Воробьев гуси лебеди читать полностью рассказ

…Вынесу войну,
сто ран приму, но выстою.
Себя верну, любовь верну,
и щедрую и чистую.
Такую щедрую, что в ней
не думал об измене я,
такую чистую, что ей
лишь только ты – сравнение!

А. Недогонов

1

Это случилось ранней осенью, на третьем году войны. Возвращаясь с задания, группа партизан-разведчиков наткнулась на вражескую засаду, и из семи человек на базу пришел только один. Он был смертельно ранен, но у него хватило еще сил рассказать в штабе о происшедшем. Командир отряда был человеком молчаливым, и радистка Таня узнала о гибели Сергея Марьянова лишь на второй день. Она неслышно вошла в штабную землянку и остановилась у дверей ниши, завешанной плащ-палаткой. Глядя на ее белые губы и изумленно расширенные глаза, командир охнул и произнес почему-то шепотом:

— Ну… вот и ты.

Девушка не заламывала рук и не билась в истерике, она не плакала и стояла молча. Командир сказал, что место гибели партизан осмотрено вчера еще, но, кроме стреляных гильз, там ничего не найдено.

— Значит, они живы! – жарко выдохнула девушка. – Что же вы сидите? Они же в плену… Их мучают — вы понимаете?! А потом его… всех их повесят на крючьях! Что же вы сидите!

Командир не сказал Тане, что наступающей ночью отряд покидает этот лес, но он объяснил, что город, где сосредоточено до двух полков немцев, им не взять.

Он утешал Таню, старательно припоминая слова поласковее, потом подал ей изношенную полевую сумку и снова сказал почему-то шепотом:

— Это книги его…

За штабной землянкой, в кустах ольхи и крушины, Таня раскрыла сумку. Там лежали красный томик Маяковского, «Тихий Дон» и нетолстая тетрадь стихов Сергея Марьянова. Стихи его Таня знала наизусть — они ей нравились едва уловимой грустью о непережитой юности.

Как во сне она перелистывала тетрадь. На листке, помеченном пятым числом сентября, сбились в тесную колонку строчки начатого стихотворения:

Без тебя не быть бойцу поэтом,
Вез тебя я выстужу жилье:
Без тебя разуто и раздето
Сердце терпеливое мое…

Эта строфа была трижды перечеркнута, и сбоку предельным нажимом карандаша синело: «Не мое. чужое. Не то!»

— Сергей» Сергей! — не слыша своего голоса, позвала Таня, продолжая бежать глазами по вымаранным строчкам.

Отшумит тревога грозной были.
Будет день — и я его дождусь:
Не смахнув с ресниц дорожной пыли,
У твоих дверей я постучусь.
Я возьму твои худые руки
Так же, как теперь я их беру.
Расскажу, что в эти дни разлуки…

Зачеркнутую строчку Таня прочесть не смогла. Дальше шло:

Что я помню час рожденья грезы
О далеком счастье новых дней,
И минуты радости, и слезы.
И дымчатый шелк твоих кудрей.
Все, что я любил в тебе без меры.
Торопясь, волнуясь и горя…

Она не смогла читать дальше и, упав на листья ивняка, закричала, глуша голос рукавом телогрейки:

— Сергей! Сергей!

Пятое сентября! Именно тогда Марьянов узнал, что по заданию командования через несколько дней Таня улетает самолетом на Большую землю.

— Серге-е-ей!!

В этот день Таня дважды еще появлялась в штабной землянке. Она просила и наконец требовала от командира принятия экстренных мер по спасению Марьянова и его товарищей, ибо решительность ее доходила до полного убеждения в том, что двести одиннадцать партизан в состоянии разгромить двухтысячный гарнизон немцев.

— Я вполне оценил твои чувства, Таня, — внушительно сказал командир отряда. — Ты — редкая… нет, ты — настоящая русская девушка, и, видно, хорошо быть любимым такой, как ты. Но послушай меня внимательно. Если я прикажу отряду атаковать гарнизон, партизаны выполнят приказ немедленно и, очевидно, все погибнут. И если мы с тобой останемся в живых, нас надо будет расстрелять за безрассудность этой затеи!..

Ночью при построении групп для следования отряда на новое место Тани не оказалось в радиоземлянке. На железном ящике из-под немецких медикаментов, служившем радистке тумбочкой, командир нашел записку; «Андрей Дмитриевич! Я взяла две французские гранаты, которые подарил мне Сергей. Пистолет и все четырнадцать патронов оставляю. Запасной аккумулятор стоит у дверей, в углу. Вы снимайтесь и уходите, как решили, а я (это слово было зачеркнуто), а мы вас найдем. Вы же сами говорили, что никогда не погибнет тот, кто твердо верит, что будет жив. Я долго думала об этом и не могу представить себя неживой. Ну как это можно, Андрей Дмитриевич! Не ругайте меня, все будет хорошо. Т. П.».

— Я тебе покажу «хорошо», чертенок! Сумасшедшая девчонка! Дрянь! Я тебя выпорю самолично, обезьяна московская! — кричал командир и уводил глаза в тень, пряча тревогу за судьбу Тани от окружавших его людей.
Он, видно, верил в невероятные случаи, и оттого приказ еще двум партизанам-разведчикам звучал так лаконично и ясно:

— Найти. Будет упираться — нести на руках. Запомните новое место расположения отряда. Все!

С получасовым опозданием отряд угрюмо двинулся вперед. А на рассвете, километров за двадцать от покинутой стоянки, партизаны встретили группу Сергея Марьянова. Полуобнаженные, залепленные с ног до головы грязью, шесть человек бросились к товарищам.

— Ты где же был? — тяжело задышал командир отряда, глядя на Марьянова.

Доклад того был короток и обычен: нарвавшись на взвод полевой жандармерии, группа приняла бой, израсходовала боеприпасы и, потеряв одного человека, стала уходить в сторону базы. Бежали и ползли самыми трясинными местами болот и топей. На вторые сутки жандармы отстали, и только псы, охрипнув от злобы, не прекращали погони. Но двух задушили руками, а остальные… черт их знает, куда они делись, наверное, тоже отстали…

…Размеренной чередой проходили дни. Падали в боях люди, и хоронили партизаны покойников в местах, недоступных солнцу. В одиночку и группами вливались в отряд бойцы, и они, живые, заслоняли образы мертвых. Неслышной, невесомой поступью мял опавшие листья лесов командир отрядной разведки Сергей Марьянов. Приводя на базу схваченных жандармов, он ставил их у сосен и голосом, сдавленным горем, почти вежливо спрашивал:

– Вам не приходилось в своих гестапо допрашивать русскую девушку Таню? Нет? А двух партизан-разведчиков, что были посланы на ее розыски, – тоже нет?

Поздней осенью отряд ушел далеко на юго-восток и вскоре соединился с наступавшими частями своей армии…

Близился конец войны.

В бою за тот самый город, куда с двумя гранатами ушла полгода тому назад Таня, гвардии лейтенант Марьянов был тяжело ранен в плечо. В освобожденном городе он лежал в госпитале, разместившемся в здании заводоуправления, у окна с видом на тюремную стену. К ней, почерневшей от времени и не задетой ни единым осколком снаряда, подступила река. Она утекала на запад, и в неё постоянно садилось огромное и лохматое солнце. Тогда река пылала нестерпимо жарко и на чёрной стене тюрьмы плясали дымно-багровые блики.

В эти минуты у Марьянова всегда начинался бред. Выгибаясь на койке, он порывался к окну, силясь освободиться от грубовато-ласковых рук сестры-сиделки.

– Разве ты не видишь, Андрей Дмитриевич? Не видишь? Они бросают её в пламя!.. Прямо со стены…Ты что же, Андрей! Пусти… сволочь! Пусти! Таня! Танюша! Потерпи, я сейчас…

Сестра звала на помощь и торопилась опустить на окне штору.

По утрам падала температура. Марьянов лежал тихо и припоминал обрывки вечерних видений: горящая река, сизые фигуры жандармов, бросающие Таню в огонь… А Таня упрямо просит их о пощаде. Да-да, просит! «Как же это она могла?» В голову её впились две стальные блестящие пластинки, и Таня то и дело трогает их руками. «Что это они сделали с нею?!»

И Марьянов стал нетерпеливо ожидать захода солнца. Ему надо было знать, во что закована голова Тани, и надо было услышать, о чём она просит палачей…

Однажды утром он подозвал сестру.

– Послушайте, – сказал он, – это неправда, будто она испугалась. Ничего подобного! Стальные пластинки на голове – это наушники от рации. От нашей партизанской рации, понимаете? И она звала: «Тайга! Тайга! Я – Лебедь! Я – Лебедь!» Это позывные, понимаете?

– Опять ему плохо, – вздохнула сестра и прислонила ладонь к нежаркому лбу Марьянова.

Потом его унесли на третий этаж. Там, в операционной палате, ещё от дверей, с носилок, он увидел в широкое окно прятавшуюся за стенкой тюрьму. «Вот она, проклятая прислужница немцев!» — прошептал Марьянов и стал считать чёрные провалы мрачного здания. «Два, четыре, восемь, двенадцать… В это или вон в то окно Таня видела в последний раз солнце? Наверное. Вон в то, угловое, что ближе к реке…»

– На стол. Раздеть! – услыхал он требовательный голос.

У главного хирурга госпиталя бородка клином, и её плотные прямые щетинки выбивались из-под марлевой маски, как иглы. «Злой, должно быть, старый филин», — неприязненно подумал о нём Марьянов, и, будто в подтверждение его догадки, хирург стал резко выговаривать что-то своим помощникам. Марьянов уловил несколько незнакомых слов. «По-латыни – значит, обо мне», – подумал он и, повернув голову от окна сказал:

– Не надо, доктор.

– Что не надо? – раздражённо спросил хирург.

– Общего наркоза не надо.

– Ну, это, батенька, не ваше дело! Потрудитесь лежать спокойно, — наставительно, но уже без прежней резкости сказал хирург, решив, что его пациент – медик, раз ему знакома латынь.

Но хирург ошибался – Марьянов не знал латинского языка. Лежа в госпитале, он незаметно утерял внутреннюю сопротивляемость здорового человека зримому и возможному злу – веру в благополучный конец любых бед. До этого он жил с тревожной, но постоянной мыслью, что Таня, может быть и жива, мало ли чего хорошего не случается на свете! Теперь же он уверовал в гибель Тани и испытывал сложное чувство вины за её гибель. Вид тюрьмы рождал в его мозгу мучительные картины истязаний любимого человека, и он всем телом, казалось, слышал повисший над землей предсмертный крик Тани. Да, в мире жил этот крик, и Марьянов воображал, что ощущением собственной боли он примет на себя частицу Таниной прошлой муки.

– Не надо наркоза, доктор! – упрямо проговорил он. – У меня слабое сердце… наркоз вреден… и очень крепкие нервы. Можете оперировать, я не буду стонать. Ну пожалуйста, доктор!

– Ну-ну, нечего кокетничать! Слышали наш разговор, а выдаете его за просьбу! – проворчал хирург и обратился к ассистентам:

– Ну-с!

Марьянова раздели и положили на стол. Он взглянул на своё исхудавшее тело и, устыдившись врачей, отвернулся к окну. «Ну, вот и я, – сказал он мысленно, найдя угловое окно тюрьмы, – вот и я…»

Ноги и правую руку его схватили жесткие ремни, а перед глазами протянулась невысокая белая ширма, скрыв хирурга и его помощника. Торопливо и грубо кто-то снял с плеча его бинт, чьи-то мягкие и приятно холодные пальцы вдумчиво ощупали края раны и вдруг причинили короткую, как удар, боль. Марьянов прикусил губу, но пальцы сбежали по руке к локтю, где тело не чувствовало прикосновений…

Он только раз приглушённо охнул и с силой рванулся всем телом. Тогда хирург показался из-за ширмы и спросил укоризненно:

– Неужели больно?

– Нет… но если бы скорей, – сквозь стиснутые зубы проговорил Марьянов и взмахом ресниц поблагодарил сестру, отёршую пот с его лба… Потом за ширмой кто-то уронил то, что в таких случаях принято класть неслышно и бережно.

– Что это упало? – крикнул Марьянов.

– Где упало? Что упало? – прокричал хирург. – Ножницы упали. На пол!

– Рука упала. В таз, – раздельно и тихо сказал Марьянов, а хирург сморщил нос, пошевелил сединой бровей и низко склонился к лицу Марьянова.

– И совсем не рука, – сказал он ласково, как ребёнку, – не рука, а кисть. И к тому же – левая кисть. Ну, будьте же до конца умницей… – и запеленатыми в марлю губами поцеловал Марьянова в лоб.

2

Домой!

В те далекие дни редки были пассажирские составы, и на станциях в кассах демобилизованным не продавались плацкарты. Солдаты и офицеры ехали в теплушках, на покатых хребтинах цистерн и на подножках платформ, груженных металлоломом.

Лишь на пятые сутки пути, ночью, Марьянов прибыл на родину Тани.

Нетронутый войной городок утопал в темной зелени, и его деревянные домишки дремали в палисадниках, зачарованные тишиной пустынных улиц. Марьянов не скоро отыскал переулок Софьи Перовской и долго сидел у его начала под заборчиком, курил. Потом он размеренным шагом перешел к четной стороне домов и вдруг не выдержал — побежал, гулко ступая сапогами по деревянному настилу тротуара, придерживая рукой прыгающий за спиной мешок…

Домик под цифрой «10» оказался крохотным, хрупким. Смежив ставни, он был как задремавший больной ребенок, и окутавший его лунный сумрак пахнул увядшими цветами, как лекарствами.

Вежливо, просяще Марьянов трижды постучал в ставню. И когда он, сняв фуражку, прижимался ухом к теплой доске ставни, с крыльца окликнул его старческий женский голос:

— Ты што, батюшка?

Марьянов надел фуражку, оправил гимнастерку и только тогда сказал западающим голосом:

— Я с фронта… Я к Лебедевым…

И вот он сидит в маленькой комнатке, увешанной пучками засушенной мяты. О закоптелое стекло лампы потревоженно бьются мухи, и пойманным шмелем гудит усталый голос старушки:

— Сорок ночей ходила я за Петром Григорьевичем, а как помер он, то я и осталась тут. Покараулю, думаю, а вернется Танюшка — передам ей все в целости… А ты, батюшка, кто же доводишься Лебедевым? Знакомый Петру Григорьевичу али как?

На этажерке, где сиротели учебники для десятого класса, Марьянов нашел свои нераспечатанные письма, что посылал из госпиталя отцу Тани. Он дал старушке банку тушенки и снял со стены Танины фотографии. А на рассвете он покинул город, и умиротворенность справных домишек показалась ему подозрительно невозмутимой, почти нелепой в сравнении с тем городом, откуда он приехал и куда возвращался теперь снова…

…И вот опять знакомое здание госпиталя, тюрьма. Город лежал в руинах, и по неубранным улицам плавали сложные запахи праха. В горкоме партии Марьянова встретили так, как встречали тогда всюду демобилизованных: «Хотите на работу? Хорошо». Он сдал свои документы и на третий день был утвержден директором кирпичного завода.

3

Занимались и гасли мирные тёплые зори. Казалось, что пряжа будничных дней однотонна, но из них ткались годы коврами с неповторимыми рисунками событий. И может быть, зря не написали прозаики повесть о вставшем из пепла силикатном заводе, а поэты – балладу о кирпичах, сделанных в городе, куда несколько лет тому назад ушла партизанка Лебедева с двумя французскими гранатами…

…Жильё Марьянова казалось большим и пустынным – в комнате не было кровати и буфета с посудой, а кресло, тахта, письменный стол и шкаф с книгами стояли по углам. Окна комнаты выходили в городской парк. Там давным-давно были срыты и разбиты цветники, а на месте погибших в войну осин высажены липы, и в летние месяцы за письменным столом Марьянова пахло мёдом.

Марьянов поздно возвращался с завода. Подходя к дому, он всегда ускорял шаги и торопливо поднимался по лестнице. Он бесшумно поворачивал в замке ключ и рывком распахивал дверь в свою комнату. Так повторялось каждый день в продолжение двух лет, и каждый раз, никого не увидев в кресле, он называл своё сердце глупым… Ведь это было невероятным, почти абсурдным! Кто мог в его отсутствие прийти и остаться в комнате? Кто?

Он снимал пиджак, бережно вешал его на спинку стула и надевал пижаму. Затем садился за стол и протезом левой руки нажимал на кнопку настольной лампы.

Тяжело, мучительно писал свою повесть Марьянов. Командир отряда Андрей Дмитриевич, комиссар Грачёв, Таня, партизаны и даже сам он, Марьянов, выступали на страницах рукописи унылыми героями и скучными резонёрами, умеющими будто бы ходить особенной ото всех походкой по неровной, изрытой траншеями земле… Марьянов злился и сжигал готовын главы, затем писал новые и снова уничтожал, недовольный.

«Я, наверно, бездарен», — подумал он однажды и наутро смущённо попросил своего главбуха прочесть неоконченную рукопись.

Анне Львовне было за пятьдесят. Она ходила степенной поступью человека, поглядевшего в жизни какую-то хорошую правду, разговаривала спокойно и тихо, и, когда подбивала баланс, костяшки счетов под её пальцами звучали заглушенно и мягко, как ссыпаемые в авоську баранки. Марьянов просил её не торопиться – он может ждать неделю и даже две, но уже на следующий день старался не попадаться на глаза старой женщине, испытывая к ней почтительную робость, почти страх. «Будто я подсунул ей подложный документ и боюсь разоблачения», – удивился он.

На третий день Анна Львовна вернула Марьянову рукопись.

– Я думаю, Сергей Михайлович, что книгу вашу напечатают, – сказала она. – Вы, наверное, уже давно решили, куда послать её?

Да, Марьянов решил. Он сказал название журнала, а главбух подтвердила:

– Напечатают, голубчик, напечатают! У вас всё там соблюдено, всё по традиции…

– А читать это не скучно? – осторожно спросил Марьянов.

Анна Львовна смешно повозилась в кресле:

– Да нет, что же… – и, потрогав концы пояса своей вязаной кофты, вдруг предложила: – А вы забудьте, Сергей Михайлович, будто книгу свою пишите для журнала.

– А для кого же писать? – удивился Марьянов.

– А для нас, голубчик, для людей. А лучше – для любимой девушки своей. Наверное, она у вас ласковая разумница, а таким пишут задушевно и искренне…

4

Журнал, куда Марьянов намеревался послать свою рукопись, опубликовал накануне войны два его стихотворения. Марьянов был удивлен тогда своей удачей и поражен злой добродетельностью редактора, уничтожившего в стихах все то, что давало им право называться стихами. Он возмутился и послал журналу еще два стихотворения, но ему внушительно разъяснили тогда, что если он стремится со временем стать поэтом, то должен раз и навсегда понять, что початки камышей не похожи на факелы, что сизая дымка горизонта — просто туман и пыль великих будней, а романтика вообще — это засаленный салоп, вконец изношенный писателями еще в прихожей редакции журнала «Нива»… Марьянов показал эту рецензию товарищам, и кто-то из студентов назвал его поэзию «салопницей». Он мужественно перенес обиду, и с тех пор, кроме Тани, никто не читал его стихотворений…

Припоминая все это, Марьянов дивился проницательности старой женщины, деликатно указавшей ему на причину серости его книги. Он не колебался и в тот же вечер уничтожил рукопись.

…И вот в заснеженных полях постоянно дует северный ветер. Оледенелые былинки бессмертника тускло лучатся под звездами и звенят хрустально-нежно и печально. В болотах тревожно аукает выпь, и черные султаны камышей колышутся, как погасшие факелы. Леса в новом варианте повести Марьянова всегда наполнены дремлющей тайной и зеленым сумраком.

Он писал легко и вдохновенно, впервые ощутив несказанную радость творчества, и ночи, проводимые за столом, были полны для него изумительно живых общений с минувшей былью. Силой любви и памяти он воскрешал прошлое почти до его физической яви, и временами ему казалось, что он слышит голоса своих героев и шум боя, и не хватало чего-то малого, чтобы перед ним встали живые участники описываемых событий.

Так прошел год, и ни на единый миг Марьянов не разлучался с Таней. Шаг за шагом они вновь проходили исхоженные вместе дороги. Он наделял ее всем, что было самого хорошего в мире, и оттого образ ее в повести был нечеток — тоненькая и высокая, с чуть капризными припухлыми губами, с упрямым чистым лбом и голубыми звездами глаз. Да, были еще косы, но в повести Таня не заплетала их, потому что Марьянову нравилось называть ее волосы метелью…

Повесть близилась к окончанию — Таня ушла из отряда на поиски его, Марьянова. Он проследил ее путь до комендатуры в подневольном городе, и там, у дверей с рослым часовым, Таня остановилась в замешательстве. Она стояла, спрятав руки в карманы летной тужурки, а немец угрюмо глядел на прохожих и вдруг тяжело шагнул к ней… Но это было начало нелепого, отвратительного конца. Таня не должна была подходить к часовому — это опасно, и Марьянов зачеркнул немца. Он вспомнил о французских гранатах, похожих на маленькие глиняные кувшинчики из-под ликера, и без участия Тани яростно запустил их в окно комендатуры, а ее сорвал с места, подхватил и унес из города живой…

Было еще много вариантов свершения Таней своего подвига, и каждый раз Марьянов спасал ее от гибели. Он не мог отдать ее в руки палачей, его воображение отказывалось создавать для нее пытки. Непреложность факта ее гибели он опровергал любовью, мечтой и надеждой, которые делают бессмертным род человеческий.

Таня жила, и повесть оставалась незаконченной.

5

Стояла осень, и в городском парке пламенели липы. Приходя с работы, Марьянов собирал на столе залетевшие в форточку листья и золотой стопкой складывал их у бюста Маяковского. Однажды Марьянов сказал поэту, как живому:

— Что ж, Владимир Владимирович! Видно, мало быть на вас похожим ростом, голосом и взглядом… Да-да, о том, что я похож на вас, мне давно говорили влюбленные в вас студентки, и, между нами говоря, я немного горжусь этим… Но вот не могли бы вы сказать, как спастись от тоски человеку, когда он совсем-совсем одинок?.. И правда ли, что прошлому верны бывают в жизни только слабые, никчемные люди, которые не имеют настоящего?.. А как понять ваше «вот и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова»? Может, и вы, Владимир Владимирович, тоже в жизни знали потерю… А? Но разве могут мертвые держать в плену души живых?

Острова… В К-й области, где родился Марьянов, этих островов нет. Там бескрайние поля, и в них редкими оазисами темнеют рощи. Теперь дубы роняют желуди и в полях плавают белые мотки паутины. Да, теперь там золотая осень и в лугах, куда он мальчишкой гонял пасти чужих лошадей, в болоте гуртятся утки, собираясь в отлет…

И Марьянов ощутил вдруг неодолимое желание увидеть родимые места. Это желание росло в нем с каждой минутой, и далекие были вставали в его памяти чудесной сказкой, наполнявшей сердце какой-то смутной радостью и ожиданием. Он написал в свой трест заявление об отпуске и стал готовиться к отъезду.

Разрешение на отпуск застало его готовым — чемодан и рюкзак лежали упакованными на столе. Накануне отъезда Марьянов пошел в горком.

— Ну что ж отдохните, — сказал секретарь. — Вы на Кавказ?

— Нет, в свое село.

— А, к родным?

— Да-да, — неопределенно ответил Марьянов и вдруг заторопился: — Я хотел поговорить с вами о своей судьбе, товарищ секретарь…

Он рассказал, что матери и отца не помнит — ему было полтора года, когда их расстреляли белые. А двенадцати лет он ушел в город, унеся обиду на сельчан за неласковость к озорному и упрямому сироте. Да, он был недолгое время беспризорником. Потом… потом все шло как положено. На третьем курсе педагогического института его застала война, и надо было защищать все то, что с таким трудом он накопил в жизни…

Он припомнил, как инструктор обкома партии Андрей Дмитриевич, он и радистка Лебедева тонули с парашютами в болотистой речке Ухлясь, а через два года с частями Советской Армии соединился боевой отряд из трехсот партизан… Он рассказал о Тане и о своей незаконченной повести.

— Я не хочу дальше оставаться в этом городе, ставшем могилой моей мечты,— сказал Марьянов, — и прошу вас не препятствовать моему переезду. За время отпуска я подыщу себе работу.

— Вот что, товарищ директор, — ответил секретарь. — Мы сейчас заедем ко мне домой. Вы возьмете мое ружье и поохотитесь там, куда едете.

Марьянов с горечью подумал, что этот человек ничего не понял из того, что он рассказал.

— У меня ведь одна рука, — сухо напомнил он.

— А вы кладите стволы на левый локоть и палите! Ружье замечательное, бьет кучно и без малейшей отдачи. Без малейшей! И вот еще что: захватите, пожалуйста, с собой на обратном пути литровочку меда. Я слыхал, будто в ваших краях чудесный мед целебного свойства. Ну и… очень прошу вас, а?

Несколько секунд Марьянов удивленно глядел на секретаря и, отвернувшись к окну, произнес негромко:

— Не надо ружья. Виктор Иванович… Ведь его можно вернуть вам и по почте.

— Да, конечно, — виновато улыбнулся секретарь. — Но я прошу вас возвратиться в город. Прошу. Я хочу расстаться с вами другом. Согласны?

6

Шелковка…

Две сотни белых хат двумя посадами рассыпались над речкой, кишащей пескарями и пиявками. Берега речки заросли ивовой дремучью, хаты тонут в садах, а вокруг — безбрежный океан созревающего хлеба, дрожащая синь знойного марева и никогда не потухающее солнце…

Он ушел из села летом, и мир детских впечатлений не представлялся ему в ином времени года. Он вспоминал летние дни, полные удивительных свершений и восторгов, бесконечные дни, населенные одними радостями, доступ к которым ему никто не запрещал. И он верил, что эти радости живы там и он испытает их снова, как только ступит ногой на полевую тропинку родимого края. Он еще издали низко поклонится селу за то, что родился в нем, и за то, что сохранил к нему бессловесную любовь и преданность…

В районный центр Марьянов приехал вечером. До родного села оставалось восемнадцать верст проселочной дороги, и он пошел пешком, легко неся на плече рюкзак и в руке чемодан. Далеко впереди, вправо от дороги, горел костер. В насыщенной звездами ночи жила чуткая тишина, и теплой пряностью недавно прошедшего лета еще дышали облегченные поля.

— Как хорошо! Как хорошо! — шептал Марьянов, шагая по уезженной дороге. Он вспомнил о древнем сторожевом кургане на подходе к селу и решил на нем дождаться утра…

Через полчаса пути костер почти не приблизился. Он тлел ровным неярким светом, и Марьянову почудилось, что он уловил в воздухе ароматный дух испеченной в золе картошки, и в сердце не было боли за себя, воровавшего на чужих огородах картошку и уходившего по вечерам в поле разжигать костер.

Огонек мерцал все ближе и призывней. Через каждые сто шагов Марьянов опускал чемодан на дорогу и взмахивал затекшей рукой, не спуская глаз с красной манящей точки. «Пойду, предложу колбасы за картошку», — подумал он и свернул с дороги.

У костра, разложенного между двух буртов сахарной свеклы, сидели двое — старик в дубленом полушубке внакидку и молодой в промасленной телогрейке и модной кепке с миниатюрным козырьком. «Сторож и тракторист», — определил Марьянов и вежливо поздоровался, остановившись у костра. Ему ответил старик — медлительно, с достоинством хозяина.

— Можно мне отдохнуть у вас? — попросил Марьянов.

— Пожалуйста, — прежним тоном отозвался старик.

Люди были незнакомы Марьянову. Они не проявили внешнего любопытства к нему и, выждав, пока он уселся чуть в стороне от костра, продолжали свою беседу. Говорил молодой — негромко, раздумчиво, с большими паузами:

— Прилетали они по зорям. Сядут на середину озера, обнимутся шеями и плавают, а белые — как снег. Ну, полюбуются, помилуются, а как солнце взойдет повыше — снимутся и улетят. Бабушка, бывало, говорит: «Храни тебя Бог, Данилыч, от причинения обиды птицам. Не тронь их». А дедушка… не стерпел. Подкараулил он их в одно прекрасное утро и полыхнул с берега. И убил самого. А лебедка осталась. Подплыл он на лодке, хочет взять убитого, а она прикрыла его крыльями, сипит на убийцу и норовит клюнуть… Насилу отнял, а ее пожалел, улетела… Дома дед распластал лебедя на полу, крылья — от стенки и до стенки, а глаза — как желтые монисты, и смотрит!.. Бабушка увела тогда меня в лес и сама тоже плакала, жалела старушка загубленную красоту…

Ну, прошел день, другой — всякое ведь дело забывается. Но вот на четвертую зорю на озеро прилетела лебедка — растрепанная, исхудавшая… И начала она метаться; то на воду сядет, то вынырнет, то взовьется. И стонет… Понимаешь, Матвеич, в жизни не слыхал я такого крика — одна живая боль! И так каждое утро. Сторожка наша у самого берега стояла — слышно все, и бабушка захворала, не вынесла лебединой тоски. А дед… он тоже переживал, как от зубной боли… Одним словом, не стало жизни нам. Мы с бабушкой начали уговаривать деда перевестись в другое лесничество — это можно было, деда ценили, но он, старый хрыч, нашел другой выход из положения… Как-то с ночи еще собрался в обход будто, а сам залез в кусты на берегу озера и дождался лебедку… Выпалил он по ней, да не попал — руки, верно, тряслись… И вот что получилось, Матвеич. Взвилась лебедка над озером и стала чуть заметной, а потом сложила крылья и камнем прямо на деда, на ружье…

7

Костер дотлевал. Насупясь, старик глядел на золотистую золу, скрестив на коленях руки. Подложив под голову рюкзак, Марьянов лежал, ожидая конца лебединой повести. Но рассказчик молчал, и тогда старик спросил сурово:

– Убил?

— Дед хорошо делал чучела, — не сразу отозвался рассказчик. — Все равно лебеди не живут друг без друга, а тут… Ты приезжай когда-нибудь к нам, Матвеич, и увидишь — как живые стоят они рядом и шеями обнялись. Как живые! И потом… дед рассказал, будто кричала лебедка, когда пикировала на ружье, радостно, как при живом лебеде…

— Врал твой дед, — сердито перебил старик, – совесть свою оправдывал. Ишь, придумал: «Не живут друг без друга!» Люди и те живут после гибели любимого человека, а то — вольная птица! Люди-то, по-твоему, меньше птичек в любви смыслят, как?

— Может, и не меньше, — глухо ответил парень, — но только у людей чуть что — и готово: нашелся другой или другая…

— А ты сам-то любил?

— А то нет?

— И терял?

— Расходились с согласия…

— Дурак ты, Федор, извини за грубость! Да нечто это любовь у вас была? От такой любви-согласия потом глазам, поди, больно было, как от кизячьего дыма! А настоящая любовь… она — будто все время в весне ты живешь, в саду… А сад тот цветет и цветет, и ни ему нет конца, ни твоей радости края, Федор. Да! Ты вот лебедей в пример человеку по верности поставил. А я тебе расскажу другую любовь. Человеческую, нашу русскую…

Очень нескоро старик скрутил цигарку и долго раскуривал ее, захватив двумя пальцами жаркий кизяк.

— Вот слушай, — заговорил он мягко, с выходом дыма. — Во время войны был на Смоленщине партизанский отряд, может, в тыщу человек, а можети в две. Контрразведкой в отряде командовал совсем молодой офицер. Отваги он был непостижимой. Наденет, бывалоча, германский мундир с чином генерала или полковника — и к ним: «Гут морген!» Те говорят: «Гут морген», — «Ну, как у вас тут дела идут?» — спрашивает. «Так и так, — отвечают, — плохо», — «Ага. Ну через денек вам полегчает, подмогу пришлю». А через денек — разгром! Так и работал… А вот беды всё же не миновал! Шел он как-тось со своими друзьями-товарищами по лесу — осенью в сорок втором дело было — и напоролся на горе. Стерегли его… Ну человек десять, а то и двадцать, их уложил он сразу — красавец был малый, а сам… Что же ты сделаешь, когда их тьма-тьмущая насела! Не бессмертный же? Ну и все! А я забыл сказать, что была у него любимая в отряде. Что она за человек — говорить не буду тебе, но знаю, Федор, что с такими не расстаются ни с согласия, ни иным путем. Узнала она о беде-несчастье и пришла к командиру отряда…

Марьянов тихо приподнялся с потеплевшей под ним земли, сел и, круто поставив колени, прижался к ним грудью.

— …не имею прав, — отвечает генерал, – губить отряд из-за пяти человек. За такое дело меня расстреляют… И тогда пошла она одна на десять тысяч врагов, понял? Это тебе не на дедово ружье пикировать, как?

— Ты читал это, Матвеич, да? — спросил парень.

— Слу-шай! — приказал старик, — Такое не выдумаешь! Слушай, говорю! Пошла она и целую неделю жила в городе — искала. Да что найдешь, когда кругом сплошные немцы!.. Конечно, может, и надо было ей отомстить там как-то… из пистолета или из гранаты, но это она не сделала. Смысла не было, домой обещала вернуться, в отряд, а главное, как я понимаю, не верила она, что попался он немцам… Ушла она из города, исколесила все леса — нет отряда, а дело к зиме, есть нечего, одна. И вот, отчаянная головушка, решилась она идти на прорыв фронта. И думаешь, не прошла бы? Прошла… да все-таки женщина так бабой и останется! На самом подходе к позициям вздумалось ей простирнуть в ручье кой-какие тряпки свои. Присела в кустиках и плескается, а сзади — «Хальт!». Оглянулась — двое! Выхватила она из-за пазухи гранату и по ногам им, а сама… от испуга, конечно, забыла прилечь, а тут и грохнуло. Немцев наповал, а ее в грудь осколком…

— Ну? – шепотом крикнул Марьянов — Погибла?

Старик осёкся и обиженно спросил:

— Это зачем же нужно? Спаслась! — утвердил он. – Уползла, и в одном хуторе три месяца выхаживали eё добрые люди, пока армия не пришла.

В голове Марьянова рождались и мгновенно гасли необычайные предположения о невероятном. Какое-то время он следил за рассказом и огромным усилием воли заставил себя слушать былину.

— …приехала, а багажик — один баульчик да на голове две косы в руку толщиной. Ну ладно. Начали мы работать, я школу топлю, она перваков учит – живем припеваючи…

«Нет, это не Таня! Разве ей не сказала бы старушка о моем приезде тогда в их город? А отряд? Ведь могла же она разыскать…»

«…Тихон Матвеич, — спрашивает она, — а с империалистической долго возвращались люди?» — «Да некоторые, — говорю, — аж лет через пять показывались, а других и до сих пор нет»,— «Вот видите! И он может еще вернуться. Ведь прошло только четыре года!» – «Это конечно, — говорю, – а вы писали куда надо? Телеграммы отбивали?» — «Писала,— говорит, – ответили, что в списках убитых и без вести пропавших нет», — «Значит, он жив, — говорю, — а в отряде о нем ничего не слыхали?» — «Да, видите ли, Тихон Матвеич, я, – говорит, — не хотела разыскивать своего командира». — «Это почему же?» — спрашиваю. «Боюсь, – говорит, – я же тяжелое нарушение совершила, самовольную отлучку. Меня и так разыскивал кто-то из отрядных, домой приезжал, фотографии забрал…»

Марьянов лежал не шевелясь. Он смотрел на пушистые, с детства знакомые звезды, и тихие слезы застилали его глаза, и в душе рождалась новая и большая вера в красоту бытия под этим небом.

:
Разведчик-партизан пропал без вести, его возлюбленная отправилась его искать и тоже пропала. После войны выживший разведчик услышал от постороннего историю своей любви и понял, что любимая жива.

Глава 1

Ранней осенью, «на третьем году войны» группа разведчиков большого партизанского отряда наткнулась на засаду. Единственный выживший, смертельно раненый, сумел добраться до отряда и сообщить обо всём командиру.

У погибшего командира разведчиков Сергея Марьянова в отряде была возлюбленная, радистка Таня Лебедева. Тел разведчиков не нашли, поэтому она не поверила, что Марьянов погиб, и потребовала у командира отряда спасти его. Командир отказался — даже если разведчики живы, их наверняка отвезли в город, занятый двумя полками немцев. Двести одиннадцать партизан не могли «разгромить двухтысячный гарнизон немцев», а командир не имел права посылать своих людей на верную смерть.

Тане отдали личные вещи Марьянова, среди которых была тетрадь с его стихами. Последние его стихи были о любимой. Ночью Таня ушла, захватив с собой две французские гранаты.

…никогда не погибнет тот, кто твёрдо верит, что будет жив.

Командир послал за ней двух партизан, а сам повёл отряд на новую базу. На рассвете отряд встретил пропавшую группу разведчиков во главе с Марьяновым. Оказалось, они столкнулись с отрядом немецкой полевой жандармерии. Бой был неравным, разведчикам пришлось отступить в болота и несколько дней прятаться среди трясин.

С этого дня Марьянов всех добытых им «языков» расспрашивал о русской девушке Тане и двух партизанах, но о них никто ничего не знал. Поздней осенью партизанский отряд ушёл на юго-восток, где соединился с частями советской армии.

Глава 2

После войны Марьянов отправился к отцу Тани, которому слал письма из госпиталя — там ему ампутировали руку. Оказалось, что тот умер. Соседка, ухаживавшая за стариком, пустила Марьянова в дом, где он нашёл свои нераспе­чатанные письма и снял со стены Танин портрет.

Затем Марьянов вернулся в полураз­рушенный город, откуда приехал и где лежал в госпитале. Людей не хватало, и его сразу назначили директором кирпичного завода.

Глава 3

До войны Марьянов писал стихи. Два его стихотворения даже опубликовали в журнале, при этом сильно раскритиковав. После войны он начал писать повесть об их с Таней любви, но за год так и не закончил её.

Марьянову не давалась концовка — он понимал, что Таня погибла, но не мог «убить» её на страницах своей повести.

Непреложность факта её гибели он опровергал любовью, мечтой и надеждой, которые делают бессмертным род человеческий.

Было несколько вариантов финала, и во всех Таня оставалась в живых. Повесть осталась незаконченной.

Глава 4

Осенью Марьянова потянуло на родину. Он подал заявление на отпуск, зашёл к секретарю горкома и рассказал ему, что родителей не помнит — их расстреляли белые, когда ему было полтора года. Односельчане кормили его из милости и не любили за упрямство и озорные выходки. В двенадцать лет Марьянов ушёл в город, некоторое время был беспризорником, «потом всё шло как положено». Война застала его на третьем курсе пединститута.

Затем Марьянов рассказал о том, как воевал, о своей любви к Тане и предупредил секретаря, что, скорее всего, не вернётся. Секретарь улыбнулся, попросил вернуться и привезти ему литр мёда.

Глава 5

В районный центр Марььянов приехал вечером и до родного села решил дойти пешком. Когда стемнело, он увидел вдалеке от дороги костёр и подошёл к нему. У костра сидели старик в полушубке и молодой человек в промасленной кепке. Марьянов решил, что это сторож и тракторист.

Марьянов попросился к костру, его пустили, и тракторист продолжил свой рассказ. Он рассказывал о своём деде-лесничем, жившем у озера, на которое каждый год прилетали лебеди. Бабушка просила его не трогать птиц, но однажды дед не утерпел и подстрелил лебедя.

С тех пор не стало им жизни — на заре прилетала лебёдушка и стонала, горюя об убитом лебеде. Дед не выдержал и попытался пристрелить её, но не попал, и тогда лебёдушка сложила крылья и камнем рухнула на деда.

Лесничий, конечно, добил птицу и сделал два чучела. Тракторист верил, что «лебеди не живут друг без друга». Сторож считал, что это неправда — «люди и те живут после гибели любимого человека, а то — вольная птица». Но и у людей любовь тоже разная бывает.

…настоящая любовь… она — будто всё время в весне ты живёшь, в саду… А сад тот цветёт и цветёт, и ни ему нет конца, ни твоей радости края…

И сторож начал рассказывать историю про настоящую русскую любовь. Марьянов с изумлением понял, что сторож рассказывает о нём и Тане.

Он узнал, что Таня долго искала его в городе. Она не верила, что он мог попасть в плен к немцам, поэтому мстить не стала, но и к партизанам не вернулась, а решила перейти линию фронта и добраться до позиций советский армии.

У Тани это почти получилось, но на подходе к позициям вздумалось её одежду постирать. Здесь её и нашли немцы. Она швырнула в них гранату. Немцев убило, а Таню ранило осколком. Девушка доползла до ближайшего хутора, где её выходили.

После войны Таня стала работать учительницей младших классов, а сторож в то время был истопником в школе. Она долго искала Марьянова, писала запросы, но он значился в списках без вести пропавших. Командира партизан Таня искать побоялась, ведь она ушла из отряда без разрешения, почти дезертировала. Она знала, что кто-то приходил в дом её отца, забрал её фотографию, но думала, что её разыскивают, чтобы наказать.

Марьянов слушал со слезами на глазах, смотрел на звёздное небо, «и в душе рождалась новая и большая вера в красоту бытия под этим небом».

Авторская мифология

Агония Земли

Адьюлтер, измена

Альтернативная география

Альтернативная история Азии

Альтернативная история Америки

Альтернативная история Африки

Альтернативная история Ближнего Востока

Альтернативная история Восточной Азии

Альтернативная история Восточной Европы

Альтернативная история Европы

Альтернативная история Западной Европы

Альтернативная история Северной Америки

Альтернативная отечественная история

Античная мифология

Бессмертие

Ближневосточная мифология

Богоборчество

Бунт

Быт

Веселое

Внезапное бедствие

Возвращение домой

Война

Война миров

Воплощение зла

Восстание

Восстание мутантов

Восстание роботов

Восстановление справедливости

Восточно-азиатская мифология

Вражда

Вторжение пришельцев

Выход эксперимента из-под контроля

Глупость

Готический ужас

Гуманитарное

Договор с дьяволом

Достижение

Достижение блага

Достижение цели

Европейская мифология

Жадность

Жертва

Заклинание

Избавление от бед

Империи

Индийская мифология

Интрига

Искусственный разум

Исправление героя

Истинное безумие

Квест

Классика детектива

Классика фэнтези

Классический ужас

Конспирология

Контакт с внеземной цивилизацией

Криминальная драма

Кровавый ужас

Легкое

Любовное

Любовные припятствия

Любовь к врагу

Магический реализм

Месть

Микромир

Мифологические элементы

Мифология народов мира

Мнимое безумие

Мятеж

На заре фэнтези

Научная магия

Научное фэнтези

Научные достижения

Научные достижения в руках злодеев

Невольное преступление

Ненависть

Неожиданные сверхспособности

Неосознаваемые ревность и зависть

Обряды

Обстоятельства

Одиночество

Опасное предприятие

Оптимистическое

Освобождение

Освобождение от врагов

Освобождение от тирании

Освоение планет

От лица животного

От лица предмета или явления

Отчаянная попытка

Ошибка ученых

Пародия

Пацефизм

Переселение разума

По мотивам кино

Победа

Победа над болезнями

Победа над врагом

Победа над злом

Победа над обстоятельствами

Победа над собой

Победа над чудовищем

Подсознательный ужас

Поиск истины

Поиск себя

Поиск сокровищ

Поиск счастья

Пороки

Постмодернизм

Потеря близких

Потерянный и найденный

Похищение человека

Предсказания

Преследование

Пришельцы из других времен

Психоделическое

Психологическое

Психология чужих

Путешествие в будущее

Путешествие в прошлое

Путешествия в другие миры

Путешествия во времени

Путь воина

Путь прогресса

Развитие героя

Развлечения, увлечения

Раздвоение личности

Расстояния

Расширение сознания

Реализм

Революция

Роковая ошибка

Русская мифология

Сакральные объекты

Самопожертвование

Самопожертвование во имя близких

Самопожертвование во имя веры

Самопожертвование во имя долга

Самопожертвование во имя идеи

Самопожертвование во имя любви

Свержение

Сверхспособности

Сверхцивилизация

Семейные драмы

Скандинавская мифология

Содомия

Соперничество, противостояние

Социальное неравенство

Социум

Спасение

Спасение мира

Спецслужбы

Средневековая мифология

Стимпанк

Стихия

Судебная ошибка

Сюрреализм

Таймпанк

Тайна, загадка

Темное фэнтези

Техногенная катастрофа

Трусость

Туда и обратно

Угрызения совести

Утечка вирусов

Фатальная неострожность

Феминизм

Философское

Честолюбие и властолюбие

Школа

Экологическое

Экономическое

Экспедиции

Эпидемия

Война – это самое страшное, что может выпасть на долю любому человеку. Константин Дмитриевич Воробьев как никто другой знал о тяжести военного времени. Особенно нелегка была военная пора для людей, которым хотелось обычных житейских радостей – любви, семейного счастья. Фронтовик Константин Воробьев вложил в свой рассказ «Гуси лебеди» смысл того, что настоящая и искренняя любовь сильнее любых преград.

Краткое содержание

Действия рассказа разворачиваются в годы второй мировой войны. Молодой разведчик Сергей вместе со своей группой собирается на вылазку в оккупированный немцами город. Сергею нелегко покидать лагерь. Но не из-за страха, а потому что он влюблен в юную радистку – Татьяну. Таня чувствует близкую беду, но, переступив через себя, отпускает своего возлюбленного на разведку.

Ради любви

Случается страшное – Сергей не возвращается с задания. Татьяна умоляет командира подразделения отправить за Сергеем спасательный отряд, но тот отказывает девушке. В порыве эмоций, юная радистка нарушает приказ командира. Она самостоятельно покидает лагерь чтобы найти Сергея в оккупированном городе.

Проходит время, а о судьбе девушки, покинувшей безопасный лагерь, так ничего и не слышно. Однажды, находясь в городе, партизанский отряд обнаруживает чудом уцелевшего Сергея. Разведчик сильно ранен и измотан. Он не перестает корить себя за то, что допустил бесследное исчезновение своей любимой Тани.

Чем дальше длится неизвестность дальнейшей судьбы Татьяны, тем сильнее в душе Сергея нарастает мысль, что его возлюбленная погибла в окруженном врагом городе, одинокая и несчастная. С этой мыслью разведчику приходится жить долгие годы.

По окончании войны, Сергей никак не может забыть свою фронтовую любовь. Не отвлекает его ни мирное время, ни смена места жительства, ни то, что он сумел дослужиться до должности директора местного завода.

Открытый финал

В попытке излить свою душу и выразить чувства к погибшей возлюбленной, Сергей пишет книгу. Сюжет книги завязан на ситуации, которой пришлось пережить Сергею и Татьяне. Но в конце рассказа, главному герою книги удается спасти свою любимую.

На заметку! Константин Дмитриевич Воробьев сам участвовал в Великой Отечественной войне. Ему пришлось побывать во многих боях и даже в концентрационном лагере. Но несмотря на все тяготы его жизни в военное время, он написал книги не об ужасах войны и смерти, а о любви и верности.

Сергей возвращается спустя четыре года на свою малую родину. В дороге он встречает попутчиков, остановившихся отдохнуть у костра. Разговорившись с ними, он узнает шокирующую для себя информацию – Татьяна жива. Она смогла не только больше недели находиться в оккупированном городе. Во время пересечения ею границы фронта, одним броском гранаты, она отбилась от отряда преследующих ее фашистов. Получив при этом серьезные травмы, добралась до ближайшего хутора. Там ей оказали помощь, и там она живет по сей день.

Заканчивается рассказ тем, что главный герой не может уснуть ночью, предвкушая встречу со своей возлюбленной. Но узнать чем же кончилась история, читателю не дано, так как финал рассказа остается открытым.

Объяснение сюжета

Смысл рассказа К. Д. Воробьева «Гуси лебеди» заключается в необходимости веры в любимого человека, верности ему и готовности пойти на любые трудности ради любви. В рассказе, подобно народной сказке «Гуси лебеди», находится скрытый и сакральный смысл о святости и непоколебимости перед любыми препятствиями такого чувства, как любовь и всеобъемлющей силе любящего сердца.

Подобно сестрице из сказки, Татьяна и Сергей преодолевают любые сложности ради спасения друг друга. А мировая война и фашисты, разлучающие главных героев несут, в рассказе «Гуси лебеди» смысл Бабы-Яги и ее подчиненных гусей из одноименной сказки.

На заметку! Писатель Воробьев не зря решил использовать такое название, как «Гуси лебеди». В нем скрытый смысл «лебединой» верности главных героев. Через года они проносят свои чувства друг к другу, ни капли не потеряв. Главные герои не представляют себе жизнь друг без друга, погибая в разлуке, словно пара лебедей.

Автор говорит читателю, что нет такой силы на земле, которая сможет противостоять любящему сердцу. Даже добившись успеха в карьере, Сергей продолжает мучиться от тоски по неспасенной им Татьяне. Лишь поддавшись зову сердца, герой находит свою избранницу. Воробьев подталкивает читателя к мысли о том, что стоит слушать свое сердце и верить в лучшее даже тогда, когда вокруг все говорит об обратном. В этих простых истинах и кроется еще один смысл рассказа «Гуси лебеди».

В чем суть концовки

Константин Воробьев оставляет читателю повод представить, что могло произойти дальше с главными героями его произведения. В рассказе «Гуси лебеди» смысл открытого финала заключен в возможности читателя воплотить любой конец истории Сергея и Татьяны. Нет точки в истории двух любящих сердец, а, значит, нет и границы их любви друг к другу.

Воплотив конец произведения таким финалом, автор подчеркивает всю ту широту возможностей, которая открывается перед парой главных героев. Читателю предложено самому представить то, как эти двое смогут встретиться после стольких лет разлуки, и то, как эта «пара лебедей» вновь сможет обрести друг друга.

Вопреки всем тем кошмарам, которые пришлось пережить главным героям рассказа «Гуси лебеди», они смогли уберечь свою любовь и вновь обрести друг друга спустя долгое время. Поэтому так важно напоминать себе в мирное время, какую огромную силу несет в себе каждый из нас – любовь.

Эпиграф – из стиха Недогонова о том, что война кончается, а настоящая любовь – нет.

Глава 1

Третий год войны, Смоленщина. Группа разведчиков во главе с командиром Сергеем Марьяновым не вернулась с задания. Выживший рассказал о засаде. Тел не нашли. Ждать больше – нельзя. Пора уходить. Радистка Таня Лебедева, «настоящая русская девушка», и Марьянов любили друг друга. Он писал стихи о ней.

Таня требует идти в атаку, спасать ребят. Командир Андрей Дмитриевич замечает, что за это – отдают под суд. Тогда Таня, прихватив пару гранат, уходит в город одна. В записке обещает нагнать отряд. «Никогда не погибнет тот, кто твердо верит, что будет жив». Он посылает вернуть ее двух человек.

В пути отряд встретил группу Марьянова. Им удалось уйти от погони. Полгода спустя Сергей был ранен в бою за город, куда ушла Таня. Он мучается чувством вины. И свыкается с мыслью, что девушка погибла. Хирург отрезает ему кисть левой руки.

Глава 2

Родной дом Тани пуст: ее отец умер. Марьянов уходит оттуда, взяв фотокарточки любимой. В городе, где она пропала, его берут на работу директором завода.

Глава 3

Два года он еще надеялся, ждал: вот придет! Марьянов пишет повесть. Об отряде. И Тане. Старая главбух, прочтя, советует ему писать для людей, для любимой. Душевней, искренней.

Глава 4

Марьянов начал книгу снова. Листок за листком вместе с Таней, тоненькой, высокой, голубоглазой, шел знакомыми тропами. Закончить гибелью девушки он не мог. А как тогда?..

Глава 5

Разве мертвые держат «в плену души живых?» Марьянов не знает ответа. Его тянет на малую родину. Перед отъездом он рассказывает свою историю секретарю горкома. Сирота (родителей убили белые в Гражданскую войну), с 3 курса пединститута – на фронт. В этом городе ему больше нечего ждать. Тани нет. Он уезжает навсегда.

Глава 6

Дорога к родному селу Шелковка. У костра – тракторист и сторож. Марьянов слушает рассказ парня Федора. О дедушке, убившем лебедя на озере. И как лебедка своего лебедя не хотела отдавать. Про плач бабушки по «загубленной красоте». И метания, стоны лебедки на озере. И выстрел в нее деда. А как она с радостью – прямо на ружье…

Глава 7

Два чучела теперь у того деда. «Как живые! Обнявшись шеями». Все равно ей не жить без своего лебедя. Старик Матвеич в ответ поведал историю любви не птиц – людей. О партизанском отряде, где разведчик был – герой. Попался немцам. А девушка – на выручку любимого. Не нашла. Хотела линию фронта перейти – вдруг немцы. Она гранаты им под ноги. Саму в грудь ранило, но жива.

Теперь учительница у них. Марьянов чувствует, что история про них с Таней. Она жива и ждет Сергея. Марьянов тихо плачет. И верит «в красоту бытия под этим небом».

Читательский дневник по рассказу «Гуси-лебеди» Воробьева

Сюжет

Партизаны узнают, что разведчик Сергей Марьянов с бойцами попал в засаду. Отряд уходит, а девушка Марьянова радистка Таня с гранатами тайком идет его искать. Марьянов выходит к отряду. А Тани нигде нет. После войны Марьянов живет в том городе, где она пропала, пишет повесть о войне и их любви. Сдавшись, едет к себе на родину. В пути слышит две истории: о лебединой верности и о себе с Таней. Оказывается, девушка жива. Учит детей, и 4 года ждет любимого. Мир для Сергея наполняется счастьем, красотой.

Отзыв

Повесть о настоящей любви, пережившей саму смерть. Тема войны, борьбы народа, людского горя, проверки на прочность, взаимовыручки, верности. Название – отсылка к русской народной сказке. Там сестричка спасает братца, пройдя все испытания. Так поступают и герои. С опасностью для жизни, с неумирающей надеждой, они ищут друг друга. Такое чудо возвращает герою веру в жизнь, ее смысл. Теперь он знает, как закончить повесть. Лебединая верность – символ рассказа и его героев. Рассказ учит любить всем сердцем, верить, надеяться, бороться за свое счастье. Сама жизнь на стороне любящих.

Цель: помочь обучающимся воспринять большие,
чистые, верные чувства между героями и
акцентировать авторскую мысль о том, что во имя
любви человек способен противостоять любым
жестокостям войны и жизни.

Задачи:


  • совершенствование умений и навыков анализа
    эпического произведения обучающихся;
  • воспитание трепетного отношения к чувствам
    других людей, к чувству любви;
  • развитие мышления, творческих способностей,
    способности к анализу.

Методические приёмы: анализ эпического
произведения, дискуссия, лекция учителя,
выразительное чтение отрывков из произведения,
беседа по плану, межпредметные связи с историей.

Методы развития творческих способностей
обучающихся:
творческое задание
(стихотворение о любви), дисскусия.

Методы организации учебно-познавательной
деятельности:
работа с произведением.

Оборудование: доска, выставка книг о войне.

Ход урока

Слово учителя.

Сегодня на уроке внеклассного чтения мы с вами
будем анализировать произведение Константина
Дмитриевича Воробьёва “Гуси — лебеди”.

Каким был человеком писатель? Как сложилась его
судьба? Почему мы, прочитав его произведения, не
можем остаться равнодушными к написанному?

Родился К. Д. Воробьёв 24сентября 1919года в селе
Нижний Реутец Медвенского района Курской
области. Кто был его отец он не знал, а мать
хранила тайну. Будучи взрослым, спросил, кто был
его отец. Мать назвала фамилию – Письменов. Отчим
относился к пасынку хорошо, но всё же не хватало
отцовской ласки. А вскоре отец их покинул.

Мучительным воспоминанием о детстве у него
было чувство постоянного голода. В 1933 году голод
выкосил многие семьи.

Константин решил пойти работать в сельмаге. Там
получал плату хлебом. Окончив сельскую школу,
поступил в сельхозтехникум в Мичуринске. В
справке исправил год рождения на 1917. Вернулся в
село, закончил курсы киномеханика и 6 месяцев
разъезжал по деревням с кинопередвижкой. В 1935
году стал писать стихи и небольшие
корреспонденции о сельской жизни и работать в
Медвенской районной газете. Украл петуха, продал
и уехал в 1937 году в Москву.

Жил у сестры Татьяны. В 1938 году призван в ряды
Красной Армии. В 1940 году получил направление в
Кремлёвское Краснознаменное пехотное училище. В
октябре 1941 году в составе Кремлёвских курсантов
был отправлен на фронт, в декабре попал в плен.
Прошёл через ряд лагерей на территории Литвы. В
сентябре 1943 года бежал из плена, организовал
партизанскую группу. После разгрома его
подпольной группы пришёл в город Шауляй и 30 дней,
не отрываясь от стола, писал повесть о плене. С
документальной точностью автор рассказывает о
пережитых адских мучениях(допросы, пытки,
расстрелы, каторжный труд, побеги). Эта повесть
под названием “Это мы, Господи!” опубликована
лишь в 1986году. После войны работал в
снабженческих и торговых организациях. Первый
сборник рассказов “Подснежник” вышел в 1956г.
(“Гуси — лебеди”, “Штырь”, “Синель” и др. ) С
середины 50-х годов стал заниматься
профессиональным литературным трудом. Важная
веха в творчестве К. Воробьёва – рубеж 50- 60 – х
годов, когда одна за другой написаны повести
“Сказание о моём ровеснике”(1960), “Убиты под
Москвой”(1961), “Крик”(1962). В основу этих повестей
легли личные впечатления и переживания автора во
время боёв под Москвой. Позже появляются
“деревенские” повести: “Почем в Ракитном
радости”(1964), “Мой друг Момич”(1965; в сокращенном
виде под названием “Тётка Егориха” в 1967г. ). В
последних повестях писателя “Вот пришёл
великан”(1971), “И всему роду твоему” (к началу 1974
г. была близка к завершению) – нет ни войны, ни
коллективизации, но есть хаотичный поток
повседневности, изнурительной серой обыденщины,
мышиной войны самолюбий.

Умер К. Д. Воробьёв 2 марта 1975 г. в Вильнюсе;
перезахоронен в г. Курске.

— Ребята, почему, прочитав произведение К. Д.
Воробьева, мы не можем оставаться равнодушными?

(Ребята говорят о том, что произведения К.
Воробьёва заставляют задуматься над смыслом
жизни, потому что сам автор пережил всё, о чём
писал ).

Анализ рассказа.

Литературовед И. П. Золотусский писал: “Проза
Константина Воробьёва особая. Те же законы прозы,
те же сюжет, композиция, характеры, но интонация
какая – то не та, интонация другая – с первых
строк резко взыскующая, истово реющая в полёте
повести”.

Поговорим об особенностях рассказа.

1. Сюжет. Фабула.

— Что такое сюжет? Фабула? Совпадает ли сюжет и
фабула рассказа?(Нет. Автор в рассказе
возвращается к прошедшим событиям. Этот приём

называется ретроспектива).

— Скажите, где в произведении кратко изложен
сюжет рассказа? (В стихотворении Сергея
Марьянова).
Прочтите, пожалуйста,
стихотворение.

Отшумит тревога грозной были.
Будет день – и я его дождусь:
Не смахнув с ресниц дорожной пыли,
У твоих дверей я постучусь.
Я возьму твои худые руки
Так же, как теперь я их беру,
Расскажу,что в эти дни разлуки…

2. Композиция.

— Как построена повесть? (Главы. Повтор –
интерпритация истории любви. Повесть в рассказе.
Лирические отступления. Ребята приводят примеры
из текста).

-Назовите смысловые части рассказа?

3. Конфликт.

В каждом эпическом произведении есть свой
конфликт. Дайте определение конфликта.

( Конфликт – противоборство, противоречие
между изображёнными в художественном
произведении характерами, характером и
обстоятельствами, различными сторонами
характера. )

— Ребята, как вы считаете, какой конфликт в
рассказе и причины его? (Одна группа ребят
доказывает примерами из текста, что в
произведении противоречия между характером и
обстоятельствами. Причина – война. Другая —
придерживается мнения, что здесь конфликт –
противоречия между различными сторонами
характера, и приводит свои доказательства. )

Конфликт тесно связан с проблемами, которые
поднимает автор в рассказе.

— Какие проблемы поднимает автор в этом
произведении? (Проблемы памяти, выбора
человека, смысла жизни, ответственности за
другого человека, бережного отношения к природе.
)

Все проблемы связаны одной темой – война и
любовь. Именно любовь помогает преодолеть все
преграды героям рассказа.

4. Герои рассказа.

“Память – поддержка и опора героев Воробьёва.
Человек возвращается домой. Человек в памяти
возвращается к пережитому. Память наводит мосты,
соединяет разорванное”,- пишет И. Золотусский.
Именно память о любимом человеке не даёт покоя
героям.

— Как автор изображает своих героев? Как
показывает их переживания, эмоциональное
состояние?(Портреты героев: Марьянова Сергея,
Лебедевой Татьяны. Примеры описания
психологического состояния героев. )

-Каждый из героев рассказа не верит в гибель
любимого человека. Докажите.

(Татьяна уходит самовольно из партизанского
отряда на поиски Сергея, не вернувшегося с
разведки. Сергей приезжает после войны к
Лебедевым домой в надежде увидеть Таню. Татьяна
уезжает на родину Сергея. Сергей пишет повесть о
Тане и в своём произведении всегда “спасает её
от врагов”)

Жизнь сильнее войны. Мысль о друг друге не даёт
им покоя. Их верность – свята.

-Какой эпизод рассказа заставляет нас
задуматься над глубиной чувства любви и
верности?

(Трагическая история лебедей. Пересказ.
Обращаем внимание на фамилию героини-Лебедева.
“Говорящая” фамилия. )

-Можно ли сказать, что история гибели лебедей,
услышанная Марьяновым у костра, помогла ему
найти Татьяну?(В продолжении разговора у костра
он услышал историю Тани. Она жива!)

5. Особенности рассказа.

(Контраст. Фольклорные элементы: название,
диалектные слова,повторы слов . Временные рамки:
начало и конец рассказа – осень. Лирические
отступления. )

  • В чём смысл названия рассказа – “Гуси —
    лебеди”?
  • Какова идея рассказа?
  • Ребята, чем каждого из вас поразил рассказ?

Да, война и любовь, вроде, несовместимые
понятия. Но война – это и испытание и проверка
больших чувств. Герои рассказа с честью и
достоинством пронесли через горнило войны
верность своим чувствам. Мы восхищаемся ими.

Обзор выставки книг по теме: “Война и любовь”.

Война и любовь. Эта тема раскрывается в
произведениях таких писателей, как В. Распутин
“Живи и помни”, В. Астафьев “Пастух и пастушка”,
В. Быков “Альпийская баллада”, В. Богомолов
“Зося”.

Эти книги есть в библиотеке!

Реализация творческого задания.

Любовь — разная. И отношение к этому чувству у
каждого из нас своё.

Чтение своих стихотворений о любви
обучающимися (Приложение 1).

Приложение 1

Что такое любовь?

Любовь полна тревог и страсти,
Глубоких чувств, красивых слов.
Любовь лишь временное счастье,
Она живет среди веков.
Любить нам никогда не поздно,
Но и не рано никогда.
И если любишь, то серьёзно,
Быть может даже навсегда!
Любовь прекрасна, превосходна,
И если любишь — ты живёшь.
Быть может, без любви жить можно,
Но, может, вскоре ты умрёшь!

Матюхина Людмила, ученица 11 класса

 Признание в любви.

Хочу сказать тебе три слова,
Прошу, поверь, что это не шутя.
Я не хочу сказать чего- нибудь плохого,
Хочу сказать, что я люблю тебя!
Тебе подарки и конфеты,
Тебе улыбки и мечты.
Тебе прекрасных роз букеты,
Тебе, мой ангел красоты.
Тебе всё лучшее на свете,
Тебе одной я всё дарю,
И не забудь слова ты эти,
Котёнок, я тебя люблю!

Малинин Максим, ученик 11 класса

О тебе.

Бывают мгновения улыбки твоей,
Когда я пою или рада.
Мне кажется, что для меня нет родней
Такого манящего взгляда.
Я чувствую нежность, тепло твоих рук
И жар от горячих объятий.
Больней и ужасней с тобою разлук,
Поверь, ничего не бывает.
Порой пониманию, что ты — Дон Жуан,
Непрочная странная дверца,
Что ты – мой красивый и нежный обман,
Который храню в моём сердце!
Я знаю о том, как прекрасны мечты,
Которым исполниться сложно,
Но всё же единственный мой – это ты!
И больше никак не возможно!

Орешнева Елизавета, ученица 11 класса

 Прости!

Бывает так:
Влюбился ты, и мир вокруг тебя порозовел,
И каждый день ты смотришь на неё,
Она к тебе, не так как ты хотел!
Бывает, подмигнёт с улыбкой
И так заманчиво пройдёт,
Своёй походкой, словно ангел,
Умея показать свой торс!
И думаешь ты лишь о ней,
В её улыбке ловишь солнце,
В глазах её ты ищешь встречную любовь,
Которой ты так долго хочешь,
Которую ты постоянно ждёшь!
Но лишь тогда, когда тебе захочется открыться,
Признаться ей во всей своей любви,
Она посмотрит на тебя,
Глазами полными безразличья,
И скажет с холодом в устах:
“Прости, ты просто друг”.

Плотицын Владимир, ученик 11 класса

  • Воробей пожалуй самая распространенная птица земли сочинение рассуждение
  • Воробей и синица рассказ
  • Вор из сказок шахерезады 7 букв сканворд
  • Вопросы про русские народные сказки с ответами 3 класс
  • Вопросы по теме преступление и наказание сочинение