Девочка с голубыми волосами
Другу детства посвящается
Каждое утро в воскресенье он уже стоял у ворот своего дома, и ждал ее.
Он стоял, вглядываясь вдаль, серьезный и торжественный.
Мама и одевала его торжественно, будто на праздник, будто в гости.
На нем был костюмчик, цвета электрик, белоснежная рубашечка и красный галстук.
Мы, соседские дети, просыпаясь поутру, спрашивали у наших мам — А Юрка стоит?
И слыша в ответ — стоит, давно уже стоит — удивлялись и жаждали поскорее позавтракать и побежать к нему, спросить.
И пока мы умывались, поглядывая в окно, и пока мы завтракали, он все стоял там, на одном и том же месте — и смотрел в туманную голубую даль.
После завтрака мы подходили к нему, озадаченные его непреклонностью и постоянством, и спрашивали — Юрка, ты что здесь стоишь? И чего ты такой нарядный?
Он отвечал не сразу.
Он пытался уклониться от ответа и просил не мешать ему.
Но потом, в ответ на наши настойчивые расспросы, отвечал — Я жду девочку с голубыми волосами.
С голубыми волосами он произносил особенно трогательно, и глаза его были растерянно-счастливыми.
— Какую девочку с голубыми волосами ты здесь ждешь? – пораженные восклицали мы.
— Где живет твоя девочка с голубыми волосами? Когда ты с ней познакомился?
А про себя мы думали, а есть ли девочки с голубыми волосами на свете вообще и не выдумка ли это Юрки, но в силу нашей юности и малого опыта, мы верили, что есть, и убежденность Юрки и его мечтательный взгляд уничтожали последние наши сомнения.
Он выходил к воротам у дороги каждое воскресенье, и каждое воскресенье, одетый мамой в нарядный костюмчик, снова ждал ее, полный надежды, а она все не приходила и не приходила.
Стояли чудесные весенние дни. Блестело солнце, весело чирикали воробьи. Самый воздух был полон любви. Хотелось бегать и прыгать, играть и резвиться, ибо мы были дети.
А он все стоял у ворот.
Мы снова и снова подходили к нему и спрашивали, будто в первый раз — Юрка, ты кого здесь ждешь?
И Юрка серьезно и важно отвечал — Я жду девочку с голубыми волосами.
Нам, конечно же, не терпелось все узнать, выпытать, и мы спрашивали — Да где же она, твоя девочка с голубыми волосами? Где она живет?
И он говорил — Там. И показывал рукой за горизонт.
— А когда-же она придет к тебе? – спрашивали мы.
— Не знаю, но она обязательно придет, — уверенно говорил он.
Любопытство не оставляло нас, и мы спрашивали, а какая она, его девочка с голубыми волосами.
И он, по-детски причмокивая и оттопыривая нижнюю губу, говорил — Она самая красивая на свете.
И мечтательно добавлял — у нее голубые волосы и голубые-голубые глаза.
Через некоторое время мы стали верить, что там, за горизонтом действительно живет прекрасная, потрясающе красивая девочка.
У нее длинные-длинные голубые волосы и голубые-голубые глаза.
И улыбка, от которой тает сердце.
И она обязательно придет.
Обязательно.
Только надо ждать.
Терпеливо ждать изо дня в день…
Прошло много лет.
Как всякий русский человек, разочарованный жизнью, он начал выпивать.
Он приходил ко мне с бутылкой дешевого портвейна, и я откладывал дела и садился с ним за кухонный стол.
Мы любили вспоминать наше детство: как мы играли в футбол и как собирали марки и как разводили рыбок…
Иногда, когда я выпивал много портвейна, мне хотелось спросить его, пришла ли к нему его девочка с голубыми волосами тогда в детстве.
Но боялся этого. Я не хотел услышать слово нет.
Это бы меня сильно огорчило.
Юрка был женат три раза, и каждый раз он разводился.
Как-то не складывалась у него семейная жизнь.
Наконец он остался один, вконец спился и умер на рынке, где он помогал подносить товары торговцам.
Юрка был другом моего детства.
Я хорошо знал его и свидетельствую — он был очень романтичным человеком, глубоко в душе.
|
|||
|
|||
Детство своё Ванька помнил смутно.
Обрывки воспоминаний. Да и что было вспоминать? Жил всю жизнь в этой деревне, с бабушкой, почти ослепшей и глухой.
Бабка уже старая, ей за восемьдесят.
Чаще всего баба Клаша сидит в углу, у окна, вяжет носки. Клашиной пенсии на двоих не хватает (муж ее погиб на войне, только пришла не похоронка, а письмо о том, что он пропал без вести. А вдовам тех, кто пропал без вести, пенсия не полагалась.Вот и жили на копейки). Поэтому бабка и нашла способ подзаработать.
Носки бабушка вяжет разных цветов и всегда одного размера из шерсти соседской козы Лыськи.
Раньше вязала хорошо.
А теперь глаза не видят. Старуха вяжет почти вслепую. Иногда теряет петли, мучаясь и ругаясь, вновь находит их на ощупь.Потом, навязав с десяток пар, выносит их на станцию продавать. Чаще всего, люди равнодушно проходят мимо. Только однажды ей повезло. Подошел один человек. Судя по голосу, мужчина средних лет. Спросил: «сколько стоит?»
Бабка не веря своему счастью, ответила: «пятьдесят за пару». Мужик дал пятьсот рублей, забрал ее пакет и ушел.
Время от времени, он появлялся вновь и скупал ее носки.
— Куда тебе штолько?-спрашивала радостно бабка.-Ешь ты их, што ля?
— Давай, давай, мать.Беру, значит, надо.
— Дай Бог тебе здоровья!-говорила бабуля.
-Хорошо -то как, внуку моему на пряники.
Если бы не добрые люди, как этот мужчина, померли бы давно с голоду.
Родителей своих Ванька не помнил.
— Бабуль, а где моя мамка?-спрашивал он в детстве.
Бабка Клаша тяжело вздыхала.
— На небе. Бог забрал. Видать, так надоть было.
— А папка?-Ваня никак не хотел понять, почему у всех родители, как родители. А он живет с бабкой.
— А он уехал. Далеко. Не приедет никогда. Не жди уж.
Ваня выходил на улицу и играл со своими сверстниками. Бегал по единственной улице деревни босиком. Пыль стояла столбом, а дети носились, не замечая ни жары, ни пыли.
Зимой катались с горки на санках – вот и весь ассортимент деревенских развлечений.
Играли в «прятки» и «казаки-разбойники». Домой приходил голодный, веселый, и бабка отмывала его, кормила щами и укладывала спать.
Однажды сосед их, дядя Матвей, прибежал к бабке Клаше ни свет, ни заря.
-Бабклаш, спасай!
-Чегось?- не поняла она.
-Спасай,говорю! Хочу корову вам отдать — Зорьку.
-Ты што? Какую корову?
— Да ты не боИсь,- дядя Матвей зашептал прямо в ухо ей, — помнишь, я обменял мотоцикл на корову?
-Ну…- кажется, бабка стала понимать.
А было дело такое: сосед ее, дядя Матвей, работая завхозом в автохозяйстве, списал старый мотоцикл.Честно говоря, мотоцикл был уже никудышный.Ну Матвей его и отремонтировал. Потом списал, а чтобы следы замести — обменял в соседней деревне на корову.
А на днях, кто –то сказал Матвею Рогову, мол, ОБХСС ходит, проверяют хозяйства.
Ну Матвей и испугался. Сначала хотел он корову зарезать. Да пожалел.
Уж слишком молочная была.
-Это как, на время што ль?- бабка решила поторговаться.- Ежели на время, то изволь. Ты шухим выйдешь, а меня пошадють. А малОго куда? Ох, ты и жаража. Удумал чего! – бабка разозлилась.
— А ну-ка геть отседова! Не то сама щас твою БХЭШу вызову.
Матвей понял, что лучше отдать ее совсем.
-Дак нет, не поняла ты бабка! Я ж насовсем тебе отдать хочу, вот дура старая! Малец хоть молока попьет…
2
Так у бабули с Ваней появилась Зорька.
Жить стало веселей. Со своим молоком и сметаной. Бабклаша нарадоваться не могла на Зорьку. И красавица, и умница, и молока больше всех даёт.
Одно плохо, приходится Ваньке вставать в пол-пятого утра.
Пастух собирает коров рано. Как заслышишь колокольчик, так и выгоняй скотину со двора.
И Ванька встает: ни свет, ни заря.
Спотыкается, глаза –то еще закрыты. Находит он бурёнку на ощупь. А Зорька уже не спит.
Знает свой час. Ждёт уже. Мычит негромко, тычется теплым носом в Ванькино плечо.
-Отстань, — ворчит мальчишка.- Из-за тебя меня будят.
Он провожает Зорьку за ворота и бежит быстрее назад, в дом, в теплую постель.
Вот и все его воспоминания о детстве.
Сейчас ему уже пятнадцать.
Бабка не видит совсем.
Стала часто болеть, лежит на печи, не встает. Весь дом на Ваньке.
Печь истопить — Ванька беги, кашу сварить — опять же Ванька, дров наколоть – он же.
По вечерам парень идет Зорьку доить. Уже три года, как научился доить сам. Бабку было жалко.
Она старалась, тянула, как могла своё нехитрое хозяйство. А по ночам подолгу стояла на коленках в углу, под образами, прося у Бога еще «немного пожить…»
Жили они бедно, хуже церковных мышей. Ни телевизора, ни стиральной машинки. Иногда работало старенькое радио, впрочем, иногда и оно замолкало.
Ваня учился в школе хорошо, старательно. А после уроков сидел в школьной библиотеке.И к восьмому классу перечитал всё, что в ней было.
Он мечтал о том, что окончит десятилетку и поступит в медицинский институт. Выучится «на врача» и вылечит бабулю.
А бабуле становилась все хуже и хуже. И однажды она просто закрыла глаза и уснула.Совсем.
3
Ванька пришел со школы пораньше.
-Ба-а-а,-закричал с порога.- А завтра у нас экзамен первый, по русскому.
Бабка молчала, темнела неподвижным одеялом в глубине дома, откуда повеяло каким-то неземным холодом.
Ваня снял ботинки, подбежал к бабуле, хотел по привычке крикнуть ей на ухо, мол, здесь я уже.
Да отшатнулся от страшной догадки. Бабка не шевелилась.
Он стал трясти старуху за плечо: — Баб, ты чего,а ? Ты заболела, да? Ты зачем, баб?-спрашивал он у нее. –Ты что, а я как же? Ты что ли умерла, да?
Холодное тягостное густое молчание сдавило горло.
-Н-е-е-т!-закричал он во всё горло, заплакал горько, навзрыд, и вдруг кинулся целовать её.
Он целовал ее лицо, ее сухонькие натруженные руки, которые никогда не целовал при жизни. Всё стеснялся.
Рядом завыл-заплакал соседский пес . И закричала деревня, застучали-забегали чьи-то ноги.
А Ванька все лежал на полу около бабки, весь в слезах, не в силах подняться…
4
Зорька, даром что корова, тяжело переживала смерть бабушки.
Через неделю после ухода хозяйки, она просто перестала кушать и вставать на ноги.
Местный ветеринар, осмотрев корову, вынес вердикт: надо резать, пока не поздно.
Утром пришел сосед, Матвей Рогов с председателем.
-Ты вот чего, Вань. Иди-ка в школу. Мы тут сами…
У Ваньки захолодело в груди.Зажало, затеснило, заныло. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
-О чём это вы?
— Дак, резать корову будем. Состарилась она. Не вылечишь. А так хоть мясо сдадим, тебе на дорогу денег выручим. Ты ж поступать решил в училище? То-то. ..
Ване показалось, что он ослышался. Кого резать, Зорьку? Зорька была членом их маленькой семьи. Она была кормилицей.
Почти половину его короткой жизни Зорька прожила с ними.
Когда ему было плохо, он бежал к ней, к Зорьке, чтобы излить свои беды и горести.
Он рассказывал ей всё. Даже то, что не рассказал бы своей бабуле. И Зорька его понимала. Тянулась к нему, облизывала, мычала понимающе или неодобрительно.
Ванька выслушал мужиков, выскочил молча на улицу. Вбежал в хлев.Сердце колотилось где-то там, в висках. Даже волосы на голове встали дыбом.
— Зорька, Зорька, — позвал ее мальчик.
Словно ожидая его, она подняла голову, посмотрела на мальчика виновато. Будто хотела сказать:«-Видишь, какая я стала старая и больная, прости…»
Ваня подошел к ней, погладил ее, зашептал: «-Ишь, чего надумали, Зорьку убить! Не дам! Ты не переживай, я тебя вылечу, вылечу!»
И вдруг, из глаз его брызнули слезы, горькие, отчаянные.
— Что же делать, что делать-то, а?-спрашивал он в растерянности не то у коровы, не то у себя, размазывая слезы по щекам.
Зорька смотрела на него фиолетовым глазом и была в её глазах какая-то человеческая тоска.
За дверью хлева загудели мужики.
Всё явственнее слышны были их голоса.
-Ну что там, Вань?-закричал Матвей-выходи, чего ты…
Иван вышел из сарая с вилами в руках.
-Ты что, ты чего? – отшатнулись мужики.
-Ничего!-закричал Ваня,-только если кто подойдет сюда — убью! Не дам её резать, слышите, не дам! Лучше меня убейте! Заколю!
И задрожали пальцы от напряжения, и даже голос охрип.
Он стоял и смотрел им прямо в глаза.
-Так мы-то для тебя старались. Думали, денег на дорогу. Мы — то что? Мы- ничего…Сдохнет, всяко…
— Пускай сдыхает, а резать не дам! А-а-а-а!-закричал вдруг Иван, размахивая вилами по сторонам.Он крутился вокруг самого себя, пытаясь достать кого-нибудь вилами, и глаза его наполнялись кровью и больно стонало сердце…А он все бегал,никого не видя, не замечая, как израненный зверь.
Отскочили мужики, отшатнулись. Стали расходиться по дворам, всё оглядываясь на пацана.
А Ванька успокоился внезапно, остановился и вернулся в хлев. И то ли от отчаянья, то ли от вселенского одиночества сел рядом с Зорькой и горько заплакал, как в детстве…
Ваня не спал всю ночь.А под утро, вдруг почувствовал усталость, голова провалилась куда-то и он заснул крепким «младенческим» сном.
На другой день кормилицы его — Зорьки не стало.
Приехал Матвей Рогов и оттащил животное волокушей за деревню.
Там, под берёзой, в чистом поле, её и захоронили.
Ваня положил букет ромашек обеим-бабушке, и Зорьке.
Через неделю Иван получил аттестат об окончании восьмилетки, заколотил избу досками, и пошел вон из деревни навсегда…
А где-то далеко в поле всё пели и пели девушки «Ой, ты степь широ-о-окая, степь раздо-о-ольная…»