👉 Ответы к странице 27. Русский родной язык 4 класс учебник. Авторы: О. М. Александрова, Л. А. Вербицкая.
Задание
Вспомни сказки, в которых встречается выражение «синее море».
Ответ:
«Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о царе Салтане», «По щучьему велению».
Задание 10
Перечитайте фрагмент «Сказки о мёртвой царевне и семи богатырях» А. С. Пушкина, начиная со слов
За невестою своей Королевич Елисей
Между тем по светы скачет…
до слов
Ветер далее побежал.
Задание
Найдите эпитеты, которые А. С. Пушкин использует со словами солнце, месяц, море, речка, тьма. Запишите в тетрадь.
Ответ:
Красно солнце, свет наш солнышко, круглолицый, светлоокий, месяц ясный, ветер буйный, ветер могуч, тьма печальная, речка тихоструйная, тьма глубокая.
Задание 11
Выбери слова, которые в русском фольклоре помогают создать образ соловья.
Ответ:
Птичка-невеличка, милый, певец, друг, любезный.
Задание 12
Найди в тексте предложения, в которых говорится о пении соловья. На основе данного текста напиши свой текст: расскажи, когда, где можно услышать соловьиное пение и в чём его особенности. Объясни, за что люди так любят эту незаметную птичку.
Ответ:
«В густых зеленых зарослях заливаются лесные певцы – соловьи. Щебечут, свистят, цокают, завораживают своим пением. Никто в лесу не поет лучше соловушки! «У соловья волшебное пение, да скромное оперение.»»
Обычно пение соловья можно услышать в середине мая. Именно в это время эти маленькие птички поселяются в наших садах. Если вам удастся повстречаться с соловушкой, то его внешний вид вас вряд ли впечатлит, но как только наступит вечер, и соловей заведет свою песню, как вы сразу же влюбитесь в этого неприметного певца.
Его трели хочется слушать и слушать. Это по-настоящему весенние песни, которые поднимают настроение, напоминают нам о том, что пришла весна, что все только начинается. Пение этой птички нельзя сравнить ни с одним звуком природы, поскольку оно уникально.
Я, приезжая в деревню, заслушиваюсь его трелями, забываю обо всем и лишь наслаждаюсь этими прекрасными звуками.
Цитаты из русской классики со словосочетанием «синее море»
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
Чем тебе не любо на просторе
Высоко под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою волны колыхать?
Много видал я больших городов,
Синих морей и подводных мостов…
Ходзила Мария
Коля синя моря,
А на тым жа мори
Латыр-камень,
А на тым же камни
Золотый престол…
Море… Здесь я в первый раз понял, что значит «синее» море, а до сих пор я знал об этом только от поэтов, в том числе и от вас. Синий цвет там, у нас, на севере, — праздничный наряд моря. Там есть у него другие цвета, в Балтийском, например, желтый, в других морях зеленый, так называемый аквамаринный. Вот наконец я вижу и синее море, какого вы не видали никогда.
И струн переливы в лесу потекли,
И песня в глуши зазвучала…
Все мира явленья вблизи и вдали:
И синее море, и роскошь земли,
И цветных камений начала…
Поезд летит, мелькают какие-то огороды, вправо остается возвышенность Лесного, Поклонная гора, покрытая сосновым лесом, а влево ровнем-гладнем стелется к «синему морю» проклятое богом чухонское болото.
Им ответ держал премудрый царь: «Я еще вам, братцы, про то скажу: у нас Кит-рыба всем рыбам мать: на трех на китах земля стоит; Естрафиль-птица всем птицам мати; что живет та птица на синем море; когда птица вострепенется, все синё море всколебается, потопляет корабли гостиные, побивает суда поморские; а когда Естрафиль вострепещется, во втором часу после полунощи, запоют петухи по всей земли, осветится в те поры вся земля…»
Неудержимо потянула меня степь-матушка. Уехали мы со скорым поездом на другое утро — не простился ни с кем и всю Москву забыл. Да до Москвы ли! За Воронежем степь с каждым часом все изумруднее… Дон засинел… А там первый раз в жизни издалека синь море увидал. Зимовник оказался благоустроенным. Семья Бокова приняла меня прекрасно… Опять я в табунах — только уж не табунщиком, а гостем. Живу — не нарадуюсь!
И, действительно, Матвей, у которого глаза были острые, увидел первый, что над синим морем направо встала будто белая игла.
Страшению моря царевич не внял,
Не внял на великое горе,
Спускает ладью он на пенистый вал —
Ой море, ой синее море!
Вот пошел он к синему морю,
(Помутилося синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку,
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей старик с поклоном отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Еще пуще старуха бранится,
Не дает старику мне покою:
Избу просит сварливая баба».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе
с Богом,
Так и быть: изба вам уж будет».
И синего моря обманчивый вал
В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы…
Под грозной броней ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.
Пела, пела пташечка
И затихла.
Знало сердце радости,
Да забыло.
Что, певунья пташечка,
Замолчала?
Что ты, сердце, сведалось
С черным горем?
Ах, сгубили пташечку
Злые люди;
Погубили молодца
Злые толки.
Полететь бы пташечке
К синю морю;
Убежать бы молодцу
В лес дремучий.
На море валы шумят,
Да не вьюги;
В лесе звери лютые,
Да не люди.
В осажденном городе Севастополе, на бульваре, около павильона играла полковая музыка, и толпы военного народа и женщин празднично двигались по дорожкам. Светлое весеннее солнце взошло с утра над английскими работами, перешло на бастионы, потом на город, — на Николаевскую казарму и, одинаково радостно светя для всех, теперь спускалось к далекому синему морю, которое, мерно колыхаясь, светилось серебряным блеском.
Отсюда, сверху, открывался великолепный вид во все стороны. На северо-западе виднелся низкий и болотистый перевал с реки Нахтоху на Бикин. В другую сторону, насколько хватал глаз, тянулись какие-то другие горы. Словно гигантские волны с белыми гребнями, они шли куда-то на север и пропадали в туманной мгле. На северо-востоке виднелась Нахтоху, а вдали на юге — синее море.
Он свободно и легко летит всё дальше и дальше, и видит внизу золотые города, облитые ярким сияньем, и синее небо с частыми звездами, и синее море с белыми парусами — и ему сладко и весело лететь всё дальше и дальше…
По синему морю клубится туман,
Всю даль облака застилают,
Из разных слетаются вороны стран,
Друг друга, кружась, вопрошают…
У синего моря урядник стоит,
А синее море шумит и шумит,
И злоба урядника гложет,
Что шума унять он не может.
Напой мово коня
Среди синя моря,
Чтобы ворон конь напился,
Бран ковер не замочился
И не мокор был, — сухой.
На берег пустынный, на старые серые камни
Осеннее солнце прощально и нежно упало.
На темные камни бросаются жадные волны
И солнце смывают в холодное синее море.
И медные листья деревьев, оборваны ветром осенним,
Мелькают сквозь пену прибоя, как пестрые мертвые птицы,
А бледное небо — печально, и гневное море — угрюмо.
Одно только солнце смеется, склоняясь покорно к закату.
Полетели дальше. Но Аленушка больше не удивлялась ни синему морю, ни горам, ни обожженной солнцем пустыне, где росли гиацинты.
Скука смертельная, должно быть, это синее море…
Это и не прощание козака с милой, не удалой набег, не экспедиция в чайках по синему морю и Дунаю.
Впереди синее море, над головой синее небо, да солнце, как горячий уголь, пекло лицо, а сзади кучка гор жмутся друг к другу плечами, будто проводить нас, пожелать счастливого пути. Это берега Бонин-Cима: прощай, Бонин-Cима!
Вообще недурно для первого раза, а главное, целых сорок сажен над уровнем «синего моря».
Но морю, что, мир обтекая, шумит,
Известно о их заговоре;
Не езди, царевич, оно говорит —
Ой море, ой синее море!
Да, на бастионе и на траншее выставлены белые флаги, цветущая долина наполнена смрадными телами, прекрасное солнце спускается с прозрачного неба к синему морю, и синее море, колыхаясь, блестит на золотых лучах солнца.
Былины значенье ему невдогад,
Он едет с весельем во взоре
И сам напевает товарищу в лад:
«Ой море, ой синее море…
Робкий ум мальчика, родившегося среди материка и не видавшего никогда моря, цепенел перед ужасами и бедами, которыми наполнен путь пловцов. Но с летами ужасы изглаживались из памяти, и в воображении жили, и пережили молодость, только картины тропических лесов, синего моря, золотого, радужного неба.
Я надеялся на эти тропики как на каменную гору: я думал, что настанет, как в Атлантическом океане, умеренный жар, ровный и постоянный ветер; что мы войдем в безмятежное царство вечного лета, голубого неба, с фантастическим узором облаков, и синего моря. Но ничего похожего на это не было: ветер, качка, так что полупортики у нас постоянно были закрыты.
Снова князь у моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Боже мой! кто это выдумал путешествия? — невольно с горестью воскликнул я, — едешь четвертый месяц, только и видишь серое небо и качку!» Кто-то засмеялся. «Ах, это вы!» — сказал я, увидя, что в каюте стоит, держась рукой за потолок, самый высокий из моих товарищей, К. И. Лосев. «Да право! — продолжал я, — где же это синее море, голубое небо да теплота, птицы какие-то да рыбы, которых, говорят, видно на самом дне?» На ропот мой как тут явился и дед.
И вот видит он во сне города Киев с угодниками и толпами богомольцев, Ромен с купцами и товарами, видит Одест и далекое синее море с белыми парусами, и город Царьград с золотыми домами и белогрудыми, чернобровыми турчанками, куда он летит, поднявшись на каких-то невидимых крыльях.
Я не вижу ни голубого неба, ни синего моря.
Вот идет он к синему морю,
Видит, на море черная буря…
Старичок отправился к морю,
(Почернело синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку.
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Опять моя старуха бунтует:
Уж не хочет быть она дворянкой,
Хочет быть вольною царицей».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе с Богом!
Добро! будет старуха царицей…
Воротился старик ко старухе,
Рассказал ей великое чудо:
«Я сегодня поймал было рыбку,
Золотую рыбку, не простую;
По-нашему говорила рыбка,
Домой в море синее просилась,
Дорогою ценою откупалась:
Откупалась, чем только пожелаю.
Не посмел я взять с нее выкуп;
Так пустил ее в синее море».
Старика старуха забранила:
«Дурачина ты, простофиля!
Не умел ты взять выкупа с рыбки!
Хоть бы взял ты с нее корыто,
Наше-то совсем раскололось…
В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут…
Пошел старик к синему морю;
(Не спокойно синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку.
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Пуще прежнего старуха вздурилась,
Не дает старику мне покою:
Уж не хочет быть она крестьянкой,
Хочет быть столбовою дворянкой».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе
с Богом».
От порчи и «призора» можно отговориться: «Есть славное синее море, есть на славном синем море синей остров, есть на синем острове синей камень, на том синем камени сидит синен человек, у синего человека синей лук бестетивной, синяя стрела без перья, и отстреливает синей человек синим луком бестетивным, синей стрелой без перья, притчи и призеры, и уроки, переломы и грыжища всякие, падежи и удары, и пострелы, всякую нечисть».
Вот пошел он к синему морю;
Видит — море слегка разыгралось.
Стал он кликать золотую рыбку,
Приплыла к нему рыбка и спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка,
Разбранила меня моя старуха,
Не дает старику мне покою:
Надобно ей новое корыто;
Наше-то совсем раскололось».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе
с Богом,
Будет вам новое корыто».
Жил старик со своею старухой
У са́мого синего моря…
«Стану я, раб божий (имя рек), благословясь и пойду перекрестясь во сине море; на синем море лежит бел горюч камень, на этом камне стоит божий престол, на этом престоле сидит пресвятая матерь, в белых рученьках держит белого лебедя, обрывает, общипывает у лебедя белое перо; как отскакнуло, отпрыгнуло белое перо, так отскокните, отпрыгните, отпряните от раба божия (имя рек), родимые огневицы и родимые горячки, с буйной головушки, с ясных очей, с черных бровей, с белого тельца, с ретивого сердца, с черной с печени, с белого легкого, с рученек, с ноженек.
Лежит с погружённым он в сердце мечом,
Не в бармах, не в царском уборе,
И тризну свершает лишь море по нём —
Ой море, ой синее море…
И, к ней обращаясь, Гаральд говорит,
С любовью в сияющем взоре:
«Всё, что пред тобою цветёт и блестит,
И берег, и синее море…
По синему морю клубится туман,
Слетается воронов боле:
«Откуда летишь ты?» — «Я, кровию пьян,
Лечу от Гастингского поля!
Былину старинную он затянул;
В зелёном, пустынном просторе
С припевом дубравный сливается гул:
«Ой море, ой синее море!
«В ладье не вернулся царевич домой,
Наследную вотчину вскоре
Сватья разделили его меж собой —
Ой море, ой синее море!
Ступай себе в синее море,
Гуляй там себе на просторе».
Неточные совпадения
Мать и сын теперь на воле;
Видят холм в широком поле;
Море синее кругом,
Дуб зеленый над холмом.
Сын подумал: добрый ужин
Был бы нам, однако, нужен.
Ломит он у дуба сук
И в тугой сгибает лук,
Со креста снурок шелковый
Натянул на лук дубовый,
Тонку тросточку сломил,
Стрелкой легкой завострил
И пошел на край долины
У моря искать дичины.
В пушкинскую грудь — в ту синюю открытку, всю синеву мира и моря вобравшую.
Облака рассеялись, на темно-синем небе ярко засверкали звезды, на бархатной поверхности моря тоже мелькали огоньки рыбачьих лодок и отраженных звезд.
Еще мальчишкой Туба, работая на винограднике, брошенном уступами по склону горы, укрепленном стенками серого камня, среди лапчатых фиг и олив, с их выкованными листьями, в темной зелени апельсинов и запутанных ветвях гранат, на ярком солнце, на горячей земле, в запахе цветов, — еще тогда он смотрел, раздувая ноздри, в синее око моря взглядом человека, под ногами которого земля не тверда — качается, тает и плывет, — смотрел, вдыхая соленый воздух, и пьянел, становясь рассеянным, ленивым, непослушным, как всегда бывает с тем, кого море очаровало и зовет, с тем, кто влюбился душою в море…
Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть веселым блеском; с бухты несет холодом и туманом; снега нет — всё черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далекий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра. На кораблях глухо бьет 8-я стклянка.
Так проводил он праздники, потом это стало звать его и в будни — ведь когда человека схватит за сердце море, он сам становится частью его, как сердце — только часть живого человека, и вот, бросив землю на руки брата, Туба ушел с компанией таких же, как сам он, влюбленных в простор, — к берегам Сицилии ловить кораллы: трудная, а славная работа, можно утонуть десять раз в день, но зато — сколько видишь удивительного, когда из синих вод тяжело поднимается сеть — полукруг с железными зубцами на краю, и в ней — точно мысли в черепе — движется живое, разнообразных форм и цветов, а среди него — розовые ветви драгоценных кораллов — подарок моря.
Вдали на горизонте, там, где голубой атлас моря окаймлялся темно-синей бархатной лентой, неподвижно стояли стройные, чуть-чуть розовые на солнце, паруса рыбачьих лодок.
— Это верно. Мы ждем, когда из-за туч проглянет опять эта глубокая синева. Гроза пройдет, а небо над нею останется все то же; мы это знаем и потому спокойно переживаем грозу. Так вот, небо сине… Море тоже сине, когда спокойно. У твоей матери синие глаза. У Эвелины тоже.
Мне нимало не смешна и не страшна выходка Рагима, одухотворяющего волны. Все кругом смотрит странно живо, мягко, ласково. Море так внушительно спокойно, и чувствуется, что в свежем дыхании его на горы, еще не остывшие от дневного зноя, скрыто много мощной, сдержанной силы. По темно-синему небу золотым узором звезд написано нечто торжественное, чарующее душу, смущающее ум сладким ожиданием какого-то откровения.
Берег обрывом спускался к морю почти у самых стен ее, и внизу с беспрерывным ропотом плескались темно-синие волны.
Как чудесно хороши вы,
Южной ночи красоты:
Моря синего заливы,
Лавры, скалы и цветы!
Ослепительно блестел снег, ласково синела вода, золотом солнце обливало залив, горы и людей. И крепко, густо, могущественно пахло морем. Хорошо!
Стало быть, и она видела в этой зелени, в течении реки, в синем небе то же, что Васюков видит, когда играет на скрипке… Какие-то горы, моря, облака… «И я вижу их!..»
Ветер становился всё крепче, волны выше, острее и белей; выросли птицы на море, они всё торопливее плывут в даль, а два корабля с трехъярусными парусами уже исчезли за синей полосой горизонта.
В Киеве далеком, на горах,
Смутный сон приснился Святославу,
И объял его великий страх,
И собрал бояр он по уставу.
«С вечера до нынешнего дня, —
Молвил князь, поникнув головою, —
На кровати тисовой меня
Покрывали черной пеленою.
Черпали мне синее вино,
Горькое отравленное зелье,
Сыпали жемчуг на полотно
Из колчанов вражьего изделья.
Златоверхий терем мой стоял
Без конька, и, предвещая горе,
Вражий ворон в Плесенске кричал
И летел, шумя, на сине море».
Долинский хотел очертить свою мать и свое детское житье в киевском Печерске в двух словах, но увлекаясь, начал описывать самые мелочные подробности этого житья с такою полнотою и ясностью, что перед Дорою проходила вся его жизнь; ей казалось, что, лежа здесь, в Ницце, на берегу моря, она слышит из-за синих ниццских скал мелодический гул колоколов Печерской лавры и видит живую Ульяну Петровну, у которой никто не может ничего украсть, потому что всякий, не крадучи, может взять у нее все, что ему нужно.
В такой безуспешной и тревожной погоне прошло около часу, когда с удивлением, но и с облегчением Ассоль увидела, что деревья впереди свободно раздвинулись, пропустив синий разлив моря, облака и край желтого песчаного обрыва, на который она выбежала, почти падая от усталости.
Родительница плакала:
«Как рыбка в море синее
Юркнешь ты! как соловушко
Из гнездышка порхнешь!
Направо идет высокий холм с отлогим берегом, который так и манит взойти на него по этим зеленым ступеням террас и гряд, несмотря на запрещение японцев. За ним тянется ряд низеньких, капризно брошенных холмов, из-за которых глядят серьезно и угрюмо довольно высокие горы, отступив немного, как взрослые из-за детей. Далее пролив, теряющийся в море; по светлой поверхности пролива чернеют разбросанные камни. На последнем плане синеет мыс Номо.
Девы готские у края
Моря синего живут.
Русским золотом играя,
Время Бусово поют.
Месть лелеют Шаруканыо,
Нет конца их ликованью…
Нас же, братия-дружина,
Только беды стерегут.
Гой ты море, море синее!
Ты разгулье молодецкое!
Ты прости, моя любимая,
Красна девица-душа!
Не трепать рукою ласковой
Щеки алые твои:
А трепать ли молодцу
Мне широким веслом
Волгу-матушку…
— Неужели это уж Севастополь? — спросил меньшой брат, когда они поднялись на гору, и перед ними открылись бухта с мачтами кораблей, море с неприятельским далеким флотом, белые приморские батареи, казармы, водопроводы, доки и строения города, и белые, лиловатые облака дыма, беспрестанно поднимавшиеся по желтым горам, окружающим город, и стоявшие в синем небе, при розоватых лучах солнца, уже с блеском отражавшегося и спускавшегося к горизонту темного моря.
Ты посинел, как Черное море.
Чорт выхватил, что ему было нужно, мигом свернулись у него крылья, мягкие, как у нетопыря, мигом вскочил в широкие, как море, синие штаны, надел все остальное, подтянулся поясом, а рога покрыл смушковой шапкой. Только хвост высунулся поверх голенища и бегал по песку, как змея…
Ночь прошла, и кровяные зори
Возвещают бедствие с утра.
Туча надвигается от моря
На четыре княжеских шатра.
Чтоб четыре солнца не сверкали,
Освещая Игореву рать,
Быть сегодня грому на Каяле,
Лить дождю и стрелами хлестать!
Уж трепещут синие зарницы,
Вспыхивают молнии кругом.
Вот где копьям русским преломиться.
Вот где саблям острым притупиться,
Загремев о вражеский шелом!
О Русская земля!
Ты уже за холмом.
Тихими ночами лета море спокойно, как душа ребенка, утомленного играми дня, дремлет оно, чуть вздыхая, и, должно быть, видит какие-то яркие сны, — если плыть ночью по его густой и теплой воде, синие искры горят под руками, синее пламя разливается вокруг, и душа человека тихо тает в этом огне, ласковом, точно сказка матери.
Старику стало тяжело среди этих людей, они слишком внимательно смотрели за кусками хлеба, которые он совал кривою, темной лапой в свой беззубый рот; вскоре он понял, что лишний среди них; потемнела у него душа, сердце сжалось печалью, еще глубже легли морщины на коже, высушенной солнцем, и заныли кости незнакомою болью; целые дни, с утра до вечера, он сидел на камнях у двери хижины, старыми глазами глядя на светлое море, где растаяла его жизнь, на это синее, в блеске солнца, море, прекрасное, как сон.
Вечера были превосходные; припоминается мне пылающий запад, темно-синее море и совершенно белая луна, выходящая из-за гор.
В синем небе полудня тает солнце, обливая воду и землю жаркими лучами разных красок. Море дремлет и дышит опаловым туманом, синеватая вода блестит сталью, крепкий запах морской соли густо льется на берег.
На синей скатерти моря, в молочном тумане дали, скользит бесшумно, точно тень облака, белый пароход.
Но холодно; я прятал руки в рукава или за пазуху, по карманам, носы у нас посинели. Мы осмотрели, подойдя вплоть к берегу, прекрасную бухту, которая лежит налево, как только входишь с моря на первый рейд. Я прежде не видал ее, когда мы входили: тогда я занят был рассматриванием ближних берегов, батарей и холмов.
Справа по обрыву стоял лес, слева блестело утреннее красивое море, а ветер дул на счастье в затылок. Я был рад, что иду берегом. На гравии бежали, шумя, полосы зеленой воды, отливаясь затем назад шепчущей о тишине пеной. Обогнув мыс, мы увидели вдали, на изгибе лиловых холмов берега, синюю крышу с узким дымком флага, и только тут я вспомнил, что Эстамп ждет известий. То же самое, должно быть, думал Дюрок, так как сказал…
— Представьте себе, — говорил он, — небо там синее, море синее, по морю корабли плывут, а над кораблями реют какие-то неизвестные птицы… но буквально неизвестные! a la lettre!
О прибрежные камни равномерно и глухо бьет волна; море — всё в живых белых пятнах, словно бесчисленные стаи птиц опустились на его синюю равнину, все они плывут в одном направлении, исчезают, ныряя в глубину, снова являются и звенят чуть слышно.
Дорога стоголосая
Гудит! Что море синее,
Смолкает, подымается
Народная молва.
Море гладко выковано из синего металла, пестрые лодки рыбаков неподвижны, точно впаяны в полукруг залива, яркий, как небо. Пролетит чайка, лениво махая крыльями, — вода покажет другую птицу, белее и красивее той, что в воздухе.
Севастополь, всё тот же, с своею недостроенной церковью, колонной, набережной, зеленеющим на горе бульваром и изящным строением библиотеки, с своими маленькими лазуревыми бухточками, наполненными мачтами, живописными арками водопроводов и с облаками синего порохового дыма, освещаемыми иногда багровым пламенем выстрелов; всё тот же красивый, праздничный, гордый Севастополь, окруженный с одной стороны желтыми дымящимися горами, с другой — ярко-синим, играющим на солнце морем, виднелся на той стороне бухты.
Приветствую тебя, опустошённый дом,
Завядшие дубы, лежащие кругом,
И море синее, и вас, крутые скалы,
И пышный прежде сад — глухой и одичалый!
Синяя даль, сверкающие гребни волн и грузные форты, выступившие далеко в море…
Утро чудесное, море синее, как в тропиках, прозрачное; тепло, хотя не так, как в тропиках, но, однако ж, так, что в байковом пальто сносно ходить по палубе. Мы шли все в виду берега. В полдень оставалось миль десять до места; все вышли, и я тоже, наверх смотреть, как будем входить в какую-то бухту, наше временное пристанище. Главное только усмотреть вход, а в бухте ошибиться нельзя: промеры показаны.
Море огромное, лениво вздыхающее у берега, — уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд. Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.
Северные сумерки и рассветы с их шелковым небом, молочной мглой и трепетным полуосвещением, северные белые ночи, кровавые зори, когда в июне утро с вечером сходится, — все это было наше родное, от чего ноет и горит огнем русская душа; бархатные синие южные ночи с золотыми звездами, безбрежная даль южной степи, захватывающий простор синего южного моря — тоже наше и тоже с оттенком какого-то глубоко неудовлетворенного чувства.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына в царский дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя вешни дни, ликует.
А ведь как хорошо, красиво это безукоризненно чистое и голубое небо, синяя, беспредельная гладь моря, влажно-теплый береговой воздух!
Сидит у царя водяного Садко
И с думою смотрит печальной,
Как моря пучина над ним высоко
Синеет сквозь терем хрустальный.
Но вот на востоке стала разгораться заря, и комета пропала. Ночные тени в лесу исчезли; по всей земле разлился серовато-синий свет утра. И вдруг яркие солнечные лучи вырвались из-под горизонта и разом осветили все море.
Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний.
Только что погасли звезды, но еще блестит белая Венера, одиноко утопая в холодной высоте мутного неба, над прозрачною грядою перистых облаков; облака чуть окрашены в розоватые краски и тихо сгорают в огне первого луча, а на спокойном лоне моря их отражения, точно перламутр, всплывший из синей глубины вод.
Выдумывают новые и новые предлоги для новой выпивки. Кто-то на днях купил сапоги, ужасные рыбачьи сапоги из конской кожи, весом по полпуду каждый и длиною до бедер. Как же не вспрыснуть и не обмочить такую обновку? И опять появляется на сцену синее эмалированное ведро, и опять поют песни, похожие на рев зимнего урагана в открытом море.
Ассоциации к словосочетанию «синее море»
Синонимы к словосочетанию «синее море»
Предложения со словосочетанием «синее море»
- В пути большую часть времени он провёл на палубе, глядя на бескрайнее синее море и чаек, которые ныряли в волны, а потом улетали вдаль, теряясь за горизонтом.
- Жил один старик на берегу синего моря и было ему уже лет сто.
- – Нашему общему знакомому приснилось во сне глубокое синее море, а плавать он так и не научился…
- (все предложения)
Значение слова «синий»
-
СИ́НИЙ, —яя, —ее; синь, синя́, си́не и (устар. и прост.) синё. Имеющий окраску одного из основных цветов спектра — среднего между голубым и фиолетовым; цвета цветков василька. Синие глаза. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова СИНИЙ
Значение слова «море»
-
МО́РЕ, -я, мн. моря́, —е́й, ср. 1. Часть Мирового океана, более или менее обособленная сушей или возвышенностями подводного рельефа. Балтийское море. Средиземное море. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова МОРЕ
Афоризмы русских писателей со словом «синий»
- Люди, которые не любят природы, — и не любят жизни, потому что нельзя любить жизнь, оставаясь равнодушным к солнцу, синему небу, всей божественной красоте мирозданья.
- Давайте перемолвим
безмолвье синих молний,
давайте снова новое
любить начнем.
Чтоб жизнь опять сначала,
как море, закачала.
Давай? Давай!
Давай начнем! - Ты, Азия, — родина родин!
Вместилище гор и пустынь…
Ни с чем предыдущим не сходен
Твой воздух — он огнен и синь. - (все афоризмы русских писателей)
Отправить комментарий
Дополнительно
Сказка о маленькой одинокой Рыбке и об огромном синем Море
В далекой Синей-синей стране, за синими-синими горами лежало синее-синее Море. Это было самое красивое Море на свете. Каждый, кто его видел, думал, что попал в сказку,— настолько оно очаровывало своим необыкновенным глубоким синим цветом. Даже у самого злого и бессердечного человека начинало что-то стучать в груди и на глазах наворачивались слезы, когда он смотрел в прозрачные голубые воды Моря. Люди уходили от моря с необыкновенно легким сердцем, с хорошим настроением, а главное — с желанием сделать кому-нибудь что-то доброе и полезное. Поэтому жители Синей-синей страны очень гордились и любили свое чудесное Море.
Море было не только очень красивым, но и очень гостеприимным. В нем жили миллионы существ, самых-самых разных и необыкновенных. Здесь были причудливые морские звезды, лежащие в задумчивости на ветвях кораллов, и забавные морские коньки, и деловые крабы, вечно занятые какими-то своими серьезными мыслями, и веселые морские ежи, и еще много-много других обитателей глубин. Всем им было очень хорошо в этом синем море, потому что это был их дом.
Но больше всего море любили рыбки, которых было здесь великое множество. Никто, кроме них, не знал море так хорошо. Рыбки целыми днями носились по бескрайним морским просторам, любуясь красотами дна и открывая все новые и новые интересные места. Только ночью они успокаивались и засыпали: кто-то зарывался в мелкий чистый песок, кто-то заплывал в холодные морские пещеры, кто-то прятался в цветных водорослях или кораллах. И морская жизнь как будто замирала… Но как только первые солнечные лучи пробивались сквозь толщу воды, все опять оживало и казалось таким счастливым и беззаботным…
Но жила в этом море одна маленькая Рыбка, которая не чувствовала себя такой уж счастливой. Она считала себя самой неприметной и некрасивой среди рыбок. У нее не было ни переливающегося хвостика, ни ажурных плавничков, даже ее чешуя, в отличие от чешуи ее разноцветных подружек, была обычного серого цвета.
Эта маленькая рыбка очень страдала от одиночества, потому что никто не дружил с ней, ее никогда не приглашали играть и разговаривали с ней совсем мало. Вообще, все всегда вели себя так, как будто ее просто не существует. А ей так хотелось присоединиться к стайке веселых подружек, поиграть с ними в прятки, поплавать наперегонки или просто попутешествовать по морскому дну… Но ее никогда не звали. Подружки просто не замечали ее. А от своей застенчивости она боялась подойти и заговорить сама. Ей казалось, что раз она такая некрасивая, то ее обязательно прогонят. Представляете, как было одиноко и тяжело маленькой, маленькой Рыбке в таком огромном-огромном море?
И вот однажды ей стало настолько грустно и тоскливо, что она вдруг перестала различать цвета. Она перестала видеть красоту, которая ее окружала. Ничто не радовало ее, ничто не интересовало. Это великолепное синее-синее Море стало казаться ей обычной большой серой лужей, в которой живут и плавают такие же серые и бледные стаи рыб. И меньше всего на свете ей хотелось с ними разговаривать…
И решила эта Рыбка уплыть туда, где она ничего этого больше не увидит. Она плыла очень долго и увидела пещеру. Нырнув внутрь, Рыбка оказалась в полной темноте, но почему-то ей совсем не стало от этого лучше и от отчаяния она заплакала.
Вдруг она услышала чей-то ласковый голос.
— Почему ты плачешь? — спросил он.
— Потому что мне одиноко,— ответила Рыбка.
— А почему тебе одиноко?
— Потому, что никто не хочет играть со мной, и еще потому, что я не могу смотреть на такое серое некрасивое Море.Лучше уж не видеть его совсем.
— Серое некрасивое Море? — переспросил голос.— О каком море ты говоришь? Некрасивых морей не бывает, а наше Море вообще самое красивое на свете. По крайней мере, мне так кажется.
Тут наша Рыбка вдруг подумала, что за последнее время это первое существо, которое с ней охотно разговаривает. Она сразу перестала плакать.
— А почему же ты тогда сидишь в этой пещере? — спросила Рыбка.
— Потому что иногда просто хочется побыть одному. Но я ни за что не останусь здесь навсегда. Жизнь слишком интересна и прекрасна, чтобы прятаться от нее. Ты говорила, что с тобой никто не играет? Почему? — спросил голос.
— Потому что я серая и некрасивая и никто меня не замечает,— ответила Рыбка. ‘
— Но это неправда. На самом деле ты просто очаровательная и с тобой очень интересно!
— Откуда ты знаешь? — удивилась Рыбка.
— Не знаю, но именно такой ты мне и кажешься. А давай с тобой дружить? — вдруг спросил голос.
Рыбка растерялась от неожиданности — ей никто никогда не говорил таких слов.
— Давай… А ты кто? — спросила она.
— Я — такая же маленькая рыбка, как и ты.
— И ты счастлива ?
— Да, очень,— отвечала маленькая рыбка.— Давай вып
лывем из пещеры.
— Давай,— согласилась Рыбка.
Когда они выплыли из пещеры, то, наконец, увидели друг Друга.
Новый знакомый нашей рыбки оказался серым сомиком, но он почему-то показался ей очень симпатичным. Ей и в голову не пришло бы назвать его обычным и неинтересным. Она с любопытством разглядывала его.
— Почему ты говорила, что некрасивая? — в свою очередь удивился Сомик.— Смотри!
Он подплыл к какому-то стеклянному кусочку на дне. Наша рыбка взглянула туда и… не поверила своим глазам. Оттуда на нее смотрела чудесная, очень изящная, с необыкновенной серебристой чешуей рыбка.
— Неужели… неужели это я? — не могла поверить Рыбка.
— Конечно, ты. Просто раньше ты этого не замечала, не хотела замечать. Природа не создает ничего серого и некрасивого. Главное — хотеть видеть эту красоту и тогда ты обязательно ее увидишь,— отвечал Сомик.
Наша Рыбка счастливо улыбнулась, оглянулась и…замерла: Море вдруг опять вспыхнуло всеми цветами радуги. Оно сияло и переливалось. Таким красивым Рыбка его еще никогда не видела.
— Спасибо, спасибо тебе, Сомик! — воскликнула она.—Слушай, а давай пойдем гулять?! Я могу показать тебе много интересного, чего ты еще точно не видел!
— Конечно, пойдем! — с радостью согласился Сомик. И они поплыли прочь от темной пещеры. И не было во всем огромном синем-синем Море более счастливых существ, чем две эти маленькие рыбки.
Многие наши сказки, причём, часто, самые известные, знакомые с раннего детства, те, без которых невозможно себе представить «русские сказки», как таковые — содержат обязательные упоминания моря! И это в нашей-то стране — по своей сути, совершено сухопутной, раскинувшейся посреди практически отрезанной от морей части Восточной Европы. Лишь относительно недавно получившей надёжные выходы к морю. Странновато это как-то. Но, тем не менее — факт.
Чтобы не ходить далеко за примерами, вспомним известнейшую сказку «По щучьему велению». По видимому, на самом деле, её действие разворачивается где-то очень недалеко от моря. Когда Емеля Дурак попадает к Царю и влюбляет в себя его дочку и та начинает тосковать по Емеле — обоих запечатывают в бочку и выбрасывают в Синее море! ВОТ ТАК ВОТ! Ну а когда он, чудесным образом заставляет бочку пристать к берегу и разверзнуться — то там, на морском берегу, он ставит себе прекрасный дворец, в который попадает царь, проезжая мимо по своим делам. После чего наш герой женится на царской дочери и становится царским наследником.
Ещё одна известнейшая сказка: «Царевна Лягушка» — видимо представляет собой часть наиболее древнего пласта русских преданий, ибо явно содержит образ сотворения мира — напомним, Лягушка на пиру у Царя создаёт землю, моря, реки, города и прочее — видимо это какая-то легенда о начале времён. Но что касается моря — когда Иван Царевич отправляется искать похищенную Кащеем Лягушку, и находит на дубе ларец с зайцем, с уткой и яйцом в, котором на кончике иглы смерть Кащея — яйцо, в конце концов, попадает в море, вытащить которое Ивану помогает щука. Снова море, и в очень важной части сказки. Ни озеро, ни речка — море.
Ещё один яркий пример упоминания моря в русском эпосе — серия былин о знаменитом Святогоре, великане и волшебном воине, у которого получали силу и учились важнейшие русские богатыри. Святогор, как мы помним, жил на острове, на святых, светлых горах. Иногда поясняется, что он жил не просто на острове, но на крутом острове! В былине когда Святогор передал Илье муромцу силу, он изначально собирался отправиться на свой остров, на котором растут дубы. Жену свою Плёнку Поморскую, после предсказания Коваля, Святогор отыскал в Царстве Поморском. Та лежала во гноище, на лавке, в самой дальней избе, самой дальней деревни. От удара святогорова меча она исцелилась, но он этого не увидел, так как ушёл, разочаровавшись. После исцеления, его будущая жена собрала много кораблей и начала на них торговать по всему Поморскому Царству, а когда разбогатела — то отправилась к Святогору на его святые горы — по морю! Есть вариант, правда, что он сам её отыскал. Тогда-то они и поженились. В любом случае — образ главного русского богатыря Святогора практически неотделим от моря, острова и Поморья.
К тому же, тема мистического, волшебного острова — Буяна, стоящего среди моря-окияна и являющегося центром мира, а также основой русского государства — это вообще краеугольный камень нашего фольклора. «За морем Синим, за морем Хвалынским, посреди Окиян-моря, лежит остров Буян; на том острове Буяне стоит дуб зеленый, под ним бык печеный, в нем нож точеный…» Но подробней об этом чуть ниже.
Некоторые сказки, записанные (или скомпилированные на основе народных преданий) русскими писателями — также часто содержат упоминания моря. Как яркий пример, напомним сказку про «Конька-Горбунка» П.Ершова. Там есть сразу всё — и волшебные кони, и остров Буян, и Чудо-юдо Рыба-кит. Само же море упоминается буквально десятки раз! Ершов писал своё произведение, основываясь на русских народных сказках, которые слушал с раннего детства. Но самое удивительное, что записал он это всё в Тобольске (там, где, собственно, и родился), в тогдашней столице Сибири. То есть, буквально за тысячи километров от ближайшего моря! Фактически, посредине континента Евразии! Более сухопутное место на Земле сложно себе представить. Однако, это сказка, буквально пронизана темой моря!
Отдельно хочу упомянуть сказки Александра Сергеевича Пушкина. Известно, что поэт писал эти произведения уже во взрослом возрасте, после очередной ссылки, в своём имении, под Псковом. Источником его вдохновения послужили рассказы няни, Арины Родионовны. Известно письмо Пушкина этого периода, брату Льву, в котором он восторженно описывает нянины сказки. Поэт записывал их в черновики (которые сохранились) а потом писал стихи на основе своих записей. Практически все эти, положенные в стихотворную форму, сказки содержат образ моря. А в некоторых из них, море выступает важнейшие составной среды, в которой разворачиваются события.
Судите сами:
«Сказка о попе и работнике его Балде!» Не многие об этом задумываются, но Балда ходил пугать чертей на море! Это были морские черти. Они жили не в озере, и не в речке, и даже не в болоте — а именно в море!
«Сказка о рыбаке и рыбке». Тут, что называется, комментарии излишни. Единственное, что стоит отметить, что наиболее близким аналогом этой сказки, является сказка Братьев Гримм о волшебной камбале, которая была записана ими в немецкой тогда Померании. При этом, в черновиках Пушкина, есть вариант, в котором бабка, в одном из своих желаний, хотела стать «Папой Римской» — что говорит о не православной принадлежности людей, изначально рассказывавших эту сказку. И кстати говоря, если сказка о Балде появилась в их же среде — получается, что и поп на которого работал Балда, изначально мог быть совсем не православного вероисповедания, хотя сейчас стереотипным является именно это представление.
Другие упоминания папы римского в русском фольклоре связаны с описанием Священного острова из знаменитого собрания северных мистических текстов, известного как Голубиная Книга:
Сиред моря сиред Кияни
Выходила церковь божественная
Самого Клима попа рымского:
По том моря всем морям мати.
Другой вариант:
Окиян-море – всем морям отец:
Среди моря выходила церковь,
Выходила церковь – вся соборная,
Со святым Климентом, папой Римским.
Ещё вариант:
Посреди моря Океанского
Выходила церковь соборная,
Соборная, богомольная,
Святого Климента попа Римаского:
На церкви главы мраморные,
На главах кресты золотые.
Из той из церкви из соборной,
Из соборной, из богомольной,
Выходила Царица небесная;
Из Океан-море она омывалася;
На собор-церковь она Богу молилася:
От того Океан всем морям мати.
Так что как видите — для северных русских, личность папы римского была вполне естественной, что вероятно, говорит о нашей изначальной связи с землями, которые при христианизации попали под юрисдикцию Святого Престола. И это далеко не нынешняя Россия.
Но вернёмся к сказкам Пушкина.
В «Сказке о золотом петушке» одни из соседей славного царя Дадона, которым он смело наносил по молодости обиды, нападали на его царство с моря — некие «лихие гости». Кстати, петушки на шпилях церквей присутствуют по всей Южной Балтике, и оттуда вместе с немцами попали в Восточную Прибалтику, например, в Ригу.
Далее, поэма «Руслан и Людмила» — содержит неоднократные упоминания моря. Но я хочу напомнить её вступление, которое является, по сути самостоятельным произведением. И это знаменитый стих «У Лукоморья дуб зелёный». Некоторое время назад, я попробовал рассмотреть его отдельно, здесь же отмечу, что «лукоморье», это по-видимому, дугообразный морской залив, что-то типа бухты. А упомянутое в стихотворении конкретное Лукоморье предстаёт перед нами как, ни много ни мало — мистический центр Руси, место воплощения самого русского духа! Вот так вот! И это всё опять на берегу моря.
Князь Гвидон, в исполнении артиста Видова.
Ещё одной, важнейшей сказкой из данного цикла, безусловно, является «Сказка о Царе Салтане», или, если привести полный вариант её наименования, «Сказка о Царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре Князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди.» В ней море, безусловно, является важнейшим элементом, на котором построено всё повествование. Недруги, посадив царевича Гвидона с матерью в бочку бросают их в Синее моря. (Как и Емелю, с царской дочкой). Волна выбрасывает ту бочку на остров, на котором до того рос лишь дубок единый. Этот остров — тот самый «Буян», который, сам по себе, является важнейшей, краеугольной частью русского эпоса, мистическим центром мира, вселенной, а также, основой русского государства. У русских не счесть числа всевозможных сказок, песен, заговоров, пословиц — в которых упоминается этот остров посреди моря, или океана. Далее на острове возникает прекрасный город и государство, которое активно ведёт международную торговлю по морю. На нём сосредоточенны всевозможные чудеса. В частности, он охраняется морскими витязями. Само это море неоднократно пересекается Гвидоном в виде какого-либо насекомого. По морю же, естественно к нему, в конце концов, прибывает и его отец — царь Салтан.
На образе князя Гвидона я хочу остановиться чуть подробней. В частности, попробовать обосновать возможный вариант нашего прохождения этого имени. В настоящее время, обычно высказываются версии его западного происхождения. В частности, известно утверждение, что было древнегерманское имя Gwidon, означавшее «лесной».
Я полагаю, что это имя может быть связано со славянским словом «гвезда»-«звезда». В «звезду» оно превратилось у нас русских, относительно недавно, изначальная его форма «гвезда». Примерно в таком виде оно до сих пор сохранилось у поляков, чехов, лужицких сербов (чешс. hvĕzda, слов. hviezda, верхн-луж. hwězda, нижн-луж. gwězda, польск. gwiazda). Кстати, в наших древне-новгородских источниках, также зафиксирована форма гвѣзда.
Почему я решил, что Гвидон связан со звездой? Давайте по порядку.
Гвидон смотрит на море,
почтовая марка Гвинеи-Биссау.
В одном из своих текстов, Всеволод Меркулов, приводит фрагмент из упоминавшихся выше дневников Пушкина, в котором описывается эта сказка:
«Некоторый царь задумал жениться, но не нашёл по своему нраву никого. Подслушал он однажды разговор трёх сестер. Старшая хвалилась, что государство одним зерном накормит, вторая, что одним куском сукна оденет, третья, что с первого года родит 33 сына. Царь женился на меньшой, и с первой ночи она понесла. Царь уехал воевать. Мачеха его, завидуя своей невестке, решилась её погубить. После девяти месяцев царица благополучно разрешилась 33 мальчиками, а 34-й уродился чудом – ножки по колено серебряные, ручки по локотки золотые, во лбу звезда, в заволоке месяц (Выделено мною, Swinow); послали известить о том царя. Мачеха задержала гонца по дороге, напоила его пьяным, подменила письмо, в коем написала, что царица разрешилась не мышью, не лягушкой, неведомой зверюшкой. Царь весьма опечалился, но с тем же гонцом повелел дождаться приезда его для разрешения. Мачеха опять подменила приказ и написала повеление, чтоб заготовить две бочки; одну для 33 царевичей, а другую для царицы с чудесным сыном – и бросить их в море…»
Кстати все чудеса, в оригинале сказки, совершал сам Гвидон, царевна Лебедь, которая делает их у Пушкина — это искусственный, полностью выдуманный Александром Сергеевичем персонаж. На самом деле — всё то, что было на острове создал сам Гвидон.
В сказке Пушкина, звезду во лбу и месяц под косой носит выдуманная Александром Сергеевичем царевна Лебедь.
На самом деле, в русском фольклоре известно много героев с золотыми ручками и серебряными ножками. А также со светилами на голове. Вероятно все они являются пересказами одного и того же мифического персонажа. К таковым, например, относится Егорий Храбрый. Вариантов стиха о нём существует множество. Егорий выступает в роли князя устроителя Русской Земли, который всё создаёт и упорядочивает (прямо как князь Гвидон из оригинала сказки Пушкина). Вот как он описывается:
«По локоть-то … руцьки в золоти,
По колен-то … ножки в серебри.
По косицям часты звездочки всё катаютце» (Запись Крюковой А. М.)
Похожий персонаж видим в сказке «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре» [Сказка] № 285 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. — М.: Наука, 1984—1985. — (Лит. памятники). Т. 2. — 1985. — С. 301—303
«У короля Додона были три дочери. Приехал к ним свататься Иван-царевич: у него были по колено ноги в серебре, по локоть руки в золоте, во лбу красно солнышко, на затылке светел месяц. Стал он сватать у короля Додона дочек: «Я,— говорит,— ту возьму, которая в трех брюхах родит семь молодцев — таких, как я сам, чтоб по колено ноги были в серебре, по локоть руки в золоте, во лбу красно солнышко, на затылке светел месяц». Выскочила меньшая дочь Марья Додоновна и говорит: «Я рожу в трех брюхах семь молодцев еще лучше тебя!»
И далее:
«А царица в это время сына родила. По колено ноги в золоте, по локоточки руки в серебре, на каждой волосинке по жемчужинке.
..»
На самом деле — образ божества со звездой, или с Солнцем во лбу, и с Месяцем на затылке отсылает нас в глубочайшую, ещё индо-европейскую древность! Очень близкими аналогами ему по внешнему виду являются арийские, индийские божества — знаменитый Рама (основатель Солнечной царской династии), лоб которого украшен Солнцем и бог Луны Сома (основатель Лунной династии), который носит месяц на затылке. Так что — на самом деле, образ, принадлежащий нашему Гвидону — глубоко архаичный, исконный для индо-европейцев.
Рама, основатель Солнечной царской династии ариев.
Сома, основатель Лунной царской династии ариев.
Далее — изучая, в своё время, верхнелужицко-русский словарь, я с удивлением, обнаружил там слово «hwězdźan», которое означает «житель звезд»! (К. Трофимович, Верхнелужицко-русский словарь, М. «Русский язык» – Бауцен, «Домовина», 1974, стр. 61). Более того, у современных кашубов и поляков не редки фамилии типа Gwezdon или Gwizdon, вспомните, например, знаменитую польскую лыжницу Магдалену Гвиздон (Magdalena Gwizdon). Что если эти фамилии, лужицкий «житель звёзд», «гвездзан» и наш Гвидон — имеют общий корень? И, таким образом, это имя — является искажением изначальной формы, которая, в своё время, являлась «говорящей», но смысл которой позже оказался забыт, хотя сам образ Гвидона — включая его атрибуты, сохранился?
Кто же это такой, Князь Гвидон, связанный со звёздами? Какой-то «звёздный князь», «высший правитель». Это, видимо, эпитет важного бога! Может быть, это сам Свентовит? Не обязательно же, что в «обыденной жизни» он представал всегда с четырьмя головами? Егория Храброго отождествляют иногда с Ярилой. Хотя, Егорий, или Георгий, при этом, традиционно соотносится также и с Перуном. Кроме того, это божество, по видимому, персонифицирует в себе — обе линии каких-то древних индо-европейских царей, у нашей разновидности индо-европейцев, вероятно, до конца не разошедшиеся.
Также стоит отметить — что имя Гвидон связывает нас с колоссальным по числу повторений и вариантов, обще-европейским сюжетом про Бову из города Антона. Практически во всех средневековых европейских странах рассказывали баллады, легенды и повести о нём. А, например, в Англии, сюжет про Бову приобретает значение национальной мифологии и обрастают многочисленными деталями и подробностями. По-другому этот герой также известен, как Бова Королевич. В России он был также очень популярен, особенно как герой лубочных картинок. Однако, впервые Бова, видимо, упоминается на Балтике. Тот же Меркулов, напоминает пересказ Саксоном Грамматиком легенды о Бове, который был сыном русской королевы Ринды и правил на Балтике. Видимо — это и есть первое упоминание легенды о Бове в источниках.
Сама же легенда о Бове повествует о «добром короле Гвидоне», которого обманом умертвил коварный король Додон, захвативший власть в его стране. Этот Гвидон правил «в великом государстве, в славном городе Антоне». Меркулов предполагает, что город Антона — это искажённое «Аркона», в чём мы с ним вполне готовы согласиться. Упоминания о городе Антоне в Сказании не фрагментарны, как обычно бывает в сказках. Антона – это столица, вокруг которой кипит борьба за власть. Бова мстит убийце своего отца Додону и возвращает себе королевский престол. Кстати обратите внимание — что имя Додон (или Дадон) также известно и у Пушкина, и просто в русских сказках, связанных с волшебным князем.
Исходя из описанного, я бы предположил, что мы имеем дело с древней космогонической легендой, объясняющей цикл смены времён года: Добрый Царь правит, Злой Царь его убивает и захватывает власть, сын доброго Царя возвращает себе трон. Только эта легенда была приспособлена к реалиям древней Балтики, соотнесена с Арконой, как местом дислокации верховного бога и высшей власти. Далее, видимо, вместе с норманнами, или как их описывают некоторые источники, с «нордлюдьми» — с выходцами, в том числе, с Балтики, этот сюжет расходится по всей Европе, попадая во Францию, в Англию, Италию и т.д. Появляются все эти рыцарские романы, легенды и повести.
Beuve de Hanstone (Бёв д’Анстон), Beuves de Haumtone (Бёв д’Омтон), Boeve de Haumlone (Бов д’Омлон), Beufves dе Hantonne (Бёв д’Антонн), или как у англичан, Bevis of Hampton (Бэвис оф Хэмптон). надо сказать, что сюжет изначальной легенды, в общем и целом, выдерживается, также сохраняются основные имена героев — Король Ги, Гидо, Гвидо и т.д. Злой король носит обычно имена производные от Додона. При этом у англичан данное повествование обрастает огромным количенством разных деталей и подробностей. Так же интересно, что Додон, по английской версии легенды, был «Германским императором». Учитывая, что Германия и средневековая Англия не имели сколько-нибудь серьёзных конфликтов — появление такого представления в Англии является довольно странным. А вот на Южной Балтике, учитывая особенности её истории (многовековые, непрекращающиеся войны с немцами) формирование такого мнения было бы вполне логичным.
Легенды о Бове известны в средневековье и в Северной Германии, и в Польше, отдельным пунктом являются центральноевропейские евреи, которые также активно пересказывали друг другу этот сюжет. В настоящее время, с подачи очередных «настоящих учёных» из XIX века, считается что в Россию Бова попал аж через перевод в Дубровнике (ныне Хорватия) итальянской версии легенды, который, из Хорватии перекочевал, почему-то, в Белоруссию, а уж оттуда распространился по всей России. Честно говоря, этот маршрут выглядит очень странно, учитывая, что сюжет про Бову был прекрасно известен на Балтике, а в нашей собственной мифологии обнаруживаются явные параллели с ним. Возможно, Россия, на самом деле, находится гораздо ближе к источнику этой легенды, чем это представлялось упомянутым авторам, в их XIX веке. И даже если Бова в западной обработке и правда проник в Россию в позднем средневековье, это, полагаю, вполе могло наложиться и на нашу собственную память об этом герое. В любом случае, он явно связан с Гвидоном.
Сама же эта легенда, по видимому содержит много пластов — и очень древние, ещё индо-европейские, и более поздние балтийские, и русские, и западно-европейские, и даже поздние рыцарские романы.
Вот такая интересная история, прямо связанная с нашим главным морским героем Гвидоном.
В качестве выводов, хочу отметить, что всё это лишь несколько примеров, уверен, при желании мы можем вспомнить гораздо больше. Заодно, кстати, хочу призвать к этому — давайте составим наиболее полный перечень русских народных сказок, содержащих упоминание моря. Ведь это важный аспект русской культуры. Особенно он удивителен в виду того, что наш вариант Руси, Россия, многие столетия являлась исключительно континентальной страной. А даже в те не очень продолжительные периоды, в древности, когда она имела выходы к морю — очень сомнительно чтобы это могло привести к формированию в нашей базовой мифологии такой важной роли моря.
Судите сами — Киевская Русь лишь на незначительном участке, да и то, скорее гипотетически, контролировала северо-западную часть берега Чёрного моря (где жили полу-мифические Тиверцы и Уличи, которые, в лучшем случае, соседствовали там с местными), затем в эти земли пришли половцы и о тиверах с уличами забыли. Известны также анклавы Руси в Крыму и на Керченском полуострове — Корсунь и знаменитая Тмутаракань. Но они также существовали не слишком долго, и сомнительно, чтобы их существование настолько сильно могло повлиять на базовый русский эпос — чтобы потом веками в Калужской и Московской, Нижегородской, Черниговской, Тверской и Смоленских, Курской и Псковской, Вологодской и Рязанской, Тульской и Орловской, Витебской и Могилёвской, Владимирской, Ярославской землях рассказывали предания о Синем море… Окончательно контакт с Чёрным морем Русь теряет после монгольского нашествия, и снова русские начинают там массово селиться только при Екатерине II, в конце XVIII века.
Примерно тоже самое с Балтикой. Начнём с того, что славяне и русские в древности почти не селились по берегам собственно Финского залива, они игнорировали эти болотистые и малоплодородные земли — там жили, в основном, финно-угорские рыбаки. При чём, так было и во времена становления Древней Руси, и при Новгороде, и при шведах — вплоть до самого Петра I. Русь, славяне, изначально селились внутри континента — некоторые придя по суше, другие переселяясь по морю — спускались по Нарве, Чудскому и Псковскому озёрам, а далее по реке Великой, либо по Неве, Ладоге, Волхову и Ильменю с Ловатью, и плотно заселяли внутренние районы будущих Новгородской, Псковской, Тверской, Костромской, Ярославской и т.д. областей. Собственно на Финском заливе, русские массово расселяются только после петровских завоеваний начала XVIII века. У меня есть старинные карты Шведской Ингерманландии, на которой большинство названий на Неве, на заливе и северней Невы — финские, или шведские. Русские названия там также присутствуют — но в большинстве своём заметно южнее Невы и далеко от моря.
Вот «стандартная» карта расселения восточно-славянских племён перед образованием Киевской Руси. Вариантов которой, уверен вы видели очень много. Области непосредственно примыкающее к Балтийскому морю показаны как заселенные славянами чересполосно с местными племенами. На некоторых картах — эти земли вообще не закрашивают в «славянский» цвет. Позже они долгое время не контролировались русскими и на политическом уровне, и окончательно входят в состав России лишь при Петре.
Другими словами, эти области, как и черноморские анклавы вряд ли могут претендовать на то, что именно в них море в русском фольклоре заняло своё почётное место.
Остаётся ещё Белое море, но оно очень далеко от остальной России и не настолько сильно заселено — чтобы иметь возможность заметно повлиять на общерусский эпос. На Белом море существует свой собственный, самобытный фольклор, с основным русским, связанный не очень сильно. Прочие части Ледовитого океана, так же как и Тихий океан — принимать во внимание не приходится по причине их малой и/или поздней заселённости русскими. Там также, в более поздние, времена возник свой собственный эпос. С Каспийским морем Россия начинает соприкасаться также только при Иване Грозном и также не самой главной своей частью. В общем факт остаётся фактом — Россия в древние времена нигде долго не имеет постоянных выходов к морю, но в её сухопутных губерниях веками рассказывают сказки про Синее море, за сотни, а то и за тысячи вёрст от ближайших больших солёных водоёмов!
В чём причина такого феномена — огромная сухопутная страна рассказывает сказки о море? Я думаю — объяснение простое! Да, это тот самый эпос, который русь и балтийские славяне принесли с собой сюда со своей Прародины — с Балтики, в том числе со священного острова Руяны. Сколько бы некоторые люди не рассказывали не пойми чего о нашем происхождении, но море, острова, корабли, бочки, заливы — это суть нашего народа, которую невозможно спрятать. Шила в мешке не утаить. Это сказки, легенды и предания — морских до мозга костей народов и племён. И именно их остров вспоминали веками, сами того не понимая, местные старухи знахарки, исцеляя болезни, или раны, или наоборот, призывая удачу и победу. Именно их предания и мифы повторяли рассказчики и разыгрывали скоморохи. Именно их песни пели на свадьбах, на праздниках и торжествах, или наоборот, во время бедствий. И именно их земли предстают перед нашим мысленным взором, когда мы слушаем русские народные сказки. При этом, многие из этих сюжетов восходят, видимо, к очень древним, ещё индо-европейским временам. И не замечать это всё можно, только если очень старательно и тщательно отворачиваться и закрывать собственные глаза.
При написании постинга использован неопубликованный текст Григория Базлова «Егорий Храбрый».
Примеры художественных определений, или эпитетов, которые известны из народного поэтического творчества, можно было бы нанизывать еще и еще. Скажем, как рисуется в былинах конь? — Всегда добрый. А трава? — Зеленая. Солнце — красное, ветер — буйный, слово — верное. Чудесный мир, созданный фантазией народа, расцвечен яркими и веселыми красками, потому что неотъемлемой чертой стиля этих произведений стало употребление постоянных эпитетов. Интересно, что в сказках, песнях, как и в произведениях, написанных в духе устного народного творчества, солнце называется красным, даже если упоминается осенний, пасмурный день — Померкло солнце красное; море всегда синее, даже если изображается буря. Так, у А.С. Пушкина в «Сказке о рыбаке и рыбке»: Почернело синее море; Вот идет он к синему морю, Видит, на море черная буря. В этом особенность употребления постоянных эпитетов как средства стилизации.
Поэты нашего времени ищут яркие речевые краски в эпитетах иного рода.
Изобразительные эпитеты, в отличие от постоянных, живо и наглядно рисуют предметы и действия и дают нам возможность увидеть их такими, какими их видел писатель, создавая произведение. Например: молоткастый, серпастый советский паспорт (В. Маяковский). Погубленных березок вялый лист, Еще сырой, еще живой и клейкий, Как сено из-под дождика, душист (А. Твардовский).
Найти точные изобразительные эпитеты нелегко. Часто писатели по многу раз правят текст, подбирая нужное определение. Например, А. Твардовский подставил эпитет вялый вместо прежнего блеклый в процитированном стихотворении «Береза», уже когда оно было набрано для журнала. Иногда писатели ставят рядом несколько близких по значению эпитетов, дополняющих, обогащающих друг друга. Например, К. Паустовский так описывает белую ночь на Онежском озере:
Сторож пробил на колокольне… этот звон долетел до нас, миновал пароход и ушел по водной глади в прозрачный сумрак, где висела луна.
Я не знаю: как назвать томительный свет белой ночи? Загадочным? Или магическим?
Эти ночи всегда кажутся мне чрезмерной щедростью природы — столько в них бледного воздуха и призрачного блеска фольги и серебра.
К. Паустовский. «Золотая роза».
Поэтическое ви́дение не бывает стереотипным, и каждый художник слова находит свои краски для описания одних и тех же предметов. Так, у С. Есенина береза зеленокудрая, в юбчонке белой, у нее золотистые косы и холщовый ее сарафан. У В. Луговского береза, вся сквозная, тусклым золотом звенит.
В поэзии и лирической прозе употребляются и эмоциональные эпитеты, которые передают чувства, настроение автора. Например: Вечером синим, вечером лунным Был я когда-то красивым и юным. Неудержимо, неповторимо Все пролетело… далече… мимо (С. Есенин). Назначение их не изобразительное, а лирическое, поэтому слова, выступающие в роли эмоциональных эпитетов, часто получают условное, символическое значение. Например, цветовые эпитеты розовый, голубой, синий, золотой и другие обозначают радостные, светлые чувства. У Есенина: Заметался пожар голубой; Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне. Эпитеты черный, серый и подобные передают мрачные, тягостные переживания: Вечер черные брови насопил… (С. Есенин).
В роли эпитетов могут выступать не только определения, но и обстоятельства, выраженные качественными наречиями, которые живописно рисуют действия. Попробуйте указать эпитеты в таких, например, пушкинских строчках: Сквозь волнистые туманы пробирается луна, На печальные поляны льет печально свет она. Первые два (волнистые, печальные) определяют предметы, последний эпитет — печально — характеризует действие.
Однако к эпитетам можно отнести далеко не все определения и обстоятельства, ведь употребление многих из них обусловлено необходимостью точно выразить мысль, а не стремлением создать художественный образ. Например, какие из определений следует отнести к эпитетам в четверостишии М.Ю. Лермонтова:
Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурен гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
И вот наконец докатился до Черного моря?
Лишь одно из них — жестокая— выражает эмоциональное отношение поэта к предмету и, следовательно, выступает как эпитет, остальные выполняют смысловую функцию.
Создание ярких, образных эпитетов обычно связано с употреблением слов в переносном значении (сравните: лимонный сок — лимонный свет луны; седой старик — седой туман; Лакей лениво прислуживал хозяину. — Река лениво катит свинцовые волны). Эпитеты, выраженные словами, выступающими в переносных значениях, называются метафорическими. Они выполняют в речи особенно яркую изобразительную функцию. Например:
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана.
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя.
М.Ю. Лермонтов
Ни в сказке сказать, ни пером описать
(Сравнение)
В любой сказке, в любом произведении, принадлежащем перу художника слова, вы найдете сравнения — образные выражения, основанные на сопоставлении двух предметов: Снег, словно мед ноздреватый, лег под прямой частокол (С. Есенин); Лед неокрепший на речке студеной,Словно как тающий сахар лежит (Н.А. Некрасов); Нарядней модного паркета блистает речка, льдом одета (А.С. Пушкин). Многие сравнения входят в наше сознание с раннего детства. Помните «Мойдодыра» К.И. Чуковского, где подушка, как лягушка, ускакала от грязнули? Или «Федорино горе»? Там, как черная железная нога, побежала, поскакала кочерга. Какую наглядность речи придают эти тропы! Не случайно сравнения считают одним из самых сильных средств изобразительности. И в то же время сравнение представляет собой простейшую форму образной речи. Почти всякое образное выражение можно свести к сравнению. Например: золото листьев — листья желтые, как золото; дремлет камыш — камыш недвижим, как будто он дремлет, и т. д. Однако в отличие от других тропов сравнение всегда двучленно: в нем называются оба сопоставляемых предмета или явления, качества, действия. Сравнение вносит иногда удивительную ясность в самые сложные вещи. Астронома Джинса спросили однажды, каков возраст нашей Земли. Ученый ответил на этот вопрос сравнением: «Представьте себе исполинскую гору, хотя бы Эльбрус на Кавказе. И вообразите единственного маленького воробья, который беспечно скачет и клюет эту гору. Так вот, этому воробью, чтобы склевать до основания Эльбрус, понадобится примерно столько же времени, сколько существует Земля».
Сравнения нередко выполняют в речи разъяснительную функцию, что значительно расширяет рамки их применения. Этот троп может быть использован в различных стилях речи. К сравнениям обращаются не только художники слова, но и ученые. Вот, например, как с помощью сравнения описывается устройство кристалла в одной из научно-популярных книг: «Как же устроен кристалл? Идеально упорядоченно, как забор, как пчелиные соты, как кирпичная кладка… Кристалл — символ идеального порядка, так же, как газ — символ хаоса». Самое широкое применение получает сравнение в художественной литературе, здесь оно выступает как сильное образное средство речи.
В любом сравнении можно выделить предмет сравнения, образ сравнения и признак сходства. Например, в пушкинском описании Под голубыми небесами великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит предмет сравнения — снежный покров, образ сравнения — ковер, признак сходства — закрывает землю. На этих трех элементах построено сравнение: снег ковром лежит на земле.
Сравнение может помогать образному изображению самых различных признаков предметов, качеств, действий. Очень часто сравнение дает точное описание цвета, например: густое, как синька, море; запаха: запах рассола, острый, как нашатырь; формы: ветла, усыпанная серебряными барашками — мягкими на ощупь и теплыми, похожими на птенцов крошечной птицы. Сравнения могут уточнять характер действия: Мелкий грибной дождь сонно сыплется из низких туч… Он не звенит, а шепчет что—то свое, усыпительное, и чуть заметно возится в кустах,будто трогает мягкой лапкой то один лист, то другой. Все эти сравнения создал большой мастер художественного слова К. Паустовский, горячо любивший русскую природу.
Сравнения могут быть различны по своей структуре. Чаще всего они выступают в форме сравнительного оборота и присоединяются с помощью союзов, как, точно, словно, будто, как будто. Например у В. Маяковского: …Берет, как бомбу, берет, как ежа, как бритву обоюдоострую…
Эти же подчинительные союзы могут присоединять и придаточные сравнительные предложения: Мы открывали Маркса каждый том, как в доме собственном мы открываем ставни. Но и без чтения мы разбирались в том, в каком идти, в каком сражаться стане (В. Маяковский). Часто встречается форма сравнения, выраженного существительным в творительном падеже. Например: Я волком бы выгрыз бюрократизм (В. Маяковский). Еще пример: Дуют ветры в феврале, Воют в трубах громко. Змейкой мчится по земле белая поземка (С. Маршак). К этим сравнениям близки и такие, которые выступают в форме сравнительной степени прилагательных, наречий: Из мрака куст ползет, мохнатей медвежонка (В. Луговской). Есть сравнения, которые вводятся словами похож, напоминает: Кленовый лист напоминает нам янтарь (Н. Заболоцкий); …Я уснул в горах …в громадном за глохшем саду, похожем на девственный лес (К. Паустовский). Сравнение может выступать даже в форме вопросительного предложения. Например, А.С. Пушкин в поэме «Медный всадник» обращается к Петру I: О мощный властелин судьбы! Не так ли ты над самой бездной, На высоте уздой железной Россию поднял на дыбы? Известны отрицательные сравнения, в которых один предмет противопоставляется другому: Не ветер бушует над бором, Не с гор побежали ручьи, Мороз-воевода дозором обходит владенья свои (Н.А. Некрасов). А когда писатель не находит слов, чтобы выразить свой восторг, восхищение, похвалу, он может употребить и неопределенное сравнение, в котором дается высшая оценка описываемого, не получающая, однако, конкретного образного выражения. Вот тогда и пишут: ни в сказке сказать, ни пером описать… Например, у А. Твардовского: Не расскажешь, не опишешь, Что за жизнь, когда в бою За чужим огнем услышишь Артиллерию свою.
Художественная сила сравнений как выразительного средства речи находится в прямой зависимости от их неожиданности, новизны. Так, наше воображение не поразит сравнение румянца с розой, глаз с голубым небом, седых волос со снегом. Но яркий образ создают такие, например, сравнения: Был он рыжий, как из рыжиков рагу, Рыжий, словно апельсины на снегу… Стали волосы смертельной белизны (Р. Рождественский). В таких сравнениях особенно ярко отражается присущее только автору восприятие действительности, поэтому сравнения в значительной мере определяют особенности слога писателя.
Однако не следует думать, что сравнения всегда делают речь выразительной и употребление их неизменно является достоинством стиля. Нужно уметь использовать сравнения, чтобы не оказаться в таком смешном положении, как злополучный автор, о котором А.П. Чехов писал: «У плохого поэта был стих: как саранча летел он на свиданье». Сам А.П. Чехов пародировал подобные неудачные сравнения в своих письмах и записных книжках, например: Почва такая хорошая, что если посадить в землю оглоблю, то через год вырастет тарантас.
М. Горький критиковал одного из молодых писателей, который, не вникая в смысл сравнения, «украсил» им фразу: «Мечта о перевороте безжалостно смята царизмом, как бывает сорван порывом бури нежный пух одуванчика». По поводу этого «образа» М. Горький заметил: «Революционное движение 1905–1906 годов нельзя и смешно сравнивать с „одуванчиком“. Тут уж Вы обнаруживаете малограмотность социальную. А для того, чтобы разнести семена одуванчика, — не требуется „порыва бури“, а достаточно дуновения ребенка».
Плохо, если автор придумывает сравнения, чтобы «украсить» свой слог. Засорение речи такими «красивыми» сравнениями в свое время осмеял еще Н.В. Гоголь, заставив Чичикова в беседе с Маниловым использовать такой риторический образ: Да, действительно, чего не потерпел я? Как барка какая-нибудь среди волн, каких гонений!
А как вы, друзья, пользуетесь сравнениями в своих сочинениях? Надеюсь, вы не уподобляетесь авторам, написавшим: «Вчера мы смотрели этот замечательный фильм, он звучал как первая ласточка в новом сериале на военно-патриотическую тему, и она сделала весну»; «Катерина в „темном царстве“ как безгрешная жертва, задавленная палачом Кабанихой…»
В 1820г. молодой поэт Александр Пушкин посетил Гурзуф. Он следовал на корабле вместе с семьёй генерала Раевского. Об этом Пушкин напишет: «Корабль остановился в виду Гурзуфа. Разноцветные горы сияли, плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам, тополи как зеленые колонны, стройно возвышались между ними, справа огромный Аю-Даг, кругом синее, чистое небо и светлое море, и блеск, и воздух полуденный».
Вот таким Пушкину запомнился Гурзуф, где он провёл «счастливейшие минуты своей жизни». Деревушка по тем временам была большой, около 30 домов. Местное население составляли крымские татары.
Наш Гурзуф расположен на берегу живописной бухточки и окружен горным барьером. Над Гурзуфом возвышаются самые высокие горы Крыма. С одной стороны у нас горы с другой море.
— Как называется наше море?
— Ответы детей
— Совершенно верно, наше море называется Чёрное
— А почему у него такое название?
— Предположительные ответы детей
Одна из легенд гласит, что в Черном море лежит волшебный меч, который в море забросил волшебник по имени Али. Воды моря пытаются его выбросить из своих недр. Когда море волнуется, оно становится темным, и даже черным.
Следующая версия основана на том, что в глубинах Черного моря много сероводорода, который окрашивает металлические предметы в черный цвет. У древних мореплавателей окрашивались якоря, от чего они и дали морю название Черное море.
— А, всегда ли наше море чёрного цвета?
— Ответы детей
— Совершенно верно.
После сильного шторма Чёрное море приобретает у побережья сразу несколько оттенков плавно перетекающий один в другой.
— Скажите, а вам нравится наше море?
— Ответы детей
— А, чем оно вам нравится?
— Молодцы!
Любовь к Крыму Пушкин пронесёт через всю свою жизнь, а море оживёт и зашумит в его стихах и сказках.
Писал Пушкин свои сказки уже взрослым. Источником его вдохновения служили рассказы его няни.
— А как звали няню А.С. Пушкина?
— Ответы детей.
Правильно. Арина Родионовна.
Все рассказы няни, поэт, записывал в черновики, а потом писал стихи на основе этих записей. Именно от нее услышал Пушкин впервые и про избушку на курьих ножках, и сказку о мертвой царевне и семи богатырях. Практически все сказки содержат образ моря, или море выступает важнейшей составной частью разворачивающегося действия.
У Пушкина есть стихотворение « У лукоморья дуб зелёный»
— Дети читают стихотворение хором наизусть
— « У лукоморья дуб зелёный: / Златая цепь на дубе том: / и днём и ночью кот учёный / Всё ходит по цепи кругом…»
— А, давайте мы с вами вспомним сказки Пушкина
— Дети пересказывают краткое содержание сказок
— Молодцы!
— Сейчас я буду зачитывать небольшие отрывки, а вы должны угадать из какой они сказки:
«…К морю князь – а лебедь там // Уж гуляет по волнам». («Сказка о царе Салтане»);
«…все море смутилось // И волнами так и расходилось («Сказка о попе и о работнике его Балде»);
«…Ждут, бывало, с юга, глядь, — // Ан с востока лезет рать. // Справят здесь, — лихие гости // Идут от моря». (Сказка о золотом петушке);
«…Пошел, сел у берега моря; / Там он стал веревку крутить / Да конец ее в море мочить». («Сказка о попе и о работнике его Балде»);
«… Не шумит оно, не хлещет, / Лишь едва, едва трепещет». («Сказка о царе Салтане»);
«…К морю опять он подходит // У моря бесенка находит». (Сказка о попе и его работнике Балде);
«Ты, волна моя, волна! … И послушалась волна: / Тут же на берег она / Бочку вынесла легонько / И отхлынула тихонько». («Сказка о царе Салтане»);
«…Ты волнуешь сине море, // Всюду веешь на просторе, // Не боишься никого, // Кроме бога одного». («Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»);
«…А он в окошко, // Да спокойно в свой удел // Через море полетел». («Сказка о царе Салтане»);
«… Вот идет он к синему морю, // Видит, на море черная буря: // Так и вздулись сердитые волны, Так и ходят, так воем и воют. («Сказка о рыбаке и рыбке»);
«…Море вздуется бурливо, / Закипит, подымет вой, / Хлынет на берег пустой, / Разольется в шумном беге…» («Сказка о царе Салтане»);
— Молодцы!
Я, надеюсь, что сегодня вы узнали много нового и интересного.