Зумрад и Киммат
На краю оврага стоял маленький домик. Жили в домике четверо: старик со своей дочерью Зумрад и жена старика со своей дочерью Киммат.
Старуха свою родную дочь Киммат любила, а падчерицу Зумрад ненавидела. Бедную Зумрад она и била, и ругала, с утра до вечера работать заставляла, ни минуты покоя ей не давала.
А Зумрад была девочка красивая, приветливая, умная. Увидишь ее — сколько ни смотри, не наглядишься; заговоришь с нею — сколько ни говори, не наговоришься.
Киммат была совсем на нее не похожа: ленивая, капризная, неприветливая. Целыми днями она ворчала, сердилась и ссорилась.
Зумрад бывало рано утром встанет и бежит к роднику, Тюльпаны головки свои склоняют, ей «здравствуй!» говорят. А если Зумрад иногда на траву отдохнуть присядет, и цветы, и соловьи, радуются, сказки ей напевают.
Старухину дочь цветы не любили, не ласкали. Киммат обижала их: рвала, ногами топтала. Поэтому, когда Киммат проходила, цветы от нее прятались, лепестки свои закрывали.
Все это еще больше злило старуху мачеху. Стала она думать, как бы ей Зумрад со свету сжить.
Однажды мачеха сказала старику:
— Дочь твоя непослушная, лентяйка, прогнать ее надо — не то духу моего здесь не будет.
Растерялся старик и не знает, что ему делать. А старуха не унимается, требует:
— Отвези Зумрад в лес и сделай так, чтобы она заблудилась. Вместе с ней жить я не буду.
Повел старик Зумрад в горы. Долго шли они горами да ущельями, зашли в такую глушь, где нога человека не ступала.
— Посиди здесь на камне, доченька,— говорит старик,— а я пойду дров нарублю.
— Ладно, батюшка,— отвечает девочка. Пошел старик дрова рубить.
Зумрад одна осталась.
Вдруг поднялся ветер. Старик повесил топор на большое дерево. Ветер дует — топор покачивается и стучит о дерево: «тук! тук!»
А Зумрад думает, это отец дрова рубит, сидит
Долго-долго она сидела, а отец не идет. Когда ветер успокоился, пошла Зумрад в ту сторону, где топор стучал. Идет она по долине, цветы собирает и вдруг видит: стоит дерево, на дереве топор висит, а отца нет.
— Ой, несчастная доля моя! Ой, батюшка!— закричала Зумрад.
Пошла Зумрад отца искать. Ходила Зумрад по горам, ходила и окончательно заблудилась.
Страшно ей стало одной в лесу. Куда идти — не знает, плачет Зумрад. Вдруг видит: узенькая тропинка. Пошла по ней Зумрад и слышит — голосистые птички поют. Под ноги посмотрит Зумрад — там цветы разноцветные: и красные, и белые, и желтые — головками кивают, что-то шепчут ей.
Вечер наступил, темно стало.
Долго-долго шла Зумрад. Цветы своими головками ей дорогу показывают. А время уже совсем позднее. Наконец заметила Зумрад, что вдали какой-то огонек мерцает, прислушалась, слышит — собака лает. Пошла Зумрад в ту сторону и скоро подошла к маленькому домику. Заглянула в окно, видит — в домике старуха сидит. Зумрад обрадовалась, зашла в домик, поздоровалась со старухой и рассказала, что с ней случилось.
Обрадовалась старуха, что в дом к ней пришла такая приветливая девочка. А старуха та была добрая лесная волшебница.
— Не печалься,— утешает старуха Зумрад.— Я тебе помогу.
— Благодарю,— отвечает Зумрад.— Вы меня как родная мать приняли. Что вам нужно делать — скажите, я люблю работу, для вас охотно сделаю.
В это время на крышу старухиного домика прилетело много-много птиц. Птицы песни запели и в песнях своих Зумрад хвалили. Волшебница птичий язык понимала и еще больше радовалась. Она Зумрад ласкала, «миленькая моя, бусинка моя!» называла, куклы играть ей давала, сказки рассказывала, такие интересные книжки показывала, каких нигде больше не найдешь.
Так прожили они вместе несколько дней. Старуха ласкова была с Зумрад, потому что с приходом ее старый домик заблестел, как фарфоровая пиала. Зумрад пол в комнатке подметала, окна мыла.
Однажды старуха собралась плов приготовить и говорит Зумрад:
— Поднимись, доченька, на крышу, достань дров.
— Ладно, бабушка,— отвечает Зумрад и полезла на крышу.
А крыша была высокая, далеко с нее во все четыре стороны видно. Зумрад поглядела по сторонам и увидела крышу своего родного домика.
Сильно забилось сердце у Зумрад, заплакала она.
— О чем плачешь, миленькая?— спрашивает старуха. — Вон вдали мой родной дом виднеется. Я по отцу соскучилась,— отвечает Зумрад и плачет.
Старуха ее успокоила, плову наварила, покормила Зумрад, спать уложила, а поутру говорит:
— Собирай свои игрушки, бусинка моя. Сегодня домой поедешь. На крыше у меня два сундука стоят — красный и белый. Ты белый сундук оставь, а красный с собой возьми.
Сказала так старуха и в лес пошла. Зумрад стала своих кукол собирать. Привела старуха буланого коня, запряженного в арбу, посадила на арбу Зумрад, поставила красный сундук и говорит:
— Вот тебе ключик от сундука, когда домой приедешь, сундук откроешь.
Попрощалась Зумрад со старухой, поблагодарила ее и домой отправилась. Не успела она оглянуться, как арба уже перед родным домом остановилась.
Видит Зумрад — перед домиком отец сидит пригорюнившись, о дочке думает.
— Здравствуй, отец!— крикнула Зумрад и бросилась его обнимать.
Так обрадовался старик, что невольно из глаз у него слезы потекли.
— Миленькая моя!..
Вошли они в дом. Скоро все узнали, что Зумрад домой вернулась. Соседи собрались. Зумрад красный сундук открыла. «Ах-ах!»— все так и ахнули.
В красном сундуке полно всяких дорогих вещей оказалось. На всю жизнь добра для Зумрад хватит.
Увидев это, злая мачеха засуетилась, забеспокоилась. В тот же миг приказала старику отвести Киммат в лес и оставить там.
Старик быстро собрался и отвел Киммат в лес.
Когда настал вечер, Киммат пришла к дереву, на котором старик повесил топор. Закричала Киммат, заплакала, но ни цветы, ни соловьи — никто ее не стал утешать. Одни только совы кричали в темном лесу.
В страхе побежала Киммат по лесу и прибежала к домику волшебницы. Старуха ее приветливо встретила, успокоила:
— Не печалься, доченька, я тебе помогу.
Но у Киммат не нашлось доброго слова старуху поблагодарить, потому что мать ее и добрым словам не учила. Обиделась волшебница и ни кукол Киммат не дала, ни сказок ей не рассказала.
Сидит Киммат с утра до вечера в домике, бездельничает, ленится, домик не убирает. Грязно стало в домике, окна пылью покрылись.
Однажды старуха говорит Киммат:
— Полезь, доченька милая, на крышу, достань дров.
— Полезайте и сами доставайте,— отвечает Киммат.— Я вам не служанка.
Старуха очень огорчилась, но все же уговорила Киммат подняться на крышу. Залезла Киммат на крышу, но дров не берет, сидит и плачет.
Старуха спрашивает:
— Чего ты плачешь?
— Я дом свой увидела. Уйду от вас,— отвечает Киммат и ногами топает.
— Ладно, иди,— говорит колдунья,— и сундук, что стоит на крыше, можешь с собой забрать. Вот тебе ключ. Дома откроешь сундук.
Киммат перестала плакать, обрадовалась, стащила сундук с крыши. Но волшебница арбы ей не дала. Пришлось Киммат тяжелый сундук на себе тащить.
Почуяла пестрая собака, что Киммат идет, подбежала к старухе, лает:
— Гав, гав, гав!— и что-то себе под нос бормочет. Стала старуха прислушиваться, что собака бормочет, и слышит:
— Вот я к маме иду, на спине сундук несу, а в нем змей полно.
Разозлилась старуха, взяла длинную палку и как ударит собаку, ноги ей перебила. А потом с радостью думает: «Моя доченька идет, шелк, бархат несет».
Прибрела наконец Киммат домой. Собрались соседи, хотят посмотреть, что там, в сундуке. А мачеха и Киммат сели на сундук, злятся, не позволяют сундук открывать.
Взяли мачеха с дочкой сундук за ручки и потащили в дом. А в полночь заперли они двери и открыли сундук да как закричат:
— Ой, зай дод! Спасите! Вай дод! Драконы!
В сундуке два больших дракона сидели. Проглотили драконы старуху с ее сварливой дочкой, вылезли через окно и улетели.
А соседи услышали крики и вопли в доме, побежали на помощь, разбили дверь и видят, никого в доме нет.
Так и не нашли нигде злую мачеху и ее сварливую дочку. А старик и Зумрад после этого жили мирно и счастливо.
Перевод А. Мордвилко
Жила была веселая девочка. Давайте назовем ее Зумрад. Она очень любила подшучивать над всеми. Ее шутки были веселыми, находчивыми и безобидными. Она просыпалась раньше всех в доме, и дразнил петуха, прокукарекав раньше него. Петух сердился, что опять разбудили солнце без него и толи дело пытался вернуть ей долг и прятал ее вещи, проклевывал ее свежеиспеченные лепешки.
Потом просыпался отец, и долго искал свои колоши, спрятанные в рукавах чапана. Пока дочка вдоволь смеялась над ним, он незаметно затыкал нос чайника мякиной лепешки, и просил дочку налить чаю. А дочь, конечно, наливала из другого чайника, опростоволосив папу – своего учителя розыгрышей и шуток. Вот так, с весельем встречали новый день папа и дочь, пока не просыпалась мачеха. Кажется, когда она был юная и еще был жив ее первый муж она довольно-таки была милой женщиной, но потом, одно, другое и стала терять чувства юмора, а в доме второго мужа она вовсе перестала понимать шутки и сделалась злой. Она садилась за стол, Зумрад быстро убегала в кухню, чтобы не подшутить над ней, и на этом заканчивалось ее доброе утро.
Мачеха старалась замечать все, пристально наблюдала, чтобы угадать – как сегодня решила поиздеваться над ней ее падчерица и муж. Была подозрительна и от этого раздражительна. Захотела успокоиться, выпив чаю и взяла не тот чайник. Когда муж старался перехватить ее действия, она посмотрела подозрительно на него и грозным взглядом пересекла его действия. Мякина, забитая в нос чайника уже довольно размяк, и когда мачеха подняла чайник довольно высоко, думая там осталось мало чая, залпом вылился весь чайник, обдав своим теплом мачеху. Так и знала мачеха – это все Зумрад хочет выжить ее со свету, надо приучить ее и не давать кушать весь день, а ее папа, который старается взять вину на себя – пусть и сегодня спит в гостевой комнате.
Позже всех просыпалась дочка мачехи. Несмотря на то, что была старше Зумрад на два года, выглядела она совсем ребенком. Не так мило как могло бы быть, а так неприятно когда немолодая старушка выдает себя за молодую девочку. Вообщем, так и просилась, чтобы над ней подшутили. Кстати, давайте назовем ее Киммат.
Зумрад пока шла на встречу к ней, чтобы помочь ей умыться, как заклинание повторяла про себя «Не вздумай шутить над ней. Не вздумай делать это опять! Хотя бы не сегодня!». Какое-то время это помогало, но этот проклятый петух хотел подставить ее и постоянно отвлекал Зумрад. Пока она отгоняла петуха, струя воды льюшаяся из черпака отдалилась от Киммат и в попытке догнать ее с закрытыми глазами – чебурахнулась прямо в сток, куда стекали все воды двора. Поднялся такой ужасный вой, что даже птицы на деревьях взлетели в небо. Тут же прибежала мачеха – злая пуще прежнего, папа – белый от испуга, и кот – в надежде на лакомый кусок пока вся семья будет браниться как обычно.
Но на этот раз критической массы у мачехи была на высоком уровне и не хотела униматься пока, как следует, не накажет эту прохвостку, которая все еще улыбалась, обнаруживая свою радость от осуществления задуманного. Много было криков и стонов, подлинных и поддельных слов, в конце концов, отец и Зумрад сдались и решились уйти из этого дома. Мачеха и Киммат смотрели зорко, чтобы чего лишнего не прихватили эти масхарабозы. Ну и собрав все что было не нужно мачехе и Киммат, дочь с отцом ушли из дома.
Если бы отец работал в каравансарае, отвез бы дочку в каравансарай, если бы работал на базаре – в базар, но он был, промышлял тем, что собирал сухие ветки и повел он ее в горные леса. По дороге он рассказывал, что интересного и где видел, удивлял дочку своими находками – немножко миндаля в дупле дерево, немножко меда диких пчел и много историй. Стало холодать, и папа велел дождаться его под большим карагачем, пока он соберет немного сухих веток. Зумрад послушалась и начала создавать уют из того что было вокруг и в их сумках. Передвинула камни, расстелила старый чапан, рассыпала все вкусности, которые они нашли по дороге, и стала ждать.
Да, по-другому начинался этот день и совсем по-другому заканчивается. Хотя, почему же по-другому. Оба героя живы, здоровы, вместе так что, самое время подшутить над отцом, чтобы закончить день как его и начинали. Посмотрела Зумрад вокруг, нашла угол, откуда она сможет наблюдать за отцом, а сама будет скрыта и спряталась там. Пришлось долго ждать, она же не знала что сухие ветки этих мест, давно уже собраны, проданы и уже превратились в пепел, и отцу пришлось идти настолько дальше, что Зумрад успела уснуть. Спала она и видела свою мать. Она весело смеялась с отцом, и подглядывали на спящую дочь. Они оба были молодыми и много смеялись. Зумрад всегда просыпалась от их смеха и, притворяясь еще спящей, любила наблюдать за ними. Но всегда наступало время, когда отец тихонько приближался к ней чтобы осторожно разбудить ее, а она во весь голос кричала «Ага!» и пугала папу. Мама смеялась над испугавшимся мужем и говорила: Ну, каждое утро она тебя так пугает, и каждое утро ты так смешно пугаешься. Пора бы привыкнуть. На что папа отвечал: Ну, что мне поделать, если у нее такой талант – притворяться.
Пока снился ей такой чудный сон, стало совсем темно, папа успел вернуться и искал ее. Кричал во все стороны, махал рукой, пытался разглядеть ее следы, но ничего не нашел. Вспомнил, что однажды видел стаю волков – испугался возможного исхода и в надежде что она все же вернулась домой, пошел обратно, выкрикивая ее имя. А Зумрад толи уставшая сильно была, толи лес был заколдованный, толи сны были больно сладкие – проспала всё это. Когда она проснулась, было очень темно, и лес оглушался звуками ночи. Она испугалась и звала отца, но отзывалось или эхо, или вороны да совы. Зумрад хотела поверить, что папа здесь, рядом и вот сейчас появится за деревом и скажет «Ага, попалась!», но не получалось. Немножко поплакала, немножко по-обиделась, а потом подумала, что отец мог попасть в беду, пошла, искать его.
Через некоторое время глаза стали привыкать к темноте, да и начало рассветать. На заре она вышла на полянку и увидела старушку в белом платье. Она собирала лесные ягоды в корзиночку и приветствовала каждую ягодку: Ну, привет малинка, ты похожа на колпак толстушки! А ты, клубника, похожа на госпожу в пышном платье! Ягодки действительно были похожи на то, что говорила старушка, и кажется, весело хихикали от этого. Она обернулась, когда Зумрад подошла к ней и поздоровалась, и сказала: Привет девочка, а ты вот похожа на ягодку – маленькая и лесная вся испачканная! Что же тут делаешь?
Зумрад рассказала свою историю, старушка внимательно ее слушала, время от времени подавая ягодки, и в конце истории предложила пойти к ней, а потом уже думать, как найти отца. Зумрад согласилась, и они пошли по тропинке в маленький домик посреди леса. Так они и стали жить вместе, Зумрад помогала старушке по хозяйству, а старушка восполняла душу девочки, именно там где должна была быть материнская любовь.
Зумрад толи свыклась, толи ей действительно нравилось у бабушки – стала все реже и реже вспоминать отца. Ей казалось правильнее ждать его здесь, чем искать самой, так как он эти леса знает лучше. Даже собака, которая лаяла на нее в первый день, сейчас терлась об ее ноги. Было как будто все хорошо, но когда случайно слышала, как кукарекает петух, ей становилось тоскливо, и вспоминала, как весело было дразнить петуха, как весело шутили с отцом, и мысленно клялась больше никогда не шутить над мачехой и Киммат, если они позволят отцу найти ее. Однажды она даже заплакала, такого не было даже, когда узнала что, мама больше не будет смеяться по утрам. Она и тогда не заплакала, а старалась своим смехом восполнить опустевший диалог отца.
Увидев, как она плачет, к ней подошла старушка и предложила попробовать найти его самой. Она могла бы взять собой еду, теплые вещи и с собакой пойти в лес. Лес получится найти отца – хорошо, если нет – не беда, собака может привести ее обратно к бабушке домой. Так и решили. Зумрад собрала еду, а старушка из своего сундука нашла теплую одежду и еще несколько вещей в подарок.
Долго бродили по лесу Зумрад и собачка, нашли поле, где она встретилась со старушкой, потом, то место, где она в последний раз видела отца. Она села на камни, которые передвинула тогда и решила немножко отдохнуть и перекусить, как услышала кукареку петуха. Своего петуха. Она не могла перепутать ее так, как каждый день дразнила его. Она ответила ему, а петух еще несколько раз прокукарекал, дав возможность определить направление. Она быстро собрала вещи и направилась в ту сторону и к вечеру пришла к себе домой. Папа очень обрадовалась, и в шутку ругал ее, она смеялась, стараясь не заплакать. Хотя мачеха тоже была рада ее возвращению, все же не показывала этого и углубилась изучать подарки. Киммат тоже радовалась, но не ей, а подаркам. Там были красивые платья, украшения, цветастые платочки и мягкие шелка и громко заплакала, требуя себе такие же вещи. Зумрад пыталась успокоить ее, сказав, что все это она может забрать себе, но она уже разошлась во всю и не могла остановиться. В конце концов, решили ее тоже отвезти на то место, дабы она смогла получить такие же подарки, но еще больше.
На следующее утро, когда они прибыли на то место, где Зумрад с отцом потеряли друг друга, Киммат осталась, а его отчим вернулся домой. А добрая старушка, опять пошла за ягодами, но чуть дальше и увидела спящую Киммат. Подошла к ней и ласково разбудила. Киммат, конечно по привычке, не ответила ей взаимностью, но зная, что именно она должна подарить ей подарки, согласилась пойти за ней. Когда пришли домой к старушке, она нашла себе место в почетном месте дома, открыла свою сумочку, наелась того, что там нашла и легла спать. На следующее утро, она проснулась, и долго ждала, когда ее пригласят умыться и сесть за завтрак. Но дома никого не было и ей пришлось опять покопаться в своей сумочке. Там уже ничего не было. Она встала и хотела умыться, но вода в кувшине лилась не в умывальник, а на ее платье. Она рассердилась и хотела бросить кувшин о землю, как ее остановила голос старушки: Это такой капризный кувшин, он требует к себе особого уважения. Пока не погладишь его пузо и не попросишь дать тебе умыться, он так и будет вредничать.
Киммат не хотела обращать на это внимание и тщетно продолжала управиться кувшином. Старушка подошла к ней, взяла ее руку и протерла пузо кувшина, попросив его перестать вредничать, и вода полилась как надо. Потом сели завтракать, на столе стояла горячая лепешка, возбуждая аппетит своим вкусным запахом. Когда Киммат потянулась взять лепешку, она как будто ужалила ее руки. Бабушка засмеялась и сказала: Это лепешка сделана из муки пшеницы, которая росла рядом с колючей травой и сама стала колючкой. Прежде чем взять ее, надо сказать «Лепешка, лепешечка, перестань быть колючкой, злючкой, дай мне тебя съесть». Киммату не понравилась эта шутка, и она опять потянула руку к лепешке, и опять ужалилась. Лепешка так вкусно пахла, что все же пришлось ей сказать «Лепешка, лепешечка, перестань быть колючкой, злючкой, дай мне тебя съесть». Тогда лепешка стала мягкой и на вкус она действительна была волшебной.
Захотелось Киммат выпить чаю, но из чайника не пролилось ни капельки, сколько бы она не старалась. Старушка опять сказала с мягкой улыбкой: Ну, доченька, как же ты не понимаешь, в этом доме все с характером, им всем просто скучно, надо поиграть в их игру, иначе ничего не получишь. Киммат не могла поверить чтобы у вещей был характер, и обозлившись отошла от стола. Старушка тоже пошла по своим делам. Солнце начало припекать и жажда Киммат усилилась, посмотрела вокруг – не смотрит ли на нее старушка, и подошла к чайнику: Ну, что ты так жадничаешь пузатый мой чайник, дай мне испить твоего чая. – сказала Киммат и налила себе немножко чая в пиалку. Она радовалась своему достижению – ведь в первый раз она самостоятельно смогла добиться своего, без мамы, без истерики и слез. Потом она долго играла в догонялки с тапочками, потом в прятки с ветром, потом подкараулила и поймала свою тень.
На следующее утро, Киммат проснулась, и не могла понять: весь предыдущий день ей приснился или на самом деле был таким. Она подошла к умывальники и проверила, потом проверила на тапочках, потом на полотенце и так ей понравилось, что не заметила, как накрыла на стол и заварила чай в жадный чайник. Когда подошла старушка она весело шутила с пиалкой за то, что она так и «раскрыла рот от страха, что ее съедят», а на самом деле ее «целуют в лобик» пока пьют чай из нее. Киммат была такая радостная, что даже обняла старушку и поцеловала в щечку.
Киммат скорее хотела рассказать обо всем своей маме, и попросила старушку показать ей дорогу домой. Старушка согласилась и собрала ей сумочку с едой на дорожку. Она еще дала другую сумочку с подарками, но Киммат очень хотела получить в подарок жадного чайника, капризного кувшина, веселых тапочек и все остальное, что с характером. Бабушка согласилась, и она все это собрала за место платьев и украшений. Когда они дошли до того места, где они встретились, старушка сказала: Доченька, ты очень умная и смышленая девочка, только немножко обидчивая. Если на все обижаться, то и все в мире будет стараться тебя обидеть. А если же обращать это все в шутку, то и все в мире будет весело шутить с тобой. Старайся найти способы и причины, чтобы улыбнуться, даже если с первого взгляда, кажется все не так.
Так и ушла старушка. А Киммат скоро нашли Зумрад и папа. Они удивились, когда увидели, как она весело шутит с божьей коровкой, которая ползла по ее пальцу. Потом пришли домой, и Киммат с восторгом знакомила их с жадным чайником и другими своими подарками. Зумрад толи дело подключалась к ее игре и в когда все предметы были представлены, они запрыгали от счастья и обнялись. Потом они нашли еще много вещей с характером в собственном доме. Даже видели, как спорят петух с собачкой о том, кто больше помог Зумраду вернуться домой.
Вот так состоялась веселая и дружная семья. Не легко было создать ее, надо было сначала потеряться, потом найтись в других вещах, в других местах, но все же вернувшись – найти друг друга.
Перевод А. Мордвилко.
Говорят, жил когда-то кровожадный хан. У хана было сорок жен, но только самая молодая из них родила ему сына. Вырос он во дворце под присмотром всяких нянек и мамушек.
Хан трясся над ним, следил, чтобы даже дуновение ветерка не коснулось его лба.
Ханский сын вырос не в отца, жизнерадостным и добрым юношей. Он часто уходил из дворца и бродил по улицам города, раздавал милостыню вдовам и сиротам, беседуя с простыми людьми. Хан не считал нужным препятствовать этим встречам, но едва юноша удалялся, как его собеседников хватали ханские палачи и предавали лютой смерти.
В один из дней во дворце была получена весть, что близ столицы появился дикий кабан. Он топтал посевы, пожирал урожаи и нанес большой ущерб дехканам. Немало погубил он и охотников, которые пытались его убить.
Узнав об этом, ханский сын по доброте своего сердца решил избавить дехкан от горя и несчастья.
Украдкой от отца он переоделся и, взяв оружие, собрался в лес. Привратнику он сказал:
– Если через три дня вернусь, значит вернусь, а если нет – считайте, что я умер.
В лесу сын хана вступил в схватку с кабаном. Два дня и две ночи продолжалась битва, и на третий день кабан одержал верх. Сын хана нашел свою гибель.
Тем временем хан забеспокоился и послал в лес людей искать сына. Долго они искали его, наконец в одном месте увидели разбросанную одежду и оружие юноши. Бездыханное тело его лежало под одиноким деревом. Ужас обуял ханских людей, ибо хан предупредил, что тому, кто принесет плохие вести, он прикажет распороть живот и налить туда расплавленного свинца.
От страха никто не знал, что и делать.
В тех горах жил певец – пастух Али. Ханские люди рассказали ему обо всем случившемся и попросили:
– Теперь ты нам укажи выход, как мы должны известить хана о несчастии.
Пастух Али им ответил:
– Не печальтесь. Я избавлю вас от злой участи.
Пастух взял вырезанный из одного куска дерева дутар, повязал свой халат поясным платком, надел свою меховую шапку и заявил:
– Ну, пойдемте к ханскому порогу.
Когда пришли ко дворцу, пастух взял в руки дутар и начал тихонечко перебирать на нем струны.
Дутар застонал, заплакал. Пел дутар о том, как юноша пошел в лес, как сражался с кабаном и как, наконец, погиб. Стоны дутара достигли ушей хана, и он понял, что сын его погиб.
– Палач! – завопил в гневе хан. – Распори животы людям, пришедшим из лесу, и налей в них расплавленного свинца.
Но пастух возразил:
– Эй, хан, ты совсем потерял разум. Ведь печальную весть не мы, а дутар тебе принес.
Хан растерялся и не знал, что ему делать. В ярости он заставил палача влить расплавленный свинец в дутар.
А люди, благодаря мудрости пастуха Али, избавились от тиранства жестокого хана и сохранили жизнь.
Перевод М. Шевердина.
ЗУМРАД И КИММАТ
На краю оврага стоял маленький домик. Жили в домике четверо: старик со своей дочерью Зумрад и жена старика со своей дочерью Киммат.
Старуха свою родную дочь Киммат любила, а падчерицу Зумрад ненавидела. Бедную Зумрад она и била, и ругала, с утра до вечера работать заставляла, ни минуты покоя ей не давала.
А Зумрад была девушка красивая, приветливая, умная. Увидишь ее – сколько ни смотри, не наглядишься; заговоришь с нею – сколько ни говори, не наговоришься.
Киммат была совсем на нее не похожа: ленивая, капризная, неприветливая. Целыми днями она ворчала, сердилась и ссорилась.
Зумрад, бывало, рано утром встанет и бежит к роднику. Тюльпаны головки свои склоняют, ей «здравствуй!» говорят. А если Зумрад иногда на траву отдохнуть присядет, и цветы, и соловьи радуются, сказки ей напевают.
Старухину дочь цветы не любили и не ласкали. Киммат обижала их, рвала, ногами топтала. Поэтому, когда Киммат проходила, цветы от нее прятались, лепестки свои закрывали.
Все это еще больше злило старуху-мачеху. Стала она думать, как бы ей Зумрад со свету сжить.
Однажды мачеха сказала старику:
– Дочь твоя непослушная, лентяйка, прогнать ее надо – не то духу моего здесь не будет.
Растерялся старик и не знает, что ему делать.
А старуха не унимается, требует:
– Отвези Зумрад в лес и сделай так, чтобы она заблудилась. Вместе с ней жить я не буду.
Повел старик Зумрад в горы. Долго шли они горами да ущельями, зашли в такую глушь, где нога человека не ступала.
– Посиди здесь на камне, доченька, – говорит старик, – а я пойду дров нарублю.
– Ладно, батюшка, – отвечает девочка.
Пошел старик дрова рубить.
Зумрад одна осталась.
Вдруг поднялся ветер. Старик повесил топор на большое дерево. Ветер дует – топор покачивается и стучит о дерево: «тук! тук!»
А Зумрад думает, это отец дрова рубит, сидит и ждет. Долго, долго она сидела, а отец не идет. Когда ветер успокоился, пошла Зумрад в ту сторону, где топор стучал. Идет она по долине, цветы собирает и вдруг видит: стоит дерево, на дереве топор висит, а отца нет.
– Ой, несчастная доля моя! Ой, батюшка! – закричала Зумрад.
Пошла Зумрад отца искать. Ходила Зумрад по горам, ходила и окончательно заблудилась.
Страшно ей стало одной в лесу. Куда идти – не знает, плачет Зумрад. Вдруг видит: узенькая тропинка. Пошла по ней Зумрад и слышит – голосистые птички поют. Под ноги посмотрит Зумрад – там цветы разноцветные- и красные, и белые, и желтые – головками кивают, что-то шепчут ей.
Вечер наступил, темно стало.
Долго, долго шла Зумрад. Цветы своими головками ей дорогу показывают. А время уже совсем позднее. Наконец заметила Зумрад, что вдали какой-то огонек мерцает, прислушалась, слышит – собака лает. Пошла Зумрад в ту сторону и скоро подошла к маленькому домику. Заглянула в окно, видит – в домике старуха сидит. Зумрад обрадовалась, зашла в домик, поздоровалась со старухой и рассказала, что с ней случилось.
Обрадовалась старуха, что в дом к ней пришла такая приветливая девочка. А старуха та была добрая лесная волшебница.
– Не печалься, – утешает старуха Зумрад. – Я тебе помогу.
– Благодарю, – отвечает Зумрад. – Вы меня как родная мать приняли. Что вам нужно делать – скажите, я люблю работу, для вас охотно сделаю.
В это время на крышу старухиного домика прилетело много-много птиц. Птицы песни запели и в песнях своих Зумрад хвалили. Волшебница птичий язык понимала и еще больше радовалась. Она Зумрад ласкала, «миленькая моя, бусинка моя!» называла, куклы играть ей давала, сказки рассказывала, такие интересные книжки показывала, каких нигде больше не найдешь.
Так прожили они вместе несколько дней. Старуха ласкова была с Зумрад, потому что с приходом ее старый домик заблестел, как фарфоровая пиала. Зумрад пол в комнатке подметала, окна мыла.
Однажды старуха собралась плов приготовить и говорит Зумрад:
– Поднимись, доченька, на крышу, достань дров.
– Ладно, бабушка, – отвечает Зумрад и полезла на крышу.
А крыша была высокая, далеко с нее во все четыре стороны видно. Зумрад поглядела по сторонам и увидела крышу своего родного домика.
Сильно забилось сердце у Зумрад, заплакала она.
– О чем плачешь, миленькая? – спрашивает старуха.
– Вон вдали мой родной дом виднеется. Я по отцу соскучилась, – отвечает Зумрад и плачет.
Старуха ее успокоила, плову наварила, покормила Зумрад, спать уложила, а поутру говорит:
– Собирай свои игрушки, бусинка моя. Сегодня домой поедешь. На крыше у меня два сундука стоят – красный и белый. Ты белый сундук оставь, а красный с собой возьми.
Сказала так старуха и в лес пошла. Зумрад стала своих кукол собирать. Привела старуха буланого коня, запряженного в арбу, посадила на арбу Зумрад, поставила красный сундук и говорит:
– Вот тебе ключик от сундука, когда домой приедешь, сундук откроешь.
Попрощалась Зумрад со старухой, поблагодарила ее и домой отправилась. Не успела она оглянуться, как арба уже перед родным домом остановилась.
Тут вышел один человек и сказал:
– Падишах! Не пришли только ваш садовник и юноша, что у него живет.
Сунбуль тотчас же послал за ними. Гуль пришел в старом халате, на голову шапку надел, и Сунбуль не узнал его.
– Знаешь ли ты историю Гуля и Сунбуля? – спросил шах у Гуля.
– Знаю, – отвечает Гуль.
И Гуль начал рассказывать про все, что с ним случилось, и рассказал про охотника. Вызвал шах из толпы этого охотника. Стал Гуль дальше рассказ вести – и миршаба позвали. Дошел рассказ до Сабирбая. Шах его тоже вызвал. Сидят охотник, миршаб и Сабирбай и дрожат от страха.
А Гуль, прежде чем закончить рассказ, подозвал к себе ту женщину, которая его из топки вытащила и ноги ему лечила а потом и садовника, который вытащил сундук из воды.
– Вот и весь рассказ, – говорит Гуль. – Вот кто добро мне сделал, кто помогал мне в беде, – эта женщина и этот садовник. А вот те, что погубить меня хотели, – этот охотник и стражник-миршаб. А вот и купец Сабирбай, который, чтоб жену у меня отнять, запер меня в сундук и в реку бросил, а потом пир на сорок дней и ночей устроил.
Тут Гуль сбросил с себя старый халат, сбросил шапку с головы и воскликнул:
– Смотрите! Я вовсе не нищий! Я и есть тот самый Гуль! А вы, падишах, мой старший брат Сунбуль.
Подошел Сунбуль к брату и крепко обнял его. А потом приказал охотника, миршаба и Сабирбая повесить. Садовника же и ту добрую женщину, которая Гуля из топки спасла, благодарить стал, дал им много золотых монет, велел им хорошие дома построить, почет и уважение оказывать. С тех пор стали садовник и эта женщина для Гуля и Сунбуля как отец с матерью. Шах брата своим визирем назначил. А по случаю того, что Гуль жену свою нашел, устроил пир. И длился этот пир сорок дней и сорок ночей. Так братья достигли исполнения своих заветных желаний.
Перевод А. Мордвилко.
ПАСТУХ АЛИ
Говорят, жил когда-то кровожадный хан. У хана было сорок жен, но только самая молодая из них родила ему сына. Вырос он во дворце под присмотром всяких нянек и мамушек.
Хан трясся над ним, следил, чтобы даже дуновение ветерка не коснулось его лба.
Ханский сын вырос не в отца, жизнерадостным и добрым юношей. Он часто уходил из дворца и бродил по улицам города, раздавал милостыню вдовам и сиротам, беседуя с простыми людьми. Хан не считал нужным препятствовать этим встречам, но едва юноша удалялся, как его собеседников хватали ханские палачи и предавали лютой смерти.
В один из дней во дворце была получена весть, что близ столицы появился дикий кабан. Он топтал посевы, пожирал урожаи и нанес большой ущерб дехканам. Немало погубил он и охотников, которые пытались его убить.
Узнав об этом, ханский сын по доброте своего сердца решил избавить дехкан от горя и несчастья.
Украдкой от отца он переоделся и, взяв оружие, собрался в лес. Привратнику он сказал:
– Если через три дня вернусь, значит вернусь, а если нет – считайте, что я умер.
В лесу сын хана вступил в схватку с кабаном. Два дня и две ночи продолжалась битва, и на третий день кабан одержал верх. Сын хана нашел свою гибель.
Тем временем хан забеспокоился и послал в лес людей искать сына. Долго они искали его, наконец в одном месте увидели разбросанную одежду и оружие юноши. Бездыханное тело его лежало под одиноким деревом. Ужас обуял ханских людей, ибо хан предупредил, что тому, кто принесет плохие вести, он прикажет распороть живот и налить туда расплавленного свинца.
От страха никто не знал, что и делать.
В тех горах жил певец – пастух Али. Ханские люди рассказали ему обо всем случившемся и попросили:
– Теперь ты нам укажи выход, как мы должны известить хана о несчастии.
Пастух Али им ответил:
– Не печальтесь. Я избавлю вас от злой участи.
Пастух взял вырезанный из одного куска дерева дутар, повязал свой халат поясным платком, надел свою меховую шапку и заявил:
– Ну, пойдемте к ханскому порогу.
Когда пришли ко дворцу, пастух взял в руки дутар и начал тихонечко перебирать на нем струны.
Дутар застонал, заплакал. Пел дутар о том, как юноша пошел в лес, как сражался с кабаном и как, наконец, погиб. Стоны дутара достигли ушей хана, и он понял, что сын его погиб.
– Палач! – завопил в гневе хан. – Распори животы людям, пришедшим из лесу, и налей в них расплавленного свинца.
Но пастух возразил:
– Эй, хан, ты совсем потерял разум. Ведь печальную весть не мы, а дутар тебе принес.
Хан растерялся и не знал, что ему делать. В ярости он заставил палача влить расплавленный свинец в дутар.
А люди, благодаря мудрости пастуха Али, избавились от тиранства жестокого хана и сохранили жизнь.
Перевод М. Шевердина.
ЗУМРАД И КИММАТ
На краю оврага стоял маленький домик. Жили в домике четверо: старик со своей дочерью Зумрад и жена старика со своей дочерью Киммат.
Старуха свою родную дочь Киммат любила, а падчерицу Зумрад ненавидела. Бедную Зумрад она и била, и ругала, с утра до вечера работать заставляла, ни минуты покоя ей не давала.
А Зумрад была девушка красивая, приветливая, умная. Увидишь ее – сколько ни смотри, не наглядишься; заговоришь с нею – сколько ни говори, не наговоришься.
Киммат была совсем на нее не похожа: ленивая, капризная, неприветливая. Целыми днями она ворчала, сердилась и ссорилась.
Зумрад, бывало, рано утром встанет и бежит к роднику. Тюльпаны головки свои склоняют, ей «здравствуй!» говорят. А если Зумрад иногда на траву отдохнуть присядет, и цветы, и соловьи радуются, сказки ей напевают.
Старухину дочь цветы не любили и не ласкали. Киммат обижала их, рвала, ногами топтала. Поэтому, когда Киммат проходила, цветы от нее прятались, лепестки свои закрывали.
Все это еще больше злило старуху-мачеху. Стала она думать, как бы ей Зумрад со свету сжить.
Однажды мачеха сказала старику:
– Дочь твоя непослушная, лентяйка, прогнать ее надо – не то духу моего здесь не будет.
Растерялся старик и не знает, что ему делать.
А старуха не унимается, требует:
– Отвези Зумрад в лес и сделай так, чтобы она заблудилась. Вместе с ней жить я не буду.
Повел старик Зумрад в горы. Долго шли они горами да ущельями, зашли в такую глушь, где нога человека не ступала.
– Посиди здесь на камне, доченька, – говорит старик, – а я пойду дров нарублю.
– Ладно, батюшка, – отвечает девочка.
Пошел старик дрова рубить.
Зумрад одна осталась.
Вдруг поднялся ветер. Старик повесил топор на большое дерево. Ветер дует – топор покачивается и стучит о дерево: «тук! тук!»
А Зумрад думает, это отец дрова рубит, сидит и ждет. Долго, долго она сидела, а отец не идет. Когда ветер успокоился, пошла Зумрад в ту сторону, где топор стучал. Идет она по долине, цветы собирает и вдруг видит: стоит дерево, на дереве топор висит, а отца нет.
– Ой, несчастная доля моя! Ой, батюшка! – закричала Зумрад.
Пошла Зумрад отца искать. Ходила Зумрад по горам, ходила и окончательно заблудилась.
Страшно ей стало одной в лесу. Куда идти – не знает, плачет Зумрад. Вдруг видит: узенькая тропинка. Пошла по ней Зумрад и слышит – голосистые птички поют. Под ноги посмотрит Зумрад – там цветы разноцветные- и красные, и белые, и желтые – головками кивают, что-то шепчут ей.
Вечер наступил, темно стало.
Долго, долго шла Зумрад. Цветы своими головками ей дорогу показывают. А время уже совсем позднее. Наконец заметила Зумрад, что вдали какой-то огонек мерцает, прислушалась, слышит – собака лает. Пошла Зумрад в ту сторону и скоро подошла к маленькому домику. Заглянула в окно, видит – в домике старуха сидит. Зумрад обрадовалась, зашла в домик, поздоровалась со старухой и рассказала, что с ней случилось.
На краю оврага стоял маленький домик. Жили в домике четверо: старик со своей дочерью Зумрад и жена старика со своей дочерью Киммат.
Старуха свою родную дочь Киммат любила, а падчерицу Зумрад ненавидела. Бедную Зумрад она и била, и ругала, с утра до вечера работать заставляла, ни минуты покоя ей не давала.
А Зумрад была девочка красивая, приветливая, умная. Увидишь ее — сколько ни смотри, не наглядишься; заговоришь с нею — сколько ни говори, не наговоришься.
Киммат была совсем на нее не похожа: ленивая, капризная, неприветливая. Целыми днями она ворчала, сердилась и ссорилась.
Зумрад бывало рано утром встанет и бежит к роднику, Тюльпаны головки свои склоняют, ей «здравствуй!» говорят. А если Зумрад иногда на траву отдохнуть присядет, и цветы, и соловьи, радуются, сказки ей напевают.
Старухину дочь цветы не любили, не ласкали. Киммат обижала их: рвала, ногами топтала. Поэтому, когда Киммат проходила, цветы от нее прятались, лепестки свои закрывали.
Все это еще больше злило старуху мачеху. Стала она думать, как бы ей Зумрад со свету сжить.
Однажды мачеха сказала старику:
— Дочь твоя непослушная, лентяйка, прогнать ее надо — не то духу моего здесь не будет.
Растерялся старик и не знает, что ему делать. А старуха не унимается, требует:
— Отвези Зумрад в лес и сделай так, чтобы она заблудилась. Вместе с ней жить я не буду.
Повел старик Зумрад в горы. Долго шли они горами да ущельями, зашли в такую глушь, где нога человека не ступала.
— Посиди здесь на камне, доченька,— говорит старик,— а я пойду дров нарублю.
— Ладно, батюшка,— отвечает девочка. Пошел старик дрова рубить.
Зумрад одна осталась.
Вдруг поднялся ветер. Старик повесил топор на большое дерево. Ветер дует — топор покачивается и стучит о дерево: «тук! тук!»
А Зумрад думает, это отец дрова рубит, сидит
Долго-долго она сидела, а отец не идет. Когда ветер успокоился, пошла Зумрад в ту сторону, где топор стучал. Идет она по долине, цветы собирает и вдруг видит: стоит дерево, на дереве топор висит, а отца нет.
— Ой, несчастная доля моя! Ой, батюшка!— закричала Зумрад.
Пошла Зумрад отца искать. Ходила Зумрад по горам, ходила и окончательно заблудилась.
Страшно ей стало одной в лесу. Куда идти — не знает, плачет Зумрад. Вдруг видит: узенькая тропинка. Пошла по ней Зумрад и слышит — голосистые птички поют. Под ноги посмотрит Зумрад — там цветы разноцветные: и красные, и белые, и желтые — головками кивают, что-то шепчут ей.
Вечер наступил, темно стало.
Долго-долго шла Зумрад. Цветы своими головками ей дорогу показывают. А время уже совсем позднее. Наконец заметила Зумрад, что вдали какой-то огонек мерцает, прислушалась, слышит — собака лает. Пошла Зумрад в ту сторону и скоро подошла к маленькому домику. Заглянула в окно, видит — в домике старуха сидит. Зумрад обрадовалась, зашла в домик, поздоровалась со старухой и рассказала, что с ней случилось.
Обрадовалась старуха, что в дом к ней пришла такая приветливая девочка. А старуха та была добрая лесная волшебница.
— Не печалься,— утешает старуха Зумрад.— Я тебе помогу.
— Благодарю,— отвечает Зумрад.— Вы меня как родная мать приняли. Что вам нужно делать — скажите, я люблю работу, для вас охотно сделаю.
В это время на крышу старухиного домика прилетело много-много птиц. Птицы песни запели и в песнях своих Зумрад хвалили. Волшебница птичий язык понимала и еще больше радовалась. Она Зумрад ласкала, «миленькая моя, бусинка моя!» называла, куклы играть ей давала, сказки рассказывала, такие интересные книжки показывала, каких нигде больше не найдешь.
Так прожили они вместе несколько дней. Старуха ласкова была с Зумрад, потому что с приходом ее старый домик заблестел, как фарфоровая пиала. Зумрад пол в комнатке подметала, окна мыла.
Однажды старуха собралась плов приготовить и говорит Зумрад:
— Поднимись, доченька, на крышу, достань дров.
— Ладно, бабушка,— отвечает Зумрад и полезла на крышу.
А крыша была высокая, далеко с нее во все четыре стороны видно. Зумрад поглядела по сторонам и увидела крышу своего родного домика.
Сильно забилось сердце у Зумрад, заплакала она.
— О чем плачешь, миленькая?— спрашивает старуха. — Вон вдали мой родной дом виднеется. Я по отцу соскучилась,— отвечает Зумрад и плачет.
Старуха ее успокоила, плову наварила, покормила Зумрад, спать уложила, а поутру говорит:
— Собирай свои игрушки, бусинка моя. Сегодня домой поедешь. На крыше у меня два сундука стоят — красный и белый. Ты белый сундук оставь, а красный с собой возьми.
Сказала так старуха и в лес пошла. Зумрад стала своих кукол собирать. Привела старуха буланого коня, запряженного в арбу, посадила на арбу Зумрад, поставила красный сундук и говорит:
— Вот тебе ключик от сундука, когда домой приедешь, сундук откроешь.
Попрощалась Зумрад со старухой, поблагодарила ее и домой отправилась. Не успела она оглянуться, как арба уже перед родным домом остановилась.
Видит Зумрад — перед домиком отец сидит пригорюнившись, о дочке думает.
— Здравствуй, отец!— крикнула Зумрад и бросилась его обнимать.
Так обрадовался старик, что невольно из глаз у него слезы потекли.
— Миленькая моя!..
Вошли они в дом. Скоро все узнали, что Зумрад домой вернулась. Соседи собрались. Зумрад красный сундук открыла. «Ах-ах!»— все так и ахнули.
В красном сундуке полно всяких дорогих вещей оказалось. На всю жизнь добра для Зумрад хватит.
Увидев это, злая мачеха засуетилась, забеспокоилась. В тот же миг приказала старику отвести Киммат в лес и оставить там.
Старик быстро собрался и отвел Киммат в лес.
Когда настал вечер, Киммат пришла к дереву, на котором старик повесил топор. Закричала Киммат, заплакала, но ни цветы, ни соловьи — никто ее не стал утешать. Одни только совы кричали в темном лесу.
В страхе побежала Киммат по лесу и прибежала к домику волшебницы. Старуха ее приветливо встретила, успокоила:
— Не печалься, доченька, я тебе помогу.
Но у Киммат не нашлось доброго слова старуху поблагодарить, потому что мать ее и добрым словам не учила. Обиделась волшебница и ни кукол Киммат не дала, ни сказок ей не рассказала.
Сидит Киммат с утра до вечера в домике, бездельничает, ленится, домик не убирает. Грязно стало в домике, окна пылью покрылись.
Однажды старуха говорит Киммат:
— Полезь, доченька милая, на крышу, достань дров.
— Полезайте и сами доставайте,— отвечает Киммат.— Я вам не служанка.
Старуха очень огорчилась, но все же уговорила Киммат подняться на крышу. Залезла Киммат на крышу, но дров не берет, сидит и плачет.
Старуха спрашивает:
— Чего ты плачешь?
— Я дом свой увидела. Уйду от вас,— отвечает Киммат и ногами топает.
— Ладно, иди,— говорит колдунья,— и сундук, что стоит на крыше, можешь с собой забрать. Вот тебе ключ. Дома откроешь сундук.
Киммат перестала плакать, обрадовалась, стащила сундук с крыши. Но волшебница арбы ей не дала. Пришлось Киммат тяжелый сундук на себе тащить.
Почуяла пестрая собака, что Киммат идет, подбежала к старухе, лает:
— Гав, гав, гав!— и что-то себе под нос бормочет. Стала старуха прислушиваться, что собака бормочет, и слышит:
— Вот я к маме иду, на спине сундук несу, а в нем змей полно.
Разозлилась старуха, взяла длинную палку и как ударит собаку, ноги ей перебила. А потом с радостью думает: «Моя доченька идет, шелк, бархат несет».
Прибрела наконец Киммат домой. Собрались соседи, хотят посмотреть, что там, в сундуке. А мачеха и Киммат сели на сундук, злятся, не позволяют сундук открывать.
Взяли мачеха с дочкой сундук за ручки и потащили в дом. А в полночь заперли они двери и открыли сундук да как закричат:
— Ой, зай дод! Спасите! Вай дод! Драконы!
В сундуке два больших дракона сидели. Проглотили драконы старуху с ее сварливой дочкой, вылезли через окно и улетели.
А соседи услышали крики и вопли в доме, побежали на помощь, разбили дверь и видят, никого в доме нет.
Так и не нашли нигде злую мачеху и ее сварливую дочку. А старик и Зумрад после этого жили мирно и счастливо.
Перевод А. Мордвилко