Впервые напечатан рассказ молох

Moloch

Author	Alexander Kuprin
Original title	Молох
Translator	Stepan Apresyan
Country	Russian Empire
Language	Russian
Publisher	Russkoye Bogatstvo (1896)
Publication date	1896
Media type	print (Hardback & Paperback)

Moloch (Молох) is a short novel by Alexander Kuprin, first published in Russkoye Bogatstvo‘s December 1896 issue. A sharp critique of the rapidly growing Russian capitalism and a reflection of the growing industrial unrest in the country, it is considered Kuprin’s first major work.^[1][2]

Synopsis[edit]

Engineer Andrey Bobrov works for a ruthless capitalist industrial enterprise, feeling more and more uncomfortable with what is going on around him. After losing Nina, the woman he loves, to the amoral industrialist Kvashnin who owns that enterprise, he suffers a nervous breakdown and is left a broken man, prone to frenzied and futile debates with his own ‘double’. The story’s finale hints at the outbreak of a workers’ revolt.^[2]

Characters[edit]

• Andrey Bobrov, a sensitive and socially conscious man who recognizes the factory he works for as an insatiable Moloch, the brazen god of the Ammonites for whom children were made «to pass through the fire» in ritual sacrifice (2 Kings 23:10).
• Kvashnin, the owner of the enterprise, «gluttonous, debauched, monstrously fat» whom Bobrov sees as the very embodiment of «industrial amorality».
• Svezhevsky, a loathsome careerist, «a modern day Uriah Heep» (Nicholas Luker).^[2]
• Zinenko, a man in charge of stores at the factory; he fawns on his superiors, gossips about his colleagues, and tyrannizes his subordinates.
• Nina, Zinenko’s daughter, a beautiful young woman whom Bobrov falls in love with and who’s more impressed with Kvashnin’s wealth. To be married to Svezhevsky so as to become Kvashnin’s mistress under the cloak of respectability.
• Goldberg, physician at the factory and Bobrov’s only friend.
• Andrea, a well-educated and highly intelligent Belgian engineer.^[2]

Background[edit]

According to scholar Nicholas Luker, «thematically Moloch belongs firmly in the 1890s, and reflects many of the social and economic issues of that decade.»

The second half of the 1800s saw the rapid development of Russian capitalism, with its concomitant industrial expansion. As her rail network was enlarged and her textile, metallurgical, and mining industries expanded, Russia’s output rose steadily. The All-Russian Industrial Exhibition of 1896 in Nizhny Novgorod, to which Kuprin refers in «The Yuzovsky Works,» was designed to demonstrate the impressive achievements of Russian industry. But with the industrial boom came growing unrest among the new working class, its ranks swelled by poor peasants driven off the land by such agrarian crises as the famine of 1891-1892.^[2]

A series of industrial disturbances of the mid-1890s are reflected in the workers’ revolt at the end of Moloch.

History[edit]

The story was first published in Russkoye Bogatstvo, No. 12, December issue. In a heavily edited version, it appeared in The Stories, a 1903 collection published by Gorky’s Znaniye. The same year it was published by Donskaya Rech (The Don Speech), a Rostov-on-Don-based publishing house. There the final scene was absent altogether.^[1] The process of the text’s moderation continued while the author was preparing it for Adolf Marks’ The Complete Kuprin series. Judging by the author’s letter to Nikolai Mikhaylovsky, originally the last chapter looked much more radical than its final version. Eventually its tone was considerably toned down according to Mikhaylovsky’s recommendations.^[1]

Submitting the text to the publishers (A. K. Marks), Kuprin wrote to Mikhaylovsky: «Here’s Moloch’s 11th chapter. I’ve changed it drastically following your instructions. Now I’d like to ask you, please, — should you find something improper with the text, please go through it with your own pen… There is one thing I should confess to: I’ve still not managed to avoid morbid psychology. Perhaps this unhappy genre is inseparable from me?»^[1] Kuprin, apparently, planned to finish Moloch with the scene of the workers’ revolt, with Bobrov blowing up the boilers. Mikhaylovsky insisted on changing the finale, finding it ‘melodramatic’. This (according to Soviet critic I. Pitlyar) has made the general tone of the novel more pessimistic. As Kuprin wrote to Mikhailovsky upon altering his manuscript: «About the revolt — not a word. One will only be able to feel it.»^[3]

Critical reception[edit]

Angel Bogdanovich, reviewing Kuprin’s collection for Znaniye, wrote: Of the ten pieces included, only Moloch, the longest one, stands out… But despite some excellent fragments, like the one depicting the factory in general, there is some stiltedness in the style, as if the author works under some outside influence.^[4]

According to modern scholar Nicholas Luker, «The defects of Moloch are several. The melodrama of works like «In the Dark» emerges again, especially in the Bobrov-Nina-Kvashnin triangle, which bears some resemblance to the earlier Alarin-Zinaida-Kashperov pattern. Two sections of Moloch are unashamedly sensational: the fevered verbal exchanges between Bobrov and Mme Zinenko at the picnic, and the arrival of the hero, blood-stained and tattered, at the hospital to beg Goldberg for morphia.»^[2]

References[edit]

Moloch

Author	Alexander Kuprin
Original title	Молох
Translator	Stepan Apresyan
Country	Russian Empire
Language	Russian
Publisher	Russkoye Bogatstvo (1896)
Publication date	1896
Media type	print (Hardback & Paperback)

Moloch (Молох) is a short novel by Alexander Kuprin, first published in Russkoye Bogatstvo‘s December 1896 issue. A sharp critique of the rapidly growing Russian capitalism and a reflection of the growing industrial unrest in the country, it is considered Kuprin’s first major work.^[1][2]

Synopsis[edit]

Engineer Andrey Bobrov works for a ruthless capitalist industrial enterprise, feeling more and more uncomfortable with what is going on around him. After losing Nina, the woman he loves, to the amoral industrialist Kvashnin who owns that enterprise, he suffers a nervous breakdown and is left a broken man, prone to frenzied and futile debates with his own ‘double’. The story’s finale hints at the outbreak of a workers’ revolt.^[2]

Characters[edit]

• Andrey Bobrov, a sensitive and socially conscious man who recognizes the factory he works for as an insatiable Moloch, the brazen god of the Ammonites for whom children were made «to pass through the fire» in ritual sacrifice (2 Kings 23:10).
• Kvashnin, the owner of the enterprise, «gluttonous, debauched, monstrously fat» whom Bobrov sees as the very embodiment of «industrial amorality».
• Svezhevsky, a loathsome careerist, «a modern day Uriah Heep» (Nicholas Luker).^[2]
• Zinenko, a man in charge of stores at the factory; he fawns on his superiors, gossips about his colleagues, and tyrannizes his subordinates.
• Nina, Zinenko’s daughter, a beautiful young woman whom Bobrov falls in love with and who’s more impressed with Kvashnin’s wealth. To be married to Svezhevsky so as to become Kvashnin’s mistress under the cloak of respectability.
• Goldberg, physician at the factory and Bobrov’s only friend.
• Andrea, a well-educated and highly intelligent Belgian engineer.^[2]

Background[edit]

According to scholar Nicholas Luker, «thematically Moloch belongs firmly in the 1890s, and reflects many of the social and economic issues of that decade.»

The second half of the 1800s saw the rapid development of Russian capitalism, with its concomitant industrial expansion. As her rail network was enlarged and her textile, metallurgical, and mining industries expanded, Russia’s output rose steadily. The All-Russian Industrial Exhibition of 1896 in Nizhny Novgorod, to which Kuprin refers in «The Yuzovsky Works,» was designed to demonstrate the impressive achievements of Russian industry. But with the industrial boom came growing unrest among the new working class, its ranks swelled by poor peasants driven off the land by such agrarian crises as the famine of 1891-1892.^[2]

A series of industrial disturbances of the mid-1890s are reflected in the workers’ revolt at the end of Moloch.

History[edit]

The story was first published in Russkoye Bogatstvo, No. 12, December issue. In a heavily edited version, it appeared in The Stories, a 1903 collection published by Gorky’s Znaniye. The same year it was published by Donskaya Rech (The Don Speech), a Rostov-on-Don-based publishing house. There the final scene was absent altogether.^[1] The process of the text’s moderation continued while the author was preparing it for Adolf Marks’ The Complete Kuprin series. Judging by the author’s letter to Nikolai Mikhaylovsky, originally the last chapter looked much more radical than its final version. Eventually its tone was considerably toned down according to Mikhaylovsky’s recommendations.^[1]

Submitting the text to the publishers (A. K. Marks), Kuprin wrote to Mikhaylovsky: «Here’s Moloch’s 11th chapter. I’ve changed it drastically following your instructions. Now I’d like to ask you, please, — should you find something improper with the text, please go through it with your own pen… There is one thing I should confess to: I’ve still not managed to avoid morbid psychology. Perhaps this unhappy genre is inseparable from me?»^[1] Kuprin, apparently, planned to finish Moloch with the scene of the workers’ revolt, with Bobrov blowing up the boilers. Mikhaylovsky insisted on changing the finale, finding it ‘melodramatic’. This (according to Soviet critic I. Pitlyar) has made the general tone of the novel more pessimistic. As Kuprin wrote to Mikhailovsky upon altering his manuscript: «About the revolt — not a word. One will only be able to feel it.»^[3]

Critical reception[edit]

Angel Bogdanovich, reviewing Kuprin’s collection for Znaniye, wrote: Of the ten pieces included, only Moloch, the longest one, stands out… But despite some excellent fragments, like the one depicting the factory in general, there is some stiltedness in the style, as if the author works under some outside influence.^[4]

According to modern scholar Nicholas Luker, «The defects of Moloch are several. The melodrama of works like «In the Dark» emerges again, especially in the Bobrov-Nina-Kvashnin triangle, which bears some resemblance to the earlier Alarin-Zinaida-Kashperov pattern. Two sections of Moloch are unashamedly sensational: the fevered verbal exchanges between Bobrov and Mme Zinenko at the picnic, and the arrival of the hero, blood-stained and tattered, at the hospital to beg Goldberg for morphia.»^[2]

References[edit]

Молох
Жанр	повесть (b)
Автор	Александр Иванович Куприн (b)
Язык оригинала	русский (b)
Дата первой публикации	1896
Текст произведения в Викитеке

«Молох» — повесть (b) Александра Куприна (b) , опубликованная в 1896 году.

История создания и публикации

Повесть «Молох» была опубликована в 1896 году в журнале «Русское богатство (b) », в 12-м номере за 1896 год^[1][2].

В основу повести легли личные впечатления и наблюдения писателя, сделанные им во время работы корреспондентом от киевских газет на Донбассе (b) , где он изучал деятельность железоделательных и лесопрокатных заводов, на одном из которых даже несколько месяцев проработал заведующим учётом кузницы и столярной мастерской. По итогам этой командировки в газете «Киевлянин (b) » вышли его очерки «Рельсопрокатный завод»^[3] и «Юзовский завод»^[4]. При написании повести «Молох» Куприн использовал свои прежние записи, вставляя их туда иногда целиком. Так, часть очерка «Юзовский завод» вошла в состав пятой главы в качестве описания завода. Кроме того, писатель при работе значительно отклонился от первоначального замысла, и последняя глава повести изначально была куда более острой. Куприн переписал её, согласовывая изменения по переписке с писателем и критиком Николаем Михайловским (b) . По замыслу Куприна, последняя глава должна была содержать описание бунта рабочих, а также взрыв котлов, который должен был произвести Бобров, но из-за цензурных соображений изъял эти описания из «Молоха»^[1].

Даже после того, как повесть была опубликована, Куприн продолжил работать над ней. В 1903 году она с существенными изменениями была напечатана в сборнике «Рассказы» (Книгоиздательское товарищество «Знание (b) »), также её неполный вариант был опубликован в том же году в ростовском (b) издательстве «Донская речь (b) ». По сравнению с первой публикацией в тексте из «Рассказов» появилась сцена, в которой Квашнин утверждает, что пустыми обещаниями рабочим можно погасить любое их возмущение, а также было убрано эмоциональное обращение Боброва к котлам. Видимо, последняя сцена предваряла изъятый ранее из последней главы эпизод со взрывом котлов. Куприн заменил её небольшим отрывком с описанием бунта рабочих. Также исчез отрывок, рассказывающий о матери Боброва^[1].

Куприн не вносил существенных изменений в повесть, ограничившись лишь мелкими стилистическими исправлениями, при подготовке собрания собственных сочинений в «Издательстве товарищества А. Ф. Маркс (b) »^[1].

Сюжет

Андрей Ильич Бобров, невысокий, худой человек с неприметной внешностью, страдает бессонницей из-за недавно появившегося пристрастия к морфию (b) . В семь часов утра он отправляется на завод, где работает инженером. К своей работе Бобров испытывает отвращение, заняться изучением инженерного дела его заставила мать. Он также сострадает рабочим на заводе, которые губят свою жизнь ради небольшого шага в прогрессе человечества.

На заводе он пересекается с коллегой Станиславом Ксаверьевичем Свежевским, которого недолюбливает. Тот сообщает ему о скором прибытии на предприятие одного из его владельцев — миллионера Василия Терентьевича Квашнина. После работы Бобров гостит у семьи Зиненока, заведующего заводским складом. К ним он ходит, так как испытывает влечение к Нине, одной из пяти дочерей в семье и единственной привлекательной среди них. Боброва вместе с тем раздражает ограниченность членов семьи, шаблонность их разговоров и суждений, что он отчасти находит и в Нине. Он размышляет о том, любит ли её нет, обретёт ли семейное счастье с ней. Затем заходит разговор о приезде Квашнина, Анна Афанасьевна, мать семейства, упоминает о его трёхстах тысячах ежегодного дохода, что впечатляет всех членов семьи, в том числе и Нину. Мать мечтает пригласить миллионера в гости, и чтобы тот заприметил кого-нибудь из её дочерей в качестве невесты. Все так взволнованы, что не замечают ухода рассерженного Боброва.

Дома он застаёт своего друга — еврейского доктора Гольдберга, с которым частенько любит поспорить. На этот раз они дискутируют о смысле работы Боброва — тот считает свой труд бессмысленным и бесполезным. Он также на основе статистики делает вывод, что завод на котором он работает, пожирает за двое суток одного человека, проводя параллель с легендой о древнем боге Молохе (b) :

Давно известно, что работа в рудниках, шахтах, на металлических заводах и на больших фабриках сокращает жизнь рабочего приблизительно на целую четверть. Я не говорю уже о несчастных случаях или непосильном труде. Вам, как врачу, гораздо лучше моего известно, какой процент приходится на долю сифилиса, пьянства и чудовищных условий прозябания в этих проклятых бараках и землянках… Постойте, доктор, прежде чем возражать, вспомните, много ли вы видели на фабриках рабочих старее сорока — сорока пяти лет? Я положительно не встречал. Иными словами, это значит, что рабочий отдаёт предпринимателю три месяца своей жизни в год, неделю — в месяц или, короче, шесть часов в день… Теперь слушайте дальше… У нас, при шести домнах, будет занято до тридцати тысяч человек, — царю Борису, верно, и не снились такие цифры! Тридцать тысяч человек, которые все вместе, так сказать, сжигают в сутки сто восемьдесят тысяч часов своей собственной жизни, то есть семь с половиной тысяч дней, то есть, наконец, сколько же это будет лет? … Двое суток работы пожирают целого человека. Чёрт возьми! Вы помните из Библии, что какие-то там ассирияне или моавитяне приносили своим богам человеческие жертвы? Но ведь эти медные господа, Молох и Дагон, покраснели бы от стыда и от обиды перед теми цифрами, что я сейчас привёл…

Гольдбергу удаётся всё-таки успокоить своего друга и уложить его спать. На следующее утро на заводе происходит торжественная встреча прибывшего для открытия новой доменной печи Квашнина. Там Бобров к свою неудовольствию замечает прибывшую в полном составе семью Зиненок. Он остаётся наедине с Ниной, но вновь не осмеливается признаться в любви. Он упрекает её в двойственности, когда зачастую из тонкой и чувствительной девушки, она превращается в провинциальную даму с шаблонными фразами и поведением. Нина в ответ кокетничает с ним, говорит неискренне то, что хочет услышать собеседник. Квашнин же по приезде замечает Нину, которая глядит на него, как и большинство присутствующих, с неким подобострастием.

Через несколько дней происходит торжественная закладка новой доменной печи. Все удаляются на торжественный обед, а Бобров остаётся среди котлов и наблюдает за кочегарами, которые, как ему кажется, кормят огромное ненасытное чудовище. В шутку, но с серьёзным голосом и мрачным взглядом, он говорит Гольдбергу, что для того, чтобы погубить этого Молоха достаточно пустить в раскалённый котёл воды, от чего тот взорвётся.

Квашнин же начинает охаживать семейство Зиненок, осыпая их подарками. К ним в дом также начинает наведываться и карьерист Свежевский, которого Квашнин тем не менее терпит. Бобров узнаёт об ухаживаниях за Ниной Квашнина. Она продолжает чувствовать влечение к ней, но его смущает присутствие Квашнина. Несмотря на это Бобров принимает приглашение Нины поехать на роскошный пикник, организованный для неё Квашниным. У украшенного поезда, который должен доставить гостей от вокзала к месту пикника, собирается множество семей рабочих, пришедших попросить у большого начальника помощи в утеплении их жилищ. Квашнин отделывается повелением привезти к их жилищам груды кирпичей.

Бобров понимает, что мать Нины не приветствует их отношения, так как та начинает игнорировать его. Он хочет выяснить с ней отношения, для чего и едет на этот пикник, который напоминает скорее роскошный бал со специально выстроенным для него павильоном. Бобров остаётся наедине с Ниной, но её вскоре уводит мать, повелевая дочери пригласить Квашнина на танец. Он же пьёт с Гольдбергом и Андреа, иностранным инженером на их заводе. Квашнин произносит торжественную речь, объявляя о помолвке Нины и Свежевского, которому в качестве свадебного подарка он выделил высокий пост в управлении в Петербурге. Андреа, заметив бледность Боброва, произносит ироничный тост в честь назначения Свежевского.

Но тут внезапно сообщают о бунте на заводе. Бобров спешит туда, где теряет сознание от кинутого в него камня. Очнувшись он бродит по пустому заводу и не может вспомнить, что он должен сделать. Бобров начинает закидывать уголь в две топки, но от непривычного труда вскоре утомляется. Он не делает последнего движения, которое могло бы взорвать котлы.

Утром Бобров появляется в заводской больнице в ужасном виде, он уговаривает Гольдберга дать ему морфия, после чего засыпает на диване^[5].

Критика

«Молох» получил достаточное количество отзывов от критиков. Рецензент из газеты «Жизнь и искусство (b) » обнаружил в повести протест против всего направления современной цивилизации и поклонения золотому тельцу (b) , а в образе Квашнина — того самого Молоха, пожирающего всё на своём пути^[6]. Критик Александр Скабичевский (b) отмечал ум и гуманизм главного героя повести вмести с его нервозным бессилием и трусливостью, способного лишь проклинать новую действительность и отрицать прогресс вообще. Он причислял Боброва к типичным главным героям русской литературы и беллетристики своего времени:

Куда бы вы ни взглянули в современной нам беллетристике писатели самых разнородных школ и направлений, старые и молодые, все подряд рисуют нам один и тот же тип бесхарактерного неврастеника и безвольного психопата. А порою и совсем мономана, как главного героя нашего прекрасного времени^[7]

Критик Юрий Веселовский (b) выделял проявившийся талант Куприна не только в описании душевных страданий и мук Боброва, но и в достоверном описании заводской жизни и происходящих вокруг неё событий, что, по мнению автора, свидетельствует о том, что Куприн лично наблюдал все описанные в «Молохе» реалии. Он причислил эту повесть наряду с рассказами «Дознание (b) » и «В цирке (b) » к лучшим произведениям писателя^[8].

Примечания

1. 1 2 3 4 А. И. Куприн Собрание сочинений в 6 тт., Т. 2, Примечания. — С.561—568.
2. ↑ «Русское богатство (b) », 1896, № 12, стр. 167
3. ↑ «Киевлянин (b) », № 147
4. ↑ «Киевлянин», № 265—266
5. ↑ А. И. Куприн Собрание сочинений в 6 тт., Т. 2, стр. 5-87.
6. ↑ «Жизнь и искусство (b) », 1897, № 26, 26 января
7. ↑ Скабичевский А. Н. (b) «Литература в жизни и жизнь в литературе (Критические письма). Письмо седьмое». Журнал «Новое слово (b) », 1897, кн. 4, январь, стр. 167
8. ↑ «Вестник знания (b) », 1903, № 8, стр. 140

Литература

• Куприн А. И. Собрание сочинений в шести томах. — М. : Государственное издательство художественной литературы, 1957. — Т. II. — 592 с.

Аннотация. Статья посвящена анализу художественного пространства в повести А.И. Куприна «Молох» (1896). Особое внимание уделяется лингвостилистическим средствам воплощения инфернального пространства завода, который в сознании персонажа уподобляется древнему кровожадному существу Молоху.

Ключевые слова: художественное пространство, инфернальное пространство, колоративная лексика, метафора, художественный образ.

Повесть А.И. Куприна «Молох», впервые опубликованная в 1896 г. в журнале «Русское богатство», стала первым крупным произведением писателя и обратила внимание читателей и критиков на автора. Вместе с тем «Молох» Куприна выступил как особый этап в разработке темы влияния капитализма на русскую действительность, что в целом отразило социальные реалии рубежа веков.

В центре повествования оказывается судьба инженера Андрея Боброва – простого человека, работающего на крупном металлургическом предприятии и пытающегося противостоять капиталистическому механизму. Основные события разворачиваются на фоне панорамы завода, который метафорически уподобляется мифическому образу древнего идола Молоха – кровожадного существа, пожирающего человеческие жизни и постоянно требующего новых жертв, что позволяет автору актуализировать идею господства буржуазной цивилизации. Как отмечает А. Байбородин, «по Александру Куприну, технический прогресс – воистину Молох технократии, Зверь Апокалипсиса – в трагически вершинном развитии вырвется из человечьих рук, чтобы убить в человеке душу, затем и плоть» [1].

Особый интерес в повести представляет художественное пространство, которое мы вслед за Ю.М. Лотманом будем понимать как «модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственных представлений» [3, с. 252]. Исследование художественного пространства «Молоха», выступающего одной из форм воплощения эстетического мышления писателя, позволяет выявить идейно-тематический уровень произведения, а также определить концептуальные представления автора о капиталистическом мире.

В первую очередь, художественное пространство «Молоха» актуализируется через образ завода, представленный как масштабный локус, расширяющийся до границ целого мира. Это важнейший пространственный образ повести, позволяющий концептуализировать действительность, изображаемую в произведении, и воплотить технократическую модель мира, подавляющую личность человека и его устремления.

Завод метафорически представлен как воплощение древнего опасного божества Молоха, кровожадно поглощающего человеческие жизни и требующего новые жертвы. Отметим, что подобное восприятие порождено болезненным сознанием Боброва, который находится в подавленном состоянии и ненавидит современный ему уклад жизни: для него завод – одушевленное существо, наделенное демоническими и разрушительными свойствами. «Вот он – Молох, требующий теплой человеческой крови! – кричал Бобров, простирая в окно свою тонкую руку. – О, конечно, здесь прогресс, машинный труд, успехи культуры… Но подумайте же, ради бога…» [2, с. 74].

Образ завода представлен в таком масштабном виде, что его можно соотнести с отдельной вселенной. Размеры заводского пространства и его господствующее положение в технократическом мире подчеркивается рядом повторяющихся эпитетов: «исполинские факелы», «исполинский завод», «исполинские размеры».

На протяжении всего повествования завод изображается как инфернальное пространство; этот мир, чуждый природе и всему живому, состоит из элементов, актуализирующих семантику смерти и опасности: «Это был настоящий город из красного кирпича, с лесом высоко торчащих в воздухе закопченных труб, – город, весь пропитанный запахом серы и железного угара, оглушаемый вечным несмолкаемым грохотом» [2, с. 8].

Металлические трубы, кирпич, железо – ряд образов-символов, благодаря которым репрезентируется художественное пространство завода, лишенного и лишающего жизни, а также воплощается одна из основных идей повести, связанная с господством буржуазной цивилизации. Даже люди, годами трудящиеся в этом адском пространстве среди печей и котлов, напоминают грешников: лица рабочих «выпачканы углем и высушены огнем», а их тела истощены. При этом физическая слабость персонажей определяется не только изнурительным физическим трудом, но и концептуальными представлениями автора о господстве капиталистического мира, отнимающего у человека жизнь.

Поскольку Молох считался «божеством огня и брани у древних финикийцев», в повести встречаются тропы, воплощающие огненную символику и на лексическом уровне подчеркивающие мифологическую основу образа завода-Молоха [1]. Огненная стихия становится своеобразным структурным элементом при описании заводских «пейзажей», подчеркивает истинную природу чудовищного Молоха и метафорически связывает заводское пространство с преисподней: «огненные отблески», «огромный красный глаз» завода, «железный угар», «колеблющееся зарево» над заводом, «кровавый фон» неба, «вспыхивающее небо». Здесь же выражаются представления об огне как всесокрушающей стихии, что в целом актуализирует мифологический код произведения.

Одним из важнейших тропов, позволяющих персонифицировать завод в сознании Боброва, наделить неодушевленный объект характеристиками живого существа, напоминающего древнее и опасное чудовище, является олицетворение. В художественную канву повести вводятся и другие образы, которые детализируют пространство завода-Молоха и позволяют усилить ощущение его демонической сущности: это печи, топки, паровые котлы, кочегарные ямы, выступающие как элементы «организма» Молоха и проявляющие признаки жизнедеятельности.

Будучи частью инфернального пространственного образа, данные элементы также актуализируют семантику опасности и смерти: «Четыре доменные печи господствовали над заводом своими чудовищными трубами»; «Время от времени, когда, по резкому звону сигнального молотка, опускался вниз колпак доменной печи, из ее устья с ревом, подобным отдаленному грому, вырывалась к самому небу целая буря пламени и копоти»; «Через две минуты белое бурное пламя уже гудело в топках, а в котле глухо забурлила вода» и т.д. [2, с. 60-89].

Элементы завода также олицетворяются в повести: они вздыхают, свистят, поглощают «пищу», имеют физические характеристики, подтверждающие их «жизнедеятельность». Все эти элементы будто составляют единый заводской организм: так, например, паровые котлы метафорически обозначаются «сердцем завода» и вселяют ужас в Боброва. Котлы имеют собственное тело, способны «грозно клокотать» и «гудеть», обладают высокой температурой, способной нанести физический вред при соприкосновении с ними.

Способность завода проявлять признаки жизнедеятельности воплощается и на звуковом уровне: «Заводский гудок протяжно ревел, возвещая начало рабочего дня. Густой, хриплый, непрерывный звук, казалось, выходил из-под земли и низко расстилался по ее поверхности» [2, с. 3]. При этом звуки, издаваемые заводом-Молохом, рождают у Боброва ощущение ужаса; для их воссоздания Куприн использует особые эпитеты: «скачущий гул», «твердый звук», «резкие звуки», «глухие удары», «тяжелый грохот», «могучие вздохи» и т.д.

В тексте повести воссоздается тяжелая и мрачная звуковая картина, которая в полной мере отображает механистичность и бездушность мира произведения. Он наполнен искусственными звуками, режущими слух и оказывающими негативное воздействие на душевное и физическое состояние жителей города, доводящими главного героя до состояния безумия.

Картины инфернального пространства, актуализированные через образ завода-Молоха, воссоздаются с помощью подробных описаний, насыщенных тропами. Приведем в качестве примера эпизод, в котором Бобров демонстрирует Гольдбергу ужасающую ночную картину: «Разверстые пасти этих великанов безостановочно изрыгали густые клубы дыма, которые смешивались в одну сплошную, хаотическую, медленно ползущую на восток тучу, местами белую, как комья ваты, местами грязно-серую, местами желтоватого цвета железной ржавчины» [2, с. 60].

В данном примере можно выделить тропы, позволяющие воссоздать инфернальную картину:

• сравнения: известковые печи представлены как великаны, что в целом имеет гиперболизированный оттенок, позволяющий подчеркнуть их мощь; клубы дыма сравниваются с ватой, что позволяет актуализировать семантику густоты и интенсивности;
• эпитеты: «густые клубы дыма», «хаотическая туча», «грязно-серая туча», благодаря которым выражается тревожность;
• метафоры: «пасти великанов», актуализирующие идею персонификации завода и его отдельных элементов.

Герой испытывает смешанные чувства ужаса, ненависти и страха перед живым заводом, что выражается в описаниях, акцентирующих эмоциональное состояние персонажа: «Он смотрел на огромное тело котла, начинавшего гудеть и освещаться огненными отблесками, и оно казалось ему все более живым и ненавистным» [2, с. 168]; «Они [кочегары], под страхом ужасной смерти, должны были без устали кормить и кормить ненасытное, прожорливое чудовище…» [2, с. 48].

На лексическом уровне художественное пространство повести репрезентируется также с помощью лексики, выполняющей функции колоративов. Это имеет концептуальное значение: цветообозначения позволяют воплотить ощущение угасания и надвигающегося ужаса, придают городу-заводу зловещий и пугающий облик: «голубоватый мертвый блеск» и «кровавый свет» электрических огней на заводе; «красное зарево» над заводскими трубами.

Доминирующими в повести оказываются черный и серый цвет: прилагательное «черный» встречается в повести 19 раз, «серый» – 18 раз. Благодаря подобной цветовой картине выражается отношение Боброва к окружающей действительности: серость ассоциируется у него с безжизненностью, скукой, тоской и безысходностью; темнота (а значит, и черный цвет) – с опасностью, смертью.

Мир представляется Боброву чем-то унылым, поэтому серость, которую можно также воспринимать как отсутствие какого-либо цвета, в сознании персонажа ассоциируется и с другими объектами: «безвкусный чай», «лужи», «серая зелень», «серебристая седина», «блеклая трава». Поскольку завод соотносится с демоническим существом, в минуты особого эмоционального напряжения героя окружающий мир принимает сходные демонические черты: «черная толпа», «черные фигуры», «черные тела». Подобный прием позволяет раскрыть душевное состояние Боброва и, как следствие, его мировосприятие в отдельный момент. Также автор демонстрирует, как отдельные картины и объекты «смазываются» в сознании персонажа, становятся безликими.

Хотя внешне повесть «Молох» кажется колористически бедной, эта особенность позволяет достичь конкретной художественной задачи: воссоздать картину унылой обстановки и подавленного состояния Боброва, что в целом создает определенное настроение у читателей. Активное использование цветообозначений «серый» и «черный» позволяет соединить разрозненные объекты художественного мира в единое целое, а также создать единый колорит произведения: «серые лошади», «серые труженики», «серое небо», «серый полумрак», «серая зелень», «серая масса», «серая туча», «черная стена», «черные фигуры», «черное небо», «черные башни».

Таким образом, завод в представлении главного героя выступает не только и не столько как рабочее место, а скорее как одушевленное существо, которое в болезненном сознании Боброва наделяется демоническими и разрушительными свойствами. Художественное пространство повести и ассоциативные ряды, актуализирующие пространственный образ Молоха-завода, позволяют выразить идею господства буржуазного мира над личностью человека.

The artistic space in A.I. Kuprin`s story «Moloch»: linguistic and stylistic aspect

Sattorova M.F.,
undergraduate of 2 course of the Moscow City University, Moscow

Research supervisor:
Gromova Alla Vitalevna,
Professor of the Department of the Russian Literature of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Doctor of Philology, Full Professor

Аnnotation. The article is devoted to analysis of the artistic space in A.I. Kuprin`s story «Moloch» (1896). Special attention is paid to the linguistic and stylistic means of embodying the space of the factory, which is likened to the ancient bloodthirsty creature Moloch in the character`s mind.
Keywords: artistic space, infernal space, colorative vocabulary, metaphor, artistic image.

---

1. Байбородин А. Молох технократии и его жрецы. (дата обращения: 10.02.2022).
2. Куприн А.И. Молох. М.: T8 RUGRAM, 2019. 178 с.
3. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. 352 с.

1. Bayborodin A. Moloch of technocracy and his priests. (date of the address: 10.02.2022).
2. Kuprin A.I. Moloch. Moscow: T8 RUGRAM, 2019. 178 pages.
3. Lotman Yu.M. In the school of a poetic word: Pushkin. Lermontov. Gogol. Moscow: Education, 1988. 352 psges.

Молох

Автор	Александр Куприн
Оригинальное название	Молох
Страна	Российская империя
Язык	русский
Издатель	Русское Богатство (1896)
Дата публикации	1896
Тип СМИ	Распечатать (Переплет & Мягкая обложка )

Молох (Молох) — короткое Роман к Александр Куприн, впервые опубликовано в Русское Богатство‘с декабря 1896 проблема. Резкая критика стремительно растущего русский капитализм и отражение растущих промышленных волнений в стране, это считается первой крупной работой Куприна.^[1][2]

Синопсис

Инженер Андрей Бобров работает на безжалостном капиталистическом промышленном предприятии, чувствуя себя все более и более неудобно из-за того, что происходит вокруг него. Потеряв Нину, женщину, которую он любит, аморальному промышленнику Квашнину, владеющему этим предприятием, он терпит нервный срыв и остается сломленным человеком, склонным к безумным и бесплодным спорам со своим собственным «двойником». Финал повести намекает на начало восстания рабочих.^[2]

Символы

• Андрей Бобров, чуткий и социально сознательный человек, который считает завод, на котором он работает, ненасытным Молох, наглый бог Аммониты для которого дети были сделаны «проходить через огонь» в ритуальных жертвоприношениях (4 Царств 23:10).
• Квашнин, хозяин предприятия, «прожорливый, развратный, чудовищно толстый», в котором Бобров видит само воплощение «промышленной аморальности».
• Свежевский, мерзкий карьерист, «современность». Юрайя Хип »(Николас Люкер).^[2]
• Зиненко, заведующий магазинами фабрики; он ухаживает за своим начальством, сплетничает о своих коллегах и тиранит своих подчиненных.
• Нина, дочь Зиненко, красивая молодая женщина, в которую влюбляется Бобров и которую больше всего впечатлило богатство Квашнина. Быть замужем за Свежевским, чтобы стать любовницей Квашнина под прикрытием респектабельности.
• Гольдберг, врач завода и единственный друг Боброва.
• Андреа, хорошо образованная и очень умная бельгийский инженер.^[2]

Фон

По словам ученого Николаса Люкера, «тематически Молох прочно принадлежит к 1890-м годам и отражает многие социальные и экономические проблемы того десятилетия».

Во второй половине 1800-х годов началось быстрое развитие русского капитализма с сопутствующей ему промышленной экспансией. По мере расширения ее железнодорожной сети и расширения ее текстильной, металлургической и горнодобывающей промышленности объем производства в России неуклонно рос. Всероссийская промышленная выставка 1896 г. в г. Нижний Новгород, о котором Куприн упоминает в «Юзовском заводе», призвана продемонстрировать впечатляющие достижения российской промышленности. Но с промышленным бумом среди нового рабочего класса росли волнения, его ряды пополнялись бедными крестьянами, изгнанными с земель такими аграрными кризисами, как голод 1891-1892 годов.^[2]

Серия промышленных потрясений середины 1890-х годов нашла отражение в восстании рабочих в конце Молоха.

История

История впервые была опубликована в Русское Богатство, № 12, декабрьский выпуск. В сильно отредактированной версии он появился в Рассказы, сборник 1903 г., изданный Горьким Знание. В том же году он был опубликован Донская Речь (Донская речь), а Ростов-на-Дону на базе издательства. Там вообще отсутствовала финальная сцена.^[1] Процесс модерации текста продолжался, пока автор готовил его к Адольф Маркс ‘ Полный Куприн серии. Судя по письму автора к Николай Михайловский, изначально последняя глава выглядела гораздо радикальнее, чем ее окончательный вариант. Со временем его тон был значительно смягчен по рекомендациям Михайловского.^[1]

Передавая текст в издательство (А. К. Маркс), Куприн написал Михайловскому: «Вот Молох11-я глава. Я радикально изменил его, следуя вашим инструкциям. А теперь я хотел бы вас спросить — если вы обнаружите что-то неправильное в тексте, просмотрите его своей ручкой … Я должен признаться в одном: мне до сих пор не удалось избежать болезненного психология. Может быть, этот несчастный жанр неотделим от меня? «^[1] Куприн, видимо, планировал закончить Молох со сценой восстания рабочих, где Бобров взрывает котлы. Михайловский настаивал на изменении финала, считая его «мелодраматическим». Это (по мнению советского критика И. Питляра) сделало общий тон романа более пессимистичным. Как писал Куприн Михайловскому при переделке рукописи: «О восстании — ни слова. Его можно будет только почувствовать».^[3]

Критический прием

Ангел Богданович, рецензируя сборник Куприна для «Знания», писал: «Из десяти включенных произведений только МолохВыделяется самый длинный… Но, несмотря на несколько отличных фрагментов, вроде того, на котором изображена фабрика в целом, в стиле присутствует некоторая неестественность, будто автор работает под каким-то посторонним влиянием.^[4]

По словам современного ученого Николаса Люкера, «недостатки Молох несколько. Мелодрама произведений типа «Во тьме «появляется снова, особенно в треугольнике Бобров-Нина-Квашнин, который имеет некоторое сходство с более ранней схемой Аларин-Зинаида-Кашперов. Два участка Молоха беззастенчиво сенсационны: лихорадочные словесные обмены между Бобровым и мадам Зиненко на пикнике и прибытие окровавленного и изодранного героя в больницу, чтобы умолять Гольдберга дать морфий ».^[2]

Рекомендации