Пусть тыщу булочек несут на день рождения к нам из какой сказки

— Что ж, пустяки, дело житейское! — сказал он. — Хотя не думаю, чтоб у нас в Вазастане было много ведьм.

А фрекен Бок говорила уже о свадьбе и с каждой минутой выглядела всё счастливей и счастливей.

— Ты, Малыш, будешь у нас на свадьбе, — сказала она. — Тебе сошьют бархатный костюм, ты будешь в нём такой красивый.

Малыш содрогнулся. Чёрный бархатный костюм… Да Кристер и Гунилла его засмеют!

Зато Карлсону было не до смеха. Он всерьёз обиделся.

— Так я не играю, я тоже хочу быть на свадьбе, я тоже хочу, чтобы мне сшили чёрный бархатный костюм!.. Нет, так я не играю!..

Тут настала очередь фрекен Бок посмеяться вволю.

— Весёлая будет с тобой свадьба, не соскучишься.

— Я тоже так думаю, — горячо подхватил Карлсон, — я буду стоять у тебя за спиной в чёрном бархатном костюме, и кидать всё время пятиэровые монетки, и стрелять из своего пистолета! Что за свадьба без салюта!

Дядя Юлиус был так счастлив, что ему хотелось, чтобы все были счастливы, и он тут же пригласил Карлсона. Но фрекен Бок сказала, что тогда свадьба будет без неё.

И в тот день тоже настал вечер. Малыш сидел у Карлсона на крыльце, сгущались сумерки, и во всём Вазастане зажглись огни, и во всём Стокгольме — море огней, куда ни погляди.

Да, настал вечер, Малыш сидел рядом с Карлсоном, и это было хорошо. Как раз сейчас в Вестергетланде на маленькой станции остановился поезд и из вагона вышел дядя Юлиус. Где-то в море плывёт назад, в Стокгольм, белый пароход, а на его палубе стоят мама и папа. Фрекен Бок была у себя дома, на Фрейгатен, чтобы ободрить Фриду. Бимбо спал в своей корзинке. Но здесь, на крыше, Малыш сидел со своим лучшим другом, и они ели свежие плюшки фрекен Бок. Всё это было замечательно. И всё же Малышу было тревожно.

Нет тебе покоя, если ты дружишь с Карлсоном!

— Я попытался тебе объяснить как мог, — сказал Малыш. — Я оберегал тебя до сих пор, это верно. Но что теперь будет, я не знаю.

Карлсон запихал себе в рот целую плюшку и проглотил её.

— Какой ты глупый! Теперь они могут охотиться за мной, чтобы получить несколько пятиэровых монет, я всему этому положил конец; пойми, Филле и Рулле теперь нечего за мной гоняться.

Малыш тоже взял плюшку и откусил кусочек.

— Нет, это ты глупый. Теперь весь Вазастан, во всяком случае целые толпы дураков, будет ходить за тобой по пятам, чтобы поглядеть, как ты летаешь, или украсть твой мотор.

Карлсон оживился.

— Ты думаешь? Если ты прав, то мы можем сегодня хорошо повеселиться, во всяком случае.

Малыш всерьёз разозлился.

— Как ты справишься, — сказал он гневно, — как ты справишься, я тебя спрашиваю, если тебя будут осаждать толпы народу!

— Ты знаешь, есть три способа: курощение, низведение и дуракаваляние. И я думаю, что придётся применить все три сразу.

Карлсон склонил голову набок и посмотрел на него лукаво.

Карлсон выглядел так забавно, что Малыш невольно улыбнулся и повеселел. Карлсон сунул руки в карманы и радостно позвенел своими пятиэровыми монетками.

— Гей-гоп, богатый, и красивый, и умный, и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил, это я, лучший в мире Карлсон, лучший во всех отношениях, ты это понимаешь, Малыш? — Да, — ответил Малыш.

Но в кармане у Карлсона были не только пятиэровые монеты, но и маленький пистолет, и, прежде чем Малыш успел остановить Карлсона, выстрел прокатился по всему Вазастану.

«Ну вот, начинается», — подумал Малыш, когда увидел, что в соседних домах раскрываются окна, и услышал гул взволнованных голосов.

Но Карлсон запел свою песенку, и большими пальцами он отбивал такт:

И дети услышали, как хлопнула входная дверь.

— А почему она не сказала, до какого часа я могу здесь остаться? — спросил Карлсон и выпятил нижнюю губу. — Если все ко мне так несправедливы, то я с вами не буду водиться.

— Ты можешь остаться здесь до скольких хочешь, — ответил Малыш.

Карлсон ещё больше выпятил губу.

— А почему меня не выставят отсюда ровно в восемь, как всех? — сказал Карлсон обиженным тоном. — Нет, так я не играю!

— Хорошо, я попрошу маму, чтобы она отправила тебя домой в восемь часов, — пообещал Малыш. — Ну, а ты придумал, во что мы будем играть?

Дурное настроение Карлсона как рукой сняло.

— Мы будет играть в привидения и пугать людей. Вы даже не представляете себе, что я могу сделать с помощью одной небольшой простыни. Если бы все люди, которых я пугал до смерти, давали мне за это по пять эре, я мог бы купить целую гору шоколада. Ведь я лучшее в мире привидение! — сказал Карлсон, и глаза его весело заблестели.

Малыш, Кристер и Гунилла с радостью согласились играть в привидения. Но Малыш сказал:

— Вовсе не обязательно так ужасно пугать людей.

— Спокойствие, только спокойствие! — ответил Карлсон. — Не тебе учить лучшее в мире привидение, как должны вести себя привидения. Я только слегка попугаю всех до смерти, никто этого даже и не заметит. — Он подошёл к кровати Малыша и взял простыню. — Материал подходящий, можно сделать вполне приличную одежду для привидения.

Карлсон достал из ящика письменного стола цветные мелки и нарисовал в одном углу простыни страшную рожу. Потом он взял ножницы и, прежде чем Малыш успел его остановить, быстро прорезал две дырки для глаз.

— Простыня — это пустяки, дело житейское. А привидение должно видеть, что происходит вокруг, иначе оно начнёт блуждать и попадёт в конце концов невесть куда.

Затем Карлсон закутался с головой в простыню, так что видны были только его маленькие пухлые ручки.

Хотя дети и знали, что это всего-навсего Карлсон, закутанный в простыню, они всё же слегка испугались; а что касается Ёффы, то он бешено залаял. Когда же Карлсон включил свой моторчик и принялся летать вокруг люстры — простыня на нём так и развевалась, — стало ещё страшнее. Это было и вправду жуткое зрелище.

— Я небольшое привидение с мотором! — кричал он. — Дикое, но симпатичное!

Дети притихли и боязливо следили за его полётом. А Ёффа просто надрывался от лая.

— Вообще говоря, — продолжал Карлсон, — я люблю, когда во время полёта жужжит мотор, но, поскольку я привидение, следует, вероятно, включить глушитель. Вот так!

Он сделал несколько кругов совершенно бесшумно и стал ещё больше похож на привидение.

Теперь дело было лишь за тем, чтобы найти, кого пугать.

— Может быть, мы отправимся на лестничную площадку? Кто-нибудь войдёт в дом и испугается до смерти!

В это время зазвонил телефон, но Малыш решил не подходить. Пусть себе звонит!

Между тем Карлсон принялся громко вздыхать и стонать на разные лады.

— Грош цена тому привидению, которое не умеет как следует вздыхать и стонать, — пояснил он. — Это первое, чему учат юное привидение в привиденческой школе.

На все эти приготовления ушло немало времени. Когда они уже стояли перед входной дверью и собирались выйти на лестничную площадку, чтобы пугать прохожих, послышалось какое-то слабое царапанье. Малыш было подумал, что это мама и папа возвращаются домой. Но вдруг он увидел, как в щель ящика для писем кто-то просовывает стальную проволоку. И Малыш сразу понял, что к ним лезут воры. Он вспомнил, что на днях папа читал маме статью из газеты. Там говорилось, что в городе появилось очень много квартирных воров. Они сперва звонят по телефону. Убедившись, что дома никого нет, воры взламывают замок и выносят из квартиры всё ценное.

Малыш страшно испугался, когда понял, что происходит. Кристер и Гунилла испугались не меньше. Кристер запер Ёффу в комнате Малыша, чтобы он своим лаем не испортил игру в привидения, и теперь очень пожалел об этом. Один только Карлсон ничуть не испугался.

— Спокойствие, только спокойствие! — прошептал он. — Для такого случая привидение — незаменимая вещь. Давайте тихонько пойдём в столовую — наверно, там твой отец хранит золотые слитки и бриллианты.

Карлсон, Малыш, Гунилла и Кристер на цыпочках пробрались в столовую и, стараясь не шуметь, спрятались за мебелью, кто где. Карлсон залез в красивый старинный буфет — там у мамы лежали скатерти и салфетки — и кое-как прикрыл за собой дверцу. Плотно закрыть он её не успел, потому что как раз в этот момент в столовую крадучись вошли воры. Малыш, который лежал под диваном у камина, осторожно высунулся и посмотрел: посреди комнаты стояли двое парней весьма мерзкого вида. И представьте себе, это были Филле и Рулле!

• Полный текст
• Повесть первая. Карлсон, который живёт на крыше
• Карлсон, который живёт на крыше
• Карлсон строит башню
• Карлсон играет в палатку
• Карлсон держит пари
• Проделки Карлсона
• Карлсон играет в привидения
• Карлсон выступает с учёной собакой Альберг
• Карлсон приходит на день рождения
• Повесть вторая. Карлсон, который живёт на крыше, опять прилетел
• Карлсон, который живёт на крыше, опять прилетел
• Дома у Карлсона
• Карлсон шумит
• Карлсон устраивает пир
• Карлсон и телевизор
• Звонок Карлсона
• Малютка привидение из Вазастана
• Карлсон не привидение, а просто Карлсон
• Гордая юная девица улетает далеко-далеко!
• Красивый, умный и в меру упитанный
• Повесть третья. Карлсон, который живёт на крыше, проказничает опять
• Каждый имеет право быть Карлсоном
• Карлсон вспоминает, что у него день рождения
• Карлсон-первый ученик
• Карлсон ночует у Малыша
• Карлсон устраивает тарарам и блины
• Карлсон — лучший в мире специалист по храпу
• Карлсон — лучший в мире ночной проказник
• Карлсон открывает дяде юлиусу мир сказок
• Самый богатый в мире Карлсон
• Примечания

Повесть третья. Карлсон, который живёт на крыше, проказничает опять

Каждый имеет право быть Карлсоном

Одна­жды утром спро­со­нья Малыш услы­шал взвол­но­ван­ные голоса, доно­сив­ши­еся из кухни. Папа и мама явно были чем-то огорчены.

— Ну вот, дожда­лись! — ска­зал папа. — Ты только погляди, что напи­сано в газете. На, про­чти сама.

— Ужасно! — вос­клик­нула мама. — Про­сто ужас какой-то!

Малыш мигом соско­чил с постели. Ему не тер­пе­лось узнать, что же именно ужасно. И он узнал.

На пер­вой стра­нице газеты огром­ными бук­вами был набран заголовок:

«Что это: лета­ю­щий бочо­нок или нечто другое?»

А под заго­лов­ком — статья:

«Стран­ный неопо­знан­ный объ­ект летает над Сток­голь­мом. Оче­видцы сооб­щают, что за послед­нее время неод­но­кратно видели в рай­оне Ваза­стана некий лета­ю­щий пред­мет, напо­ми­на­ю­щий по виду малень­кий пив­ной бочо­нок. Он издаёт звуки, похо­жие на гул мотора. Пред­ста­ви­тели Авиа­ком­па­нии ничего не смогли сооб­щить нам отно­си­тельно этих полё­тов. Поэтому воз­никло пред­по­ло­же­ние, что это ино­стран­ный спут­ник-шпион, запу­щен­ный в воз­душ­ное про­стран­ство с раз­ве­ды­ва­тель­ными целями. Тайна этих полё­тов должна быть рас­крыта, а неопо­знан­ный объ­ект — пой­ман. Если он дей­стви­тельно ока­жется шпи­о­ном, его необ­хо­димо пере­дать для рас­сле­до­ва­ния в руки полиции.

Кто рас­кроет лета­ю­щую тайну Ваза­стана? Редак­ция газеты назна­чает воз­на­граж­де­ние в 10000 крон. Тот, кому посчаст­ли­вится пой­мать этот таин­ствен­ный пред­мет, полу­чит пре­мию в 10000 крон. Ловите его, несите в редак­цию, полу­чайте деньги!»

— Бед­ный Карлсон, кото­рый живёт на крыше, — ска­зала мама. — Теперь нач­нётся на него охота.

Малыш разом и испу­гался, и рас­сер­дился, и огорчился.

— Почему Карлсона не могут оста­вить в покое! — закри­чал он. — Он ведь не делает ничего пло­хого. Живёт себе в своём домике на крыше и летает взад-впе­рёд. Разве Карлсон в чём-то виноват?

— Нет, — ска­зал папа, — Карлсон ни в чём не вино­ват. Только он… как бы это ска­зать… ну, несколько необы­чен, что ли…

Да, что и гово­рить, Карлсон несколько необы­чен, с этим Малыш был вынуж­ден согла­ситься. Разве обычно, когда в домике на крыше живёт малень­кий тол­стень­кий чело­ве­чек да ещё с про­пел­ле­ром на спине и с кноп­кой на животе?

А ведь Карлсон был как раз таким чело­веч­ком. И он был луч­шим дру­гом Малыша. Да, именно Карлсон, а не Кри­стер и Гунилла, кото­рых Малыш тоже очень любил и с кото­рыми играл, когда Карлсон вдруг исче­зал куда-то или про­сто был занят.

Карлсон уве­рял, что Кри­стер и Гунилла не идут с ним ни в какое срав­не­ние, и вся­кий раз сер­дился, когда Малыш о них заговаривал.

— Ста­вить этих кара­пу­зов на одну доску со мной! — воз­му­щался Карлсон. — Со мной, таким кра­си­вым и в меру упи­тан­ным муж­чи­ной в самом рас­цвете сил! Мно­гим ли глу­пым маль­чиш­кам посчаст­ли­ви­лось иметь такого луч­шего друга, как я? Ну, отвечай!

— Нет, нет, только мне одному, — гово­рил Малыш, и вся­кий раз сердце его зами­рало от радо­сти. Как ему повезло, что Карлсон посе­лился на крыше именно его дома! Ведь в Ваза­стане полно таких вот ста­рых, некра­си­вых домов, как тот, в кото­ром жила семья Сван­те­со­нов! Какая удача, что Карлсон слу­чайно ока­зался на его крыше, а не на какой-нибудь другой!

Правда, мама и папа Малыша сперва вовсе не были в вос­торге от того, что в доме появился Карлсон. И Боссе и Бетан пона­чалу его тоже невзлю­били. Вся семья — за исклю­че­нием Малыша, конечно, — счи­тала, что Карлсон — самый вздор­ный, самый дерз­кий, самый неснос­ный озор­ник, какой только бывает на свете. Но посте­пенно все к нему при­выкли. Теперь Карлсон, пожа­луй, им даже нра­вился, а глав­ное, они пони­мали, что он необ­хо­дим Малышу. Ведь Боссе и Бетан были гораздо старше его, поэтому Малыш никак не мог обой­тись без луч­шего друга. И хотя у него была собака — изу­ми­тель­ный щенок Бимбо, — Карлсон ему был совер­шенно необходим.

— Я думаю, что и Карлсон не может обой­тись без Малыша, — ска­зала мама.

Но с самого начала мама и папа решили никому не гово­рить о суще­ство­ва­нии Карлсона. Они пре­красно пони­мали, что будет тво­риться в их доме, если о Карлсоне узнают на теле­ви­де­нии, а газеты и жур­налы захо­тят печа­тать о нём ста­тьи, ска­жем, под заго­лов­ком: «Карлсон у себя дома».

— Вот будет смешно, — ска­зал Боссе, — если мы вдруг уви­дим в каком-нибудь жур­нале фото­гра­фию Карлсона… Пред­став­ля­ешь, он сидит у себя в гости­ной, любу­ется буке­том крас­ных роз…

— Заглохни! — обо­рвал его Малыш. — Ты же зна­ешь, что у Карлсона ника­кой гости­ной нет, у него всего-навсего одна ком­на­тушка, и ника­ких роз там нет.

Да, всё это Боссе знал и сам. Одна­жды все они — и Боссе, и Бетан, и мама, и папа — правда, только один раз, видели домик Карлсона. Они вылезли на крышу через слу­хо­вое окно — обычно так лазают только тру­бо­чи­сты, — и Малыш пока­зал им малень­кий домик за трубой.

Мама немножко испу­га­лась, когда погля­дела с крыши вниз, на улицу. У неё даже закру­жи­лась голова, и ей при­шлось схва­титься рукой за трубу.

— Малыш, обе­щай мне сей­час же, что ты нико­гда не поле­зешь на крышу один, — ска­зала она.

— Ладно, — бурк­нул Малыш, поду­мав. — Я нико­гда не полезу на крышу один… раз я полезу туда с Карлсо­ном, — доба­вил он шёпотом.

Но мама, видно, не рас­слы­шала его послед­них слов; ну и ладно, пусть она пеняет на себя. Как она может тре­бо­вать, чтобы Малыш нико­гда не бывал у Карлсона? Мама ведь и поня­тия не имеет, как весело сидеть в тес­ной ком­натке Карлсона, бит­ком наби­той вся­кими дико­вин­ными и чуд­ными вещами.

«А теперь, после этой дурац­кой ста­тьи, всё, навер­ное, кон­чится!» — с горе­чью думал Малыш.

— Ты дол­жен пре­ду­пре­дить Карлсона, — ска­зал папа, — пусть будет поосто­рож­ней. Неко­то­рое время ему лучше не летать по Ваза­стану. Вы можете играть в твоей ком­нате, тогда его никто не увидит.

— Но если он нач­нёт без­об­раз­ни­чать, я его живо выставлю вон, — доба­вила мама и про­тя­нула Малышу тарелку с кашей.

Бимбо тоже полу­чил свою пор­цию каши. Папа попро­щался и пошёл на работу. И маме, как выяс­ни­лось, тоже надо было уходить.

— Я иду в бюро путе­ше­ствий, чтобы узнать, нет ли там для нас какого-нибудь инте­рес­ного марш­рута. Папа на днях ухо­дит в отпуск, — ска­зала она и поце­ло­вала Малыша. — Я скоро вернусь.

И Малыш остался один. Один с Бимбо, с тарел­кой каши и со сво­ими мыс­лями. И с газе­той. Он при­двину её к себе и стал раз­гля­ды­вать. Под замет­кой о Карлсоне была напе­ча­тана фото­гра­фия огром­ной белого паро­хода, кото­рый при­был с тури­стами в Сток­гольм и стоял теперь на якоре в Стре­мене. Малыш долго гля­дел на сни­мок — белый паро­ход был неве­ро­ятно кра­сив! Как Малышу захо­те­лось под­няться на борт этого пре­крас­ного корабля и уплыть куда-нибудь далеко-далеко!

Он ста­рался смот­реть только на эту фото­гра­фию, но взгляд его то и дело соскаль­зы­вал на круп­ные буквы заголовка:

«Что это: лета­ю­щий бочо­нок или нечто другое?»

Малыш очень раз­вол­но­вался. Необ­хо­димо как можно ско­рее пого­во­рить с Карлсо­ном, но сде­лать это надо осто­рожно, чтобы не испу­гать его, а то он вдруг уле­тит и нико­гда больше не вернётся!

Малыш вздох­нул. И нехотя сунул в рот ложку каши. Но кашу не про­гло­тил, а дер­жал её на языке, словно желал получше рас­про­бо­вать. Малыш был малень­ким худень­ким маль­чи­ком с пло­хим аппе­ти­том — таких ведь немало. Он мог часами сидеть перед тарел­кой с едой и вяло ковы­рять лож­кой или вил­кой, но так и не доесть до конца.

«Что-то каша невкус­ная, — поду­мал Малыш. — Может, будет вкус­нее, если доба­вить сахарку…» Он потя­нулся за сахар­ни­цей, но в эту минуту услы­шал гул мотора у окна, и тут же в кухню вле­тел Карлсон.

— При­вет, Малыш! — крик­нул он. — Ты зна­ешь, кто луч­ший в мире друг? А ещё уга­дай, почему этот друг появился здесь именно сейчас!

Малыш поспешно про­гло­тил кашу, кото­рую так долго дер­жал во рту.

— Луч­ший в мире друг — это ты, Карлсон! Но я не знаю, почему ты при­ле­тел именно сейчас.

— Чур, гадать до трёх раз! — ска­зал Карлсон. — Может, потому что я соску­чился по тебе, глу­пый маль­чишка? Может, я попал сюда по ошибке, а соби­рался вовсе сле­тать в Коро­лев­ский парк? А может, я почуял, что здесь пах­нет кашей? Раз, два три, говори, не задерживайся!..

Малыш засиял.

— Навер­ное, потому что ты по мне соску­чился, — ска­зал он смущённо.

— А вот и нет! И в Коро­лев­ский парк я тоже лететь не соби­рался. Так что гадать тебе больше нечего.

«Коро­лев­ский парк! — с ужа­сом поду­мал Малыш. — Туда Карлсону никак нельзя лететь. Да и вообще ему нельзя туда, где пол­ным-полно народа, где его уви­дят. При­дётся ему это сей­час объяснить».

— Слу­шай, Карлсон… — начал Малыш и тут же умолк, потому что вдруг заме­тил, что Карлсон чем-то явно недоволен.

Он угрюмо гля­дел на Малыша и чмо­кал губами.

— При­хо­дишь голод­ный как пёс, — вор­чал Карлсон, — а этот сидит себе как ни в чём не бывало перед пол­ной тарел­кой каши, вокруг шеи у него повя­зана сал­фетка, и он буб­нит себе под нос, что надо съесть ложку за маму, ложку за папу, ложку за тётю Августу…

— За какую тётю Авгу­сту? — спро­сил Малыш, сго­рая от любопытства.

— Поня­тия не имею, — отве­тил Карлсон. — Так зачем же есть кашу за её здо­ро­вье? — рас­сме­ялся Малыш.

Но Карлсону было не до смеха.

— Ах, вот как! Зна­чит, твой друг дол­жен уме­реть с голоду только потому, что ты не зна­ешь каких-то там ста­рых тёток, кото­рые живут где-то у чёрта на рогах!

Малыш вско­чил, вынул из буфета тарелку и ска­зал Карлсону, чтобы он сам поло­жил себе сколько хочет. Всё ещё мрач­ный как туча, Карлсон взял кастрюлю и при­нялся накла­ды­вать кашу в тарелку. Он накла­ды­вал и накла­ды­вал, а когда выскреб всё до дна, стал водить ука­за­тель­ным паль­цем по стенке кастрюли, отко­лу­пы­вая и то, что прилипло.

— У тебя не мама, а золото, — ска­зал Карлсон, — жаль только, что она такая жад­ная. Нико­гда не видел, чтобы варили так мало каши.

Только после того как вся каша до послед­ней кру­пинки ока­за­лась у Карлсона в тарелке, он при­сту­пил к еде, да так, что за ушами тре­щало. На несколько минут все звуки в кухне заглу­шило гром­кое чав­ка­нье, кото­рое все­гда раз­да­ётся, когда кто-нибудь очень жадно упле­тает кашу.

— К сожа­ле­нию, за здо­ро­вье тёти Авгу­сты уже съесть нечего, — заявил Карлсон и вытер ладо­нью рот. — Но что я вижу! Здесь есть булочки! Спо­кой­ствие, только спо­кой­ствие. Милая тётя Авгу­ста, всё в порядке, живи спо­койно-пре­спо­койно в своём далё­ком городке Тумбе или где хочешь. Я съем за твоё здо­ро­вье вме­сто каши две булочки. А может, даже три… или четыре… или пять!

Пока Карлсон загла­ты­вал одну за дру­гой булочки, Малыш тихо сидел и обду­мы­вал, как ему поум­нее предо­сте­речь сво­его друга. «Может, пра­виль­нее всего про­сто дать Карлсону газету? Пусть сам всё про­чтёт», — решил он и после неко­то­рого коле­ба­ния при­дви­нул газету к Карлсону.

— Погляди-ка на первую стра­ницу, — ска­зал Малыш мрачно.

Карлсон погля­дел. И надо ска­зать, с боль­шим инте­ре­сом, а потом ткнул пух­лым паль­чи­ком в фото­гра­фию белого парохода.

— Ба-бах! Паро­ход пере­вер­нулся! — вос­кликну он. — Ката­строфа за катастрофой!

— Да ты же дер­жишь газету вверх ногами, — мягко ска­зал Малыш.

Он давно подо­зре­вал, что Карлсон не умеет читать. Но Малыш был доб­рым маль­чи­ком, он никого не хотел оби­жать, и, уж конечно, не хотел оби­жать Карлсона, поэтому он не стал кри­чать: «Ха-ха-ха, ты не уме­ешь читать!» — а молча пере­вер­нул газету так, что Карлсон тут же уви­дел, что ника­кого несча­стья не произошло.

— Но здесь напи­сано про дру­гое несча­стье, — ска­зал Малыш. — Послу­шай только!

И он про­чёл вслух про лета­ю­щий бочо­нок и про спут­ника-шпи­она, кото­рого необ­хо­димо было пой­мать, и про воз­на­граж­де­ние, назна­чен­ное газе­той, — всю заметку от начала до конца…

— «Доставьте его в редак­цию, и вы полу­чите ука­зан­ную сумму», — закон­чил он чте­ние и вздохнул.

Но Карлсон не взды­хал, совсем наобо­рот, он был в восторге.

— Гоп-гоп! — выкри­ки­вал он и пры­гал на месте от радо­сти. — Гоп-гоп, можно счи­тать, что спут­ник-шпион уже пой­ман! Звони в редак­цию и скажи, что я приду к ним после обеда.

— Что ты заду­мал? — с испу­гом спро­сил Малыш.

— Зна­ешь, кто луч­ший в мире охот­ник за спут­ни­ками-шпи­о­нами? — И Карлсон с гор­дым видом ткнул себя паль­цем в грудь. — Вот он, гроз­ный Карлсон! Никто не спа­сётся, когда я лечу со своим боль­шим сач­ком. Раз спут­ник-шпион кру­жится где-то здесь, в рай­оне Ваза­стана, я до вечера навер­няка пой­маю его сач­ком… Кстати, у тебя есть чемо­дан, чтобы нам уне­сти десять тысяч?

Малыш вновь вздох­нул. Всё ока­за­лось куда слож­нее, чем он думал. Карлсон ничего не подозревал.

— Милый Карлсон, неужели ты не дога­дался, что «лета­ю­щий бочо­нок» — это ты, что это они за тобой охо­тятся? Теперь понял?

Карлсон оче­ред­ной раз под­прыг­нул от радо­сти, и вдруг до него дошёл смысл этих слов. В горле у него что-то закло­ко­тало, словно он поперх­нулся, и он оки­нул Малыша ярост­ным взглядом.

— «Лета­ю­щий бочо­нок»! — заво­пил он. — Ты меня обзы­ва­ешь лета­ю­щим бочон­ком! Ты, мой луч­ший друг!

Он вски­нул руки, чтобы казаться как можно длин­нее, и одно­вре­менно втя­нул живот.

— Ты, я вижу, забыл, — начал он свы­сока, — что я кра­си­вый, умный и в меру упи­тан­ный муж­чина в самом рас­цвете сил. Так или не так?

— Конечно, Карлсон, т‑так… — зале­пе­тал Малыш, заи­ка­ясь от вол­не­ния. — Но я не вино­ват, что они это пишут в газете. А они имеют в виду тебя, это точно.

Карлсон злился всё больше и больше.

— «Кому посчаст­ли­вится пой­мать этот таин­ствен­ный пред­мет…» — с горе­чью повто­рил он снова слова заметки. — «Пред­мет»! — выкрик­нул он, окон­ча­тельно выходя из себя. — Кто-то смеет обзы­вать меня пред­ме­том! Я этому гаду так врежу по пере­но­сице, что у него глаза на лоб полезут!

И Карлсон сде­лал несколько малень­ких, но угро­жа­ю­щих прыж­ков в сто­рону Малыша. И зря. Потому что Бимбо тут же вско­чил. Уж он-то никому не поз­во­лит тро­нуть Малыша.

— Бимбо, на место, успо­койся! — ско­ман­до­вал Малыш.

И Бимбо послу­шался, только повор­чал немного, чтобы Карлсон понял, что он на страже.

А Карлсон сел на ска­ме­ечку. Вид у него был мрач­ный и невы­ра­зимо печальный.

— Я так не играю, — ска­зал он. — Я так не играю, раз ты такой злой и назы­ва­ешь меня пред­ме­том, и натрав­ли­ва­ешь на меня своих дурац­ких собак.

Малыш совсем рас­те­рялся. Он не знал, что ска­зать что сделать.

— Я не вино­ват, что так пишут в газете, — про­бор­мо­тал он снова и умолк.

— Карлсон тоже мол­чал и с печаль­ным видом сидел на ска­ме­ечке. В кухне воца­ри­лась тягост­ная тишина. И вдруг Карлсон громко рас­хо­хо­тался. Он вско­чил со ска­ме­ечки и доб­ро­душно ткнул Малыша кулач­ком в живот.

— Уж если я пред­мет, то, во вся­ком слу­чае, самый луч­ший в мире пред­мет, кото­рый стоит десять тысяч крон! Понял? Да?

Малыш тоже стал сме­яться — от радо­сти, что Карлсон снова развеселился.

— Да, это верно, — под­твер­дил он, — ты сто­ишь десять тысяч крон. Думаю, мало кто стоит так дорого.

— Никто в мире, — твёрдо заявил Карлсон. — Спо­рим, что такой вот глу­пый маль­чишка, как ты, стоит не больше ста два­дцати пяти крон.

От избытка чувств он нажал стар­то­вую кнопку на животе, взмыл к потолку и с радост­ными воп­лями сде­лал несколько кру­гов вокруг лампы.

— Гей-гоп! — кри­чал он. — Вот летит Карлсон, кото­рый стоит десять тысяч крон! Гей-гоп!

Малыш решил мах­нуть на всё рукой. Ведь Карлсон на самом деле вовсе не был шпи­о­ном — зна­чит, его могут задер­жать только за то, что он Карлсон. Малыш вдруг понял, что мама и папа испу­га­лись не за Карлсона, а за свой покой. Они про­сто боя­лись, что если все будут ловить Карлсона, то скры­вать его суще­ство­ва­ние уже не удастся. Малышу пока­за­лось, что Карлсону все­рьёз ничего не угрожает.

— Тебе нечего бояться, Карлсон, — ска­зал он, ста­ра­ясь его успо­ко­ить. — Тебе ничего не могут сде­лать за то, что ты — это ты.

— Конечно, каж­дый имеет право быть Карлсо­ном, — под­хва­тил Карлсон. — Хотя до сих пор нашёлся только один такой хоро­ший и в меру упи­тан­ный экземпляр.

Они снова сто­яли рядом посреди ком­наты Малыша, и Карлсон с надеж­дой и нетер­пе­нием огля­ды­вался по сторонам.

— Нет ли у тебя новой паро­вой машины, кото­рую мы могли бы взо­рвать? Или ещё чего-нибудь инте­рес­ного? Глав­ное, чтобы загро­хо­тало вовсю. Давай устроим сей­час немыс­ли­мый гро­хот. Я хочу поза­ба­виться: а то я не играю, — ска­зал он, и в ту же секунду взгляд его упал на паке­тик, кото­рый лежал на столе у Малыша.

Он кинулся на него, словно кор­шун на добычу. Мама поло­жила Малышу этот паке­тик вчера вече­ре­ром, а в нём был пре­крас­ный пер­сик. И вот теперь этот пер­сик Карлсон жадно сжи­мал пух­лень­кими пальцами.

— Мы его раз­де­лим, ладно? — тороп­ливо пред­ло­жил Малыш. Он тоже любил пер­сики и знал, что нельзя зевать, если хочешь его хоть попробовать.

— Хорошо, — согла­сился Карлсон, — раз­де­лим! Я возьму себе пер­сик, а ты — паке­тик. Учти, я усту­паю тебе луч­шую часть: с паке­ти­ком можно зна­ешь сколько инте­рес­ных штук придумать!

— Нет, спа­сибо! — твёрдо ска­зал Малыш. — Мы сперва раз­де­лим пер­сик, а потом я тебе охотно уступлю пакетик.

Карлсон неодоб­ри­тельно пока­чал головой.

— Нико­гда ещё не встре­чал таких про­жор­ли­вых маль­чи­шек, как ты! — вздох­нул он. — Ну ладно, раз уж ты так настаиваешь…

Чтобы раз­де­лить пер­сик, нужен был нож:, и Малыш побе­жал в кухню. А когда он вер­нулся с ножом, Карлсон исчез. Но Малыш тут же услы­шал, что из-под стола доно­си­лось чав­ка­нье и при­чмо­ки­ва­ние, словно кто-то тороп­ливо ел что-то очень сочное.

— Послу­шай, что ты там дела­ешь? — с тре­во­гой спро­сил Малыш.

Когда Карлсон вылез из-под стола, пер­си­ко­вый сок сте­кал у него с под­бо­родка. Он про­тя­нул свою пух­лую ручку и сунул Малышу боль­шую шер­ша­вую тёмно-крас­ную косточку.

— Заметь, я все­гда отдаю тебе самое луч­шее, — заявил он. — Если ты поса­дишь эту косточку, у тебя вырас­тет целое пер­си­ко­вое дерево, всё уве­шан­ное соч­ными пер­си­ками. Ну, кто самый боль­шой доб­ряк в мире? Я ведь даже не устра­и­ваю ника­кого скан­дала, хоть и полу­чил от тебя только один пар­ши­вень­кий персик!

Но Малыш, если бы и захо­тел, не успел бы ничего отве­тить, потому что в мгно­ве­ние ока Карлсон очу­тился у окна, где на под­окон­нике стоял гор­шок с бего­нией и схва­тил цве­ток за стебель.

— Я такой доб­рый, что сам помогу тебе поса­дить эту косточку, — заявил он.

— Не тро­гай! — крик­нул Малыш.

Но было уже поздно: Карлсон вырвал бего­нию с кор­нем и вышвыр­нул в окно.

— Ты что, ты что?! — заво­пил Малыш, но Карлсон его не слушал.

— Целое боль­шое пер­си­ко­вое дерево! Пред­став­ля­ешь? На своём пяти­де­ся­ти­ле­тии ты каж­дому гостю — каж­дому-каж­дому, понял! — дашь по пер­сику. Разве это не интересно?

— Но ещё инте­рес­ней будет, когда мама заме­тит, что ты выбро­сил её бего­нию, — ска­зал Малыш. — И поду­май, вдруг сей­час мимо дома шёл какой-нибудь ста­ри­чок и цве­ток уго­дил ему как раз по башке. Что он ска­жет, как ты считаешь?

— «Спа­сибо, доро­гой Карлсон!» — вот что он ска­жет, — уве­рял Карлсон Малыша. — «Спа­сибо, доро­гой Карлсон, что ты вырвал бего­нию с кор­нем, а не швыр­нул её вниз прямо в горшке… как этого хотела бы глу­пая мама Малыша».

— Вовсе она этого не хотела бы! — запро­те­сто­вал Малыш. — Почему ты так говоришь?

Карлсон успел тем вре­ме­нем ткнуть косточку в гор­шок и теперь энер­гично засы­пал её землёй.

— Нет, хотела! — не сда­вался Карлсон. — Она, видите ли, не поз­во­ляет вытас­ки­вать бего­нии из горшка. А что это может сто­ить жизни ни в чём не повин­ному ста­ричку, мирно иду­щему по улице, — это твою маму не вол­нует. «Одним ста­ри­ком больше, одним меньше — это пустяки, дело житей­ское, — гово­рит она, — только бы никто не тро­гал мою бего­нию». Карлсон гневно гля­дел на Малыша. — И в конце кон­цов, если бы я выки­нул бего­нию с горш­ком, куда мы поса­дили бы пер­си­ко­вую косточку? Поду­мал ли ты об этом?

Малыш об этом не поду­мал, поэтому он не знал, что отве­тить. Спо­рить с Карлсо­ном было нелегко, осо­бенно когда он бывал в настро­е­нии спо­рить. Но, к сча­стью, настро­е­ние у него меня­лось каж­дые пят­на­дцать минут. Вот и теперь он вдруг издал какой-то стран­ный, но явно радост­ный звук, похо­жий на кудахтанье.

— Мы же забыли про пакет! — вос­клик­нул он. — А с паке­том можно отлично позабавиться.

Этого Малыш прежде не знал.

— Ну да? — уди­вился он. — Что же можно сде­лать с пакетом?

Глаза Карлсона заблестели.

— Издать самый гром­кий в мире хлюп! — объ­явил он. — Гей-гоп, какой сей­час будет изу­ми­тель­ный хлюп! Вот этим мы и займёмся.

Он схва­тил пакет и со всех ног побе­жал в ван­ную ком­нату. Малыш, раз­ди­ра­е­мый любо­пыт­ством, бро­сился за ним. Ему очень хоте­лось узнать, как делают самый гром­кий в мире хлюп.

Карлсон стоял, накло­нив­шись над ван­ной, и напол­нял пакет водой.

— Ты глу­пый, да? Разве можно лить воду в бумаж­ный пакет? Неужели ты этого не понимаешь?

— А что такое? — спро­сил Карлсон и пома­хал паке­том с водой у Малыша перед носом, чтобы Малыш воочию убе­дился, что в бумаж­ный пакет можно лить воду, а потом стрем­глав кинулся назад в ком­нату Малыша.

Малыш побе­жал за ним, пол­ный дур­ных пред­чув­ствий. И они оправ­да­лись… Карлсон весь высу­нулся из окна так, что видны были только его тол­стые корот­кие, пух­лень­кие ножки.

— Гей-гоп, — заво­пил он, — погляди вниз, сей­час я про­из­веду самый силь­ный в мире хлюп!

— Стой! — крик­нул Малыш и тоже лёг на под­окон­ник. — Не надо, Карлсон, не надо! — молил он испуганно.

Но было уже поздно. Мешок поле­тел вниз, и Малыш уви­дел, как он разо­рвался, словно бомба, у нот какой-то тётеньки, кото­рая шла в молоч­ное кафе в сосед­ний дом. И было ясно, что этот самый гром­кий в мире хлюп ей реши­тельно не понравился.

— Гляди, — ска­зал Карлсон, — она ахнула, словно мы сбро­сили гор­шок с фику­сом, а не пол­тора ста­кана воды.

Малыш с гро­хо­том захлоп­нул окно. Он не хотел, чтобы Карлсон про­дол­жал выбра­сы­вать на улицу раз­ные вещи.

— Я думаю, что этого нельзя делать, — ска­зал Малыш серьёзно, но Карлсон в ответ только расхохотался.

Он несколько раз обле­тел вокруг лампы и, не пере­ста­вая хихи­кать, при­зем­лился возле Малыша.

— «Я думаю, что этого делать нельзя»! — пере­драз­нил он Малыша. — А что, по-тво­ему, можно? Швыр­нуть вниз пакеты с тух­лыми яйцами? Это тоже одна из стран­ных фан­та­зий твоей мамы?

Карлсон снова взле­тел и снова грузно шмяк­нулся на пол как раз перед Малышом.

— Могу ска­зать, что вообще ты и твоя мама самые стран­ные люди на свете, но всё же я вас люблю. — Карлсон потре­пал Малыша по щеке.

Малыш покрас­нел, так он был счаст­лив. Карлсон его любил, это заме­ча­тельно! Да и маму он любил тоже, это ясно, хотя часто плёл про неё невесть что.

— Да сам удив­ля­юсь, — под­твер­дил Карлсон, про­долж­дая похло­пы­вать Малыша по щеке.

Он хло­пал его долго и всё более и более увле­чённо. Послед­ний хло­пок похо­дил уже ско­рее на пощё­чину, и тогда Карлсон сказал:

— Ой, до чего же я милый! Я самый милый в мире! И я думаю, что поэтому мы сей­час поиг­раем во что-нибудь совсем милое, ты согласен?

Малыш был, конечно, согла­сен, и он тут же стал лихо­ра­дочно сооб­ра­жать, во что бы такое милое поиг­рать с Карлсоном.

— Вот, напри­мер, — пред­ло­жил Карлсон, — мы могли бы играть, что стол — это наш плот, на кото­ром мы спа­са­емся от навод­не­ния… а оно, кстати, как раз и начинается.

И он пока­зал на струйку воды, кото­рая под­текла под дверь.

У Малыша пере­хва­тило дыхание.

— Ты что, не закрыл кран в ван­ной? — спро­сил он с ужасом.

Карлсон накло­нил голову и лас­ково погля­дел на Малыша.

— Уга­дай, закрыл ли я кран или нет! До трёх раз!

Малыш рас­пах­нул дверь в при­хо­жую. Карлсон был прав. Вели­кое навод­не­ние нача­лось. Ван­ная и при­хо­жая были залиты водой, она сто­яла уже так высоко, что в ней можно было плес­каться, если была охота. А Карлсону была охота. Он с вос­тор­гом прыг­нул прямо в воду.

— Гей-гоп! — кри­чал он. — Бывают же дни, когда слу­ча­ются только пре­крас­ные вещи!

Малыш закрыл кран в ван­ной и выпу­стил из неё воду, а потом опу­стился на стул в при­хо­жей и с отча­я­нием уста­вился на пол.

— Ой, — ска­зал он тихо, — ой, что ска­жет мама?

Карлсон пере­стал пры­гать в воде и с оби­дой посмот­рел на Малыша.

— Ну зна­ешь, это уж слиш­ком! — воз­му­тился он. — Что же она такая вор­чу­нья, твоя мама! Несколько вёдер самой обык­но­вен­ной воды… есть о чём говорить!

Он снова под­прыг­нул, да так высоко, что обрыз­гал Малыша с головы до ног.

— При­ят­ная водичка, — ска­зал он. — А заодно и нож­ная ванна. Она что, воз­ра­жает про­тив мытья ног?

И он ещё раз прыг­нул, и снова Малыша обдало брызгами.

— Неужели твоя мама нико­гда не делает нож­ных ванн? И все дни напро­лёт швы­ряет из окон цве­точ­ные горшки? Так, что ли?

Малыш ничего не отве­тил. Он думал. Надо было во что бы то ни стало всё убрать до при­хода мамы.

— Карлсон, мы должны поскорее…

Он не дого­во­рил, а вско­чил со стула и помчался на кухню. И тут же вер­нулся с поло­вой тряпкой.

— Давай, Карлсон, помо­гай… — начал он, но вдруг обна­ру­жил, что Карлсона в ком­нате нет.

Его не было ни в при­хо­жей, ни в ван­ной — нигде. Но всё время Малыш слы­шал гул мотор­чика. Он под­бе­жал к окну и уви­дел, что ввысь взмыло нечто напо­ми­на­ю­щее тол­стень­кую сардельку.

— Лета­ю­щий бочо­нок или нечто дру­гое? — про­бор­мо­тал Малыш.

Нет, это был не лета­ю­щий бочо­нок, а всего-навсего Карлсон, кото­рый воз­вра­щался в свой зелё­ный домик на крыше.

Но тут Карлсон заме­тил Малыша. Он спи­ки­ро­вал вниз и про­мчался мимо окна на такой ско­ро­сти, что воз­дух засви­стел. Малыш вос­тор­женно зама­хал ему тряп­кой, и Карлсон мах­нул в ответ своей пух­лень­кой ручкой.

— Гей-гоп! — кри­чал он. — Вот летит Карлсон, кото­рый стоит десять тысяч крон. Гей-гоп!

И он уле­тел. А Малыш стал соби­рать тряп­кой воду с пола прихожей.

Карлсон вспоминает, что у него день рождения

Карлсону повезло, что его не было, когда мама вер­ну­лась из бюро путе­ше­ствий, потому что она все­рьёз рас­сер­ди­лась и из-за исчез­нув­шей бего­нии, и из-за навод­не­ния, хотя Малыш успел кое-как выте­реть пол.

Мама сразу поняла, кто всё это натво­рил, и даже рас­ска­зала папе, когда он при­шёл обедать.

— Может, это и нехо­рошо с моей сто­роны, — ска­зала мама, — потому что я к Карлсону за послед­нее время стала поне­многу при­вы­кать, но зна­ете, я сей­час сама готова запла­тить десять тысяч крон, только бы от него отделаться.

— Ой, что ты! — вос­клик­нул Малыш.

— Ладно, не будем сей­час больше об этом гово­рить, — ска­зала мама, — потому что во время еды надо, чтобы было весело.

Мама часто это повто­ряла: «Во время еды надо, чтобы было весело». И Малыш тоже так думал. А им, право же, все­гда было весело, когда они все вме­сте сидели за сто­лом и бол­тали о чём попало. Малыш больше гово­рил, чем ел, осо­бенно когда на обед была варё­ная треска, или овощ­ной суп, или селё­доч­ные кот­леты. Но сего­дня мама подала им теля­чьи отбив­ные, а на слад­кое — клуб­нику, потому что нача­лись лет­ние кани­кулы и Боссе и Бетан уез­жали из дома. Боссе — в яхт­клуб, учиться парус­ному спорту, а Бетан — на кре­стьян­ский хутор, где много лоша­дей. Так что это был про­щаль­ный обед, и мама поста­ра­лась, чтобы он пре­вра­тился в малень­кий пир.

— Не огор­чайся, Малыш, — ска­зал папа. — Мы тоже уедем втроём — мама, ты и я.

И он рас­ска­зал — вели­кая новость! — что мама была в бюро путе­ше­ствий и зака­зала билеты на точно такой же паро­ход, как тот, что был изоб­ра­жён на фото­гра­фии в газете. Через неделю он уйдёт в море, и целых пят­на­дцать дней они будут плыть на этом огром­ном белом паро­ходе и захо­дить в раз­ные порты.

— Разве это не заме­ча­тельно? — спро­сила мама Малыша.

И папа его спро­сил. И Боссе и Бетан тоже.

— Разве это не колос­сально, Малыш?

— Ага! — согла­сился Малыш.

И он в самом деле думал, что это навер­няка будет колос­сально. Но вме­сте с тем пони­мал, что что-то во всём этом есть и не очень колос­саль­ное, даже знал, что именно: Карлсон! Как он может бро­сить Карлсона одного именно в тот момент, когда он дей­стви­тельно ему нужен! И хотя Карлсон ника­кой не шпион, а про­сто Карлсон, опас­ность ему всё равно угро­жает, если люди нач­нут за ним охо­титься, чтобы полу­чить десять тысяч крон. Малыш думал об этом всё время, пока выти­рал пол после вели­кого навод­не­ния. Кто знает, что кому может взбре­сти в голову. Вдруг они поса­дят Карлсона в клетку в зоо­парке или при­ду­мают что-нибудь ещё более ужас­ное. Во вся­ком слу­чае они не дадут Карлсону спо­койно жить в малень­ком домике на крыше. Уж это точно!

И Малыш решил остаться дома и охра­нять Карлсона. Он тут же, ещё сидя за сто­лом и упле­тая теля­чью отбив­ную, объ­яс­нил всем, почему он не может никуда ехать. Боссе расхохотался.

— Карлсон в клетке, это да!.. Ой, пред­ставь себе, Малыш, что ты с клас­сом при­дёшь в зоо­парк погля­деть на раз­ных зве­рей и вы будете читать, что напи­сано на таб­лич­ках. Вот ты и про­чтёшь на одной: «Мед­ведь белый», а на дру­гой: «Лось соха­тый», или: «Волк степ­ной», или там «Бобёр обык­но­вен­ный», и вдруг: «Карлсон летающий».

— Не смей! — вски­пел Малыш. Но Боссе про­дол­жал хохотать.

— «Карлсон лета­ю­щий, просьба этого зверя не кор­мить». Пред­став­ля­ешь, как бы он озве­рел, если бы это напи­сали на его клетке!

— Дурак, — ска­зал Малыш. — Про­сто дурак.

— Но, Малыш, пойми, если ты не поедешь, зна­чит и мы не смо­жем поехать, — ска­зала мама.

— Спо­койно смо­жете, — воз­ра­зил Малыш. — А мы с Карлсо­ном будем вме­сте вести хозяйство.

— Ха-ха! И зато­пим весь дом, да? И вышвыр­нем иp окон всю мебель на улицу! — захо­хо­тала Бетан.

— Дура, — ска­зал Малыш.

На этот раз сидеть за обе­ден­ным сто­лом ока­за­лось не так весело, как обычно. И хотя Малыш был маль­чи­ком милым и доб­рым, он мог ино­гда вдруг уди­ви­тельно заупря­миться. Вот и сей­час он стал твёрд как кре­мень и не про­яв­лял ника­кой склон­но­сти вести переговоры.

— Но послу­шай, Коз­лё­нок… — начал было папа, но так и не смог докон­чить, потому что в эту минуту что-то опу­стили в поч­то­вый ящик на двери и Бетан выско­чила из-за стола, даже не попро­сив раз­ре­ше­ния. Она ждала письмо от какого-то длин­но­во­ло­сого маль­чишки, поэтому пулей выле­тела в при­хо­жую. В ящике и в самом деле лежало письмо, но не Бетан от длин­но­во­ло­сого маль­чишки, а папе от дяди Юли­уса, кото­рый был совер­шенно лысый.

— Во время еды должно быть весело, — ска­зал Боссе. — А это зна­чит, что во время еды не должны при­хо­дить письма от дяди Юлиуса.

Дядя Юлиус был даль­ним род­ствен­ни­ком папы и раз в год при­ез­жал в Сток­гольм, чтобы посо­ве­то­ваться со своим вра­чом и пого­стить у Сван­те­со­нов. Дядя Юлиус не желал жить в гости­нице, он счи­тал, что это слиш­ком дорого. Впро­чем, денег у него было очень много, но он не любил их тратить.

Никто у Сван­те­со­нов не радо­вался при­езду дяди Юли­уса. И меньше всех папа. Но мама все­гда при этом говорила:

«Ты ведь его един­ствен­ный род­ствен­ник, у него никого нет, кроме тебя, его про­сто жаль. Мы должны быть добры к бед­ному дяде Юлиусу».

Но стоит бед­ному дяде Юли­усу про­жить в доме дня два, мучить детей сво­ими непре­рыв­ными заме­ча­ни­ями, при­ве­ред­ни­чать за сто­лом и ныть по вся­кому поводу, как у мамы на лбу появ­ля­ется складка и она ста­но­вится такой же мол­ча­ли­вой и напря­жён­ной, каким все­гда бывал папа с той самой минуты, как дядя Юлиус пере­сту­пал порог их дома. А Боссе и Бетан так ста­ра­ются не попа­даться на глаза ста­рику, что почти не бывают дома, когда он у них гостит.

«Только Малыш к нему добр», — гово­рила мама.

Но и у Малыша стало исся­кать тер­пе­ние, и когда дядя Юлиус гостил у них в про­шлый раз, он нари­со­вал его порт­рет в своём аль­боме, а под рисун­ком напи­сал: «Бол­ван».

Дядя Юлиус слу­чайно уви­дел этот рису­нок и ска­зал: «Плохо ты нари­со­вал лошадь».

Ну конечно, дядя Юлиус счи­тал, что все всё делают плохо. Короче, это уж точно был нелёг­кий гость, и, когда он уло­жил нако­нец свои вещи в чемо­дан и уехал домой, в Вестер­гет­ланд, Малышу пока­за­лось, что дом вдруг рас­цвёл и в ком­на­тах зазве­нела весё­лая музыка. Все стали ожив­лённы и общи­тельны, словно слу­чи­лось что-то очень при­ят­ное, а ведь на самом-то деле ничего не слу­чи­лось, про­сто уехал бед­ный дядя Юлиус.

И вот теперь, как было напи­сано в письме, он снова соби­рался при­е­хать и про­быть у них никак не меньше двух недель. Пусть они не бес­по­ко­ятся, он уве­рен, что при­ятно и с поль­зой про­ве­дёт это время, тем более что док­тор пред­пи­сал ему курс уко­лов и мас­саж: по утрам у него почему-то немеет тело.

— Ну вот, в кои это веки собра­лись попу­те­ше­ство­вать… — вздох­нула мама. — А Малыш не хочет с нами ехать, да ещё при­ез­жает в гости дядя Юлиус!

Но тут папа стук­нул кула­ком по столу и ска­зал, что лично он непре­менно отпра­вится в путе­ше­ствие и во что бы то ни стало возь­мёт с собой маму, даже если ему для этого при­дётся её похи­тить. А Малыш может посту­пать, как ему взду­ма­ется: захо­чет — поедет с ними, нет — оста­нется дома. Пусть сам решает. Что же каса­ется дяди Юли­уса, то он волен при­ез­жать и жить у них в квар­тире и ходить к док­то­рам столько, сколько его душе угодно, а если ему это не под­хо­дит, может с тем же успе­хом остаться у себя в Вестер­гет­ланде, во вся­ком слу­чае — папа это заявил со всей опре­де­лён­но­стью — он отпра­вится в поло­жен­ный день на при­стань, сядет на паро­ход, и даже десять дядей Юли­усов его не остановят.

— Да, конечно, — ска­зала мама, — но всё это надо как сле­дует обдумать.

А когда мама всё обду­мала, то ска­зала, что попро­сит фре­кен Бок: может быть, она согла­сится помо­гать по хозяй­ству двум упря­мым холо­стя­кам — Малышу и дяде Юлиусу.

— Не двум, а трём, — ска­зал папа. — Тре­тьего упря­мого холо­стяка зовут Карлсон, кото­рый живёт на крыше. Не забудьте про Карлсона, ведь он будет тор­чать здесь целыми днями.

Боссе так хохо­тал, что чуть не сва­лился со стула.

— Домо­му­чи­тель­ница, дядя Юлиус и Карлсон — вот какая ком­па­ния подобралась!

— И плюс Малыш. Не забы­вайте про него, пожа­луй­ста, — ска­зала Бетан.

Она обхва­тила Малыша обе­ими руками и с непод дель­ным изум­ле­нием погля­дела ему в глаза.

— Ведь бывают же на свете такие люди, как мой млад­ший брат! — ска­зала она. — Он отка­зы­ва­ется от заме­ча­тель­ного путе­ше­ствия с мамой и папой ради того, чтобы остаться дома в обще­стве домо­му­чи­тель­ницы, дяди Юли­уса и Карлсона, кото­рый живёт на крыше.

— Раз у тебя есть луч­ший друг, его нельзя бросать.

Не думайте, что Малыш не пони­мал, как ему будет трудно! Немыс­лимо трудно будет с Карлсо­ном, кото­рый нач­нёт летать вокруг дяди Юли­уса и фре­кен Бок. Нет, что и гово­рить, кто-нибудь дол­жен остаться дома и всё распутывать.

— И этим «кто-нибудь» буду я, больше некому пони­ма­ешь, Бимбо? — ска­зал Малыш, когда он уже лежал в постели, а рядом, в кор­зинке, сопел Бимбо.

Малыш про­тя­нул ука­за­тель­ный палец и поче­сал Бимбо под ошейником.

— А теперь нам лучше всего поспать, — ска­зал он, — утро вечера мудренее.

Но тут послы­шался шум мотора, и в ком­нату вле­тел Карлсон.

— Ну и исто­рия со мной при­клю­чи­лась! — вос­клик­нул он. — Реши­тельно всё надо самому дер­жать в голове: если что забу­дешь — конец, рас­счи­ты­вать не на кого!..

Малыш сел в кровати.

— А что ты забыл?

— Я забыл, что у меня день рож­де­ния! Весь длин­ный сего­дняш­ний день у меня, ока­зы­ва­ется, день рож­де­ния, я про­сто об этом совер­шенно забыл, и никто, никто не ска­зал: «Поздрав­ляю тебя, доро­гой Карлсон».

— Не пони­маю, — уди­вился Малыш, — как у тебя может быть день рож­де­ния сего­дня, вось­мого июня? Я же помню, что у тебя день рож­де­ния в апреле.

— Точно, был, — под­твер­дил Карлсон. — Но день рож­де­ния дол­жен у меня быть все­гда в один и тот же день, когда есть столько дру­гих пре­крас­ных дней. Вось­мого июня, напри­мер, — вполне пре­крас­ный день, почему же мне его не выбрать для дня рож­де­ния. Может, ты против?

Малыш рас­сме­ялся.

— Нет, я «за»! Пусть у тебя будет день рож­де­ния все­гда, когда тебе хочется.

— Тогда, — начал Карлсон и умильно скло­нил голову набок, — тогда я попрошу дать мне мои подарки.

Малыш вылез из постели в глу­бо­кой задум­чи­во­сти. Не так-то легко было тут же найти для Карлсона под­хо­дя­щий пода­рок, но он решил всё же попробовать.

— Сей­час погляжу у себя в ящи­ках, — ска­зал он.

— Хорошо, — согла­сился Карлсон и при­го­то­вился тер­пе­ливо ждать. Но тут взгляд его упал на цве­точ­ный гор­шок, в кото­рый он поса­дил пер­си­ко­вую косточку. Недолго думая Карлсон кинулся к горшку и паль­цем быстро выко­вы­рял косточку из земли. — Нужно посмот­реть, рас­тёт она или нет. Ой, гляди, по-моему, она стала намного больше, — отме­тил он и, снова сунул косточку в землю, обтёр гряз­ные пальцы о пижаму Малыша. — Лет через два­дцать тебе будет здо­рово, — ска­зал он.

— Почему? — уди­вился Малыш.

— Потому что ты смо­жешь спать днём в тени пер­си­ко­вого дерева! Здо­рово, правда? Да, кро­вать тебе, конечно, при­дётся выбро­сить, мебель вообще как-то не под­хо­дит к пер­си­ко­вому дереву… Так, а где мои подарки?

Малыш выта­щил одну из своих малень­ких маши­нок, но Карлсон пока­чал голо­вой. Тогда Малыш пока­зал ему сперва игру-голо­во­ломку, потом «Кон­струк­тор», потом мешо­чек с раз­но­цвет­ными камуш­ками, но Карлсон вся­кий раз молча качал голо­вой. И тогда Малыш нако­нец дога­дался, что Карлсон хочет полу­чить: писто­лет! Он давно уже лежал в верх­нем ящике пись­мен­ного стола в спи­чеч­ном коробке. Это был самый малень­кий в мире писто­лет и, конечно, самый пре­крас­ный. Папа при­вёз его Малышу из-за гра­ницы, и Кри­стер, и Гунилла в своё время ему очень зави­до­вали, потому что они в жизни не видели таких малю­сень­ких писто­ле­тов. Он выгля­дел точь-в-точь как самый насто­я­щий, а стре­лял почти так же громко, как боль­шой. Совер­шенно непо­нятно, гово­рил папа, как эта малютка может так громко стрелять.

— Будь осто­ро­жен и не стре­ляй, а то люди вокруг будут пугаться, — ска­зал папа, когда поло­жил эту кро­хо­тульку Малышу на ладонь.

По понят­ной при­чине Малыш решил тогда не пока­зы­вать этот писто­ле­тик Карлсону. Впро­чем, Малыш и сам знал, что не очень кра­сиво с его сто­роны таить от друга игрушку. Да к тому же это ока­за­лось бес­смыс­лен­ным, потому что Карлсон сам обна­ру­жил писто­ле­тик, когда рылся в его ящике.

Карлсону этот писто­ле­тик, конечно, тоже необы­чайно понра­вился. «Может, поэтому он и решил устро­ить себе сего­дня день рож­де­ния», — поду­мал Малыш и, глу­боко вздох­нув, достал коро­бок из ящика.

— Поздрав­ляю тебя, доро­гой Карлсон! — ска­зал он.

Карлсон издал дикий вопль, бро­сился к Малышу и поце­ло­вал его в обе щеки, потом открыл коро­бок и с радост­ным кудах­та­ньем вынул пистолетик.

— Ты луч­ший в мире друг! — ска­зал он.

И Малыш вдруг почув­ство­вал себя счаст­ли­вым, таким счаст­ли­вым, словно у него было ещё сто таких пистолетиков.

— Пони­ма­ешь, — ска­зал Карлсон, — он мне в самом деле нужен. Сего­дня вечером.

— Зачем? — с тре­во­гой спро­сил Малыш.

— Чтобы, лёжа в постели, счи­тать овец, — объ­яс­нил Карлсон.

Тут надо ска­зать, что Карлсон не раз жало­вался Малышу, что плохо спит.

— По ночам, правда, я сплю как уби­тый, — гово­рил он. — И по утрам тоже. Но вот после обеда я лежу и воро­ча­юсь и не могу сомкнуть глаз.

Тогда-то Малыш и научил его, как надо бороться с бес­сон­ни­цей. Если вам не уда­ётся сразу заснуть, то нужно при­тво­риться спя­щим и пред­ста­вить себе, что видишь стадо овец, кото­рые пры­гают через забор­чик. И всех овец надо пере­счи­тать одну за одной, как раз в момент, когда они взле­тают над забор­чи­ком, и в конце кон­цов сон тебя обя­за­тельно одолеет.

— Пони­ма­ешь, я никак не мог заснуть сего­дня вече­ром, — ска­зал Карлсон. — Я лежал и счи­тал овец. И вот среди них была одна пар­ши­вая овца, кото­рая никак не хотела пры­гать, ну никак.

Малыш рас­сме­ялся.

— Почему она не хотела прыгать?

— Чтобы меня пому­чить. Стоит себе у забор­чика, пере­ми­на­ется с ноги на ногу и ни с места. Тогда я поду­мал, что, если бы у меня был писто­лет, я заста­вил бы её прыг­нуть. И вспом­нил, что у тебя, Малыш, в ящике пись­мен­ного стола лежит малень­кий писто­ле­тик, и тогда я решил, что сего­дня у меня день рож­де­ния, — ска­зал Карлсон и радостно потро­гал пистолетик.

Конечно, Карлсон тут же захо­тел испы­тать свой подарок.

— Про­верка! — ска­зал он. — Сей­час как бабахну, зна­ешь, как будет весело! А не то я не играю.

Но Малыш ска­зал очень твёрдо:

— Нет! Мы пере­бу­дим весь дом.

Карлсон пожал плечами.

— Ну и что ж? Пустяки, дело житей­ское! Снова заснут. А если у них нет овец, чтобы счи­тать, я им одолжу своих.

Но Малыш упёрся и ни за что не согла­шался на испы­та­ние писто­лета. Тогда Карлсон при­ду­мал такой выход.

— Мы поле­тим ко мне, — заявил он. — Всё равно ведь надо отпразд­но­вать мой день рож­де­ния… Не най­дётся ли у вас пирога?

Но пирога на этот раз не было, а когда Карлсон стал вор­чать, Малыш ска­зал, что это, мол, пустяки, дело житейское.

— Запомни, — строго обо­рвал его Карлсон. — «Пустяки, дело житей­ское» про пироги не гово­рят. Но делать нечего, попро­буем обой­тись булоч­ками. Беги и неси всё, что найдёшь!

Малыш про­брался в кухню и вер­нулся, нагру­жён­ный булоч­ками. Мама раз­ре­шила ему в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти давать Карлсону булочку-дру­гую. А сей­час необ­хо­ди­мость в этом была.

Правда, мама не раз­ре­шала летать с Карлсо­ном на крышу, но об этом Малыш совсем забыл и искренне уди­вился бы, если бы кто-нибудь ему об этом напом­нил. Он при­вык летать с Карлсо­ном и совсем не боялся, и даже сердце у него не ёкало, когда он, обхва­тив Карлсона руками за шею, стре­ми­тельно взле­тал ввысь, прямо к домику на крыше.

Таких июнь­ских вече­ров, как в Сток­гольме, не бывает нигде. Нигде в мире небо не све­тится этим осо­бым све­том, нигде сумерки не бывают такими ясными, такими про­зрач­ными, такими синими, что город и небо, отра­жён­ные в блек­лых водах залива, кажутся совсем сказочными.

Такие вечера словно спе­ци­ально созданы для празд­но­ва­ния дней рож­де­ния Карлсона в его домике на крыше. Малыш любо­вался сме­ной кра­сок на небе, а Карлсон не обра­щал на это ника­кого вни­ма­ния. Но когда они сидели вот так рядыш­ком на кры­лечке, упле­тали булочки и запи­вали их соком, Малыш ясно пони­мал, что этот вечер совсем не похож на дру­гие вечера. А Карлсон так же ясно пони­мал, что эти булочки совсем не похожи на дру­гие булочки, кото­рые печёт мама Малыша.

«И домик Карлсона не похож ни на один домик в мире», — думал Малыш. Нигде нет такой уют­ной ком­наты, и такого кры­лечка, и такого уди­ви­тель­ного вида вокруг, и нигде не собрано вме­сте столько уди­ви­тель­ных и на пер­вый взгляд бес­смыс­лен­ных вещей, как здесь: Карлсон, как белка, наби­вал свой домик бог знает чем. Малыш не имел поня­тия, где Карлсон раз­до­был все эти пред­меты. Боль­шин­ство своих сокро­вищ Карлсон раз­ве­ши­вал по сте­нам, чтобы их легко было найти в нуж­ный момент.

— Видишь, какой у меня поря­док. Всё-всё висит слева, кроме инстру­мен­тов, а инстру­менты — справа, — объ­яс­нил Карлсон Малышу. — И кар­тины тоже.

Да, на стене у Карлсона висели две пре­крас­ные кар­тины. Малыш очень любил на них смот­реть. Их нари­со­вал сам Карлсон. На одной в самом углу листа была нари­со­вана кро­шеч­ная кры­ла­тая козявка, и кар­тина назы­ва­лась «Очень оди­но­кий петух». На дру­гой была изоб­ра­жена лисица, но кар­тина при этом назы­ва­лась «Порт­рет моих кроликов».

— Кро­ли­ков не видно, потому что они все у лисицы в животе, — пояс­нял Карлсон.

Набив рот булоч­кой, Карлсон сказал:

— Когда у меня будет время, я нари­сую тре­тью кар­тину: «Порт­рет малень­кой упря­мой овцы, кото­рая не хочет прыгать».

Но Малыш слу­шал его рас­се­янно, у него кру­жи­лась голова от зву­ков и запа­хов лет­него вечера. Он уло­вил аро­мат цве­ту­щих лип с их улицы, слы­шал стук каб­лу­ков о плиты тро­туара — много людей гуляло в этот ясный вечер. «Какой лет­ний звук!» — поду­мал Малыш. Вечер был совсем тихий, и каж­дый шорох из сосед­них домов доно­сился до него уди­ви­тельно отчёт­ливо: люди бол­тали, и кри­чали, и пели, и бра­ни­лись, и сме­я­лись, и пла­кали — всё впе­ре­мешку. И никто из них не знал, что на крыше высо­кого дома сидит маль­чишка и вслу­ши­ва­ется в это спле­те­ние зву­ков, как в самую насто­я­щую музыку.

«Нет, они не знают, что я сижу здесь с Карлсо­ном, и что мне так хорошо, и что я жую булочки и пью сок», — поду­мал счаст­ли­вый Малыш.

Вдруг в бли­жай­шей к ним ман­сарде раз­да­лись какие-то вопли.

— Слы­хал? Это мои хули­ганы-соро­каны, — объ­яс­нил Карлсон.

— Кто?.. Кто? Филле и Рулле?

Малыш тоже знал Филле и Рулле. Это были самые отпе­тые хули­ганы и воры во всём Ваза­стане. Они тащили всё, что плохо лежало. Словно сороки. Поэтому Карлсон их звал «хули­ганы-соро­каны». Год назад они как-то вече­ром забра­лись в квар­тиру Сван­те­со­нов, чтобы обо­красть её, но Карлсон тогда поиг­рал с ними в при­ви­де­ния и так их напу­гал, что они это, верно, и по сей день не забыли. Даже сереб­ря­ной ложечки им не уда­лось унести.

Когда Карлсон услы­шал вопли Филле и Рулле в ман­сарде, он решил вмешаться.

— Я думаю, сей­час самое время их немного попу­гать, — ска­зал он. — А не то мои хули­ганы-соро­каны отпра­вятся на охоту за чужими вещами.

И они дви­ну­лись по скату крыши к ман­сарде жули­ков. Малыш не пред­по­ла­гал, что можно так ловко пры­гать на корот­ких тол­стых ногах: угнаться за Карлсо­ном было про­сто невоз­можно, тем более Малышу, кото­рый не так уж часто пры­гал по кры­шам, но он изо всех сил ста­рался не отстать от сво­его друга.

— Хули­ганы-соро­каны отвра­ти­тель­ные типы, — ска­зал Карлсон, пере­пры­ги­вая с выступа на выступ. — Когда я себе что-нибудь беру, я все­гда плачу за это пять эре, потому что я самый чест­ный на свете. Но скоро у меня кон­чится запас пяти­эро­вых моне­ток, и что я тогда буду делать, если мне захо­чется что-нибудь себе взять?.. Про­сто не знаю…

Окно ман­сарды Филле и Рулле было открыто, хоть и заве­шено зана­вес­кой. Крик там стоял невообразимый.

— Давай погля­дим, чего это они так раз­ве­се­ли­лись, — ска­зал Карлсон, ото­дви­нул зана­веску и загля­нул в ком­нату. Потом он пустил на своё место Малыша. И Малыш уви­дел Филле и Рулле. Они рас­по­ло­жи­лись прямо на полу, а перед ними была раз­ло­жена газета. Видимо, в такое неистов­ство их при­во­дило то, что они читали.

— Отхва­тить десять тысяч про­сто так, за здо­рово живёшь, пред­став­ля­ешь! — орал Рулле.

— И к тому же летает он здесь, у нас, в Ваза­стане! Поздравь меня с празд­ни­ком, Рулле! — орал Филле и кор­чился от смеха.

— Послу­шай, Филле, — ска­зал Рулле, — я знаю одного парня, кото­рому охота полу­чить десять тысяч крон, ха-ха-ха!

Когда Малыш понял, о чём они гово­рят, он поблед­нел от страха, но Карлсон только захихикал.

— А я знаю одного парня, кото­рому охота поза­ба­виться, — ска­зал он и выта­щил пистолетик.

Выстрел про­гре­мел по крыше.

— Откройте, поли­ция! — про­из­нёс Карлсон стро­гим голосом.

Рулле и Филле вско­чили как встрёпанные.

— Нулле, рас нет! — закри­чал Филле.

Он хотел ска­зать: «Рулле, нас нет», но когда он пугался, он все­гда путал буквы в словах.

— Ксо­рее в роб­гарде! — ско­ман­до­вал он, и они оба спря­та­лись в гар­де­робе и при­тво­рили за собой створку, словно их и не было вовсе.

— Филле и Рулле нет дома, они про­сили пере­дать, что их нет, они ушли! — раз­дался вдруг испу­ган­ный голос Филле.

Карлсон и Малыш вер­ну­лись назад и снова усе­лись на крыльцо, но Малышу уже не было так весело, как прежде: он думал о том, как трудно обес­пе­чить без­опас­ность Карлсона, осо­бенно когда рядом живут такие типы, как Рулле и Филле. А тут ещё в доме будут фре­кен Бок и дядя Юлиус… ах да, он ведь совсем забыл рас­ска­зать об этом Карлсону!

— Слу­шай, Карлсон… — начал Малыш.

Но Карлсон его не слу­шал. Он вовсю упле­тал булочки и запи­вал их соком из малень­кого голу­бень­кого ста­кан­чика, кото­рый прежде при­над­ле­жал Малышу, — он пода­рил его Карлсону три месяца тому назад на его про­шлый день рож­де­ния. Карлсон дер­жал ста­кан­чик обе­ими руками, как дер­жат малень­кие дети, а когда всё выпил, стал его катать по полу, тоже как это делают малень­кие дети.

— Ой! — вырва­лось у Малыша, потому что это был малень­кий голу­бой ста­кан­чик и ему не хоте­лось, чтобы он разбился.

Но он и не раз­бился: Карлсон очень ловко при­дер­жи­вал его боль­шими паль­цами ног. Дело в том, что Карлсон снял баш­маки и из его дра­ных нос­ков в крас­ную полоску тор­чали боль­шие пальцы.

— Послу­шай, Карлсон… — снова начал Малыш.

Но Карлсон его тут же перебил:

— Вот ты уме­ешь счи­тать. При­кинь-ка, сколько стоят мои боль­шие пальцы, если всего меня оце­нили в десять тысяч крон.

Малыш рас­сме­ялся.

— Не знаю. Ты что, про­да­вать их собираешься?

— Да, — ска­зал Карлсон. — Тебе. Уступлю по дешёвке, потому что они не совсем новые. И, пожа­луй… — про­дол­жал он, поду­мав, — не очень чистые.

— Глу­пый, — ска­зал Малыш, — как же ты обой­дёшься без боль­ших пальцев?

— Да я и не соби­ра­юсь обхо­диться, — отве­тил Карлсон. — Они оста­нутся у меня, но будут счи­таться тво­ими. А я их у тебя вроде как одолжил.

Карлсон поло­жил свои ноги Малышу на колени, чтобы Малыш мог убе­диться, насколько хороши его боль­шие пальцы, и убеж­дённо сказал:

— Поду­май только, вся­кий раз, как ты их уви­дишь, ты ска­жешь самому себе: «Эти милые боль­шие пальцы — мои». Разве это не замечательно?

Но Малыш реши­тельно отка­зался от такой сделки. Он про­сто пообе­щал отдать Карлсону свои пяти­эро­вые монетки — всё, что лежали в его копилке. Ему не тер­пе­лось рас­ска­зать Карлсону то, что он дол­жен был рассказать.

— Послу­шай, Карлсон, — ска­зал он, — ты можешь отга­дать, кто будет за мной при­смат­ри­вать, когда мама и папа отпра­вятся путешествовать?

— Я думаю, луч­ший в мире при­смотр­щик за детьми, — ска­зал Карлсон.

— Ты что, име­ешь в виду себя? — на вся­кий слу­чай спро­сил Малыш, хотя и так было ясно, что Карлсон имел в виду именно это.

И Карлсон кив­нул в подтверждение.

— Если ты можешь мне ука­зать луч­шего при­смотр­щика, чем я, полу­чишь пять эре.

— Фре­кен Бок, — ска­зал Малыш.

Он боялся, что Карлсон рас­сер­дится, когда узнает, что мама вызвала фре­кен Бок, когда луч­ший в мире при­смотр­щик за детьми нахо­дился под рукой, но, стран­ным обра­зом, Карлсон, напро­тив, заметно ожи­вился и просиял.

— Гей-гоп! — Вот и всё, что он ска­зал. — Гей-гоп!

— Что ты хочешь ска­зать этим «гей-гоп»? — с каким-то смут­ным бес­по­кой­ством спро­сил Малыш.

— Когда я говорю «гей-гоп», то я и хочу ска­зать «гей-гоп», — заве­рил Карлсон Малыша, но глаза его подо­зри­тельно заблестели.

— И дядя Юлиус тоже при­е­дет, — про­дол­жал Малыш. — Ему нужно посо­ве­то­ваться с док­то­ром и лечиться, потому что по утрам у него немеет тело.

И Малыш рас­ска­зал Карлсону, какой тяжё­лый харак­тер у дяди Юли­уса и что он про­жи­вёт у них всё время, пока мама и папа будут пла­вать на белом паро­ходе, а Боссе и Бетан разъ­едутся на кани­кулы кто куда.

— Уж не знаю, как всё это полу­чится, — с тре­во­гой ска­зал Малыш.

— Гей-гоп! Они про­ве­дут две неза­бы­ва­е­мые недели, поверь мне, — ска­зал Карлсон.

— Ты про кого? Про маму и папу или про Боссе и Бетан? — спро­сил Малыш.

— Про домо­му­чи­тель­ницу и дядю Юли­уса, — объ­яс­нил Карлсон.

Малыш ещё больше встре­во­жился, но Карлсон похло­пал его по щеке, чтобы ободрить.

— Спо­кой­ствие, только спо­кой­ствие! Мы с ними поиг­раем, очень мило поиг­раем, потому что мы с тобой самые милые в мире… Я‑то во вся­ком случае.

И он выстре­лил над самым ухом Малыша, кото­рый от неожи­дан­но­сти даже под­прыг­нул на месте.

— И бед­ному дяде Юли­усу не при­дётся лечиться у док­тора, — ска­зал Карлсон. — Его лече­нием зай­мусь я.

— Ты? — уди­вился Малыш. — Да разве ты зна­ешь, как надо лечить дядю Юлиуса?

— Я не знаю? — воз­му­тился Карлсон. — Обе­щаю тебе, что он у меня в два счёта забе­гает, как конь… Для этого есть три процедуры.

— Какие такие про­це­дуры? — недо­вер­чиво спро­сил Малыш.

— Щеко­та­ние, разо­зле­ние и дура­ка­ва­ля­ние, — серьёзно ска­зал Карлсон. — Ника­кого дру­гого лече­ния не потре­бу­ется, ручаюсь!

А Малыш с тре­во­гой гля­дел вниз, потому что из мно­гих окон стали высо­вы­ваться головы — видно, люди хотели выяс­нить, кто это стре­ляет. И тут он заме­тил, что Карлсон снова заря­жает пистолетик.

— Не надо, Карлсон, прошу тебя, — взмо­лился Малыш. — Не стре­ляй больше!

— Спо­кой­ствие, только спо­кой­ствие, — ска­зал Карлсон. — Послу­шай, — про­дол­жил он, помол­чав, — я вот сижу и обду­мы­ваю одну вещь. А как по-тво­ему, может ли домо­му­чи­тель­ница тоже стра­дать оне­ме­нием тела?

Но прежде чем Малыш успел отве­тить, Карлсон, ликуя, под­нял руку с писто­ле­том над голо­вой и выстрелил.

Рез­кий звук про­ка­тился по кры­шам и замер. В сосед­них домах загу­дели голоса: то испу­ган­ные, то сер­ди­тые, а кто-то крик­нул, что нужно вызвать поли­цию. Тут Малыш совсем вышел из себя. Но Карлсон сидел с невоз­му­ти­мым видом и жевал булочку, уже последнюю.

— Чего это они там рас­шу­ме­лись? — недо­уме­вал он. — Разве они не знают, что у меня сего­дня день рождения?

Он про­гло­тил послед­ний кусо­чек булочки и запел песню, милую песенку, кото­рая так хорошо зву­чала лет­ним вечером.

Пусть всё кругом
Горит огнём,
А мы с тобой споём:
Ути, боссе, буссе, бассе,
Биссе, и отдохнём.
Пусть две­сти було­чек несут
На день рож­де­нья к нам,
А мы с тобой устроим тут
Ути, боссе, буссе, капут,
Биссе и тарарам.

Карлсон-первый ученик

В тот вечер, когда мама и папа отпра­ви­лись в путе­ше­ствие, косой дождь бара­ба­нил по стёк­лам и гудел в водо­сточ­ных тру­бах. Ровно за десять минут до их отъ­езда в квар­тиру ворва­лась фре­кен Бок, про­мок­шая до нитки и злая как собака.

— Нако­нец-то! — про­шеп­тала мама. — Нако­нец-то! Она целый день про­ждала фре­кен Бок и теперь, конечно, нерв­ни­чала, но фре­кен Бок этого не заметила.

— Я не могла прийти раньше. И в этом вино­вата Фрида, — хмуро ска­зала она.

Маме надо было о мно­гом пого­во­рить с фре­кен Бок. Но вре­мени на это уже не было: у подъ­езда их ждало такси.

— Глав­ное, заботь­тесь о маль­чике, — ска­зала мама со сле­зами на гла­зах. — Наде­юсь, с ним ничего не слу­чится за время нашего отсутствия.

— При мне нико­гда ничего не слу­ча­ется, — заве­рила фре­кен Бок, и папа ска­зал, что он в этом не сомневается.

Он был уве­рен, что дома всё будет в порядке. А потом папа и мама обняли на про­ща­ние Малыша, вышли на пло­щадку и исчезли в лифте… И Малыш остался один с фре­кен Бок.

Она сидела за кухон­ным сто­лом, боль­шая, груз­ная, раз­дра­жён­ная, и при­гла­жи­вала мок­рые волосы сво­ими боль­шими, крас­ными руками. Малыш робко посмот­рел на неё и попы­тался улыб­нуться, чтобы пока­зать своё дру­же­лю­бие. Он пом­нил, что, когда фре­кен Бок в пер­вый раз жила у них, он боялся её и отно­сился к ней сперва очень плохо. Но теперь ведь всё было иначе, надо было ско­рее радо­ваться тому, что она здесь, в доме. И хотя встреча фре­кен Бок и Карлсона не пред­ве­щала ничего хоро­шего, Малыш был бла­го­да­рен домо­му­чи­тель­нице за то, что она согла­си­лась у них пожить. Ведь иначе мама нико­гда в жизни не раз­ре­шила бы ему остаться, чтобы обе­ре­гать Карлсона, это уж точно. Поэтому Малышу хоте­лось с самого начала вести себя с фре­кен Бок хорошо, и он веж­ливо спро­сил её:

— Как пожи­вает Фрида?

Фре­кен Бок не отве­тила, она только фырк­нула. Фрида была сест­рой фре­кен Бок. Малыш её в жизни не видел. Зато много о ней слы­шал. Даже очень много. От фре­кен Бок, кото­рая жила вме­сте с сест­рой Фри­дой в квар­тире на Фрей­га­тен, но они, видно, не очень-то ладили. Малыш понял, что фре­кен Бок была недо­вольна сест­рой, счи­тала её пове­де­ние нескром­ным и стран­ным. Всё нача­лось с того, что Фрида высту­пила по теле­ви­де­нию с рас­ска­зом о при­ви­де­ниях, а фре­кен Бок никак не могла с этим при­ми­риться. Правда, потом ей тоже уда­лось высту­пить по теле­ви­де­нию и рас­ска­зать всей Шве­ции свой рецепт при­го­тов­ле­ния соуса. Но всё же этого ока­за­лось недо­ста­точ­ным, чтобы под­чи­нить себе Фриду: она про­дол­жала вести себя нескромно и странно. Поэтому фре­кен Бок только фыр­кала в ответ на вопрос Малыша: “Как пожи­вает Фрида?

— Пола­гаю, что пре­красно, — всё же отве­тила домо­му­чи­тель­ница, когда отфыр­ка­лась. — Завела себе жениха, несчастная.

Малыш тол­ком не знал, что на это надо ска­зать, но что-то обя­за­тельно надо было ска­зать, а ведь ему хоте­лось быть вни­ма­тель­ным. Поэтому он спросил:

— А у вас, фре­кен Бок, тоже есть жених?

Но он явно сде­лал про­мах, потому что фре­кен Бок резко встала и так при этом дви­нула стол, что всё на нём задребезжало.

— Слава богу, нет! — ска­зала она. — Я и не хочу. Не всем же быть такими кокет­ками, как Фрида.

Она умолкла и с таким усер­дием стала мыть посуду, что брызги летели во все сто­роны. Но вдруг она о чём-то вспом­нила, с тре­во­гой погля­дела на Малыша и спросила:

— Послу­шай, я наде­юсь, что тот невос­пи­тан­ный тол­стый маль­чишка, с кото­рым ты в тот раз играл, теперь сюда больше не ходит?

Фре­кен Бок никак не могла взять в толк, что Карлсон, кото­рый живёт на крыше, — кра­си­вый, умный, в меру упи­тан­ный муж­чина в самом рас­цвете сил. Она счи­тала, что он — ровес­ник Малыша, его школь­ный това­рищ, самый обык­но­вен­ный озор­ник. Что этот озор­ник почему-то умеет летать, её не удив­ляло. Она думала, что такой мотор­чик можно купить в игру­шеч­ном мага­зине, были бы только деньги, и всё вор­чала по поводу того, что теперь так балуют детей. «Скоро дело дой­дёт до того, что дошколь­ники ста­нут на Луну летать», — гово­рила она. И вот теперь она вспом­нила Карлсона и назвала его «этот невос­пи­тан­ный, тол­стый маль­чишка»… Малышу это совсем не понравилось.

— Карлсон вовсе не такой тол­стый… — начал он, но тут как раз раз­дался зво­нок в дверь.

— О, при­е­хал дядя Юлиус! — ска­зал Малыш и побе­жал открывать.

Но в две­рях стоял вовсе не дядя Юлиус, а Карлсон. Он был мок­рый как гусь, под ногами у него уже натекла лужа, а в гла­зах был немой упрёк.

— Летать бог весть куда только потому, что кто-то не поду­мал оста­вить окно откры­тым! — воз­му­щался Карлсон.

— Да ведь ты же ска­зал, что тебе пора спать! — защи­щался Малыш, потому что Карлсон и в самом деле это ска­зал. — Я, правда, не думал, что тебя ещё можно ждать сегодня.

— А ты мог всё же не терять надежду, — не уни­мался Карлсон. — Ты мог бы поду­мать: а вдруг он всё же при­дёт, милый Карлсон­чик, ой, как это будет хорошо, да, да, вдруг всё же при­дёт, потому что захо­чет встре­титься с домо­му­чи­тель­ни­цей. Вот что ты мог бы подумать.

— А ты в самом деле захо­тел с ней встре­титься? — испу­ганно спро­сил Малыш.

— Гей-гоп! — крик­нул Карлсон. — Ещё бы!

Малыш пре­красно пони­мал, что он не сумеет надолго отсро­чить встречу Карлсона с фре­кен Бок, но он не был готов к тому, чтобы это про­изо­шло прямо в пер­вый же вечер. Он решил, что пого­во­рит сей­час с Карлсо­ном, но Карлсон, словно охот­ни­чья собака, напав­шая на след, неудер­жимо рвался на кухню. Малыш всё же схва­тил его за рукав.

— Послу­шай, Карлсон, — ска­зал он, ста­ра­ясь при­дать сво­ему голосу как можно боль­шую убе­ди­тель­ность, — она ведь думает, что ты мой това­рищ по школе, и, по-моему, хорошо, чтобы она и дальше так думала.

Карлсон вдруг застыл, а потом в нём что-то закло­ко­тало, как вся­кий раз, когда он при­хо­дил в вос­торг от новой выдумки.

— Она в самом деле верит, что я хожу в школу? — пере­спро­сил он, ликуя. И ринулся на кухню.

Фре­кен Бок услы­шала чьи-то при­бли­жа­ю­щи­еся шаги. Она ждала дядю Юли­уса и была немало удив­лена, что пожи­лой гос­по­дин так стре­ми­тельно ска­чет по кори­дору. Испол­нен­ная любо­пыт­ства, гля­дела она на дверь: ей каза­лось, что дядя Юлиус дол­жен быть очень пред­ста­ви­те­лен и эле­ган­тен. Когда же дверь с шумом рас­пах­ну­лась и в кухню ворвался Карлсон, она вскрик­нула, словно уви­дела змею.

Карлсон не заме­тил её ужаса. Двумя прыж­ками он очу­тился около неё и с рве­нием загля­нул ей в лицо, выра­жав­шее глу­бо­кое неодобрение.

— А ты зна­ешь, кто у нас в классе пер­вый уче­ник? — спро­сил Карлсон. — Уга­дай, кто лучше всех умеет счи­тать, и писать, и… Кто вообще лучше всех?

— Когда вхо­дишь в дом, надо здо­ро­ваться, — ска­зала фре­кен Бок. — И меня нисколько не инте­ре­сует, кто у вас пер­вый уче­ник. Уде во вся­ком слу­чае, не ты, это ясно.

— Спа­сибо за эти слова, — ска­зал Карлсон и надулся, но со сто­роны могло пока­заться, что он думает. — Уж в ариф­ме­тике-то я, во вся­ком слу­чае, самый силь­ный, — мрачно ска­зал он нако­нец и пожал пле­чами. — Пустяки, дело житей­ское, — доба­вил он и вдруг весело запры­гал по кухне. Он вер­телся вокруг фре­кен Бок и что-то бор­мо­тал, и так посте­пенно роди­лось что-то вроде песенки:

Пусть всё кругом
Горит огнём,
А мы с тобой споём.

— Не надо, Карлсон, не надо, — пытался унять его Малыш, но без толку.

Ути, боссе, буссе, бассе,
Биссе, и отдохнём, —

всё увле­чен­ней пел Карлсон. А когда он дошёл до слова «отдох­нём», раз­дался выстрел, а вслед за ним — прон­зи­тель­ный крик. Выстре­лил Карлсон из сво­его писто­ле­тика, а закри­чала фре­кен Бок. Малыш сперва поду­мал, что она упала в обмо­рок, потому что она плюх­ну­лась на стул и долго сидела молча, с закры­тыми гла­зами, но когда Карлсон снова запел:

Ути, боссе, буссе,
Биссе, и отдохнём, —

она открыла глаза и ска­зала зло:

— Ты у меня сей­час таких боссе и бассе полу­чишь дрян­ной маль­чишка, что век пом­нить будешь!

Карлсон на это ничего не отве­тил, он только под­це­пил своим пух­лень­ким ука­за­тель­ным паль­цем фре­кен Бок за под­бо­ро­док, а потом ткнул в кра­си­вую брошь, при­ко­ло­тую у ворота.

— Кра­си­вая вещь, — ска­зал он. — Где ты её стянула?

— Карлсон, пере­стань, прошу тебя! — в страхе крик­нул Малыш, потому что он видел, в каком бешен­стве была фре­кен Бок.

— Ты вся­кий… вся­кий стыд поте­рял, — про­го­во­рила она, запи­на­ясь, с тру­дом находя слова, а потом закри­чала: — Уби­райся вон! Слы­шишь? Я ска­зала: вон!

— Успо­койся! — ска­зал Карлсон. — Я ведь только спро­сил, а когда веж­ливо зада­ёшь вопрос, то можно наде­яться на такой же веж­ли­вый ответ.

— Вон! — кри­чала фре­кен Бок.

— Во-пер­вых, мне необ­хо­димо выяс­нить одну вещь, — ска­зал Карлсон. — Не заме­чала ли ты, что по утрам у тебя немеет тело? А если заме­чала, то не хочешь ли ты, чтобы я тебя полечил?

Фре­кен Бок обвела кухню диким взгля­дом в поис­ках какого-нибудь тяжё­лого пред­мета, чтобы швыр­нуть им в Карлсона, и Карлсон услуж­ливо под­бе­жал к шкафу, вынул оттуда выби­валку для ков­ров и сунул её домо­му­чи­тель­нице в руки.

— Гей-гоп! — кри­чал он, снова бегая по кухне. — Гей-гоп, вот теперь нако­нец всё начнётся!

Но фре­кен Бок бро­сила выби­валку в угол. Она ещё пом­нила, каково ей при­шлось в про­шлый раз, когда она гна­лась за ним с такой вот выби­вал­кой в руке, и не хотела испы­тать это снова.

Малыш боялся, что всё это плохо кон­чится, и гадал, сколько кру­гов Карлсон успеет сде­лать прежде, чем фре­кен Бок сой­дёт с ума. «Не так уж много», — решил Малыш и понял, что глав­ное — как можно быст­рее уве­сти Карлсона из кухни. И когда он в один­на­дца­тый раз про­мчался с гика­ньем мимо него, Малыш схва­тил его за шиворот.

— Карлсон, — взмо­лился он, — прошу тебя, пой­дём ко мне в комнату!

Карлсон пошёл за ним крайне неохотно.

— Пре­кра­тить наши упраж­не­ния как раз в тот момент, когда мне уда­лось нако­нец вдох­нуть в неё жизнь, какая глу­пость! — вор­чал он. — Ещё несколько минут, и она стала бы такой же бод­рой, весё­лой и игри­вой, как мор­ской лев, в этом нет сомнений!

Пер­вым дол­гом Карлсон, как все­гда, выко­пал пер­си­ко­вую косточку, чтобы посмот­реть, насколько она выросла. Малыш тоже подо­шёл, чтобы на неё взгля­нуть, а ока­зав­шись рядом с Карлсо­ном, поло­жил ему руку на плечо и только тогда заме­тил, что бед­няжка Карлсон про­мок до нитки — должно быть, он долго летал под про­лив­ным дождём.

— Неужели ты не мёрз­нешь, на тебе же сухого места нет? — спро­сил Малыш.

Карлсон, видно, до сих пор не обра­щал на это вни­ма­ния, но он тут же спохватился.

— Конечно, мёрзну, — ска­зал он. — Но разве это кого-нибудь бес­по­коит? Разве кто-нибудь паль­цем шевель­нёт, если луч­ший друг при­хо­дит, про­мок­ший до нитки, и у него зуб на зуб не попа­дает от холода? Разве кто-нибудь заста­вит его снять мок­рую одежду и наде­нет пуши­стый, кра­си­вый купаль­ный халат? Разве кто-нибудь, спра­ши­ваю я, побе­жит на кухню, и сва­рит для него шоко­лад, и при­не­сёт ему побольше плю­шек, и сил­ком уло­жит в постель, и споёт ему кра­си­вую, печаль­ную колы­бель­ную песнь, чтобы он ско­рее заснул?.. Разве кто-нибудь поза­бо­тился о друге? — заклю­чил свою тираду Карлсон и с упрё­ком посмот­рел на Малыша.

— Нет, никто не поза­бо­тился, — при­знался Малыш, и голос его про­зву­чал так, что каза­лось, он вот-вот расплачется.

И Малыш со всех ног кинулся делать всё то, что, по мне­нию Карлсона, надо было сде­лать в этом слу­чае для сво­его луч­шего друга. Труд­нее всего было полу­чить у фре­кен Бок тёп­лый шоко­лад и плюшки для Карлсона, но у неё уже не было ни сил, ни вре­мени ока­зы­вать даль­ней­шее сопро­тив­ле­ние, потому что она жарила цып­лёнка по слу­чаю при­езда дяди Юли­уса, кото­рый мог появиться в любую минуту.

— Сам себе сде­лай горя­чий шоко­лад, если хочешь, — ска­зала она.

И Малыш пре­красно со всем спра­вился. Несколько минут спу­стя Карлсон уже сидел в белом купаль­ном халате в постели Малыша, пил обжи­га­ю­щий шоко­лад и с аппе­ти­том ел плюшки, а в ван­ной ком­нате были раз­ве­шаны для про­сушки его рубашки, штаны, бельё, носки и даже башмаки.

— Вот что, — ска­зал Карлсон, — пре­крас­ную, печаль­ную колы­бель­ную можешь не петь, лучше посиди у изго­ло­вья моей кро­вати всю ночь, не смы­кая глаз.

— Всю ночь? — спро­сил Малыш.

Карлсон не мог отве­тить. Он как раз засу­нул в рот целую плюшку и поэтому только энер­гично заки­вал. Бимбо над­ры­вался от лая. Ему не нра­ви­лось, что Карлсон лежал в постели Малыша. Но Малыш взял Бимбо на руки и про­шеп­тал ему на ухо:

— Я ведь могу лечь на диван­чик, пони­ма­ешь? И твою кор­зинку мы пере­ста­вим туда.

Фре­кен Бок гре­мела чем-то на кухне, и, когда Карлсон это услы­шал, он ска­зал с досадой:

— Она не пове­рила, что я пер­вый ученик.

— Это неуди­ви­тельно, — ска­зал Малыш.

Он ведь давно обна­ру­жил, что Карлсон не умеет тол­ком ни читать, ни писать, ни счи­тать, хотя и похва­стался фре­кен Бок, что всё это он отлично умеет!

— Тебе надо упраж­няться, — ска­зал Малыш. — Хочешь, я научу тебя хоть немного сложению?

Карлсон фырк­нул, и брызги шоко­лада обдали всё вокруг.

— А ты хочешь, я научу тебя хоть немного скром­но­сти? Неужели ты дума­ешь, что я не знаю этого слу… сла… Как это называется?

Впро­чем, вре­мени для упраж­не­ний в уст­ном счёте у них всё равно не ока­за­лось, потому что именно в этот момент раз­дался дол­гий зво­нок в дверь. Малыш сооб­ра­зил, что это может быть только дядя Юлиус, и со всех ног кинулся откры­вать. Ему очень хоте­лось встре­тить дядю Юли­уса одному — он счи­тал, что Карлсон может спо­койно поле­жать это время в постели. Но Карлсон так не счи­тал. Он уже стоял за спи­ной Малыша, и полы купаль­ного халата пута­лись у него в ногах.

Малыш настежь рас­пах­нул дверь, и на пороге дей­стви­тельно стоял дядя Юлиус. В обеих руках он дер­жал по чемодану.

— Добро пожа­ло­вать, дядя Юлиус… — начал Малыш, но окон­чить ему так и не уда­лось, потому что раз­дался оглу­ши­тель­ный выстрел и дядя Юлиус как под­ко­шен­ный пова­лился на пол.

— Карлсон! — в отча­я­нии про­шеп­тал Малыш.

Как он жалел теперь, что пода­рил Карлсону этот писто­ле­тик! — Зачем ты это сделал?

— Это был салют! — вос­клик­нул Карлсон. — Когда при­ез­жают почёт­ные гости, ну, вся­кое там пре­зи­денты или короли, их все­гда встре­чают салютом.

Малыш чув­ство­вал себя до того несчаст­ным, что готов был запла­кать. Бимбо дико лаял, а фре­кен Бок, кото­рая тоже, услы­шав выстрел, при­бе­жала, всплес­нула руками и при­ня­лась охать и при­чи­тать над бед­ным дядей Юли­усом, кото­рый лежал непо­движно на ков­рике у вход­ной двери, словно пова­лен­ная сосна в лесу. Только Карлсон оста­вался по-преж­нему невозмутим.

— Спо­кой­ствие, только спо­кой­ствие, — ска­зал он. — Сей­час мы его взбодрим.

Он взял лейку, из кото­рой мама Малыша поли­вала цветы, и стал из неё поли­вать дядю Юли­уса. Это дей­стви­тельно помогло, дядя Юлиус мед­ленно открыл глаза.

— Всё дождь и дождь, — про­бор­мо­тал он ещё в полу­за­бы­тьи. Но когда уви­дел скло­нён­ные над ним встре­во­жен­ные лица, он совсем очнулся. — А что… что, соб­ственно, было? — спро­сил он в пол­ном недоумении.

— Был дан салют, — объ­яс­нил Карлсон, — хотя для мно­гих лиц цере­мо­ния салюта теперь соче­та­ется с таким вот душем.

А фре­кен Бок заня­лась тем вре­ме­нем дядей Юли­усом. Она насухо вытерла его поло­тен­цем и повела в ком­нату, где он будет жить. Оттуда доно­сился её голос: она объ­яс­няла дяде Юли­усу, что этот тол­стый маль­чишка — школь­ный това­рищ Малыша и что вся­кий раз он при­ду­мы­вает бог знает какие дикие шалости.

— Карлсон! — ска­зал Малыш. — Обе­щай, что ты нико­гда больше не будешь устра­и­вать салютов.

— Можете не бес­по­ко­иться, — угрюмо бурк­нул Карлсон. — При­хо­дишь спе­ци­ально для того, чтобы помочь тор­же­ственно и празд­нично встре­тить гостей, и никто тебя за это не бла­го­да­рит, никто не целует в обе щеки и не кри­чит в вос­торге, что ты — самый весё­лый в мире парень. Никто! Все вы сла­баки, только и норо­вите в обмо­рок падать! Плаксы… Вот вы кто!

Малыш ему не отве­тил. Он стоял и слу­шал, как дядя Юлиус вор­чит в своей ком­нате. И мат­рац был жёсток, и кро­вать коротка, и оде­яло слиш­ком тон­кое… Одним сло­вом, сразу стало заметно, что дядя Юлиус появился в доме.

— Он нико­гда ничем не бывает дово­лен, — ска­зал Малыш Карлсону. — Вот разве что самим собой.

— Да я его в два счёта от этого отучу, — ска­зал Карлсон, — ты только попроси меня как следует.

Но Малыш попро­сил Карлсона как сле­дует только об одном: оста­вить дядю Юли­уса в покое.

Карлсон ночует у Малыша

Час спу­стя дядя Юлиус уже сидел за сто­лом и упле­тал цып­лёнка, а фре­кен Бок, Малыш, Карлсон и Бимбо сто­яли рядом и гля­дели на него. «Как король», — поду­мал Малыш. Им учи­тель­ница в школе рас­ска­зы­вала, что, когда короли едят, вокруг стоят при­двор­ные и смот­рят на них.

Дядя Юлиус был тол­стый, и вид у него был очень высо­ко­мер­ный и само­до­воль­ный. «Наверно, такой, какой и дол­жен быть у ста­рых коро­лей», — решил Малыш.

— Собаку прочь! — ска­зал дядя Юлиус. — Малыш, ты же зна­ешь, что я тер­петь не могу собак.

— Но Бимбо не делает ничего пло­хого, — воз­ра­зил Малыш. — Он не лает, и вообще он такой милый.

Дядя Юлиус при­дал сво­ему лицу насмеш­ли­вое выра­же­ние, как, впро­чем, все­гда, когда соби­рался ска­зать что-нибудь неприятное.

— Да, теперь настали такие вре­мена, — ска­зал он. — Малень­кие маль­чики не только не делают то, что им при­ка­зано, но ещё и воз­ра­жают взрос­лым. Вот как теперь обстоят дела, и мне это реши­тельно не нравится.

До сих пор Карлсон не мог ото­рвать глаз от цып­лёнка, но после этих слов он пере­вёл взгляд на дядю Юли­уса и долго смот­рел на него в глу­бо­кой задумчивости.

— Дядя Юлиус, — про­го­во­рил нако­нец Карлсон, — скажи, тебе когда-нибудь кто-нибудь гово­рил, что ты кра­си­вый, умный и в меру упи­тан­ный муж­чина в самом рас­цвете сил?

Дядя Юлиус никак не ожи­дал услы­шать такой ком­пли­мент. Он очень обра­до­вался — это было ясно, хотя и попы­тался виду не пода­вать. Он только скромно улыб­нулся и сказал:

— Нет, этого мне никто ещё не говорил.

— Не гово­рил, зна­чит? — задум­чиво пере­спро­сил Карлсон. — Тогда почему тебе в голову при­шла такая неле­пая мысль?

— Карлсон, пере­стань… — ска­зал Малыш с упрё­ком, потому что счи­тал, что Карлсон и в самом деле ведёт себя безобразно.

Но тут Карлсон оби­делся не на шутку.

— «Карлсон, пере­стань, Карлсон, пере­стань, Карлсон, пере­стань»! Только это я от тебя и слышу! — воз­му­тился он. — Почему ты меня всё одёр­ги­ва­ешь? Я не делаю ничего плохого.

Дядя Юлиус строго посмот­рел на Карлсона. Но потом, видимо, решил, что он не заслу­жи­вает вни­ма­ния, и снова занялся цып­лён­ком. А фре­кен Бок всё подо­дви­гала ему блюдо и умо­ляла взять ещё кусочек.

— Наде­юсь, вам нра­вится? — спро­сила она.

Дядя Юлиус впился зубами в цып­ля­чью ножку, а потом ска­зал с насмеш­ли­вым видом:

— Да, спа­сибо! Хотя этому цып­лёнку уж навер­няка срав­ня­лось пять лет, зубы поз­во­ляют мне это точно определить.

Фре­кен Бок вспых­нула и смор­щила лоб от обиды.

— У такого цып­лёнка вообще нет зубов, — ска­зала она с горечью.

Дядя Юлиус погля­дел на фре­кен Бок ещё более насмешливо.

— Зато у меня они есть, — ска­зал он.

— Только не ночью, — уточ­нил Карлсон.

Малыш стал крас­ный как рак. Ведь это он рас­ска­зал Карлсону, что когда дядя Юлиус спит, его зубы лежат в ста­кане с водой на тум­бочке у кровати.

К сча­стью, фре­кен Бок в этот момент раз­ре­ве­лась — от обиды, что дядя Юлиус нашёл цып­лёнка жёст­ким. Ничто на свете не могло при­чи­нить ей такого горя, как непри­зна­ние её кули­нар­ного искус­ства, и теперь она горько плакала.

Дядя Юлиус, конечно, не думал, что она при­мет это так близко к сердцу. Он тороп­ливо побла­го­да­рил её за еду, сму­щённо встал из-за стола, уселся в качалку, раз­вер­нул газету и отго­ро­дился ею ото всех.

Карлсон в серд­цах уста­вился на него.

— Какие всё-таки бывают про­тив­ные люди! — вос­клик­нул он и, под­бе­жав к фре­кен Бок, стал её похло­пы­вать по плечу. — Ничего, ничего, моё золотце, — гово­рил он, ста­ра­ясь её уте­шить, — жёст­кий цып­лё­нок — это пустяки, дело житей­ское. Разве ты вино­вата, что так и не научи­лась жарить цыплят?

Но тут фре­кен Бок отпих­нула Карлсона от себя с такой силой, что он куба­рем про­ле­тел через всю ком­нату и — раз! — очу­тился прямо на коле­нях у дяди Юлиуса.

— Гей-гоп! — заво­пил Карлсон и, не дав дяде Юли­усу опом­ниться, удобно рас­по­ло­жился: он свер­нулся кала­чи­ком и ска­зал с доволь­ной улыб­кой: — Давай играть в дедушку и внучка! Рас­ска­зы­вай мне сказку, но только, смотри, не очень страш­ную, а то я испугаюсь.

Дядя Юлиус меньше всего на свете хотел быть дедуш­кой Карлсона, а кроме того, он уви­дел что-то инте­рес­ное в газете. Поэтому он недолго думая схва­тил Карлсона за шиво­рот и поста­вил на пол. Повер­нув­шись к фре­кен Бок, он громко сказал:

— Зна­ете, что я сей­час про­чёл? — спро­сил он. — Будто здесь у вас, в рай­оне Ваза­стана, летает какой-то спут­ник-шпион. Вы слыхали?

Малыш прямо застыл от ужаса. Только этого ещё не хва­тало! Почему дяде Юли­усу должна была попасть под руку именно эта зло­счаст­ная газета! Ведь с тех пор про­шло уже больше недели!

Однако, к сча­стью, дядя Юлиус пока только изде­вался над тем, что было напи­сано в газете.

— Они думают, что им всё сой­дёт с рук, любой бред, — ска­зал он. — У них только одна задача — рас­про­дать побольше номе­ров. Шпион… неуло­вим! Знаем мы эти сказки! Разве вы, фре­кен Бок, хоть разок видели этот таин­ствен­ный лета­ю­щий бочонок?

У Малыша пере­хва­тило дыха­ние. «Если она сей­час рас­ска­жет дяде Юли­усу, что этот невос­пи­тан­ный тол­стый маль­чишка тоже умеет летать, всё про­пало, — думал Малыш, — во вся­ком слу­чае, тогда у дяди Юли­уса обя­за­тельно воз­ник­нут подозрения».

Но фре­кен Бок, видно, вовсе не счи­тала, что в самом Карлсоне и в его уме­нии летать есть что-то необыч­ное, кроме того, она всё ещё так громко всхли­пы­вала, что едва могла говорить.

— Лета­ю­щий бочо­нок? Что-то я ничего об этом не слы­хала, — про­го­во­рила она нако­нец, гло­тая слёзы. — Наверно, обыч­ная газет­ная утка.

У Малыша вырвался вздох облег­че­ния. Если бы ему только уда­лось уго­во­рить Карлсона нико­гда, нико­гда, нико­гда не летать при дяде Юли­усе, то, может, всё как-нибудь ещё обо­шлось бы.

Малыш обер­нулся, чтобы тут же попро­сить об этом Карлсона, но его словно вет­ром сдуло. Малыш забес­по­ко­ился и решил немед­ленно начать поиски, но дядя Юлиус подо­звал его к себе. Он хотел узнать, как у Малыша идут дела в школе, и про­ве­рить, силён ли он в уст­ном счёте, хотя сей­час были лет­ние кани­кулы, а зна­чит, не время гово­рить о заня­тиях. Но в конце кон­цов Малышу всё же уда­лось вырваться, и он помчался к себе в ком­нату посмот­реть, не там ли Карлсон.

— Карлсон! — крик­нул он, пере­сту­пив порог. — Карлсон, где ты?

— В твоих пижам­ных шта­нах, — отве­тил Карлсон. — Если только эти две узкие кишки можно назвать штанами!

Он сидел на краю кро­вати и пытался натя­нуть на себя штаны, но, как ни ста­рался, ничего не получалось.

— Я дам тебе пижаму Боссе, — ска­зал Малыш, мет­нулся в ком­нату брата и при­нёс оттуда боль­шую пижаму. Она налезла и на такого тол­стяка, как Карлсон. Правда, шта­нины и рукава ока­за­лись черес­чур длинны, но Карлсон тут же нашёл выход — недолго думая он их обре­зал. Малыш не успел и слова вымол­вить, но он, по правде говоря, даже не очень огор­чился. В конце кон­цов, рас­суж­дал он, пижама — это пустяки, дело житей­ское, и то, что она погибла, не может омра­чить его радо­сти: ведь это такое уди­ви­тель­ное собы­тие — Карлсон оста­нется у него ночевать!

Малыш посте­лил себе на диван­чике про­стыни Боссе и поста­вил рядом с собой кор­зинку Бимбо. Бимбо уже улёгся в неё и пытался заснуть, но то и дело откры­вал глаза и недо­вер­чиво косился на Карлсона. Карлсон вер­телся в кро­ватке Малыша, ста­ра­ясь устро­иться поудобнее.

— Я хочу свить себе тёп­лое гнёз­дышко, — ска­зал он.

«В этой пёст­рой пижаме он и в самом деле похож на птицу, — поду­мал Малыш. — Если со всех сто­рон подо­ткнуть оде­яло, то он будет лежать, как в гнезде».

Но Карлсон не захо­тел, чтобы Малыш подо­ткнул одеяло.

— Пока ещё рано, — ска­зал он. — Сперва мы поза­ба­вимся. Я не согла­сен ску­чать, лёжа в постели. Здесь тоже есть, чем заняться. Можно есть бутер­броды с жир­ной кол­ба­сой, можно играть в «мешок», можно устро­ить поду­шеч­ную битву. Мы нач­нём с бутербродов.

— Но ты же недавно съел целую гору плюшек.

— Если мы будем лежать и ску­чать, я не играю, — заявил Карлсон. — Неси бутерброды!

И Малыш про­крался в кухню и при­го­то­вил бутер­броды. Никто ему не поме­шал, фре­кен Бок сидела в гости­ной и раз­го­ва­ри­вала с дядей Юли­усом. Видно, она уже про­стила ему ту обиду, кото­рую он ей нанёс, ска­зав, что цып­лё­нок жёсток. Малыш бес­пре­пят­ственно вер­нулся в свою ком­нату и при­сел на кро­вать у ног Карлсона. Он гля­дел, как Карлсон сосре­до­то­ченно упле­тает бутер­броды, и был счаст­лив. Как при­ятно, когда твой луч­ший друг оста­ётся у тебя ноче­вать. И Карлсон на этот раз тоже был всем, всем доволен.

— Бутер­броды хороши, и ты хорош, и домо­му­чи­тель­ница тоже хороша, — ска­зал он. — Хотя она и не пове­рила, что я пер­вый уче­ник, — доба­вил он и помрач­нел. Это обсто­я­тель­ство его явно огорчало.

— Ах, не обра­щай на это вни­ма­ния! Вот дядя Юлиус тоже хочет, чтобы я был пер­вым уче­ни­ком, а я вовсе не первый.

— Нет, спа­сибо, я так не согла­сен, — ска­зал Карлсон. — Вот если бы я хоть немного научил тебя этому слу… слу… как это ты называешь?

— Сло­же­ние, — ска­зал Малыш. — Ты соби­ра­ешься меня учить?

— Да, потому что я луч­ший в мире спе­ци­а­лист по сложению.

Малыш рас­сме­ялся.

— Сей­час про­ве­рим, — ска­зал он. — Ты согласен?

Карлсон кив­нул.

— При­сту­пай!

И Малыш приступил.

— Вот мама даёт тебе, допу­стим, три яблока…

— Я скажу ей спасибо.

— Не пере­би­вай меня, — ска­зал Малыш. — Если ты полу­чишь три яблока от мамы, и два от папы, и два от Боссе, и три от Бетан, и одно от меня…

Докон­чить ему не уда­лось, потому что Карлсон погро­зил ему пальцем.

— Так я и знал! — ска­зал он. — Я все­гда знал, что ты самый жад­ный в семье, а это что-нибудь да значит!

— Подо­жди, сей­час не об этом речь, — ска­зал Малыш, но Карлсон упрямо продолжал:

— Вот если бы ты дал мне боль­шой пакет, я быстро раз­вер­нул бы его, а там кило яблок, и две груши, и горсть таких мел­ких жёл­тых слив, знаешь?

— Пере­стань, — ска­зал Малыш. — Я же говорю про яблоки для при­мера, чтобы научить тебя сло­же­нию. Так вот, ты полу­чил одно яблоко от мамы…

— Постой, — сер­дито закри­чал Карлсон. — я так не играю! А куда она дела те два яблока, кото­рые только что соби­ра­лась мне дать?

Малыш вздох­нул.

— Милый Карлсон, яблоки здесь ни при чём. Они нужны мне только для того, чтобы объ­яс­нить тебе, как надо скла­ды­вать. Теперь ты понял, в чём дело?

Карлсон фырк­нул.

— Дума­ешь, я не пони­маю, в чём дело? Мама ста­щила у меня два яблока, как только я отвернулся.

— Пере­стань, Карлсон, — снова ска­зал Малыш. — Итак, если ты полу­чишь три яблока от мамы…

Карлсон довольно кивнул.

— Ну вот видишь! Надо уметь за себя посто­ять, я все­гда это знал. Я люблю поря­док: что моё, то моё. Я полу­чил три яблока от твоей мамы, два от папы, два от Боссе, три от Бетан и одно от тебя, потому что ты самый жадный…

— Да, так сколько же у тебя всего яблок? — спро­сил Малыш.

— А ты как думаешь?

— Я не думаю, я знаю, — твёрдо ска­зал Малыш.

— Ну тогда скажи! — попро­сил Карлсон.

— Нет, это ты дол­жен сказать.

— Больно вооб­ра­жа­ешь! Скажи! Держу пари, что ты ошибёшься.

— Напрасно наде­ешься! — ска­зал Малыш. — У тебя будет один­на­дцать яблок.

— Ты так дума­ешь? — пере­спро­сил Карлсон. — Вот и попал паль­цем в небо. Потому что поза­вчера вече­ром я сорвал два­дцать шесть яблок в одном саду в Лидин­гене, но потом я съел три штуки и ещё одно над­ку­сил — ну, что ты теперь скажешь?

Малыш мол­чал, он про­сто не знал, что ска­зать. Но потом он вдруг сообразил.

— Ха-ха! Всё ты врёшь, — ска­зал он. — Потому что в июне ещё нет яблок на деревьях.

— Верно, нет, — согла­сился Карлсон. — Но тогда где вы-то их взяли, яблоч­ные воришки!

И Малыш решил отка­заться от сво­его наме­ре­ния научить Карлсона сложению.

— Но теперь ты хоть зна­ешь, что это за штука — сложение.

— Ты дума­ешь, я раньше не знал, что это то же самое, что рвать яблоки, — ска­зал Карлсон. — А этому меня учить не надо, я сам с этим неплохо справлюсь.

Я ведь луч­ший в мире мастер по сло­же­нию яблок, и, когда у меня выбе­рется сво­бод­ный часок, мы поле­тим с тобой за город, и я покажу тебе, как надо браться за сложение.

Карлсон про­гло­тил послед­ний кусок хлеба с кол­ба­сой и решил при­сту­пить к поду­шеч­ному бою. Но сто­ило ему кинуть Малышу в голову подушку, как Бимбо дико залаял.

«Б‑р-р!..» — рычал Бимбо, вце­пив­шись зубами в угол подушки. Но Карлсон схва­тил её за дру­гой угол и потя­нул к себе. Так Бимбо и Карлсон рвали подушку друг у друга, пока она не лоп­нула. Бимбо раз­жал челю­сти. Карлсон под­хва­тил подушку и кинул к потолку. Перья, кра­сиво кру­жась, осы­пали Малыша, кото­рый лежал на кушетке и хохотал.

— Кажется, пошёл снег, — ска­зал Карлсон. — Смотри, какой густой! — вос­хи­тился он и снова под­бро­сил подушку к потолку.

Но Малыш ска­зал, что надо пре­кра­тить поду­шеч­ный бой и что вообще пора спать. Было уже поздно, они слы­шали, как дядя Юлиус поже­лал фре­кен Бок спо­кой­ной ночи.

— А теперь я пойду и лягу в свою корот­кую кро­вать, — ска­зал он.

И тут Карлсон вдруг очень оживился.

— Гей-гоп! — вос­клик­нул он. — Я, кажется, при­ду­мал ещё одну забав­ную штуку.

— Что ещё за штуку ты при­ду­мал? — уди­вился Малыш.

— Очень забав­ную штуку, кото­рую можно выки­нуть, если ночу­ешь не дома, а у кого-нибудь в гостях, — объ­яс­нил Карлсон.

— Играть в «мешок»? Под­ло­жить что-то в чужую постель, да? Уже поздно. Ты не будешь этого делать, ладно?

— Да, уже поздно, — согла­сился Карлсон.

— Конечно, уже поздно, — с облег­че­нием ска­зал Малыш.

— Я теперь уже не буду этого делать, — уве­рил его Карлсон.

— Вот и хорошо! — обра­до­вался Малыш.

— Потому что успел это сде­лать раньше, — закон­чил Карлсон.

Малыш так и сел.

— Ну да? Неужели дяде Юлиусу?

Карлсон заку­дах­тал от восторга.

— Хит­рый маль­чишка, как ты мог догадаться?

Малыш так много сме­ялся во время поду­шеч­ного боя, что теперь уже про­сто засто­нал от смеха, хотя знал, что Карлсон посту­пил дурно.

— Ой, как дядя Юлиус рассердится!

— Вот это мы и должны про­ве­рить, — ска­зал Карлсон. — При­дётся сле­тать вокруг дома и погля­деть в окно спальни.

Тут Малыш разом пере­стал виз­жать от смеха.

— Ни за что на свете! Вдруг он тебя уви­дит! Он решит, что ты и есть спут­ник-шпион… Сам можешь сооб­ра­зить, что тогда будет…

Но Карлсон был упрям.

— Когда под­кла­ды­ва­ешь кому-нибудь в постель «мешок», обя­за­тельно надо уви­деть, как жертва сер­дится, иначе вся затея не имеет смысла, — уве­рял он. — Не вол­нуйся, я при­кро­юсь зонтиком!

И он побе­жал в при­хо­жую за мами­ным крас­ным зон­ти­ком, потому что по-преж­нему лил дождь.

— Я не хочу мочить пижаму Боссе, — ска­зал Карлсон.

Он стоял на под­окон­нике с откры­тым зон­ти­ком, гото­вый к отлёту.

«Это очень опасно», — поду­мал Малыш и ска­зал с мольбой:

— Смотри, будь осто­ро­жен! Следи, чтобы никому не попасться на глаза, не то всё пропало!

— Спо­кой­ствие, только спо­кой­ствие! — ска­зал Карлсон. И поле­тел в дождь.

А Малыш остался, и он вовсе не был спо­коен, а, наобо­рот, так вол­но­вался, что кусал себе пальцы.

Минуты тяну­лись мучи­тельно долго. Дождь лил как из ведра. Малыш ждал. И вдруг он услы­шал душе­раз­ди­ра­ю­щий крик дяди Юли­уса. И вслед за тем в откры­тое окно вле­тел назад Карлсон. Он с доволь­ным видом выклю­чил мотор и при­строил на поло­вике зон­тик, чтобы сте­кала вода.

— Он видел тебя? — с испу­гом спро­сил Малыш. — Он лёг в постель?

— Пытался, он ведь такой упря­мый, — объ­яс­нил Карлсон.

Тут до них снова донёсся крик дяди Юлиуса.

— Я дол­жен пойти посмот­реть, что с ним слу­чи­лось, — ска­зал Малыш и побе­жал в спальню.

Дядя Юлиус сидел, завер­нув­шись в про­стыню; он оыл смер­тельно бле­ден, в гла­зах све­тился ужас, а на полу, рядом с ним, лежала подушка и свёр­ну­тое в валик одеяло.

— Ты мне здесь не нужен, — ска­зал дядя Юлиус, когда появился Малыш. — Позови фре­кен Бок.

Но фре­кен Бок, видно, сама услы­шала его крик, потому что она тоже при­мча­лась из кухни и застыла у двери как вкопанная.

— Боже мой! — вос­клик­нула она. — Неужели вы пере­сти­ла­ете постель?

— Нет, нет, — заве­рил её дядя Юлиус, — хотя вообще-то я не могу одоб­рить, что здесь сте­лят постель по новой моде… Но сей­час мне не до этого.

Он замол­чал и тихо засто­нал. Фре­кен Бок подо­шла поближе к нему и рукой потро­гала его лоб.

— Что слу­чи­лось? Вы больны, гос­по­дин Иенсен?

— Да, болен, — с тру­дом про­из­нёс дядя Юлиус. — Наде­юсь, что болен… Уходи, — доба­вил он, обра­ща­ясь к Малышу.

И Малыш ушёл. Но он задер­жался за две­рью, потому что хотел услы­шать, что ещё ска­жет дядя Юлиус.

— Я умный и трез­вый чело­век, — про­дол­жал дядя Юлиус. — Таин­ствен­ные явле­ния, о кото­рых пишут в газе­тах, раз­ные там глу­по­сти, не могут мне заду­рить голову… потому наде­юсь, что я про­сто болен.

— Что слу­чи­лась? — повто­рила фре­кен Бок. — У меня было виде­ние… Наверно, у меня жар, а это — бред, — ска­зал дядя Юлиус и вдруг пони­зил голос до шёпота, так что Малыш едва рас­слы­шал его слова. — Мне не хоте­лось бы, фре­кен Бок, чтобы вы это кому-либо рас­ска­зы­вали, но мне почу­ди­лось, что сюда явился лета­ю­щий гном с крас­ным зонтиком.

Карлсон устраивает тарарам и блины

На сле­ду­ю­щее утро, когда Малыш проснулся, Карлсона уже не было. Пижама Боссе валя­лась ском­кан­ной на полу. Окно было рас­пах­нуто, так что Малыш сразу решил, что Карлсон поле­тел к себе домой. Конечно, жаль, но, с дру­гой сто­роны, может, это даже хорошо. Фре­кен Бок не будет ругаться. Ей вовсе не обя­за­тельно знать, что Карлсон ноче­вал у Малыша. Всё же уди­ви­тельно, до чего без Карлсона сразу дела­лось пусто и скучно, хоть плачь. Правда, наве­сти после него поря­док было нелегко. Но сто­ило ему уйти, как Малыш начи­нал по нему ску­чать. Вот и сей­час, увидя, что он исчез, Малышу тут же захо­те­лось послать ему при­вет. Он подо­шёл к окну и три­жды дёр­нул за верё­вочку, скры­тую зана­вес­кой. Это была верё­вочка от звонка, кото­рый сма­сте­рил Карлсон, чтобы Малыш мог пода­вать ему сиг­налы. Дёр­нешь за верё­вочку, и у Карлсона на крыше зво­нит коло­коль­чик. Карлсон сам опре­де­лил, сколько звон­ков что значит.

— Позво­нишь раз — это зна­чит: «При­ходи», — ска­зал Карлсон. — Два раза — зна­чит: «При­ходи поско­рее», а три раза — зна­чит: «Спа­сибо, что на свете есть такой кра­си­вый, умный и в меру упи­тан­ный муж­чина, и такой сме­лый, и во всех отно­ше­ниях пре­крас­ный, как ты, Карлсон».

Вот именно это и хотел сей­час Малыш ска­зать Карлсону. Поэтому он три раза дёр­нул за верё­вочку и услы­шал, как три­жды зазве­нел коло­коль­чик на крыше. И пред­ставьте себе, он полу­чил ответ. Раз­дался писто­лет­ный выстрел, а потом Малыш услы­шал — правда, едва-едва, ведь рас­сто­я­ние было велико, — как Карлсон запел свою песенку: «Боссе, биссе, биссе, бом!»

— Не надо, Карлсон, не надо! — шеп­тал Малыш.

Глу­пый Карлсон! Рас­ха­жи­вает себе по крыше, стре­ляет, поёт. Как легко его могут услы­шать Филле и Рулле, под­ка­ра­у­лить, пой­мать, а потом сдать в редак­цию, чтобы полу­чить десять тысяч!

— Что ж, сам вино­ват, — ска­зал Малыш, обра­ща­ясь к Бимбо, кото­рый лежал в своей кор­зинке и гля­дел так, что каза­лось, всё пони­мает. Малыш натя­нул на себя шта­нишки и рубашку и стал играть с Бимбо, ожи­дая, пока проснётся дом.

Дядя Юлиус, видно, ещё спал, во вся­ком слу­чае, из спальни не доно­си­лось ни звука, но из кухни уже тянуло аро­ма­том све­же­мо­ло­того кофе, и Малыш пошёл посмот­реть, что делает фре­кен Бок.

Она сидела, тяжело нава­лив­шись на стол, и пила свою первую чашку кофе. Очень странно, но она не воз­ра­зила, когда. Малыш при­сел рядом. Ника­кой каши, видно, не было, наобо­рот, фре­кен Бок явно встала так рано, чтобы при­го­то­вить к зав­траку что-то вкус­ное. И правда, два блюда с тёп­лыми, пах­нув­шими кори­цей булоч­ками сто­яли на буфете, а в хлеб­ной кор­зинке на столе тоже выси­лась целая гора було­чек. Малыш взял булочку и налил себе ста­кан молока. Так они сидели друг про­тив друга и зав­тра­кали в пол­ном мол­ча­нии. В конце кон­цов фре­кен Бок сказала:

— Инте­ресно, как там живёт Фрида?

Малыш ото­рвал глаза от ста­кана с моло­ком и изум­лённо погля­дел на домо­му­чи­тель­ницу. Они с ней такие раз­ные, а ока­зы­ва­ется, ей не хва­тает Фриды, как ему Карлсона.

— Фре­кен Бок, вы ску­ча­ете по Фриде? — спро­сил он дружелюбно.

Но фре­кен Бок в ответ горько усмехнулась:

— Ты не зна­ешь Фриды!

Соб­ственно говоря, Фрида Малыша нисколько не инте­ре­со­вала. Но фре­кен Бок явно хоте­лось о ней пого­во­рить, поэтому Малыш спросил:

— А кто Фри­дин жених?

— Него­дяй, — ска­зала фре­кен Бок со вздо­хом. — Да, я знаю, что он него­дяй, он зарится на её деньги, это я сразу поняла.

Фре­кен Бок заскри­пела зубами при одной мысли об этом. «Бед­няжка, — думал Малыш, — наверно, ей совсем не с кем пого­во­рить, если она даже меня тер­пит, когда ей хочется рас­ска­зать о Фриде». И Малышу при­шлось долго сидеть на кухне и слу­шать нескон­ча­е­мые исто­рии про Фриду и её Филиппа, про то, какой глу­пой стала Фрида с тех пор, как Филипп ей вну­шил, что у неё кра­си­вые глаза и оча­ро­ва­тель­ный носик, «пле­ни­тель­ный в любую погоду», как выра­зился Филипп.

— «Оча­ро­ва­тель­ный носик»! — повто­рила фре­кен Бок и фырк­нула. — Конечно, если счи­тать, что кар­то­фе­лина сред­ней вели­чины укра­шает лицо, то…

— А как выгля­дит сам Филипп? — спро­сил Малыш, чтобы как-то про­явить интерес.

— Об этом я, слава богу, не имею ни малей­шего пред­став­ле­ния, — ска­зала фре­кен Бок. — Фрида не потру­ди­лась мне его представить.

Кем Филипп рабо­тал, фре­кен Бок тоже не знала. Но Фрида рас­ска­зы­вала, что у него есть това­рищ по работе, кото­рого зовут Рудольф.

— И этот Рудольф мне бы вполне подо­шёл, по сло­вам Фриды, но он не захо­чет водить со мной зна­ком­ство, потому что, по мне­нию Фриды, я совсем не при­вле­ка­тель­ная. У меня нет оча­ро­ва­тель­ного носика, вообще нет ничего оча­ро­ва­тель­ного, — ска­зала фре­кен Бок, снова фырк­нула, встала и напра­ви­лась за чем-то в при­хо­жую. Как только она вышла, в окно вле­тел Карлсон.

Малыш не на шутку рассердился.

— Послу­шай, Карлсон, я же тебя про­сил, чтобы ты не летал на гла­зах у фре­кен Бок и дяди Юлиуса!

— Потому я и при­ле­тел сей­час, чтобы никто из них меня не видел, — ска­зал Карлсон. — Я им даже не пока­жусь, — доба­вил он и залез под стол.

Когда в кухню вер­ну­лась фре­кен Бок, наде­вая на ходу шер­стя­ную кофту, он тихо сидел под сто­лом, скры­тый сви­са­ю­щими кон­цами скатерти.

Она налила себе ещё чашку кофе, взяла ещё булочку и про­дол­жала свой рассказ.

— Я уже гово­рила, что не могу похва­статься оча­ро­ва­тель­ным носи­ком-кар­тош­кой — это при­ви­ле­гия Фриды.

Тут раз­дался голос непо­нятно откуда, эта­кий искус­ствен­ный голос, как у чревовещателя:

— Верно, у тебя нос ско­рее похож на огурец.

Фре­кен Бок так под­ско­чила на стуле, что рас­плес­кала кофе, и с подо­зре­нием погля­дела на Малыша.

— Это ты, бесстыдник?

Малыш покрас­нел, он не знал, что сказать.

— Нет, — про­бор­мо­тал он. — Это, я думаю, по радио пере­дают про овощи — там про поми­доры раз­ные и огурцы.

Малыш нашёл довольно хит­рое объ­яс­не­ние, потому что в кухне у Сван­те­со­нов дей­стви­тельно было слышно радио от сосе­дей — фре­кен Бок уже не раз на это жаловалась.

Она повор­чала, но недолго, потому что в кухню вошёл дядя Юлиус, он тоже хотел выпить кофе. Спо­ты­ка­ясь, он обо­шёл несколько раз вокруг стола и сто­нал при каж­дом шаге.

— Какая кош­мар­ная ночь! — вос­клик­нул он. — Свя­той Иере­мей, что за ночь! Я и до этого стра­дал оне­ме­нием тела по утрам, а сей­час, после всего, что было, ой!..

Потом он сел за стол и молча гля­дел прямо перед собой, словно он погру­зился в какие-то серьёз­ные раз­мыш­ле­ния. «Что-то он на себя непо­хож», — решил наблю­дав­ший за ним Малыш.

— И всё же я бла­го­да­рен судьбе за эту ночь, — ска­зал он после паузы. — Она сде­лала меня дру­гим человеком.

— Вот и отлично, потому что ста­рый никуда не годился.

Это снова раз­дался тот стран­ный искус­ствен­ный голос, и снова фре­кен Бок под­прыг­нула на стуле и с недо­ве­рием посмот­рела на Малыша.

— Это снова радио у Линдбер­гов… Видно, пере­дача о ста­рых машинах.

Дядя Юлиус ничего не заме­тил. Он был так погло­щён сво­ими мыс­лями, что ничего не слы­шал и ничего не гово­рил. Фре­кен Бок подала ему кофе. Он про­тя­нул, не глядя, руку, чтобы взять булочку, но сде­лать этого не сумел, потому что в этот миг из-за стола пока­за­лась малень­кая пух­лая ручка и потя­нула кор­зинку к себе. Но дядя Юлиус и этого не заме­тил. Он по-преж­нему был все­цело погру­жён в свои мысли и очнулся, только когда сунул в горя­чий кофе пальцы вме­сто булочки и понял, что булочки он так и не взял и макать ему нечего. Он подул на обо­жжён­ную руку и рас­сер­дился. Но тут же снова углу­бился в свои мысли.

— Между небом и зем­лей суще­ствует более тес­ная связь, чем обычно думают, вот что я понял сего­дня ночью, — ска­зал он серьёзно и снова про­тя­нул руку, чтобы взять булочку. И снова высу­ну­лась пух­лень­кая ручка и ото­дви­нула кор­зинку с булоч­ками. Но дядя Юлиус опять ничего не заме­тил, он всё думал и думал и очнулся, только когда сунул в рот пальцы и даже впился в них зубами, поскольку ника­кой булочки у него в руке не было. Тогда он опять рас­сер­дился. Но новый дядя Юлиус был явно доб­рее ста­рого, потому что он быстро успо­ко­ился. Больше он не делал попытки взять булочку, а только всё в той же глу­бо­кой задум­чи­во­сти допил кофе.

А булочки всё же кто-то ел. Во вся­ком слу­чае, они исче­зали одна за дру­гой, но лишь Малыш пони­мал, куда. Он тихо хихи­кал и даже осто­рожно отпра­вил под стол ста­кан молока, чтобы Карлсону не упле­тать булочки всухомятку.

Именно это Карлсон назы­вал «куро­ще­ние булоч­ками». Как это полу­ча­ется на прак­тике, фре­кен Бок уже успела узнать за преж­ние посе­ще­ния Карлсона.

— Можно пре­красно куро­щать людей, погло­щая все их булочки, — заявил как-то Карлсон. Соб­ственно, он знал, что нужно гово­рить «укро­щать», но «куро­щать», уве­рял он, зву­чит куда более внушительно.

И теперь Карлсон устроил новое дья­воль­ское «булоч­ное куро­ще­ние», хотя фре­кен Бок этого и не поняла. И дядя Юлиус тоже. Он реши­тельно не заме­чал «булоч­ного куро­ще­ния», несмотря на всю его дья­воль­скую силу, а только всё думал и думал о чём-то своём. Но вдруг он схва­тил руку фре­кен Бок и крепко сжал, словно прося о помощи.

— Я дол­жен с кем-то об этом пого­во­рить, — ска­зал он нако­нец. — Теперь я уже не сомне­ва­юсь, это был не бред, я в здра­вом уме, но я видел гнома.

Фре­кен Бок широко рас­крыла глаза.

— Вы видели гнома?

— Да, — отве­тил дядя Юлиус. — Поэтому я теперь новый чело­век в новом для меня мире. В мире ска­зок. Пой­мите меня, фре­кен Бок, этот мир мне открылся сего­дня ночью со всей оче­вид­но­стью. Ведь раз в самом деле есть гномы, то, зна­чит, могут быть и ведьмы, и духи, и при­ви­де­ния — одним сло­вом, все те суще­ства, кото­рые опи­саны в сказках.

— А может, и лета­ю­щие шпи­оны, — попы­та­лась вста­вить фре­кен Бок, но это не понра­ви­лось дяде Юлиусу.

— Глу­по­сти, — ска­зал он, — всё это выдумки, кото­рые рас­про­стра­няют газеты, чтобы под­нять тираж.

Он накло­нился к фре­кен Бок и загля­нул ей в глаза.

— Но рас­су­дите сами, — про­дол­жал он дове­ри­тельно. — Ведь наши предки верили в домо­вых, в ведьм, в духов и во всё такое про­чее. Как же мы можем вну­шать себе, что всё это не суще­ствует? Неужели мы вооб­ра­жаем, что мы умнее наших дедов? Нет, только тол­сто­ко­жие, само­влюб­лён­ные люди могут утвер­ждать такую глупость.

Фре­кен Бок никак не хотела пока­заться тол­сто­ко­жей, потому она поспе­шила под­твер­дить, что ведьмы встре­ча­ются куда чаще, чем пред­по­ла­га­ешь. А если как сле­дует поду­мать, то ста­нет ясно, что бывают и домовые.

Но тут дяде Юли­усу при­шлось пре­рвать свои раз­мыш­ле­ния, потому что он зара­нее усло­вился с док­то­ром и ему уже пора было ухо­дить. Малыш мило про­во­дил его до перед­ней, и фре­кен Бок тоже. Малыш подал ему шляпу, а фре­кен Бок помогла ему надеть пальто. Вид бед­ного дяди Юли­уса дей­стви­тельно вызы­вал состра­да­ние. «Хорошо, что он идёт к док­тору», — поду­мал Малыш и робко похло­пал его по руке. Фре­кен Бок тоже явно была оза­бо­чена, и она спро­сила с тревогой:

— Как вы себя чув­ству­ете, гос­по­дин Иенсен?

— Откуда я знаю? Я ведь ещё не был у врача, — ска­зал дядя Юлиус так раз­дра­жённо, что Малыш поду­мал: «Хотя ему и открылся ночью мир ска­зок и он стал новым чело­ве­ком, кое-что от ста­рого дяди Юли­уса в нём ещё есть».

После ухода дяди Юли­уса Малыш и фре­кен Бок воз­вра­ти­лись на кухню.

— Теперь мне необ­хо­димо выпить ещё кофе с булоч­ками и поси­деть немного в пол­ном покое и тишине, — ска­зала фре­кен Бок, обер­ну­лась к буфету и вскрик­нула: на блю­дах не было ни еди­ной булочки. Вме­сто них лежал боль­шой бумаж­ный пакет, на кото­ром стран­ными кри­выми бук­вами было написано:

В МИРИ ЗКАЗОК ТОЖИ ЛЮБИ БУЛОЧКЫ

ГНУМ

Фре­кен Бок про­чла записку и мрачно нахму­рила брови.

— Нико­гда не поверю, — ска­зала она, — что гном может украсть булочки, даже если он дей­стви­тельно суще­ствует. Он слиш­ком умён и добр, чтобы поз­во­лять себе такие выходки. Нет, меня не про­ве­дёшь, я знаю, кто это сделал.

— Кто же? — спро­сил Малыш.

— Тот невос­пи­тан­ный, тол­стый маль­чишка, кото­рый к тебе ходит, Карлсон или как его там зовут? Погляди, дверь в кухню открыта! Он стоял здесь, при­та­ив­шись, и под­слу­ши­вал, а когда мы выхо­дили в перед­нюю, про­брался сюда. Она сер­дито потрясла голо­вой: — Гном! Вину сва­ли­вает на дру­гих, а сам едва умеет писать.

Малыш не был скло­нен под­дер­жи­вать раз­го­вор о Карлсоне, поэтому в ответ он только сказал:

— Я всё же думаю, что это гном. Пошли, Бимбо!

Каж­дое утро Малыш гулял с Бимбо в парке Вазы, и Бимбо счи­тал, что это самый весё­лый час за весь день, потому что в парке он встре­чал много дру­гих сим­па­тич­ных собак, кото­рых можно было обню­хать и с кото­рыми было весело поболтать.

Малыш обычно играл там с Кри­сте­ром и Гунил­лой, но сего­дня он их так и не нашёл. «Может быть, они уже уехали на кани­кулы», — поду­мал Малыш. Ну что ж, пусть, ему на это напле­вать, пока у него есть Карлсон. Ну и Бимбо, конечно.

Тут к Бимбо под­бе­жала какая-то боль­шая собака с явным наме­ре­нием напасть на него; Бимбо хотел было смело ринуться в бой, чтобы пока­зать этой глу­пой псине, что он о ней думает, но Малыш удер­жал его.

— Назад! — ско­ман­до­вал он. — Ты ещё мал, чтобы мериться силой с таким телёнком.

Он сгрёб Бимбо в охапку и поис­кал гла­зами ска­мейку, чтобы поси­деть, пока Бимбо успо­ко­ится. Но всё было занято — люди гре­лись на сол­нышке. В поис­ках сво­бод­ного местечка Малыш забрёл в даль­ний конец парка. Там он обна­ру­жил ска­мейку, на кото­рой рас­по­ло­жи­лись всего двое пар­ней, при­чём каж­дый дер­жал в руке бутылку пива. Малыш их тут же узнал: это были Филле и Рулле. Малыш испу­гался и хотел было пройти дальше, но вме­сте с тем что-то при­тя­ги­вало его именно к этой ска­мейке. Ему ведь надо узнать, про­дол­жают ли Филле и Рулле охо­титься за Карлсо­ном. Воз­можно, они будут об этом гово­рить. И чего ему, соб­ственно говоря, бояться? Филле и Рулле нико­гда его не видели и, сле­до­ва­тельно, его не знают. Вот и пре­красно! Зна­чит, он может сидеть с ними рядом сколько ему захо­чется. Так ведь посту­пают сыщики в детек­тив­ных рома­нах, когда высле­жи­вают пре­ступ­ни­ков, — сидят себе молча рядом и слу­шают чужой разговор.

Итак, Малыш сел на ска­мейку и весь пре­вра­тился в слух, но в то же время он ино­гда обра­щался к Бимбо, чтобы Филле и Рулле не думали, что он ими интересуется.

Однако было похоже, что ему ничего не удастся выве­дать. Филле и Рулле молча пили пиво. Нако­нец пиво было выпито, но они всё про­дол­жали мол­чать. И вдруг Филле сказал:

— Конечно, мы сумеем его пой­мать, мы ведь знаем, где он живёт. Я много раз видел, как он летел домой.

Малыш так испу­гался, что едва смог дух пере­ве­сти. Он был про­сто в отча­я­нии. Теперь Карлсону при­дётся сма­ты­вать удочки. Филле и Рулле заме­тили его малень­кий домик на крыше! Да, теперь всему насту­пит конец!

Малыш сжал кулаки, пыта­ясь сдер­жать слёзы, и в тот самый момент, когда это пере­стало ему уда­ваться, хотя он ста­рался изо всех сил, он услы­шал, как Рулле сказал:

— Да, я тоже много раз видел, как он вле­тает в окно, это ведь та самая квар­тира, куда мы как-то залезли тем летом, сечёшь? На чет­вёр­том этаже, там на две­рях таб­личка мед­ная и фами­лию помню — Свантесон.

У Малыша глаза округ­ли­лись от удив­ле­ния. Может, он ослы­шался? Неужели Филле и Рулле в самом деле думают, что Карлсон живёт у Сван­те­со­нов? Какое сча­стье! Это ведь зна­чит, что Карлсон все­гда может спря­таться у себя дома и быть там в пол­ной без­опас­но­сти. Филле и Рулле его не высле­дили! Да это и не так легко. Ведь никто, кроме тру­бо­чи­ста, не лазает по крышам.

Итак, Филле и Рулле не про­ню­хали про домик на крыше, и тем не менее всё это ужасно. Бед­няга Карлсон, каково ему при­дётся, если все­рьёз нач­нётся за ним охота! Этот дура­чок нико­гда не умел прятаться.

Филле и Рулле снова долго мол­чали, а потом Рулле ска­зал шёпо­том (Малыш едва расслышал):

— Давай сего­дня ночью.

Вот тут-то Филле и спо­хва­тился, что они сидят не одни на ска­мейке. Он погля­дел на Малыша и ска­зал очень громко:

— Да, так давай сего­дня ночью отпра­вимся копать червей!

Но так легко Малыша не про­ве­дёшь. Он пре­красно пони­мал, что именно Филле и Рулле соби­ра­лись делать сего­дня ночью: они попы­та­ются пой­мать Карлсона, когда он, как они думают, лежит в постели у Сван­те­со­нов и мирно спит.

«Надо пого­во­рить об этом с Карлсо­ном, и как можно ско­рее!» — решил про себя Малыш.

Но Карлсон появился только к обеду. На этот раз он не вле­тел в окно, а бешено затре­зво­нил во вход­ную дверь. Малыш побе­жал открывать.

— Ой, как здо­рово, что ты при­шёл! — начал Малыш, но Карлсон не стал его слу­шать. Он дви­нулся, пря­мым ходом на кухню к фре­кен Бок.

— Что ты стря­па­ешь? — спро­сил он. — Такое же жёст­кое мясо, как обычно? Или ты учи­ты­ва­ешь встав­ные челюсти?

Фре­кен Бок сто­яла у плиты и пекла блины, чтобы подать дяде Юли­усу что-нибудь более лёг­кое, чем цып­лё­нок, а когда она услы­шала голос Карлсона за спи­ной, то так резко обер­ну­лась, что выплес­нула на плиту целый полов­ник жид­кого теста.

— Послу­шай, ты! — в гневе закри­чала она. — Как тебе только не стыдно! Как это у тебя хва­тает сове­сти при­хо­дить сюда! Как ты можешь гля­деть мне в лицо, бес­со­вест­ный булоч­ный воришка!

Карлсон при­крыл лицо двумя пух­лень­кими руч­ками и лукаво погля­дел на неё в щёлочку между пальцами.

— Нет, ничего, гля­деть можно, но только осто­рожно, — ска­зал он. — Конечно, ты не пер­вая в мире кра­са­вица, но ведь ко всему можно при­вык­нуть, так что ничего, сой­дёт, могу и погля­деть! Ведь глав­ное, что ты милая… Дай мне блинка!

Фре­кен Бок оки­нула Карлсона безум­ным взгля­дом, а потом обра­ти­лась к Малышу: — Разве твоя мама пре­ду­пре­дила меня, что этот маль­чик будет у нас обе­дать? Неужели она так распорядилась?

Малыш поста­рался отве­тить как можно более уклон­чиво, но дружелюбно:

— Во вся­ком слу­чае, мама счи­тает… что Карлсон…

— Отве­чай, да или нет, — пре­рвала его фре­кен Бок. — Твоя мама ска­зала, что Карлсон дол­жен у нас обедать?

— Во вся­ком слу­чае, она хотела… — снова попы­тался уйти от пря­мого ответа Малыш, но фре­кен Бок пре­рвала его жёст­ким окриком:

— Я ска­зала, отве­чай — да или нет! На про­стой вопрос все­гда можно отве­тить «да» или «нет», по-моему, это не трудно.

— Пред­ставь себе, трудно, — вме­шался Карлсон. — Я сей­час задам тебе про­стой вопрос, и ты сама в этом убе­дишься. Вот, слу­шай! Ты пере­стала пить коньяк по утрам, отве­чай — да или нет?

У фре­кен Бок пере­хва­тило дыха­ние, каза­лось, она вот-вот упа­дёт без чувств. Она хотела что-то ска­зать, но не могла вымол­вить ни слова.

— Ну вот вам, — ска­зал Карлсон с тор­же­ством. — Повто­ряю свой вопрос: ты пере­стала пить коньяк по утрам?

— Да, да, конечно, — убеж­дённо заве­рил Малыш, кото­рому так хоте­лось помочь фре­кен Бок.

Но тут она совсем озверела.

— Нет! — закри­чала она, совсем поте­ряв голову.

Малыш покрас­нел и под­хва­тил, чтобы её поддержать:

— Нет, нет, не перестала!

— Жаль, жаль, — ска­зал Карлсон. — Пьян­ство к добру не приводит.

Силы окон­ча­тельно поки­нули фре­кен Бок, и она в изне­мо­же­нии опу­сти­лась на стул. Но Малыш нашёл нако­нец нуж­ный ответ.

— Она не пере­стала пить, потому что нико­гда не начи­нала, пони­ма­ешь? — ска­зал он, обра­ща­ясь к Карлсону.

— Я‑то пони­маю, — ска­зал Карлсон и доба­вил, повер­нув­шись к фре­кен Бок: — Глу­пая ты, теперь сама убе­ди­лась, что не все­гда можно отве­тить «да» или «нет»… Дай мне блинка!

Но меньше всего на свете фре­кен Бок была рас­по­ло­жена дать Карлсону бли­нов. Она с диким воп­лем вско­чила со стула и широко рас­пах­нула дверь кухни.

— Вон! — закри­чала она. — Вон!

И Карлсон пошёл к двери. Пошёл с высоко под­ня­той головой.

— Ухожу, — заявил он. — Ухожу с радо­стью. Не ты одна уме­ешь печь блины!

После ухода Карлсона фре­кен Бок несколько минут сидела молча. Но когда немного ото­шла, она с тре­во­гой погля­дела на часы.

— А тво­его дяди Юли­уса всё нет и нет! — вздох­нула она. — Поду­май, как давно он ушёл! Боюсь, не слу­чи­лось ли чего. Ведь он, навер­ное, плохо знает Стокгольм.

Малышу пере­да­лась её тревога.

— Да, он, может, заблудился…

Тут как раз раз­дался теле­фон­ный звонок.

— Навер­ное, это дядя Юлиус! — вос­клик­нул Малыш. — Зво­нит, чтобы ска­зать, что не знает, как попасть домой.

Фре­кен Бок мет­ну­лась в при­хо­жую, где был теле­фон, Малыш — за ней.

Но зво­нил не дядя Юлиус — это Малыш понял, как только услы­шал, что фре­кен Бок гово­рит обыч­ным ворч­ли­вым тоном:

— Да, да! Это ты, Фрида? Ну, как пожи­ва­ешь? Ещё не бро­сила свои глупости?

Малыш не хотел слу­шать чужие раз­го­воры, поэтому он пошёл к себе в ком­нату и взял книгу, чтобы почи­тать, но до него доно­си­лось бор­мо­та­ние из при­хо­жей, и конца этому не было.

Малыш был голо­ден. Он дога­ды­вался, что рано или поздно это раз­дра­жа­ю­щее его бор­мо­та­ние пре­кра­тится, и дядя Юлиус при­дёт домой, и они смо­гут нако­нец сесть за стол. Но он хотел обе­дать немед­ленно, никого не дожи­да­ясь. И как только фре­кен Бок поло­жила трубку, он выско­чил в при­хо­жую, чтобы ей это сказать.

— Что ж, могу тебя накор­мить, — ска­зала она мило­стиво и повела его на кухню. Но у две­рей она оста­но­ви­лась как вко­пан­ная. Её дород­ная фигура зани­мала весь проём двери, поэтому Малыш ничего не уви­дел. Он услы­шал только её гнев­ный вопль, а когда он всё же высу­нул голову из-за её юбки, потому что ему не тер­пе­лось узнать, в чём дело, то уви­дел Карлсона.

Карлсон сидел за сто­лом и пре­спо­койно ел один блин за другим.

Малыш испу­гался, что фре­кен Бок захо­чет убить Карлсона — во вся­ком слу­чае, вид у неё был такой. Но она только рину­лась впе­рёд и схва­тила тарелку с блинами.

— Ты… ты… ты ужас­ный маль­чишка! — кри­чала она.

Тогда Карлсон стук­нул её легонько по паль­цам и сказал:

— Не тро­гай мои блины! Я их честно купил у Линдбер­гов за пять эре.

Он широко рас­пах­нул свою пасть и отпра­вил туда сразу кипу блинов.

— Я же ска­зал, что не только ты одна уме­ешь печь блины. Найти блины очень про­сто: где чад, там и блины.

Малыш снова пожа­лел фре­кен Бок, потому что она никак не могла прийти в себя.

— А где… где… где же тогда мои блины? — про­сто­нала она и погля­дела на плиту. Там сто­яло её блюдо из-под бли­нов, но оно было совер­шенно пустым. И домо­му­чи­тель­ница снова при­шла в ярость. — Про­тив­ный маль­чишка! — заво­пила она. — Ты их тоже съел!

— Вовсе нет! — ска­зал Карлсон воз­му­щённо. — Побла­го­дари меня, что я этого не сде­лал. А ты только и уме­ешь, что меня обвинять.

В эту минуту на лест­нице послы­ша­лись шаги. Нако­нец-то идёт дядя Юлиус. Малыш был рад, что дядя Юлиус не заблу­дился в лаби­ринте улиц. А кроме того, его при­ход поло­жит конец перебранке.

— Пре­красно! — ска­зал Малыш. — Он, зна­чит, нашёл дорогу домой.

— Это я поза­бо­тился о том, чтобы он мог идти по следу, иначе он нико­гда бы не дошёл, — ска­зал Карлсон.

— По какому такому следу? — уди­вился Малыш. — А по такому, какой я оста­вил, — ска­зал Карлсон. — Потому что я самый забот­ли­вый в мире!

Но тут раз­дался зво­нок, фре­кен Бок тороп­ливо пошла откры­вать дверь, и Малыш тоже побе­жал встре­чать дядю Юлиуса.

— Добро пожа­ло­вать домой, — тор­же­ственно ска­зала фре­кен Бок.

— Мы уже думали, что ты заблу­дился, — ска­зал Малыш.

Но дядя Юлиус не отве­тил ни фре­кен Бок, ни Малышу, а строго спросил:

— Объ­яс­ните мне, почему во всём доме на каж­дой двер­ной ручке висят блины?

И он с подо­зре­нием погля­дел на Малыша, а Малыш про­бор­мо­тал в испуге:

— Может, это гном?

И побе­жал на кухню спро­сить Карлсона, что он по этому поводу думает.

Но Карлсона в кухне уже не было. Там сто­яли два пустых блюда, а на кле­ёнке тем­нела оди­но­кая лужица варенья.

Дяде Юли­усу, Малышу и фре­кен Бок при­шлось удо­воль­ство­ваться пудин­гом. И он ока­зался совсем недурён.

Малыш сбе­гал за ним в молоч­ную. Он не воз­ра­жал, когда его послали, потому что ему хоте­лось посмот­реть, как выгля­дят двер­ные ручки, когда на них висят блины.

Но на двер­ных руч­ках ника­ких бли­нов уже не было. Он обе­жал все лест­ницы и нигде не уви­дел ни одного блина. Он уже решил, что дядя Юлиус всё это выду­мал, но вдруг понял, в чём дело… На послед­ней сту­пеньке сидел Карлсон. Он ел блины.

— Хороши бли­ночки, но службу свою они уже сослу­жили, — ска­зал он. — А дядя Юлиус больше не заблу­дится, он теперь знает дорогу. Набив рот, он фырк­нул от воз­му­ще­ния. — Какая она всё же неспра­вед­ли­вая, ваша домо­му­чи­тель­ница! Ска­зала, что я съел её блины, а я был неви­нен как мла­де­нец. Из-за неё при­хо­дится теперь лопать и вот эти!

Малыш не мог не рассмеяться.

— Ты луч­ший в мире поеда­тель бли­нов, Карлсон, — ска­зал он, но вдруг что-то вспом­нил и сразу стал серьёз­ным. — Веро­ятно, они попы­та­ются сего­дня ночью пой­мать тебя. Пони­ма­ешь ли ты, что это значит?

Карлсон обли­зал свои жир­ные пальцы и издал тихое радост­ное урчание.

— Это зна­чит, что мы про­ве­дём весё­лый вечер, — ска­зал он. — Гей-гоп! Гей-гоп!

Карлсон — лучший в мире специалист по храпу

Мед­ленно сгу­ща­лись сумерки. Весь день Карлсон отсут­ство­вал. Видно, он хотел, чтобы домо­му­чи­тель­ница как сле­дует ото­шла после «куро­ще­ния блинами».

Малыш пошёл с дядей Юли­усом в желез­но­до­рож­ный музей. Дядя Юлиус очень любил этот музей, и Малыш тоже. А потом они вер­ну­лись домой и поужи­нали вме­сте с фре­кен Бок. Всё шло чин чином — Карлсон не пока­зы­вался. Но когда Малыш отпра­вился в свою ком­нату, его там ждал Карлсон.

По правде говоря, Малыш ему даже не обрадовался.

— Ой, до чего же ты неосто­рож­ный! — ска­зал он. — Зачем ты сего­дня прилетел?

— Как ты можешь зада­вать такие глу­пые вопросы? — уди­вился Карлсон. — Да потому, что я соби­ра­юсь у тебя ноче­вать, разве это не понятно?

Малыш вздох­нул. Весь день он ломал себе голову, как убе­речь Карлсона от Филле и Рулле. Может, надо позво­нить в поли­цию? Нет, это не годится, потому что тогда обя­за­тельно при­дётся объ­яс­нять, почему Филле и Рулле хотят пой­мать Карлсона, а это про­сто опасно.

А вот Карлсон не ломал себе голову и не боялся. Он стоял у окна и с невоз­му­ти­мым спо­кой­ствием выка­пы­вал пер­си­ко­вую косточку, чтобы оче­ред­ной раз выяс­нить, насколько она про­росла за сутки. Но Малыш был в самом деле очень напуган.

— Я про­сто не знаю, что нам делать, — ска­зал он.

— Это ты про Филле и Рулле? — спро­сил Карлсон. — Зато я знаю. Есть три спо­соба воз­дей­ствия — куро­ще­ние, дура­ка­ва­ля­ние и озве­ре­ние, и я соби­ра­юсь при­ме­нить их все.

Малыш счи­тал, что лучше всего при­та­иться. Он наде­ялся, что Карлсон про­си­дит эту ночь у себя в домике на крыше, что он при­та­ится как мышь. Но Карлсон ему ска­зал, что из всех дур­ных сове­тов, кото­рые ему давали, этот самый худший.

Однако Малыш не сда­вался. Дядя Юлиус пода­рил ему кулёк кара­ме­лек, и он рас­счи­ты­вал, что с его помо­щью ему удастся пере­убе­дить Карлсона. Он пома­хал куль­ком перед самым носом Карлсона, чтобы его соблаз­нить, и ска­зал не без зад­ней мысли:

— Ты полу­чишь весь этот кулёк, если поле­тишь домой и ляжешь спать.

Но Карлсон отпих­нул руку Малыша.

— Фу, до чего же ты про­тив­ный! — вос­клик­нул он. — Мне не нужны твои пар­ши­вые кара­мельки. Не вооб­ра­жай только, что я хочу их получить!

Он печально скри­вил рот, ото­шёл, забился в даль­ний угол и сел на скамеечку.

— Я и не знал, что ты такой про­тив­ный, — ска­зал он. — Так я не играю.

Малыш при­шёл в отча­я­ние. Ничего более ужас­ного, чем «так я не играю», быть не могло! Малыш тут же попро­сил про­ще­ния и поста­рался снова раз­ве­се­лить Карлсона, но ничего не полу­ча­лось. Карлсон дулся. Он был упрям.

— Ну, я про­сто не знаю, что ещё можно сде­лать, — ска­зал в конце кон­цов Малыш в пол­ном отчаянии.

— Я зато знаю, — ска­зал Карлсон. — Конечно, не навер­няка, но вполне воз­можно, что я буду играть, если ты сде­ла­ешь мне что-нибудь при­ят­ное… да, пожа­луй, сой­дёт и кулёк карамелек.

Малыш сунул ему кулёк, и Карлсон согла­сился с ним играть.

— Гей-гоп! — крик­нул он. — Ты и пред­ста­вить себе не можешь, что будет! Сей­час при­го­то­вим всё, что надо.

«Раз Карлсон оста­нется ноче­вать, я дол­жен посте­лить себе на диване», — поду­мал Малыш и побе­жал в ком­нату Боссе, но Карлсон оста­но­вил его. Он ска­зал, что не стоит сте­лить: сего­дня ночью всё равно никто не будет спать.

— Никто, кроме домо­му­чи­тель­ницы и дядюшки, кото­рые, я наде­юсь, будут спать мёрт­вым сном, потому что нам при­дётся и пошу­меть, — пояс­нил Карлсон.

Дядя Юлиус дей­стви­тельно рано отпра­вился в спальню. Он очень устал — он ведь так плохо спал про­шлой ночью и про­вёл потом весь день на ногах. И фре­кен Бок нуж­да­лась в отдыхе после вол­не­ний булоч­ного и блин­ного «куро­ще­ния». Она тоже рано уда­ли­лась к себе, вер­нее, к Бетан в ком­нату: мама решила, что фре­кен Бок на время их отъ­езда будет там спать.

Но прежде чем уда­литься на покой, они оба, и дядя Юлиус и фре­кен Бок, зашли к Малышу поже­лать ему спо­кой­ной ночи, а Карлсон, услы­шав их при­бли­же­ние, спря­тался в шкаф. Он сам счёл, что так будет умнее.

Дядя Юлиус зев­нул и сказал:

— Наде­юсь, нас опять посе­тит гном с крас­ным зон­ти­ком и навеет на всех нас сон.

«Можешь не сомне­ваться», — поду­мал Малыш, но вслух сказал:

— Спо­кой­ной ночи, дядя Юлиус, желаю тебе хорошо выспаться! Спо­кой­ной ночи, фре­кен Бок!

— И ты сей­час же ложись. Спо­кой­ной ночи, Малыш!

И они оба удалились.

Малыш быстро надел пижаму — на вся­кий слу­чай, если фре­кен Бок или дядя Юлиус вдруг взду­мают встать посреди ночи и посмот­реть, спит ли он.

Малыш и Карлсон решили обо­ждать, пока фре­кен Бок и дядя Юлиус не заснут, поэтому они сели играть в под­кид­ного дурака. Но Карлсон всё время жуль­ни­чал и хотел только выиг­ры­вать — «а то я не играю». И Малыш по воз­мож­но­сти давал ему выиг­ры­вать, а когда в конце кон­цов тот всё же раз про­иг­рал, то быстро сме­шал карты и сказал:

— Сей­час нам играть неко­гда, пора при­ни­маться за дело.

За это время дядя Юлиус и фре­кен Бок успели уснуть — гном с зон­ти­ком не нару­шал их покоя. Карлсон долго ходил от одной двери к дру­гой, при­слу­ши­ва­ясь к их храпу.

— Зна­ешь, кто луч­ший в мире хра­пун? А ну-ка, уга­дай! — ско­ман­до­вал Карлсон, а потом изоб­ра­зил для Малыша, как хра­пит дядя Юлиус и как фре­кен Бок.

— «Брр-пс-пс» — это дядя Юлиус, а у фре­кен Бок храп зву­чит совсем по-дру­гому: «Брр-аш, бррр-аш!»

Но тут Карлсону вдруг при­шла в голову новая мысль: у него всё ещё был боль­шой запас кара­ме­лек, хотя он и дал одну Малышу и сам съел деся­ток, зна­чит, необ­хо­димо спря­тать кулёк в какое-нибудь надёж­ное место, чтобы не думать о нём, когда при­дёт время действовать.

— Пони­ма­ешь, ведь мы ждём воров, — объ­яс­нил он. — У вас нет несго­ра­е­мого шкафа?

Малыш ска­зал, что, если бы у них был несго­ра­е­мый шкаф, он запря­тал бы туда прежде всего самого Карлсона, но, к сожа­ле­нию, несго­ра­е­мого шкафа у них нет. Карлсон задумался.

— Я положу кулёк к дядюшке, — решил он нако­нец. — Когда они услы­шат его храп, то поду­мают, это рычит тигр, и не решатся войти.

Когда он при­от­крыл дверь спальни, «брр-пс-пс, брр-пс-пс» зазву­чало куда громче и ещё более устра­ша­юще. Карлсон довольно захи­хи­кал и исчез с кулёч­ком в тем­ноте. Малыш стоял и ждал.

Вскоре он вер­нулся, сжи­мая в руке встав­ные челю­сти дяди Юлиуса.

— Ну что ты, Карлсон! — ужас­нулся Малыш. — Зачем ты их взял?

— Неужели ты дума­ешь, что я могу дове­рить свои кара­мельки чело­веку с зубами! — ска­зал Карлсон. — Пред­ставь себе, что дядюшка проснётся ночью и уви­дит мой кулё­чек! Если зубы у него под рукой, он их мигом наде­нет и нач­нёт грызть кон­феты одну за дру­гой. Но теперь он, к сча­стью, не смо­жет этого сделать.

— Дядя Юлиус и так нико­гда в жизни бы этого не сде­лал, — пору­чился Малыш. — Он ни за что не взял бы ни одной чужой конфетки.

— Дурак, он решил бы, что это его посе­тила фея из страны ска­зок и при­несла ему гостинцы, — ска­зал Карлсон.

— Да как он мог бы это поду­мать, раз он сам купил мне эти кара­мельки? — воз­му­тился Малыш, но Карлсон не желал ничего слушать.

— Кроме того, мне всё равно нужны эти челю­сти, — ска­зал он. — А ещё мне нужна креп­кая верёвка.

Малыш сбе­гал на кухню и при­нёс верёвку для сушки белья.

— А зачем тебе? — спро­сил Малыш, сго­рая от любопытства.

— Хочу сде­лать кап­кан для воров, — отве­тил Карлсон. — Наво­дя­щий ужас, устра­ша­ю­щий, смер­тельно опас­ный кап­кан для воров.

И он пока­зал, где он соби­ра­ется его соору­дить: в узень­ком там­буре у вход­ной двери, соеди­нён­ной аркой с прихожей.

— Вот именно здесь, и только здесь, — ска­зал Карлсон.

С каж­дой сто­роны арки в при­хо­жей сто­яло по стулу, и теперь, когда Карлсон при­сту­пил к соору­же­нию уни­каль­ного и весьма хит­ро­ум­ного кап­кана для воров, он про­тя­нул на неболь­шой высоте от пола несколько раз белье­вую верёвку между этими сту­льями и хоро­шенько её закре­пил. Если кто-нибудь в тем­ноте вой­дёт в дверь и захо­чет пройти в при­хо­жую, то обя­за­тельно спо­ткнётся об это заграж­де­ние и упадёт.

Малыш пом­нил, как в про­шлом году к ним забра­лись Филле и Рулле, чтобы их обо­красть. Они открыли дверь с помо­щью длин­ной про­во­локи, кото­рую про­су­нули в щель поч­то­вого ящика, и под­це­пили ею «собачку» замка. Наверно, и на этот раз они захо­тят попасть в квар­тиру таким же обра­зом. Что ж, будет только спра­вед­ливо, если они запу­та­ются в про­тя­ну­той верёвке.

— И вообще я зря вол­ну­юсь, — ска­зал он. — Ведь когда Филле и Рулле нач­нут возиться у две­рей, Бимбо так громко залает, что раз­бу­дит весь дом, и они бро­сятся наутёк.

Карлсон погля­дел на Малыша так, словно не верил своим ушам.

— Ах вот как? — ска­зал он строго. — Выхо­дит, я зря делал кап­кан для воров! Нет, так я не играю. Собаку надо немед­ленно убрать.

Малыш все­рьёз рассердился:

— Что ты несёшь! Куда мне её деть! Ты об этом подумал?

Тогда Карлсон ска­зал, что Бимбо может про­ве­сти ночь в его домике на крыше. Ляжет на его диван­чик, будет себе спать и тихо поса­пы­вать. А утром, когда Бимбо проснётся, Карлсон при­не­сёт ему фарш, он обе­щает. Пусть только Малыш обра­зу­мится и согла­сится отпра­вить к нему Бимбо.

Но Малыш не обра­зу­мился. Он счи­тал, что отсы­лать Бимбо из дома — без­об­ра­зие. А кроме того, как здо­рово, если Филле и Рулле наткнутся на лаю­щую собаку!

— Ты хочешь всё испор­тить… — горько ска­зал Карлсон. — Нико­гда не даёшь мне пове­се­литься вволю! На всё ты гово­ришь: «Нет, нет, нельзя». Ты мне только меша­ешь. Я не могу уже ни куро­щать, ни низ­во­дить, ни валять дурака, ничего не могу! Тебе на всё напле­вать, лишь бы твой щенок нала­ялся всласть и под­нял бы ночью переполох.

— Да разве ты не пони­ма­ешь… — начал было Малыш, но Карлсон его перебил:

— Так я не играю! Низ­води сам, как уме­ешь, а я так не играю.

Бимбо сер­дито завор­чал, когда Малыш вынул его из кор­зинки, потому что ему хоте­лось спать, и послед­нее, что уви­дел Малыш, когда Карлсон выле­тел с соба­кой в руках, были два боль­ших недо­уме­ва­ю­щих глаза.

— Не бойся, Бимбо! Я скоро возьму тебя назад! — кри­чал Малыш, чтобы уте­шить не то себя, не то Бимбо.

Карлсон вер­нулся через несколько минут в пре­крас­ном настроении.

— При­вет тебе от Бимбо. Уга­дай, что он ска­зал? «Как у тебя уютно, Карлсон, — вот что он ска­зал. И доба­вил: — Не могу ли я стать твоей собакой?»

— Ха-ха, не мог он это сказать!

Малыш хохо­тал: он знал, чей Бимбо, и Бимбо это тоже знал.

— Что ж, теперь всё в порядке, — ска­зал Карлсон. Он был дово­лен. — Ты же пони­ма­ешь, что такие доб­рые дру­зья, как мы с тобой, должны усту­пать друг другу: один все­гда посту­пает так, как хочется другому.

— Да, конечно, но дру­гим почему-то все­гда ока­зы­ва­ешься ты! — ска­зал Малыш со смеш­ком. Он был пора­жён пове­де­нием Карлсона.

Ведь любой чело­век дол­жен был понять, что в таком поло­же­нии, в каком был Карлсон, лучше всего спо­койно лежать себе ночью на диван­чике в своём домике на крыше и предо­ста­вить Бимбо воз­мож­ность спуг­нуть беше­ным лаем Филле и Рулле, если они и вправду взду­мают лезть в квар­тиру. Но Карлсон сде­лал всё бук­вально наобо­рот да ещё вну­шил Малышу, что так лучше. И Малыш ему охотно пове­рил, потому что в Малыше тоже жила жажда при­клю­че­ний и он сго­рал от жела­ния узнать, как они будут «куро­щать» на этот раз.

Карлсон спе­шил: он счи­тал, что Филле и Рулле могут явиться в любую минуту.

— Я сей­час устрою нечто такое, что их с самого начала испу­гает насмерть, — ска­зал он. — И глу­пая собака нам здесь совсем не нужна, поверь мне.

Он побе­жал на кухню и стал рыться в шкафу. Малыш попро­сил его делать всё потише, потому что фре­кен Бок спит в ком­нате Бетан, прямо за сте­ной. Карлсон об этом не подумал.

— Тогда ты стой на страже! — ско­ман­до­вал он. — Как пере­ста­нешь слы­шать «брр-ж‑ж» или «брр-аш», дай мне как-нибудь неза­метно знать. Он заду­мался, и вдруг ему при­шла мысль. — Зна­ешь, что ты сде­ла­ешь? Ты сам нач­нёшь хра­петь, да как можно громче. Вот так: «Гррр-ах-ах, гррр-ах-ах».

— Зачем? — недо­уме­вал Малыш.

— А вот зачем: если проснётся дядюшка, он решит, что это хра­пит фре­кен Бок, а если проснётся фре­кен Бок, она поду­мает на дядюшку, и ни у кого не воз­ник­нет подо­зре­ния. Но я‑то буду знать, что «гррр-ах-ах» — это зна­чит, ты мне пода­ёшь сиг­нал: кто-то из них проснулся, надо быть начеку! И тогда я залезу в шкаф и при­та­юсь! Ха-ха, уга­дай, кто луч­ший в мире проказник?

— А если при­дут Филле и Рулле, что мне тогда делать? — спро­сил Малыш испу­ганно, потому что не так уж при­ятно сто­ять одному в при­хо­жей, когда зале­зут воры, а Карлсон будет нахо­диться в дру­гом конце квар­тиры, на кухне.

— Тоже будешь хра­петь, — ска­зал Карлсон, — но иначе. Вот так: «Грр-о-го, рр-ого».

«Запом­нить все эти храпы, пожа­луй, труд­нее, чем выучить таб­лицу умно­же­ния», — поду­мал Малыш. Как легко спу­тать все эти «брр-пс-пс», «грр-ах-ах», «грр-о-го», но он поста­ра­ется изо всех сил не ошибиться.

Карлсон порылся на пол­ках, где лежало бельё, и сгрёб в охапку все кухон­ные полотенца.

— Этих поло­те­нец не хва­тит, — заявил он. — Но, к сча­стью, ещё есть поло­тенца в ванной.

— Что ты заду­мал? — допы­ты­вался Малыш.

— Мумию! — отве­тил Карлсон. — Все­ля­ю­щую ужас, устра­ша­ю­щую, смер­то­нос­ную мумию. Ещё более опас­ную, чем капкан.

Малыш тол­ком не знал, что такое мумия, но ему пом­ни­лось, что это что-то свя­зан­ное с еги­пет­скими пира­ми­дами. Он знал, что в пира­ми­дах хоро­нили царей и вое­на­чаль­ни­ков, они там лежали, словно заду­бев­шие футляры с пустыми глаз­ни­цами. Папа как-то раз об этом рас­ска­зы­вал. Царей этих и вое­на­чаль­ни­ков баль­за­ми­ро­вали, как он ска­зал, чтобы они сохра­ни­лись точно такими же, какими были при жизни. И их обма­ты­вали потом хол­сти­нами, как бин­тами, ска­зал папа. «Но Карлсон вряд ли умеет баль­за­ми­ро­вать», — поду­мал Малыш и спро­сил с удивлением:

— Как ты будешь делать мумию?

— Запе­ле­наю её в кухон­ные поло­тенца как милень­кую… Да ты об этом не заботься, — ска­зал Карлсон. — Стой на страже и выпол­няй своё дело, а уж со своим я справлюсь.

И Малыш стал на страже. Он при­слу­ши­вался к зву­кам, доно­ся­щимся из-за две­рей: «Брр-пс-пс», «грр-ах-ах». Вроде всё как надо. Но потом дяде Юли­усу при­снился, видимо, кош­мар, потому что его храп стал зву­чать так жалобно: «Грр-мм, грр-мм» вме­сто про­тяж­ного «пс-пс-пс». Малыш поду­мал, не надо ли пойти доло­жить об этом луч­шему в мире спе­ци­а­ли­сту по храпу, кото­рый ору­до­вал на кухне, но как раз в тот момент, когда он больше всего забес­по­ко­ился, что делать, он услы­шал чьи-то тороп­ли­вые шаги по лест­нице, потом ужас­ный гро­хот и поток руга­тельств. Это явно сра­бо­тал кап­кан воров, зна­чит, Филле и Рулле уже здесь, в квар­тире. Вме­сте с этим он обна­ру­жил, к вели­кому сво­ему ужасу, что звуки «грр-ах-грр-ах» совсем смолкли. Ой, что же ему делать? В отча­я­нии он повто­рил про себя все звуки, кото­рые ему велел запом­нить Карлсон, и в конце кон­цов попы­тался издать какое-то жал­кое «гр-о-го» впе­ре­мешку с такими же жал­кими «грр-ах», но всё это совсем не было похоже на храп.

Он снова попытался:

— Грр-ах, грр-ах…

— Заткнись! — донес­лось до него откуда-то со сто­роны кап­кана, и в тем­ноте он посте­пенно раз­гля­дел очер­та­ния чего-то малень­кого и тол­стого, что барах­та­лось в натя­ну­тых верёв­ках и отча­янно пыта­лось выбраться. Это был Карлсон.

Малыш под­бе­жал к нему и, при­под­няв сту­лья, помог ему встать. Но Карлсон не ска­зал ему спа­сибо. Он был зол как чёрт.

— Это ты вино­ват, — про­бур­чал он. — Ведь я велел тебе при­не­сти поло­тенце из ванной!

На самом-то деле он оста­вил Малыша на страже, а сам побе­жал в ван­ную, совсем забыв, бед­няга, что у него на дороге стоит кап­кан для воров. Но при чём тут Малыш?

Впро­чем, у них не ока­за­лось вре­мени выяс­нять, кто вино­ват в слу­чив­шемся, потому что они оба услы­шали, как фре­кен Бок нажи­мает ручку своей двери. Нельзя было терять ни секунды.

— Исчезни! — зашеп­тал Малыш.

Карлсон помчался на кухню, а сам Малыш скрылся в своей ком­нате и кинулся на кровать.

Всё это он успел про­де­лать в самый послед­ний момент. Он натя­нул оде­яло на голову и робко попро­бо­вал издать негром­кий храп «грр-ах», но у него снова не полу­чи­лось, и он лежал молча и слы­шал, как фре­кен Бок вошла к нему в ком­нату и подо­шла к его кро­вати. Он осто­рожно чуть при­от­крыл глаза и уви­дел, что она стоит над ним в ноч­ной рубашке, белев­шей в тем­ноте, стоит и так при­стально вгля­ды­ва­ется, что у него всё тело начи­нает зудеть.

— Только не делай вид, что ты спишь, — ска­зала фре­кен Бок, но голос её был не злым. — Тебя тоже раз­бу­дил рас­кат грома?

— Да… наверное…

Фре­кен Бок с удо­вле­тво­ре­нием кивнула.

— Я весь день чув­ство­вала, что ночью раз­ра­зится гроза. Было так душно, так парило! Но ты не бойся, — ска­зала она и погла­дила Малыша по голове. — Пусть себе гро­хо­чет, в городе это совсем не опасно.

Потом она вышла. Малыш долго лежал в кро­вати, не смея поше­вель­нуться. Но в конце кон­цов он всё же, тихонько встал. Его очень тре­во­жило, что с Карлсо­ном, и он неслышно про­крался на кухню.

Пер­вое, что он там уви­дел, была мумия.

И какая мумия! Она сидела на табу­ретке, а рядом стоял Карлсон, гор­дый как лев, и осве­щал её кар­ман­ным фона­ри­ком, кото­рый нашёл в стен­ном шкафу.

— Разве она не хороша? — спро­сил он.

«Она» — зна­чит, это мумия не царя, а царицы!” — поду­мал Малыш. Круг­лая, тол­стая царица, потому что поверх кухон­ных поло­те­нец Карлсон обмо­тал её всеми мох­на­тыми поло­тен­цами, кото­рые нашёл в ван­ной. Голова её была скру­чена из сал­фе­ток и тоже обмо­тана поло­тен­цем, в кото­ром он про­ре­зал боль­шие глаза и обвёл их чёр­ным обод­ком. Но глав­ное, у мумии были зубы. Насто­я­щие зубы — зубы дяди Юли­уса. Он засу­нул их в бахрому сал­фе­ток, а для вер­но­сти при­кре­пил ещё с обоих кон­цов пла­сты­рем. Наво­дя­щая ужас, устра­ша­ю­щая, смер­то­нос­ная мумия! При виде её Малыш содрогнулся.

— Почему на ней пла­стырь? — спро­сил он.

— Она бри­лась, — объ­яс­нил Карлсон и похло­пал мумию по щеке. — Гей-гоп, она так походка на мою маму, что я думаю назвать её «Мамочка».

И он схва­тил мумию в охапку и понёс в прихожую.

— Как при­ятно будет Филле и Рулле встре­титься с Мамочкой!

Карлсон — лучший в мире ночной проказник

И вот нако­нец в щель поч­то­вого ящика кто-то про­су­нул про­во­локу. Соб­ственно говоря, Малыш и Карлсон этого не уви­дели, потому что в там­буре было темно, хоть глаз выколи, а услы­шали: раз­да­лось поляз­ги­ва­ние и скре­жет, так что сомне­ний быть уже не могло — вот они, дол­го­ждан­ные Филле и Рулле!

Всё это время Малыш и Карлсон про­си­дели на кор­точ­ках под круг­лым сто­ли­ком в при­хо­жей и ждали. Так про­шло не меньше часа. Малыш даже задре­мал. Но он разом проснулся, когда в ящике что-то заскре­же­тало. Ой, вот сей­час всё нач­нётся! С него мигом сле­тел вся­кий сон, ему было так страшно, что по спине забе­гали мурашки. Карлсон решил его ободрить.

— Гей-гоп! — про­шеп­тал он. — Гей-гоп!

Поду­мать только, что с помо­щью про­стой про­во­лочки можно так легко сдви­нуть «собачку»! Потом дверь осто­рожно при­от­крыли, и кто-то про­скольз­нул в неё, кто-то был здесь, в там­буре! У Малыша пере­хва­тило дыха­ние — это и в самом деле было неве­ро­ятно. Послы­ша­лись шёпот и тихие шаги… И вдруг раз­дался гро­хот — о, что за гро­хот! — и два при­глу­шён­ных вскрика. И только тогда Карлсон под сто­лом зажёг свой фона­рик и тут же его снова поту­шил, но на крат­кий миг луч света упал на наво­дя­щую ужас, устра­ша­ю­щую, смер­то­нос­ную мумию, кото­рая сто­яла, при­сло­нён­ная к стене, и в зло­ве­щей улыбке ска­лила зубы — зубы дяди Юли­уса. И снова крики, на этот раз более громкие.

Всё даль­ней­шее про­изо­шло как-то одно­вре­менно, и Малыш не смог ни в чём разо­браться. Он слы­шал, как рас­пах­ну­лись двери, — это выско­чили из своих ком­нат дядя Юлиус и фре­кен Бок, и тут же он услы­шал чьи-то шаги в там­буре. Карлсон потя­нул Мамочку к себе за пово­док, кото­рый он надел ей на шею, и она с глу­хим сту­ком упала на пол. Потом он услы­шал, как фре­кен Бок несколько раз повер­нула выклю­ча­тель, чтобы зажечь свет в при­хо­жей, но он не зажи­гался, потому что Карлсон выкру­тил все пробки на предо­хра­ни­тель­ном щитке на кухне. «Про­каз­ни­чать лучше в тем­ноте», — ска­зал он. И вот фре­кен Бок и дядя Юлиус бес­по­мощно сто­яли, не зная, как осве­тить прихожую.

— Какая ужас­ная гроза! — ска­зала фре­кен Бок. — Всё так и гро­хо­чет! Неуди­ви­тельно, что решили выклю­чить электричество.

— Разве это гром? — спро­сил дядя Юлиус. — А я счи­тал, что это нечто совсем другое.

Но фре­кен Бок стала его уве­рять, что это навер­няка гром, она не может ошибиться.

— Да и что бы это ещё могло быть? — спро­сила она. — Я думаю, что это опять при­шли к нам ска­зоч­ные суще­ства, нынче ночью у них здесь встреча, — объ­яс­нил ей дядя Юлиус.

Соб­ственно говоря, он ска­зал «шка­шош­ные шуше­штва», потому что он стал вдруг шепе­ля­вить. «Он ведь остался без зубов», — дога­дался Малыш, но тут же об этом забыл. Он мог думать только о Филле и Рулле. Где они? Убе­жали? Он не слы­шал, чтобы хлоп­нула вход­ная дверь. Веро­ят­нее всего, они стоят где-то в там­буре, при­та­ив­шись в тем­ноте, может, спря­та­лись за пальто, вися­щие на вешалке? О, до чего ж страшно! Малыш при­дви­нулся как можно ближе к Карлсону.

— Спо­кой­ствие, только спо­кой­ствие, — про­шеп­тал Карлсон. — Скоро мы их снова поймаем.

— Да, конешно, што-то иш двух, — глу­бо­ко­мыс­ленно ска­зал дядя Юлиус. — Но шить в доме штало невошмошно!

Потом они оба, дядя Юлиус и фре­кен Бок, исчезли, каж­дый в своей ком­нате, и снова воца­ри­лась пол­ная тишина. Карлсон и Малыш сидели под сто­лом и ждали. «Про­шла уже целая веч­ность», — поду­мал Малыш. Снова послы­ша­лось «брр-пс-пс» и «брр-аш», сперва пре­ры­ви­сто и слабо, но потом эти звуки настолько окрепли, что стало ясно — дядя Юлиус и фре­кен Бок опять погру­зи­лись в глу­бо­кий сон.

И вот тогда при­та­ив­ши­еся в тем­ноте Филле и Рулле снова дви­ну­лись в путь. Слышно было их дыха­ние. Ужас охва­тил Малыша. И тут они зажгли фона­рик — да, пред­ставьте себе, у них тоже был фона­рик, — и луч света запры­гал по при­хо­жей. Края ска­терти сви­сали низко, но всё же Филле и Рулле легко могли обна­ру­жить под сто­лом их троих — его, Карлсона и Мамочку. Малыш зажму­рил глаза, словно он думал, что ста­но­вится от этого неви­ди­мым, и затаил дыха­ние. Шёпот Филле и Рулле раз­да­вался совсем рядом.

— Ты тоже видел при­ви­де­ние? — спро­сил Филле.

— Ещё бы! — под­хва­тил Рулле. — Белый при­зрак! Он стоял у этой стены, но теперь исчез.

— Ни в одной квар­тире в Сток­гольме нет столько при­ви­де­ний, как здесь, это мы с тобой давно знаем, — ска­зал Филле.

— Давай смо­та­емся отсюда, да поско­рей, — пред­ло­жил Рулле.

Но Филле не согласился.

— Ни за что на свете! Ради десяти тысяч я готов сра­жаться не то что с одним, а с целым десят­ком при­ви­де­ний, заруби себе это на носу.

Он тихо под­нял сту­лья, к нож­кам кото­рых была при­креп­лена верёвка от кап­кана, и акку­ратно поста­вил их на преж­нее место, чтобы они не валя­лись под ногами, если при­дётся отсюда бежать без оглядки. При этом он обру­гал живу­щих здесь детей: что за дурац­кие шутки!

— Надо быть поосто­рож­ней! Я и так весь в синя­ках и шишках.

И он снова стал шарить лучом фона­рика по всем углам.

— Давай погля­дим, где что рас­по­ло­жено, и нач­нём искать, — ска­зал он.

Луч опять забе­гал по при­хо­жей, и вся­кий раз, когда он при­бли­жался к столу, Малыш жму­рился и весь сжи­мался в комок. Он ужасно отси­дел себе ноги, они стали как дере­вян­ные, ему каза­лось, что они не поме­ща­ются под сто­лом и выле­зают из-под ска­терти — Филле и Рулле могут их увидеть.

К тому же он заме­тил, что Карлсон снова занялся Мамоч­кой. Свет фона­рика убе­жал от них, под сто­лом было темно, но всё же не настолько, чтобы Малыш не уви­дел, как Карлсон выта­щил Мамочку и поста­вил спи­ной к столу. Когда луч кар­ман­ного фонаря вер­нулся назад, он упал ей прямо в лицо, осве­тив её ужас­ный оскал.

И тогда снова раз­да­лись два вопля ужаса, а потом шаги в сто­рону вход­ной двери. Тут Карлсон оживился.

— Пошли, — шеп­нул он Малышу на ухо и пополз, волоча за собой Мамочку, через всю при­хо­жую и исчез в ком­нате Малыша.

Малыш; едва поспе­вал за ним.

— Какие гад­кие люди! — ска­зал Карлсон и при­тво­рил дверь. — Не умеют даже отли­чить мумию от при­ви­де­ния — это, по-моему, про­сто гадость!

Он осто­рожно выгля­нул и стал при­слу­ши­ваться, ста­ра­ясь понять, что про­ис­хо­дит в тём­ной при­хо­жей. Малыш тоже при­слу­шался: он наде­ялся, что сей­час хлоп­нет вход­ная дверь, но этого не слу­чи­лось. Филле и Рулле были здесь, они тихо шептались:

— Десять тысяч крон! Рулле, не забы­вай об этом! Учти, ника­кие при­ви­де­ния меня не остановят!

Они довольно долго пере­шёп­ты­ва­лись. Карлсон весь пре­вра­тился в слух.

— Пошли в ком­нату дядюшки, — ска­зал он. — Гей-гоп! Сей­час позабавимся.

Он схва­тил Мамочку на руки и уло­жил её в постель Малыша.

— Хай­сан, хопсан, Мамочка, ну вот, нако­нец-то ты можешь поспать как чело­век, — ска­зал он и подо­ткнул ей оде­яло, как мама под­ты­кает оде­яло, укла­ды­вая спать сво­его ребё­ночка. Потом шеп­нул Малышу: — Погляди, разве она не мила?

Он осве­тил мумию кар­ман­ным фона­ри­ком и одоб­ри­тельно похло­пал её по щеке.

Потом взял покры­вало, кото­рое фре­кен Бок сняла с кро­вати, когда при­хо­дила к Малышу, и, акку­ратно сло­жив, пове­сила на спинку стула, и тоже наки­нул его на Мамочку. «Чтобы она не замёрзла», — поду­мал Малыш и захи­хи­кал. Каза­лось, под всем этим лежит и без­мя­тежно спит тол­стый маль­чишка, потому что Мамочка была при­крыта с головой.

— При­вет, Малыш! — ска­зал Карлсон. — Теперь, пожа­луй, и ты можешь немного поспать.

— Где? — опять уди­вился Малыш. К тому же при виде Мамочки у него про­пал вся­кий сон. — Не могу же я лечь в кро­вать рядом с мумией!

— Нет, но под кро­вать можешь, — ска­зал Карлсон и полез пер­вым, пере­ка­ты­ва­ясь словно ёжик.

Малыш — за ним.

— А теперь ты услы­шишь типич­ный шпи­он­ский храп, — ска­зал Карлсон.

— Разве шпи­оны хра­пят как-то осо­бенно? — снова уди­вился Малыш.

— Да, они хра­пят коварно и хитро, так что можно с ума сойти. Вот так: «Хоооо, дооо, дооо!»

Шпи­он­ский храп похо­дил то на клё­кот, то на урча­ние, и звук этот в самом деле наво­дил ужас тем более что он ста­но­вился всё громче. Малыш испугался.

— Тише! А то сюда при­дут Филле и Рулле.

— Да ведь для этого и нужен шпи­он­ский храп, — объ­яс­нил Карлсон.

В этот момент кто-то дотро­нулся до двери и при­от­крыл её. В тем­ноту ворвался луч фона­рика, и в его свете Малыш уви­дел Филле и Рулле, кото­рые осто­рожно, на цыпоч­ках, про­кра­лись в комнату.

Карлсон хра­пел громко и зло­веще. Малыш при­шёл от этого в ужас и поду­мал: «Зря он так. Они нас обна­ру­жат». Правда, покры­вало сви­сало до самого пола, скры­вая его и Карлсона от света фона­рика и от любо­пыт­ных глаз. «И всё же он это здо­рово при­ду­мал», — решил Малыш.

— Хооо, хооо! — пуще преж­него хра­пел Карлсон.

— Ну, нако­нец-то мы, кажется, нашли, что искали, — ска­зал Филле, пони­зив голос. — Дети так не хра­пят, это навер­няка он. Ты только погляди на этого тол­стого увальня. Точно, он!

— Хооо! — злобно захра­пел Карлсон: ему явно не понра­ви­лось, что его назвали тол­стым уваль­нем, — это было слышно по его храпу.

— У тебя наруч­ники наго­тове? — спро­сил Рулле. — На него сразу надо надеть наруч­ники, не то он убежит.

Зашур­шало покры­вало. А потом Малыш услы­шал как Филле и Рулле захри­пели, словно им не хва­тало воз­духа, и он понял, что они уви­дели наво­дя­щий ужас оскал мумии, кото­рая поко­и­лась на подушке. Однако они не вскрик­нули и не бро­си­лись нау­тёк, а только дышали как-то странно.

— Ах, да это про­сто кукла… — нере­ши­тельно ска­зал Филле.

— Но тогда объ­ясни, — ска­зал Рулле, — как эта кукла сюда попала! Она ведь только что была в при­хо­жей или это другая?

— Да, странно, — согла­сился Филле. — А кто же храпит?

Но этого Филле так и не уда­лось выяс­нить, потому что послы­ша­лись при­бли­жа­ю­щи­еся шаги. Малыш сразу узнал тяжё­лую поступь фре­кен Бок и раз­вол­но­вался. Что сей­час будет! Какой под­ни­мется крик! Постраш­нее грома! Но ничего ужас­ного не произошло.

— Быст­рее в дега­роб! — про­шеп­тал Филле.

Малыш и огля­нуться не успел, как оба жулика ока­за­лись в его гардеробе.

Тут Карлсон снова ожи­вился. Пере­ка­ты­ва­ясь как ёжик, он дви­нулся к гар­де­робу и запер его на ключ. Потом он так же ловко и быстро при­полз назад под кро­вать. И в ту же секунду в ком­нату вошла фре­кен Бок, сама похо­жая на при­ви­де­ние в белой рубашке и со све­чой в руке.

— Это ты, Малыш, рыс­кал только что по моей ком­нате и осве­щал все углы фона­ри­ком? — строго ска­зала она.

— Нет, не я, — отве­тил Малыш прежде, чем успел сооб­ра­зить, что он делает.

— А тогда почему ты не спишь? — с недо­ве­рием спро­сила фре­кен Бок к доба­вила: — Почему ты накрылся с голо­вой? Я тебя плохо слышу.

Она резко отки­нула покры­вало, думая, что Малыш натя­нул его себе на голову. И тут раз­дался ужас­ный вопль. «Бед­ная фре­кен Бок, она ведь ещё не при­выкла, как Филле и Рулле, видеть все­ля­ю­щие ужас, смер­то­нос­ные мумии», — поду­мал Малыш. Он пони­мал, что настало время выползти из-под кро­вати. Всё равно она его най­дёт, а кроме того, нужна её помощь, чтобы как-то спра­виться с Филле и Рулле. Не могли же они оста­ваться в гардеробе!

И Малыш выполз.

— Не пугай­тесь, — начал он робко. — Мамочка — суще­ство не опас­ное, но вот у меня в гар­де­робе заперты два вора.

Фре­кен Бок ещё не пои­шла в себя после встречи с Мамоч­кой, но когда Малыш ска­зал, что в гар­де­робе сидят два вора, она про­сто разозлилась.

— Что ты несёшь! Какие глу­по­сти! Воры в гар­де­робе! Не бол­тай, пожалуйста!

Но для вер­но­сти она всё же подо­шла к дверце гар­де­роба и крикнула:

— Здесь есть кто-нибудь?

Ответа не после­до­вало, и она ещё больше разозлилась.

— Отве­чайте! Здесь есть кто-нибудь? Если никого нет, то ведь можно это сказать.

Но тут она услы­шала лёг­кий шорох в нед­рах гар­де­роба и поняла, что Малыш ска­зал правду.

— Сме­лый маль­чик! — вос­клик­нула она. — Такой малень­кий, а сумел спра­виться с двумя взрос­лыми ворами! Герой!

Кро­вать заскри­пела, и из-под неё вылез Карлсон.

— Это вовсе не он, — ска­зал Карлсон, — это я всё сделал!

Он кинул сер­ди­тый взгляд на фре­кен Бок и на Малыша.

— Спа­сибо мне, что я такой сме­лый и хоро­ший во всех отно­ше­ниях, — ска­зал он. — И такой умный, и кра­си­вый, а вовсе не тол­стый ува­лень, вот!

Фре­кен Бок чуть с ума не сошла, когда уви­дела Карлсона.

— Ты… ты!.. — закри­чала она, но тут же спо­хва­ти­лась, что сей­час не время и не место ругать Карлсона за блины, потому что надо было поду­мать о серьёз­ных вещах. — Сбе­гай ско­рее, раз­буди дядю Юли­уса, и мы будем зво­нить в поли­цию… Ой, я раз­дета… пойду накину халат, — ска­зала она, бро­сив стыд­ли­вый взгляд на свою ноч­ную рубашку.

И она тороп­ливо вышла. Малыш побе­жал будить дядю Юли­уса. Но прежде взял у Мамочки челю­сти. Он пони­мал, что теперь они нуж­нее самому дяде Юлиусу.

В спальне мерно зву­чало «грр-пс-пс». Дядя Юлиус спал, как ребёнок.

Начи­нало све­тать. В ещё совсем густых сумер­ках Малыш с тру­дом раз­гля­дел на тум­бочке ста­кан с водой. Он опу­стил туда челю­сти, послы­шался тихий плеск. Рядом со ста­ка­ном лежали очки дяди Юли­уса и кулёк с кара­мель­ками. Малыш взял кулёк и сунул его в кар­ман пижамы, чтобы отдать Карлсону. Дяде Юли­усу было ни к чему его видеть, а то нач­нёт ещё допы­ты­ваться, как он сюда попал.

У Малыша воз­никло смут­ное ощу­ще­ние, что на тум­бочке должно ещё что-то лежать. Ах да, конечно, часы дяди Юли­уса и его бумаж­ник. Ни часов, ни бумаж­ника на месте не было. Но Малыш не обра­тил на это осо­бого вни­ма­ния. Ему пору­чили раз­бу­дить дядю Юли­уса, и он при­сту­пил к делу.

Дядя Юлиус разом проснулся.

— Что ещё случилось?..

Пер­вым делом он схва­тился за зубы и надел их и только тогда сказал:

— Странно, скоро я вер­нусь домой, в свой Вестер­гет­ланд, там можно спать по шест­на­дцать часов в сутки, а здесь, здесь ноч­ная жизнь…

«Что ж, он, пожа­луй, прав», — поду­мал Малыш и стал ему объ­яс­нять, почему он дол­жен немед­ленно встать.

Дядя Юлиус тороп­ливо напра­вился в ком­нату Малыша, Малыш бежал за ним сле­дом, фре­кен Бок, наки­нув халат, тоже поспе­шила туда, и все они столк­ну­лись в дверях.

— О, доро­гой гос­по­дин Иен­сен, пред­став­ля­ете себе, воры! — при­чи­тала фре­кен Бок.

Малыш сразу заме­тил, что Карлсона в ком­нате нет, а окно рас­пах­нуто. «Должно быть, он уле­тел домой. Это хорошо, очень хорошо! Про­сто сча­стье, потому что неза­чем ему встре­чаться ни с Филле и Рулле, ни с поли­цией. Это так хорошо, что даже как-то не верится», — поду­мал Малыш.

— Они заперты в гар­де­робе, — объ­яс­нила фре­кен Бок и засме­я­лась испу­ганно и радостно.

Но дядя Юлиус ука­зал на кро­вать Малыша, где по-преж­нему лежала укры­тая с голо­вой мумия, и сказал:

— Давайте сперва раз­бу­дим Малыша!

И тут же в пол­ной рас­те­рян­но­сти пере­вёл взгляд на Малыша, кото­рый стоял рядом с ним.

— Раз он уже встал, как я вижу, — забор­мо­тал дядя Юлиус, — то кто же это спит в его кровати?

Фре­кен Бок содрог­ну­лась. Она уже знала, кто, вер­нее, что лежит в кро­вати. Это было, пожа­луй, даже почище воров.

— Нечто страш­ное, — ска­зала она. — Вы себе и пред­ста­вить не можете, до чего страш­ное! Нечто прямо из мира сказок.

Глаза дяди Юли­уса заси­яли. Он совер­шенно не испу­гался, нет, куда там, он дру­же­ски похло­пал это «нечто страш­ное», что поко­и­лось под одеялом.

— Нечто страш­ное, тол­стое, нечто из мира сказок.

— Ска­зоч­ное чудо­вище! Нет, это я дол­жен сей­час же уви­деть, а ворами зай­мёмся потом.

И он быст­рым дви­же­нием отки­нул покрывало.

— Хи-хи! — про­пи­щал Карлсон и, сияя, при­под­нялся на кро­вати. — Как хорошо, что ты нашёл здесь не ска­зоч­ное чудо­вище, а всего-навсего меня! Вот радость-то, верно?

Фре­кен Бок с горь­ким упрё­ком погля­дела на Карлсона.

— И ночью это он нас дура­чил? — спро­сил дядя Юлиус с оби­жен­ным видом.

— Наверно. Я ему голову ото­рву, когда у меня будет время, — ска­зала фре­кен Бок. Потом она что-то вспом­нила и испу­ганно дотро­ну­лась до руки дяди Юли­уса: — Доро­гой гос­по­дин Иен­сен, нам ведь надо зво­нить в полицию.

Но тут дело при­няло вдруг совсем неожи­дан­ный оборот.

Из гар­де­роба раз­дался низ­кий голос:

— Откройте име­нем закона! Мы из полиции.

Фре­кен Бок, дядя Юлиус и Малыш совсем рас­те­ря­лись. Один только Карлсон не был ничуть удив­лён, зато очень разозлился.

— Из поли­ции?.. Это вы рас­ска­зы­вайте кому-нибудь дру­гому, жал­кие воришки!

Но тут Филле закри­чал из гар­де­роба, что они запла­тят боль­шой штраф за то, что задер­жали поли­цей­ских, кото­рые при­шли сюда, чтобы пой­мать опас­ного шпи­она… «Как хитро они всё повер­нули», — поду­мал Малыш.

— Откройте, пожа­луй­ста, поско­рее шкаф, и всё будет в порядке! — крик­нул Филле.

Дядя Юлиус пове­рил и выпу­стил их. Филле и Рулле вышли из гар­де­роба, но у них был такой подо­зри­тель­ный вид, что дядя Юлиус и фре­кен Бок по-насто­я­щему испугались.

— Из поли­ции? — с сомне­нием в голосе пере­спро­сил дядя Юлиус. — А почему вы не в форме?

— Потому что мы сек­рет­ные сотруд­ники тай­ной поли­ции, — ска­зал Рулле. — И мы при­шли сюда, чтобы его забрать, — доба­вил Филле и схва­тил Карлсона. — Это очень опас­ный шпион.

Но тут фре­кен Бок раз­ра­зи­лась гоме­ри­че­ским смехом.

— Шпион! Это — шпион! Ха-ха-ха! Ну и потеха! Этот про­тив­ный маль­чишка — школь­ный това­рищ Малыша.

Карлсон соско­чил с кровати.

— И я пер­вый уче­ник в классе! — горячо под­хва­тил он. — Пер­вый уче­ник, потому что умею шеве­лить ушами, ну и скла­ды­вать я тоже умею. Но Филле ему не пове­рил. Он выта­щил наруч­ники и мед­ленно дви­нулся прямо на Карлсона. Когда он подо­шёл уже совсем близко, Карлсон засе­ме­нил ему навстречу на своих малень­ких тол­стых нож­ках. Филле про­бор­мо­тал что-то сер­ди­тое и стал от нетер­пе­ния пры­гать на одной ноге.

— Смотри, ещё синяк будет, — предо­сте­рёг его Карлсон, а Малыш поду­мал, что у воров все­гда бывают синяки. Дело в том, что левый глаз у Филле заплыл и был совсем синий.

«Что ж, это по заслу­гам», — решил Малыш. Ведь он ворвался к ним в дом и хотел теперь увезти Карлсона, его Карлсона, чтобы про­дать за десять тысяч крон. Гад­кие воры, пусть у них будет побольше синяков!

— Они не поли­цей­ские, это ложь, — ска­зал он. — Они воры, я их знаю.

Дядя Юлиус задум­чиво поче­сал затылок.

— Вот это нам и надо выяс­нить, — ска­зал он.

Он пред­ло­жил всем вме­сте поси­деть в сто­ло­вой, пока не будет выяс­нено, кто они — поли­цей­ские или воры.

Тем вре­ме­нем стало почти светло. Звёзды на небе погасли — это было видно из окна. Начи­нался новый день, и Малышу ничего так не хоте­лось, как лечь нако­нец в постель и заснуть, а не сидеть и слу­шать, как Филле и Рулле рас­ска­зы­вают вся­кие небылицы.

— Неужели вы не читали в газете, что у нас в Ваза­стане появился лета­ю­щий шпион? — спро­сил Рулле и вынул из кар­мана сло­жен­ную газету.

Но у дяди Юли­уса эта заметка вызы­вала сомнение.

— Нельзя верить всей чепухе, кото­рую пишут в газе­тах, — ска­зал он. — Хотя я готов ещё раз это пере­чи­тать. Подо­ждите, я только схожу за очками.

Он ушёл к себе, но тут же при­бе­жал назад в страш­ном гневе.

— Ничего себе поли­цей­ские! — кри­чал он. — Украли у меня бумаж­ник и часы! Извольте немед­ленно отдать мне эти вещи!

Но тут Филле и Рулле в свою оче­редь страшно рассердились.

— Опасно, — заявил Рулле, — обви­нять поли­цей­ских в том, что они украли часы и бумажник.

— Это назы­ва­ется кле­вета. Разве вы не зна­ете? — спро­сил Филле. — А за кле­вету на поли­цию недолго и в тюрьму попасть. Может, вы и этого не знаете?

Вдруг Карлсон изме­нился в лице и закри­чал точно так же, как дядя Юлиус, кото­рого он оттолк­нул. Видно было, что его про­сто рас­пи­рает от злобы.

— А мой кулёк с кара­мель­ками? — вопил он. — Кто его взял?

Филле грозно погля­дел на него.

— Ты что, в этом нас обвиняешь?

— Нет, я не сошёл с ума, — ска­зал Карлсон. — Кле­вета — это серьёзно. Но одно я могу ска­зать: если вы взяли кулёк и сей­час же не отда­дите его назад, то ты сей­час полу­чишь такой же фонарь на дру­гом глазу.

Малыш поспешно выта­щил из сво­его кар­мана кулёк.

— Вот твои кон­феты, — ска­зал он, про­тя­ги­вая кулёк Карлсону. — Я его взял, чтобы пере­дать тебе.

Тогда в раз­го­вор вме­шался Филле:

— Всё понятно! Хотите на нас спих­нуть свою вину. Не выйдет!

Фре­кен Бок всё это время сидела молча, но тут и ей захо­те­лось высказаться.

— Кто украл часы и бумаж­ник, мне ясно. Он только и делает, что ворует то булочки, то блины — вообще всё, что ему попа­да­ется под руку.

Она ука­зала на Карлсона, а он словно взбесился.

— Эй, ты, послу­шай! — орал он. — Это же кле­вета, а за кле­вету отве­чают, разве ты этого не знаешь?

Но фре­кен Бок отвер­ну­лась от Карлсона. Ей надо было серьёзно пого­во­рить с дядей Юли­усом. По её мне­нию, вполне веро­ятно, что эти вот гос­пода из тай­ной поли­ции. Поэтому у них такой стран­ный вид и они так плохо одеты. Фре­кен Бок все­рьёз думала, что все воры ходят в лох­мо­тьях, она ведь нико­гда не видела насто­я­щего взломщика.

Филле и Рулле сразу пове­се­лели. Филле ска­зал, что он с пер­вой же минуты понял, какая эта дама умная и заме­ча­тель­ная, и про­сто счаст­лив, что ему дове­лось с ней позна­ко­миться. И он несколько раз обра­щался к дяде Юли­усу за поддержкой.

— Не правда ли, она уди­ви­тель­ная, ред­кая? Неужели вы так не думаете?

Неиз­вестно, что раньше думал по этому поводу дядя Юлиус, но теперь он про­сто был вынуж­ден согла­шаться, а фре­кен Бок от всех этих ком­пли­мен­тов опус­кала глаза и краснела.

— Да, она такая же ред­кая, как гре­му­чая змея, — про­вор­чал Карлсон.

Он сидел в углу рядом с Малы­шом и так энер­гично пожи­рал кара­мельки, что хруст был слы­шен во всей ком­нате. Когда же кулёк ока­зался пустым, он вско­чил и стал пры­гать по ком­нате. Каза­лось, он про­сто играет, но с помо­щью этих неле­пых прыж­ков он посте­пенно добрался до сту­льев, на кото­рых сидели Филле и Рулле.

— Такую ред­кую жен­щину, как вы, хочется вновь уви­деть, — не уни­мался Филле, а фре­кен Бок ещё больше зали­лась крас­кой и ещё больше поту­пила глаза.

— Да, конечно, конечно, фре­кен Бок — жен­щина ред­кая. — согла­сился дядя Юлиус, — но мне всё же хоте­лось бы знать, кто взял мои часы и бумажник.

Филле и Рулле, каза­лось, не слы­шали, что он ска­зал. Филле был так увле­чён фре­кен Бок, что всё осталь­ное для него уже не существовало.

— И выгля­дит она при­вле­ка­тельно, не правда ли, Рулле? — ска­зал он тихо, но так, чтобы фре­кен Бок это тоже услы­шала. — Кра­си­вые глаза… и такой пре­лест­ный носик, погляди, такой носик хорош в любую погоду, правда, Рулле?

Тут фре­кен Бок под­прыг­нула на своём стуле, и глаза у неё прямо на лоб полезли.

— Что? — выкрик­нула она. — Что вы сказали?

Филле рас­те­рялся.

— Да я только ска­зал… — зале­пе­тал он, по фре­кен Бок не дала ему договорить.

— Это вот Филипп, я уве­рена, — ска­зала она и вдруг стала, как пока­за­лось Малышу, похожа на Мамочку.

Филле был поражён.

— Откуда вы зна­ете? Вы что, слы­шали обо мне?

Фре­кен Бок кив­нула с горь­кой усмешкой.

— Вы спра­ши­ва­ете, слы­шала ли я о вас? О да, не сомне­вай­тесь! А его небось зовут Рудольф, да? — доба­вила она и пока­зала на Рулле.

— Да. Но откуда вы это зна­ете? Может, у нас общие зна­ко­мые? — спро­сил Филле, так и сияя от удовольствия.

Фре­кен Бок снова кив­нула с горь­кой усмеш­кой. — Да, пожа­луй, есть. Фре­кен Фрида Бок, с Фрей­га­тен. Вы, кажется, её зна­ете? У неё тоже пре­лест­ный носик, кото­рый хорош в любую погоду, точь-в-точь как у меня, да?

Филле, видно, был не в вос­торге от срав­не­ния носов, потому что сиять он тут же пере­стал. Более того ему явно захо­те­лось поско­рее смо­таться, и Рулле видно, тоже не соби­рался заси­жи­ваться. Но за из спи­ной стоял Карлсон. Неожи­данно раз­дался выстрел, Филле и Рулле под­ско­чили на месте от испуга.

— Не стре­ляй! — крик­нул Филле, потому что Карлсон ткнул ему в спину ука­за­тель­ным паль­цем, и он поду­мал, что это дуло пистолета.

— Выкла­ды­вайте бумаж­ник и часы! — ско­ман­до­вал Карлсон. — А не то буду стрелять.

Филле и Рулле стали нервно рыться в своих кар­ма­нах, и в мгно­ве­ние ока часы и бумаж­ник ока­за­лись на коле­нях дяди Юлиуса.

— Вот гадё­ныш! — крик­нул Филле, и с быст­ро­той мол­нии он и Рулле выско­чили в при­хо­жую. Никто их не оста­но­вил, они хлоп­нули две­рью и скры­лись. Пер­вая опом­ни­лась фре­кен Бок и выбе­жала вслед за ними. Она сто­яла на пло­щадке и кри­чала вдо­гонку, пока они нес­лись вниз по лестнице:

— Фрида про всё это узнает, уж поверь! Вот она обрадуется!

Она даже пере­прыг­нула через несколько сту­пе­нек, словно соби­ра­лась догнать их, но потом всё же оста­но­ви­лась и только крик­нула вслед:

— И не взду­майте появ­ляться у нас на Фрей­га­тен, не то про­льётся кровь. Слы­шите, что я говорю?… Кровь…

Карлсон открывает дяде юлиусу мир сказок

После ночи с Филле и Рулле Карлсон стал зада­ваться ещё больше, чем прежде.

«Вот луч­ший в мире Карлсон!» — этот крик будил Малыша каж­дое утро. И в ком­нату вле­тал Карлсон. И каж­дое утро он прежде всего выры­вал из горшка косточку пер­сика, чтобы посмот­реть, насколько она выросла, а потом все­гда направ­лялся к ста­рому зер­калу, кото­рое висело над сто­лом Малыша. Это было неболь­шое зер­кало, но Карлсон долго летал вокруг него, чтобы как можно лучше себя раз­гля­деть. При­хо­ди­лось это делать по частям — цели­ком его отра­же­ние в нём не умещалось.

Пока он летал, он тихо мур­лы­кал себе под нос песенку, и в этой песенке вос­пе­вал самого себя и всё, что с ним слу­чи­лось. “Луч­ший в мире Карлсон… хи-ти-ти-хи… стоит десять тысяч крон… И ещё он пой­мал воров и стре­лял из писто­лета… Какое инте­рес­ное зер­кало… В нём цели­ком не виден луч­ший в мире Карлсон… Но то, что видно, кра­сиво… хи-ти-ти-хи… И в меру упи­тан­ный, да, да… И хоро­ший во всех отношениях…»

Малыш был с этим согла­сен. Он тоже счи­тал, что Карлсон хоро­ший во всех отно­ше­ниях. И самое уди­ви­тель­ное было то, что посте­пенно дядя Юлиус тоже по-насто­я­щему к нему при­вя­зался. Ведь это Карлсон вер­нул ему часы и бумаж­ник. Такое дядя Юлиус скоро забыть не может. Фре­кен Бок, напро­тив, все­гда на него сер­ди­лась, но на это Карлсон не обра­щал вни­ма­ния, лишь бы ему вовремя давали еду, а её она давала.

«Если меня не кор­мят, я уже не я» — так он одна­жды выразился.

Фре­кен Бок меч­тала, чтобы Карлсон не про­во­дил у них время, но тщетно, потому что Малыш и дядя Юлиус были на его сто­роне. Фре­кен Бок все­гда вор­чала, если он появ­лялся как раз в тот момент, когда надо садиться за стол, но сде­лать она ничего не могла, и Карлсон ел вме­сте со всеми.

После ноч­ных при­клю­че­ний с Филле и Рулле он при­ле­тал регу­лярно, словно это было нечто само собой разумеющееся.

Карлсон, видно, немного устал от всех про­каз той ночи, потому что на сле­ду­ю­щий день появился только к обеду. Он вле­тел в ком­нату Малыша и сразу стал при­ню­хи­ваться, чем это пах­нет на кухне.

Малыш тоже долго спал в тот день (Бимбо он взял с собой в постель) — ока­зы­ва­ется, после целой ночи возни с ворами нужно отдох­нуть — и проснулся только неза­долго перед тем, как при­ле­тел Карлсон. Вер­нее, он проснулся не сам, а его раз­бу­дил какой-то стран­ный, необыч­ный звук, кото­рый доно­сился из кухни. Фре­кен Бок ходила взад-впе­рёд и пела. Пела громко. Прежде Малыш нико­гда ещё не заста­вал её за этим заня­тием и наде­ялся, что она и сей­час пере­ста­нет, потому что это было ужасно. По какой-то непо­нят­ной при­чине она была сего­дня в отлич­ном настро­е­нии. Утром она успела съез­дить домой, к Фриде, может, именно это её так взбод­рило, что она рас­пе­вала во весь голос. «Ах, Фрида, это было бы для тебя лучше!..» — пела она, но что именно было бы лучше для Фриды, Малышу так и не уда­лось узнать, потому что Карлсон вле­тел к ней на кухню и закричал:

— Замолчи! Замолчи! Когда ты так орёшь, люди могут поду­мать, что я тебя бью.

Фре­кен Бок умолкла и стала угрюмо жарить эска­лопы, а когда при­шёл дядя Юлиус, все сели за круг­лый стол обе­дать. «Все сидят вме­сте и обсуж­дают собы­тия этой ночи, и всем очень уютно», — поду­мал Малыш. Карлсон тоже был дово­лен обе­дом и вовсю рас­хва­ли­вал фре­кен Бок.

— Сего­дня тебе уда­лось по ошибке пре­красно при­го­то­вить эска­лопы, — ска­зал он, чтобы её ободрить.

На это фре­кен Бок ничего не отве­тила. Она только несколько раз вздох­нула и плотно сжала губы.

Шоко­лад­ный пудинг, раз­ли­тый в малень­кие фор­мочки, Карлсон тоже одоб­рил. Он про­гло­тил всю свою пор­цию прежде, чем Малыш успел съесть ложечку от сво­его, и сказал:

— Да, пудинг хорош, спору нет, но я знаю, что в два раза вкуснее.

— Что? — заин­те­ре­со­вался Малыш.

— Два таких пудинга, — объ­яс­нил Карлсон и взял себе новую пор­цию. А это зна­чило, что фре­кен Бок оста­нется без слад­кого, потому что она сде­лала только четыре порции.

Карлсон заме­тил, что у неё недо­воль­ный вид, и под­нял пух­лый ука­за­тель­ный пальчик.

— Пойми, здесь за сто­лом есть тол­стяки, кото­рым необ­хо­димо худеть. И заметь, их не меньше двух. Имён назы­вать не буду, но уж во вся­ком слу­чае это не я и не этот вот худышка, — ска­зал он и ткнул паль­цем в Малыша.

Фре­кен Бок ещё плот­нее сжала губы и не вымол­вила ни слова. Малыш тре­вожно посмот­рел на дядю Юли­уса, но, каза­лось, он ничего не слы­шал. Он всё вор­чал. Какая в городе пло­хая поли­ция! Он зво­нил в уча­сток и сооб­щил о про­ис­ше­ствии, но его слова не вызвали ника­кого инте­реса. У них за ночь слу­чи­лось ещё 313 краж, ска­зали они, кото­рыми необ­хо­димо заняться. Они только поин­те­ре­со­ва­лись, что же всё-таки пропало.

— Тогда я им объ­яс­нил, — в кото­рый раз повто­рял свой рас­сказ дядя Юлиус, — что бла­го­даря одному сме­лому и умному маль­чику гра­би­те­лям при­шлось уйти домой с пустыми руками.

И дядя Юлиус с вос­тор­гом посмот­рел на Карлсона, кото­рый при­оса­нился, как петух, и бро­сил на фре­кен Бок тор­же­ству­ю­щий взгляд.

— Ну, что ска­жешь? Луч­ший в мире Карлсон пугает воров писто­ле­том! — вос­клик­нул он.

Дядя Юлиус, по правде ска­зать, тоже испу­гался этого писто­лета. Он явно был очень рад и бла­го­да­рен, что полу­чил назад свои вещи, но всё же не счи­тал, что маль­чики должны ходить с огне­стрель­ным ору­жием, и когда Филле и Рулле удрали, Малышу очень долго при­шлось объ­яс­нять, что это игрушка. Дядя Юлиус никак не мог в это поверить.

После обеда дядя Юлиус отпра­вился в гости­ную, чтобы взять сигару. Фре­кен Бок стала уби­рать со стола и мыть посуду, и даже Карлсон не смог ей испор­тить настро­е­ние, потому что она снова начала напе­вать: «Ах, Фрида, для тебя это лучше!..» Но тут она вдруг обна­ру­жила, что нет ни одного поло­тенца, и снова рассердилась.

— Ума не при­ложу, куда делись все поло­тенца, — ска­зала она и в рас­те­рян­но­сти огля­дела кухню.

— Вот он, луч­ший в мире отыс­ки­ва­тель поло­те­нец! — вос­клик­нул Карлсон, тыча себя в грудь. — Ты бы попро­сила его как надо, чтобы он при­ло­жил свой ум, но ты ведь не уме­ешь ласково!

Карлсон сбе­гал в ком­нату Малыша и вер­нулся с такой огром­ной охап­кой поло­те­нец, что его самого не было видно. Но все эти поло­тенца были гряз­ные и мятые, и фре­кен Бок рас­сер­ди­лась ещё больше.

— Где это ты так изво­зил все поло­тенца?! — закри­чала она.

— Они побы­вали в мире ска­зок, — заявил Карлсон.

Шли дни. Малыш полу­чил открытку от мамы и папы. Путе­ше­ствие было пре­крас­ным, писали они, и они наде­ются, что Малыш тоже весело про­во­дит время и что он хорошо ладит с дядей Юли­усом и фре­кен Бок.

О Карлсоне, кото­рый живёт на крыше, там не было ни слова, и Карлсона это сильно обидело.

— Я бы сам напи­сал им открытку, но у меня нет пяти эре на марку, — ска­зал он. — «Хотя вам и не инте­ресно, хорошо ли я лажу с домо­му­чи­тель­ни­цей, — напи­сал бы я им, — хочу вам сооб­щить, что хорошо, потому что я стре­лял из писто­лета, и про­гнал воров, и нашёл все поло­тенца, кото­рые поте­ряла домомучительница».

Малыш был счаст­лив, что у Карлсона нет пяти эре, чтобы купить поч­то­вую марку. Он пони­мал, что мама и папа не должны полу­чать такой открытки.

Малыш уже давно открыл свою копилку и отдал Карлсону всё, что там было, но все эти деньги он успел истра­тить и теперь злился.

— Что за глу­пость, — вор­чал Карлсон, — я стою десять тысяч крон, а у меня нет даже монетки, чтобы купить поч­то­вую марку! Как ты дума­ешь, дядя Юлиус не согла­сится купить мои боль­шие пальцы на ногах?

Малыш счи­тал, что нико­гда не согласится.

— А может, всё же согла­сится? Он ведь от меня в таком вос­торге, — не уни­мался Карлсон.

Но Малыш упорно стоял на своём. Карлсон разо­злился и уле­тел в свой домик на крыше и при­ле­тел назад только тогда, когда Малыш два­жды ему про­сиг­на­лил «при­ле­тай ско­рей!», потому что пора было садиться за стол.

«Мама и папа, видно, вол­ну­ются, как дядя Юлиус ужи­вётся с фре­кен Бок, раз они об этом спе­ци­ально пишут, — думал Малыш, — но они напрасно бес­по­ко­ятся. Дядя Юлиус и фре­кен Бок в пре­крас­ных отно­ше­ниях». И с каж­дым днём, Малыш это заме­чал, они всё охот­нее раз­го­ва­ри­вали друг с дру­гом. Они часто подолгу заси­жи­ва­лись в гости­ной, и дядя Юлиус всё что-то гово­рил про мир ска­зок, а фре­кен Бок отве­чала ему так мило и лас­ково, что Малыш её про­сто не узнавал.

В конце кон­цов у Карлсона даже воз­никли какие-то подо­зре­ния. С того самого дня, как фре­кен Бок стала закры­вать дверь в гости­ной. Дело в том, что этой раз­движ­ной две­рью у Сван­те­со­нов нико­гда не поль­зо­ва­лись, а гости­ную от при­хо­жей отде­ляли только зана­вески. Но вот теперь, когда фре­кен Бок и дядя Юлиус по вече­рам пили кофе в гости­ной, фре­кен Бок вдруг стала закры­вать эту дверь. А если в ком­нату забе­гал Карлсон, дядя Юлиус отсы­лал его, говоря, что дети должны играть в дру­гом месте, а они хотят спо­койно, в тишине выпить кофе.

— Я тоже хочу кофе, — воз­му­щался Карлсон, — налейте мне поско­рее кофе и уго­стите сига­рой, я посижу здесь с вами!

Но дядя Юлиус живо выстав­лял его за дверь, а фре­кен Бок сме­я­лась от удо­воль­ствия. Нако­нец-то пере­вес был на её стороне.

— Я этого больше не потерплю! — ска­зал как-то Карлсон. — Я их проучу.

На сле­ду­ю­щее утро, когда дядя Юлиус был у док­тора, а фре­кен Бок пошла на рынок за сала­кой, Карлсон вле­тел к нему в ком­нату с боль­шой дре­лью в руке. Малыш видел эту дрель и раньше: она висела на стене в домике на крыше, и теперь Малышу не тер­пе­лось узнать, зачем Карлсон при­та­щил её сюда. Но в этот момент что-то опу­стили в поч­то­вый ящик, и Малыш кинулся в при­хо­жую за поч­той. При­шли две открытки, одна от Боссе, дру­гая от Бетан. Малыш был так рад этим открыт­кам и столько раз их читал и пере­чи­ты­вал, что когда он с этим покон­чил, ока­за­лось, что Карлсон тоже покон­чил со своим делом: он про­свер­лил боль­шую дырку в две­рях гостиной.

— Что ты натво­рил, Карлсон! — крик­нул он в испуге. — Разве можно свер­лить дырки в две­рях?.. Зачем ты это сделал?

— Как зачем? Чтобы погля­деть, что они там делают! — отве­тил Карлсон.

— Как тебе только не стыдно! Мама гово­рит, что гадко под­гля­ды­вать в замоч­ную скважину.

— Твоя мама очень умная. Она совер­шенно права. Замоч­ная сква­жина суще­ствует для ключа, а не для глаз. Но это ведь не замоч­ная сква­жина, а гла­зок. Гла­зок делают для глаз, это ясно уже по самому слову. Что ты можешь мне возразить?

Малыш не нашёл ответа.

А Карлсон тем вре­ме­нем вынул изо рта кусо­чек жвачки и заткнул ею гла­зок, чтобы он не был виден.

— Гей-гоп! — вос­клик­нул он. — Мы что-то давно не весе­ли­лись, зато сего­дня вечер не будет скуч­ным, я ручаюсь.

И Карлсон взял дрель и собрался улетать.

— У меня ещё есть одно дело, — объ­яс­нил он. — Но к салаке я успею вернуться.

— А что за дело у тебя? — спро­сил Малыш.

— Да одно неболь­шое дельце, хоть денег на марку раз­до­буду, — ска­зал Карлсон.

И уле­тел.

Но как только стали коп­тить салаку, Карлсон вер­нулся, и весь день он был в пре­вос­ход­ном настро­е­нии. Он вынул из кар­мана пяти­эро­вую монетку и про­тя­нул её фре­кен Бок.

— Это тебе в виде неболь­шого поощ­ре­ния, — ска­зал он. — Купи себе какую-нибудь без­де­лушку: бусы или ещё что!

Фре­кен Бок воз­му­щённо отшвыр­нула монетку.

— Я тебе покажу без­де­лушку! — закри­чала она, но тут появился дядя Юлиус, и фре­кен Бок сразу же рас­хо­те­лось шуметь.

— Смотри, какая она ста­но­вится шёл­ко­вая, как только при­хо­дит люби­тель мира ска­зок! — шеп­нул Карлсон Малышу.

А фре­кен Бок и дядя Юлиус отпра­ви­лись в гости­ную, чтобы, как обычно, выпить кофе с глазу на глаз.

— Теперь мы посмот­рим, что они там делают, — заявил Карлсон. — Я сде­лал послед­нюю попытку мирно с ней пола­дить, но она объ­явила мне войну. Что ж, при­дётся снова заняться её низ­ве­де­нием и куро­ще­нием. Пусть не ждёт от меня пощады!

К вели­кому изум­ле­нию Малыша, Карлсон вынул из нагруд­ного кар­мана сигару. Он зажёг спичку, заку­рил и посту­чал в дверь гости­ной. Никто не ска­зал «Вой­дите», но он вошёл без вся­кой цере­мо­нии, дымя сигарой.

— Про­стите, это, кажется, кури­тель­ная ком­ната, — важно ска­зал он. — Зна­чит, я могу здесь выку­рить сигару.

Дядя Юлиус рас­сви­ре­пел. Он вырвал у него сигару, раз­ло­мал её попо­лам и заявил, что если он ещё хоть раз уви­дит, что Карлсон курит, он задаст ему такую трёпку, что тот вовек не забу­дет. И играть с Малы­шом ему он тоже больше не позволит.

Карлсон оби­женно выпя­тил ниж­нюю губу, глаза его напол­ни­лись сле­зами, и он с досады слегка ляг­нул дядю Юли­уса ногой.

— А мы все эти дни так хорошо с тобой ладили, про­тив­ный дядька Юлиус! — бурк­нул он и так посмот­рел на обид­чика, что было ясно, какого он о нём мнения.

Но дядя Юлиус в два счёта выста­вил его за дверь, плотно задви­нул её и закрыл на замок. В пер­вый раз.

— Сам видишь, без куро­ще­ния здесь никак не обой­тись, — ска­зал Карлсон Малышу. Он снова заба­ра­ба­нил в дверь кула­ком и крик­нул: — Наде­юсь, ты всё же уго­стишь меня хоро­шей сигарой!

Потом Карлсон сунул руки в кар­маны и начал чем-то гре­меть. Похоже, что это были монетки. Да, в самом деле, его кар­маны были бит­ком набиты пяти­эро­выми монетками.

— Вот повезло, стал бога­тый, — ска­зал он.

Малыш забес­по­ко­ился.

— Откуда у тебя столько денег?

Карлсон в ответ таин­ственно подмигнул.

— Это ты узна­ешь только зав­тра, — ска­зал он.

Малыш ещё больше встре­во­жился. Ведь Карлсон куда-то уле­тал, вдруг он ста­щил эти деньги! Но это не лучше, чем то, что делают Филле и Рулле, да, это ничуть не лучше, чем сло­же­ние яблок, в кото­ром он, как сам хва­стался, силён. Малыш раз­вол­но­вался не на шутку. Но думать об этом ему уже вре­мени не было, потому что Карлсон тихонько, осто­рожно вынул жвачку их глазка.

— Вот, сами вино­ваты, — ска­зал он и при­пал одним гла­зом к про­свер­лён­ной дырке. Но он тут же отпря­нул, словно уви­дел что-то ужас­ное. — Какое без­об­ра­зие! — воз­му­тился Карлсон.

— Что они делают? — Малыш был заинтересован.

— Я тоже хотел бы это знать, но они исчезли.

Дядя Юлиус и фре­кен Бок обычно сидели на малень­ком диван­чике, кото­рый пре­красно было видно в гла­зок. Там их и застал Карлсон, когда ворвался к ним с сига­рой. Но сей­час их там не было. Малыш смог сам в этом убе­диться, погля­дев в гла­зок. Видно, они пере­сели на диван у окна, и это, по мне­нию Карлсона, было про­сто подло и даже коварно с их сто­роны. Те люди, у кото­рых есть хоть капля сове­сти, уве­рял Карлсон, все­гда садятся так, чтобы их было видно в замоч­ную сква­жину или в глазок.

Бед­няга Карлсон! Он опу­стился на стул в при­хо­жей и без­утешно уста­вился в одну точку. На этот раз он явно про­иг­рал. Его бле­стя­щая идея с глаз­ком ока­за­лась бес­смыс­лен­ной; это был тяжё­лый удар.

— Пошли, — ска­зал он нако­нец. — Пой­дём поищем у тебя, может, най­дём среди тво­его барахла какой-нибудь инстру­мент для курощения.

Карлсон долго шарил в ящи­ках Малыша, но никак не мог напасть на то, что искал. Но вдруг он свист­нул от вос­торга и выта­щил длин­ную стек­лян­ную тру­бочку, через кото­рую Малыш стре­лял горошинами.

— Пре­крас­ный инстру­мент для куро­ще­ния! — заво­пил Карлсон. — Теперь найти бы ещё какой-нибудь пред­мет, и порядок!

И он нашёл ещё пред­мет, отлич­ный пред­мет — воз­душ­ный шар, кото­рый можно было надуть до огром­ных размеров.

— Гей-гоп!.. — вос­клик­нул Карлсон, и его пух­лые ручки дро­жали от нетер­пе­ния, когда он при­вя­зы­вал шарик к тру­бочке. Потом он при­ло­жил трубку ко рту, надул шар и заку­дах­тал от радо­сти, когда уви­дел, что лицо, нари­со­ван­ное чёр­ной крас­кой на жёл­том шаре, посте­пенно раз­ду­ва­ется до неве­ро­ят­ных размеров.

— С этим можно изоб­ра­жать ста­рика, — ска­зал Малыш.

— Да, с этим можно изоб­ра­жать всё, что угодно, — уве­рил его Карлсон и снова выпу­стил воз­дух из шарика. — Глав­ное, что с ним пре­красно можно курощать.

И дело пошло на лад. Пошло про­сто заме­ча­тельно, хотя Малыш так хохо­тал, что чуть всё не испортил.

— Гей-гоп, — про­шеп­тал Карлсон и осто­рожно про­су­нул воз­душ­ный шарик на стек­лян­ной тру­бочке через гла­зок. Потом он стал дуть что было сил в трубку, а Малыш стоял рядом и давился от смеха. Он пред­ста­вил себе, как дядя Юлиус и фре­кен Бок сидят на диване у окна и вдруг видят, как у них на гла­зах в полу­тьме сумрака воз­ни­кает и рас­тёт круг­лое, как пузырь, похо­жее на луну лицо ста­рика. Малыш пони­мал, какое жут­кое впе­чат­ле­ние это должно произвести.

— Надо повыть, как при­ви­де­ние, — ска­зал Карлсон. — Подуй пока ты, чтобы шарик не спустил!

И Малыш стал дуть, а Карлсон — сто­нать и взды­хать, не жалея сил. Видно, те двое, что сидели запер­шись в гости­ной, услы­шали эти стоны и уви­дели лун­ного ста­рика, во вся­ком слу­чае, вдруг раз­дался крик, кото­рого Карлсон ждал.

— Они кри­чат, — радостно отме­тил Карлсон и тут же доба­вил: — Теперь глав­ное — не оста­нав­ли­ваться на достигнутом.

И он снова стал выпус­кать воз­дух из шарика. Раз­дался тихий и таин­ствен­ный сви­стя­щий звук, а когда лун­ный ста­рик рас­таял, Карлсон ловко выта­щил из глазка тру­бочку со спу­щен­ным рези­но­вым шари­ком и опять зале­пил дырку жвач­кой, а сам, как ёжик, быстро-быстро заполз под круг­лый сто­лик, покры­тый ска­тер­тью, — тот самый, где они уже пря­та­лись, когда ждали жули­ков. Малыш едва успел скрыться сле­дом, как щёлк­нул замок, раз­дви­ну­лась дверь, и фре­кен Бок про­су­нула голову в прихожую.

— Я всё же думаю: дети, — ска­зала она.

Но за ней стоял дядя Юлиус, и он был дру­гого мнения.

— Сколько раз я тебе уже гово­рил, что мы живём в мире ска­зок, в мире таин­ствен­ного. Ска­зоч­ные суще­ства бес­пре­пят­ственно про­хо­дят сквозь закры­тые двери и стены, а ты не хочешь этого понять!

Фре­кен Бок поко­ри­лась и послушно ска­зала, что она, конечно, это тоже спо­собна понять, если как сле­дует поду­мает. Но она явно не желала, чтобы эти ска­зоч­ные суще­ства мешали ей пить кофе с дядей Юли­усом, и тут же увлекла его назад в гости­ную. И Карлсон и Малыш снова ока­за­лись перед закры­той две­рью. «И смот­реть в гла­зок было не очень-то весело», — думал Малыш. И Карлсон тоже так думал. Да, пред­ставьте себе, что и Карлсон так думал.

Тут, к сча­стью, позво­нил теле­фон. Малыш подо­шёл. Какой-то жен­ский голос попро­сил фре­кен Бок. Малыш понял, что это Фрида с Фрей­га­тен, и очень обра­до­вался. Теперь он имел закон­ное право поме­шать фре­кен Бок, и хотя вообще-то он был милым маль­чи­ком, он сде­лал это с радостью.

— Фре­кен Бок, вас к теле­фону! — крик­нул он и громко посту­чал в дверь гости­ной. Но безрезультатно.

— Скажи, что я занята! — крик­нула в ответ фре­кен Бок из-за закры­той двери. Фрида была так же бес­сильна нару­шить её уеди­не­ние с дядей Юли­усом, как и ска­зоч­ные существа.

Малыш вер­нулся к теле­фону и ска­зал, что фре­кен Бок не может подойти. Но Фрида хотела во что бы то ни стало узнать, чем так занята её сестра, что не может даже подойти к теле­фону, и засы­пала Малыша вопро­сами. В конце кон­цов он сказал:

— Лучше всего спро­сите её зав­тра сами.

Он поло­жил трубку и погля­дел; что делает Карлсон. Но Карлсона нигде не было. Малыш искал его всюду, в конце кон­цов при­бе­жал на кухню. Подо­шёл к откры­тому окну и уви­дел на под­окон­нике стран­ную фигуру. Там сто­яло вер­хом на мами­ной люби­мой метле таин­ствен­ное суще­ство, гото­вое к отлёту. По всей веро­ят­но­сти, это и был Карлсон, хотя по виду суще­ство это было похоже на малень­кую ведьму: лицо, выма­зан­ное чёр­ным, на голове косынка, а на пле­чах раз­ве­вался ведь­мин­ский плащ — мамин боль­шой цве­та­стый передник.

— Послу­шай, Карлсон, — ска­зал Малыш с испу­гом, — нельзя, чтобы дядя Юлиус видел, что ты летаешь!

— Я не Карлсон, — ска­зал Карлсон глу­хим голо­сом, — я ведьма, самая злая и самая страш­ная в мире ведьма.

— Ой! — вырва­лось у Малыша.

— Да, да, я самое опас­ное суще­ство из мира ска­зок, — не уни­мался Карлсон. — При виде меня у всех волосы ста­но­вятся дыбом.

В голу­бых сумер­ках июнь­ского вечера летела ведьма. Малыш гля­дел ей вслед, не зная, что пред­при­нять. Потом он бро­сился в ком­нату Боссе, потому что её окна выхо­дили на ту же сто­рону, что и окна гостиной.

Ведьма уви­дела Малыша, широко улыб­ну­лась и пома­хала ему рукой — очень кстати, а то Малышу стало уже казаться, что это насто­я­щая ведьма, — а потом она загля­нула в окно гости­ной. Фре­кен Бок и дядя Юлиус её, видно, не заме­тили, потому что до Малыша по-преж­нему доно­сился ров­ный гул их голо­сов. И вдруг тишину вечера про­ре­зал крик. Душе­раз­ди­ра­ю­щий крик ведьмы (она хотела при­влечь к себе вни­ма­ние) — и гул голо­сов в гости­ной тут же смолк.

А ведьма при­ле­тела назад к Малышу, рыв­ком сорвала с себя косынку и плащ, стёрла белой гар­ди­ной с лица сажу и разом пре­вра­ти­лась снова в Карлсона, кото­рый швыр­нул метлу и ведь­мин­ские одежды Боссе под кровать.

— Зна­ешь что? — ска­зал Карлсон и, тяжело вздох­нув, подо­шёл к Малышу. — Надо зако­ном запре­тить ста­ри­кам так себя вести.

— А что они делали? — спро­сил Малыш.

Карлсон раз­дра­жённо пока­чал головой.

— Он дер­жал её за руку! Сидел и дер­жал её за руку! Нет, пред­став­ля­ешь, дер­жать за руку домо­му­чи­тель­ницу! Ну, что ты на это скажешь?

И Карлсон посмот­рел на Малыша так, словно он ожи­дал, что Малыш от удив­ле­ния упа­дёт в обмо­рок, а когда этого не слу­чи­лось, крикнул:

— Разве ты не слы­шишь, что я говорю? Сидят и дер­жат друг друга за руки! Есть же такие дураки на свете!

Самый богатый в мире Карлсон

Этот день Малыш нико­гда не забу­дет. Он сам рано проснулся: «луч­ший в мире Карлсон» не при­ле­тел, чтобы его будить. «Так странно», — поду­мал Малыш и побе­жал к поч­то­вому ящику, за газе­той. Он хотел успеть про­честь все те небы­лицы, кото­рые там будут напи­саны, прежде чем дядя Юлиус отни­мет у него газету.

Но ника­ких детек­тив­ных серий он там не нашёл. Малыш вообще дальше пер­вой стра­ницы нико­гда не дохо­дил. Но тут он вдруг наткнулся на заго­ло­вок, кото­рый при­ко­вал всё его внимание:

ТАЙНА РАСКРЫТА — ЭТО НЕ СПУТНИК-ШПИОН

А под этим заго­лов­ком была поме­щена фото­гра­фия с видом Вестер­брона и летя­щим над ним — да, тут ошибки быть не могло, — летя­щим над ним Карлсо­ном. Его порт­рет был тоже поме­щён в газете. Он стоял и с улыб­кой ука­зы­вал на свой про­пел­лер и на кнопку на животе.

Малыш стал читать, а когда про­чёл, заплакал.

“У нас сего­дня в редак­ции побы­вал стран­ный посе­ти­тель. Этот кра­си­вый, умный и в меру упи­тан­ный муж­чина в самом рас­цвете сил — так он сам себя опре­де­лил — при­шёл и потре­бо­вал, чтобы ему вру­чили обе­щан­ное нами воз­на­граж­де­ние в раз­мере десяти тысяч крон. Он сам, а не кто-то дру­гой сумел рас­крыть тайну Ваза­стана, как он нам объ­яс­нил, но он ника­кой не шпион, заявил он нам, и у нас нет осно­ва­ний ему не верить. «Я шпи­оню только за такими, как домо­му­чи­тель­ница и дядюшка», — заявил он. Всё это зву­чит по-дет­ски и вполне невинно, и, насколько мы пони­маем, этот «шпион» ока­зался обык­но­вен­ным тол­стым школь­ни­ком — пер­вым уче­ни­ком в своём классе, как он нас заве­рил, — но у этого маль­чика есть вещь, кото­рую мог бы при­ме­нить любой ребё­нок, а именно: мотор­чик, с помо­щью кото­рого можно летать, как, впро­чем, это видно на кар­тинке. Мотор этот сде­лан луч­шим в мире изоб­ре­та­те­лем, как утвер­ждает маль­чик, но он отка­зался рас­ска­зать об этом более подробно. Мы ска­зали, что этот изоб­ре­та­тель стал бы муль­ти­мил­ли­о­не­ром, если бы нала­дил мас­со­вое про­из­вод­ство таких мото­ров, на что маль­чик отве­тил: «Нет уж, спа­сибо, нельзя загряз­нять воз­дух лета­ю­щими маль­чи­ками, доста­точно нас двоих — меня и Малыша».

В этом месте Малыш улыб­нулся — во вся­ком слу­чае, спа­сибо, что Карлсон хотел летать только с ним и ни с кем дру­гим, — а потом вздох­нул и стал читать дальше.

“Надо, однако, при­знать, что маль­чик всё же про­из­во­дит стран­ное впе­чат­ле­ние. Он гово­рит без умолку, как-то странно отве­чает на наши вопросы и даже не поже­лал назвать своей фами­лии: «Моя мамочка — мумия, а отец — гном», — ска­зал он в конце кон­цов, но боль­шего нам добиться не уда­лось. Он немного бол­тает по-англий­ски, воз­можно, отец его англи­ча­нин, во вся­ком слу­чае, он, видимо, зна­ме­ни­тый лёт­чик, если мы верно поняли бол­товню маль­чишки. И этот инте­рес к полё­там явно пере­дался сыну по наслед­ству от отца. Маль­чик утвер­ждает, что имеет право на обе­щан­ное воз­на­граж­де­ние. «Я дол­жен полу­чить эти деньги, а не Филле и Рулле или какой-нибудь дру­гой хули­ган», — гово­рит он. И всю эту сумму он про­сит выдать ему пяти­эро­выми монет­ками, потому что только это, по его утвер­жде­нию, «насто­я­щие деньги». Он поки­нул нас, набив свои кар­маны пяти­эро­выми монет­ками. За осталь­ными моне­тами он соби­ра­ется зайти, при­хва­тив с собой тачку. Редак­ция заяв­ляет, что он может полу­чить их в любой день. Раз­го­вор с ним был весьма любо­пы­тен, хотя и не всё, что он гово­рит, можно понять. «Имейте в виду, что вы запла­тили только при­бли­зи­тельно» — это были его послед­ние слова, а потом он выле­тел через окно и напра­вился в сто­рону Вазастана.

Имя своё маль­чик нам назвать отка­зался, боясь, что его имя попа­дёт в газету, «потому что Малыш этого не хочет», ска­зал он, и вообще созда­ётся впе­чат­ле­ние, что он очень при­вя­зан к сво­ему млад­шему брату. Мы не можем открыть имя маль­чика, но всё же сооб­щим нашим чита­те­лям, что оно начи­на­ется сло­гом «Карл», а завер­ша­ется сло­гом «сон». Но если чело­век не хочет, чтобы его имя было напе­ча­тано в газете, то мы обя­заны с этим счи­таться. Вот почему мы на про­тя­же­нии всей ста­тьи звали его только «маль­чик», а не «Карлсон», как его, соб­ственно, и зовут”.

— Он очень при­вя­зан к сво­ему млад­шему брату, — про­бор­мо­тал Малыш и снова вздох­нул. А потом подо­шёл к верё­вочке у окна и резко позво­нил, это был сиг­нал Карлсону: «При­ле­тай».

И Карлсон при­ле­тел. Он так и сиял.

— В газете есть что-нибудь инте­рес­ное? — спро­сил он, выка­пы­вая, как все­гда, из горшка пер­си­ко­вую косточку. — Читай вслух, если это дей­стви­тельно интересно.

— Ты вся­кий стыд поте­рял, — ска­зал Малыш. — Разве ты не пони­ма­ешь, что ты всё испор­тил. Нас с тобой уже не оста­вят в покое никогда.

— А кому нужен покой? — уди­вился Карлсон, выти­рая свои испач­кан­ные в земле руки о пижаму Малыша. — Надо, чтобы было весело и забавно, а то я не играю. Ну, а теперь читай!

И пока Карлсон кру­жил по ком­нате, ста­ра­ясь получше раз­гля­деть себя в малень­ком зер­кальце, Малыш читал ему вслух ста­тью. Он про­пу­стил слова «неве­ро­ятно тол­стый» и вообще всё, что могло оби­деть Карлсона, а осталь­ное он про­чёл от начала до конца, и Карлсон был счастлив.

— Инте­рес­ное зна­ком­ство — это про меня. Да, в этой газете каж­дое слово — правда.

— «Он очень при­вя­зан к сво­ему млад­шему брату», — про­чёл Малыш и вопро­ша­юще погля­дел на Карлсона. — Эти слова тоже правда?

Карлсон пере­стал летать и задумался.

— Да, вообще-то да, — ска­зал он неохотно. — Уди­ви­тельно, что можно при­вя­заться к такому глу­пому маль­чишке, как ты! Это только по моей доб­роте, потому что я самый доб­рый и самый милый в мире… Ну, читай дальше!

Но Малыш не смог читать, пока не про­гло­тил комок в горле; зна­чит, правда, что Карлсон при­вя­зан к нему! А на всё осталь­ное тогда наплевать!

— Хорошо, что я попро­сил их не назы­вать моего имени в газете, правда? — ска­зал Карлсон. — Я это сде­лал только для тебя, ведь ты хочешь дер­жать меня в тайне, в пол­ной тайне.

Потом он схва­тил газету и долго с любо­вью раз­гля­ды­вал обе напе­ча­тан­ные там фотографии.

— Здесь, боюсь, не видно, до чего я кра­сив, — ска­зал он. — И что я в меру упи­тан­ный, тоже не видно, гляди!

Он сунул газету Малышу под нос, но тут же рва­нул её себе назад и горячо поце­ло­вал свою фото­гра­фию, где он демон­стри­рует пропеллер.

— Гей-гоп, когда я себя вижу, мне хочется кри­чать «ура!», — ска­зал он.

Но Малыш отнял у него газету.

— Фре­кен Бок и дядя Юлиус уж, во вся­ком слу­чае, не должны её уви­деть, — объ­яс­нил он. — Ни за что на свете!

Он сло­жил газету и засу­нул как можно дальше себе в ящик. Не про­шло и минуты, как дядя Юлиус при­от­крыл дверь его ком­наты и спросил:

— Газета у тебя, Малыш?

Малыш пока­чал головой.

— Нет, у меня её нет.

Ведь она правда была не у него, а лежала в ящике стола, оправ­ды­вался он потом перед Карлсо­ном за свой ответ.

Впро­чем, дядя Юлиус стран­ным обра­зом не про­явил в тот день обыч­ного инте­реса к газете. Его мысли были явно заняты чем-то дру­гим, чем-то очень при­ят­ным, должно быть, потому что у него был непри­вычно счаст­ли­вый вид. И потому ему надо было идти к док­тору. В послед­ний раз. Через несколько часов он уез­жает к себе домой, в Вестергетланд.

Фре­кен Бок помо­гала ему укла­ды­вать вещи, и Малыш и Карлсон слы­шали, как она его попутно настав­ляла: чтобы он не забыл застег­нуть верх­нюю пуго­вицу на пальто, а то ещё про­дует, и чтобы он осто­рожно пере­хо­дил улицу, и чтобы не курил натощак!

— Какова домо­му­чи­тель­ница, а? — ска­зал Карлсон. — Ей, навер­ное, кажется, что она его жена!

Но этот день стран­ным обра­зом ока­зался полон сюр­при­зов. Не успел дядя Юлиус уйти, как фре­кен Бок кину­лась к теле­фону. И она гово­рила так громко, что Малыш и Карлсон невольно услы­шали весь ей разговор.

— Алло! Это ты, Фрида? — начала она тороп­ливо. — Ну как пожи­вает твой пре­лест­ный носик?.. Видишь ли, это я уже слы­шала, но тебе больше нечего бес­по­ко­иться о моём носе, потому что я наме­рена его при­хва­тить с собой, когда уеду в Вестер­гет­ланд… Ах да, я совсем забыла тебе ска­зать, что я соби­ра­юсь пере­ехать в Вестер­гет­ланд… Нет, вовсе не в каче­стве эко­номки, а про­сто я выхожу замуж, хотя я и такая тол­стая… Ну, что ты ска­жешь?.. Да, конечно, ты име­ешь пол­ное право это узнать… За гос­по­дина Юли­уса Иен­сена, именно за него… да, это чистая правда, ты гово­ришь с гос­по­жой Иен­сен, доро­гая Фрида… Я вижу, ты рас­тро­га­лась… ты пла­чешь… Ну, ну, Фрида, не огор­чайся, ты тоже ещё можешь встре­тить хоро­шего чело­века… Про­сти, но мне неко­гда больше с тобой гово­рить, мой жених сей­час при­дёт… Я потом ещё позвоню, Фридочка.

Карлсон гля­дел на Малыша широко рас­кры­тыми глазами.

— Скажи, есть лекар­ства, кото­рые лечат дура­ков? — спро­сил он нако­нец. — Если есть, то надо срочно дать его дяде Юли­усу, да ещё самую боль­шую дозу!

Но Малыш ничего не слы­шал про такое лекар­ство. Карлсон сочув­ственно вздох­нул, а когда дядя Юлиус вер­нулся от док­тора, он подо­шёл к нему и молча сунул в руку пяти­эро­вую монетку.

— Это ещё зачем? — спро­сил дядя Юлиус.

— Купи себе что-нибудь при­ят­ное, — ска­зал Карлсон печально, — ты в этом нуждаешься.

Дядя Юлиус побла­го­да­рил Карлсона, но он был так весел и счаст­лив, что не нуж­дался в пяти эре для подъ­ёма настро­е­ния. Дядя Юлиус всё повто­рял, что он счаст­лив и что нико­гда не забу­дет этих дней. А кроме того, здесь ему открылся заме­ча­тель­ный мир ска­зок. Правда, он испу­гался, когда уви­дел, что мимо окна про­ле­тает ведьма, это он отри­цать не будет, но…

— Не про­сто ведьма, — уточ­нил Карлсон, — а самая ведь­ми­стая ведьма на свете!

Но глав­ное, что он снова оку­нулся в мир своих пред­ков, гнул своё дядя Юлиус, и это его неска­занно радует. Эти пре­крас­ные ска­зоч­ные дни про­шли, но он заво­е­вал сердце ска­зоч­ной прин­цессы, и вот теперь будет свадьба.

— Ска­зоч­ная прин­цесса! — повто­рил за ним Карлсон, и глаза его забле­стели. Он долго сме­ялся, потом погля­дел на дядю Юли­уса, пока­чал голо­вой и снова при­нялся хохотать.

Фре­кен Бок хло­по­тала на кухне; такой весё­лой Малыш её ещё нико­гда не видел.

— Я тоже очень полю­била ведьм, — ска­зала она, — потому что, если бы одна ведьма не летала у наших окон и не пугала бы нас, ты, Юлиус, нико­гда бы, навер­ное, не кинулся мне на шею, и вообще ничего бы не было.

Карлсон под­прыг­нул на месте с досады, а потом пожал плечами.

— Что ж, пустяки, дело житей­ское! — ска­зал он. — Хотя не думаю, чтоб у нас в Ваза­стане было много ведьм.

А фре­кен Бок гово­рила уже о сва­дьбе и с каж­дой мину­той выгля­дела всё счаст­ли­вей и счастливей.

— Ты, Малыш, будешь у нас на сва­дьбе, — ска­зала она. — Тебе сошьют бар­хат­ный костюм, ты будешь в нём такой красивый.

Малыш содрог­нулся. Чёр­ный бар­хат­ный костюм… Да Кри­стер и Гунилла его засмеют!

Зато Карлсону было не до смеха. Он все­рьёз обиделся.

— Так я не играю, я тоже хочу быть на сва­дьбе, я тоже хочу, чтобы мне сшили чёр­ный бар­хат­ный костюм!.. Нет, так я не играю!..

Тут настала оче­редь фре­кен Бок посме­яться вволю.

— Весё­лая будет с тобой сва­дьба, не соскучишься.

— Я тоже так думаю, — горячо под­хва­тил Карлсон, — я буду сто­ять у тебя за спи­ной в чёр­ном бар­хат­ном костюме, и кидать всё время пяти­эро­вые монетки, и стре­лять из сво­его писто­лета! Что за сва­дьба без салюта!

Дядя Юлиус был так счаст­лив, что ему хоте­лось, чтобы все были счаст­ливы, и он тут же при­гла­сил Карлсона. Но фре­кен Бок ска­зала, что тогда сва­дьба будет без неё.

И в тот день тоже настал вечер. Малыш сидел у Карлсона на крыльце, сгу­ща­лись сумерки, и во всём Ваза­стане зажглись огни, и во всём Сток­гольме — море огней, куда ни погляди.

Да, настал вечер, Малыш сидел рядом с Карлсо­ном, и это было хорошо. Как раз сей­час в Вестер­гет­ланде на малень­кой стан­ции оста­но­вился поезд и из вагона вышел дядя Юлиус. Где-то в море плы­вёт назад, в Сток­гольм, белый паро­ход, а на его палубе стоят мама и папа. Фре­кен Бок была у себя дома, на Фрей­га­тен, чтобы обод­рить Фриду. Бимбо спал в своей кор­зинке. Но здесь, на крыше, Малыш сидел со своим луч­шим дру­гом, и они ели све­жие плюшки фре­кен Бок. Всё это было заме­ча­тельно. И всё же Малышу было тревожно.

Нет тебе покоя, если ты дру­жишь с Карлсоном!

— Я попы­тался тебе объ­яс­нить как мог, — ска­зал Малыш. — Я обе­ре­гал тебя до сих пор, это верно. Но что теперь будет, я не знаю.

Карлсон запи­хал себе в рот целую плюшку и про­гло­тил её.

— Какой ты глу­пый! Теперь они могут охо­титься за мной, чтобы полу­чить несколько пяти­эро­вых монет, я всему этому поло­жил конец; пойми, Филле и Рулле теперь нечего за мной гоняться.

Малыш тоже взял плюшку и отку­сил кусочек.

— Нет, это ты глу­пый. Теперь весь Ваза­стан, во вся­ком слу­чае целые толпы дура­ков, будет ходить за тобой по пятам, чтобы погля­деть, как ты лета­ешь, или украсть твой мотор.

Карлсон ожи­вился.

— Ты дума­ешь? Если ты прав, то мы можем сего­дня хорошо пове­се­литься, во вся­ком случае.

Малыш все­рьёз разозлился.

— Как ты спра­вишься, — ска­зал он гневно, — как ты спра­вишься, я тебя спра­ши­ваю, если тебя будут оса­ждать толпы народу!

— Ты зна­ешь, есть три спо­соба: куро­ще­ние, низ­ве­де­ние и дура­ка­ва­ля­ние. И я думаю, что при­дётся при­ме­нить все три сразу.

Карлсон скло­нил голову набок и посмот­рел на него лукаво.

Карлсон выгля­дел так забавно, что Малыш невольно улыб­нулся и пове­се­лел. Карлсон сунул руки в кар­маны и радостно позве­нел сво­ими пяти­эро­выми монетками.

— Гей-гоп, бога­тый, и кра­си­вый, и умный, и в меру упи­тан­ный муж­чина в самом рас­цвете сил, это я, луч­ший в мире Карлсон, луч­ший во всех отно­ше­ниях, ты это пони­ма­ешь, Малыш? — Да, — отве­тил Малыш.

Но в кар­мане у Карлсона были не только пяти­эро­вые монеты, но и малень­кий писто­лет, и, прежде чем Малыш успел оста­но­вить Карлсона, выстрел про­ка­тился по всему Вазастану.

«Ну вот, начи­на­ется», — поду­мал Малыш, когда уви­дел, что в сосед­них домах рас­кры­ва­ются окна, и услы­шал гул взвол­но­ван­ных голосов.

Но Карлсон запел свою песенку, и боль­шими паль­цами он отби­вал такт:

Пусть всё кругом
Горит огнём,
А мы с тобой споём:
Ути, боссе, буссе, бассе,
Биссе, и отдохнём.
Пусть тыщу було­чек несут
На день рож­де­нья к нам.
А мы с тобой устроим тут
Ути, боссе, буссе, капут,
Биссе и тарарам.

КОНЕЦ