостно возбужденное состояние настолько завладело Валей, что она даже обидеться на бестактное замечание Ирины серьезно не смогла.
 «Я домой, маму надо обрадовать»- засуетилась Валя, натягивая куртку.
«А ты уверена, что мама обрадуется.   Отца у ребенка нет!»
  «Ира, ты не знаешь мою маму. Конечно обрадуется» — Валя засмеялась, почти беззаботно  как в те дни, когда они гуляли с Ником  в  березовой роще.
Люба, увидев на пороге смущенно улыбающуюся Валю, от удивления, едва не лишилась дара речи. : «Валечка, у тебя все в порядке?» — осторожно спросила она. «Да, мамочка, кажется, все хорошо!» — Валя неожиданно  засмеялась, тут же  заплакала и бросилась к Любе.
«Господи, да что же это такое?   Что случилось, бедняжка моя?» — сама едва не плача, Люба прижала к себе дочь. И услышала сквозь всхлипывание то, о чем и сама  уже с недавних пор  догадывалась : «Мама, я беременна . У меня сыночик будет — Никитка»
«Вот дуреха, а ревешь-то чего!   Все,  Валечка, хватит, поплакала, погрустила и будет. У тебя  отныне, самая главная забота в том, чтобы здоровенького ребеночка выносить. А будешь грустить и плакать, на ребенке скажется  плохо.   Будет нервным и плаксивым.»
С этого дня, в жизни  Валентины все изменилось.    Боль от потери любимого человека, все еще крепко держала ее сердце, но все равно,  ей  стало намного легче. С наступлением холодов,  Валя  все реже приходила на кладбище. И не затем, чтобы поплакать, а чтобы тихонько, с затаенной радостью поведать Никите , а заодно и родителям о развивающейся в ней жизни.
Кроме того, Валя неожиданно крепко подружилась  с Ириной и ее сынишкой Максиком, которого искренне считала своим племянником.
Ирина, не желая травмировать лишний раз Валину психику, выкинула из дома деда все, что хоть отдаленно  могло напомнить  им обеим о   старших Козицких. Никиткиного здесь ничего не было    Он ушел с родителями в предоставленную его отцу квартиру , едва ли не в младенческом возрасте.
Хохотушка и непоседа Катька, Валина сестренка, едва увидев Максика, тут же взяла его под свое покровительство и защиту. Мальчик был пуглив и не по детски серьезен. «И в кого он такой?- сетовала Ирина. — Меня ни чем не пробьешь. Сама всего добиваюсь.   Мать с новым папочкой и дед все усилия приложили, чтобы из меня  докторшу сделать.    Сколько же мне пришлось свои права отстаивать, кто бы знал.   Муженек мой бывший, хоть и кобель конченый, но тоже не из робких.  А Максимка, как не наш. Может, перерастет со временем?»
Ирина быстро нашла себе работу по специальности. Она оказалась высококлассным кондитером по изготовлению тортов.     Очень скоро жители города «К» , считали за честь поближе познакомиться с настоящей волшебницей, из под рук которой выходили необыкновенно вкусные и красивые торты и пирожные.
Несмотря на свою востребованность, Ирина далеко не сразу получила место в детском саду для  четырехлетнего  Максимки. И все это время, мальчик почти сутками жил у Южаниных    Он, как приклеенный, всюду следовал за своей подругой и  покровительницей Катюшей.  Спустя пару месяцев такой тесной дружбы, Максимку невозможно было узнать.  Мальчик  налился приятным детским здоровьем на свежем молоке . Впалые, бледные щечки его порозовели и округлились.  Глядя на резвящегося с Катькой малыша, Люба чувствовала почти материнскую гордость за нового члена их дружной семьи.
Когда Катюшка убегала на занятия в школу, Максимка переключал свое внимание на Любу, трогательно называя ее «Баба Юба».  Стараясь хоть как-то компенсировать присутствие сына в чужой, по сути, семье, Ирина  частенько угощала всех   своими неповторимыми пирожными.  Через полгода Максимке предоставили место в саду.
Катька откровенно заскучала без маленького друга. И не только она, но и все в семье почувствовали, как им недостает милой Максимкиной мордашки, его постоянных «почему».
Но скучать без Максима долго не пришлось.
Через неделю Ирина привела зареванного мальчика к Южаниным. На щечке ребенка красовались глубокие царапины, а  зеленовато- желтое пятно на скуле, говорило о том, что здесь на этом месте недавно был  хороший кровоподтек.
 «Тетя Люба, хотите, на колени стану!- почти проплакала Ирина — Это у вас Максик осмелел, а в саду долбят ребенка, кому не лень.  Девочка за игрушку чуть глаза ребенку на выцарапала.   Я вам платить буду! Больше, чем в садике. У меня заработок хороший. И папаша алименты платит, не скупиться.   Умоляю вас, возьмите Максика. Я его, естественно , на выходные и на ночь буду домой забирать»
Катюшка, присутствующая при этой сцене, с воплями кинулась к матери, умоляя ту не отказываться.
«Да Бог с тобой, Ириша, какие деньги?   Пусть ребенок  у нас живет. Места хватит!»- успокоила Люба расстроенную Иру.
Но несмотря на отказ хозяйки дома от денег,  Ира, не обращая внимания на протестующие возгласы, выложила на стол деньги. «Папашины алименты.   Не отказывайтесь , тетя Люба. Я вас за родных считаю и деньги, как родной семье отдаю»
И уже уходя, Ирина добавила:  «Катюшка здорово на Макса влияет. К тому времени, как  у  Вали появится Никитка  Никитович, у него заступник будет.  По сути, они братьями будут . Двоюродными»
А во дворе уже вовсю бушевала весна. Приближались госэкзамены в Медицинском училище. Приближался срок Валиных родов.
На получение диплома процедурной сестры,  Валя вышла с ощущением  тянущей тяжести внизу живота.
Ее отвезли в роддом всего через сутки после  получения диплома.
Валя родила мальчика, как и мечтала. Едва взглянув в красное, сморщенное личико, Валюша с тихим плачем  радости и все еще живущей в ней боли, от потери любимого парня, прошептала: «Здравствуй, Никита. Сыночик мой милый. Папа нас видит сейчас. Обязательно видит!»

Валентину  Южанину о рождении племянника сообщила телеграммой его мама. Нельзя сказать, что известие это обрадовало  новоиспеченного дядю.
 Вспышка обиды и ревности  захлестнула его сердце, поднялась к глазам, выдавив из них  несколько невообразимо горьких слезинок.  Он ничего не знал о беременности сестры. Если честно, то Валентин  даже не подозревал, что Валя может пойти на близость с Никитой до свадьбы.  Не такая она была — его Валюша.
Весь вечер Валентин метался, не зная куда себя деть. Он не пошел, как обычно на патрулирование, сказавшись больным.  В тишине бессонной ночи, Валентин  без конца вспоминал их детство. Валькины проказы, за которые он сам частенько получал нагоняй от матери.   Валентин считал, что он, как  мужчина в доме, как старший брат, должен  самоотверженно брать на себя  не только ответственность, но и всю меру наказания.
Он вспоминал о том, как впервые увидел , что у Вальки оттопырилась грудь и там, под тоненьким ситцем платья, спрятались тугие мячики  ее острых грудок.  Он тогда сильно смутился, покраснел до слез и стыдливо отвел глаза. Это был первый толчок его проснувшейся любви. Он вспомнил, как было больно слушать ее слова о том, что он ей только брат и ничего между ними быть не может и не будет.  Но особенно тяжело и больно было вспоминать последнюю выходку Валюши, когда она крикнула ему «Упырь.  Убирайся из моего дома со своей грязной любовью»
Но почему вдруг любовь его сделалась «грязной?».  Почему он не имеет права любить   девушку?  Только потому, что рос с ней под одной крышей, только потому, что Валюша называла его мать  «мамой»  Но ведь Южанины даже не удочерили Валентину официально. Только оформили опекунство, оставив  ей фамилию ее отца — Гужова.

  С трудом разлепив глаза после почти бессонной ночи, Валентин торопливо оделся и отправился на занятия.  Во всю цвела черемуха, птицы пели так, что заглушали все остальные звуки большого горда. Небо сияло сапфирами, рассыпая голубые блики. Солнце пригревало землю, пробуждая  к жизни природу, очищая сердца людей от скуки и плохого настроения.
Валентину вдруг стало стыдно за свои глупые обиды, за свою никчемную ревность.
«Бороться нужно за любимого человека. Как Валя  боролась за Никиту, вытаскивая его из Козицкого болота. Пусть сначала придет в себя, немного смирится с потерей.  У нее теперь сын. Она счастлива. Сын от любимого ею парня.  Радоваться надо, что у Валюшки такой мощный стимул к жизни появился, а я, как  самодур, копаюсь в собственной ревности. Все! Точка, никаких больше   нюней.  Молодец, сестренка. Сегодня же поздравлю ее с рождением  сына»
К концу июня, Валентин смог приехать в родной город.   Люба встретила сына радостными возгласами . Она тут же затеяла пирог с  рыбой, попутно расспрашивая сына обо всем, что тревожило мать, не видевшуюся с сыном  более полугода. Со дня похорон несостоявшегося зятя Никиты.
Валентин рассеянно отвечая на вопросы Любы, нетерпеливо посматривал в окно. Валя с сыном ушла гулять в березовую рощу. Вместе с ней умчались и Катя с Максимкой.
«Не скоро они придут, сынок. День -то какой погожий!  Иди сам к ним в рощу, легко найдешь. Они там, негде больше!» — мудро разгадала Люба тайные мысли сына.  Благодарно взглянув на мать, Валентин выбежал из дома.
Он не мог видеть, как Люба, тяжело вздохнув, перекрестилась на пустой угол дома «Помоги ему, царица небесная.  Все изводится, бедняга.   Может оно и к лучшему. Валя -то, действительно, чужая ему по крови!»

 Сестер Валентин нашел в роще по громкому крику неуемной Катюшки. Она носилась по полянке, вместе с шустрым незнакомым мальчишкой, лет четырех. «Максимка» — догадался Валентин. Он  уже знал историю с переездом   старшей сестры Никиты, в их город.
Валя слегка располнела. Но это только еще сильнее подчеркивало ее удивительную красоту и женственность.  Небесно синие глаза молодой матери, излучали доброту и нежность. И хотя в них все еще угадывалась, глубоко затаенная грусть, Валя не переставая улыбаться шагнула навстречу Валентину. «Какая же она красивая! Просто королева. Как ей идет быть матерью» — подумал Валентин глядя на приближающуюся к нему  молодую женщину, толкающую впереди себя голубую детскую коляску.

  «Валек, привет, братишка!   Как я тебе рада!   Надеюсь, у тебя все хорошо. — Валя подошла совсем близко. Обойдя коляску, она звонко чмокнула Валентина в щеку. — — Познакомься с племянником. Вернее, с двумя. Максик, это племянник моего Никитушки. А второй, это твой родной племянник. Сын Никиты собственной персоной — Никита Никитович»
Оглушенный поцелуем Валюши, Валентин несмело заглянул в коляску.  Малыш крепко спал, безмятежно раскинув в стороны  крохотные ручки в  зашитых рукавах распашонки.
«А зачем он в рукавичках?»- смущенно пробормотал Валентин, не зная, что сказать.
Валя засмеялась- «Так он же маленький, а коготки, как  у котенка. Сам себя поцарапать может. Стригу, стригу, а они растут вперед пальчиков.»
Рассматривая малыша, прикрытого легким одеяльцем, Валентин определил: «Он на тебя похож.  Точно,  носик и губки, как у тебя»
«Нет, Валек, — голос Валентины заметно погрустнел, —  он весь в отца, в Никитку.   Особенно, когда на меня смотрит. Смотри бровки какие. Черненькие и дугой. У меня вразлет и  светлые, а он черненький». -Валя приподняла чепчик на головке сынишки  и  Валентин увидел реденькие темные волосики на розовом темечке.
Валя позвала сестренку с Максимкой и они все вместе двинулись в сторону частного сектора, где был их дом. «Валя, можно я коляску повезу — с замиранием сердца попросил Валентин. Валя с улыбкой уступила место брату и они пошагали рядышком по прогретой жарким солнцем тропинке.  Впереди, резвясь и  подпрыгивая, бежали Катюшка и  Максим.

Сараева
Часть 7.
За время отдыха Валентина в родной семье, ничего значительного  не произошло. Валя охотно гуляла с сыном , в сопровождении Валентина, позволяла ему подержать маленького Никитку на руках, если  у Валентина возникало такое желание. Иногда, по вечерам, засиживалась с братом на крыльце. Но вела она себя так, что у Валентина любые слова, приготовленные им, чтобы напомнить о своем непроходящем чувстве, застревали в горле.
Находясь рядом с Валей, на расстоянии протянутой руки, он чувствовал, что она, на самом деле, далека о  него, как та луна, на которую они вместе смотрели.
Тактичный и умный, он понимал: попробуй  сейчас заговорить о своей любви и их призрачный мир, может рухнуть навсегда.  Валя не видела, скорее, не желала видеть, как мучается ее названный брат.
Про себя она решила, что никогда больше не выйдет замуж, никогда не подпустит к своему сердцу мужчину.  Ее не пугала перспектива того, что сын ее будет расти без отца. Молодая мать была еще слишком юна и неопытна в жизни, чтобы задумываться на эту тему. Неувядаемая, тихая грусть по погибшему Никите, не позволяла девушке ни на минуту забыться и отдаться новому чувству.   И любое, неосторожное слово или действие со стороны Валентина, могли бы только глубоко оскорбить ее.     
Валя пропустила срок сдачи документов и экзамен в Медицинский институт. Она решила пойти работать пока медсестрой в амбулаторное отделение, чтобы ночами быть с сыном. 
Заявление ее уже лежало в Отделе Кадров. И через месяц, когда Никитке исполнится три месяца, Валя должна будет выйти на работу  Сидеть было не за кем.  Работал в семье один отец.
Правда Иринка  подкидывала денег.  Но Люба  брала их с неохотой, чувствуя при этом жуткую неловкость. Той небольшой суммы, что платили квартиранты за второй дом Южаниных, хватало лишь на самые мелкие расходы.  Если бы не свое хозяйство, то семье пришлось бы несладко.
Катюшка росла, требуя новой одежды и обуви.  Маленький Никитка, несмотря на свой крошечный возраст, тоже требовал немалых расходов. 
Валина зарплата могла бы стать неплохим подспорьем в бюджете дружной семьи.
Валентин изо всех сил стараясь помочь родителям,  выполнял все поручения отца и матери. Он как всегда, помогал отцу на личном покосе. В свободную минутку, бежал на озеро , чтобы проверить «морды» — ивовые плетенки для рыбы. Как и любая семья, выросшая на реке или у озера, Южанины все без исключения, любили полакомиться  пирогом с пелядью или  жирным сазаном.  А пироги Люба пекла отменно.
Валентин не мог пока помогать семье материально.  До  полного окончания Школы Милиции, оставалось еще почти два года.
В начале августа, Валентин, тепло попрощавшись с семьей, уехал в Омск. Валя, оставив трехмесячного сына на  мать  с сестренкой, вышла на работу.
Она , страдая от того, что вынуждена будет  на долгих восемь часов,  почти ежедневно расставаться с сыном,  попробовала  как можно подробнее инструктировать Любу, как ухаживать за ее  несравненным карапузиком.
Но Люба рассмеявшись, ответила дочери, что вырастила троих прекрасных детей без помощи со стороны, вырастит и внуков.  «Ты, Валюша, главное, грудь не присушивай. Корми ребенка. Лучше материнского молока нет и не было ничего. Никаких   прикормов.   Вон коза наша Муська, главный  твой помощник.   Утром Никитку покормишь, все остальное сцеди. Я в холодную воду бутылочку сама поставлю.   А потом, Муська «покормит». К вечеру придешь, снова покормишь.  Никаких «Детолактов».   Выкину всю эту дрянь, что ты накупила  поросенку, пусть поправляется   До шести месяцев, никаких каш. И не выдумывай. Натуральное молоко, творожок и кефирчик с детской кухни.  Соки из своих ягод.  Я уже ему по капельке давала.   Нет никаких аллергий.  Находка, а не дите!  Щечки, как яблочки» — Люба   с нежностью, легонько ущипнула Никитку за тугую розовую щечку.   В ответ малыш наградил счастливую бабушку беззубой  улыбкой, от которой в доме сразу сделалось еще светлее.
Катюшка стойко перенесла ограничение свободы. Отныне, она не только должна была помогать матери и присматривать за Максиком, но и  охранять младенца от чрезмерно любопытного Максимки.  Правда, после  Катиной угрозы «никогда не играть с ним, если он хоть на шаг приблизиться к коляске», Максимкино любопытство очень сильно поубавилось.

 В обязанности слушателей и курсантов Омской Высшей Школы Милиции, входило не только освоение будущих профессий командного состава Советских правоохранителей . Курсанты участвовали в воспитании трудных подростков, патрулировали улицы города, помогали оперативным группам в их спецрейдах.  Валентин  по праву считался одним из самых лучших курсантов.
Честный, принципиальный молодой человек, охотно откликался на любые указания командного состава училища.     В отделе милиции Ленинского района, где находилось училище, он давно уже  был «своим».   Валентин жадно впитывал в себя не только теоретические знания, но и  постоянно приобретал практические навыки будущего следователя.
 Из  редких писем Валентины, он знал, что она сдала документы в Мединститут г. Новосибирска на заочное отделение и ждет вызова на экзамен.     Девушка подчеркивала в каждом из своих писем, что  решила посвятить свою жизнь медицине и сыну. «Я никогда не выйду замуж, братик,   —  писала Валя.  —  Не хочу никому приносить несчастье . Никогда не разлюбить мне Никиту, он постоянно передо мной.  А тебе желаю счастья.  Надеюсь твоя детская блажь выскочила давно из твоей головы».
 От летних каникул Валентин отказался.  Он откликнулся на предложение  директора Школы и завербовался  на все лето   для работы с трудными подростками.     Домой он съездил всего лишь на пару дней  проведать родных.
Никакой радости эта поездка Валентину не доставила.   Валю он почти не видел. Днями она пропадала на работе. А вечерами  сидела в своей комнате, обложившись книгами. Никитка   крепенький, как наливное яблочко,  привыкнув  к  частым гостям,  охотно  шел на руки к Валентину. Малышу исполнился уже годик и он уверенно перебирая   пухленькими ножками, катался следом за взрослыми, как яркий шарик.
Поговорить  Валентину с сестрой почти не удалось Так, перекинулись несколькими словами за ужином и все. Никакой заинтересованности, ни одного ласкового, одобряющего взгляда Валентин от  девушки так и не дождался. Уезжал  он на этот раз из дома, с необычно тяжелым сердцем.   

Прилежно отработав все лето в детском центре для трудновоспитуемых подростков, Валентин  снова приступил к учебе.
На  его письма Валя перестала отвечать совсем и Валентин решил, что хватит ему  унижаться перед строптивой  девушкой, . Он  тоже перестал писать ей, только передавал приветы в письмах к матери и такие же приветы получал в ответных материнских письмах.
Однажды, в самый разгар морозов, Валентин с двумя такими же как и он, курсантами, в сопровождении пожилого старшины милиции, неторопливо обходили  дворы старого района Омска.   Было уже поздно.  Смена их заканчивалась и ребята уже мечтали о стакане горячего чая, когда в одном из дворов, их внимание привлек шум.     
Пожилой старшина потянул из кобуры оружие, но тут же с недовольным возгласом   «Беды не оберешься» — сунул его обратно.
Из глубины заснеженной аллеи кричала девушка, которой явно требовалась помощь. Валентин первым кинулся под сень заиндевелых берез.     Пробежав немного, он понял, что крики о помощи  доносятся с параллельной тропинки.  Обегать ряд деревьев,  не было ни времени, ни желания.
Валентин перепрыгнув невысокий заборчик, как  трактор  взрывая глубокий снег,  изо всех сил работая руками и ногами, «поплыл» напрямик через сугроб.
Пока  товарищи огибали сквер, Валентин уже скрутил  хулигана, напавшего на молоденькую девчонку.    Подбежавший старшина надел на дебошира наручники и вызвал по рации  милицейский УАЗ.
Свет от ближайшего фонаря, сюда почти не проникал. Успокаивая перепуганную девушку, Валентин повел ее  ближе к  фонарю.  Следом шли все остальные участники рейда и задержанный пьяный хулиган, пытавшийся сорвать с девочки ее  шубку.
  В подошедший УАЗ  втиснули хулигана. Валентин и старшина уселись по бокам от дебошира. Девочку посадили на переднее сидение, а остальных курсантов отпустили  в общежитие отдыхать.
В отделении, Валентину уже не в первый раз, предложили по всей  форме опросить  подозреваемого и пострадавшую.
Из торопливого рассказа молоденькой пострадавшей оказалось, что она возвращалась с уроков музыки, когда на нее в темной аллее напал пьяный парень и потребовал снять шубку и кожаные сапоги.
Девочка попыталась убежать, но негодяй подставил ей ногу и она упала.  Неизвестно, что стало бы с девчонкой, не поспей вовремя подмога.  Девочке на вид было не более 16 лет. Похоже, что она училась еще в школе.  Записывая ее показания, Валентин невольно посматривал на пострадавшую.  Большие карие глаза, по детски, пухлые губы. Из под вязаной шапочки выбивались темные локоны волос.
Одета девушка была достаточно хорошо.  Красивая шубка из хонорика,  дорогие, даже на вид,  зимние сапоги. На коленях она держала черную лакированную сумочку.
Опрашивая пострадавшую, он вскоре  узнал о ней все, что нужно было для протокола.
 Лиля  Соколова , ученица десятого класса, дочь недавно умершего, известного в городе дирижера театра музкомедии  Вениамина Соколова.  Мать Лили , бывшая  оперная певица Нонна Сергеевна, в данный момент находилась в своей квартире.   Лиля волновалась за мать и  торопила Валентина поскорее  закончить опрос и отвезти ее домой.
Сдав несостоявшегося грабителя дежурному  отделения, Валентин отправился провожать девушку. УАЗ выехал на новое  задание и идти пришлось пешком.
Правда, совсем недалеко.
По дороге Лиля попросила Валентина не пугать  ее маму.  — «Представляете, Валентин Михайлович , сначала мама  спину сломала. А через два года, папа умер от инфаркта. А ему  немногим за пятьдесят было. А мама молодая совсем. Ей только  сорок  семь исполнилось, а она уже больше четырех лет   инвалид.
Я хотела музыкальную школу бросить, так мама  такую истерику закатила, что пришлось ей скорую вызывать.  С утра в школу бегу.  А потом в музыкалку. Я с первого класса  туда хожу. Три раза в неделю по классу фортепиано и один раз на гитару. Это уже, по своей воле.»
«А что, на фортепиано, не по своей воле?» — поинтересовался Валентин. «Да нет, почему же?  Учусь я хорошо, мне нравится музыка.  Просто, пианисткой я хочу стать профессиональной, а гитара — это для души.»
Лиля остановилась у подъезда старого пятиэтажного дома, еще довоенной постройки. Валентин знал такие дома, приходилось по долгу  курсантских забот бывать в квартирах.    Стены в них  в два раза толще, чем в современных.  Длинные, узкие окошки, напоминающие бойницы. Насквозь проржавевшие  металлические, округлые балкончики, которыми жильцы давно уже не пользуются из соображений безопасности.
   Такие дома  тяжело поддаются сносу.  Легче новый построить, чем  старый снести.  Когда Валентин видел, как  огромное, стенобитное ядро, подвешенное на тросе, подолгу бьет в одно место, ему не терпелось  высказать свое мнения по поводу нерентабельности таких мероприятий. Он считал, что куда проще и дешевле, а главное , быстрее, отремонтировать  такие вековые дома, в которых  люди смогут жить еще очень долго.
«Давай я тебя до квартиры доведу, а то снова какой-нибудь любитель красивой шубки у двери поджидает» — Валентин поднялся с  девушкой на третий этаж.
 Лифт отсутствовал, как и во всех старых пятиэтажных домах.
Лиля открыла  своими ключами мощную, высокую дверь, запертую сразу на три замка. «Валентин Михайлович, пожалуйста, пойдемте со мной, успокоим маму.  Она вас в форме увидит и успокоится. Я ей не смогу врать. А вы просто скажете, что провожали меня от училища музыкального. А задержались потому, что мы все вместе еще и других провожали.   Ну, пожалуйста!  Скажите, что у вас такое задание. Вечером охранять  учениц музыкальной школы.  Вы мою маму увидите и сами все поймете.»
Не возразить, не возмутиться Валентин не успел. Дверь была открыта и он уже стоял на пороге большой    округлой прихожей.
Шагнув за порог, Валентин огляделся.  Над головой горел  яркий свет, хорошо освещающий  уютную прихожую . В одну сторону из нее уходил, погруженный в темноту коридор.  Как потом оказалось, он вел в столовую и дальше — на кухню.  Из прихожей в глубь квартиры, вели две двери. Одна была приоткрыта и от-туда неслись завораживающие звуки фортепиано. 
«Пойдемте — прямо в ухо шепнула ему Лиля — давайте вашу куртку»
Не отдавая себе отчета в своих действиях,  околдованный  удивительно красивой мелодией, Валентин молча подал Лиле форменную куртку и шагнул вслед за ней в приоткрытую дверь комнаты.
Помещение ,  куда они вошли, было  достаточно большим, можно сказать,  огромным. В центре комнаты стоял рояль, сверкающий  полировкой  в мягком свете   люстры. За роялем, лицом к ним,  сидела совершенно необыкновенная женщина.   Она была в  черном, открытом платье, как будто собралась на  званый прием в высшем обществе. Синеватые волосы ее, были собраны в великолепную прическу.  На обнаженной шее, в ушах,  сверкали драгоценности.
Увидев вошедших, женщина резко оборвала игру. «Ах, Лиля, цветок мой, где ты так задержалась?  И кто этот  удивительный герой, что стоит рядом с моей  музой?»
Женщина оттолкнувшись руками от рояля, выехала им навстречу, сидя в инвалидной коляске.
У Валентина предательски сжалось сердце и защипало в носу. До того не вязалась ухоженность и красота этой дамы с ее инвалидностью.
«Извините — растерянно пробормотал он — Я вашу дочь проводил  . Ночь, темно… Мало ли чего!»
«Благодарю вас, молодой друг- голос женщины был сильным, но приятным. Лиличка  вынуждена ходить на занятия. У девочки  бесподобный, музыкальный слух.    Раньше, когда жив был  супруг, учитель музыки сам ходил к нам  заниматься с Лиличкой.  А сейчас нам не по карману нанимать учителя.»
Валентин, впервые попавший в такую шикарную обстановку, с удивлением осмотрелся. На стенах висело множество картин и рисунков. Вдоль стен, на полу возвышались какие-то, совершенно немыслимые вазы.  Весь пол покрывал огромный ковер с  густым ворсом. 
Женщина, опершись руками о края коляски, медленно приподнялась.
Лиля, кинулась к матери и обхватив ее за талию, помогла встать на ноги. Затем, она подала  матери , неизвестно откуда взявшиеся костыли.  «Устаю постоянно сидеть. Как вас называть, мой юный  милиционер?» —   спросила хозяйка дома.
 Валентин  пролепетав свое имя, оглянулся, ища путь к отступлению    Нужно было уходить.   «Вы с нами чаю  выпьете!  — твердо произнесла хозяйка.    Оторвав правую руку от костыля, она протянула ее Валентину — Нонна Сергеевна»   
Валентин едва не проболтавшись, что он уже знает ее имя из протокола, вовремя прикусил язык.
На кухне, за столом, он немного успокоился. Лиля ловко управляясь с посудой, налила всем  по чашке ароматного чая, поставила в центр стола красивую, керамическую вазу  с пирожными.   
Нонна Сергеевна, устроившись в кресле, отхлебнула глоток чая и подняв на Валентина красивые, зеленоватые глаза спросила: «Вы кем работаете?   Я не разбираюсь в знаках отличия»
«Я еще учусь.  Собираюсь стать следователем»   — вежливо откликнулся Валентин.  «Вот как!  Еще один следователь!  Вы знаете, Валентин, моим делом занимались сразу два следователя, но они, почему-то из очевидного постарались сделать  запутанное, а потом и вообще — невозможное» — слова  хозяйки были непонятны и странны.   Глаза ее погрустнели и  Валентин увидел, что женщина гораздо старше, чем показалась ему вначале.
«Мамочка, не надо!- Лиля обежав стол, обняла мать за обнаженные плечи. — Не расстраивайся, моя роднуличка.»  Валентин увидел, как из   под смеженных век Нонны Сергеевны, выкатились две слезинки.
«Мамочка, спой нам лучше!» — голос  Лили  сделался немного капризным. Кажется эта просьба доставила Нонне Сергеевне явное удовольствие. Дочь знала, как  заставить свою маму забыть о чем-то неприятном, пока непонятном Валентину.
Они все трое, снова перешли в зал туда, где стоял рояль.  На этот раз, хозяйка позволила молодежи с двух сторон крепко поддерживать ее под руки, пока она медленно передвигала по полу малоподвижные, полумертвые ноги.   
Усевшись в коляску, Нонна  ловко   подкатила к инструменту поближе.   Лиля , обойдя рояль , присела на круглый стульчик  и тронула струны  инструмента, отозвавшиеся под ее руками красивым строем.
Мелодия романса Н. Зубова «Не уходи, побудь со мною…» наполнила большую залу, откликнувшись в сердце изумленного Валентина  горячим и светлым чувством, ожиданием чего-то необыкновенного. А когда к мелодии добавился  прекрасный , чувственный голос певицы Соколовой Нонны Сергеевны,  Валентину показалось, что все происходящее здесь, ему снится. Настолько сочетание  мелодии и голоса были бесподобно красивы .
В эту ночь,  он уходил из квартиры Соколовых совершенно другим.    Сердце парня разрывалось от нежности и любви ко всему человечеству. Хотелось прямо сейчас, в эту же минуту, совершить что-то такое, что перевернуло бы весь мир, сделало его лучше, чище и справедливее.
На следующий день,   прослушав все запланированные лекции и отдежурив три часа в спецлагере для трудных подростков, Валентин отправился к дому , где проживали его новые необычные знакомые. Нет, он не влюбился в Лилю.  Девушка, как он считал, была слишком молода для него.  Валентина влекла   к себе удивительная атмосфера высокой музыки и внутреннее желание защитить  двух этих прекрасных, но очень непрактичных женщин. От кого он собирался их защищать, Валентин пока не понимал сам.
В годы  Советской власти, на всех ее этапах, редко можно было встретить  общественное жилое здание, подъезды которого были бы защищены мощными дверьми с кодовыми замками.
Люди жили более  открыто и просто.   Хватало, конечно, пакостников, гадящих по подъездам, разрисовывающих стены, ворующих лампочки.  Хватало  воров посерьезней. Но в отсутствии запертых дверей и консъержев, тоже был свой плюс.  Припозднившийся человек в зимнюю стужу, мог погреться в подъезде.   Замерзающий бомж мог спасти свою жизнь, пусть для кого-то, никчемную. Но  он тоже был человеком, имеющим право на жизнь.     
Валентин поднялся по лестнице и  позвонил в знакомую дверь.    В этот день у Лили были вечерние занятия по классу гитары, которые должны были закончиться уже более часа назад.
К двери никто не подходил и Валентин вновь и вновь жал на звонок, пока не услышал, как внизу хлопнула дверь. Перегнувшись через перила, он вскоре увидел знакомую вязаную шапочку и плечи, покрытые желтой шубкой.
«Ой, Валентин Михайлович» —  подняв голову, обрадовалась Лиля. Она быстренько взбежав по лестнице, протянула ему узенькую открытую ладошку.
«Ты почему без варежки?  — заботливо, как старший брат — спросил ее Валентин —  Простудишься смолоду, возись потом с тобой!»
 «Чего?  —  изумленно воскликнула девушка — Вы что, со мной возиться и в дальнейшем собираетесь?».  Поняв, что   сморозил глупость, Валентин растерянно пробормотал:  «Не придирайся к словам, пожалуйста. Я не то имел в виду. Я хотел сказать, что заболеешь. А кто-то с тобой потом отхаживаться будет».  Все больше путаясь в словах, Валентин почувствовал, что краснеет. Лиля откровенно смеялась, откинув назад свою хорошенькую головку в голубой шапочке.
«Перестань ржать, а то уйду» — совсем по детски, грубовато выпалил  парень.   На секунду Лиля умолкла,  кусая губы, но потом  захохотала уже во весь голос, выговаривая сквозь смех:  «Ржать… , как конь, да? Ну умора.»     Отсмеявшись, девушка взглянула в лицо совершенно обескураженного парня. «Ладно, не смущайтесь Валентин Михайлович.  Я немного повеселилась.  Извините, если в неловкое положение вас поставила.   Я вам очень рада. Даже не надеялась вновь вас встретить»
Открыв замки на входной двери, Лиля пригласила Валентина в квартиру.  «Маму увезли друзья в Собрание»- провожая гостя в столовую, пояснила девушка.   — «На собрание? На какое, собрание?» — переспросил Валентина.   — «Да не на собрание, а в Собрание»- поправила Лиля, собирая на стол.
Предложив гостю чаю с пышными булочками, она пояснила парню, что «Собранием»,  артисты называют свои нерабочие мероприятия. Типа «капустников».
Девушка красочно рассказала Валентину, что сегодня с утра к ним  пришла парикмахерша из театра, давняя  подруга Нонны Сергеевны. Она принесла матери пригласительную открытку на празднование юбилея дирижера театра Музкомедии.     
Человек этот был учеником и приемником умершего отца Лили и мужа певицы Нонны.  Подруга парикмахерша красиво уложила густые , окрашенные в голубой цвет волосы  Лилиной матери. Помогла той одеться и ушла, предупредив, что вечером за ней приедут.
В тот момент, когда Валентин тщетно жал  кнопку звонка, Лиля  помогала  маминым друзьям, усаживать обезножившую женщину в  такси.   
«Ей же тяжело. Зачем она принимает приглашения на такие мероприятия?» — осторожно спросил Валентин.   «О чем вы говорите, Валентин Михайлович? — Лиля воскликнула это с таким удивлением и даже возмущением, что  парню стало неловко. — Это же смысл ее жизни!  Вы только представьте;  прекрасная певица, артистичная, красивая. Постоянно имеющая лучшие , ведущие роли и вдруг в одночасье — безногий инвалид.  Она же, таблеток напилась через год после своего падения с лестницы. Врачи еле спасли.   Если бы маму не приглашали на радио, на вечера, в Собрания, она бы или умерла, или спилась  Такие случаи были в театре»
Чувствуя себя полным идиотом, Валентин пробормотал что-то, похожее на извинение.
-«Лиля, расскажи, почему мама стала инвалидом. И вообще, расскажи о себе, о своей семье.  Понимаешь, я из простой семьи, из небольшого города. Мне очень интересна жизнь людей.   Да и для будущей профессии пригодиться.    У нас в детстве развлечения простые были.   Спорт,  магнитофон, кино. Постарше — на танцы бегали. Все под тот  же магнитофон.   Я здесь за три  с половиной года, всего пару раз на балет сходил и раз в оперу. А вот в оперетту, так раз пять бегал.  Здорово!»
«Это хорошо, что  вам нравится. Мама  не только в оперетте пела, но и романсы исполняла.  Оперетта считается  жанром  больше комедийным. Но все равно, это не пляски под гармошку»
 Валентин, слегка обидевшись за «пляски под гармошку» — поинтересовался: «Лиля, а ты что, не любишь народное творчество? Ну пляски там, частушки,  песни народные?»
«Нет, нет, Валентин Михайлович, вы не подумайте, я наверное, неправильно выразилась Я люблю конечно народное творчество. Просто классику больше понимаю и предпочитаю.  Кстати, романсы, просто обожаю. Хотите — спою»
 Валентин только  торопливо закивал в ответ. Собственно, за этим он и шел в эту гостеприимную квартиру. Молодые люди перебрались в зал, где стоял рояль. Но Лиля, минуя инструмент, сняла со стены простую на вид гитару. Первые же, взятые ею аккорды, убедили Валентина в том, что перед ним профессиональная гитаристка.   
По части голоса, Лиля едва ли смогла бы соперничать со своей мамой. Но все равно, пела она  замечательно. Негромкий, приятной окраски, нежный голосок девушки, навевал  легкую  грусть, уносил в мир полный тайн и любви!  Спев несколько романсов, Лиля отложила гитару. 
Очарованный пением школьницы, Валентин медленно приходил в себя. «Здорово!» — только и смог вымолвить  будущий следователь!
«До мамы мне далеко- беспечно отозвалась Лиля.   —  Но знакомые  говорят, что из меня получится  хорошая пианистка, возможно и гитаристка».
   На просьбу Валентина сыграть что-нибудь на рояле, Лиля ответила отказом.  «Мама позволяет садиться за инструмент только в ее присутствии.  Рояль ей подарил отец и она им дорожит больше собственной жизни»

    В этот вечер он услышал от Лили  удивительную и  необычную историю    большой любви  ее родителей, предательства  и  подлости  завистников. И многое другое. 
Родители Лили поженились  тогда, когда оба уже были состоявшимися  мастерами своего дела. Он — талантливым дирижером, она — примой, исполняющей классические арии в операх и опереттах.
Вениамин был старше жены на десять лет. 
Супруги побывали с концертами  во многих городах Советского Союза.    За границей им тоже посчастливилось побывать. Конечно не столько, сколько бы хотелось.   Ни у Нонны, ни у Вениамина, никогда не возникло даже малейшего сомнения в верности друг друга.  Их бережная любовь,   забота  и нежность по отношению друг к другу, не давали покоя коллегам и театральным обывателям. В мире, где интриги, измены и частые разводы считались чуть не нормой, многим мозолила глаза настоящая любовь супругов Соколовых.
Но еще страшнее оказалась зависть некоторых молодых солисток   театра, по отношению к непревзойденному голосу  сорокалетней Нонны, неизменной  театральной примы почти всех представлений.
Однажды, возвращаясь из театра, Нонна едва не попала под машину, которая тут же скрылась за углом.  Дело было  поздним вечером, свидетелей не оказалось. Актриса решила, что чуть не стала жертвой пьяного водителя.   Муж в тот  не смог ее встретить по причине отъезда из города. Не прошло и недели, как та же машина сбила Нонну Сергеевну во дворе ее дома.   Водитель сбежал, бросив  под колесами, неподвижно лежавшую пострадавшую.
При расследовании этого  вопиющего случая, выяснилось, что  потрепанная частная шестерка, сбившая актрису, давно уже числилась в угоне.
Нонна выжила чудом.   Машина, сбившая женщину,  переехала ее ноги, не повредив  позвоночника и внутренних органов. Когда актриса попыталась заострить внимание следователя на том, что дважды стала объектом покушения, тот только недовольно  ответил «Вы, дамочка, много телевизор смотрите. Сейчас там такие страсти показывают. У нас, в Советской стране нет гангстеров, нападающих на певичек.  Ну кому вы нужны, чтобы вас специально давить?   Вы же не министр какой-нибудь.»

  Вениамин   мобилизовав все свои знакомства среди высшего  руководства Администрации города,  добился отвода следователя. Но и второй страж правопорядка, оказался незаинтересованным в  раскрытии преступления.   Скорее всего, чувствуя, что дело это «пахнет висяком» , следствие решило списать все на неизвестного пьяного водителя.
 Директору  театра, тоже не особенно нравилась  милицейская возня вокруг его театра.    Негативное внимание прессы, абсолютно не сопутствовало хорошей посещаемости  культурного заведения. 
 Только сама Нонна Сергеевна, ее муж и парочка самых близких друзей, почти наверняка знали  кто стоит за этим преступлением.
Лет пять назад в театре появилась молодая, достаточно талантливая актриса, которая за эти годы успела перессорить весь коллектив и перессориться со всеми сама. Есть в мире такой сорт людей, которые  воспринимают  чужую славу и удачи друзей и знакомых как  личное оскорбление.  Тем более, если они сами моложе и ,  по собственному убеждению, талантливее.     
Евгения, как звали актрису, едва познакомившись с коллегами, заявила, что имя Женя  неартистично и ей не подходит.  — «Зовите меня Эжен, иначе откликаться не буду.»

Лиса, продолжение в следующей теме 

ЕЩЕ