Василиса прекрасная из сборника сказок а афанасьева

104

В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:

— Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги её всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у неё совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью.

Затем мать поцеловала дочку и померла.

‎После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, — стало быть, и хозяйка и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашёл в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на всё село красавица; мачеха и сёстры завидовали её красоте, мучили её всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было!

‎Василиса всё переносила безропотно и с каждым днём всё хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала её куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрётся в чуланчике, где жила, и потчевает её, приговаривая:

— На́, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?

Куколка покушает, да потом и даёт ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвёт цветочки, а у неё уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка ещё укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.

‎Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает:

— Не выдам меньшой прежде старших!, — а проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе.

‎Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житьё в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга: никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.

‎Пришла осень. Мачеха раздала всем трём девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всём доме, оставила одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке, одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку.

— Что теперь нам делать? — говорили девушки. — Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнём к бабе-яге!

— Мне от булавок светло! — сказала та, что плела кружево. — Я не пойду.

— И я не пойду, — сказала та, что вязала чулок. — Мне от спиц светло!

— Тебе за огнём идти, — закричали обе. — Ступай к бабе-яге! — и вытолкали Василису из горницы.

‎Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:

— На́, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнём к бабе-яге; баба-яга съест меня!

Куколка поела, и глаза её заблестели, как две свечки.

— Не бойся, Василисушка! — сказала она. — Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги.

Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.

‎Идёт она и дрожит. Вдруг скачет мимо её всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, — на дворе стало рассветать.

Идёт она дальше, как скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, — стало всходить солнце.

Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, с глазами; вместо верей у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка́ — рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам чёрный, одет во всём чёрном и на чёрном коне; подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, — настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как середи дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная куда бежать, оставалась на месте.

‎Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба-яга — в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:

— Фу-фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?

Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала:

— Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнём к тебе.

— Хорошо, — сказала яга-баба, — знаю я их, поживи ты наперёд да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем!

Потом обратилась к воротам и вскрикнула:

— Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!

Ворота отворились, и баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять всё заперлось. Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе:

— Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу.

‎Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, мёду, пива и вина. Всё съела, всё выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит:

— Когда завтра я уеду, ты смотри — двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, бельё приготовь, да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть её от чернушки^[1]. Да чтоб всё было сделано, а не то — съем тебя!

После такого наказу баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила:

— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжёлую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!

Кукла ответила:

— Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро мудреней вечера!

‎Ранёшенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник — и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула — перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник — взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во всём и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зёрна чернушки.

— Ах, ты, избавительница моя! — сказала Василиса куколке. — Ты от беды меня спасла.

— Тебе осталось только обед состряпать, — отвечала куколка, влезая в карман Василисы. — Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!

‎К вечеру Василиса собрала на стол и ждёт бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами чёрный всадник — и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья — едет баба-яга. Василиса встретила её.

— Всё ли сделано? — спрашивает яга.

— Изволь посмотреть сама, бабушка! — молвила Василиса.

Баба-яга всё осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала:

— Ну, хорошо!

Потом крикнула:

— Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!

Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:

— Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зёрнышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!

Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:

— Молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!

‎Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела всё и крикнула:

— Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!

Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча.

— Что ж ты ничего не говоришь со мною? — сказала баба-яга. — Стоишь как немая!

— Не смела, — отвечала Василиса, — а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем.

— Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведёт: много будешь знать, скоро состареешься!

— Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?

— Это день мой ясный, — отвечала баба-яга.

— Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?

— Это моё солнышко красное! — отвечала баба-яга.

— А что значит чёрный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?

— Это ночь моя тёмная — всё мои слуги верные!

‎Василиса вспомнила о трёх парах рук и молчала.

— Что ж ты ещё не спрашиваешь? — молвила баба-яга.

— Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь — состареешься.

— Хорошо, — сказала баба-яга, — что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?

— Мне помогает благословение моей матери, — отвечала Василиса.

— Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных.

Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:

— Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали.

‎Бегом пустилась домой Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и, наконец, к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп.

— Верно, дома, — думает себе, — уж больше в огне не нуждаются.

Но вдруг послышался глухой голос из черепа:

— Не бросай меня, неси к мачехе!

‎Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили её ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей — тот погасал, как только входили с ним в горницу.

— Авось твой огонь будет держаться! — сказала мачеха.

Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и её дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся — глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло.

‎Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живёт себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:

— Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду.

Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у неё, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканьё приниматься, да таких бёрд^[2] не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берётся и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:

— Принеси-ка мне какое-нибудь старое бёрдо, да старый челнок, да лошадиной гривы; я всё тебе смастерю.

‎Василиса добыла всё, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:

— Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе.

Старуха взглянула на товар и ахнула:

— Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец.

‎Пошла старуха к царским палатам да всё мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:

— Что тебе, старушка, надобно?

— Ваше царское величество, — отвечает старуха, — я принесла диковинный товар; никому, окроме тебя, показать не хочу.

Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно — вздивовался.

— Что хочешь за него? — спросил царь.

— Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.

Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.

‎Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал:

— Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.

— Не я, государь, пряла и соткала полотно, — сказала старуха, — это работа приёмыша моего — девушки.

— Ну так пусть и сошьёт она!

Воротилась старушка домой и рассказала обо всём Василисе.

— Я знала, — говорит ей Василиса, — что эта работа моих рук не минует.

Заперлась в свою горницу, принялась за работу; шила она не покладываючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.

‎Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждёт, что будет. Видит: на двор к старухе идёт царский слуга; вошёл в горницу и говорит:

— Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить её из своих царских рук.

Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в неё без памяти.

— Нет, — говорит он, — красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою.

Тут взял царь Василису за белые руки, посадил её подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об её судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.

Примечания

• Полный текст
• Лисичка-сестричка и волк
• Лиса, заяц и петух
• Лиса-исповедница
• Старик лезет на небо
• Старик на небе
• Мужик, медведь и лиса
• Старая хлеб-соль забывается
• Овца, лиса и волк
• Звери в яме
• Лиса и журавль
• Колобок
• Кот, петух и лиса
• Волк и коза
• Волк-дурень
• Медведь
• Коза
• Медведь и петух
• Кочет и курица
• Смерть петушка
• Курочка
• Журавль и цапля
• Золотая рыбка
• Жадная старуха
• Байка о щуке зубастой
• Пузырь, соломинка и лапоть
• Репка
• Морозко
• Старуха-говоруха
• Дочь и падчерица
• Крошечка-Хаврошечка
• Буренушка
• Баба-яга
• Василиса Прекрасная
• Гуси-лебеди
• Князь Данила-Говорила
• Правда и кривда
• Иван-царевич и Марфа-царевна
• Купеческая дочь и служанка
• Три царства – медное, серебряное и золотое
• Фролка-сидень
• Буря-богатырь Иван коровий сын
• Иван Быкович
• Иван крестьянский сын и мужичок сам с перст, усы на семь верст
• Зорька, Вечорка и Полуночка
• Медведко, Усыня, Горыня и Дубыня-богатыри
• Летучий корабль
• Семь Семионов
• Никита Кожемяка
• Змей и цыган
• Батрак
• Солдат избавляет царевну
• Беглый солдат и черт
• Два Ивана солдатских сына
• Кощей Бессмертный
• Марья Моревна
• Хрустальная гора
• Емеля-дурак
• По щучьему веленью
• Сказка об Иване-царевиче, жар-птице и о сером волке
• Жар-птица и Василиса-царевна
• Сказка о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде
• Сивко-бурко
• Свинка золотая щетинка, утка золотые перышки, золоторогий олень и золотогривый конь
• Волшебный конь
• Конь, скатерть и рожок
• Двое из сумы
• Волшебное кольцо
• Сказка про утку с золотыми яйцами
• Чудесная курица
• Царь-медведь
• Притворная болезнь
• Чудесная рубашка
• Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что
• Мудрая жена
• Три копеечки
• Морской царь и Василиса Премудрая
• Неосторожное слово
• Купленная жена
• Царь-девица
• Перышко Финиста ясна сокола
• Елена Премудрая
• Гусли-самогуды
• Царевна, разрешающая загадки
• Вещий сон
• Соль
• Золотая гора
• Чудесная дудка
• Птичий язык
• Охотник и его жена
• Диво
• Диво дивное, чудо чудное
• Счастливое дитя
• Клад
• Скорый гонец
• Сестрица Аленушка, братец Иванушка
• Царевна – сера утица
• Белая уточка
• Арысь-поле
• Царевна-лягушка
• Царевна-змея
• Заколдованная королевна
• Окаменелое царство
• Береза и три сокола
• Заклятый царевич
• Сопливый козел
• Неумойка
• Косоручка
• Поющее дерево и птица-говорунья
• Свиной чехол
• Золотой башмачок
• Чернушка
• Царевна в Подземном царстве
• Незнайко
• Несмеяна-царевна
• Ночные пляски
• Мальчик с пальчик
• Верлиока
• Лихо одноглазое
• Горе
• Две доли
• История о славном и храбром богатыре Илье Муромце и о Соловье-разбойнике
• Илья Муромец и змей
• Василий Буславич
• Алеша Попович
• Данило Бессчастный
• Василий-царевич и Елена Прекрасная
• Балдак Борисьевич
• Василиса Поповна
• Про Мамая безбожного
• Сказание об Александре Македонском
• Шемякин суд
• Загадки
• Горшеня
• Мудрые ответы
• Мудрая дева
• Попов работник
• Царевич-найденыш
• Сосватанные дети
• Доброе слово
• Дочь пастуха
• Оклеветанная купеческая дочь
• Царица-гусляр
• Отец и дочь
• Солдат и царь в лесу
• Солдат и разбойник
• Разбойники
• Мудрая девица и семь разбойников
• Убогий
• Бесстрашный
• Рассказы о мертвецах
• Упырь
• Иван купеческий сын отчитывает царевну
• Рассказы о ведьмах
• Смерть скупого
• Скрипач в аду
• Горшечник
• Вдова и бес
• Леший
• Морока
• Дока на доку
• Ворожея
• Знахарь
• Слепцы
• Вор
• Вороватый мужик
• Солдатская загадка
• Мертвое тело
• Шут
• Иванушка-дурачок
• Дурак и береза
• Набитый дурак
• Лутонюшка
• Мена
• Сказка про братьев Фому и Ерему
• Хорошо, да худо
• Не любо – не слушай
• Байка про старину стародавнюю
• Удалой батрак
• Иван-дурак
• Фома Беренников
• Сказка о злой жене
• Жена-спорщица
• Жена-доказчица
• Головиха
• Муж да жена
• Вещий дуб
• Дорогая кожа
• Как муж отучил жену от сказок
• Крест – порука
• Об отце Николае
• Скряга
• Народные анекдоты
• Докучные сказки и прибаутки
• Докучные сказки
• Прибаутки
• Примечания

Василиса Прекрасная

В неко­то­ром цар­стве жил-был купец. Две­на­дцать лет жил он в супру­же­стве и при­жил только одну дочь, Васи­лису Пре­крас­ную. Когда мать скон­ча­лась, девочке было восемь лет. Уми­рая, куп­чиха при­звала к себе дочку, вынула из-под оде­яла куклу, отдала ей и ска­зала: «Слу­шай, Васи­ли­сушка! Помни и исполни послед­ние мои слова. Я уми­раю и вме­сте с роди­тель­ским бла­го­сло­ве­нием остав­ляю тебе вот эту куклу; береги ее все­гда при себе и никому не пока­зы­вай; а когда при­клю­чится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Поку­шает она и ска­жет тебе, чем помочь несча­стью». Затем мать поце­ло­вала дочку и померла.

После смерти жены купец поту­жил, как сле­до­вало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был чело­век хоро­ший; за неве­стами дело не стало, но больше всех по нраву при­шлась ему одна вдо­вушка. Она была уже в летах, имела своих двух доче­рей, почти одно­ле­ток Васи­лисе, – стало быть, и хозяйка и мать опыт­ная. Купец женился на вдо­вушке, но обма­нулся и не нашел в ней доб­рой матери для своей Васи­лисы. Васи­лиса была пер­вая на все село кра­са­вица; мачеха и сестры зави­до­вали ее кра­соте, мучили ее все­воз­мож­ными рабо­тами, чтоб она от тру­дов поху­дела, а от ветру и солнца почер­нела; совсем житья не было!

Васи­лиса все пере­но­сила без­ро­потно и с каж­дым днем все хоро­шела и пол­нела, а между тем мачеха с доч­ками сво­ими худела и дур­нела от зло­сти, несмотря на то, что они все­гда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так дела­лось? Васи­лисе помо­гала ее куколка. Без этого где бы девочке сла­дить со всею рабо­тою! Зато Васи­лиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оста­вит самый лако­мый кусо­чек, и вече­ром, как все уля­гутся, она запрется в чулан­чике, где жила, и пот­че­вает ее, при­го­ва­ри­вая: «На, куколка, поку­шай, моего горя послу­шай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе ника­кой радо­сти; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?» Куколка поку­шает, да потом и дает ей советы и уте­шает в горе, а наутро вся­кую работу справ­ляет за Васи­лису; та только отды­хает в холо­дочке да рвет цве­точки, а у нее уж и гряды выпо­лоты, и капу­ста полита, и вода нано­шена, и печь вытоп­лена. Куколка еще ука­жет Васи­лисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.

Про­шло несколько лет; Васи­лиса выросла и стала неве­стой. Все женихи в городе при­сва­ты­ва­ются к Васи­лисе; на маче­хи­ных доче­рей никто и не посмот­рит. Мачеха злится пуще преж­него и всем жени­хам отве­чает: «Не выдам мень­шой прежде стар­ших!», а про­водя жени­хов, побо­ями выме­щает зло на Василисе.

Вот одна­жды купцу пона­до­би­лось уехать из дому на дол­гое время по тор­го­вым делам. Мачеха и пере­шла на житье в дру­гой дом, а возле этого дома был дре­му­чий лес, а в лесу на поляне сто­яла избушка, а в избушке жила баба-яга: никого она к себе не под­пус­кала и ела людей, как цып­лят. Пере­брав­шись на ново­се­лье, куп­чиха то и дело посы­лала за чем-нибудь в лес нена­вист­ную ей Васи­лису, но эта завсе­гда воз­вра­ща­лась домой бла­го­по­лучно: куколка ука­зы­вала ей дорогу и не под­пус­кала к избушке бабы-яги.

При­шла осень. Мачеха раз­дала всем трем девуш­кам вечер­ние работы: одну заста­вила кру­жева пле­сти, дру­гую чулки вязать, а Васи­лису прясть, и всем по уро­кам. Пога­сила огонь во всем доме, оста­вила одну свечку там, где рабо­тали девушки, и сама легла спать. Девушки рабо­тали. Вот наго­рело на свечке, одна из маче­хи­ных доче­рей взяла щипцы, чтоб попра­вить све­тильню, да вме­сто того, по при­казу матери, как будто неча­янно и поту­шила свечку. «Что теперь нам делать? – гово­рили девушки. – Огня нет в целом доме, а уроки наши не кон­чены. Надо сбе­гать за огнем к бабе-яге!» – «Мне от була­вок светло! – ска­зала та, что плела кру­жево. – Я не пойду». – «И я не пойду, – ска­зала та, что вязала чулок. – Мне от спиц светло!» – «Тебе за огнем идти, – закри­чали обе. – Сту­пай к бабе-яге!» – и вытол­кали Васи­лису из горницы.

Васи­лиса пошла в свой чулан­чик, поста­вила перед кук­лою при­го­тов­лен­ный ужин и ска­зала: «На, куколка, поку­шай да моего горя послу­шай: меня посы­лают за огнем к бабе-яге; баба-яга съест меня!» Куколка поела, и глаза ее забле­стели, как две свечки. «Не бойся, Васи­ли­сушка! – ска­зала она. – Сту­пай, куда посы­лают, только меня держи все­гда при себе. При мне ничего не ста­нется с тобой у бабы-яги». Васи­лиса собра­лась, поло­жила куколку свою в кар­ман и, пере­кре­стив­шись, пошла в дре­му­чий лес.

Идет она и дро­жит. Вдруг ска­чет мимо ее всад­ник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, – на дворе стало рассветать.

Идет она дальше, как ска­чет дру­гой всад­ник: сам крас­ный, одет в крас­ном и на крас­ном коне, – стало всхо­дить солнце.

Васи­лиса про­шла всю ночь и весь день, только к сле­ду­ю­щему вечеру вышла на полянку, где сто­яла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из чело­ве­чьих костей, на заборе тор­чат черепа люд­ские, с гла­зами; вме­сто верей у ворот – ноги чело­ве­чьи, вме­сто запо­ров – руки, вме­сто замка – рот с ост­рыми зубами. Васи­лиса обо­млела от ужаса и стала как вко­пан­ная. Вдруг едет опять всад­ник: сам чер­ный, одет во всем чер­ном и на чер­ном коне; под­ска­кал к воро­там бабы-яги и исчез, как сквозь землю про­ва­лился, – настала ночь. Но тем­нота про­дол­жа­лась недолго: у всех чере­пов на заборе засве­ти­лись глаза, и на всей поляне стало светло, как середи дня. Васи­лиса дро­жала со страху, но, не зная куда бежать, оста­ва­лась на месте.

Скоро послы­шался в лесу страш­ный шум: дере­вья тре­щали, сухие листья хру­стели; выехала из лесу баба-яга – в ступе едет, пестом пого­няет, поме­лом след заме­тает. Подъ­е­хала к воро­там, оста­но­ви­лась и, обню­хав вокруг себя, закри­чала: «Фу-фу! Рус­ским духом пах­нет! Кто здесь?» Васи­лиса подо­шла к ста­рухе со стра­хом и, низко покло­нясь, ска­зала: «Это я, бабушка! Маче­хины дочери при­слали меня за огнем к тебе». – «Хорошо, – ска­зала яга-баба, – знаю я их, поживи ты напе­ред да пора­бо­тай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем!» Потом обра­ти­лась к воро­там и вскрик­нула: «Эй, запоры мои креп­кие, ото­мкни­тесь; ворота мои широ­кие, отво­ри­тесь!» Ворота отво­ри­лись, и баба-яга въе­хала, посви­сты­вая, за нею вошла Васи­лиса, а потом опять все запер­лось. Войдя в гор­ницу, баба-яга рас­тя­ну­лась и гово­рит Васи­лисе: «Пода­вай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу».

Васи­лиса зажгла лучину от тех чере­пов, что на заборе, и начала тас­кать из печки да пода­вать яге куша­нье, а куша­нья настря­пано было чело­век на десять; из погреба при­несла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила ста­руха; Васи­лисе оста­вила только щец немножко, кра­юшку хлеба да кусо­чек поро­ся­тины. Стала яга-баба спать ложиться и гово­рит: «Когда зав­тра я уеду, ты смотри – двор вычи­сти, избу вымети, обед состря­пай, белье при­го­товь, да пойди в закром, возьми чет­верть пше­ницы и очисть ее от чер­нушки.[60] Да чтоб все было сде­лано, а не то – съем тебя!» После такого наказу баба-яга захра­пела; а Васи­лиса поста­вила ста­ру­хины объ­едки перед кук­лою, зали­лась сле­зами и гово­рила: «На, куколка, поку­шай, моего горя послу­шай! Тяже­лую дала мне яга-баба работу и гро­зится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!» Кукла отве­тила: «Не бойся, Васи­лиса Пре­крас­ная! Поужи­най, помо­лися да спать ложися; утро муд­ре­ней вечера!»

Ране­шенько просну­лась Васи­лиса, а баба-яга уже встала, выгля­нула в окно: у чере­пов глаза поту­хают; вот мельк­нул белый всад­ник – и совсем рас­свело. Баба-яга вышла на двор, свист­нула – перед ней яви­лась ступа с пестом и поме­лом. Про­мельк­нул крас­ный всад­ник – взо­шло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом пого­няет, поме­лом след заме­тает. Оста­лась Васи­лиса одна, осмот­рела дом бабы-яги, поди­ви­лась изоби­лью во всем и оста­но­ви­лась в раз­ду­мье: за какую работу ей прежде всего при­няться. Гля­дит, а вся работа уже сде­лана; куколка выби­рала из пше­ницы послед­ние зерна чер­нушки. «Ах, ты, изба­ви­тель­ница моя! – ска­зала Васи­лиса куколке. – Ты от беды меня спасла». – «Тебе оста­лось только обед состря­пать, – отве­чала куколка, вле­зая в кар­ман Васи­лисы. – Состря­пай с Богом, да и отды­хай на здоровье!»

К вечеру Васи­лиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смер­каться, мельк­нул за воро­тами чер­ный всад­ник – и совсем стем­нело; только све­ти­лись глаза у чере­пов. Затре­щали дере­вья, захру­стели листья – едет баба-яга. Васи­лиса встре­тила ее. «Все ли сде­лано?» – спра­ши­вает яга. «Изволь посмот­реть сама, бабушка!» – мол­вила Васи­лиса. Баба-яга все осмот­рела, подо­са­до­вала, что не за что рас­сер­диться, и ска­зала: «Ну, хорошо!» Потом крик­нула: «Вер­ные мои слуги, сер­деч­ные други, сме­лите мою пше­ницу!» Яви­лись три пары рук, схва­тили пше­ницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала при­каз Васи­лисе: «Зав­тра сде­лай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очи­сти его от земли по зер­нышку, вишь, кто-то по злобе земли в него наме­шал!» Ска­зала ста­руха, повер­ну­лась к стене и захра­пела, а Васи­лиса при­ня­лась кор­мить свою куколку. Куколка поела и ска­зала ей по-вче­раш­нему: «Молись Богу да ложись спать; утро вечера муд­ре­нее, все будет сде­лано, Василисушка!»

Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Васи­лиса с кукол­кой всю работу тот­час испра­вили. Ста­руха воро­ти­лась, огля­дела все и крик­нула: «Вер­ные мои слуги, сер­деч­ные други, выжмите из маку масло!» Яви­лись три пары рук, схва­тили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обе­дать; она ест, а Васи­лиса стоит молча. «Что ж ты ничего не гово­ришь со мною? – ска­зала баба-яга. – Сто­ишь как немая!» – «Не смела, – отве­чала Васи­лиса, – а если поз­во­лишь, то мне хоте­лось бы спро­сить тебя кой о чем». – «Спра­ши­вай; только не вся­кий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро соста­ре­ешься!» – «Я хочу спро­сить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обо­гнал всад­ник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?» – «Это день мой ясный», – отве­чала баба-яга. «Потом обо­гнал меня дру­гой всад­ник на крас­ном коне, сам крас­ный и весь в крас­ном одет; это кто такой?» – «Это мое сол­нышко крас­ное!» – отве­чала баба-яга. «А что зна­чит чер­ный всад­ник, кото­рый обо­гнал меня у самых твоих ворот, бабушка?» – «Это ночь моя тем­ная – всё мои слуги верные!»

Васи­лиса вспом­нила о трех парах рук и мол­чала. «Что ж ты еще не спра­ши­ва­ешь?» – мол­вила баба-яга. «Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, ска­зала, что много узна­ешь – соста­ре­ешься». – «Хорошо, – ска­зала баба-яга, – что ты спра­ши­ва­ешь только о том, что видала за дво­ром, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выно­сили, и слиш­ком любо­пыт­ных ем! Теперь я тебя спрошу: как успе­ва­ешь ты испол­нять работу, кото­рую я задаю тебе?» – «Мне помо­гает бла­го­сло­ве­ние моей матери», – отве­чала Васи­лиса. «Так вот что! Уби­райся же ты от меня, бла­го­сло­вен­ная дочка! Не нужно мне бла­го­сло­вен­ных». Выта­щила она Васи­лису из гор­ницы и вытол­кала за ворота, сняла с забора один череп с горя­щими гла­зами и, наткнув на палку, отдала ей и ска­зала: «Вот тебе огонь для маче­хи­ных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали».

Бегом пусти­лась домой Васи­лиса при свете черепа, кото­рый погас только с наступ­ле­нием утра, и, нако­нец, к вечеру дру­гого дня добра­лась до сво­его дома. Под­ходя к воро­там, она хотела было бро­сить череп. «Верно, дома, – думает себе, – уж больше в огне не нуж­да­ются». Но вдруг послы­шался глу­хой голос из черепа: «Не бро­сай меня, неси к мачехе!»

Она взгля­нула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, реши­лась идти туда с чере­пом. Впер­вые встре­тили ее лас­ково и рас­ска­зали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а кото­рый огонь при­но­сили от сосе­дей – тот пога­сал, как только вхо­дили с ним в гор­ницу. «Авось твой огонь будет дер­жаться!» – ска­зала мачеха. Внесли череп в гор­ницу; а глаза из черепа так и гля­дят на мачеху и ее доче­рей, так и жгут! Те было пря­таться, но куда ни бро­сятся – глаза всюду за ними так и сле­дят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Васи­лисы не тронуло.

Поутру Васи­лиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попро­си­лась на житье к одной без­род­ной ста­рушке; живет себе и под­жи­дает отца. Вот как-то гово­рит она ста­рушке: «Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого луч­шего; я хоть прясть буду». Ста­рушка купила льну хоро­шего; Васи­лиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выхо­дит ров­ная да тон­кая, как воло­сок. Набра­лось пряжи много; пора бы и за тка­нье при­ни­маться, да таких берд не най­дут, чтобы годи­лись на Васи­ли­сину пряжу; никто не берется и сде­лать-то. Васи­лиса стала про­сить свою куколку, та и гово­рит: «При­неси-ка мне какое-нибудь ста­рое бердо, да ста­рый чел­нок, да лоша­ди­ной гривы; я все тебе смастерю».

Васи­лиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь при­го­то­вила слав­ный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тон­кое, что сквозь иглу вме­сто нитки про­деть можно. Вес­ною полотно выбе­лили, и Васи­лиса гово­рит ста­рухе: «Про­дай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе». Ста­руха взгля­нула на товар и ахнула: «Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дво­рец». Пошла ста­руха к цар­ским пала­там да все мимо окон поха­жи­вает. Царь уви­дал и спро­сил: «Что тебе, ста­рушка, надобно?» – «Ваше цар­ское вели­че­ство, – отве­чает ста­руха, – я при­несла дико­вин­ный товар; никому, окроме тебя, пока­зать не хочу». Царь при­ка­зал впу­стить к себе ста­руху и как уви­дел полотно – взди­во­вался. «Что хочешь за него?» – спро­сил царь. «Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его при­несла». Побла­го­да­рил царь и отпу­стил ста­руху с подарками.

Стали царю из того полотна сорочки шить; вскро­или, да нигде не могли найти швеи, кото­рая взя­лась бы их рабо­тать. Долго искали; нако­нец царь позвал ста­руху и ска­зал: «Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить». – «Не я, госу­дарь, пряла и соткала полотно, – ска­зала ста­руха, – это работа при­е­мыша моего – девушки». – «Ну так пусть и сошьет она!» Воро­ти­лась ста­рушка домой и рас­ска­зала обо всем Васи­лисе. «Я знала, – гово­рит ей Васи­лиса, – что эта работа моих рук не минует». Запер­лась в свою гор­ницу, при­ня­лась за работу; шила она не покла­ды­ва­ючи рук, и скоро дюжина соро­чек была готова.

Ста­руха понесла к царю сорочки, а Васи­лиса умы­лась, при­че­са­лась, оде­лась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к ста­рухе идет цар­ский слуга; вошел в гор­ницу и гово­рит: «Царь-госу­дарь хочет видеть искус­ницу, что рабо­тала ему сорочки, и награ­дить ее из своих цар­ских рук». Пошла Васи­лиса и яви­лась пред очи цар­ские. Как уви­дел царь Васи­лису Пре­крас­ную, так и влю­бился в нее без памяти. «Нет, – гово­рит он, – кра­са­вица моя! Не рас­ста­нусь я с тобою; ты будешь моей женою». Тут взял царь Васи­лису за белые руки, поса­дил ее подле себя, а там и сва­дебку сыг­рали. Скоро воро­тился и отец Васи­лисы, пора­до­вался об ее судьбе и остался жить при дочери. Ста­рушку Васи­лиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей все­гда носила в кармане.

---

[60] Чер­нуха – ягель, род поле­вого дикого гороха.

Василиса Прекрасная это сказка Александра Афанасьева. Автор хотел показать, что нельзя обижать слабых, надо быть добрым и честным. В целом сказку можно описать одной поговоркой «Не рой другому яму, сам туда попадешь». Началась все со смерти матери Василисы. На прощанье она дала ей куклу и сказала никому ее не показывать, а как окажется в беде покормить ее попросить совета. Отец через какое-то время вновь женился. Да не на той женился. Женщина оказалась злая и ее дочери тоже. Они завидовали Василисе и ее красоте и всячески мучали ее. Чтобы она похудела да от солнца почернела. Василиса справлялась с работой и все хорошела с каждым днем.

В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:

— Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью.

Затем мать поцеловала дочку и померла.

После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, — стало быть, и хозяйка, и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица; мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было!

Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого, где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая:

— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?

Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.

Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает:

— Не выдам меньшой прежде старших! А проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе. Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга; никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.

Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть. Погасила огонь во всем доме, оставила только одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке; одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку.

— Что теперь нам делать? — говорили девушки. — Огня нет в целом доме. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!

— Мне от булавок светло! — сказала та, что плела кружево. — Я не пойду.

— И я не пойду, — сказала та, что вязала чулок. — Мне от спиц светло!

— Тебе за огнем идти, — закричали обе. — Ступай к бабе-яге! И вытолкали Василису из горницы.

Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:

— На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к бабе-яге; баба-яга съест меня!

Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки.

— Не бойся, Василисушка! — сказала она. — Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги.

Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.

Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, — на дворе стало рассветать.

Идет она дальше, как скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, — стало всходить солнце.

Василиса прошла всю-ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами; вместо дверей у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами.

Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне; подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, — настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как среди дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная, куда бежать, оставалась на месте.

Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба-яга — в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает.

Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:

— Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?

Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала:

— Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе.

— Хорошо, — сказала баба-яга, — знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем! Потом обратилась к воротам и вскрикнула:

— Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!

Ворота отворились, а баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось.

Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе:

— Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу. Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит:

— Когда завтра я уеду, ты смотри — двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки. Да чтоб все было сделано, а не то — съем тебя!

После такого наказу баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила:

— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!

— Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро мудреней вечера!

Ранешенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник — и совсем рассвело.

Баба-яга вышла на двор, свистнула — перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник — взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает.

Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки.

— Ах ты, избавительница моя! — сказала Василиса куколке. — Ты от беды меня спасла.

— Тебе осталось только обед состряпать, — отвечала куколка, влезая в карман Василисы. — Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!

К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник — и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья — едет баба-яга. Василиса встретила ее.

— Все ли сделано? — спрашивает яга.

— Изволь посмотреть сама, бабушка! — молвила Василиса.

Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала:

— Ну, хорошо! Потом крикнула

— Верные мои слуги, сердечные други, смолите мою пшеницу!

Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:

— Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!

Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку.

Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:

— Молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!

Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула:

— Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло! Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча.

— Что ж ты ничего не говоришь со мною? — сказала баба-яга. — Стоишь как немая?

— Не смела, — отвечала Василиса, — а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем.

— Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состаришься!

— Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?

— Это день мой ясный, — отвечала баба-яга.

— Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?

— Это мое солнышко красное! — отвечала баба-яга.

— А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?

— Это ночь моя темная — всё мои слуги верные! Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала.

— Что ж ты еще не спрашиваешь? — молвила баба-яга.

— Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь — состаришься.

— Хорошо, — сказала баба-яга, — что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?

— Мне помогает благословение моей матери, — отвечала Василиса.

— Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных.

Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:

— Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали.

Бегом пустилась Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и наконец к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп: “Верно, дома, — думает себе, — уж больше в огне не нуждаются”. Но вдруг послышался глухой голос из черепа:

— Не бросай меня, неси к мачехе!

Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей — тот погасал, как только входили с ним в горницу.

— Авось твой огонь будет держаться! — сказала мачеха. Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся — глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло.

Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:

— Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду.

Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканье приниматься, да таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:

— Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы; я все тебе смастерю.

Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан.

К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:

— Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе. Старуха взглянула на товар и ахнула:

— Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец.

Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:

— Что тебе, старушка, надобно?

— Ваше царское величество, — отвечает старуха, — я принесла диковинный товар; никому, окроме тебя, показать не хочу.

Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно — удивился.

— Что хочешь за него? — спросил царь.

— Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.

Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.

Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал:

— Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.

— Не я, государь, пряла и соткала полотно, — сказала старуха, — это работа приемыша моего — девушки.

— Ну так пусть и сошьет она!

Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе.

— Я знала, — говорит ей Василиса, — что эта работа моих рук не минует.

Заперлась в свою горницу, принялась за работу; шила она не покладаючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.

Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга; вошел в горницу и говорит:

— Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук.

Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти.

— Нет, — говорит он, — красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою.

Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.