Зимняя сказка шекспир сюжет

Акт I

Из разговора двух вельмож становится известно, что король Богемии Поликсен приехал погостить к своему другу детства, королю Сицилии Леонту. Ещё мальчишками они воспитывались вместе, тогда-то и возникли корни их дружбы. Когда же короли возмужали, державные заботы разлучили их. «Но, лишённые возможности встречаться, они поддерживали свою дружбу дарами, письмами и дружескими посольствами. Они и в разлуке оставались неразлучны…». Не было ни одной причины, которая могла бы разрушить эти крепкие узы.

Погостив, Поликсен благодарит своего друга за радушный приём и сообщает, что на заре отправится в обратный путь, так как беспокоится за свои владения. «Спокойно ли без нас в державе нашей? Что, если буря встретит наш возврат?» Леонт просит его остаться, но богемский царь не хочет менять своего давно обдуманного решения. На помощь гостеприимному хозяину приходит не менее гостеприимная хозяйка — его жена, королева Сицилии, Гермиона. «Неделю в долг нам дайте, государь!», — просит она. Поликсен колеблется, но вскоре соглашается, не устояв перед пылкими женскими уговорами.

Глядя на свою супругу, на то, как она увлекательно ведёт беседу с богемским королём, Леонт воображает измену. Он настолько глубоко тонет в своих опасениях, что начинает сомневаться, его ли сыном является юный принц Мамиллий. Но внимательно всматриваясь в его лицо, Леонт немного успокаивается, ведь внешнее сходство между ним и маленьким королевичем так и бросается в глаза. Гермиона, пытаясь чем-нибудь занять дорогого гостя, отправляется с ним на прогулку в сад, Мамиллий уходит играть, а Леонт в одиночестве остаётся обдумывать план мести за свои «рога».

Желая подтвердить догадки, ревнивец пристаёт с расспросами к Камилло, вельможе и приближённому королевской семьи. «Да разве ты не видел, что случилось, не догадался, чем я оскорблён?». Но Камилло лишь теряется от ярого напора правителя, не совсем ясно понимая, что тому нужно. Тогда Леонт напрямую говорит о своих подозрениях и приказывает отравить короля Богемии. Камилло, так и не поверив до конца в происходящее, все же вынужден согласиться выполнить приказ. Он просит только за свою госпожу: «Но надеюсь, … вы супруге свою любовь вернёте? Ради сына!». Леонт соглашается с мудрым слугой. Ему бы самому не хотелось предавать позор огласке и разрушать семью. Закончив на том разговор, король Сицилии уходит вслед за женой в сад.

Оставшись один, Камилло всё-таки решает, что роль цареубийцы ему не симпатична. Но что же тогда делать? Раздумья вельможи прерывает неожиданный приход Поликсена. Некогда желанный гость озабочен — его больше не терпят в этом доме, дружелюбный хозяин отчего-то стал угрюм: он молчит и отвечает лишь презрительной ухмылкой на приветствия. Поликсен просит Камилло объяснить столь разительную перемену в поведении его верного друга. После долгих уговоров вельможа всё-таки рассказывает о заговоре и советует искать спасение в бегстве. Сам Камилло, для которого прибывание в Сицилии также становиться рискованным, охотно составит компанию Поликсену. Ночью два «беглеца» отправляются в Богемию.

Акт II

Почтенные придворные дамы ворчат из-за того, что Мамиллий капризничает и не собирается играть с ними в игры. Они напоминают ему о беременности Гермионы: «Настанет время, новый принц придёт, и мы к нему поступим в услуженье…», — бубнят воспитательницы непослушному мальчишке. Королева просит Мамиллия рассказать ей сказку, пытаясь тем самым развлечь мальчика. Как только тот начинает своё повествование, в комнату врывается разгневанный король. Он уже знает, что Поликсен сбежал. Значит, его догадки и опасения были верны. Более всего злит ревнивца предательство Камилло. Леонт требует, чтобы из помещения увели Мамиллия. Больше Гермиона его не увидит. С этого времени пусть она тешится лишь тем, кем «Поликсен набил ей брюхо». Шокированная королева уверяет, что все обвинения лживы. Однако её супруг ни во что не верит, и отдаёт приказ — заточить бывшую возлюбленную в тюрьму. Опечаленные слуги умоляют короля не быть столь строгим и просят вызволить их госпожу из заточения. Они клянутся в её безгрешности. Но Леонт не желает ничего слушать. Он уже послал гонцов в святые Дельфы, к храму Аполлона, в надежде, что оракул подтвердит его правоту. А пока нужно назначить гласный суд.

Одна из придворных дам, которая ухаживает в темнице за Гермионой, в приёмной тюрьмы рассказывает Паулине, жене сицилийского вельможи, что королева, «измученная горем, от бремени до сроков разрешилась». Чудесная девочка появилась на свет. В ней госпожа находит утешенье. Паулина решает показать девочку отцу: быть может, он сменит гнев на милость.

Сицилийский король гордится своим сыном. Как только тот услышал о позоре матери, так сразу стал хиреть, ослабевать и чахнуть. «Как чист и благороден этот мальчик!», — восклицает Леонт. В это время к нему с младенцем на руках приходит Паулина и уверяет, что эта девочка — его ребёнок: «как говорит пословица, „на вас похожа так, что и смотреть противно…“» Леонт готов повесить нерадивую подданную за столь наглую клевету. Он велит ей удалиться, пока ещё держит себя в руках. Младенца, на которого так и не взглянули, тиран приказывает сжечь. Слуги вступаются за беззащитное дитя, требуя смягчить приговор. Тогда Леонт поручает Антигону, супругу Паулины, отвезти малютку в пустынный край и бросить её там на произвол природы и судьбы. «Пусть ей, по воле случая рождённой, предпишет случай: умереть иль жить». Антигон вынужден поклясться, что исполнит поручение.

Акт III

Гонцы вернулись с письмом от оракула. Из сицилийского порта они спешат к королю, надеясь выручить королеву.

Начинается суд над Гермионой. Королева отрицает все обвинения, тем самым приводя супруга в ярость. Леонт винит жену ещё и в том, что она, якобы, способствовала побегу богемского отродья Поликсена и предателя Камилло. В зале суда просят огласить ответ оракула. «Гермиона — целомудренна. Поликсен — безвинен. Камилло верный слуга. Леонт — ревнивый тиран. Его невинное дитя — законно. У короля не будет наследника, покуда не найдётся утраченное». Леонт утверждает, чтовсё это лживые слова и не собирается прекращать заседание суда. Но тут один из слуг приносит печальную весть — молодой принц Мамиллий, встревоженный судьбою королевы, умер от горя. «О силы неба! Мне за богохульство мстит Аполлон», — восклицает Леонт. А Гермиону, потерявшую сознание, поспешно уносят в другие покои.

С глаз сицилийского царя будто бы спадает незримая пелена. Он понимает, как далеко зашёл в своих подозрениях и поэтому просит бога Аполлона простить его ничем не обоснованную ревность и богохульство. Вбегает Паулина. Она сыплет проклятиями и называет Леонта глупцом, убийцей и злодеем. Из-за него скончалась королева. Сицилийский король бледнеет, но знает, что содеянного уже не вернуть. Он хочет в последний раз перед похоронами взглянуть на тела жены и сына.

На море начинается шторм. Буря бушует вокруг. Гремит гроза. Антигон по приказу короля бросает девочку «среди пустынь Богемии холодной». Но перед уходом он рассказывает малютке, как ночью видел призрак её матери. Дух Гермионы, явившийся в белом одеянии, печальный и прекрасный, просит назвать маленькую принцессу Утратой. А в наказание за то, что Антигон дал клятву выполнить столь страшное поручение, не видать ему больше жены своей Паулины. Закончив исповедь, верный слуга спасается бегством, преследуемый неожиданно появившимся медведем. Но лютый зверь вскоре настигнет его и растерзает, а корабль, на котором прибыл вельможа, потерпит крушение. Для девочки всё обстоит более благополучно: несчастное дитя случайно находит пастух, искавший разбежавшихся баранов.

Акт IV

Прошло шестнадцать лет. Многое изменилось. Леонт обрёк себя на уединение. У Поликсена подрос и возмужал сын по имени Флоризель. Утрата расцвела, как «солнечный апрель».

Богемия. Дворец Поликсена. Камилло вот уже пятнадцать лет не был на родине. Ему хотелось бы сложить свои кости в родной земле. Кроме того, король Сицилии, раскаявшись, зовёт его обратно. Но Поликсен не хочет отпускать своего старого друга, который спас ему жизнь. У него и без того много забот — молодой принц Флоризель все реже появляется во дворце. Намного чаще его видят в доме какого-то пастуха, дочь которого — «девушка необычайной красоты». Поликсен собирается отправиться к этому пастуху. Он просит Камилло составить ему компанию. Вместе они, прикинувшись людьми низкого сословия, наверняка, смогут разузнать от чего юный принц всё время пропадает в простом крестьянском домишке.

Бродяга Автолик, решив немножечко разбогатеть, собирается ограбить крестьянина, который хочет прикупить кое-чего к празднику стрижки овец. Хитрый мошенник прикидывается избитой и ограбленной жертвой. Он говорит, что жулик и плут Автолик украл все его деньги и хорошую одежду, взамен оставив свои грязные лохмотья. Сам же в это время вытаскивает кошелёк из кармана наивного крестьянина. Затем прощается с ним, поблагодарив за помощь, и довольный тем, что сорвал неплохой куш, начинает петь.

Наступил праздник стрижки овец. Флоризель, облачившись в простой рабочий костюм, вновь направляется к Утрате. При встрече он делает девушке всяческие комплименты, а заодно напоминает об их общей клятве — связать себя узами брака. Сама Утрата опасается, что король Богемии каким-нибудь случайным образом раскроет их замысел.

В честь праздника пастух, приёмный отец Утраты, созывает к себе в дом гостей. На пиршество приходит богемский принц, который здесь выдаёт себя за простого работягу по имени Дориклес. Сюда наведывается Автолик, прикинувшийся торговцем и даже притащивший кое-какой товар для продажи. Поликсен с Камилло, для конспирации напялившие костюмы простонародья, тоже попадают на праздник, во время которого хотят поговорить с пастухом о принце. Пока же они лишь любуются милой Утратой, которая скромностью, простотой и благородством очаровывает мнимых бедняков.

Среди пирующего народа Поликсен замечает своего сына. Вот только хозяин дома почему-то называет юного принца пастушком Дориклесом, даже не подозревая о его благородном происхождении. В это время сам Флоризель решает осуществить то, что давно было задумано — он делает предложение своей возлюбленной Утрате. Пастух восклицает «по рукам» и обещает отдать дочь вместе с богатым приданным. Поликсен, в свою очередь, рекомендует Флоризелю посоветоваться с отцом. «Открой отцу свой выбор, ты не рассердишь этим старика», — говорит он. Но богемский принц глух к подобным советам. Тогда разгневанный Поликсен предстаёт перед окружающими в своём истинном виде. Короля злит упрямство сына, поэтому он разрывает его помолвку — наследник престола не может жениться на девушке из низшего сословия. Также он обещает казнить глупого пастуха, являющегося отцом той «ведьмы», что колдовством охмурила принца. Затем Поликсен, рассерженный, уходит.

Флоризель, не собираясь возвращаться к отцу, решает уплыть на корабле со своей возлюбленной. Камилло, который остался в доме пастуха, а не последовал за своим озлобленным государём, советует отправиться к сицилийскому королю. «Скажите, что вас король послал к нему с приветом, и утешеньем», — твердит мудрый слуга. За деньги он просит не беспокоиться: в Сицилии находятся все его богатства, которыми он охотно готов поделиться. Сам же Камилло в тайне ото всех обдумывает другой план — он, по приказу короля Богемии, наверняка, отправится в погоню за наследником богемского престола и, таким образом, наконец-то попадёт на родину.

В это время пастух, в страхе перед обещанной казнью, собирается вместе со своим сыном раскрыть богемскому королю старый секрет — Утрата является подкидышем. А это значит, что казнь стоило бы отменить, ведь мнимая ведьма не связана кровными узами с пастухом, следовательно, его «…плоть и кровь ничем короля не оскорбила». Об их замыслах узнает Автолик и решает помешать «пастушеской семейке». Он предстаёт перед этими трусами в виде придворного, обещает проводить до дворца, а также устроить аудиенцию с правителем Богемии. Но на самом деле пастуха с сыном Автолик ведёт не к королю, а к принцу на корабль, чтобы тот смог наказать доносчиков.

Акт V

Сицилийские вельможи хотят женить своего государя, дабы королевство не осталось без наследника. Но в сердце их господина до сих пор не затянулась глубокая рана. Да и никакая женщина не способна заменить его возлюбленную. Об этом твердит и Паулина, подруга и приближённая покойной Гермионы. Она связывает короля клятвой — тот женится только с её согласия. Через некоторое время один из слуг сообщает о прибытии богемского принца с красавицей принцессой. Вслед за сообщением являются и сами гости, которых Леонт сердечно приветствует. Богемский королевич Флоризель врёт, что держит путь из Ливии, где посватался за дочь самого ливийского правителя. С ней-то он и заехал сюда передать добрый привет от своего отца, а заодно погостить у короля Сицилии.

В это время один из придворных объявляет неожиданную новость: король Богемии на корабле приплыл в город. Он шлёт Леонту приветствие и просит задержать принца Флоризеля, который, забыв об отцовском приказе, сбежал с «пастушкой». Сам Поликсен придёт чуть позже, так как в данный момент беседует с двумя людьми, желающими поведать ему какой-то секрет. О людях этих ничего неизвестно, сказано лишь, что один из них похож на пожилого пастуха, а второй, вроде бы, приходится первому сыном. Как бы там ни было, ясно одно — обман Флоризеля раскрыт. Несчастный принц просит сицилийского короля защитить его возлюбленную. Леонт готов удружить, ведь в лице Утраты он неожиданно для себя видит смутно знакомые черты.

Из разговоров дворян становится известно, что пастух раскрыл двум правителям свой секрет — Утрата является королевской дочерью. В качестве доказательства он предоставил ларчик, в котором находились мантия Гермионы, её ожерелье и записка Антигона. Наконец, сам величественный облик девушки, её сходство с матерью, свидетельствуют о том, что она благородных кровей. Сбылось пророчество оракула — утраченное нашлось. Всюду готовятся к празднествам. Короли помирились. А Утрата, узнав о своём происхождении, о судьбах родной матери и брата, от счастья или горя, залилась кровавыми слезами. Затем представители двух королевских семей вместе отправились к Паулине, чтобы взглянуть на статую покойной королевы, вспомнить её красоту.

Но не у всех всё так удачно складывается. Плут Автолик жалеет, что не заработал никаких почестей. Ведь это он привёл пастуха на корабль принца, когда они направлялись к сицилийским берегам. Только принц на ту пору был занят возлюбленной, её морской болезнью, и тайна осталась тайной. С пастухом же и его сыном всё вышло более благополучно. Они стали дворянами за то, что раскрыли свой секрет. Один из них на радостях клянётся Автолику замолвить за него словечко принцу, при условии, что сам Автолик станет честным человеком.

Дом Паулины. Леонт сражён сходством статуи с некогда живым оригиналом. Вот только статуя почему-то выглядит старше оригинала на пятнадцать лет, об этом говорят искусно сделанные морщинки. Сицилийский король и, в то же время, муж покойной супруги хочет поцеловать губы дивного произведения искусства. Ведь оно так похоже на его умершую возлюбленную. Но Паулина запрещает ему подобные выходки, сославшись на то, что краска на статуе ещё не совсем обсохла. В то же время она говорит, что способна даже заставить изваяние двигаться, если у гостей хватит мужества на это смотреть. Играет музыка. Живая, настоящая Гермиона сходит с пьедестала. Оказывается, она все эти годы скрывалась у Паулины. Утрата падает на колени перед своею матерью и просит у неё благословения. Все счастливы. Одна лишь Паулина остаётся оплакивать своего погибшего мужа. Но Леонт просит её победить печаль. Ведь он собирается выдать замуж эту мудрую женщину за не менее мудрого мужчину — Камилло. Радостью наполняется некогда мрачное сицилийское королевство. Самое время отправляться на пир.

The Winter’s Tale is a play by William Shakespeare originally published in the First Folio of 1623. Although it was grouped among the comedies,^[1] many modern editors have relabelled the play as one of Shakespeare’s late romances. Some critics consider it to be one of Shakespeare’s «problem plays» because the first three acts are filled with intense psychological drama, while the last two acts are comic and supply a happy ending.^[2]

The play has been intermittently popular, revived in productions in various forms and adaptations by some of the leading theatre practitioners in Shakespearean performance history, beginning after a long interval with David Garrick in his adaptation Florizel and Perdita (first performed in 1753 and published in 1756). The Winter’s Tale was revived again in the 19th century, when the fourth «pastoral» act was widely popular. In the second half of the 20th century, The Winter’s Tale in its entirety, and drawn largely from the First Folio text, was often performed, with varying degrees of success.

Characters[edit]

Synopsis[edit]

Following a brief setup scene the play begins with the appearance of two childhood friends: Leontes, King of Sicily, and Polixenes, the King of Bohemia. Polixenes is visiting the kingdom of Sicilia, and is enjoying catching up with his old friend. However, after nine months, Polixenes yearns to return to his own kingdom to tend to affairs and see his son. Leontes desperately attempts to get Polixenes to stay longer, but is unsuccessful. Leontes then decides to send his wife, Queen Hermione, to try to convince Polixenes. Hermione agrees and with three short speeches is successful. Leontes is puzzled as to how Hermione convinced Polixenes so easily, and so he begins to suspect that his pregnant wife has been having an affair with Polixenes and that the child is Polixenes’. Leontes orders Camillo, a Sicilian Lord, to poison Polixenes. Camillo instead warns Polixenes and they both flee to Bohemia.

Furious at their escape, Leontes now publicly accuses his wife of infidelity, and declares that the child she is bearing must be illegitimate. He throws her in prison, over the protests of his nobles, and sends two of his lords, Cleomenes and Dion, to the Oracle at Delphos for what he is sure will be confirmation of his suspicions. Meanwhile, the queen gives birth to a girl, and her loyal friend Paulina takes the baby to the king, in the hopes that the sight of the child will soften his heart. He grows angrier, however, and orders Paulina’s husband, Lord Antigonus, to take the child and abandon it in a desolate place. Cleomenes and Dion return from Delphos with word from the Oracle and find Hermione publicly and humiliatingly put on trial before the king. She asserts her innocence, and asks for the word of the Oracle to be read before the court. The Oracle states categorically that Hermione and Polixenes are innocent, Camillo is an honest man, and that Leontes will have no heir until his lost daughter is found. Leontes shuns the news, refusing to believe it as the truth. As this news is revealed, word comes that Leontes’ son, Mamillius, has died of a wasting sickness brought on by the accusations against his mother. At this, Hermione falls in a swoon, and is carried away by Paulina, who subsequently reports the queen’s death to her heartbroken and repentant husband. Leontes vows to spend the rest of his days atoning for the loss of his son, his abandoned daughter, and his queen.

Antigonus, meanwhile, abandons the baby on the coast of Bohemia, reporting that Hermione appeared to him in a dream and bade him name the girl Perdita. He leaves a fardel (a bundle) by the baby containing gold and other trinkets which suggest that the baby is of noble blood. A violent storm suddenly appears, wrecking the ship on which Antigonus arrived. He wishes to take pity on the child, but is chased away in one of Shakespeare’s most famous stage directions: «Exit, pursued by a bear.» Perdita is rescued by a shepherd and his son, also known as «Clown».

«Time» enters and announces the passage of sixteen years. Camillo, now in the service of Polixenes, begs the Bohemian king to allow him to return to Sicilia. Polixenes refuses and reports to Camillo that his son, Prince Florizel, has fallen in love with a lowly shepherd girl: Perdita. He suggests to Camillo that, to take his mind off thoughts of home, they disguise themselves and attend the sheep-shearing feast where Florizel and Perdita will be betrothed. At the feast, hosted by the Old Shepherd who has prospered thanks to the gold in the fardel, the pedlar Autolycus picks the pocket of the Young Shepherd and, in various guises, entertains the guests with bawdy songs and the trinkets he sells. Disguised, Polixenes and Camillo watch as Florizel (under the guise of a shepherd named Doricles) and Perdita are betrothed. Then, tearing off the disguise, Polixenes angrily intervenes, threatening the Old Shepherd and Perdita with torture and death and ordering his son never to see the shepherd’s daughter again. With the aid of Camillo, however, who longs to see his native land again, Florizel and Perdita take ship for Sicilia, using the clothes of Autolycus as a disguise. They are joined in their voyage by the Old Shepherd and his son who are directed there by Autolycus.

In Sicilia, Leontes is still in mourning. Cleomenes and Dion plead with him to end his time of repentance because the kingdom needs an heir. Paulina, however, convinces the king to remain unmarried forever since no woman can match the greatness of his lost Hermione. Florizel and Perdita arrive, and they are greeted effusively by Leontes. Florizel pretends to be on a diplomatic mission from his father, but his cover is blown when Polixenes and Camillo, too, arrive in Sicilia. The meeting and reconciliation of the kings and princes is reported by gentlemen of the Sicilian court: how the Old Shepherd raised Perdita, how Antigonus met his end, how Leontes was overjoyed at being reunited with his daughter, and how he begged Polixenes for forgiveness. The Old Shepherd and Young Shepherd, now made gentlemen by the kings, meet Autolycus, who asks them for their forgiveness for his roguery. Leontes, Polixenes, Camillo, Florizel and Perdita then go to Paulina’s house in the country, where a statue of Hermione has been recently finished. The sight of his wife’s form makes Leontes distraught, but then, to everyone’s amazement, the statue shows signs of vitality; it is Hermione, restored to life. As the play ends, Perdita and Florizel are engaged, and the whole company celebrates the miracle. Despite this happy ending typical of Shakespeare’s comedies and romances, the impression of the unjust death of young prince Mamillius lingers to the end, being an element of unredeemed tragedy, in addition to the years wasted in separation.

Sources[edit]

The main plot of The Winter’s Tale is taken from Robert Greene’s pastoral romance Pandosto, published in 1588. Shakespeare’s changes to the plot are uncharacteristically slight, especially in light of the romance’s undramatic nature, and Shakespeare’s fidelity to it gives The Winter’s Tale its most distinctive feature: the sixteen-year gap between the third and fourth acts. This distinctive feature relates back to the Classical Unities, which is a theory for dramatic tragedies that was introduced in Italy in the 16th century.

There are minor changes in names, places, and minor plot details, but the largest changes lie in the survival and reconciliation of Hermione and Leontes (Greene’s Pandosto) at the end of the play. The character equivalent to Hermione in Pandosto dies after being accused of adultery, while Leontes’ equivalent looks back upon his deeds (including an incestuous fondness for his daughter) and slays himself. The survival of Hermione, while presumably intended to create the last scene’s coup de théâtre involving the statue, creates a distinctive thematic divergence from Pandosto. Greene follows the usual ethos of Hellenistic romance, in which the return of a lost prince or princess restores order and provides a sense of humour and closure that evokes Providence’s control. Shakespeare, by contrast, sets in the foreground the restoration of the older, indeed aged, generation, in the reunion of Leontes and Hermione. Leontes not only lives, but seems to insist on the happy ending of the play.

It has been suggested that the use of a pastoral romance from the 1590s indicates that at the end of his career, Shakespeare felt a renewed interest in the dramatic contexts of his youth. Minor influences also suggest such an interest. As in Pericles, he uses a chorus to advance the action in the manner of the naive dramatic tradition; the use of a bear in the scene on the Bohemian seashore is almost certainly indebted to Mucedorus,^[3] a chivalric romance revived at court around 1610.

Eric Ives, the biographer of Anne Boleyn (1986),^[4] believes that the play is really a parallel of the fall of the queen, who was beheaded on false charges of adultery on the orders of her husband Henry VIII in 1536. There are numerous parallels between the two stories – including the fact that one of Henry’s closest friends, Sir Henry Norreys, was beheaded as one of Anne’s supposed lovers and he refused to confess in order to save his life, claiming that everyone knew the Queen was innocent. If this theory is followed then Perdita becomes a dramatic presentation of Anne’s only daughter, Queen Elizabeth I.

Date and text[edit]

The play was not published until the First Folio of 1623. In spite of tentative early datings (see below), most critics believe the play is one of Shakespeare’s later works, possibly written in 1610 or 1611.^[5] A 1611 date is suggested by an apparent connection with Ben Jonson’s Masque of Oberon, performed at Court 1 January 1611, in which appears a dance of ten or twelve satyrs; The Winter’s Tale includes a dance of twelve men costumed as satyrs, and the servant announcing their entry says «one three of them, by their own report, sir, hath danc’d before the King.» (IV.iv.337–338). Arden Shakespeare editor J.H.P. Pafford found that «the language, style, and spirit of the play all point to a late date. The tangled speech, the packed sentences, speeches which begin and end in the middle of a line, and the high percentage of light and weak endings are all marks of Shakespeare’s writing at the end of his career. But of more importance than a verse test is the similarity of the last plays in spirit and themes.»^[6]

In the late 18th century, Edmond Malone suggested that a «book» listed in the Stationers’ Register on 22 May 1594, under the title «a Wynters nightes pastime», might have been Shakespeare’s, though no copy of it is known.^[7] In 1933, Dr. Samuel A. Tannenbaum wrote that Malone subsequently «seems to have assigned it to 1604; later still, to 1613; and finally he settled on 1610–11. Hunter assigned it to about 1605.»^[8]

Analysis and criticism[edit]

Title of the play[edit]

A play called «The Winter’s Tale» would immediately indicate to contemporary audiences that the work would present an «idle tale», an old wives’ tale not intended to be realistic and offering the promise of a happy ending. The title may have been inspired by George Peele’s play The Old Wives’ Tale of 1590, in which a storyteller tells «a merry winter’s tale» of a missing daughter.^[9][10] Early in The Winter’s Tale, the royal heir, Mamillius, warns that «a sad tale’s best for winter».^[11] His mother is soon put on trial for treason and adultery – and his death is announced seconds after she is shown to have been faithful and Leontes’s accusations unfounded.

Debates[edit]

The statue[edit]

While the language Paulina uses in the final scene evokes the sense of a magical ritual through which Hermione is brought back to life, there are several passages which suggest a far likelier case – that Paulina hid Hermione at a remote location to protect her from Leontes’ wrath and that the re-animation of Hermione does not derive from any magic. The Steward announces that the members of the court have gone to Paulina’s dwelling to see the statue; Rogero offers this exposition: «I thought she had some great matter there in hand, for she [Paulina] hath privately twice or thrice a day, ever since the death of Hermione, visited that removed house» (5.2. 102–105). Further, Leontes is surprised that the statue is «so much wrinkled», unlike the Hermione he remembers. Paulina answers his concern by claiming that the age-progression attests to the «carver’s excellence», which makes her look «as [if] she lived now». Hermione later asserts that her desire to see her daughter allowed her to endure 16 years of separation: «thou shalt hear that I, / Knowing by Paulina that the oracle / Gave hope thou wast in being, have preserved / Myself to see the issue» (5.3.126–129).

However, the action of 3.2 calls into question the «rational» explanation that Hermione was spirited away and sequestered for 16 years. Hermione swoons upon the news of Mamilius’ death, and is rushed from the room. Paulina returns after a short monologue from Leontes, bearing the news of Hermione’s death. After some discussion, Leontes demands to be led toward the bodies of his wife and son: «Prithee, bring me / To the dead bodies of my queen and son: / One grave shall be for both: upon them shall / The causes of their death appear, unto / Our shame perpetual» (3.2). Paulina seems convinced of Hermione’s death, and Leontes’ order to visit both bodies and see them interred is never called into question by later events in the play.

The seacoast of Bohemia[edit]

Shakespeare’s fellow playwright Ben Jonson ridiculed the presence in the play of a seacoast and a desert in Bohemia, since the Kingdom of Bohemia (which roughly corresponds to the western part of the modern-day Czech Republic) had neither a coast (being landlocked) nor a desert.^[12][13] Shakespeare followed his source (Robert Greene’s Pandosto) in giving Bohemia a coast, though he reversed the location of characters and events: «The part of Pandosto of Bohemia is taken by Leontes of Sicily, that of Egistus of Sicily by Polixenes of Bohemia».^[14] In support of Greene and Shakespeare, it has been pointed out that in the 13th century, for a period of less than about 10 years, under Ottokar II of Bohemia, the territories ruled by the king of Bohemia, although never incorporated into the kingdom of Bohemia, did stretch to the Adriatic, and, if one takes «Bohemia» to mean all of the territories ruled by Ottokar II, it is possible to argue that one could sail from a kingdom of Sicily to the «seacoast of Bohemia».^[15][16] Jonathan Bate offers the simple explanation that the court of King James was politically allied with that of Rudolf II, and the characters and dramatic roles of the rulers of Sicily and Bohemia were reversed for reasons of political sensitivity, and in particular to allow it to be performed at the wedding of the Princess Elizabeth.^[17]

In 1891, Edmund Oscar von Lippmann pointed out that «Bohemia» was also a rare name for Apulia in southern Italy.^[18] More influential was Thomas Hanmer’s 1744 argument that Bohemia is a printed error for Bithynia, an ancient nation in Asia Minor;^[19] this theory was adopted in Charles Kean’s influential 19th-century production of the play, which featured a resplendent Bithynian court. At the time of the medieval Kingdom of Sicily, however, Bithynia was long extinct and its territories were controlled by the Byzantine Empire. On the other hand, the play alludes to Hellenistic antiquity (e.g. the Oracle of Delphos, the names of the kings), so that the «Kingdom of Sicily» may refer to Greek Sicily, not to the Kingdom of Sicily of later medieval times.

The pastoral genre is not known for precise verisimilitude, and, like the assortment of mixed references to ancient religion and contemporary religious figures and customs, this possible inaccuracy may have been included to underscore the play’s fantastical and chimeric quality. As Andrew Gurr puts it, Bohemia may have been given a seacoast «to flout geographical realism, and to underline the unreality of place in the play».^[20]

A theory explaining the existence of the seacoast in Bohemia offered by C. H. Herford is suggested in Shakespeare’s chosen title of the play. A winter’s tale is something associated with parents telling children stories of legends around a fireside: by using this title, it implies to the audience that these details should not be taken too seriously.^[21]

John A. Pitcher argues in the Arden Shakespeare Third Series edition (2010) that the coast of Bohemia is intended as a joke, akin to jokes about a «Swiss Navy.»^[22]

In the novel Prince Otto by Robert Louis Stevenson reference is made to the land of Seaboard Bohemia in the context of an obvious parody of Shakespeare’s apparent liberties with geography in the play.

The Isle of Delphos[edit]

Likewise, Shakespeare’s apparent mistake of placing the Oracle of Delphi on a small island has been used as evidence of Shakespeare’s limited education. However, Shakespeare again copied this locale directly from «Pandosto». Moreover, the erudite Robert Greene was not in error, as the Isle of Delphos does not refer to Delphi, but to the Cycladic island of Delos, the mythical birthplace of Apollo, which from the 15th to the late 17th century in England was known as «Delphos».^[23] Greene’s source for an Apollonian oracle on this island likely was the Aeneid, in which Virgil wrote that Priam consulted the Oracle of Delos before the outbreak of the Trojan War and that Aeneas after escaping from Troy consulted the same Delian oracle regarding his future.^[24]

The bear[edit]

The play contains the most famous of Shakespearean stage directions: Exit, pursued by a bear, presaging the offstage death of Antigonus. It is not known whether Shakespeare used a real bear from the London bear-pits,^[25] or an actor in bear costume. The Admiral’s Men, the rival playing company to the Lord Chamberlain’s Men during the 1590s, are reported to have possessed «j beares skyne» among their stage properties in a surviving inventory dated March 1598. Perhaps a similar prop was later used by Shakespeare’s company.

Dildos[edit]

One comic moment in the play deals with a servant not realising that poetry featuring references to dildos is vulgar, presumably from not knowing what the word means. This play and Ben Jonson’s play The Alchemist (1610) are typically cited as the first usage of the word in publication.^[26] The Alchemist was printed first, but the debate about the date of the play’s composition makes it unclear which was the first scripted use of the word, which is much older.^[27]

Performance history[edit]

The earliest recorded performance of the play was recorded by Simon Forman, the Elizabethan «figure caster» or astrologer, who noted in his journal on 11 May 1611 that he saw The Winter’s Tale at the Globe playhouse. The play was then performed in front of King James at Court on 5 November 1611. The play was also acted at Whitehall during the festivities preceding Princess Elizabeth’s marriage to Frederick V, Elector Palatine, on 14 February 1613. Later Court performances occurred on 7 April 1618, 18 January 1623 and 16 January 1634.^[28]

The Winter’s Tale was not revived during the Restoration, unlike many other Shakespearean plays. It was performed in 1741 at Goodman’s Fields Theatre and in 1742 at Covent Garden. Adaptations, titled The Sheep-Shearing and Florizal and Perdita, were acted at Covent Garden in 1754 and at Drury Lane in 1756.^[29]

One of the best remembered modern productions was staged by Peter Brook in London in 1951 and starred John Gielgud as Leontes. Other notable stagings featured John Philip Kemble in 1811, Samuel Phelps in 1845 and Charles Kean in an 1856 production that was famous for its elaborate sets and costumes. Johnston Forbes-Robertson played Leontes memorably in 1887, and Herbert Beerbohm Tree took on the role in 1906. The longest-running Broadway production^[30] starred Henry Daniell and Jessie Royce Landis and ran for 39 performances in 1946. In 1980, David Jones, a former associate artistic director of the Royal Shakespeare Company chose to launch his new theatre company at the Brooklyn Academy of Music (BAM) with The Winter’s Tale starring Brian Murray supported by Jones’ new company at BAM^[31] In 1983, the Riverside Shakespeare Company mounted a production based on the First Folio text at The Shakespeare Center in Manhattan. In 1993 Adrian Noble won a Globe Award for Best Director for his Royal Shakespeare Company adaptation, which then was successfully brought to the Brooklyn Academy of Music in 1994.^[32]

In 2009, four separate productions were staged:

• Sam Mendes inaugurated his transatlantic «Bridge Project» directing The Winter’s Tale with a cast featuring Simon Russell Beale (Leontes), Rebecca Hall (Hermione), Ethan Hawke (Autolycus), Sinéad Cusack (Paulina), and Morven Christie (Perdita).
• The Royal Shakespeare Company^[33]
• Theatre Delicatessen^[34] also staged productions of The Winter’s Tale in 2009. The play is in the repertory of the Stratford Festival of Canada and was seen at the New York Shakespeare Festival, Central Park, in 2010.
• The Hudson Shakespeare Company of New Jersey presented a production as part of their annual Shakespeare in the Parks series. The action was set in central Europe during the early 1900s era of the Austro-Hungarian Empire but with a decidedly diverse cast. African American actors Tony White played Leontes, Deirdre Ann Johnson played Hermione, and Monica Jones in a dual role of Mamillius and Perdita. Also, rounding out the diverse cast was Angela Liao as Paulina.^[35]

In 2013, the RSC staged a new production directed by Lucy Bailey, starring Jo Stone-Fewings as Leontes and Tara Fitzgerald as Hermione.^[36] This production premiered at the Royal Shakespeare Theatre on 24 January 2013.^[36]

In 2015, the Kenneth Branagh Production company staged the play at the Garrick Theatre, with simultaneous broadcast to cinemas. The production featured Kenneth Branagh as Leontes, Judi Dench as Paulina, and Miranda Raison as Hermione.^[37]

Also in 2015, Cheek by Jowl staged the play, directed by Declan Donnellan and designed by Nick Ormerod. The production toured to France, Spain, the US and Russia among others. In a partnership with the BBC and Riverside Studios the production was livestreamed all around the world.
^[38]

In 2017, The Public Theatre Mobile Unit staged the play, directed by Lee Sunday Evans.^[39]

In 2018, Theatre for a New Audience staged the play Off-Broadway, directed by Arin Arbus with Kelley Curran as Hermione and Anatol Yusef as King Leontes.^[40]

In 2018, the play was also performed at Shakespeare’s Globe, in London.

Adaptations[edit]

There have been numerous film versions, including a 1910 silent film,^[41] a 1961 television film starring Robert Shaw, and a 1967 version starring Laurence Harvey as Leontes.^[42]

An «orthodox» BBC production was televised in 1981. It was produced by Jonathan Miller, directed by Jane Howell and starred Robert Stephens as Polixenes and Jeremy Kemp as Leontes.^[43]

Choreographer Christopher Wheeldon created a full-length ballet, with music by Joby Talbot, based on the play. The ballet is a co-production between The Royal Ballet and National Ballet of Canada, and premiered in Royal Opera House in London in 2014.^[44]

In 2015, author Jeanette Winterson published the book The Gap of Time, a modern adaptation of The Winter’s Tale.^[45]

In 2016, author E. K. Johnston published the book Exit, Pursued by a Bear, a modern adaption of The Winter’s Tale.^[46]

On 1 May 2016, BBC Radio 3’s Drama on 3 broadcast a production directed by David Hunter, with Danny Sapani as Leontes, Eve Best as Hermione, Shaun Dooley as Polixenes, Karl Johnson as Camillo, Susan Jameson as Paulina, Paul Copley as the Shepherd and Faye Castelow as Perdita.^[47]

An opera by Ryan Wigglesworth, based on the play, was premiered at the English National Opera on 27 February 2017.^[48]

In 2021 Melbourne Shakespeare Company produced an abridged musical production directed by Jennifer Sarah Dean^[49] at Central Park in Melbourne.

References[edit]

Sources[edit]

• Brooke, C. F. Tucker. 1908. The Shakespeare Apocrypha, Oxford, Clarendon press, 1908; pp. 103–126.
• Chaney, Edward, The Evolution of the Grand Tour: Anglo-Italian Cultural Relations since the Renaissance 2nd ed.(Routledge, 2000).
• Gurr, Andrew. 1983. «The Bear, the Statue, and Hysteria in The Winter’s Tale«, Shakespeare Quarterly 34 (1983), p. 422.
• Halliday, F. E. 1964. A Shakespeare Companion 1564–1964, Baltimore, Penguin, 1964; p. 532.
• Hanmer, Thomas. 1743. The Works of Shakespeare (Oxford, 1743–44), vol. 2.
• Isenberg, Seymour. 1983. «Sunny Winter», The New York Shakespeare Society Bulletin, (Dr. Bernard Beckerman, Chairman; Columbia University) March 1983, pp. 25–26.
• Jonson, Ben. «Conversations with Drummond of Hawthornden», in Herford and Simpson, ed. Ben Jonson, vol. 1, p. 139.
• Kalem, T. E. 1980. «Brooklyn Bets on Rep», Time Magazine, 3 March 1980.
• Lawrence, William W. 1931. Shakespeare’s Problem Comedies, Macmillan, New York. OCLC 459490669
• Von Lippmann, Edmund O. 1891. «Shakespeare’s Ignorance?», New Review 4 (1891), 250–254.
• McDowell, W. Stuart. 1983. Director’s note in the program for the Riverside Shakespeare Company production of The Winter’s Tale, New York City, 25 February 1983.
• Pafford, John Henry Pyle. 1962, ed. The Winter’s Tale, Arden Edition, 1962, p. 66.
• Tannenbaum, Dr. Samuel A. 1933. » Shakespearean Scraps», chapter: «The Forman Notes» (1933).
• Verzella, Massimo, «Iconografia femminile in The Winter’s Tale», Merope, XII, 31 (sett chism and anti-Petrarchism in The Winter’s Tale» in Merope, numero speciale dedicato agli Studi di Shakespeare in Italia, a cura di Michael Hattaway e Clara Mucci, XVII, 46–47 (Set. 2005– Gen. 2006), pp. 161–179.

External links[edit]

• Winters Tale at Project Gutenberg
• Scans of the First Folio version of the play
• The Winters Tale – HTML version of this title.
• The Winter’s Tale public domain audiobook at LibriVox
• A thorough (open source) concordance of all of Shakespeare’s plays
• Set Design for the 1948 production at the Royal Shakespeare Theatre – Motley Collection of Theatre & Costume Design

The Winter’s Tale is a play by William Shakespeare originally published in the First Folio of 1623. Although it was grouped among the comedies,^[1] many modern editors have relabelled the play as one of Shakespeare’s late romances. Some critics consider it to be one of Shakespeare’s «problem plays» because the first three acts are filled with intense psychological drama, while the last two acts are comic and supply a happy ending.^[2]

The play has been intermittently popular, revived in productions in various forms and adaptations by some of the leading theatre practitioners in Shakespearean performance history, beginning after a long interval with David Garrick in his adaptation Florizel and Perdita (first performed in 1753 and published in 1756). The Winter’s Tale was revived again in the 19th century, when the fourth «pastoral» act was widely popular. In the second half of the 20th century, The Winter’s Tale in its entirety, and drawn largely from the First Folio text, was often performed, with varying degrees of success.

Characters[edit]

Synopsis[edit]

Following a brief setup scene the play begins with the appearance of two childhood friends: Leontes, King of Sicily, and Polixenes, the King of Bohemia. Polixenes is visiting the kingdom of Sicilia, and is enjoying catching up with his old friend. However, after nine months, Polixenes yearns to return to his own kingdom to tend to affairs and see his son. Leontes desperately attempts to get Polixenes to stay longer, but is unsuccessful. Leontes then decides to send his wife, Queen Hermione, to try to convince Polixenes. Hermione agrees and with three short speeches is successful. Leontes is puzzled as to how Hermione convinced Polixenes so easily, and so he begins to suspect that his pregnant wife has been having an affair with Polixenes and that the child is Polixenes’. Leontes orders Camillo, a Sicilian Lord, to poison Polixenes. Camillo instead warns Polixenes and they both flee to Bohemia.

Furious at their escape, Leontes now publicly accuses his wife of infidelity, and declares that the child she is bearing must be illegitimate. He throws her in prison, over the protests of his nobles, and sends two of his lords, Cleomenes and Dion, to the Oracle at Delphos for what he is sure will be confirmation of his suspicions. Meanwhile, the queen gives birth to a girl, and her loyal friend Paulina takes the baby to the king, in the hopes that the sight of the child will soften his heart. He grows angrier, however, and orders Paulina’s husband, Lord Antigonus, to take the child and abandon it in a desolate place. Cleomenes and Dion return from Delphos with word from the Oracle and find Hermione publicly and humiliatingly put on trial before the king. She asserts her innocence, and asks for the word of the Oracle to be read before the court. The Oracle states categorically that Hermione and Polixenes are innocent, Camillo is an honest man, and that Leontes will have no heir until his lost daughter is found. Leontes shuns the news, refusing to believe it as the truth. As this news is revealed, word comes that Leontes’ son, Mamillius, has died of a wasting sickness brought on by the accusations against his mother. At this, Hermione falls in a swoon, and is carried away by Paulina, who subsequently reports the queen’s death to her heartbroken and repentant husband. Leontes vows to spend the rest of his days atoning for the loss of his son, his abandoned daughter, and his queen.

Antigonus, meanwhile, abandons the baby on the coast of Bohemia, reporting that Hermione appeared to him in a dream and bade him name the girl Perdita. He leaves a fardel (a bundle) by the baby containing gold and other trinkets which suggest that the baby is of noble blood. A violent storm suddenly appears, wrecking the ship on which Antigonus arrived. He wishes to take pity on the child, but is chased away in one of Shakespeare’s most famous stage directions: «Exit, pursued by a bear.» Perdita is rescued by a shepherd and his son, also known as «Clown».

«Time» enters and announces the passage of sixteen years. Camillo, now in the service of Polixenes, begs the Bohemian king to allow him to return to Sicilia. Polixenes refuses and reports to Camillo that his son, Prince Florizel, has fallen in love with a lowly shepherd girl: Perdita. He suggests to Camillo that, to take his mind off thoughts of home, they disguise themselves and attend the sheep-shearing feast where Florizel and Perdita will be betrothed. At the feast, hosted by the Old Shepherd who has prospered thanks to the gold in the fardel, the pedlar Autolycus picks the pocket of the Young Shepherd and, in various guises, entertains the guests with bawdy songs and the trinkets he sells. Disguised, Polixenes and Camillo watch as Florizel (under the guise of a shepherd named Doricles) and Perdita are betrothed. Then, tearing off the disguise, Polixenes angrily intervenes, threatening the Old Shepherd and Perdita with torture and death and ordering his son never to see the shepherd’s daughter again. With the aid of Camillo, however, who longs to see his native land again, Florizel and Perdita take ship for Sicilia, using the clothes of Autolycus as a disguise. They are joined in their voyage by the Old Shepherd and his son who are directed there by Autolycus.

In Sicilia, Leontes is still in mourning. Cleomenes and Dion plead with him to end his time of repentance because the kingdom needs an heir. Paulina, however, convinces the king to remain unmarried forever since no woman can match the greatness of his lost Hermione. Florizel and Perdita arrive, and they are greeted effusively by Leontes. Florizel pretends to be on a diplomatic mission from his father, but his cover is blown when Polixenes and Camillo, too, arrive in Sicilia. The meeting and reconciliation of the kings and princes is reported by gentlemen of the Sicilian court: how the Old Shepherd raised Perdita, how Antigonus met his end, how Leontes was overjoyed at being reunited with his daughter, and how he begged Polixenes for forgiveness. The Old Shepherd and Young Shepherd, now made gentlemen by the kings, meet Autolycus, who asks them for their forgiveness for his roguery. Leontes, Polixenes, Camillo, Florizel and Perdita then go to Paulina’s house in the country, where a statue of Hermione has been recently finished. The sight of his wife’s form makes Leontes distraught, but then, to everyone’s amazement, the statue shows signs of vitality; it is Hermione, restored to life. As the play ends, Perdita and Florizel are engaged, and the whole company celebrates the miracle. Despite this happy ending typical of Shakespeare’s comedies and romances, the impression of the unjust death of young prince Mamillius lingers to the end, being an element of unredeemed tragedy, in addition to the years wasted in separation.

Sources[edit]

The main plot of The Winter’s Tale is taken from Robert Greene’s pastoral romance Pandosto, published in 1588. Shakespeare’s changes to the plot are uncharacteristically slight, especially in light of the romance’s undramatic nature, and Shakespeare’s fidelity to it gives The Winter’s Tale its most distinctive feature: the sixteen-year gap between the third and fourth acts. This distinctive feature relates back to the Classical Unities, which is a theory for dramatic tragedies that was introduced in Italy in the 16th century.

There are minor changes in names, places, and minor plot details, but the largest changes lie in the survival and reconciliation of Hermione and Leontes (Greene’s Pandosto) at the end of the play. The character equivalent to Hermione in Pandosto dies after being accused of adultery, while Leontes’ equivalent looks back upon his deeds (including an incestuous fondness for his daughter) and slays himself. The survival of Hermione, while presumably intended to create the last scene’s coup de théâtre involving the statue, creates a distinctive thematic divergence from Pandosto. Greene follows the usual ethos of Hellenistic romance, in which the return of a lost prince or princess restores order and provides a sense of humour and closure that evokes Providence’s control. Shakespeare, by contrast, sets in the foreground the restoration of the older, indeed aged, generation, in the reunion of Leontes and Hermione. Leontes not only lives, but seems to insist on the happy ending of the play.

It has been suggested that the use of a pastoral romance from the 1590s indicates that at the end of his career, Shakespeare felt a renewed interest in the dramatic contexts of his youth. Minor influences also suggest such an interest. As in Pericles, he uses a chorus to advance the action in the manner of the naive dramatic tradition; the use of a bear in the scene on the Bohemian seashore is almost certainly indebted to Mucedorus,^[3] a chivalric romance revived at court around 1610.

Eric Ives, the biographer of Anne Boleyn (1986),^[4] believes that the play is really a parallel of the fall of the queen, who was beheaded on false charges of adultery on the orders of her husband Henry VIII in 1536. There are numerous parallels between the two stories – including the fact that one of Henry’s closest friends, Sir Henry Norreys, was beheaded as one of Anne’s supposed lovers and he refused to confess in order to save his life, claiming that everyone knew the Queen was innocent. If this theory is followed then Perdita becomes a dramatic presentation of Anne’s only daughter, Queen Elizabeth I.

Date and text[edit]

The play was not published until the First Folio of 1623. In spite of tentative early datings (see below), most critics believe the play is one of Shakespeare’s later works, possibly written in 1610 or 1611.^[5] A 1611 date is suggested by an apparent connection with Ben Jonson’s Masque of Oberon, performed at Court 1 January 1611, in which appears a dance of ten or twelve satyrs; The Winter’s Tale includes a dance of twelve men costumed as satyrs, and the servant announcing their entry says «one three of them, by their own report, sir, hath danc’d before the King.» (IV.iv.337–338). Arden Shakespeare editor J.H.P. Pafford found that «the language, style, and spirit of the play all point to a late date. The tangled speech, the packed sentences, speeches which begin and end in the middle of a line, and the high percentage of light and weak endings are all marks of Shakespeare’s writing at the end of his career. But of more importance than a verse test is the similarity of the last plays in spirit and themes.»^[6]

In the late 18th century, Edmond Malone suggested that a «book» listed in the Stationers’ Register on 22 May 1594, under the title «a Wynters nightes pastime», might have been Shakespeare’s, though no copy of it is known.^[7] In 1933, Dr. Samuel A. Tannenbaum wrote that Malone subsequently «seems to have assigned it to 1604; later still, to 1613; and finally he settled on 1610–11. Hunter assigned it to about 1605.»^[8]

Analysis and criticism[edit]

Title of the play[edit]

A play called «The Winter’s Tale» would immediately indicate to contemporary audiences that the work would present an «idle tale», an old wives’ tale not intended to be realistic and offering the promise of a happy ending. The title may have been inspired by George Peele’s play The Old Wives’ Tale of 1590, in which a storyteller tells «a merry winter’s tale» of a missing daughter.^[9][10] Early in The Winter’s Tale, the royal heir, Mamillius, warns that «a sad tale’s best for winter».^[11] His mother is soon put on trial for treason and adultery – and his death is announced seconds after she is shown to have been faithful and Leontes’s accusations unfounded.

Debates[edit]

The statue[edit]

While the language Paulina uses in the final scene evokes the sense of a magical ritual through which Hermione is brought back to life, there are several passages which suggest a far likelier case – that Paulina hid Hermione at a remote location to protect her from Leontes’ wrath and that the re-animation of Hermione does not derive from any magic. The Steward announces that the members of the court have gone to Paulina’s dwelling to see the statue; Rogero offers this exposition: «I thought she had some great matter there in hand, for she [Paulina] hath privately twice or thrice a day, ever since the death of Hermione, visited that removed house» (5.2. 102–105). Further, Leontes is surprised that the statue is «so much wrinkled», unlike the Hermione he remembers. Paulina answers his concern by claiming that the age-progression attests to the «carver’s excellence», which makes her look «as [if] she lived now». Hermione later asserts that her desire to see her daughter allowed her to endure 16 years of separation: «thou shalt hear that I, / Knowing by Paulina that the oracle / Gave hope thou wast in being, have preserved / Myself to see the issue» (5.3.126–129).

However, the action of 3.2 calls into question the «rational» explanation that Hermione was spirited away and sequestered for 16 years. Hermione swoons upon the news of Mamilius’ death, and is rushed from the room. Paulina returns after a short monologue from Leontes, bearing the news of Hermione’s death. After some discussion, Leontes demands to be led toward the bodies of his wife and son: «Prithee, bring me / To the dead bodies of my queen and son: / One grave shall be for both: upon them shall / The causes of their death appear, unto / Our shame perpetual» (3.2). Paulina seems convinced of Hermione’s death, and Leontes’ order to visit both bodies and see them interred is never called into question by later events in the play.

The seacoast of Bohemia[edit]

Shakespeare’s fellow playwright Ben Jonson ridiculed the presence in the play of a seacoast and a desert in Bohemia, since the Kingdom of Bohemia (which roughly corresponds to the western part of the modern-day Czech Republic) had neither a coast (being landlocked) nor a desert.^[12][13] Shakespeare followed his source (Robert Greene’s Pandosto) in giving Bohemia a coast, though he reversed the location of characters and events: «The part of Pandosto of Bohemia is taken by Leontes of Sicily, that of Egistus of Sicily by Polixenes of Bohemia».^[14] In support of Greene and Shakespeare, it has been pointed out that in the 13th century, for a period of less than about 10 years, under Ottokar II of Bohemia, the territories ruled by the king of Bohemia, although never incorporated into the kingdom of Bohemia, did stretch to the Adriatic, and, if one takes «Bohemia» to mean all of the territories ruled by Ottokar II, it is possible to argue that one could sail from a kingdom of Sicily to the «seacoast of Bohemia».^[15][16] Jonathan Bate offers the simple explanation that the court of King James was politically allied with that of Rudolf II, and the characters and dramatic roles of the rulers of Sicily and Bohemia were reversed for reasons of political sensitivity, and in particular to allow it to be performed at the wedding of the Princess Elizabeth.^[17]

In 1891, Edmund Oscar von Lippmann pointed out that «Bohemia» was also a rare name for Apulia in southern Italy.^[18] More influential was Thomas Hanmer’s 1744 argument that Bohemia is a printed error for Bithynia, an ancient nation in Asia Minor;^[19] this theory was adopted in Charles Kean’s influential 19th-century production of the play, which featured a resplendent Bithynian court. At the time of the medieval Kingdom of Sicily, however, Bithynia was long extinct and its territories were controlled by the Byzantine Empire. On the other hand, the play alludes to Hellenistic antiquity (e.g. the Oracle of Delphos, the names of the kings), so that the «Kingdom of Sicily» may refer to Greek Sicily, not to the Kingdom of Sicily of later medieval times.

The pastoral genre is not known for precise verisimilitude, and, like the assortment of mixed references to ancient religion and contemporary religious figures and customs, this possible inaccuracy may have been included to underscore the play’s fantastical and chimeric quality. As Andrew Gurr puts it, Bohemia may have been given a seacoast «to flout geographical realism, and to underline the unreality of place in the play».^[20]

A theory explaining the existence of the seacoast in Bohemia offered by C. H. Herford is suggested in Shakespeare’s chosen title of the play. A winter’s tale is something associated with parents telling children stories of legends around a fireside: by using this title, it implies to the audience that these details should not be taken too seriously.^[21]

John A. Pitcher argues in the Arden Shakespeare Third Series edition (2010) that the coast of Bohemia is intended as a joke, akin to jokes about a «Swiss Navy.»^[22]

In the novel Prince Otto by Robert Louis Stevenson reference is made to the land of Seaboard Bohemia in the context of an obvious parody of Shakespeare’s apparent liberties with geography in the play.

The Isle of Delphos[edit]

Likewise, Shakespeare’s apparent mistake of placing the Oracle of Delphi on a small island has been used as evidence of Shakespeare’s limited education. However, Shakespeare again copied this locale directly from «Pandosto». Moreover, the erudite Robert Greene was not in error, as the Isle of Delphos does not refer to Delphi, but to the Cycladic island of Delos, the mythical birthplace of Apollo, which from the 15th to the late 17th century in England was known as «Delphos».^[23] Greene’s source for an Apollonian oracle on this island likely was the Aeneid, in which Virgil wrote that Priam consulted the Oracle of Delos before the outbreak of the Trojan War and that Aeneas after escaping from Troy consulted the same Delian oracle regarding his future.^[24]

The bear[edit]

The play contains the most famous of Shakespearean stage directions: Exit, pursued by a bear, presaging the offstage death of Antigonus. It is not known whether Shakespeare used a real bear from the London bear-pits,^[25] or an actor in bear costume. The Admiral’s Men, the rival playing company to the Lord Chamberlain’s Men during the 1590s, are reported to have possessed «j beares skyne» among their stage properties in a surviving inventory dated March 1598. Perhaps a similar prop was later used by Shakespeare’s company.

Dildos[edit]

One comic moment in the play deals with a servant not realising that poetry featuring references to dildos is vulgar, presumably from not knowing what the word means. This play and Ben Jonson’s play The Alchemist (1610) are typically cited as the first usage of the word in publication.^[26] The Alchemist was printed first, but the debate about the date of the play’s composition makes it unclear which was the first scripted use of the word, which is much older.^[27]

Performance history[edit]

The earliest recorded performance of the play was recorded by Simon Forman, the Elizabethan «figure caster» or astrologer, who noted in his journal on 11 May 1611 that he saw The Winter’s Tale at the Globe playhouse. The play was then performed in front of King James at Court on 5 November 1611. The play was also acted at Whitehall during the festivities preceding Princess Elizabeth’s marriage to Frederick V, Elector Palatine, on 14 February 1613. Later Court performances occurred on 7 April 1618, 18 January 1623 and 16 January 1634.^[28]

The Winter’s Tale was not revived during the Restoration, unlike many other Shakespearean plays. It was performed in 1741 at Goodman’s Fields Theatre and in 1742 at Covent Garden. Adaptations, titled The Sheep-Shearing and Florizal and Perdita, were acted at Covent Garden in 1754 and at Drury Lane in 1756.^[29]

One of the best remembered modern productions was staged by Peter Brook in London in 1951 and starred John Gielgud as Leontes. Other notable stagings featured John Philip Kemble in 1811, Samuel Phelps in 1845 and Charles Kean in an 1856 production that was famous for its elaborate sets and costumes. Johnston Forbes-Robertson played Leontes memorably in 1887, and Herbert Beerbohm Tree took on the role in 1906. The longest-running Broadway production^[30] starred Henry Daniell and Jessie Royce Landis and ran for 39 performances in 1946. In 1980, David Jones, a former associate artistic director of the Royal Shakespeare Company chose to launch his new theatre company at the Brooklyn Academy of Music (BAM) with The Winter’s Tale starring Brian Murray supported by Jones’ new company at BAM^[31] In 1983, the Riverside Shakespeare Company mounted a production based on the First Folio text at The Shakespeare Center in Manhattan. In 1993 Adrian Noble won a Globe Award for Best Director for his Royal Shakespeare Company adaptation, which then was successfully brought to the Brooklyn Academy of Music in 1994.^[32]

In 2009, four separate productions were staged:

• Sam Mendes inaugurated his transatlantic «Bridge Project» directing The Winter’s Tale with a cast featuring Simon Russell Beale (Leontes), Rebecca Hall (Hermione), Ethan Hawke (Autolycus), Sinéad Cusack (Paulina), and Morven Christie (Perdita).
• The Royal Shakespeare Company^[33]
• Theatre Delicatessen^[34] also staged productions of The Winter’s Tale in 2009. The play is in the repertory of the Stratford Festival of Canada and was seen at the New York Shakespeare Festival, Central Park, in 2010.
• The Hudson Shakespeare Company of New Jersey presented a production as part of their annual Shakespeare in the Parks series. The action was set in central Europe during the early 1900s era of the Austro-Hungarian Empire but with a decidedly diverse cast. African American actors Tony White played Leontes, Deirdre Ann Johnson played Hermione, and Monica Jones in a dual role of Mamillius and Perdita. Also, rounding out the diverse cast was Angela Liao as Paulina.^[35]

In 2013, the RSC staged a new production directed by Lucy Bailey, starring Jo Stone-Fewings as Leontes and Tara Fitzgerald as Hermione.^[36] This production premiered at the Royal Shakespeare Theatre on 24 January 2013.^[36]

In 2015, the Kenneth Branagh Production company staged the play at the Garrick Theatre, with simultaneous broadcast to cinemas. The production featured Kenneth Branagh as Leontes, Judi Dench as Paulina, and Miranda Raison as Hermione.^[37]

Also in 2015, Cheek by Jowl staged the play, directed by Declan Donnellan and designed by Nick Ormerod. The production toured to France, Spain, the US and Russia among others. In a partnership with the BBC and Riverside Studios the production was livestreamed all around the world.
^[38]

In 2017, The Public Theatre Mobile Unit staged the play, directed by Lee Sunday Evans.^[39]

In 2018, Theatre for a New Audience staged the play Off-Broadway, directed by Arin Arbus with Kelley Curran as Hermione and Anatol Yusef as King Leontes.^[40]

In 2018, the play was also performed at Shakespeare’s Globe, in London.

Adaptations[edit]

There have been numerous film versions, including a 1910 silent film,^[41] a 1961 television film starring Robert Shaw, and a 1967 version starring Laurence Harvey as Leontes.^[42]

An «orthodox» BBC production was televised in 1981. It was produced by Jonathan Miller, directed by Jane Howell and starred Robert Stephens as Polixenes and Jeremy Kemp as Leontes.^[43]

Choreographer Christopher Wheeldon created a full-length ballet, with music by Joby Talbot, based on the play. The ballet is a co-production between The Royal Ballet and National Ballet of Canada, and premiered in Royal Opera House in London in 2014.^[44]

In 2015, author Jeanette Winterson published the book The Gap of Time, a modern adaptation of The Winter’s Tale.^[45]

In 2016, author E. K. Johnston published the book Exit, Pursued by a Bear, a modern adaption of The Winter’s Tale.^[46]

On 1 May 2016, BBC Radio 3’s Drama on 3 broadcast a production directed by David Hunter, with Danny Sapani as Leontes, Eve Best as Hermione, Shaun Dooley as Polixenes, Karl Johnson as Camillo, Susan Jameson as Paulina, Paul Copley as the Shepherd and Faye Castelow as Perdita.^[47]

An opera by Ryan Wigglesworth, based on the play, was premiered at the English National Opera on 27 February 2017.^[48]

In 2021 Melbourne Shakespeare Company produced an abridged musical production directed by Jennifer Sarah Dean^[49] at Central Park in Melbourne.

References[edit]

Sources[edit]

• Brooke, C. F. Tucker. 1908. The Shakespeare Apocrypha, Oxford, Clarendon press, 1908; pp. 103–126.
• Chaney, Edward, The Evolution of the Grand Tour: Anglo-Italian Cultural Relations since the Renaissance 2nd ed.(Routledge, 2000).
• Gurr, Andrew. 1983. «The Bear, the Statue, and Hysteria in The Winter’s Tale«, Shakespeare Quarterly 34 (1983), p. 422.
• Halliday, F. E. 1964. A Shakespeare Companion 1564–1964, Baltimore, Penguin, 1964; p. 532.
• Hanmer, Thomas. 1743. The Works of Shakespeare (Oxford, 1743–44), vol. 2.
• Isenberg, Seymour. 1983. «Sunny Winter», The New York Shakespeare Society Bulletin, (Dr. Bernard Beckerman, Chairman; Columbia University) March 1983, pp. 25–26.
• Jonson, Ben. «Conversations with Drummond of Hawthornden», in Herford and Simpson, ed. Ben Jonson, vol. 1, p. 139.
• Kalem, T. E. 1980. «Brooklyn Bets on Rep», Time Magazine, 3 March 1980.
• Lawrence, William W. 1931. Shakespeare’s Problem Comedies, Macmillan, New York. OCLC 459490669
• Von Lippmann, Edmund O. 1891. «Shakespeare’s Ignorance?», New Review 4 (1891), 250–254.
• McDowell, W. Stuart. 1983. Director’s note in the program for the Riverside Shakespeare Company production of The Winter’s Tale, New York City, 25 February 1983.
• Pafford, John Henry Pyle. 1962, ed. The Winter’s Tale, Arden Edition, 1962, p. 66.
• Tannenbaum, Dr. Samuel A. 1933. » Shakespearean Scraps», chapter: «The Forman Notes» (1933).
• Verzella, Massimo, «Iconografia femminile in The Winter’s Tale», Merope, XII, 31 (sett chism and anti-Petrarchism in The Winter’s Tale» in Merope, numero speciale dedicato agli Studi di Shakespeare in Italia, a cura di Michael Hattaway e Clara Mucci, XVII, 46–47 (Set. 2005– Gen. 2006), pp. 161–179.

External links[edit]

• Winters Tale at Project Gutenberg
• Scans of the First Folio version of the play
• The Winters Tale – HTML version of this title.
• The Winter’s Tale public domain audiobook at LibriVox
• A thorough (open source) concordance of all of Shakespeare’s plays
• Set Design for the 1948 production at the Royal Shakespeare Theatre – Motley Collection of Theatre & Costume Design

 F. Wentworth — Леонт подозревает Гермиону и Поликсена в измене

Pearson — Гермиона с сыном

 

Леонт приказывает своему вельможе Камилло отравить Поликсена, однако Камилло, уверенный в ложности обвинений Леонта, бежит вместе с Поликсеном в Богемию. Леонт, посчитав их бегство доказательством вины Гермионы в измене, заточает жену в тюрьму, где она рожает дочь. Леонт отказывается признать дочь своей и хочет даже убить её, однако потом приказывает своему вельможе Антигону увезти новорожденную подальше от Сицилии и оставить на произвол судьбы.
Леонт начинает судебный процесс против жены. Тем временем приходит ответ от Дельфийского оракула, к которому для потверждения своих подозрений посылал гонцов король Сицилии. Ответ оракула гласит: «Гермиона — целомудренна.  Поликсен — безвинен. Камилло — верный слуга. Леонт — ревнивый тиран. Его невинное дитя — законно. У короля не будет наследника, покуда не найдется утраченное». Король отказывается верить оракулу, ведь у него есть сын — наследник престола. Однако приходит весть, что сын короля и Гермионы умер из-за страха за мать. Королева падает без чувств и вскоре Леонту сообщают, что королева также умерла. Леонт убеждается, что оракул был прав и горько скорбит о своих утратах.
Тем временем Антигон везет новорожденную дочь Гермионы на корабле. Антигону является дух Гермионы, которая просит назвать дочь Утратой (по-итальянски «Пе́рдита»). Антигон оставляет девочку на берегу Богемии, однако ему уже не суждено вернуться домой, т.к. его загрызает медведь.

 На Антигона нападает медведь

Корбаль Антигона тонет, разбитый бурей. Младенца и оставленные при нем золото и вещи находит пастух, который удочеряет девочку.
Проходит 16 лет. Утрата (дочь Гермионы и Леонта) живет в Богемии как простая пастушка. В нее влюблен сын короля Богемии принц Флоризель, который скрывает от отца свою любовь к пастушке.

 Charles Robert Leslie. Флоризель и Утрата

Утрата

Anthony Frederick Augustus Sandys — Утрата

Артур Рэкхем — Утрата

Обеспокоенный частыми отлучками сына король Богемии Поликсен вместе с вельможой Камилло приходят переодетыми на праздник к пастухам, где Флоризель собирается просить руки Утраты.

 Поликсен, Камилло, Утрата, Флоризель на празднике пастухов

 

Король открывает себя в самый разгар праздника и Флоризель вместе с Утратой решаются по совету Камилло бежать на Сицилию, чтобы попросить помощи у короля Леонта, давно жаждущего примирения с королем Богемии. Флоризель с Утратой прибывают на Сицилию, где Флоризель говорит Леонту, что прибыл для примирения от имени своего отца. Утрату Флоризель выдает за ливийскую принцессу, брак с которой благославил его отец, король Поликсен. Однако вскоре приходит весть, что на Сицилию прибыл король Богемии Поликсен и просит, чтобы его сын, бежавший с пастушкой, был задержан.

 F. Wentworth — Флоризель и Утрата при дворе Леонта

Вместе с Поликсеном на Сицилию прибыл пастух, в свое время нашедший Утрату. С его помощью выясняется, что Утрата — пропавшая 16 лет назад дочь Леонта, т.к. пастух подтвердил, что при найденной им девочке были мантия королевы Гермионы, ее ожерелье на шее ребенка, лежавшая в ларчике записка Антигона. Кроме того, Утрата очень похожа на покойную мать.
Паулина, вдова Антигона, объявляет, что у нее есть статуя королевы Гермионы и приглашает всех убедиться в необычайном сходстве статуи с умершей 16 лет назад королевой.

 Артур Рэкхем — Паулина и Гермиона 

Burgess — Статуя Гермионы 

Леонт видит статую и поражен тем, что она выглядит на много лет старше, чем покойная королева, на что Паулина говорит, что скульптор изваял её такой, какой бы она выглядела сейчас. Утрата и Леонт очарованы статуей и не могут оторвать от нее взоры. Неожиданно статуя оживает. Выясняется, что все прошедшие годы Гермиона жила в доме Паулины, веря в то, что предсказание дельфийского оракула сбудется и её пропавшая дочь найдется. Так спустя 16 лет дочь обретает мать, а раскаявшийся муж вновь обретает жену.

W. Hamilton — Статуя Гермионы

 

Himmapaan — Воскрешение Гермионы

Linton — Гермиона и Утрата

Что касается экранизаций «Зимней сказки» Уильяма Шекспира, то я смотрел две из них. Фильм-спектакль «Зимняя сказка» (The Winter’s Tale) 1981 года производства BBC, на мой взгляд, не слишком удачен. Это касается и общей несказочной атмосферы фильма и неубедительного подбора актеров.
Зато удачен и по настоящему сказочен российско-британский мультфильм «Зимняя сказка» 1994 года выпуска. Режиссер мультфильма — Станислав Соколов, который в рамках цикла «Шекспир: анимационные истории» также создал замечельный мульфильм по другой трагикомедии Шекспира — «Буря».

Гермиона. Кадр из мультфильма «Зимняя сказка»

АКТ I

Из разговора двух вельмож становится известно, что король Богемии Поликсен приехал погостить к своему другу детства, королю Сицилии Леонту. Ещё мальчишками они воспитывались вместе, тогда-то и возникли корни их дружбы. Когда же короли возмужали, державные заботы разлучили их. «Но, лишенные возможности встречаться, они поддерживали свою дружбу дарами, письмами и дружескими посольствами. Они и в разлуке оставались неразлучны…». Не было ни одной причины, которая могла бы разрушить эти крепкие узы.

Погостив, Поликсен благодарит своего друга за радушный приём и сообщает, что на заре отправится в обратный путь, так как беспокоится за свои владения. «Спокойно ли без нас в державе нашей? Что, если буря встретит наш возврат?» Леонт просит его остаться, но богемский царь не хочет менять своего давно обдуманного решения. На помощь гостеприимному хозяину приходит не менее гостеприимная хозяйка — его жена, королева Сицилии, Гермиона. «Неделю в долг нам дайте, государь!», — просит она. Поликсен колеблется, но вскоре соглашается, не устояв перед пылкими женскими уговорами.

Глядя на свою супругу, на то, как она увлекательно ведёт беседу с богемским королем, Леонт воображает измену. Он настолько глубоко тонет в своих опасениях, что начинает сомневаться, его ли сыном является юный принц Мамиллий. Но внимательно всматриваясь в его лицо, Леонт немного успокаивается, ведь внешнее сходство между ним и маленьким королевичем так и бросается в глаза. Гермиона, пытаясь чем-нибудь занять дорогого гостя, отправляется с ним на прогулку в сад, Мамиллий уходит играть, а Леонт в одиночестве остаётся обдумывать план мести за свои «рога».

Желая подтвердить догадки, ревнивец пристаёт с расспросами к Камилло, вельможе и приближённому королевской семьи. «Да разве ты не видел, что случилось, не догадался, чем я оскорблен?». Но Камилло лишь теряется от ярого напора правителя, не совсем ясно понимая, что тому нужно. Тогда Леонт напрямую говорит о своих подозрениях и приказывает отравить короля Богемии. Камилло, так и не поверив до конца в происходящее, все же вынужден согласиться выполнить приказ. Он просит только за свою госпожу: «Но надеюсь, … вы супруге свою любовь вернёте? Ради сына!». Леонт соглашается с мудрым слугой. Ему бы самому не хотелось предавать позор огласке и разрушать семью. Закончив на том разговор, король Сицилии уходит вслед за женой в сад.

Оставшись один, Камилло всё-таки решает, что роль цареубийцы ему не симпатична. Но что же тогда делать? Раздумья вельможи прерывает неожиданный приход Поликсена. Некогда желанный гость озабочен — его больше не терпят в этом доме, дружелюбный хозяин отчего-то стал угрюм: он молчит и отвечает лишь презрительной ухмылкой на приветствия. Поликсен просит Камилло объяснить столь разительную перемену в поведении его верного друга. После долгих уговоров вельможа всё-таки рассказывает о заговоре и советует искать спасение в бегстве. Сам Камилло, для которого прибывание в Сицилии также становиться рискованным, охотно составит компанию Поликсену. Ночью два «беглеца» отправляются в Богемию.

АКТ II

Почтенные придворные дамы ворчат из-за того, что Мамиллий капризничает и не собирается играть с ними в игры. Они напоминают ему о беременности Гермионы: «Настанет время, новый принц придет, и мы к нему поступим в услуженье…», — бубнят воспитательницы непослушному мальчишке. Королева просит Мамиллия рассказать ей сказку, пытаясь тем самым развлечь мальчика. Как только тот начинает своё повествование, в комнату врывается разгневанный король. Он уже знает, что Поликсен сбежал. Значит, его догадки и опасения были верны. Более всего злит ревнивца предательство Камилло. Леонт требует, чтобы из помещения увели Мамиллия. Больше Гермиона его не увидит. С этого времени пусть она тешится лишь тем, кем «Поликсен набил ей брюхо». Шокированная королева уверяет, что все обвинения лживы. Однако её супруг ни во что не верит, и отдаёт приказ — заточить бывшую возлюбленную в тюрьму. Опечаленные слуги умоляют короля не быть столь строгим и просят вызволить их госпожу из заточения. Они клянутся в её безгрешности. Но Леонт не желает ничего слушать. Он уже послал гонцов в святые Дельфы, к храму Аполлона, в надежде, что оракул подтвердит его правоту. А пока нужно назначить гласный суд.

Одна из придворных дам, которая ухаживает в темнице за Гермионой, в приёмной тюрьмы рассказывает Паулине, жене сицилийского вельможи, что королева, «измученная горем, от бремени до сроков разрешилась». Чудесная девочка появилась на свет. В ней госпожа находит утешенье. Паулина решает показать девочку отцу: быть может, он сменит гнев на милость.

Сицилийский король гордится своим сыном. Как только тот услышал о позоре матери, так сразу стал хиреть, ослабевать и чахнуть. «Как чист и благороден этот мальчик!», — восклицает Леонт. В это время к нему с младенцем на руках приходит Паулина и уверяет, что эта девочка — его ребёнок: «как говорит пословица, „на вас похожа так, что и смотреть противно…“» Леонт готов повесить нерадивую подданную за столь наглую клевету. Он велит ей удалиться, пока ещё держит себя в руках. Младенца, на которого так и не взглянули, тиран приказывает сжечь. Слуги вступаются за беззащитное дитя, требуя смягчить приговор. Тогда Леонт поручает Антигону, супругу Паулины, отвезти малютку в пустынный край и бросить её там на произвол природы и судьбы. «Пусть ей, по воле случая рожденной, предпишет случай: умереть иль жить». Антигон вынужден поклясться, что исполнит поручение.

АКТ III

Гонцы вернулись с письмом от оракула. Из сицилийского порта они спешат к королю, надеясь выручить королеву.

Начинается суд над Гермионой. Королева отрицает все обвинения, тем самым приводя супруга в ярость. Леонт винит жену ещё и в том, что она, якобы, способствовала побегу богемского отродья Поликсена и предателя Камилло. В зале суда просят огласить ответ оракула. «Гермиона — целомудренна. Поликсен — безвинен. Камилло верный слуга. Леонт — ревнивый тиран. Его невинное дитя — законно. У короля не будет наследника, покуда не найдется утраченное». Леонт утверждает, чтовсё это лживые слова и не собирается прекращать заседание суда. Но тут один из слуг приносит печальную весть — молодой принц Мамиллий, встревоженный судьбою королевы, умер от горя. «О силы неба! Мне за богохульство мстит Аполлон», — восклицает Леонт. А Гермиону, потерявшую сознание, поспешно уносят в другие покои.

С глаз сицилийского царя будто бы спадает незримая пелена. Он понимает, как далеко зашёл в своих подозрениях и поэтому просит бога Аполлона простить его ничем не обоснованную ревность и богохульство. Вбегает Паулина. Она сыплет проклятиями и называет Леонта глупцом, убийцей и злодеем. Из-за него скончалась королева. Сицилийский король бледнеет, но знает, что содеянного уже не вернуть. Он хочет в последний раз перед похоронами взглянуть на тела жены и сына.

На море начинается шторм. Буря бушует вокруг. Гремит гроза. Антигон по приказу короля бросает девочку «среди пустынь Богемии холодной». Но перед уходом он рассказывает малютке, как ночью видел призрак её матери. Дух Гермионы, явившийся в белом одеянии, печальный и прекрасный, просит назвать маленькую принцессу Утратой. А в наказание за то, что Антигон дал клятву выполнить столь страшное поручение, не видать ему больше жены своей Паулины. Закончив исповедь, верный слуга спасается бегством, преследуемый неожиданно появившимся медведем. Но лютый зверь вскоре настигнет его и растерзает, а корабль, на котором прибыл вельможа, потерпит крушение. Для девочки всё обстоит более благополучно: несчастное дитя случайно находит пастух, искавший разбежавшихся баранов.

АКТ IV

Прошло шестнадцать лет. Многое изменилось. Леонт обрёк себя на уединение. У Поликсена подрос и возмужал сын по имени Флоризель. Утрата расцвела, как «солнечный апрель».

Богемия. Дворец Поликсена. Камилло вот уже пятнадцать лет не был на родине. Ему хотелось бы сложить свои кости в родной земле. Кроме того, король Сицилии, раскаявшись, зовёт его обратно. Но Поликсен не хочет отпускать своего старого друга, который спас ему жизнь. У него и без того много забот — молодой принц Флоризель все реже появляется во дворце. Намного чаще его видят в доме какого-то пастуха, дочь которого — «девушка необычайной красоты». Поликсен собирается отправиться к этому пастуху. Он просит Камилло составить ему компанию. Вместе они, прикинувшись людьми низкого сословия, наверняка, смогут разузнать от чего юный принц всё время пропадает в простом крестьянском домишке.

Бродяга Автолик, решив немножечко разбогатеть, собирается ограбить крестьянина, который хочет прикупить кое-чего к празднику стрижки овец. Хитрый мошенник прикидывается избитой и ограбленной жертвой. Он говорит, что жулик и плут Автолик украл все его деньги и хорошую одежду, взамен оставив свои грязные лохмотья. Сам же в это время вытаскивает кошелёк из кармана наивного крестьянина. Затем прощается с ним, поблагодарив за помощь, и довольный тем, что сорвал неплохой куш, начинает петь.

Наступил праздник стрижки овец. Флоризель, облачившись в простой рабочий костюм, вновь направляется к Утрате. При встрече он делает девушке всяческие комплименты, а заодно напоминает об их общей клятве — связать себя узами брака. Сама Утрата опасается, что король Богемии каким-нибудь случайным образом раскроет их замысел.

В честь праздника пастух, приёмный отец Утраты, созывает к себе в дом гостей. На пиршество приходит богемский принц, который здесь выдаёт себя за простого работягу по имени Дориклес. Сюда наведывается Автолик, прикинувшийся торговцем и даже притащивший кое-какой товар для продажи. Поликсен с Камилло, для конспирации напялившие костюмы простонародья, тоже попадают на праздник, во время которого хотят поговорить с пастухом о принце. Пока же они лишь любуются милой Утратой, которая скромностью, простотой и благородством очаровывает мнимых бедняков.

Среди пирующего народа Поликсен замечает своего сына. Вот только хозяин дома почему-то называет юного принца пастушком Дориклесом, даже не подозревая о его благородном происхождении. В это время сам Флоризель решает осуществить то, что давно было задумано — он делает предложение своей возлюбленной Утрате. Пастух восклицает «по рукам» и обещает отдать дочь вместе с богатым приданным. Поликсен, в свою очередь, рекомендует Флоризелю посоветоваться с отцом. «Открой отцу свой выбор, ты не рассердишь этим старика»,- говорит он. Но богемский принц глух к подобным советам. Тогда разгневанный Поликсен предстаёт перед окружающими в своём истинном виде. Короля злит упрямство сына, поэтому он разрывает его помолвку — наследник престола не может жениться на девушке из низшего сословия. Также он обещает казнить глупого пастуха, являющегося отцом той «ведьмы», что колдовством охмурила принца. Затем Поликсен, рассерженный, уходит.

Флоризель, не собираясь возвращаться к отцу, решает уплыть на корабле со своей возлюбленной. Камилло, который остался в доме пастуха, а не последовал за своим озлобленным государём, советует отправиться к сицилийскому королю. «Скажите, что вас король послал к нему с приветом, и утешеньем», — твердит мудрый слуга. За деньги он просит не беспокоиться: в Сицилии находятся все его богатства, которыми он охотно готов поделиться. Сам же Камилло в тайне ото всех обдумывает другой план — он, по приказу короля Богемии, наверняка, отправится в погоню за наследником богемского престола и, таким образом, наконец-то попадёт на родину.

В это время пастух, в страхе перед обещанной казнью, собирается вместе со своим сыном раскрыть богемскому королю старый секрет — Утрата является подкидышем. А это значит, что казнь стоило бы отменить, ведь мнимая ведьма не связана кровными узами с пастухом, следовательно, его «…плоть и кровь ничем короля не оскорбила». Об их замыслах узнает Автолик и решает помешать «пастушеской семейке». Он предстаёт перед этими трусами в виде придворного, обещает проводить до дворца, а также устроить аудиенцию с правителем Богемии. Но на самом деле пастуха с сыном Автолик ведёт не к королю, а к принцу на корабль, чтобы тот смог наказать доносчиков.

АКТ V

Сицилийские вельможи хотят женить своего государя, дабы королевство не осталось без наследника. Но в сердце их господина до сих пор не затянулась глубокая рана. Да и никакая женщина не способна заменить его возлюбленную. Об этом твердит и Паулина, подруга и приближённая покойной Гермионы. Она связывает короля клятвой — тот женится только с её согласия. Через некоторое время один из слуг сообщает о прибытии богемского принца с красавицей принцессой. Вслед за сообщением являются и сами гости, которых Леонт сердечно приветствует. Богемский королевич Флоризель врёт, что держит путь из Ливии, где посватался за дочь самого ливийского правителя. С ней-то он и заехал сюда передать добрый привет от своего отца, а заодно погостить у короля Сицилии.

В это время один из придворных объявляет неожиданную новость: король Богемии на корабле приплыл в город. Он шлёт Леонту приветствие и просит задержать принца Флоризеля, который, забыв об отцовском приказе, сбежал с «пастушкой». Сам Поликсен придёт чуть позже, так как в данный момент беседует с двумя людьми, желающими поведать ему какой-то секрет. О людях этих ничего неизвестно, сказано лишь, что один из них похож на пожилого пастуха, а второй, вроде бы, приходится первому сыном. Как бы там ни было, ясно одно — обман Флоризеля раскрыт. Несчастный принц просит сицилийского короля защитить его возлюбленную. Леонт готов удружить, ведь в лице Утраты он неожиданно для себя видит смутно знакомые черты.

Из разговоров дворян становится известно, что пастух раскрыл двум правителям свой секрет — Утрата является королевской дочерью. В качестве доказательства он предоставил ларчик, в котором находились мантия Гермионы, её ожерелье и записка Антигона. Наконец, сам величественный облик девушки, её сходство с матерью, свидетельствуют о том, что она благородных кровей. Сбылось пророчество оракула — утраченное нашлось. Всюду готовятся к празднествам. Короли помирились. А Утрата, узнав о своём происхождении, о судьбах родной матери и брата, от счастья или горя, залилась кровавыми слезами. Затем представители двух королевских семей вместе отправились к Паулине, чтобы взглянуть на статую покойной королевы, вспомнить её красоту.

Но не у всех всё так удачно складывается. Плут Автолик жалеет, что не заработал никаких почестей. Ведь это он привел пастуха на корабль принца, когда они направлялись к сицилийским берегам. Только принц на ту пору был занят возлюбленной, её морской болезнью, и тайна осталась тайной. С пастухом же и его сыном всё вышло более благополучно. Они стали дворянами за то, что раскрыли свой секрет. Один из них на радостях клянётся Автолику замолвить за него словечко принцу, при условии, что сам Автолик станет честным человеком.

Дом Паулины. Леонт сражён сходством статуи с некогда живым оригиналом. Вот только статуя почему-то выглядит старше оригинала на пятнадцать лет, об этом говорят искусно сделанные морщинки. Сицилийский король и, в то же время, муж покойной супруги хочет поцеловать губы дивного произведения искусства. Ведь оно так похоже на его умершую возлюбленную. Но Паулина запрещает ему подобные выходки, сославшись на то, что краска на статуе ещё не совсем обсохла. В то же время она говорит, что способна даже заставить изваяние двигаться, если у гостей хватит мужества на это смотреть. Играет музыка. Живая, настоящая Гермиона сходит с пьедестала. Оказывается, она все эти годы скрывалась у Паулины. Утрата падает на колени перед своею матерью и просит у неё благословения. Все счастливы. Одна лишь Паулина остаётся оплакивать своего погибшего мужа. Но Леонт просит её победить печаль. Ведь он собирается выдать замуж эту мудрую женщину за не менее мудрого мужчину — Камилло. Радостью наполняется некогда мрачное сицилийское королевство. Самое время отправляться на пир.