Evening on a farm near Dinkanka- collections of short stories
Evenings on a Farm Near Dikanka (Russian: «Вечера на хуторе близ Диканьки») is a collection of short stories by Nikolai Gogol, written in 1829–1832. They appeared in various magazines and were published in book form when Gogol was twenty-two. The collection’s frame story takes place in Dykanka, a settlement in central Ukraine.
The writer was born in the village of Velyki Sorochyntsi near Poltava, and he spent his life in Ukraine up to the age of nineteen. He put his early impressions and memories of childhood into these pictures of peasant life. In a series of letters to his mother, he asked her to write down descriptions of village customs, dress, superstitions, and old stories. These were also used as primary sources.
Stories[edit]
Evenings on a Farm Near Dikanka is separated into two volumes of four stories each:
Часть первая [Chast’ pervaya], Part One
- Сорочинская ярмарка [Sorochinskaya yarmarka], Sorochyntsi Fair
- Вечер накануне Ивана Купала [Vecher nakanune Ivana Kupala], St. John’s Eve
- Майская ночь, или Утопленница [Mayskaya noch’, ili Utoplenitsa], May Night, or The Drowned Maiden
- Пропавшая грамота [Propavshaya gramota], The Lost Letter
Часть вторая [Chast’ vtoraya], Part Two
- Ночь перед Рождеством [Noch’ pyered Rozhdestvom], Christmas Eve
- Страшная месть [Strashnaya myest], A Terrible Vengeance
- Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка [Ivan Fyodorovich Shpon’ka i yevo tyotushka], Ivan Fyodorovich Shponka and His Aunt
- Заколдованное место [Zakoldovannoye myesto], A Bewitched Place
Significance[edit]
This was Gogol’s groundbreaking work, though not his first, and formed the core of his style, especially his sense of the macabre. It was this collection that proved he was a new power in Russian literature with unique innovation and a carefully arranged mingling of the horrifying and the humorous. Alexander Pushkin had a heavy influence on the writing of the collection, which features references to Ukraine, where Gogol spent the early years of his life. The stories are heavily laced with Ukrainian folklore and cultural references, offering a unique perspective into life in the country during Gogol’s time period. The structure found in this collection became characteristic of Gogol’s writing later on, found in works such as Dead Souls. «Evenings» gained Gogol the fame that would lead him to a prominent placement in the Russian literary circle, as well as opening the doors for future works.
Preface[edit]
The preface is the opening to the first volume of Evenings on a Farm Near Dikanka by Nikolai Gogol, written in 1831.
Each of the segments is based on Ukrainian folklore and features comedic elements and a binding narrator, beekeeper Pan’ko-the-Redhaired, who is dictating the stories to the reader. A few other characters are mentioned in terms of the stories they provide, but regardless these segments are still told through the beekeeper Rudy.
This short section introduces the beekeeper Rudy Panko, who begins to introduce his task of informing the reader of a set of wondrous tales he has heard. He speaks very matter-of-factly and personally to the reader, as though they were sitting in front of him at his dinner table or outside in his village. He talks about the pleasant serenity of peasant life and mentions lavish parties. He continues about the storytelling at these nightly parties and then comments that no one can tell stories like Rudy Panko. His name means “red” in Ukrainian and is a nickname, again making it seem informal and personal since the narrator is using a personal name. He eventually gets caught up in talking about mundane events, and stops himself so he can get on with his storytelling. The main stories begin after this section.
Adaptations[edit]
Evenings on a Farm Near Dikanka or any of its stories have been adapted into film several times. Among these are:[1]
- Viy (1909) — early Russian silent film that has been lost, based on one of the stories.
- The Night Before Christmas (1913) early Russian silent film, based on the eponymous story.[2]
- The Lost Letter (1945) — Soviet animation film based on the eponymous story.
- The Night Before Christmas (1961), Russian Soviet film based on the eponymous story.
- Viy (1967), Soviet horror film based on the eponymous story. Original version in Russian, plus a Ukrainian dubbed version that has since been lost.
- The Lost Letter (1972), legendary Ukrainian Soviet film based on the eponymous story.
- Evenings on a Farm Near Dikanka (2001) — Russian-Ukrainian TV musical fantasy comedy. Based on the story The Night Before Christmas / Christmas Eve, and a remake of the 1913 Russian silent film of the same name.[3][2]
- Gogol (film series) — series of Russian fantasy-horror films loosely based on some of the stories, namely:
- Gogol. The Beginning (2017)
- Gogol. Viy (2018)
- Gogol. A Terrible Revenge (2018)
References[edit]
- ^ «Movie connections for Vechera na khutore bliz Dikanki (1961)», IMDb. Retrieved 10 July 2010.
- ^ a b Noch pered Rozhdestvom at IMDb
- ^ Vechera na khutore bliz Dikanki at IMDb
External links[edit]
- An omnibus collection of Gogol’s short fiction at Standard Ebooks
Evening on a farm near Dinkanka- collections of short stories
Evenings on a Farm Near Dikanka (Russian: «Вечера на хуторе близ Диканьки») is a collection of short stories by Nikolai Gogol, written in 1829–1832. They appeared in various magazines and were published in book form when Gogol was twenty-two. The collection’s frame story takes place in Dykanka, a settlement in central Ukraine.
The writer was born in the village of Velyki Sorochyntsi near Poltava, and he spent his life in Ukraine up to the age of nineteen. He put his early impressions and memories of childhood into these pictures of peasant life. In a series of letters to his mother, he asked her to write down descriptions of village customs, dress, superstitions, and old stories. These were also used as primary sources.
Stories[edit]
Evenings on a Farm Near Dikanka is separated into two volumes of four stories each:
Часть первая [Chast’ pervaya], Part One
- Сорочинская ярмарка [Sorochinskaya yarmarka], Sorochyntsi Fair
- Вечер накануне Ивана Купала [Vecher nakanune Ivana Kupala], St. John’s Eve
- Майская ночь, или Утопленница [Mayskaya noch’, ili Utoplenitsa], May Night, or The Drowned Maiden
- Пропавшая грамота [Propavshaya gramota], The Lost Letter
Часть вторая [Chast’ vtoraya], Part Two
- Ночь перед Рождеством [Noch’ pyered Rozhdestvom], Christmas Eve
- Страшная месть [Strashnaya myest], A Terrible Vengeance
- Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка [Ivan Fyodorovich Shpon’ka i yevo tyotushka], Ivan Fyodorovich Shponka and His Aunt
- Заколдованное место [Zakoldovannoye myesto], A Bewitched Place
Significance[edit]
This was Gogol’s groundbreaking work, though not his first, and formed the core of his style, especially his sense of the macabre. It was this collection that proved he was a new power in Russian literature with unique innovation and a carefully arranged mingling of the horrifying and the humorous. Alexander Pushkin had a heavy influence on the writing of the collection, which features references to Ukraine, where Gogol spent the early years of his life. The stories are heavily laced with Ukrainian folklore and cultural references, offering a unique perspective into life in the country during Gogol’s time period. The structure found in this collection became characteristic of Gogol’s writing later on, found in works such as Dead Souls. «Evenings» gained Gogol the fame that would lead him to a prominent placement in the Russian literary circle, as well as opening the doors for future works.
Preface[edit]
The preface is the opening to the first volume of Evenings on a Farm Near Dikanka by Nikolai Gogol, written in 1831.
Each of the segments is based on Ukrainian folklore and features comedic elements and a binding narrator, beekeeper Pan’ko-the-Redhaired, who is dictating the stories to the reader. A few other characters are mentioned in terms of the stories they provide, but regardless these segments are still told through the beekeeper Rudy.
This short section introduces the beekeeper Rudy Panko, who begins to introduce his task of informing the reader of a set of wondrous tales he has heard. He speaks very matter-of-factly and personally to the reader, as though they were sitting in front of him at his dinner table or outside in his village. He talks about the pleasant serenity of peasant life and mentions lavish parties. He continues about the storytelling at these nightly parties and then comments that no one can tell stories like Rudy Panko. His name means “red” in Ukrainian and is a nickname, again making it seem informal and personal since the narrator is using a personal name. He eventually gets caught up in talking about mundane events, and stops himself so he can get on with his storytelling. The main stories begin after this section.
Adaptations[edit]
Evenings on a Farm Near Dikanka or any of its stories have been adapted into film several times. Among these are:[1]
- Viy (1909) — early Russian silent film that has been lost, based on one of the stories.
- The Night Before Christmas (1913) early Russian silent film, based on the eponymous story.[2]
- The Lost Letter (1945) — Soviet animation film based on the eponymous story.
- The Night Before Christmas (1961), Russian Soviet film based on the eponymous story.
- Viy (1967), Soviet horror film based on the eponymous story. Original version in Russian, plus a Ukrainian dubbed version that has since been lost.
- The Lost Letter (1972), legendary Ukrainian Soviet film based on the eponymous story.
- Evenings on a Farm Near Dikanka (2001) — Russian-Ukrainian TV musical fantasy comedy. Based on the story The Night Before Christmas / Christmas Eve, and a remake of the 1913 Russian silent film of the same name.[3][2]
- Gogol (film series) — series of Russian fantasy-horror films loosely based on some of the stories, namely:
- Gogol. The Beginning (2017)
- Gogol. Viy (2018)
- Gogol. A Terrible Revenge (2018)
References[edit]
- ^ «Movie connections for Vechera na khutore bliz Dikanki (1961)», IMDb. Retrieved 10 July 2010.
- ^ a b Noch pered Rozhdestvom at IMDb
- ^ Vechera na khutore bliz Dikanki at IMDb
External links[edit]
- An omnibus collection of Gogol’s short fiction at Standard Ebooks
Книга, которая ввела Гоголя в большую литературу: смесь реальности и фантастики, комедии и хоррора, сформировавшая канонический образ Малороссии для многих поколений русских читателей.
комментарии: Полина Рыжова
О чём эта книга?
Восемь повестей об украинской народной жизни, в которых реальность мешается с фантастикой, а комедия — с хоррором. Книга, изданная под именем малообразованного пасечника, стала для Гоголя пропуском в большую литературу, а для многих поколений читателей сформировала каноничный образ Малороссии. Чернобровые панночки, удалые парубки с чубом, аппетитные галушки и горилка — всё это мы живо представляем именно благодаря «Вечерам».
Когда она написана?
Гоголь начал писать «Вечера» в 1829 году: юный писатель совсем недавно переехал из Нежина в Санкт-Петербург, где терпит неудачи на актёрском поприще, а затем и на литературном — убитый язвительными отзывами, он выкупает все доступные экземпляры своей первой поэмы «Ганц Кюхельгартен» и сжигает. Спасительной оказывается идея написать что-нибудь на тему Малороссии. Он забрасывает мать просьбами прислать как можно больше подробностей о жизни на родине: как одеваются сельские дьячки и крестьянские девки, как справляют свадьбы, какие существуют народные поверья и предания. Гоголь берётся за тему не из-за ностальгии: в столице в это время бушует мода на всё украинское. Выпускаются книги («Малороссийская деревня»
Ивана Кулжинского
Иван Григорьевич Кулжинский (1803–1884) — писатель, публицист и педагог. Преподавал Гоголю латынь в Нежинской гимназии высших наук. Кроме того, в разные годы преподавал латынь и русскую словесность в Украинско-слободской гимназии, Институте благородных девиц и Харьковском университете, был директором нескольких гимназий.
, «Двойник, или Мои вечера в Малороссии»
Антония Погорельского
Алексей Алексеевич Перовский (1787–1836) — писатель, работал под псевдонимом Антоний Погорельский. Перевёл на немецкий «Бедную Лизу» Карамзина. Занимался ботаникой, три его публичные лекции на эту тему были изданы отдельной книгой. Участвовал в Отечественной войне 1812 года. Был близок литературному кружку арзамасцев. Воспитывал племянника — будущего писателя Алексея Константиновича Толстого. Автор сборника новелл «Двойник, или Мои вечера в Малороссии», написанной для племянника сказки «Чёрная курица, или Подземные жители», романа «Монастырка».
, «Сказки о кладах»
Ореста Сомова
Орест Михайлович Сомов (1793–1833) — критик, писатель, журналист. Служил столоначальником в правлении Российско-американской компании. Был арестован после восстания декабристов, поскольку в здании компании собирались члены Северного общества, но затем освобождён. Писал стихи, повести и рассказы по мотивам украинского фольклора. Вместе с Антоном Дельвигом издавал альманахи «Северные цветы» и «Подснежник». Был редактором «Литературной газеты». Автор трактата «О романтической поэзии», сыгравшего важную роль в становлении романтизма в русской литературе.
), ставятся оперы («Леста, днепровская русалка»
Николая Краснопольского
Николай Степанович Краснопольский (1774 — после 1813) — переводчик с немецкого языка. Переводил преимущественно театральные пьесы. Одна из самых популярных адаптированных им постановок — «Леста, днепровская русалка» — была переделкой пьесы «Дунайская русалка» австрийского драматурга Карла Фридриха Генслера. В своём либретто Краснопольский перенёс действие оперы в условно-сказочный мир Киевской Руси.
, «Пан Твардовский»
Алексея Верстовского
Алексей Николаевич Верстовский (1799–1862) — композитор и театральный администратор. Самым известным сценическим произведением Верстовского считается опера «Аскольдова могила» по роману Михаила Загоскина. В Москве она пользовалась большим успехом и шла больше 400 раз. По уровню востребованности у современников конкурировал с Михаилом Глинкой. После смерти Верстовского влиятельный музыкальный критик Александр Серов, вспоминая «Аскольдову могилу», отмечал, что «в отношении популярности Верстовский пересиливает Глинку».
, «Козак-стихотворец»
Александра Шаховского
Александр Александрович Шаховской (1777–1846) — драматург. В 1802 году Шаховской оставил военную службу и начал работу в дирекции Императорских театров. Его первой успешной комедией стал «Новый Стерн», спустя несколько лет поставлена комедия «Полубарские затеи, или Домашний театр», в 1815 году — «Урок кокеткам, или Липецкие воды». В 1825 году скомпрометированный связями с декабристами Шаховской ушёл из дирекции театров, но сочинительство продолжил — всего он написал более сотни произведений.
). Гоголь заканчивает работу над циклом к концу 1831 года — он успевает не только присоединиться к актуальному литературному тренду, но и, по сути, стать его лицом: со временем начинает казаться, что именно гоголевские «Вечера» открыли тему Малороссии в русской литературе.
Как она написана?
Очень по-разному. Повести «Вечеров» принадлежат нескольким жанрам: сказка-анекдот, сказка-новелла, сказка-трагедия. Гоголь намеренно располагает их в таком порядке, чтобы контраст между повестями выглядел ещё ярче: например, за лихой вертепной историей о кузнеце и чёрте («Ночь перед Рождеством») следует готическая легенда о жутком колдуне («Страшная месть»), а затем — нелепый рассказ о сватовстве великовозрастного поручика («Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка»). В большинстве своём повести написаны простонародным языком с использованием колоссального количества украинских диалектизмов. На хуторе близ Диканьки, по выражению Андрея Синявского, «не могут связать двух слов, не помянув чорта, свата и брата или не увязнув в пришедших на ум невообразимых путрях и пундиках». Гоголевские рассказчики игнорируют не только литературные нормы, но порой и приличия, наполняя содержание повестей руганью, побоями, пошлыми интрижками и бестактными анекдотами («Господи Боже мой, за что такая напасть на нас грешных! и так много дряни всякой на земле, а ты ещё и жинок наплодил»). Наряду с этим здесь то и дело находится место для высокопарного слога («Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в неё. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся ещё необъятнее. Горит и дышит он»).
В «Вечерах» впечатляет не столько сюжет, сколько необычная живописность стиля. Это замечал Андрей Белый: сюжет у Гоголя «скуп, прост, примитивен в фабуле; ибо дочерчен и выглублен в деталях изобразительности, в её красках, в её композиции, в слоговых ходах, в ритме». Эта живописность находит и прямые художественные аналогии: западные литературоведы нередко сравнивают стилистику «Вечеров» с картинами Иеронима Босха и Франсиско
Гойи
1
Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем: в 23 т. Т. 1. М.: Наука, 2003. С. 656.
. В частности, открывающая цикл «Сорочинская ярмарка» сопоставляется с картиной Питера Брейгеля Старшего
«Страна лентяев»
2
Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем: в 23 т. Т. 1. М.: Наука, 2003. С. 698.
: сквозь ощущение праздности и изобилия, так же как и у Гоголя, здесь всё отчётливее проступает чувство тревоги и страха.
Что на неё повлияло?
Во-первых, этнографические сведения, которые исправно высылала мать писателя по почте, а также комедии отца,
Василия Гоголя-Яновского
Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский (1777–1825) — госслужащий, драматург и поэт. Отец Николая Гоголя. В 1812–1825 годах был директором и актёром домашнего театра царского вельможи Дмитрия Трощинского, для которого написал несколько водевилей и сказок, вдохновлённых украинским бытом. Самые известные — «Простак, или Хитрость женщины, перехитрённая солдатом» и «Собака-овца».
(некоторые цитаты из них стали эпиграфами к «Сорочинской ярмарке»). Во-вторых, книги на малороссийскую тему, которые Гоголь внимательно и методично изучал — в особенности для замысла писателя оказались важны «Русалка. Малороссийское предание» Ореста Сомова (1829) и «Энеида»
Ивана Котляревского
Иван Петрович Котляревский (1769–1838) — украинский поэт, драматург и переводчик. Самое известное произведение — поэма-бурлеск «Энеида», вольное переложение поэмы писателя Николая Осипова «Виргилиева Енеида, вывороченная наизнанку», которая, в свою очередь, была пародией на поэму Вергилия. Считается, что «Энеида» Котляревского стала произведением, определившим развитие украинской литературы на десятилетия вперёд. Во-первых, она задала моду на бурлеск как национальный стиль, во-вторых, способствовала переходу от староукраинского языка к современной украинской литературе, написанной на разговорном языке.
(последние её части были написаны в первой половине 1820-х). В-третьих, множество украинских песен, вертепных драм, быличек, сказок, легенд. Из народного фольклора Гоголь, к примеру, позаимствовал сюжеты поездки на чёрте, свидания чёрта с ведьмой, поисков цветка папоротника и мотив призрачности богатства, полученного от нечистой силы.
Украинский фольклор в «Вечерах» Гоголь скрещивает с эстетикой немецкого романтизма: важное влияние на писателя оказали литературные сказки Гофмана и
Людвига Тика
Людвиг Иоганн Тик (1773–1853) — писатель, поэт и переводчик, один из ключевых авторов немецкого романтизма. Написал роман «Странствия Франца Штернбальда», множество сказок, в том числе трёхтомные «Народные сказки Петера Лебрехта» — сборник переделок и подражаний средневековым историческим легендам.
. При этом нельзя сказать, что Гоголь первым догадался совместить романтические установки с украинским колоритом: к концу 1820-х годов Малороссия уже воспринимается литераторами как визитная карточка русского романтизма (конкурируя в этом качестве с Кавказом).
Как она была опубликована?
Самой первой в печати появилась повесть «Вечер накануне Ивана Купала» — она была опубликована в февральском номере «Отечественных записок» за 1830 год. Однако Гоголь остался недоволен многочисленными редакторскими правками
Павла Свиньина
Павел Петрович Свиньин (1787–1839) — писатель, редактор, журналист, дипломат и коллекционер. Первый издатель литературного журнала «Отечественные записки», автор исторических романов «Шемякин суд» и «Ермак, или Покорение Сибири». Многие современники в литературном сообществе относились к Свиньину снисходительно и попрекали за неискренность и стремление выслужиться. Например, Пётр Вяземский писал о нём в письме Александру Тургеневу: «Свиньин полоскается в грязи и пишет стихи». Пушкин изобразил Свиньина в неоконченном памфлете «Детская книжка», написанном для «Литературной газеты»: «Павлуша был опрятный, добрый, прилежный мальчик, но имел большой порок: он не мог сказать трёх слов, чтоб не солгать».
и от дальнейших журнальных публикаций отказался. Зато благодаря дебюту в престижном издании начинающий писатель обзавёлся знакомствами в литературных кругах, теперь ему покровительствовал критик
Пётр Плетнёв
Пётр Александрович Плетнёв (1791–1866) — критик, поэт, преподаватель. Близкий друг Пушкина. Был учителем словесности в петербургских женских институтах, кадетских корпусах, Благородном пансионе, преподавал литературу будущему императору Александру II. С 1840 по 1861 год — ректор Санкт-Петербургского университета. Был редактором альманаха «Северные цветы» и журнала «Современник» после смерти Пушкина. В 1846 году продал «Современник» Николаю Некрасову и Ивану Панаеву.
, который и посоветовал объединить все повести фигурой вымышленного издателя (примерно в это же время к такому приёму прибегает Пушкин в «Повестях Белкина», а до него — Вальтер Скотт). Гоголь выпустил «Вечера» двумя книжками (первая вышла в сентябре 1831 года, вторая — в марте 1832-го). Любопытно, что книжную версию повести «Вечер накануне Ивана Купалы» Гоголь предварил специальным предисловием, где в шуточной форме дистанцировался от журнального варианта повести. Рассказчик Фома Григорьевич, слушая пересказ своей же истории из «небольшой книжечки», приходит в негодование: «Плюйте ж на голову тому, кто это напечатал! бреше, сучый москаль. Так ли я говорил? Що-то вже, як у кого чорт ма клепки в голови». Впрочем, каких-либо других свидетельств жёсткой правки Свиньиным «Вечера накануне Ивана Купалы» не существует — автограф журнальной редакции повести не сохранился, а стилистическая переработка книжной версии в целом соответствует общей эволюции гоголевского
стиля
3
Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем: в 23 т. Т. 1. М.: Наука, 2003. С. 712.
.
«Заколдованное место». Издание А. Ф. Маркса. 1901 год
«Майская ночь». Издание А. Ф. Маркса. 1901 год
«Страшная месть». Издание А. Ф. Маркса. 1901 год
«Пропавшая грамота». Издание А. Ф. Маркса. 1901 год
Как её приняли?
Широко известен восторженный отзыв о «Вечерах» Александра Пушкина: «Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился. Мне сказывали, что когда издатель вошёл в типографию, где печатались «Вечера», то наборщики начали прыскать и фыркать, зажимая рот
рукою»
4
В письме Александру Воейкову, сентябрь 1831 года.
. На самом деле историю о наборщиках Пушкину рассказал в письме сам
Гоголь
5
В письме от 21 августа 1831 года.
:
Любопытнее всего было моё свидание с типографией. Только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фиркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. <…> Я к фактору, и он после некоторых ловких уклонений наконец сказал, что: штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни.
Претензии в первую очередь предъявлялись Гоголю насчёт стиля. Об этом, в частности, рассуждал
Фаддей Булгарин
6
Булгарин Ф. Петербургские записки. Письма из Петербурга в Москву к В. А. Ушакову. Окончание второго письма / / Северная пчела. 1831. № 288. 18 декабря.
: «Прочёл предисловие — и утомился. Развёртываю в нескольких местах, и описательная проза с необыкновенным многословием ужасает меня. Не терплю многословия и длинного описания бугров и рощей».
Михаил Загоскин
Михаил Николаевич Загоскин (1789–1825) — писатель и драматург. В 1830-х годах получил известность как автор патриотических исторических романов «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» и «Рославлев, или Русские в 1812 году» — самой популярной книги об Отечественной войне 1812 года до выхода «Войны и мира» Льва Толстого.
(со слов Сергея Аксакова) нашёл в гоголевском дебюте «неправильность языка, даже
безграмотность»
7
Аксаков С. Т. История моего знакомства с Гоголем / / Аксаков С. Т. Собрание сочинений: в 4 т. T. III. М., 1956. С. 153.
. Пожалуй, самый гневный отзыв принадлежал
Николаю Полевому
Николай Алексеевич Полевой (1796–1846) — литературный критик, издатель, писатель. С 1825 по 1834 год издавал журнал «Московский телеграф», после закрытия журнала властями политические взгляды Полевого стали заметно консервативнее. С 1841 года издавал журнал «Русский вестник».
, в своей критической статье он решил обратиться к анонимному автору напрямую: «Во-первых, все ваши сказки так не связны, что несмотря на многие прелестные подробности, которые принадлежат явно народу, с трудом дочитываешь каждую из этих сказок. Желание подделаться под малоруссизм спутало до такой степени ваш язык и всё ваше изложение, что в иных местах и толку
не доберёшься»
8
Полевой Н. «Вечера на хуторе близ Диканьки» / / Московский телеграф. 1831. № 17. С. 91–95.
. Полевой выразил уверенность, что автор «Вечеров» не имеет ничего общего с Малороссией («Довольно, мы видим, что вы самозванец-Пасичник, вы, сударь, Москаль, да ещё и горожанин»), из-за чего позже стал объектом ехидных шуточек.
В целом реакция литературных кругов на книгу была для Гоголя ободряющей. Андрей Синявский в работе «В тени Гоголя» писал, что молодой дебютант «очаровал Петербург галушками, козачком, горилкою, простонародными байками, песнями и легендами, толком не зная ни той страны, откуда всё это вывез, ни той, в которую это привёз». На первых порах в литературных кругах ему простили и фактические неточности, и шероховатость стиля: «Провинция, внушая снисхождение, себя оправдывала, собою прикрывалась (только потом догадались, какое лихо явилось к нам из провинции, да было поздно — Гоголь заполонил
столицу)».
9
Терц А. (Синявский А. Д.) В тени Гоголя // Собр. соч.: в 2 т. Т. 2. М.: Старт, 1992 С. 203.
Что было дальше?
Гоголь довольно быстро охладел к своей дебютной книге — уже в 1833 году в письме Михаилу Погодину он отзывается о ней раздражённо: «Я даже позабыл, что я творец этих «Вечеров», и вы только напомнили мне об этом. <…> Да обрекутся они неизвестности! покамест что-нибудь увесистое, великое, художническое не изыдет из меня». Пренебрежение автора к циклу заметно и в предисловии к первому собранию сочинений, предпринятому в 1842 году: «Всю первую часть следовало бы исключить вовсе: это первоначальные ученические опыты, недостойные строгого внимания читателя; но при них чувствовались первые сладкие минуты молодого вдохновения, и мне стало жалко исключить их…»
Такое же снисходительное отношение к «Вечерам» переняла и критика: долгое время ранняя проза Гоголя рассматривалась исключительно в контексте «Шинели» и «Мёртвых душ». Характерно в этом смысле едкое замечание Владимира Набокова: «Когда я хочу, чтобы мне приснился настоящий кошмар, я представляю себе Гоголя, строчащего на малороссийском том за томом «Диканьки» и «Миргороды» — о призраках, которые бродят по берегу Днепра, водевильных евреях и лихих казаках». Однако наряду с этим складывалось и совсем другое отношение к «Вечерам» — как к произведению обманчиво простому, наполненному множеством скрытых смыслов. Так воспринимали гоголевский дебют в символистской или околосимволистской среде: многое для более глубокого понимания «Вечеров» сделали работы Василия Розанова, Дмитрия Мережковского, Андрея Белого. Постепенно в литературоведении сложилось понимание (в частности, благодаря работам Юрия Манна и Юрия Лотмана), что гоголевский цикл — не просто собрание сказочных историй из жизни Малороссии, а сложноустроенный универсум, который не стоит воспринимать буквально.
Цикл «Вечеров» был крайне востребован отечественным кинематографом. Экранизировать новеллы начали ещё в эпоху немого кино (см. фильмы Владислава Старевича), но бум экранизаций пришёлся на сталинскую эпоху с её попыткой опереться на фольклор и народные традиции «братских республик» (см. лубочные картины Николая Экка и Александра Роу). После оттепели гоголевские повести воспринимались как пространство для художественных экспериментов (см., например, аллегорическую экранизацию «Вечера накануне Ивана Купалы» Юрия Ильенко, оператора Сергея Параджанова). В постсоветской России «Вечера» стали материалом двухчастного комедийного мюзикла Сергея Горова («Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Сорочинская ярмарка»), где Оксану играет Ани Лорак, Солоху — Лолита Милявская, Хиврю — Верка Сердючка, а роль чёрта отдана Филиппу Киркорову. Не так давно тему Диканьки актуализировала трилогия о Гоголе («Гоголь. Начало», «Страшная месть» и «Вий») — готическая трэш-сказка с мистическими убийствами и расследованиями.
«Ночь перед Рождеством». Режиссёр Владислав Старевич. Россия, 1913 год
«Сорочинская ярмарка». Режиссёр Николай Экк. СССР, 1938 год
«Черевички». Режиссёр Надежда Кошеверова, Михаил Шапиро. СССР, 1944 год
Мультфильм «Пропавшая грамота». Режиссёры Валентина и Зинаида Брумберг. СССР, 1945 год
Мультфильм «Ночь перед Рождеством». Режиссёры Валентина и Зинаида Брумберг. СССР, 1951 год
«Майская ночь, или Утопленница». Режиссёр Александр Роу. СССР, 1952 год
«Вечера на хуторе близ Диканьки». Режиссёр Александр Роу. СССР, 1961 год
«Вечер накануне Ивана Купалы». Режиссёр Юрий Ильенко. СССР, 1968 год
«Пропавшая грамота». Режиссёр Борис Ивченко. СССР, 1972 год
Мультфильм «Цветок папоротника». Режиссёр Алла Грачёва. СССР, 1979 год
Мультфильм «Страшная месть». Режиссёр Михаил Титов. СССР, 1988 год
«Сорочинская ярмарка». Режиссёр Семен Горов. Россия, 2004 год
«Ночь перед Рождеством». Режиссёр Владислав Старевич. Россия, 1913 год
«Сорочинская ярмарка». Режиссёр Николай Экк. СССР, 1938 год
«Черевички». Режиссёр Надежда Кошеверова, Михаил Шапиро. СССР, 1944 год
Мультфильм «Пропавшая грамота». Режиссёры Валентина и Зинаида Брумберг. СССР, 1945 год
Мультфильм «Ночь перед Рождеством». Режиссёры Валентина и Зинаида Брумберг. СССР, 1951 год
«Майская ночь, или Утопленница». Режиссёр Александр Роу. СССР, 1952 год
«Вечера на хуторе близ Диканьки». Режиссёр Александр Роу. СССР, 1961 год
«Вечер накануне Ивана Купалы». Режиссёр Юрий Ильенко. СССР, 1968 год
«Пропавшая грамота». Режиссёр Борис Ивченко. СССР, 1972 год
Мультфильм «Цветок папоротника». Режиссёр Алла Грачёва. СССР, 1979 год
Мультфильм «Страшная месть». Режиссёр Михаил Титов. СССР, 1988 год
«Сорочинская ярмарка». Режиссёр Семен Горов. Россия, 2004 год
«Ночь перед Рождеством». Режиссёр Владислав Старевич. Россия, 1913 год
«Сорочинская ярмарка». Режиссёр Николай Экк. СССР, 1938 год
«Черевички». Режиссёр Надежда Кошеверова, Михаил Шапиро. СССР, 1944 год
Мультфильм «Пропавшая грамота». Режиссёры Валентина и Зинаида Брумберг. СССР, 1945 год
Мультфильм «Ночь перед Рождеством». Режиссёры Валентина и Зинаида Брумберг. СССР, 1951 год
«Майская ночь, или Утопленница». Режиссёр Александр Роу. СССР, 1952 год
«Вечера на хуторе близ Диканьки». Режиссёр Александр Роу. СССР, 1961 год
«Вечер накануне Ивана Купалы». Режиссёр Юрий Ильенко. СССР, 1968 год
«Пропавшая грамота». Режиссёр Борис Ивченко. СССР, 1972 год
Мультфильм «Цветок папоротника». Режиссёр Алла Грачёва. СССР, 1979 год
Мультфильм «Страшная месть». Режиссёр Михаил Титов. СССР, 1988 год
«Сорочинская ярмарка». Режиссёр Семен Горов. Россия, 2004 год
Почему именно Диканька вынесена в заглавие?
Непосредственно в Диканьке развиваются события лишь одной повести из восьми («Ночь перед Рождеством»). Зато близ Диканьки живёт пасечник Рудый Панько, вымышленный издатель «Вечеров»: «Как будете, господа, ехать ко мне, то прямёхонько берите путь по столбовой дороге, на Диканьку. Я нарочно и выставил её на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора». Это не шутка и не фигура речи, в ту пору Диканьку действительно можно было рассматривать как ориентир: со времён Екатерины II через эту деревню лежал путь высочайших особ в Малороссию. Князь Иван Михайлович Долгорукий писал в 1810 году, что Диканька — «лучшее местоположение под Полтавою» и «будто Екатерина II, быв на этом месте, изволила отозваться, что она лучше его ничего не
видала»
10
Долгорукий И. М. Славны бубны за горами, или Путешествие моё кое-куда 1810 года / / Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1869. Кн. 3. С. 87.
. В 1820 году здесь также побывал Александр I. Диканька в ту пору принадлежала богатому и влиятельному князю Виктору Павловичу Кочубею. В 1828 году Александр Пушкин воспел его прадеда, Василия Леонтьевича, в поэме «Полтава»:
Богат и славен Кочубей.
Его луга необозримы;
Там табуны его коней
Пасутся вольны, нехранимы.Кругом Полтавы хутора
Окружены его садами,
И много у него добра,
Мехов, атласа, серебра
И на виду и под замками.
Имение Гоголей-Яновских находилось от владений Кочубея в полусотне километров. Вполне закономерно, что Гоголь в заглавии своей дебютной книги апеллировал к влиятельному соседу (и заодно к любимому Пушкину). Впрочем, уже спустя несколько лет Гоголь в письме к матери высказывается о Кочубее довольно заносчиво: «Велика важность, что Кочубей мерял нашу землю! Пусть он хоть всю её поместит у себя на плане! Мы можем поместить его Диканьку у себя на плане». В каком-то смысле именно это Гоголь и сделал благодаря «Вечерам».
Для чего Гоголь устраивает чехарду с рассказчиками?
Рассказчиков в «Вечерах» действительно так много, что можно запутаться. Самый главный из них — Рудый Панько, выступающий собирателем и издателем историй (наделив героя профессией пасечника, Гоголь уподобляет собирательство историй сбору мёда). Его основной и любимый рассказчик — дьяк Фома Григорьевич («Вечер накануне Ивана Купала», «Пропавшая грамота», «Заколдованное место»). Ещё несколько историй («Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь») принадлежат «гороховому паничу» — его рассказам, по мнению Рудого Панька, свойственна раздражающая литературность: «Бывало, поставит перед собою палец и, глядя на конец его, пойдёт рассказывать — вычурно, да хитро, как в печатных книжках! Иной раз слушаешь, слушаешь, да и раздумье нападёт. Ничего, хоть убей, не понимаешь. Откуда он слов понабрался таких!» Во второй книжке «Вечеров» появляется рассказчик Иван Степанович Курочка — его историю про Ивана Шпоньку издатель якобы переписывает с листа, но из-за того, что часть листов жена Рудого Панька использовала для приготовления пирожков, развития и окончания истории мы так и не узнаём. Ещё один рассказчик упоминается, но не называется (он «(нечего бы к ночи и вспоминать о нём) такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили по голове»), — вероятно, именно его авторству принадлежит «Страшная месть».
При таком композиционном многоголосии Гоголь умудряется множить рассказчиков уже внутри самой истории. Показательный пример — «Вечер накануне Ивана Купалы»: историю рассказывает Фома Григорьевич, который, в свою очередь, пересказывает рассказ своего деда, в основе которого лежат свидетельства «родной тётки» деда. Благодаря такому усложнению автор будто намеренно запутывает слушателя, сбивает со следа, показывая, что настоящим автором истории выступает не отдельный человек, а целый народ.
У многих героев «Вечеров» довольно экзотические фамилии. Они что-то означают?
Украинские фамилии у Гоголя близки к прозвищам, поэтому большинство из них вполне можно расшифровать. Например, имя Пузатого Пацюка из «Ночи перед Рождеством» — героя, умеющего поглощать галушки и вареники без использования рук, — в переводе с украинского означает толстую крысу. В экранизации Александра Роу сходство с животным персонажу придают серые усы, торчащие в разные стороны. Пацюк наводит на набожного кузнеца Вакулу ужас (даже не из-за левитирующих вареников, а из-за того, что Пацюк объедается
скоромной пищей
Мясо, молоко, яйца и другие продукты животного происхождения, которые нельзя есть во время православных постов.
перед Крещением, в день сурового поста), и эта близость героя к нечисти дополнительно подчёркивается именем: крысы в славянской народной традиции считались нечистыми животными, наделёнными дьявольскими свойствами. Смысловую нагрузку у Гоголя несут не только прозвища, но и личные имена. В «Сорочинской ярмарке», к примеру, имя Хиври (сокращённое от Хавроньи) восходит к свинье, а имя её падчерицы Параски в народной этимологии означает «порося», поросёнка. Несмотря на выраженный внешний конфликт двух героинь, связь на уровне имён открывает ещё один смысловой слой рассказа: прекрасная Параска после свадьбы неизбежно превратится в злую бабу Хиврю. Не зря девушка примеряет на себя
очипок
Крестьянский головной убор, которым покрывали волосы замужние женщины.
мачехи, который до этого забрызгал грязью её будущий муж.
Однако не все прозвища героев «Диканьки» столь значимы, некоторые из них, кажется, составляют лишь предмет неприличной шутки (из-за чего на Гоголя нередко сердились критики-современники): например, имя одного из поклонников Солохи казака Свербыгуза означает буквально человека, «часто чешущего задницу», а имя парубка Кизяколупенко из этого же рассказа переводится как «колющий навоз». «У нас, не извольте гневаться — такой обычай, — предупреждал ранимых критиков Рудый Панько («рудый» значит «рыжий») в предисловии «Вечеров», — как дадут кому люди какое прозвище, то и во веки веков останется оно».
Насколько Украина, описанная Гоголем, была близка к реальности?
Почти все повести «Вечеров» так или иначе соотносятся с историческим контекстом: начиная с «Майской ночи», где мельком упоминается путешествие Екатерины II в 1787 году на юг России, заканчивая «Ночью перед Рождеством», где Екатерина II и князь Григорий Потёмкин-Таврический выступают уже полноценными действующими лицами. Это касается не только XVIII века, но XVI–XVII веков: в «Страшной мести» исторически обоснована и история пана Данила, и даже легенда о двух братьях, Иване и Петре. Всего в «Вечерах» упоминается больше десятка лиц, связанных с историей Украины, среди которых Богдан Хмельницкий, Иван Подкова, Пётр Сагайдачный, Карп Полтора-Кожуха и т. д. Благодаря историческим параллелям и множеству краеведческих подробностей создаётся ощущение, что Малороссия в «Вечерах» описана максимально реалистично, однако всё здесь не так просто.
Буквально сразу же после выхода книги Гоголя начали критиковать за недостоверность изображения родного края: Андрей Стороженко под псевдонимом Андрий Царынный опубликовал обстоятельный разбор под названием «Мысли малороссиянина, по прочтении повестей пасичника Рудого Панька, изданных им в книжке под заглавием «Вечера на хуторе близ Диканьки», и рецензий на оныя», в нём он отметил множество языковых ошибок (например, неправильность использования обращения «пан») и несообразностей в поведении героев. Странным ему показался поступок Грицька в «Сорочинской ярмарке», просто так обругавшего пожилую незнакомую женщину («так бесчинствуют одни лишь горькие пьяницы…»), а также раскованность Параски, обнимающейся на ярмарке с разгульным парубком, который до этого запустил ком грязи в её мачеху («у нас всякая молоденькая девушка имеет стыд и страх Божий»). В 1861 году с похожей критикой выступил поэт Пантелеймон Кулиш, он счёл неправдоподобным сцену сватовства в «Сорочинской ярмарке», время свадьбы (их обычно играют осенью и зимой, поскольку август занят уборкой урожая), да и само описание свадьбы. Однако аномальность поведения героев в этой повести вполне может быть частью авторского замысла: согласно одной из трактовок, Параска выходит замуж не за удалого парубка, а за чёрта (имя Грицько, сокращённое от Григорий, в ту пору служило одним из обозначений чёрта), не зря разудалая весёлость происходящего отдаётся в конце повести тоскливым эхом.
Украинские публицисты отмечали, что «Вечера», как правило, не находят отклика в среде простого народа, читатели видят в них «неправду
житьёву»
11
Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем: в 23 т. Т. 1. М.: Наука, 2003. С. 651
. Такое представление, кстати, отразилось в «Братьях Карамазовых» Достоевского, в сцене, где Фёдор Павлович даёт почитать гоголевскую книжку юному Смердякову:
Малый прочёл, но остался недоволен, ни разу не усмехнулся, напротив, кончил нахмурившись.
— Что ж? Не смешно? — спросил Фёдор Павлович.
Смердяков молчал.
— Отвечай, дурак.
— Про неправду всё написано, — ухмыляясь прошамкал Смердяков.
Малороссия в «Вечерах», несмотря на обилие реальных деталей, предстаёт страной скорее фантастической, где всё основано на принципе чрезмерности: каждая эмоция усилена, каждое действие сопровождено гиперболой. «…Родная Украина становится какой-то неведомой, роскошной страной, где всё превосходит обычные размеры, — писал о цикле Гоголя Валерий Брюсов. — Такова была сила его дарования… что он не только дал жизнь этим вымыслам, но сделал их как бы реальнее самой реальности». Создав свою собственную Малороссию по книгам и воспоминаниям, Гоголь заставил поверить в неё всех остальных.
Почему женщины в «Вечерах» такие властные?
Большинство героинь Гоголя не только не дают себя в обиду, но и сами выступают обидчицами мужчин. Так, к примеру, в «Сорочинской ярмарке» под гнётом жены страдает Солопий Черевик (ещё одно значимое прозвище: «черевик» значит «сапожок», то есть Солопий буквально находится под сапогом у супруги). Он боится излишне перечить жене Хивре, поскольку та может его побить («Тут Черевик наш заметил и сам, что разговорился чересчур, и закрыл в одно мгновение голову свою руками, предполагая без сомнения, что разгневанная сожительница не замедлит вцепиться в его волосы своими супружескими когтями»). Побоев боятся и другие герои «Вечеров»: дьяк Осип Никифорович из «Ночи накануне Рождества», изменяя жене с Солохой, больше всего переживает, «чтобы не узнала его половина, которая и без того страшною рукою своею сделала из его толстой косы самую узинькую», жена Кума из того же рассказа регулярно вступает с ним в драку («Кум, несмотря на всегдашнее хладнокровие, не любил уступать ей; и оттого почти всегда уходил из дому с фонарями под обоими глазами»), а жена ткача пробует на муже силу кочерги («Моя жинка купила прошлый год на ярмарке кочергу; дала пивкопы — та ничего… не больно»). Стоит вспомнить и тётушку Василису Кашпоровну из рассказа про Шпоньку, в присутствии которой все мужчины ощущали робость:
Казалось, что природа сделала непростительную ошибку, определив ей носить тёмно-коричневый по будням капот с мелкими оборками и красную кашемировую шаль в день Светлого воскресенья и своих именин, тогда как ей более всего шли бы драгунские усы и длинные ботфорты.
Выводя таких героинь, Гоголь, разумеется, не намекал ни на какую эмансипацию — для него это типичный комический приём в духе вертепной пьесы: муж-слабак под каблуком у властной сварливой жены. Однако исследователь Иван Ермаков, анализировавший «Вечера» с позиций психоанализа, отмечал, что Гоголь не просто шутил, он тяготел к описанию зрелых женщин: в случае с молодыми девушками (Оксана, Ганна, Параска) писатель довольствовался перечислением эпитетов красоты, которые встречаются в народных песнях (блестящие чёрные очи, косы, брови), тогда как в характеристике старух он чувствовал себя куда более свободным, «там вступал в силу его
талант»
12
Ермаков И. Д. Психоанализ литературы: Пушкин, Гоголь, Достоевский. М.: НЛО, 1999. С. 177.
. Любопытно, что в женщинах, властвующих над мужчинами, у Гоголя почти всегда заложено демоническое начало — они постоянно сравниваются с чертями и ведьмами.
Солопий из «Сорочинской ярмарки», напуганный появлением головы свиньи в окне, бросается наутёк из дома: он думает, что за ним гонится чёрт, на самом деле за ним следует испуганная Хивря. Цыгане, обнаружившие их лежащими друг на друге, тоже припоминают чёрта:
— Что лежит, Влас?
— Так, как будто бы два человека: один наверху, другой нанизу; который из них чорт, уже и не распознаю!
— А кто наверху?
— Баба!
— Ну, вот, это ж то и есть чорт! — Всеобщий хохот разбудил почти всю улицу.
В украинском фольклоре женщина часто соотносится с дьяволом. По одной из легенд, женщина была сотворена не из ребра Адама, а из хвоста чёрта. По другой — увидев бабу и чёрта, апостол Пётр отрубил им обоим головы, а затем приставил их наоборот, с тех пор баба ходит с головой
чёрта
13
Булашев Г. О. Украинский народ в своих легендах и религиозных воззрениях и верованиях. Вып. 1. Космогонические украинские народные воззрения и верования. Киев, 1909. С. 98, 171.
. Мистический ужас перед женщиной, которая может лишить мужчину воли (будь то угрозами, как Хивря, или своим обаянием, как Солоха), распространяется на весь цикл и находит отражение даже в рассказе про Шпоньку, казалось бы избавленном от всякой потусторонности. После сватовства Ивану Фёдоровичу снится страшный липкий сон:
То представлялось ему, что он уже женат, что всё в домике их так чудно, так странно: в его комнате стоит, вместо одинокой, двойная кровать. На стуле сидит жена. Ему странно; он не знает, как подойти к ней, что говорить с нею; и замечает, что у неё гусиное лицо. Нечаянно поворачивается он в сторону и видит другую жену, тоже с гусиным лицом. Поворачивается в другую сторону — стоит третья жена. Назад — ещё одна жена. Тут его берёт тоска. Он бросился бежать в сад; но в саду жарко. Он снял шляпу, видит: и в шляпе сидит жена. Пот выступил у него на лице. Полез в карман за платком — и в кармане жена; вынул из уха хлопчатую бумагу — и там сидит жена…
Как известно, сам Гоголь тоже опасался сближаться с женщинами и всю жизнь оставался холостым.
За что герои «Вечеров» клянут «москалей»?
«Москаль» здесь определённо ругательное слово: «если где замешалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москаля», «да мне так теперь сделалось весело, как будто мою старуху москали увезли», «пьяный москаль побоится выбросить их нечестивым своим языком», «когда чорт да москаль украдут что-нибудь — то поминай как и звали» и т. д. Однако «москаль» в речи казаков обозначает не москвича, как можно подумать, и даже не обязательно русского: в старину на Украине так называли офицеров, солдат, чиновников, находящихся на государственной
службе
14
Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем: в 23 т. Т. 1. М.: Наука, 2003. С. 704
. Считалось, что им свойственна склонность к обману и пройдошливость. Однако в «Вечерах» также встречается бранное слово «кацап», которое обозначает как раз человека из России. Его употребляет сосед Шпоньки в светской беседе: «Надобно вам знать, милостивый государь, что я имею обыкновение затыкать на ночь уши с того проклятого случая, когда в одной русской корчме залез мне в левое ухо таракан. Проклятые кацапы, как я после узнал, едят даже щи с тараканами».
Вообще, мир «Вечеров» — плодотворная почва для любого рода ксенофобии. В нелестном контексте упоминаются цыгане (они считались «сродни чорту»), евреи («жиды» в фольклоре воспринимались как черти, только ещё хитрее), немцы (под «немцами» понимались любые иностранцы, и они, сюрприз, тоже соотносились с бесами). Но, пожалуй, самыми лютыми врагами для героев «Вечеров» являются католики и ксёндзы. Эта нетерпимость — эхо Брестской унии 1596 года, по которой православная церковь на Украине перешла в подчинение папе, что привело к столкновениям между казачеством и поляками; для многих (особенно малообразованных) жителей Малороссии того времени слово «католик» превратилось в бранное.
Как устроен у Гоголя мир нечистой силы?
Колдовской мир в фольклорном сознании никак не отделён от мира людей, напротив, он состоит с ним в тесных, а зачастую даже в родственных связях. Ведьма Солоха — мать набожного кузнеца Вакулы, который смог одурачить чёрта. Колдун из «Страшной мести» — отец Катерины, жены главного героя Данилы. Ведьма из «Майской ночи» — мачеха панночки, ставшей утопленницей. В «Вечерах» нечисть ведёт себя как люди, а люди — как нечисть. Статус многих героев из-за такой диффузии остаётся непонятным: например, знахарь Пацюк из «Ночи перед Рождеством» застрял где-то посередине между человеческим и демоническим. Сложно охарактеризовать и Басаврюка из «Вечера накануне Ивана Купалы» — он то ли «бесовской человек», то ли чёрт, обернувшийся человеком, то ли ходячий покойник: такая расплывчатость для фольклора обычно не характерна.
Приметами связи с демоническим миром в «Вечерах», как и в народной традиции, служат самые невинные вещи: растрёпанные волосы, косоглазие, хромота. Любая инаковость объясняется чертовщиной. Всё, что не соответствует принципам и стандартам патриархальной общины, понимается как проделки дьявола: в связях с нечистым чаще всего подозреваются женщины, люди других национальностей или вероисповеданий, безродные отщепенцы. Характерным примером в этом смысле служит рассказ «Страшная месть»: мы наблюдаем, как отец Катерины, находящийся в ссоре с зятем, постепенно раскрывает свою демоническую сущность, будто намеренно подтверждая подозрения Данилы. Отец Катерины возвращается из чужих краёв после двадцати лет скитаний (уже странно!), не ест привычную еду и отказывается от алкоголя, чем сразу же вызывает в зяте возмущение: «Не захотел выпить! слышишь, Катерина, не захотел мёду выпить… <…> Горелки даже не пьёт! экая пропасть! Мне кажется, пани Катерина, что он и в Господа Христа не верует. А? как тебе кажется?» Ещё сильнее настраивают Данилу против свёкра зловещие предвестия и кошмарные сны жены. Кажется, будто он заковывает в цепь отца Катерины не столько из-за того, что тот колдун, сколько из-за предательства родины и веры. Андрей Белый, к примеру, интерпретировал «Страшную месть» как социальную историю, а не мистическую: «Суть же не в том, что «колдун», а в том, что — отщепенец от рода, «страшно» не оттого, что «страшен», а оттого, что страшна жизнь, в которой пришелец издалека выглядит непременно «антихристом».
Согласно Белому, настоящий ужас «Вечеров» сосредоточен не в изображении чертей и ведьм, а в изображении патриархального общества: «Всякий инако слаженный, — хозяйственник ли, инако мыслящий ли, инако ли одёвый, инако ли сеющий репу, внушает ужас любому скопищу людей, которое тут же «срастается в одно громадное чудовище» (как у Гоголя в «Сорочинской ярмарке». — Прим. ред.); каждому в сросшемся со всем, что ни есть, состоянии кажется, «будто залез в прадедовскую душу» он; а кто не залез, того — бей!»
Где в «Вечерах» прячется сам Гоголь?
Комическое альтер эго писателя можно увидеть в образе панича в гороховом сюртуке, рассказчика нескольких историй из первой части «Вечеров». Иронические комментарии Рудого Панька насчёт излишней литературности историй панича, по сути, предвосхищают упрёки критиков, которых раздражает высокопарный слог Гоголя. В облике героя есть и общие с писателем черты, например способность вынюхать большую порцию табака; в «Вечерах»: «…Захвативши немалую порцию табаку, растёртого с золою и листьями любистка, поднёс её коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку, не дотронувшись даже до большого пальца», а вот запись Гоголя в альбоме Елизаветы Чертковой: «…Мой <нос> решительно птичий, остроконечный и длинный… могущий наведываться лично, без посредства пальцев, в самые мелкие табакерки».
Трагическое же альтер эго писателя можно рассмотреть в образе колдуна из «Страшной мести» (о его автобиографизме писали Андрей Белый, Валерий Брюсов, Александр Блок, Дмитрий Мережковский, Алексей Ремизов, Иван Ермаков). И панича, и колдуна роднит друг с другом их статус чужого в диканьковском мире и нежелание соблюдать установленные в нём традиции. Этот бескомпромиссный индивидуализм, чувство отчуждения и инаковости было хорошо знакомо Гоголю (см. у Набокова: «Школьником он с болезненным упорством ходил не по той стороне улицы, по которой шли все; надевал правый башмак на левую ногу; посреди ночи кричал петухом и расставлял мебель своей комнаты в беспорядке, словно заимствованном из «Алисы в Зазеркалье»). Панич и колдун, по сути, представляют собой два полюса гоголевского творчества: на одном из которых «настоящая весёлость», по Пушкину, на другом — жуткая дьявольщина, пустота.
список литературы
- Белый А. Мастерство Гоголя. М., Л.: ОГИЗ — ГИХЛ, 1934 // https://imwerden.de/pdf/belyj_masterstvo_gogolya_1934__ocr.pdf
- Виноградов В. В. Язык Гоголя // Н. В. Гоголь: Материалы и исследования. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1936. С. 286–376.
- Гиппиус В. Гоголь. Зеньковский В. Н. В. Гоголь / Предисл. и сост. Л. Аллена. СПб.: Logos, 1994.
- Гоголь в русской критике: Сборник статей. М.: ГИХЛ, 1953.
- Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем: в 23 т. Т. 1. М.: Наука, 2003.
- Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М., Л.: ГИХЛ, 1959.
- Мережковский Д. С. Гоголь и чёрт (Исследование) // Мережковский Д. С. В тихом омуте. М.: Советский писатель, 1991.
- Манн Ю. В. Гоголь. Книга первая. Начало: 1809–1835. М.: РГГУ, 2012.
- Мочульский К. В. Духовный путь Гоголя. Париж: YMCA Press, 1934.
- Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1999. С. 20–130.
- Терц А. (Синявский А. Д.) В тени Гоголя // Собр. соч.: в 2 т. Т. 2. М.: Старт, 1992 // https://imwerden.de/pdf/abram_terz_v_teni_gogolya.pdf
| Вечера на хуторе близ Диканьки | |
| Жанр: |
Повести |
|---|---|
| Автор: |
Николай Васильевич Гоголь |
| Язык оригинала: |
русский |
| Год написания: |
1829—1832 |
| Публикация: |
1831, 1832 |
«Вечера́ на ху́торе близ Дика́ньки» — первая книга Николая Васильевича Гоголя (исключая поэму «Ганц Кюхельгартен», напечатанную под псевдонимом). Состоит из двух томов. Первый вышел в 1831, второй — в 1832 году. Рассказы «Вечеров» Гоголь писал в 1829—1832 годах. По сюжету же, — рассказы книги якобы собрал и издал «пасичник Рудый Панько»[1].
Содержание сборника
- Первая книга
- Сорочинская ярмарка
- Вечер накануне Ивана Купала
- Майская ночь, или Утопленница
- Пропавшая грамота
- Вторая книга
- Ночь перед Рождеством
- Страшная месть
- Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка
- Заколдованное место
Структура произведения
Действие произведения свободно переносится из XIX века («Сорочинская ярмарка») в XVII («Вечер накануне Ивана Купала»), а затем в XVIII («Майская ночь, или Утопленница», «Пропавшая грамота», «Ночь перед Рождеством») и вновь в XVII («Страшная месть»), и опять в XIX («Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка»). Окольцовывает обе книги рассказы деда дьяка Фомы Григорьевича — лихого запорожца, который своей жизнью как бы соединяет прошлое и настоящее, быль и небыль. Течение времени не разрывается на страницах произведения, пребывая в некой духовной и исторической слитности.
Отзывы
Отзыв А. С. Пушкина: «Сейчас прочёл Вечера близ Диканьки. Они изумили меня. Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!.. Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился…»[2]
Поэт Евгений Баратынский, получив от 22-летнего Гоголя экземпляр повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» с автографом, написал в апреле 1832 года в Москву литератору Ивану Киреевскому: «Я очень благодарен Яновскому за подарок. Я очень бы желал с ним познакомиться. Ещё не было у нас автора с такою весёлою весёлостью, у нас на севере она великая редкость. Яновский — человек с решительным талантом. Слог его жив, оригинален, исполнен красок и часто вкуса. Во многих местах в нём виден наблюдатель, и в повести своей „Страшная месть“ он не однажды был поэтом. Нашего полку прибыло: это заключение немножко нескромно, но оно хорошо выражает моё чувство к Яновскому».
Составляя в 1842 году первое собрание собственных сочинений, Гоголь написал для него предисловие. В нём он так отозвался о «Вечерах на хуторе близ Диканьки»[3]:
Всю первую часть следовало бы исключить вовсе: это первоначальные ученические опыты, недостойные строго внимания читателя; но при них чувствовались первые сладкие минуты молодого вдохновения, и мне стало жалко исключать их, как жалко исторгнуть из памяти первые игры невозвратной юности.
Примечания
- ↑ Словарь гоголевского пасечника Рудого Панько: дуля. РИА Новости (4 марта 2009). Архивировано из первоисточника 10 марта 2012. Проверено 13 августа 2010.
- ↑ Пушкин A.С. — Письмо к издателю «Литературных прибавлений к Русскому инвалиду», Вечера на хуторе близ Диканьки. Изд. второе. (Рецензия)
- ↑ И. Залотусский. Гоголь. — Москва: Молодая гвардия, 1984. — С. 132. — (Жизнь замечательных людей).
 Произведения Николая Васильевича Гоголя |
|
|---|---|
| Поэмы | Ганц Кюхельгартен · Мёртвые души |
| Повести и рассказы |
«Вечера на хуторе близ Диканьки» (Сорочинская ярмарка · Вечер накануне Ивана Купала · Майская ночь, или Утопленница · Пропавшая грамота · Ночь перед Рождеством · Страшная месть · Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка · Заколдованное место) · «Миргород» (Старосветские помещики · Тарас Бульба · Вий · Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем) · «Петербургские повести» (Невский проспект · Нос · Портрет · Шинель · Записки сумасшедшего) · Коляска |
| Драматургия | Женитьба · Ревизор · Игроки · Утро делового человека · Тяжба · Лакейская · Отрывок · Театральный разъезд после представления новой комедии |
| Публицистика | Женщина · «Борис Годунов», поэма Пушкина · О поэзии Козлова · Скульптура, живопись и музыка · О средних веках · О преподавании всеобщей истории · Взгляд на составление Малороссии · Несколько слов о Пушкине · Об архитектуре нынешнего времени · Ал-Мамун · Жизнь · Шлёцер, Миллер и Гердер · О малороссийских песнях · Мысли о географии · Последний день Помпеи · О движении народов в конце V века · О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году · Петербургские Записки 1836 года · Рецензии из «Современника» · Рецензии, не вошедшие в «современник» · Рецензия для «Москвитянина» (Утренняя заря) · О Современнике · Выбранные места из переписки с друзьями · О сословиях в государстве · Авторская исповедь · Размышления о Божественной Литургии |
| Несохранившееся и отрывки |
Владимир третьей степени · Рим · Ночи на вилле · Альфред · Гетьман · Страшный кабан (малороссийская повесть) · Отрывки на неизвестных пьес · Наброски плана драмы из украинской истории · Страшная рука · Фонарь умирал · Дождь был продолжительный · Рудокопов · Семён Семёнович Батюшек · Девицы Чабловы · Что это? |
| Прочее | Италия · «Арабески» · Приложения к «Ревизору» · Учебная книга словесности для русского юношества · Письма |
| Связанные статьи | Гоголь в музыке и кинематографе · Гоголь в нумизматике · Гоголь в филателии · Памятники Гоголю в Москве · Василий Гоголь-Яновский · Афанасий Гоголь-Яновский · Гоголь-Яновские |
ИСТОЧНИК
Книга, которая ввела Гоголя в большую литературу: смесь реальности и фантастики, комедии и хоррора, сформировавшая канонический образ Малороссии для многих поколений русских читателей.
КОММЕНТАРИИ: ПОЛИНА РЫЖОВА
О чём эта книга?
Восемь повестей об украинской народной жизни, в которых реальность мешается с фантастикой, а комедия — с хоррором. Книга, изданная под именем малообразованного пасечника, стала для Гоголя пропуском в большую литературу, а для многих поколений читателей сформировала каноничный образ Малороссии. Чернобровые панночки, удалые парубки с чубом, аппетитные галушки и горилка — всё это мы живо представляем именно благодаря «Вечерам».
Когда она написана?
Гоголь начал писать «Вечера» в 1829 году: юный писатель совсем недавно переехал из Нежина в Санкт-Петербург, где терпит неудачи на актёрском поприще, а затем и на литературном — убитый язвительными отзывами, он выкупает все доступные экземпляры своей первой поэмы «Ганц Кюхельгартен» и сжигает. Спасительной оказывается идея написать что-нибудь на тему Малороссии. Он забрасывает мать просьбами прислать как можно больше подробностей о жизни на родине: как одеваются сельские дьячки и крестьянские девки, как справляют свадьбы, какие существуют народные поверья и предания. Гоголь берётся за тему не из-за ностальгии: в столице в это время бушует мода на всё украинское. Выпускаются книги («Малороссийская деревня» Ивана Кулжинского , «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» Антония Погорельского , «Сказки о кладах» Ореста Сомова ), ставятся оперы («Леста, днепровская русалка» Николая Краснопольского , «Пан Твардовский» Алексея Верстовского , «Козак-стихотворец» Александра Шаховского ). Гоголь заканчивает работу над циклом к концу 1831 года — он успевает не только присоединиться к актуальному литературному тренду, но и, по сути, стать его лицом: со временем начинает казаться, что именно гоголевские «Вечера» открыли тему Малороссии в русской литературе.
Как она написана?
Очень по-разному. Повести «Вечеров» принадлежат нескольким жанрам: сказка-анекдот, сказка-новелла, сказка-трагедия. Гоголь намеренно располагает их в таком порядке, чтобы контраст между повестями выглядел ещё ярче: например, за лихой вертепной историей о кузнеце и чёрте («Ночь перед Рождеством») следует готическая легенда о жутком колдуне («Страшная месть»), а затем — нелепый рассказ о сватовстве великовозрастного поручика («Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка»). В большинстве своём повести написаны простонародным языком с использованием колоссального количества украинских диалектизмов. На хуторе близ Диканьки, по выражению Андрея Синявского, «не могут связать двух слов, не помянув чорта, свата и брата или не увязнув в пришедших на ум невообразимых путрях и пундиках». Гоголевские рассказчики игнорируют не только литературные нормы, но порой и приличия, наполняя содержание повестей руганью, побоями, пошлыми интрижками и бестактными анекдотами («Господи Боже мой, за что такая напасть на нас грешных! и так много дряни всякой на земле, а ты ещё и жинок наплодил»). Наряду с этим здесь то и дело находится место для высокопарного слога («Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в неё. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся ещё необъятнее. Горит и дышит он»).
В «Вечерах» впечатляет не столько сюжет, сколько необычная живописность стиля. Это замечал Андрей Белый: сюжет у Гоголя «скуп, прост, примитивен в фабуле; ибо дочерчен и выглублен в деталях изобразительности, в её красках, в её композиции, в слоговых ходах, в ритме». Эта живописность находит и прямые художественные аналогии: западные литературоведы нередко сравнивают стилистику «Вечеров» с картинами Иеронима Босха и Франсиско Гойи 1 . В частности, открывающая цикл «Сорочинская ярмарка» сопоставляется с картиной Питера Брейгеля Старшего «Страна лентяев» 2 : сквозь ощущение праздности и изобилия, так же как и у Гоголя, здесь всё отчётливее проступает чувство тревоги и страха.
Что на неё повлияло?
Во-первых, этнографические сведения, которые исправно высылала мать писателя по почте, а также комедии отца, Василия Гоголя-Яновского (некоторые цитаты из них стали эпиграфами к «Сорочинской ярмарке»). Во-вторых, книги на малороссийскую тему, которые Гоголь внимательно и методично изучал — в особенности для замысла писателя оказались важны «Русалка. Малороссийское предание» Ореста Сомова (1829) и «Энеида» Ивана Котляревского (последние её части были написаны в первой половине 1820-х). В-третьих, множество украинских песен, вертепных драм, быличек, сказок, легенд. Из народного фольклора Гоголь, к примеру, позаимствовал сюжеты поездки на чёрте, свидания чёрта с ведьмой, поисков цветка папоротника и мотив призрачности богатства, полученного от нечистой силы.
Украинский фольклор в «Вечерах» Гоголь скрещивает с эстетикой немецкого романтизма: важное влияние на писателя оказали литературные сказки Гофмана и Людвига Тика . При этом нельзя сказать, что Гоголь первым догадался совместить романтические установки с украинским колоритом: к концу 1820-х годов Малороссия уже воспринимается литераторами как визитная карточка русского романтизма (конкурируя в этом качестве с Кавказом).
Как она была опубликована?
Самой первой в печати появилась повесть «Вечер накануне Ивана Купала» — она была опубликована в февральском номере «Отечественных записок» за 1830 год. Однако Гоголь остался недоволен многочисленными редакторскими правками Павла Свиньина и от дальнейших журнальных публикаций отказался. Зато благодаря дебюту в престижном издании начинающий писатель обзавёлся знакомствами в литературных кругах, теперь ему покровительствовал критик Пётр Плетнёв , который и посоветовал объединить все повести фигурой вымышленного издателя (примерно в это же время к такому приёму прибегает Пушкин в «Повестях Белкина», а до него — Вальтер Скотт). Гоголь выпустил «Вечера» двумя книжками (первая вышла в сентябре 1831 года, вторая — в марте 1832-го). Любопытно, что книжную версию повести «Вечер накануне Ивана Купалы» Гоголь предварил специальным предисловием, где в шуточной форме дистанцировался от журнального варианта повести. Рассказчик Фома Григорьевич, слушая пересказ своей же истории из «небольшой книжечки», приходит в негодование: «Плюйте ж на голову тому, кто это напечатал! бреше, сучый москаль. Так ли я говорил? Що-то вже, як у кого чорт ма клепки в голови». Впрочем, каких-либо других свидетельств жёсткой правки Свиньиным «Вечера накануне Ивана Купалы» не существует — автограф журнальной редакции повести не сохранился, а стилистическая переработка книжной версии в целом соответствует общей эволюции гоголевского стиля 3 .
«Заколдованное место». Издание А. Ф. Маркса. 1901 год
«Майская ночь». Издание А. Ф. Маркса. 1901 год
«Страшная месть». Издание А. Ф. Маркса. 1901 год
«Пропавшая грамота». Издание А. Ф. Маркса. 1901 год
Как её приняли?
Широко известен восторженный отзыв о «Вечерах» Александра Пушкина: «Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился. Мне сказывали, что когда издатель вошёл в типографию, где печатались «Вечера», то наборщики начали прыскать и фыркать, зажимая рот рукою» 4 . На самом деле историю о наборщиках Пушкину рассказал в письме сам Гоголь 5 :
Любопытнее всего было моё свидание с типографией. Только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фиркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. <…> Я к фактору, и он после некоторых ловких уклонений наконец сказал, что: штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни.
Претензии в первую очередь предъявлялись Гоголю насчёт стиля. Об этом, в частности, рассуждал Фаддей Булгарин 6 : «Прочёл предисловие — и утомился. Развёртываю в нескольких местах, и описательная проза с необыкновенным многословием ужасает меня. Не терплю многословия и длинного описания бугров и рощей». Михаил Загоскин (со слов Сергея Аксакова) нашёл в гоголевском дебюте «неправильность языка, даже безграмотность» 7 . Пожалуй, самый гневный отзыв принадлежал Николаю Полевому , в своей критической статье он решил обратиться к анонимному автору напрямую: «Во-первых, все ваши сказки так не связны, что несмотря на многие прелестные подробности, которые принадлежат явно народу, с трудом дочитываешь каждую из этих сказок. Желание подделаться под малоруссизм спутало до такой степени ваш язык и всё ваше изложение, что в иных местах и толку не доберёшься» 8 . Полевой выразил уверенность, что автор «Вечеров» не имеет ничего общего с Малороссией («Довольно, мы видим, что вы самозванец-Пасичник, вы, сударь, Москаль, да ещё и горожанин»), из-за чего позже стал объектом ехидных шуточек.
В целом реакция литературных кругов на книгу была для Гоголя ободряющей. Андрей Синявский в работе «В тени Гоголя» писал, что молодой дебютант «очаровал Петербург галушками, козачком, горилкою, простонародными байками, песнями и легендами, толком не зная ни той страны, откуда всё это вывез, ни той, в которую это привёз». На первых порах в литературных кругах ему простили и фактические неточности, и шероховатость стиля: «Провинция, внушая снисхождение, себя оправдывала, собою прикрывалась (только потом догадались, какое лихо явилось к нам из провинции, да было поздно — Гоголь заполонил столицу)». 9
Что было дальше?
Гоголь довольно быстро охладел к своей дебютной книге — уже в 1833 году в письме Михаилу Погодину он отзывается о ней раздражённо: «Я даже позабыл, что я творец этих «Вечеров», и вы только напомнили мне об этом. <…> Да обрекутся они неизвестности! покамест что-нибудь увесистое, великое, художническое не изыдет из меня». Пренебрежение автора к циклу заметно и в предисловии к первому собранию сочинений, предпринятому в 1842 году: «Всю первую часть следовало бы исключить вовсе: это первоначальные ученические опыты, недостойные строгого внимания читателя; но при них чувствовались первые сладкие минуты молодого вдохновения, и мне стало жалко исключить их…»
Такое же снисходительное отношение к «Вечерам» переняла и критика: долгое время ранняя проза Гоголя рассматривалась исключительно в контексте «Шинели» и «Мёртвых душ». Характерно в этом смысле едкое замечание Владимира Набокова: «Когда я хочу, чтобы мне приснился настоящий кошмар, я представляю себе Гоголя, строчащего на малороссийском том за томом «Диканьки» и «Миргороды» — о призраках, которые бродят по берегу Днепра, водевильных евреях и лихих казаках». Однако наряду с этим складывалось и совсем другое отношение к «Вечерам» — как к произведению обманчиво простому, наполненному множеством скрытых смыслов. Так воспринимали гоголевский дебют в символистской или околосимволистской среде: многое для более глубокого понимания «Вечеров» сделали работы Василия Розанова, Дмитрия Мережковского, Андрея Белого. Постепенно в литературоведении сложилось понимание (в частности, благодаря работам Юрия Манна и Юрия Лотмана), что гоголевский цикл — не просто собрание сказочных историй из жизни Малороссии, а сложноустроенный универсум, который не стоит воспринимать буквально.
Цикл «Вечеров» был крайне востребован отечественным кинематографом. Экранизировать новеллы начали ещё в эпоху немого кино (см. фильмы Владислава Старевича), но бум экранизаций пришёлся на сталинскую эпоху с её попыткой опереться на фольклор и народные традиции «братских республик» (см. лубочные картины Николая Экка и Александра Роу). После оттепели гоголевские повести воспринимались как пространство для художественных экспериментов (см., например, аллегорическую экранизацию «Вечера накануне Ивана Купалы» Юрия Ильенко, оператора Сергея Параджанова). В постсоветской России «Вечера» стали материалом двухчастного комедийного мюзикла Сергея Горова («Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Сорочинская ярмарка»), где Оксану играет Ани Лорак, Солоху — Лолита Милявская, Хиврю — Верка Сердючка, а роль чёрта отдана Филиппу Киркорову. Не так давно тему Диканьки актуализировала трилогия о Гоголе («Гоголь. Начало», «Страшная месть» и «Вий») — готическая трэш-сказка с мистическими убийствами и расследованиями.
Почему именно Диканька вынесена в заглавие?
Непосредственно в Диканьке развиваются события лишь одной повести из восьми («Ночь перед Рождеством»). Зато близ Диканьки живёт пасечник Рудый Панько, вымышленный издатель «Вечеров»: «Как будете, господа, ехать ко мне, то прямёхонько берите путь по столбовой дороге, на Диканьку. Я нарочно и выставил её на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора». Это не шутка и не фигура речи, в ту пору Диканьку действительно можно было рассматривать как ориентир: со времён Екатерины II через эту деревню лежал путь высочайших особ в Малороссию. Князь Иван Михайлович Долгорукий писал в 1810 году, что Диканька — «лучшее местоположение под Полтавою» и «будто Екатерина II, быв на этом месте, изволила отозваться, что она лучше его ничего не видала» 10 . В 1820 году здесь также побывал Александр I. Диканька в ту пору принадлежала богатому и влиятельному князю Виктору Павловичу Кочубею. В 1828 году Александр Пушкин воспел его прадеда, Василия Леонтьевича, в поэме «Полтава»:
Богат и славен Кочубей.
Его луга необозримы;
Там табуны его коней
Пасутся вольны, нехранимы.Кругом Полтавы хутора
Окружены его садами,
И много у него добра,
Мехов, атласа, серебра
И на виду и под замками.
Имение Гоголей-Яновских находилось от владений Кочубея в полусотне километров. Вполне закономерно, что Гоголь в заглавии своей дебютной книги апеллировал к влиятельному соседу (и заодно к любимому Пушкину). Впрочем, уже спустя несколько лет Гоголь в письме к матери высказывается о Кочубее довольно заносчиво: «Велика важность, что Кочубей мерял нашу землю! Пусть он хоть всю её поместит у себя на плане! Мы можем поместить его Диканьку у себя на плане». В каком-то смысле именно это Гоголь и сделал благодаря «Вечерам».
Для чего Гоголь устраивает чехарду с рассказчиками?
Рассказчиков в «Вечерах» действительно так много, что можно запутаться. Самый главный из них — Рудый Панько, выступающий собирателем и издателем историй (наделив героя профессией пасечника, Гоголь уподобляет собирательство историй сбору мёда). Его основной и любимый рассказчик — дьяк Фома Григорьевич («Вечер накануне Ивана Купала», «Пропавшая грамота», «Заколдованное место»). Ещё несколько историй («Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь») принадлежат «гороховому паничу» — его рассказам, по мнению Рудого Панька, свойственна раздражающая литературность: «Бывало, поставит перед собою палец и, глядя на конец его, пойдёт рассказывать — вычурно, да хитро, как в печатных книжках! Иной раз слушаешь, слушаешь, да и раздумье нападёт. Ничего, хоть убей, не понимаешь. Откуда он слов понабрался таких!» Во второй книжке «Вечеров» появляется рассказчик Иван Степанович Курочка — его историю про Ивана Шпоньку издатель якобы переписывает с листа, но из-за того, что часть листов жена Рудого Панька использовала для приготовления пирожков, развития и окончания истории мы так и не узнаём. Ещё один рассказчик упоминается, но не называется (он «(нечего бы к ночи и вспоминать о нём) такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили по голове»), — вероятно, именно его авторству принадлежит «Страшная месть».
При таком композиционном многоголосии Гоголь умудряется множить рассказчиков уже внутри самой истории. Показательный пример — «Вечер накануне Ивана Купалы»: историю рассказывает Фома Григорьевич, который, в свою очередь, пересказывает рассказ своего деда, в основе которого лежат свидетельства «родной тётки» деда. Благодаря такому усложнению автор будто намеренно запутывает слушателя, сбивает со следа, показывая, что настоящим автором истории выступает не отдельный человек, а целый народ.
У многих героев «Вечеров» довольно экзотические фамилии. Они что-то означают?
Украинские фамилии у Гоголя близки к прозвищам, поэтому большинство из них вполне можно расшифровать. Например, имя Пузатого Пацюка из «Ночи перед Рождеством» — героя, умеющего поглощать галушки и вареники без использования рук, — в переводе с украинского означает толстую крысу. В экранизации Александра Роу сходство с животным персонажу придают серые усы, торчащие в разные стороны. Пацюк наводит на набожного кузнеца Вакулу ужас (даже не из-за левитирующих вареников, а из-за того, что Пацюк объедается скоромной пищей перед Крещением, в день сурового поста), и эта близость героя к нечисти дополнительно подчёркивается именем: крысы в славянской народной традиции считались нечистыми животными, наделёнными дьявольскими свойствами. Смысловую нагрузку у Гоголя несут не только прозвища, но и личные имена. В «Сорочинской ярмарке», к примеру, имя Хиври (сокращённое от Хавроньи) восходит к свинье, а имя её падчерицы Параски в народной этимологии означает «порося», поросёнка. Несмотря на выраженный внешний конфликт двух героинь, связь на уровне имён открывает ещё один смысловой слой рассказа: прекрасная Параска после свадьбы неизбежно превратится в злую бабу Хиврю. Не зря девушка примеряет на себя очипок мачехи, который до этого забрызгал грязью её будущий муж.
Однако не все прозвища героев «Диканьки» столь значимы, некоторые из них, кажется, составляют лишь предмет неприличной шутки (из-за чего на Гоголя нередко сердились критики-современники): например, имя одного из поклонников Солохи казака Свербыгуза означает буквально человека, «часто чешущего задницу», а имя парубка Кизяколупенко из этого же рассказа переводится как «колющий навоз». «У нас, не извольте гневаться — такой обычай, — предупреждал ранимых критиков Рудый Панько («рудый» значит «рыжий») в предисловии «Вечеров», — как дадут кому люди какое прозвище, то и во веки веков останется оно».
Насколько Украина, описанная Гоголем, была близка к реальности?
Почти все повести «Вечеров» так или иначе соотносятся с историческим контекстом: начиная с «Майской ночи», где мельком упоминается путешествие Екатерины II в 1787 году на юг России, заканчивая «Ночью перед Рождеством», где Екатерина II и князь Григорий Потёмкин-Таврический выступают уже полноценными действующими лицами. Это касается не только XVIII века, но XVI–XVII веков: в «Страшной мести» исторически обоснована и история пана Данила, и даже легенда о двух братьях, Иване и Петре. Всего в «Вечерах» упоминается больше десятка лиц, связанных с историей Украины, среди которых Богдан Хмельницкий, Иван Подкова, Пётр Сагайдачный, Карп Полтора-Кожуха и т. д. Благодаря историческим параллелям и множеству краеведческих подробностей создаётся ощущение, что Малороссия в «Вечерах» описана максимально реалистично, однако всё здесь не так просто.
Буквально сразу же после выхода книги Гоголя начали критиковать за недостоверность изображения родного края: Андрей Стороженко под псевдонимом Андрий Царынный опубликовал обстоятельный разбор под названием «Мысли малороссиянина, по прочтении повестей пасичника Рудого Панька, изданных им в книжке под заглавием «Вечера на хуторе близ Диканьки», и рецензий на оныя», в нём он отметил множество языковых ошибок (например, неправильность использования обращения «пан») и несообразностей в поведении героев. Странным ему показался поступок Грицька в «Сорочинской ярмарке», просто так обругавшего пожилую незнакомую женщину («так бесчинствуют одни лишь горькие пьяницы…»), а также раскованность Параски, обнимающейся на ярмарке с разгульным парубком, который до этого запустил ком грязи в её мачеху («у нас всякая молоденькая девушка имеет стыд и страх Божий»). В 1861 году с похожей критикой выступил поэт Пантелеймон Кулиш, он счёл неправдоподобным сцену сватовства в «Сорочинской ярмарке», время свадьбы (их обычно играют осенью и зимой, поскольку август занят уборкой урожая), да и само описание свадьбы. Однако аномальность поведения героев в этой повести вполне может быть частью авторского замысла: согласно одной из трактовок, Параска выходит замуж не за удалого парубка, а за чёрта (имя Грицько, сокращённое от Григорий, в ту пору служило одним из обозначений чёрта), не зря разудалая весёлость происходящего отдаётся в конце повести тоскливым эхом.
Украинские публицисты отмечали, что «Вечера», как правило, не находят отклика в среде простого народа, читатели видят в них «неправду житьёву» 11 . Такое представление, кстати, отразилось в «Братьях Карамазовых» Достоевского, в сцене, где Фёдор Павлович даёт почитать гоголевскую книжку юному Смердякову:
Малый прочёл, но остался недоволен, ни разу не усмехнулся, напротив, кончил нахмурившись.
— Что ж? Не смешно? — спросил Фёдор Павлович.
Смердяков молчал.
— Отвечай, дурак.
— Про неправду всё написано, — ухмыляясь прошамкал Смердяков.
Малороссия в «Вечерах», несмотря на обилие реальных деталей, предстаёт страной скорее фантастической, где всё основано на принципе чрезмерности: каждая эмоция усилена, каждое действие сопровождено гиперболой. «…Родная Украина становится какой-то неведомой, роскошной страной, где всё превосходит обычные размеры, — писал о цикле Гоголя Валерий Брюсов. — Такова была сила его дарования… что он не только дал жизнь этим вымыслам, но сделал их как бы реальнее самой реальности». Создав свою собственную Малороссию по книгам и воспоминаниям, Гоголь заставил поверить в неё всех остальных.
Почему женщины в «Вечерах» такие властные?
Большинство героинь Гоголя не только не дают себя в обиду, но и сами выступают обидчицами мужчин. Так, к примеру, в «Сорочинской ярмарке» под гнётом жены страдает Солопий Черевик (ещё одно значимое прозвище: «черевик» значит «сапожок», то есть Солопий буквально находится под сапогом у супруги). Он боится излишне перечить жене Хивре, поскольку та может его побить («Тут Черевик наш заметил и сам, что разговорился чересчур, и закрыл в одно мгновение голову свою руками, предполагая без сомнения, что разгневанная сожительница не замедлит вцепиться в его волосы своими супружескими когтями»). Побоев боятся и другие герои «Вечеров»: дьяк Осип Никифорович из «Ночи накануне Рождества», изменяя жене с Солохой, больше всего переживает, «чтобы не узнала его половина, которая и без того страшною рукою своею сделала из его толстой косы самую узинькую», жена Кума из того же рассказа регулярно вступает с ним в драку («Кум, несмотря на всегдашнее хладнокровие, не любил уступать ей; и оттого почти всегда уходил из дому с фонарями под обоими глазами»), а жена ткача пробует на муже силу кочерги («Моя жинка купила прошлый год на ярмарке кочергу; дала пивкопы — та ничего… не больно»). Стоит вспомнить и тётушку Василису Кашпоровну из рассказа про Шпоньку, в присутствии которой все мужчины ощущали робость:
Казалось, что природа сделала непростительную ошибку, определив ей носить тёмно-коричневый по будням капот с мелкими оборками и красную кашемировую шаль в день Светлого воскресенья и своих именин, тогда как ей более всего шли бы драгунские усы и длинные ботфорты.
Выводя таких героинь, Гоголь, разумеется, не намекал ни на какую эмансипацию — для него это типичный комический приём в духе вертепной пьесы: муж-слабак под каблуком у властной сварливой жены. Однако исследователь Иван Ермаков, анализировавший «Вечера» с позиций психоанализа, отмечал, что Гоголь не просто шутил, он тяготел к описанию зрелых женщин: в случае с молодыми девушками (Оксана, Ганна, Параска) писатель довольствовался перечислением эпитетов красоты, которые встречаются в народных песнях (блестящие чёрные очи, косы, брови), тогда как в характеристике старух он чувствовал себя куда более свободным, «там вступал в силу его талант» 12 . Любопытно, что в женщинах, властвующих над мужчинами, у Гоголя почти всегда заложено демоническое начало — они постоянно сравниваются с чертями и ведьмами.
Солопий из «Сорочинской ярмарки», напуганный появлением головы свиньи в окне, бросается наутёк из дома: он думает, что за ним гонится чёрт, на самом деле за ним следует испуганная Хивря. Цыгане, обнаружившие их лежащими друг на друге, тоже припоминают чёрта:
— Что лежит, Влас?
— Так, как будто бы два человека: один наверху, другой нанизу; который из них чорт, уже и не распознаю!
— А кто наверху?
— Баба!
— Ну, вот, это ж то и есть чорт! — Всеобщий хохот разбудил почти всю улицу.
В украинском фольклоре женщина часто соотносится с дьяволом. По одной из легенд, женщина была сотворена не из ребра Адама, а из хвоста чёрта. По другой — увидев бабу и чёрта, апостол Пётр отрубил им обоим головы, а затем приставил их наоборот, с тех пор баба ходит с головой чёрта 13 . Мистический ужас перед женщиной, которая может лишить мужчину воли (будь то угрозами, как Хивря, или своим обаянием, как Солоха), распространяется на весь цикл и находит отражение даже в рассказе про Шпоньку, казалось бы избавленном от всякой потусторонности. После сватовства Ивану Фёдоровичу снится страшный липкий сон:
То представлялось ему, что он уже женат, что всё в домике их так чудно, так странно: в его комнате стоит, вместо одинокой, двойная кровать. На стуле сидит жена. Ему странно; он не знает, как подойти к ней, что говорить с нею; и замечает, что у неё гусиное лицо. Нечаянно поворачивается он в сторону и видит другую жену, тоже с гусиным лицом. Поворачивается в другую сторону — стоит третья жена. Назад — ещё одна жена. Тут его берёт тоска. Он бросился бежать в сад; но в саду жарко. Он снял шляпу, видит: и в шляпе сидит жена. Пот выступил у него на лице. Полез в карман за платком — и в кармане жена; вынул из уха хлопчатую бумагу — и там сидит жена…
Как известно, сам Гоголь тоже опасался сближаться с женщинами и всю жизнь оставался холостым.
За что герои «Вечеров» клянут «москалей»?
«Москаль» здесь определённо ругательное слово: «если где замешалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москаля», «да мне так теперь сделалось весело, как будто мою старуху москали увезли», «пьяный москаль побоится выбросить их нечестивым своим языком», «когда чорт да москаль украдут что-нибудь — то поминай как и звали» и т. д. Однако «москаль» в речи казаков обозначает не москвича, как можно подумать, и даже не обязательно русского: в старину на Украине так называли офицеров, солдат, чиновников, находящихся на государственной службе 14 . Считалось, что им свойственна склонность к обману и пройдошливость. Однако в «Вечерах» также встречается бранное слово «кацап», которое обозначает как раз человека из России. Его употребляет сосед Шпоньки в светской беседе: «Надобно вам знать, милостивый государь, что я имею обыкновение затыкать на ночь уши с того проклятого случая, когда в одной русской корчме залез мне в левое ухо таракан. Проклятые кацапы, как я после узнал, едят даже щи с тараканами».
Вообще, мир «Вечеров» — плодотворная почва для любого рода ксенофобии. В нелестном контексте упоминаются цыгане (они считались «сродни чорту»), евреи («жиды» в фольклоре воспринимались как черти, только ещё хитрее), немцы (под «немцами» понимались любые иностранцы, и они, сюрприз, тоже соотносились с бесами). Но, пожалуй, самыми лютыми врагами для героев «Вечеров» являются католики и ксёндзы. Эта нетерпимость — эхо Брестской унии 1596 года, по которой православная церковь на Украине перешла в подчинение папе, что привело к столкновениям между казачеством и поляками; для многих (особенно малообразованных) жителей Малороссии того времени слово «католик» превратилось в бранное.
Как устроен у Гоголя мир нечистой силы?
Колдовской мир в фольклорном сознании никак не отделён от мира людей, напротив, он состоит с ним в тесных, а зачастую даже в родственных связях. Ведьма Солоха — мать набожного кузнеца Вакулы, который смог одурачить чёрта. Колдун из «Страшной мести» — отец Катерины, жены главного героя Данилы. Ведьма из «Майской ночи» — мачеха панночки, ставшей утопленницей. В «Вечерах» нечисть ведёт себя как люди, а люди — как нечисть. Статус многих героев из-за такой диффузии остаётся непонятным: например, знахарь Пацюк из «Ночи перед Рождеством» застрял где-то посередине между человеческим и демоническим. Сложно охарактеризовать и Басаврюка из «Вечера накануне Ивана Купалы» — он то ли «бесовской человек», то ли чёрт, обернувшийся человеком, то ли ходячий покойник: такая расплывчатость для фольклора обычно не характерна.
Приметами связи с демоническим миром в «Вечерах», как и в народной традиции, служат самые невинные вещи: растрёпанные волосы, косоглазие, хромота. Любая инаковость объясняется чертовщиной. Всё, что не соответствует принципам и стандартам патриархальной общины, понимается как проделки дьявола: в связях с нечистым чаще всего подозреваются женщины, люди других национальностей или вероисповеданий, безродные отщепенцы. Характерным примером в этом смысле служит рассказ «Страшная месть»: мы наблюдаем, как отец Катерины, находящийся в ссоре с зятем, постепенно раскрывает свою демоническую сущность, будто намеренно подтверждая подозрения Данилы. Отец Катерины возвращается из чужих краёв после двадцати лет скитаний (уже странно!), не ест привычную еду и отказывается от алкоголя, чем сразу же вызывает в зяте возмущение: «Не захотел выпить! слышишь, Катерина, не захотел мёду выпить… <…> Горелки даже не пьёт! экая пропасть! Мне кажется, пани Катерина, что он и в Господа Христа не верует. А? как тебе кажется?» Ещё сильнее настраивают Данилу против свёкра зловещие предвестия и кошмарные сны жены. Кажется, будто он заковывает в цепь отца Катерины не столько из-за того, что тот колдун, сколько из-за предательства родины и веры. Андрей Белый, к примеру, интерпретировал «Страшную месть» как социальную историю, а не мистическую: «Суть же не в том, что «колдун», а в том, что — отщепенец от рода, «страшно» не оттого, что «страшен», а оттого, что страшна жизнь, в которой пришелец издалека выглядит непременно «антихристом».
Согласно Белому, настоящий ужас «Вечеров» сосредоточен не в изображении чертей и ведьм, а в изображении патриархального общества: «Всякий инако слаженный, — хозяйственник ли, инако мыслящий ли, инако ли одёвый, инако ли сеющий репу, внушает ужас любому скопищу людей, которое тут же «срастается в одно громадное чудовище» (как у Гоголя в «Сорочинской ярмарке». — Прим. ред.); каждому в сросшемся со всем, что ни есть, состоянии кажется, «будто залез в прадедовскую душу» он; а кто не залез, того — бей!»
Где в «Вечерах» прячется сам Гоголь?
Комическое альтер эго писателя можно увидеть в образе панича в гороховом сюртуке, рассказчика нескольких историй из первой части «Вечеров». Иронические комментарии Рудого Панька насчёт излишней литературности историй панича, по сути, предвосхищают упрёки критиков, которых раздражает высокопарный слог Гоголя. В облике героя есть и общие с писателем черты, например способность вынюхать большую порцию табака; в «Вечерах»: «…Захвативши немалую порцию табаку, растёртого с золою и листьями любистка, поднёс её коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку, не дотронувшись даже до большого пальца», а вот запись Гоголя в альбоме Елизаветы Чертковой: «…Мой <нос> решительно птичий, остроконечный и длинный… могущий наведываться лично, без посредства пальцев, в самые мелкие табакерки».
Трагическое же альтер эго писателя можно рассмотреть в образе колдуна из «Страшной мести» (о его автобиографизме писали Андрей Белый, Валерий Брюсов, Александр Блок, Дмитрий Мережковский, Алексей Ремизов, Иван Ермаков). И панича, и колдуна роднит друг с другом их статус чужого в диканьковском мире и нежелание соблюдать установленные в нём традиции. Этот бескомпромиссный индивидуализм, чувство отчуждения и инаковости было хорошо знакомо Гоголю (см. у Набокова: «Школьником он с болезненным упорством ходил не по той стороне улицы, по которой шли все; надевал правый башмак на левую ногу; посреди ночи кричал петухом и расставлял мебель своей комнаты в беспорядке, словно заимствованном из «Алисы в Зазеркалье»). Панич и колдун, по сути, представляют собой два полюса гоголевского творчества: на одном из которых «настоящая весёлость», по Пушкину, на другом — жуткая дьявольщина, пустота.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
- Белый А. Мастерство Гоголя. М., Л.: ОГИЗ — ГИХЛ, 1934 // https://imwerden.de/pdf/belyj_masterstvo_gogolya_1934__ocr.pdf
- Виноградов В. В. Язык Гоголя // Н. В. Гоголь: Материалы и исследования. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1936. С. 286–376.
- Гиппиус В. Гоголь. Зеньковский В. Н. В. Гоголь / Предисл. и сост. Л. Аллена. СПб.: Logos, 1994.
- Гоголь в русской критике: Сборник статей. М.: ГИХЛ, 1953.
ИСТОЧНИК
 Вечера на хуторе близ Диканьки |
|
|
|
|
| Основная информация | |
| Название |
Вечера на хуторе близ Диканьки |
| Автор |
Гоголь, Николай Васильевич |
| Оригинальное название |
Вечера на хуторѣ близъ Диканьки |
| Годы написания |
1829—1832 |
| Число глав |
8 |
| Жанр |
Повести |
| Страна |
Российская империя |
| Язык |
русский |
| Первое издание |
1831, 1832 |
| Число страниц |
245 |
Вечера́ на ху́торе близ Дика́ньки (оригинальное название — Вечера на хуторѣ близъ Диканьки) — первая книга Николая Васильевича Гоголя. Состоит из двух томов.
Предисловие
«Это что за невидаль: Вечера на хуторе близ Диканьки? Что это за вечера? И швырнул в свет какой-то пасичник! Слава Богу! еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Еще мало народу, всякого звания и сброду, вымарали пальцы в чернилах! Дернула же охота и пасичника потащиться вслед за другими! Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в нее».
Слышало, слышало вещее мое все эти речи еще за месяц! То есть, я говорю, что нашему брату, хуторянину, высунуть нос из своего захолустья в большой свет — батюшки мои! — Это все равно, как, случается, иногда зайдешь в покои великого пана: все обступят тебя и пойдут дурачить. Еще бы ничего, пусть уже высшее лакейство, нет, какой-нибудь оборвавшийся мальчишка, посмотреть — дрянь, который копается на заднем дворе, и тот пристанет; и начнут со всех сторон притопывать ногами. «Куда, куда, зачем? пошел, мужик, пошел!..» Я вам скажу… Да что говорить! Мне легче два раза в год съездить в Миргород, в котором, вот уже пять лет, как не видал меня ни подсудок из земского суда, ни почтенный иерей, чем показаться в этот великий свет. А показался — плачь, не плачь, давай ответ.
У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может быть, и рассердитесь, что пасичник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), у нас, на хуторах, водится издавна: как только окончатся работы в поле, мужик залезет отдыхать на всю зиму на печь, и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журавлей на небе, ни груш на дереве не увидите более, тогда, только вечер, уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалеча, бренчит балалайка, а подчас и скрыпка, говор, шум… Это у нас вечерницы! Они, изволите видеть, они похожи на ваши балы; только нельзя сказать, чтобы совсем. На балы, если вы едете, то именно для того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом — подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.
Но лучше всего, когда собьются все в тесную кучку и пустятся загадывать загадки, или просто нести болтовню. Боже ты мой! Чего только не расскажут! Откуда старины не выкопают! Каких страхов не нанесут! Но нигде, может быть, не было рассказываемо столько диковин, как на вечерах у пасичника Рудого Панька. За что меня миряне прозвали Рудым Паньком — ей-богу, не умею сказать. И волосы, кажется, у меня теперь более седые, чем рыжие. Но у нас, не извольте гневаться, такой обычай: как дадут кому люди какое прозвище, то и во веки веков останется оно. Бывало, соберутся, накануне праздничного дня, добрые люди, в гости, в пасичникову лачужку, усядутся за стол, — и тогда прошу только слушать. И то сказать, что люди были вовсе не простого десятка, не какие-нибудь мужики хуторянские. Да, может, иному, и повыше пасичника, сделали бы честь посещением. Вот, например, знаете ли вы дьяка Диканьской церкви, Фому Григорьевича? Эх, голова! Что за истории умел он отпускать! Две из них найдете в этой книжке. Он никогда не носил пестрядевого халата, какой встретите вы на многих деревенских дьячках; но заходите к нему и в будни, он вас всегда примет в тонком суконном балахоне, цвету застуженного картофельного киселя, за которое платил он в Полтаве чуть не по шести рублей за аршин. От сапог его, у нас никто не скажет на целом хуторе, чтобы слышен был запах дегтя; но всякому известно, что он чистил их самым лучшим смальцем, какого, думаю, с радостью иной мужик положил бы себе в кашу. Никто не скажет также, чтобы он когда-либо утирал нос полою своего балахона, как то делают иные люди его звания; но вынимал из пазухи опрятно сложенный, белый платок, вышитый по всем краям красными нитками, и, исправивши что следует, складывал его снова, по обыкновению, в двенадцатую долю, и прятал в пазуху. А один из гостей… Ну, тот уже был такой панич, что хоть сейчас нарядить в заседатели или подкомории. Бывало, поставит перед собою палец и, глядя на конец его, пойдет рассказывать — вычурно, да хитро, как в печатных книжках! Иной раз слушаешь, слушаешь, да и раздумье нападет. Ничего, хоть убей, не понимаешь. Откуда он слов понабрался таких! Фома Григорьевич раз ему насчет этого славную сплел присказку: он рассказал ему, как один школьник, учившийся у какого-то дьяка грамоте, приехал к отцу и стал таким латыньщиком, что позабыл даже наш язык православный. Все слова сворачивает на ус. Лопата, у него лопатус; баба, бабус. Вот, случилось раз, пошли они вместе с отцом в поле. Латыньщик увидел грабли и спрашивает отца: «Как это, батьку, по-вашему называется?» Да и наступил, разинувши рот, ногою на зубцы. Тот не успел собраться с ответом, как ручка, размахнувшись, поднялась и — хвать его по лбу. «Проклятые грабли! — закричал школьник, ухватясь рукою за лоб и подскочивши на аршин. — Как же они, черт бы спихнул с мосту отца их, больно бьются!» Так вот как! Припомнил и имя, голубчик! — Такая присказка не по душе пришлась затейливому рассказчику. Не говоря ни слова, встал он с места, расставил ноги свои посереди комнаты, нагнул голову немного вперед, засунул руку в задний карман горохового кафтана своего, вытащил круглую под лаком табакерку, щелкнул пальцем по намалеванной роже какого-то бусурманского генерала и, захвативши немалую порцию табаку, растертого с золою и листьями любистка, поднес ее коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку, не дотронувшись даже до большого пальца, — и все ни слова; да как полез в другой карман и вынул синий в клетках бумажный платок, тогда только проворчал про себя, чуть ли еще не поговорку: «не мечите бисера перед свиньями»… «Быть же теперь ссоре», — подумал я, заметив, что пальцы у Фомы Григорьевича так и складывались дать дулю. К счастию, старуха моя догадалась поставить на стол горячий книш с маслом. Все принялись за дело. Рука Фомы Григорьевича, вместо того, чтоб показать шиш, протянулась к книшу, и, как всегда водится, начали прихваливать мастерицу хозяйку. Еще был у нас один рассказчик; но тот (нечего бы к ночи и вспоминать о нем) такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили по голове. Я нарочно и не помещал их сюда. Еще напугаешь добрых людей так, что пасичника, прости Господи, как черта все станут бояться. Пусть лучше, как доживу, если даст Бог, до Нового году и выпущу другую книжку, тогда можно будет постращать выходцами с того света и дивами, какие творились в старину, в православной стороне нашей. Меж ними, статься может, найдете побасенки самого пасичника, какие рассказывал он своим внукам. Лишь бы слушали, да читали, а у меня, пожалуй, лень только проклятая рыться, наберется и на десять таких книжек.
Да вот было и позабыл самое главное. Как будете, господа, ехать ко мне, то прямехонько берите путь по столбовой дороге, на Диканьку. Я нарочно и выставил ее на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора. Про Диканьку же, думаю, вы наслушались вдоволь. И то сказать, что там дом почище какого-нибудь пасичникова куреня. А про сад и говорить нечего: в Петербурге вашем, верно, не сыщете такого. Приехавши же в Диканьку, спросите только первого попавшегося навстречу мальчишку, пасущего в запачканной рубашке гусей: «А где живет пасичник Рудый Панько?» — «А вот там!» — скажет он, указавши пальцем, и если хотите, доведет вас до самого хутора. Прошу однако ж не слишком закладывать назад руки и, как говорится, финтить, потому что дороги по хуторам нашим не так гладки, как перед вашими хоромами. Фома Григорьевич, третьего году, приезжая из Диканьки, понаведался-таки в провал с новою таратайкою своею и гнедою кобылою, несмотря на то, что сам правил и что сверх своих глаз надевал по временам еще покупные.
Зато уже, как пожалуете в гости, то дынь подадим таких, какие вы отроду, может быть, не ели; а меду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах. Представьте себе, что как внесешь сот — дух пойдет по всей комнате, вообразить нельзя, какой: чист, как слеза или хрусталь дорогой, что бывает в серьгах. А какими пирогами накормит моя старуха! Что за пироги, если б вы только знали: сахар, совершенный сахар! А масло, так вот и течет по губам, когда начнешь есть. Подумаешь, право: на что не мастерицы эти бабы! Пили ли вы когда-либо, господа, грушовый квас с терновыми ягодами или варенуху с изюмом и сливами? Или, не случалось ли вам, подчас, есть путрю с молоком? Боже ты мой, какие на свете нет кушаньев! Станешь есть — объеденье, да и полно. Сладость неописанная! Прошлого года… Однако ж, что я в самом деле разболтался?.. Приезжайте только, приезжайте поскорей; а накормим так, что будете рассказывать и встречному, и поперечному.
Пасичник Рудый Панько.
На всякий случай, чтобы не помянули меня недобрым словом, выписываю сюда, по азбучному порядку, те слова, которые в книжке этой не всякому понятны.
Банду́ра, инструмент, род гитары.
Бато́г, кнут.
Боля́чка, золотуха.
Бо́ндарь, бочарь.
Бу́блик, круглый крендель, баранчик.
Буря́к, свекла.
Бухане́ц, небольшой хлеб.
Ви́нница, винокурня.
Галу́шки, клёцки.
Голодра́бец, бедняк, бобыль.
Гопа́к, малороссийский танец.
Горлица, малороссийский танец.
Дивчина, девушка.
Дивча́та, девушки.
Дижа́, кадка.
Дрибу́шки, мелкие косы.
Домови́на, гроб.
Ду́ля, шиш.
Дука́т, род медали, носится на шее.
Зна́хор, многознающий, ворожея.
Жи́нка, жена.
Жупа́н, род кафтана.
Кагане́ц, род светильни.
Кле́пки, выпуклые дощечки, из коих составлена бочка.
Книш, род печеного хлеба.
Ко́бза, музыкальный инструмент.
Комо́ра, амбар.
Кора́блик, головной убор.
Кунтуш, верхнее старинное платье.
Корова́й, свадебный хлеб.
Ку́холь, глиняная кружка.
Лысый дидько, домовой, демон.
Лю́лька, трубка.
Маки́тра, горшок, в котором трут мак.
Макого́н, пест для растирания мака.
Малаха́й, плеть.
Ми́ска, деревянная тарелка.
Молоди́ца, замужняя женщина.
На́ймыт, нанятой работник.
На́ймычка, нанятая работница.
Оселе́дец, длинный клок волос на голове, заматывающийся на ухо.
Очи́пок, род чепца.
Пампу́шки, кушанье из теста.
Па́сичник, пчеловод.
Па́рубок, парень.
Пла́хта, нижняя одежда женщин.
Пе́кло, ад.
Пере́купка, торговка.
Переполо́х, испуг.
Пейсики, жидовские локоны.
Пове́тка, сарай.
Полу́табенек, шелковая материя.
Пу́тря, кушанье, род каши.
Рушни́к, утиральник.
Свитка, род полукафтанья.
Синдя́чки, узкие ленты.
Сластёны, пышки.
Сво́лок, перекладина под потолком.
Сливянка, наливка из слив.
Сму́шки, бараний мех.
Со́няшница, боль в животе.
Сопи́лка, род флейты.
Стуса́н, кулак.
Стри́чки, ленты.
Тройча́тка, тройная плеть.
Хло́пец, парень.
Ху́тор, небольшая деревушка.
Ху́стка, платок носовой.
Цибу́ля, лук.
Чумаки́, обозники, едущие в Крым за солью и рыбою.
Чупри́на, чуб, длинный клок волос на голове.
Ши́шка, небольшой хлеб, делаемый на свадьбах.
Юшка, соус, жижа.
Ятка, род палатки или шатра.
Структура произведения
Окольцовывают обе книги рассказы деда дьяка Фомы Григорьевича — лихого запорожца, который своей жизнью как бы соединяет прошлое и настоящее, быль и небыль. Течение времени не разрывается на страницах произведения, пребывая в некой духовной и исторической слитности.
Содержание
Часть первая
- «Сорочинская ярмарка»
- «Вечер накануне Ивана Купала »
- «Майская ночь, или Утопленница»
- «Пропавшая грамота»
Часть вторая
- «Ночь перед Рождеством»
- «Страшная месть»
- «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка»
- «Заколдованное место »
Экранизации
- Страшная месть (фильм, 1913)
- Ночь перед Рождеством (фильм, 1913)
- Сорочинская ярмарка (фильм, 1938)
- Черевички (фильм, 1944)
- Пропавшая грамота (мультфильм, 1945)
- Ночь перед Рождеством (мультфильм, 1951)
- Майская ночь, или Утопленница (фильм, 1952)
- Вечера на хуторе близ Диканьки (фильм, 1961)
- Вечер накануне Ивана Купалы (фильм, 1968)
- Пропавшая грамота (фильм, 1972)
- Цветок папоротника (мультфильм, 1979)
- Страшная месть (мультфильм, 1988)
- Вечера на хуторе близ Диканьки (фильм, 2001)
- Сорочинская ярмарка (фильм, 2004)
- Гоголь. Начало (фильм, 2017)
- Гоголь. Вий (фильм, 2018)
- Гоголь. Страшная месть (фильм, 2018)
«Вечера́ на ху́торе близ Дика́ньки» (рус. дореф. «Вечера на хуторѣ близъ Диканьки») — первая книга Николая Васильевича Гоголя (исключая поэму «Ганц Кюхельгартен», напечатанную под псевдонимом). Состоит из двух томов. Первый вышел в 1831, второй — в 1832 году. Рассказы «Вечеров» Гоголь писал в 1829—1832 годах. По сюжету же рассказы книги якобы собрал и издал «пасичник Рудый Панько».
Структура произведения
Действие произведения свободно переносится из XIX века («Сорочинская ярмарка») в XVII («Вечер накануне Ивана Купала»), затем в XVIII («Майская ночь, или Утопленница», «Пропавшая грамота», «Ночь перед Рождеством»), после вновь в XVII («Страшная месть»), а потом опять в XIX («Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка»). Окольцовывают обе книги рассказы деда дьяка Фомы Григорьевича — лихого запорожца, который своей жизнью как бы соединяет прошлое и настоящее, быль и небыль. Течение времени не разрывается на страницах произведения, пребывая в некой духовной и исторической слитности.
Часть первая
- Сорочинская ярмарка
- Вечер накануне Ивана Купала
- Майская ночь, или Утопленница
- Пропавшая грамота
Часть вторая
- Ночь перед Рождеством
- Страшная месть
- Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка
- Заколдованное место
Отзывы
Отзыв А. С. Пушкина: «Сейчас прочёл Вечера близ Диканьки. Они изумили меня. Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!.. Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился…»[1].
Поэт Евгений Баратынский, получив от 22-летнего Гоголя экземпляр повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» с автографом, написал в апреле 1832 года в Москву литератору Ивану Киреевскому: «Я очень благодарен Яновскому за подарок. Я очень бы желал с ним познакомиться. Ещё не было у нас автора с такою весёлою весёлостью, у нас на севере она великая редкость. Яновский — человек с решительным талантом. Слог его жив, оригинален, исполнен красок и часто вкуса. Во многих местах в нём виден наблюдатель, и в повести своей „Страшная месть“ он не однажды был поэтом. Нашего полку прибыло: это заключение немножко нескромно, но оно хорошо выражает моё чувство к Яновскому».
Составляя в 1842 году первое собрание собственных сочинений, Гоголь написал для него предисловие. В нём он так отозвался о «Вечерах на хуторе близ Диканьки»[2]:
Всю первую часть следовало бы исключить вовсе: это первоначальные ученические опыты, недостойные строго внимания читателя; но при них чувствовались первые сладкие минуты молодого вдохновения, и мне стало жалко исключать их, как жалко исторгнуть из памяти первые игры невозвратной юности.
«„Вечера на хуторе близ Диканьки“, хоть и написаны по-русски, хранят мелодику украинской речи. По большому счёту это главная книга украинской литературы», — отмечает Дмитрий Быков[3].
Экранизации
- 1912 год — фильм Владислава Старевича «Страшная месть». Не сохранился.
- 1913 год — немое кино режиссера Владислава Старевича «Ночь перед рождеством». Сам фильм есть в Википедии.
- 1938 год — фильм Николая Экка «Сорочинская ярмарка».
- 1940 год — фильм Николая Садковича «Майская ночь».
- 1944 год — фильм-опера «Черевички», экранизация одноимённой оперы П. И. Чайковского.
- 1945 год — мультфильм Валентины и Зинаиды Брумберг «Пропавшая грамота».
- 1951 год — мультфильм Валентины и Зинаиды Брумберг «Ночь перед рождеством».
- 1952 год — фильм Александра Роу «Майская ночь, или Утопленница».
- 1961 год — фильм Александра Роу «Вечера на хуторе близ Диканьки».
- 1968 год — фильм Юрия Ильенко «Вечер накануне Ивана Купалы». Версия на Ютубе.
- 1972 год — фильм Бориса Ивченко «Пропавшая грамота».
- 1977 год — мультфильм Евгения Сивоконя «Приключения кузнеца Вакулы» по повести «Ночь перед Рождеством» текст читает Аркадий Евгеньевич Гашинский.
- 1979 год — мультфильм «Цветок папоротника» Аллы Грачёвой по повести «Вечер накануне Ивана Купалы».
- 1983 год — фильм-фантазия режиссёра Юрия Ткаченко «Вечера на хуторе близ Диканьки».
- 1988 год — мультфильм Михаила Титова «Страшная месть».
- 2001 год — кинокомедия-мюзикл Семёна Горова «Вечера на хуторе близ Диканьки».
- 2004 год — кинокомедия-мюзикл Семёна Горова «Сорочинская ярмарка».
- 2017 год — фильм «Гоголь. Начало»
- 2018 год — фильмы «Страшная месть» и «Вий»
- 2019 год — телесериал «Гоголь»
Примечания
- ↑ Пушкин A.С. - Письмо к издателю »Литературных прибавлений к Русскому инвалиду», Вечера на хуторе близ Диканьки. Изд. второе. (Рецензия). gogol-lit.ru. Дата обращения: 16 августа 2019.
- ↑ И. Золотусский. Гоголь. — М.: Молодая гвардия, 1984. — С. 132. — (Жизнь замечательных людей).
- ↑ [www.belousenko.com/books/bykov/bykov_na_pustom_meste.htm Эссе, статьи «На пустом месте» (2002-2007)]. www.belousenko.com. Дата обращения: 16 августа 2019.
Литература
- Данилов В. В. Влияние бытовой и литературной среды на «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Сборник, изд. Новороссийским ун-том по случаю 100-летию рождения Н. В. Гоголя. — Одесса, 1909. — С. 99-120.
- Петров Н. И. Южно-русский народный элемент в ранних произведениях Гоголя // Памяти Гоголя: Научно-лит. сб. — К., 1909. — С. 53-74.
- Александровский Г. В. Историко-литературные комментарии к повестям Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». — К.; СПб.; Одесса, 1914. — 60 с.
- Пиксанов Н. К. Украинские повести Гоголя // Гоголь Н. В. Собр. соч. — М.; Л.: ГИХЛ. — Т. 1. — С. 33-75
- Пиксанов Н. К. Украинские повести Гоголя // О классиках. — М.: Моск. т-во писателей, 1933. — С. 43-148.
- Чапленко В. Фольклор в творчестве Гоголя // Литературная учёба. — 1937. — № 12. — С. 73-89.
- Гиппиус В. В. «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя // Труды отдела новой рус. лит. — М.; Л.: Изд. АН СССР, 1948. — Т. 1. — С. 9-38. / Институт рус. лит.
- Абрамович Г. Л. Народная мысль в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Учен. зап. Москов. обл. пед. ин-та. — 1949. — Т. XIII. — Вып. 1. — С. 3-53.
- Соколова В. К. Этнографические и фольклорные материалы у Гоголя // Сов. этнография. — 1952. — № 2. — С. 114—128.
- Державина О. А. Мотивы народного творчества в украинских повестях и рассказах Н. В. Гоголя // Учен. зап. Моск. пед. ин-та им. В. П. Потемкина. — 1954. — Т. XXXIV. — Вып. 3. — С. 3-83.
- Фомичев С. А. Литературный источник песни бандуриста в повести Гоголя «Страшная месть» // Русская речь. — М., 1957. — № 6. — С. 9-10.
- Айзеншток И. Я. Хронология написания «Вечеров на хуторе близ Диканьки» // Известия АН СССР. ОЛЯ. — 1962. — Т. ХХI. — Вып. 3. — С. 252—262.
- Докусов А. М. «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя: Лекция. — Л.: Ленинград. гос. пед. ин-т., 1962. — 44 с.
- Гиппиус В. В. «Вечера на хуторе близ Диканьки» // Гиппиус В. В. От Пушкина до Блока. — М.; Л., 1966. — С. 61-70.
- Грамзина Т. А. Пейзаж «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Ученые зап. Волгоград. пед. ин-та. — 1967. — Вып. 21. — С. 151—167.
- Агаева И. И. Соотношение субъективного и объективного в «Вечерах на хутрре близ Диканьки» и «Миргороде» Н. В. Гоголя: Автореф. дисс. … канд. филол. наук / Азербайдженский пед. ин-т языков им. М. Ф. Ахундова. — Баку, 1971. — 21 с.
- Янушкевич А. С. Особенности композиции «Вечеров на хуторе близ Диканьки» // Мастерство писателя и проблема жанра. — Томск, 1975. — С. 100—109.
- Гуляев Н. А. Некоторые спорные вопросы теории реализма: «Вечера…» Гоголя как «плод романтического миропонимания». // Проблемы русской филологии: Сб. трудов (Памяти проф. Ф. М. Головенченко) / МГПИ им. В. И. Ленина. — М., 1976. — С. 7-14.
- Немзер А. С. Трансформация волшебной сказки в «Ночи перед Рождеством» Н. В. Гоголя // Вопросы жанра и стиля в русской и зарубежной литературе. — М., 1979. — С. 30-37.
- Самышкина А. В. К проблеме гоголевского фольклоризма (два типа сказа и литературная полемика в «Вечерах на хуторе близ Диканьки») // Русская литература. — 1979. — № 3. — С. 61-80.
- Смирнов И. П. Формирование и трансформирование смысла в ранних текстах Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки») // Russian Literature. VІІ. — 1979. — S. 207—228.
- Мельниченко О. Г. Жест и слово в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Изв. Воронеж. гос. пед. ин-та. — 1983. — Т. 225. — С. 89-106.
- Чумак Т. М. Исторические реалии в повести Н. В. Гоголя «Страшная месть» // Вопросы русской литературы. — Львов, 1983. — Вып. 2. — С. 79-86.
- Жаркевич Н. М. «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя в литературно-критическом восприятии 30-40-гг. ХІХ в. // Тезисы докл. 2-х Гоголевских чтений. — Полтава, 1984. — С. 24-25.
- Николаев Д. П. Пасичник Рудый Панько и вопрос о социальных истоках сатиры Гоголя // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9: Филология. — 1984. — № 3. — С. 3-9.
- Анненкова Е. И. К вопросу о соотношении фольклорной и книжной традиции в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Фольклорная традиция в русской литературе. — Волгоград, 1986. — С. 42-48.
- Жаркевич Н. М. «Вечори на хуторі біля Диканьки» М. В. Гоголя в літературнокритичній інтерпретації 30-х-40-х рр. XIX ст. // Рад. літературознавство. — 1987. — № 3. — С. 42-47.
- Жаркевич Н. М. «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя в критической интерпретации (конец 40-х — нач. 50-х годов ХІХ века) // Вопросы рус. лит.: Респ. межвед. науч. сб. — Львов, 1987. — Вып. 2 (50). — С. 42-48.
- Звиняцковский В. Я. Элементы исторического и фольклорного хронотопа в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» и «Миргороде» Н. В. Гоголя // Пространство и время в литературе и искусстве. — Даугавпилс, 1987. — С. 67-68.
- Моторин А. В. Идейно-художественное единство «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя: Автореф. дисс. … канд. филол. наук / Ленинградский гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена. — Л., 1987. — 15 с.
- Чумак Т. М. Мотив побратимства в повести Н. В. Гоголя «Страшная месть» // Вопр. рус. лит. — Львов, 1987. — Вып. 2(50). — С. 54-59.
- Арват Н. Н. Описание как компонент структуры текста (повесть Н. В. Гоголя «Страшная месть») // Наследие Гоголя и современность. — Нежин, 1988. — Ч. 2. — С. 62-63.
- Душечкина Е. В. «Ночь перед Рождеством» и традиция русского святочного рассказа // Наследие Н. В. Гоголя и современность. — Нежин, 1988. — Ч. 1. — С. 21-22.
- Евсеев Ф. Т. Поэтика «Ночи перед Рождеством» Н. В. Гоголя в ее отношении к народной сказке // Наследие Гоголя и современность. — Нежин, 1988. — Ч. 1. — С. 18-19.
- Коломиец Л. И., Майборода А. В. Этимологические разыскания к фразеологизмам произведения «Вечера на хуторе близ Диканьки» // Наследие Гоголя и современность. — Нежин, 1988. — Ч. 2. — С. 81-82.
- Нещерет Е. И. Стилистическая роль суффиксов субъективной оценки в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Наследие Гоголя и современность. — Нежин, 1988. — Ч. 2. — С. 93-94.
- Ходжоян А. С. Психологический анализ художественных образов в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Вестн. Ереван. ун-та. — 1988. — № 1. — С. 173—176. — Рез. арм. — Библиогр.: 7 назв.
- Арват Н. Н. Художественное пространство в повести Н. В. Гоголя «Страшная месть» // Творчество Н. В. Гоголя и современность. — Нежин, 1989. — Ч. 2. — С. 101—103.
- Арват Н. Н., Ивасенко Л. А. Употребление односоставных предложений в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Творчество Н. В. Гоголя и современность. — Нежин, 1989. — Ч. 2. — С. 74-75.
- Драгомирецкая Н. В. Художественное произведение как звено литературного процесса // Методология анализа литературного процесса. — М., 1989. — С. 123—137. В частности, анализируется «Майская ночь» Н.Гоголя.
- Коваленко В. Г. О фразеологических единицах в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Творчество Н. В. Гоголя и современность.- Нежин, 1989. — Ч. 2. — С. 71-72.
- Коломієць Л.І. Залишки язичництва, відбиті у фразеологічних одиницях твору М. В. Гоголя «Вечори на хуторі поблизу Диканьки» // Творчество Н. В. Гоголя и современность. — Нежин, 1989. — Ч. 2. — С. 44-45.
- Майборода А. В. «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя — дыхание украинской стихии // Творчество Н. В. Гоголя и современность. — Нежин, 1989. — Ч. 2. — С. 45-46.
- Недилько О. Д. Обращение в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Творчество Н. В. Гоголя и современность. — Нежин, 1989. — Ч. 2. — С. 75-76.
- Нещерет Е. И. Лексические средства создания эмоциональности в повести Н. В. Гоголя «Ночь перед Рождеством» // Творчество Н. В. Гоголя и современность. — Нежин, 1989. — Ч. 2. — С. 104—105.
- Радковская Э. В. Антропонимическое поле ранних повестей Н. В. Гоголя (на материале сб. «Вечера на хуторе близ Диканьки») // Актуальные вопросы русской ономастики. — Киев, 1988. — С. 129—133.
- Шелемеха Г. М. Функціональне призначення звертань у «Вечорах на хуторі поблизу Диканьки» М. В. Гоголя // Творчество Н. В. Гоголя и современность. — Нежин, 1989. — Ч. 2. — С. 47-48.
- Арват Н. Н. Художественное время в повести Н. В. Гоголя «Страшная месть» // Література та культура Полісся. — Ніжин, 1990. — Вип. 1. — С. 122—123.
- Барабаш Ю. Двосічний меч: перечитуючи «Страшну помсту» М.Гоголя // Київ. — 1990. — № 2. — С. 132—137.
- Жаркевич Н. М. «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя в литературнокритической интерпретации 50-70-х годов // Література та культура Полісся. — Ніжин, 1990. — Вип. 1. — С. 113—115.
- Зверев А. Д., Тыминский М. В. Собственные имена в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Тезисы докладов III Гоголевских чтений. — Полтава, 1990. — С. 113—114.
- Звиняцковский В. Я. «Пасичник Рудый Панько»: К истории создания «Вечеров на хуторе близ Диканьки» // Русская речь. — М., 1990. — № 1. — С. 133—139.
- Киченко А. С. Народный календарь как элемент композиции «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Тезисы докладов III Гоголевских чтений. — Полтава, 1990. — С. 60-62.
- Коваленко В. Г. Особенности лексического состава повести Н. В. Гоголя «Сорочинская ярмарка» // Література та культура Полісся. — Ніжин, 1990. — Вип. 1. — С. 115—116.
- Кривонос В. Ш. Субъект повествования в повестях Гоголя (от «Вечеров» к «Миргороду») // Проблема автора в художественной литературе. — Ижевск, 1990. — С. 62-70.
- Крутикова Н. Е. Об «украинских повестях» Гоголя // Тезисы докладов III Гоголевских чтений. — Полтава, 1990. — С. 7-9.
- Лапшина О. М., Синицкий В. В. Художественное своеобразие повести Н. В. Гоголя «Страшная месть» // Тезисы докладов III Гоголевских чтений. — Полтава, 1990. — С. 87-88.
- Мусиенко В. П. Нарушение меры — важнейший прием образного решения идеи в повести «Страшная месть» Н. В. Гоголя // Тезисы докладов III Гоголевских чтений. — Полтава, 1990. — С. 105—107.
- Мусий В. Б. Об особенностях фантастики в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Вопросы рус. лит. — Львов, 1990. — Вып. 1(55). — С. 55-61.
- Нещерет Е. И. Гиперболизация как способ создания экспрессивности в повести Н. В. Гоголя «Пропавшая грамота» // Література та культура Полісся. — Ніжин, 1990. — Вип. 1. — С. 123—124.
- Пащенко В. А. Проблема добра и зла в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» // Тезисы докладов III Гоголевских чтений. — Полтава, 1990. — С. 44-46.
- Сенько І. Перечитуючи «Страшну помсту» // Дзвін. — Львів, 1990. — № 7. — С. 130—137.
- Чумак Т. М. Фольклорные истоки повести Н. В. Гоголя «Страшная месть» // Література та культура Полісся. — Ніжин, 1990. — Вип. І. — С. 120—122.
- Дмитриева Е. Е. Стернианская традиция и романтическая ирония в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» // Известия РАН. Серия литературы и языка. — 1992. — Т. 51, № 3. — С. 18-28.
- Киченко А. С., Чебанова О. Е. Повесть Н. В. Гоголя «Сорочинская ярмарка» и мофопоэтическая традиция // Фольклор та професійне мистецтво: Матеріали Всеукраїнської науково-практичної конференції. — Ніжин, 1992. — С. 111—113.
- Клочко Л. В. Стилистические функции однородных членов предложения в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Література та культура Полісся. — Ніжин, 1992. — Вип. 3. — С. 60-65.
- Шведова С. О. Театральная поэтика барокко в художественном пространстве «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Гоголевский сборник / Под ред. С. А. Гончарова. — СПб., 1993. — С. 4-41
- Жаркевич Н. М. «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя в литературнокритической интерпретации 70-90-х гг. XIX в. (на материале культурно-исторической школы) // Гоголь и современность: Материалы науч. конф., посвящ. 185-летию со дня рождения писателя (24-25 мая 1994). — К., 1994. — С. 76-80.
- Краснобаева О. Д. Лирическое в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» и «Мертвых душах» Н. В. Гоголя // Микола Гоголь і світова культура. — К.; Ніжин, 1994. — С. 89-91.
- Смирнов И. П. Формирование и трансформирование смысла в ранних текстах Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки») // Психодиахронологика. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. — М., 1994
- Манн Ю. Усложнение романтического мира в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» // Манн Ю. Динамика русского романтизма: Пособие для учителей литературы, студентов-филологов и преподавателей гуманитарных вузов. — М.: Аспект-Пресс, 1995. — С. 324—330
Эта страница в последний раз была отредактирована 7 декабря 2022 в 16:35.
Как только страница обновилась в Википедии она обновляется в Вики 2.
Обычно почти сразу, изредка в течении часа.
Елена Сергеевна Каверзнева
Эксперт по предмету «Литература»
Задать вопрос автору статьи
История создания и жанр произведения
«Вечера на хуторе близ Диканьки» — первая книга Николая Васильевича Гоголя, она была опубликована в 1831- 1832 годах. Книга состоит из двух томов. Гоголь был служащим департамента государственного хозяйства в Петербурге. Он испытывал серьезные финансовые проблемы. Именно они подтолкни автора на написание цикла произведений «Вечеров».
Тему своей книги Гоголь выбрал неслучайно, он видел, что петербуржцы интересуются народными темами. Материал для книги Гоголю помогали собирать его мать и сестра. В своих письмах они присылали Гоголю точные и подробные описания народных обрядов, обычаев и быта украинской глубинки.
Гоголь вовсе не был уверен в успехе своего произведения, однако первая книга была принята публикой более чем благосклонно. И неспроста, так как в произведениях был мастерски описан народный колорит, дополненный искрометным юмором, книга читалась легко. После успеха первой книги Николай Васильевич приступил к написанию второй.
В первую часть книги вошли произведения:
- «Сорочинская ярмарка»
- «Вечер накануне Ивана Купала»
- «Майская ночь, или Утопленница»
- «Пропавшая грамота»
Во вторую часть книги вошли:
- «Ночь перед Рождеством»
- «Страшная месть»
- «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка»
- «Заколдованное место»
Все эти произведения являются повестями, они написаны в стиле романтизма. Произведения этого цикла наполнены лиричностью. Но с другой стороны в них много колоритной и живой разговорной речи, что придает им особую изюминку.
Сборник повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» описывает нам картину жизни украинского поселения в 17-18 веках. Цикл получил высокую оценку Александра Сергеевича Пушкина.
Главные герои сборника
Главных героев цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки» можно поделить на четыре группы:
- молодые казаки — Грицко, Левко и Вакула
- молодые девушки, возлюбленные главных героев — Параска, Ганна, Оксана
- комические персонажи — Пацюк, Чуб, Шпонька и др.
- нечистая сила
Содержание цикла
Действия книги переносятся из одного века в другой. Первая повесть «Сорочинская ярмарка» рассказывает о событиях XIX века, затем читатель переносится в XVII век в повести «Вечер на кануне Ивана Купалы». Действия повестей «Майская ночь, или Утопленница», «Пропавшая грамота», «Ночь перед Рождеством» происходят в XVIII веке. События повести «Страшная месть» происходят в XVII веке, а затем автор снова переносит читателя в XIX век в повести «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка».
«Гоголь Н.В. «Вечера на хуторе близ Диканьки», краткий анализ» 👇
Обрамляют цикл истории деда дьяка Фомы Григорьевича. Этот персонаж соединяет прошлое и настоящее, быль и небыль. Благодаря этому приему в произведении сохраняется духовная и историческая целостность.
Открывает цикл повесть под названием «Сорочинская ярмарка». Действия ее развиваются в селе Великие Сорочинцы Миргородского района Полтавской области, это место является родиной Николая Васильевича Гоголя. Сюжет произведения вращается вокруг молодого юноши по имени Грицко, крестьянина Солопия Черевика, его красавицы дочки по имени Параська и жены крестьянина Хавроньи. Грицко влюбляется в Параську и сватается к ней, однако мачеха Параськи против свадьбы. Тогда Грицко хитростью и находчивостью добивается свадьбы с девушкой. В произведении представлено множество ярких и красочных описаний сорочинской ярмарки, широко используются фольклорные мотивы. Некоторые персонажи Гоголь описывает в особой сатирической манере.
Второй в цикле идет повесть под названием «Вечер накануне Ивана Купала». Главный герой этой повести — бедный работник Петр Бездомный. Он полюбил дочь старого казака Коржа. Для того, чтобы жениться на ней Петр готов заключить сделку даже с самим дьяволом. Ведьма дарит Петрусю богатства, взамен он должен убить шестилетнего брата своей возлюбленной. Главный герой впадает в беспамятство, а затем у него оказываются заветные мешки с богатствами. Он женится на любимой девушке, однако счастья у молодоженов нет. Вскоре убитый мальчик забирает с собой Петра, а девушка до конца жизни вынуждена замаливать страшный грех своего мужа. Таким образом в произведении проявляется мотив призрачного богатства, которое было добыто не честным путем, этот мотив часто появляется в славянском фольклоре.
«Майская ночь или Утопленница» следующая повесть первой книги «Вечера на хуторе близ Диканьки». Главный герой этого рассказа – молодой казак Левко. У него есть возлюбленная по имени Ганна. Отец Левка не хочет женитьбы сына на этой девушке, так как сам влюблен в нее. Утопленница Панночка помогает молодому казаку воссоединится со своей возлюбленной.
Последним произведением первой книги является повесть «Украденная грамота». Главному герою поручено доставить грамоту Царице. Однако в пути у него украли и грамоту, и коней. Он находит ту нечисть, которая это сделала, с помощью крестного знамения возвращает грамоту, коня и выполняет свою миссию.
Вторую книгу открывает повесть «Ночь перед Рождеством». Главный герой простой украинский парень по имени Вакула. Благодаря своей смекалке он добивается расположения девушки по имени Оксана. Опять нечистая сила помогает главному герою завоевать сердце красавицы, черт помогает Вакуле получить черевички для Оксаны у самой императрицы.
Вторым произведения второй книги является повесть «Страшная месть». Главные герои повести — атаман Данила Бурульбаш и его жен Катерина. К Катерине приезжает ее отец колдун, который сотворил немало злодеяний. В конце он получает по заслугам за свои поступки.
Особняком от остальных произведений этого цикла стоит повесть «Иван Федорович Шпонька и его тетушка». Это произведение осталось незаконченным и представляет собой бытовую сатирическую картину о мелком помещике, который желал получить теткино наследство.
Последней работой сборника является повесть «Заколдованное место». В повести рассказывается о том, как нечистая сила потешается над людьми. Это рассказ о том, как главный герой то обретает, то вновь теряет клад.
Основная тема и проблема цикла
Замечание 1
Красной линией всех повестей цикла проходит тема победы добра над злом. Для Гоголя важно показать читателю, что деньги и богатство невсегда приносят счастье, зато доброе сердце, честность и смелость помогут в самой сложной ситуации.
Автор желает донести до читателя, что за все плохие поступки рано или поздно приходится расплачиваться. Однако в отношении большинства отрицательных героев Гоголь не испытывает злости, он лишь высмеивает их, гоголевский юмор одна из основных отличительных черт его произведений. Именно в легкой юмористичной манере автор говорит нам о том, что человек должен в первую очередь руководствоваться своей совестью, любить ближних, проявлять сострадание к нуждающимся. Соблюдя такие правила, человек сможет уберечь себя от нечистой силы.
Еще одной главной задачей этого цикла является воссоздание автором облика украинского народа. Он детально изображал украинскую действительность, использовал живую разговорную речь. Эта работа Н.В. Гоголя имеет большую культурную ценность.
Находи статьи и создавай свой список литературы по ГОСТу
Поиск по теме