Взрослая в 15 лет рассказ оглавление

Первый раз в жизни Наташа ехала так далеко, да еще на поезде. Интересно было смотреть, как за окном пробегают, привычные взгляду, дальневосточные сопки, как обступает со всех сторон дремучая тайга, проносятся города.

Натка сидела и представляла людей, которые живут в этих городах, как они ходят на работу, встречаются, радуются жизни. Просто живут. Выходила на станциях, вдыхая железнодорожный запах, такой непривычный, и волнующий. Запах новой, неизвестной и счастливой жизни.

Дядя Сережа с радостью наблюдал, как у Наташи просыпается интерес к жизни, покупал ей мороженое на станциях, конфеты. Старался ее порадовать. А Наташка все время, пока поезд катился, вальяжно покачивая свои зеленые бока от Владивостока до Урала, сидела у окна до самой ночи. До тех пор, пока не наступала темнота и только огоньки малюсеньких деревушек проносились мимо. И лишь встречные поезда приветствовали друг друга. Вагон засыпал, дядя Сережа ворчал на нее, а она все равно не отходила от окна, покачиваясь в такт поезду, смотрела и смотрела в ночь, впитывая жизнь.

Уральский город встретил их ранним утром суетой вокзала. Слегка поеживаясь от летней прохлады, они взяли такси. Ехать предстояло долго, через весь город. Таксист оказался пожилой и очень разговорчивый. Он сразу назвал Наташу дочкой и стал рассказывать о себе, о городе, о своей семье.

Наташа почти не слушала и постоянно прерывала его рассказ вопросами, но он не обижался и с удовольствием рассказывал обо всем. Город поразил Натку обилием заводов. Заборы тянулись на многие километры и поражали Натку своим количеством.

Город, такой красивый в центре, на окраине был застроен мрачными домами и заборами.

— А что ты хочешь, — не удивился шофер, Наткиному вопросу, — в школе-то, поди, проходила, что Урал – это кузня России. В войну не до красоты было, понастроили быстро, да многуще заводов эвакуировали из Москвы да Ленинграда к нам. Люди под открытым небом начинали работать, а цеха прямо над ними строили.

Так под водительские рассказы и доехали до училища. Оно оказалось за городом. И выглядело странно: опять высоченный забор, весь затянутый колючей проволокой и солдат у ворот.

И удивительно было, что солдат оказался с автоматом. Будто не училище, а тюрьма.

Натка разволновалась, руки затряслись, и она вцепилась в рукав дяди Сережи:

— Дядя Сережа, миленький, боюсь я! Боюсь!

— Не бойся, Натка, не бойся, худшее уже позади. Здесь хорошее училище, единственное на всю страну, не всех берут сюда. У тебя получится. И я тебя не брошу, буду писать и приезжать к тебе. Все хорошо.

Они зашли на КПП, представились. Солдат посмотрел на Наташу, улыбнулся:

— Ждут уже вас! Сейчас придет преподаватель, — подмигнул заговорщицки Натке, — у нас только красавицы учатся!

Дядя Сережа сурово посмотрел на него и солдат смутился, закашлялся и спрятался в будке.

Минут через пять к ним вышла красивая женщина в штатском. Натка даже забыла, что только что переживала, так удивилась виду преподавателя.

Ведь она представляла, что педагоги здесь суровые, в военной форме и в сапогах. Только таких она и видела в гарнизонах, где служил папа.

А здесь? Красавица с длинными волосами, в красивом платье. Улыбалась и доброжелательно смотрела на Натку, видимо, привыкла уже, что на нее так смотрят. Она погладила, удивленную Натку по голове:

— Привет! Рада с тобой познакомится. Я буду твоим преподавателем. Меня зовут Марина. Давайте вещи, — она обратилась к дяде Сереже, — а вы кто будете?

— Я, я, — дядя Сережа смутился, — я друг ее родителей. Они погибли. Ну вы, — он кашлянул, восстанавливая голос, — вы то должны знать из личного дела.

— Я знаю, — сказала Марина, — просто решила уточнить. Это все? – Марина взяла пластиковый пакет у дяди Сережи, и он еще больше смутился, — ничего, здесь мы обеспечиваем девочек всем и вещами, и косметикой. Пошли, — она взяла Натку за руку и тихонько потянула за собой, не бойся. Тебе у нас понравится. Сейчас с девочками познакомишься.

Натка расплакалась — вот и все! Она сейчас прощается с единственным оставшимся у нее родным человеком. Дядя Сережа обнял ее и зашептал:

— Не плачь, не плачь, девонька. Я не брошу тебя. Писать буду. Все хорошо, — кашлянул еще раз, — иди, ждут тебя. И пиши мне, слышишь, пиши.

Она только кивнула, сказать ничего не смогла. Шагнула и обернулась еще раз из-за колючей проволоки на дядю Сережу. Вспомнила «ты должна быть сильной» и пошла.

Марина немного помолчала, давая время справится с чувствами. Шла рядом, легкой походкой и улыбалась.

Натка каблуки не любила. Да и платья тоже. Но не удержалась, скосила глаза на Марину и спросила:

— Как у вас так получается, ходить?

— О, не волнуйся, — голос у Марины был певучий, плавный, — мы тебя тоже научим. Ты на каблуках не ходить, летать будешь.

— Разве этому в военном училище учат? На каблуках ходить? — удивилась Наташа.

— У нас, Наташа, непростое военное училище. Специальное. И и учат у нас очень специальным предметам, — Марина усмехнулась, — Мы девочек учим быть красивыми, ходить на каблуках, делать макияж, правильно разговаривать, водить машину и многим другим предметам. Но главное, конечно, рукопашному бою и обращаться с оружием. Сегодня познакомишься с девочками своей группы, отдохнешь, а завтра сразу втягивайся в учебу. Подъем рано — в пять. День будет насыщенный, и никаких поблажек, — она строго посмотрела на Наташу.

Пока Марина рассказывала, они дошли до приземистого здания.

— Ну вот, — сказала Марина, — это ваше общежитие или казарма, как хочешь. Пока вы живете все вместе, в одной комнате. Группа у вас небольшая, всего десять девочек. Все, как и ты сироты. Мы других не берем. Там, — Марина показала в дальний угол комнаты, — там душевые и гардеробная. Вещи свои оставь здесь и пойдем, подберем тебе одежду и получишь всякие мелочи.

Место, куда Марина привела Наташу, больше напоминало магазин:

— Я тебя оставляю. Это Мария Васильевна, наш кладовщик. Она тебе подберет все необходимое по списку, — она остановила Натку жестом, — она знает, не волнуйся. Потом принесешь все в общежитие и устраивайся в свободном гардеробе.

Мария Васильевна ласково улыбнулась Натке:

— Поди и не видела столько добра-то бабского? Пойдем, пойдем, много чего надо подобрать.

— Мария Васильевна! А что за училище такое чудное? Я думала военное, а здесь, Марина сказала красится учат, одеваться. Странно. И потом, почему, она Марина?

— Как почему, зовут ее так.

— Нет, не так спросила, в армии, у меня папа майор, был… — спохватилась Натки и горестно вздохнула, — был… в армии по имени не обращаются.

— Да не вздыхай так, у нас все девчонки здесь сироты. Ты хоть родителей знаешь. А многих просто с улицы подобрали. Да познакомишься еще, хорошие все, — Мария Васильевна, похлопала Натку по плечу, — не грусти. Пойдем. Смотри сколько всего здесь. Потом еще и косметику выберем! А Марина она, потому что здесь каждый преподаватель сам решает, как к нему обращаться. Да увидишь потом. Пошли. Надо юбки выбрать, платья для занятий, спортивный костюм, обувь всякую, да за раз-то поди, не утащишь…

Склад очень удивил Наташу. Длинные ряды всякой одежды, платья, юбки, брюки, разных размеров и фасонов. Еще больше Наташу поразил обувной склад. Перемеряла несколько пар, за всю ее небольшую жизнь, у нее никогда не было столько красивых туфель. И что удивительно, на складе была обувь только на высоком каблуке, спортивная и военные ботинки. Провозились она с Марией Васильевной до самого вечера:

— Ой, в столовую-то, опоздаешь, голодная поди!

Натка вспомнила, что не ела с самого утра:

— Ага, есть хочу сильно…

— Так, пошли поешь, а потом уже добро понесешь к себе. Девочки еще нескоро придут, они допоздна бегают-прыгают.

Столовая была недалеко от склада. Мария Васильевна усадила Наташу за стол и крикнула:

— Оксана, новенькая у нас! Посмотри, поди не поставили на довольствие-то! Покорми уж девчонку-то, голодная. Целый день с ней занимались, чуть не пропустили ужин.

— Ой, Марь Васильевна, щас! Сиди, я сама вынесу, — сказала она Наташе.

— Оксанка деваха хорошая, добрая, всегда накормит.

Оксана, дородная с пышным бюстом молодая женщина, вышла с большим подносом, уставленным тарелками, стала споро выставлять их на стол, и взглянув на Наташу, всплеснула руками:

— Ой, да где ж они таких, находят-то… худенька, бледненка, зелененька! — по-украински напевно запричитала Оксана, — Ниче, ниче, откормим, – села рядом за стол, подперев румяную щеку, стала подвигать тарелки Натке, — ты ешь, ешь, девонька. Голодала поди, все ваши такие приходят, бедные девки! Вот судьбинушка-то, все сиротки, кушай, кушай, — она одновременно обращалась и Натке, и Марь Васильевне, — ну скажи на милость, за че девкам такие мученья, все, кто беспризорницы, кто с детдома, ну все как одна, сиротки! А ты? – она посмотрела вопросительно на Наташу, — Ты откуда?

— С Владивостока я, — сказала Наташа с полным ртом, — меня дядя привез.

— Какой дядя?

— Да, неродной, друг папы. А родители… погибли. Я и есть круглая сирота.

— Вот видишь, Марь Васильевна, — Оксана указала на Наташу, — и эта сирота, — все одна к одной. Да, ты не тушуйся, — это уже Наташе, — хорошо у нас, выправишься, через полгода и не узнаешь себя. Красивая будешь, ух, все парни заглядываться будут. Да и девки, хорошие, коли невредная, подружитесь. А, — Оксана опять махнула рукой, — а, ты невредная, по глазам вижу. На, компотику, а второго добавку будешь? Нет? Ну, ладно.

— Ну, наелась, пошли, — Мария Васильевна поднялась из-за стола, — спасибо Ксанка, накормила. Вкусно готовишь, не казенно. А у нас, Наташа с тобой еще работы полно. Пошли, пошли, — поторопила Натку.

Наташа носила вещи и вертела головой по сторонам. Что удивило Наташу, что хоть и называлась казарма – казармой, только скорее это все место было похоже на дом отдыха. Вокруг красивые аллеи, много цветов, а в общежитии, кровати – домашние, покрывала мягкие и пушистые, на каждой кровати – разные, много зеркал. Такие о каких всегда ей мечталось, от пола до потолка, цветы на окнах и красивые шторы.

Как и сказала Мария Васильевна, чтобы унести вещи пришлось сходить два раза. У Наташи не было никогда столько всего: платья, костюмы, юбки. А обувь! Даже глаза разбежались. Натка и не знала, что ей больше нравилось. И что самое удивительно, ей разрешили самой выбирать.

Еще выбрали косметики. Помада, тушь и тени… ну ни одна девочка не устоит против такого склада! Натка перетащила все в общежитие, разложила по полочкам, но переодеваться не стала, страшно было одеть такую красоту, не привычно.

Перебирала, любовалась. И вдруг поняла, что очень устала за день, от впечатлений, эмоций и переживаний. Не было сил даже волноваться перед приходом будущих соседок. Девочек все не было и Натка решила прилечь, на кровать, которая показалась ей незанятой и немного полежать до прихода девчонок.

***

— Ну, вставай, спящая красавица! Ты чего это на мою кровать улеглась? – Натку потрясли за плечо. Перед ней стояла и улыбалась худенькая девочка. Грязная, в короткой юбке и в разорванных, когда-то красных туфлях и с красными волосами. — Новенькая? Меня Мария Красная звать. Красная – это фамилия, — добавила она, что бы не было сомнений, что это не цвет ее удивительных волос. — Красная, значит — красивая! — Маша сказала это так, словно доказывала кому-то, да, она красивая, и не смейте сомневаться в этом.

Стройная, ладная, живая, с тонкой талией, длинными ногами и тонкими запястьями. Длинная, по-девичьи тонкая шея. Но самыми необычными у Маши были глаза. Большущие. Цвет все время менялся: от светлого, почти прозрачно-зеленого, до черного, глубокого.

На ее тонком сильно сужающемся к подбородку лице глаза казались огромными, завораживающими. Они жили своей жизнью, все эмоции выплескивались наружу. Пухлые, чувственные губы, нижняя чуть полнее. От этого лицо приобретало игривое выражение. Тонкий, чуть вздернутый, нос и брови вразлет. Все это делало Машино лицо дерзким и невероятно красивым. И конечно, ярко-красные волосы, Маша постоянно ими встряхивала, откидывала назад или накручивала на палец – и волосы, и Маша всегда находились в движении.

— А меня Натка, ой, Наташа, — она села, разминая затекшую от неудобного положения руку. — Мурашки, — сказала мамино слово и засмущалась.

— Натка Мурашки? – спросила Мария и звонко рассмеялась.

— Нет, Наталья Соловей, — церемонно представилась Наташа.

— Ну что привязалась, Машка, – к ним подошла еще девочка, — а я Света. Светка Кувалда, меня еще так называют. Но ты не бойся, я просто так не обижаю. А это, — Света положила руку на плечо стоящей рядом с ней блондинке, — это Лика. Вообще-то, она Анжелика, но мы зовем ее Лика. А ты, Машка, лучше бы помогла ей, видишь, устала, покажи свободную кровать!

— А мы не устали, — ворчливо заметила Маша, — кросс по полям-лесам на шпильках, то еще удовольствие, — и снова рассмеялась, — пошли, покажу кровать, где ты будешь спать, — пропела она.

Идти далеко не пришлось. Свободная кровать оказалась рядом с кроватью Маши. Натка расположилась, разложила все мелочи в тумбочку. И села, не зная, что делать дальше.

Все девчонки смеялись, делились впечатлениями о занятиях. Натка вертела головой и рассматривала девочек. Странно было, что такую тоненькую девочку, с большими и добрыми глазами называют Кувалдой. Странно. Натка рассматривала Свету и пыталась найти, хоть что-то, похожее на ее прозвище. Серые глаза, чуть курносый носик, длинные светлые волосы, сдержанная и уверенная. Ничего похожего.

— Ну, перед сном в душ сходим? – подошла Света. — Пойдем, я тебе все покажу. Ты не переживай, Машка у нас хорошая, только сумасшедшая немножко, — с нежностью в голосе сказала Света. – Ты не бойся, у нас почти все девочки хорошие, мы друг друга не обижаем. Лика, пошли с нами! – крикнула Света светленькой девочке, которая с интересом наблюдала за ними.

— Света, расскажи мне об училище, — Натка немного стеснялась.

— А ты, ничего, — в душ вбежала Маша, — красивая, ноги длинючие какие, — немного завистливо протянула она, — как у кузнечика, прямо! — и картинно тряхнула волосами, встала напротив, — драться любишь?

— Нет. Я не дралась никогда.

— Не дралась? – Маша пожала худенькими плечиками, — а как тебя сюда взяли-то?

— Наташа, думаю, спортом занималась, да? – Света опять решила выручить Натку.

— Да, я с десяти лет занимаюсь айкидо, меня папа отправил, — у Натки при воспоминании о папе опять встал комок в горле, — у меня папа военный. Был.

— Папа? У тебя, что родители есть? – Машка удивилась и глаза, и так большие, стали почти круглые, как у кошки.

— Теперь нет, погибли. Теперь я одна, – не сдержалась Наташа и заплакала, давно не плакала, запретила себе, а тут не удержалась.

— Ну, Наташа, Натка, не плачь, — Света, подошла и запросто обняла Натку, — не плачь. Ты не понимаешь, как тебе повезло, у тебя родители были! Ты их знала! Тебя любили! Да наши девочки за такое все готовы отдать! Наши-то все с улицы!

— С улицы? – Наташка всхлипнула и кулачком вытерла нос, по-детски, хлюпнув носом. – Как с улицы? Беспризорники, что ли?

— Да! Я с улицы! – Машка гордо хлопнула себя по груди, — Я Машка-беспризорница!

— Так у нас же нет беспризорников, нам в школе так говорили, — Натке стало так жалко Машку, что слезы покатились ручьем.

— Не, она не Спящая красавица, она рева, — жалостливо сказала Маша, — чего ревешь-то?

— Я как представила, что ты, как вы на улице живете!

Машка от такой неожиданности даже присвистнула:

— Ты, чего это, нас пожалела?

— Да… девочки… на улице… А, зимой? А кто вас кормил? А если обидит кто?

— Теперь меня никто не обидит, — как-то очень по-взрослому жестко сказала Маша.

— Ладно, девки, спать пора, завтра вставать рано, — Света хлопнула Натку по попе и рассмеялась, — звонко так у тебя получилось! Кузнечик!

Розовая, замотанная в полотенце после душа, Натка уже совсем успокоилась, девочки ей понравились. И спокойная рассудительная Света и молчаливая Лика, и немного сумасшедшая Машка. Именно Машка, а не Маша или Мария, как она чопорно представилась. Это никак не вязалось с ее энергичным и веселым характере.

— Маш, — почти весело, болтая ногами, решила уточнить Натка, — Маш, а почему завтра рано вставать? Завтра ж воскресенье? У вас, что и выходных нет?

— У нас, у нас! А чё у нас-то? Теперь и у вас, выходных нет. Точнее, в воскресенье, по уставу нам положено полдня отдыха, после обеда. Будем валяться! — Машка с предвкушением этакого блаженства потянулась, выгнулась, как кошка, покрасовалась, — полдня в кровати! смотреть телек и ничего, понимаешь, ничего не делать! Эх, ты еще не понимаешь, поймешь. Через месяц, наверное, не раньше! Все, спи давай. А то с непривычки, завтра мухой варенной будешь!

Натка повозилась, устроилась поудобнее и, перебирая все удивительные события этого длинного дня, заснула под ворчание Машки.

— Пожалела она нас, ишь чё, — голос Маши, сначала ворчливый, становился удивленно-нежным, — пожалела! Саму небось жалеть надо, а она, нас пожалела! Расплакалась, подумаешь, неженка какая!

Почему Натка оказалась в училище — читать ЗДЕСЬ

Анонсы сайта в мессенджере Telegram подпишитесь и не пропустите продолжение.

// Навигация по каналу // ссылка кликабельна. Тык-тык

Еще по теме здесь: Истории.

Источник: Взрослая в пятнадцать. Училище.

Подъем. Натка даже и не поняла, что это подъем. Где-то во сне услышала знакомую и любимую музыку, ее часто слушала мама.

— Ну, Сонная красавица! — Машка стояла над ней и с любопытством ее разглядывала, — чего это ты лыбишся? Во сне и лыбится…

— Барышни! — из динамика над входной дверью, вместе с музыкой раздался приятный женский голос. — Доброе утро! Пора вставать, умываться и вас ждут на зарядку!

— Во повезло-то нам! Дежурный препод сегодня Изольда. Все, замучает нас сегодня этикетом, — пробурчала Машка, чистя зубы и разбрызгивая пену. – Тьфу, встаньте, сядьте, говорите правильно… Польку нам завела какую-то!

— Полонез, — Натка поправила на автомате, — это танец называется полонез. А что она преподает?

— Изольда Семионовна очень хороший преподаватель, — Лика приподняла правую бровь, с укоризной глядя на то, как Машка строит рожи зеркалу, видимо, изображая Изольду Семионовну, — Маша, перестань кривляться!

— Во! Ты даже говоришь, как она! Марья Красная, прекратите кривляться!

— И не как она. Изольда Семионовна преподаватель этикета. Мне нравятся ее занятия, она интересно рассказывает.

— Девки, хватит, — в ванную заглянула крепкая, спортивная девушка, — нас уже на зарядке ждут!

— Ай, Анька, отстань! Идем уже.

— Ты, Красная, да айкаешь, опять кросс на шпильках заработаешь!

— Зануда, ты Анька! Ты не познакомилась еще с ней, — Маша обратилась к Наташе, — это наша ночная старшина, зануда Анька. Такая вся правильная, что если б комсомол не развалился, быть ей комсоргом! Не, так она хорошая, только зануда.

— И правда, пошли быстрее, — Лика заторопилась, — мне позавчерашнего забега хватило.

— Вот, сегодня повеселишься! – Машка хитро прищурилась. — Сегодня Натка, у нас пейнтбол! Играла когда-нибудь?

— Нет. Слышала только.

— Ждет много интересного. Все, бежим!

После зарядки, завтрака, бегом отправились в бассейн. Натка удивилась, но решила не спрашивать девочек каждые пять минут. Но не получилось:

— А купальник где?

— Какой купальник? Мы ж не плавать пришли, в пейнтбол играть! — Аня хмыкнула. — Вот что Соловей, не задавай вопросов лишних, раздевайся и выходи. А то сейчас от инструктора влетит.

— Раздеваться? Совсем? — голос у Натки предательски дрогнул.

— Так, — в раздевалку вошел мужчина, — курсантки, на позицию!

Девочки, восприняли это спокойно. Поднялись и пошли гуськом из раздевалки. Натка на подгибающихся ногах пошла следом. На выходе из раздевалки стоял инструктор и вручал девочкам маски и ружья. Второй, инструктор стоял с другой стороны бассейна:

— Девушки, поторопитесь! Взяли маркеры, маски и в воду!

Воды в бассейне не было. Точнее, была, но чуть-чуть, сантиметров пять не больше. В нескольких местах стояли связанные столбиками автомобильные покрышки.

— Прячешься за покрышками, — проходя мимо, Света тихонько локтем толкнула Натку. — Сегодня на выбывание. Первые пять бегут кросс. Держись за мной. Не пропадешь.

Наташа кивнула и посеменила за Светой. Идти было неудобно и скользко. Одно радовало, что патроны небоевые.

— А, мурашки! — Машка ущипнула Натку за бок, — замерзла уже? Ничего сейчас побегаешь! Лика, давай вместе! — Маша потянула ее с собой.

Часто девочки в разговорах между собой называли ее Немая и это удивляло Наташу. А Лика действительно всегда молчала. Редко-редко от нее можно было что-то услышать.

Света взяла под свою защиту эту нежную девочку с первого дня ее появления в училище и Лика не отходила от нее.

Лика была классической красавицей. Золотистого оттенка волосы, стройная, как пишут в книжках, точеная, фигурка, плавные, на первый взгляд, даже замедленные движения – все это подчеркивало и усиливало эффект Ликиной красоты.

Лика не ходила — она двигалась с особой грацией гимнастки. Открытое лицо с чистым высоким лбом, идеального рисунка темными бровями и нежными мягкими губами, весь ее облик дышал красотой и спокойствием. Всегда чуть-чуть прищуренные серо-зеленого цвета глаза, лучились мягкостью и добротой, а ресницы часто застенчиво опускались. И на бархатистых, нежных щечках Лики проступали едва заметные, но такие трогательные, ямочки.

Лика была лаконичной во всем – в движениях, в мимике, в разговоре. Маша была противоположностью Лики: пылающий огонь. Поэтому они прекрасно находили общий язык.

По холодной железной лестнице Наташа спускалась в бассейн за Светой и ловила ее короткие, почти команды, наставления:

— Держись за мной. Не отставай. На маске видишь, сверху шарик белый? Попадут — ты убита. Сама старайся попасть в такие же.

Наташа кивала, закусив губу.

— И прикрывай мне спину, — Света оглянулась и улыбнулась Натке, — смотри, Натка, надеюсь, на тебя. Все, пошли!

Света прыгнула в бассейн, подняв брызги, тут же пригнулась, натянула маску и нырнула за покрышки. Натка поскользнувшись, посеменила за ней, испуганно оглядываясь.

Девочки кто парами, кто поодиночке, притаились за покрышками. Белые шарики на масках были совсем маленькими.

— Эй, Кузнечик! — Нинкин голос эхом отбился от холодного кафеля. — Готовься получить гостинцев, стерва костлявая!

— Сама не утони! — зло прошипела Света, защелкивая крышку контейнера с шариками на своем ружье. – Шарики попусту не трать, – бросила она Натке. — И смотри, моя спина — твоя забота. Все правильно сделаешь, прорвемся! — и она подмигнула за стеклом маски улыбнувшись.

Инструктор свистнул и началось.

Защелкали ружья, захлопали о кафель шарики с краской, расцвечивая стены бассейна разноцветными кляксами.

«Так красиво», — мелькнуло в голове Наташи и тут же плечо обожгло болью. Шарики били больно. Наташа провела рукой — красная краска.

— Мурашки, не спи, замерзнешь! — Машка помахала своим ружьем.

Света резко рванула вперед, Наташа за ней. Вокруг тут же замелькали шарики, несколько больно ударили в спину, но Наташа уже не обращала на это внимание. Шум и разноцветная карусель этого боя в холодной воде подхватили ее, она только следила по сторонам, чтобы никто не подкрался сзади. Вот из-за покрышки высунулась голова с черной копной волос. Наташа выпустила несколько шариков, не целясь, голова тут же спряталась, послышалось «ой». Натка поняла, что попала и ее охватил азарт.

Вместе со Светой поднимая брызги, они бежали между покрышками. Света на бегу стреляла, Наташа тоже, стараясь уворачиватся, но чувствовала, что в нее попадали шарики.

Света резко вильнула в сторону, обежала столбик покрышек и оказалась на расстоянии метра от Нинки.

— Привет, Нинка! — оскалилась она и всадила в белый шарик на маске Нины зеленую кляксу. — А это так тебе, в нагрузку! – и она в упор влупила шарик в стекло маски, в грудь, в живот и ногой выбила у шипящей от боли Нинки ружье.

— А это от меня! — неожиданно для самой себя сказала Натка и с удовольствием, поразившим ее, всадила шарик Нинке грудь. – Ты убита, Нина! – весело крикнула она и побежала вслед за Светой.

Краем глаза она заметила, как Маша с Ликой расправляются еще с двумя девочками.

Машка что-то кричала, но эхо перемешивало крики девчонок, хлопки ружей, плеск воды в сплошной, неразборчивый шум.

Наташе понравилось быть охотницей, понравилось побеждать, понравилось даже, что в тело больно вбивались эти красивые цветные горошины.

Они присели за покрышками.

— Сейчас Машку пойдем стрелять, — шепнула Света. – Ни разу еще ее не выбивали. Надо хоть разок! – она улыбнулась.

Наташа обернулась и увидела, как сзади к ним крадется Аня. Она подняла ружье и несколько раз нажала курок.

Белый шарик на маске Ани окрасился желтым — Наташиной краской.

— Кузнечик? — удивленно-досадливо протянула Аня.

Света обернулась, мгновенно поняла, что произошло, хохотнула:

— Ну Натка, с тобой можно в разведку ходить, спасибо.

Бой подходил к концу. Все тяжелее становилось бегать по бассейну. Тело ломило от боли, казалось, что ни осталось ни одного живого места. Натка вся была в краске от маркеров, но она продержалась! Конечно, благодаря Свете. Но стрелять из маркера было не так страшно, как из автомата. Наташа чувствовала азарт. С удовольствием стреляла по девочкам, правда, не особенно целясь.

Маша с Ликой, прикрывая друг друга и заодно сводили счеты:

— Сашка! — вопила Маша. — Это тебе, зараза! Так! Получай! Чпок! Отлично! — и алая краска залила всю грудь Саши. — Вот тебе, стукачка! — и Машка показала язык, кривляясь и строя рожи.

— Ну, девки, молодцы! — кричала Света. — Еще пару минут продержаться и все!

К концу тренировки девочки замерзли так, что посинели, не смотря, на то, что бегали, прыгали, холодная вода не давала согреться.

Света, все-таки выбрала момент и всадила в Машку шарик.

— Не попала! — Машка радостно завопила и, снимая маску, показала длинный розовый язык. — Не попала, Светка!

— Так, молодцы! — инструктор дал сигнал. — А теперь горячий душ! Бегом! Саша, Нина, Оля, Анна и Марина – вечером кросс. Остальные молодцы!

В душе, пока Света не видела, Нина проходя мимо Натки больно толкнула ее, что она поскользнулась и ударилась плечом о кафельный выступ:

— Повезло, тебе Кузнечик, опять тебя Кувалда прикрыла. Но ничего, я дождусь своего момента.

Но Натка даже не расстроилась, она поняла, что сможет за себя постоять. Первый раз за эти дни, у Натки появилось ощущение победы, маленькой, но победы. Единственное никак не могла понять, почему ее так ненавидят. Девочки с удовольствием отогревались в душе, отмывая разноцветные краски, не жалея горячей воды.

— Свет, вот не могу понять, ну пейнтбол, понятно дело хорошее, постреляли, но зачем в холодном бассейне и голые?

— Привыкай, Натка, — Светка под горячим душем распарилась, стала розовая и совсем неагрессивная. — У нас вообще много занятий проходит в таком виде. Отучают нас так от женских заморочек.

— Что значит женских заморочек?

— Ну, — Светка замоталась в большое розовое полотенце с зайчиками, — это то, чего ты сегодня застеснялась. Тебя не должно волновать в каком ты виде. Ну, как объяснить? — она вздохнула. — Точнее, тебя должно заботить, как ты выглядишь: красивая, ухоженная, всегда хорошо одетая, с правильной прической и макияжем с правильно подобранными украшениями, этому нас учат и наказывают, если мы не «правильно» выглядим. Но когда ты работаешь, тебя не должно заботить, что у тебя юбка порвалась или с тебя блузку сорвали. Да не волнуйся, привыкнешь, у нас специальные занятия есть. Вот где весело!

— Весело? — с сомнением в голосе уточнила Натка. – Весело, даже подумать страшно, как это весело! — с сарказмом в голосе закончила она.

— Не волнуйся, сначала, конечно, страшно, как везде у нас, а потом даже весело. Ну, завтра и увидишь, как раз СПЕЦ 4, по расписанию стоит. А еще, когда ты голая, то чувствуешь себя беззащитной, боли боишься сильнее, страшнее за свою шкурку, в общем. И тогда смотришь внимательней, бегаешь быстрее, прячешься лучше. Эти тренировки еще в КГБ разработали в пятидесятых! Давай, давай, — поторопила Света, — нам еще переодеться перед этикетом и накрасится. Изольда небрежности не прощает. Она… такая…

— Да? Какая? — столько разных мнений об этой Изольде удивили Натку.

— Бежим, пока будем красится, расскажу.

В раздевалке собрались все девочки. Машка недовольно щурила зеленые глаза:

— Вот, блин, как не старайся, все равно найдет к чему докопаться! То ей цвет блузки, не соответствует чему-то! То еще чего-нибудь! — ворчала Машка, застегивая пуговицы.

— А тебе, Красная нечего и стараться, все равно не получится, — Нина презрительно скривила губы, — ты ж кошка помойная, то ли дело я.

— Да, конечно, дворянских кровей, почти что королевна! — Машка не удержалась и скривила такую физиономию, что все девочки не удержались и прыснули.

— Собака, ты Машка, — процедила Нинка.

— Барышни, — в раздевалку зашла величественная дама.

Идеально уложенные седые волосы. Идеальный костюм. Все идеально. Породистая и холенная, уверенная в себе.

У Наташи не возникло сомнения, что это она, Изольда.

— И потом, не вам Петрова рассуждать о помойности кого-то не было.

— Почему это? — Нинка зло посмотрела на Изольду Семионовну.

— Да потому что если рассматривать с физиологической точки зрения, то Марью Красную гораздо легче причислить к дворянскому роду, нежели вас.

— Как это? — еще раз совсем запутавшись в сложном фразеологическом обороте Изольды, тупо спросила Нина.

Девочки, с интересом наблюдавшие за сценой не позволили себе в присутствии Изольды рассмеяться, только тихонько прыснули. Что окончательно взбесило Нину.

— Все просто. Девушка дворянского происхождения обязана, заметь Петрова, обязана иметь тонкую щиколотку и тонкое запястье, чего ты лишена, к моему большому сожалению. А Марья Красная, напротив, обладает этими достоинствами. Понимаешь, Петрова, — Изольда изящно повела рукой и было понятно, что рассуждения на тему дворянства ее конек, — родители большие начальники в нашей стране и особенно после революции, не дают безусловного попадания своего чада в Общий Гербовник.

— Че? Что это за Гербовник?

— Это, моя дорогая, собрание всех гербов Дворянских родов Всероссийской империи. В большинстве случаев большие начальники в нашей стране, как раз имеют помойное происхождение, как и вы Петрова. Но, правда, некоторые из них, я знаю, таких людей лично, дворяне по духу, что делаем им честь. Это люди большого ума, образованности и чести. Именно чести. Итак, барышни, — заканчивайте ваш туалет и прошу в столовую. Сегодня у нас занятие по этикету за столом, – Изольда Семионовна улыбнулась и удалилась из раздевалки.

— Ух! — Машка восхищенно потрясла кулачком в след Изольде, — ух, пожалуй, я даже влюбилась в нее!

Нинка что-то прошипела в сторону Маши и ушла в столовую.

— Ага! — Машка радостно согласилась и запустила ей в нее тапок.

— Какая она, — Натка восторженно вздохнула, — я и не представляла, что такие бывают. И как она к нам в педагоги попала? Как в кино. Императрица.

— Ага! — Машка согласно кивнула. — Унизила Нинку по полной, а так красиво, что не придерешься. Надо также научится.

— Да! — Светка хохотнула. — Уделала она нашу Нинку, лучше, чем я вчера в спальне.

— Я слышала, что она разведчицей была, — Лика, вздохнула. – То ли в Китае, то ли еще где. Узнать бы.

— А давайте спросим, — Машка была настроена по боевому, особенно после того, как Изольда причислила ее к дворянству.

— Давайте! Может и не будет этикетом нас мучить сегодня, — Лика вздохнула, — какая это мука! Я есть хочу, а она сейчас: ложки, вилки!

— Так, быстрее, давайте, — Машка присвистнула, — а то она нам пропишет дежурство за опоздание, — Мурашки, догоняй!

Но Натке совсем не хотелось торопиться. В теле была приятная ломота от сумасшедшего бегания по бассейну и ремешок на туфле решительно не желал застегиваться и почему-то в голову пришло, что всегда считала свои ноги не очень красивыми. Длинные, долговязые. Действительно, как у кузнечика.

Еще почему-то вспомнила, непонятно к чему, мальчика, который в сентябре в восьмом классе прислал ей записку, хм… в любви признался. Да, совсем другая жизнь. Письмо было такое смешное, с сердечками, кривенькими и с ошибками.

Она посмеялась, но почему-то взглянула тогда, в школьном туалете на себя по-другому. И в зеркале оказалась, не долговязая, а длинноногая и не костлявая вовсе, а стройная и улыбка такая смущенная.

Первый раз понравилась сама себе. Как будто проснулась и поняла, что она красивая. В раздевалке стало пусто, девочки опять так быстро оделись и убежали в столовую.

Натка вздохнула:

— Надо научиться быстро одеваться, – но именно сейчас торопиться не хотелось.

Хотелось повертеться перед зеркалом, полюбоваться на себя, на ножки красивые в черных чулках и на высоченных каблуках. Даже почувствовала, что нравится, да ей нравится ходить на этих «коблах», как девчонки говорят.

Дверь в раздевалку тихонько скрипнула, но Натка не обратила внимания. Кто тут, может быть, чужой?

— Ну что, прячешься? — Нина прошипела над ухом.

Сердце стукнуло, но Наташа не подала вида, что Нинка напугала ее.

— Нет, одеваюсь, а от кого мне прятаться? От тебя, что ли?

— От меня, от меня, дешевка! Или думала, что я забуду, как ты в меня стрельнула? Как Кувалда из-за тебя меня избила? Что ты за девка такая, что за тебя все тут заступаются?

Наташа застегнула, наконец, пряжку на туфле с удовольствием отметив, что руки не трясутся. И медленно, намеренно медленно выпрямилась.

Нина стояла в трех шагах от нее, поигрывая кончиком пояска юбки, как всегда, неопрятная и вульгарно накрашенная.

— Это ты кошка помойная, — тихо сказала Наташа и прямо посмотрела в Нинкины, почти бесцветные глаза.

В голове гулко стучала кровь. Натка втянула носом воздух, чтобы немного успокоиться. А в груди стоял холодок, как когда-то на соревнованиях.

— О, да ты, смотрю, осмелела? – ухмылка скривила намазанные губы Нинки. – Только Кувалды твоей нет. Этой дуры Красной тоже, я ж тебя сейчас размажу, Кузнечик, как соплю по стенам!

— А ты попробуй! — Наташа почувствовала, как ее наполнило спокойствие, она еще раз втянула воздух, встряхнула кистями рук, напрягла ноги. – Давай размазывай!

Наташа сама не понимала, что происходит с ней. Ей хотелось размазать эту вульгарную помаду по Нинкиному лицу. Не зло, а также спокойно, как это делала Света. Она не понимала, откуда это спокойствие и уверенность, но предвкушение боя, как в бассейне, слегка кружило голову. — Давай, — шепнула она.

Нинка всем телом рванулась вперед.

Наташа видела, как ее кулак летит ей в лицо, и она спокойно, как на тренировке, скользнула вбок, обхватила одной рукой Нинкино запястье, второй плечо и лишь слегка подтолкнула. Нинка, не встретив препятствия, потеряла равновесие и вся сила, которую она вкладывала в удар, бросила ее на угол шкафа.

Наташа сделала два шага назад и встала в стойку, спокойно глядя, как Нинка поднимается с пола и вытирает ладонью разбитый нос.

«Помада размазалась», удовлетворенно мелькнуло в голове.

— Ну, дрянь, молись! — прошипела Нинка, оскалив зубы.

Натка втянула воздух, улыбнулась и откинула волосы за спину.

Нина ринулась на нее, обхватила за талию и они вместе повалились на твердую плитку пола. Наташа больно ударилась затылком и плечом. Нинка, шмыгнув носом, уселась ей на живот и ее кулак врезался Натке в губы.

Боль обожгла так, что брызнули слезы, в голове зашумело и рот моментально наполнился кровью.

—Убью! — хрипела Нинка и ее рука поднялась снова.

Наташа вскинула руки, схватила Нинку за блузку и рванула на себя, толкая ногами, одновременно выныривая из-под падающей Нинки.

Звонко цокнули каблуки, когда Наташа вскочила на ноги.

Нина, ударившись головой об пол, встала на четвереньки, мотая головой.

«Надо быть сильной», — вдруг промелькнули в голове слова дяди Сережи.

«Бей так, чтобы не встала». — сразу, без перерыва Светкины.

И она почувствовала вкус победы. Пьянящий ни с чем не сравнимый он, как вино ударил в голову. Наташа поняла, что она победит сейчас и победит в настоящей драке. Она сможет победить серьезного и сильного противника и от этого сладостно защемило в груди.

Натка вспомнила про древних славянских женщин-воинов Валькирий про которых рассказывал папа в ее таком уже далеком детстве.

Нина встала на ноги.

По подбородку ее ручейком текла кровь из разбитого носа и рта. Помада размазалась, она тяжело дышала, глядя на Натку.

И вдруг Наташа увидела в ее глазах страх.

— Тебе конец, гадина, — выдохнула Нинка и сплюнула кровью на пол.

Наташа с трудом улыбнулась разбитыми губами, слизнула соленые капельки крови.

«У победы соленый вкус», — пронеслось в голове.

— Я Валькирия, — сказала она и, резко выдохнув сильно и страшно, с разворотом, ударила сбоку ногой Нинке в голову.

Светлые волосы Нинки взметнулись и она неуклюже повалилась на пол и замерла.

—Мурашки? — вдруг услышала Натка восхищенный голос Машки.

Она подняла глаза – в дверях стояли Машка, Лика и Света.

Света молча подошла к лежащей Нинке глянула на нее и протянула Наташе руку.

— Ну, Кузнечик, ты боец! — восхищенно сказала она и пожала Наташину руку.

— Она Валькирия, – тихонько произнесла Лика.

— Валькирия, — эхом еще раз повторила Натка, вздохнула и по детски наморщила нос и улыбнулась. — Придется опять переодеваться. Провожусь долго. Я такая копуша.

— Спокойно, — Машка полотенцем вытирала разбитые губы, — не дергайся, я осторожно.

Лика принесла чистые блузку, юбку, чулки:

— Мы поможем! Натка ты молодец! Быстро оденем, как куклу.

Светка, уже совершенно не слушая Наткины возражения, делала ей прическу.

Натка всхлипнула.

— Ты чего? — Машка уставилась на нее. — Больно?

— Нет, — судорожно вздохнула Натка, чтобы не заплакать. — Вы такие… такие, родные, — выдохнула она и испугалась. — Я себя сейчас как дома почувствовала. Только не смейтесь.

Никто не смеялся. Машка порывистым движением поцеловала Натку в щеку, задрала голову и потрясла, загоняя слезы обратно. И чтобы их никто не увидел, убежала в столовую. Лика вздохнула, поправила кофточку и тихонько пожала Натке руку. И, как ни в чем не бывало, продолжала ей помогать.

— Натка, ты молодец. Правда. Да я убью, любого, кто посмеет посмеяться над тобой! — Светка в порыве обняла Наташу, — ты… такая…такая…— Светка совсем смутилась. — Ну все, смотри, — она сменила тему, чтобы не расплакаться, — вот и готова, красавица наша! Пошли!

источник

Проводим трансформационные игры в Москве

Единственное учение, которое вещала ей мать, что не стоит засиживаться в девках и главное предназначение женщины – найти себе мужика. И маме надо устраивать личную жизнь, а они с сестрой ей постоянно мешают. Поэтому кандидатов в мужья Ариша стала подыскивать еще со школьной скамьи. 

Девочка была не девочка, а прямо конфетка и зная это, умело этим пользовалась. С легкостью могла развести на приятности в виде шоколадок и мелких карманных денег любого мамкиного хахаля. Ей только стоило поморгать ресничками, сложить губки бантиком, как ей давали желаемое. 

Арина росла, ее аппетиты тоже и она уже не ограничивалась морганием ресничек и уверенно флиртовала с мужчинами, появляющимися в их доме. И те, естественно, раскошеливались на более приличные подарки, теперь дарили не шоколадки, а телефоны и разные женские приятности. 

Юная красавица не спешила говорить о своем возрасте и однажды, один из мамашиных ухажеров узнал о ее возрасте вместе с известием о беременности 15-летней нимфы.

Но кроме секса тому дяденьке ничего и не нужно было, плевать ему с высокой колокольни на ощущения юной девы, которая сама залезла к нему в штаны. Только не рассчитал он немного, эта маленькая, но не глупенькая развела дядю на денежку легко и непринужденно. Грозилась пойти в полицию, написать заявление за изнасилование и аборт делать отказывалась, мотивируя это тем, что деточек потом не будет. 

Маманя сначала сделала вид, что шокирована случившимся, а потом встала на сторону дочери. В общем, попал дядя на пол ляма, но и этому был рад. Для него все могло закончиться намного печальнее, так как женат любитель Лолит на дочери менеджера всем известной большой компании, у которой мечты сбываются.

Мораль? Да какая тут мораль – тут дно сознания, как этих собирательниц членов компаний, так и самих членов.

Зы, мужики, спрашивайте паспорт что ли, а то никаких денег не напасетесь)))

Внимание! авторам, имеющих авторское право на тот или иной текст бренд или логотип, для того чтобы ваша авторская информация свободно не распространялась в ресурсах интернета вы должны ее удалить с таких ресурсов как vk.com ok.ru dzen.ru mail.ru telegram.org instagram.com facebook.com twitter.com youtube.com и т.д в ином случаи размещая информацию на данных ресурсах вы согласились с тем что переданная вами информация будет свободно распространятся в любых ресурсах интернета. Все тексты которые находятся на данном сайте являются неотъемлемым техническим механизмом данного сайта, и защищены внутренним алфавитным ключом шифрования, за любое вредоносное посягательство на данный ресурс мы можем привлечь вас не только к административному но и к уголовному наказанию.

Согласно статье 273 УК РФ

Смешной и поучительный рассказ Драгунского, о том, как Дениска представлял себя взрослым. Мальчик размечтался, как будет отчитывать папу, маму и бабушку за промахи в поведении: опоздания, гуляние без шапки, разговоры за обедом и пр. Этот рассказ полезно прочитать всем взрослым, чтобы посмотреть на себя со стороны…

Если бы я был взрослым читать

Один раз я сидел, сидел и ни с того ни с сего вдруг такое надумал, что даже сам удивился. Я надумал, что вот как хорошо было бы, если бы все вокруг на свете было устроено наоборот. Ну вот, например, чтобы дети были во всех делах главные и взрослые должны были бы их во всем, во всем слушаться. В общем, чтобы взрослые были как дети, а дети как взрослые. Вот это было бы замечательно, очень было бы интересно.

Во-первых, я представляю себе, как бы маме «понравилась» такая история, что я хожу и командую ею как хочу, да и папе небось тоже бы не понравилось, ну а о бабушке и говорить нечего, она бы наверное целые дни от меня ревела бы. Что и говорить, я бы показал им почем фунт лиха, я все бы им припомнил!

Например, вот мама сидела бы за обедом, а я бы ей сказал:

«Ты почему это завела моду без хлеба есть? Вот еще новости! Ты погляди на себя в зеркало, на кого ты похожа? Вылитый Кощей! Ешь сейчас же, тебе говорят! — И она бы стала есть, опустив голову, а я бы только подавал команду: — Быстрее! Не держи за щекой! Опять задумалась? Все решаешь мировые проблемы? Жуй как следует! И не раскачивайся на стуле!»

И тут вошел бы папа после работы, и не успел бы он даже раздеться, а я бы уже закричал:

«А, явился! Вечно тебя надо ждать! Мой руки сейчас же! Как следует, как следует мой, нечего грязь размазывать. После тебя на полотенце страшно смотреть. Щеткой три и не жалей мыла. Ну-ка, покажи ногти! Это ужас, а не ногти. Это просто когти какие-то! Где ножницы? Не дергайся! Ни с каким мясом я не режу, а стригу очень осторожно. Не хлюпай носом, ты не девчонка. Вот так. Иди к столу, садись».

Он бы сел и потихоньку сказал маме:

«Ну как поживаешь?»

А она бы сказала тоже тихонько:

«Ничего, спасибо!»

А я бы немедленно:

«Разговорчики за столом! Когда я ем, то глух и нем! Запомните это на всю жизнь. Золотое правило! Папа, положи сейчас же газету, наказание ты мое!»

И они сидели бы у меня как шелковые, а уж когда пришла бы бабушка, я бы прищурился, всплеснул бы руками и заголосил:

«Папа! Мама! Полюбуйтесь-ка на свою бабуленьку! Каков вид! Грудь распахнута, шапка на затылке! Щеки красные, вся шея мокрая! Хороша, нечего сказать. Признавайся, опять в хоккей гоняла! А это что за грязная палка? Ты зачем ее в дом приволокла? Это клюшка! Убери ее сейчас же с моих глаз — на черный ход!»

Тут я бы прошелся по комнате и сказал бы им всем трем:

«После обеда все садитесь за уроки, а я в кино пойду!»

Конечно, они бы сейчас же заныли и захныкали:

«И мы с тобой! И мы тоже хотим в кино!»

А я бы им:

«Нечего, нечего! Вчера ходили на день рождения, в воскресенье я вас в цирк водил! Ишь! Понравилось развлекаться каждый день. Дома сидите! Нате вам вот тридцать копеек на мороженое, и все!»

Тогда бы бабушка взмолилась:

«Возьми хоть меня-то! Ведь каждый ребенок может провести с собой одного взрослого бесплатно!»

Но я бы увильнул, я сказал бы:

«А на эту картину людям после семидесяти лет вход воспрещается. Сиди дома!»

И я бы прошелся мимо них, нарочно громко постукивая каблуками, как будто я не замечаю, что у них у всех глаза уже мокрые, и я бы стал одеваться, и долго вертелся бы перед зеркалом, и напевал бы, и они от этого еще хуже бы мучились, а я бы приоткрыл дверь на лестницу и сказал бы…

Но я не успел придумать, что бы я сказал бы, потому что в это время вошла мама, самая настоящая, живая, и сказала:

— Ты еще сидишь. Ешь сейчас же, посмотри, на кого ты похож? Вылитый Кощей!

(Илл. Шер А.С.)