Волчок из сказки сказок юрия норштейна герой

Всю выставку, от начала до конца, придумал Юрий Норштейн. За несколько часов до открытия он еще продолжал работу: доставал из бумажных конвертов персонажей мультфильма и пинцетом бережно раскладывал их на стеклянной витрине.

Участники выставки пытаются говорить о войне в несвойственной сегодня манере: нежно, лирически, с грустью. Это попытка посмотреть на войну глазами ребенка. Своими воспоминаниями о войне и послевоенном времени делятся дети 40-х годов: Людмила Петрушевская (соавтор сценария «Сказки сказок»), Наталья Абрамова (редактор фильма), Франческа Ярбусова (художник фильма). Сам Юрий Норштейн рассказал, из чего в его фильме складывался образ войны.

Создатели фильма, как говорят организаторы выставки, настоящие дети войны: Петрушевская в войну была беспризорницей, жила на улице и точно знала, какие нужно спеть песни, чтобы получить немного еды, а Норштейн был в эвакуации, и воспоминания о войне у него другие. Он помнит военное танго, когда женщины танцевали с женщинами, потому что мужчины не вернулись с войны. Это танго он показал и в «Сказке»: женщины и мужчины танцуют под песню «Утомленное солнце», и внезапно мужчины друг за другом начинают исчезать, а вместо них летят треугольные похоронки.

Эта выставка — экскурсия по лучшему мультипликационному фильму всех времен и народов, по времени и по жизни Юрия Норштейна: «Фильм “Сказка сказок” самый для меня дорогой, потому что он самый личный, потому что он исповедальный в большой степени».

Все тексты и комментарии к работам написаны Юрием Норштейном от первого лица, это воспоминания о детстве, о доме и дворе в Марьиной Роще, где оно проходило, собственно о работе над фильмом. Много фотографий Марьиной Рощи, которой сейчас уже нет. Часть работ сделаны самим Норштейном в 50–60-е годы, на них запечатлены люди, там много жизни. На фотографиях, сделанных оператором Александром Жуковским в 1976 году, уже безлюдно, дома опустели и приготовлены под снос, но на веревках все еще сушится белье. «Когда оглянешься в прошедшее время, начинаешь вдруг понимать, что мир, где ты жил, уходит навсегда, и ты никогда туда не вернешься. Это ощущение непереносимо», — пишет Юрий Норштейн. Но эта выставка — как раз попытка удержать это ощущение времени.

Вспомнить, откуда взялись танцы, письма и раскачивающийся фонарь, можно тут же. Сесть в темном кинозале на старые (1935 года) красные кресла из Центрального дома работников искусств и посмотреть «Сказку сказок». А затем еще и прочитать рассказы Норштейна о том, откуда взялся бык, прыгающий через скакалку, младенец, сосущий грудь, и волчок, большими испуганными глазами глядящий на войну.

Самый известный мультипликационный образ, созданный Юрием Норштейном — Ёжик в тумане, — давным-давно перестал быть авторским творением и перебрался в разряд фольклора или, как принято говорить на канцелярском языке, «национального достояния». Человек, не знающий Ёжика, по всей видимости является не человеком, а инопланетянином или по меньшей мере жителем солнечной Африки, где много диких обезьян и мультфильмы смотреть негде: эту десятиминутную историю знают и любят по всему миру, в рейтинге IMDB она сегодня стоит на 13-м месте среди мультипликационных короткометражек, а в Японии несколько лет назад её и вовсе назвали лучшей анимацией всех времён и народов. В то время как другой образ авторства Норштейна, Волчок из «Сказки сказок», оказывается незаслуженно (под)забытым. Смотреть без удовольствия и восхищения на то, как Волчок качается в прялке, поёт колыбельную и изучает собственное отражение в колёсном диске, физически невозможно, а эпизод, где Волчок ест горячую печёную картофелину, я и вовсе готов назвать прекраснейшим среди всего увиденного мной в мультпликации. Те же японцы со мной солидарны: «Сказка сказок» в их рейтинге «best of the best» расположилась на втором месте, сразу после «Ёжика в тумане».

Этот перекладной мультфильм 1979-го, самое крупное произведение Юрия Норштейна (если не считать легендарную незаконченную «Шинель»), представляет собой ряд зарисовок, да и не зарисовок даже, а цепочек образов, не слишком тесно связанных между собой. Вот мать кормит грудью ребёнка и поёт ему колыбельную; вот приходит серенький Волчок – приходит в опустевший город, боится шума и ищет что бы поесть; вот порыв ветра приподнимает скатерть, проносит пожелтевший лист, усиливает грохот летящего вдаль поезда… Цвета приглушённые, пространство глубокое и тёмное… Но вот – свет, появляются новые образы, образы существ и людей, обитающих то ли в Лукоморье, то ли в раю, то ли в чьём-то воображении: флегматичный бык играет с девочкой со скакалкой, хитрый котяра получает по носу от крупной рыбы, пойманной сидящим поодаль рыбаком… И снова мрачная реальность, играет «Утомлённое солнце», мужчины уходят на войну, и возвращаются немногие… Волчок крадёт несколько картофелин…

Пересказывать «Сказку сказок» – всё равно что пересказывать стихотворение. Здесь правят не сюжет, не мысль и не чёткая картинка, здесь – царство эмоций и воспоминаний, тончайших чувств и едва заметных душевных вибраций. Из «Сказки сказок» не надо вычленять идею, нет нужды её разбирать по косточкам и интерпретировать – тем более что Норштейн называл её самым автобиографическим своим произведением. Он создавал, если хотите, «памятник памяти», материалом для которого служили не крупные камни и не монолитные глыбы, а маленькие случайные осколки, слепленные друг с другом как получилось – но от этого памятник стал куда более убедительным.

Искусство очень часто обращается к теме детства, детских фантазий/мечтаний/страхов и их отношения с реальностью. Мы же потом получаем возможность предпринять множество разных экскурсий по детству. Взяв гидом, например, Льва Толстого и его «Детство», мы увидим все достопримечательности – Кремль, Храм Василия Блаженного, Арбат – и станем обладателями подробнейшей информации – дата постройки, высота в сантиметрах, количество шагов от края до края. Взяв гидом Юрия Норштейна и его «Сказку сказок», мы ни за что не заметим Кремля и даже Москвы-реки, но обязательно побываем и на тихой третьестепенной улочке, и в позабытом всеми крохотном музейчике, и у дома, где жил и умер кто-то когда-то почему-то. И в итоге увидим много того, о чём никогда не узнали бы, осматривая лишь всем известные места…

«Сказку сказок» невозможно понять, но её можно прочувствовать. Наверное, именно поэтому она так нравится японцам. А также тому, кто узнаёт в этих случайных образах всё прекрасное, всё необъяснимое и всё трагичное, что было в его детстве, но безвозвратно ушло. Ему – воздастся, так как мультфильм действительно великолепен, хотя не заставляет ни плакать, ни смеяться. В нём слишком много полутонов для столь однозначных реакций. Шедевр, чего уж там.

Смотреть и качать: http://mults.spb.ru/mults/?id=645

Работа знаменитого знаменитого советского мультипликатора Юрия Норштейна и его жены Франчески Ярбусовой по сценарию Людмилы Петрушевской завоевала множество наград на международных фестивалях. Мультфильм непрост для понимания, хотя смотреть его можно всем – и взрослым, и детям.

Сюжет произведения

Здесь нет единого линейного сюжета, с простой завязкой, кульминацией и развязкой. Однако сквозь весь мультфильм, через многие его пласты, истории и поэтические видения, проходит образ волчонка, Волчка – того самого, из детской сказки.

В первой сцене мы видим младенца, сосущего грудь матери, она напевает колыбельную «Придет серенький волчок». А вот и волчок – он тут же, он смотрит на ребенка и видит его.

Затем мы переносимся в другой мир, волшебный, где живёт поэт и мифические существа: бык, сказочный кот, удивительная рыба, что плавает прямо в воздухе, и даже пингвин. Поэт занят тем, чем и полагается заниматься творцу – он мучается и творит. Его жена стирает, качает люльку с младенцем. Девочка в панамке прыгает через скакалку, которую вертит огромный, но милый бык.

Другая сцена – опять старый дом и перед ним столы в ряд, застеленные большой белой скатертью. Налетает ветер и уносит скатерть. Старый дом заброшен, заколочен. Не осталось никого, только бродит маленький волчонок по свалке из старых вещей. Он вспоминает, ему видится предвоенный вальс, кружатся пары. И вдруг женщины остаются одни – мужчины, одетые в плащ-палатки, уходят вдаль. А к женщинам, как птицы, прилетают прямоугольники извещений о смерти, звук их бумажных крыльев резок, как выстрел.

Но вот мы переносимся в зимний лес. На ветвях деревьев сидят вороны и… пухлый мальчик, чьи щечки – как яблочки. И еще он грызет яблоко, смотрит на ворон и делится с ними лакомством. Рядом, на скамейке скучная ворчливая мама и вальяжный пьющий папа. Допив бутылку отец гордо, по-мужски встает, на его голове вздымается воображаемая наполеоновская треуголка. Мальчика тащат за руку, он догоняет отца – тоже в треуголке.

Мы снова видим волчка – он запекает картошку в костре. Мы видим свет от фар мимо проезжающих автомобилей. Из двери деревянного дома льется таинственный свет и волчок идет к нему. Он попадает в страну, где живет поэт и его семья. Подкравшись к столу поэта, волчок хватает и уносит рукопись – это от нее исходил волшебный свет. Бежит с этой рукописью через лес, по дороге с автомобилями и вдруг… рулон бумаги превращается в плачущего младенца. Волчок находит люльку, укладывает младенца и напевает ему колыбельную – да, ту саму, про волчка. Ребенок смеется и играет со зверенком. Так о чем этот калейдоскоп чудных видений?

Смысл фильма «Сказка Сказок»

Очень важно понимать, что Норштейн делал не обычный сюжетный фильм, но удивительное произведение, чьи образы настолько сильны, что обращаются к нашим чувствам совершенно минуя разум. Вы смотрите на этого волчка, на уходящих вдаль солдат, на мальчика с воронами, на райские виды с чудесными животными и вы УЗНАЕТЕ их, они вам говорят о чем-то самом важном, вы знаете о чем, но сказать не можете.

Конечно, это волчок из колыбельной – как символ детства и человеческой души. Старый дом был в жизни большинства из нас. Вы уже уехали из него. Но неужели там никого совсем не осталось? Остался персонаж детской сказки, как домовой.

Таинственный мир, в котором живет поэт с семейством – это мир воображаемый, идеальный, какой-то поэтический рай, в котором время остановилось, здесь нет обычных тревог жизни. Здесь грозный бык Пикассо превращается в кроткую и бесконечно добрую животинушку – на побегушках у маленькой дочки.

Совершенно ясна сцена с воронами и мальчиком: это дитя, чья чистота и близость к природе несомненна, он живет сердцем и испорченность, пошлость его родителей пока не сказалась на нем. Но вот он на наших глазах превращается в обычного человека, члена своей обычной семьи.

Военные сцены в фильме особенно щемящие – это трагедия жизни, и, что еще важнее, смерти. Судьбы, искалеченной войной. Мир этот страшен, он трагичен, но в нем есть волшебное пространство детства, сказки и … творчества.

Смысл финала

Тот самый волчок, которого нужно бояться, становится символом доверия к жизни, принятия ее во всей полноте, несмотря на то, что она может быть по-настоящему ужасна – разве есть что-то ужаснее войны? Древняя колыбельная – а знаете ли вы, что она происходит от похоронного обряда? – вдруг становится песней надежды. Вас пугали волчком? А он есть символ любви в этом фильме.

https://youtu.be/EPkG67zlgQ0

Про Волчка