Женщина похитила мальчика 15 лет сняла с него ботинки носки рассказ

Штат Флорида. 2013 год.
 

Утро. Я собираюсь в школу. На улице март, но еще холодно. Я выхожу во двор, на мне черные джинсы, кофта с длинным рукавом, ветровка и кроссовки. Подхожу к своему велосипеду, выкатываю на ровную поверхность и начинаю ехать вдоль дороги. До школы ехать минут 10, но видимо, сегодня не судьба.
 

Около меня останавливается серая машина. Впереди открывается окно, и ко мне обращается мужчина:
 

–Джесси? – Хриплым голосом спрашивает мужчина.
 

–Да- Тихо отвечаю я, и с опаской смотрю на собеседника.
 

–Я папа Аннабель, твоей одноклассницы- У меня действительно есть одноклассница Аннабель. Угадал или не врет?
 

–Садись, довезу до школы- И он открывает передо мной заднюю дверь.
 

–Нет, спасибо. Я на велосипеде- Отвечаю я и слегка улыбаюсь.
 

–Мне ж не сложно, садись! – Он слегка занервничал.
 

–Нет, спасибо! Я сама! – Я уже собиралась вновь закрутить педали, как вдруг с заднего седенья выходит женщина и сильно хватая меня, собирается запихнуть в машину. Я сильно брыкаюсь и кричу, но мне не хватает сил и меня все-таки запихивают в салон. Машина резко срывается с места.
 

Так как было раннее утро, меня возможно никто не услышал. Слезы катяться по моему лицу, я хочу кричать, звать на помощь, но я охрипла и не могу произнести ни слова.
 

Мы едем молча, вдруг из радио доносится моя любимая песня. Неужели я умру под свою любимую песню?! Неужели я вот так умру, в 13 лет?! Неужели я больше не увижу родителей?! Надо что-то предпринять. Я начинаю ерзать.
 

–Че ты ерзаешь? Сядь спокойно! – Злобно произносит женщина.
 

Я ее игнорирую. И она со всей силы дает мне пощечину. Я сильну шиплю, и еще больше начинаю плакать. Через 5 минут машина остановилась. Лес. Страшно, что они со мной хотят сделать? Зачем меня похитили? Откуда знают мое имя?
 

Я выхожу из машины, бежать бесполезно, у него пистолет. Пока похитители переговариваются, я незаметно отрываю прядь волос и кидаю как можно дальше. Отрываю вторую и держу в кулаке.
 

–Пойдем! – Говорит мужчина и небрежно пистолетом указывает в сторону чащи леса. Мы отходим на приличное растояние и я бросаю на землю вторую прядь. Волосы у меня чисто белые и на земле будут заметны. Господи, хоть бы меня нашли. Мы прошли еще пару метров, вышли на какую-то поляну. Там была вырыта канава, похититель подставляет дуло пистолета мне в спину и толкает в канаву. Здесь очень много мусора, падая, я ударилась головой и теперь у меня кровоточит рана. Женщина уже куда-то делась. Я с ним один на один.
 

–Раздевайся! – Грубо приказывает он мне. Только не это. Нет, я начинаю истерически мотать головой и отползать от него как можно дальше. Он смеется и залезает ко мне в канаву, я отползаю еще дальше. Он перестает смеяться и подходит ко мне.
 

–Раздевайся! – Более настойчиво произнес он и наставил на меня оружие. Я снимаю куртку, не хочу умирать. Он наклоняется и рвет кофту. Я начинаю дергаться, он дает мне сильную пощечину. Тянет руку к моему лицу, я кусаю очень сильно его кисть. Он кричит, стреляет в воздух. Да, да, стреляй больше! Нас точно кто-нибудь услышит!
 

–Тварь! – Орет на меня похититель и садится на траву достаточно далеко от меня. Я перестаю за ним следить, достаю телефон. Связь не ловит! Не удивительно!
 

–А я за тобой следил! Долго! – Неожиданно произносит похититель. Как я этого не заметила? На его реплику я не ответила. Закрыв глаза, в голове крутились все последние события. Спустя какое-то время, я уснула.
 

Проснулась я вечером или ночью, не знаю. Было темно, горел костер.
 

–Наконец-то ты проснулась- Подал голос незнакомец.
 

–А сколько я спала?
 

–Двое суток- Спокойно ответил мужчина, бросая ветки в костер.
 

Два дня! Господи, два дня! Меня уже ищют!
 

Я была почти всегда связана, шанса сбежать не было. Я уже потеряла счет времени. Сколько прошло? День, неделя, месяц, год?
 

Как ни странно, больше он ко мне не приставал. Весь вечер или ночь он рассказывал мне всякие истории из детства. Потом наступил рассвет. Похититель связал мне руки и ноги, что бы я не убежала, а сам лег спать. Это отличный шанс сбежать!
 

Рядом со мной куча мусора, среди него: разбитые бутылки. Кусочком стекла я разрезала веревки и тихо встала. Аккуратно подхожу к Джону, он мне сам вчера так вечером представился. Забираю его пистолет, болит сильно голова, из-за раны. Медленно и тихо я начинаю идти в сторону, где должен быть наш город.
 

Спустя минут пятнадцать, я вышла на трассу. Машин нет, я иду вдоль трассы. Впереди появляется телефонная будка. Я подбегаю к ней и набираю «911».
 

–Алло, это Джессика Винесс, я была похищена и меня разыскивают!
 

Я спасена! Все кончено!
 

Через час приехала полиция, мои родители и скорая помощь. Полиции я показала ту поляну и они задержали Джона.
 

–Надо было все-таки тебя изнасиловать- Напоследок сказал он мне. Через полгода я была на суде. На тот момент мою психику подлечили. А этому уроду дали пожизненное.

— Очнулась? Вот и ладненько, — глухо произнес один. — Как-то неинтересно с бревном развлекаться.

Оля была ошеломлена, не понимала, что происходит, кто эти люди. Крупная дрожь сотрясала ее тело. Руки, связанные уже скотчем, болели. Она языком толкала тряпку, но не могла от нее избавиться. Глаза наполнились слезами. Они потекли к вискам, девушка сразу захлюпала носом, и дышать стало еще труднее.

— Начинай. Вдруг кто увидит, — произнес глухой голос.

Неизвестный с синими глазами деловито положил руки на колени девушки. Поняв, что он хочет сделать, Оля замычала, замотала головой, задергала ногами и руками, стараясь попасть по обидчику. Происходящее походило на кошмар. Насильник, пыхтя, преодолевая сопротивление, раздвинул девушке бедра, но Оля снова сжала ноги.

— Держи сучку! Какого хрена стоишь?

Тяжелое мужское тело навалилось ей на грудь, придавило к земле. Оля боролась изо всех сил, но задыхалась, поэтому была слабой. Она чувствовала, как второй рвет колготки, срывает с нее трусики. И вдруг он остановился, замер, прислушиваясь к лесным звукам. Оля задержала дыхание: небольшая пауза всколыхнула в душе надежду, что насильник одумается.

Но зря. Что-то твердое стало вонзаться ей в плоть. Оля дергалась, но насильник не отступал. Он резко схватил ее за бедра и прижал их к животу. Сложенная практически пополам, Оля не могла даже пошевелиться. В такой позе он наконец проник внутрь, и дикая боль пронзила ее тело. Оля изогнулась в немом крике, но жесткие ладони крепко сжимали ее ноги.

Сколько продолжалась эта пытка, Оля не знала. Ей казалось, что в нее вбивают бревно, с каждым ударом все глубже и яростнее. Иногда инструмент насильника выскакивал наружу, Оля с всхлипом вздыхала, а потом он снова вонзался с удвоенной силой. Тело вздрагивало от каждого толчка, вибрировало и тряслось. Насильник над девушкой сопел, обливался потом, полукружиями расплывавшимся по маске. Сильный запах горячего мужского тела, смешанный со знакомым парфюмом, бил в нос, и инстинкт самосохранения заставлял Олю отворачиваться, часто дышать, чтобы избежать приступа рвоты, от которого она могла захлебнуться.

Напавший с каким-то злобным наслаждением выполнил свою работу и наконец затрясся, застонал. Оля почувствовала, что давление внутри живота исчезло вместе с остатками острой боли. Мужчина еще секунду полежал, тяжело дыша и приходя в себя, потом откатился на бок и встал. Оля со стоном опустила затекшие ноги, надеясь, что экзекуция закончилась, а она осталась жива. Она оперлась на локти и стала отползать в сторону.

Но опять ошиблась. Насильник схватил ее за ногу и притянул к себе, расцарапав нежную кожу о еловые иголки, ковром устилавшие землю.

— Теперь ты, — приказал он напарнику, застегивая джинсы. Тот нерешительно засопел и сделал шаг в сторону. Тогда первый толкнул его к девушке.

— Не могу, — сдавленно произнес второй и подался назад. — Страшно.

— А на кулак нарваться не боишься? Давай!

— У меня и желания нет, — отказывался второй.

Оля слушала их перепалку с ужасом и молила Бога, чтобы кто-нибудь догадался, где она, и пошел ее искать.

— А так будет? — одним рывком насильник перевернул девушку на живот, поставил ее на колени. Он с силой провел по внутренней стороне ее бедер ладонями, потер пальцами больное место — Оля снова затряслась от ужаса и страха, потом похлопал по обнаженным ягодицам.

— Давай! По-собачьи. Можешь и вторую дырку расковырять. Разрешаю. Не бойся. Так она в глаза смотреть не будет.

Оля задергалась, замычала, но сильные руки прижали ее к земле, чуть не придушив от усердия. В полуобморочном состоянии она почувствовала, как что-то вяло прикасается к коже ее бедер, потом наливается и поднимается выше. Второй насильник скользнул в разорванную плоть легко, почти не причинив боли, но Оле уже было все равно: она потеряла сознание от недостатка воздуха.

Второй раз она очнулась от неприятного ощущения: ей казалось, будто сотни маленьких существ бегают по телу, оставляя жгучую боль. Она открыла глаза: летнее солнце уже поднялось над горизонтом и мгновенно ослепило. Дышать стало легче. Оля подняла по-прежнему связанные руки — кляп исчез.

В колонию вас надо отправлять, поняли?

На глазах девчонок показались слезы, они затараторили, почему-то шепотом, наперебой: «Мы больше не будем», «Простите, пожалуйста»…

Крот усмехнулся:

– Или в колонию, или ремня хорошего… – Повернулся к двери, замкнул на шпингалет, одним движением вытянул из брюк ремешок и рявкнул: – А ну, снимайте трусы! Живо!

Перепуганные девочки покорно спустили трусы, стали, как он велел, наклонившись, задрали юбчонки. Парень стегал их по попкам, чувствуя невероятное возбуждение, свободной рукой поглаживая себя через брюки, пока все его тело не сотрясла судорога удовольствия…

Он опустил руку с ремнем. Одна из девчонок, красная как маков цвет, натягивая трусики, попросила тихо, опустив глаза, смаргивая слезинки:

– Пожалуйста, не говорите никому… Мы больше не будем… Честное пионерское.

Что-то почудилось Кротову в ее голосе…

– Под салютом? – хрипло переспросил он. Девочка подняла глаза, он увидел ее взгляд, выдавил сквозь зубы: – А я еще не закончил ваше перевоспитание. – Помедлил, добавил: – Завтра после школы будете ждать возле старой котельной. Поняли?! И попробуйте не прийти!

Отомкнул дверь раздевалки, девчонки стремглав унеслись по коридору. Но он знал: назавтра они придут. И они пришли…

…Эти походы в заброшенную котельную с Сашей и Таей – так звали подружек – продолжались все лето. Они сами начали придумывать игры: в рабовладельца и рабынь; в «доктора», когда одна из девочек была «врачом», другая «медсестрой», а раздеваться должен был он; в «злого немца» и «пионерок», которые от- казывались снимать галстуки и вынуждены были под предлогом обыска и в наказание за ослушание снимать все остальное… Повторяли и первую игру – в строгого «дядю» и попавшихся на воровстве девочек… Только теперь имитацией порки дело не ограничивалось…

Идиллия закончилась через три месяца, в начале нового учебного года: старый пердун-военрук выследил их в котельной и поймал «с поличным».

История стала известна всей школе; вот тогда-то объявился пьяный отчим одной из пацанок, оказавшейся, кстати, в свои одиннадцать лет не целкой, и в порыве «благородного отеческого негодования», а на самом деле – из ревности, избил Кротова так, что переломанный нос заживал потом полгода…

Девчонок перевели в другие школы; сам Кротов, закончив восьмой с грехом пополам, ушел в ПТУ, а через год – подсел, и надолго: стопарил в запущенном скверике близ железной дороги девок-пэтэушниц из соседнего швейного, угрожая перочинным ножом, отбирал побрякушки – редко у кого золотые – и насиловал… Кому рассказать – и грабил-то он только для того, чтобы больше завести себя, потому как иначе общаться с девками ему было пресно и скучно.

Словили его быстро. И пошел бы Крот на семерик по авторитетной статье «разбой», да довесок из сто семна-дцатой[10] подкосил всю будущую карьеру: с его здоровьем и энергией он на любой из зон выбился бы «в люди», если бы не проклятый «прицепчик»… Вот и приходится теперь упираться рогом, вместо того чтобы быть в заслуженном авторитете! Ничего… Сейчас он расслабится, а потом решит с Шерифом.

Дверь приоткрылась, Кадет втолкнул девчонку в комнату и исчез. Он знал причуды Крота.

Девчушка стояла потерянно, сжавшись в комочек. После света коридора приглушенный свет в комнате казался ей мраком; она слышала, как парни жестоко насиловали незадачливых товарок, и ожидала, похоже, чего-то худшего: зачем тогда ее не вывели вместе со всеми, а оставили, что называется, на закуску?

– Выйди в центр комнаты, – тихо, хриплым шепотом, приказал Кротов. Он знал – она услышит. Не может не услышать.

Девушка вздрогнула, заметила в кресле обнаженного мужчину, прошла в комнату и застыла на ковре, прямо в центре затейливого узора.

Она была в коротком летнем платьице, сверху – черный пиджак, на ногах – гольфы.

– Сними трусы, – велел мужчина.

Девушка и не думала кричать или противиться: сейчас она была похожа на кролика перед удавом. Автоматически запустила руки под платье и стянула белые трусики до колен.

Кротов удовлетворенно облизал губы. Эти его бойцы – тупы, как инфузории. Они не умеют получать удовольствие от секса – только трахать. А настоящее удовольствие состоит в том, чтобы превратить ее стыдливость, ее страх, ее трепет в возбуждение, в желание, ярче которого нет…

Он поднял с пола загодя приготовленный стек: кожаный, гибкий, с мягкой, конского волоса, кисточкой на конце и тяжелой круглой рукоятью. Приказал:

– Сними совсем и подними подол.

Кротов встал с кресла; полотенце, прикрывавшее ему низ живота, упало; он шел к девушке, голый, громадный, поигрывая стеком. Она тем временем вышагнула из трусиков, разогнулась и – замерла в испуге и удивлении: до этого она видела лишь его силуэт и не подозревала, что мужчина совершенно голый. И сейчас не отводила взгляда от его набухшего естества.

Он подошел к ней, махнул стеком: тот со свистом рассек воздух.

– Подними подол, я сказал!

Девушка задрала края платьица.

– Умничка… Умничка… – Кротов стал обходить ее, любуясь фигуркой, легонько шлепая стеком по ягодицам, бедрам, животу… – Снимай все, кроме туфель.

Девушка раздевалась, а Кротов ходил вокруг, наблюдая и играя стеком. Снимая платье через голову, она запуталась, застыла так, он прикоснулся мягкой кисточкой к ее груди и водил кругами, пока соски не набухли и не затвердели…

Наконец она справилась с платьем, замерла перед ним нагая, глядя в пол. Он подвел стек ей под подбородок, приподнял голову, стремясь заглянуть в глаза, но она избегала его взгляда.

– Ты ведь шлюшка? Этого, Хорька?

– Я… Нет… Нет… – прошептала она, едва разлепляя спекшиеся губы.

– Шлюшка… Все вы шлюшки…

Неожиданно он махнул стеком; переплетенная кожа врезалась в тело, девушка вскрикнула.

– Наклонись!

– Пожалуйста… Я… – зашептала она быстро.

– Наклониться! Руками к стене! Ноги расставить!

Он с маху хлестнул ее раз, другой… Она напряглась, ожидая следующего удара, но вместо этого почувствовала, как мягкая кисточка щекочет ей губы и промежность…

Кротов застыл, наблюдая, как ее губы раскрываются, будто бутон цветка… Тихонечко водил кистью… Еще…

Удар был резок, девушка вскрикнула, «цветок» за-крылся разом, но как только кисточка вновь прикоснулась к коже девушки, «бутон» расцвел, распахнулся вновь, сделавшись влажным…

Кротов подошел к ней вплотную, чтобы она почувствовала его горячее тепло, перехватил стек, хлестнул по спине и через мгновение вошел в нее… Девушка вскрикнула от боли и – застонала от наслаждения…

– А он, оказывается, баловник-затейник, этот Кротов, – произнес Степан Ильич Панкратов, снимая наушники. – А с виду – примитив, тесак тесаком.

Прикурил сигарету, посмотрел на стоящего у стола Кадета, спросил:

– С братвой сам совладаешь?

– Обязательно.

Панкратов потер переносье, словно что-то в последний раз прикидывая и взвешивая. Произнес едва слышно, словно про себя:

– Вышел ежик из тумана, вынул ножик из кар-мана…

– Не расслышал, Степан Ильич? – вежливо переспросил Кадет.

– А чего тут уши зря напрягать? Кончай этого.

Девушка кричала от нестерпимой боли, а Кротов сжимал ее талию, будто тисками…

Первые попытки насилия начались в 8 лет, когда я, второклассница, вышла домой из школы. Наверное, была осень, но все таки было сухо, хорошо помню, что была одета в осеннее пальто. На школьной площадке ко мне подошел мальчик лет 12 с друзьями, повалил меня на землю, улегся на меня и начал ерзать на мне, совершая движения подобно половому акту, при этом напевал песню: «Солнце, солнце завтрашнего дня поцелуй меня», пытался меня целовать, а его друзья стояли и смеялись. Потом на площадке появилась женщина, которая закричала на них и сказала, чтоб они меня оставили в покое. Они убежали, она мне помогла подняться, проводила на остановку и посадила в троллейбус.

Затем летом меня как всегда отправили на каникулы к бабушке, у меня был двоюродный брат, старше меня на 8-9 лет, он играл со мной в детстве, любил меня. Но тем летом он приехал на мотоцикле, привез мне какую-то книжку и предложил покататься, я радостно согласилась, я его долго упрашивала покатать меня, но он отказывал, говорил, что рано мне. Да и бабушка не разрешала, боялась, что уронит меня или что мы разобьемся, а тут он предлагает сам. После долгих наших уговоров, бабушка меня отпустила с ним. Он отвез меня в лес и предложил поиграть с ним в игру…якобы, я обсикалась, а он снимает с меня трусики, шлепает по попе и наказывает меня, он сказал, что это хорошая игра и мне понравится… Он изнасиловал меня.

На следующий день он приехал опять, что-то привез мне и опять увез, снова тоже самое. Через некоторое время он приехал с другом и они насиловали меня по очереди, так продолжалось все лето, выходными у меня были только суббота и воскресенье, когда приезжали родители. Мне не нравилось то, что со мной делали, но я каждый раз ехала с ним, надеясь, что мы будем просто кататься и умоляла не ехать в лес, но мы ездили туда снова и снова, и всегда с его другом.

Мне он всегда говорил, что я должна молчать и ничего не рассказывать, поскольку меня будут за это ругать, а ему ничего не будет, поскольку я виновата сама. Иначе он расскажет, что я мастурбирую, это он меня научил и заставлял делать, и потом же говорил, что это плохо, я плохая девочка, и меня накажут за это. И чтоб он молчал и никому не рассказывал ничего, я должна играть в эту игру с ним и его другом.

Этот кошмар длился все лето. Я просила родителей меня забрать, но они меня никогда не забирали, говоря, что здесь мне лучше. Мой кошмар закончился в сентябре, когда меня забрали домой. После этого лета я стала замкнутой, постоянно плакала. Родителям было не до меня, я просто плакала и ничего не рассказывала никому, боялась, что если мама узнает, обвинит меня во всем. Брат очень сожалел, что я уезжаю, постоянно приезжал к бабушке и спрашивал, когда меня привезут снова. Бабушка мне всегда говорила, чтобы я слушалась его во всем, он старше и плохого не посоветует. На следующее лето я ездила в санаторий на месяц, так что мой кошмар возобновился на втором месяца лета.

Еще через год у меня появился друг, с которым я проводила все время, и когда мой брат мне опять предложил поехать с ним покататься, я сказала, что только с другом. Но так он не согласился и сказал, чтоб я выбирала или он — брат, или друг. Я выбрала друга, он отстал от меня, поскольку с другом мы вообще не расставались никогда.

Тогда мне было 11 лет, в 12 лет он снова предпринял попытку к сексуальной близости, пытался увезти опять в лес, я просто спрыгнула с мотоцикла, и вся в пыли и ободранная пошла домой. Он приехал раньше меня и сказал бабушке, что я отказалась поехать на кладбище, чтоб на могиле убраться, и психанула просто, а он так переживал за меня. Бабушка меня отругала, сказав еще раз, что надо слушать его. Но после того случая он отстал от меня.

Но я была сломлена, я боялась сексуальной близости, прикосновений таких. Я чувствовала себя грязной. А тут еще террор со стороны одноклассников, надо мной всегда издевались, унижали, смеялись. У меня не было имени, меня звали всегда по фамилии. У меня не было друзей, но я хорошо училась, и чтоб со мной общались, а не издевались, давала списывать домашнее задание, делала за них домашнюю работу, писала контрольные, лишь бы общались со мной. Но лучше от этого не становилось, а только хуже. Дома мне твердили, что я во всем виновата сама. Отец стал пить, дома постоянные скандалы. Я постоянно плакала, не имея возможности поговорить с кем-либо, чувствовала себя виноватой во всем. За полученные иногда 3, меня избивали дома, ставили в пример тех, кому я делала работы, им ставили 4 или 5, а мне 3. Мама меня называла тряпкой и орала, что я дура, что отец пьет из-за меня, что ему стыдно, что у него такая дочь.

В возрасте 13 лет у нас в общаге появился новый сосед лет 28-30, который меня один раз спас вечером, когда меня хотели изнасиловать, а потом сам стал меня лапать. Я была фигуристой и пухлой девочкой, я жила в постоянном страхе. Стала еще более закомплексованной, постоянно плакала, считала себя грязной. Попытка пожаловаться маме, привела к тому, что она сказала, что, мол, сука не захочет, кабель не вскочит. Я вспомнила свой кошмар с детства, и еще более усугубилась мысль, что я виновата сама во всем.

Потом сосед стал водить других мужиков, они постоянно пили, а я приходила из школы, пряталась в комнате и сидела до вечера, пока не придут с работы другие соседи или родители. Иногда я приносила себе тазик и писала прям туда, чтоб только не выходить в туалет, так как один раз вышла и они кинулись за мной, облапав меня. Я не помню, как забежала в туалет и забилась от страха в угол, они орали, барабанили в дверь, а я сидела и ревела.

В 15 лет меня грубо облапал прям в автобусе грузин, который якобы держал меня, чтоб я не упала, автобус был переполнен, а он держал одну руку на моей груди, постоянно сжимая ее, а вторую в промежности… Меня в такие моменты сжимает от страха, я не могу оттолкнуть, и только шепчу тихо: не надо. Страх парализует меня.

Потом была работа в военкомате, где меня пытался изнасиловать мой начальник, попытки предпринимал неоднократно, я всегда вырывалась, и потом опять ревела и считала себя грязной.

Постоянный страх секса притягивал мужчин, которые грубо лапали. У меня по-прежнему не было друзей, не было личной жизни, мама мне твердила, что я никогда не выйду замуж. В 23 года я рассказала про насилие в детстве, она очень кричала, что это она во всем виновата. Но после этого она изменила ко мне отношение и полюбила меня даже. Все детство я загадывала одно желание, чтобы меня мама полюбила, а она мне всегда твердила, что меня любить не за что. Ей постоянно хотелось гордиться мной, а гордиться было нечем, ничем выдающимся я не обладала.

В военкомате я встретила мужчину, которого я полюбила всем сердцем, я первый раз в жизни увидела к себе человеческое отношение со стороны мужчины, он не лапал меня, никогда не приставал, он был женат, мне было плевать на все, меня тянуло к нему. До этого я никогда не встречалась с мужчиной по любви, я встречалась с глупыми, сексуально озабоченными. Мама мне твердила, что я должна быть рада, что на меня хоть кто-то внимание обратил. Орала, что я встречаюсь с этим мужчиной. Потом когда узнала про ужасы моего детства, изменила свое отношение ко мне. В 23 года я поняла, что мама меня любит. Она даже сделала все возможное, чтобы я получила медицинское образование, о котором мне раньше даже думать нельзя было. Поскольку она мне твердила, что я буду плохим врачом, так как я не люблю людей, что я злая.

Да, я озлобленная, закомплексованная, не могу противостоять унижениям, чем порой пользовались мои сокурсники, которые намного моложе меня, но унижали меня и высмеивали, как я выгляжу, одеваюсь…

Сейчас у меня, конечно, есть подруги близкие, много друзей — врачей, которые мне помогают. Я сама врач-ординатор. Родила ребенка от своего любимого мужчины, мы расстались с ним, больше у меня не было мужчины. Ходила к психологу, она помогла, перестали появляться сексуально озабоченные. Я одна, с разбитой жизнью и со страхом, что если кто-то появится, я не смогу его полюбить, а он будет лезть ко мне. Порой вспоминаю все и плачу. Время не лечит! Очень люблю свою дочку и искренне надеюсь, что ее жизнь сложится удачно!

© Vetkaivi.ru