Война в афганистане 1979 1989 рассказы участников и солдатов

Сорок лет назад, 25 декабря 1979 года, СССР начал вводить войска в Афганистан. Предполагалось, что это будет молниеносная операция помощи дружественному режиму, однако война растянулась на десять лет. Ее называют одной из причин развала Советского Союза; через Кабул, Кандагар, Пули-Хумри, Панджшерское ущелье прошли около ста тысяч советских солдат, от 15 до 26 тысяч погибли. К годовщине начала ввода войск «Лента.ру» публикует монологи солдат и офицеров, воевавших в Афгане.

«Мы честно выполняли свой долг»

Алексей, Новосибирск:

Ни в Афгане, ни после я не встречал воинской части, находившейся в таких боевых условиях и при этом чуть ли не еженедельно подвергающейся обстрелам, и при всем при этом готовой выполнить любую поставленную перед ней задачу. Во время встреч на различных мероприятиях с ребятами, прошедшими дорогами Афгана, услышав в ответ на вопрос «Где служил?» — «Руха, Панджшер», они, как правило, выдавали такие тирады: «Нас Рухой пугали, мол, любой „залет“ — и поедете в Панджшер на воспитание». Вот такое мнение бытовало в ограниченном контингенте о нашем «бессмертном» рухинском гарнизоне!

Полк вошел в историю афганской войны как часть, понесшая самые большие потери в Панджшерской операции весной 1984 года. Наша часть (несмотря на то что находилась вдалеке от взора командования 108 МСД, и награды зачастую просто по какой-то нелепой сложившейся традиции с трудом доставались личному составу полка) тем не менее дала стране реальных героев Советского Союза В. Гринчака и А. Шахворостова. Невзирая на условия, в которых жил полк, мы честно выполняли свой долг. Пусть это звучит немного пафосно, но это так.

Да простят меня ребята-саперы, если я поведаю о минной войне в Афганистане без свойственного им профессионализма. Попытаюсь доступным языком объяснить, что за устройства использовали моджахеды в этой необъявленной десятилетней войне.

Как мне рассказывали наши полковые саперы, многие мины итальянского производства были пневматического действия — то есть проезжала одна машина по мине, мина, соответственно, получала один уровень подкачки, затем вторая — еще один уровень, а вот третья или, скажем, шестая машина в колонне попадала под срабатывание взрывного механизма мины. Иначе говоря, механизм приводился в действие вот этим так называемым «подкачиванием», происходившим за счет нажатия колеса гусеницы нашей техники, и когда уровень доходил до критической точки — происходил взрыв.

Соответственно, когда в колонне, где до начала движения щупом был проверен каждый метр маршрута, происходил подрыв, это вызывало удивление и множество вопросов к саперам. Повторюсь, что, как мне объяснили саперы, по такой мине можно было проехать, если колесо машины не покрывало 3/4 площади мины, то есть проехал по ней, по 2/4 ее площади, — все равно, а вот следующая единица техники может запросто подорваться. Именно минная война принесла нам в Афганистане большое количество изувеченных ребят, особенно в Панджшерском ущелье.

«Там очень много грязи было»

Алексей Поспелов, 58 лет, служил в рембате с 1984-го по 1985 год, дважды ранен:

Честно говоря, все это уже стирается из памяти, только снится сейчас. Жара, пыль, болезни. У меня было осколочное ранение в голову и в ногу. Плюс к этому был тиф, паратиф, малярия и какая-то лихорадка. И гепатит. Болели гепатитом многие, процентов 90, если не больше.

Меня после распределения в 1982 году направили в Германию. Там я прослужил год и восемь месяцев, еще не женился к тому времени. Пришла разнарядка в Афганистан, меня вызвал командир и говорит: «Ты у нас единственный в батальоне холостой, неженатый. Как смотришь на это?»

Я говорю: «Командир, куда родина прикажет — туда и поеду». Он отвечает: «Тогда пиши рапорт». Я написал рапорт и поехал.

Сразу с пересылки мне дали направление в 58-ю бригаду матобеспечения, в населенный пункт Пули-Хумри, в 280 километрах от Кабула на север через перевал Саланг. Там я попал в рембат командиром ремонтно-восстановительного взвода. Скажешь, непыльная работа? Ну, а кто же технику с поля боя эвакуировал? И отстреливаться приходилось, конечно, не раз.

Я вспоминаю это время очень тепло, несмотря на все неприятности и трудности. У нас там люди разделились на тварей и нормальных — но это, наверное, всегда так бывает.

Вот, например, в 1986 году я получил направление в Забайкалье. Должен был в Венгрию ехать, но ротный мне всю жизнь испортил, перечеркнул, перековеркал.

К нам должен был начальник тыла приехать с инспекцией, и у нас решили в бане закопать треть от большой железнодорожной цистерны под нефть. А я в этот день как раз сменился с наряда, где-то часов в шесть. Вечернее построение, и ротный говорит Мироненко и еще одному парню: «Давайте быстро в баню».

Баня — это большая вырытая в земле яма, обложенная снарядными ящиками, заштукатуренная, приведенная в порядок. Там стояла здоровая чугунная труба — «поларис», как мы ее называли, в которую капала солярка, и она разогревалась добела. Она была обложена галькой. И там все парились. До того момента, как привезли эту цистерну, в холодную воду ныряли в резервный резиновый резервуар, двадцатипятикубовый.

И тут комбату приспичило закопать цистерну, чтобы прямо не выходя из бани можно было купаться в холодненькой. Все сделали, но у ротного появилась идея скрутить по ее краю трубу, наделать в ней дырок, чтобы фонтанчики были, и обеспечить таким образом подачу воды. Чтобы идиллия была — показать начальству: глядите, у нас все хорошо!

Но по времени это сделать не успевали. Ребята неделю этим занимались, практически не спали. А Мироненко, сварщик, был в моем взводе. На построении он из строя выходит ко мне и говорит: «Товарищ лейтенант, дайте мне хоть поспать, меня клинит!» Но ротный кричит Мироненко: «А ты что тут делаешь? А ну в баню, заканчивай все давай!»

Как потом оказалось, Мироненко спустился на дно этой емкости, заснул и случайно затушил газовую горелку, которая продолжала работать. В этот момент его напарник, почувствовавший запах ацетилена от автогена, кричит ему туда: «Мирон, ты чего там делаешь, уснул? Ты не спи, я пойду баллон кислородный поменяю». И не перекрыл ацетилен. А Мироненко спросонья нашаривает в кармане коробок и чиркает спичкой. Понимаешь, какой объем взрывчатого вещества к тому времени там скопился? Разворотило все к чертовой матери.

Бахнуло, наверное, часов в 12. На следующий день начали разбор: чей подчиненный, кто дал команду… И ротный тут же все спихнул на меня — мол, это его подчиненный. И началось. Меня сразу же на гауптвахту засадили. Я на ней суток десять просидел, похудел на 18 килограммов. Камера была метр на метр, а в высоту — метр шестьдесят. Вот так я все это время сидел и почти не спал. А в углу камеры стоял такой же «поларис» и разогревался. Фактически я был вдавлен в стенку. Это ужасно — по-моему, даже фашисты такого не придумывали.

Когда было партсобрание, меня исключили из партии за ненадлежащий контроль над личным составом. Прокуратура на меня уголовное дело завела. Но всех опросили и выяснили, что я, наоборот, пытался не дать этому парню пойти работать, и, пополоскав меня, дело закрыли. Хрен бы с этим начальником тыла, купался бы в этой резиновой емкости, ничего страшного. Но ротному приспичило рвануть задницу, чтобы капитана получить…

А так — не только негатив был. Хорошие нормальные люди там как братья были. Некоторые афганцы, пуштуны, лучше к нам относились, чем многие наши командиры. Люди другие были. Там, в экстремальной обстановке, совершенно по-другому все воспринимается. Тот, с кем ты сейчас чай пьешь, возможно, через день-два тебе жизнь спасет. Или ты ему.

Но сейчас туда, конечно, ни за что бы не поехал. Бешеные деньги, которые там крутились, никому добра не принесли. Со мной несколько человек были, которые, я знаю, наркотой торговали. Бывает, попадут в БМП из гранатомета, от бойца фарш остается — ничего практически. Цинковый гроб отправлять вроде надо. И в этих гробах везли героин в Союз. Я не могу этого утверждать точно, но знакомые офицеры об этом много раз рассказывали, и в том, что это было, уверен на 99,9 (в периоде) процентов.

Там очень много грязи было. А я был идеалистом. Когда меня выгнали из партии, я стреляться собирался, не поверишь. Это я сейчас понимаю, какой был дурак, я воспитан так был. Мой отец всю жизнь был коммунистом, оба деда в Великую Отечественную были… Я сейчас понимаю, что это шоры были идеологические, нельзя было так думать.

В 90-е, когда Ельцин встал у власти, я написал заявление и сам вышел из партии. Ее разогнали через год или около того. Сказал в парткоме: я с вами ничего общего не хочу иметь. Почему? Да просто разложилось все, поменялось. Самым главным для людей стали деньги. У народной собственности появились хозяева. Нас просто очень долго обманывали. А может, и сейчас обманывают.

«Пить — пили, и пили много»

Юрий Жданов, майор мотострелковых войск, служил в Афганистане в 1988 году:

Я в 1980 году служил в Забайкалье лейтенантом, и там всеобщий порыв был: давай, мол, ребята, туда, в Афган! И все написали рапорты. Все мы — господа офицеры (которые тогда еще господами не назывались), так и так, изъявляем желание. Но тогда все эти рапорты положили под сукно.

Потом я поехал служить в Таманскую дивизию командиром батальона. Служил, служил, вроде хороший батальон, а потом, во второй половине 80-х, не пойми что твориться стало. Написал рапорт по новой — мол, хочу в Афган. Ну и поехал.

В наш полк специально прилетали вертушки из штаба армии за хлебом и за самогончиком. Гнали прекрасно — на чистейшей горной воде. Бывало, водку привозили из Союза, но это редкость была. Но не только из Союза водкой торговали, в дуканах можно было паленую купить, да и какую угодно. Я имел доступ к лучшему техническому спирту, который по службе ГСМ шел. Пили все — не так, конечно, чтобы все в перепитом состоянии были. Но пить — пили, и пили много.

Я в режимной зоне Баграма, будучи замкомандира полка, курировал вопросы тех подразделений, которые от полка там стояли: третий батальон, зенитно-ракетная батарея, третья артиллерийская батарея и батальон на трассе. Поскольку я находился близко от штаба дивизии, комдив Барынкин привлек меня к работе с местными, поставил мне задачу: мол, посмотри-послушай, чем они там дышат. И я на его совещаниях по этому вопросу присутствовал. Получить информацию о них иначе как вращаясь в их среде было никак невозможно. Вот этим я и занимался.

С «зелеными» — солдатами Наджибуллы, которые за нас воевали, — тоже приходилось работать. Ездили, с местными общались — есть фотографии, когда мы приезжаем, вокруг бородатые стоят, а мы броней идем — колонной. А они там со всякими «хренями и менями» в боевые действия не вступили, склонили на переговоры — тоже показывали свою силу.

Я таджиков-солдатиков из третьего батальона взял и туда, в совмещенный командный пункт, который в Баграме был, где их штаб находился, чтобы они с местными поговорили. На первый день послал одного, на второй — другого. Я специально с собой таджиков взял, причем не простых, а которые на фарси говорили, — большинство афганцев общается на этом наречии.

Один из этих моих солдатиков рассказывал, что они попытались его «заблатовать»: «Давай, мол, беги по-быстрому к нам в банду, мы тебя в Пакистан переправим, скоро шурави (русские) уходят. Тебя там в Пакистане поучат, а Союз-то скоро развалится. Ты придешь к себе в Таджикистан и будешь там большим человеком». Это 1988 год! Для меня, партийного и офицера, это звучало как бред сивой кобылы. Мысль о том, что Союз развалится, — вообще была из области фантастики.

Когда я приехал в Афган, дальние гарнизоны уже начали выходить. И я смысла не понимал: на хрена мне, ребята, туда ехать? На хрена вы меня туда послали? Война чем хороша? Когда идет движение, когда ты воюешь. А когда войска стоят на месте, они сами себя обсирают и портят все, что находится вокруг них. Но раз выходили — значит, была такая политическая необходимость, это тоже все понимали.

Афган на меня сильно повлиял тем не менее. Меняются отношения — на политическом уровне и на личном. И еще я помню, как офицеры клали на стол рапорты еще до расформирования подразделений. Там сидели кадры «оттуда» и просили их: да у тебя два ордена, ты что, куда? — Нет, я увольняюсь… Судьба и война приводят каждого к законному знаменателю.

А потом, уже после всего этого, я узнал, что Саша Лебедь, который был у нас в академии секретарем партийной организации курса, который разглагольствовал с партийной трибуны о социалистической Родине, вместе с Пашей Грачевым поддержал Борю Ельцина, когда развал СССР пошел. И я понял, что ловить здесь нечего. У нас тут предатели везде.

Пашу потом министром обороны сделали, Саша Лебедь вылез в политические деятели. Наш начальник разведки дивизии поначалу к нему прильнул и, так сказать, вскоре улетел в мир иной. А потом и Саша Лебедь вслед за ним отправился. Политика — дело сложное, интересное…

«У тех, кто войну прошел, правильное понимание вещей возникает»

Отец Валерий Ершов, служил в Афганистане заместителем командира роты в бригаде обеспечения в городе Пули-Хумри, отслужил 10 месяцев вплоть до вывода войск из Афганистана:

Шла уже вторая половина 80-х, и все мы знали, что это за место — Афганистан, общались с ребятами, которые там воевали. Я решил, что надо себя испытать. Человек ведь всегда проверяется в деле, хотя был и страх смерти, и страх попасть в плен, конечно. Потому я добровольцем отправился в Афганистан и о своем решении не жалею.

Рота у нас была большая и нестандартная — 150 человек. Называлась местной стрелковой. Я такого больше нигде не встречал. Подчинялась рота непосредственно начальнику штаба бригады, которого мы все звали «мама». Люди туда отбирались и хорошо оснащались.

Мы охраняли огромные склады 58-й армии. Оттуда уходили колонны в боевые подразделения Афганистана, порой приходилось участвовать в сопровождении этих колонн, поэтому мне довелось побывать и в Кабуле, и в Кундузе, и некоторых других местах.

Когда командир роты заболел, я три месяца исполнял его обязанности. Именно тогда, в августе 88-го, у нас произошло вошедшее в историю афганской войны ЧП — взрывы на артиллерийских складах.

Несколько часов мы провели под этой бомбежкой. Создалась мощная кумулятивная струя. Ветер, гарь от взрывов. Часть казарм сгорела подчистую. Запах был чудовищный. Ко мне в комнату влетела мина и не разорвалась. Упала рядом с койкой. Саперы потом ее вынесли.
Осколков было в воздухе столько, будто дождь шел. Я действовал на автомате, как на тренировках.

Помню, на командном пункте подошел прапорщик и попросил отпустить его, чтобы забрать бойца с поста. Я разрешил. Он надел бронежилет, каску, взял автомат и вышел. Смотрю, вокруг него все рвется, а он идет как заговоренный. Нужно было далеко идти. Два километра.

Часть дороги была видна. Обратно так же шел: не сгибаясь, спокойно. Я про себя думал: «Неужели так можно идти?» Но солдата прапорщик не нашел. Мы отправились с ним во второй раз уже на БРДМ. Машина почти сразу просела. Колеса нашпиговало осколками, включилась самоподкачка шин, так и доехали до места. Там пришлось выходить. Солдат нашелся, живой, прятался за камнем.

Ни один человек у меня из подразделения в этом пекле не погиб. Как тут не поверить в то, что не все в жизни подчиняется законам физики и математики?

У меня у самого после прогулок под огнем — ни одного осколка на бронежилете, на каске, ни одной зацепки даже на форме не осталось. Тот день стал для меня в каком-то смысле поворотным.

В Бога я в ту пору еще не верил. Был таким человеком, который ищет справедливости во всем. С одной стороны, в этом есть своя чистота, а с другой — наивность. Среди подчиненных принципиально неверующих людей не было. По крайней мере у всех, когда выходили на утренний осмотр, были либо вырезанные крестики, либо пояски с 90-м псалмом. Такова военная традиция.

Я порой подтрунивал над солдатами: «Что это такое? Ведь вы же коммунисты, комсомольцы, а верите какой-то ерунде»… Но снимать кресты не просил.

На границе между жизнью и смертью, да еще и в чужой стране, отношения между солдатами были пропитаны абсолютным доверием. В Афгане я мог подойти к любому водителю и попросить, чтобы меня подбросили куда-то. Без вопросов. То же самое — на вертолете. Ни о каких деньгах, как вы понимаете, речи быть не могло.

При этом никакого панибратства, понимаете? Вот в чем штука. Я подчиненных называл по имени-отчеству, но это не отменяло постоянных тренировок и других методов поддержания подразделения в форме, чтобы люди были готовы ко всему. Приказы не надо было повторять дважды, не надо было даже проверять их исполнение. Единственное, насколько было можно, мы делали бойцам щадящие условия: три часа на сон вместо двух, потом — час бодрствования и еще два — в наряде.

Одна из главных проблем афганцев — это обида, что здесь, в Союзе, все не так, как было в Афгане. В первую очередь не хватало таких же теплых отношений между людьми.

Порой нас встречали даже с некоторой враждебностью. Так, по возвращении из Афгана мы с другим офицером хотели новые фуражки получить. Объяснили, что в командировке вся форма поистерлась и так далее, а нам ответили: «Мы вас туда не посылали». Я понимаю, что это расхожая фраза, но так действительно говорили и, разумеется, не все ветераны, а особенно те, что сражались на передовой, могли молча такое проглотить.

Сперва афганцы держались вместе. Помню, в первые годы ветераны создавали много патриотических обществ, а потом эти общества стали лопаться как мыльные пузыри.

Не стало той страны, за которую мы воевали. У людей, да и у нас тоже, уже были другие цели, задачи. Многим хотелось стать богаче. Льготы появились. С одной стороны, это хорошо, но с другой — начались какие-то трения: кто кому чего дал или не дал. Я встречал таких афганцев, которые озлоблялись на весь мир и друг на друга. Взрывы на Котляковском кладбище — это же были разборки между ними.

Мне повезло, вернее, Господь меня увел от таких проблем. Я нашел отношения, схожие с теми, какие были в Афгане, в среде верующих людей. У тех, кто войну прошел, правильное понимание вещей возникает. Часто ветераны к своим наградам относятся так: «Разве это мои ордена и медали? Это все товарищи мои боевые, а я тут ни при чем». Или даже так говорят: «Это Господь мне помог, это его заслуга».

Николай Борисенко. Пограничная мотоманевренная группа (в/ч 2099). Мазари-Шариф.

В конце восемьдесят второго года проходила операция в ущелье Карамколь, в ней принимали участие ММГ шурави и сорбозы – правительственные афганские войска. Начинало темнеть, когда наша колонна стала втягиваться в ущелье. В это время с окружающих гор раздались голоса душманов, усиленные мегафонами. Моджахеды предлагали перейти на их сторону и вместе сокрушать неверных. Как оказалось, противник просто-напросто впотьмах перепутал шурави с «зелеными» (так тоже называли бойцов армии ДРА). Завязался бой. Чуть позже на ущелье обрушился шквал огня с налетевших МиГов, ущелье рвалось на части от сброшенных бомб. Что-то там напутали корректировщики, и наши сами оказались в роли уничтожаемых. К счастью, все обошлось, только одного из парней легко ранило.

Через пару дней в том же ущелье произошло событие, запомнившееся Николаю на всю жизнь. Его овчарка Рува вдруг резко кинулась в сторону, сбив с ног хозяина. И тут же Николай услышал, как вражеская пуля ударила в борт грузовика как раз на уровне его груди.

И еще раз собака спасла жизнь солдату на этой же операции. Завязалась перестрелка. Коля юркнул под прикрытие БТРа, запихивая поглубже под него овчарку. Поводок перехлестнулся через его спину. Внезапно Рува рванулась так, что перевернула хозяина на спину, и в этот же миг пуля снайпера пробила колесо боевой машины, возле которого только что лежал Николай.

К сожалению, после увольнения в запас Руву пришлось оставить в Термезе, где ее принял новый хозяин. О дальнейшей боевой судьбе овчарки Николаю ничего не известно.

А та боевая операция закончилась практически ничем. Основная часть банды ускользнула сразу после налета авиации. Удалось уничтожить только несколько небольших групп.

Андрей Белых. 781-й отдельный разведбат. Баграм.

В Афганистан Андрей попал в октябре 1984 года, сразу после окончания трехмесячных курсов в Ашхабаде, где обучился специальности наводчика-оператора БМП. Почему ему досталась такая специализация? Андрей думает, это потому, что на гражданке успел поработать трактористом в родном колхозе «Коммунар» Красногвардейского района и про-учился в Ставропольском сельхозинституте один год. В армии внимательно смотрят, чем занимался до службы парень, чтобы легче было освоить военную профессию.

В конце февраля восемьдесят шестого года разведбату была поставлена задача срочно выдвинуться к баграмской «зеленке» и блокировать в близлежащем кишлаке бандформирование. Трех человек, в том числе и Андрея, командир отправил в авангарде батальона в дозор. Скрытно подобрались почти к самым дувалам, окружающим кишлак, и увидели на берегу арыка-канала, снабжающего чахлые поля и жителей населенного пункта мутной водой, некое укрепление, внешне похожее на дот (долговременная огневая точка). Андрей зарядил «муху», вышел, не скрываясь, к самому арыку и всадил снаряд прямо в небольшой проем амбразуры укрепления.

Только метнулись было ребята через дувал, как из кишлака открыли огонь. Отошли, залегли за глинобитной стеной, стали отстреливаться. Недолго пришлось в одиночку воевать, очень быстро подтянулся батальон. Одна из БМП обрушила значительную часть дувала, ударив по нему передком. Открылся более полный обзор. Но что за ерунда? Молчит пушка боевой машины! Андрей под огнем вспрыгнул на броню и скатился через люк внутрь БМП. Наводчик-оператор сидел целый и невредимый, смотрел на Андрея испуганными глазами, в полном ступоре. Что оставалось делать? Втиснулся Белых на сиденье командира, переключил управление на себя, прильнул к прицелу и нажал на гашетку. Сгоревшие пороховые газы полностью не выходили из машины, вентиляция оказалась неотрегулированной. Но стрелял Андрей до тех пор, пока не стал терять сознание. Еле выкарабкался на воздух, свалился на землю. Отравился довольно сильно. «Духов» в том бою уничтожили почти четыре десятка.

Игорь Фаталиев. 177-й полк 108-й дивизии. Джебаль-ус-Сарадж.

Однажды в районе баграмского перекрестка – есть там святое место Эсталиф – возникла жизненная необходимость в поисках пищи. Проходила большая войсковая операция по уничтожению огромного скопления душманов. Харчи закончились, а о возвращении в полк не могло быть и речи. Старшина застрелил ишака. Долго его варили. В итоге пожевали ослиного мяса, безвкусного, совершенно «резинового», зато бульона горячего напились!

…Однажды с боем ворвались в кишлак Самида, что у самого Саланга. Двух парней ранило. В селении тишина. Передовая группа ушла на прочесывание, четверо вместе с Игорем остались в прикрытии. Зашли в один дом. А там полно народу. Дети и женщины. В паранджах. Подозрительным показалось. Подошел Игорь ближе, сорвал с одной из них покрывало, а под ним мужик бородатый с автоматом. Он не ожидал быстрого разоблачения, вот и не выстрелил. Разоружили банду.

Через какое-то время появились еще мужчины, один из них кинулся на Фаталиева с вилами… Застрелил его боец по фамилии Чичеванов. Спас жизнь Игорю.

Еще был такой случай. Бросили подразделение в район Хинжана в ущелье Леван на реализацию разведданых. Вроде бы там находится большой склад оружия. Авиацией бомбить бесполезно, поскольку тайник среди скал. Пошли. Почти сразу на-ткнулись на засаду. Уничтожили восьмерых «духов». Но не все так просто. Они тоже народ продуманный. Вырыли что-то типа капонира, накрыли сверху огромным тентом от КамАЗа зеленого цвета, поставили ДШК, чтобы в случае чего лупануть по нашим вертушкам, и чувствовали себя совсем неплохо. Однако не ожидали такой дерзости со стороны шурави, которые ночью спустились к ним с практически отвесной скалы, откуда ждать их было совершенно невероятным делом. С той скалы и днем-то не очень спустишься.

«Духи» рассчитывали только на светлое время суток, тем более что из их укрытия все ущелье видно как на ладони. Тут их и взяли. В этом капонире бойцы провели трое суток, ждали, пока подтянутся основные силы и ударят по укрепрайону, где и находились боеприпасы.

Александр Бражко. Файзабад. 860-й отдельный мотострелковый полк.

Помнит Александр самый длинный бой.

1 августа 1984 года случилось так, что рота прошла гораздо дальше, чем нужно. Расположились, огляделись. Замышлялась крупная операция по выкуриванию из ущелья моджахедов.

Странно. Никого нет. Ни подкрепления, ни душманов. Командир роты с первым взводом начал спускаться вниз, чтобы создать еще одну линию обороны. Сначала Александр увидел фонтанчики песка под ногами, а потом услышал звуки выстрелов. Стреляли с той стороны ущелья. Было восемь утра. Пришлось окапываться под огнем, скрываясь за редким кустарником. Чуть пришли в себя, стали прицельнее бить по врагу, удалось осмотреться. Километрах в двух в бинокль видны две другие роты, расположившиеся на склоне горы, словно в амфитеатре. Стоят, покуривают, наблюдают.

Долго на связь не выходил ротный, Александр переживал, что тот погиб. Но молчал капитан потому, что их группа была прижата к земле плотным огнем противника. Часа через четыре выяснилось, что кончились вода и перевязочные средства, на исходе боеприпасы, начало клинить оружие. Но тут дождались помощи: по другой стороне ущелья ударила артиллерия, да и пара Ми-8 прошлась НУРСами.

Бой продолжался. Несколько солдат погибли, многих ранило. Патроны экономили, старались бить одиночными наверняка. Вдруг лейтенанта Бражко окликнул рядовой Селивестру: мол, командир, снизу группа людей к нам продвигается, замочить? И ствол пулемета вниз опускает. Александр глянул в бинокль – отставить, наши. К ним на помощь шел командир взвода из восьмой роты. Потом уже выяснилось, как старший лейтенант Мамедов взял шестерых пулеметчиков, проводника и ринулся на помощь девятой роте. Однако душманы все равно не дали им подняться наверх, прижали плотным огнем к земле.

В четыре часа вечера бой затих. Рота вскарабкалась на плато и расположилась на ночевку. Подвезли воду в огромных резиновых бурдюках. Есть не хотелось. Да и как на боевых есть? Пробьешь пару дырочек в банке со сгущенкой и посасываешь, запивая вонючей теплой водой. Вроде бы и сытость есть, а с другой стороны, в случае ранения в живот больше шансов выжить.

Ранним утром следующего дня на связь вышли из полка с приказом вернуться на вчерашнее место и принять еще один бой.

Олег Клименко. Разведвзвод 371-го мотострелкового полка. Диларам.

Как-то под кишлаком Мусакала пришлось блокировать крупное душманское формирование. Разведрота работала по высотам, пыталась не допустить прорыва моджахедов и подавляла любое огневое сопротивление. Успешно отвоевали тогда. А как только бой стал затихать, по рации сообщили, что рота стоит на минном поле. Пришлось Олегу влезть внутрь брони, открыть десантный люк и подавать с уровня земли команды механику-водителю, куда двигаться. Так, колея в колею, и ушли с минного поля. Это был не первый и не последний случай близкого контакта с минами. Зимой в районе Фараха вышли на отдельную заставу дивизии, усиленный блокпост в горах. Ситуация тогда сложная была, «духи» вели себя очень активно, поэтому приходилось двигаться ночью. К утру дошли к своим. Начальник заставы как увидел взвод Клименко, так и ахнул. Оказалось, что гости все время шли по старым минным полям, поставленным нашими же саперами. Только вот карты установки мин давным-давно утеряны.

Законы разведки суровы, но не всегда им следовали, хоть и жалели потом. Однажды во время засады перед бойцами-разведчиками появилась женщина с ребенком на руках. Что делать? Ребенок бесконечно плачет, мать тоже беззвучно рыдает. Путь афганке до кишлака неблизкий, уже вечереет. Жаль стало людей, отпустили. Через некоторое время раскаялись – надо было задержать хотя бы на несколько часов. Когда совсем стемнело, засекли свет автомобилей вражеского каравана. Вот-вот выйдут под прицел – и тут из кишлака в небо ракета взметнулась. Свет фар погас, и колонна ушла с маршрута.

Игорь Некрасов. Разведрота 191-го мотострелкового полка. Газни.

Запомнился Игорю последний день 1985-го. Поднялись по тревоге. Колонна шла на Кабул, по пути ее и потрепали моджахеды. По данным разведки, «духи» запланировали нападение на эту колонну и во время обратного пути. В свободном поиске по окрестным холмам и оврагам разведрота столкнулась лоб в лоб с бандой, что шла в направлении дороги, где должен был пройти автокараван. Встреча была внезапной для обеих сторон.

Завязался бой. Причем по иронии судьбы после первых выстрелов заклинило пушки у двух БМП. Третья боевая машина имела на вооружении пушку, стреляющую гранатами, но из нее не могли стрелять, душманы были очень близко. Пришлось воевать только «ручным» оружием. «Духи» успели сделать несколько выстрелов из гранатометов. К счастью, мимо. Лишь одна попала в цель. Но и тут повезло – она оторвала привязанный к борту БМП ящик с патронами и отскочила, разорвавшись сзади, не причинив вреда.

В результате скоротечного боя уничтожили с десяток нападавших, остальных рассеяли по оврагам, предотвратив нападение на колонну. С нашей стороны в том бою потерь не было, только командиру роты Анатолию Гончаренко осколками разрывной пули посекло лоб; старшине Сергею Харламову пуля, угодив в цевье автомата между пальцев руки, поранила пальцы; взводному Гене Парфенюку пробило навылет руку у локтя, когда он менял магазин. Больше никто не пострадал.

Вечером командиров ждал торжественный ужин, так они – мечеными – и отправились на празднование Нового года.

Михаил Викшняйкин. Разведрота 12-го мотострелкового полка. Шинданд.

В 1985 году призвали в армию. Учебка в Ашхабаде. Все выпускники шли в Афганистан.

Самолетом летели до Шинданда, там распределили по подразделениям. Попал в разведроту. Три месяца бесконечных и выматывающих тренировок. Хотелось же реальных дел. Старики посмеивались: мол, еще хлебнете!

Первые операции помнятся плохо. Сопровождение колонн, взрывы на трубопроводе. Затем уже набравшихся опыта ребят стали включать в состав разведгрупп.

Устраивали засады на прорывающиеся со стороны Ирана караваны, иногда по нескольку дней ждали, затаившись у тропы. Повезло в самом начале – уничтоженный караван перевозил оружие, боеприпасы и медикаменты, тщательно упакованные в тюки с мирным товаром.

Потом были другие засады и другие караваны. «Духи» яростно защищались. Приходилось терять друзей. Понимали, что делают важное дело. Гордились, когда командира роты представили к ордену Красного Знамени за захваченный караван с противоракетным зенитным комплексом.

Случилось так, что сутки ждали важный караван. Зажали его двумя группами, обыскали, но «барубухайка» (так наши бойцы называли автомобили аборигенов) оказалась груженной обычным товаром для дуканов (лавок и магазинчиков). Один из разведчиков случайно пнул ногой бак для воды и не услышал привычного плеска. Открыв бак, обнаружили туго упакованные «афошки». Как потом выяснилось, полтора миллиона афгани.

До сих пор при встрече с боевыми друзьями вспоминает, как некоторое время был миллионером.

Сергей СКРИПАЛЬ

«Мне этот бой не забыть нипочем…» / Газета «Ставропольская правда» / 8 февраля 2014 г.

Советская власть не спешила с решением, понимая негативные последствия такого поступка как для СССР, так и для Афганистана. Однако после прихода к власти Хафизуллы Амина СССР всерьез обеспокоился. Было решено свергнуть неугодного лидера используя его же просьбы о помощи к СССР. 12 декабря 1979 года на заседании Политбюро был одобрен ввод войск в Афганистан. 25 декабря подразделения советской армии пересекли границу с ДРА. Участие в этом конфликте далось стране нелегко, «эхо Афгана» слышно до сих пор.

«Мне довелось со стороны это видеть, я не участвовал в этих совещаниях, но довелось видеть, как трудно вырабатывалось это решение. Вот, например, заходит начальник Генерального штаба Николай Васильевич Огарков, и ему докладывают — товарищ маршал, вот здесь синяя папка, это аргументы все против ввода (войск), а красная — аргументы за. Собиралось по крупицам это решение». (Леонид Ивашов, генерал-полковник)

Военнослужащие. (wikipedia.org)

«Получив приказ к выдвижению, вся разношерстная техника начала вытягиваться в огромную колонну, и поползла к понтонному мосту. Первой шла 108-я мотострелковая дивизия генерал-майора Кузьмина, за ней в авангарде следовал батальон 191-го полка 201-й мотострелковой дивизии полковника В. Степанова. Пятая мотострелковая дивизия генерал-майора Шаталина была готова выйти из района Кушки в города Герат, Шинданд и Кандагар (она пересечет советско-афганскую границу в ночь с 27 на 28 декабря).

103-я воздушно-десантная дивизия полковника И. Рябченко перебрасывалась военно-транспортной авиацией в Кабул и Баграм. Нужно сказать, что до ввода войск несколько батальонов уже находились на территории Афганистана, в то время как штаб 40-й армии, части резерва, части усиления и обеспечения 25 декабря остались на территории СССР.

Я сидел в отсеке радиостанции, обеспечивая связь командующего со всей этой военной громадой, и не заметил, как закончился понтонный мост, и началась земля Афганистана…

Оружие. (wikipedia.org)

Помню, на перевале Саланг духи подожгли два своих автомобиля, чем застопорили движение внутри тоннеля. Впереди шли танки. Они успели войти в тоннель, за ними — другая техника. Наша машина остановилась как раз перед въездом. Вскоре по колонне прошел слух, что в дыму задохнулись несколько солдат, у которых были неисправны противогазы (мне же в тот момент вспомнились кроссы в полку, когда некоторые солдаты выводили из строя свои противогазы, чтобы было легче дышать). За остановку дивизии командующим контингентом был снят с должности генерал-майор Кузьмин. На его место был назначен полковник Миронов. Пока разобрали завал в тоннеле, наступила ночь. Заночевали тут же. Утром колонна двинулась дальше». (Николай Данилевский, ветеран Афганской войны)

Пулеметы. (wikipedia.org)

«На передовом командном пункте оперативной группы (застава «Иол» Московского погранотряда) находился заместитель начальника опергруппы по разведке подполковник А. Халиков. Он и сообщил неприятную весть: операция в Куфабском ущелье началась с рассветом, первый эшелон десанта (около 60 человек на вертолетах) при подходе к местам высадки попал под сильный огонь душманов. Есть убитые и раненые. Вертолет с полковником Будько (он оказался в составе первого эшелона десанта) был обстрелян из крупнокалиберных пулеметов, сам он был тяжело ранен, и вертолет, не приземляясь, доставил его на базу, в госпиталь.

Высадившиеся под сильным огнем душманов десантные группы несут потери, сгорел один вертолет, в группах нет устойчивого управления, поскольку старший этого эшелона десанта капитан С. Богданов убит (потом это, не подтвердилось), поэтому надо незамедлительно эвакуировать эти группы.

Доклад этот, при всех его погрешностях в деталях, вырисовывал довольно трагичную перспективу для высаженного десанта: устойчивого управления нет, большие потери (7 пограничников убитых, 8 раненых), боеприпасы на исходе, и душманы, что называется, не дают поднять головы. Но и эвакуация оставшихся людей в этих условиях могла обернуться худшими для них последствиями. Надо было искать другое решение, уточнив возможности и готовность подразделений, оставшихся на базе, а также огневые возможности эскадрильи вертолетов.

Этим и занялись офицеры оперативной группы, прибывшие на Лубянку, а вскоре наладилась и связь с командованием САПО в Ашхабаде. Прояснилась основная причина неудачи: операция для душманов не была внезапной из-за пренебрежения нами скрытностью подготовки, особенно при полетах вертолетов над районами предстоящей высадки десанта. Были и другие тактические просчеты. За это время душманы получили возможность подготовиться…». (Александр Муровицкий, ветеран Афганской войны)

Пленные. (wikipedia.org)

«Штурм крепости был назначен на следующий день. 27 апреля 1980 года мы поднялись в четыре часа утра. Рассвет еще только занимался, в горах было прохладно, многие как спали, так и вылезли из бронетранспортеров в шинелях. Старший лейтенант Волков собрал роту перед походной колонной машин. Лицо его выглядело необычно, каким-то сдержанно-сосредоточенным; похоже, он мало отдыхал ночью. Сам он тоже лишен был обычной своей строгости и не столько доводил боевую задачу, сколько отечески нас напутствовал. Нам предстояло овладеть крепостью и вместе с афганскими подразделениями очистить от душманов лежащие в пойменной долине сады, где предполагалось скопление банд.

— Самая главная задача, — сказал он в заключение, — не потерять ни одного нашего солдата. Лучше упустить десять душманов, чем лишиться хоть одного парня из роты…

Тем временем артдивизион уже начал огневую подготовку. Странно было думать, что это не учебные стрельбы, а настоящие боевые и что там где-то притаился невидимый враг. После нескольких залпов в крепостной стене образовалась брешь, пробитая специально для облегчения штурма. Батареи продолжали огонь, воздух сотрясал оглушительный грохот, перекатывающийся эхом в окрестностях, над крепостью вздымались клубы дыма и пыли. После большой паузы с воздуха начали атаку вертолеты. Реактивные снаряды с характерным шуршанием окончательно, казалось, уничтожили все живое, что еще могло там оставаться…

Наступила минута ввода в бой мотострелков. Раздалась команда: «По машинам! Вперед!» — и мы двинулись на штурм. Наш бронетранспортер подъехал под самую стену. Один за другим мы выбрались из люков на землю и бросились в еще дымящуюся брешь. Почти сразу стало ясно: душманы оставили крепость». (Воспоминания ветерана войны (Российский союз ветеранов Афганистана))

Танки. (wikipedia.org)

«Кабул был большой пересылкой. Отсюда нас раскидывали по всей территории Афганистана, где велись боевые действия. Я попал в Джелалабад. Город был расположен очень далеко от столицы, практически на границе с Пакистаном. Если в другие уголки республики к ребятам приезжали артисты с концертными программами, им привозили кино, то у нас была настоящая глушь. <…> Тогда страха не было вообще, может быть, в силу возраста или потому, что не понимали, куда попали. Ведь когда не знаешь, что тебя ждет, то не можешь оценить всей опасности ситуации и кажется, что тебя беда точно не настигнет». (Алексей Налимов, ветеран Афганской войн)

Солдаты. (wikipedia.org)

«Наш батальон в 300 человек высадили с 28 вертолётов в густой туман. «Вертушки» кружились, а сесть не могли. Зависли над горами в двух метрах от земли, и мы попрыгали в это «молоко». Старший сержант Мироненко вместе с рядовыми Сергеевым и Задворным побежали в кишлак, откуда доносилась стрельба. «Духи» не ожидали такой нагло­сти от шурави, которые оказались в центре расположения мятежного полка. Больше ребят я не видел». (Сергей Шугаев, гвардии рядовой, ветеран Афганской войн)

Солдаты. (wikipedia.org)

«Ручей протекал под горой, вода в нем была теплой, мутной и пахнущей соляркой, т. к. его русло проходило через парк боевых машин нашей части. Пока помылся и покурил, совсем стемнело, и лишь тоненькая ниточка тропы белела на общем фоне гор. Поднимаясь по тропе, я вдруг увидел перед собой две пары светящихся глаз. Секундное состояние «ступора» и мысли, пролетевшие в голове молнией: «Духи…Плен…Позор «. А тело и руки, отработанными годами движениями уже действовали: бросок на спину и уже в полете автоматная очередь в направлении глаз, кувырок в сторону и снова автоматная очередь. Смена огневой позиции, автоматная очередь, секундная перезарядка автомата, очередь. За свою свободу и жизнь я воевал с отчаянностью обреченного, правда пока… не понятно с кем. Сердце билось не просто часто, а пыталось вылететь из моей грудной клетки. В какую-то секунду наступил момент боевой злости, когда трусоватое желание — ВЫЖИТЬ, сменяется куда более сильным желанием УБИТЬ ВРАГА, когда руки и ноги перестают трястись, а тело и голова, наконец-то, начинают работать как единое целое, когда ты перестаешь чувствовать дрожь автомата, потому что оружие слилось с тобой и стало продолжением твоего Я, именно с этой минуты ты превращаешься из носителя погон со звездочками в боевого офицера». (В. Копашин, ветеран Афганской войны)

Высота. (wikipedia.org)

«Душманские пули беспрестанно барабанили по корпусу и сваркой высекали из брони искры. Не считая автоматиеского огня, против нас работали несколько гранатометов, чьи расчеты, естественно, постоянно меняли позиции, и миномет, который тоже никак не удавалось засечь — в кишлаке Калайи-Биби около двадцати крепостей, вот с территории какой-то из них он и лупил. Раньше из этого кишлака огонь не вели — жилой все-таки. От нас до него было всего метров триста. И обе стороны готовы были драться до последнего. С одной стороны, мусульманский фанатизм, с другой — гордость за принадлежность к великой Советской Армии. А принцип тогда был таков: все, что стреляет по нашему солдату, должно быть сметено лавиной огня… Как-то внезапно огонь со стороны кишлака прекратился. Увидев в зоне обстрела женщину, и я дал команду на прекращение огня. Через командирский прибор наблюдения увидел, что женщина идет без чадры, а в руках несет безжизненное тело ребенка. Окровавленная головенка малыша неестественно откинута, ноги и руки плетьми свисают с полуопущенных рук матери… Те, кто хотя бы понаслышке знает, что такое шариат и что значит, когда в кишлаке женщина выходит навстречу «неверному» с открытым лицом, думаю, смогут меня понять».

Жители кишлака. (wikipedia.org)

«Великая Скорбь Матери накрыла долину, прекратила огонь с обеих сторон и вышвырнула меня из люка командирского танка. Иначе я не могу объяснить свой поступок. Представьте: двигаются навстречу друг другу 27-летний офицер Советской Армии и мать с раненым ребенком на руках. Женщина прошла метров 50, а я преодолел за это время остальное расстояние и оказался у стен кишлака. Мальчик двух с половиной-трех лет был без сознания, голова в крови, которая пузырилась из носа. Но он был жив. И я принял Жизнь из рук в руки. Развернувшись в сторону дороги и сделав несколько шагов, я затылком ощутил количество глаз, разглядывающих меня сквозь рамку прицела. Страха не было. Главная мысль в тот момент была о том, чтобы, падая с простреленной башкой, не подмять под себя мальчонку». (Сергей Погадаев, ветеран Афганской войны)

Вертолет. (wikipedia.org)

«Вообще о «храбрейших» войсках Ахмад Шаха Масуда, который и контролировал Панджшерское ущелье, у меня свои представления. На Пагмане, в начале лета 1984 года два неполных взвода 5 Роты второго батальона 350 Воздушно Десантного Полка, нашей дивизии, прикрывая отход основных войск, сутки стояли насмерть против нескольких тысяч Масудовцев, выбитых советскими войсками с Панджшера. Они заняли горку, которая как пробка в бутылке держала моджахедов в маленьком ущелье. Ну и пошла мясорубка. Огонь артиллерии и бомбёжку вызывали на себя. У масудовцев десятки крупнокалиберных ДШК, тысячи штыков, миномёты. У мальчишек только автоматы и один пулемёт. Приказ ребята выполнили полностью, силы масудовцев сковали почти на сутки на себя, гору не сдали, оружие, раненых и убитых не бросили и потом, после выполнения приказа, ещё добрых полтора десятка километров сами, неся убитых и раненых, с масудовцами на хвосте, шли к ближайшей броне. Шли пешком, вертушки роту забрать не стали, вертолётчики прилетать отказались, сказали большая плотность обстрела. Основные войска смогли отойти без потерь, масудовцы были обездвижены суточным боем. Не особо кого и наградили. Бой был знатный, редкий бой, даже для Афгана. Победный. Но как — то забытый, и никогда особо не обсуждаемый. Я встречал ребят, бившихся на той горке. Обычные Российские пацаны. Был приказ, была задача. Смерть, не смерть, Родина сказала». (Иван Иванов, ветеран Афганской войны)

Колонна. (wikipedia.org)

«Спецназ выдвинулся в заданный район, ночью разделился на две группы и углубился в оазис, чтобы перекрыть тропу. Одна из групп разделилась на части, которые укрылись в брошенных афганских домах, а другая оседлала высоту, с которой простреливалась вся местность. На самой тропе остались сержант-таджик, изображавший «духа» и настоящий афганец из афганской же службы безопасности. Им досталась опасная роль «подсадных уток».

Они брали в плен одиноких моджахедов, проходивших по этой тропе. За ночь попались 6 «духов». Но к семи утра произошла осечка. Показались два духа, а когда им приказали поднять руки, те оказали сопротивление. Эти двое оказались главным дозором большого отряда моджахедов. Их расстреляли в упор, однако наши сразу оказались сметены огнем самого отряда врагов. Начался тяжелый бой. В группе майора Удовиченко были большие потери. Погибли 7 человек. Бойцы вынуждены были отходить, покинув афганский дом. Другого пути, как через местное кладбище — не было. Местность была открытой, простреливалась и почти все погибли.

Чтобы вытеснить наш спецназ, «духи» применили минометы. Снова спасли толстые стены дома. Однако на помощь своим на грузовиках подкатили еще около 50-ти «духов». Тогда то и вступила в бой вторая группа отряда спецназа, оседлавшая высоту, ничем до этого себя не выдававшая себя.

И вот этот бой. Один за другим погибают ребята, а «духи» еще не ввели основные силы. Раскрыть себя раньше времени — значит погибнуть. Они подпустили один грузовик с душманами очень близко и всех уничтожили. Сражение при этом разгоралось. К месту боя бежали «духи» с криками «Аллах акбар». Бой шел пятый час подряд. Но на базе уже была готова группа помощи. Каждые свободные руки на базе набивали патронами ленты, формировали мешки с боеприпасами, а с вертолетов их сбрасывали сражавшимся спецназовцам. Скорее всего душманы, залив кровью все вокруг, сломили бы сопротивление спецназа, но с боями к месту событий прорвался отряд с базы». (Алексей Маломуж, командир группы спецназа ГРУ)

Чтобы попасть в Афганистан, я трижды писал рапорт

Когда-то я понятия не имел, что это за страна такая — Афганистан, да и выговаривал название с трудом. А оказавшись там, был покорен величием гор с заснеженными вершинами. Афган – страна контрастов. Дневной палящий зной сменяется зимней стужей ночью. Нищета соседствует с роскошью.

Словно в средневековье молодой афганец пашет землю волом, запряженным в соху. Современные ритмы сотрясают округу: на упряжке вола пристроена японская магнитола «Шарп», которую в СССР запросто можно обменять на автомобиль. А вот караван верблюдов: корабли песчаных пустынь величественно следуют по асфальтированной трассе Кандагар – Кушка.

Для того чтобы попасть в Афганистан, я трижды писал рапорт. Хотелось быть полезным стране: наше поколение воспитывалось на рассказах о Великой Отечественной войне, на подвигах дедов. Вот и мой дед, фронтовик Михаил Карпович Киршин, кавалер ордена Славы, много рассказывал военных историй, и я, конечно, с детства мечтал о воинской службе. В СССР это была почетная обязанность каждого гражданина!

Мальчишки против армии моджахедов

В ноябре 1981 году в составе батальона я был направлен в Узбекистан, в приграничный город Термез. Здесь нас полностью перевооружили и объяснили, что война – это не игра, а противник хорошо вооружен и далеко не дилетант.

На этом фото командир нашей роты Кукушкин Николай Игоревич, командир 1-го взвода Сашка Перевозчиков, 2-го – Лёха Малахов, 3-го – я. Совсем мальчишки. А вот эти бородатые  дядьки – моджахеды. Чувствуете разницу? После двух недель тактических занятий, по понтонному мосту через пограничную реку Амударья, мы зашли в Афганистан. В приграничный город Хайратон. Наш маршрут проходил через Поли-Хумри, перевал Саланг, Чирикар, Кабул, перевал Терра в город Гардез (Пактия), где дислоцировалась 56 гвардейская краснознаменная орденов Кутузова Отечественной войны отдельная десантно-штурмовая бригада. В провинции Пактия стояли 4,5 тысячи моджахедов, во главе организованных банд Гульбеддин Хекматияр по прозвищу «Кровавый мясник».

Первая встреча с «духом»

А вскоре произошла и моя первая личная встреча с настоящим моджахедом. Наша колонна следовала в Кабул, пройдя через перевал Саланг мы вышли в Черикарскую долину. Я – лихой 24-летний советский воин – расположился на броне БРДМ. По рации передают: «…Увеличить скорость, слева по фронту идёт обстрел колонны, в бой не ввязываться!»  Вдруг вижу: из «зеленки» выходит «дух» с гранатометом, и направляет его прямо на мою машину, даже вижу, как из ствола сходит граната. Рыбкой ныряю в люк, задраиваю и ору водителю: «Юра, «духи»! Гони!» Он – по газам, мотор взревел, и наша «рябуха» понеслась, петляя.

Очнулся в Кабуле. Странно: казалось, прошли секунды, на самом деле – 25 минут. В тот день при обстреле 8 человек были убиты, а так же были и  раненые. Увидеть трупы товарищей, погибших от разрывных пуль – страшно. 3 дня ни есть, ни пить не мог. Так для меня началась война. Вот на этом фото я стою, насмерть перепуганный. Самое страшное на войне, что к смерти привыкаешь. А с чем никогда невозможно смириться – так это с детской смертью.

Федя

Это Федя. Местный восьмилетний мальчишка-сирота, его родителей повесили моджахеды. Жил на КПП в Кабуле: попрошайничал, бродяжничал, по-русски трехэтажным матом ругался без акцента. Настоящий прохиндей, мог запросто любую технику угнать и что-нибудь стащить. Но мы любили пацана.

Однажды возвращаемся с задания, а мальчишки нет. Яркая коробочка «монпансье» стала причиной смерти рано повзрослевшего, но всё-таки ребенка. Итальянскими взрывчатками начиняли душманы «игрушки-сюрпризы» и упаковки со сладостями. Федя погиб, осталась фотография на память.

Цыган и Люстра

Кстати о минах. Пластиковые итальянские мины миноискатель не брал, их могли обнаружить только собаки. Служили с нами у саперов две восточно-европейские  овчарки – Люстра и Цыган, обнаружение взрывчатых веществ было их основной задачей. Собака, обнаружив мину, должна была на нее сесть и ждать сапера. Но наш Цыган отличался нетерпеливостью, все норовил зубами выхватить чеку. Однажды сапер не успел, рвануло….  Когда Цыган не вернулся с задания, Люстра неделю ничего не ела, так от тоски и издохла. Привезли другую пару. Служба продолжалась.

Фауна: варан Степан, мартышка Зинка и другие

Надо отдельно рассказать о наших отношениях с представителями местной фауны. Старшина как то изловил в степях варана, назвали мы его Степаном. Оказывается, эта ящерица отлично поддается дрессировке. Представления с его участием пользовались особым успехом у солдат. Старшина командует: «Стёпа! Штурм Измаила!» Варан самоотверженно бросается на глиняную стену постройки и ползет вверх, подбадриваемый зрителями. Скатывается и снова штурмует импровизированную крепость, пока от усталости язык не вывалится. Судьба черепах и змей менее завидна, бывало и суп из них приходилось варить, а из панциря делали декоративные пепельницы.

Мартышка Зинка еще жила с нами. Ох, и проныра: курила, выпить была не дура, но как истинная дама косметикой пользовалась вдохновенно. Объектом ее «тайной» любви стал наш ротный Кукушкин, ревновала к нему всех ужасно. А тут госпиталь к нам переехал, и ротный неосторожно за медсестрой приударил. Так наша ревнивица настоящей стервой оказалась: при всей роте во время построения с нее юбку стащила, девица – визжать, солдаты – гоготать.  Разгневался наш командир и продал проказницу Зинку в Кабуле.

«Ноу-хау»

Обратите внимание вот на фото видно: у автомата связаны между собой два рожка – это можно назвать «ноу-хау». С одного рожка патроны заканчивались молниеносно, пока лезешь за вторым… В общем, солдатская смекалка не одну жизнь спасла не только в Афгане, но и потом в Чечне.

Некоторое время я служил в роте специальных средств в Кабуле. Нас пятерками или тройками забрасывали в районы предполагаемого прохода банд, нашей задачей была скрытно расставить «тепловизоры»  (такие датчики, реагирующие на человеческое тепло), они учитывали сколько прошло душманов, а в Кабуле оператор видел, какое направление и их количество. В это место направлялась группа захвата. А нас после операции забирали вертолеты, главное – все датчики успеть собрать.

Дорогами Афгана

Потом меня направили в Кандагар, командиром комендантского взвода. Основная задача была охрана и обеспечение безопасной работы штаба бригады на месте постоянной дислокации и в полевых условиях при выполнении войсковых операций. Моя должность помогла мне также побывать почти во всех городах страны, по многим дорогам пройти. Афганские дороги – это отдельная тема.

Дорога на въезде в Кандагар. Вдоль нее стеной стоят эвкалипты, на моих глазах эти заросли проредили капитально. От постоянных обстрелов деревья гибнут, а они там – на вес золота.

Пандшерский лев

Все дороги в Афганистане душманами постоянно минировались. Заходит колонна в ущелье, а моджахеды уже заняли господствующие высоты, и сверху поливают крупнокалиберным перекрестным огнем. И не лишь бы куда попасть, а подрывают сначала первую машину, потом последнюю, обязательно по топливозаправщикам прицельно. Всё, колонна обречена.

Один из  предводителей банды — полевой командир Ахмад Шах Масуд “Пандшерский лев”. Говорили, он закончил военную академию в СССР и защитил диплом по теме “Ведение партизанской войны в годы ВОВ 1941-45 гг.”, Пандшер — это его вотчина.

Ты – мне, я – тебе

Со временем научились мы с бандитами договариваться. Бакшиш (подарок). В этой стране все построено на бакшише: ты – мне, я – тебе. Вот шли наши командиры на переговоры и торговались: мы вам машину муки, а вы нас пропускаете через ущелье. Никогда не забуду проход за такой бакшиш через ущелье.

Заходим, поднимаю глаза вверх: духи цепью распределены по всей высоте, стоят в полный рост, оружие на нас направлено. Идем медленно, мысль в голове одна: обманут и хана. На протяжении всего пути по рации слышим: «Только без провокации! Ни в коем случае не стрелять!» Холодок внутри, нет уверенности, что выйдем живыми. Одно подозрительное движение – и такое бы началось. Прошли…

Но на транспортной мине все же подорвался. Шли в колонне из Кабула я на БТРе в замыкании, прошли Бараки-Барак, взрыв.. Хорошо на броне был, вынесло волной, о камушки ободрался и живым остался. А вот Андрей, мой заменщик, по дороге в Кабул под прицел снайпера попал, и было-то всего три выстрела, но одна пуля оказалась смертельной.

«Пьяная смерть»

Надо признаться, что много на этой войне было «пьяных» смертей. Затянется жадно сигаретой молодой солдатик ночью, а огонек становится отличной мишенью для опытного снайпера. Поэтому у меня во взводе с этим строго: курить, пить своим не позволял. Случилась со мной там одна поучительная история, которая навсегда определила моё негативное отношение к алкоголю.

Отмечали «День танкиста» с размахом, один из местных офицеров пригласил нашу компанию в свой кишлак, а изрядно выпив, стал хвастаться своими тремя женами. Даже вытащил их к гостям с женской половины, и давай паранджу с одной сдирать.

Нас предупреждали, что женская половина для посторонних – «харам» (с арабского — «запретные действия»). Говорю ребятам: «Дело пахнет керосином». В общем, мы, не прощаясь, прыгнули в БТР и по газам. И очень своевременно, потому что местные жители уже начали собираться с намерением забить дерзких русских батогами.

По прейскуранту

Кстати, паранджу активно использовали душманы для маскировки. Вот фотография: переодетый душман попал в оцепление, и ему пришлось сдаться. Ребята собрались посмотреть на красавчика-вояку. К таким операциям привлекали местных женщин из церондоя (милиции).

Вообще, без регулярной армии Афганистана мы не могли приступать ни к каким военным действиям. Но обычно получалось так: мы воюем, а афганские вояки (сарбозы) сзади лежат. После боя увозят уже связанных бандитов в участок, подержат и отпустят в соответствии с гуманным законом молодой демократической страны, а они снова за БУРы. Для них война — доходное дело, все по прейскуранту за каждую голову неверного.

“Петь не буду!”

Любая война – это всегда пот, кровь и слёзы. Каждый день война – такое может любого свести с ума, сделать циничным. Может поэтому, а может вопреки, на войне было место и празднику: в каждом подразделении своя баня, а после бани чай и песни под гитару до утра, и театрализованные представления. А самыми радостными событиями были шефские концерты звезд советской эстрады. В то время многие из знаменитостей приезжали поддержать боевой дух воинов-интернационалистов. Некоторые встречи оказались незабываемыми.

С концертом прилетела в часть Роза Рымбаева (в те годы ее называли поющим соловьем Азии), я должен был ее на своей «рябухе» встретить в Кандагаре. Ей показалось романтичным прокатиться на открытой броне, я отказать не смог. В итоге по прибытии командир бригады при всех объявил мне 7 суток ареста, но моя именитая пассажирка, спрыгивая с БТР, решительно объявила: «Если вы его накажете, петь не буду!» Вздохнул командир: «Благодари, Мурин, свою заступницу».

Приезжала со своим ансамблем и Людмила Георгиевна Зыкина.

«Ты тоже родился в России – краю полевом и лесном, у нас в каждой песне – берёза, берёза – под каждым окном»… Эту песню в ее исполнении солдаты слушали стоя.

Спустя 20 лет мы встретились после концерта на Родине. Подарив букет, спросил: «Может, вспомните меня: Афганистан, 1983 год?» Она внимательно посмотрела на меня: «Тебя Коля зовут? А я назвала тебя тогда Колокольчиком». Вспомнили, как Людмила Георгиевна пыталась выбить песок из концертных платьев, а я отправил ей на помощь солдата. Тогда, подозвав меня, она сказала: «Запомни, Колокольчик, я простая русская баба и всё привыкла делать сама».

За каждого из нас Бог горой стоял

С теплотой вспоминаю наше боевое братство. А библейская фраза: «Нет больше той любви, чем положить жизнь за други своя», – для нас была не пустым набором слов. Умирать никому не хотелось, но установка у всех была одна: сам погибай, но товарища выручай. На войне атеистов я не встречал, за каждого из нас Бог горой стоял, а иначе невозможно понять и объяснить многие передряги, из которых мы выходили живыми.

Что еще хорошего можно вспомнить из пережитого… Наверное, доброжелательное отношение местного населения. Шурави рафик – так обращались они к нам, что значит: русский друг. При встрече старались угостить домашними лепешками. Люди понимали: мы воюем не против них, а за них, за мир, за справедливость.

Как бы потом ни искажали информацию в России в угоду западу — не было у нас цели захватить государственную власть и поработить народ. Цель была другая: оказать поддержку установившемуся демократическому строю в стране.

Парашютная секция

Война для меня закончилась, и надо было втягиваться в обычную жизнь. Переход к мирной жизни для меня прошел практически безболезненно благодаря детям. Мы оказались друг другу нужны: им было интересно общаться с участником боевых действий, а мне было чем с ними поделиться. В общении со школьниками я нашел свою отдушину.

В 1987 году в старом здании школы №6 мы с афганцами  организовали парашютную секцию, на базе которой впоследствии был создан авиаклуб «Можга». Весь город и вся советская власть тогда помогала нам в этом, зная, что город Можга – Родина Владислава Крестьянникова, трехкратного Абсолютного чемпиона мира по парашютному спорту!

Танки в городе

А эта история могла произойти только в нашей стране и только в смутное время. В 1989 году по улицам провинциального городка в Удмуртии прошли два танка. Что случилось? Путч? Переворот? Смена власти? Нет! Это афганец Мурин две списанных БМП пригнал из Чебаркульского военного гарнизона для патриотического клуба «Служу Советскому Союзу» и прокатил на них школьников. Восторгу мальчишек не было предела. Позже, конечно, пришлось расстаться с техникой, не нашла идея поддержки у городских властей, но история эта у многих осталась в памяти.

Кому нужна была эта ваша война?

Спрашивают меня.

Я отвечаю.

Ребята с честью выполнили свой интернациональный долг. По сути, советские войска на протяжении десяти лет не противостояли оппозиционным партизанским отрядам, а сражались с хорошо обученными и до зубов вооружёнными боевиками. При этом советские солдаты и офицеры не только защищали объекты, но и способствовали строительству мирной жизни, обеспечивали развитие инфраструктуры. Не случайно в Афганистане их даже сейчас, тридцать лет спустя, вспоминают с благодарностью.

Другое дело, что пересмотр внешней политики и переход к «новому мышлению» полностью разрушили уважение к советской армии. Если у страны нет интересов, то и оберегать их незачем. Об афганской войне постарались забыть, а вместе с ней — и о тех, кто на протяжении десяти лет блестяще исполнял свой долг, проявляя мужество и воинскую доблесть. Хорошо, что сейчас отношение хоть и постепенно, но меняется. Люди не случайно называют нас «афганцами», за верность и дружбу с афганским народом!

Из удмуртского городка Можги, численностью менее 50 тысяч, в Афганистан ушло 153 парня, из них семеро погибло на войне. Будем помнить:

1. майор Балобанов Виталий Николаевич (1948-1983)
2. рядовой Головизнин Сергей Васильевич (1963-1983)
3. капитан Горынцев Валерий Алексеевич (1956-1986)
4. рядовой Сергеев Сергей Иванович (1964-1983)
5. ефрейтор Смышляев Сергей Геннадьевич (1964-1983)
6. лейтенант Тихонов Михаил Николаевич (1960-1983)
7. рядовой Федулов Валерий Владимирович (1964-1984)

Они остались верными присяге! Вечная слава героям!